Убежище

Глава девятая

Кейт стояла на берегу озера и смотрела, как плавает любимый черный пес ее бабушки. Утки бросались в стороны, крякали в знак протеста, но Лола рассекала воду как тюлень. Над головой сгущались тучи, моросил мелкий дождик, но для Лолы каждый день был праздником.

Первое время после смерти бабушки Лола горевала. Розмари тихо скончалась во сне, как и тот, кого она любила. Собака еще несколько дней безутешно лежала в ногах бабушкиной кровати, пока Кейт не повязала ей на шею один из бабушкиных шарфов, на котором еще оставался приятный запах Розмари, и постепенно Лола начала вести себя как прежде.

Еще одни похороны для клана Салливан и для всего мира. Еще одни поминки в семье.

Хотя Кейт понимала, почему потеря и все эти ритуалы пробудили к жизни былые кошмары и тревогу, легче ей не стало. Даже сейчас, когда собака плескалась в воде, когда в коттедже собралось так много родных, она поймала себя на том, что смотрит в сторону леса.

Вдруг она заметит движение, вдруг ее там кто-то поджидает.

Она понимала, что выросла, но все равно не могла отвести взгляд. Она знала эти леса так же хорошо, как сад, как каждую комнату в коттедже. За последние семь лет это место стало ей домом. В Лос-Анджелесе она бывала урывками и лишь иногда ездила в Англию или Италию.

В первый год ее отец отклонял все сценарии, все предложения, защищал ее от прессы и от ее собственных страхов; теперь она это понимает. Бабушка и Нина были здесь рядом, а во время поездок в Лос-Анджелес – бабушка Лили и дедушка. А тетя Мо, дядя Гарри и остальные в гостях в Нью-Йорке.

Она радовалась, когда Нина влюбилась и вышла замуж, хотя это означало, что она больше не будет жить с ними в коттедже или лос-анджелесском гостевом доме.

Теперь пришло время и Кейт покинуть коттедж. Бабушки больше нет; у отца работа. Теперь она переедет обратно в Лос-Анджелес, а сюда будет приезжать погостить.

Лола наконец выбралась из озера и стряхнула с себя невероятное количество воды. Затем принялась кататься по мокрой траве, получая от этого огромное удовольствие.

– Ты скоро сама промокнешь насквозь, как Лола.

Кейт улыбнулась дедушке в ответ:

– Да ладно, обычный дождь.

Он обнял ее, и она положила голову ему на плечо.

– Я знаю, что она была готова уйти к дедушке. Она так много говорила о нем последние несколько недель. Иногда…

– Иногда?

– Она разговаривала с ним.

Подняв глаза, она увидела, что в каплях дождя его сияющие седые волосы стали блестеть еще сильнее.

– Я слышала, как она с ним разговаривает, и глубоко в душе ждала, что вот-вот услышу его голос. Этого не произошло, но я уверена, что она его слышала.

– Они всю жизнь любили друг друга. – Хью, как всегда, удивился тому, что голова внучки находится на уровне его подбородка, и поцеловал ее в висок. – Нам будет без них тяжело. Я знаю, тебе трудно уезжать отсюда. Но ты вернешься. Обещаю.

Но все здесь будет по-другому.

– Я не могу взять Лолу. Это ее дом, и будет несправедливо увозить ее отсюда. Она любит Нину, Роба и детей, она с ними счастлива.

– Что я могу для тебя сделать, Кейти? Что я могу сделать, чтобы тебе стало легче?

– Не позволяй папе отказываться от хороших сценариев, потому что он беспокоится обо мне. Терпеть не могу, когда он так поступает. Мне уже семнадцать. Мне важно знать, что он доверяет мне… решение проблем.

– А чего бы тебе самой хотелось?

– Не знаю, вернее, не уверена. Но я же Салливан, думаю, мне стоит вновь заняться семейным ремеслом.

– Хочешь играть?

– Хочу попробовать. Я знаю, что прошло много времени, но актерство у нас в крови, не так ли? Пусть даже роль будет небольшая. У меня ноги промокли.

– У меня, кажется, тоже. Обсудим это по пути домой.

У нее внутри все сжалось.

– Уже пора?

– Скоро.

– Я… Я хочу отвести Лолу к Нине. Попрощайся со всеми.

– Хорошо. Я предупрежу твоего папу, Кейтлин, – сказал Хью, когда она направилась к собаке. – Жизнь – это череда поворотов. И это новый поворот.

Кейт остановилась: темные волосы намокли, в глазах застыла голубизна летнего неба и невыносимая печаль.

– А как узнать, к чему он ведет?

– Никак. Это часть приключения.

«А если я не хочу приключений?» – подумала Кейт, надевая на спину рюкзак с любимыми игрушками Лолы. Что, если она хочет тишины и обыденности?

Что, если она не хочет поворачивать и идти в другом направлении?

Выбора у нее не было, а это всегда раздражало. Девушка позвала Лолу и вместе с ней направилась по тропинке, огибающей лес.

Знакомый путь, она ходила по нему бесчисленное количество раз, часто вместе с Лолой, а иногда просто наедине со своими мыслями. Разве ей запрещено злиться из-за того, что она покидает привычное место?

Где в Лос-Анджелесе она найдет свежие ароматы зелени? Простое удовольствие от прогулки по узкой грунтовой тропинке под моросящим дождем?

Сорока крикнула и метнулась в заросли. По таким вещам она тоже будет скучать.

Поворот в ее жизни случился, когда ей было десять. С тех пор все переменилось.

– Никто не говорит об этом, Лола.

При звуке своего имени Лола прекратила изучать фуксии, свисающие с живой изгороди, и отпрянула назад.

– Даже я больше не могу. В чем смысл? Но я умею считать, не так ли? Я знаю, что она готовится к условно-досрочному освобождению.

Пожав плечами, Кейт поправила рюкзак.

– Да кого это вообще волнует? Всем наплевать. Ну выйдет она, ну и что. Это ничего не меняет.

Но в глубине души у Кейтлин сидел страх, боязнь того, что дела обстоят ровно наоборот: освободившись из-под стражи, ее мать станет еще одной переменной, которую она не сможет контролировать и будет вынуждена принять как данность.

Есть вероятность, что актерство поможет ей обрести хоть какой-то контроль над жизнью. Как бы сильно она ни любила свою семью (а она любила свою семью, и здесь, и в Штатах), ей пора жить своей жизнью.

Ее жизнь – ее выбор, и больше ничей.

– Я скучаю, – прошептала она Лоле. – Я скучаю по актерской игре, скучаю по тому, чтобы разрешить себе стать кем-то другим, скучаю по работе и веселью, которое она приносит. Так что все возможно.

А через год, напомнила себе Кейт, она уже сможет сама принимать решения. Она сможет работать на износ или вернется сюда и будет жить на берегу озера. Она сможет поехать в Нью-Йорк или еще куда-нибудь. Она сможет…

Сделать еще один поворот.

– Ну, черт возьми, Лола, это именно то, что имел в виду дедушка. Порой меня раздражает, когда в итоге они оказываются правы.

Она достала телефон и сфотографировала кроваво-красные фуксии на фоне промокшей зелени. Сделала снимок Лолы с высунутым языком и глазами, полными веселья. Потом еще один, и еще один.

Старое корявое дерево, под которым она впервые поцеловалась. Том Маклафлин, вспомнила она, четвероюродный или пятирядный кузен, седьмая вода на киселе.

Корова, протягивающая голову через каменную стену, чтобы пощипать траву на другой стороне. Коттедж миссис Лири, потому что миссис Лири научила их с бабушкой печь черный хлеб.

Она забирала все это с собой, чтобы посмотреть, когда ей станет грустно или она почувствует себя потерянной.

Она прошла полмили от коттеджа и свернула на ухабистую дорогу. Лола поняла, куда они направляются, и с радостным лаем побежала вперед.

– Прощай, – сказала Кейт и дала волю слезам, потому что Нина все равно все поймет, как ни скрывай.

– До свидания, – повторила она и на мгновение остановилась: стройная, по спине струились длинные черные волосы. И зашагала за собакой, чтобы ступить на верный путь.

Лос-Анджелес утопал в солнечном свете. Улицы и тротуары плавились. Яркие цветы пульсировали от жары. За стенами и воротами поместья Салливанов гудели улицы.

В модных ресторанах одни красивые люди обсуждали бизнес и поглощали органические салаты и киноа, а другие красивые люди, пока только надеявшиеся пробиться в киноиндустрию, обслуживали их столики.

У гостевого дома были свои преимущества: красивая комната в мягких тонах и с атмосферой чуть потертого шика, собственная ванная с отличным душем, который подавал горячую воду столько, сколько Кейт хотела.

У нее даже был свой отдельный вход, так что она могла выскользнуть ночью или днем, не проходя через основную часть дома, – привычка, которую она выработала и поддерживала, даже когда ее отец был на работе.

Ей нравились сады, и она очень ценила то, что у них есть бассейн.

Она могла сама готовить себе еду, если бы захотела – миссис Лири научила ее печь не только черный хлеб, – или прийти в главный дом, чтобы присоединиться к бабушке с дедушкой. Если они ужинали не дома, то она заглядывала на кухню к Консуэле, их повару и, что уж там, экономке, за какой-нибудь едой и болтовней.

Дедушка дал ей сценарий роли, которую подобрал для нее, и Кейт прочитала его взахлеб. А затем стала работать над образом Джут – изворотливой, беспечной лучшей подруги дочери матери-одиночки в остроумной романтической комедии. У нее было всего несколько сцен, но сцен довольно значимых для фильма.

Кейт уважала мнение отца, и ей нужно было получить его разрешение, так что она дала ему прочитать сценарий.

Эйдан постучал в дверь ее спальни, она перестала практиковать походку Джут и крикнула:

– Входи.

Ладони у нее вспотели, когда она заметила, что он держит в руках сценарий.

– Ты прочел.

– Да. Он хорош, но твой дедушка осторожен с проектами. Ты же понимаешь, что они уже выбрали тебя на роль Кэрри.

– Я не хочу играть Кэрри. Не то чтобы это плохая роль. Но прямо сейчас я не хочу брать на себя такую ответственность. Еще рано. Джут мне больше подходит. Она играет на желании Кэрри быть идеальной и на том, как мать вечно ее обходит. Она приносит элемент хаоса.

– Так и есть, – согласился Эйдан. – У нее длинный язык, Кейт.

В ответ Кейт медленно повела плечами, закатила глаза и, ссутулившись, опустилась на стул.

– Господи, да она просто, знаешь, любит выпендриваться.

Заметив, как отец вытаращил глаза от удивления, она подумала, что переборщила, но тут он рассмеялся, присел на край кровати и положил сценарий рядом с собой.

– Неудивительно, что родители Джут немного ее побаиваются.

– Она умнее и храбрее, чем они. Я понимаю ее, папа. – Кейт наклонилась вперед. – Я восхищаюсь тем, что ее не волнует, что о ней подумают. Мне кажется, мне правда кажется, что если я получу эту роль, у меня получится сыграть ее хорошо. И это пойдет мне на пользу.

– Ты уже давно не хотела ничего подобного. Или же… – он перевел взгляд на стеклянные двери, за которыми сгущались сумерки, – это я держал дверь закрытой. Не запертой, но закрытой.

– Ты не виноват. Просто я не спрашивала, можно ли открыть эту дверь, и, если честно, думала об этом от случая к случаю. Теперь я просто хочу проверить, почувствую ли что-нибудь, если войду туда.

– Ты должна быть готова к вопросам, которые напомнят о том, что произошло в Биг-Суре.

Она на мгновение замолчала, просто сидела, не сводя с него глаз.

– Неужели я должна отказаться от всего из-за того, что она сделала?

– Нет, Кейт, нет. Но…

– Тогда позволь мне сделать этот шаг, позволь мне попытаться получить роль. Дай мне посмотреть, что из этого выйдет.

– Я не буду стоять у тебя на пути.

Она вскочила и обвила его руками.

– Спасибо, спасибо, спасибо!

Он крепко обнял ее.

– Но есть несколько условий.

– Ох.

– Я найму телохранителя.

Ошеломленная и потрясенная, она отпрянула назад.

– Да ладно.

– Я найду женщину, – продолжил он. – Мы скажем, что она – твой персональный ассистент.

– Боже, как будто мне нужен личный помощник. Папа, в студии есть охрана.

– Не превращай это в камень преткновения.

Она знала эту интонацию, спокойную и прозрачную, как вода. Эйдан не шутил.

– Неужели ты собираешься беспокоиться обо мне всю мою жизнь?

– Да, – все с той же интонацией ответил он. – Это часть моей работы.

– Прекрасно, прекрасно. Что еще?

– Если будешь задерживаться, то напиши мне. И поскольку мы оба, скорее всего, будем работать, если меня не будет дома, я буду ждать сообщения, что ты вернулась.

– Нет проблем. Дальше?

– Это не повлияет на школьные оценки.

– Договорились. Это все?

– Кроме уже введенного запрета на алкоголь и наркотики, да. Это все.

– Договорились. Я к дедушке, попрошу, чтобы он устроил прослушивание.

Она умчалась так быстро, что он едва успел почувствовать гордость из-за того, что ее ожидает прослушивание. Но времени, чтобы беспокоиться обо всем, что может подстерегать ее в мире, от которого он скрывал ее долгих семь лет, у него было предостаточно.

Кейт думала только о настоящем и бежала по широкой, вымощенной булыжником дорожке к главному дому. Он был построен в георгианском стиле и утопал в сгущавшихся тенях. Вдоль главной дорожки и вдоль других дорожек в садах, пахнущих розами и пионами, мерцали огни, как и в окнах мерцали синие-синие отблески бассейна.

Обогнув большой внутренний дворик, в беседке из глициний она увидела бабушку с дедушкой, мирно потягивающих напитки.

– Смотрите, кто пришел. – Лили, чьи огненно-рыжие волосы обрамляли лицо, подняла бокал с мартини. – Возьми себе колы, дорогая, и посиди с нами, старыми пердунами.

– Я что-то не вижу здесь никаких старых пердунов.

Кейт села на краешек стула. Именно так она себя и чувствовала: на краю.

– Я не хотела ничего говорить, пока не услышу мнение папы. Мы прочитали сценарий «Точно может быть». Он разрешил; боже, я хочу попробовать. Когда я смогу пройти прослушивание на роль Джут?

Не скрывая радости, Хью смотрел на нее поверх бокала с виски.

– Дорогая, я не просто играю вспыльчивого дедушку Кэрри, я еще и исполнительный продюсер. Роль твоя.

Ее пульс пустился танцевать чечетку, и ноги хотели последовать за ним.

– Ой, я так хочу попробовать. Соблазнительно, конечно, но нет, пожалуйста. Я хочу пройти прослушивание. Пусть все будет правильно.

– Хью, организуй ей прослушивание и поздравь себя с тем, что у твоей внучки есть честь и гордость.

– Хорошо, я все устрою.

– Ура! Мне нужно подготовиться. – Она подпрыгнула и снова села. – Мне нужно… Бабушка Лили, мне нужно сходить в салон красоты. Мои волосы. И мне нужна какая-нибудь лос-анджелесская одежда. Скажите, где я смогу найти водителя?

Лили подняла вверх палец, затем взяла со стола телефон и нажала на быстрый набор.

– Мими, сделаешь мне одолжение? Отмени мой завтрашний обед и свяжись с Джино – да, сейчас, дома. Скажи ему, что мне нужно, чтобы он завтра позаботился о моей внучке. Да, это частный визит. Мы что-нибудь придумаем с его расписанием. Мы будем ходить по магазинам почти весь день. Спасибо.

– Не стоило…

– Не стоило? – Она запрокинула голову и засмеялась. – Скажи еще, что петухам не стоит кукарекать. Да я годами мечтала, чтобы мой Джино приложил свои гениальные руки к твоим волосам. Теперь у меня есть шанс. Добавь покупки, для меня это все равно что день в цирке. А я очень люблю цирк.

– Это правда, – кивнул Хью. – Поэтому она и вышла замуж за Салливана.

– Чистая правда. О, Мими, так быстро. Это Лил. – Лили поднесла телефон к уху. – Просто идеально. Да, все есть. Ты лучшая, Мими. Целую.

Она положила трубку.

– Джино придет пораньше – ну, в его понимании пораньше, – и только ради тебя. Будь готова в восемь тридцать.

– Мими не самая лучшая, а вот ты – да.

Кейт снова вскочила, шумно чмокнула Лили в щеку, потом поцеловала дедушку.

– Вы оба. Вы еще будете мной гордиться. Мне пора!

Когда она умчалась, Лили снова подняла бокал с мартини.

– Смутно припоминаю, что и в тебе бурлило столько энергии. Тебе нужно присмотреть за ней, Хью.

– Знаю. Я присмотрю.

Прошли годы с тех пор, как Кейт в последний раз бывала в лос-анджелесском пафосном салоне, где клиентам приносят родниковую воду или шампанское, настоянный чай или латте, одном из тех салонов, которые могут похвастаться частной стоянкой и перечнем оказываемых услуг толщиной с роман.

Но с первых же мгновений запахи – дорогие средства, духи, аромасвечи – слились воедино и словно перенесли ее в детство.

Обратно к матери.

Она едва не развернулась.

– Кейт?

– Простите.

Девушка погрузилась в мир, окрашенный в черное и серебряное, с низкой пульсирующей техно-музыкой и яркими люстрами, похожими на изогнутые серебристые ленты.

Мужчина в рубашке, которая, возможно, была придумана Джексоном Поллоком, сидел за полукруглой стойкой регистрации. Над его лбом поднималась волна кудрявых, как у серфингиста, волос. В левом ухе у него было три сережки, а на тыльной стороне левой руки красовалась татуировка в виде стрекозы.

– Великолепная Лили! – Он вскочил и хлопнул в ладоши. – Джино уже на месте. Неужели это ваша внучка. Тебе было бы десять, когда она родилась!

– Цицерон! – Лили обменялась с ним поцелуями. – Ну разве ты не прелесть! Кейтлин, это Цицерон.

– Моя милая девочка. – Он сжал ее руку в своих ладонях. – Какая красота! Я верну тебя обратно. Итак, что я могу тебе предложить? Утренний латте, Лили, любовь моя?

– Два, для нас обеих, Цицерон. Как у вас с Маркусом дела?

Он поиграл бровями, пока они шли через весь салон.

– Накаляются. Он попросил меня переехать к нему.

– И?

– Я думаю… согласиться.

Кейт подумала, что есть что-то милое в том, как Лили обняла его, прижала к себе.

– Ему с тобой повезло. Знаешь, Кейт, Цицерон – это не просто еще одно симпатичное личико. Он помогает Джино вести дела и готовит лучший латте в Беверли-Хиллз.

– Но лицо у него действительно симпатичное, – сказала Кейт, и Цицерон улыбнулся.

– Ну что за прелесть!

Он рывком раздвинул черные занавески.

– Джино, к тебе пришли две роскошные дамы.

– Обожаю таких дам.

Если Цицерон был худощавым и подвижным, то Джино – большим и мускулистым. У него была копна черных волос, спадающих на воротник черной туники, большие карие глаза с тяжелыми веками и идеальная двухдневная щетина.

Он не стал обмениваться поцелуями с Лили, но поднял ее на дюйм в медвежьих объятиях.

– Моя любовь. Ты вытащила меня из постели на час раньше.

– Кто бы ни была эта счастливица, надеюсь, она меня простит.

Он широко улыбнулся. Затем повернулся к Кейт.

– А это, значит, Кейтлин. Лилия рассказывает мне обо всех своих цыплятах.

Джино собрал в ладонь волосы Кейт.

– Густые и здоровые. Присаживайся. Лили, моя родная, Зои сделает тебе маникюр-педикюр.

– Я хотела посмотреть. Буду вести себя тихо, – настаивала Лили.

Джино поднял брови и указал пальцем в сторону занавеса.

– Задерни его, когда будешь уходить.

Кейт сидела в большом кожаном кресле перед большим трюмо с голливудскими лампами.

– Должно быть, вы гений по части волос, потому что никто не выгоняет Лили из комнаты.

– Гений по части волос, скрытный, как сфинкс. Секреты, которые шепотом открываются здесь, остаются здесь навсегда. – Он провел руками по ее волосам, изучая ее лицо в зеркале. – Ты Салливан до кончиков волос. Ирландская красавица, еще не распустившийся бутон. Не открою секрета, если скажу, что Лили любит тебя всем сердцем.

– Это взаимно.

– Хорошо. Ты знаешь, чего хочешь, или поступишь мудро и позволишь мне самому сказать?

– На второе мне духу не хватит, поэтому просто скажу, что мне нужно выглядеть достойно. Для прослушивания.

– Хорошо, пусть это будет исключением. Рассказывай.

– У меня есть пара фотографий.

Она достала свой телефон, Цицерон принес ей латте, поставил его на стол и снова вышел.

– Гм… Хм… – Джино несколько раз кивнул, изучая фотографии, а потом, прищурившись, посмотрел на нее в зеркало.

– Мне в голову приходит комбинация. Джут дерзкая и изворотливая, и ей нравится заявлять о себе. Так что, если бы вы могли…

Мастер прервал ее одним движением пальца.

– Предоставь это мне. Один вопрос. У тебя хорошие, здоровые волосы, готова ли ты с ними расстаться?

– Ой. Конечно. Я об этом даже не думала.

– Я обо всем позабочусь. Выпей латте и расслабься.

Она попыталась, но, несмотря на то что ее отвернули от зеркала, крепко зажмурилась, когда Джино сделал первое и решительное движение ножницами.

Ну вот и все, подумала она.

– Выдохни. Теперь сделай вдох, выдохни. Расскажи о себе.

– Ладно. Хорошо. Господи. Фух. Ну, с тех пор как мне исполнилось десять, я по большей части жила в Ирландии.

– Я там не был. Опиши мне Ирландию.

Она закрыла глаза и рассказала ему о коттедже, озере, людях, пока он работал.

Два с половиной часа спустя он отдернул штору и впустил Лили.

Она прикрыла рот обеими руками, словно сдерживая крик.

Кейт сидела в кресле салона, ее волосы, собранные в короткую косу с тяжелой копной на макушке, были выкрашены в глубокий ярко-синий цвет. При виде реакции Лили восторг Кейт сменился огорчением.

– Господи, бабушка Лили.

Лили покачала головой, потом помахала руками в воздухе и отвернулась. Затем повернулась обратно.

– Мне нравится! Мне нравится, – повторила она, снова размахивая руками. – Ох, да что же это, Кейти, ты выглядишь как настоящая оторва.

– Правда?

– Я ведь тоже читала сценарий. Но это фантастика. Будь семнадцатилетней, милая. Слушай Мелленкампа и оставайся семнадцатилетней так долго, как сможешь. Джино, посмотри, что ты сделал для моей девочки.

– А ты во мне сомневалась?

– Ни секунды. Вставай, вставай, повернись. Мне нравится. Твой отец будет не в восторге, но ему придется смириться. Не беспокойся об этом. К тому же это Джут, так что он потерпит. Нужно купить тебе какую-нибудь одежду, которая подойдет к этой прическе. И крутые подростковые ботинки.

Два дня спустя, с прической для прослушивания, в армейских ботинках на шнуровке, рваных джинсах, искусно выцветшей футболке с Фрэнком Заппой, с синим лаком на ногтях, который она специально кое-где соскребла, с гроздьями кожаных и матерчатых браслетов, Кейт отправилась на прослушивание.

Сердце у нее бешено колотилось, желудок скрутило, и она почувствовала, как перехватило дыхание, когда режиссер, женщина, которую она уважала, пристально на нее посмотрела.

– Кейтлин Салливан, прослушивается на роль Джут.

Она почувствовала на себе взгляды, осуждающие, оценивающие, и позволила себе расслабиться.

Она перенесла вес на одну ногу и превратилась в непокорную Джут. Она говорила с едва заметным калифорнийским акцентом.

– Ну так че, решили? У меня типа полно всяких дел. В потолок плевать и все в таком роде, – дернула она плечами в конце прослушивания.

Увидев, что режиссер вот-вот улыбнется, она поняла, что еще переступит порог этой студии.

Глава десятая

За долгие годы, прошедшие между «Мечтой Донована» и «Точно может быть», Кейт забыла, как сильно ей нравилось быть частью проекта, частью сообщества. Но все вернулось.

Она не стала одеваться под стать своему персонажу на читки сценария, но прическа была той же. Да и к тому же одежда помогла бы ей войти в роль.

Бог свидетель, она поработала над своим голосом – ритм, подача. И тем, что Лили называла «уверенностью».

Ей нравился стиль Джут, и ей хотелось быть на нее похожей.

Она познакомилась с Дарли Мэддиган, которая играла Кэрри, и прогнала с ней сцену, чтобы узнать, может ли у них сложиться химия. Ей понравился подход Дарли к роли: открытая ко всему искательница совершенства.

Они отыгрывали притяжение противоположностей, и результат превзошел все ожидания.

Дарли была уверенной в себе восемнадцатилетней девушкой, живо интересующейся ветеринарией; свою первую роль она получила в три года и с тех пор жила не оглядываясь.

У нее был дом в Малибу, она любила встречаться за ужином в ночных клубах и не так давно подписала грандиозный контракт на создание линии спортивной одежды, рассчитанной на покупателей в возрасте от шестнадцати до двадцати пяти лет.

Длинные светлые волосы Дарли были собраны в простой конский хвост, она вошла в зал для читки и направилась прямиком к Хью.

– Дедуль. – Она обняла его. – Я хочу еще раз сказать, что очень рада с вами поработать. Как жизнь, Кейт? Готова?

– На все сто.

– Круто. Я в восторге. Давай повеселимся.

В целом так и получилось. Кейт сидела за столом с актерами, режиссером, финансистами, сценаристом, ассистентом, который читал указания для сцены. Она впервые встретила своих киношных родителей, и актера, играющего лучшего спортсмена, по которому сохла Кэрри, неуклюжего ботаника, который особо не скрывал свою любовь к Джут, и всех остальных.

– «Кэрри кричит, падает на кровать и рыдает».

Крик произвел на Кейт впечатление, но она так глубоко погрузилась в роль, что не стала этого показывать.

– Бо-о-оже, Кэр, кончай это! Ты ставишь себя в неловкое положение. Что еще важнее, ты ставишь меня в неловкое положение.

Джут садится на кровать. На мгновение ее лицо выражает сочувствие, а потом она шлепает Кэрри по заднице.

– Кэрри, этот парень – придурок.

– Почему он не хочет быть моим придурком?

Кэрри переворачивается.

– Я люблю его. Я хочу умереть. Моя мать занимается сексом с мистером Шредером. Она купила сексуальное нижнее белье! Я получила двойку, двойку по математике! И… и после того, как я две недели подтягивала Кевина, после того как я провела с ним столько времени, после того как я помогла ему получить пятерку, он заявляет: «Спасибо, рад, что все закончилось!»

– Ну я и говорю – придурок. Давай разберемся со всем, не обязательно по порядку. Твоя мама занимается сексом со Шредером, для старого чувака он довольно ниче такой, и это хорошо, Кэрри. Пока она занимается сексом, думает о сексе, покупает сексуальное нижнее белье, она не докапывается до тебя. Кэр, это временные трудности, они поджидают нас повсюду. Порадуйся за нее и живи свободно.

Кэрри закрывает глаза рукой и шмыгает носом.

– Я не хочу жить свободно без Кевина. Ты моя лучшая подруга. Ты должна меня поддерживать.

Кейт подскочила, обернулась и пнула воображаемую ножку кровати.

– Хочешь, чтобы я тебя поддержала? Да ты сама себя поддержи. Мечтаешь об этом придурке? Об этом придурке?

– Да!

– Тогда соберись, мать твою. Соберись сейчас же! Втяни живот – и грудь вперед. – Она подошла и заставила Дарли встать. – Втяни живот. Грудь повыше – и вперед за своим придурком.

– Как?

– Живот втянула? – Кейт ткнула пальцем в живот Дарли. – Грудь выставила? – Схватила грудь ошарашенной Дарли и чуть приподняла ее.

– Так?

– Так. Я скажу тебе, что делать. Но для начала мне нужно немного начос.

За столом раздались аплодисменты и смех.

– Мы можем это оставить? – попросила Дарли. – Можем оставить тычки и шлепки?

– Уже внесли их в сценарий, – сказал режиссер. – Отличная работа, дамы. Следующая сцена.

Кейт выбежала из комнаты и на другой день отправилась прямиком к художникам по костюмам.

Но в тот вечер Entertainment Tonight рассказала историю возвращения Кейтлин Салливан и подробно пересказала историю ее похищения.

Variety тоже опубликовала статью с этой историей. People, Los Angeles Times, Entertainment Weekly – все они принялись колотить в дверь к Кейт, прося интервью, комментарии, заявления и фотографии.

Интернет взорвался.

Ее отказ давать интервью только подлил масла в огонь. В течение первой недели съемок он разгорелся еще сильнее, когда кому-то удалось сфотографировать Кейт на парковке и продать ее таблоиду.

Фотографию, на которой она в образе Джут и показывает средний палец, поместили рядом с фотографией, где ей было десять.

Социальные сети подхватили тему и пустились во все тяжкие.

Кипя от негодования, Кейт сидела в кинотрейлере Дарли и ждала, когда их позовут снимать следующую сцену.

– Я знаю, как это работает. Я знаю, зачем они это делают. Я просто не понимаю, почему кого-то это так волнует.

– Разумеется, ты знаешь. Ты была ребенком, и твоя мать тебя использовала. Мне жаль, что это задевает тебя за живое.

Кейт покачала головой.

– Я знаю, что это такое.

– Ну, это полный отстой. Но ты ведь из голливудских Салливанов, и это большой плюс.

Дарли, на которой был красно-белый наряд группы поддержки, жестом указала на бутылку несладкого мятного чая.

– Но в любом случае ты актриса, исполнительница роли. Мы ведем не совсем честную игру, Кейт. И вся эта чепуха – часть сделки.

Правда была простой, но оттого и проглотить ее было непросто.

– Я знала, что так будет. Я предполагала, что эта история еще даст о себе знать, а потом забудется, если не подбрасывать поленья.

– А люди подбрасывают. Они кликают на ссылки, сметают с прилавков таблоидный мусор, пока продавец не пробьет их банки с тунцом.

– Ты ведь тоже через это проходишь.

– Да. Но, как правило, просто стараюсь не обращать внимания. В прошлом году у меня были серьезные чувства к одному человеку. Я пошла на ужин с коллегой, кто-то сфотографировал, как мы улыбались друг другу, и бац – это уже повсюду. Я смогла отмахнуться от этого, но парень, с которым я встречалась, не смог. Он почти поверил во все это, так что…

Она пожала плечами и сделала глоток чая.

– Все было кончено.

– Мне жаль.

– Мне тоже. Я действительно любила его. – Она улыбнулась и ткнула Кейт в плечо. – Даже несмотря на то, что он превратился в придурка.

Услышав стук в дверь, Дарли оглянулась.

– Мисс Мэддиган, мисс Салливан, вас ждут на съемочной площадке.

– Спасибо! Это закончится, – обратилась она к Кейт. – Кто-то кому-то изменит, или залетит, или попадется за вождение в нетрезвом виде. Всегда что-то появляется. Так-то.

Она встала, наклонила голову сперва вправо, потом влево, чтобы расслабить шею.

– Грудь вперед.

– Уже сделано. – Выскользнув из-за стола, Кейт выпрямила спину в качестве демонстрации. – Просто у тебя она получше, чем у меня.

Поджав губы, Дарли опустила взгляд.

– Верно. Но у тебя ноги длиннее. Давай, подруга, моя грудь и твои ноги сделают эту сцену.

Работа помогла. Наличие кого-то вне семьи, кого-то близкого по возрасту, с кем можно было поговорить, помогло. Но через несколько недель работа над небольшой второстепенной ролью подошла к концу, и Дарли оказалась права: пресса потихоньку стала забывать о Кейт.

Поскольку отец находился на съемках около недели, она решила поговорить с дедушкой.

Хью сидел в кабинете с видом на трехъярусный фонтан и широкую зеленую лужайку. Стол был завален сценариями и заметками. Груды сценариев и заметок валялись на столе, на нем была бледно-голубая рубашка-поло и брюки цвета хаки. Он по-прежнему щеголял седой бородой своего персонажа.

– Наконец-то! Компания, которая спасет меня от сценария, в котором мой герой настолько глуп, что его соблазняет девушка чуть старше тебя, и все из-за денег.

– Серьезно?

– Но кончится все тем, что я придушу ее.

Он бросил сценарий на стол.

– Может, тебе предложат такой сценарий, в котором твой герой не будет глупцом. Или будет для тебя роль.

Он посмотрел на папку, которую держал в руках.

– Есть одна роль для тебя. На неделе агент прислал мне три сценария. Но ты это и так знаешь, ведь теперь он и твой агент.

– До меня дошли слухи.

Прочитав вопрос на ее лице, Хью покачал головой.

– Я не просил Джоэла посылать тебе что-либо или дергать за какие-то другие ниточки. Но он упомянул, что получил три сценария, которые, по его мнению, тебе следует прочесть, и двое отправителей просили его о твоем участии.

– Это он так сказал. Один из этих двух? Могу я оставить их у тебя?

– Конечно.

Что-то не так, подумала Кейт. Его голос.

– Что-то не так?

– Почему бы тебе не положить этот сценарий в мою стопку и не прогуляться со мной? Мне бы не помешали физическая активность, воздух, сад.

– Что-то не так. – Она отложила сценарий. – Какие-то проблемы с ролью Джут?

– Ты была на высоте. – Он встал, обошел стол, обнял ее за плечи и вывел из кабинета. – Мы должны закончить уже на следующей неделе. Вовремя, в рамках бюджета. Маленькие чудеса.

Они шли по кафелю цвета меда под высокими потолками. Они назвали его «Большим салоном», чтобы обратить внимание на маленький рояль, обитые шелком диваны, антикварные столы и шкафы в георгианском стиле.

– У меня действительно есть кое-какие новости, – сказал он, шагая рядом с ней к сводчатым двойным дверям. – И они тебя расстроят.

– Что-то не так с бабушкой Лили? Или с тобой?

– Нет. – Он вывел ее на улицу через внутренний дворик к одной из садовых дорожек. – Мы здоровы как быки. Думал подождать, пока твой отец и бабушка Лили не вернутся, но не хочу, чтобы они узнали об этом раньше тебя.

– Ты пугаешь меня. Просто скажи, в чем дело.

– Шарлотта получила условно-досрочное освобождение.

– Она…

На мгновение внутри у нее все замерло. Она заметила бабочку, такую легкую, такую свободную: она все порхала вокруг, желтая, как масло, а потом села на темно-синий цветок.

– Я не думаю, что она придет сюда, Кейти. Какое-то время ей будет запрещено покидать пределы штата, но не думаю, что она приедет в Лос-Анджелес. Здесь ее ничего не ждет, кроме насмешек и смущения.

– Откуда ты знаешь, что она выходит?

– Рэд Бакман держит нас в курсе. Ты помнишь шерифа Бакмана?

– Да.

Промелькнула стрекоза, быстрая и радужная вспышка цвета.

– Я помню. Я пишу ему и Джулии, той семье, по крайней мере раз в год. Ну, Джулии чаще.

– Правда? – Он повернул ее к себе. – Я не знал.

– Я хотела, чтобы они знали, как у меня дела. Было интересно, как они поживают. Я так и не попрощалась с ними перед отъездом. Мне хотелось сохранить с ними связь. Диллон учится в колледже. Рэд все еще занимается серфингом.

Пчела толщиной с детский кулачок прожужжала мимо розового куста.

Вокруг столько жизни. Почему ей кажется, что у нее перехватило дыхание?

Она споткнулась, когда эта новость обрушилась на нее, когда легкие отказались работать.

– Я не могу дышать.

– Можешь. Посмотри на меня, давай, Кейт, посмотри на меня. Вдох, выдох. Медленно вдохни и выдохни.

Он крепко обхватил ей лицо ладонями, не сводя с нее глаз, и повторял, что ей нужно дышать.

– Грудь болит.

– Знаю. Вдыхай, аккуратно, медленно, и выдыхай, аккуратно, медленно.

Прошли годы, подумал он, как минимум три года с момента последней панической атаки. Черт бы побрал эту Шарлотту.

– Давай присядем, я принесу тебе воды.

– Я не хочу ее видеть.

– Ты и не должна. Ей здесь не рады, она никогда не войдет в эти ворота. Твой папа добился полной опеки, помнишь?

Расстроенный Хью проводил ее обратно к дому.

– В любом случае тебе почти восемнадцать. Моя малышка уже почти взрослая.

– Спаркс и Денби.

– Еще долго. Годы. Им нет причин искать встречи с тобой. Присядь. Посидим у бассейна. А, Консуэла.

Должно быть, экономка видела, как он поддерживает Кейт, словно после несчастного случая. Он понял это, когда увидел, как она выбежала из дома.

– Принесите, пожалуйста, воды.

Консуэла бросилась обратно, а он усадил Кейт в кресло под зонтиком.

– Посидим в тени, подышим воздухом.

– Со мной все в порядке. Со мной все в порядке. Я просто… Я была убеждена, что она проведет там все десять лет. Мне это помогало. Но теперь это уже неважно.

Она вытерла холодный пот с лица.

– Это неважно. Пожалуйста, не рассказывай папе, что я так запаниковала. Он еще неделю будет нервничать, а со мной все в порядке.

Присев перед ней на корточки, Хью потер ей руки.

– Я ничего не скажу. Послушай меня, Кейтлин. Она больше не сможет причинить тебе боль. В этом городе для нее ничего нет. До того, как попасть в тюрьму, она была низкопробной актрисой.

– Я думаю, она вышла замуж за папу ради имени, ради пиара. Думаю, что я ей была нужна ради хороших отзывов в прессе.

– Вероятно. Консуэла, спасибо.

Он поднялся, когда кухарка, не сводя с Кейт встревоженного взгляда, подбежала к ним с подносом, на котором стоял кувшин со льдом и ломтиками лимона, стаканами и влажной прохладной салфеткой.

Она поставила поднос, налила воды и взяла салфетку.

Осторожно промокнула салфеткой лицо Кейт.

– Mi pobre niña, – пробормотала она.

– Estoy bien, Консуэла. Estoy bien.

– Выпей воды, девочка моя. – Она вложила стакан в руку Кейт.

– Мистер Хью, пожалуйста, присядьте, пожалуйста, выпейте воды. Я приготовлю вам вкусный обед и лимонад, который так любит моя Кейт. Вам станет лучше.

– Спасибо тебе, Консуэла.

– De nada. – Она жестом попросила Кейт выпить еще воды и поспешила обратно в дом.

– Я в порядке. Мне уже лучше, – сказала Кейт. – И я точно знаю, всегда знала. Она никогда меня не любила, так зачем ей искать со мной встречи сейчас? Я точно знаю. И это печально.

– Никаких извинений. Я скажу еще кое-что о Шарлотте, а потом мы поговорим о чем-нибудь приятном. Я не знаю и никогда не узнаю, как такая недалекая, слабая, бездарная, бессердечная женщина могла родить кого-то вроде тебя.

Она улыбнулась:

– Сильные гены Салливанов.

– Это верно. – Он поднял бокал, произнес тост и не отводил от нее взгляд, пока пил. – В тебе еще много от Даннов, потому что ты с каждым днем становишься все больше похожей на свою бабушку, Лив.

Кейт дернула себя за голубую челку.

– Даже с этим?

– Даже с этим. А теперь расскажи о своей новой роли.

– Ну, она совсем не похожа на Джут. Она старшая из троих детей, пытается свести концы с концами, когда ее овдовевший отец перевозит семью из пригорода Атланты в Лос-Анджелес.

– Атланта. Южный акцент.

Кейт приподняла бровь и заговорила с тягучим акцентом штата Джорджия:

– Думаю, что справлюсь.

– Ты всегда это умела, – сказал Хью. – Роскошный акцент. Ладно, рассказывай дальше.

Она рассказала, выпила лимонад, пообедала с ним среди цветов и бабочек. И отбросила все мысли о матери.

Той ночью, когда она была в полусне, с включенным для успокоения телевизором и приглушенным светом, телефон, зажатый в ее ослабевших пальцах, зазвонил.

Сонная, с еще закрытыми глазами, она ответила:

– Кейт.

Сначала она услышала пение – свой детский голос. Пара тактов из номера, который она исполнила с дедушкой в фильме, который они снимали в Ирландии.

Она улыбнулась.

И вдруг она услышала чей-то крик.

Кейт подскочила на кровати, широко раскрыв глаза.

Послышался смех, это было странно. И сквозь смех донесся голос ее матери:

– Я еду домой. Берегись. Берегись.

– Ты думала, что все кончено? – прошептал кто-то. – Ты ведь так и не заплатила. Но это пока.

Изо всех сил пытаясь вдохнуть, она уронила телефон на кровать. Тяжесть, ужасная тяжесть в груди давила на легкие. Горло перехватило.

Комната по краям стала серой.

Дыши, приказала она себе и закрыла глаза. Дыши, дыши. Она представила себе прохладный влажный воздух на берегу озера в Ирландии, представила, несмотря на холодный пот, который покрывал ее кожу.

Представила, как медленно вдыхает этот воздух.

Представила уютное ранчо, вкус швейцарской колбасы и яичницы-болтуньи. Нежное прикосновение рук Джулии.

Тяжесть спала, не исчезла, но спала. Кейт продолжала активно дышать и вскочила с кровати, чтобы проверить все замки.

Никто не сможет пробраться внутрь. Никто и не проберется.

Она опустилась на пол с затихшим телефоном в руках.

Она понимала, что, если бы папа был дома, она бы с криком бросилась к нему.

Но его дома не было, а она уже не ребенок, который зовет папу, чтобы тот прогнал чудовищ.

Если бы она рассказала ему, рассказала бабушке с дедушкой… Она должна, она знала, что должна, но…

Сев на пол, она подтянула колени к груди и уткнулась в них лбом.

Все прекратится. Ее отец прервет съемки и вернется домой. Он откажется от новых сценариев и, возможно, увезет ее обратно в Ирландию.

Хотя часть ее хотела этого, хотела вернуться в то зеленое, безопасное место, но это было бы нечестно ни по отношению к ней, ни по отношению к отцу и всем, кого она любила.

Запись, это просто запись. Кто-то злой хочет ее напугать, нашел ее номер телефона и сделал запись.

Прекрасно, у них получилось.

Она заставила себя встать и пойти на кухню. При включенном свете темных углов не осталось. Я в безопасности, напомнила себе Кейт.

Стены, ворота, охрана, замки. Все в безопасности.

Она достала бутылку воды и долго пила, пока горло не ощутило приятный холод.

Нужно было бы сменить номер телефона. Где журналист (а кто сказал, что это был не журналист) его раздобыл?

Можно было промолчать и просто сменить номер.

Никому не нужно будет беспокоиться, потому что она сама решит этот вопрос.

И тот, кто отправил ей эту мерзкую запись, не получит удовольствия оттого, что напугал ее.

Она заставила себя выключить свет на кухне, затем выключила свой телефон на случай, если они попытаются позвонить снова. Но в спальне она не могла вынести ни тишины, ни темноты, поэтому телевизор и свет остались включенными.

– Я не взаперти, – пробормотала она, намеренно закрывая глаза. – А вот они заперты снаружи.

Но она еще долго не могла заснуть.

Кейт никому ни о чем не сказала. Через два дня нервозность исчезла. Одно это подтверждало, что она поступила правильно, справившись со всем самостоятельно.

Ей нужно было репетировать, разбираться в новой роли. Неважно, сколько ей лет, она – Салливан, а потому тщательно продумывала, как будет строить свою будущую карьеру.

Она подготовилась и в одиночку отправилась к Джино, так как Лили была занята. Голубая челка превратилась в пышную челку с голубыми прядями, потому что они ей нравились.

Если она подпишет контракт (это каким-то чудом зависело только от нее), то у нее еще будет время, чтобы отрастить волосы и вернуться к темному цвету.

И взволнованная перспективой первой встречи с режиссером, сценаристом, она тщательно выбирала наряд. На этот раз никаких рваных джинсов, никаких огромных ботинок. Для первого делового обеда она выбрала платье-футляр без рукавов с забавными разноцветными диагональными полосками и красные босоножки со шнуровкой до середины бедра.

На встрече она была Кейт Салливан, актрисой. Если она подпишет контракт, роль будет ее.

Поскольку отец согласился отпустить ее на встречу одну при условии, что она возьмет машину с водителем, Кейт в последний раз оглядела себя в зеркале, схватила свою сумку (клатч на синем ремешке, таком же ярком, как и ее пряди) и направилась к главному дому.

Она подумала, что стоит получить права. В Ирландии она уже водила машину. Конечно, теперь ей предстояло научиться водить машину по другой стороне дороги и к тому же в сумасшедшем потоке, но права получить было необходимо.

И купить машину. Не какой-нибудь скучный старый седан. Веселый, шустрый кабриолет. У нее на счету были деньги, и когда – то есть если, если, напомнила она себе – она подпишет контракт, сумма увеличится.

Снова придется упрашивать телохранителя, и, хоть с Моникой проблем не возникало, ей нужна была машина, свобода.

Но пока пусть лучше Джаспер сидит за рулем.

Он одарил ее улыбкой, белоснежной на фоне его темного, изрезанного морщинами лица, когда открывал дверь блестящего (какая скука) авто для города.

– Все готово, мисс Салливан.

– Как я выгляжу?

– Чудесно.

«Хорошо», – подумала она и скользнула на заднее сиденье.

Пока он вел машину, она еще раз взглянула на себя в зеркальце и нанесла на губы блеск. Просто встреча, чтобы лучше узнать друг друга, напомнила она себе. И агент там будет.

Кроме того, они действительно хотели, чтобы эту роль сыграла именно она, и это немного успокаивало. Даже если на сей раз она сыграет главную героиню, это все равно будет фильм с большим количеством персонажей.

Когда Джаспер притормозил, она посмотрела на время. Рано – неловко, поздно – непрофессионально.

– Я пробуду там как минимум час, может, даже два. Я напишу тебе, когда мы закончим.

– Я буду неподалеку, – сказал он ей, открывая дверь.

– Пожелай мне удачи.

– Вы знаете, что именно этого я вам и желаю.

Пружинистость ее шага, возможно, и не добавляла ей элегантности, но какого черта. Показать, что ты волнуешься, думала она, зайдя в садовое бистро, значит быть настоящим и честным.

Она хотела, чтобы в основе ее карьеры лежали оба этих качества. Именно этим она сейчас и занимается. Строит карьеру.

Кейт подошла к хостес.

– У меня встреча со Стивеном Маккоем.

– Мистер Маккой уже здесь. Пожалуйста, следуйте за мной.

Она двигалась среди цветов и зелени, под тихий звук воды, льющейся в маленькие бассейны, мимо столов, накрытых скатертями персикового цвета, где люди потягивали игристые напитки или изучали пергаментные меню.

Она чувствовала на себе взгляды и сдерживала нервы, которые хотели прорваться наружу. Это часть сделки, вспомнила она. Смирись или подыщи себе другую работу.

Она узнала Маккоя и Дженнифер Гроган, писательницу, фотографию которой специально искала в интернете. Они вчетвером сидели рядом друг с другом. Переговоры будут вестись с ней и ее агентом.

Маккой встал, увидев ее. Ему еще не было сорока, во время работы он закрывал всклокоченную копну жестких волос бейсболкой «Доджерс». Гроган уставилась на Кейт сквозь квадратные линзы очков в черной оправе.

– Кейтлин. – Он по-голливудски чмокнул ее в щеку. – Приятно познакомиться. Дженни, познакомься с нашей Олив.

– Я знаю твою бабушку.

– Она говорила. Еще она сказала, что ей нравится то, что вы пишете многослойных и содержательных героинь.

– Кто-то же должен.

– Присаживайся, Кейт. – Маккой отодвинул ей стул. – У нас тут есть бутылка Сан-Пеллегрино, но ты можешь взглянуть на меню с безалкогольными напитками.

– Нет, спасибо, все в порядке.

Она положила сумочку на колени и подождала, пока официант наполнит ее бокал.

– Мы ждем еще кое-кого, но давайте закажем к столу немного тыквенных цветов. Они потрясающие, – предложил Маккой Кейт. – Фаршированы козьим сыром.

– Спаси меня господь от вегетарианцев, – поморщилась Дженни. – По крайней мере, принесите немного хлеба.

– Сейчас.

Она бросила на Кейт кислый взгляд:

– Или ты тоже ешь тофу?

– Нет, по крайней мере, если меня о нем предупреждают. Я хочу поблагодарить вас, мистер Маккой…

– Стив.

– Я хочу поблагодарить вас обоих за то, что вы выбрали меня на роль Олив. Она потрясающий персонаж.

– Тебе придется поработать с голосовым тренером.

Дженни схватила крошечную булочку на закваске, как только корзинка коснулась стола.

– Акцент – а он не может быть настолько сильным, чтобы казаться наигранным, – важен для создания ее образа и является частью конфликта и культурного шока. Все должно быть выверено.

Кейт кивнула и сделала глоток воды. И пусть в голосе звучит Джорджия.

– Я буду рада поработать с голосовым тренером, если буду играть эту роль. Ее акцент, манера речи, интонации – это часть того, что, по крайней мере поначалу, заставляет ее чувствовать себя изолированной. По крайней мере, мне так кажется.

Дженни разломила пополам маленькую булочку и отправила половину в рот.

– Ладно, хорошо. Черт возьми. Ну и на что мне теперь жаловаться?

– Ты что-нибудь придумаешь. А вот и Джоэл.

– Простите, как обычно задержался. – Джоэл Митчелл, невысокий и полный, поцеловал Кейт в макушку, как дядя. Он рухнул на стул в своей рубашке для гольфа, такой же красной, как сандалии Кейт.

У него были седые волосы, разделенные широкой розовой полоской кожи, очки с толстыми линзами и репутация человека, выжимающего для своего клиента из проекта все до последней капли.

– Итак. – Он залпом выпил воды. – Разве она не хороша, как все красоты мира и куриное тако в придачу? Черт возьми, девочка, ты вылитая Лили.

– Дедушка тоже так сказал буквально на днях.

– Растешь. Как насчет того, чтобы заказать настоящую еду, потому что, как я погляжу, Стив снова проталкивает свои овощи. Здесь готовят суперский бургер – настоящий. Давайте возьмем меню, а потом поговорим о деле.

Маккой подозвал официанта.

Кейт увидела, как его рука застыла в воздухе, а глаза расширились.

Прежде чем она успела обернуться и увидеть, что вызвало шок на его лице, она услышала свое имя:

– Кейтлин! О боже мой, малышка моя.

Чьи-то руки схватили ее, стащили со стула и заключили в крепкие объятия. Она знала этот голос, знала этот запах.

И сопротивлялась.

– Ты такая взрослая! Такая красивая.

Губы скользнули по ее лицу, по волосам, и Шарлотта заплакала.

– Прости меня, моя дорогая, прости меня.

– Отвали от меня! Уходи! Уберите ее от меня!

Воздух застрял у нее в легких, тяжесть камнем упала на грудь. Руки матери превратились в тиски, сжимающие, выдавливающие из нее жизнь, личность, цель.

Секунды, потребовались всего секунды, мгновения, какие-то жалкие мгновения – и вот она уже снова сидит в комнате с заколоченными окнами.

В борьбе за воздух Кейт оттолкнула ее и вырвалась на свободу.

Увидев Шарлотту с дрожащими губами и слезами на глазах, она поднесла руку к ее щеке так, как будто хотела ударить.

– Я это заслужила. Я виновата. Но я умоляю тебя.

Она упала на колени, сложив ладони в молитве.

– Отвали от нее к черту! – Джоэл поднялся и бросился к ним.

В хаосе рыданий, криков и гула голосов Кейт бросилась бежать.

Совсем как в ту ночь в лесу, прочь, прочь. Хоть куда-нибудь. На перекрестках она проскакивала, не обращая внимания на машины, сигналы и визги шин.

Бежать, бежать, как добыча, которая спасается от охотника.

В ушах звенело, сердце разрывалось, она бежала, пока у нее не подкосились ноги.

Дрожа, обливаясь паническим потом, она прижалась к какому-то зданию. Медленно красное облако, застилавшее ей глаза, рассеялось, звуки в голове стихли.

Машины, солнце, отражающееся от хрома, чья-то стереосистема, играющая хип-хоп, стук каблуков по тротуару – какая-то женщина вышла из магазина с парой глянцевых пакетов.

Она потерялась. Как тогда в лесу, но здесь было слишком жарко и слишком светло. Никакого шума моря, только постоянный шум улицы.

Она оставила в ресторане свою сумочку и телефон – у нее при себе ничего нет.

Кроме себя самой. На мгновение Кейт закрыла глаза и, собравшись с силами, зашагала к магазину на едва гнущихся ногах.

Внутри прохладного, благоухающего заведения она увидела двух женщин: молодую, тонкую, как тростинка, в конфетно-розовом, другую постарше, подтянутую, в укороченных брюках и накрахмаленной белой рубашке.

Младшая повернулась, нахмурилась и быстро оглядела Кейт.

– Простите, я сейчас подойду.

Неодобрение с примесью отвращения вырвалось у нее, когда она шагнула к Кейт.

– Если вы ищете общественный туалет, то попробуйте Starbucks.

– Я… мне нужно позвонить. Могу я воспользоваться вашим телефоном?

– Нет. Тебе нужно уйти. У меня есть покупатель.

– Я потеряла свою сумочку, свой телефон. Я…

– Уходите. Немедленно.

– Да что с тобой такое? – Женщина постарше подошла и отстранила младшую в сторону. – Принеси девушке воды. Что случилось, милая?

– Мисс Лэнгстон…

Пожилая женщина резко повернулась и пристально посмотрела на молодую.

– Я сказала, принеси воды.

Обняв Кейт, она подвела ее к стулу.

– Сядь, отдышись.

Еще одна женщина вышла из подсобного помещения, застыла на месте, а потом быстро направилась к ним.

– Что случилось?

– Этой девушке нужна помощь, Рэнди. Я только что отослала ту бессердечную продавщицу, которую вы наняли, чтобы она принесла стакан воды.

– Секундочку.

Мисс Лэнгстон взяла Кейт за руку и слегка сжала ее.

– Вызвать полицию?

– Нет, нет, я потеряла свою сумочку вместе с телефоном.

– Все в порядке, позвони по моему. Как тебя зовут?

– Кейт. Кейтлин Салливан.

– Я Глория, – начала она, копаясь в огромной сумке Prada hobo в поисках телефона. Затем ее глаза поднялись на Кейт. – Ты дочь Эйдана Салливана?

– Да.

– Он снимался у моего мужа в «Соглашении». Голливуд – маленький, кровосмесительный мирок, правда же? Вот и Рэнди с водой. А вот, не прошло и полугода, мой телефон.

Третья женщина, примерно того же возраста, что и вторая, протянула Кейт высокий тонкий бокал.

– Спасибо. Я… – Она уставилась в телефон, пытаясь вспомнить номер Джаспера. Она попробовала набрать и с облегчением закрыла глаза, услышав его голос.

– Джаспер, это Кейт.

– О, мисс, слава богу! Мистер Митчелл только что звонил. Я как раз собирался сообщить вашему отцу.

– Нет, пожалуйста, не надо. Вот если бы ты просто приехал за мной. Я… – Она посмотрела на Глорию: – Я не знаю точно, где я нахожусь.

– «Юник бутик», – сказала Рэнди и продиктовала адрес на Родео-драйв.

– Я понял, мисс. Буду там через несколько минут. Никуда не уходите.

– Хорошо, спасибо. – Она вернула телефон Глории. – Большое вам спасибо.

– Пустяки. – Глория повернула голову, бросив долгий мрачный взгляд на дверь в подсобку. – Это называется быть человеком.

Глава одиннадцатая

В социальных сетях и на кабельных каналах крутили видео, записанное на чей-то телефон. Фотографии принудительных объятий Шарлотты, умоляющей на коленях или прижимающей руку к лицу, как будто Кейт ударила ее, заполонили интернет и прессу.

Хью в гневе обрушился на таблоид с его кричащим заголовком.

– Она все подстроила. Кто-то сообщил ей, где будет Кейт и в какое время, и когда я узнаю кто… – Он замолчал, сжав руки в кулаки.

– Занимай очередь, – ответила Лили, расхаживая по его кабинету, пока Эйдан стоял, глядя на двери в сад.

– Даже после всего, что она сделала, – тихо сказал Эйдан, – мы ее недооценили. Всего несколько дней после освобождения, и она уже использует Кейт как источник пиара. Фотографии – у нее был наготове папарацци. Готовая история для публикации.

– Мы получим судебный запрет. Это первое, – произнес Хью. – Это весомый аргумент, и если она снова попытается приблизиться к Кейт, то вернется в тюрьму.

– Мы все слишком заняты своими проектами, чтобы сорваться с места. Но как только я закончу – отвезу ее обратно в Ирландию. Нужно было остаться там.

– Я могу прямо сейчас отвезти ее в Биг-Сур, – предложил Хью. – Буду приезжать в город, когда меня вызовут для постпродакшена.

– Нет. – Кейт стояла в дверном проеме. – Ни в Биг-Сур, ни в Ирландию мы не поедем. – Она покачала головой, увидев, что Хью попытался прикрыть таблоид сценарием. – Дедушка, я это уже читала. Вы не сможете защищать меня вечно.

– Поспорим?

Она подошла к Лили и взяла ее за руку.

– Я знаю, что я все испортила. Это так, – сказала она, прежде чем все трое смогли ей что-то возразить. – Я должна была постоять за себя. Если в будущем выпадет такой шанс, я им воспользуюсь.

– Этому не бывать. Судебный запрет не подлежит обсуждению, – сказал Хью.

– Меня это вполне устраивает. Я очень надеюсь, что она нарушит его и вернется в тюрьму. Но я больше не позволю ей выставлять меня трусихой. Если она хочет себе такой отвратительной рекламы – пожалуйста. Я знаю, что сейчас журналисты набросятся на нас и будут требовать заявления или комментария.

– Ты не будешь обсуждать это с прессой.

Эйдан подошел к ней, взял за плечи.

– Никакой прессы. Я не доставлю ей такого удовольствия. Каждый из вас дал мне то, благодаря чему много лет назад я выбралась из той комнаты. И каждый из вас дал мне то, благодаря чему сейчас я поступлю правильно. Я сказала Джоэлу принять это предложение. Я снимусь в фильме.

– Кейт, – теперь уже мягко сказал Эйдан и провел рукой по ее волосам. – Я не уверен, что ты знаешь, на что идешь. Даже с охраной, даже если они согласятся на закрытую съемку, фотографий и слухов будет хоть отбавляй.

– Если я этого не сделаю, их будет еще больше, потому что все уже знают о причине встречи, которую она прервала. Если я сбегу – она победит.

Она прикоснулась к груди отца и подняла руки.

– Вы, все вы можете наперебой рассказывать, что мне нечего стыдиться, но мне стыдно. Я должна сделать это для себя, доказать, на что я способна независимо от ее фокусов. Отныне это больше чем просто проект, фильм или роль. Это символ моего отношения к себе. А сейчас? Я снова чувствую себя ребенком.

Эйдан притянул ее к себе и прижался щекой к макушке дочери.

– Я не буду стоять у тебя на пути. Но мы должны решить, какие меры предосторожности следует предпринять.

– Подобная реклама привлекает психов, – заметила Лили. – Я горжусь тобой, тем как ты взяла жизнь под контроль. Но мы будем тебя оберегать.

– Я найму телохранителя и буду брать машину с водителем. В одиночку я никуда не буду выходить. С этого момента есть только дом и студия.

– И вот я снова в ярости, – с каменным от злости лицом Лили села на стул. – Ради бога, Хью, девушке уже восемнадцать. Мы все должны беспокоиться о негодяе, в которого она, как ей кажется, влюблена, и о том, как бы она тайком не сбежала в клуб.

– Я надеюсь, что это еще впереди. – Кейт выдавила улыбку. – Может, нужно еще немного подождать.

В то время как Кейт сосредоточилась на подготовке к съемкам, Шарлотта действовала по своей схеме.

Боже, как же ей не хватало камер, света и внимания. И неважно, любили ее или ненавидели, если она с прической и макияжем ждет своей очереди на ток-шоу.

Она снова в деле!

Она знала, как играть свою роль. В конце концов, у нее было семь лет, чтобы все продумать. Раскаяние в том, что она сделала, скорбь о том, что потеряла, слабая, призрачная надежда на второй шанс.

И тонкая грань, за которой она взвалила всю вину на Денби и Гранта.

Они лгали ей, запугивали до тех пор, пока она не совершила ужасную вещь.

Перед интервью для третьесортной газетенки, которая специализируется на сплетнях, но которая поместит ее фотографию на обложку, она внимательно осматривала свой шкаф. Ей нужна новая одежда, гардероб звезды, но в данный момент ей нужно держаться просто.

«Но не совсем серо», – подумала она, хмуро глядя на скудный выбор в маленьком шкафу в ужасном арендованном домишке. Простые, но скучные варианты, ничего кричащего.

Итак… черные легинсы (в тюрьме она тренировалась как одержимая, чтобы не потерять форму) и нежно-голубая туника с круглым вырезом.

Никаких ярких цветов.

Разложив варианты на кровати, она села за письменный стол (дом сдавался с мебелью), который она использовала в качестве столика для макияжа, включила свет на хорошем гримерном зеркале, за которое она выложила кучу денег.

Ей нужно будет загореть, но пока бледность как нельзя более кстати. Как только у нее появится свободное время, она над собой поработает. Ничего радикального, но морщины ей уже порядком надоели.

Помимо зеркала она потратилась на хорошие средства по уходу за кожей и косметику. В таком вопросе экономить не нужно. В тюрьме она немного подрабатывала, делая макияж другим заключенным в дни посещений.

Она потратила час, совершенствуя свое лицо. Чистый образ без макияжа требовал мастерства. Одеваясь, она репетировала и строила планы. Череда интервью и выступлений не продлится долго. Придется согласиться на один из сценариев, лежащих у нее на столе. Скудный выбор: два фильма должны будут выйти сразу на видеокассетах, а в третьем ей предлагали роль в слэшере категории «Б», где ее еще вначале разрывают на части.

Чушь.

Может быть, она сможет совместить оба фильма для видеокассет, чтобы поправить дела. Это подстегнет прессу. Нужно наладить связи. Если бы она могла найти мужчину, который помог бы ей с карьерой и вытащил из этой дыры, то она бы занялась верховой ездой.

Богатый старик, подумала она. Делов-то: спи с ним и живи как королева.

Но теперь она уже не сможет забеременеть, чтобы склонить другого мужчину к браку, – уже слишком поздно, даже если бы она и смогла уговорить себя еще на одного ребенка. Но секс, сдобренный щедрой лестью, обожанием и прочей ерундой, мог бы помочь. Она найдет кого-нибудь подходящего, на этот раз без всех этих липких семейных уз и назойливого внимания.

Но пока…

Нанося пробник духов на запястья и шею, она думала о Кейт.

Возможно, Шарлотта никогда не хотела ребенка, возможно, она видела в Кейт только инструмент для достижения целей, но она относилась к этой эгоистичной, неблагодарной девчонке как к принцессе.

Красивая одежда, подумала Шарлотта, выходя в крошечную гостиную с уродливым темно-синим диваном и отвратительными лампами. Прекрасная одежда, профессиональная няня. Няня, чтоб ее, эту Нину. Разве она не наняла лучшего дизайнера, чтобы он обставил ее детскую? Не купила милейшие сережки с бриллиантами, когда проколола уши этой соплячке?

Она совершила ошибку, это ведь даже не преступление, а ошибка, и теперь Салливаны попытаются выставить ее чудовищем.

Она взглянула на бежевые стены, подержанную мебель, улицу всего в нескольких шагах от входной двери.

В глазах заблестели слезы жалости к самой себе. Долгие годы она искренне верила, что хуже тюрьмы ничего быть не может – звук захлопывающихся дверей камер, запах пота и того хуже, черная работа, отвратительная еда.

Полнейшее одиночество.

Но разве это лучше?

Кейт провела несколько часов в закрытой комнате, и за это Шарлотта провела в камере семь лет, а сколько ей еще сидеть в этом ужасном доме?

Это нечестно, это несправедливо.

Она почувствовала, что погружается в депрессию, но тут услышала стук в дверь. Сморгнула слезы, изобразила мужественное, но печальное выражение лица, которое довела до совершенства.

И отыграла всю следующую сцену как надо.

Сидя в трейлере, Кейт налила два стакана газированной воды.

– Я так рада, что ты здесь, Дарли.

– Говорю тебе, у меня была встреча тут поблизости, и я подумала, что заскочу. Как дела?

Кейт, одетая в пушистый розовый свитер для следующей сцены, сидела с Дарли за маленьким столиком.

– Хорошо. Стив, он… ну, он просто потрясающий режиссер. Он может вытянуть из тебя все. Ребята, которые играют моих братьев, просто великолепны, особенно младший. Настоящие бунтари. И на этот раз у меня у самой появилась крутая лучшая подруга, которая заставляет меня смеяться на съемочной площадке и за ее пределами.

– Превосходно. – Дарли сделала глоток. – А теперь рассказывай, как дела, Кейт.

– Ой, блин. – Кейт откинулась на спинку стула и на мгновение закрыла глаза. – Роль хорошая, и, как мне кажется, я с ней справляюсь. Но моя… эта женщина высосала из меня всю радость жизни, Дарли. Работа меня не радует. Она продолжает раздавать интервью. Снимается для какого-то фильма, который выйдет на кассетах. Я помню, как ты мне однажды сказала, это часть сделки, но я не могу отключиться от этого. Меня сфотографировали, когда я сидела у бассейна.

– Голая?

– Ха-ха.

Дарли похлопала ее по плечу.

– Видишь, все могло быть хуже.

– Добрались и до съемок. Нам нужно было снять несколько сцен на природе, и кто-то слил их в сеть. Они толпятся, фотографируют и выкрикивают, что я совершила ошибку, подумав, что могу сходить в пиццерию с моими киношными братьями. Что хуже всего, один из них пристал к поварихе моего дедушки, милейшей женщине, когда она вышла на рынок. Он угрожал ей, Дарли, угрожал сообщить о ней в иммиграционную службу, если она не предоставит ему доступ ко мне. Она гражданка, гражданка США, но он ее напугал.

– Ладно, к черту все. Это уже не часть работы.

– Может быть, но даже на работе мне не дают забыть об этом.

– Не сдавайся, Кейт. Ты хороший человек, правда.

– Какая радость, – сказала Кейт и щелкнула пальцами. – Какая жесть.

– Все так. А сахар есть?

От удивления брови Кейт исчезли под челкой.

– Ты? Сахар?

– Снять стресс. – И с этими словами Дарли принялась рыться в сумочке. – Стратегический запас.

Кейт уставилась на пачку, которую вытащила Дарли.

– Ризпис – это стратегический запас?

– Не суди меня строго. – Дарли развернула конфету и протянула пачку Кейт. – Что будешь делать?

– Еще не знаю.

Но, как ни странно, посиделки в дурацком свитере в компании подруги и конфет ее немного успокоили.

– Я собираюсь закончить начатое и сделать все, что в моих силах. Не могу говорить об этом с семьей, не сейчас. Они все время беспокоятся, и мне от этого не легче.

– К черту их – не твою семью. Остальных.

– Мне жаль себя, – призналась Кейт. – «Точно может быть» вот-вот выйдет на экраны, а я не смогу участвовать в промотуре. Не смогу пойти на премьеру и подвергнуть себя и родных еще большему стрессу.

– Это того не стоит.

– Это правда. – Она оперлась на локоть, подперев подбородок кулаком. – После возвращения из Ирландии я ни с кем не целовалась.

– Ой.

Кейт взяла пригоршню конфет.

– Умру девственницей.

– Не получится. Не с твоим-то лицом, ногами и раздражающим позитивом.

Кейт фыркнула и съела конфету.

– Но ты припозднилась, даже учитывая твою маленькую грудь.

– И не говори. – Она вдруг обнаружила, что способна улыбаться и говорить искренне. – Я правда по тебе скучала.

– Взаимно.

– И хватит, хватит уже обо мне. Расскажи лучше, что у тебя происходит, чтобы я могла еще и завидовать тебе.

Кейт оглянулась на стук в дверь.

– Вас ждут на съемочной площадке, мисс Салливан.

– Прости, блин. Я всю встречу проревела тебе в жилетку.

– Пойду выжимать. Слушай, как насчет того, чтобы встретиться? Я могла бы прийти к тебе домой.

– Это было бы здорово. Серьезно.

Они вышли вместе. Дарли обняла Кейт за талию, и Кейт сделала то же самое.

– Я бы повеселилась, посмотрела, как ты работаешь, но мне нужно бежать. Вечером у меня свидание с красавчиком.

– Зараза.

Дарли рассмеялась и ушла.

Не прошло и суток, как таблоид напечатал зернистую фотографию нежных объятий двух девушек с заголовком:

В «желтой» статье с предположениями о том, что за время съемок в «Точно может быть» актрисы сблизились и стали больше чем просто подругами, включили комментарий Шарлотты: «Я поддерживаю дочь, каким бы ни был ее образ жизни, какой бы ни была ее ориентация. Сердце хочет того, чего хочет сердце. И мое сердце желает Кейтлин только счастья».

Ей пришлось это проглотить; а какой у нее был выбор? Но это необъяснимо ранило ее.

И когда она пропустила свои реплики в ключевой сцене пять дублей подряд, она поняла, что что-то сломалось.

– Простите. – Слезы подступили к глазам. – Мне просто нужно…

– Обед, – объявил Маккой. – Кейт, можно тебя на минутку?

«Я не буду плакать», – пообещала она себе. Она не могла, не хотела плакать и стать одной из тех чересчур эмоциональных, сверхчувствительных актеров, которые не могут вынести критику.

– Простите, – снова сказала она, стоя в декорациях кухни.

Декорации отражали то, что творилось у нее внутри, – хаос. В этом и заключался смысл сцены, которую она испортила несколько дублей подряд.

– Присаживайся.

Он указал на пол и опустился рядом с ней, скрестив ноги.

С непривычки Кейт замешкалась, но все же села рядом.

– Я знаю реплики, – начала она, – я знаю сцену. Я не знаю, что со мной.

– Зато я знаю. Ты где-то далеко, а тебе нужно быть здесь. Голова тут ни при чем, Кейт. Дело не только в репликах, ты не показываешь эмоции, разочарование, гнев, которые приводят к взрыву. Ты просто живешь этим.

– Я могу лучше.

– Придется. Что бы тебя ни беспокоило, мне нужно, чтобы ты от этого избавилась. Ты должна быть твердой и не позволять этим таблоидам лезть в твою жизнь.

– Я пытаюсь! Она льет по мне слезы в «Голливудских признаниях», мне нужно стать жестче. Рыдает на шоу Джоуи Риверса – закаляйся, Кейт. Журнал «Секреты знаменитостей» публикует ее сопли на обложке? Не думай об этом, Кейт, просто будь тверже. И далее по списку.

Она вскочила на ноги, вскинула руки. Боже, как ей хотелось что-нибудь бросить, разбить.

Крушить все подряд.

– И теперь, после нескольких недель травли, еще и это? У меня даже не может быть подруги? Кого-то, с кем я могу поговорить по душам и не оказаться на дне сточной канавы? А что, если бы я или Дарли действительно были лесбиянками, то не могли бы в этом признаться? Какой ущерб это нанесло бы тому, кто все еще пытается понять, кем он является? Я знаю, что такое случается, ясно? Стать тверже? Черт возьми. Вся моя жизнь проходит за стенами дедушкиного дома и студии. У меня нет жизни. Я не могу выйти на улицу и купить пиццу или пройтись по магазинам, сходить на концерт, в кино. Они не оставят меня в покое. Им не все равно. Потому что я их золотая дойная корова. И для нее я тоже золотая дойная корова.

Она стояла, сжав кулаки, слезы злости текли по щекам, а дыхание было прерывистым.

Не отрывая взгляда от ее лица, Маккой кивнул.

– Скажу тебе вот что. Первое: как человек, отец, друг. Ты все сказала верно. И ты имеешь право расстраиваться, уставать и беситься. Это нечестно, неправильно и неприлично.

Он снова похлопал по полу и подождал, пока она, с явной неохотой, снова сядет.

– Я ничего не говорил тебе о Шарлотте Дюпон. Возможно, это было ошибкой, поэтому скажу сейчас. Она отвратительна. Во всех отношениях, на всех уровнях, как ни посмотри, отвратительна, и я сожалею о том, что случилось с тобой и происходит до сих пор. Ты этого не заслуживаешь.

– Жизнь – это не то, что можно заслужить. Я поняла это очень рано.

– Полезный урок, – согласился он. – Но я надеюсь, что она получит то, что заслуживает. Меня больше волнует не содержание статьи, а то, как кому-то удалось сделать эту фотографию. Хочу, чтобы ты знала, что у меня было несколько серьезных разговоров с охраной.

– Ладно. Хорошо. Я не должна была вываливать все это на вас. Это не ваша вина.

– Подожди. Теперь второе: говорю как режиссер. Используй эти эмоции, разочарование, ярость. Именно это я хочу увидеть. Иди поешь что-нибудь, поправь грим, а потом возвращайся на съемочную площадку и выдай мне все. Отплати ей той же монетой. Отплати и выдай мне эмоции.

Так она и сделала: осталась в образе и впредь стала тверже. И в течение нескольких недель съемок приняла решение.

Она ждала. Актер знает, как важно правильно выбрать момент. Кроме того, приближалось Рождество, а в этом году Рождество означало возвращение в Биг-Суре на большой праздник клана Салливан.

Она достаточно легко избегала возвращения благодаря работе, школе, желанию семьи перевезти ее в Ирландию, затем в Лос-Анджелес.

Но в этом году графики совпали, и дедушкина радость от перспективы настоящего рождественского воссоединения клана набрала такие обороты, что у нее не хватало духу и желания все испортить.

Она никогда никому, кроме своего психотерапевта, не рассказывала, что каждый ночной кошмар, который она видела в своей жизни, начинался с шума океана и нависающих гор.

Но если ее цель была стать жестче, то нужно было смириться.

Она столкнулась с необходимостью научиться водить машину по правой стороне дороги и практиковалась на автостоянке и теперь с тем же чувством переступила порог магазина, украшенного к Рождеству. Понадобилась маскировка и охранник, но она выбралась из дома.

В любом случае Рождество в Биг-Суре должно было пройти в более праздничной атмосфере, в отличие от празднования в Лос-Анджелесе, где дул сухой и жаркий ветер Санта-Анны. Изнывающие от жары Санта-Клаусы в торговых центрах под открытым небом, искусственные ели, покрытые ненастоящим снегом, покупатели в майках не навевали мысли о танце Феи Драже.

Следующий год будет другим, пообещала она себе.

Но сейчас она уже собрала вещи в поездку и надела маску счастья. И не снимала ее весь непродолжительный полет.

– Мы приедем первыми. – Лили пролистала расписание, которое папа записал на ее телефон. – Успеем перевести дух перед вторжением.

Сияющая, счастливая, подумала Кейт, идеальное определение Лили.

– Тебе не терпится увидеть Джоша и Миранду, детей. Я знаю, ты скучаешь по ним. – Тут Кейт вспомнила о празднике и сменила тему: – Ты будешь видеться с ними намного чаще, когда поедешь в Нью-Йорк. На целый год.

– На год, если пьеса не провалится. – Лили провела рукой по искусно завязанному шарфу. – Если я не провалюсь.

– Да ладно тебе. Все пройдет отлично. Ты справишься на ура. – Моя бабушка Лили никогда не потеет.

– Все когда-то бывает в первый раз, – пробормотала Лили и потянулась за бутылкой «Перье». – Прошло много лет с тех пор, как я выступала на сцене в театре, не говоря уже о Бродвее. Но шанс сыграть Мэйм? Я достаточно свихнулась, чтобы согласиться на такое. Репетиции начнутся через полтора месяца, так что у меня еще есть время, чтобы настроить голосовой аппарат.

Прежде чем Кейт успела что-нибудь сказать, Хью потянулся к ним через проход.

– Утром я слышал, как она голосила в душе. Она в прекрасной форме.

– Душ – это тебе не Бродвей, дружище.

– Они будут есть из твоих рук. В конце концов, жизнь – это банкет.

Лили раскатисто засмеялась.

– И большинство сукиных сынов умирают с голоду. Кстати, о банкетах. Мо написал сегодня утром и сказала, что Челси теперь веган. Придется думать, чем ее кормить.

Потеряв внимание Лили, Кейт вновь стала ждать удобного момента.

По дороге из аэропорта у нее пересохло в горле, но она знала, как не подавать виду. Она использовала телефон как щит, делала вид, будто читает или пишет кому-то сообщение. Идеальный способ избежать разговоров. Или можно было просто смотреть на море, пока они ехали по извилистой дороге.

Поскольку багаж и подарки ехали во второй машине, по прибытии она решила сразу же начать разбирать вещи.

У нее свело живот, когда они свернули к полуострову. Она дотронулась до гематитового браслета, который Дарли подарила ей на Рождество. Камень заземления, сказала она, помогает справиться с тревогой.

Он как минимум сблизил ее с подругой и помог Кейт сохранять видимое спокойствие, когда они подъехали к воротам.

Дом выглядел так же – красивый, неповторимый дом на холме со светлыми, утопающими в солнечном свете стенами и арками и красной черепичной крышей. Множество окон, из которых можно было любоваться прекрасными видами, зеленые лужайки и огромные двери.

По обе стороны дверей в красных кадках стояли рождественские ели. На террасе вдоль моста как солдаты выстроилось множество елей. Но еще больше сверкало за огромными окнами.

С бледного зимнего неба светило солнце, заливая дом, деревья и освещая покрытые снегом горы, превращая их в блеск тени и белизны.

И как же ей хотелось перестать так отчетливо представлять ту маленькую доверчивую девочку, которая вышла на прогулку с матерью одним ранним зимним утром.

Дедушка наклонился к ней, поцеловал в щеку и, воспользовавшись моментом, прошептал на ухо:

– Не пускай ее сюда. Это не ее место. Оно никогда ей не принадлежало.

Кейт убрала телефон. Она говорила четко, не сводя глаз с дома:

– Тем утром, когда она разбудила меня, я поверила, что она меня любит. Я не чувствовала ее любви, но в то утро поверила. Я всегда знала, что вы трое любите меня. И мне не нужно было верить в вашу любовь, я просто знала.

Она распахнула дверь, как только машина остановилась, и быстро выскочила наружу. В лицо ей ударил сильный морской бриз. Кейт показалось, что на вкус он голубой, как океан. Прохладный, голубой и знакомый.

Ребенком она не могла оценить архитектурный подвиг, который стоял за возведением этого дома, как он продолжал линию холма, а углы и расположение этажей элегантно вписывались в ландшафт.

– Я насчитала по меньшей мере двадцать рождественских елей.

– О, это еще не все, – улыбнулась Лили, откинув волосы. – Я распорядилась поставить по одной в каждую спальню. Есть и совсем крохи, а есть и гигантские, как та, что досталась Джеку. Я здорово повеселилась, пока продумывала все это. – Она протянула Кейт руку. – Готова зайти?

– Да.

Кейт взяла Лили за руку и вошла в дом.

Кейт решила, что бабушка с дедушкой, должно быть, наняли отряд эльфов, чтобы украсить такое количество комнат, – чего стоит только парящая ель в главном салоне и три миниатюры на подоконнике в столовой. В доме пахло сосной и клюквой, он словно сошел с рождественской открытки.

На семейном древе в общей комнате висели ярко-красные носки. Она улыбнулась, увидев свое имя на одном из них.

– Учитывая, что Джош снова женился и привезет с собой еще одну семью и в доме всюду будут дети, места для носков на каминной полке не хватило. – Уперев руки в бедра, Лили оглядела комнату. – Хью пришла в голову идея с генеалогическим древом. Мне это нравится. Выглядит здорово.

Как и Лили, Кейт рассматривала комнату, утопающую в зелени, крупных ягодах, позолоченных шишках, башнях из свеч и пирамид из пуансеттий.

– Типичное Рождество Салливанов.

Лили от души громко рассмеялась.

– Ты еще ничего не видела. У меня есть пара штук, которые я сперва хочу проверить. Иди наверх, дорогая, устраивайся. Мы разместились в комнатах Розмари. Тебе представили ту, в котором раньше жили мы. Помнишь, где она?

Не та комната, в которой она жила в детстве, подумала Кейт. Не та, из которой в худший день ее жизни она ушла погулять с матерью.

– Конечно, бабушка Лили. – Она со вздохом сделала шаг навстречу Лили и обняла ее. – Спасибо.

– Мы здесь изгоняем призраков, но только злых. Это хороший дом, в нем много любви и света.

«Изгоняем призраков», – подумала Кейт, поднимаясь наверх. Что ж, это тоже входило в ее планы, так что она вполне может сесть на рождественский локомотив Лили.

Приехав из колледжа на зимние каникулы, Диллон легко вернулся к работе на ранчо. Взволнованные его приездом собаки повсюду следовали за хозяином: наполнял ли он корыта или перетаскивал тюки сена.

Или просто стоял и смотрел на море.

Здесь собрано все, что он любил.

Не то чтобы ему не нравился колледж. С точки зрения учебы все складывается хорошо, думал он, слушая, как безумно кудахчут цыплята, пока его мать насыпает им корм. Он даже понял, как приобретенные знания помогут ему стать хорошим владельцем ранчо.

Еще ему нравились друзья по общежитию. Хотя временами в воздухе так пахло травкой, что он накуривался от одного только вдоха. Ему нравились вечеринки, музыка, долгие бессвязные дискуссии, подогреваемые пивом и травкой.

И девушки, особенно одна.

Но всякий раз, когда он возвращался домой, все это казалось странным сном, который затмевал реальность.

Как бы он ни пытался, у него не получалось представить Имоджин, собирающую яйца, пекущую хлеб для кооперативного магазина, корпящую с ним над книгами. Или просто вообразить, как она сидит рядом и смотрит на поля и море. Но это не мешало вспоминать ее обнаженной. Однако Диллон признавал, что скучает по ней не так сильно, как предполагал.

– Слишком много дел, только и всего, – сказал он собакам, которые смотрели на него глазами, полными обожания. Он поднял принесенный ими мячик, хорошенько размахнулся и бросил его.

Смотрел, как псы мчат за мячом, налетая друг на друга, словно футболисты на поле.

Имоджин любила собак. У нее на телефоне были фотографии пушистого рыжего шпица по кличке Фэнси. Она планировала привезти ее с собой после зимних каникул, потому что две ее соседки переезжали в дом за пределами кампуса. Она каталась верхом в английском стиле. И каталась очень даже хорошо.

Он не мог оставаться с девушкой, которая не любит собак и лошадей, независимо от того, как она выглядит обнаженной.

Диллон решил, что будет видеть Имоджин обнаженной намного чаще, когда у нее будет отдельная комната. Он кинул мячик еще пару раз, затем направился в конюшню.

Диллон выводил лошадей на пастбище или в загон, а затем проводил время с Кометой.

– Как дела, девочка? Как поживает самая лучшая девочка на свете?

Когда она уткнулась носом ему в плечо, он прижался щекой к ее щеке. Еще два с половиной года, подумал он, и он навсегда вернется домой.

Он достал из заднего кармана яблоко и разрезал его ножом на четвертинки.

– Не рассказывай остальным, – предупредил он, угостив Комету половинкой. Четвертинку он съел сам, а потом отдал ей последнюю и вывел ее на свежий воздух.

Затем взял вилы и принялся за работу.

Мышцы все помнили.

Диллон немного вырос с тех пор, как уехал в колледж, и сейчас его рост составлял почти сто восемьдесят два. Работа в конюшне для верховой езды на неполную ставку помогала ему держать мышцы в тонусе, зарабатывать немного денег и проводить время с лошадьми.

Выкатив первую тележку, он поймал ритм: девятнадцатилетний парень, который наконец-то встал на ноги, худощавый, мускулистый, в джинсах и рабочей куртке, в грязных ботинках.

Одна из коров издала долгое ленивое мычание. Собаки боролись за красный, продырявленный зубами мяч. Беременная кобыла в загоне взмахнула хвостом. Из труб дома валил дым, и шум моря доносился до него так отчетливо, как будто он плыл на лодке по его волнам.

В тот момент он был полностью и беспредельно счастлив.

Глава двенадцатая

После завтрака, когда в воздухе все еще витал запах бекона, кофе и блинчиков, у Диллона возник смутный план написать двум местным приятелям, узнать, не хотят ли они встретиться чуть позже. Тогда он еще успеет оседлать Комету, покататься и, быть может, даже попрыгать через барьеры.

Но у женщин были другие мысли.

– Нам нужно кое о чем поговорить.

Диллон взглянул на мать. Джулия вытирала столешницу и плиту, а он загружал посудомоечную машину. Бабушка, приготовившая завтрак, пила не первую чашку кофе.

– Давай. Что-то не так?

– Да нет.

Мать остановилась.

Диллон знал, что она умеет сказать ровно столько, сколько хочет, и оставить вас в недоумении относительно остального. Мольбами от нее ничего не добьешься, пока она сама не решит, что готова.

Он закончил загружать посуду.

Диллон уже выпил кофе, поэтому достал себе бутылку колы. И раз уж у них намечался разговор, они собрались в Центре обсуждений – за кухонным столом.

– Что случилось?

Прежде чем сесть, Джулия обняла его за плечи.

– Когда тебя нет, я говорю себе, что не должна скучать по тому, как мы втроем сидим здесь между утренней и послеобеденной работой.

– Хочу покататься на Комете. Ей бы не помешало размяться. И проверю ограду. Я хотел поговорить с вами о возможном переходе на систему с плавающей диагональю. Некоторые из строений были возведены еще до моего рождения, и да, внедрение нового обходится дорого, но важно чинить то, что еще можно восстановить. Даже если с экологической или чисто практической точки зрения это может показаться невыгодно.

– Студент.

Мэгги отхлебнула кофе. Она покрасила несколько прядей волос в честь праздника и заплела две косички: одну красную, другую – зеленую.

– Да, я такой, потому что меня воспитали мама и бабушка.

– Я питаю слабость к студентам. Особенно таким симпатичным.

– Давайте обсудим забор, – вмешалась Джулия. – Но сперва рассчитай стоимость рабочей силы и материалов.

– Уже начал.

Он не собирался поднимать этот вопрос, пока у него на руках не будет всех расчетов. Просто, в отличие от матери, Диллон не умел молчать до последнего.

Но он воспитывал в себе это качество.

– Хорошо. Мне интересно, что ты предложишь. А мы с бабушкой хотели поделиться мыслями о будущем. Ты еще учишься в колледже, но время идет. Через пару лет и тебе придется принимать важные решения.

– Я уже принял такое решение, мама. И оно не изменилось. Нет.

Она наклонилась к нему.

– Владение, эксплуатация, управление ранчо, забота о животных, зависимость от урожая – это достойная жизнь, Диллон. Она нелегка и требует физических затрат. Мы подталкивали тебя к поступлению в колледж не только образования ради, хотя и оно важно. Мы хотели, чтобы ты увидел что-то новое, попробовал что-то новое. Вышел из нашего мира и посмотрел, что там.

– Хотели вытащить тебя из семьи, где всем заправляют две женщины.

Джулия улыбнулась матери.

– Да, и это тоже. Я знаю, мы знаем, что ты любишь это место. Но я не могу допустить, чтобы, кроме этого места, ты больше ничего не знал. Ты сейчас общаешься с людьми, которые приехали из разных мест, имеют другие взгляды, другие цели. Это возможность для тебя исследовать новые перспективы, потенциал за пределами ранчо.

У него в животе возникло неприятное ощущение, и он медленно глотнул колы, чтобы унять его.

– Ты хочешь чего-то другого? Ты собираешься сказать, что продаешь ранчо?

– Нет. Нет, боже. Я просто не хочу, чтобы мой сын, лучшее, что я когда-либо принесла в этот мир, ограничивал себя, потому что ничего толком не видел.

– С учебой все хорошо, – осторожно сказал он. – Некоторые предметы оказались намного интереснее, чем я думал. Не только курс по управлению ранчо. Мне нравится тусоваться и говорить о политике и о том, что не так с миром. Даже если большая часть этих разговоров – чушь собачья, это интересная чушь собачья. Так я узнаю взгляды окружающих. Вижу, что изучают остальные, над чем работают и не могу не восхищаться этим. Но… утром я какое-то время просто стоял на улице. Просто смотрел и чувствовал. Я никогда не буду счастлив, находясь где-то в другом месте и занимаясь чем-то другим. Я знаю, чего хочу. Я продержусь и получу диплом, но только потому, что это поможет мне стать хорошим управляющим. Это то, над чем я работаю, потому что это то, чего я хочу.

Джулия откинулась назад.

– Твой отец любил это ранчо, и он бы отдал ему все, что мог. Но оно никогда не было для него всем, в отличие от меня. И мне кажется, что в этом ты похож на меня. Так что ладно.

Когда она встала и вышла из комнаты, Диллон хмуро посмотрел ей вслед.

– Это все?

– Нет. – Мэгги внимательно смотрела на него. – Ты хорошо говорил, мой мальчик. Она знает, да и я знаю, что слова шли от чистого сердца. Когда ты уезжал в колледж, твое «я хочу ранчо» казалось скорее импульсивным проявлением упрямства.

– Сейчас я хочу ранчо даже больше, чем тогда.

– Это верно. – Она ткнула пальцем в его плечо. – Потому что две женщины выпихнули тебя в колледж.

Она улыбнулась, когда вернулась Джулия:

– А вот тебе и награда за то, что не повел себя как придурок.

Сев, Джулия положила на стол какие-то бумаги.

– Когда ты закончишь колледж, тебе будет за двадцать, а мужчина в таком возрасте не должен жить в доме с матерью и бабушкой. У него должен быть свой угол, возможность быть независимым.

– И ему не придется говорить девчонке, с которой хочет переспать, что живет с мамой, – вставила Мэгги.

– Так ты выгоняешь меня из дома?

– В некотором роде. Мы все работаем на ранчо, мы все живем на ранчо, но… – Джулия развернула бумагу. – Мы обсуждали варианты до посинения, и этот кажется нам наиболее подходящим.

Диллон изучил чертежи, очевидно выполненные профессионально, поскольку в углу он заметил штамп архитектора. Он узнал конюшни, но сбоку от них на рисунке была изображена пристройка.

– Милый маленький домик, – объяснила она. – В отдалении от главного дома для уединения, но близко, чтобы вернуться домой. Тут изображен первый этаж, он включает в себя две спальни, две ванные комнаты, гостиную, кухню, прачечную.

– Холостяцкая берлога, – подмигнула Мэгги.

– Хорошие окна, небольшое переднее крыльцо. Это предварительный план, поэтому мы еще можем что-то изменить.

– Это здорово. Я… Я не ожидал… Вы не обязаны…

– Обязаны. Тебе нужно собственное жилье, Диллон. Я рада, что оно будет здесь, я рада, что ты сам этого хочешь, но тебе нужно собственное жилье. И когда ты заведешь семью, когда в далеком-далеком будущем я стану бабушкой, мы поменяемся местами. Мы с бабушкой переедем в маленький домик, а ты – в этот. Ты хочешь работать на ранчо. Я верю тебе. Это то, чего мы с бабушкой хотим для всех нас.

Он почувствовал то же, что чувствовал, стоя на улице перед завтраком. Абсолютное счастье.

– А я смогу приходить на завтраки?

Решив, что это лучшее Рождество в его жизни, Диллон вышел на улицу с намерением оседлать Комету и осмотреть забор. Позже он отправится в город, встретится с друзьями за пиццей, наверстает упущенное.

На ходу он вытащил телефон и прочитал входящее сообщение. Имоджин.

Блин, блин, блин, он забыл написать ей и пытался придумать хороший ответ, пока собаки усердно пытались загнать его обратно в дом.

«Тоже скучаю по тебе. Извини, мама созвала семейное собрание, и оно только что закончилось».

Что еще? Он задумался. Надо написать что-то еще.

«Держу пари, в Сан-Диего тепло. Если ты тусуешься у бассейна, пришли мне фотографию. Не слишком веселись там без меня!»

Он отправил сообщение, надеясь, что этого будет достаточно. Через несколько секунд телефон снова просигналил. Селфи Имоджин, с калифорнийскими светлыми волосами, большими карими глазами и этим… Господи, этим телом в очень, очень крошечном бикини.

«Тебе разве не хочется оказаться здесь?»

Боже.

«Извини, ты что-то написала? Кажется, я на секунду отключился. Думаю, ты знаешь, о ком и о чем я буду думать весь день. Скоро созвонимся, надо работать».

Он снова посмотрел на фотографию и издал тихий стон. Она нарочно чуть надула губы для фотографии, потому что знала, что это ему нравится. Но когда он попытался представить ее на ранчо, рядом с собой, даже с помощью фотографии у него ничего не вышло.

Собаки насторожились за несколько секунд до того, как он услышал звук подъезжающей к ранчо машины. Он сунул телефон обратно в карман, сдвинул шляпу на затылок и стал ждать.

Он узнал одну из машин, которой Хью пользовался, когда приезжал в «Покой Салливана», – модный внедорожник, и, радостно ухмыляясь, свистнул собакам. Чтобы занять их, он бросил мяч высоко и далеко в противоположном направлении.

Но когда он обернулся, из машины вышла не Лили и не Хью.

Девушка несла охапку красных лилий. Ветер играл с ее волосами, черными как воронье крыло, и отбросил их с лица. Он никогда до конца не понимал, что люди имеют в виду, когда говорят о классической красоте или хорошем строении лица.

Но вот теперь понял. Особенно когда она сдвинула солнцезащитные очки на макушку и взгляд ее голубых глаз, похожих на отсвет огня, встретился с его взглядом. Затем ее губы, очень-очень красивые губы, растянулись в улыбке, и девушка шагнула вперед.

Собаки бросились в атаку с безумным лаем.

– Они не…

Прежде чем он успел договорить, она присела на корточки и отложила лилии, чтобы погладить собак обеими руками.

– Я знаю, кто вы. – Девушка засмеялась и стала чесать им животы. – Я много о вас слышала. Гамбит и Джубили.

Она посмотрела на Диллона, все еще улыбаясь.

– Я Кейт.

Он это знал, конечно знал, хотя она и не была похожа на ту забавную чудачку из фильма, который он смотрел месяцем ранее. Или на свои фотографии, разбросанные по всему Интернету.

Она казалась счастливой и красивой. Очень красивой.

– Я Диллон.

– Мой герой, – сказала она так, что его сердце затрепетало, не в силах удержаться на месте, совсем как его пьяные соседи по комнате.

Кейт выпрямилась, очевидно не беспокоясь о том, что собаки испачкали грязью ее сексуальные сапоги, доходившие до бедер длинных ног в обтягивающих джинсах.

– Прошло столько лет, – сказала она, потому что он был не в состоянии составить связное предложение. – Я впервые вернулась сюда.

Она поправила волосы, огляделась.

– Тут так красиво. Я ведь на самом деле ничего не разглядела… в прошлый раз. Как тебе удается со всем справляться?

– Ну… когда заканчиваешь, все становится хорошо.

– Я уже почти забыла виды из окон дедушкиного дома и то, как они притягивают. Я потратила большую часть вчерашнего дня на то, чтобы снова полюбоваться ими. Но сегодня дом полон людей, и мне захотелось прогуляться. Решила зайти и поблагодарить вас всех еще раз, лично. Я время от времени переписываюсь с твоей матерью по электронной почте.

– Да, она говорила.

– А она дома?

– Что? Да. Извини. Идем со мной.

По дороге он усиленно пытался придумать тему для разговора.

– Ты больше не синяя. Волосы, – добавил он, когда она непонимающе посмотрела на него.

– Верно. Вернулась к нормальной жизни.

– Мне понравился фильм. Ты сейчас говоришь не так, как в нем.

– Ну, это же была Джут. А я – Кейт.

– Верно.

Когда они подошли к крыльцу, он вытащил из заднего кармана синюю бандану.

– Позволь мне счистить грязь. Собаки испортили тебе сапоги.

Она ничего не сказала, когда он присел на корточки и смахнул грязь с голенищ. Это дало ему время собраться с мыслями.

– Так ты приехала на Рождество?

– Да. Мы все здесь. Орда Салливанов.

Он открыл дверь, и она вошла внутрь.

Елка стояла у окна, под ней лежала груда подарков, а сверху ее венчала звезда. В воздухе пахло сосной и дымом, собаками и печеньем.

– Присядь. Я позову остальных.

Собаки ушли за ним, словно привязанные невидимыми поводками, и у Кейт появилось мгновение, чтобы выдохнуть.

Никакой паники, и это хорошо, подумала Кейт. Нервы, она сильно нервничала, но собаки помогли отвлечься.

И Диллон. Он так изменился. Стал очень высоким и не таким костлявым. Выглядит как владелец ранчо – молодой, сексуальный, в потертых ботинках и ковбойской шляпе. «И все такой же добрый», – подумала Кейт, потирая браслет. От того, как он наклонился и вытер ботинки, у нее защипало в глазах.

Обычная доброта.

Она встала навстречу Джулии, когда та сбежала вниз по лестнице. Волосы собраны в неаккуратный хвост, клетчатая рубашка и рабочие джинсы.

– Кейтлин!

Распростертые объятия, чтобы принять ее и не отпускать.

– Это самый лучший сюрприз! – Джулия чуть отстранилась, рассматривая Кейт и улыбаясь. – Ты выросла такой красавицей. Диллон пошел за бабушкой. Она будет в восторге.

– Я так рада вас видеть. Я никогда по-настоящему… я просто хотела зайти и повидаться.

Кейт протянула ей букет.

– Спасибо. Очень красиво. Давай пройдем на кухню, посидишь со мной, пока я буду ставить чайник. Я надеялась, что ты заглянешь, когда ты написала, что вся семья приедет на Рождество.

– Тут ничего не изменилось, – пробормотала Кейт.

– Да. Я все думаю сделать на кухне ремонт, но дальше планов дело не двигается.

– Это замечательно.

Безопасное место на случай паники.

– Я не была уверена, что приеду.

Джулия достала две вазы (девушка, должно быть, скупила все красные лилии в Биг-Суре).

– Почему?

– Я мысленно возвращалась сюда, когда кошмары мешали спать, – мне с этим помог психотерапевт. Когда я представляю себя в этом доме – чувствую себя в безопасности. Я не была уверена, что в реальности это повторится, почувствую ли это снова, если приду, и смогу ли потом мысленно вернуться в это состояние, если не почувствую.

Джулия повернулась и ждала.

– Но все так же. Я чувствую себя в безопасности. Все так же, – повторила Кейт. – Повторный визит не повлияет на это чувство.

– Не торопи меня, мальчик.

Мэгги оттолкнула Диллона, когда спустилась по задней лестнице.

Кейт снова поднялась.

– Бабушка.

– Ну все, давай.

На этот раз размеренно, очень размеренно Кейт заключили в объятия.

– Мне нравятся твои косы.

– Диллон, пора угостить девушку кока-колой и печеньем. Я надеюсь, что часть из этих цветов для меня.

– Мам, ты же видишь здесь две вазы?

– Просто проверяю. А теперь сядь и расскажи мне все о своей личной жизни.

Кейт бросила на бабушку печальный взгляд и пальцем вывела в воздухе «0».

– Это печально. Судя по всему, тебе не помешает парочка советов.

Она пробыла у них час, наслаждаясь каждой минутой. Когда Диллон провожал ее, она снова остановилась, чтобы посмотреть на поля, скот и лошадей, море.

– Тебе реально повезло.

– Я знаю.

– Это хорошо. Мне нужно возвращаться, а у тебя, должно быть, много дел.

– Я просто собирался прокатиться до какого-нибудь забора. Ты ездишь верхом?

– Я люблю ездить верхом, но не каталась с тех пор, как вернулась в Лос-Анджелес, а в Ирландии у нас были соседи с лошадьми, так что я прыгала в стремя, когда могла.

– Я могу оседлать для тебя лошадь, когда захочешь.

– Было бы здорово. Я бы хотела прокатиться верхом. Ловлю тебя на слове. Я рада, что увидела все это при солнечном свете. Счастливого Рождества, Диллон.

– Счастливого Рождества.

Он посмотрел ей вслед и направился к конюшням.

Диллон подумал, как удивительно, что он не может представить на ранчо Имоджин, но с легкостью видит там Кейт. Кинозвезду.

Было странно даже думать об этом, поэтому он отложил эти мысли в сторону и выбрал свой путь.

Кейт обнаружила, что поездка на ранчо «Горизонт» не всколыхнула в ней беспокойство, а, напротив, придала ей сил. Вовремя, снова подумала она. Время двигаться вперед.

Некоторые из старших кузенов вели футбольную баталию под флагом на лужайке перед домом. Казалось, что битва идет не на жизнь, а на смерть, поэтому она отмахнулась от криков, призывавших ее присоединиться.

Ей предстояло провести собственную битву.

И когда она нашла Лили, тетю Морин и дочь Лили Миранду в общей комнате, то мысленно приготовилась.

– Посиди с нами. Рэдкий случай – рядом ни мужчин, ни детей.

Лили жестом подозвала ее к себе.

– Подростки в специально отведенной игровой комнате, и ты, наверное, видела банду у входа. Они решили поубивать друг друга во имя этого матча.

– Мы готовы оказать первую помощь. – Морин похлопала по дивану рядом с собой. – Сейчас у нас перерыв в игре «Я первая…», компьютерных играх и спорах об ошибках. – Она приобняла Кейт одной рукой. – У меня не было возможности нормально пообщаться с тобой.

– Рассказывать особо нечего.

– Не могу себе представить, что ты будешь долго сидеть без работы, но надеюсь, что ты используешь это время, чтобы немного повеселиться. Тут некоторые поговаривают о весенних каникулах в Канкуне. Присоединяйся.

– Моя Мэллори уже делает первые шаги в карьере.

Миранда, одна из самых спокойных и сосредоточенных женщин в жизни Кейт, не отрываясь вязала крючком синий шарф. Возможно, она и унаследовала от матери огненно-рыжие волосы, но владела своего рода островком умиротворения.

– В мае она оканчивает школу – мне не верится. Хочет поступать в Гарвард. Кейт, ты ведь тоже окончишь школу в этом году?

– По правде говоря, я уже сдала все необходимые экзамены.

– И молчишь?!

Кейт лишь пожала плечами.

– Столько всего происходит.

– Не так уж много, чтобы промолчать о подобном. Милая, это важная веха в жизни, мы должны это отпраздновать.

– Ну, я вряд ли пройду в традиционных шапочке и мантии.

Когда ее тигриные глаза смягчились печалью, улыбка Лили погасла.

– Если ты и правда этого хочешь…

– Нет. Это не так. Мне нравится, когда выпускной проходит как праздник. – Пальцем она нарисовала в воздухе галочку. – Чтобы показать, мол, дело сделано. В начале года папе пришлют диплом.

Морин переглянулась с Лили.

– Так ты размышляешь о колледже, годичном перерыве или о полном погружении в семейный бизнес Салливанов?

Лили опередила Кейт и заговорила первая:

– Можешь немного отдохнуть. Оценки у тебя всегда были отличными. Перед тобой открывается миллион возможностей.

– Я не создана для Гарварда.

– Не принижай себя, – сказала Миранда, не отрываясь от вязания. – Ты яркая, талантливая молодая женщина, только что досрочно окончила среднюю школу, выполняешь сложную работу и с успехом строишь карьеру. Справляешься с трудностями, с которыми не должна сталкиваться ни одна девушка, а все из-за преступления матери, которую и матерью-то можно назвать с большой натяжкой.

Она сказала это так спокойно и непринужденно, ни разу не пропустив петельку. В наступившей тишине Миранда подняла взгляд.

– А что? Разве я не права?

– Как раз наоборот. Я люблю тебя, Мири, – кивнула Лили.

– И я люблю тебя, мама. Не принижай себя, – снова сказала она Кейт. – Слишком много женщин склонны недооценивать собственную значимость. Верить в себя и стремиться к желаемому я научилась у настоящего мастера. Тебе тоже следовало бы это сделать.

– Может быть, еще несколько уроков не помешают, – улыбнулась Лили. – После окончания школы ты можешь приехать в Нью-Йорк и навестить меня. Проведешь там пару недель.

– Я не хочу приезжать к тебе в Нью-Йорке.

Прозвучало совсем не так, как ей хотелось: резко, колко и как будто с примесью гнева. Она увидела на лице Лили выражение боли и непонимания.

– Я не хочу приезжать к тебе в Нью-Йорк, – повторила она чуть мягче, но с той же решимостью. – Я хочу поехать туда вместе с тобой.

– Я… Я не понимаю тебя, милая.

– Я хочу переехать в Нью-Йорк, с тобой.

– Что ж, Кейти, ты знаешь, я бы хотела, чтобы ты была рядом…

– Нет, нет, не надо перечислять все аргументы против. Выслушайте мои доводы «за».

– Встань, – прошептала ей Морин. – Тебя трясет. Встань и пройдись.

Она встала и походила с минуту, пытаясь успокоить дыхание.

– Я не могу оставаться в Лос-Анджелесе, я не могу никуда выйти, ничего сделать. Всякий раз, когда мне кажется, что все закончилось, она выкидывает что-нибудь новенькое и за воротами снова толпятся репортеры.

На этот раз она увидела, как они переглянулись. Что? Что теперь-то?

– Она помолвлена, – решительно сказала Лили. – С Конрадом Бастером из «Бастер бургерс».

– «Бастер бургерс»? – Кейт издала нечто похожее на писк, который превратился в смех беспомощности. – Ты шутишь?

– Интересно, сколько тройных бургеров с волшебным соусом ей пришлось навернуть, чтобы захомутать его. Пресса тоже потешается, – добавила Морин.

Миранда подцепила еще одну петельку:

– Помню, как однажды она прочитала мне лекцию о вреде красного мяса. А теперь она королева Бастервилля.

– Ему семьдесят семь лет, черт возьми, – он должен понимать, что делает. – Лили потянулась к апельсиновым ломтикам в сахаре. – У него уже было два брака, но детей нет. Он неприлично богат и прошлой ночью надел ей на палец бриллиант в двадцать пять карат. Это стало известно сегодня утром.

– Ну, будь у меня бокал, я бы его подняла, – решила Кейт. – Бургеры и предстоящая свадьба должны занять все ее свободное время, и она перестанет набрасываться на меня.

Но молчание в ответ подсказало Кейт, что она ошибается.

– Что? Да говорите уже.

– Она никогда не упустит возможности, милая. По ее словам, она надеется, что дочь, ее единственный ребенок, откроет свое сердце и станет подружкой невесты.

– Ну, она не могла не приплетать к этому меня. У нее есть все, о чем она мечтала: деньги, слава, богатый муж без детей, которые могли бы ей помешать. Но при этом она не может оставить меня в покое.

Она снова злилась.

Кейт мерила шагами комнату, в камине потрескивал огонь, за стеклом плескалось море, деревья сияли и искрились, словно в сказке, а она чувствовала, как все в ней пылает.

– И конца этому не будет. Если я буду работать в Голливуде, в кино, то это никогда не закончится, потому что ей нужно больше. Она хочет раздавить меня. Она не может повредить папиной или дедушкиной карьере – они состоявшиеся актеры. А я только начинаю.

– Кейти, не дай ей лишить тебя карьеры.

– Бабушка, она уже это сделала.

Она присела на подлокотник кресла, стоявшего перед окном, из которого много лет назад ее прабабушка смотрела, как она делает стойку на руках.

– Она воспользовалась тем, что сделала, исказила правду и лишила меня радости от работы. И я не знаю, вернется ли она когда-нибудь. Не уверена, что хочу еще раз пробовать свои силы в кино. Я завершила съемки, потому что это был мой долг, я не могла сдаться. Я очень старалась. Но больше так жить не могу. Я хочу жить. Хочу увидеть, что этот мир может мне предложить. Я не знаю, чем хочу заниматься и кем хочу стать, но я точно знаю, что в Лос-Анджелесе для меня ничего нет. Мне нужно иметь возможность выходить на улицу без дурацкого парика и телохранителя. Я хочу проводить время в компании сверстников, познакомиться с парнем, которому будет наплевать на мою фамилию. Возможно, я пойду на какие-нибудь курсы или найду работу. Мне хочется получить возможность сделать что-нибудь и жить там, где окружающим не придется всякий раз беспокоиться и выставлять передо мной щиты.

– В Нью-Йорке тоже есть папарацци, – отметила Лили.

– Но не такие, как здесь. И ты это знаешь. Нью-Йорк живет не только кино и теми, кто его снимает и кто в нем снимается. Мне нужно это, и я прошу у тебя разрешения. Когда мне исполнится восемнадцать, разрешения уже не потребуется, но я хочу, чтобы ты мне его дала.

Хлопнула входная дверь, и обиженный крик «Мама!» влетел в комнату на секунду раньше младшего сына Миранды.

– Флинн, перед тобой невидимая стена.

– Но, мам…

– Она невидимая, но непроходимая. Я сообщу тебе, когда она исчезнет.

С презрением, на которое способен только двенадцатилетний ребенок, Флинн зашагал прочь.

– Прости, Кейт. Ты что-то говорила?

– Кажется, я закончила.

– Это разбивает мне сердце, – начала Лили. – Сердце разрывается от того, что она отняла у тебя. Ты знаешь, как я люблю тебя: ты – моя девочка, так же как и Флинн – мой мальчик. Ты же заметила, что у него губа разбита, – добавила она Миранде.

Та кивнула, не отрываясь от вязания.

– Не впервой.

Лили кивнула и вновь посмотрела на Кейт.

– Я бы хотела, чтобы ты была со мной. Ты же понимаешь, как я буду занята на репетициях еще до премьеры. Но у тебя есть и другие родственники в Нью-Йорке. И если ты уверена в своем решении, я поговорю с твоим отцом.

– Я правда этого хочу. Это мое единственное желание. Спасибо.

– Пока не за что.

Она встала.

– Ни к чему откладывать трудный разговор.

– Я пойду с тобой. – Миранда отложила вязание в сторону. – Проверю, чтобы Флинн приложил лед к губе. – Она сжала руку Кейт. – Молодец.

– Давай-ка я возьму куртку. – Морин тоже встала. – И мы с тобой пройдемся.

– Может, мне стоит пойти с бабушкой Лили к папе?..

– Оставь это ей. – Морин обняла Кейт и вывела ее из комнаты. – Так уж вышло, что я знаю много людей твоего возраста. Как и Мири с Мэллори. И не все они актеры.

– А есть среди них симпатичные парни лет так восемнадцати-девятнадцати?

– Посмотрим, что можно придумать.

Когда Эйдан постучал в открытую дверь спальни Кейт, она уже знала, что Лили сделала все возможное.

– Привет. Я уже собиралась спускаться. Но не прямо сейчас, – добавила она, когда он прикрыл дверь.

Она собралась с духом.

– Ты злишься.

– Нет, я расстроен. Почему ты не рассказываешь мне о том, что тебе плохо?

– Ты бы не смог никак мне помочь.

– Откуда ты знаешь, что я не могу помочь? – бросил он в ответ. – Черт возьми, Кейтлин, если ты продолжишь молчать, то я даже не смогу попытаться.

– Ты злишься, ну и прекрасно, ну и злись. Но я не собираюсь прибегать к тебе в слезах. Опять. У меня есть право решать, чего я хочу и что мне нужно. И у нее есть право нести идиотскую чушь, которую проглотит пресса.

– У нее нет никакого права доводить тебя до того, что ты отказываешься от своих желаний и нужд. Я не нажимал на некоторые кнопки, чтобы не расстраивать тебя еще больше. Но Шарлотта далеко не единственная, кто умеет использовать прессу.

– Я не хочу!

От одной только мысли у нее стянуло живот.

– А вот она бы хотела. Ей бы понравилось такое внимание.

– Я бы не был в этом так уверен, – покачал головой Эйдан. – Если я не начинаю грязную игру, это еще не значит, что я не умею ее вести.

– Ты можешь сделать ей больно, – согласилась Кейт. – Я думаю, что на самом деле она недооценивает тебя и всех нас. Она ненавидит нас, всех нас, и поэтому недооценивает. И…

Чтобы дать себе время подобрать нужные слова, найти правильный тон, она провела пальцем по резьбе на столбике кровати.

– Я понимаю ее лучше, чем ты думаешь. В тот день Лили назвала ее бездушной. Бездушное подобие матери.

– Ты помнишь это?

Она вновь поймала его взгляд.

– Я помню все подробности того утра, начиная с того, как ты обнимал меня, когда я проснулась от кошмарного сна, а бабушка Лили пела со мной дуэтом, пока я принимала душ, чтобы я знала, что она рядом.

– Я этого не знал, – тихо сказал он.

– Я помню блинчики Нины и то, как мы с дедушкой собирали пазл. Потрескивающий огонь, рассеивающийся туман, через которое проглядывало море. Я помню то, что говорила она, я и все остальные.

Она села на край кровати.

– И она помнит, но иначе. Она перепишет сценарий, сыграет героиню или жертву – в зависимости от того, какая роль произведет большее впечатление. Но как бы она ни вспоминала, как бы ни переписывала, для нее этот сценарий не обо мне. Она просто использует меня, чтобы задеть тебя, дедушку, бабушку Лили, всю нашу семью, но в особенности тебя. Ты предпочел ей меня.

– Это нельзя назвать выбором. У меня не было выбора, Кейтлин. – Его самообладание иссякло, и он взял ее лицо в руки. – Ты стала подарком для меня. Что, если мы вернемся в Ирландию?

– Тогда мы просто спрячемся. В прошлый раз это сработало и дало мне то, что было необходимо. Но сейчас я нуждаюсь в другом.

– Почему Нью-Йорк?

– Самый далекий от Лос-Анджелеса город страны. Это первое. Бабушка Лили сможет меня приютить. Там живут Мо, Гарри, Миранда, Джек – все нью-йоркские кузены, ты же знаешь, они присмотрят за мной. Может, у меня и не получится раствориться в толпе, но я по крайней мере не буду жить с ощущением, что меня кто-то преследует.

– А здесь ты это чувствуешь?

– Да. Каждый день. Я не хочу играть, по крайней мере – не сейчас. У меня душа не лежит к актерству, а никто из нашей семьи не относится к этому как к просто работе. Я хочу чего-то другого. Она будет думать, что победила. Но мы будем знать, что это не так, и, возможно, она на этом успокоится. Богатый муж, у которого есть деньги и влияние, сможет купить ей несколько ролей и продвинуть по социальной лестнице.

– А ты и правда хорошо ее знаешь. – Он отошел в сторону и посмотрел на море. – Я был с ней больше десяти лет, искал оправдания, старался не замечать.

– Из-за меня. Я знаю, ты любил ее, но ты закрывал глаза или искал оправдания из-за меня. Иначе ты бы никогда не отдал ей столько лет.

– Не знаю.

– С тех пор из-за меня у тебя не было серьезных отношений.

Он быстро обернулся.

– Нет, не вини себя. Дело во мне. Проблемы с доверием, – сказал он и подошел к дочери. – Думаю, я имею на это право.

– Я бы сказала, что да. Но мне ты можешь доверять, пап. Доверься мне настолько, чтобы отпустить.

– Сложнее всего. – Он притянул ее к себе. – Я собираюсь часто наведываться в Нью-Йорк. Тебе придется с этим смириться. Ты же понимаешь, что твой дедушка будет приезжать, а теперь в два раза чаще, потому что не только Лили, но сразу обе его девочки будут жить на другом побережье.

– Вы лучшие.

– Каждый день я буду ждать от тебя сообщения и звонка каждую неделю. Сообщения в первый месяц. А звонки – всегда.

– Я согласна.

Он положил подбородок ей на макушку и уже начал по ней скучать.

Глава тринадцатая

Первые несколько недель в Нью-Йорке Кейт жила в Верхнем Вест-Сайде, где у Лили была своя квартира. Если она выбиралась дальше, то проводила время с Лили, тетями и двоюродными братьями.

Поскольку зимняя нью-йоркская погода стала настоящим шоком для ее организма, ей не особенно хотелось куда-нибудь выходить. Но в конце концов она все-таки вышла – и так закуталась, что вероятность быть узнанной равнялась нулю, – и ей понравилось гулять по городу, созданному для прогулок. Вдали от тропинок и тихих дорог Майо, длинные авеню, забитые перекрестки, множество магазинов, кафе, ресторанов – все это призывало к исследованию.

К тому времени, как в воздухе появился смутный намек на весну, она обрела уверенность в себе и полюбила вкус свободы.

Через двоюродных братьев она познакомилась с людьми своего возраста. Большинство из них ее происхождение не впечатляло, а актеры тех поколений, что ее отец и дед, казались им такими же древними, как Моисей.

Ей это нравилось.

Она научилась быстро ходить, как местная, и после нескольких оплошностей научилась ориентироваться в метро. Такси она предпочитала долгие прогулки или поездки на метро, и то и другое казалось ей полным очарования.

Столько голосов, акцентов, языков. Столько разных стилей и образов. И главное – никто не обращал на нее особого внимания.

С тех пор как перед отъездом из Лос-Анджелеса Кейт снова отдала себя в руки Джино, она щеголяла объемной ровной стрижкой с челкой-шторкой.

Временами она едва узнавала себя.

Кейт нравилось заглядывать в театр на репетиции к Лили два-три раза в неделю, просто сидеть там на корточках и наблюдать за тем, как продвигается подготовка. И опять голоса, громкие и раскатистые бродвейские голоса, летящие вверх, в зал и обратно.

Наблюдая за очередной сценой, она подумала, что смех у Лили (или у Мэйм) очень раскатистый. Некоторые актеры просто рождены для того, чтобы играть определенные роли. По мнению Кейт, Мэйм безраздельно принадлежала Лили.

Она достала телефон (всегда отключенный на время репетиции) и отправила сообщение отцу:

«Новости из Нью-Йорка. Наблюдаю, как режиссер и актерский состав прорабатывают нюансы в пятой сцене первого акта. Сейчас на сцене только Мэйми и Вера. На Лили легинсы, на Мэриан Кин джинсы, но, клянусь, представить их в костюмах – проще простого. К твоему сведению, Мими, персональной ассистентке Лили, пришлось лететь обратно в Лос-Анджелес, чтобы помочь своей маме. Она сломала лодыжку. Так что я ее подменяю. Скажи дедушке, что Лили в восторге от того, что он приедет на следующей неделе. Она скучает по нему, и я скучаю. По тебе тоже. Кстати, я собираюсь сделать татуировку на руке и проколоть язык. Шучу. Или нет?»

Усмехнувшись самой себе, она отправила сообщение. Затем сложила руки на сиденье впереди, уткнулась в них подбородком и принялась наблюдать за тем, как рождается волшебство.

Когда они закончили, а режиссер начал совещаться с хореографом и режиссером-постановщиком, Лили подозвала Кейт.

– Ты все еще здесь, Кейт?

– Да.

Подхватив свою массивную сумку, Кейт встала, вышла вперед и оказалась в поле зрения Лили.

– Поднимайся на сцену.

Кейт направилась к дверям с левой стороны, прошла по коридору и поднялась в помещение, где хористы разминались и распевались перед следующим номером. Уже запустив руку в сумку, она пошла направо к сцене.

– Протеиновый батончик, вода комнатной температуры.

Лили взяла и то, и то.

– Мими испугается, что может потерять работу.

– Просто забочусь о бабуле, пока ассистентка не вернулась.

– Мне пригодится твоя помощь.

Лили опустилась на складной стул, вытянула ноги и немного покрутила лодыжками.

– Со временем забываешь, сколько сил требует театр, а музыкальный театр и того больше.

– Хочешь, я запишу тебя на массаж? Могу позвать Билла на шесть вечера, я уже проверила – он свободен, и на полвосьмого заказать пенне и хороший салат из «Луиджи». Углеводы – друзья энергии.

– Боже мой, девочка, ты чудо.

– Это все Мими и ее подробные инструкции; электронная таблица и огромный список контактов – это чудо.

– И как мне достался массажист по имени Билл? Его должны были звать Эстебаном или Свеном.

Кейт пошевелила пальцами.

– Волшебные руки, если я правильно помню.

– Они у него действительно волшебные. Пригласи его. А теперь скажи мне, что ты думаешь. Как у нас дела?

– Предельно честно?

– О боже.

Собравшись с духом, Лили подняла глаза на сцену:

– Давай.

– Я знаю, что прежде ты не встречалась и уж тем более не работала с Мэриан. Как и с Тодом, Брэндоном и юным Патриком. А зрители должны поверить, что Мэйми с Верой всю жизнь были лучшими подругами, а Патрик – любовь всей твоей жизни.

– Ну что ж. – Лили сделала большой глоток воды. – Оказывается, мне нравится предельная честность. Мне бы быть предельно честной. Но мне этого мало.

– Бабушка, это ведь не фильм. Ты не можешь отснять дубль, другой. За ним еще один, а потом сидеть и ждать. Снова ждать. Отснять дубль заново, ждать. Здесь все происходит быстрее. И даже на репетиции нельзя забывать реплики, движения, направление, где ты должна встать, ритм и когда пора закругляться. Это не череда диалогов, не сцена. Это все вместе. Тут совершенно другая энергия.

– Выискиваешь оплошности?

– Я?

Покачав головой, Кейт вышла в центр сцены и посмотрела в зал. На каждом из этих мест, подумала она, от оркестровой ямы до верхнего яруса, будут сидеть люди.

Они уже здесь.

Забавы ради она быстро проскользнула вправо, топнула ногой и раскинула руки. Кейт рассмеялась, когда Лили зааплодировала.

– И ближе я не подойду. Это действительно страшно и волнительно – играть на сцене. И тебе придется выходить сюда по восемь раз за неделю: шесть вечеров и два дневных спектакля. Нет, это не для меня. Но оба способа волшебные, правда?

Она вернулась к Лили.

– Волшебные способы рассказывать истории. Я думаю, нужно быть удивительным человеком, чтобы добиться успеха в обоих видах волшебства.

– Моя дорогая. Ты подкрепила меня куда лучше протеинового батончика. – Лили встала и расправила плечи. – Ты свободна.

– Уволена?

– Нет, пока Мими не вернется. Иди напиши кому-нибудь из друзей, сходи за покупками или встреться с ними в кафе.

– Ты уверена?

– Отчаливай уже. Просто напиши мне, если планы на ужин поменяются.

– Хорошо. Спасибо. И удачи.

Схватив телефон, чтобы вызвать массажиста, она направилась к правым кулисам. И тут перед ней возник один из хористов.

Она подняла глаза.

– Прости. Печатала сообщение.

– Преградил тебе путь. Я Ной. Я участвую в хоре.

Она знала, она его уже видела. Кейт наблюдала, как он с остальными репетировал номер снова и снова, без устали – по крайней мере, так казалось.

Рядом с ним у нее появились бабочки в животе. Кожа гладкая, как карамель, которой миссис Лири покрывала яблоки в канун Дня всех святых. Глаза желтоватые, напоминающие львиные, с необычно вздернутыми уголками.

Мысленно она повторяла: «Гм, гм, гм».

Но Салливан знала, как добиться желаемого.

– Я была на нескольких репетициях. Мне нравится, как ты жонглируешь в «Нам нужно немного Рождества».

– Меня бабушка научила.

– Правда?

– Ага. Она сбежала в цирк еще ребенком. Знаешь, я должен закончить к четырем. Не хочешь выпить кофе?

В ее голове что-то вспыхнуло и тут же погасло.

– Я как раз собиралась уходить, но… Я могла бы встретиться с тобой.

– Круто. Как насчет в половине пятого в «Кафе»? Это прямо за углом.

– Да, я знаю, где это. Хорошо, конечно. До встречи.

Она спокойно прошла до двери, ведущей на сцену, вышла, прошла еще пару метров, чтобы уж наверняка.

А потом взвизгнула, исполнила быстрый танец, ирландскую чечетку, прямо на улице. Поскольку это была улица в Театральном квартале Нью-Йорка, никто не обратил внимания.

Она сделала заказ для Лили, поставила будильник, чтобы напомнить ей, когда заказывать ужин. Затем написала двоюродной сестре, учившейся в Гарварде, которую считала самой надежной и умной:

«Когда ты сможешь встретиться со мной в “Сефоре” на 42-й?»

В ожидании ответа она размышляла, стоит ли ей пойти домой и переодеться или проще купить новый наряд.

Это уже слишком, не будь идиоткой. Это просто кофе. Ты хочешь, чтобы он понял, что никто, кроме родственников, никогда не приглашал тебя на кофе?

«Последнее занятие закончится в 2:45. Около трех?»

«Идеально. Увидимся там».

«Как дела?»

«У меня свидание! Это просто кофе, но свидание».

«Классно! До встречи».

Поскольку время у нее было, Кейт замедлила шаг и продумала несколько тем для разговора. Дойдя до 42-й, она зашла в «Сефору» и прогулялась между стойками.

В итоге она накупила всего скорее из-за нервов, чем по необходимости. И постоянно проверяла телефон, даже несмотря на то, что знала: Ной не может написать ей и отменить встречу, потому что у него нет ее номера.

Должна ли она была дать ему свой номер?

Она вздрогнула, потому что на ее телефоне раздался сигнал о входящем сообщении.

«Только что зашла. Где ты?»

«Встретимся у прилавка с косметикой».

Она заметила двоюродную сестру с романтично развевающимися волосами цвета земляники, серьезными очками в черной оправе на карих глазах и рюкзаком через плечо.

– Ладно, кто он, где ты с ним познакомилась и симпатичный ли он?

– Ной, хорист в «Мейм», и он очень милый.

– Актер, значит, есть точки соприкосновения. Какой образ ты выбираешь?

– Я…

Один из сотрудников, парень с изумрудно-зеленым облаком в иссиня-черных волосах и с красиво подведенными карими глазами, подошел к ним.

– Добрый день, дамы, чем я могу вам помочь? Я бы с удовольствием сделал вам макияж глаз, – сказал он Кейт. – И вам.

– Ей. – Мэллори указала на Кейт. – У нее свидание.

– О-о-о. Волнуетесь?

– Это просто кофе.

– Нужно с чего-то начинать. Присядьте и позвольте Джармейну сотворить волшебство.

Она и сама могла бы накраситься и считала, что у нее это хорошо получается. Но по такому случаю…

– Я хочу выглядеть так, будто на самом деле совершенно не придаю этому значения. Разве что немного.

– Доверьтесь мне. – Джармейн взял Кейт за подбородок и повернул ее лицо то в одну, то в другую сторону. – У вас в корзине есть парочка хороших продуктов. Могу использовать кое-что из них. Итак. – Джармейн достал салфетки для снятия макияжа. – Какой он из себя? У него есть друг?

Он снимал, покрывал, разносил и рисовал, а Мэллори смотрела.

– Мне нравится, что вы сделали с глазами. Они и так безумно голубые, но вы сделали их… смелее, что ли.

– Она выбрала хорошую палетку, нейтральную, но не скучную. Мы остановились на варианте «Я ничего не делала, просто до смешного красива», поэтому нейтральные цвета подойдут лучше всего.

– Я заплету тебе косу, – решила Мэллори. – Слегка небрежную, низкую распущенную косу. Будет хорошо смотреться с макияжем.

Из рюкзака Мэллори достала складную щетку, маленькую расческу с острым концом, прозрачный футляр с набором резинок.

Дочь своей матери, подумала Кейт.

– Прическа и макияж. – Джармейн улыбнулся Кейт. – Лечение для кинозвезды.

Улыбнулась в ответ, хотя и подумала: «Господи, надеюсь, что нет».

После того как Джармейн счел ее готовой и великолепной, после того как она оплатила все на кассе, они с Мэллори отправились на свидание.

– Я пройду с тобой немного, а потом сверну. У меня куча дел по учебе. Но я буду ждать подробного отчета.

– Обязательно. Спасибо, что пришла. Я нервничаю, и это так глупо.

– Просто будь собой, и если он не идиот, то пригласит тебя еще раз. Если за его привлекательностью не скрывается обыкновенный придурок, то второе свидание тебе обеспечено. Притормози немного, ты же хочешь прийти около пяти, чуть позже назначенного времени. Опоздать, но не сильно.

– Мне нужно всему этому научиться.

– Послушай меня. Я мастер в этом деле.

Мэллори взяла Кейт под руку и толкнула ее в бок бедром.

– Не сиди дольше часа, даже если все идет отлично. Час пятнадцать – максимум. А потом тебе нужно бежать. И если он захочет большего, а он захочет, то попросит о втором свидании. Без лишней необходимости не кидайся проверять свое расписание, это ужасно раздражает.

– Мой календарь общественных мероприятий свободен.

Еще один толчок бедром, уже посильнее.

– Не говори об этом! Просто, если он предложит сходить в кино завтра вечером или в любой другой день, ты можешь повторить этот день вслух. Пятница? Конечно, было бы здорово. Если он сделает движение, попытается тебя поцеловать, прекрасно, если ты и сама хочешь поцеловать его. Но никаких языков, только не за чашкой кофе.

– Господи, я должна все записать.

– Ты актриса, сестренка. Ты запомнишь и реплики, и мизансцену. Мне пора. Запомни эти простые правила, расслабься и получай удовольствие.

Мэллори остановилась на перекрестке и вместе с толпой двинулась на переход.

– Подробный отчет! – крикнула она.

Быть Кейт. Опоздать на пять минут, не по своей вине. Кейт гордится тем, что всегда приходит вовремя. Остаться на час или час пятнадцать. Не притворяться, будто у нее забитое расписание, и никаких языков.

Следуя указаниям режиссера, она зашла в гул и ароматы кафе «Кафе».

Удобные диваны и огромные кресла уже были заняты, бариста в кафе-баре уже были заняты.

Она заметила Ноя, на нем была уже не репетиционная майка, а водолазка. Прекрасные львиные глаза взглянули на нее, пока она приближалась.

– Привет. Выглядишь великолепно.

– Спасибо. – Она опустилась в кресло напротив. – Как прошел остаток репетиции?

Он закатил глаза.

– Как-то прошел. Мы уже что-то нащупали. Привет, Тори.

– Ной. Что я могу вам предложить, ребята?

Когда Ной в ожидании посмотрел на Кейт, она решила выбрать что-нибудь попроще.

– Латте.

– Диетический латте, двойной, спасибо, Тори. Сегодня вечером у меня урок по танцам, – пояснил он Кейт. – Мне нужна двойная порция.

– Преподаешь или сам занимаешься?

– Сам занимаюсь. Три вечера в неделю. Можно мне сразу для ясности сказать: Лили Морроу – богиня.

Кейт сразу решила, что он не придурок и не идиот.

– Для меня она всегда была богиней.

– Должно быть, это взаимно. Она просто светится, когда ты приходишь. Чем ты занимаешься, когда не в театре?

– Пытаюсь со всем разобраться.

Его улыбка, спокойная и красивая, заставила сердце трепетать.

– Как и я.

Разговор давался легко. Так легко, что она забыла о волнении. Забыла о правиле часа, пока у нее на телефоне не зазвонил будильник.

– Прости, прости. – Она вытащила его, выключила. – Это напоминание о том, что мне нужно заказать ужин. Я подменяю ассистентку Лили. Мне, эм, нужно бежать. Было классно. Спасибо.

– Слушай, пока ты еще не ушла, в субботу вечером будет вечеринка. Актеры и парочка людей не из индустрии хотят немного развлечься. Не хочешь пойти?

«Повтори название дня», – напомнила она себе и воспряла духом.

– В субботу? Конечно.

Он протянул свой телефон.

– Запиши свой номер в контакты, пожалуйста.

Конечно, конечно, она знала, как это делается. Она постоянно делала это с друзьями. Просто никогда не делала с кем-то, кто пригласил ее на второе свидание. Они протянули друг другу телефоны.

– Я могу заехать за тобой около девяти. – Он вернул ей телефон. – Если только не хочешь сначала съесть пиццу.

О боже, о боже!

– Я люблю пиццу.

– Тогда в восемь. Просто напиши мне адрес.

– Хорошо.

Он не двинулся с места, и Кейт не была уверена, радоваться ей или разочаровываться.

– Спасибо за кофе.

Она вышла и исполнила счастливый танец только тогда, когда точно скрылась из виду. Тори взглянула на Ноя, приподняв брови.

Он изобразил глубокий вздох и приложил руку к сердцу.

Три недели спустя, после пиццы и вечеринок, после танцев в клубах и долгих отчаянных поцелуев среди цветущей весны, Кейт лежала на узкой кровати Ноя в его крохотной спальне в тесной квартирке, которую он снимал с двумя бродвейскими цыганами.

В ее первый раз бугристый матрас казался вздымающимся облаком, а мучительный ритм рэпа, пульсирующий сквозь стену из соседней квартиры, – песней небесных ангелов.

Хотя сравнивать ей было не с чем, она была абсолютно уверена, что только что ей открылось истинное значение каждой песни, каждого стихотворения, каждого сонета, которые когда-либо были написаны.

Он поднял голову и посмотрел ей в глаза, и она оказалась частью величайшей истории любви.

– Я хотел этого с тех пор, как впервые увидел тебя. На тебе был синий свитер. Лили привела тебя на экскурсию за кулисы. Я боялся проронить хоть слово.

– Почему?

Он накрутил на палец прядь ее волос.

– Кроме того, что ты чертовски красива? Ты же внучка Лили Морроу. Потом ты начала мучить меня, приходя на репетиции, и я просто больше не мог этого выносить. Я подумал: эй, если приглашу ее на кофе, а она откажется, я, по крайней мере, не умру в неведении.

Он наклонил голову, легко поцеловал ее губы, щеки, глаза. Ее сердце затрепетало.

– Я так нервничала, а потом мы просто начали разговаривать. – Она положила руку ему на щеку. – И волнение ушло. Я так нервничала, а потом ты прикоснулся ко мне, и волнение испарилось.

И все же это был ее первый раз.

– Было хорошо, да?

Он окинул ее оценивающим взглядом, который заставил сомнение всплыть на поверхность:

– Ну… Даже не знаю. Думаю, придется сделать это еще раз, чтобы удостовериться.

Восторг смыл все сомнения.

– Просто чтобы удостовериться, – согласилась она.

Поскольку Лили ратовала за такси (никакого метро), то Ной провожал Кейт до 8-й авеню, чтобы поймать такси, если она оставалась допоздна.

Медленно прогуливаясь с ним рука об руку, она думала, что Нью-Йорк похож на съемочную площадку фильма. Легкий моросящий дождь был воплощенной романтикой, уличные фонари мерцали в мелких лужах и на мокром тротуаре.

– Напиши, когда доберешься домой, хорошо?

– Ты такой же строгий, как бабушка Лили.

– Вот что происходит, когда кто-то заботится о тебе. – Он притянул ее к себе для очередного поцелуя. – Приходи завтра вечером на урок танцев. Ты знаешь движения и знаешь, что тебе это нравится.

Так она и сделала. Может быть, мышцы у нее и атрофировались, но предыдущие два занятия ей очень понравились. Кроме того, там был он.

– Хорошо. Увидимся.

Теперь она притянула его к себе, а затем скользнула в салон авто.

– Угол 67-й и 8-й, – сказала она водителю, повернувшись, чтобы как можно дольше смотреть на Ноя.

Потом достала телефон и написала Дарли: «Я не умру девственницей!!!»

Кейт радовалась и мечтательно смотрела в окно, пока такси сворачивало на Восьмую улицу.

Она в голос рассмеялась над ответом Дарли: «Добро пожаловать в клуб, шлюха. Мне нужны детали».

Она порхала всю весну, брала уроки танцев, летом пошла на йогу и решила записаться на курсы Нью-Йоркского университета.

Французский – потому что ей нравилось, как он звучит; киноведение – потому что, хоть сниматься она больше не хотела, сама индустрия ее по-прежнему притягивала; и сценарное мастерство – потому что она вполне могла бы заниматься этим в будущем.

И раз в неделю они с Лили ужинали вдвоем в ее квартире, за окнами которой сиял Нью-Йорк.

– Поверить не могу, что ты сама это приготовила.

Наслаждаясь достижением, Кейт смотрела, как Лили ест пенне с базиликом и помидорами.

– Я тоже. Но получилось вкусно.

– Милая, это так же вкусно, как у Луиджи, но не передавай ему мои слова. И ты испекла итальянский хлеб.

– Это было весело. Нас с бабушкой научила печь хлеб соседка в Ирландии. Я снова почувствовала себя там, с ней. К тому же мне хотелось сделать тебе сюрприз.

– В последний раз я так удивилась, когда увидела у себя седые волосы, но это намного приятнее. Не уверена, что тебе удастся повторить это на бис, когда приедет дедушка.

– Я знаю, ты скучаешь по нему.

– Не так-то просто найти силы, чтобы скучать по кому-то, но у меня получается. Старый козел подцепил меня на крючок.

– А ты это сразу поняла? – с неподдельным интересом спросила Кейт, играя с маленьким золотым сердечком на шее, которое Ной подарил ей на восемнадцатилетие. – Я хотела сказать, ты сразу в него влюбилась?

– Я бы сказала «почувствовала притяжение», и меня это очень раздражало. У меня к тому моменту уже был опыт неудачного брака и я достигла того возраста, когда Голливуд так и норовит выпихнуть тебя, если, конечно, ты женщина. На самом деле я какое-то время сопротивлялась. У меня двое детей-студентов, и я видела своей целью оставаться востребованной киноактрисой. А потом появился он.

– Он, такой красивый, – сказала Кейт, поднимая брови, чтобы рассмешить Лили.

– Деточка, этот человек получил тройную порцию привлекательности по милости божьей. Теперь же, как актриса определенного возраста, я играю роль эксцентричной тети, и спасибо, что хоть не мамы героя-любовника. И всем наплевать, что он на двадцать лет старше персонажа, это даже никто не обсуждает.

– Но в реальной жизни у тебя есть свой герой.

– Это так, я к этому не стремилась, но так получилось. – Чтобы обрадовать свою девочку, Лили положила добавки. – Ты уже достаточно взрослая, чтобы узнать об этом. Мы оба планировали просто хорошо провести время. Видит бог, никто из нас не собирался жениться. Мой первый брак был кошмаром, зато у Хью – почти идеальным.

В процессе ужина и разговора Лили отложила вилку и сделала глоток вина.

– Оливия Данн была любовью всей его жизни. Когда мы поняли, что между нами не только секс, мне пришлось хорошенько все обдумать. Могу ли я остаться с мужчиной, который так любил и все еще любит другую женщину?

Она сделала еще один глоток вина – единственный бокал, который она себе позволила в вечер перед генеральной репетицией.

– И знаешь, что я поняла? Если мужчина умеет так любить, то нужно быть последней дурой, чтобы от него отказаться. А у моей мамы дочь не дура.

– Всю жизнь я смотрела на вас двоих и думала, что это и есть любовь, такой она и должна быть.

– Значит, что-то мы да сделали правильно. – Она поставила бокал на стол. – Это плавно подводит нас к вопросу, который, как я надеялась, ты захочешь обсудить. Но поскольку ты этого не сделала, я не буду вести себя как медведь в улье. И надеюсь, что никто не укусит меня за нос. Милая, так очаровательно наблюдать, как вы с Ноем думаете, что держите отношения в секрете.

– Я…

– И я понимаю, почему ты пытаешься сохранить их в тайне, – хотя, ради всего святого, Кэти, это же театр. Мы любим посплетничать, но еще больше любим секс и драмы.

Беспокойство по поводу того, что может произойти, сменилось облегчением от того, что тайна раскрыта.

– Я не знала, как ты отреагируешь.

– Значит, я сделала что-то не так, раз ты боишься обсуждать со мной все на свете.

– Я не боюсь. Мне жаль. Это нечестно. По большей части это было мое решение. Было так здорово, невероятно здорово не беспокоиться о том, что люди могут прочитать обо мне, услышать или рассказать. Она так увлечена своей помолвкой, грандиозными свадебными планами, и теперь для привлечения прессы ей больше не нужна я, а я и сама никому ничего не хочу рассказывать. Я рассказала только Дарли, и еще Мэллори в курсе. И соседи Ноя по квартире. Я хотела рассказать тебе, много раз, но… не знала как.

– Неплохо для начала, и, черт возьми, я нарушу свое собственное правило и выпью второй бокал вина. Присоединяйся. Есть повод.

Прежде чем Лили успела встать, чтобы взять бутылку, Кейт вскочила и принесла из кухни вино и еще один бокал.

– Получается, я теперь еще и спаиваю тебя?

Лили похлопала ее по руке.

– Ты даешь мне повод себя побаловать. Этот милый кулон – его подарок?

– На день рождения.

– Он зарабатывает очки. Это продуманный подарок. Я хочу знать, ведет ли он себя мило и заботливо в обычные дни.

– Да. Он всегда провожает меня до такси, ждет, пока я уеду, и просит написать ему, когда я доберусь до дома. Он умеет слушать, внимательный. Он вновь привел меня в танцевальный класс, и я даже не представляла, как сильно скучала по танцам, пока не начала заниматься ими снова. Он никому не рассказывал, потому что я его попросила.

– Я навела о нем справки. Это не столько моя привилегия… – быстро добавила она, заметив, что Кейт собирается что-то сказать, – сколько обязанность. Так что я знаю, что он не пьет и не употребляет наркотики, потому что серьезно относится к своей работе. Он происходит из интересной семьи, а мы, южные красавицы, это ценим. Он много работает, да я и сама это вижу. И он хорош, он чертовски хорош. Он может далеко пойти.

У Кейт в душе все озарилось светом – светом одобрения от самой важной женщины в своей жизни.

– Он любит театр.

– Это заметно. Теперь о главном. Вы осторожны?

– Да. Клянусь.

– Хорошо, тогда настало ему время подходить к двери, вместо того чтобы ты выходила к нему. Я ничего не говорила Хью или твоему отцу и не скажу – это твое право. И я понимаю, почему ты не хочешь ставить прессу в известность… – Она наклонилась и взяла Кейт за руку. – Но рано или поздно эта история всплывет на поверхность. Вы оба должны быть готовы к этому.

– Я поговорю с ним.

– Хорошо. Когда ты снова с ним увидишься?

– Я собиралась встретиться с завтра после репетиции, и… – Она заметила вскинутые брови. – Я попрошу его подойти к двери.

Глава четырнадцатая

Кейт восхищало, как легко Лили и Ной нашли общий язык. Да и что может быть лучше того, чтобы сидеть и слушать, как два любимых человека травят театральные байки?

Когда Лили настояла, чтобы он пришел на ужин, Ной принес цветы для них обеих. И это во многом все решило.

Ей чуть ли не до боли не хватало их обоих во время выездных спектаклей: в Сан-Франциско и Чикаго.

Но она понимала, что им обоим нужно сосредоточиться. И это дало ей несколько дней для понимания, как справляться с самостоятельной жизнью.

Впервые в жизни, подумала она, стоя на террасе в тяжелом от ароматов воздухе с коробкой китайской еды навынос. Ни беспокойства, ни кошмаров, только повседневные заботы. Долгие ежедневные прогулки и йога. Уроки танцев, хотя после них она еще сильнее скучала по Ною. Послеобеденная подготовка к курсам, которые начнутся через несколько недель.

Две неудачные попытки написать сценарий, настолько неудачные, что она выбросила все в мусорку. Она решила, что все равно пойдет на этот курс, но у нее осталось ощущение, что писательство в ее таланты не входит.

И ничего страшного. Зачерпнув лапшу, она подошла к полированной бетонной стене и посмотрела на шумный мир внизу. В конце концов она найдет себе место. В этом оживленном мире или где-то еще. Но сейчас это тихое время, эта передышка, когда она может оставаться никем не узнанной, пройти мимо газетного киоска и не увидеть своих фотографий или кричащего заголовка со своим именем – это все, что ей нужно.

В детстве она нашла все это в Ирландии. А сейчас – в Нью-Йорке, и, поскольку она уже не ребенок, это время она использует для поиска и развития талантов.

Возможно, стоит пойти на курсы фотографии, или в студию рисования, или, или, или, или —

– Я выясню, – пробормотала она и вернулась в комнату, закрыв дверь, чтобы не слышать шум города.

Она устроилась с планшетом, поискала информацию про фотографии. Ей и правда нравилось смотреть на людей, слушать их. Возможно, у нее хорошо получится захватывать изображения.

Схватить момент, выражение, настроение. Она может потренироваться с камерой своего телефона, просто забавы ради. Утром, прежде чем отправиться в Нью-Йоркский университет, она решила прогуляться по его окрестностям, чтобы немного сориентироваться.

Она схватила телефон, когда зазвонил будильник.

Занавес.

Она представила, как над сценой в Сан-Франциско поднимается занавес, свет, декорации.

– Удачи всем вам.

Кейт попыталась и дальше занять себя поисками чего-но нового, но не могла сосредоточиться. В своем воображении она слышала вступление, ноты, ритмы, диалоги, голоса.

А зрители смеются, аплодируют? Они очарованы, сопереживают?

Она представила себе толкучку за кулисами, смену костюмов, разминку, желание оказаться в заданной точке.

Она встала, проверила замки на двери, приглушила свет и направилась в спальню. В попытке побороть тревожность и проблемы с желудком, страх неизвестности, она раскатала коврик для йоги и приступила к расслабляющим ассанам.

Она признавала, что расслабилась бы еще сильнее, если бы не смотрела постоянно на время, но тридцать минут она посвятила йоге.

Пытаясь растянуть время так же, как и тело, она переоделась в пижаму и провела длительную процедуру по уходу за кожей лица.

Начался антракт.

Она включила телевизор и принялась щелкать каналы, пока не наткнулась на какой-то фильм. На экране мелькали автомобильные погони и взрывы – идеально, чтобы отвлечься от мысли о музыкальном театре.

По-видимому, йога сработала лучше, чем она предполагала, поскольку к тому моменту, как Джейсон Борн в исполнении Мэтта Деймона расправился с плохими парнями, она уже спала.

Ее разбудил телефонный звонок. Она схватила одновременно и трубку, и пульт, чтобы выключить телевизор.

– Ной.

– Я тебя разбудил. Так и знал, что нужно подождать до утра.

– А я предупреждала, что иначе обижусь. Я не сплю. Рассказывай.

– Нет предела совершенству.

На заднем плане был слышен шум, голоса и гул.

– Рассказывай, – повторила она.

– Все прошло замечательно, – послышался удивленный смешок, от которого ей на душе стало теплее. – Чертовски здорово. Полный зал. Нас двенадцать раз вызывали на поклон. Двенадцать.

– Я так и знала! Я знала! Так рада за тебя.

– Теперь нужно подождать выхода рецензий. Боже, Кейт, ты бы слышала, как зал взорвался, когда Лили вышла на сцену. Твой дедушка тоже пришел. Он придет на вечеринку для труппы. Я скучаю по тебе.

– Я тоже скучаю, но я очень рада за тебя. За всех вас.

– Кажется, это лучший вечер в моей жизни. Ложись спать. Я напишу тебе завтра.

– Иди празднуй. Когда у тебя будет премьера на Бродвее, я приду.

– Очень на это рассчитываю. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Она положила телефон заряжаться рядом с кроватью и обхватила себя обеими руками.

А вскоре с улыбкой задремала. Когда раздался еще один звонок, она вздохнула и снова улыбнулась.

– Ной, – пробормотала она в трубку.

– Ты не послушалась.

Механический голос заставил ее резко сесть в кровати.

– Что? Что?

Заиграла музыка. Культовый голос спросил:

– Тебе сегодня одиноко?

Тиски сжимали ей легкие, пока она с хрипом пыталась нащупать выключатель, а взгляд метался по комнате.

Голос матери прошептал:

– Ты одна. – Помехи, высота звука меняется. – Тебе не спрятаться!

В панике она вскочила с кровати и упала на колени.

Снова музыка, приподнятый, жизнерадостный звук перерастает в сущий кошмар.

– Держись. Я уже близко!

Жадный смех, как из фильма ужасов, который доносится из темных подвалов и затихает в кладбищенских туманах.

Когда звонок прервался, она разрыдалась.

Она не просто сменила номер телефона, она выбросила сам телефон и купила новый. Кейт не знала, стоит ли рассказывать кому-нибудь о том, что случилось. Приближалась премьера – момента хуже и придумать было невозможно. Но в конце концов она рассказала Ною.

Они сидели в «Кафе», он крепко держал ее за руки.

– Такое случалось и раньше?

– Еще в Лос-Анджелесе, прошлой зимой. Это была запись. Я имею в виду, что звонки были разными, но они были записаны заранее.

– Почему ты не рассказала об этом отцу?

– Ной, я же рассказывала тебе, как он волнуется и начинает создавать вокруг меня некое подобие силового поля. И я думала, что это какой-то придурок развлекается.

– И вот теперь это случилось снова. Мы пойдем в полицию.

– Я разбила телефон, – напомнила она ему. – Частично по глупости, я запаниковала, но телефон разбит. Да и что они могут сделать? Это ведь нельзя расценивать как угрозу.

– Попытка кого-то запугать – это уже угроза. Думаешь, это твоя мать?

– Нет, не в том смысле, что она собирается что-то сделать. Просто я думаю, что тогда она бы не использовала свой голос. В первом звонке использовалась дорожка из ее фильма. Готова поспорить, что и этот звонок был нарезкой.

– Кейт, они знали, что ты была одна.

– Да.

У нее было время подумать, время успокоиться и поразмыслить.

– Как я и говорила, появились слухи, что я живу в Нью-Йорке с бабушкой Лили, и даже о том, что записалась на курсы в университет. Гастроли вызвали большую шумиху, так что…

– Ты должна рассказать Лили. Я пойду с тобой.

– Что? Сейчас?

– Да.

– Я не хочу ее расстраивать, и она ничем…

Ной бросил деньги за кофе на столик.

– Если ты не скажешь ей, это сделаю я.

И тут она вышла из себя.

– Это неправильно. Это мое дело, и решение остается за мной.

Он просто встал, взял ее за руку и заставил встать.

– Тебе придется с этим смириться.

Кейт пришла в ярость, она спорила, требовала, угрожала, но ей так и не удалось поколебать его настрой, пока они быстрым шагом приближались к дому Лили. Взгляд золотых глаза, которые она любила, оставался неумолимым.

Реакция Лили положение не улучшила.

– Сукин сын!

Только после массажа, все еще в халате, Лили кружила по комнате.

– Во второй раз? И ты мне ничего не сказала?

– Я просто…

– Никаких «я просто». – Она прищурилась, заметив, как Кейт бросила на Ноя обиженный взгляд. – И не вымещай это на нем. Ной поступил правильно.

– Ты ничего не можешь с этим поделать… – начала Кейт.

– Ты и понятия не имеешь, что я могу сделать, когда жизнь заставит. Но я ни черта не смогу сделать, если буду пребывать в неведении. Я несу за тебя ответственность, девочка моя. Мне абсолютно наплевать, восемнадцать тебе или сто восемь. Я несу ответственность. И первое, что мы сделаем, это сообщим обо всем в полицию.

Ей в панике хотелось отступить.

– Пожалуйста, выслушайте меня. – Ярость, исходящая от Лили, обжигала так сильно, что Кейт потребовалось совершить усилие, чтобы шагнуть к ней. – Что произойдет потом? От телефона я избавилась. Да, это было глупо, но что сделано, то сделано. Я расскажу им о звонках все, что помню. И дальше что?

– Я не из полиции, так что я не знаю, что там дальше.

– Мне кое-что ясно. Я подаю заявление, и о нем становится известно. Для таблоидов это небольшой праздник. Потом это станет достоянием общественности, и как ты думаешь, сколько еще звонков я получу?

– Сукин сын! – Хлопая полами халата, Лили прошествовала к дверям на террасу, распахнула их и вышла наружу.

– Теперь доволен? – бросила Ною Кейт.

– Не в этом дело, не будь идиоткой. Она злится, потому что любит тебя. Как и я. Как и я.

– Сейчас это не поможет.

Хотя на самом деле помогло, и даже очень. Собравшись с духом, она вышла на террасу.

– Прости, что я не рассказала. В первый раз я промолчала, потому что не хотела, чтобы папа запретил мне сниматься в фильме. Мне было это необходимо. А он был бы против.

– Возможно, – пробормотала Лили.

– Я не стала ничего рассказывать, потому что приближалась премьера.

Лили резко обернулась.

– Неужели ты думаешь, что пьеса для меня важнее, чем ты? Что-то в этом мире важнее тебя?

– Нет. Но это не важно. В прессе писали о том, что моя мать вышла из тюрьмы, обо мне, о новом проекте после того, как вышел первый фильм. И там была пара слов о том, что я недавно поступила в Нью-Йоркский университет, и все эти интервью, которые она дает перед свадьбой. Кто-то решил испытать удачу.

– Она и сама могла это провернуть. Я бы не стала списывать ее со счетов.

– Она могла бы нанять кого-нибудь получше.

Солнце, такое же огненное, как и волосы Лили, освещало реку и отражалось в стали и стеклах.

– Это записи, бабушка. Я могу отличить запись от разговора. Наложение дорожек, отвратительный монтаж. У нее теперь куча денег, она может оплатить хорошую работу, а это явно не она.

– Пока легче не становится.

– Но я не могу из-за этого отказаться от жизни. Я терпеть не могу, когда такое случается, но отбросить жизнь я не могу.

Лили вернулась в тень, села, принялась отстукивать пальцами ритм.

– Кэти, никто этого не хочет. Ты права насчет полиции. Пока. Но если это повторится, то мы поступим иначе. Ты звонишь в полицию, отдаешь им телефон и даешь согласие на то, чтобы они выполнили свою работу.

– Хорошо.

– А пока ты запишешь все, что запомнила, чтобы у нас на всякий случай было хоть что-то. И ты позвонишь отцу и все ему расскажешь.

– Но…

– Нет. – Сверкнув глазами, Лили подняла вверх палец. – Это не обсуждается. Мы назовем это нездоровым общением, это случается с людьми нашей профессии. Но он должен знать. Потом ты помиришься со своим парнем, потому что он поступил правильно из любви к тебе.

– Мне не понравились его методы.

Лили подняла брови.

– И поэтому нужно вышвыривать его на обочину?

– Нет.

– Тогда иди и извинись – давай. И попроси его принести мне, а заодно пусть и себе захватит, холодную колу. Мы посидим здесь, пока ты поговоришь с папой. Я на твоей стороне, – решила Лили. – Когда начнешь разговаривать, принеси мне телефон.

У Кейт не осталось выбора. Она вернулась в комнату, где ее ждал Ной.

– Мне не нравится, как ты это сделал.

– Я уже понял.

– Мне нужно иметь возможность самостоятельно распоряжаться своей жизнью, принимать решения.

– Это не одно и то же. Ты ведь и сама это понимаешь, но все еще на взводе и не можешь себе признаться.

Он подошел к ней, и прежде, чем она успела огрызнуться, обхватил руками ее лицо.

– Я не могу больше видеть, как ты страдаешь, и быть бессильным тебе помочь.

Он легко поцеловал ее.

– Теперь она знает, и тебе станет легче.

– Возможно, но теперь я должна рассказать обо всем папе, а это уже полный хаос. Она просила тебя взять колы и посидеть с ней, пока я буду звонить папе.

Разговор получился тяжелым и болезненным, в конце концов потребовалось вмешательство Лили. Но худшего удалось избежать. Ее не просили вернуться в Лос-Анджелес – она бы все равно отказалась. И у нее по-прежнему оставался шанс прожить свою жизнь.

Настало время для генеральной репетиции, и театр заполонили друзья и родственники. Кейт впервые увидела постановку от начала до конца: свет, музыку, декорации и костюмы, и все это в зале, заполненном людьми, которые больше всего на свете желали успеха любимому человеку.

Она познакомилась с семьей Ноя – это стало еще одним важным шагом в ее жизни.

В ночь предварительного просмотра она осталась за кулисами. В тот вечер на показ собрали критиков, и Кейт осталась за кулисами. Критики и пресса сидели вперемешку. Кейт не хотела рисковать и отвлекать внимание от бабушки и своего парня.

Она вместе со всем составом пребывала в мучительном ожидании первых хвалебных рецензий.

Она записалась в раннюю группу по танцам в Monday's dark theater вместе с Ноем, а потом он отправился с ней на экскурсию по кампусу Нью-Йоркского университета.

– Какой же он большой! – поразилась Кейт, когда они шли к метро. – И это ведь еще не все корпуса. Он кажется просто безграничным.

– У тебя все получится. Все будет отлично.

Они вместе спустились по ступенькам, чтобы сесть на поезд в центр города.

– Частная школа, репетиторы.

– Бедная богатая белая девочка, – сказал он, и она рассмеялась, толкнув его локтем.

– Думаю, все дело в необъятности. – Она прошла через вращающийся турникет. – Там столько людей. Даже на летних курсах студентов будет много. Но у этого есть преимущество… – она вытащила проездной, – есть шанс раствориться в толпе. Через пару недель выходит «Перемена мест». Остальной актерский состав уже начинает промокампанию.

– Мы обязательно его посмотрим.

– Ой, даже не знаю. – Она съежилась и передернула плечами, словно решила стряхнуть зуд.

– Выхода нет.

Кейт и Ной ждали на платформе вместе с двумя женщинами, у одной из них в коляске сидел круглолицый малыш. Они быстро говорили по-испански, пока малыш яростно грыз оранжевое зубное кольцо. Рядом мужчина в деловом костюме стучал по экрану телефона. За ним невысокий коренастый мужчина в мешковатых баскетбольных шортах жевал пиццу, покачивая головой в такт музыке, которая играла у него в наушниках.

В воздухе пахло пиццей, застоялым потом и пережаренными луковыми кольцами.

– В конце концов эта часть моей жизни оказалась довольно паршивой.

Ной просто провел ладонью по ее руке.

– Еще одна причина пойти на фильм, чтобы ты увидела, как ты хороша даже в паршивых ролях. Можем успеть на утренний сеанс.

Он взял ее за руку, когда по туннелю прокатился грохот приближающегося поезда.

Двери со свистом распахнулись, и люди сначала повалили из поезда, а потом повалили в поезд.

– Не хочешь прогуляться по парку? – спросил он и потянул ее к сиденьям. – Можем посидеть на солнышке в компании уличных собак.

И так отвлечь его от мыслей о завтрашнем вечере. О премьере.

– Мне нравится. Я заброшу рюкзак в квартиру и переодену обувь для прогулок на солнце.

Он посмотрел на свои потрепанные «Найки».

– Мне бы очень пригодилась новая обувь.

– Можем совместить прогулку и поход по магазинам.

Ной перевел взгляд на Кейт.

– Сколько у тебя пар обуви?

– Не имеет значения, – сказала она чопорно, до того чопорно, что он улыбнулся и поцеловал ее.

Они обсуждали обувь, прогулку, возможность встретиться с друзьями или вернуться к нему, поскольку как минимум один из его соседей ушел на прослушивание, а у другого на работе дневная смена.

Проживать жизнь, подумала она. И никакие звонки, никакая пресса со своим назойливым вниманием не могут ее остановить.

– Мы постараемся успеть все, – заключила она, когда они шли к дому Лили. – Сначала к тебе, особенно если никого нет дома, потому что такого еще ни разу не было. Потом идем гулять и завершаем походом за обувью, чтобы не таскаться с пакетами.

– Возможно. – Он погладил ее по волосам, пока она доставала ключи из сумки. – А может, мы просто останемся у меня.

– Не исключено.

Они рассмеялись и зашли в квартиру с наивным и счастливым видом.

– А вот и она!

Хью вошел с террасы с выражением абсолютного восторга на лице и раскрыл объятия.

– Дедушка. Ты же должен был прилететь завтра.

Она бросила рюкзак на пол и поспешила обнять Хью.

– Мы решили удивить вас с Лили и, возможно даже, подловить в компании каких-нибудь танцоров. – Он поцеловал ее в обе щеки и посмотрел на Ноя. – И у нас получилось! Жонглер с очень талантливыми ногами.

– Спасибо, сэр. Ной Танака. – Он пожал Хью руку. – Я могу пригласить еще танцоров – они мигом приедут.

Хью рассмеялся и хлопнул его по спине.

– Все в порядке, Лили. Все будет хорошо.

Кейт повернулась на голос.

– Папа.

Она бросилась к Эйдану и обняла так же крепко, как обнял ее и он, чуть приподняв над полом.

– Дай мне посмотреть на тебя. Фотографии и Скайп – это не то.

Он притянул ее к себе.

Как бы умело он ни скрывал, дочь слишком хорошо его знала и заметила беспокойство.

– Я в порядке, папа. Совершенно.

– Вижу. Я скучал по тебе.

– Я тоже по тебе скучала. У нас уже все готово на завтра. Устроим шикарный ужин, прежде чем Лили пойдет в театр. А потом отправимся вслед за ней и незаметно проскользнем за сцену.

– Так и сделаем. Мы с папой решили потратить чуть больше времени и сделать вам сюрприз.

Лили посмотрела на Кейт.

– Сюрприз. Эйдан, знакомься, это Ной, он в кордебалете.

– Он не задержится там надолго, – ответил Хью. – Мальчик производит впечатление.

– Приятно познакомиться с вами, мистер Салливан. С вами обоими.

– Нам тоже приятно познакомиться. Это ваше первое выступление на Бродвее?

– Вообще-то третье. Но в афишах я был упомянут только раз, потому что второй спектакль закрылся через десять дней. Но… Мне пора… идти.

– Мы собирались отвезти наших красавиц на ланч, – вмешался Хью. – Почему бы вам не пойти с нами?

– О, хорошо, спасибо, но…

Блин, подумала Кейт, вот блин. Сделай следующий шаг.

– Это звучит здорово.

Она взяла Ноя за руку.

– Мы с Ноем встречаемся.

Она увидела, как на лице отца промелькнуло удивление и, возможно, легкое огорчение.

– Дай мне минутку. Новая территория. «Встречаемся» означает… означает…

– Папа, мне уже восемнадцать.

– Верно. Это случилось. Что ж, похоже, ланч теперь просто необходим. Мне нужно время, чтобы устроить Ною допрос с пристрастием. – Он издал предупреждающий звук, когда Кейт открыла рот, чтобы возразить. – Это моя работа. Я просто прикидываю, как сподручнее ее выполнить. Лили, ты сказала, что твое любимое заведение всего в нескольких кварталах.

– Да. Очень приятная прогулка.

Эйдан одарил Ноя широкой улыбкой.

– Для некоторых из нас.

Позже, отведя Ноя в сторонку от остальных, Кейт закрыла лицо руками.

– Прости!

– Нет, это круто. Это странно, но это круто. Поначалу было немного страшно. Нет, очень.

Он провел рукой по лбу, как будто вытер пот.

– А он уже сказал, как именно собирается со всем разобраться? Твой старик быстро учится. Он вытянул из меня всю историю моей жизни раньше, чем мы дошли до ресторана. И он спросил: «А что дальше?» – и я ответил: «А, ну, я хочу продвинуться до главного танцора, получать роли со словами и, чего уж там, хочу играть главных героев».

– Так и будет.

– Я собираюсь работать в этом направлении. В любом случае он убедил меня в том, что обрушит гнев всех богов на любого, кто обидит его дочь.

Поскольку она и сама слышала, как отец это сказал, она схватила Ноя за руку и сказала:

– Они хотят меня защитить.

– Все в порядке, я понимаю и сказал, что не делаю людям больно, особенно тем, которые мне дороги. Мне кажется, он это оценил. Думаю, под конец я ему даже понравился.

– Ты отлично справился. – Она поцеловала его, чтобы доказать это. – И мне жаль, что я не могу пойти к тебе.

– Сейчас это выглядело бы странно. И даже как-то неуважительно. Кроме того, я думаю, что мне нужно время, чтобы прийти в себя после допроса.

– Можешь утешать себя тем, что я на очереди. – Она оглянулась. – Хотя, возможно, все уже позади.

– Напишешь потом?

– Обязательно. Увидимся завтра за кулисами, а когда поднимется занавес, я буду сидеть по центру в первом ряду.

Переступив порог квартиры, она моментально поняла, что бабушка с дедушкой очистили территорию. На балконе в одиночестве сидел ее отец.

Она вышла к нему и села рядом.

– Я люблю тебя, Кейтлин.

– Я знаю, пап. Я знаю. Я люблю тебя.

– Какая-то часть меня всегда будет видеть в тебе маленькую девочку. Это нормально, так и должно быть. И ты знаешь, почему я хочу тебя защитить.

– Да. И мне нужно, чтобы ты знал, что я потихоньку начинаю справляться с этой задачей.

– Это ничего не меняет. Я не собираюсь притворяться, будто меня не беспокоят эти звонки, или признавать, что больше не могу укутать тебя и оградить от всего.

– Я знаю, что поступила глупо, но, если это случится снова, я не повторю своих ошибок. Не только потому, что я дала вам с дедушкой и бабушкой слово, но и потому, что не позволю какому-то безликому придурку снова напугать меня до полусмерти.

Нью-Йорк пошел мне на пользу, – продолжила она. – Мне удалось дистанцироваться, не от тебя. А от всего остального. Я запаниковала, потому что сперва решила, что звонит Ной, я еще дремала.

– Первый звонок раздался, когда ты спала и рядом никого не было.

– Да, но это логично. Поздней ночью люди более уязвимы. Кто бы это ни был, у него было преимущество. Я не позволю ему его сохранить. Между звонками прошли месяцы, и если он ничего не добьется, то звонки прекратятся.

– А если нет?

– Тогда я скажу тебе. Обещаю.

– Ты скрыла от меня не только звонки.

– Дочери немного неловко рассказывать отцу о своем парне, с которым она связана. Ты познакомился с ним. Пообщался и теперь знаешь, какой Ной хороший.

Эйдан ненадолго замолчал и просто постукивал пальцами по подлокотнику.

Наконец сменил гнев на милость.

– Похоже, так оно и есть. Он также может поддержать разговор, как мне показалось, знает, чего хочет от жизни, и придерживается трудовой этики. Но мне все еще хочется гнать его поганой метлой.

– Папа! – Она фыркнула от смеха. – Да ладно тебе.

– Возможно, это меня немного успокоит… – Он повернулся к Кейт. – Я не спрашивал у него, потому что вопросов и так было много. Как давно вы встречаетесь?

– Пару месяцев.

– Ты влюблена в него?

– Похоже на то. Я знаю, что с ним я счастлива. Он вернул меня в танцевальный класс, а ведь я уже забыла, как мне нравилось танцевать. Я хожу на занятия в Нью-Йоркский университет не из-за него, но думаю, он придал мне уверенности. Приятно иметь нормальную жизнь.

Он смотрел на нее и кивал, а потом перевел взгляд на панораму города.

– Мне было нелегко отпустить тебя в Нью-Йорк. Но я без труда признаю, что ты была права. Тебе это пошло на пользу.

– Это не значит, что я не скучаю по тебе и дедушке. И Консуэле. Я скучаю по садам и бассейну. Я и правда очень скучаю по бассейну. Но…

Она встала и подошла к стене.

– Мне нравится гулять где захочу, встречаться с друзьями за чашечкой кофе или ходить по клубам. Нравится ходить по магазинам за джинсами, обувью, да за чем угодно. Время от времени кто-нибудь смотрит на меня и говорит, что я им кого-то напоминаю. Но на самом деле никто не обращает внимания.

– Скоро выходит твой фильм. Все может измениться.

– Не знаю. Посмотрим. Надеюсь, что не сильно и ненадолго. В любом случае я не чувствую себя так… уязвимо, что ли.

Она повернулась к нему и с улыбкой сказала:

– Я стала тверже.

У Шарлотты было все. Она заполучила до неприличия богатого, снисходительного жениха, который считал ее самой очаровательной и восхитительной женщиной в мире. Секс не был проблемой – несмотря на его возраст, у него был свой стиль. Кроме того, сделка того стоила.

Она жила в самом большом особняке Холмби-Хиллз, площадью пять тысяч квадратных метров, с мраморными стенами, двадцатью спальнями, бальным залом, двумя столовыми – в большой стоял изготовленный по специальному заказу стол из зебрано на восемьдесят персон – и кинотеатром на сто мест. У нее была собственная гримерка, гардеробная, примыкавшая к двум комнатам-шкафам и третьей комнате, где стояла ее обувь.

Ее драгоценности – Конрад ее баловал – хранились в сейфе.

На без малого двадцати пяти тысячах квадратных метрах располагались необычный извилистый бассейн, теннисные корты, двухуровневый гараж с лифтом, сады, шесть фонтанов, в одном из которых теперь стояла ее статуя, поле для гольфа и небольшой парк с прудом с карпами кои.

В ее распоряжении был штат из тридцати человек, включая личного секретаря по социальным вопросам, двух личных горничных, водителя, костюмера и диетолога, который планировал ее ежедневный рацион.

Согласно контракту, ей полагался специалист по связям с общественностью, в обязанности которого входило подавать и распространять истории и следить, чтобы ее фотографировали на каждом мероприятии.

Конечно, у нее был доступ к трем частным самолетам, особняку на гавайском побережье Кона, тосканской вилле, замку в Люксембурге и поместью в Озерном крае Англии. Не говоря уже о суперъяхте.

Под руку с Конрадом она вошла в высшие слои не только голливудского, но и всего остального общества.

Он купил права на сценарий, который она выбрала, и продюсировал то, что она считала блокбастером, главная роль в котором принесет ей славу и обожание, которых она заслуживает.

Но этого было мало. Если учитывать, что она сидела в постели с подносом для завтрака: греческий йогурт с ягодами и молотыми льняными семечками, омлет из одного яйца со шпинатом, ломтик тоста из пророщенных зерен с миндальным маслом – и вынуждена была смотреть, как режиссер Стивен Маккой тараторит о Кейт и ее дурацком фильме на шоу Today…

– Это во многом командный фильм, семейная история, но Олив – его сердце. Кейтлин Салливан привнесла его в фильм. Она была отрадой режиссера, профессионал, подготовленная. Трудовая этика Салливана – что ж, это словосочетание не просто так стало нарицательным. Оно передается из поколения в поколение.

– Какой бред.

В душе у нее все пылало, да с такой силой, что это пламя выжигало у нее из глаз слезы.

И еще Кейт такая молодая, свежая, красивая.

Плохо, подумала Шарлотта, плохо, что чертов трейлер повсюду, и каждую из многочисленных рецензий она воспринимала как пощечину.

Она еще может все исправить, подумала Шарлотта.

Она взяла телефон. Посмотрим, как эта маленькая сучка, стоившая ей семи лет жизни, отреагирует на прессу, за которую она щедро заплатит.

Таблоиды вышли в день премьеры «Перемены мест». Статьи с заголовками ЛЮБОВНОЕ ГНЕЗДЫШКО КЕЙТЛИН и СЕКС В БОЛЬШОМ ГОРОДЕ мелькали в каждом газетном киоске города. В основном на первых полосах оказались фотографии многоквартирного дома в Адской кухне и Кейт и Ноя, застигнутых за поцелуем у входа на сцену. Соседи в интервью рассказывали о диких вечеринках, делились подозрениями о пьянстве и наркотиках. Подробности жизни Ноя и его семьи растянулись в колонке на несколько сантиметров.

– Мне жаль.

Они стояли в гостиной Лили, вернее, она стояла, а он мерил комнату шагами.

– Они пришли в дом к моей маме. Заставили Ташу – мы встречались два года назад не дольше пяти минут – сказать, что я ей изменял. А это неправда. Они говорят, что я употребляю наркотики, но нет, на самом деле они просто намекают. Мама в отчаянии.

Она ничего не сказала, пока он расхаживал по комнате и жаловался. Что она могла сказать?

– Они намекают, что я попал в «Мэйм» благодаря тебе. А мы даже не были знакомы, когда я проходил прослушивание. И что ты отказываешься от предложений, потому что я ревную, а ты у меня под каблуком.

Когда он выговорился, она сказала то единственное, что могла сказать. Еще раз.

– Ной, мне очень жаль.

Он провел руками по лицу.

– Ты не виновата. Это просто… они все портят.

– Я знаю. Это ненадолго. Все это было спланировано к выходу фильма. Так думает Лили, и я с ней согласна. Это все ужасно, но должно быстро закончиться.

Он взглянул на нее.

– Тебе легко говорить. Да, мне тоже жаль, и я знаю, что это задевает тебя так же сильно, как и меня. Но это голливудская ерунда, Кейт. Ты к такому привыкла.

Внутри у нее все сжалось.

– Ты хочешь порвать со мной?

– Нет. Господи, нет. – Он подошел к ней и прижал к себе. – Не хочу. Я просто… Я не знаю, как с этим справиться. Я не знаю, как, черт возьми, ты с этим справляешься.

– Это все быстро кончится, – повторила она.

Но она очень боялась, что спокойное время ушло безвозвратно.

Грант Спаркс знал, как провернуть аферу: длительную ли, короткую ли – не важно. Когда ужас и ярость первых дней в тюрьме утихли, он решил, что выживание в этом месте может стать самой длительной операцией в его жизни.

А может быть – в жизни любого человека.

Он держался подальше от банд и обходил лазарет стороной, промышляя контрабандой. Для этого пришлось подкупить нескольких ключевых сотрудников тюрьмы, а он без труда определил тех, с кем можно иметь дело и как их заинтересовать.

У него оставались контакты на воле. Он мог заказать блок реалов, взвинтить цену на сигареты поштучно и разделить прибыль со своим сообщником.

Выпивка и травка тоже хорошо продавались, но он держался подальше от тяжелых наркотиков. Распространение травки могло бы для него плохо кончиться. Продаешь дурь? В лучшем случае – увеличение срока, в худшем – нож между ребер.

Он принимал заказы на такие вещи, как крем для рук и острый соус, и заслужил репутацию надежного поставщика.

У него была защита, и никто с ним не связывался.

Обеспечить себе репутацию выполнением работы без нареканий, хорошим поведением и следованием правилам. Каждое воскресенье он посещал службу, позволив тюремным святым убедить себя в силе Бога, молитвы и всего такого.

Чтение – Библия, классика, книги по самосознанию и совершенствованию – помогло ему перейти из тюремной прачечной (адской дыры) в библиотеку.

Он добросовестно тренировался и де-факто стал личным тренером, всегда готовым помочь.

Поскольку ему нужно было знать все о некоторых людях, он читал таблоиды, пронесенные контрабандой, даже Variety. Он знал, что соплячка, посадившая его за решетку, снялась в нескольких фильмах. Он знал, что обманувшая его сука разыгрывала перед прессой кающуюся мать.

Его затрясло, когда он прочел о ее помолвке с каким-то дряхлым миллиардером. Он и не предполагал, что в ней столько притворства. Может быть, глубоко в душе он даже восхищался.

Но в любом случае расплата будет неминуема.

Он расценил новость о том, что маленькая дрянь живет в Нью-Йорке и путается с каким-то танцором (возможно, геем), как возможность для себя. Пришлось потратить время на то, чтобы придумать, как подпалить хвост этой маленькой сучке, кого для этого нанять и сколько ему заплатить.

В прошлом он завязывал дружбу с кем-то, кто собирается вот-вот выйти на свободу, – и это срабатывало. А сейчас он отчетливо понимал пользу от таких связей.

Кейт потребовалось меньше двух недель, чтобы понять: университет не для нее. Оказалось, что, если сидеть в аудитории и час за часом слушать, как преподаватель рассказывает о вещах, которые, как ей казалось прежде, интересовали ее, никакие двери сами собой не откроются.

Она оказалась заперта в комнате, построенной кем-то другим.

За исключением курса по французскому. Ей нравилось изучать язык, практиковать речь, разбираться в правилах и тонкостях.

Киноведение наскучило ей до безумия. Ее не заботил анализ фильма, поиск скрытых смыслов и метафор. По ее мнению, это притупляло магию, которая проявлялась на экране.

Но она доведет все до конца, каждый курс. Салливаны не были лодырями, повторяла она про себя, слушая очередную лекцию.

– Они думают, будто я что-то знаю, потому что снималась в фильмах и моя семья работает в этой сфере.

Она обнималась с Ноем на его маленькой кровати в те, как она думала, блаженные понедельники.

– Ты и правда кое-что знаешь.

– Но не то, что им нужно. Что-то мне подсказывает, что на занятиях по актерскому мастерству я могла бы сказать больше. Я не знаю, почему Хичкок решил монтировать сцену в душе из «Психо» из коротких кадров или почему Спилберг сохранил жизнь Дрейфусу в финале «Челюстей». Я знаю только то, что это великолепные триллеры.

Он лениво погладил ее волосы, которые уже отросли почти до плеч.

– Хочешь пойти на курсы актерского мастерства?

– Нет. Это твоя сфера. Ты же участвуешь в самой популярной постановке на Бродвее. Я…

– Что?

Она повернула голову и поцеловала его в плечо.

– Глупо думать, что я не захочу поднять этот вопрос, раз уж весь этот кошмар закончился.

– Ты говорила, что так и будет. – Он повернулся и тоже поцеловал ее. – Нужно было тебя слушать.

– Это был удар ниже пояса, Ной.

– Ниже, – поддразнил он и рассмеялся.

– Я хотела сказать, что мои одногруппники и даже декан факультета уже интересовались, могу ли я достать им билет на «Мэйм».

– Мы всегда оставляем несколько VIP-мест про запас.

Она покачала головой.

– Стоит хотя бы один раз согласиться – и конца-края этому не будет. О, мне нужно идти. Завтра в десять утра у меня пара, а мне еще нужно подготовиться.

– Жаль, что ты не можешь остаться.

– Мне тоже, но нужно готовиться, да и к тому же я сказала Лили, что буду дома около полуночи. А уже полночь.

Она выскользнула из-под одеяла, чтобы одеться, и вздохнула, когда он последовал ее примеру.

– Тебе не обязательно провожать меня до такси, Ной.

– Моя девушка не пойдет одна.

Она натягивала ботинки и смотрела, как он натягивает одежду на гибкое тело танцора.

– Мне правда нравится быть твоей девушкой.

Он проводил ее до 8-й улицы, чтобы она могла поймать такси до центра города, как делала всегда по понедельникам. Она вспомнила холодный моросящий дождь, блеск мокрого тротуара, как они шли после их первого раза. Теперь они шли сквозь жар летней ночи, влажность, пропитанную облаками, которые скрывали звезды и луну.

– Напиши, когда доберешься до дома, – как обычно, сказал Ной.

И они замерли в долгом прощальном поцелуе влюбленных.

Отъезжая, она всегда смотрела, как он стоит на углу.

Когда такси скрылось из виду, Ной сунул руку в карман и вытащил наушники, чтобы по дороге домой послушать 5 °Cent. Он представлял себе хореографические па, которые подходили бы под ритм и текст песни, и думал обратиться к своему инструктору, чтобы тот помог ему довести их до совершенства.

На него набросились, когда он шел по 9-й авеню.

Кейт отправила сообщение из лифта и не обратила внимания на то, что Ной не отправил в ответ стандартный смайлик, потому что увидела на террасе Лили.

– Снова ждешь меня? – спросила она.

– Я просто наслаждаюсь жарой и влажностью. Я ведь южанка, так я чувствую себя как дома.

– И поэтому ты принесла с собой два стакана и бутылку воды?

– Я подумала, что ты захочешь пить. – Она налила воды. – И посидеть со мной немного.

– Да и да.

Она помнила, что ей еще нужно подготовиться к занятиям, но все равно согласилась.

– Как Ной?

– Хорошо. У нас все хорошо, – добавила она, прекрасно понимая, что именно скрывается за этим вопросом. – У нас были некоторые трудности, но я не могу винить его. Это все в прошлом. Но ситуация сошла на нет, и у них появились темы поинтереснее.

– Тогда ладно. Вычеркиваем это из списка. Итак, занятия в институте тебе совсем осточертели?

Кейт вздохнула.

– Что ж, тут меня поджидала неудача. Не то чтобы они осточертели мне до глубины души. Или, скажем, казались тяжелыми и душными, как летние ночи в Нью-Йорке. Просто ни сами занятия, ни университет меня не привлекают. Нисколечко. Я даже представить не могла, что мне так не нравится колледж, пока не начала там учиться. За исключением французского. Единственный проблеск. J’adore parler français et penser en français.

– Я поняла первую часть – тебе нравится говорить по-французски.

– Да, и думать по-французски. Мне нужно думать на нем, чтобы говорить. До конца обучения осталось несколько недель, и мне хочется довести это дело до конца. Потом думаю поискать курсы разговорного французского для взрослых, может, заняться фотографией и вернуться к танцам. Больше я пока ничего не придумала, но хотелось бы найти что-то, где можно применить свои знания, таланты.

– Разберешься.

Она на это надеялась. Устраиваясь за чтением, она понимала одно. Это точно не будет киноведение.

Звонок от одного из соседей Ноя разбудил ее в начале седьмого.

Глава пятнадцатая

Со страхом, пульсирующим в каждом ударе сердца, Кейт подбежала к посту медсестры.

– Ной Танака. На первом этаже сказали, что он в вашем отделении. Он… на него напали прошлой ночью, избили. Я…

Несмотря на солнечно-желтые ромашки на голубой форме, медсестра разговаривала резко. Только по делу.

– Вы член семьи?

– Нет. Я его девушка. Пожалуйста…

– Мне жаль. Я не могу поделиться с вами информацией о мистере Танаке. К нему пускают только членов семьи.

– Но мне очень нужно его увидеть. Мне важно знать, все ли с ним будет в порядке. Я не знаю, насколько сильно он был ранен. Я не знаю…

– Я не могу поделиться с вами информацией. Если желаете подождать, комната ожидания по коридору и направо.

– Но…

– Комната ожидания, – повторила медсестра, – где сейчас находятся родственники мистера Танаки. Они могут вам что-нибудь рассказать.

До Кейт наконец дошло.

– О! Спасибо.

К стойке подошла вторая медсестра и подняла телефонную трубку.

– Бедный парень.

Первая медсестра смотрела вслед Кейт, которая неслась по коридору. «Который из них?»

Она увидела младшего брата Ноя, Илая, – в ушах у него были наушники, а сам она свернулся калачиком на диване.

– Не буди его.

Бекка, сестра Ноя, стояла у маленького аппарата с чаем и кофе.

– Он только-только уснул.

– Бекка.

– Давай присядем.

Макнув пакетик чая в бумажный стаканчик, она подошла к стульям.

Бекка выглядела измученной: темное облако волос было собрано в спутанное подобие конского хвоста, под глазами, золотыми, как у Ноя, залегли тени. На ней были серые легинсы и черная футболка с эмблемой Колумбийского университета.

Она там училась и относилась к медицине так же серьезно, как Ной относился к театру.

– Я приехала, как только узнала. Меня к нему не пустят и ничего не скажут.

– Больничные правила. Мы можем внести тебя в список. Но сейчас он спит. Из-за сотрясения мозга они не могут дать ему большую дозу обезболивающего. У него сейчас мама с папой. Бабушка и Ариэль пошли вниз перекусить.

– Пожалуйста. – Кейт схватила Бекку за руку. – Расскажи мне, как он.

– Прости. Я немного на взводе. Ночью позвонили из больницы. Полиция уже была здесь, когда мы приехали. Ной поступил к ним без сознания, но потом очнулся и хотел рассказать полиции, что произошло. У него сотрясение мозга, отслоение сетчатки левого глаза, орбитальный перелом обеих глазниц и сломан нос.

Бекка закрыла глаза и сделала глоток. По щеке скатилась слезинка.

– Сломана скула, опять же – левая. Ушиб почки, синяки на животе.

Она снова открыла глаза и посмотрела на Кейт.

– Его избили двое. Просто били и били.

Прижав обе руки к животу, Кейт начала раскачиваться.

– С ним все будет в порядке?

– Ему понадобится операция на сетчатке и, возможно, на обеих глазницах. Мы ждем специалиста, чтобы его осмотрели. Ему потребуется операция из-за перелома скулы, потому что кость сместилась. Но нужно подождать, когда отек спадет и состояние Ноя стабилизируется.

– О боже. – Кейт надавила пальцами на глаза, заставляя себя глубоко дышать. – Как это произошло? Зачем кому-то понадобилось так с ним поступать?

– Он сказал, что возвращался пешком после того, как поймал тебе такси.

– О боже, боже.

– Он думает, что их было двое, и свидетели, которые их спугнули, это подтвердили. Двое белых мужчин. Ной мало что помнит, он просто шел, и тут кто-то ударил его сзади. Он не помнит или не хочет вспоминать, как они выглядели. Свидетели рассказали больше, но их разделяло полквартала. Однако они сказали, что во время избиения они…

– Что?

В нетерпении Кейт схватила Бекку за руку.

– Они назвали его черномазым китаезой, педиком и сказали, что он сильно пожалеет, если снова решит трахнуть белую девушку. Они сказали, что если он когда-нибудь дотронется до Кейт Салливан, то они отрежут ему член.

– Они… – Кейт не могла подобрать слов и уж тем более – произнести их вслух.

– Это не делает тебя виноватой. Но… мама, особенно мама… Ты должна понять, что она из-за всего этого чувствует.

Она не могла понять. Она ничего не могла понять.

– Я не знаю, что делать, что говорить, что чувствовать.

– Полиции нужно будет побеседовать с тобой.

– Я не знаю никого, кто мог бы так с ним поступить. Бекка, клянусь.

– Тебе не обязательно их знать.

С дивана, вытащив из ушей наушники, за ними наблюдал Илай. В его глазах, глазах пятнадцатилетнего подростка, было столько обиды.

– Зато они знают тебя. – Он поднялся с дивана. – Пойду пройдусь, – сказал он и вышел.

Но это не так, подумала Кейт. Они меня не знают.

– Илай сердится, – начала Бекка. – Сейчас он знает только то, что его брат в больнице и его туда отправили белые мужчины из-за белой девушки. Все это застилает ему глаза.

Кейт положила руку на маленькое сердечко, которое носила не снимая.

– Твоя семья позволит мне с ним увидеться?

– Да, он уже спрашивал о тебе. Что бы они ни чувствовали прямо сейчас, они хотят для Ноя только лучшего. Подожди здесь. Позволь мне сперва поговорить с мамой.

Потрясенная, Кейт сидела там и чувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Она знала, что Лили ждет от нее новостей, она отправила ей краткий пересказ случившегося и решила, что расскажет подробности при встрече.

«Он спит. Прошлой ночью на него напали двое мужчин. Он пострадал, но сейчас отдыхает. Я жду встречи с ним, и я расскажу тебе все, когда вернусь домой».

Ответ Лили пришел мгновенно:

«Передай ему мою любовь и возьми немного для себя».

Она встала и принялась расхаживать по комнате. Как вообще кто-нибудь мог сидеть в залах ожидания? Как они выдерживают это медленно ползущее время, которое нужно провести там, прежде чем увидеть и прикоснуться к любимому человеку?

Зазвенели колокольчики, кто-то громко прошел мимо комнаты ожидания. Зазвонили телефоны.

Она не хотела кофе, она не хотела чая. Она ничего не хотела – только увидеть Ноя.

Его родители прошли мимо. Его мать отвернулась, прислонившись к мужу. Отец, высокий и стройный, как Ной, мельком взглянул на нее.

В его глазах она увидела печаль и усталость, но ни следа обиды.

И этот взгляд заставил ее расплакаться.

– Я могу проводить тебя к нему в палату. – Бекка стояла в дверном проеме. – Он то в сознании, то нет. Но ему очень больно, поэтому ты не сможешь остаться надолго.

– Хорошо. Мне просто нужно его увидеть. И потом я уйду. Позволь пройти.

– Кейт, дело не в тебе. Я подожду здесь. – Она остановилась у двери, и ее тусклый и уставший взгляд встретился со взглядом Кейт. – Пока Ной хочет тебя видеть, я составлю что-то вроде графика посещений. Не хочу подвергать маму еще большему волнению. Я сообщу, когда тебе лучше всего прийти и повидаться с Ноем. Поначалу посещения будут короткими. Отдых, еще раз отдых и много тишины – вот что ему нужно.

– Я ненадолго.

Собравшись с духом, Кейт толкнула дверь.

Но к такому невозможно было подготовиться. Его красивое лицо было покрыто ужасными синяками цвета грозовых туч. Отек исказил его форму. Левый глаз опух, покраснел и воспалился. Еще больше синяков, черных, желтых, фиолетовых, было рассыпано по правой руке.

Он неподвижно лежал на белых простынях в синем выцветшем больничном халате, который открывал множество синяков и страшных ссадин. На мгновение она испугалась, что он не дышит, но тут же заметила движение его груди и услышала звуковой сигнал аппарата.

Все внутри нее хотело броситься к нему, накрыть его тело своим и излить в него свое сердце. Дать ему сил, облегчить боль.

Но она медленно, бесшумно прошла по полутемной комнате с единственным зашторенным окном. Она взяла его за руку легко и нежно.

– Я бы хотела быть рядом, когда ты проснешься, хотела бы поговорить с тобой. Но тебе нужно отдыхать. Я буду приходить каждый день, оставаться столько, сколько мне позволят. Лили шлет тебе свою любовь, и даже когда я не смогу быть здесь, ты должен знать, что я тебя люблю.

Она наклонилась, поцеловала его руку и ушла так же, как и вошла. Медленно и тихо.

В одурманивающую летнюю жару под палящими лучами солнца Кейт прошла пешком до дома почти тридцать кварталов.

Магазины в столь ранний час были еще закрыты, а большинство туристов еще спали. Она шла по центру города в тот час, когда улицы были заполнены собачниками, нянями, бегунами, направляющимися в сторону парка, и обитателями деловых кварталов. Они не обращали на нее никакого внимания, как и она на них.

Она оставила его там, избитого и переломанного, потому что у него есть семья, которая его любит и теперь винит во всем ее. Даже Бекка, подумала она. Все, что сделала Бекка, она сделала для Ноя.

Кейт не могла ее винить. Никто не мог никого винить.

Интересно, подумала она, винит ли Ной ее за случившееся?

Она сменила жару на прохладу вестибюля, прошла к лифту, по коридору к двери. И вошла внутрь.

– Кэти. Бедная малышка. Проходи, проходи, садись. Ты шла пешком? Давай-ка я…

Качая головой и дрожа всем телом, Кейт бросилась в туалет. Боль, которую она несла внутри, яростно вырвалась наружу; вслед за Кейт в ванную ворвалась Лили: одной рукой она собрала волосы Кейт за спиной, а второй схватила полотенце для гостей.

– Все в порядке, милая. Все в порядке.

Она намочила полотенце холодной водой и приложила его сначала ко лбу Кейт, а затем к затылку.

– Теперь тебе нужно прилечь. Вставай. – Она подняла Кейт, отвела ее в спальню и уложила на кровать, продолжая при этом успокаивать. – Я принесу тебе воды и имбирного эля.

Она поспешила выйти и вернулась с двумя бокалами.

– Сначала выпей воды, вот так.

Она взбила подушки и подложила их под спину Кейт.

– Медленно, вот так. Когда ты немного успокоишься, то примешь прохладный душ, а я принесу тебе свежую одежду.

Лили присела на край кровати и убрала с лица Кейт влажные от пота волосы.

– Можешь рассказать?

– Двое мужчин. Его лицо, бабушка Лили, они так сильно избили его. Ему понадобится операция, и не одна. Двое мужчин набросились на него, когда он возвращался домой после того, как посадил меня в такси. Они избили его. И обзывали его. Сказали, это потому, что я белая, а он – нет. Они упомянули меня. И теперь он лежит там, ему больно. А его семья винит во всем меня.

– Не может такого быть.

– Нет, может. – Из ее опухших глаз градом покатилось еще больше слез. – Его мать даже не взглянула на меня. А брат не захотел оставаться со мной в одной комнате. Они произнесли мое имя, когда избивали его.

– Потому что они уроды, расисты и фанатичные говнюки. Ты не виновата. Его семья напугана, встревожена, они злятся. Дай им время. Что говорят врачи?

– Я знаю только то, что сказала мне Бекка. Они не могут давать ему большую дозу обезболивающего из-за сотрясения мозга, и ему нужна операция. Я видела его всего минуту, но он спал. Я не могла остаться, потому что…

– Все в порядке. Он молод, силен, и никто, кроме танцоров, не может похвастаться отличной физической формой. А теперь выпей имбирного эля.

Она уговорила Кейт выпить эль, отвела ее в душ и принесла свежую одежду. Лили взглянула на часы и решила ненадолго отложить звонок Хью. Нет смысла будить его в такую рань, да еще и такими новостями. То же самое касалось и Эйдана.

Она позвонит режиссеру, как только почувствует, что Кейт немного успокоилась. «Мими придет через час», – подумала Лили. Чуть погодя она написала своей личной помощнице, чтобы та работала из дома и перенаправляла к ней только самые важные звонки.

Она приготовит чай. Она могла бы…

– Бабушка Лили…

Она обернулась и увидела Кейт – ее мокрые волосы были собраны в хвост, что лишило столь молодое и печальное лицо обрамления.

– Милая, приляг ненадолго. Я заварю нам чаю.

– Со мной все в порядке. Душ помог. И то, что меня вырвало. Со мной все в порядке. Я заварю чай. Мне станет легче, если я буду что-то делать, помогать.

Она шагнула в сторону кухни, но остановилась и обняла Лили.

– Спасибо.

– Не за что.

– Есть за что. Ты была мне и мамой, и бабушкой столько, сколько я себя помню. Ты моя бабушка Лили, и я так отчаянно нуждалась в тебе.

– Я сейчас расплачусь.

– Ты еще не звонила ни папе, ни дедушке?

– Я хотела подождать еще часок.

– Хорошо. – Она отстранилась. – Я заварю чай, и, возможно, ты поможешь мне принять правильное решение.

– Хорошо. Мне нравится размышлять.

Они вместе направились на кухню, и тут зазвонил домашний телефон.

– Я отвечу.

Лили вернулась и подняла трубку:

– Лили Морроу. Да, Фернандо. О! – Она посмотрела в сторону кухни. – Да, отправь их наверх.

На кухне Кейт рассматривала ярко-красную жестяную банку.

– Чай для бодрости. Помогает?

– Не особо. Нам стоит сделать кофе.

– Ты хочешь кофе?

– Милая, это был Фернандо из вестибюля. Сейчас придут два детектива из полиции. Им нужно поговорить с тобой. Я думаю, что лучше всего просто покончить с этим.

– Да.

Кейт поставила банку обратно и повернулась к сложной кофемашине, которую, со слов Лили, она любила чуть ли не больше, чем секс.

– Я хочу помочь. Не знаю как, но мало ли. Со мной и правда все в порядке, бабушка Лили.

– Я вижу. Ты всегда была сильной, Кейт.

– Не всегда, но я помню, каково это. Я приготовлю кофе на всех. – Она вымученно улыбнулась. – Думаешь, полицейские пьют черный кофе, как в книгах и фильмах?

– Сейчас узнаем. Пойду впущу их.

Проходя через гостиную, Лили окинула ее прищуренным взглядом, прикинула, как выстроить сцену так, чтобы она села на диван рядом с Кейт. Если ее девочке понадобится поддержка – она будет рядом.

Лили открыла дверь.

Она ожидала увидеть кого угодно, но только не женщину средних лет с каштановыми, чуть седыми и коротко стриженными под Джуди Денч волосами и тощего чернокожего мужчину с аккуратными короткими дредами, которому едва ли уже можно было покупать алкоголь.

На обоих были пиджаки: его – темно-серый с красивым аккуратным кроем, ее – черный и плотный.

И оба держали в руках значки.

– Мисс Морроу, я детектив Райли. Это мой напарник, детектив Вассерман.

Райли пристально посмотрела на Лили ледяными голубыми глазами.

– Пожалуйста, входите. Кейтлин готовит кофе.

– Потрясающий вид, – сказал Вассерман, взглянув на стеклянные двери террасы, комнату и, как поняла Лили, интерьер.

– Это правда. Присаживайтесь, пожалуйста.

Она подчеркнуто указала на стулья, стоящие напротив дивана.

– Мы просто в шоке из-за того, что случилось с Ноем. Кейтлин только недавно вернулась из больницы. Я надеюсь, вы найдете того, кто сотворил такое с мальчиком.

– Вы хорошо знаете его лично и профессионально? – Райли села и достала блокнот.

– Да. Он очень талантливый и порядочный молодой человек. Я очень люблю его.

– Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы желать ему зла?

– Нет, честно. В труппе его любят. Я никогда не слышала о нем дурного слова. Когда Кейт начала встречаться с Ноем, я стала приглядываться к нему. – Она улыбнулась и добавила: – Он прошел проверку.

Вассерман встал, когда вошла Кейт с кофейным подносом.

– Позвольте мне вам помочь.

Она отдала поднос и на мгновение замерла.

– Я Кейт.

– Детектив Райли, мисс Салливан. Мой напарник, детектив Вассерман.

– Какой кофе вам налить?

– Со сливками и без сахара, – сказала Райли.

– Со сливками и сахаром. Спасибо, – сказал Вассерман, и Кейт занялась кофе.

– Сосед Ноя по комнате позвонил мне сегодня утром. Я отправилась прямо в больницу. Не понимаю, зачем кому-то понадобилось поступать так с ним, да и вообще с кем угодно.

Она налила кофе и села рядом с Лили.

– Сестра Ноя рассказала мне, что они кричали. У меня нет этому объяснения.

– Как долго вы состоите в отношениях с Ноем? – спросила Райли.

– Мы начали встречаться в начале февраля.

– Кто-нибудь был против этих отношений?

– Против наших отношений? Нет. Зачем это кому-то нужно?

– Может быть, кто-то, с кем вы встречались, – предположил Вассерман, – или кто-то из бывших девушек Ноя.

– Он с кем-то встречался, но еще до того, как впервые пригласил меня на свидание.

– А вы? – подсказал Райли.

– Нет. Я ни с кем не встречалась до Ноя.

Вассерман удивленно поднял брови.

– Ни с кем?

– Я несколько лет жила в Ирландии. Мы ходили гулять большими компаниями. Я никогда не бывала с кем-то наедине. У меня нет ревнивого бывшего. И я никогда не слышала о ревнивых бывших Ноя. Я не знаю никого, кто мог бы так жестоко с ним поступить. Если бы у меня была хоть малейшая догадка, то я бы сказала вам. Вы видели его. Видели, что они с ним сделали. Они выкрикивали мое имя, пока били его. – Она схватилась за сердце. – Уверена, вы знаете, что случилось со мной в десять лет. Я знаю жестоких людей и то, на что они способны. Но я не знаю, кто бы мог так поступить с Ноем.

– Расскажите, что было в понедельник.

Кейт кивнула Райли.

– В понедельник в театре выходной, так что мы проводим этот день вместе. У меня было два занятия в Нью-Йоркском университете, и мы встретились около часа дня в кафе – том самом, где у нас было первое свидание. Это наш обычный распорядок. В «Кафе» на углу 7-й и 46-й. Около часа дня. Мы вернулись к нему домой. Днем его соседи были на работе, так что мы могли побыть наедине. За ужином мы встретились с друзьями. Около восьми, я думаю, в «Рамплайтс», это, э-э, на углу Бродвея и 48-й. Туда ходит много цыган, участников труппы.

Она мысленно вернулась к тому, что теперь казалось далеким прошлым, иной жизнью.

– Часть из них собиралась потом в клуб, но мы… Вечер понедельника – единственный, когда у него нет спектакля. Мы вернулись к нему домой. Около полуночи он проводил меня до 8-й улицы, чтобы поймать такси. Мне нужно было подготовиться к утренней паре. Он всегда провожает меня до 8-й.

Ее голос сорвался, и Лили придвинулась поближе, взяла ее за руку.

– Всегда до 8-й? – повторила Райли. – И всегда около полуночи?

– Думаю, да. Во вторник утром у меня пара. Он всегда провожает меня и ждет, пока я не сяду в такси, ждет, пока я не уеду. Я оглядываюсь и вижу, как он стоит на углу и провожает меня взглядом. Он…

Она замолчала, со стуком поставив чашку с кофе.

– Так проходит обычный вечер понедельника. Почти каждый вечер понедельника. О господи, господи, они знали, что он будет там, знали, что он будет возвращаться с 8-й улицы около полуночи.

– Вы не знаете, угрожал ли ему кто-нибудь? – Вассерман наклонился к ней, чтобы немного отвлечь. – Говорил ли кто-нибудь о том, что он встречается конкретно с вами или просто с белой девушкой?

– Нет, нет. Он бы сказал мне. Я уверена, что он бы сказал. Никто и никогда, никогда не говорил мне ничего подобного. Те двое, которые спугнули нападавших. – Они их разглядели?

Райли взглянула на Вассермана и коротко кивнула.

– Они только вышли из бара, немного выпили. Завернув за угол, увидели, что там происходит, закричали и побежали к Ною. Нападавшие побежали на восток. Свидетели были довольно далеко и в темноте, после нескольких кружек пива они не смогли как следует их рассмотреть.

– Но они спугнули нападавших, – пробормотала Кейт. – Они же вызвали полицию, вызвали скорую помощь. Они спугнули преступников. Ной… Его сестра сказала, что он тоже не видел тех, кто на него напал.

– Мы поговорим с ним еще раз, – заверила ее Райли. – Он может еще что-то вспомнить. Знаменитости часто получают письма от фанатов, одержимых фанатов, некоторые погружаются в мир нездоровых фантазий.

– Если я и получаю почту, ее приносят в студию или моему агенту. Да и какая я знаменитость.

– Вы снялись в четырех фильмах, – заметила Райли. – И привлекли большое внимание прессы. Ваши отношения с Ноем начались не так давно.

– Если бы мне пришло какое-нибудь письмо… – Она схватила Лили за руку. – Звонок!

– Какой звонок? – спросила Райли.

– В июне, когда труппа выступала в других городах, мне позвонили.

Она рассказала им все, в том числе и о звонке, который получила в Лос-Анджелесе.

– У вас больше нет того телефона?

Она покачала головой.

– Я понимаю, что это было ошибкой, но я просто…

– Действовали эмоционально, – закончил за нее Вассерман. – Кто-нибудь из вашей семьи получал другие тревожные звонки? Может, кто-то ошибся номером или повесил трубку?

– Нет.

– Ничего такого, – подтвердила Лили. – Думаете, эти звонки связаны со случившимся?

– Мы проверим это. Другие попытки с вами связаться? – спросил Райли. – Что-нибудь, что вас смутило?

– Нет. Я хочу сказать, что люди часто узнают Лили и подходят к ней. После выхода последнего фильма я тоже испытала нечто подобное, но ничего пугающего.

– Вы ходите на курсы Нью-Йоркского университета. – Вассерман улыбнулся и посмотрел в блокнот. – Кто-нибудь проявлял к вам особое внимание, может быть, приглашал на свидание?

– Меня пару раз приглашали на свидание, но никто не навязывался, и я не говорила, что у меня есть парень.

– Вы сказали, что он часто встречает вас у кампуса. Вас могли видеть вместе.

Кейт посмотрела на Райли.

– Да. Намекаете на то, что белая встречается не с белым?

Райли в упор смотрела на Кейт.

– Если это нападение было совершено на расовой почве, то его можно квалифицировать как преступление на почве ненависти. Мы относимся к такому очень серьезно. Если кто-нибудь сейчас попытается обратить на себя ваше внимание, обязательно сообщите нам.

– Конечно.

– Вы не могли бы назвать имена друзей, с которыми ужинали? Возможно, кто-то заметил, – объяснил Вассерман, – что кто-то наблюдал за вами с Ноем.

– Разумеется. Но я не знаю всех по фамилиям.

– Это уже наша забота.

Райли поставила на стол пустую чашку.

– Налить вам еще кофе?

– Нет, спасибо. Было вкусно.

Кейт назвала им имена, которые запомнила, и встала вслед за полицейскими.

– Я знаю, что вы можете и не найти их. Я знаю, что не всегда все заканчивается как в кино. Просто Ной этого не заслужил.

– Это правда. – Райли сунула блокнот обратно в карман. – Никто из вас этого не заслужил. Спасибо за то, что уделили нам время. Вы нам очень помогли.

– Я вас провожу.

Лили закрыла за ними дверь и повернулась к Кейт.

– Все в порядке?

– Да. Мне было важно все им рассказать, даже если это не даст результатов. Так я не позволю всему этому загнать себя в угол.

– Хорошо. Мне нужно позвонить твоему дедушке. А ты позвони отцу. Я еще позвоню режиссеру. Нам с Ноем сегодня потребуется замена.

– Тебе – нет.

– Я не оставлю тебя одну, милая.

– Я не хочу, чтобы из-за меня весь зрительный зал, который пришел посмотреть на Лили Марроу в роли Мэйм, ушел разочарованным. Шоу должно продолжаться, бабушка Лили. И мы обе это знаем. Я в порядке. Надеюсь, Бекка напишет, что я могу проведать Ноя. Если нет, она обещала занести меня в список, чтобы я могла хотя бы спросить в больнице, как у него дела. И я смогу послать ему цветы, чтобы он знал, что я думаю о нем.

– Вот что я тебе скажу: приходи сегодня вечером в театр. Ты можешь посмотреть спектакль из-за кулис. Если ты не пойдешь к Ною, пойдем вместе. Это хорошая идея.

– Ладно. Пойду позвоню папе.

Бекка написала, что Кейт можно прийти в четыре часа на пятнадцать минут.

Она принесла ему цветы, веселый летний букет. В палате, как и прежде, царил полумрак, шторы были задернуты. Но на этот раз он приоткрыл правый глаз, когда она вошла в палату.

Кейт быстро подошла к нему, взяла его руку и поцеловала ее.

– Ной. Мне жаль, мне так жаль.

– Ты не виновата.

Но все это время правый глаз смотрел в сторону и его рука безучастно лежала в ее ладони.

В этот момент между ними пролегла граница – между тем, что было, и тем, что будет. Она поняла, что он уже начал отдаляться от нее.

И все же она навещала Ноя каждый день. Во время его операций она сидела дома перед телефоном и ждала, когда Бекка напишет сообщение о его состоянии.

Когда он отправился домой, к родителям, чтобы окончательно восстановиться, она писала ему раз в день. Только раз, потому что знала, что он еще больше от нее отдалился.

Лето сменилось осенью, которая, подобно любовнику, хранила тепло. Она записалась на два курса: разговорный французский и итальянский.

Ее заинтересовали языки. Она потратит остаток года на изучения языков и самой себя. А потом нужно будет решать, что делать с собой и своими знаниями.

Она была уже морально готова, когда получила от Ноя сообщение с вопросом, может ли он зайти к ней в среду повидаться. Во время дневного спектакля, подумала она, когда Лили будет в театре.

Октябрь окрасил парки цветом торжественного увядания, свет, отражавшийся от речной глади, изменился. День выдался чудесным, и она вынесла на веранду кока-колу в ведерке со льдом. Ной любит кока-колу. По крайней мере, любил ее летом.

Она загнала нервы в угол и пошла отвечать на звонок. Когда раздался звонок в дверь, она осознанно заперла нервы на замок. Сколько бы она ни готовила себя к этой встрече, сердце колотилось как бешеное.

– Ной, ты выглядишь великолепно. Как же приятно тебя видеть.

У него немного отросла щетина на подбородке и верхней губе. Он выглядел старше, немного похудел, но она надеялась, что скоро он снова наберет вес.

Их взгляды встретились, и она прочла все, что он собирался сказать.

– Давай посидим на террасе. Оттуда открывается отличный вид, и у меня есть кока-кола. Лили сказала, что ты на прошлой неделе был в театре.

– Да, я хотел увидеть всех.

– Судя по виду, ты уже готов вернуться. – Она улыбнулась ему, открывая напитки.

Салливан знала, как играть свою роль.

– Я не собираюсь возвращаться. Не в «Мэйм». Картер играет мою роль уже три месяца. Я не собираюсь отнимать ее у него.

Он не взял протянутый стакан и отошел к стене. Кейт поставила его на стол.

– Насколько мне известно, они так и не поймали тех, кто это сделал.

– Я их не видел. И никто не видел. – Он пожал плечами. – Полицейские сделали все, что могли.

Услышал ли он нотку горечи в своем собственном голосе, задумалась Кейт.

– Бекка говорит, что у тебя все еще бывают головные боли.

– Иногда. Несильные. Они постепенно сходят на нет, как и говорил врач. Я вернулся к танцам. И снова занимаюсь вокалом – голосовому аппарату тоже нужны тренировки. Недавно прошел прослушивание на роль в «Курсе наверх». Новый мюзикл. Вторая главная роль.

– О, Ной.

Она хотела подойти к нему, но почувствовала между ними стену, такую же прочную, как у него за спиной.

– Это здорово, просто здорово. Я так рада за тебя.

– Я буду занят: мастер-классы, уроки, потом репетиции. Это моя первая главная роль, и мне нужно будет сосредоточиться на этом. У меня не будет времени на отношения.

Я была к этому готова, подумала Кейт, я была к этому готова. И все равно это сильно ее ранило.

– Ной, я рада за тебя. Тебе не обязательно оправдываться тем, ради чего ты так усердно трудился. Наши пути разошлись еще той жуткой ночью. Иногда одной жуткой ночи достаточно для того, чтобы все изменилось.

– Я понимаю, что ты не виновата.

– Нет, не понимаешь.

Обида, ее обида дала о себе знать. Она изо всех сил пыталась скрыть ее.

– Ты пострадал, попал в больницу и потерял роль, ради которой долго и упорно трудился. Часть тебя считает, что я тоже виновата. И не важно, что это не так. Это именно то, что ты чувствуешь.

– Я не смогу, Кейт. Я не смогу справиться с прессой – меня пытались уберечь от этого, но я видел и слышал истории, которые появились после той ночи. Они выкрикивали твое имя, пока били меня. Я не смогу этого забыть.

– Для тебя важно не только то, что они сделали, но и то, что они говорили. И еще пресса. Так что ты винишь меня.

– Это не твоя вина.

Она покачала головой:

– Ты винишь меня. Твоя семья винит меня. Какое-то время я и сама считала себя виновной, но это прошло. Не моя вина, что я влюбилась в тебя. И не моя вина, что ты меня разлюбил.

Он снова отвел взгляд.

– Я не смогу. Вот к чему все сводится. Я не смогу.

– Ты был первым, кто увидел меня настоящую и хотел меня. Я никогда этого не забуду. Твои чувства изменились, и поэтому ты не можешь быть со мной. То же самое касается и меня.

Она глубоко вздохнула:

– Ты пришел сюда, чтобы сказать мне все это лично. А я отпускаю тебя и никого не виню. Так что, – она подняла стакан, – удачи тебе, Ной.

– Мне лучше уйти.

Он подошел к стеклянным дверям и остановился:

– Мне жаль.

– Я знаю, – тихо сказала Кейт, когда он уже ушел.

Затем она села и стала тихо оплакивать счастье, которое двое безликих незнакомцев у них украли.