Убей, когда сможешь

Глава пятая

Стрельбу услышали в половине четвертого. Жильцы тотчас сообщили о ней в полицию, но не вышли посмотреть, что там произошло, проверили только, надежно ли заперты их двери. Когда‑то — пожалуй, всего несколько лет назад — они высыпали бы на галерею посмотреть, что случилось: любовная драма или взрыв газа? Но с тех пор они усвоили, что в нынешние времена убивают даже ни в чем неповинных прохожих, поэтому и сочли за благо не высовывать из двери носа.

В основном дом этот был мирный, когда‑то видавший лучшие дни, правда, это было уже лет двадцать назад. Тут жили старики, весной и летом они поливали цветы и беседовали в коридорах, с недоверием глядя на часто менявшихся съемщиков комнат. Они знали, что когда‑нибудь это закончится бедой. Сейчас они следили за происходящим из‑за занавесок. Видели какого‑то мужчину, не спеша удалявшегося от дверей квартиры на первом этаже: тот спокойно прошел по коридору и свернул на лестничную клетку. Они заметили, что на нем надета шляпа с широкими полями, длинный, стройнящий фигуру плащ. Руки его были засунуты в карманы. Позднее один молодой полицейский спросил в какой‑то квартире: «И вам в голову не пришло его задержать?» В квартире находилось двое мужчин средних лет и в расцвете сил. «Нет, — ответили они. — И в голову не пришло».

К их счастью. Ибо мужчина, которого они видели удаляющимся, сделал два выстрела из револьвера «Смит и Вессон», из чего следует, что — если он ушел сразу и не зарядил свое оружие заново — у него оставались еще три пули. Эксперты установили, что он хороший стрелок. Первая пуля попала жертве в левое плечо, вторая — в голову. Первой — стрелявший обезвредил свою жертву, второй — прикончил. Не так легко попасть в движущуюся цель, в человека, который бросается на тебя как молния. А ведь вероятнее всего так и произошло. В правой руке жертвы был зажат нож с длинным, тонким лезвием — очень опасное оружие, оказавшееся бесполезным.

Убитого не ограбили. Во внутреннем кармане полицейские нашли у него документы. Фамилия его была Колль, это был молодой человек — худой, усатый, с длинными, зачесанными назад волосами. Имя его ничего не говорило производившим осмотр квартиры полицейским, но по радио они доложили о происшествии в центр, а там их донесение заложили в компьютер. Центр уведомил о нем Шарля Бришо, заместителя руководителя отдела по расследованию убийств. Шарль набрал номер телефона Альбера, но никто не снял трубку.

Бришо попросил машину и людей, чтобы задержать ту троицу, что застала врасплох Альбера. Он не знал, куда направился его друг: гуляет ли он с Мартой, или ему снова что‑то взбрело в голову и он пытается выяснить это сам. Бришо надеялся, что Альбер не станет этого делать, а если все же решится, то будет осторожен. Из трех субъектов им были известны адреса только двоих.

Альбер был осторожен. Он велел остановить такси за три угла до места и медленно, неторопливо, прогулочным шагом, наслаждаясь сиянием послеполуденного солнца, двинулся к Спортивному центру. В старом «мерседесе» сиденья были удобными, и таксист оказался не болтливым. В пути Альбер спокойно раздумывал. О том, что следует снова сходить в «Рэнди кок», а также узнать, разрешила ли прокуратура соревнования. Возможно, разрешение под вопросом. Возможно, из‑за этого Фанфарону пришлось умереть. Организаторы могут сказать, что ответственны за смерть Фанфарона противники благородной борьбы. Этот факт может перетянуть общественное мнение на их сторону. И тогда из хищников они станут жертвами. Такой ход мыслей ему определенно понравился, он охотно поделился бы им с Бришо.

Лелак знал, что, если остановит такси у входа, это может привлечь внимание, хотя понятия не имел, следят ли здесь за этим.

Ему показалось, что следят. Напротив входной двери широкой дугой изгибался пульт. Темная, снаружи непрозрачная дверь на фотоэлементах неожиданно заскользила в стороны, и Альбер оказался перед пультом, за которым сидела женщина в тренировочном костюме.

В нерешительности он остановился. Он и сам не знал, что ожидал увидеть; очевидно, несколько более элегантный вариант тренировочного зала старого Ламана? Или атмосферу того спортивного комплекса, куда они с Жаком ходили тренироваться с тех пор, как Марта запретила им заниматься в квартире?

Он стоял в изысканном холле. Своими кремовыми стенами, новомодными креслами, в которых можно утонуть, изысканным баром справа с толпящимися возле него стройными девицами он скорее всего напоминал фешенебельный косметический салон.

— Мосье?

Он шагнул ближе к пульту. Женщине в тренировочном костюме было лет сорок, светлые крашеные волосы кудрявыми волнами покрывали плечи. Ее тренировочный костюм стоил наверняка больше, чем уличная одежда Альбера. У нее было крепкое, мускулистое тело, и лицо ее казалось таким же мускулистым. Крепкими были и пучки тонких, угадывающихся под кожей мышц, которые при каждом движении слегка напрягались, давая о себе знать.

— Я хотел бы записаться, — сказал Альбер.

— Куда именно?

— Ну скажем… — Альбер понятия не имел, куда записаться. Он был готов держать пари, что если бы выглядел так же, как те хлюсты из золотой молодежи, что сейчас прошли в Центр с глупыми ухмылками на рожах, посылая воздушные поцелуи светловолосой мускулистой бабенке, она ничего бы у него не спрашивала, а сама предложила наиболее подходящий для него вид физических упражнений. Вопрос показался первой ступенькой отказа. — А что вы можете предложить? — ответил он вопросом.

Женщина сунула ему бумажный листок. Там было все. Укрепление кондиции, йога, таи чи чуан, теннис, сауна, солярий, массаж. Были указаны и цены. Альбер мысленно похвалил женщину за хорошее знание людей. Странно, но занятия теннисом оказались самыми дешевыми, вероятно потому, что платить разрешалось не сразу за курс, а по часам… если уж ты не поскупился выложить членские взносы. Альбер чувствовал, что вспотел. Такие суммы ему явно не засчитают в качестве накладных расходов!

— Другого ничего нет? — спросил он.

Женщина подняла брови. Это у нее получилось очень здорово. В мимике заключалось и то, что, по ее мнению, предложенного достаточно, и что Альбер сделает лучше, подыскав себе другое место, если его не удовлетворяют услуги, оказываемые Спортивным центром. Лелак начал понимать, что конспирация его напрасна. Здесь привыкли к тому, что посетители приезжают на машинах или на такси.

— Например, акробатика, — произнес он. Его всегда интересовала акробатика. — Батут или что‑то в этом роде. Сальто вперед, назад.

— Сожалею, мосье, мы этим не занимаемся.

— Тогда я немного подумаю, — Альбер двинулся к бару.

— Сожалею, мосье, вход разрешен только членам клуба.

— Понял.

Ему захотелось вынуть удостоверение и скучающе спросить: в самом деле? Хотелось получить ордер на обыск, и с группой полицейских захватить весь комплекс. Но больше всего ему хотелось иметь полный бумажник, хотелось, чтобы крупные суммы не имели для него никакого существенного значения.

Не было у него полного бумажника, но Альбер с таким видом вынул из него деньги, словно он был битком набит. Заплатил за таи чи чуан, двадцатичасовой курс обошелся, в половину месячного жалования. Чудо, что у него оказалось столько денег. Он не пожелал ломать над этим голову. (И над тем, что скажет Марта, если узнает, и что скажет Бришо, когда он попросит его устроить, чтобы ему оплатили этот счет. А также над тем, что скажет он сам, когда узнает, что его счет не оплатят и он не получит ни гроша).

Женщина оформила ему пропуск. Сфотографировала Альбера поляроидом, попросила удостоверение, выписала оттуда данные. Вот тебе и конспирация! Сыщик тоже может заниматься спортом, подумал он про себя без особой, впрочем, убежденности. Женщина даже бровью не повела. Протянула Альберу удостоверение и пожелала приятных развлечений.

Бар был дорогим, и Альбер после неожиданного прорыва, заставившего его сорить деньгами, пожадничал, заказал лимонад и спокойно огляделся. Субъект с пистолетом так же подходил к здешней обстановке, как и он сам. Даже мысль о том, что тот приходил сюда в сауну или для игры в теннис, казалась смешной. Однако по его уверенной походке было видно, что он тут не впервые. Либо сам здесь работает, либо здесь служит тот, к кому он явился с докладом. Возможно, у Реноде тут контора?

Альбер раскрыл полученную им вместе с удостоверением информационную брошюрку. К ней весьма предупредительно приложили план Центра. В главном здании размещались бар, ресторан, раздевалки, конторы. Далее находились теннисные корты, с одной стороны ограниченные широкой аллеей и заботливо ухоженным газоном. Более алчная администрация в этих местах тоже оборудовала бы корты. Альбер оценил широту натуры владельца‑мафиози. В конце аллеи и газонов располагались сауна, гимнастический зал, и разбросанные на должном расстоянии друг от друга двухэтажные роскошные бунгало — гостевые дома для членов клуба. На фотографии в проспекте были изображены трое ухмыляющихся и пьющих виски мужчин и две женщины, которые стояли у автоматической жаровни и накладывали на блюдо красиво нарезанные ломти жареного мяса. Из текста Альбер узнал, что к услугам членов клуба в мире существует пятнадцать подобных центров, оборудованных с таким же комфортом. Он пожалел, что его членство продлится всего один месяц, и он не сможет пожить в таком бунгало, когда приедет в Лондон. Придется остановиться у родителей Марты, которые все еще смотрят на него с некоторым недоверием.

Он зашагал к гимнастическому залу. Бунгало на вид казались необитаемыми, лишь возле одного стоял длинный черный «мерседес». Альбер нашел это несколько странным. Человек, разъезжающий на «мерседесе», не станет останавливаться в бунгало Спортивного центра даже в том случае, если это обойдется в такую же сумму, как и хороший отель. Он подошел ближе. Зрение у него было острым, издалека он увидел, что номер на машине французский, однако, чтобы разобрать его, пришлось еще приблизиться. Лелак не вынимал блокнота, был уверен, что запомнит номер и так. Вернувшись на дорогу, он продолжил свой путь к гимнастическому залу. Согласно программе, через полчаса начиналась тренировка таи чи чуан для начинающих, и если уж деньги заплачены… почему бы и нет? Дома у него есть две книги о древней китайской лечебной гимнастике. Не исключено, что он еще будет благодарен этому делу.

— Кто этот тип?

Стоящий у окна мужчина, нахмурясь, глядел на Альбера. Он неважно видел на столь далеком расстоянии, вероятно, ему следовало носить очки не только для чтения.

— Разрешите? — Телохранитель вскочил со стула и поспешил к окну. У него‑то зрение было хорошим. — Я его здесь не замечал. По виду не скажешь, что он член клуба.

— Идет к гимнастическому залу.

— Наверное, просто случайно сюда забрел. Поглядеть захотелось…

Именно такое впечатление хотелось произвести Альберу…

— Не люблю я такие случайности, — сказал мужчина.

Телохранитель подошел к телефону. Пока он разговаривал, мужчина смотрел, как Альбер исчезает в дверях гимнастического зала.

— Спасибо, — сказал телохранитель в трубку, положил ее и обернулся к хозяину. — Полицейский. Хотел записаться на акробатику, потом остановился на таи чи чуан. Его зовут Альбер Лелак.

Мужчина не отвечал, раздумывал.

— Может, просто случайно, — без особого убеждения произнес телохранитель.

— Не случайно. Он приходил к Жиле.

Лицо телохранителя омрачилось.

— Что с ним делать?

Переодевшись, Альбер засунул пистолет в спортивную сумку и понес ее с собой в зал. Его успокаивало сознание, что оружие находится поблизости. Смешно, думал он. Здесь все дышит миром и покоем. В квартире убитой танцовщицы тоже все дышало миром, пока не появилась та троица.

В зале было пятнадцать человек. Несколько бородатых мужчин с внешностью философов, остальные женщины. Альбер предался судьбе. Инструктор — низенький, худой, лысеющий мужчина в китайском кителе — с одухотворенным лицом показывал, как делать шаги. Ученики в желтых, синих и красных тренировочных костюмах с судорожно сжатыми мышцами пытались ему подражать. Движения были знакомы Альберу. Он словно в воде двигался. Попробовал думать об этом, но в висящем на стене зеркале увидел, что результаты его попыток довольно плачевны. Урок длился три четверти часа. За такие‑то деньги! Затем им пришлось закрыть глаза и заняться медитацией; Альбер размышлял о том, сколько денег люди на этом зарабатывают. И о том, что ему следует ходить на занятия таи чи чуан в центре города, там гораздо дешевле. И о том, что он мог бы преподавать на курсах по выживанию. Разумеется, когда уже будет автором имеющей большой успех книги‑руководства. Он будет специалистом по выживанию.

Когда он открыл глаза, у входа стояло двое мужчин. На губах широкоплечих крепких парней играла легкая усмешка, когда они смотрели на группу таи чи. Альбер подошел к спортивной сумке, взял на плечо, открыл застежку молнию и, не привлекая внимания, опустил туда правую руку.

Группа медленно расходилась. Три женщины расспрашивали инструктора, за сколько времени можно стать мастерами. Один из бородачей скромно, но непреклонно ожидал. Кое‑кто пил прохладительные напитки из автоматов, находящихся перед залом, остальные возвращались через аллею к главному зданию.

Альбер зашел в раздевалку. Заметил, что двое мужчин следуют за ним. Между тем инструктор отделался от женщин и отдал себя в распоряжение бородача, который что‑то спросил его о китайской философии (о чем инструктор понятия не имел). Впрочем, чем ему мог помочь инструктор? Пока Альбер смотрел на двух приближавшихся мужчин, боевая ценность таи чи чуан неожиданно понизилась в его глазах. Лучше бы рядом с ним стояли Жиле или старый Ламан, который столь высоко ценит свое умение. Но больше всего он радовался тому, что в руке у него браунинг. Берн в руки лишь такое оружие, которое ты готов применить. Так вот сейчас он готов применить свое оружие.

Он стоял сбоку от двери с расслабленно свисающей вдоль тела рукой. Ждал, пока оба войдут. Ожидание давалось ему нелегко. Рука его дрогнула, когда тени их упали на порог и вошел первый из них. Но Лелак овладел собой. Лишь в тот момент, когда смог наставить оружие сразу на обоих субъектов, выхватил из кармана браунинг. Он смотрел между ними, как был обучен, следя за обоими периферическим зрением, не позволяя, чтобы один из них отвлек его внимание от другого.

— Могу вам быть чем‑нибудь полезен? — спросил он.

Совсем иное дело вести переговоры, когда сам сжимаешь в руке пистолет. Он жалел, что это были не те мордовороты.

— Господин Лелак? — вежливо заговорил один из вошедших.

Это был выхоленный, хорошо одетый мужчина в темно‑синем костюме, только грубые черты лица портили впечатление. На втором были джинсы и поверх рубашки легкая, тонкая спортивная куртка на молнии. Он ухмылялся, словно не видя пистолета в руках Альбера.

— Да.

Он ощутил нерешительность. Как легко под защитой пистолета рявкнуть на кого‑то, чтобы тот убирался. Но как это трудно сделать, если к тебе обращаются вежливо. Как там он начал свою книгу? Бери лишь такое оружие…

— Господин директор приглашает вас в контору выпить стаканчик.

Альбер почувствовал, как вспотела его ладонь, сжимавшая рукоятку пистолета.

— Меня? — глупо переспросил он.

Мужчина пожал плечами.

— Иногда он беседует с новыми членами.

Ситуация становилась все более неловкой. Если это правда, он строит из себя идиота со своим браунингом. Если нет, поддается на самый примитивный на свете блеф. Надо рискнуть.

— Разрешите один звонок?

Мужчины переглянулись, но Альбер, не ожидая их разрешения, вышел. Перед раздевалкой висел телефон. Засунув в дверях правую руку с пистолетом в сумку, левой он бросил монетку, левой же набрал номер. Инструктор все еще стоял с бородачей, который углубленно что‑то бубнил ему о таи чи.

Бришо на месте не оказалось. Трубку взяла секретарша Корентэна.

— Что вам угодно? — спросила она Альбера, словно он просто их клиент. Лелак начал закипать.

— Я выхожу через полчаса, — сказал он.

— Что? — спросила мадам Дефрок. — Что вы хотите?

Она не любила, когда с ней шутили.

— У меня небольшое дельце в Спортивном центре.

— Какое это имеет ко мне отношение? — Он и не думал, что у этой женщины такой резкий голос. — Господина комиссара нет на месте.

Человек в костюме показался в дверях и улыбнулся Альберу.

— Нет, благодарю, машина мне не нужна. — сказал Лелак. Он еще рассчитается с этой ведьмой! — За мной заедет Буасси.

— Предупреждаю, я не потерплю…

— Благодарю.

Он положил трубку. Почему там не было Бришо? Он бы тут же поднял по тревоге Буасси и через полчаса они прибыли бы сюда. Почему трубку взяла эта ведьма, и вообще почему эта гусыня торчит в полиции, и, если уж она там, какого черта сидит у телефонов? Даже если его вышибут из полиции, он успеет сказать ей пару теплых слов.

Альбер опустил пистолет, вытер руку о полотенце, прежде чем вынуть ее из сумки.

Сначала он думал, что они провожают его к бунгало. Мордоворот в куртке повернул было туда, но второй спокойным, ровным шагом продолжал идти по аллее к главному зданию. Между собой они не разговаривали. Альбер ломал голову над тем, почувствовали ли они облегчение сейчас, когда на них не направлено дуло пистолета. Ощущали ли тот же страх, то же унижение, тот же бессильный гнев, которые вчера испытал он? Во всяком случае, по их лицам ничего нельзя было прочесть. Парень в куртке был моложе, лет двадцати пяти, на лице его словно застыла дурацкая ухмылка. Второй приближался к пятидесяти. Походка его была уверенной и ровной. Не мягкой, танцующей, как у молодого, но все же какой‑то легкой.

Через боковой вход они вошли в главное здание и по узкой, чистой боковой лестнице стали подниматься вверх. Альбер шел между двумя провожатыми — в самой невыгодной позиции, словно пленник. Разумеется, они не напали на него. Прошли по уставленной цветами открытой галерее, откуда были видны толпившиеся в холле люди. Наверное, одновременно кончились занятия нескольких курсов, и теперь спортсмены, громко делясь своими впечатлениями, пробивались к стойке бара.

Его ввели в современную, просто обставленную контору. Тот же ковер кремового цвета, как и внизу, стулья, обтянутые обивкой более темного тона, поразительно маленький письменный, стол, холодильник.

Принял его коренастый мужчина лет пятидесяти. Темный костюм с жилеткой, черные, начищенные до ослепительного блеска ботинки, выглядывающий из кармашка пиджака платочек, на темном галстуке сверкающая булавка. Он походил на кинозвезду тридцатых годов, изображающую удачливого гангстера. Когда Альбер вошел, он, медленно поднявшись, протянул ему руку через письменный стол. Рука была маленькой, безволосой, с наманикюренными ногтями.

Сопровождавшие остались за дверью. Альбер пожал мужчине руку, сел на стул, повернувшись так, чтобы уголком глаза следить за входом, и сумку положил перед собой. Его смущало, что он не успел переодеться, что он в старом, потрепанном тренировочном костюме, вспотевший, усталый после непривычной физической тренировки.

— Гастон Флери, директор центра, — представился мужчина. Говорил он как‑то странно, словно не до конца раскрывая рот. — Обычно я просматриваю все заявления о приеме в члены клуба.

— И беседуете с новыми членами, — помог ему Альбер. Голос его звучал слегка насмешливо.

— Иногда. Если что‑то смущает. — Флери смотрел в глаза Альберу. Не тот человек, который разговаривает с увертками и терпит, чтобы над ним издевались.

«Здесь пригодился бы Бришо, — думал Альбер. — Он был бы подходящим партнером этому фрукту. Или Корентэн, да, шеф тоже ему бы соответствовал. А я — нет, так как не смог устоять против того, что во мне пробудилось некоторое уважение к этому директору».

— Если не ошибаюсь, вас что‑то смущает.

Флери вздохнул.

— Не могу сказать, что смущает. Скорее, мне любопытно. Думаю, вы первый полицейский среди наших членов.

— Быть может, из‑за цен…

— Да, — Он замолчал.

Альбер начал понимать, что его так раздражает в директоре. Большинство людей во время разговора делает какие‑то жесты, движения. Чешет голову, нос, ковыряет в ушах, играет лежащими перед ними перьями или по крайней мере, сцепив руки, крутит пальцами. Но этот тип даже глазом не моргнет. Уставился своими темными неподвижными зрачками на Альбера, будто хочет загипнотизировать.

— Первый сыщик… — сказал Флери. — Среди наших членов есть ваши коллеги более высокого ранга.

«Префект полиции, — подумал Альбер. — Он может заплатить».

— Я мог бы расспросить их…

— Вот как? — Голос Альбера отвердел, как всегда, когда он чувствовал, что ему собираются угрожать.

— …но счел за лучшее действовать напрямик. Узнать непосредственно у вас, мосье Лелак. Вы здесь по службе?

— Почему вы так решили?

Флери не ответил. Альбер понял, что его вопрос на вопрос сочтен положительным ответом.

— А если я здесь лишь отчасти по службе?

— Мне хотелось бы знать, что вы расследуете. Не могу ли я помочь вам?

— Секрета нет. — У Альбера во рту пересохло от жажды, он бы не возражал, если бы Флери оказался более гостеприимным хозяином. — Веду следствие по делу об убийстве борца Фанфарона.

— Здесь? — растерянно спросил директор.

— Здесь тоже.

— Поэтому вы записались на курсы?

— Не совсем. — Теперь он впервые увидел интерес, настоящее любопытство в глазах Флери. — Меня интересует таи чи чуан.

— Не думаю, что наше учреждение имеет отношение к какому бы то ни было борцу или к какому бы то ни было убийству.

— Надеюсь, — ответу Альбер. Ему хотелось, чтобы голос его не был дерзким. Хотелось выглядеть таким же прямодушным, как в других случаях, таким же простофилей. К сожалению, Флери делал это невозможным. Альбер даже не пытался провести его, не начал пудрить ему мозги рассказом о какой‑нибудь глупейшей истории. А тот смотрел на него колюче и недоверчиво, словно чего‑то не понимая. Альбер начинал терять терпение.

— Надеюсь, вы ничего не имеете против того, чтобы я продолжал ходить на тренировки? Я заплатил за два месяца.

— Мы вернем вам членские взносы, — спокойно сказал Флери. Из ушей его торчали темные волоски; Альберу захотелось обратить на это внимание директора. Может, тот даже обрадуется. — Разумеется, вы можете продолжать тренироваться. Если этого требуют интересы следствия…

— Нет, — невинно ответил Альбер. — Интересы следствия этого не требуют. Это для моего собственного удовольствия.

— И в этом случае тоже. Вы — гость фирмы.

Лелак нашел предложение соблазнительным. И непонятным. Хотят подкупить? Такой суммой? Думают, сыщика парижской уголовной полиции можно подкупить парой тысяч франков? А, может, они правы?

— Нет, благодарю вас, — грустно произнес он.

Им повезло. Все прошло легко, гладко, как по маслу, словно разыгрывалось в рекламном полицейском фильме, а не в этой печальной, кровавой, скучной действительности.

Субчиков они застали на месте, что само по себе было удачей, ибо зачем двум здоровым негодяям проводить вечер дома? Почему бы им не вернуться домой поздно ночью или на следующее утро, а сыщикам все это время, скучая и не раз сменяя друг друга, торчать в машинах, припаркованных у дверей дома?

Они не оказали сопротивления, не застрелили ни одного полицейского во время задержания, не ранили никого из мирных прохожих; это не стало сенсацией на первых полосах газет, в них не появилось ни строчки о случившемся. Первый открыл им дверь, будучи в носках и кальсонах; в руках он держал наполовину разобранный карманный приемник. Бришо в левой руке держал удостоверение, в правой пистолет. В нем не оказалось нужды. Мужчина (не особенно, впрочем, взволнованный их визитом) оделся. В двухкомнатной квартире царил беспорядок. Два сыщика, сопровождавшие Бришо, быстро осмотрели ее, не имея даже разрешения на обыск, но мужчина его и не требовал. Пистолета у него не обнаружили, нашли только несколько разобранных радиоприемников, магнитофонов и пустые бутылки из‑под вина.

Второй субчик собирался куда‑то уйти. Бришо хотел подняться на лифте, когда услышал, как тремя этажами выше захлопнулась дверь и бойкие шаги застучали вниз по лестнице. Он ждал, делая вид, будто неловко возится с лифтом и двинулся лишь тогда, когда увидел, что приближается нужный им человек. Со скучающим видом Бришо загородил ему дорогу. Небрежным движением вынул и показал удостоверение, потом отступил назад, чтобы позволить своим помощникам окружить молодчика и отвести к ожидавшей их машине. Они не надевали на него наручников, просто потеснее придвинулись с обеих сторон так, чтобы руки их касались его рук.

А потом все стало сложнее. Бришо рассчитывал, что молодчики будут все отрицать, но не предполагал, что они будут делать это с такой наглой самоуверенностью. Они друг друга не знали. Во время очной ставки оба с вежливым интересом глазели друг на друга и, пожимая плечами, заявляли, что, мол, никогда этого господина не видели. Что он совершил? Им показывали фотографии, сделанные Буасси с помощью телеобъектива, когда они поспешно выходили из дома убитой девушки по имени Кароль. «Ловкий монтаж», — заявляли они. На фотографиях выражение лиц у обоих было одинаковым. Напряженным, злым, полным решимости. По взмахам рук было видно, что они спешат. С третьим господином они тоже не знакомы. Понятия не имеют о Спортивном центре «Академия».

Оба хорошо подготовились. Такой допрос по сути дела похож на борьбу не на жизнь, а на смерть. Не всегда побеждает тот, кто кажется сильнее. Имеет значение и то, чья решимость непреклоннее, кто до каких пределов согласен идти, кто насколько жесток и у кого больше самоуверенности. Одна сторона здесь может угрожать ночью, которую придется провести в камере, суровым приговором, побоями, может использовать древние, но хорошо зарекомендовавшие себя и все еще действующие трюки. Другая может врать, ухмыляться в лицо ведущему допрос, блефовать, ссылаться на своих знакомых высокого ранга, требовать адвоката, на угрозы отвечать завуалированной угрозой. Вопрос, кто до каких границ пойдет.

Бришо до побоев не дошел. И в другое‑то время он этих методов не применял, а сейчас и подавно, учитывая ведущееся в полиции расследование. Оба его противника не испугались обещанного наказания, их не волновала перспектива провести ночь за решеткой. Оба уже сидели, чего и не собирались отрицать, не заявляли даже о том, что, мол, если что‑то и натворили, это не имеет никакого отношения к делу. Бришо не знал, что с ними делать. Они отрицали и свое знакомство с Коллем, и то, что искали его где бы то ни было. Оружия у них нет и никогда не было. Первый раунд выиграли они. Бришо слабо верил в то, что до второго их успеет сломить камера, что очная ставка с Альбером и швейцаром из «Рэнди кока» окажется успешной. В глубине души он знал, что слово Альбера против утверждений этих двоих не многого стоит, а швейцар вообще ни о чем не вспомнит.

Он велел их увести и принялся медленно, задумчиво убирать свой письменный стол. Бришо привык к порядку, когда был еще начинающим и делил письменный стол с другим сыщиком, который с тех пор давно оставил службу в полиции и открыл где‑то в провинции отель. Утром, когда он вынимал свои документы, записки, привычные, ставшие почти ритуальными движения словно включали его мозг в работу.

Он чувствовал усталость. Будто, получив назначение, неожиданно постарел. До сих пор по окончании дежурства Шарль не ощущал ни свинцовой усталости в ногах и руках, ни тяжести в голове. Его рабочее время давно окончилось. Несмотря на это и даже несмотря на усталость, он хотел бы еще задержаться на службе. В крайнем случае выйти немного прогуляться, выпить крепкого кофе, а потом продолжать работу хоть до полуночи, хоть до завтрашнего утра. Нашлось бы что делать. Но вечером у него назначено рандеву. После приятно проведенной прошлой ночи он договорился о встрече с подругой убитой танцовщицы. Теперь он жалел об этом. Лучше подскочить к Альберу или пойти в кино. Он несколько недель не был в кино. Но охотнее всего он бы остался на службе.

Письменный стол Бришо стоял в приемной Корентэна против стола секретарши. Раньше здесь царствовала ворчливая инвалидка, которая отвечала на телефонные звонки, передавала весточки, выпроваживала посетителей и готовила расписание дежурств на неделю. Лет десять назад ее ранили в перестрелке, пришлось ампутировать ногу. Она получила какую‑то компенсацию, и ее поместили сюда, не сказав, правда, в чем заключаются ее обязанности. Она была ворчливой, исполнительной и надежной. В один прекрасный день неожиданно ушла на пенсию. Исчезла и больше не появлялась, а Бришо назначили заместителем Корентэна. Одновременно взяли новую секретаршу.

Бришо проверил, всюду ли погашен свет, запер дверь и двинулся на улицу. Он не взглянул на стол мадам Дефрок. Не увидел приколотую к календарю записку с напоминанием: «Лелак!!!»

Гастон Флери положил ноги крест накрест и заботливо поправил стрелки на брюках. Кресло было слишком глубоким, опускаться в него с достоинством затруднительно, подниматься тяжело и почти невозможно сидеть так, чтобы не казаться заносчивым. Но Реноде не смотрел на Флери. Он стоял у окна, пальцами рисуя на стекле невидимые узоры.

— Альбер Лелак, — мягко произнес он. — Сыщик из отдела, занимающегося расследованием убийств.

— Я проверил, — перебил Флери. Реноде покачал головой.

— Не нравится мне это. Слишком прозрачно. Хотел бы знать, чего они хотят. — Он повернулся лицом к Флери и улыбнулся ему. Улыбался он редко, и тогда по спине человека пробегал холод.

Флери достаточно давно работал с ним, чтобы знать: сейчас нужно рискнуть и высказать предположение:

— Думаю, хотят подловить. Точно не знают, на что мы посягаем. Может, догадываются, но доказать не могут.

— И что?

— Почему они не подослали полицейского так, чтобы мы ничего не заподозрили? В прошлом году к нам дважды пытались внедрить агентов.

Реноде только глянул на него. Флери знал, что шеф размышляет, в его хитром, изворотливом мозгу шарики крутятся с быстротой молнии. Те два агента закончили свою жизнь в Сене.

— Теперь появилась возможность надоедать нам якобы расследованием убийства, — продолжал он. — Делают вид, будто ищут убийцу Фанфарона, а Лелак между тем ходит здесь и разнюхивает.

— Так что будем делать? — Реноде положил ногу на ногу и так же, как Флери, заботливо расправил стрелки.

— Не думаю, что нам грозит серьезная опасность, — сказал Флери. Он был рад, что шеф наконец сел, не любил он, когда над ним кто‑то возвышался.

— Пусть пока ходит на тренировки, если у него есть такое желание. Разве он этим навредит? Ничего ему в глаза не бросится. Все равно прекратит спустя некоторое время. — Он умолк, давая возможность Реноде, если тот пожелает, сделать свои замечания. Но шеф ничего не сказал, зная, что его служащий не закончил. — Второй вариант: если они всерьез взялись за дело. Тогда сыщик будет ходить к нам долго, и — закономерно — на него станут меньше обращать внимание. Он будет бродить по комплексу, открывать повсюду двери и может заметить что‑то, чего не следует. Так как он расследует дело об убийстве, он будет задавать щекотливые вопросы, тревожить и смущать наших работников и посетителей. Если посмотреть с такой точки зрения…

— Нельзя с ним разумно поговорить?

— Не знаю. Когда я предложил вернуть ему членские взносы, мне показалось, он вроде заинтересовался. Но потом отказался.

— Ничтожная сумма, — махнул рукой Реноде.

— Я подумал об этом. Поговорю с ним еще. Если не удастся… не лучше ли все же, чтобы он исчез отсюда?

У Реноде был низкий голос, и когда он заговаривал неожиданно, Флери порой, как, например, сейчас, изумлялся.

— Нет, — сказал шеф. — Слишком грубо. Посылают сюда сыщика из криминалки, он записывается на курсы, наставляет оружие на моих людей, затем признается, что находится тут отчасти по службе. Нет! Нельзя.

Палец его зашевелился, и он продолжал рисовать им теперь на подлокотнике кресла.

— Но чего они все‑таки добиваются? — Флери иногда мог позволить своему голосу звучать насмешливо.

— Вот этого самого и добиваются. Чтобы мы занервничали. Сделали какую‑нибудь глупость. Этот человек — приманка.

Флери уже пожалел о своем замечании. Реноде умнее его. Он хорошо это знает, и знал всегда. Реноде прав, они чуть не попали в грубую ловушку.

— Что же делать? — тихо спросил он.

— Подождем. Если им не наскучит, бросим какую‑нибудь кость, пусть обгладывают. Нечто, могущее удовлетворить полицейских, но не навлечь на нас опасность. Я поговорю с доктором Панашером. — Панашер был их адвокатом. — А ты подумай, как бы его подловить. Меня раздражает эта приманка.