Убей меня своей любовью

Глава 2 Своя рубашка ближе к делу

Яков Глебыч с утра решил заняться трудоемкой работой, то есть отправиться за покупками. Сегодня было решено, что Олимпиада Петровна никуда не выходит, а сидеть дома и слушать ее стенания по поводу заключения было выше его сил. Работой жених обременен не был, а потому не мог сбежать от бедной невесты на службу, вот и решил пройтись по магазинам.

– Рюмочка моя, я ненадолго отлучусь – бегу покупать костюм, который ты мне приглядела, так не терпится войти с тобой в зал бракосочетаний! – защебетал Яков Глебыч, когда Олимпиада Петровна в очередной раз протрубила, что ей требуется нежное утешение. – Я недолго. А ты пообещай мне, что не будешь скучать! Ну, булочка моя, я жду!

Булочка сочно шмыгнула носом и смилостивилась:

– Ладно, обещаю, не буду скучать… Ну чего ты еще ждешь?

– Так я денег жду! Ты ж говорила – надо костюм купить! И потом я запросто могу сбегать за продуктами. Я знаешь какой хозяйственный!

Олимпиада Петровна нехотя побрела в спальню, выудила откуда-то сотенную бумажку, сунула ее в протянутую руку кавалера и устроилась перед телевизором:

– Ступай, любовь моя.

– Не… а чего так мало-то? Ну, какой же костюм можно сейчас купить на сотню? – капризничал любимый.

– В клеточку, я же тебе говорила, стоит сущие копейки, тебе хватит. А за продуктами у нас Инга сбегает, ты все равно в них не разбираешься. Ну ступай, я буду за тебя волноваться.

Яков Глебыч, проклиная в душе бережливость избранницы, вяло пошагал в магазин. Он бы и вовсе не пошел, если бы в кармане у него не запряталась более ценная купюра – он ее приберег на черный день, и сейчас, ко дню свадьбы, эти деньги были ему как раз кстати.

Секонд-хенд, где Олимпиада Петровна присмотрела для него торжественный наряд, находился не слишком далеко, и минут через двадцать мужчина уже перебирал вешалки с одеждой. Нет, что ни говори, а порядочного костюма он для себя не находил. Тот, который понравился невесте, он отмел сразу же – ну что это за блажь, в самом деле?! Брючки коротенькие, едва щиколотки прикрывают, пиджак в канареечную клетку смотрелся и вовсе вызывающе. Кажется, Липа говорила что-то про лимонный галстук? Нет, кем-кем, а клоуном на собственной свадьбе Яков Глебыч скакать не собирался, уж кое-какой вкус у него имелся.

– Девушка, а покажите мне вон те джинсы… нет-нет, те, черненькие, вельветовые… ага, вот их… – нашел он наконец то, что нужно.

Вельветовые джинсы были впору, и нижние конечности Якова Глебыча немедленно приобрели некий молодежный вид.

Тут же пришлось добавить к ним и темно-синюю рубашку.

Стоя в примерочной, Яков Глебыч буквально не мог оторвать от себя глаз.

– Слышь, мужик, подвинься чуток, – втиснулся к нему за шторку раздетый мужчина.

На незваном госте кроме трусов и носков был только щедрый волосяной покров. Яков Глебыч не на шутку разволновался.

– А, собственно, в чем дело? Я никого не трогаю! Спокойно любуюсь обновой, а вы… Ой, да куда вы влезли, я ж еще не вышел! Хамство какое! Теперь подумают о нас черт-те что, а у меня, может быть, свадьба! И учтите, любезнейший, с женщиной!

– Да чего ты разорался-то? – шикнул мужик. – Я на тебя не зарюсь, я сам, может быть, тоже того… от женщины… Ты это… понимаешь… тут такое дело…

Яков Глебыч уже рванулся из примерочной, но странный мужчина ухватил его за рукав новой рубашки и горячо зашептал:

– Да погоди ты бежать! Ну чего ты, не можешь помочь собрату? Сам скоро такой же будешь, когда женишься. Тут понимаешь, что вышло… Короче, меня Степой звать. Ну и пришел я к Вальке, муж у ней на работу утопал, а я, значит, к ней. Ну мы всегда с ней встречаемся, когда он на работу сматывается, любовь у нас с Валькой нежная. И всегда все нормально, а сегодня прям напасть какая-то! Только я к Вальке нагрянул и стал эту самую нежную любовь проявлять, как вернулся ее муж. Ну ты чего, анекдотов никогда не слышал? Вот и у нас по тому же сценарию. Явился ее Юлий. Прикинь – у нее мужа так зовут! Не Юрий тебе какой-нибудь, а Юлий! Слесарем работает. Ну и приходит, значит, слесарь Юлий домой, а там я! А он же с разводными ключами! А может, и вовсе трубу какую импортную в дом припер – свистнул у кого-нибудь. И как против той трубы? В общем, к нашей теплой встрече я не подготовился, даже, наоборот, в одних трусах остался. Я почему-то сразу подумал, что Юлик меня не поймет. Прям каким-то шестым чувством. Короче, пока он ключом в замке ворочал, я на балкон и вниз! Она как раз над этой богадельней живет – Валька-то – на втором этаже. И все так удачно у меня вырулилось – спрыгнул, даже ушибов не обнаружилось. А уж когда приземлился, опомнился – батюшки! И куда ж я в таком прикиде? Думаю, может, чего по дешевке купить удастся? А чего купишь, когда все мои деньги с карманами у Вальки остались! И хоть бы у кого попросить до получки сотенную! Девчонки продавщицы сразу отказали. А тут смотрю – ты себе тряпья понабрал, значит, деньги имеются. Слышь, друг, дай в долг, а? Ну не идти же мне голышом! Сам на моем месте окажешься, тебе тоже кто-нибудь поможет.

Яков Глебыч нервно царапал себе грудь через новую рубашку. С одной стороны, мужику требовалось помочь, иначе – как же мужская солидарность? А с другой… Ну не было у него свободных денег! Только ведь не признаваться же в этом первому встречному. И все же он нашел замечательный выход.

– Денег я вам дать не могу, не привык рублем баловать, но… – он многозначительно подмигнул голому мужчине. – Если вас устроит мой собственный наряд…

– Ой, да мне бы только до дома добраться, чего ж не устроит! – с жаром заверил неудачливый любовник. – Мы с тобой вроде и росточка одного… Ну-ка, давай я прикину…

И старая рубашка Якова Глебыча, и его штаны новому знакомому подошли замечательно. Правда, брюки были чуть коротковаты, но этого почти совсем не было видно.

– Ну как? – лучился от счастья мужик. – Хорош, да? Ой, Валька б меня увидала, умерла б со смеху!

Возле кассы Яков Глебыч подробно рассказал продавцам, что пожертвовал свой старый костюм на благотворительность, поэтому попросил нового знакомого не задерживать. Его и не задержали – окрыленный, он выскочил из магазина, а Яков Глебыч еще рассчитывался за свои покупки, одновременно размышляя, не слишком ли он торопится с женитьбой.

Как бы там ни было, из магазина он вышел в самом прекрасном настроении – всегда приятно ощущать, что у кого-то положение еще более дурацкое, чем у тебя. И даже тогда, когда он увидел эту огромную страшную машину, на его лице все еще блуждала идиотская улыбка. Только где-то екнуло сердце, кажется в животе. Никогда еще Яков Глебыч не видел так отчетливо, как за человеком гонится автомобиль. Темный джип несся прямо на… Степу, на нового знакомого. Видимо, здорово мужик насолил этому Юлику, потому что автомобиль несся с совершенно четкой целью – догнать! Это было видно даже невооруженным глазом. И сам Степа понимал, по чью душу эта погоня, потому что летел изо всех сил обратно к магазину, спрятаться. Однако не успел – тупая морда автомобиля пригвоздила его к стене. Раздался дикий вскрик, джип тут же развернулся и мгновенно умчался, поднимая клубы пыли, а возле стены в нелепой скрюченной позе остался недвижимо лежать Степан в одежде Якова Глебыча.

Сам Яков Глебыч стоял, точно изваяние, – он даже дышать не мог, только судорожно хватал воздух ртом и пытался закричать, но крик застрял где-то в глотке. Из ступора его вывел звонкий голос откуда-то сверху:

– Убили! Господи! Нет!!! Там кого-то убили! Боже мой, кого там задавили?!! – это кричала приятная женщина в цветастом халате, который то и дело распахивался, обнажая аппетитные формы. – Юлий! Ну беги же – узнай!! Нет! Беги, звони в милицию!

– Валюша, уйди с балкона, тебе совсем не нужно расстраиваться, уйди… – послышался заботливый мужской голос, который тут же перешел в гневный окрик. – Да затолкайся ты в дом!! Чего раздетая на всю улицу орешь?!! Хоть бы платье какое накинула!!

Яков Глебыч рассудительно предположил, что сейчас приедет милицейский наряд, начнутся вопросы, допросы, и решил попросту сбежать. Ну ни к чему ему всякие незапланированные милицейские свидания. Поэтому, собрав в кулак остаток воли, он живенько потрусил подальше от недоброго места.

Домой он доплелся еле живой.

– Вау-у-у!! – тринадцатилетней модницей воскликнула Олимпиада Петровна, увидев его в новом вельвете. – Дуся! Немедленно посмотри, с каким женихом я отправлюсь в загс! Яша, тебя так бледнит этот синий цвет! Ты в нем так трепетно выглядишь, прямо весь дрожишь! Дуся же!!

Яков Глебыч не стал дожидаться комплиментов еще и от Дуси. Он прополз в ванную и вышел оттуда только через полчаса.

– Яшенька, – поджала губы Олимпиада Петровна, не подозревая о том, что творится в душе возлюбленного. – Я вот хотела еще до свадьбы обговорить с тобой время пребывания в ванной! Мне кажется…

– Сегодня на моих глазах убили человека, – горько перебил ее Яков Глебыч. – И я с ним был почти знаком! Почти близко. Его звали Степой…

У Дуси округлились глаза, в последнее время что-то больно часто стали появляться недобрые вести. Даже если они и касались кого-то чужого.

Олимпиада Петровна быстро плюхнулась на диван и торопливо заговорила:

– Яша! Немедленно рассказывай все! Сейчас как раз никого из нянь нет, давай говори.

– Ой, Олимпушка… Я столько перетерпел! Сейчас расскажу… А девочки не вернутся? Очень уж не хотелось бы их тревожить таким рассказом, – простонал Яков Глебыч. – Дуся, принесите мне крюшону.

Дуся почесал переносицу и обратился к матери:

– Маманя, ты его попроси, пусть не выпендривается, а? Я даже слова такого не знаю – крюшон, как я принесу-то?

– Яша! Я тебе ставлю на вид! Рассказывай немедленно! Девочки еще не скоро придут: Инга понеслась по магазинам, а Верочка с Милой прогуливаются с Машенькой. И еще не вздумай утаить – где ты взял деньги на такие дорогие шмотки. Я прекрасно помню их цену!

Напоминание о ценах чудесным образом развязало язык Якова Глебыча – он начал торопливо рассказывать про страшное происшествие, и слова из него полились с бульканьем и прихлебыванием.

– Вот так человек и пострадал за любовь, – закончил он печальную повесть. – И ведь ничего никому плохого не сделал, всего-то к чужой жене наведался!

– Это вам, кобелям, наука – не шастай по чужим женам, если у тебя дома своя имеется! – назидательно изрекла Олимпиада Петровна. – Я вообще не понимаю – отчего этот Юлиан… Юлий так долго с замком возился? Надо было сразу ворваться и пришлепнуть распутников на месте. Я вот думаю, Яшенька, это виденье тебе специально перед свадьбой кто-то свыше устроил, чтобы ты даже в мыслях… даже в мыслях!..

– А я вот думаю… – пробасил Дуся и начисто разнес всю маменькину теорию: – Я вот думаю, любовь здесь вовсе ни при чем.

– Ну как же?! – одновременно воскликнули престарелые влюбленные. – А из-за чего тогда?!

Дуся важно прошелся по комнате, почесал темечко и, не торопясь, пояснил:

– Если за любовь, то этого Степу должен был прикончить этот… как его… Юлий, так ведь? А вы, Яков Глебыч, сами сказали, что на балкон выскочила дама и попросила Юлика позвонить в милицию, так?

– Да чего ты его спрашиваешь, конечно так, – вместо любимого ответила Олимпиада Петровна. – Я только не понимаю – за что это парня могли так жестоко среди бела дня… Что он такого сделал?

Евдоким легкомысленно пожал плечами:

– А я и вовсе считаю, что это не Степу хотели придавить, а Якова Глебыча.

– Ме… Меня? – робко икнул жених и вяло обвис на подушках дивана.

Олимпиада Петровна скоренько отхлестала его по щекам и обратилась к сыну:

– Дусик, ну разве так можно? Ты же чуть не угробил своего будущего папашу! И вообще объясни подробно, с чего ты решил, что Яшу?

– Н-ну… – старательно замычал Дуся. – Я еще не знаю причины, но… А чего думать-то? Степан переоделся в ваши тряпки, не успел выйти из магазина, а на него уже машина мчится. Понятно же – Юлик не успел бы придавить, а потом вернуться к супруге, дома он был. А вот если кто-то охотился за Яковом Глебычем…

– И вовсе не за мной! – петушком выкрикивал бедняга. – Может быть, у того Степана была целая рота любовниц?! Может, это чей-то неизвестный муж?! Тем более что я видел, кажется, за рулем мужчину!

– Эка невидаль! А никто и не говорит, что за вами охотится женщина, – не соглашался Дуся. – Уезжать вам надо. И срочно.

Яков Глебыч больше не стал капризничать, он понесся в свою комнату и через минуту уже выскочил оттуда с огромным чемоданом.

– Все. Я готов. Куда едем?

Олимпиада Петровна буквально онемела от такого предательства.

– Дуся! Что он делает?! Куда намылился этот пучок недоразумений?! Он что – сматывается?! Яша!! Брось сейчас же мой чемодан! Там мое нижнее белье! Я его упаковала для своего отъезда! И вообще! Я еще не получила паспорт!

– Ничего, ирисочка моя, не беспокойся за меня, – заблестел глазами Яков Глебыч. – Я могу и один. Что мне сделается? Я знаешь как умею прятаться – о-го-го!

– Какое еще «о-го-го»?!! А я?!! – взревела ирисочка раненым бизоном. – А наша свадьба?! Вот на днях получу паспорт… Дуся, мать твою!!! Почему мне еще не вручили документ?! Что за знакомство ты такое нашел, что меня сознательно не выпускают из города?!

Дуся даже не стал оправдываться. Он метнулся в комнату, залез в тайничок и вытянул несколько крупных купюр. Ни минуты дольше он не стал задерживаться дома – беда подступала как-то совсем уж близко к его родным, надо было действовать, а для этого мать и Машеньку нужно срочно отправить в безопасное место. Черт, и кто же так хочет, чтобы они уехали? И для чего?! Ограбить, что ли, хотят? А может, чем черт не шутит, охотятся за самим Дусей?

В паспортном столе ему попалась на редкость коварная дама. Сначала она выудила у Евдокима все деньги, потом туманно пообещала содействие, а затем торжественно объявила, что паспорт Олимпиада Петровна Филина сможет получить послезавтра до двенадцати часов. По обычной очереди, без дополнительного капиталовложения, этот документ госпожа Филина могла получить тоже послезавтра, однако ж после четырнадцати ноль-ноль. Временная и денежная разница впечатляла. И все же Дусик уже ничего не смог поделать – ускорить процедуру дама была не в состоянии, а деньги возвращать отказалась наотрез.

– Да и ладно, завтра еще как-нибудь дома пересидят, зато потом… – бубнил себе под нос Евдоким, поднимаясь на свой этаж.

Все равно он сделает матери этот паспорт, а затем вплотную приступит к расследованию. Хотя нет, прямо с завтрашнего дня, да, вот так.

Дома царила тихая паника. Яков Глебыч с упоением рассказывал про утренний случай Инге, Верочке и Милочке и смаковал каждую подробность. Мало того, теперь он дополнял рассказ вскриками, вскидывал руки к потолку, кое-где даже рычал для спецэффекта и бегал по комнатам, подобно джипу-убийце. Неизвестно, чего добивался почтенный муж, но в конце его рассказа тихая и скромная Верочка Прохорова проявила железную силу воли – она быстренько упаковала сумки и бодро направилась к двери. Как выяснилось минутой позже – к себе в деревню. Только у самого порога скромно притормозила:

– Спасибо вам на добром слове, а я лучше к себе в деревню. Сегодня еще успею на автобус. Только деньги мне выдайте за те дни-то, что я с девчушкой сидела, мне они не лишние будут, деньги-то.

Олимпиада Петровна лишилась дара речи. Несколько минут она молча, с вытаращенными глазами разводила руками и шлепала губами, и только потом ее прорвало:

– Верочка!! Какие деньги?!! Что вы себе позволяете?! У вас еще не закончился контракт! – возмущенно кидалась Олимпиада Петровна красивыми словами. – Кто же будет нянчить Машеньку? Вы не можете бросить ребенка на произвол судьбы!

– Нет уж, вы меня не держите, мне этот ваш город всю печенку проел, – обстоятельно объясняла Верочка. – Машенька у вас, конечно, славная, но только я еще и своих хочу понянчить. А с вашими заморочками я тут долго не проживу! То какие-то мины пихают, то машинами наскакивают, нет уж, извольте. Я уж лучше у себя в деревне. Там на меня ни одна лошадь не кинется!

Яков Глебыч понял, что переборщил со страшилками, поэтому старался теперь все обернуть в шутку:

– Ой, я не могу! Гы-ы-ы, гы-ы-ы! Верочка! Ну куда вы собрались? Чего испугались? Подумаешь – машина дяденьку задавила! У нас вон по телевизору показывают, что каждый день в городе не только давят, но и убивают, насилуют, грабят… Чего бояться-то? Эка невидаль! У нас тут недавно в соседнем доме старушку задушили, так теперь чего нам…

– Яша!! Какой черт тебя за язык тянет?!! – вскинулась Олимпиада Петровна. – Верочка! Не слушай этого недоразвитого! Кстати, телевизор тоже не включай… А ты знаешь, к нам в город приезжает певица! Да! Помнишь: «Я буду честно, честно твоя невеста, тесто…» Ну что-то про свадьбу, я уж точно не помню…

– Вер, ты чо?! – набычилась Милочка. Она, как никто, понимала, что с отъездом этой деревенской серой мышки все заботы о Машеньке улягутся на нее. – Ты ж замуж здесь собиралась?! За миллионера. Прописка, все дела…

– Не надо мне никакой прописки! И невесты никакой не надо! Я домой хочу, пока еще жива! – топнула ногой Верочка и молчком поперла свою сумищу к двери. Возле самого порога она обернулась. – А таких миллионеров мне и даром не хочется – еще неизвестно, есть ли у его такие миллионы, за которые мне башку снесут. И на рожу он страшный.

Это был уже камешек в Дусин огород, и терпеть такие выпады он не собирался.

– Ступай, Верочка! – картинно поднялся он, вытянул руку и трагически заявил. – Прощай, милая… пастушка… и пастух… Наш город не пал к твоим ногам! Поэтому… уноси ты эти ноги куда подальше. Эх, не тянется молодежь сейчас в город, так и бежит в деревню. Ступай!

– Ага, «ступай»! А деньги? – упиралась настырная Верочка.

Евдоким молчком полез в глубокий карман брюк, вытащил кошелек и отсчитал девушке несколько бумажек.

– Все! Теперь ты можешь смело подаваться на волю, к крупному рогатому скоту…

Верочка хотела уточнить, что вовсе не к скоту, а к маменьке, но молча затолкала деньги за пазуху, захлопнула двери и понеслась вниз по лестнице.

– Ну?! – грозно надвинулась на будущего супруга Олимпиада Петровна. – Прогнал девку? Чего сидишь-то теперь? Слышишь же – Машенька проснулась, плачет. Бегом кормить ребенка!! Да, и не забудь подержать ее над горшком!

Яков Глебыч криво хихикнул, но перечить не осмелился.

Вечером и хозяева и няни находились в гостиной, глупо пялились в телевизор и как-то все вместе, по-родственному размышляли, как жить дальше. Со стороны они были похожи на большую дружную семью. Дусик валялся прямо на ковре, по его животу ползала Машенька и пыталась достать у отца язык изо рта. Олимпиада Петровна восседала в кресле и вытянутой рукой постоянно тыкала в телевизор пультом, Милочка завязывала на голове у собачонки Душеньки роскошный бант, а Инга быстро перелистывала страницы какой-то поваренной книги. Яков Глебыч, по обыкновению, находился в ванной. Вроде бы семейство дышало покоем и умиротворением, но на самом деле каждый испытывал тревогу, а то и откровенный страх.

– Дуся, мы скоро уедем, Машеньку заберем с собой, – проговорила Олимпиада Петровна. – Я думаю, с нами и Милочка поедет. Надо же кому-то за ребенком приглядывать. А вот Инга останется с тобой.

– Здра-а-ассьте! – оторопел Евдоким. – На кой леший мне такой подарочек? Она что – теперь мне будет памперсы менять?

Инга испуганно заморгала белесыми ресницами.

– Дуся! – строго набычилась маманя. – Не рви мои нервные окончания! Инга няня ни к черту, это уже давно понятно. Зато она замечательная повариха. А это как раз то, что тебе нужно!

– Нет уж, маманя, забирайте свою Ингу с собой, я с голоду не помру! А с ней не останусь! – Дуся забегал по комнате. – Да что это такое в самом деле?! У нас здесь творится черт-те что, я их специально отправляю подальше от дома, чтобы во всем разобраться, а они мне на шею эту Ингу! Не нужна она мне! И ведь какая! Нет чтобы Милочку мне оставить!

Инга нисколько не обижалась на такие откровения, а внимательно слушала – с кем же ей придется работать дальше. Она даже книгу отложила.

– Нет, я не понимаю, а чем тебе помешает эта замечательная девушка? – уже пошла на принцип Олимпиада Петровна. – Варит она прекрасно, я буду спокойна, что ты не похудеешь, ведет себя Инга скромно. Знаешь, Дуся, зато я твердо буду уверена, что, когда вернусь домой, меня здесь не будет ждать новая хозяйка – уж в Ингу-то тебя никак не угораздит влюбиться! А если я тебя оставлю с Милочкой, то она не только в загс тебя потащит, но и умудрится в роддом попасть до моего приезда! Все! Я пошла отдыхать! И не надо! Не надо меня тревожить!

Дуся хотел было напомнить, что нянек для того и выбирали, чтобы Дуся с кем-нибудь из них отправился в загс, но у мамани был такой воинственный вид, что сегодня этот вопрос он поднимать не стал.

Из ванной выплыл красный, распаренный Яков Глебыч, и Милочка, которая возилась уже с Машенькой, тут же сунула ему на руки девочку и упорхнула к себе в комнату.

– Сегодня, между прочим, не моя смена, – успела она напомнить. – Вот вы, Яков Глебыч, выставили Верочку, теперь сами ребенка укладывайте. А уж я завтра на смену заступлю, по графику.

Яков Глебыч скис, подхватил девочку и не знал, куда ее пристроить. Дусик отобрал дочку и потащил к себе в спальню:

– Отдайте ребенка! Тоже мне, таскает ее еще… Манька, пойдем в кроватку. А что тебе сейчас папа споет!..

– Не вздумай! – немедленно высунулась из своей комнаты Олимпиада Петровна. – От твоих песен у крошки начинают дергаться ножки! Дай-ка мне!.. Масенька, внуценька моя золотая, пойдем с бабой баиньки. Пойдем, баба тебя покацяет. А-ю-баю-баю-бай!..

Через несколько минут бабушка и внучка сладко всхрапывали на широкой постели, а Яков Глебыч топтался возле кровати, не зная, куда пристроить отдыхать свое чисто вымытое тело.

Дуся сидел в своей комнате перед раскрытым блокнотом и судорожно грыз карандаш. Как бы узнать – на кого охотилась та машина? На самого Степана или все же на Якова? Чутье упрямо подсказывало ему, что хотели убить вовсе не горе-любовника. Что-то неладное творится вокруг семейства Филиных – сначала выкрали маманин паспорт, потом ее кто-то любезно заминировал, теперь вот хотели от Якова избавиться… Или все же от Степана?

На следующее утро Евдоким Филин проснулся от того, что кто-то тихонько скребся в его дверь.

– Душенька! Ты, что ли? – недовольно пробормотал он, надевая тапки.

Маленькая собачонка изредка изъявляла желание навестить своего хозяина. Правда, потом на его кровати оставалась неизменная лужа, но это от чистого собачьего сердца, так сказать, на память о теплых отношениях. Но сейчас на пороге стояла Инга, скромно улыбалась, и лицо ее при этом покрывалось неровным кирпичным румянцем.

– Ага, это я, – неловко улыбнулась она и потупила взор. – Я вам… вот, кофе принесла, в постель.

Дуся со стоном вздохнул, но быстро взял себя в руки.

– Это ты зря, – нудно поучал он, не впуская девицу к себе в комнату. – Не дело это с продуктами по всей квартире носиться, еще заразу какую поймаешь…

Девушка готова была провалиться сквозь землю – так неловко она себя чувствовала. И ведь этот олух, прости господи, даже ничего не заметил. А у нее сегодня и макияж совсем другой, и прическа новая, и даже глаза густо намалеваны тушью.

Филин, между тем, уже протиснулся в ванную, и оттуда по всей квартире послышались странные звуки, напоминающие вой плакальщиц.

– «Пойдем, Дуся, во лесок, во лесок, сорвем, Дуся, лопушок, лопушок… Тря-ля-ля-ля тим-тара-тим-тара…» – Дуся пел.

Когда он вышел после водных процедур, возле двери стояли все домочадцы с самыми злобными взглядами.

– Дуся! Я тебя как мать просила – не вой! – накинулась на него Олимпиада Петровна. – Теперь вот из-за тебя у Инги молоко на плите пригорело, Милочка вообще отказывается с Машенькой сидеть, а Яков Глебыч от твоих завываний опять начал чемоданы собирать!

– Да! – мотнул головой Яков Глебыч. – Собираю потихоньку. Потому что вы ничего не делаете, а только воете. А между прочим, если собаки воют, то это к покойнику! А я не хочу!

– И я! – тут же пискнула Милочка.

– Ну, знаете!.. – запыхтел Дуся. – Тоже мне, нашли собаку! Между прочим, я исполнял русский народный фольклор! А, да чего вам объяснять!

Он так обиделся на непонимание, что выскочил из дома, даже забыв про завтрак.

Еще вчера Дуся твердо решил наведаться к той самой Вале – подружке несчастного Степана – и сейчас направлялся именно туда. Конечно, еще было очень рано, надо бы прийти чуть позже, но уж больно не хотелось оставаться дома, где его только что обидели. Ну да, конечно, у него немножко не хватает слуха, зато каков голосище! Понятно, что он не Паваротти! Так ведь он и денег за свой вокал не спрашивает! Даром поет, на радость родным и близким, а они…

В таких раздумьях он и дошел до местного секонд-хенда. Если верить Якову Глебычу, трагедия развернулась именно здесь. Дуся поднял голову: так и есть – прямо над вывеской импортной комиссионки нависал балкон. Если подсчитать… если подсчитать, то получается, что квартира с этим балконом находится… во втором подъезде.

Путем сложных подсчетов Филин отыскал квартиру Валентины и не ошибся. Правда, сначала ему открыл двери хмурый мужик в мелких бараньих кудряшках.

– Ну? – недобро спросил он, открыв двери.

– Простите, а… Валю можно? – заробел Дуся. По его размышлениям, муж дамочки должен был находиться уже на работе. Не станешь же расспрашивать при нем у его жены про любовника!

Но Юлик, а это был именно он, на работу, видимо, не спешил, во всяком случае, он намеревался еще долго маячить в прихожей, потому что, не двигаясь с места, зычно чихнул, прочно облокотился о дверной косяк и только потом крикнул в глубь квартиры:

– Валька, ядрено коромысло!! Ты хоть бы своим кобелям говорила, чтоб позже прибегали, я ж еще на работу не ушел!!

– Так, а чего ты телишься-то?! – рявкнула на мужа невидимая Валька, но тут же сменила рык на масляный голосок. – А чего там – меня, что ли? Так это, наверное, не кобель, это… это врач мой, наверное.

И перед глазами Евдокима появилась прехорошенькая, пухленькая женщина в кокетливом розовом платьице с белыми рюшами. Увидев гостя, она удивленно вытаращила глаза и уже открыла рот, но у нее хватило ума сначала спровадить мужа:

– Юлик! Не торчи пнем, сходи поставь чай, видишь, мне некогда!

Юлик окинул Филина подозрительным взглядом, однако послушно поплелся из прихожей. Валя снова открыла рот, но Евдоким ее опередил:

– Я пришел расспросить про Степана, вашего… друга, – быстро зашептал он.

У женщины тотчас же опечалились глаза, но она совладала с собой и крикнула мужу:

– Я же тебе говорила – это ко мне врач! Кардиолог!.. – принялась она отчаянно моргать обоими глазами и строить непонятные рожицы. Потом любезно защебетала: – Проходите, пожалуйста, э-э… Василий Васильевич!

– Нет, я Евдоким Петрович, – поправил Дуся.

– Какая вам разница?! – зашипела на него Валентина. – Я все равно не запомню.

На кардиолога вышел посмотреть Юлик, но жена тут же на него накинулась:

– Юлик!! Ну что ты уставился?! У меня уже и так от тебя сердце отваливается, приходится врачей на дом звать, а он еще стоит тут! Ты уж или иди на свою работу, или ищи тонометр! Кстати, не забудь найти валидол и сделай фиточай!.. Проходите, Василий Васильевич! – повела она Дусю в комнату и не забывала все время тарахтеть: – Вы знаете, доктор, в последнее время у меня какое-то повышенное сердцебиение! Вы не знаете, от чего это?

«Доктор», конечно, трудился в медицинском учреждении, но несколько иного профиля. Поэтому он сейчас только сердито морщил лоб и важно теребил ухо.

– А… простите, вас в последнее время не подташнивает? Нет влечения к соленостям, к селедке? Нет? – нахмурился он и, видя, как женщина возмущенно крутит пальцем у виска, предположил: – Тогда… Я думаю, может, весна? Поэтому и бьется! Вы знаете, сердце вообще бьется почти у каждого второго. Сейчас же знаете – такая экология! А весной и вообще…

– Да какая весна?! Конец сентября на дворе! – забыла про «театр» женщина.

– Я образно выражаюсь! – нашелся Филин. – Влюбились в кого-нибудь, а сами-то уж не девочка, вот сердчишко-то…

Юлику, который втихаря подслушивал, о чем там воркует его жена, замечание про возраст ужасно понравилось, он даже хихикнул тихонько, пока жена не видела. Но самое главное, теперь он мог оставить свою супругу с этим врачом без боязни – Валечка не любила хамов.

– Валюш!! Ну я пошел, закройся! – крикнул он, выходя из квартиры.

– Ну наконец-то! Теперь мы можем спокойно говорить, – выдохнула Валя, когда плотно закрыла за мужем дверь. – Вы пришли расспросить меня про Степу, да? Вот пришли спросить, а сами всякую чушь несете!

– А я не доктор, чтобы бесплатно вам диагнозы ставить! – огрызнулся Дуся. – И вообще рассказывайте давайте, что там у вас произошло?

– Да что ж я расскажу, я ничего не знаю! Я только видела, как он там… внизу лежал… Господи, горе-то какое! А вы ему кем приходитесь?

Дуся уселся на стул, поджал ноги и скромно проговорил:

– Я ему этим прихожусь… следователем. Только немножко не настоящим, а так – кустарным… тьфу ты! Частным, во! Частным сыщиком я ему прихожусь.

Валентину такое признание так удивило, что она даже на некоторое время забыла про скорбь:

– А к нам чего? Нет, если вы думаете, что это я его машиной задавила, то…

– Да нет, что вы, я не…

– А! Так вы решили, что это Юлик его, да? – догадалась она. – А я вам сразу скажу – фигня! Юлька у меня только с виду такой страшный, потому что не стрижется, я ему денег не даю, а так он… Ой, я сейчас сюда бутерброды притащу, мы будем пить чай, и я вам расскажу!

Она подхватилась, унеслась на кухню и уже оттуда продолжала рассказывать:

– Юлька у меня знаете какой тюфяк? Он даже ванну не может с работы стащить! Вы знаете… – она уже вошла в комнату с батоном колбасы под мышкой, держа подбородком батон, а в руках несла две полные чайные чашки. – Вы знаете, он же у меня слесарь. А какие они сейчас дома делают! Там такие ванны, знаете, с гидромассажем, такие кругленькие, здоровенные, нам на такую три месяца копить надо! Я ему говорю – иди ночью, ты же все дырки знаешь, тихонечко ванну отвинти и приволоки домой, никто даже не хватится! Так он…

– Валентина, я…

– Да нет же, говорю вам! Юлик не мог! Даже из ревности не мог! – женщина сунула горячую чашку в руки гостя. – Во-первых, если бы он всех, кого надо, давил, полгорода бы на кладбище перебралось!.. Ой, я, кажется, куда-то не туда… А во-вторых, у него и не было никакой ревности, у Юлика! И потом, Степа ведь отчего с балкона-то сиганул? Оттого что Юлик домой пришел не вовремя. Ну и ясное дело, не захотел с ним еще раз объясняться, потому и того… сиганул.

– А почему «еще раз»? Он что, уже объяснялся? – удивился Евдоким.

– Н-ну… однажды пришлось, но… Но мы сказали мужу, что Степа мой инструктор по аэробике и поэтому он в таком виде. Ну, Юлька и поверил. Он у меня такой… доверчивый. А потом еще раз поймал нас, но тогда уже сам вспомнил, что Степа инструктор. Нам, помню, тогда со Степаном пришлось полчаса под музыку скакать, чтобы муж ни о чем не догадался. Я чуть не умерла под эти пляски. И Степа тоже. Вот поэтому он больше и не захотел скакать, а сразу вниз, с балкона. А я с Юлием дома осталась. И он больше никуда не уходил.

Не верить ей было невозможно, да Евдоким и сам не подозревал Юлия, но надо же было узнать наверняка.

– А скажите… – начал он.

– Понимаю! – немедленно перебила та. – Понимаю, вы хотели бы, чтобы я вам рассказала, где и как мы познакомились со Степаном, да? Ну так вот…

Пока она, закатив глазки, пыталась придумать, с чего начать, Дуся быстренько прервал сладостные воспоминания:

– Мне вовсе не интересно знать – как и где. Я просто хотел полюбопытствовать: у Степана были враги? Его кто-нибудь хотел… прикончить? Может, у него были еще любовницы? Завистники? Может, он алименты не платил, место в автобусах не уступал?

Валя сбилась с нужной волны, а она только собиралась рассказать красивую легенду, как Степан спас ее от коварных акул в Баренцевом море и этим покорил ее сердце! Хотелось, чтобы все красиво, а теперь… Дамочка немного поморгала, а потом махнула рукой:

– Да какие там завистники? И алиментов у него никаких не имелось! Он же с Танькой со своей уже столько живет! И дети у них уже взрослые. И кстати, разводиться он не собирается, паразит!.. – Тут Валюша вспомнила, что о паразите надо говорить только хорошее или уже молчать, поспешно прикрыла рот рукой и повела себя, как и подобает. – Ой! Нет, конечно же, не паразит, не паразит, господи-и, несчастье-то какое-е-е-е!.. Ну чего вы сидите? Налейте мне чаю, видите – дама тоскует, – возмущенно рыкнула она на гостя и тут же снова завыла: – Да и как же мне теперь одной-то-о-о-о-о?! И кому теперь моя краса надобна-а-а-а-а?

Дуся уже не слишком обращал внимание на ее завывания.

– А откуда…

– Откуда я узнала, что Степа погиб? – по обыкновению, перебила его Валя, забыв про горючие слезы. – Так ведь тут как было… Вчера, значит, когда Степа-то спрыгнул в одних своих трусах… кстати, эти трусики я ему покупала, его Танька никогда на него не тратилась! В общем, Юлька домой пришел, а у нас, знаете, замок такой – фиг откроешь с первого раза… Короче, когда он прорвался, я уже вся такая спокойная была, сижу себе, в телевизор пялюсь и петельки на спицу набираю. Он сразу за стол, Юлька-то. Господи! Наших мужиков теперешних разве, кроме жратвы, что-то интересует, я вас спрашиваю?! Ой, да не пыжьтесь вы, я сама знаю! Ничего их не интересует! Ну и сидит мой ягненок за столом, а я на балкон выскочила, надо ж узнать – может, Степка-то весь переломался, пока летел. Смотрю – под балконом никого нет, значит, удрал. Ну и я уже спокойненько так к кастрюлям. И что вы думаете? Не успела я поварешку в руки взять – бац! Такой удар! У нас даже посуда в серванте зазвякала. Я снова на балкон. А там под нашим балконом… нет, немножко не под нашим, а в сторонке, возле стены лежит какой-то непонятный мужчина! Вроде по прическе Степка, а по одежде неизвестно кто! Я на всякий случай сразу в крик. Юлька мой всполошился, на улицу выскочил, а там уже продавцы из комиссионки выбежали, визжат, орут, милицию вызывают. Юлька домой, мне и говорит: «Какого-то бедолагу машина сбила». А я видела эту машину-то! Она такая черная вся, джип, он отъезжал, когда я в первый раз этого мужика-то увидела! И, главное, так быстро отъезжал! Я еще тогда никакого значения не придала, а сейчас думаю – от дура-то!

У Дуси появилась мысль, он хотел было спросить Валю – не помнит ли она номер, но женщина, увидев, как он шлепает губами, пресекла его попытку:

– Так вы слушайте! Это я тогда еще не сильно горевала, я ж не знала, что это Степа! А вот потом, уже ближе к вечеру, к нам пришел милиционер и сразу спросил, не знали ли мы такого Степана Акимыча Охрименко. Мой-то олух сразу же сказал, дескать, никаких Охрименков мы не знаем, а что такое вообще произошло? А милиционер и говорит, что, мол, этого Степана сбили возле нашего дома, человек погиб, и хотелось бы узнать, может, кто из жителей знал его, то да се… Ну а я промолчала. Не стану же я мужу перечить! И потом что бы я сказала – откуда я его знаю? Нет уж, я ничего такого не сказала.

– А откуда же милиционер узнал, что это именно Степан? Да еще и Охрименко?

– Ой! А чо не узнать-то? Они Степку-то как облупленного знают! Он же у них, в милиции-то, раза два за воровство сидел! – всплеснула руками Валя. – Мы с ним и познакомились-то потому, что я его за штанины ухватила, когда он из моей форточки мою же люстру волок!

Быть может, Валя сообщила бы и еще какие-то интересные подробности, но в этот миг зазвонил телефон. Женщина подскочила к аппарату и через минуту заверещала в трубку:

– Аленка!! Ты, что ли?! Ты чо вчера-то не звонила? Тут у меня тако-о-ое! Представь, Степку-то моего машина задавила!.. Ой, ну, конечно, насмерть!.. Я тебе сейчас все подробно расскажу! Ты сидишь? Сядь, а то свалишься! Короче, так…

Дальше Евдоким Петрович Филин, частный детектив, для Вали перестал существовать совершенно. Она охала, ахала, взвывала, скулила и глупо хихикала в трубку, передавая подружке все новости, и всяческие попытки Филина обратить на себя внимание терпели крушение. Оставалось только смиренно обуться в прихожей и тихо удалиться. И даже выходя из подъезда, Евдоким не слышал, чтобы хозяйка заперла за ним дверь, так была увлечена беседой.

Домой он пришел все же в приподнятом настроении.

– Мамань!! Собирай Машеньку, я с ней пойду на улицу гулять, такая погода стоит, как на заказ, прям как на заказ! – крикнул он, переступая порог своей квартиры.

– А чего тебе погода? – появилась Олимпиада Петровна. – У нас тут такое творится, а он бегает по улице погоды разглядывает! И нечего кричать, спит Машенька! Времени-то сколько…

– А кушать есть чего? – не сильно расстроился Евдоким.

Немедленно из кухни высунулась Инга и яростно замотала головой:

– Рассольник есть, картофель, жаренный с грибами, и компот вишневый. А булочки пекла, так их того… Яков Глебыч уже все съел! Я сейчас быстренько в микроволновке подогрею.

Маменька все еще дулась. Конечно, она предполагала, что сынок бегает по их жуткому делу, выясняет, кто на них осерчал или, по крайней мере, выклянчивает паспорт у паспортисток, а он…

– Разогреет она… – бурчала женщина. – Господи, этих мужиков ну ничего, кроме жратвы, не интересует! Ну хоть ты помри здесь всем семейством! Один булки лопает, другой… Куда за стол?! А руки?!!

Евдоким послушно вильнул в ванную, потом степенно уселся за стол и оказался последним. Когда только домочадцы успели оседлать все стулья – неизвестно, но сейчас за столом семейство было в полном составе, включая красавицу Милочку и мохнатую склочницу Душеньку.

– Ну? – требовательно вопросила мать семейства, едва Дуся поднес первую ложку ко рту. – Говори: что тебе удалось узнать по поводу нашего недобитого Яшеньки? Что там с машиной-то? Ты же должен понимать, что на Якова будет совершено следующее нападение! И теперь уже будут бить до победного конца!

Яков Глебович, который потихоньку пододвинул к себе Дусину тарелку с картошкой, нервно затрепетал ноздрями, и вилка выпала из его рук.

– Евдоким! Ну что же ты жуешь?! – не выдержал он напряжения. – Ну что там узнал-то? Тебе сказали, когда на меня будут покушаться в следующий раз? Ты узнал – кому я там на хвост наступил? И вообще – когда уже мне можно будет отбыть?!

– Завтра, – с полным ртом пояснил Дуся. – Маманя паспорт получит, и отбывайте. А по поводу той машины… Ой, я не знаю, чего вы все переполошились-то? Может, и не за вами вовсе она гонялась-то? Прям трясутся сидят…

Олимпиада Петровна отобрала у сына ложку и с силой брякнула ею об стол.

– Да как же нам не трястись, а?! Мы же вчера тебе говорили: помер мужик, нечего по чужим бабам скакать, а ты нам что?! «Не-е-ет, это обязательно Яшу вашего хотели придавить, чтобы его уже совсем не было»! Ясное дело – мы взволнованы, сидим весь день, боимся к двери подойти, ты где-то шатаешься, а теперь выясняется… Откуда ты взял, что это не на Яшу?

Евдоким потянулся было за новой ложкой, но маменька бодро шлепнула его по руке.

– Мамань, я сегодня провел громадную работу, – тяжко вздохнул он. – Я был у той самой Вали.

– Представляю, – хихикнул Яков Глебыч, но тут же серьезно насупился. – Ну-ну-ну? И что выяснилось?

– А то! Степа ваш был форточником, понятно? Парочку раз отсиживал в местах не столь отдаленных, ну и вполне понятно, что мог себе там нажить не только друзей. Короче, я же все равно не смогу выяснить, кто из бывших дружков захотел с ним поквитаться, ну и… я так подумал… Ну какого фига мы будем тут какое-то расследование начинать, когда вовсе это нас не касается, правда ведь?

– Правда! – весело захлопала в ладошки Милочка и сверкнула на Дусю горящими очами. – Мы лучше, Евдоким Петрович, с вами еще раз в кино сходим, точно?

– Нет, не точно! – огорчилась матушка такой серенькой развязке. – А меня почему тогда на мину посадили?

Дуся задумался. Да уж, матушка со своей миной никуда не вписывалась.

– Мамань, слушай, а помнишь, ты со старушкой из второго подъезда поссорилась, она еще сказала: «Чтоб тебя разорвало, мясная колода!»

– А-а-а! Так это Харитониха! Я сказала нашим бабкам, что ее внучка не проституткой валютной работает, а вовсе даже на рынке рыбой вонючей торгует! Кто ее валютчицей-то возьмет?! У нее ж внешность… одно слово – харя! Ее так и кличут – Харя, да! Ну, а бабка осерчала, обиделась, что внучку ейную оклеветала, – охотно вспомнила матушка, но вдруг прикусила язык и окаменела. Наконец выговорила: – А ты чего это спросил? Ты думаешь… Харитониха мне мину сунула?

Дуся только многозначительно пожал плечами. Получалось, что вокруг их семьи было наворочено невесть сколько всяких таинств, а вот оно как замечательно разруливалось, главное – хорошо подумать! Зря только Верочку – такую няньку потеряли, эх…

– Маменька, не забудьте – у вас завтра паспорт, – напомнил он.

– Совсем ты, Дуся, что ли? – обиделась Олимпиада Петровна. – Как же я забуду? Мне же его в загс тащить, надо же и о свадьбе задуматься! Кстати… Ингуша!! Девочка! Давай-ка мы с тобой сейчас сядем и продумаем, что нам надо будет на стол!! Милочка! А ты не сочти за труд, уложи Машеньку, а потом посиди, полистай журнальчики, мне бы современный фасончик подобрать, все никак не могу выбрать себе костюм!..

И Олимпиада Петровна уплыла к Инге на кухню. Милочка унеслась в детскую укладывать Машеньку, Дуся же улизнул к себе – совсем недавно он купил себе компьютер, и теперь его неудержимо тянуло к монитору – поиграть в «косынку». И все же поиграть не удалось. Инга, вероятно, решила окончательно прибрать молодого миллионера к рукам, а поскольку пути к его сердцу, кроме как через желудок, она не ведала, то расстаралась и удивила всех вечерним сладким пирогом с брусникой. По всей квартире разносились такие ароматы, что все домочадцы потянулись на кухню, глотая слюни в ожидании лакомства.

– Нет, я не понимаю! А чего вам не спится-то? – недовольно встречала каждого вошедшего Олимпиада Петровна. По наивности женщине думалось, что Инга желала порадовать исключительно ее. – Яков Глебыч, куда в тебя лезет? Ты же все булки умял!

– Дык… Бабочка моя, я ж расту! Оттого и кушать хочется каждый час!

– Инга, налей ему вчерашних щей, растущему организму нужны витамины, а не какая-то там стряпня!.. Милочка! Ты тоже растешь, что ли?

– Да ну на фиг! – фыркнула Милочка. – Я просто пирога хочу, и все. Не, а чего – мне не полагается, что ли? Тогда я, как Верка, смотаюсь – и сидите сами с Мари!

– О господи! Да кто тебе пирога-то жалеет? – всплеснула руками Олимпиада Петровна. – Ешь сколько хочешь! Толстей! Ты и так в джинсы не влазишь, скоро в дверь не войдешь, но мне ж не жалко – ешь!! Инга, отрежь ей самый маленький кусочек, не дело это фигуру девке портить. Дуся, ты тоже сильно-то на пирог не налегай, не налегай! Лучше вон картошечки…

– Мамань, там тебя к телефону, – скучно пробасил Дуся, – какой-то мужской голос.

Ревнивый жених Яков Глебыч даже ухом не повел, зато благочестивая невеста, закрасневшись и чуть не сметя стол вместе с пирогом, ринулась в гостиную к трубке. Уже через минуту она вернулась.