Громов проснулся от незатихающей трели телефонного звонка и в течение нескольких секунд лежал неподвижно. Будильник, который вместе с телефоном стоял на журнальном столике у его изголовья, показывал шесть часов утра, а это значило, что какой-то чудак разбудил Громова на полчаса раньше положенного срока. Все близкие и даже сослуживцы сыщика прекрасно знали его привычки и распорядок дня, поэтому никогда не звонили ему в такую рань. Тот же, кто звонил ему теперь, судя по всему, этого не знал, а значит, в его ближайшее окружение не входил. «Кто же этот чудак?» — соображал Громов, продолжая лежать в кровати. Наконец, устав от бесконечных звонков, он протянул руку к аппарату. И тут же услышал нежный женский голос своей новой знакомой — журналистки Инги.
— Доброе утро, сыщик. Извините за столь ранний звонок, но застать вас на месте в иное время не представляется возможным. Я вчера звонила вам до двенадцати ночи, но трубку так никто и не поднял. Неужели, чтобы найти похищенную в песочнице игрушку, надо так выкладываться?
— Просто вы не в курсе всех деталей, Инга, — ответил Громов. — У этой игрушки каждый винтик из чистого золота. И привез ее своему отпрыску из Парижу один из членов нашего правительства. Теперь улавливаете?
— Теперь да. И как успехи — нашли?
— Нашел, но легче от этого не стало. Представляете, игрушку захапал не менее крутой сынишка, у которого папа — известный олигарх. Вот думаю, как теперь из этой ситуации выйти без потерь.
На другом конце провода раздался громкий смех.
— Я поражаюсь вам, Громов. Даже спросонья вы умудряетесь шутить.
— Зато вы прямо с утра ни о чем другом, кроме работы, говорить не умеете. Наверняка звоните мне с одной целью — взять интервью. Я угадал?
— Угадали, но лишь отчасти. У меня есть и другая цель.
— Интересно, какая?
— Пока это тайна.
— Понимаю, Аркадия Гайдара начитались: «И больше, проклятые буржуины, я вам ничего не скажу!» Однако вы забыли, что разгадывать тайны — моя профессиональная обязанность. Хотите с одного раза отгадаю вашу тайну?
— Попробуйте.
— Наверняка хотите выйти за меня замуж. Угадал?
— Громов, вы — хам. Я сейчас трубку повешу.
— А потом трезво поразмыслите и позвоните снова. Поэтому лучше сдержитесь.
На другом конце повисла пауза, которая длилась недолго.
— Уговорили, сдержусь. Но замуж за вас я пока не хочу.
— Правильно, я тоже. Нам сначала надо какое-то время пообщаться, сверить на практике наши сексуальные темпераменты. Вдруг мое либидо вам не понравится.
Ответом Громову вновь был громкий смех.
— Может быть, хватит острить? — вдоволь насмеявшись, спросила вскоре Инга. — Пора поговорить серьезно. Помните наш вчерашний разговор?
— До мельчайших подробностей. Особенно про ноги.
— Вот и хорошо. Если вам понравились мои ноги, значит, вы не откажете мне в новой встрече?
— Когда?
— Чем быстрее, тем лучше.
— Все-таки не передумали брать у меня интервью?
— Почему бы нет?
— А если мне захочется секса и я начну к вам приставать?
— Секс будет тогда, когда мне этого захочется. — Инга специально сделала ударение на слове «мне».
— Жаль. А то могли бы взять у меня интервью прямо в постели. Ну, да ладно, подождем до лучших времен. Итак, я должен назначить вам время? Трудная задача. Дело в том, что я совершенно не в курсе, каким образом сложится мой сегодняшний день. Вполне вероятно, что он закончится так же поздно, как и вчерашний.
— Громов, я не верю, что вы не можете выкроить в своем графике хотя бы час для общения со мной. — Голосом, не терпящим возражений, заявила Инга. — К примеру, в ближайшее время вы чем намереваетесь заняться?
Громов хотел было сказать, что собирается отправиться на работу, но внезапно осекся. Он вспомнил о вчерашнем звонке матери, которая в отличие от Инги сумела дозвониться до него в половине первого ночи. Обычно многословная, на этот раз мать уложилась всего лишь в пять минут. Она попросила сына заехать в школу, в которой она когда-то преподавала и в которой учился он сам, и взять в тамошнем музее какие-то методички по истории.
— Мне они очень нужны, а Игоряша не может этого сделать — он уехал в командировку.
Игоряшей мать называла отчима Громова, писателя Игоря Васильевича Хорватова. Отказать матери сын не мог, поэтому твердо пообещал с утра заехать в школу за злосчастными методичками. О чем он и вспомнил во время разговора с Ингой.
— Кажется, вам повезло, — после небольшой паузы произнес Громов. — С утра мне надо заехать в одно место, и вы можете составить мне компанию. Правда, интервью я вам буду давать на ходу. Вас это устроит?
— Вполне. Где мы встретимся?
— Смотря где вы живете.
— Рядом с метро «Тульская».
— Замечательно, потому как мне это по пути. Насколько я помню, там есть два входа в метро. Вы будете меня ждать у того, который расположен ближе к Варшавскому шоссе.
— Во сколько? — спросила девушка.
Прежде чем ответить, Громов взглянул на будильник и, прикинув в уме время, которое ему понадобится для того, чтобы быстро собраться, ответил:
— В девять часов вас устроит?
— Конечно.
— Тогда до встречи. — И Громов повесил трубу.
Следующие полчаса он целиком посвятил приведению себя в порядок. Пожертвовав завтраком, Громов тщательно побрился, погладил брюки, тщательней, чем обычно, почистил туфли. Когда он вышел из дома, до встречи с Ингой оставалось чуть больше часа, и это свободное время он использовал с пользой для дела — заехал на заправку. Очередь двигалась не спеша, поэтому у него было достаточно времени, чтобы оживить в памяти события минувшего дня.
«Итак, что мы имеем по двум делам? — уронив руки на руль, размышлял Громов. — В деле Раковского, кажется, наступает ясность. Шлыков был прав — к убийству мужа причастна его жена Людмила. Очкасов сломался на первом же допросе и теперь гонит «чистуху». По его словам, все было состряпано кое-как. Вот что значит непрофессионалы. Найти киллера Очкасова попросил любовник Людмилы Андрей. Причем на этом деле решили сэкономить и нашли киллера подешевле. Вот хмыри! Двух зайцев им, видишь, подавай. Короче, Очкасов нашел Матвея, который за дозу героина готов был кого угодно грохнуть. За это ему была обещана штука баксов, однако получил он всего лишь половину. Тут бы этим придуркам и отправить его на тот свет, глядишь, еще погуляли бы на свободе. Ан нет, профукали момент.
И все же Матвея они приговорили. Грохнуть его должен был человек, который и подрядил его на «мокруху» — Очкасов. И грохнул бы, не окажись мы поблизости. Теперь Матвей в реанимации, Очкасов — в КПЗ, а саму Раковскую и ее малолетку любовничка Шлыков должен был задержать сегодня утром.
Что касается героической смерти вора в законе Леонова по прозвищу Мудрец, то здесь пока больше вопросов, чем ответов. Если его грохнули казанцы, то друзьям Мудреца уже пора делать ответный ход, то бишь «обратку», ведь с момента убийства прошло уже два дня. Надо будет обязательно взглянуть на сводки происшествий по городу за эти дни. Если «обратки» нет, значит, друзья покойного на подставу с киллером не купились. Тогда интересно бы узнать, кого конкретно они подозревают. Здесь без помощи надежного источника не обойтись. Значит, сегодня необходимо увидеться с агентом «Стрелой».
Что еще? Кадилина я не нашел, и неизвестно, когда теперь найду. Афина, у которой он провел ночь, божится, что не знает, куда он слинял. Может быть, врет? Не похоже. Я ведь честно рассказал ей, зачем он нам нужен, и предупредил, какая опасность ему может угрожать, пока он в бегах. И девчонка мне поверила. Судя по ее поведению, она по уши втюрилась в этого футболиста и была бы рада спасти его от опасности.
Итак, единственная пока зацепка в этом деле — жмурик, который вылетел из окна. Если он действительно охотился за спортсменом, то сохраняется пускай маленький, но шанс выйти через него на его окружение».
Из глубоких размышлений Громова вывели настойчивые сигналы автомобильных клаксонов. Оказывается, его очередь давно уже подошла и двигавшиеся за ним автомобилисты громко сигналили ему об этом. Чертыхаясь, он нажал на педаль газа и подъехал к давно поджидавшему его с «пистолетом» в руках заправщику.
К станции метро «Тульская» Громов приехал на десять минут раньше положенного срока и был крайне удивлен тем фактом, что Инга уже дожидалась его на положенном месте. Впервые в своей жизни он встретил девушку, которая приходила к месту встречи раньше своего кавалера.
Однако здесь же Громова ждало еще одно открытие, причем менее радостное. Рядом с девушкой стоял некий молодой человек в дорогом костюме и с дипломатом в руках. По тому, как он периодически хватал девушку за локоть и что-то говорил ей на ухо, сыщик догадался о той степени близости, которая между ними существовала. Глядя на эту сценку, он поймал себя на мысли, что приятных чувств от этого не испытывает. «Неужели я ревную? — мысленно удивился Громов. — Странно, ведь больших надежд девушка мне не давала. И все же непонятно, какого лешего она притащила на место встречи этого хлюста?»
Припарковав машину недалеко от места встречи, Громов не спеша направился к девушке. Та заметила его на полпути, помахала рукой и улыбнулась. По этой искренней улыбке Громов понял, что его приходу Инга обрадовалась по-настоящему, и это окончательно запутало его мысли. Однако смятение, царившее внутри сыщика, на его лице практически не отразилось.
— Я надеюсь, вы не будете обвинять меня в опоздании — на часах только без пяти девять, — произнес он, подходя к девушке.
— Я вообще редко кого обвиняю, — ответила Инга и так взглянула на Громова, что на душе у него окончательно потеплело. — Познакомьтесь, это — мой хороший приятель Игорь.
Молодой человек оценивающе посмотрел на Громова и протянул свою руку для приветствия. Громов пожал его ладонь и сразу понял, кому она принадлежала. Это была сильная и крепкая ладонь человека, который всерьез увлекается спортом. Об этом же говорила и его внешность — широкие плечи, уверенный взгляд.
— Игоря мы берем с собой? — спросил Громов, вновь поворачиваясь к девушке.
— Нет, у него есть собственная машина, и он прекрасно доедет без нас, — ответила Инга. — А сюда его привело элементарное любопытство — он хотел на вас посмотреть.
Громов изобразил на лице искреннее удивление и, обращаясь к парню, спросил:
— Ну и как впечатление?
— Нормальное. Я думаю, вы мне не соперник.
— В смысле фантиков?
— Каких фантиков? — удивился Игорь.
— От жвачки, молодой человек. У меня богатая коллекция этого добра, но у вас, судя по всему, их собрано значительно больше?
— Никакие фантики я не собираю, — внезапно смутился парень и перевел взгляд на Ингу, видимо, надеясь найти у нее поддержку.
Та в ответ рассмеялась:
— Я тебя предупреждала, Игорек, что Громов — человек своеобразный. Застать его врасплох практически невозможно.
— Так это была шутка? — улыбнулся парень. — Теперь я понимаю, чем вы могли понравиться Инге. Она всегда говорила мне, что с чувством юмора у меня не очень. К счастью, это мой единственный недостаток.
— Это ты так считаешь, — вставила реплику Инга.
— Да, я так считаю. И уверен, что в жизни можно легко обходиться и без чувства юмора. Мне, во всяком случае, это удается.
— И во многом вы преуспели? — спросил Громов.
— Представьте себе, да. Я учусь на факультете инженерного бизнеса и менеджмента, впереди меня ждет хорошая карьера, обеспеченное будущее.
— Откуда же вы берете деньги на престижное обучение?
— Родители помогают.
— У Игорька папа — дипломат, а мама работает в банковской сфере, — внесла необходимую поправку Инга. Однако сказала это таким тоном, что парня буквально всего передернуло.
— Значит, вы всем довольны? — вновь обратился к Игорю Громов. — Понимаю, ведь у вас в наличии весь джентльменский набор: богатые родители, престижный институт, крутая иномарка. И, видимо, это вы имели в виду, когда говорили, что я вам не соперник?
— Угадали. Инга вкратце рассказала мне о вас, и я приблизительно знал, что вы из себя представляете.
Парень внезапно замолчал, видимо раздумывая, стоит ли ему говорить всю правду о собеседнике. Но Громов сам подтолкнул его на откровенность:
— Что же вы замолчали? Или испугались?
— Ничего я не испугался. Хотите правды — пожалуйста. Вы — типичный неудачник, как и большинство представителей поколения семидесятников. Ничего существенного вы в жизни не достигли, а всех, кто достиг большего, мягко говоря, не любите.
— Это в вас говорит уязвленное самолюбие, — перебил парня Громов.
— При чем здесь мое самолюбие? — раздраженно спросил Игорь.
Не ожидавшая такого резкого поворота событий Инга не нашла ничего лучшего, как встать между мужчинами и заявить:
— Умоляю вас, только не подеритесь.
— Перестань молоть чепуху! — урезонил девушку ее молодой приятель. — Никто не собирается драться. Просто на твоих глазах происходит обыкновенный конфликт двух разных поколений. Так объясните, при чем здесь мое самолюбие?
— При том, что вы мне завидуете, юноша. Ведь Инга поедет со мной, а не с вами. Я не прав? — И Громов вопросительно взглянул на девушку.
— Совершенно верно, — сказала Инга и демонстративно взяла сыщика под руку.
Не говоря больше ни слова, они пошли прочь от застывшего в нелепой позе Игоря.
— Я думала, вы сейчас друг другу морду набьете, — произнесла Инга, удобно устраиваясь в салоне громовской «восьмерки».
Пока она накидывала на себя ремень безопасности, Громов скосил глаза на ее красивые ноги, слегка прикрытые коротенькой юбочкой. Вслух же он произнес:
— Правильно боялись — в гневе я страшен.
— А вдруг сильнее оказался бы Игорь? — поделилась своими сомнениями Инга. — Он все-таки спортом занимается.
— А я по-вашему штаны в канцелярии протираю? Однако в любом случае я бы драться не стал.
— Это почему?
— Потому что всю эту ситуацию вы намеренно спровоцировали. Ведь какой женщине не нравится смотреть на то, как ради нее мужики дерут друг другу холки?
— Честное слово, у меня и мысли такой не было, — принялась горячо уверять своего собеседника Инга. — Я ведь Игоря не ждала, он по собственной инициативе за мной заехал. Я попыталась его отвадить, но он стал допытываться, куда это я собираюсь в такую рань. И вот тут каюсь — я сказала ему, что познакомилась с интересным мужчиной и намереваюсь взять у него интервью. Я-то думала, что после этого он разобидится и уедет. А он захотел с вами лично познакомиться.
— Ладно, считайте, что я вам поверил, — небрежно махнул рукой Громов, трогая машину с места.
Когда они выехали на Большую Тульскую улицу, девушка вновь обратилась к сыщику:
— Надеюсь, этот инцидент не повлияет на ваше желание дать мне интервью?
— Увы, ничего не получится, — с печалью в голосе произнес Громов.
— Почему?
— Потому что без санкции своего руководства говорить о служебных делах с посторонними людьми, тем более с журналистами, я не имею права. У нас с этим строго.
— Врете небось? — с сомнением в голосе произнесла Инга.
— Честное слово. Вспомните хотя бы недавнюю историю с одним из моих коллег — начальником 4-го отдела Юрием Семеновым.
— Готова принять любые упреки, но мне эта история неизвестна.
— Странно, ведь о ней подробно писали, — удивился Громов.
— Что поделаешь, не все удается прочитать. Если вам не трудно, расскажите.
— Только если вкратце. — Громов притормозил у очередного светофора и начал рассказывать упомянутую историю. — Семенов в девяносто четвертом окончил Академию МВД с красным дипломом и был приглашен в МУР на должность начальника отдела. Предложение на первый взгляд невыгодное, потому что, соглашаясь на него, он проигрывал в должности — в Главном управлении по борьбе с организованной преступностью у него она была полковничья. Однако принимая его, он рассчитывал в скором времени стать заместителем начальника МУРа. Но произошел облом. Нашлись завистники, которые стали нашептывать начальнику, что новичок метит на его кресло. Против Семенова стали интриговать и ждать удобного случая, чтобы и вовсе от него избавиться. Тут он и дал промашку. Помните, в октябре 1995 года террорист захватил недалеко от Красной площади автобус с корейскими туристами? Так вот, существенную роль в обезвреживании преступника сыграл именно Семенов. Естественно, мимо героя не смогли пройти журналисты. В те же дни он дал интервью одному из журналистов «Комсомольской правды», которое наше руководство расценило как предательское. Мол, Семенов в нем раскрыл некоторые секретные методы работы спецслужб. Ничего он, конечно, не раскрывал, но повод был найден, и Семенова уволили. Вот и вся история.
— Надо же, а я всегда считала, что в МУРе коллектив сплоченный, — с нескрываемой ноткой сожаления произнесла Инга.
— Наивный вывод для человека такой циничной профессии, как ваша. Хотя эту наивность я отношу к тому, что работать вам приходится в сугубо дамском издании. В МУРе работают порядка трехсот человек, и, естественно, люди там встречаются разные. В большинстве своем, конечно, хорошие. Но это мое мнение. Ветераны управления, к примеру, утверждают, что раньше атмосфера в коллективе была более товарищеской. Даже поговорку по этому поводу придумали: «Раньше был МУР, а теперь — «Мурзилка». В нашем департаменте в наличии имеется все: наравне с фактами героизма и мужества присутствуют интриги, склоки и тому подобное.
— Неужели и зарплату вам задерживают? — спросила Инга, заранее предвидя отрицательный ответ. Но собеседник ее разочаровал, заявив:
— А чем мы лучше других? Пару лет назад нам впервые за всю историю столичной милиции не выплатили вовремя получку. И знаете почему? Тогдашний начальник ГУВД в приказном порядке перевел все деньги в некий коммерческий банк, несмотря на протесты финансовой службы. Шахтеры на нашем месте объявили бы забастовку, но милиция, сами понимаете, этой возможности лишена.
— В таком случае не легче ли сменить место работы?
— Кому-то действительно легче. Но я-то свою работу люблю. Во всяком случае, пока.
— Если вы с самого начала знали, что не будете давать интервью, зачем же тогда весь этот маскарад? — после короткой паузы искренне удивилась Инга.
— «Популярно объясняю для невежд», — строчкой из любимой песни Владимира Высоцкого предварил свой ответ Громов. — Во-первых, чтобы встретиться с вами еще раз. Во-вторых, кто вам сказал, что интервью вообще не будет? Я имел в виду, что не буду говорить с вами под диктофон о служебных делах, но о других — пожалуйста.
— Например о каких? О любимом вами сексе, что ли?
— О сексе, пожалуй, не будем, — с тайным вожделением разглядывая ажурный рисунок на модных колготках своей попутчицы, ответил Громов. — Однако разве мало других тем? К примеру, можно поговорить о моем далеком детстве. Кстати, знаете, куда мы сейчас с вами направляемся? В школу, где я проучился десять лет. Это уникальная школа.
— Уникальна тем, что вы в ней учились?
— Может быть, когда-нибудь кто-то вспомнит и об этом. А пока вспоминают других. В разное время в ней учились Марина Цветаева, Рина Зеленая, даже бывший министр внутренних дел Союза Виталий Федорчук.
— Что же это за заведение и где оно находится?
— Это средняя школа под номером 325 в Гороховском переулке, недалеко от Курского вокзала. Она считается одной из старейших в Москве — открылась в 1881 году и до революции функционировала как женская гимназия.
— Какой же интерес гонит вас туда сегодня?
— Сыновний. В этой школе много лет проработала учителем истории моя мама — заслуженный учитель республики Любовь Сергеевна Громова. Теперь она преподает в частном колледже. Ей срочно понадобились какие-то методички, вот я и вызвался ей помочь.
— Отец у вас тоже учитель? — с интересом внимая рассказу сыщика, спросила Инга.
— Нет, мой отец работал конструктором на авиационном заводе. К сожалению, он давно умер — мне тогда было всего четыре года. Мама через несколько лет вновь вышла замуж, и моим отчимом стал известный писатель Игорь Хорватов. Не слышали про такого? В свое время он был знаменит, писал романы на производственную тему. «Время смелых» — про строителей БАМа — не читали? Самый известный его роман. А теперь он директор издательства, которое специализируется на детективах.
— И вы конечно же ему в этом помогаете?
— Теперь придется. Он подарил мне машину, на которой мы с вами сейчас едем, и взял с меня слово, что по мере необходимости я иногда буду консультировать авторов, которые у него печатаются. Знаете, такие мелкие советы опера писателям, которые пишут детективы.
К зданию школы они подъехали через несколько минут. Припарковав машину напротив массивных металлических ворот, Громов услужливо открыл дверцу и помог своей спутнице выбраться из салона.
— Как я люблю такие тихие московские переулочки, — с интересом осматривая окрестности, произнесла девушка.
— Абсолютно с вами солидарен — здесь действительно прекрасные места. Видите вон то здание? — Громов указал рукой на красивый двухэтажный особняк, расположенный вниз по переулку. — Сейчас там размещается посольство Республики Эквадор, а более тридцати лет назад на втором этаже этого здания жил я со своими родителями. Комнатка у нас была небольшая, детская кровать не умещалась, и мне приходилось спать в металлической ванне.
— Я надеюсь, мемориальная доска на этом доме висит? — тут же сострила девушка.
— К сожалению, нет. В этих местах столько зданий, связанных с моим именем, что памятных досок на каждое не хватит. Однако давайте зайдем в школу. — И Громов пригласил девушку пройти в небольшую калитку справа от ворот.
Войдя в здание, они поднялись на второй этаж, где в небольшом кабинете размещался школьный музей. Там их встретила невысокая пожилая женщина с интеллигентным лицом.
— Добрый день, Ирина Марковна, — поздоровался с ней Громов и галантно поцеловал женщине руку.
— Здравствуй, Кирюшенька, — улыбнулась хозяйка кабинета и нежно погладила по голове склонившегося над ее рукой Громова. — Что-то давненько ты не баловал нас своим вниманием.
— Работа такая, — с нескрываемым сожалением в голосе ответил Громов и добавил: — Как поется в старой песне: «Ни минуты покоя».
— А мы ведь тебя с твоей мамой предупреждали — не ходи работать в милицию. Однако ты нас не послушал. А ведь у тебя был неплохой литературный талант.
— Мой талант, Ирина Марковна, никуда от меня не делся. Знаете, какие я рапорты своему начальству пишу — они буквально зачитываются. Кстати, о писанине. Ирина Марковна, разрешите мне представить вам молодую и очень талантливую журналистку по имени Инга. — И Громов подвел к хозяйке кабинета свою спутницу.
Женщины с интересом посмотрели друг на друга и обменялись коротким рукопожатием.
— Ирина Марковна, вы в курсе, зачем я приехал? — после короткой паузы вновь обратился к хозяйке кабинета Громов.
— Конечно, твоя мама мне уже позвонила. Однако методички находятся у директора.
— Тогда если вам не трудно, Ирина Марковна, займите, пожалуйста, гостью чем-нибудь, а я вас на несколько минут покину. — И Громов, лукаво подмигнув девушке, вышел из музея.
Кабинет директора находился на этом же этаже, всего лишь в нескольких шагах от музея. В годы, когда в этой школе учился Громов, на этом месте располагался кабинет немецкого языка. Преподавал предмет Михаил Петрович Эпштейн, с которым у Громова, несмотря на его весьма средние показатели по языку, были довольно хорошие отношения. В 1976 году, во многом благодаря этим отношениям, Громов даже получил возможность с группой отличников съездить на неделю в ГДР. С тех пор минуло более двадцати лет, Михаил Петрович в школе уже не работал, а на том месте, где когда-то был его кабинет, теперь находились владения директора.
Секретаря, которая обычно всегда сидела в приемной, на месте не оказалось, и Громов беспрепятственно прошел в директорский кабинет. На удачу, его хозяйка была на месте и, сидя за своим столом, что-то писала. Увидев, какой гость к ней пожаловал, она радушно улыбнулась и, отложив свою писанину, предложила ему сесть на один из стульев.
— К сожалению, Екатерина Ивановна, совершенно нет времени, — отказался от предложения Громов. — Да и вы, я вижу, вся в заботах.
— Угадал, Кирилл, — ответила женщина. — Сегодня в четыре часа отправляем детей в летний лагерь, а документы еще не готовы. А твои методички — вот они. — И директриса достала из стола небольшую стопку бумаг и отдала их гостю.
В это время зазвонил телефон, и Громов, посчитав за благо не отвлекать больше хозяйку от ее неотложных дел, вышел из кабинета. Если бы он еще на несколько секунд задержался у директора, он наверняка бы заинтересовался разговором, который она повела с неизвестным собеседником. Однако Громов покинул кабинет слишком быстро и плотно закрыл за собой дверь. Что же за разговор вела директор?
Мужской голос, который звучал на другом конце провода, директору был совершенно незнаком. Однако обладатель его говорил очень вежливо, в некоторой степени даже заискивающе, чем сразу расположил к себе собеседницу.
— Извините, что отрываем вас от дел, но нам срочно нужна ваша помощь. Вас беспокоит режиссер с телевидения Олег Иванович Елизаров. Дело в том, что мы собираемся снимать документальный фильм о наших прославленных спортсменах, в частности — о знаменитом когда-то футболисте Сергее Кадилине. Вам наверняка знакома эта фамилия?
— Безусловно, — ответила директор. — Однако я не перестаю удивляться вашему брату телевизионщику. Где же вы раньше-то были? Год назад вы могли бы круто изменить его судьбу, но опомнились только сейчас.
— Однако согласитесь, лучше поздно, чем никогда, — вновь подал голос собеседник директора. — К сожалению, нам только сейчас стало известно о тех трудностях, которые пережил Кадилин. Говорят, что он даже крыши над головой не имеет. Мы пытались разыскать его через бывших друзей, но у нас ничего не получилось. Кстати, вам не известно, где можно его найти?
— К сожалению, нет.
— Жаль. Но мы знаем, что в вашей школе учится его дочь — Оксана Кадилина. Вы не могли бы дать нам ее адрес, чтобы мы вышли на ее маму — бывшую жену Кадилина? Мы хотели бы взять у нее интервью, но главное — может быть, через нее выйти и на самого спортсмена.
— Вы считаете уместным волновать человека, который вот уже несколько лет не живет с Кадилиным и имеет новую семью? Я лично считаю иначе. Поэтому никакого адреса я вам дать не могу.
— Неужели и вы нам ничем не поможете? — с нескрываемым отчаянием в голосе спросил «телевизионщик». — Ведь дело-то благое — мы хотим пускай с опозданием, но воздать должное этому замечательному спортсмену. Вы сказали, что надо было раньше об этом думать. Согласен. Но ведь и сейчас Кадилин испытывает серьезные трудности и наверняка будет рад любой помощи. С этим вы согласны?
Вопрос, который задал директору ее невидимый собеседник, заставил женщину задуматься. Она впервые за время разговора заколебалась в своей решимости не давать никаких адресов и теперь мучительно прикидывала в уме, как ей быть. И тут ее внезапно озарило.
— Можете радоваться, вам повезло. Я совсем забыла об одном мероприятии, которое у нас намечено на сегодня. В четыре часа мы отправляем детей в летний лагерь отдыха, и среди отъезжающих будет и Оксана Кадилина. Провожать ее наверняка придет ее мама и, вполне вероятно, сам Сергей Кадилин.
— Почему вы считаете, что он тоже может прийти? — спросил «телевизионщик».
— Точно я утверждать не могу. Однако все три предыдущих года он обязательно приходил провожать свою дочь в лагерь. Вот и я подумала: почему бы ему не прийти и сегодня?
— Вы нас очень сильно выручили. Спасибо вам большое, — радостно зазвенел в трубке голос «телевизионщика», после чего раздались короткие гудки, возвестившие о конце разговора.
Директриса положила трубку на рычаг, а сама подумала: «Я ведь даже не спросила, в какой телекомпании работает этот режиссер. Хотя, если они приедут сегодня в школу, времени для этого у меня будет предостаточно».
Громов, вернувшийся в школьный музей, застал там идиллическую картину. Хозяйка музея и его белокурая спутница проводили время в разглядывании многочисленных фотографий, развешенных на музейных стендах. Громов подошел ближе и приятно удивился — женщины разглядывали фотографию, на которой был запечатлен его родной класс во время выпускного вечера.
— Вот, Кирюша, пытаюсь рассказать Инге о твоем классе, но память меня подводит, — смутилась хозяйка музея, увидев Громова. — Я думаю, лучше тебя это никто не сделает.
— Это верно. Только интересно ли это Инге?
— Очень интересно, — поспешила заверить Громова девушка. — К своему глубокому стыду, я окончила школу всего лишь пять лет назад, однако со своими одноклассниками с тех пор больше не виделась. Даже не знаю, чем большинство из них занимается. Неужели вы, Громов, знаете, кем стали ваши одноклассники после стольких лет разлуки?
— А кто вам сказал, что мы не встречаемся? — удивился Громов. — Периодически мы устраиваем совместные встречи и делимся друг с другом впечатлениями. А память у меня, к вашему сведению, отменная. К примеру, вот этот юноша, — и Громов ткнул пальцем в то место на фотографии, где был запечатлен симпатичный молодой человек с длинными волосами, — сейчас работает журналистом и пишет книги. Его зовут Влад Зорин. Слышали, наверное? Он написал несколько книг про знаменитых людей.
Инга ничего не ответила, лишь смущенно пожала плечами. Но Громов не стал заострять на этом внимание и продолжил экскурс по старой фотографии:
— Следующий юноша — Сережа Зикеев, сейчас работает врачом-психиатром. Рядом с ним — Наташа Уткина, заправляет делами в одном из банков, ее подружка Таня Усачева работает в магазине, Сережа Злобин всерьез увлекся туризмом, Андрей Минаев — мой коллега, только по другому департаменту — работает в ФСБ, Сергей Глушков служит в коммерческой фирме, Наташа Зимелева и Алла Анфиногенова — домохозяйки, Володя Степанов и Игорь Королев — бизнесмены, про меня вы знаете, Вадим Мер посвятил себя химической промышленности, Миша Баранов, царствие ему небесное, к сожалению, умер, Марина Юровецкая уехала в Германию, Гена Кузнецов — известный филателист, Марина Богомолова и Света Холина работают в коммерческих фирмах, а Лена Акимченко — учительница английского языка. Кстати, именно благодаря этой девушке я стал сыщиком.
— Как это? — удивилась Инга.
— Это очень занимательная история, — подала голос стоявшая в сторонке хозяйка музея. — После нее Кирюшу иначе, как сыщик, никто не называл. Кирилл, что же ты молчишь, расскажи девушке.
— Пожалуйста, — легко согласился тот. — Дело было, когда я учился в пятом классе. Как-то зимой после уроков я зашел в раздевалку и увидел, как Лена стоит в углу и плачет. Я поинтересовался, в чем дело, и она поведала мне грустную историю о том, что кто-то стащил у нее из рукава новую шерстяную шапочку. А дело было зимой, в жуткий мороз. Я попросил Лену никуда не уходить из раздевалки, а сам отправился к нянечке, сидевшей у дверей. Спрашиваю: никто вам шапочку не оставлял? Она отвечает, что нет. Тогда я вернулся в раздевалку и внимательно осмотрел пальто Лены. И нашел в рукаве, где лежала шапочка, табачные крошки. Тут я сразу смекнул, что вор либо старшеклассник, либо взрослый человек. Вновь отправился к нянечке. Спрашиваю: не заходил ли в раздевалку кто-то из взрослых. Тут она и сообщает, что за десять минут до звонка, возвестившего об окончании урока, в раздевалке крутился школьный слесарь, отопление проверял. Я бросился в каморку, где этот слесарь обитал. Дверь в нее находилась прямо возле входа в школу, на первом этаже. Раньше там был подвал, где проходили уроки труда для мальчишек, а потом эту дверь заделали. Слесарь сидел в своей каморке и что-то мастерил.
Войдя к нему, я сразу обратил внимание на то, что на столе у него лежит распечатанная пачка папирос «Беломорканал». Это открытие настолько меня вдохновило, что я прямо с порога заявил: мол, я знаю, что это вы стащили у моей одноклассницы шапочку, и, если вы немедленно ее не вернете, я пойду к директору и обо всем расскажу. Я, конечно, тогда был обыкновенный пацан, ничего в психологии не соображал и действовал исключительно по наитию. Но как оказалось, угадал. Слесарь внезапно испугался, достал из своего фанерного чемоданчика злополучную шапочку и стал буквально умолять меня не выдавать его. До сих пор помню его глаза и слова, которые он повторил несколько раз: «Бес попутал». Вот, собственно, и вся история.
— И после нее вы решили пойти в милицию? — спросила Инга.
— Нет, конечно. В те годы я мечтал о карьере рок-музыканта. Обожал «Битлз», «Слэйд», «Иглз», «Пинк Флойд», «Машину времени» и все такое прочее. Кстати, здесь есть фотография, на которой изображен наш школьный рок-ансамбль «Осколки радуги» образца 1979 года, в котором я был вокалистом.
Громов подвел Ингу к одному из стендов и указал на снимок в углу:
— Вот это — я, рядом со мной, с бас-гитарой в руках, Владик Зорин, а за ударными — Слава Фадеев. К сожалению, он сейчас в тюрьме.
— Он что — бандит? — спросила Инга.
— Почему сразу бандит? — удивился Громов. — Всего лишь профессиональный вор.
Инга вновь взглянула на фотографию и в течение нескольких секунд внимательно вглядывалась в лица людей, изображенных на ней.
— Вы были красивый юноша, — после небольшой паузы вновь обратилась она к Громову. — Девушки, наверное, вам на шею вешались?
— Они и сейчас на меня вешаются, — ответил сыщик. — Правда, теперь я песен не пою и вместо гитары предпочитаю пистолет Макарова. Однако хорошо, что мы вспомнили о моей работе. Мне ведь влететь может за мою длительную отлучку. А вам?
— Я, в отличие от вас, человек творческий, и график работы у меня свободный. А в данный момент я работаю.
— В каком смысле? — удивился Громов.
— В том смысле, что я надумала написать статью о вашей замечательной школе. Пока вы отсутствовали, Ирина Марковна успела рассказать мне столько интересного про ее историю, что мысль о статье пришла в голову сама собой. Ведь журнал наш дамский, а школа ваша была когда-то женской гимназией. Так что вы, Громов, можете смело отправляться на свою работу, а я остаюсь.
Заявление девушки произвело на сыщика сильное впечатление. В течение нескольких секунд он стоял молча, пытаясь определить, шутит его спутница или нет. Но голубые бездонные глаза Инги были настолько искренними, что Громов мысленно укорил себя за то, что посмел хотя бы на мгновение усомниться в правдивости сказанного девушкой. Однако прежде чем удалиться, он спросил:
— Инга, если я приглашу вас в выходные сходить куда-нибудь, вы не откажетесь?
— Конечно нет, — улыбнулась девушка. — Тем более сейчас, когда я буду работать над материалом о вашей школе. Вы же кладезь ценной информации. Так что не волнуйтесь — поезжайте на работу, а вечером я обязательно вам позвоню.
Воодушевленный этими словами Громов наскоро простился с Ириной Марковной и вышел из музея. Он еще не знал, что с обеими женщинами ему предстоит встретиться еще раз через несколько часов, причем при обстоятельствах, которые идиллическими никак не назовешь.
Кадилин проснулся от того, что кто-то рывком сорвал с него одеяло и сопроводил это действие громким возгласом: «Подъем!» Открыв глаза, футболист увидел над собой довольную физиономию пучеглазого, и тут же в его памяти стали медленно всплывать все перипетии вчерашнего вечера.
— Который час? — спросил Кадилин, протирая глаза.
— Одиннадцать часов двенадцать минут по московскому! — бодро отрапортовал пучеглазый. — Пока вы здесь с Семой дрыхли, я уже успел к метро смотаться.
— Зачем? — удивился Кадилин.
Вместо ответа пучеглазый запустил руку в карман своих брюк и, бросив на кровать, где лежал футболист, горсть жетонов для таксофона, спросил:
— Забыл, какое дело мы должны сегодня провернуть?
В это время из соседней комнаты вышел заспанный Сема, который, увидев рассыпанные жетоны, удивился:
— На кой ляд ты их купил? У нас же здесь телефон имеется!
— Дурень ты, Сема, — усмехнулся пучеглазый. — Кто ж такие дела по домашнему телефону проворачивает?
Только теперь до Кадилина стал доходить смысл происходящего. Он вспомнил, какого рода мероприятие они договорились обтяпать сегодня, однако особенного прилива радости от этого не испытал. Его душу вновь стали одолевать сомнения. Видимо, пучеглазый догадался о том, какие мысли посетили футболиста, потому что присел к нему на кровать и спросил:
— Ты чего такой грустный, Серега? Или опять не веришь в успех нашего мероприятия?
— Честно говоря, не очень, — признался Кадилин.
— Ну и зря, — с жаром воскликнул пучеглазый. — Тебе такой фарт в руки привалил, а ты сомневаешься. И надо быть полным идиотом, чтобы пройти мимо денег, которые валяются у тебя под ногами. Ведь достаточно только руку к ним протянуть — и они твои.
— И сколько же этих денег у нас под ногами валяется? — поинтересовался Сема.
Пучеглазый думал всего лишь секунду, после чего ответил:
— Не менее ста тысяч баксов.
— Лучше сто две, — поправил приятеля Сема и тут же пояснил: — Чтобы разделить поровну.
— Как скажешь, — согласился с поправкой компаньона пучеглазый. — Ну, как, Серега, — по тридцать четыре штуки на брата не хило?
Кадилин в ответ улыбнулся, тем самым как бы подводя итог этому спору.
— Вот и ладненько, — потирая от удовольствия руки, произнес пучеглазый. — Времени у нас в обрез, поэтому действуем по ускоренному плану. Даю тебе, Серега, двадцать минут на то, чтобы побриться, после чего выезжаем. Звонить будем с таксофона недалеко от метро. О том, как себя вести во время разговора, поговорим по дороге. Все ясно? Тогда — вперед.
Кадилин управился со своей бородкой за пятнадцать минут, а еще через пять минут компаньоны уже выезжали на машине со двора. По дороге пучеглазый коротко обрисовал приятелям свой план. По нему выходило, что Кадилин должен был назначить встречу чиновнику возле центрального входа на ВВЦ, бывшую ВДНХ.
— Там площадь хорошо просматривается со всех сторон и народу всегда достаточно, — объяснял суть задуманного пучеглазый. — Ты, Серега, встанешь возле тротуара, а мы с Семой будем наблюдать за тобой из машины. Вместе нам пока появляться не надо — можем жертву спугнуть.
— Да погоди ты загадывать, — попытался одернуть компаньона Кадилин. — Еще никакого разговора не было, а ты уже о месте встречи печешься.
— А куда он денется — разговор-то? — удивился пучеглазый. — У тебя полный карман жетонов — звони сколько влезет.
— Я о другом — вдруг этого чмошника на месте не окажется?
— Окажется, — голосом, не терпящим возражений, произнес пучеглазый. — Я всем телом чую, что он на месте.
— Больше ничего не чуешь? В гадиловку к ментам мы не угодим? — подал голос сидевший на заднем сиденье Сема.
— Только без кипеша, Сема, ты же знаешь, что я вслепуху не действую, — ответил пучеглазый. — Будете меня слушаться, все будет тип-топ.
Вскоре они подъехали к нужному месту и, выйдя из машины, подошли к таксофону, находившемуся недалеко от подземного перехода. Народу вокруг практически не было, что было на руку шантажистам — лишние свидетели конфиденциального разговора им не нужны. Кадилин снял трубку и быстро набрал номер, который он хорошо помнил все эти годы. Вскоре на другом конце провода ему ответил приятный женский голосок:
— Вас слушают.
— Девушка, мне, пожалуйста, Аркадия Петровича.
— А кто его спрашивает? — поинтересовалась девушка, тем самым подтверждая, что пучеглазый был прав — чиновник оказался на месте.
— Скажите ему, что звонят из футбольного клуба «Спартак» по очень важному делу, — ответил Кадилин и тут же увидел у себя перед носом вздернутый вверх большой палец пучеглазого — мол, молоток, все делаешь правильно.
— Соединяю, — произнесла девушка, и в следующую секунду Кадилин услышал в трубке приятную мелодию.
Мелодия звучала недолго — уже через несколько секунд ее прервал хорошо знакомый Кадилину баритон:
— Говорите, я слушаю.
— Добрый день, Аркадий Петрович. Не узнаете, кто вас беспокоит?
— Мне сказали, что из «Спартака». Кузьмич, ты?
— Нет, не он. Неужели мой голос так сильно изменился, что вы перестали его узнавать?
— Что за угадайку вы там устраиваете? Вам что, делать нечего, как отвлекать людей от работы? — В голосе чиновника слышалось раздражение. — Короче, либо вы говорите, кто вы, либо я немедленно кладу трубку!
— Класть трубку не в ваших интересах, Аркадий Петрович. А звонит вам Сергей Кадилин. Помните такого?
На другом конце провода повисла пауза — видимо, там мучительно прикидывали, стоит ли продолжать беседу с внезапно объявившимся футболистом. Наконец выбор был сделан.
— Куда же ты пропал, Сергей? — Голос чиновника заметно подобрел. — Сколько лет от тебя ни слуху ни духу.
— Зато вы с газетных полос не сходите. Правда, толку мало — наш футбол как был в заднице, так там и торчит.
— Ты что, ради этого мне позвонил? Неужели до сих пор злишься на меня за ту последнюю встречу? Напра-а-асно. Я ведь действительно вынужден был срочно уехать в командировку. Сам понимаешь, работа такая.
В это время трехминутный лимит времени истек и в таксофоне прозвучал предупредительный сигнал. На него оперативно среагировал стоявший рядом пучеглазый, который тут же опустил в щелочку очередной жетон. В дальнейшем подобные манипуляции он совершил еще несколько раз. Разговор между тем продолжался.
— Наверное, хорошие деньги за свою работу получаете? — спросил Кадилин.
— Нормальные, — уклончиво ответил чиновник.
— Я читал, вы себе шикарный дом на Рублевке построили?
— Врут газеты — обычный дом в два этажа.
— Ну да, у вас же у всех — скромные зарплаты, обычные дома, недорогие автомобили.
— Сергей, извини, но у меня нет времени обсуждать с тобой мою зарплату. — В голосе чиновника Кадилин вновь уловил раздражение. — Ты в свое время тоже жил неплохо — имел и квартиру, и машину, ездил по заграницам. Разве я виноват в том, что затем ты все это потерял? Пить надо было меньше.
— А вы, значит, не пьете?
— Я, дорогой мой, знаю меру. А ты этой меры не знал. Странный вы народ, спортсмены! Вечно обвиняете кого угодно, только не себя, в своей неудавшейся жизни.
— А вы считаете, что ваша жизнь удалась?
— Во всяком случае я не жалуюсь. Как умею работаю, по мере сил помогаю нуждающимся.
— Что же вы мне не помогли, когда я к вам за помощью пришел?
На другом конце провода вновь повисла пауза. Наконец собеседник Кадилина произнес:
— Сергей, мы с тобой взрослые люди и играть в прятки нам не пристало. Поэтому скажу тебе прямо — помогать тебе я не хочу. Барсукову, Епишеву или другим ребятам — пожалуйста, но тебе — нет. И в этом ты сам виноват. Ты ведь у нас всегда был гордым, никогда ничего не просил. Вот и живи со своей гордостью.
— Спасибо за откровенность. Только вы зря думаете, что я звоню вам с очередной просьбой о помощи. Я ведь каким был гордым, таким и остался, и на ваш счет не заблуждаюсь.
— Тогда чем вызван этот звонок?
— Если честно, то элементарной жаждой мести. Вы откровенно признались в том, что меня не любите, вот и я хочу ответить вам тем же. Подвернулся случай вам отомстить — вот я и позвонил.
— Что же это за случай? — продолжал удивляться чиновник.
— Да так, мелочь — одна видеокассета. А записаны на ней вы, причем в очень интересной компании.
— Какой компании? Что ты мелешь? И вообще, я чувствую, что продолжать разговор дальше бессмысленно, поэтому кладу трубку.
— Если вы положите трубку, то эта кассета попадет в руки людям, которые спят и видят, как бы турнуть вас из вашего кресла. Понимаете, о ком я говорю? Понима-а-ете. Так что в ваших интересах выслушать меня до конца.
— Хорошо, я выслушаю тебя, — после короткой паузы произнес чиновник. — Только имей в виду, если ты перейдешь рамки приличия…
— Рамки приличия перешли вы, — перебил собеседника Кадилин. — Вы говорите, я меры не знал? А вы знали, когда вас в хвост и в гриву двое пидоров трахали? Или этого не было? Тогда позвольте вам напомнить, где конкретно все это происходило. На пленке зафиксирована дата — восьмое марта этого года. То есть в женский праздник спортивный чиновник достаточно высокого ранга позволяет пользовать себя по-дамски двум мужикам. Эдакий обоюдный подарок. Все это действо происходит в роскошных апартаментах, на фоне камина и висящей над ним картины Айвазовского «Девятый вал». Не могу сказать точно, подлинник это или всего лишь копия, но то, что творят с вами под картиной, — самая настоящая реальность.
— Какая мерзость! — с возмущением воскликнул на другом конце провода чиновник. — Это грубая провокация, которую я без внимания не оставлю. Ты еще пожалеешь, что ввязался в это дело.
— А что вы мне можете сделать? — засмеялся в ответ Кадилин. — Я и так опустился на самое дно. А вот вам есть что терять. После того как эту кассету обнародуют, я просто уверен — ваша беззаботная жизнь завершится. Такого рода компромат наши охочие до скандалов граждане с удовольствием посмакуют. Я уже приблизительно представляю себе, какого рода заголовки украсят наши газеты.
На другом конце провода вновь повисла пауза, во время которой пучеглазый успел отправить очередной жетон в чрево таксофона. При этом он специально показал Кадилину, сколько жетонов у него осталось — четыре, что означало — времени на разговор осталось всего лишь двенадцать минут.
— Что замолчали? — первым нарушил тишину Кадилин. — Или все еще не верите в правдоподобность такой съемки? Чтобы вам окончательно стало ясно, что я не вру, назову еще ряд деталей, запечатленных камерой. Одного из ваших партнеров вы пару раз назвали Славиком, а второго — Ленечкой. Последний — высокий блондин лет двадцати пяти. Вас они, на вашу беду, называют вполне однозначно — Аркадием Петровичем. Кроме этого, на пленке прекрасно видно родимое пятно у вас на пояснице. Теперь верите?
— Откуда у тебя эта кассета? — откликнулся наконец чиновник.
— Купил в палатке, — засмеялся Кадилин. — Шучу. Случайно оказался в гостях у одного человека и наткнулся на нее в видеомагнитофоне. Естественно, узнав в одном из героев вас, я не мог остаться безучастным — без ведома хозяина взял ее себе.
— Кто этот человек?
— Какая разница? Хотя для вас, конечно, — большая. Однако имени его я вам не назову.
— Но это же шантаж и вторжение в личную жизнь! — все еще пытался защищаться чиновник.
— Ошибаетесь, Аркадий Петрович. Какая же это, к черту, жизнь? Это самая настоящая гнусность. Ведь в конце фильма вы забавляетесь с мальчиком, которому от силы лет тринадцать-четырнадцать!
— Чего же ты хочешь от меня? — усталым голосом спросил у Кадилина чиновник.
— А вы сами не догадываетесь?
— Денег?
— Угадали.
— Сколько же тебе надо?
— А сколько вам не жалко выделить на такое дело из своей скромной зарплаты?
— Десять тысяч долларов тебя устроят?
— Издеваетесь? Думаете, если Кадилин в бомжи скатился, значит, на любые деньги согласится? Дудки! Моя цена — сто тысяч долларов. Вернее — сто две, — поправился Кадилин, после того как его толкнул в бок стоявший рядом Сема.
— Откуда у меня такие деньги? Ты просто сошел с ума! — взвился на другом конце провода собеседник.
— Ничего подобного, — с той же твердостью в голосе произнес Кадилин. — Прибедняться будете перед лохами-журналистами, а мне лапшу на уши вешать не надо. Не хотите идти на мои условия — пожалеете. Пусть я ничего на этом деле не заработаю, не страшно — к нищете я уже привык. Но вам жизнь испорчу капитально. Итак, в последний раз спрашиваю: вы согласны на мои условия или нет?
— Хорошо, предположим, что я соглашусь. Только предположим. — Голос чиновника дрожал, былая уверенность исчезла без следа. — Однако где гарантия, что эта кассета единственная?
— Это вы у меня спрашиваете? — искренне удивился Кадилин. — А вы не посещайте сомнительных заведений, где в стены вмонтированы видеокамеры, и будете спать спокойно. Гарантий вам захотелось!
— И все же цена, которую ты заломил, слишком высока.
— Для водителя троллейбуса — пожалуй, но не для вас. Что, ваше кресло не стоит ста двух тысяч долларов? Низко же вы себя цените, Аркадий Петрович.
— Но эту кассету никто больше не видел?
— Поскольку хозяин коллекции передо мной не отчитывался, я могу ответить только за себя, — нет, — соврал Кадилин.
— Где я могу ее получить и когда?
— Да хоть сегодня. В час дня вас устроит?
— Где?
— Возле входа на ВВЦ. Я буду вас ждать с правой стороны, возле касс. Только сразу предупреждаю: приедете без денег — разговора не получится. Понятно?
— Конечно, — ответил чиновник и первым повесил трубку.
Кадилин последовал его примеру и тут же попал в объятия своих компаньонов, которые, не жалея эпитетов, принялись хвалить его за удачно проведенные переговоры. Затем все трое отправились к машине, чтобы по дороге к ВВЦ обсудить все детали предстоящего рандеву. Им казалось, что заветные доллары практически у них в кармане, и ничто не могло поколебать их в этой уверенности. Однако если бы они могли знать, что в это время делала их жертва, то их радость, возможно, была бы менее бурной. Тот же, набрав на своем телефоне какой-то номер, произнес в трубку всего лишь две фразы:
— Срочно зайди ко мне. У меня проблемы.
Приехав на Петровку, 38, Громов первым делом отправился в дежурную часть, чтобы в рабочей книге дежурного по городу отследить происшествия, случившиеся за два последних дня. Это заняло не так много времени, потому что бытовуха Громова не интересовала, а лишь криминальные разборки с применением огнестрельного оружия. Таковых набралось четыре эпизода, однако ни в одном из них в качестве пострадавших не фигурировали представители казанской преступной группировки. «Значит, «обратки» со стороны друзей Мудреца еще не было», — сделал вывод Громов и покинул дежурную часть.
В коридоре своего этажа его угораздило столкнуться с Петровичем, который, выходя из кабинета, едва не сбил сыщика с ног.
— Громов, черт, где ты ходишь? — с ходу взъелся шеф, сверля своего подчиненного глазами-буравчиками. — Вся Петровка на ушах стоит от твоих вчерашних приключений, а у меня на столе до сих пор нет твоего рапорта. Что за фигня?
— Петрович, ты же знаешь мою нелюбовь к писанине, — попробовал отбрыкаться от наезда своего начальника Громов. — Но даю слово — сегодня в течение дня обязательно сяду за рапорт.
Последняя фраза заставила шефа сменить гнев на милость, он улыбнулся и сказал:
— Ладно, верю. Вообще ты, Громов, — молоток. Маньяка, которого ты вчера захомутал, наши коллеги из «убойного» целый месяц поймать не могли. Кстати, яйца ты ему серьезно отбил. Небось специально?
— Так получилось, Петрович, — развел руками Громов. — Я-то метил по четвертой пуговице у него на рубашке, да в темноте не рассчитал. Вот прицел малость и сбился.
— Ничего себе малость — мужик до сих пор еще не оклемался.
— Что поделаешь — тяжела доля у маньяка. Вот и этот схлопотал производственную травму.
Петрович от души гоготнул над этой шуткой, после чего сказал:
— Ладно, ступай к себе, а то тебя Дробыш обыскался. И с рапортом не тяни.
Когда Громов подошел к своему кабинету и дернул за ручку двери, оказалось, что она закрыта. Это было странно, потому что, подходя к кабинету, он ясно слышал чьи-то шаги, доносившиеся изнутри. Значит, Дробыш был там. Закрывался же он в двух случаях: либо потому, что работал с материалами разработок (по инструкции о соблюдении режима секретности закрывать дверь на ключ в таких случаях было необходимо), либо по причине своих личных нужд. Громов решил, что скорее всего вероятен второй вариант. «Видимо, презервативы в новое место прячет», — догадался он и стукнул в дверь заранее условленным кодом. Через несколько секунд дверь отворилась.
— Ну ты и сучок, Громов! — со злостью в голосе произнес Дробыш, едва его сосед по кабинету ступил за порог. — Всучил мне вместо порнухи какую-то индийскую лабуду.
— Я всучил? — искренне удивился Громов. — А может быть, Смычков? Это же он ее с «Горбушки» приволок. С ним и разбирайся.
— А деньги с кого мне востребовать? Я ведь тебе за нее заплатил.
— Во-первых, тридцатка из этого полтинника — твой долг мне. А двадцатку мне пришлось отдать Смычкову, за кассету. В другой раз будешь знать, кого разыгрывать. Как говорится, не умеешь — не берись.
С этими словами Громов прошел к своему столу и, подмигнув суровой индийской премьерше, взиравшей на него со стены, опустился на стул. Наблюдая оттуда за тем, как Дробыш продолжает на него дуться, он произнес:
— И вообще, Леха, хочу тебе заметить, что ты натура неблагодарная. Обижаешься на меня за то, что я вместо порнухи подсунул тебе кассету с чистым и светлым фильмом о любви. Да там одни песни чего стоят.
И Громов, подражая услышанной им еще в глубоком детстве песне из популярного индийского фильма, пропел:
— Аварая-я-я. Если хочешь, могу дать слова списать.
Ария, с неподдельным воодушевлением пропетая Громовым, растопила Лехину душу, и он, улыбнувшись, сказал:
— Просто нехорошо получилось. Я жене такое про эту кассету расписал, что у нее среди ночи глаза разгорелись. А там такой облом.
— Подумаешь, трагедия. Облом на кассете ты с лихвой компенсировал в гостинице. Кто, как не я, взял тебя вчера вечером в общество путан? И ты за бесплатно увидел сеанс орального секса с расстояния всего в семь-восемь шагов. Разве может сравниться живое действо с записанным на пленке?
— За увиденное в гостинице — спасибо. — Дробыш почтительно склонил голову перед собеседником. — Однако вспомни, что было потом, после гостиницы. Ты завез меня к черту на кулички и заставил общаться с каким-то реликтовым маньяком. У меня после встречи с ним всякая потенция пропала. Я-то думал — приеду домой, включу твою кассету и верну утраченное. А там еще один облом.
— Леша, не надо ля-ля, — небрежно отмахнулся от коллеги Громов. — За твою потенцию я спокоен на все сто. Общение с маньяком, конечно, штука неприятная, однако ножиком своим он тыкал не в тебя, а и меня. И волноваться за свою потенцию должен я. Но я как раз не жалуюсь. Так что кончай размазывать сопли по шоколаду и переходи к теме служебной деятельности. Что-нибудь новое о пальчиках жмурика с «Киевской» есть?
— Есть, — коротко ответил Дробыш, заставив тем самым сердце Громова счастливо екнуть в груди.
Однако излагать подробности Дробыш не спешил, явно пытаясь таким образом компенсировать свое недавнее унижение перед коллегой. Ему хотелось, чтобы тот вдоволь помучился, находясь в неведении.
— Будешь молчать — я в тебя книгой захреначу, — не выдержал наконец Громов и действительно протянул руку к увесистому тому Уголовного кодекса России, лежавшему у него на столе.
— Все понял, излагаю, — замахал руками Дробыш, которому до этого неоднократно приходилось убеждаться в том, что все свои угрозы его коллега обычно выполняет. — В общем, этот парень давно числится в нашей картотеке. Это — некто Мякотин Олег Евгеньевич, 1972 года рождения, уроженец небольшого городка в Западной Сибири. В свое время учился в институте физкультуры в Новокузнецке, но затем бросил его и перебрался в Москву. В наше поле зрения попал в январе 1993 года, когда был осужден на два года за хулиганство. Отсидев свое, судя по всему, вновь вернулся в Москву. Какого рожна он оказался на квартире у Яши-инвалида, пока не ясно.
— Это тебе не ясно, — поправил его Громов.
— А тебе, значит, ясно? Конечно, ты ведь до сих пор уверен, что он искал этого спортсмена. А вдруг ты ошибаешься? Я лично продолжаю думать, что серьезных доказательств того, что сибиряк приходил к инвалиду по душу твоего спортсмена, нет. Может быть, у них с Яшей были какие-то свои дела? И в этом случае твоя версия уведет нас в другую сторону.
— А ты по-прежнему хочешь свернуть к казанским? — спросил Громов. — Говорю тебе, не было у них никакого резона убивать Мудреца. Им бы сейчас со своими проблемами как-то разобраться, а не вешать на себя такую головную боль, как убийство вора в законе. И потом — два дня с момента убийства прошло, а «обратки» со стороны коллег Леонова нет. Значит, и они не лажанулись и в подброшенный трупешник не поверили.
— Ну, это еще ни о чем не говорит. Все-таки два дня — срок не такой большой, — продолжал возражать Дробыш, но в его голосе уже не слышалось былой уверенности.
После этого в кабинете повисла пауза, которую первым нарушил Дробыш.
— Что будем делать теперь? — спросил он коллегу.
— Жить и работать, как завещал великий Ленин, — сострил Громов. — Надо пробивать этого сибиряка дальше. Зайди к коллегам из отдела «А» и проверь — не стоит ли он у них на оперативном учете. А я пока с одним человечком встречусь и кое о чем его расспрошу.
Человеком, о котором говорил Громов, был его секретный агент «Стрела». В миру это был трижды судимый вор-рецидивист Коровянский Евгений Игнатьевич, 1954 года рождения, уроженец города Москвы. Работать на МУР он начал еще в середине восьмидесятых и за это время сменил нескольких хозяев. С Громовым судьба свела его несколько лет назад при следующих обстоятельствах. В начале девяностых, когда в МУРе были не самые лучшие времена, прежний хозяин «Стрелы» бросил его на произвол судьбы, и Коровянский на несколько лет исчез из поля зрения органов. Однако, когда он вновь дал знать о себе, его прежнего хозяина уже не было в живых — он погиб во время одной из операций, обезвреживая особо опасного преступника, и личное дело агента перекочевало в руки Громова. В отменных профессиональных качествах своего нового источника тому удалось убедиться довольно скоро — именно благодаря информации, добытой Коровянским, Громов с коллегами в короткие сроки раскрыл убийство известного банкира Линариса.
Встречи Громова со «Стрелой» каждый раз проходили в разных местах и всегда сопровождались соответствующими мерами предосторожности. Среди этих мест неоднократно фигурировали безлюдные аллеи парков, выселенные дома и гостиничные номера. Однако на этот раз Коровянский выбрал для встречи неожиданное место — свою голубятню в Черкизово. На удивленную реплику Громова: «Почему вдруг там?» — Коровянский ответил весьма убедительно:
— Меня два дня не было в городе. А голуби, как люди, — тоже скучают.
Любой другой человек мог отнестись к подобному доводу как к причуде, но только не Громов. За несколько лет знакомства он успел достаточно изучить характер агента и научился с пониманием относиться к его увлечению. Коровянский это ценил, что придавало их отношениям дополнительную прочность.
Учитывая, что однажды Громову уже доводилось посещать голубятню, найти ее вновь не составило для него особого труда. Припарковав машину на соседней улице, он дворами дошел до голубятни и, удостоверившись в наличии условного знака — вывешенного из-за решетки на короткой палке белого платка, означавшего «добро» на встречу, поднялся по деревянной лестнице наверх.
Коровянский сидел на небольшой скамеечке с зажатым в ладонях голубем. Увидев гостя, он освободил ему место на скамейке рядом с собой и кивком головы предложил присесть.
— Познакомься, Громов, — моя любимая голубка, — произнес Коровянский, показывая сыщику птицу. — Была еще одна любимица, но ее вчера сокол забил.
— Откуда здесь соколы? — удивился Громов.
— На Лосином Острове соколиный клуб работает, вот оттуда они к нам и залетают. Я Пашке — пацану, которому в свое отсутствие голубятню оставил, — уезжая, сказал: «Смотри, гаденыш, головой за моих голубок отвечаешь». А он не уберег. Правда, двух почтарей чешских поймал, но разве они могут заменить мне голубку? Знаешь, какая у нее любовь была с одним из моих русских почтовых? А спаривать их нельзя — голубка-то крестовая — дворняжка получится. Я ее и отсаживал от него, и домой забирал — все впустую. И вот на те — погибла. Теперь он без нее совсем затоскует.
Произнеся этот грустный монолог, Коровянский поднялся с лавки и отнес птицу в клетку. Вернувшись назад, он присел на прежнее место и спросил:
— Ты заметил, Громов, что в Москве стало меньше голубей?
— Разве? — удивился Громов. — Интересно, почему? Соколы виноваты?
— Если бы это сделали соколы, было бы не так обидно. Природа, как известно, пустоты не терпит. А здесь наш брат человек постарался. Есть целые группы мошенников, которые лазают по московским чердакам, собирают голубиные яйца и затем продают их как перепелиные.
— Разве их яйца похожи на голубиные?
— По форме — да. А внешний вид они с помощью краски изменяют. Методом набрызга. Вот, смотри. — Коровянский нагнулся и достал из-под лавки небольшую картонную коробку с красивой этикеткой, на которой крупными буквами была выведена надпись: «Яйца перепелиные». Коровянский приподнял крышку и Громов увидел внутри коробки ровно уложенные в ряд яйца.
— Эти гады так наловчились их красить, что даже опытный голубятник с первого взгляда не определит подделку, — продолжил свою речь Коровянский. — Это можно сделать, только бросив яйцо в кипяток, — если вода окрасится, значит, перед тобой фальшак. Как этот. — И он продемонстрировал одно из яиц, которое по цвету отличалось от своих собратьев.
— Но какая выгода подделывать одни яйца под другие? — спросил Громов.
— Дело в том, что перепелиные яйца, в отличие от голубиных, очень полезны для здоровья — хорошо лечат язву, анемию, помогают от высокого давления, поэтому и цена на них соответствующая. — Положив яйцо в коробку, Коровянский вновь отправил ее под лавку, после чего мрачно резюмировал: — Правильно в песне Танича поется: «Птицы в клетке, а на воле — воронье».
— Танич знает, что пишет, как-никак сам сидел, — согласился со своим собеседником Громов. — Кстати, о воронье. В твое отсутствие кто-то из снайперской винтовки смертельно клюнул вора в законе Леонова. Слышал об этом?
— Еще бы, — согласно кивнул головой Коровянский.
— Ну и какие мысли на этот счет?
— Мыслей много, но какая из них верная, сказать трудно, — пожал плечами Коровянский. — Братва до сих пор пока не определилась, на кого эту мокруху повесить.
— А как же казанские? Ведь труп одного из их киллеров нашли недалеко от места убийства?
— Туфта все это, — небрежно махнул рукой Коровянский. — Кого такой дешевкой купить хотели, до сих пор понять не могу. Вас, ментов, что ли?
— Положим, я на нее как раз не купился, — внес необходимую поправку в рассуждения собеседника Громов.
— Так то — ты. Но среди вашего брата сегодня столько дебилов развелось, что просто диву даешься. В былые годы такого не было.
— Что поделаешь, Женя, мельчает народ. Однако и ваш брат уголовник не тот нынче пошел, коли таких людей, как Мудрец, отстреливает. Кто же у вас за порядком приглядывать будет?
— Не сыпь соль на рану Громов. Сам поражаюсь тому, что происходит. Молодняк прет наглый, ни с какими законами не считается. Да и воры многие совсем совесть потеряли. За бабки мать родную продадут. Мудрец таким не был.
— Согласен, хотя идеализировать его не буду, — возразил Громов. — Но мы отвлеклись. По-твоему, кому выгодно было его убрать? Много таких было?
— Не очень. Мудрец ведь умный был и конфликтов старался избегать.
— Женя, ты меня поражаешь. Что значит жить без конфликтов в наше конфликтное время? К тому же шибко умных людей везде не любят. Классику помнишь — «Горе от ума»? Даже у нас в МУРе к ним относятся настороженно. Разве у вас не так?
— Так. Однако Мудреца уважали без понтов. Завтра будут похороны на Ваганьке — увидишь, сколько народу со всех концов съедется. А знаешь почему? В нем стержень был. Он никогда не шел против своих принципов. Взять хотя бы тот же общак. Не счесть воров, держателей общака, которые используют их в личных целях — профукивают в казино, на бабах и так далее. Мудрец же ни копейки на личные нужды не взял. Говорил: «В первую очередь — грев для зоны». Ты видел квартиру, в которой он жил? Вполне обычная «трешка».
— Женя, о личных качествах господина Леонова я наслышан достаточно, — перебил страстную речь собеседника Громов. — Меня занимает другое — кто его грохнул. Вот ты упомянул про общак, который он держал и за которым жестко следил. Разве за это его не могли «заказать»?
— Не думаю. Ни с одним из воров у Мудреца серьезных конфликтов не было.
— Разве? А с кавказскими?
— Вспомнил! Когда это было — год назад. За это время столько воды утекло. Говорю тебе — с ворами у Мудреца не было конфликтов, из-за которых ему могли намазать лоб зеленкой.
— Тогда с кем были?
— В основном с молодняком. Причем сам он никогда этого не скрывал. Ты — знаешь, какую книгу он читал незадолго до смерти?
— Какую? Ленин, том пятьдесят второй?
— Сам ты — Ленин. Про американскую мафию.
— А ты откуда знаешь?
— Я был у него дома месяц назад и увидел ее на его ночном столике. Спрашивать у него я ничего не стал, но то место, где он закладку оставил, открыл. А там сплошные подчеркивания. Запомнил я страницу, и на следующий день — в книжный магазин. Купил такую же книгу и дома стал читать. Так знаешь, какие места он на той странице выделил? Про зипсов. Знаешь, кто это такие?
Громов пожал плечами.
— Это молодые мафиози из Сицилии, которых старые боссы мафии выписывают для своих нужд в Америку. А началось это в середине семидесятых, когда старики столкнулись с серьезной проблемой — появлением в мафии так называемых «уайз гайз», или «умников». Этот молодняк, сплошь состоящий из уроженцев Штатов, ни во что не ставил стариков мафиози и стал теснить их в криминальном бизнесе. Благодаря «умникам» мафия стала разлагаться изнутри, ведь молодняк не подчинялся никаким законам, в грош не ставил те традиции и нравы, которые десятилетиями складывались внутри мафии. Кроме этого, многие из «умников» охотно становились стукачами у ментов, вернее у копов.
Поначалу старики мафиози думали справиться с ними своими силами, однако вскоре поняли, что дело — вилы. И тогда кто-то из них предложил: надо стравить «умников» с молодняком из Сицилии. Это был гениальный ход. Почему? Во-первых, сицилийцы патриархальны и ради своего хозяина готовы пойти на все, а во-вторых, в отличие от «умников», никто из них не был засвечен полицией. В итоге зипсы стали постепенно отвоевывать у «умников» их позиции — сначала взяли на себя уличные разборки, затем перешли к более серьезным делам — угон тачек, вымогательство, рэкет, «заказуха» и так далее. Старики не могли на них нарадоваться, потому что эти молодые «итальянос» выполняли любые их приказы, были покладисты и учтивы. К тому же они очень дешево обходились своим хозяевам. Однако так было лишь до поры до времени.
Когда зипсы вкусили власти и денег, их поведение резко изменилось. Им захотелось большего и они стали теснить не только «умников», но и самих стариков. В итоге те взвыли, но теперь уже от тех, на кого совсем недавно молились. Они внезапно поняли, что времена изменились и даже молодежь, рожденная на Сицилии, не застрахована от порчи.
— Каково же резюме у твоего рассказа? — после того как Коровянский замолчал, спросил Громов.
— Резюме простое: нас ожидает то же самое.
— Не нас, а вас, — поправил его Громов. — У нас в МУРе никаких зипсов нет, только чипсы иногда сотрудники приносят.
— Неуместная шутка, Громов. Когда в начале девяностых в криминал попер молодняк с одной извилиной в башке, взвыли все — и в зоне, и в МУРе, везде. Я не прав?
Громов предпочел не отвечать на этот вопрос, однако по его обескураженному лицу было видно, что с выводом Коровянского он согласен.
— Однако хорошо бы вновь вернуться к главной теме нашего разговора — к покойному Мудрецу, — вновь напомнил собеседнику цель своего прихода Громов.
— А мы никуда от этой темы и не уходили. Я ведь почему вспомнил про книгу, которую он читал? Потому что его эта проблема с молодняком сильно доставала. Он еще год назад встречался с несколькими крупными авторитетами, которые перетягивали в Москву боевиков из провинции, и предупреждал их о возможных последствиях таких действий. Говорил им: «Братва, сегодня эти пацаны работают на вас, однако, как только встанут на ноги, вас же и замочат». С тем же Сильвестром что стало? Поднял курганских, а они же его потом и грохнули.
— Ты хочешь сказать, что и Мудреца кто-то из них замочил? — удивленно спросил Громов.
— Вполне вероятно.
— Кто именно?
— Если бы я знал, — развел руками Коровянский. — У меня же за душой одни лишь догадки.
— Так поделись ими со мной. Я ведь к тебе за этим и пришел. Итак — кто?
Однако Коровянский ответил не сразу. Попросив Громова подождать, он ушел к своим голубям, чтобы дать им корма. Через несколько минут он вернулся и, присев на лавку, как ни в чем не бывало продолжил прерванный разговор:
— Я грешу на двоих: Тимошу и Севу Шумского.
— Причины?
— Разные. К примеру, Тимошу воры короновать собирались, а Мудрец это дело зарубил. Сказал: рано еще парню в законниках ходить, пусть поумнеет. Кому такое понравится?
— Резонно. А Шумский какой зуб на него имел?
— Я думаю, что с ним они могли из-за наркотиков схлестнуться. Ты про Мейера Лански слышал? — задал неожиданный вопрос Коровянский.
— Еще бы — гений американской мафии! — не ударил лицом в грязь Громов. — Только при чем он здесь?
— При том. Я в той же книжке про мафию вычитал одну интересную деталь из его биографии. Оказывается, он еще в молодости влюбился в проститутку, которую у него на глазах убили местные братки. И он с тех пор дал себе слово никогда ни в каком виде не иметь дело с проституцией. И слово свое сдержал — даже став боссом мафии, никогда не зарился на доходы проституток. Так вот, и у Мудреца тоже было свое табу — он старался не иметь дело с наркотиками. Ты ведь слышал, что его пятнадцатилетний племянник пять лет назад обкололся и сиганул с двенадцатого этажа? Мудреца с тех пор на этом деле и заклинило. А Шумский собирался завалить Москву самой дешевой «дурью». Зная о том, как Мудрец на это среагирует, он вполне мог дать отмашку своим зипсам.
— Каким зипсам? — удивился Громов.
— Я же говорю — своим. На Шумского работает целая команда молодых бойцов родом из Сибири. Он их специально в Москву перетащил для разовых акций. Кстати, и Мудрец об этом знал. Ты в Сибири был когда-нибудь?
— К сожалению, нет.
— А я там сидел. В тех краях многие города окружают лагеря, тюрьмы и поселения. Тамошний молодняк с детства не в войну играет, а в ментов и зеков. Помню, однажды иду по городу и вижу: в песочнице детишки строят из песка не куличики, а зону — с бараками, вышками, колючей проволокой. Рядом сидит седой дедушка и консультирует мелюзгу: «Сынок, вот тут неправильно — здесь КПП должен стоять, а тут — запретная зона». Поэтому тамошняя молодежь к блатной романтике, как нигде, адаптирована. Однако пацаны там разные, но Шумский себе специально самых отмороженных выписал. Для них человека грохнуть, что высморкаться — сделают и не заметят.
В этот момент на лестнице послышались чьи-то шаги. Коровянский сделал жест рукой и показал Громову, куда надо спрятаться — в небольшой закуток в глубине голубятни. Сам же отправился встречать нежданного гостя. Как оказалось, это был соседский парнишка Пашка, который принес Коровянскому корм для голубей. Передав его хозяину, пацан ушел, даже не заглянув внутрь. Едва его шаги на лестнице стихли, Громов вышел из своего убежища. Коровянский стоял у небольшого шкафчика и аккуратно складывал туда пакеты с кормом.
— Много жрут твои питомцы? — спросил Громов.
— Много: две литровые банки в день. А корм нынче стоит недешево.
— А сами голуби дорогие?
— Всякие есть. Самый дешевый обошелся мне в тридцатку. Но я знаю одного «нового русского», у которого есть голубь за шестьдесят тысяч баксов.
— А отдача?
— Материальная, что ли? Никакой. Только одна радость. К тому же голуби хорошо снимают стрессы, давление. Актера Павлова знаешь? Ну, он еще бандита играл в «Адъютанте его превосходительства»? Так вот, он голубятню держит на крыше Малого театра, в котором играет. По его мнению, души умерших актеров, игравших когда-то в театре, переселились в его голубей. Красивая теория.
Кстати, и Мудрец голубей тоже очень любил. Знаешь, какую фразу из Библии он часто повторял? «Будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби». Может быть, и его душа теперь переселилась в какую-нибудь из этих птиц — в монаха или пермяка? Как думаешь?
Громов ничего не ответил — его голова в этот момент была занята совсем другими мыслями.
Кадилин стоял у входа в ВВЦ и внимательно всматривался в каждую проезжавшую мимо машину. В руках у него был полиэтиленовый пакет, в котором лежала злополучная видеокассета. В нескольких десятках метрах от того места, где он стоял, у кромки тротуара притулилась темно-синяя «Нива», в которой сидели его приятели, не спуская с него глаз. Однако время шло, а тот, кого они с таким нетерпением ждали, не появлялся.
Несмотря на будний день, народ толпой валил на выставку. Но если в былые годы люди спешили сюда с одной целью — провести время в приятном отдыхе, то теперь все было иначе. С тех пор как на выставке открыли торговые павильоны, подавляющая часть посетителей шла сюда с одной целью — затовариться аппаратурой, одеждой, мебелью. Исчезая за воротами выставки, люди через некоторое время уже шли назад, сгибаясь под тяжестью всевозможной поклажи — картонных коробок, огромных баулов, пакетов.
Глядеть на этих людей Кадилину было странно. С удивлением он отметил про себя, что практически не видит среди них детей, которых совсем недавно на выставке было очень много. Видимо, наличие бойких торговцев отбило охоту у большинства москвичей приходить сюда семьями. Кадилин и сам, будь он семейным человеком, остерегся бы это делать. Когда десять лет назад вместе с женой и дочерью он был на выставке, здесь была совсем иная обстановка. Он помнил практически каждую деталь того дня. Толпы людей шли от станции метро к входу на выставку, из репродукторов раздавалась бодрая музыка, и буквально на каждом шагу стояли палатки, в которых торговали мороженым, воздушными шарами и другой всячиной, так обожаемой детьми. А что теперь? Никакой музыки нет и в помине, а путь от метро до выставки оккупировали нахрапистые наперсточники.
С интересом вглядываясь в лица людей, проходивших мимо, Кадилин настолько увлекся этим занятием, что не заметил, как рядом с ним притормозила шикарная «Ауди-100». Едва иномарка остановилась, как ее заднее боковое стекло поползло вниз и наружу выглянуло лицо седого господина в темных очках. В течение нескольких секунд он внимательно наблюдал за Кадилиным, после чего окликнул по имени. Футболист обернулся и, несмотря на наличие темных очков, сразу узнал в окликнувшем его мужчине человека, которого ждал. Стараясь не выдать своих чувств, Кадилин не спеша направился к иномарке.
— Опаздываете, Аркадий Петрович, — пожурил он мужчину, когда вплотную приблизился к машине.
Тот не стал оправдываться и с ходу спросил о главном:
— Кассета с тобой?
— А деньги при вас? — спросил в свою очередь Кадилин.
Вместо ответа мужчина открыл дверцу автомобиля и жестом пригласил Кадилина занять место рядом с собой. Футболист в течение нескольких секунд обдумывал это приглашение, пытаясь сообразить, нет ли здесь какого-либо подвоха. Однако, заметив, что в машине кроме чиновника и водителя никого больше нет, решил принять приглашение. Когда он уселся и захлопнул дверцу, его визави спросил:
— Итак, кассета с тобой?
— Аркадий Петрович, я — человек слова. — И Кадилин похлопал ладонью по пакету, который лежал у него на коленях. — Теперь дело за вами.
— Я тоже привык свое слово держать. Однако везти столь крупную сумму через весь город я посчитал делом достаточно рискованным. Это — во-первых. А во-вторых, где гарантия, что на этой кассете записано именно то, о чем ты говорил? Мне нужно лично в этом убедиться.
— И что вы предлагаете?
— Поехать ко мне и там уладить наши проблемы. Как только я удостоверюсь в том, что кассета подлинная, я тут же отдам тебе твои деньги.
Кадилину вновь пришлось решать сложную дилемму. Думал он не долго. Посчитав, что претензии партнера вполне резонны, он согласился с его предложением. Едва он произнес это вслух, как машина тут же тронулась с места. В зеркальце Кадилин заметил, как им в «хвост» пристроилась «Нива» с его приятелями, и у него окончательно отлегло от сердца.
В течение нескольких минут пассажиры «Ауди» сидели молча, занятые каждый своими мыслями, пока наконец тишину первым не нарушил Аркадий Петрович.
— Чем же ты занимаешься, Сергей? — спросил он у футболиста.
— Представьте себе — ничем. Бомжую.
— Как же это получилось?
— Долгая история. А вы почему меня об этом спрашиваете — из любопытства?
— Не только. Может быть, я тебе помочь хочу?
— А я в вашей помощи не нуждаюсь. У нас с вами на этот раз чисто деловые отношения: я вам предлагаю товар — вы его покупаете. Если сделка состоится, считайте, что вы мне уже помогли.
— Однако можно договориться иначе. Ты отдаешь мне кассету, а я помогаю тебе устроиться на работу, помогу с квартирой.
— Вы мне однажды уже помогли — оставили телефон, а сами скрылись. Как я могу вам после этого доверять?
— Но сейчас обстоятельства изменились. Не в моих интересах тебя теперь отфутболивать.
— Бросьте, Аркадий Петрович. Вы всю жизнь только этим и занимались. Я ведь вас знаю почти второй десяток лет. Достаточное время для того, чтобы сделать определенный вывод.
— Каков же он?
— Я уже говорил вам сегодня — не лестный. Для вас люди всегда были всего лишь строительным материалом, из которого вы возводили свое благополучие. Слабых вы презираете. К примеру, стоит мне только поверить вам, дать слабину, и вы тут же меня сожрете. Разве не так?
Как и следовало ожидать, этот вопрос остался без ответа — отвернувшись от собеседника, чиновник уставился в боковое окно автомобиля. В салоне повисла гнетущая тишина. Наконец Кадилину надоело молчать и он вновь обратился к своему собеседнику:
— Удивительное дело, Аркадий Петрович, за последние пятнадцать лет столько футболистов сменилось на зеленых полях, а вы по-прежнему в руководителях ходите. Вы, как и Колосков, какой-то непотопляемый.
— Значит, нужда есть в таких, как я, — ответил чиновник.
— Да какая к черту нужда! Просто в аппаратных интригах вам нет равных. Сами же вы никогда не уйдете со своего поста, поскольку хорошо с этого дела кормитесь — присосались к деньгам, которые поступают к вам из-за кордона. Тех же ФИФА или УЕФА. И ведь что поражает — где-нибудь на Западе таких, как вы, за то, что футбол угробили, давно бы с работы сняли, а у нас вы по-прежнему на коне. Идиотизм, да и только! Вы же публично обещали, что наша сборная достойно выступит и на чемпионате мира, и на чемпионате Европы. Где же обещанный результат?
— Мы проиграли по объективным причинам. Ты же знаешь, что на чемпионате Европы мы попали в «группу смерти», где нашими соперниками были немцы и итальянцы.
— Не спорю, обе сборные — серьезные противники. Но ведь там была еще сборная Чехии, которую мы были обязаны обыграть. А мы с ней вничью сыграли. В конце концов именно чехи вышли в четвертьфинал, а мы — нет.
А на чемпионате мира что произошло? Ладно, мы проиграли фавориту — сборной Бразилии. Но шведам-то почему уступили? Да, конечно, Камерун мы натянули со счетом 6:1! Однако эта победа была как мертвому припарка — дальше чемпионат продолжался без нас. Какие теперь обещания последуют?
— Мы всерьез рассчитываем выиграть путевку на финальный турнир чемпионата мира во Франции, — ответил чиновник. — Мы считаем, что такие шансы у нашей сборной есть.
— Ха-ха, — рассмеялся Кадилин. — Опять за старое: есть шансы. Уж сколько раз вы подобные речи говорили, а воз и ныне там. Я читал, что в некоторых африканских племенах колдунов, прогнозы которых не сбывались, в огонь бросали. Вот если бы у нас ввели подобную меру для таких, как вы, может быть, тогда наш футбол сдвинулся бы с мертвой точки. А то взяли моду — сборная проиграла, а снимают тренера. Сколько их у нас за эти годы было: Бышовец, Садырин, Игнатьев, Романцев. Сколько же это будет продолжаться?
— Ты судишь, как обыватель, который абсолютно не понимает сути проблемы, — пытался защититься чиновник. — А ведь не все так просто.
— Конечно, не просто. За эти годы вы столько проблем создали — годы не расхлебать. Футбольный союз грызется с футбольной лигой, судьи с инспекторами, игроки с тренерами и так далее и тому подобное.
Вы как-то сетовали в газете, что трудно стало заполучить легионеров в сборную, мол, у них начисто отсутствует желание играть за родину. Ловко вывернулись, по-вашему получается, вы, чиновники, патриоты, а игроки нет. Все в дерьме, а вы — в белом. Но это же ложь. Именно такие, как вы, сделали все возможное, чтобы ребята перестали стремиться играть за сборную. Они ведь не дураки, прекрасно все понимают и видят. Футбол для вас — всего лишь средство для извлечения собственной выгоды, а футболисты — оловянные солдатики, которых вы двигаете в зависимости от собственного интереса. Разве не так?
Ответа на свой вопрос Кадилин так и не услышал. Как раз в это время машина подъехала к подъезду многоэтажного дома и водитель заглушил мотор. Чиновник первым вышел из автомобиля и, даже не пригласив Кадилина следовать за собой, направился к подъезду.
Выйдя из машины следом за ним, футболист оглянулся и увидел, как во двор медленно въехала «Нива» с его компаньонами. Вполне удовлетворенный этим обстоятельством, Кадилин отправился следом за чиновником. Он нагнал его возле лифта, в котором они поднялись на четвертый этаж, причем в полном молчании.
Как и предполагал Кадилин, квартира чиновника представляла из себя весьма роскошное зрелище: несмотря на то что хозяин не стал водить гостя по всем комнатам, даже по одной из них, в которой они оказались, можно было судить о всем жилище в целом. Изысканная мебель, пластиковые окна, исправно работающий кондиционер и другие прибамбасы говорили о хорошем достатке хозяина квартиры. Однако телевизора и видеомагнитофона в этой комнате не было, поэтому чиновник, взяв у футболиста кассету, удалился в другую, а гостя попросил подождать.
Оставшись в одиночестве, Кадилин не стал терять времени даром, а подошел к окну, выходившему во двор. Ему требовалось сообщить приятелям, оставшимся внизу, точные координаты своего местонахождения, что он и сделал. Стоявший возле «Нивы» пучеглазый, заметив в окне компаньона, тут же известил его об этом легким кивком головы.
Хозяин квартиры все не объявлялся, и Кадилин, чтобы убить время, принялся внимательно изучать интерьер комнаты. Вскоре его внимание привлекла большая цветная фотография, которая стояла на видном месте — на журнальном столике. На снимке была изображена семья чиновника — он сам, жена и двое детей. Лица всех изображенных на снимке людей светились от счастья, но особенно довольным выглядел глава семейства, который, глядя в объектив, заразительно смеялся. Эта фотография смутила Кадилина, который, зная о тайных наклонностях чиновника, теперь с удивлением взирал на его счастливых домочадцев.
В этот момент в комнату вернулся хозяин квартиры, и Кадилин, не увидев в его руках ни кассеты, ни кейса с деньгами, вопросительно уставился на него.
— Так ты говоришь, что никому не показывал эту пленку? — спросил чиновник у гостя.
— Никому.
— Это хорошо, — с удовлетворением отметил хозяин квартиры и жестом пригласил гостя сесть в кресло, стоявшее возле журнального столика.
— А где деньги? — опускаясь в кресло, спросил Кадилин.
Прежде чем ответить, чиновник в течение нескольких секунд не сводил глаз с футболиста, после чего внезапно спросил:
— А куда тебе столько денег, Сергей? Что ты собираешься с ними делать?
— Какое вам дело до этого? — удивился Кадилин.
— Просто любопытно, что ты будешь делать с такой прорвой денег?
— Вы мне их отдайте, а уж я найду, как их применить. Итак, где деньги?
— Понимаешь, Сергей, их нет. Помнишь наш разговор в машине? Так вот, я вновь предлагаю тебе за эту кассету свою помощь в деле твоего обустройства.
— И как вы себе представляете мое дальнейшее обустройство? — из чистого любопытства спросил Кадилин.
— Ну, например, я постараюсь устроить тебя на какую-нибудь работу. Манны небесной, конечно, не обещаю, но каким-нибудь рабочим на склад спортинвентаря устроить могу. Пробью тебе комнату в общежитии. Документы у тебя есть?
— Нет, только справка.
— Плохо. Но я и здесь постараюсь тебе помочь — у меня есть свои завязки в милиции, так что паспорт ты получишь. Ну, как — неплохая перспектива для бомжа?
Нарисованная чиновником картина действительно сулила Кадилину неплохие перспективы, и в другой ситуации он бы, может, на нее и согласился. Однако в нынешней ситуации, когда за спиной футболиста стояли еще двое компаньонов, она была абсолютно нереальной. К тому же Кадилин прекрасно знал человека, с которым имел теперь дело, и сильно сомневался в его честности. Заполучив в свои руки вожделенную кассету, он может попросту навешать ему на уши лапшу и не выполнить ни одно из своих обещаний.
— Что же ты решил, Сергей? — первым прервал затянувшуюся паузу чиновник.
— Я решил взять деньги, — ответил Кадилин. — Спросите почему? Объясню. Во-первых, как я уже говорил, ваши обещания стоят недорого, а во-вторых, с этими деньгами я и без вас смогу благополучно устроиться. Так что не тратьте напрасно времени.
Однако, несмотря на эти объяснения, хозяин квартиры продолжал тянуть время и за обещанными деньгами идти не торопился.
— Что же вы медлите? — не выдержал Кадилин. — Или передумали? Если так и наша сделка не состоялась, верните мне кассету. Я найду для нее более сговорчивого покупателя.
Чиновник внезапно рассмеялся:
— Наивный ты человек, Сергей! Неужели ты думаешь, что, получив такую запись, я верну ее тебе? Ис-клю-че-но!
— Значит, вы с самого начала разыгрывали передо мной спектакль?
— Что-то вроде этого.
— Но я ведь могу проболтаться об увиденном. Этого вы не боитесь?
— Нисколько. Ты ведь всего лишь бомж и веры твоим словам — ноль. Знаешь такую поговорку: «Собака лает, ветер носит»?
— Это я — собака? — Кадилин вскочил с кресла и сжал кулаки. — Верни кассету, падла, иначе я за себя не ручаюсь.
В это мгновение дверь соседней комнаты отворилась и из нее вышел шкафоподобный мужик в рубахе с засученными рукавами. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы оценить его физические возможности — под рубашкой играли бицепсы, а кулаки были похожи на пивные кружки.
И все же несмотря на заметное превосходство противника, сдаваться без боя Кадилин не собирался. Едва чиновник приказал своему «шкафу» выкинуть гостя взашей из квартиры, футболист схватил с пола огромную вазу с искусственным цветком и бросил ее в нападавшего. Однако тот проявил отменную реакцию, вовремя пригнулся и ваза, пролетев над его головой, ударилась о стену. Раздался оглушительный грохот, который буквально потряс квартиру. В следующую секунду Кадилин метнулся в сторону, однако верзила успел схватить его за ворот рубахи и опрокинул на диван. Падая, футболист сумел изловчиться и, выбросив вперед правую ногу, впечатал ступню в грудь противника. Не ожидавший удара, тот оступился и рухнул на журнальный столик. Новый грохот, не менее сильный, чем предыдущий, потряс помещение.
Тем временем Кадилин вскочил на ноги и попытался выбежать в коридор. Однако у него на пути вырос хозяин квартиры, силы которого футболист явно недооценил. Понимая, что в открытом бою справиться с более молодым соперником ему не удастся, чиновник пошел на хитрость — он бросился ему в ноги и, вцепившись в них обеими руками, заставил Кадилина упасть на пол. Этих мгновений вполне хватило верзиле, который, поднявшись на ноги, в три прыжка настиг футболиста и обхватил его шею «замком». Причем в порыве злости он не рассчитал своих сил и сомкнул руки настолько сильно, что уже через несколько секунд его противник вырубился. Последнее, что зафиксировало сознание футболиста, был шум в коридоре и чей-то истошный крик: «Стоять! Всех перестреляю!»
Как оказалось, это кричал пучеглазый. Прождав компаньона на улице около десяти минут, они с Семой поднялись на четвертый этаж и, встав у двери квартиры чиновника, стали внимательно прислушиваться к тому, что происходит внутри. Услышав грохот разбившейся вазы, они поняли, что их компаньон попал в беду, и бросились ему на выручку. Пучеглазый с помощью отмычки легко справился с замком в двери и, выхватив из-за пояса пистолет, переданный ему на хранение Калининым, ворвался в квартиру. Появление вооруженного человека мгновенно внесло коррективы в ситуацию — победители тут же превратились в побежденных. Но дальше произошло неожиданное.
Едва верзила отпустил Кадилина и поднялся на ноги, как пучеглазый опустил руку с пистолетом и с удивлением спросил:
— Гера — ты?
Верзила ответил на этот вопрос не менее удивленным восклицанием:
— Вовчик?!
Следом за этим произошла сцена, которая напомнила всем присутствующим эпизод исторического братания русских и американских солдат, запечатленный в фильме «Встреча на Эльбе», — верзила заключил пучеглазого в свои объятия и принялся подбрасывать его в воздух. Эта сцена длилась примерно полминуты, до тех пор, пока лежавший без движения на полу Кадилин внезапно не очнулся и не застонал. Едва это произошло, пучеглазый тут же вырвался из медвежьих объятий верзилы и склонился над футболистом.
— Серега, ты живой? — спросил он у компаньона и, получив утвердительный ответ, повернул свое возмущенное лицо к верзиле: — Ты что, Гера, сотворил с моим приятелем, а?
— Дык откуда же я знал, что он твой кореш? — удивленно развел руками верзила.
— Да ты знаешь, блин, на кого ты руку поднял? — продолжал возмущаться пучеглазый. — Это же сам Серега Кадилин — «звезда» «Спартака»! Ты же сам мне на зоне говорил, как в свое время от его игры тащился! А теперь его чуть не угробил!
Услышав имя недавнего кумира миллионов болельщиков, который всего лишь пять минут назад едва не отдал Богу душу в его стальном «замке», верзила опустился на одно колено и осторожно приподнял опущенную на грудь голову футболиста. Вглядевшись в лицо, которое каких-то десять лет назад глядело со всех постеров, верзила воскликнул:
— Точно — Кадилин!
— А ты думал кто? — спросил пучеглазый и даже легонько пнул верзилу ногой.
— Откуда же я знал, что это он? — поднимаясь с колен, попытался оправдаться верзила. — Ты же меня знаешь, Вовчик, разве я бы стал мордовать своего спартаковского кореша?
— Ладно, успокойся, — осадил своего приятеля пучеглазый. — Ты лучше расскажи мне, как ты здесь оказался?
— Дык работаю я здесь.
— Кем работаешь?
— Охранником.
— У этого пидора? — спросил пучеглазый и ткнул пальцем в сторону хозяина квартиры, который все это время безучастно подпирал стену.
— Почему пидора? — возмутился верзила. — Аркадий Петрович весьма уважаемый человек. Большими делами заправляет в нашем спорте.
— Знаем мы, какими он делами заправляет, — ухмыльнулся пучеглазый. — Ты кассету видел, на которой его двое мужиков в дежку долбят?
— Врешь? — выдохнул верзила.
— Когда я тебе врал, Гера? То-то же. А про кассету ты у хозяина спроси, он тебе и ответит.
Верзила повернулся к хозяину, который стоял ни жив ни мертв у него за спиной, и спросил:
— Это правда?
Чиновник в течение нескольких секунд колебался, после чего наконец утвердительно кивнул головой.
— Я же тебе говорил! — злорадно воскликнул пучеглазый. — Интересно, что он тебе про нас наплел?
— Сказал, что какой-то шантажист требует с него денег, — ответил верзила.
— Про шантажиста он тебе правильно сказал, — согласился пучеглазый. — Однако умолчал, гнида, чем мы его шантажируем. Видимо, рассчитывал, что ты и без объяснений выгонишь футболиста взашей. И ведь выгнал бы, если бы мы под дверью не стояли! Но мы на тебя, Гера, не в обиде — он же тебя втемную использовал. — И пучеглазый в знак окончательного примирения похлопал верзилу по плечу.
В это время Кадилин наконец пришел в себя и с помощью стоявшего рядом Семы поднялся на ноги.
— Ну и хватка у тебя, — потирая шею, обратился он к верзиле.
— Так он же борцом был когда-то, — внес необходимое пояснение пучеглазый. — Выступал за «Спартак», правда в Воронеже. Валерий Геращенко! Не слышал про такого?
Кадилин пожал плечами.
— Зато он тебя хорошо знает, — продолжал свой монолог пучеглазый. — Когда мы с ним на зоне сидели, он мне все уши прожужжал про то, как он любит тебя, Черенкова и Хидиятуллина. Верно, Гера?
Верзила в знак согласия кивнул головой. Затем подошел к Кадилину и, протянув ему свою ладонь, сказал:
— Дай пять, Кадило, и прости за грубость.
Футболист не смог отказать своему бывшему одноклубнику и с удовольствием пожал протянутую ладонь.
— Однако что будем с этой жилой делать? — спросил пучеглазый, указывая пальцем на хозяина квартиры. — Кассету он получил, а бабоньки отдавать не хочет. Или уже хочет?
Под устремленными на него взглядами Аркадий Петрович внезапно стушевался, его лицо покрылось пятнами, и он смущенно произнес:
— Хочу.
— Тогда чего стоишь — неси.
— Дело в том, что я такие большие деньги дома не держу.
— А где ты их держишь — в банке небось?
— Совершенно верно.
— Тогда в чем дело? Сейчас поедем в банк, и ты снимешь нам причитающуюся сумму. Или ты передумал покупать у нас кассету и хочешь, чтобы ее купили другие?
— Ни в коем случае, — запротестовал Аркадий Петрович. — Только такую большую сумму нам в банке сразу не выдадут. Надо предварительно сделать заказ, который выполнят только через несколько дней.
— Через несколько дней? — удивился пучеглазый. — Ну уж нет! Я тебя, жилу, насквозь вижу — ты за эти несколько дней еще что-нибудь учудишь, только бы нам бабки не платить.
— Что же вы предлагаете? — спросил хозяин квартиры.
И тут внезапно в разговор вмешался Гера.
— У вас же есть в доме деньги, Аркадий Петрович, — обратился он к чиновнику. — В вашем тайнике.
После этих слов чиновник внезапно побледнел, на его лбу выступила испарина.
— Гера, ты — молоток! — радостно воскликнул пучеглазый. — Если бы не ты, этот гад нас бы снова кинул. Где у него тайник находится?
— Этого я не знаю, — развел руками верзила.
Тогда пучеглазый подошел вплотную к чиновнику и, глядя ему в глаза, спросил:
— Скажешь, где тайник?
Хозяин квартиры молчал.
— Ну что же, тогда мы поступим следующим образом. Видишь вон того человека? — И пучеглазый указал пальцем на стоявшего в коридоре Сему. — На своем веку он нашел десятка три самых разных тайников. Я сейчас дам ему команду, и он минут через десять не только найдет твою долбаную заначку, но и вскроет ее, как орех. Но имей в виду, чмошник, если это произойдет — все бабки, которые лежат в твоем тайнике, автоматически перейдут к победителю. Подчеркиваю — все, а не те, что ты нам обещал за кассету. Согласен с таким условием?
Чиновник ответил практически мгновенно:
— Нет-нет, я все сделаю сам.
— Мудрое решение, — похвалил его пучеглазый и повернулся к верзиле: — Гера, если тебе не трудно, сходи, пожалуйста, с этим чмошником к тайнику и проследи, чтобы он не выкинул еще какой-нибудь фортель.
Хозяин квартиры и Гера удалились в соседнюю комнату, где находились минут пять. Когда они вернулись обратно, в руках у чиновника уже был дипломат, в котором лежали обещанные деньги. Пучеглазый принял кейс у хозяина квартиры и, удостоверившись в наличии в нем баксов, спросил:
— Сколько здесь?
— Как договаривались — сто две тысячи, — ответил чиновник.
Пучеглазый взглянул на верзилу, и тот, как бы в подтверждение слов своего хозяина, кивнул головой — мол, все правильно.
— Ну что ж, сделка состоялась, — подвел итог встречи пучеглазый. — Нам здесь больше делать нечего.
И пучеглазый первым направился к выходу. Однако у самых дверей их процессию догнал верзила, который заявил:
— Вовчик, и я с вами пойду. Мне с этим пидором дел иметь больше не хочется.
— Разумно, Гера. Но в таком случае не мешало бы и тебе получить расчет у бывшего хозяина.
— Я уже получил, — ответил верзила и в подтверждение своих слов достал из кармана «котлету» баксов.
Громов вернулся в МУР в начале третьего, и, как оказалось, весьма вовремя. Когда он вошел в свой кабинет, Дробыш уже прилаживал у себя под мышкой кобуру и собирался в дорогу.
— Как кстати ты вернулся, Громов, — радостной репликой встретил приход коллеги Дробыш. — Мне в сомовском автобусе ехать не в жилу.
— В каком автобусе? Куда ехать? — удивился Громов. — Ты толком объяснить можешь?
— Чего тут объяснять-то? Я был у ребят из отдела «А» и от них узнал, что наш жмурик с «Киевской» давно уже стоит у них на оперативном учете. Знаешь, в чью группировку он входил?
— Севы Шумского? — догадался Громов.
— Откуда знаешь? — удивился Дробыш.
— Человек один рассказал, с которым я только что встречался.
— Больше он тебе ничего не говорил?
— Сказал, что у Шумского с Мудрецом были большие непонятки из-за наркотиков. Поэтому вполне вероятно, что именно Шумский вора и грохнул.
— Жаль, что самого Шумского об этом уже спросить не удастся.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что два часа назад Шумского грохнули.
— Как грохнули?! Где?!
— На Комсомольском проспекте. Он на своем навороченном джипе куда-то летел, и на светофоре бомба сработала. Ее некий умелец под днище его автомобиля приладил. Так что в данный момент Всеволод Шумский пребывает в небесной канцелярии и отчитывается там о своих земных прегрешениях.
— Ты случайно не туда же лыжи навострил?
— Типун тебе на язык, Громов, — укоризненно покачал головой Дробыш. — Ребята из отдела «А» собираются накрыть базу боевиков Шумского в Теплом Стане. Вот я и напросился. Тебе, я думаю, тоже не мешает туда съездить.
Когда Громов с Дробышем вышли во внутренний двор Петровки, 38, автобус с бойцами спецназа, или «физиками», и две легковушки с оперативниками из отдела «А» уже готовы были к отправлению. В головной машине сидел руководитель операции — подполковник милиции из отдела «А» Юрий Гордеев (в просторечии — Гордей Горыныч), с которым у Громова были не самые теплые отношения. Вот и сейчас, узнав о том, что Громов собирается присоединиться к их процессии, Гордеев скорчил недовольную гримасу, однако отказать коллеге не решился. Бросил только:
— Мы выезжаем. Если не успеете пристроиться, ждать не будем.
Но Громов с Дробышем успели. Выскочив в переулок, они быстро загрузились в громовскую «восьмерку» и рванули вдогонку уже удаляющейся процессии. Однако на углу 2-го Колобовского переулка и Петровки им пришлось сделать короткую остановку, чтобы посадить к себе старшего опера отдела «А» Ивана Зотова, который малость припозднился и теперь вынужден был догонять коллег на громовской «восьмерке».
— Ты хорошо подумал, к кому сел, Ваня? — спросил Громов у Зотова, когда тот устроился на заднем сиденье. — Гордей Горыныч тебе этого не простит.
— Пошел он в задницу! — выругался Зотов. — Без году неделя в отделе, а корчит из себя офигенного корифея.
Гордеев действительно пришел в отдел всего лишь несколько месяцев назад. До этого он работал в УЭПе, в его оперативно-розыскной части. Это подразделение было создано в пику РУОПу, который отказывался делиться с коллегами из УЭПа компроматом на коммерсантов. Уэповцам этот компромат был нужен для того, чтобы вытягивать из коммерсантов средства в специально созданный фонд социальной защиты сотрудников УЭПа. Естественно, что создание ОРЧ было воспринято руоповцами в штыки и отношения между двумя подразделениями еще больше осложнились. В конце концов безучастно взирать на все это высокому руководству надоело и оно приняло соломоново решение: провело кадровые чистки в обоих подразделениях.
Многие сотрудники были уволены, однако Гордеев, у которого были хорошие завязки в центральном аппарате МВД, был переведен в МУР.
Судя по всему, обсуждать личность Гордей Горыныча у пассажиров «восьмерки» никакого желания не было, поэтому Громов сменил тему разговора.
— Что за база у боевиков Шумского в Теплом Стане? — спросил он у Зотова.
— Хорошая база. Шумский арендовал бывшее здание детского сада и зарегистрировал там торговую фирму. Несколько дней назад мы получили информацию о том, что эта вывеска всего лишь ширма. На самом деле там у братков настоящая база — склад оружия, спортивный зал, даже тир имеется. Сегодня утром мы собирались задержать самого Шумского, но его прямо на наших глазах в собственной «недорожке» грохнули.
— На кого грешите? — спросил Громов.
— Думаем, свои же и убрали — сибирские. В последнее время у них к Шумскому много претензий накопилось. Он и с бабками их кинул, и воли не давал. Думал, видно, что раз их в Москву вытащил, так они ему по гроб жизни обязаны будут. Вот уж ни фига! Молодежь нынче борзая, к тому же с большим аппетитом.
— Есть еще одна версия, за что Шумского могли грохнуть, — подал голос молчавший до этого Дробыш. — Вполне вероятно, что именно он Мудреца заказал, вот и заработал «обратку».
— Так вот почему вы с нами увязались? — догадался наконец Зотов о цели, которая подвигла его коллег отправиться в Теплый Стан. — Думаете, на базе какие-то улики по этому поводу имеются?
— Все может быть, — туманно ответил Громов.
Примерно через полчаса они подъехали к месту назначения. Здание бывшего детского сада, в котором братва устроила для себя базу, находилось в тени густых деревьев, что значительно облегчало подход к нему «физиков». Даже несмотря на это, надеяться на легкий штурм не приходилось. По словам двух оперативников отдела «А», которые пасли базу последние несколько часов (местное отделение милиции в эту операцию посвящено не было), внутри здания находилось несколько боевиков, которые наверняка были вооружены. Учитывая, что входная дверь металлическая, сам вход в здание контролируется видеокамерой, а на всех окнах двухэтажного здания установлены решетки, проникнуть на базу незаметно вряд ли удастся. Поэтому начальник спецназа после короткого совещания предложил единственно верный в такой ситуации вариант: подождать, пока кто-то из братков выйдет на крыльцо покурить, схватить его и под этим прикрытием ворваться в здание. Однако Гордеев эту идею подверг вполне справедливому сомнению:
— Вдруг они предпочитают курить внутри, тогда что — ждать до темноты? Тем более кто даст гарантию, что кто-то из их дружков сейчас не находится вне пределов базы? Стоит ему вернуться, заметить нас — и все пропало. Для этого достаточно одного телефонного звонка с ближайшего таксофона.
Стоявший неподалеку и прислушивавшийся к разговору двух начальников Громов мысленно согласился с этим выводом подполковника, однако ничего путного со своей стороны предложить не мог. Между тем время играло на руку братве.
Идея, как обычно, пришла неожиданно. Она была настолько проста и гениальна, что для ее воплощения не требовалось никаких особенных усилий, а всего лишь наличие средней руки актера. Не теряя больше ни секунды, Громов подошел к руководителям операции и выложил перед ними свой план. Как и следовало ожидать, оба руководителя приняли его по-разному. Если «физик» сразу воспринял идею Громова «на ура», то Гордеев встретил ее с недоверием.
— Детский сад, да и только! — голосом, полным раздражения, воскликнул он. — Ты что думаешь, эти братки такие дураки, чтобы купиться на этот спектакль? Я лично так не думаю. К тому же — кто будет ломать перед ними дурочку?
— Я предложил, мне и ломать, — искренне ответил Громов.
Эта фраза мгновенно поставила точку в недолгом споре. Узнав о том, что рисковать жизнью будут не сотрудники его подразделения и даже не «физики», а приблудный опер из 12-го отдела, Гордеев тут же снял свои претензии и разрешил Громову действовать.
— Ты что задумал? — с тревогой в голосе спросил у приятеля Дробыш, когда тот подошел к нему и передал на хранение свой пиджак и пустую кобуру.
— Хочу юность вспомнить, — ответил Громов, выпуская наружу рубаху и засовывая пистолет под ремень на животе. — Я ведь в школе в самодеятельности играл, читал монолог Райкина «В греческом зале». Помнишь такой?
— Кто же его не помнит? — удивился Дробыш. — Однако при чем он здесь?
— Сейчас узнаешь, — ответил Громов и несколькими движениями взъерошил себе волосы на голове.
Затем он расстегнул пару пуговиц на рубашке и закатал чуть ли не до колена левую брючину. Теперь любой человек, глядя на него со стороны, мог предположить в нем кого угодно, но только не сотрудника легендарного МУРа.
Закончив перевоплощение, он подошел к начальнику спецназа и в последний раз обсудил с ним все детали предстоящей операции. Наконец, получив окончательное добро, Громов, а с ним десяток «физиков», направились к зданию бывшего детского сада. Причем спецназовцы вскоре отстали и спрятались в ближайших зарослях, а оперу пришлось весь дальнейший путь до дверей идти в одиночку. Твердо следуя своей роли, Громов шел, покачиваясь из стороны в сторону, старательно изображая из себя пьяного. Если бы он видел, с каким восхищением следят за ним из укрытия его коллеги, он бы понял, что эта роль дается ему весьма неплохо.
Наконец подойдя к двери, Громов, согласно роли, пару раз сильно долбанул ее ногой и только после этого нажал на кнопку домофона. Тут же недоуменный мужской голос откликнулся на звонок стандартным вопросом:
— Кто там?
— Это я — Костя! — чуть ли не по слогам произнес Громов.
— Чего надо? — грубо спросил голос.
— Люську мою позови, чувак. Я ключи от дома забыл.
— Нет тут никакой Люськи. Проваливай, пока тебе оплеух не отвесили!
— Чего ты ругаешься, чувак? — продолжал играть свою роль Громов. — Я тебя трогаю? Мне Люська нужна, коза драная. Пусть выйдет на пару минут, что, ей трудно?
— Тебе же русским языком сказали — нет здесь никакой Люськи! — Судя по голосу, говоривший терял терпение, чего, собственно, и добивался Громов. — Ты знаешь, куда пришел, чудило?
— В банк пришел, где Люська работает.
— Так вот — это не банк! Ты понял, в натуре? И Люська твоя в другом месте работает. Пшел отсюда!
— Ну ладно, чувак, не злись, — переходя на более миролюбивый тон, произнес Громов. — Нет Люськи, и хрен с ней. Но у меня так живот от пива пучит, что я умираю, как в сортир хочу. Туалет у вас есть?
— Какой туалет, пидор гнойный?! Ты че, в натуре, гонишь? Кустов, что ли, мало?
— Чего ты обзываешься? — Громов вновь перешел на разговор на повышенных тонах и снова долбанул по двери ногой. — Какой я тебе пидор? Щас вот возьму и нассу у тебя на крыльце.
И в подтверждение своих слов Громов действительно стал расстегивать ширинку у себя на брюках.
— Ах ты, гнида подзаборная! — донесся из домофона возмущенный голос охранника, и через пару секунд сыщик услышал, как в двери щелкнул замок.
Еще через мгновение на крыльцо выскочил коротко стриженный парень с бычьей шеей, который, подскочив к Громову, схватил его за ворот рубахи и уже собирался отвесить ему мощного пинка под зад. Однако сыщик, только и ждавший этого, резким движением локтя нанес противнику сильный удар в солнечное сплетение, а затем, когда парень отпустил ворот его рубахи, развернулся и вторым ударом, на этот раз кулаком в челюсть, послал его в нокаут. Затем, не дожидаясь, пока парень рухнет на крыльцо, Громов выхватил из-под ремня свой «Макаров» и бросился внутрь здания. Краем уха он слышал, как следом за ним во всю прыть, топая как лошади, мчатся бравые спецназовцы.
Проскочив мимо пустой каморки охранника, Громов вскоре оказался в широком коридоре, уходившем в обе стороны. Прямо перед ним была лестница на второй этаж, на которой стоял молодой парень, точная копия того, что Громов вырубил на крыльце, — бычья шея, стрижка «под ноль», темная рубашка с засученными рукавами. Парень стоял вполоборота к Громову и курил. Услышав чьи-то шаги в коридоре, он обернулся и тут же увидел наставленный на себя пистолет.
— Руки в гору! — заорал Громов.
Однако парень оказался не робкого десятка и, вместо того чтобы беспрекословно подчиниться приказу, бросился бежать вверх по лестнице. В этот момент Громов заметил, что за ремень на спине у него заткнут пистолет, который рука парня уже успела нащупать на бегу. Времени для раздумий у муровца не было, и он принял единственно правильное решение — открыл огонь на поражение. Обе выпущенные им пули угодили парню в ноги, и он, выронив оружие, с диким воплем покатился с лестницы вниз. В этот миг на шум выстрелов из ближайшей к Громову двери выскочили сразу трое здоровенных братков, от вида которых оперу в первые мгновения стало не по себе. Немая сцена длилась всего лишь секунду, после чего в коридор ворвалась целая орава разъяренных «физиков», которые, оттеснив в сторону сыщика, быстро и грамотно разобрались с братвой. Понимая, что он здесь лишний, Громов устремился по лестнице на второй этаж.
Он поступил опрометчиво, когда, практически не останавливаясь, выскочил в коридор верхнего этажа. Шум снизу переполошил здешних обитателей, и они успели похватать свое оружие. Поэтому прямо в коридоре Громова встретил разъяренный парень со сломанным носом и автоматом Калашникова в руках, который едва не отправил муровца на тот свет. Дуло автомата застыло на уровне его груди, и палец парня уже был на курке. Все решили какие-то доли секунды. Прямо перед Громовым была дверь, на которую он в прыжке и бросил свое тело. При этом, как заправский герой фильмов про суперменов, он в полете разрядил в автоматчика свой «Макаров». Пули угодили парню точно в грудь, и он так и не успел воспользоваться своим «калашом». Поверженный противник рухнул на пол, а Громов, чуть ли не срывая хлипкую дверь с петель, влетел в помещение, где его ждало новое, не менее суровое испытание.
На разложенных на полу матах лежали три обнаженные девицы, а между ними — такой же голый парень. Громов заметил, как рука парня скользнула под мат, где, судя по всему, было оружие. Муровец вскинул свой пистолет, однако стрелять не решился, потому что одна из девиц, вместо того чтобы последовать примеру своих подруг и с визгом скатиться с матов, всем телом прижалась к парню. Мысленно проклиная глупую девчонку, Громов прямо от двери бросился на маты и, прежде чем парень успел достать свою волыну, со всей силы саданул его рукояткой «Макарова» по голове. Парень тут же обмяк, а у Громова впервые за эти несколько минут появилась возможность перевести дух. Но оказалось, что успокаиваться было рано.
Девица внезапно пришла в себя и, завопив во все горло, обеими руками вцепилась Громову в волосы. Этот поступок девушки настолько ошеломил сыщика, что в течение нескольких секунд он безропотно сносил ее тычки по голове и пинки коленками в пах. Наконец, когда один из таких пинков причинил ему весьма ощутимую боль, терпение Громова лопнуло и он свободной рукой больно ущипнул девицу за мясистую грудь. В тот момент, когда это произошло, в помещение вбежал запыхавшийся Гордеев.
— Ты что делаешь, Громов? — удивленно спросил он у коллеги.
— Трахаюсь, Гордей Горыныч, — ответил Громов, высвобождаясь из объятий девицы.
— Как ты меня назвал?! — округляя глаза, спросил подполковник у капитана.
Но Громов предпочел не отвечать на этот вопрос и вышел в коридор, где его уже поджидал живой и невредимый Дробыш.
Тем временем заполнившие здание бывшего детского сада спецназовцы продолжали зачистку помещений. Длилась она недолго, поскольку оставшаяся в живых братва сочла за благо не вступать в противоборство с муровским спецназом и добровольно сложила оружие. Всех задержанных — а их оказалось ни много ни мало одиннадцать человек — «физики» согнали в спортзал на втором этаже и выстроили вдоль стены. Здесь же, в одном из помещений рядом со спортзалом, был обнаружен и арсенал братвы, в котором оказалось несколько десятков единиц оружия, включая и взрывчатку. Однако еще большее впечатление на стражей порядка произвело помещение, где располагался пункт технической разведки братвы. Аппаратура, которая там находилась, тянула на сотню тысяч долларов, и ей могли позавидовать любые спецслужбы. На братву исправно работали: несколько сканирующих приемников, десяток компьютеров с мощными процессорами, приемники-усилители. Когда Громов с Дробышем увидели это хозяйство, они оба не сговариваясь присвистнули от удивления. Однако впереди их ждало еще большее открытие. Стоявший возле небольшого стола в углу комнаты Зотов подозвал обоих коллег к себе и вручил им какие-то бумаги:
— Кажется, вы искали это?
У Громова в руках оказалось несколько листков, на одном из которых он прочитал «шапку»: «Путь М. от аэропорта до дома. От дома до пункта назначения». Далее следовал рисунок маршрута с точным указанием даты, времени (поминутно) и названия улиц.
— Буква «М» — это не ваш Мудрец? — высказал догадку Зотов.
— Точно — он, — подтвердил предположение коллеги Дробыш. — Совпадает все — дата, время, адрес. Как это можно, Зотов?
— С такой аппаратурой все можно, — ответил тот. — Судя по всему, братки использовали сотовый телефон Мудреца в качестве радиомаяка. Достаточно установить контроль над техническим каналом телефона, и дело сделано: с помощью этого канала сервер компании «передает» пользователя из одной соты в другую. По этому каналу телефон получает данные о том, на какой частоте он будет взаимодействовать с очередной сотой, а та — в свою очередь, когда абонент окажется в зоне ее действия. Однако Мудреца не только вели по маршруту, но и активно подслушивали все его разговоры. Вот распечатки этих бесед. — И Зотов достал из стола еще несколько листков.
— Лихо работают! — не скрывая своего восхищения перед техническими возможностями братвы, произнес Дробыш. — Причем на этих распечатках абонент обозначен полностью — Мудрец.
Громов пробежал глазами по первой странице распечатки, после чего отдал все листки Дробышу. Сам же полез в ящик стола, надеясь найти в нем еще что-нибудь интересное. Интуиция его не обманула — он действительно нашел там такое, от чего у него мгновенно перехватило дыхание. В стопке бумаг он обнаружил несколько пропущенных через ксерокс фотографий, на которых был изображен один и тот же человек — девочка в возрасте примерно 10–12 лет. Судя по снимку, это была обычная фотография, какие делают во всех столичных школах платные фотографы. В красивой рамке были проставлены не только имя и фамилия школьницы, но также класс и номер школы, в которой она учится. Не веря своим глазам, Громов прочитал под снимком все данные на изображенное лицо. Кадилина Оксана, 5-й класс и — главное — 325-я средняя школа г. Москвы. Подталкиваемый каким-то нехорошим предчувствием, Громов повернулся к Зотову и спросил:
— Ваня, а где хозяин этого кабинета?
— Где ему быть — вместе со всеми в спортзале стенку подпирает.
— Пойдем, покажешь мне его, — почти на ходу произнес Громов.
Когда они пришли в спортзал, там все было по-прежнему — под надзором трех вооруженных автоматами «физиков» братва стояла у стены, широко расставив ноги в стороны и заложив руки за голову. Подойдя к одному из братков — небольшого роста парню в светлой рубашке с короткими рукавами, Зотов вывел его из общего строя и отвел в коридор к поджидавшим коллегам.
— Как тебя зовут? — спросил Громов у парня.
— Юра, — ответил тот.
— Значит, так, Юра: честно ответишь на мои вопросы — получишь поблажки. Эти фотки тебе известны? — И Громов показал парню одну из фотографий девочки.
— Да.
— Какого лешего они лежали в твоем столе?
Однако парень молчал, насупив брови. Первым не выдержал Зотов. Он саданул парня кулаком в бок и процедил ему в ухо:
— Ты че — глухой? Говори, когда тебя спрашивают!
— Это дочка футболиста, — ответил наконец парень. — Мы по ней на его папашу должны были выйти.
— Когда?
— Сегодня.
Едва парень произнес эту фразу, как Громову все стало ясно. Он вспомнил утренний разговор с директором школы, в котором она обмолвилась о предстоящей сегодня церемонии отправки детей в летний лагерь отдыха. Учитывая, что на такие мероприятия дети обычно приходят с родителями, вполне можно было предположить, что и Кадилин окажется там.
— Сколько ваших отправилось в школу? — спросил Громов у парня.
Глазами, полными недоумения, тот взглянул на сыщика. По этому взгляду Громов понял, что его догадка о школе оказалась верна.
— Трое, — ответил парень после новой оплеухи от Зотова.
— На чем поехали? Как выглядят?
— На пятисотом «мерине». Главный у них Капоне.
— Почему Капоне? — удивился Громов.
— У него шрам через всю левую щеку.
Больше ни о чем спрашивать парня Громов не стал. Сведений, которые он узнал, ему было вполне достаточно, но главное — времени было в обрез. Стрелки на его часах показывали пятнадцать десять, а это значило, что до начала церемонии отправки детей в лагерь оставалось чуть меньше часа.
Без десяти минут четыре Кадилин доехал до станции метро «Курская» и, пройдя по длинному тоннелю, вышел на улицу в районе Театра имени Гоголя. Отсюда до школы, в которой училась его дочь, было несколько минут ходу. Предстоящая встреча с дочерью не предвещала Кадилину никаких неприятностей, и он шел на нее, переполняемый самыми радужными надеждами. К этому чувству примешивалась и другая радость — за удачно проведенную акцию по выбиванию денег. Тридцать четыре тысячи долларов, полученные за видеокассету, теперь покоились в небольшой спортивной сумке, которая висела у него на плече. Там же лежал и пистолет Макарова.
Когда Кадилин миновал Малый Демидовский переулок и свернул направо, в Гороховский, он уже издали заметил столпотворение людей возле здания школы. По правую сторону переулка стояли три автобуса «Икарус», которые должны были отвезти детей в летний лагерь, и два гаишных автомобиля прикрытия. Сами дети вместе со своими родителями пока находились по другую сторону переулка и терпеливо ждали команды своих руководителей, чтобы занять места в «Икарусах».
Отыскать в этой толпе своего ребенка было непросто, однако Кадилин не волновался — предыдущие три года они с дочерью встречались в одном и том же месте — напротив металлических ворот. Но на этот раз Кадилин напрасно искал глазами родную фигурку — вместо нее он увидел совсем не ту, кого надеялся здесь застать. На привычном месте вместо дочери стоял ее отчим Николай, который, по словам Оксаны, должен был в эти минуты находиться вдали от этих мест — в командировке. Однако отступать было поздно — Николай уже успел заметить Кадилина и теперь испытующе наблюдал за его реакцией. Уклоняться от встречи было глупо, и Кадилин подошел к отчиму. Тот встретил его неласково.
— Опять ты здесь? — Физиономию Николая исказила гримаса раздражения. — Сколько же раз повторять, чтобы ты не попадался мне на пути?
— Твоя рожа мне тоже неприятна, — глядя в недобрые глаза Николая, ответил Кадилин.
Этот ответ Николаю не понравился, и в следующую секунду он сжал кулаки и стал угрожающе надвигаться на футболиста. Но тот даже на шаг не отступил и продолжал спокойно взирать на своего оппонента. В тот момент, когда расстояние между ними сократилось до минимума и, казалось, что драка неминуема, к ним подошла бывшая жена футболиста Светлана и спросила:
— Мужчины, что здесь происходит?
— Ничего, дорогая, — как ни в чем не бывало ответил Николай. — Просто мы с твоим бывшим мужем мирно беседуем.
— Я вижу, что это за мир. Готовы чуть ли не на глазах у детей набить друг другу морду, — возмутилась Светлана.
— Что поделаешь, если этот бомж не понимает русского языка. Может быть, ты уговоришь его оставить нас в покое?
Светлана повернула голову к Кадилину и спросила:
— Действительно, Сергей, сколько можно? Твои приходы только травмируют Оксану. Пойми, я была бы совершенно не против ваших встреч, но твое нынешнее положение…
— Какое положение? — спросил Кадилин.
— Ты сам прекрасно понимаешь, о чем я говорю, — не скрывая своего раздражения, произнесла Светлана. — Посмотри, как ты выглядишь! Грязная рубашка, мятые брюки. Что подумают люди, когда увидят тебя рядом с дочерью? Ну что нам сделать, чтобы ты от нас отстал? Денег тебе дать?
— Я ему уже предлагал взять деньги, — встрял в разговор Николай. — Однако три тысячи баксов его не устраивают.
— Сколько же ты хочешь? — спросила Светлана.
— Миллион, — ухмыльнулся Кадилин.
— Он еще шутит! — всплеснул руками Николай. — Да у тебя, бомжара, с тех пор как тебя из футбола выкинули, и рубля завалящего в кармане не было. Чего ты выеживаешься?
Не успел Николай закончить свою пламенную речь, как Кадилин рывком расстегнул «молнию» на своей сумке и, достав оттуда «котлету» баксов, сунул ее ему под нос.
— А это видел?
Оба супруга недоуменно уставились на увесистую пачку денег, которую в течение нескольких секунд держал перед ними футболист. Затем доллары вновь перекочевали в сумку.
— Ты где взял столько денег? — первой пришла в себя Светлана.
— Где взял — там уже нет, — ответил Кадилин. — И вообще, какая вам разница? Главное, что теперь я смогу выкинуть свои задрипанные брюки и рубашку и купить себе более цивильную одежду. Ты ведь этого хотела?
Светлане не оставалось ничего иного, как согласно кивнуть головой. Кадилин между тем продолжал:
— Ладно, мне с вами разговаривать скучно. Я хочу повидать свою дочь. Где она?
— В школе, — ответила Светлана. — Одной из ее подруг приспичило в туалет, и Оксана пошла за компанию.
Узнав то, что ему было нужно, Кадилин не стал больше отнимать время у своих собеседников и покинул их, даже не попрощавшись. В тот момент, когда он входил в ворота, его заметил из окна своей «восьмерки» Громов, который вместе с Дробышем и Зотовым только что примчался к школе из Теплого Стана. Несмотря на то что муровец видел Кадилина только на фотографии, он безошибочно узнал в мужчине со спортивной сумкой на плече того человека, которого он вот уже три дня искал по всему городу. Однако тормозить посреди проезжей части было нельзя, поэтому Громову еще в течение минуты пришлось искать приемлемое место для парковки автомобиля. Тем временем Кадилин уже скрылся за школьными дверями.
Футболист хорошо знал школу, в которой училась его дочь, поэтому уверенно шел туда, где могла быть девочка. И он действительно обнаружил свое чадо. Компания, в которой она находилась, была по меньшей мере странной — дочь и ее подруга стояли в окружении трех коротко стриженных парней. Причем внешность одного из них — того, что стоял к нему спиной, — показалась футболисту страшно знакомой. Мучительно стараясь вспомнить, где он мог видеть этого парня, Кадилин шел по коридору, не сводя глаз с затылка незнакомца. В тот миг, когда его отделяли от дочери не более двадцати шагов, девочка внезапно заметила его, радостно воскликнула: «Папочка!» — и попыталась броситься навстречу. Один из парней помешал ей это сделать: грубо схватив девочку за руку, он заставил ее остановиться.
В это мгновение стоявший спиной к футболисту незнакомец повернулся, и Кадилин мгновенно опознал в нем киллера, которого три дня назад видел на чердаке. Заметив, как рука незнакомца полезла под куртку, Кадилин резким движением выхватил из сумки пистолет. Но уже в следующую секунду он сообразил, что начисто проиграл поединок — двое парней тут же извлекли на свет свое оружие и направили его на беззащитных девчонок.
— Брось волыну, спортсмен, — приказал футболисту человек со шрамом и для пущей убедительности тоже направил дуло своего пистолета на школьниц.
Кадилину не оставалось ничего иного, как подчиниться. И в тот момент, когда он собирался разжать пальцы, произошло неожиданное — в коридор выскочили трое незнакомых Кадилину мужчин, которые, увидев, что происходит, мгновенно выхватили из-под пиджаков пистолеты и направили их на парней.
— Стволы на землю — МУР! — почти одновременно закричали мужчины, и эта фраза мгновенно повернула стрелки противостояния в обратную сторону.
Парни внезапно засуетились, и двое из них действительно опустили пистолеты вниз. Однако человек со шрамом поступил иначе. Молниеносным движением он свободной рукой притянул к себе Оксану и приставил дуло пистолета ей к виску.
— Не двигаться, менты! — закричал он во все горло. — Один шаг — и она труп!
Громов и его коллеги (а это были именно они) застыли там, где стояли, не решаясь двинуться с места. Застыл и Кадилин, понимая, что любое подозрительное движение с его стороны может трагически обернуться для его дочери. Тем временем под влиянием поступка своего лидера один из парней сгреб в охапку подругу Оксаны и тоже приставил к ее виску пистолет. Ситуация приобрела еще более угрожающий оборот. Продолжая держать на мушке парней, каждый из муровцев мучительно соображал, как выйти из создавшегося положения бескровно, однако ничего путного им в голову не приходило. Наконец первым нарушил тишину Громов, который обратился к парню со шрамом:
— Капоне, отпусти детей, и я даю тебе слово, что мы вас не тронем.
Услышав свою кличку из уст муровца, тот удивился, однако на его предложение не клюнул. Голосом, полным презрения, он заявил:
— Пошел на хрен, мент. Знаем мы ваши штучки.
Один из парней, тот, который остался без заложницы, внезапно произнес:
— Капоне, может быть, сдадимся? Ведь влипли уже по уши?
— Ты что мелешь, сука? — процедил сквозь зубы Капоне и наградил своего приятеля таким взглядом, от которого тот съежился. — Менты тебе лапшу на уши вешают, а ты им веришь?
— Так ведь застукали нас. Еще немного — их здесь целая кодла будет!
— Только ты этого не увидишь, падла!
Капоне буквально на секунду оторвал пистолет от виска девочки и практически в упор выстрелил своему приятелю в грудь. Взмахнув руками, тот рухнул на пол. Дикий визг двух юных заложниц, ставших свидетелями жуткого убийства, огласил своды коридора. На этот крик из ближайшего кабинета выскочила девушка, в которой Громов, к своему ужасу, узнал Ингу. С тех пор как он оставил ее на попечение хозяйки музея, прошло вот уже более пяти часов, и по всем расчетам она должна была давно покинуть школу. Но случилось необъяснимое — девушка не только осталась в школе дольше положенного времени, но и оказалась в самом неподходящем месте и в самый неподходящий момент.
Появление нового действующего лица сыграло только на руку преступникам. Пользуясь тем, что увиденное в коридоре произвело на журналистку ошеломляющее впечатление, оба парня под прикрытием заложниц переместились к распахнутой настежь двери и, затолкнув в кабинет девушку, вскоре и сами оказались внутри. Еще мгновение — и ключ, все это время находившийся в замке, окончательно отсек беглецов от их преследователей.
— Что будем делать? — после короткой паузы спросил у коллег Дробыш.
— А ты не знаешь? — удивился Громов и, повернувшись к Зотову, сказал: — Ваня, направо за углом — кабинет директора. Иди вызывай «скорую» и спецназ. Видимо, без штурма здесь не обойтись.
— Но там же дети! — подал голос все это время молчавший Кадилин. — Может быть, все-таки попытаться поговорить с ними по-хорошему? Ведь не самоубийцы же они?!
— Попробуй, Кадилин, поговори, — предложил Громов.
Футболист приблизился к двери и обратился к парню со шрамом:
— Капоне! Отпусти заложников, я заплачу за них.
— Во сколько же ты их оценил? — спросил бандит.
— У меня с собой тридцать четыре тысячи долларов.
— He-а, маловато будет, — рассмеялся бандит. — Я столько «капусты» за два дня заработаю.
— Сколько же ты хочешь?
— По пятьсот штук за голову, итого — полтора лимона. Кроме того, нам нужен автобус, из тех, которые сейчас стоят на улице. Ты меня слышишь, мент?
Громов понял, что обращаются к нему, и ответил: «Слышу».
— Тогда не стой как вкопанный, а действуй. Иначе я начну злиться. И первой, кого я грохну, будет блондинка. Ты понял?
«Чего уж не понять», — подумал про себя Громов, а вслух произнес:
— Автобус я тебе могу дать хоть сейчас, а вот с деньгами напряженка. Сам понимаешь, чтобы собрать полтора лимона нужно время.
— Даю тебе полчаса, — отозвался Капоне.
Громов ничего ему не ответил, лихорадочно соображая, где ему удастся за столь короткий срок раздобыть такую прорву денег. «Видимо, этого отморозка душит жаба, — размышлял Громов. — Ему бы, дурню, пока спецназ не примчался, надо было к автобусу прорываться, а он о бабках думает. На что он рассчитывает?»
Однако ответа на этот вопрос Громов найти не успел. Кто-то тронул его за рукав, он обернулся и увидел рядом с собой хозяйку музея — Ирину Марковну. С ужасом глядя на своего бывшего ученика, она спросила:
— Кирюша, что здесь происходит?
— Ничего хорошего, Ирина Марковна. Двое преступников захватили заложников: двух школьниц и Ингу. Кстати, почему она до сих пор в школе?
— Она захотела познакомиться с нашими архивами начала века.
— Дальше можете не объяснять, — прервал хозяйку музея Громов. — Вы передали ей документы и отвели в этот кабинет. Как говорится, судьба.
— При чем здесь судьба? — не понял смысла последней фразы, сказанной муровцем, Кадилин.
— Все очень просто: в этом кабинете в четвертом классе я едва не вывалился из окна, теперь в нем захватили заложников. Однако не все так плохо. Если я не погиб много лет назад, глядишь, и на этот раз судьба окажется ко мне благосклонной. Да и тебе, Кадилин, удача в последнее время не изменяет. Я не прав?
— В каком смысле? — спросил футболист.
— В прямом. Ты ведь и от братвы благополучно ушел, и кучу баксов заимел.
— О чем ты говоришь, опер, если за этой дверью у меня дочь в заложницах находится? — искренне возмутился Кадилин.
— Извини, футболист, я не хотел тебя обидеть. — И Громов в знак примирения положил свою руку на плечо собеседника. — Однако за этой же дверью и моя девушка в заложницах сидит. И ты сам только что слышал, кого этот упырь первым на тот свет отправит. А в том, что рука у него не дрогнет, мы уже убедились на примере этого парня. — И сыщик кивнул на лежащего в луже крови молодого человека.
— У него это не первый, — сообщил Кадилин. — Три дня назад именно он грохнул с чердака вора в законе.
Стоявший рядом Дробыш, услышав эту новость, присвистнул от удивления.
К месту происшествия вернулся Зотов, а с ним прибежала и взволнованная директриса. Увидев на полу окровавленный труп, она тихо ойкнула и, схватившись за сердце, прислонилась к стене. Стоявшая рядом Ирина Марковна принялась приводить ее в чувство. Громов тем временем продолжал отдавать команды своим коллегам:
— Теперь, Ваня, дуй на улицу к гаишникам. Объясни им ситуацию и сделай так, чтобы они увели зевак со школьного двора на другую сторону переулка. Короче, чтобы ни один случайный человек не попал в поле зрения киллера.
— Какого киллера? — удивился Зотов.
— Того, который грохнул Мудреца. Этот парень со шрамом — профессиональный снайпер. Три дня назад его отделяли от жертвы двести пятьдесят метров, а он замочил ее с одного выстрела. А здесь, со второго этажа, он может нащелкать с десяток людей, как куропаток. Линия прицела — лучше некуда. Кстати, в твоем отделе на этого парня что-нибудь имеется?
— Я лично не припомню, — ответил Зотов. — Но можно навести справки.
— Наведи, — попросил его Громов.
Зотов бегом отправился выполнять распоряжения коллеги, а следом за ним вскоре покинули опасное место хозяйка музея и директор школы. Возле кабинета с оружием в руках остались только три человека: Громов, Дробыш и Кадилин.
Примерно через двадцать минут Капоне стал нервничать, и его раздраженный голос вновь зазвучал из-за двери:
— Мент, ты здесь? Прошло уже двадцать две минуты. Если через восемь минут у меня не будет бабок, я замочу эту девку.
— Капоне, ты же умный мужик и должен понимать, что полчаса — не то время, за которое можно раздобыть такую прорву денег. В МУРе таких бабок нет.
— Меня не дерет, чего у вас нет в МУРе! — закричал бандит. — Ты что, издеваешься надо мной?
— Не горячись, Капоне, — стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее, произнес Громов. — Я тебе сказал — деньги у тебя будут. Я хоть три лимона тебе отдам, лишь бы ты отпустил заложников. Но дело в том, что эти деньги мы можем взять только в банке. Поскольку мне их не дадут, на банкиров должен выйти кто-то из моих начальников. Процесс уже пошел, так что потерпи немного.
Стоявший рядом Дробыш внезапно зашептал на ухо Громову:
— Ты что с ним играешь в кошки-мышки? Надо сказать ему прямо, что деньги можно будет раздобыть в лучшем случае через час-полтора. Иначе он точно грохнет девушку.
— Он ее грохнет еще скорее, если мы назовем ему такое время, — не согласился с коллегой Громов. — К тому же я не уверен, что мы и за полтора часа сумеем раздобыть эти гребаные баксы. Под мое слово — капитана милиции — ни один банкир таких денег не даст. Надо ждать начальство из главка.
Однако чуть раньше упомянутого начальства к месту происшествия прибыло чуть ли не все руководство соседнего отделения милиции. Седовласый полковник в окружении свиты поднялся на второй этаж и выслушал от Громова подробный рапорт о происшедшем. Когда муровец закончил свой рассказ, полковник искренне возмутился:
— Что же это делается? Уже и до школ добрались, сукины дети!
Громов предпочел не спорить с этим, в общем-то, верным выводом, только заметил:
— Террористы уже на взводе и требуют выкуп. Надо выйти на ближайший банк и попросить их немедленно начать собирать деньги.
Полковник на удивление легко согласился с этим предложением и тут же отдал соответствующий приказ одному из своих замов. Едва тот исчез, как в коридор ввалилась новая толпа людей, среди которых Громов различил хорошо знакомые ему лица сановных представителей главка. Среди вновь прибывших были: один из заместителей начальника ГУВД, начальник МУРа, один из руководителей РУОПа и еще несколько высоких руководителей, включая и чиновника из мэрии. Докладывать обстановку им стал начальник местного отделения милиции. Выслушав его, замначальника главка тут же взял бразды правления в свои руки и уверенным шагом приблизился к двери, за которой прятались преступники.
— С вами разговаривает один из руководителей столичной милиции, — командным голосом обратился к бандитам генерал. — Мне рассказали о ваших требованиях, и я гарантирую вам, что все они будут выполнены. Однако, прежде чем мы передадим вам деньги и предоставим автобус, мы просим отпустить хотя бы детей. Вместо них мы готовы немедленно дать вам других заложников.
— Кого, например? — отозвался из-за двери Капоне.
— Хотя бы меня. Я — генерал!
— Тю, удивил. Да у вас в ментяре столько генералов развелось, что их никто и жалеть не будет.
Стоявший неподалеку Громов мысленно удивился осведомленности бандита в столь деликатном вопросе. Действительно, до нынешнего года в МВД насчитывалось 92 генерала, однако за последние несколько месяцев их численность выросла еще на тридцать человек.
— Кого же ты хочешь в обмен? — продолжал вопрошать генерал.
— Никого. Нам с детишками надежней — уж по ним-то вы точно стрелять не будете. Так что кончай базар и позови мне того мента, с которым я до тебя разговаривал.
Генерал повернулся к своим подчиненным и недоуменно спросил:
— Кого он имеет в виду?
Громов вышел вперед и представился:
— Старший оперуполномоченный МУРа капитан милиции Громов.
— Ну что ж, капитан, веди переговоры, — сказал генерал и уступил своему подчиненному место у двери.
— Чего ты хочешь, Капоне? — обратился Громов к бандиту.
— Где деньги?
— Уже собирают.
— Что-то долго, твою мать!
— Я же тебе объяснил, почему это нельзя сделать быстро. Потерпи еще немного.
За дверью наступила небольшая пауза, после чего бандит на удивление спокойно произнес:
— Хорошо, потерпим.
По этому ответу Громов понял, что первоначальная агрессия в преступнике заметно спала, и это его обнадежило. Он решил воспользоваться этим моментом.
— Капоне, нельзя мне поговорить с девушкой? — спросил он у бандита.
— О чем? — удивился тот.
— Хочу узнать, как там дети?
— Валяй, разговаривай.
Громов услышал, как бандит обратился к Инге и разрешил ей подойти к двери.
— Инга, ты меня слышишь?
— Да, — ответила девушка.
— Как вы там?
— Держимся, Кирилл.
— Как девочки?
— Не очень. Но плакать перестали. Я постараюсь сделать все, что смогу.
— Мы тоже постараемся, — обнадежил девушку Громов. — Потерпите еще немного.
Отойдя от двери, он подошел к членам оперативно созданного штаба и доложил о разговоре. Выслушав его, генерал сказал:
— То, что он успокоился, играет нам на руку. Если никого из заложников он до сих пор не тронул, значит, и впредь можно рассчитывать на его благоразумие. Однако надо выработать план по нейтрализации преступников. Какие будут мнения?
Генерал обвел присутствующих взглядом, ожидая от них предложений. Слово взял представитель РУОПа:
— Я изучил возможный путь, по которому преступники могут пройти к автобусу, и думаю, что устраивать на них засаду в стенах школы рискованно. Лучше попытаться достать их с помощью снайперов на улице, когда они будут садиться в автобус.
— С какого места вы хотите их достать? — спросил генерал.
— Напротив школы стоит полуразрушенное здание, из которого хорошо просматривается пространство перед выходом из школы. Это единственное место, где можно застать их врасплох и хорошо прицелиться.
— Может, не стоит рисковать и дать им возможность сесть в автобус? — высказал свои сомнения чиновник из мэрии. — Стопроцентной гарантии того, что снайперам удастся поразить обоих преступников, как я понял, нет, а это значит, что мы подвергаем смертельному риску заложников.
— Наивно полагать, что преступники, войдя в автобус, отпустят заложников, — ответил руоповец. — Если это произойдет, мы осложним себе жизнь еще больше. Увидев слежку за собой, они могут среагировать на это самым непредсказуемым способом. В том, что это за люди, мы уже убедились. — И руоповец кивнул на тело убитого бандита, которого в этот момент укладывали на носилки только что прибывшие медики.
В этот момент к совещающимся подошел Зотов и, обращаясь к генералу, сообщил новые данные о главаре преступников, скрывающемся под кличкой Капоне:
— Настоящее его имя — Дегтярь Андрей Олегович. Он уроженец города Кемерово, бывший спортсмен-биатлонист. Судим — отсидел срок за незаконное хранение огнестрельного оружия. Год назад в Новокузнецке проходил по делу об убийстве коммерсанта Будского. Однако из-под стражи бежал и был объявлен во всероссийский розыск.
— Серьезный клиент, — с тревогой в голосе отреагировал на это сообщение генерал.
Зотов продолжал:
— На улице собралось настоящее столпотворение, даже телевидение приехало.
Генерал встретил эту новость смачной руганью, после чего обратился к начальнику местного отделения милиции:
— Полковник, разве это не в вашей компетенции? Немедленно навести порядок вокруг здания. Всех зевак разогнать, а детей, которых собирались увезти в лагерь, погрузить в автобусы и отправить к месту назначения.
— Однако один из автобусов просят себе преступники, — напомнил генералу полковник.
— Значит, немедленно достаньте еще один. Не мне вам объяснять, как это делается!
Пока высокие начальники выясняли между собой отношения, Зотов тронул за локоть стоявшего рядом Громова и отозвал в сторонку:
— Я пока не стал говорить генералу — там внизу какая-то братва на двух джипах подъехала. Оказывается, вторая девчонка-заложница — дочь местного авторитета. Он узнал, что ты здесь, и попросил тебя спуститься.
— Он не сказал, как его зовут? — спросил Громов.
— Какой-то Самсон.
— Какой-то?! — удивился Громов. — Да это же сам Самсонов — один из лидеров бауманских. Мы с ним в этой школе когда-то учились, правда в разных классах. Неужели никогда не слышал про него?
— Я же в МУРе человек новый, — спускаясь по лестнице, оправдывался Зотов.
Когда они вышли на улицу, Громов поразился тому, сколько народу скопилось в переулке. Вся его противоположная сторона была буквально запружена людьми, которые оккупировали даже ближайшие деревья. Огромную толпу зевак сдерживали несколько десятков милиционеров из местного отделения, а также несколько спецназовцев из РУОПа. Глядя на эту толпу зевак, Громов сделал для себя невеселый вывод о том, что любая попытка разогнать этих людей по домам — дело практически безнадежное.
Самсона и его братву тормознули метрах в тридцати от школы — недалеко от здания посольства Республики Эквадор. Однако, прежде чем муровцы дошли до них, им пришлось сделать небольшую остановку. Громов услышал, как его окликнули из толпы, обернулся и увидел машущего руками Кадилина.
— Ты как там оказался? — подойдя к футболисту, спросил Громов.
— Вышел свою бывшую жену успокоить, а назад вернуться не могу — не пускают, — ответил Кадилин.
— А нужно ли тебе возвращаться обратно, футболист? Мы и без тебя справимся.
— Ты что несешь, там же дочь моя?! — возмутился Кадилин.
Громов в течение нескольких секунд размышлял, как ему быть, после чего приказал милиционерам пропустить Кадилина сквозь оцепление. Затем они втроем спустились вниз по переулку.
Человек, на встречу с которым шел Громов, никогда не был ему близок. Несмотря на то что они были одногодками, учились в одной школе и даже жили по соседству, общих интересов у них не было. В отличие от Громова, который никогда не имел серьезных нареканий со стороны учителей, Самсонов был на особом счету не только у преподавателей, но и у местной милиции. Единственный сын матери-алкоголички Вадик Самсонов слыл отъявленным хулиганом в районе и по количеству приводов в милицию мог дать фору любому столичному урке. В итоге в шестнадцать лет он уже угодил в специнтернат, а в восемнадцатилетнем возрасте, вместо того чтобы, как все его сверстники, уйти в армию, загремел в тюрьму на пять лет за вооруженный разбой. С тех пор его жизнь и судьба тесно переплелись с уголовным миром, в котором Самсонову в конце концов удалось достичь больших высот. Правда, в последние несколько лет он ушел из чистого криминала в легальный бизнес — открыл собственное дело и вполне комфортно чувствовал себя в роли удачливого коммерсанта.
В последний раз Громов виделся со своим однокашником лет пять назад. Их случайная встреча произошла на Тверской и длилась всего лишь пару-тройку минут. Обменявшись несколькими стандартными фразами о здоровье и житье-бытье, земляки тут же разбежались в разные стороны. С тех пор, как отметил про себя Громов, его однокашник практически не изменился — все та же крепко сбитая фигура, золотая цепь на шее, короткая шевелюра, несколько телохранителей по бокам. Даже сигареты, которые курил теперь Самсон, были те же, что и во время их последней встречи — «Винстон».
Увидев Громова, Самсонов первым шагнул навстречу и протянул для приветствия руку. Затем спросил:
— Что с моей дочерью, Громов?
— Не волнуйся, она жива. Мы делаем все, чтобы уговорить этих ублюдков отпустить детей.
— Пропусти меня к ним, я сам с ними поговорю.
— Не могу, Самсон. Во-первых, потому что сюда уже понаехала тьма-тьмущая всякого начальства. А во-вторых, не думаю, что у тебя что-нибудь получится. Это отморозки, для которых никаких авторитетов не существует. Они три дня назад самого Мудреца грохнули.
Судя по тому, как поперхнулся дымом Самсонов, последняя новость его ошеломила.
— Чего они хотят? — спросил он после некоторой паузы.
— Полтора лимона баксов.
— Так дайте им — пусть подавятся!
— Откуда же у бедной московской милиции такие деньги? Мы отправили людей в банк, однако они медленно шевелятся. Сам понимаешь — банкирам нужны гарантии.
— Плевать на банкиров, я сам достану эти гребаные бабки! — сказал Самсонов.
Он подошел к одному из своих качков и сказал ему несколько фраз. Качок в ответ согласно кивнул головой, вскочил в джип и укатил в сторону Денисовского переулка. Самсонов тем временем вернулся к Громову.
— Минут через десять эти полтора лимона будут здесь. Что еще надо? Может быть, дать тебе моих людей?
— Не надо, Самсон. Ты же видишь, здесь до хреновой тучи спецназовцев. А за деньги спасибо. — И Громов в знак благодарности пожал руку своему однокашнику.
Оставив Зотова дожидаться обещанных денег, Громов и Кадилин вернулись в школу. И как оказалось, очень вовремя. Капоне вновь стал отпускать угрозы в адрес заложников и требовать деньги.
— Через двадцать минут деньги будут у тебя, — сообщил ему Громов.
Стоявший рядом генерал, услышав это, удивился:
— Откуда у вас такая информация? По моим данным, деньги будут не раньше чем через час.
— Эти деньги нам даст один знакомый мне коммерсант, — ответил Громов.
Капоне, услышав об очередной затяжке с выплатой выкупа, потерял терпение и заорал:
— Слушай, мент, ты меня уже достал своими байками! Я тебе обещал, что грохну девку, так что не обижайся.
В следующую секунду за дверью раздалось какое-то непонятное движение, после чего тишину пронзил оглушительный визг. Судя по голосам, это кричали юные заложницы. Затем возле самой двери Громов вновь услышал голос Капоне:
— Мент, ты здесь? Девка рядом со мной, и сейчас ты услышишь, как я ее грохну.
— Постой, Капоне! — закричал Громов и буквально припал к двери. — Я же сказал тебе, что через двадцать минут деньги будут у тебя. Всего лишь двадцать минут! Даю тебе слово.
— Слово, говоришь? — переспросил бандит. — Мне еще ни один мент слова не давал. Ну, ладно, уговорил: жду двадцать минут — ровно до шести. Но если наврал, не обижайся — смерть этой девки будет на твоей совести.
Добившись очередной отсрочки с выплатой, Громов на этот раз не испытал никакого облегчения. Слишком маленьким было время, которое ему удалось отвоевать у преступника. Шансов на то, что гонец, посланный за деньгами, действительно успеет обернуться за столь короткий промежуток времени, были равны нулю. Громов взглянул на часы — до окончания отпущенного бандитом срока оставалось уже десять минут. «Где же ты, где?» — пульсировала в сознании сыщика одна и та же мысль. Когда стрелки на часах отсчитали еще две минуты, а гонца все не было, Громов не выдержал и сам отправился к нему навстречу. Выбежав из школы, он подбежал к тому месту, где несколько минут назад он разговаривал с Самсоном. Тот по-прежнему стоял возле своего навороченного джипа и курил.
— Где же твой человек с деньгами? — спросил Громов.
— Я только что звонил ему — он уже едет обратно, — ответил авторитет. — А в чем дело?
— Этот ублюдок хочет убить одного из заложников, если деньги не вручат ему немедленно.
— Кого? — подался вперед Самсон.
— Девушку-журналистку.
— Слава Богу! — вырвался из уст авторитета облегченный вздох, который Громову показался кощунственным.
В этот миг один из телохранителей Самсона издал радостный возглас и указал рукой в ту сторону, откуда должен был появиться гонец с деньгами. Все повернули головы в этом направлении и заметили в самом начале переулка долгожданный джип, который на огромной скорости мчался к школе. Буквально через минуту автомобиль затормозил, и качок, сидевший за рулем, передал Громову дорожную сумку, доверху набитую деньгами. До окончания срока ультиматума оставалось две минуты.
Когда Громов бежал по коридору, он уже слышал разъяренные вопли Капоне, который собирался привести смертный приговор в отношении девушки в исполнение. Но сделать это он не успел. Громов застучал кулаками в дверь и закричал:
— Капоне, я принес деньги! Открой дверь и возьми их!
Услышав эту новость, бандит несколько успокоился и спросил:
— Ты меня не обманываешь, мент?
— Нет. В сумке, которая у меня в руках, ровно полтора лимона баксов.
— Ну, что ж, повезло девушке — она пока поживет, — снял камень с души сыщика бандит. — Но ты понимаешь, мент, что жить она и другие заложники будут до тех пор, пока вы хорошо себя ведете?
— Чего ты еще хочешь?
— Автобус на месте? Тогда слушай меня внимательно. Дураком я никогда не был, поэтому ваших снайперов, которые засели в разрушенном доме, засек еще час назад. Поэтому автобус вы подгоните не к воротам, а прямо к дверям школы.
«Хитрый, бестия, — по достоинству оценил выдумку бандита Громов. — Если автобус поставить таким образом, то он полностью закроет снайперам обзор».
— Ни одного человека в школе остаться не должно, — продолжал диктовать свои условия Капоне. — Вы сейчас всей сворой отправитесь в переулок, и не дай бог я засеку хотя бы одну ментовскую рожу в здании. Взорву «лимонкой» и себя и заложников.
«Так вот на что надеялся этот выродок, — догадался наконец Громов. — Граната дает ему хороший шанс держать нас на расстоянии. Чуть что — и все кончено».
— Ты все понял, мент? — подвел итог своим условиям бандит.
— Да, — ответил Громов.
— Тогда действуй. Даю вам две минуты на то, чтобы покинуть здание. Сумку с деньгами оставь возле двери.
Поскольку время для отхода бандитом было отпущено минимальное, все, кто в данную минуту находился в коридоре, спешно направились к выходу.
— Товарищ генерал, может быть, все-таки оставить кого-нибудь из наших в школе? — подал неожиданную мысль кто-то из свиты.
— Нет! — жестко отреагировал генерал. — Вы же слышали, что у него есть граната. Подвергать риску жизнь заложников мы не имеем права. Пусть эти твари уходят ко всем чертям, лишь бы никого не убили. Мы с ними потом разберемся, никуда они не денутся.
Буквально через пять минут все условия бандитов были выполнены: деньги оставлены, все люди выведены за пределы школы, к входной двери подогнан автобус. Теперь оставалось ждать, когда преступники под прикрытием заложников выйдут из здания. Однако они не торопились. Что же они делали в эти минуты?
Едва в коридоре стих шум шагов, Капоне открыл дверь и осторожно выглянул наружу. Сумка с деньгами лежала в полуметре от двери, и бандиту потребовалось небольшое усилие, чтобы достать ее рукой. Занеся сумку в класс, он открыл «молнию» и с удовлетворением отметил, что первая часть его плана удалась — сумка была доверху набита деньгами.
— Е-мое, сколько у нас теперь бабок! — вырвался возглас восхищения у стоявшего рядом компаньона Капоне.
— Заткнись, Змей, дело еще не сделано, — оборвал приятеля главарь. — И не мелькай перед окнами — иначе тебя первый же снайпер уделает.
Закрыв наконец сумку, Капоне приказал заложникам подняться.
— А теперь, Змей, сними с себя ремень и оба пояска с платьев у девчонок, — отдал он команду своему напарнику.
Тот беспрекословно подчинился. Когда все три предмета оказались в руках у главаря, он накрепко связал их друг с другом, сделав тем самым нечто вроде длинной веревки. Затем он приказал двум юным заложницам встать рядом с журналисткой и, когда они безропотно исполнили его приказ, связал всю троицу.
— Теперь не вырветесь, — удовлетворенно изрек главарь.
Приказав Змею взять сумку с деньгами, сам Капоне достал из куртки «лимонку» и, дергая за веревку, вывел заложников в коридор. Вся процессия осторожно двинулась к выходу. Обхватив одной рукой журналистку, Капоне в другой руке зажал гранату, готовый в любой момент выдернуть чеку. Они благополучно миновали весь путь до лестницы и спустились на первый этаж. Теперь им оставалось пройти еще один лестничный пролет и оказаться у парадной двери. И здесь Капоне поступил неожиданным образом. Заставив журналистку раскрыть обе ладони, он осторожно положил в них гранату и сказал:
— Держи ее крепко, красавица. Я снял чеку, так что теперь ваша жизнь зависит от тебя. Будешь хорошо себя вести — все будет тип-топ.
— Что мне делать? — с ужасом глядя на гранату, зажатую у себя в руках, спросила Инга.
— Ровно через пять минут начнешь спускаться вниз. Предупреждаю — ровно через пять минут. Выйдя на улицу, замри у выхода и стой. Понятно?
Девушка согласно кивнула головой.
— Вот и умница, — удовлетворенно произнес Капоне и вместе с напарником покинул заложников.
Пробежав несколько метров, они свернули в боковой коридор, окна которого выходили во внутренний двор школы. Здесь Капоне открыл ближайшее окно и первым спрыгнул на землю.
Между тем Инга продолжала с ужасом глядеть на свои руки, в которых притаилась смерть. Девчонки, тесно прижавшись к ней с обеих сторон, тоже стояли ни живы ни мертвы, лишь изредка сотрясая воздух легкими всхлипываниями. Из оцепенения их вывел внезапный шум, который раздался у них за спиной, — это бандиты выпрыгивали в окно. После этого Инга не стала больше медлить и вместе с девчонками стала осторожно спускаться по лестнице.
В отличие от большинства своих коллег, которые заняли место на противоположной стороне переулка, Громов с Дробышем отошли на правую сторону школьного двора, откуда был хорошо виден пятачок возле парадного входа. С этого места им прекрасно была видна в окно и площадка первого этажа, с которой должны были спуститься вниз бандиты и их заложники. Именно в это окно сыщики и увидели все манипуляции бандита с гранатой, которую он вложил в руки журналистки. Первым сообразил, что происходит, Громов.
— Леша, кажется, он хочет вывести заложников через парадную дверь, а сам слиняет через другой выход.
— Но школа окружена со всех сторон! — возразил коллеге Дробыш.
Однако едва он успел произнести эти слова, как совсем неподалеку от них раздались сразу несколько выстрелов. Громов, прекрасно знавший эти места, сразу определил, откуда стреляли. Выхватив из кобуры свой пистолет, он бросился на шум выстрелов, крикнув на ходу приятелю:
— Леша, он оставил гранату девчонкам! Выручай их!
Прибежав во внутренний двор, Громов сразу определил причину выстрелов. Возле металлического забора-сетки на земле лежали два человека — подельник Капоне и спецназовец, прикрывавший это место. Оба, судя по всему, были мертвы. Понимая, что иного пути бегства, кроме как через забор к Малому Демидовскому переулку, у главаря быть не может, Громов легко перемахнул через сетку и бросился в погоню за бандитом. «Не уйдешь, сука!» — билась в сознании сыщика одна-единственная мысль.
Громову повезло — бандит действительно предпочел не прятаться где-нибудь в подъезде, а побежал в сторону ближайшего переулка. Несмотря на то что был он молод и имел за плечами богатое спортивное прошлое, бежать в полную силу ему мешала увесистая сумка с деньгами. Поэтому миновать переулок незамеченным ему так и не удалось — Громов засек его в тот момент, когда бандит сворачивал на улицу Казакова, причем не вправо, к Курскому вокзалу, а налево, туда, где когда-то провел свое детство преследующий его сыщик. «Ну, все — там ему от меня не скрыться! — с облегчением подумал Громов, прибавляя ходу. — Победить меня на родной улице никому не удастся!»
Когда Громов выбежал из-за поворота на прямую дистанцию, бандит находился всего лишь в полутора десятках метров от него. Улица в эти вечерние часы была совершенно пуста, что предопределило дальнейшие действия сыщика. «Хватит играть в догонялки», — разумно решил Громов и остановился. В следующее мгновение он уже опустился на одно колено и попытался взять бандита на мушку своего «Макарова». Однако хорошо прицелиться с первого раза ему не удалось. Мешало сбитое во время бега дыхание. А преступник тем временем убегал все дальше. Понимая, что времени у него в обрез, Громов сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, после чего на несколько секунд задержал дыхание и вновь прицелился. В сознании тут же всплыла сцена из знаменитого боевика Никиты Михалкова и пронзительный вопль героя в исполнении актера Кайдановского: «Убей его, Шилов!» Точно следуя этому призыву, Громов плавно нажал на курок и почти на подсознательном уровне увидел, как дуло пистолета выплюнуло из себя кусочек свинца и тот, стремительно преодолев расстояние между сыщиком и бандитом, вонзился в спину последнего.
Когда, сгибаясь под тяжестью сумки, набитой долларами, Громов вернулся к школе, первое, что он увидел, как счастливый футболист Сергей Кадилин обнимает свою дочь. Тут же неподалеку другой счастливый отец — Самсон — обнимал вторую спасенную заложницу. Муровец не стал им мешать — передав сумку с деньгами тому самому качку, который их привез, Громов продолжил свой путь.
В школьном дворе, куда он вошел через минуту, царило настоящее столпотворение. Возле автобуса сновали спецназовцы, а генерал из главка бодро докладывал телевизионщикам об успешном завершении операции. Скользнув по Громову равнодушным взглядом, генерал как ни в чем не бывало продолжал живописать о том, как под его мудрым руководством удалось обезвредить опасных и жестоких террористов.
Неподалеку от того места, где генерал давал интервью, Громов увидел человека, которого, собственно, и искал. На каменном бордюре сидела Инга. Глядя на снующих мимо нее людей, она плакала. Слезы вперемешку с тушью катились по ее щекам и беззвучно падали на асфальт. Присев на корточки рядом с ней, Громов спросил:
— Все в порядке?
Девушка кивнула головой. Затем легким движением руки она смахнула со щеки слезу и внезапно спросила:
— Громов, у вас есть носовой платок?
— Конечно, — ответил тот и полез во внутренний карман своего пиджака.
А затем произошло неожиданное. Когда он доставал платок, из кармана внезапно упали на асфальт… два презерватива в яркой упаковке, которые еще вчера принадлежали Дробышу. В течение нескольких секунд девушка с недоумением глядела на них, а затем внезапно начала смеяться. Да так заразительно, что Громов, в первые мгновения не знавший, куда себя деть от стыда, стал смеяться следом за ней. С каждой секундой их смех становился все громче и громче, пока наконец не вырвался со школьного двора в переулок, а оттуда разнесся по окрестностям и унесся ввысь под облака.
Под веселую песню Филиппа Киркорова, который во все горло надрывался в телевизоре, Громов занимался не самым любимым делом — старательно гладил вещи, которые ему предстояло взять с собой в отпуск. Тщательно прогладив очередную рубашку, Громов аккуратно сложил ее вчетверо и уложил в чемодан. Затем под раскаленный утюг легли легкие шорты с витиеватым узором, которые отпускник купил два дня назад в универмаге «Московский» специально по случаю своего отбытия на юга. «Надеюсь, эти фривольные шортики произведут приятное впечатление на Ингу», — с удовлетворением подумал Громов, проводя по ним утюгом. Эта мысль пришла ему в голову не случайно — дело в том, что журналистка на удивление легко приняла приглашение сыщика провести вместе с ним две недели на побережье Черного моря и в эти утренние часы у себя дома тоже готовилась к отъезду.
Отправив шорты туда же, куда и рубашку, — в чемодан, Громов наконец выключил утюг и отправился на кухню ставить чайник. Внезапное сообщение, зачитанное диктором с телевизионного экрана, заставило его чуть ли не бегом вернуться из коридора обратно в комнату. Скорбным голосом диктор вещал:
— Сегодня утром на своей даче в пригороде города Петушки во Владимирской области была убита директор футбольного клуба «Спартак» Лариса Нечаева. Убийство произошло в тот момент, когда Нечаева вместе со своим братом и близкой подругой отдыхали в поселке Таратино. Двое неизвестных молодых людей, вооруженных пистолетами, проникли на дачу Нечаевой и хладнокровно расстреляли двух беззащитных женщин. На звуки выстрелов к месту происшествия бросился брат Нечаевой, который в момент убийства находился в бане, однако преступники ранили его выстрелом в грудь и спешно скрылись. Раненый нашел в себе силы доползти до соседей и вызвать по телефону милицию. Однако оперативно-следственная группа из Петушков прибыла в дачный поселок спустя два часа после трагедии. Время было упущено, и преступникам удалось беспрепятственно покинуть пределы области. Для раскрытия этого дерзкого убийства в УВД Петушков создан штаб, в который вошли лучшие сыщики Владимирской и Московской областей. Кроме того, активную поддержку в розыске киллеров оказывает ГУВД столицы, сотрудники которого проводят проверку деятельности Ларисы Нечаевой на посту генерального директора футбольного клуба «Спартак».
После этого трагического сообщения на экране на несколько секунд появилась фотография погибшей. Глядя на снимок молодой красивой женщины, Громов невольно поймал себя на мысли, что внешне она очень похожа на Ингу.
Это сообщение внесло смятение в душу Громова. Интуиция сыщика внезапно подсказала ему, что так давно ожидаемый им отпуск, судя по всему, накрылся медным тазом. И хотя преступление было совершено не в столице и подпадало под юрисдикцию областных сыщиков, Громов ни капли не сомневался в том, что высокое столичное начальство вынуждено будет впрячь в это дело и своих сыскарей.
«И все же, может, обойдутся без меня? — мысленно успокаивал себя Громов. — Хватит с меня спартаковских заморочек в деле Кадилина». Однако в тот момент, когда он об этом подумал, в коридоре надрывно зазвонил телефон…