Эта женщина не имела ничего общего с тем образом, который нарисовало мое воображение. Передо мной стояла белозубая латиноамериканка со сверкающими глазами, длинными черными волосами, падающими тяжелыми прядями на шею и окутывающими кудрявыми завитками ее плечо, с гладкой кожей цвета сливок, полученных от ухоженных коров, с высокой красивой грудью, тонкой талией, пышными бедрами — да, это было само совершенство.
— Ох ты, — повторил я. — Вы не можете быть Лолитой Лопес, тогда кто же вы?
— Я действительно Лолита Лопес.
— Нет!
— И все-таки это я, дорогой папаша. Может, зайдете или в дверях будете торчать?
Нет, она, безусловно, принадлежала к преступному миру. По крайней мере, выражение глаз выдавало ее с головой, и эти грешные губы принадлежали отнюдь не невинному существу. Я уставился в потолок. Она была великолепна, ничего не скажешь, но ведь я практически обручен с Дорис Миллер. Во всяком случае, нас связывали прочные узы. Да, она мне нравилась. Черт возьми, я же работал на нее! Ведь все, что я делал, делалось только ради Дорис Миллер, это мой долг по отношению к ней.
Я перевел взгляд на Лолиту.
На ней были облегающие брюки небесно-голубого цвета, ногти босых ног покрывал ярко-красный лак, под белой блузкой, надетой прямо на голое тело, обрисовывались соблазнительные формы, и вообще при взгляде на нее становилось понятно, почему девушки, играющие в волейбол в лагере нудистов, не должны носить корсетов. А следуя их примеру, и все остальные девушки. Хотя она стояла передо мной неподвижно, от нее так и несло жаром, на таком пламени вполне можно было поджарить картошку, а если бы она забегала по комнате, то почти наверняка спалила бы все заведение.
Она рассматривала меня с не меньшим вниманием. Я провожу много времени на солнце, и на фоне загорелого лица мои белые волосы и необычные брови сразу бросаются в глаза. К этому следует добавить нос с горбинкой и надорванное ухо, да еще следы, оставшиеся после моего столкновения с «бьюиком», когда я пересчитал все медные заклепки и закончил правым крылом украденной машины. Так что, сами понимаете, если меня впервые видит такая красотка, невозможно предугадать, какова будет ее реакция.
Эта улыбнулась.
— Что ж, — сказала она мягким хрипловатым голосом, — так и будете стоять?
— Я же не просто так стою здесь, я... мне есть над чем подумать. Я-то считал... Вот это да, так вы и есть Лолита Лопес?
— Я-то Лолита. А вы кто такой, дорогой папаша?
— А меня зовут Шелл Скотт.
Она склонила к плечу головку и сквозь черные ресницы длиной в несколько дюймов внимательно оглядела меня с головы до ног. Во всяком случае, ресницы были очень длинные.
— Так в чем дело? Собираете деньги по подписке или еще что-нибудь?
— По подписке? — Я покачал головой. — Извините, обычно я не выгляжу таким растяпой... Понимаете, я рассчитывал... гм... огорошить вас, но вы отплатили мне той же монетой, и, клянусь, вам это удалось. Видите ли... я не думал, что вы такая; это не укладывается в привычные рамки, все равно как лысый парик или слон, забывший все обиды, или... Так вот, я просто не ожидал увидеть такую юную особу... — Я совсем запутался и, переведя дыхание, начал в другой тональности: — Мисс Лопес, я частный детектив и явился сюда, чтобы допросить вас... ох, черт. Ничего не получается. Я уйду и возвращусь минут через пять, хорошо?
— Незачем вам уходить, — возразила она. — Зайдите в номер, мистер Скотт.
— Шелл. Мы вполне можем перейти на «ты».
— Договорились, Шелл. — Она улыбнулась. — Не знаю только, о чем пойдет речь. Не имею ни малейшего представления. Но все равно интересно, правда? Как по-твоему?
— Похоже, так оно и есть.
— Так ты зайдешь?
Как ни странно, но я все еще стоял в коридоре.
— Конечно, конечно, — сказал я, — зайду, и пусть все идет своим чередом.
— Потрясающе. — Она улыбнулась, блеснув белизной зубов. — По-моему, мы могли бы отлично сыграться, как ты думаешь? У нас получилось бы. Держу пари, Скотт.
— Пари принято. Уже слышу удары бонго.
— Мы могли бы играть и классику, — возразила она, сверкнув черными глазами.
— А ты любишь классику?
— Конечно, я без ума от джаза. Может, хочешь выпить?
— Еще как! Бурбон найдется?
— Конечно. У меня практически есть все.
— Леди, практически это не имеет значения. Ну и ну, скажи, ты действительно Лолита Лопес?
Она рассмеялась и вышла из комнаты. Наверное, чтобы приготовить коктейли. А у меня появилась возможность обдумать сложившуюся ситуацию. Однако мне так и не удавалось привести в порядок свои мысли. Но одна мысль все же наконец появилась в моей башке: таких глупых вопросов я никогда не задавал. Если только все происходящее похоже на допрос. Так вот, я попал в какое-то электромагнитное поле и оказался хорошим проводником, мои контуры вибрировали, как тетива луков на спортивном соревновании.
«Надо немедленно прекратить всю эту ерунду, — строго приказал я себе. И тут же задал вопрос: — Ерунду? Но эта девушка, эта Лолита, принадлежит враждебному лагерю, мне предстоит сразиться с ней, победить ее, одержать над ней верх, выиграть сражение, заставить ее рассказать все, заставить признаться, провести прием и положить на обе лопатки. — Нет, я опять все перепутал. — Не забывай: она — твой враг! Тебе предстоит бороться с ней, одержать над ней верх, одолеть ее...»
Слава богу, в этот момент вернулась Лолита.
Она принесла два высоких стакана и один протянула мне. Я залпом опрокинул половину содержимого в рот и завопил:
— Ох! Что за чертовщина? Это же чистое виски, в нем нет ни капли воды.
— А ты и не просил разбавлять водой, — возразила Лолита. — Ты спросил, есть ли у меня бурбон. Я и принесла тебе бурбон.
— Значит, это бурбон, — сказал я. — Тогда не знаю, какого черта я пил его столько лет. Я хочу сказать, что всегда разбавляю его водой. Черт возьми, я весь горю.
— Сними пиджак.
— Я хочу сказать, что бурбон обжег меня. Пройдет. И не надо мне снимать пиджак. Точно знаю. Может, следует принять какие-то таблетки или что-то еще, но...
— Садись сюда, Шелл. Поближе ко мне. — Она расположилась на длинном мягком диване, подложив под спину подушку.
— Нет, не надо. Меня на этот крючок не поймаешь, — сказан я. И добавил: — Так мне кажется. — Ловушка казалась очень заманчивой.
Я уселся на диван, сохраняя между собой и Лолитой расстояние не меньше ярда, а потом попросил ее добавить в мой бурбон воды. Она снова удалилась, забрав мой стакан, а я изо всех сил старался не смотреть на ее белые ноги, легко ступающие по ковру. Когда она вернулась с полным до краев стаканом, я снова почувствовал себя не в своей тарелке.
— Значит, ты сыщик? — спросила она, отпивая мелкими глоточками из своего стакана. — Ты ведь так сказал?
— Верно. Частный детектив.
— Так ты поэтому пришел ко мне? Из-за того, что детектив?
— Опять верно. — Я выплеснул на нее сразу всю информацию, чтобы проследить за ее реакцией. — Речь идет о Фрэнке Квине. Убийство Кейси Флегга. Росс Миллер. И ты, и Честер Вайс.
— Вот что, — протянула она.
Восприняла она все это довольно спокойно. Только маленькая морщинка залегла между бровями.
— Ты, наверное, знаешь, что Честер мертв?
На этот раз ее реакция была более заметной; я еще не закончил фразы, как она пробормотала:
— Вот как? Это плохо, он казался очень... — Хлоп! Она замолчала. Слегка наклонив к плечу голову, приоткрыв рот и приподняв темную бровь. И застыла в такой позе. На одну-две секунды. Ненадолго. Но вполне достаточно. Затем закончила начатое предложение, как будто никакой заминки и не было: — Милым человечком. — И, помедлив, спросила: — Что... Как он умер?
— По-моему, его убили.
— Убили? Его действительно убили?
Я слегка изменил формулировку:
— Так я думаю. Полиция утверждает, что это естественная смерть. Сердечный приступ.
Я застыл в ожидании, но она не произнесла ни слова. Тогда я продолжил, стараясь говорить как можно более доброжелательно:
— Меня нанял человек, убежденный в невиновности Миллера. И вот я пытаюсь войти в контакт с теми, кто давал на суде свидетельские показания, стараюсь раскопать что-нибудь, любую мелочь, чтобы помочь Миллеру. Хотя бы отсрочить день его казни. — Я замолчал, чтобы дать ей время осмыслить мои слова. — Его казнят в среду утром.
Она облизнула губы, но не произнесла ни слова. Я продолжал небрежно:
— В калифорнийском уголовном кодексе все изложено предельно просто: «Приговор о смертной казни приводится в исполнение с помощью смертельного газа». Звучит так невинно, не правда ли? «С помощью смертельного газа». Это не так жестоко, как «отрубить человеку голову», например, или «привязав к столбу, сжечь на костре». На самом деле это очень жестокая казнь. Послушай меня.
Я закурил сигарету, выпустив сквозь сжатые губы серый клубок дыма:
— Газ — цианид, и я видел людей, умерших от отравления цианидом. Их кожа приобретает специфический голубоватый оттенок. Для обозначения этого оттенка есть даже особое слово: «цианозный»...
— Хватит... то есть мне непонятно, зачем вы рассказываете мне об этом, мистер Скотт?
— Шелл, как договорились? — спросил я с улыбкой.
— Да. Я хотела сказать, Шелл. — Но в ее голосе уже не осталось и следов былой расположенности ко мне. Ни грамма.
— Мне казалось, ты должна реально представить себе все это, Лолита. Миллер в тюрьме, он попал туда отчасти из-за твоих показаний. А свидетелям не рассказывают на суде, как именно умрет осужденный. Только формулировка «Как предписывает закон» или что-нибудь столь же невинное. И выглядит это так, будто человека просто усыпят, точно так же, как убивают котят.
И тут она в первый раз побледнела. Побледнела как смерть. Закрыла глаза и сжала губы.
— А от членов суда присяжных, — продолжал я, — к несчастью, не требуют, чтобы они встали и честно, во весь голос заявили в открытом судебном заседании: «Мы собираемся убить этого человека». Они произносят только: «Мы считаем, что обвиняемый виновен», — и все дела. Конечно, одних котят следует убивать, а других нет. И если существует хотя бы малейшее сомнение в виновности Росса Миллера...
— Прошу тебя, Шелл. Не надо всего этого. — Она смотрела прямо на меня, ее черные глаза казались еще темнее и больше на фоне побледневшего лица. — Если ты хочешь меня о чем-то спросить, спрашивай. Ладно?
— Ладно. Так вот, мисс Лопес, на суде вы дали показания...
Она была смелой. Улыбаясь и глядя мне в глаза, она возразила:
— Лолита.
— Конечно, — усмехнулся я. — Лолита. Ты дала показания, что Фрэнк Квин находился здесь, у тебя, в то самое время, когда убили Флегга.
— Все верно. Он был здесь. — Она помолчала. — На судебном разбирательстве я действительно сказала все, что знаю. Мне нечего добавить. Я ничего не знаю о том, что случилось в ту ночь, кто застрелил мистера Флегга и почему.
— Угу. Так вот, Честер Вайс засвидетельствовал, что он поднялся вместе с Миллером наверх, в апартаменты Флегга, и что больше никто туда не поднимался. Но незадолго до того, как его уби... как он умер, Вайс признался, что дал на суде ложные показания. Он заявил, что поднял наверх, в эти апартаменты, Фрэнка Квина, причем именно в то время, когда убили Флегга. Если Квин находился наверху, он физически не мог одновременно быть у тебя, верно?
— Нет. Значит, его не было в этих апартаментах. Я уже сказала тебе, что мистер Квин находился здесь.
Мы молчали, наверное, с полминуты. Я взбалтывал бурбон, разбавленный водой, Лолита потягивала свой напиток. Потом я заговорил:
— Так ты хочешь оставить все как есть? Тебе нечего добавить?
Она покачала головой. Черные густые волосы упали на плечо. Я взял с подноса свои сигареты и поднялся:
— Что ж, спасибо. Наверное, это все. На данный момент.
Она проводила меня до двери, открыла ее и бесшумно закрыла за мной, а я направился по коридору к выходу.
Я живу в многоквартирном доме с гостиничным обслуживанием на Норт-Россмор в Голливуде, свою трехкомнатную квартиру с ванной я называю домом. Я поднялся на второй этаж и осторожно вошел в квартиру. Парни с бомбами и автоматами меня не ждали, поэтому я плеснул в стакан виски, разбавил его содовой, а потом покормил рыб.
В моей прихожей, напротив левой стены, два аквариума с рыбками, один небольшой аквариум для гуппи, а другой аквариум на двадцать галлонов — для всех остальных. Я допил свой коктейль, рассматривая молли, красных меченосцев, похожих на акул линеатусов, великолепных, синих, как васильки, петушков, и на некоторое время забыл обо всем, засмотревшись на этот такой небольшой по размерам, но такой чистый мир.
Потом пожелал доброй ночи Амелии, кричаще непристойной, обнаженной сладострастнице, размером в квадратный ярд, которая висит на стене моей гостиной; Амелии, которая кажется, а может, и является олицетворением тайного порока. Затем, приняв душ, выключил свет и лег спать.
И тут же заснул как убитый.
На следующее утро, в воскресенье, я обошел все забегаловки на Мейн и Спринг, в Бойл-Хайтсе, подальше от Сентрал-авеню. Я разговаривал с людьми в барах и парикмахерских, дешевых отелях, многоквартирных домах, расспрашивал даже бизнесменов, адвокатов, других частных детективов. И непрерывно оглядывался, чтобы проверить, не целится ли кто-нибудь из пушки в мою никудышную голову. Я расспрашивал о Квине, Флегге, Вайсе, даже о Хеймане и Лолите Лопес. И все впустую.
Получил я кое-какие сведения о Россе Миллере, и чем больше узнавал о нем, тем крепче становилась моя уверенность в том, что он не виновен. Миллер был выпускником адвокатского колледжа, имел сестру двадцати двух лет, Дорис Миллер, с которой я познакомился, и невесту тридцати одного года, Джейн Френч, которую я не знал. Все мои попытки разыскать невесту кончились неудачей, и я позвонил Дорис. Она сказала мне, что Джейн Френч вернулась домой, в Канзас-Сити; ведь ничего похожего на свадьбу ее не ожидало.
Видимо, так оно и было. К двум часам пополудни, после нескольких часов бесплодной беготни, поисков, расспросов, я не продвинулся ни на шаг. Потом судьба сжалилась надо мной. Я разыскивал Пинки, бывшего полицейского, человека средних лет, который в прошлом продавал мне полезную информацию. Я знал, что Пинки очень дружен с парнем по имени Шедоу, гангстером из команды Фрэнка Квина. У меня теплилась надежда, что, может, Пинки знает о Квине что-нибудь полезное для меня. Он отыскался в пивной «У Джерри», на Фигуэро.
«У Джерри» одно из тех местечек, где пьянчужки спускают свое пособие по безработице, — полутемный, замызганный дешевый ресторанчик, пропитанный запахом плохо переваренной пищи. Затертый линолеум покрывал стойку бара и столешницы, а на полу виднелись следы то ли старых древесных опилок, то ли термитов, развивших здесь бурную деятельность. Пинки в полном одиночестве сидел за столом, перед ним стоял пустой стакан.
— Привет, Пинки, — сказал я, подходя к нему.
Он поднял голову и попытался сконцентрировать взгляд на моей особе. Потом улыбнулся. На месте одного из передних зубов чернела дырка.
— Скотт, — обрадовался он. — Какая удача. А я-то думал, кто же купит мне следующий стаканчик.
Я сел за столик, подозвал бармена и заказал пиво для себя, а для Пинки — порцию ржаного виски. Он не изменился за те два-три месяца, что мы не встречались. Худой, небритый, со сморщенными мешками под глазами. Я ввел его в курс дела, сказал, что представляю интересы Росса Миллера и надеюсь так или иначе, предпочтительнее на убийстве К.С. Флегга, подловить Квина, поэтому мне нужны любые сведения о связи Квина с Флеггом.
— Пока что я не узнал ничего толкового, кроме того, что они были знакомы, — закончил я.
— Тут-то и зарыта собака, Скотт. — Пинки потягивал виски, как вино, сложив губы трубочкой. — Вообще-то ничего конкретного не известно — да это и понятно, — но Кейси был у Квина казначеем.
Я улыбнулся. Казначей — человек, занимающийся выплатами, посредник, который передает деньги — взятки, незаконные доходы, подкупы, выручку от преступлений — от одного человека или группы лиц другим.
— Кто получал эти вознаграждения? — спросил я Пинки.
— Насколько мне известно, какие-то важные шишки — честные граждане. — Он помолчал. — Я назову тебе пару имен, парочку людей, которым Флегг выплачивал деньги по поручению Квина. Не хочу обдирать тебя — но это будет стоить, Скотт, ящика «Олд Оверхолт».
— Считай, что ты его получил.
— Айра Семмелвейн и Джон Портер. Выплаты по поручению Квина Кейси проводил раз в месяц. Может, нахлебников было гораздо больше, но я знаю только этих.
Пинки залпом допил свое виски, уже не растягивая удовольствия, поскольку впереди маячил целый ящик.
— Выдам тебе кое-что бесплатно, — сказал он. — Говорят, что, после того как Кейси не стало, Квин все выплаты производит сам. Мне сказали, что приблизительно раз в месяц он устраивает встречи со своими подопечными, но, может, это только слухи.
— А ты не знаешь, за что он платит?
— Понятия не имею. У меня все, Скотт.
Пинки честно заработал свой ящик виски, но у меня еще оставались вопросы. Я подбросил ему несколько имен, но не получил никакой информации. Потом я сказал:
— Человек по фамилии Хейман показал на суде, что продал Миллеру пистолет, из которого был убит Флегг.
Пинки ухмыльнулся, засунув кончик языка в дырку, где когда-то был зуб.
— Не знаю, где ты собираешься искать его, но уверен, что не найдешь.
— Звучит слишком уж безнадежно, — заметил я.
— Так оно и есть. Тебе знаком наемный убийца по кличке Папаша?
— Папаша Райен?
— Он самый. Так вот, несколько месяцев назад Папаша взял на себя заботы о Хеймане. Теперь тебе понятно, почему никто не видел Хеймана вот уже несколько месяцев.
Я выругался. Не видать мне теперь Хеймана. Потому что я очень хорошо знал, кто такой Папаша Райен. Невысокого роста, плотного телосложения горилла с рябой мордой и мускулами, напоминающими тросы, которыми корабли привязывают к докам. Он обладал чудовищной силой, но был слаб на голову и любил разыгрывать разные шутки: залить человеку ноги быстро застывающим цементом, а потом отправить его в дальнее плавание. «Гони к берегу», — весело говорил он, сталкивая с лодки свою жертву.
К счастью, Папаша был связан неразрывными узами, наподобие сиамских близнецов, с еще одним неблагородным героем по кличке Шедоу[3] — его прозвали так из-за худобы, он был таким тощим, что, по уверениям мальчишек, не отбрасывал тени до пяти часов пополудни, — этот самый Шедоу и был дружком моего информанта Пинки. Оба они, Шедоу и Папаша Райен, работали на Фрэнка Квина, так что я понимал, каким образом к Пинки попала информация, которую мне не удалось добыть у других.
— Запомни мои слова, — продолжал Пинки. — Папаша неуязвим, потому что никогда не оставляет следов. Скорее всего, Хеймана залили цементом и спустили в море где-то между нашим городом и Каталиной. Ты, конечно, забудь, что это я рассказал тебе его историю.
— Само собой. Ты уверен, Пинки? Это очень важно.
— Черт возьми, я не видел этого своими глазами. Но мне сказали, что Папаша уладил это дело. Вот все, что мне известно, Скотт.
— Уладил по поручению Квина?
— Чего не знаю, того не знаю. Об этом речи не было. Ходили такие слухи, сам знаешь, ребята любят посплетничать про старые подвиги, поделиться забавными историями.
Я имел представление об этих забавных историях. К примеру, как забавно выглядели пузыри, поднимавшиеся со дна сквозь зеленую толщу воды. И как быстро они исчезали.
Пинки рассказал мне все, что знал. Когда я выходил на улицу, ярко освещенную полуденным солнцем, Пинки подзывал бармена.
В половине шестого того же дня я сидел в своей конторе, запивая сандвичи молоком и названивая по телефону. Кроме информации, полученной от Пинки, остальной день прошел впустую. Я немного знал о тех двух согражданах, имена которых назвал мне Пинки. Джон Портер был мелким городским чиновником, Аира Семмелвейн — президентом страховой компании «Голден кост» и владельцем двух административных зданий на Хоуп-стрит. У обоих была безупречная репутация.
Если бы я охотился только за Квином, полученная информация показалась бы мне более чем удовлетворительной. Она давала материал для дальнейших поисков. Но суббота уже заканчивалась, а в среду утром Россу Миллеру предстоит дышать цианидом. Я собрал кучу всякой информации, но пока мне не удалось раздобыть ничего стоящего, чтобы отсрочить исполнение приговора, — все это догадки, сплетни, предположения и схемы; по этому делу я не раздобыл ни одного доказательства, которое суд принял бы во внимание. И я пришел к неутешительному выводу, что только чудо поможет мне добиться оправдания Росса, если учесть, как мало времени осталось до казни.
И в половине шестого чудо произошло.
Зазвонил телефон, схватив трубку, я произнес: «Алло». И услышал женский голос:
— Это Шелл Скотт?
— Да.
— Вы один?
— Я один, если это так важно для вас, можете говорить.
— Мне известно, что вы занимаетесь убийством Кейси Флегга. И судебным процессом по этому делу. Вам хотелось бы засадить в тюрьму Фрэнка Квина, верно?
Я выпрямился в своем вращающемся кресле, сжав в руке телефонную трубку:
— Верно.
— Тогда мы союзники. Потому что я хочу того же. Это дело рук Фрэнка, вы правы.
— Кто вы? — Голос казался мне слегка знакомым, но я не мог сообразить, кому он принадлежит. — Лолита?
— Нет, это не Лолита. Это миссис Фрэнк Квин.