Убить пересмешника - английский и русский параллельные тексты - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Харпер Ли (Начало книги) #1

Харпер Ли. Убить пересмешника

Harper Lee	Харпер Ли
To Kill a Mockingbird	Убить пересмешника
Lawyers, I suppose, were children once.	Юристы, наверно, тоже когда-то были детьми.
Charles Lamb	Чарлз Лэм
PART ONE	ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1	1
When he was nearly thirteen, my brother Jem got his arm badly broken at the elbow.	Незадолго до того, как моему брату Джиму исполнилось тринадцать, у него была сломана рука.
When it healed, and Jem's fears of never being able to play football were assuaged, he was seldom self-conscious about his injury.	Когда рука зажила и Джим перестал бояться, что не сможет играть в футбол, он её почти не стеснялся.
His left arm was somewhat shorter than his right; when he stood or walked, the back of his hand was at right angles to his body, his thumb parallel to his thigh.	Левая рука стала немного короче правой; когда Джим стоял или ходил, ладонь была повёрнута к боку ребром.
He couldn't have cared less, so long as he could pass and punt.	Но ему это было всё равно - лишь бы не мешало бегать и гонять мяч.
When enough years had gone by to enable us to look back on them, we sometimes discussed the events leading to his accident.	Через несколько лет, когда всё это было уже дело прошлое, мы иной раз спорили о событиях, которые к этому привели.
I maintain that the Ewells started it all, but Jem, who was four years my senior, said it started long before that.	Я говорила: всё пошло от Юэлов, но Джим - а он на четыре года старше меня - уверял, что всё началось гораздо раньше.
He said it began the summer Dill came to us, when Dill first gave us the idea of making Boo Radley come out.	Началось с того лета, когда к нам приехал Дилл, сказал он - Дилл первый придумал выманить из дому Страшилу Рэдли.
I said if he wanted to take a broad view of the thing, it really began with Andrew Jackson.	Я сказала, если добираться до корня, так всё пошло от Эндрю Джексона.
If General Jackson hadn't run the Creeks up the creek, Simon Finch would never have paddled up the Alabama, and where would we be if he hadn't?	Если б генерал Джексон не прогнал индейцев племени Ручья вверх по ручью, Саймон Финч не приплыл бы на своей лодке вверх по Алабаме - и что бы тогда с нами было?
We were far too old to settle an argument with a fist-fight, so we consulted Atticus.	Людям взрослым уже не пристало решать спор кулаками, и Мы пошли и спросили Аттикуса.
Our father said we were both right.	Отец сказал, что мы оба правы.
Being Southerners, it was a source of shame to some members of the family that we had no recorded ancestors on either side of the Battle of Hastings.	Мы южане; насколько нам известно, ни один наш предок не сражался при Гастингсе 1, и, признаться, кое-кто в нашей семье этого стыдился.
All we had was Simon Finch, a fur-trapping apothecary from Cornwall whose piety was exceeded only by his stinginess.	Наша родословная начинается всего лишь с Саймона Финна, он был лекарь и завзятый охотник родом из Корнуэлла, ужасно благочестивый, а главное - ужасный скряга.

In England, Simon was irritated by the persecution of those who called themselves Methodists at the hands of their more liberal brethren, and as Simon called himself a Methodist, he worked his way across the Atlantic to Philadelphia, thence to Jamaica, thence to Mobile, and up the Saint Stephens.	Саймону не нравилось, что в Англии людям, которые называли себя методистами, сильно доставалось от их более свободомыслящих братьев; он тоже называл себя методистом, а потому пустился в дальний путь: через Атлантический океан в Филадельфию, оттуда в Ямайку, оттуда в Мобил и дальше в Сент-Стивенс.
Mindful of John Wesley's strictures on the use of many words in buying and selling, Simon made a pile practicing medicine, but in this pursuit he was unhappy lest he be tempted into doing what he knew was not for the glory of God, as the putting on of gold and costly apparel.	Памятуя, как сурово Джон Уэсли осуждал многоглаголание при купле-продаже, Саймон втихомолку нажил состояние на медицине, но при этом опасался, что не сможет устоять перед богопротивными соблазнами - начнёт, к примеру, рядиться в золото и прочую мишуру.
So Simon, having forgotten his teacher's dictum on the possession of human chattels, bought three slaves and with their aid established a homestead on the banks of the Alabama River some forty miles above Saint Stephens.	И вот, позабыв наставление своего учителя о тех, кто владеет людьми как орудиями, он купил трёх рабов и с их помощью построил ферму на берегу Алабамы, миль на сорок выше Сент-Стивенса.
He returned to Saint Stephens only once, to find a wife, and with her established a line that ran high to daughters.	В Сент-Стивенс он вернулся только однажды, нашёл себе там жену, и от них-то пошёл род Финчей, причём рождались всё больше дочери.
Simon lived to an impressive age and died rich.	Саймон дожил до глубокой старости и умер богачом.
It was customary for the men in the family to remain on Simon's homestead, Finch's Landing, and make their living from cotton.	Мужчины в нашей семье обычно так и оставались на ферме Саймона "Пристань Финча" и выращивали хлопок.
The place was self-sufficient: modest in comparison with the empires around it, the Landing nevertheless produced everything required to sustain life except ice, wheat flour, and articles of clothing, supplied by river-boats from Mobile.	Хоть "Пристань" и выглядела скромно среди окружавших её поистине королевских владений, но давала всё, что нужно для независимого существования; только лёд, муку да одежду и обувь привозили пароходом из Мобила.
Simon would have regarded with impotent fury the disturbance between the North and the South, as it left his descendants stripped of everything but their land, yet the tradition of living on the land remained unbroken until well into the twentieth century, when my father, Atticus Finch, went to Montgomery to read law, and his younger brother went to Boston to study medicine.	Распря между Севером и Югом, наверно, привела бы Саймона в бессильную ярость, ведь она отняла у его потомков всё, кроме земли; однако они остались земледельцами, и лишь в двадцатом веке семейная традиция нарушилась: мой отец Аттикус Финч поехал в Монтгомери изучать право, а его младший брат поехал в Бостон изучать медицину.
Their sister Alexandra was the Finch who remained at the Landing: she married a taciturn man who spent most of his time lying in a hammock by the river wondering if his trot-lines were full.	На "Пристани Финча" осталась одна только их сестра Александра; она вышла замуж за тихоню, который целыми днями лежал в гамаке у реки и гадал, не попалась ли уже рыба на его удочки.
When my father was admitted to the bar, he returned to Maycomb and began his practice.	Закончив ученье, мой отец вернулся в Мейкомб и занялся адвокатской практикой.
Maycomb, some twenty miles east of Finch's Landing, was the county seat of Maycomb County.	Мейкомб - это окружной центр милях в двадцати к востоку от "Пристани Финча".

Atticus's office in the courthouse contained little more than a hat rack, a spittoon, a checkerboard and an unsullied Code of Alabama.	В здании суда у Аттикуса была контора, совсем пустая, если не считать вешалки для шляп, плевательницы, шахматной доски да новенького Свода законов штата Алабама.
His first two clients were the last two persons hanged in the Maycomb County jail.	Первые два клиента Аттикуса оказались последними, кого повесили в мейкомбской окружной тюрьме.
Atticus had urged them to accept the state's generosity in allowing them to plead Guilty to second-degree murder and escape with their lives, but they were Haverfords, in Maycomb County a name synonymous with jackass.	Аттикус уговаривал их признать себя виновными в непредумышленном убийстве, тогда великодушный закон сохранит им жизнь; но они были Хейверфорды, а кто же в округе Мейкомб не знает, что все Хейверфорды упрямы как ослы.
The Haverfords had dispatched Maycomb's leading blacksmith in a misunderstanding arising from the alleged wrongful detention of a mare, were imprudent enough to do it in the presence of three witnesses, and insisted that the-son-of-a-bitch-had-it-coming-to-him was a good enough defense for anybody.	У этих двоих вышел спор с лучшим мейкомбским кузнецом из-за кобылы, которая забрела на чужой луг, и они отправили кузнеца на тот свет, да ещё имели неосторожность сделать это при трёх свидетелях, а потом уверяли, что так этому сукину сыну и надо, и воображали, будто это их вполне оправдывает.
They persisted in pleading Not Guilty to first-degree murder, so there was nothing much Atticus could do for his clients except be present at their departure, an occasion that was probably the beginning of my father's profound distaste for the practice of criminal law.	Они твердили, что в убийстве с заранее обдуманным намерением не виновны, и Аттикус ничем не мог им помочь, кроме как присутствовать при казни, после чего, должно быть, он и проникся отвращением к уголовным делам.
During his first five years in Maycomb, Atticus practiced economy more than anything; for several years thereafter he invested his earnings in his brother's education.	За первые пять лет жизни в Мейкомбе Аттикус не столько занимался адвокатской практикой, сколько практиковался в строгой экономии: все свои заработки он вложил в образование младшего брата.
John Hale Finch was ten years younger than my father, and chose to study medicine at a time when cotton was not worth growing; but after getting Uncle Jack started, Atticus derived a reasonable income from the law.	Джон Хейл Финч был на десять лот моложе моего отца и решил учиться на врача как раз в ту пору, когда хлопок так упал в цене, что его и выращивать не стоило; потом Аттикус поставил дядю Джека на ноги и вздохнул свободнее.
He liked Maycomb, he was Maycomb County born and bred; he knew his people, they knew him, and because of Simon Finch's industry, Atticus was related by blood or marriage to nearly every family in the town.	Он любил Мейкомб, он был плоть от плоти округа Мейкомб, знал всех здешних жителей, и они его знали; а благодаря стараниям Саймона Финча Аттикус был если не в кровном родстве, так в свойстве чуть ли не со всеми семействами города.
Maycomb was an old town, but it was a tired old town when I first knew it.	Мейкомб - город старый, когда я его узнала, он уже устал от долгой жизни.
In rainy weather the streets turned to red slop; grass grew on the sidewalks, the courthouse sagged in the square.	В дождь улицы раскисали, и под ногами хлюпала рыжая глина; тротуары заросли травой, здание суда на площади осело и покосилось.
Somehow, it was hotter then: a black dog suffered on a summer's day; bony mules hitched to Hoover carts flicked flies in the sweltering shade of the live oaks on the square.	Почему-то в те времена было жарче, чем теперь: чёрным собакам приходилось плохо; на площади тень виргинских дубов не спасала от зноя, и костлявые мулы, впряженные в тележки, яростно отмахивались хвостами от мух.

Men's stiff collars wilted by nine in the morning.	Крахмальные воротнички мужчин размокали уже к девяти утра.
Ladies bathed before noon, after their three-o'clock naps, and by nightfall were like soft teacakes with frostings of sweat and sweet talcum.	Дамы принимали ванну около полудня, затем после дневного сна в три часа и все равно к вечеру походили на сладкие булочки, покрытые глазурью из пудры и пота.
People moved slowly then.	Люди в те годы двигались медленно.
They ambled across the square, shuffled in and out of the stores around it, took their time about everything.	Разгуливали по площади, обходили одну лавку за другой, всё делали с расстановкой, не торопясь.
A day was twenty-four hours long but seemed longer.	В сутках были те же двадцать четыре часа, а казалось, что больше.
There was no hurry, for there was nowhere to go, nothing to buy and no money to buy it with, nothing to see outside the boundaries of Maycomb County.	Никто никуда не спешил, потому что идти было некуда, покупать нечего, денег ни гроша, и ничто не влекло за пределы округа Мейкомб.
But it was a time of vague optimism for some of the people: Maycomb County had recently been told that it had nothing to fear but fear itself.	Но для некоторых это было время смутных надежд: незадолго перед тем округу Мейкомб объяснили, что ничего не надо страшиться, кроме страха2.
We lived on the main residential street in town -Atticus, Jem and I, plus Calpurnia our cook.	Наш дом стоял на главной улице жилой части города, нас было четверо - Аттикус, Джим, я и наша кухарка Кэлпурния.
Jem and I found our father satisfactory: he played with us, read to us, and treated us with courteous detachment.	Мы с Джимом считали, что отец у нас неплохой: он с нами играл, читал нам вслух и всегда был вежливый и справедливый.
Calpurnia was something else again.	Кэлпурния была совсем другая.
She was all angles and bones; she was nearsighted; she squinted; her hand was wide as a bed slat and twice as hard.	Вся из углов и костей, близорукая и косила; и рука у неё была широкая, как лопата, и очень тяжёлая.
She was always ordering me out of the kitchen, asking me why I couldn't behave as well as Jem when she knew he was older, and calling me home when I wasn't ready to come.	Кэлпурния вечно гнала меня из кухни и говорила, почему я веду себя не так хорошо, как Джим, а ведь она знала, что Джим старше; и она вечно звала меня домой, когда мне хотелось ещё погулять.
Our battles were epic and one-sided.	Наши сражения были грандиозны и всегда кончались одинаково.
Calpurnia always won, mainly because Atticus always took her side.	Кэлпурния неизменно побеждала, больше потому, что Аттикус неизменно принимал её сторону.
She had been with us ever since Jem was born, and I had felt her tyrannical presence as long as I could remember.	Она жила у нас с тех пор, как родился Джим, и, сколько себя помню, я всегда ощущала гнёт её власти.
Our mother died when I was two, so I never felt her absence.	Мама умерла, когда мне было два года, так что я не чувствовала утраты.
She was a Graham from Montgomery; Atticus met her when he was first elected to the state legislature.	Она была из города Монтгомери, урождённая Грэм; Аттикус познакомился с нею, когда его в первый раз выбрали в законодательное собрание штата.

He was middle-aged then, she was fifteen years his junior.	Он был тогда уже пожилой, на пятнадцать лет старше её.
Jem was the product of their first year of marriage; four years later I was born, and two years later our mother died from a sudden heart attack.	В первый год после их свадьбы родился Джим, после него через четыре года - я, а ещё через два года мама вдруг умерла от разрыва сердца.
They said it ran in her family.	Говорили, что это у Грэмов в роду.
I did not miss her, but I think Jem did.	Я по ней не скучала, но Джим, наверно, скучал.
He remembered her clearly, and sometimes in the middle of a game he would sigh at length, then go off and play by himself behind the car-house.	Он хорошо помнил маму и иногда посреди игры вдруг длинно вздыхал, уходил за гараж и играл там один.
When he was like that, I knew better than to bother him.	Когда он бывал такой, я уж знала, лучше к нему не приставать.
When I was almost six and Jem was nearly ten, our summertime boundaries (within calling distance of Calpurnia) were Mrs. Henry Lafayette Dubose's house two doors to the north of us, and the Radley Place three doors to the south.	Когда мне было около шести лет, а Джиму около десяти, нам летом разрешалось уходить от дома настолько, чтоб слышать, если Кэлпурния позовёт: к северу - до ворот миссис Генри Лафайет Дюбоз (через два дома от нас), к югу - за три дома, до Рэдли.
We were never tempted to break them.	У нас никогда не было искушения перейти эти границы.
The Radley Place was inhabited by an unknown entity the mere description of whom was enough to make us behave for days on end; Mrs. Dubose was plain hell.	В доме Рэдли обитало неведомое страшилище, стоило упомянуть о нём - и мы целый день были тише воды, ниже травы; а уж миссис Дюбоз была сущая ведьма.
That was the summer Dill came to us.	В то лето к нам приехал Дилл.
Early one morning as we were beginning our day's play in the back yard, Jem and I heard something next door in Miss Rachel Haverford's collard patch.	Как-то рано утром мы с Джимом вышли на задворки, и вдруг в огороде у нашей соседки, мисс Рейчел Хейверфорд, среди грядок с капустой что-то зашевелилось.
We went to the wire fence to see if there was a puppy - Miss Rachel's rat terrier was expecting - instead we found someone sitting looking at us.	Мы подошли к проволочной изгороди поглядеть, не щенок ли это, - у мисс Рейчел фокстерьер должен был ощениться, - а там сидел кто-то коротенький и смотрел на нас.
Sitting down, he wasn't much higher than the collards.	Над капустой торчала одна макушка.
We stared at him until he spoke:	Мы стояли и смотрели. Потом он сказал:
"Hey."	- Привет!
"Hey yourself," said Jem pleasantly.	- Сам привет, - вежливо ответил Джим.
"I'm Charles Baker Harris," he said.	- Я Чарлз Бейкер Харрис, - сказал коротенький.
"I can read."	- Я умею читать.
"So what?" I said.	- Ну и что? - сказала я.
"I just thought you'd like to know I can read.	- Я думал, может, вам интересно, что я умею читать.
You got anything needs readin' I can do it...."	Может, вам надо чего прочитать, так я могу...

…

"How old are you," asked Jem, "four-and-a-half?"	- Тебе сколько? - спросил Джим. - Четыре с половиной?
"Goin' on seven."	- Скоро семь.
"Shoot no wonder, then," said Jem, jerking his thumb at me.	- Чего ж ты хвастаешь? - сказал Джим и показал на меня большим пальцем.
"Scout yonder's been readin' ever since she was born, and she ain't even started to school yet.	- Вон Глазастик сроду умеет читать, а она у нас ещё и в школу не ходит.
You look right puny for goin' on seven."	А ты больно маленький для семи лет.
"I'm little but I'm old," he said.	- Я маленький, но я уже взрослый.
Jem brushed his hair back to get a better look.	Джим отвёл волосы со лба, чтоб получше его разглядеть.
"Why don't you come over, Charles Baker Harris?" he said.	- Поди-ка сюда, Чарлз Бейкер Харрис.
"Lord, what a name."	Господи, вот так имечко!
"'s not any funnier'n yours.	- Не смешней твоего.