2

Инспектор Декок, положив ноги в отлично начищенных ботинках на край стола, так зарылся в свежую газету, что торчал лишь венчик его взъерошенных седых волос. Он пожинал плоды своих вчерашних откровений с прессой. Большинство репортеров справились с задачей выше всяческих похвал, угостив читателей захватывающей дух историей о развернутой по всей стране охоте на убийцу, в которой участвуют лучшие силы полиции. Восхищенный тон газетных статей доставлял Декоку изрядное удовольствие — небольшая реклама явно не помешала бы ни ему, ни полицейскому управлению.

Ближе к десяти в дежурке появился довольно угрюмо настроенный Фледдер.

— Доброе утро, Декок.

— Доброе утро, сынок, — последовал оживленный ответ.

— Там в коридоре вас ждет один человек, он в ярости.

— И что с того?

Фледдер многозначительно хмыкнул, как бы намекая либо на наличие посетителя, либо на степень его исступления — на что именно, Декок точно определить так и не смог.

— Это муж Толстухи Сони, — пояснил младший инспектор.

— Так, говоришь, этот тип в ярости?

— Да, и требует комиссара. Но того еще нет на работе.

Декок усмехнулся, словно предвкушая приятную встречу.

— Дай ему немного остыть. — Инспектор, спокойно налив себе новую кружку кофе, вновь откинулся на спинку стула. — А что ты выяснил у доктора Рустелуса из лаборатории?

Фледдер пожал плечами.

— Не особенно много. Несколько хрящей в дыхательном горле раздавлены, кости шеи сломаны. Сильный нажим на сонную артерию вызвал повышение кровяного давления в мозге, что быстро привело к потере сознания. Помимо всего прочего, обнаружено несколько легких синяков с обеих сторон живота, чуть выше бедер.

Декок кивнул, давая понять, что запоминает все подробности. А затем произнес:

— Должно быть, душитель очень сильный человек. Скорее всего, он сидел на жертве верхом, сжав коленями ее бока, а руками вцепившись в горло. Душил он ее с такой силой, что это вызвало натяжение мышц. Следовательно, синяки в районе живота были оставлены, когда ноги жертвы напряглись.

Фледдер с восторгом уставился на старшего коллегу.

— Но это же почти слово в слово то, что сказал доктор! Надо же! А некоторые кретины еще поговаривают, что вам пора на покой…

Польщенный Декок скромно улыбнулся.

— Видишь ли, я все-таки не в первый раз расследую убийство.

Инспектор встал и подошел к окну. После вчерашнего дождя стекла испещряли грязные разводы. Все еще влажные крыши домов поблескивали в слабых солнечных лучах, едва пробивавшихся сквозь низко нависшие облака. Моше Селедочник как раз выкатывал лоток на свое обычное место. Декок распахнул окно и принюхался.

— Сегодня свежая жареная камбала, — пробормотал сыщик. — А то уж я испугался, что снова будет копченая селедка. — Он закрыл окно и медленно повернулся к Фледдеру. — А теперь, пожалуйста, пригласи лучшую половину Сони.

— Полагаете, он достаточно остыл?

Декок усмехнулся:

— А вот это мы сейчас и проверим.

Младший инспектор вышел и несколько секунд спустя вновь распахнул дверь, придержав ее перед высоким элегантным мужчиной лет сорока. С первого же взгляда было ясно, что раздражение посетителя так и не утихло, — он чуть ли не ворвался в дежурку с раскрасневшимся и возбужденным лицом. Звуки его шагов напоминали топот эскадрона драгун, скачущих на штурм неприятельской крепости. В руке он сжимал свернутую в трубку газету, размахивая ею, словно саблей.

— Я подаю жалобу! — с ходу завопил незваный гость. — Я не обязан всего этого терпеть! — Он вновь взмахнул своей «саблей». — Это клевета, самый настоящий гнусный поклеп! Я не имею никакого отношения к этой развратной шлюхе!

Декок спокойно уселся за стол и смерил посетителя презрительным взглядом.

— Наверное, вы… э… имеете в виду Соню? — медленно проговорил он, весьма правдоподобно изображая непонимание. — Мать ваших детей?

Кирпично-красная физиономия скандального визитера стала еще ярче, а широкие ноздри раздулись над тонкими усиками. На несколько секунд он утратил дар речи.

— В этой газетенке говорится, что меня разыскивает полиция по обвинению в убийстве! — вновь обретя голос, гневно взревел он. — Да как они посмели?! Как им позволяют печатать такое?! Это… оскорбление личности!!! Оскорбление, поклеп, диффамация, клевета!

— Сами знаете эту прессу, — поддакнул Декок, неодобрительно качая головой. — Порой диву даешься, где они выкапывают всю эту чушь, которую потом печатают. — Он указал на стул напротив своего стола. — Прошу вас, присаживайтесь, господин?..

— Брандерс.

Декок приветливо осклабился:

— Очень приятно. Господин Брандерс, так сильно возбуждаться крайне опасно для здоровья. Как-то раз один мой коллега…

— Да черт с ним, с вашим коллегой!

Инспектор воззрился на него с хорошо разыгранным изумлением:

— Вообще-то, он был славным малым, — примирительным тоном заявил Декок, — и… э… хорошим отцом. Нет, серьезно. Видите ли, однажды его бросила жена. Взяла да и ушла… оставив на его попечение трех маленьких детишек. Для всех нас это было настоящим ударом. В конце концов, не мог же он нормально заботиться о трех карапузах на свою зарплату…

— Я… мне это безразлично! — нетерпеливо вскричал Брандерс. — Я пришел сюда, чтобы…

Декок, вздохнув, с силой провел по лицу ладонями.

— Я хотел сказать, — продолжил старый сыщик с таким видом, будто его вовсе не перебивали, — что его жена сбежала с мужчиной моложе его. Да, гораздо моложе. Я отлично это помню. — Инспектор развел руками. — Так что, сами понимаете, женой она была неважнецкой. Ну и, ясно дело, мы часто обсуждали ее между собой и говорили: да-а, а ведь жена Янсена и впрямь слабохарактерная тряпка. Она — не более чем…

По лицу Брандерса было видно, что он вот-вот взорвется.

— Хватит! — завопил он. — Немедленно прекратите! Какое мне дело до вашего дурацкого коллеги?! Я здесь, чтобы подать жалобу, выдвинуть обвинение в официальном порядке. Против того типа, который тиснул эту грязную статейку в этой паршивой газетенке! Только и всего! У меня нет ни малейшего желания слушать ваши байки про жену какого-то там Янсена! Надеюсь, это понятно?!

Выражение снисходительного сочувствия внезапно исчезло с лица Декока. Его глаза превратились в узенькие щелки, а брови от гнева встопорщились, придавая инспектору весьма суровый вид.

— Стало быть, господин Брандерс, по-вашему, это байки? — угрожающе нахмурился он.

— Да… А что же еще?! — Судя по всему, посетитель был слегка сбит с толку и явно потрясен столь резкой переменой тона и выражения лица.

С грохотом отодвинув стул, Декок вскочил. Теперь он напоминал огромную грозовую тучу за несколько минут до начала проливного дождя с громом и молниями.

— Вот что я вам скажу, господин Брандерс! — негодующе прошипел сыщик сквозь зубы. — Я никогда не опускаюсь до баек! Вы меня хорошо слышите? Я никогда не травлю баек! Однако если вы не в состоянии своими пустыми мозгами понять то, что вам пытаются сказать, то я выражусь более откровенно: вас считают убийцей Сони! — Инспектор выдержал секундную паузу, словно переводя дыхание, а затем грозно ткнул пальцем в начавшего бледнеть посетителя. — Да-да, вас, господин Брандерс!

— Меня?!

Декок выразительно кивнул.

— Да, мой друг, вас! Вы бросили жену в тот момент, когда она больше всего нуждалась в вашей помощи! Вы оставили ее без каких бы то ни было средств к существованию. Вы повесили ей на шею трех маленьких детей. Вы ушли и даже не обернулись. Ушли и не сочли нужным сообщить куда! Жена стала для вас частью прошлого. Соня вас больше не интересовала — вы, видите ли, нашли себе новую подружку! Несомненно, куда более симпатичную и, конечно, моложе бедняги Сони, перенесшей менее чем за четыре года три беременности и слегка располневшей. — Инспектор перевел дыхание. — Разумеется, господин Брандерс, дети — это такая обуза. Они плачут, когда болит живот, а этот шум — слишком тяжелая нагрузка для ваших нежных органов чувств. Не правда ли? — Голос инспектора буквально сочился сарказмом. — Я не ошибся, господин Брандерс?

Посетитель подавленно молчал. Декок вздохнул.

— Соня, ваша Соня была вынуждена стать проституткой! А вы обзываете ее грязной шлюхой! Подумайте хорошенько! Неужели непонятно, что она поступила так в знак протеста против бесчеловечного отношения?!

Инспектор, рывком выдвинув ящик стола, выбрал наиболее впечатляющее фото погибшей и, едва сдерживая кипевшую в нем злость, швырнул его через стол Брандерсу.

— Взгляните, — сердито бросил он, — да как следует! Вот до чего вы ее довели! Вот за что вы в ответе! Это лицо девушки, которая, преисполненная радужных надежд и любви, шла с вами в мэрию чуть больше двенадцати лет назад!

Брандерс посмотрел на снимок, и его глаза полезли на лоб от ужаса.

— Ее задушили, — продолжал Декок. — И сделала это какая-то слабохарактерная тряпка… своими слабенькими ручонками, господин Брандерс!

Тот застыл, выпучив глаза и широко открыв рот, словно не в силах издать ни звука, и выронил снимок. Затем испуганно огляделся, явно чувствуя, что его загнали в угол. На лбу выступили крупные капли пота. В комнате внезапно почувствовалось невыносимое напряжение. Побледневший Фледдер наблюдал за этим зрелищем со стороны. Лицо Декока сейчас напоминало стальную маску.

— Не-е-т… нет! — простонал Брандерс. — Я… я не убивал Соню!

Декок бесстрастно смотрел на него.

— На всякий случай предупреждаю, — невесело усмехнулся он, — вы меня снова не поняли. Я назвал вас убийцей лишь фигурально.

Брандерс нервно рассмеялся. Это был довольно странный звук, похожий на лошадиное ржание. Губы его растянулись в идиотской улыбке. Казалось, он все еще не может до конца поверить собственному счастью.

— Не я! — радостно выдохнул он. — Не я!

Декок, сунув руки в карманы, некоторое время презрительно его разглядывал, затем произнес:

— Фледдер, проводите, пожалуйста, господина Брандерса до двери.

Ни слова не говоря, ссутулившийся посетитель поднялся и, все так же идиотски хихикая, последовал за детективом. Но не успели они переступить, как Декок заговорил снова:

— Если вы все еще не раздумали подавать жалобу, — коротко бросил он, — то кабинет комиссара, моего шефа, находится через две двери по коридору.


Фледдер вернулся через несколько минут и обнаружил, что Декок по-прежнему стоит возле стола, так и не вынув из карманов руки. На лице инспектора застыло выражение грустной задумчивости, почему-то делавшего его похожим на сфинкса.

— Господин Муженек отбыл, — насмешливо доложил детектив. — Вылетел из участка, аки ночной тать из дома, даже не глядя по сторонам, как будто за ним гнался сам черт.

Декок с пониманием кивнул.

— Возможно, черт за ним и в самом деле охотился, — таинственно заметил он.

Фледдер с любопытством посмотрел на инспектора. Проницательные молодые глаза изучили каждую мелочь — от седых волос на висках до морщинок на лице грубой лепки.

— И этим чертом были вы! — с уверенностью воскликнул он. — В жизни не видел так быстро и до такой степени сломленного человека! Как вам это удается? Как у вас получилось с полщелчка уничтожить этого типа, и откуда вы набрались духу показать ему это ужасное фото Сони? Это было… прямо скажем, негуманно.

Декок пожал плечами.

— Возможно, я слишком старомоден, — честно признал он. — Не знаю. И, может быть, не вписываюсь в современное общество. Я и в самом деле придерживаюсь ортодоксальных взглядов на любовь и брак. Тот, кто бросает женщину с тремя маленькими детьми, не может рассчитывать на какое-либо сочувствие с моей стороны. И мне все равно, что его на это толкнуло. Подобному бесчеловечию просто-напросто нет прощения. Это вопрос ответственности. И, с моей точки зрения, Брандерс виноват в гибели брошенной им жены.

— Но ведь он ее не убивал…

Декок устало вздохнул:

— Разумеется нет — во всяком случае, в буквальном смысле слова. Выписать ордер на арест Брандерса невозможно, и ни один судья не возбудит против него дело. Но, не брось этот тип Соню — она никогда не докатилась бы до проституции, а ее дети по-прежнему оставались бы с матерью.

— Да, но…

Декок вскинул руку.

— Я точно знаю, что ты собираешься сказать. Брандерс не мог предвидеть, что все так сложится. Ты прав. Никто не способен заглянуть в будущее… Но это не освобождает от ответственности. — Декок сел и налил себе очередную кружку кофе. — В кузнице не хватило гвоздя, подкова отвалилась, лошадь захромала и… в итоге… из-за какого-то гвоздя битва была проиграна, — пробормотал он. — Причина и следствие. — Инспектор шумно отхлебнул из кружки. — Знаешь, Фледдер, — помолчав, продолжал он, — за годы службы мне довелось расследовать сотни, если не тысячи самых разных преступлений. Сейчас уже точно и не подсчитаешь. Я никогда за этим не следил. Но, независимо от того, что это было за дело, я никогда не относился к нему как просто к очередному досье, некоему акту. Видишь ли, на самом деле преступление — это не более чем неизбежный результат. Всегда есть определенная цепочка событий, которая и приводит к убийству, грабежу и так далее. Иными словами, кто-то бросает в землю семя. И, начиная искать эту самую отправную точку, ты рано или поздно обнаружишь, что некогда тот или иной человек либо из-за любви, либо из-за ее отсутствия, из ненависти, из-за денег — по какой угодно причине — снял с себя ответственность перед ближним. Сознательно он это сделал или подсознательно — неважно. Но только так ты найдешь главного виновника преступления, того, чье отсутствие чувства долга привело к беде. На нем-то и лежит моральная ответственность. И в трагедии, постигшей Соню, с точки зрения нравственности, виновен прежде всего Брандерс. Именно он положил начало этой самой цепочке событий, что и дало мне моральное право обойтись с этим типом как с убийцей.

Фледдер невидящим взглядом уставился в пространство.

— Но ведь на самом деле этого главного виновника с тонки зрения морали нельзя подвергнуть наказанию. Брандерс ведь не совершил ничего противозаконного, — задумчиво пробормотал детектив. — И, тем не менее, на нем, несомненно, лежит вина. Именно это вы имели в виду?

Декок кивнул, допивая остатки кофе.

— Да. Потому-то и нужен черт, чтобы его покарать.

— То есть вы? — с улыбкой уточнил Фледдер.

— Нет, — покачал головой Декок. — Вовсе не я, а его совесть. И я искренне надеюсь, что с этим самым чертом Брандерсу предстоит нешуточная схватка.


Нагнувшись, Фледдер подобрал оброненную Брандерсом фотографию и положил на стол. Декок скользнул взглядом по лицу так трагически погибшей Толстухи Сони и отвернулся.

— Спрячь этот снимок, — с легким раздражением бросил он младшему коллеге. — От ее вида у меня мурашки бегут по спине.

Тут в дежурку вошел комиссар Роос (до отставки ему оставалось всего ничего) и приветственно протянул руку Декоку.

— Привет, старая ищейка, — улыбнулся он. — Я вижу, вы все-таки вернулись из деревенской глуши. С возвращением к цивилизации!

— Как видите, — сухо усмехнулся в ответ Декок. — Должен сказать, что мой отпуск прервался несколько неожиданно.

Роос сочувственно кивнул.

— Вы нам необходимы, — самым серьезным тоном объявил он. — Видите ли, Декок, у меня очень странное предчувствие, связанное с убийством Сони. В том смысле, что его обстоятельства таковы… боюсь, пройдет немало времени, прежде чем мы изловим преступника. У нас нет ни единой зацепки, не говоря уже о мотиве. Насколько удалось установить, никаких врагов у несчастной женщины не было.

Декок поскреб подбородок.

— Ограбление?

— У нее ничего не взяли. — Роос покачал головой. — Никаких следов поиска денег или каких-нибудь других ценностей. Убийца даже не потрудился заглянуть в ящик ночного столика, где Соня хранила сережки. Обнаруженная нами сумма точно соответствует ее дневному заработку — во всяком случае, по словам хозяйки заведения.

— Уж она-то должна знать наверняка, — холодно улыбнулся Декок.

— Что верно, то верно, — кивнул комиссар. — Старая Молли не вчера родилась. Я бы не прочь поменяться с ней зарплатами.

— Я тоже, — хмыкнул Декок. — Если бы предложили, меня бы устроила и половина ее доходов в обмен на все мои.

— По-вашему, эта старая карга так много загребает? — удивился Фледдер.

Декок выпятил нижнюю губу.

— Готов поспорить, что да. На нее круглые сутки работают несколько смен по четыре девушки. Думаю, не ошибусь, предположив, что они приносят ей доход не менее нескольких тысяч в неделю.

— Вы шутите? — недоверчиво улыбнулся Фледдер.

— Отнюдь нет, парень. Прикинь сам. Допустим, каждая девица зарабатывает по меньшей мере около трех сотен в день. Четыре девушки в три смены — это, как минимум, три тысячи в день. У проституток нет пятидневной рабочей недели, сорока рабочих часов… Комнаты заняты постоянно, так что умножим это на семь. Учти: девушкам достается всего половина дохода. Как видишь, несколько тысяч в неделю — и это еще по самым скромным прикидкам! Так что у Молли прилипает к пальцам четверть миллиона в год, а то и куда больше.

— Господи боже! — поразился Фледдер. — Поневоле призадумаешься, не открыть ли бордель самому!

— Господь не имеет к этому никакого отношения, — буркнул Роос, и все трое рассмеялись. — Какие у вас планы на сегодня? — посерьезнев, спросил комиссар.

— Моя жена собиралась в магазин за новым платьем, — бодро сообщил Декок.

Комиссар изумленно вытаращил глаза.

— Да-да, — подтвердил инспектор. — И мне придется ее сопровождать. Видите ли, она очень высоко ценит мое мнение. Мы женаты более двадцати лет, и за все это время она не сделала без меня ни одной покупки.

— Ого! — только и смог выговорить слегка оторопевший от такого заявления Роос.

На его лице застыла весьма выразительная гримаса, однако комиссар, не сказав ни слова, резко повернулся на каблуках и вышел из дежурки. Декок проводил его слегка насмешливой улыбкой.

Фледдеру безумно хотелось расхохотаться, но он мужественно подавил в себе этот порыв, приложив немало усилий, и его щеки залил яркий румянец.

— Вы и в самом деле ходите с женой по магазинам? — полюбопытствовал молодой детектив, когда за комиссаром закрылась дверь.

Декок ухмыльнулся.

— Да, но это вовсе не означает, что у тебя сегодня выходной. И не надейся. У меня есть к тебе кое-какие поручения. Во-первых, навести Старую Молли и узнай, не вспомнила ли она за ночь что-нибудь интересное? Не думаю, что тебе очень повезет, но пренебрегать такой возможностью не стоит. Затем придется составить список всех состоящих на учете нервнобольных, которые могли бы болтаться поблизости от борделя в момент убийства. Далее свяжись с портовой полицией и составь список кораблей, пришвартованных в гавани в ту ночь. Полагаю, регистрационные книги отелей и другие подобные источники информации ты уже проверил?

Фледдер кивнул и с чуть заметной ноткой сарказма в голосе осведомился:

— Прикажете что-нибудь еще?

— Нет, — благодушно отозвался Декок. — На данный момент это все. Если выяснится что-либо особенно интересное, звони. Я буду дома после пяти. — Он улыбнулся. — Впрочем… это зависит от того, как скоро моя жена подберет себе подходящее платье. — Инспектор беспомощно развел руками. — В любом случае увидимся в понедельник. Надеюсь, я тебе не понадоблюсь. Видишь ли, я не люблю работать по выходным. — Он натянул дождевик.

— До скорого, — бросил ему вслед Фледдер.


Сумей Декок прочесть мысли человека, стоявшего в тот момент неподалеку от полицейского участка, он чувствовал бы себя куда менее уверенно. Незнакомец разглядывал витрину маленького, неприметного книжного магазинчика всего в нескольких шагах от здания полиции. Но сыщик не подозревал ни о существовании этого человека, ни о его мыслях. Для душевного спокойствия Декока так оно было лучше, поскольку в противном случае поход по магазинам пришлось бы немедленно отменить. Однако инспектор не обладал экстрасенсорными способностями.

Мужчина буквально пожирал взглядом яркие журнальные обложки с изображением обнаженных красоток. Казалось, каждая улыбается ему поверх серых полосок бумаги, скрывающих их соблазнительные формы. Прелестные создания! Как жаль, что эти гадкие полосы не позволяют увидеть их во всей красе: нежные плечики, соблазнительные бедра, длинные стройные ноги… Как жаль… Он продолжал торчать у витрины как зачарованный, не имея возможности насладиться вожделенным зрелищем. Бумажные полоски не давали ему покоя. Ему отчаянно хотелось знать, что там, под ними.

Неизвестный поглубже засунул руки в карманы старомодного костюма и нащупал несколько смятых банкнот. Их достоинство оставалось для мужчины загадкой, поскольку своих денег у него никогда не было. Наконец, преодолев нерешительность и ощущая неприятную пустоту под ложечкой, он вошел в магазинчик.

Загрузка...