Жили-были добрый человек и его жена. Оба они усердно трудились всю свою жизнь, и мало-помалу судьба подарила им все, о чем они мечтали, кроме одного. Не было у них детей.
Как-то раз, когда жена гуляла по своему саду и плакала, из лавандового куста вышел пекси и спросил: «Женщина, почему ты плачешь?»
«Я плачу оттого, что нет у меня малыша», – сказала она.
«Ох, до чего же ты глупая! – сказал пекси. – Скажи лишь слово, и я поведаю тебе, как сделать так, чтобы малыш оказался у тебя в руках еще до того, как истечет год».
«Так поведай!» – взмолилась женщина.
Пекси улыбнулся: «Ну так вот, нет ничего легче. Сегодня вечером, как только солнце поцелует землю, расстели на земле шелковый платок, да смотри, чтобы лежал он ровно, без единой морщинки. А завтра, что бы ни нашлось под шелком, оно твое».
Женщина так и сделала. Едва солнце коснулось небокрая, расстелила она шелк на ровной земле, без единой морщинки. Но когда в саду потемнело, и женщина ушла в дом, любопытная мышь подобралась к платку, понюхала и пробежала по нему, оставив на краю маленькую складку.
Едва рассвело, женщина поспешила в сад. Она услышала тихие звуки и увидела, что шелк шевелится. И когда подняла она шелковый плат, то нашла прекрасного ребенка с яркими черными глазами. Все в нем было хорошо, только было это дитя размером не больше ее ладони…
Через десять дней после того, как наш ребенок появился на свет, я наконец-то решил, что должен покаяться перед Молли. Страшно, но никуда не денешься, и откладывать на потом нет смысла – легче не станет.
Поскольку мы с Неттл не верили в беременность Молли, то не поделились этой новостью ни с кем, кроме близких членов семьи. Неттл сообщила братьям, но лишь в том смысле, что их мать стареет и ее разум начал затуманиваться. У парней было полным-полно своих забот, а в случае Чивэла это означало трех малышей, жену и имение, за которым надо было следить. Все они были так заняты собственными жизнями, женами и детьми, что лишь опечалились ненадолго по поводу возможного старческого безумия своей матери. Они были уверены, что Неттл и Том обо всем позаботятся, да и в любом случае чем мог любой из них помочь, если их мать начала терять разум? У молодежи в ходу вежливо мириться со старческими слабостями своих родителей. И теперь надо было как-то объяснить им ребенка. И не только им, но всему остальному миру.
Я справлялся с этой трудностью, сделав вид, будто ее не существует. Никому за пределами Ивового Леса ничего не сказал. Даже Неттл не сообщил новость.
Но теперь мне предстояло признаться в этом Молли.
Я подготовился к этому делу. Собрал в кухне поднос, куда положил ее любимые маленькие сладкие печенья и поставил блюдце с густой сладкой сметаной и малиновым вареньем. Добавил большой чайник свежезаваренного черного чая. Заверив Тавию, что вполне способен сам отнести поднос, я отправился в детскую Молли. По пути я выстраивал свои доводы, словно готовил оружие для битвы. Во-первых, Молли устала, и я не хочу, чтоб ее беспокоили гости. Во-вторых, девочка такая крошечная и, вероятно, слабая. Молли сама сказала мне, что она может не выжить, и, конечно, лучше оберегать ее от беспокойства. В-третьих, я никогда не хотел, чтобы кто-то возлагал на нашу дочь обязанности, которые потребуют от нее чего-то большего, нежели быть собой… Нет. Этим доводом делиться с Молли не стоило. По крайней мере, сейчас.
Я сумел открыть дверь комнаты, не уронив поднос. Осторожно поместил его на низкий столик, а столик передвинул к креслу Молли, ничего не опрокинув. Она держала малышку на плече и что-то напевала, поглаживая ее спинку. Мягкое платьице дочери спадало на пол, а ее руки затерялись в рукавах.