Убийство из суеверия

Глава 1

Тем октябрьским утром сэр Малькольм Айвори ощущал себя вполне счастливым. День обещал быть спокойным, и сэр Малькольм решил провести его дома — в роскошном особняке, который унаследовал от своих родителей тридцать лет тому назад. Несмотря на прошедшие годы, он с некоторой грустью вспоминал своего отца, сэра Филипа, знаменитого антиквара, превратившего имение Фалькон в настоящий музей; вспоминал и матушку, восхитительную Мэри, — хотя она давно умерла, душа ее определенно витала в стенах этого дома и поныне.

Быть может, все дело в постоянно ощутимом присутствии нежного призрака? Как бы то ни было, сэр Малькольм так никогда и не женился. А может, причиной тому полная странствий молодость, исчерпавшая всю его страсть к прекрасному полу? С неизменным волнением вспоминал он прелестную Кувшинку, с которой судьба свела его в Гонконге, и Шапарту, которую любил в Дели; но самый глубокий след в его сердце оставила Звездочка. Что-то сталось с нею в жестоком вихре японо-китайской войны?[1]

Сэр Малькольм оторвался от воспоминаний. Хотя он и не любил им предаваться, они, однако же, всякий раз захватывали его, стоило только отвлечься от занятий, составлявших его истинную страсть, — орхидей, шахмат, редких книг и, самое главное, полицейских дознаний, позволявших ему оттачивать дедуктивные таланты. Скотланд-Ярду случалось прибегать к ним не раз, и сэр Малькольм этим очень гордился. Поиск истины увлекал его не меньше, чем психологический анализ, особенно в сложных, запутанных делах, где все было связано зыбкими, едва зримыми нитями и где коварные ловушки подстерегали чуть ли не на каждом шагу.

— Господин Малькольм звонил?

Вэнь Чжан, слуга-китаец, только что зашел на веранду, откуда открывался дивный вид на парк, отлого спускавшийся к озеру Тайберн.

— Да, дружище. Приготовьте-ка чаю. А заодно попросите госпожу Пиквик достать мой старый жакет, и пусть принесет его сюда. Я собираюсь в библиотеку — приведу там все в порядок.

Вэнь Чжан поклонился и вышел так же неслышно, как и вошел. Несколько лет назад сэр Малькольм вызволил китайца из цепких лап полиции, несправедливо обвинявшей его в убийстве бывшего хозяина. Китаец был ему благодарен за это по гроб жизни и служил с беззаветной преданностью.

— Что я слышу! — Это сказала Доротея Пиквик, в гневе ворвавшись в комнату.

Когда-то ее, совсем юную сироту, приютил сэр Филип — с тех пор, вот уже почти полвека, она служила экономкой в имении Фалькон. Сэр Малькольм вырос у нее на руках, и потому она позволяла себе выплескивать при нем свое недовольство по всякому поводу. Зато сердце у нее было просто золотое, и благородный сыщик относился к вспышкам ее дурного настроения с неизменным юмором.

— Что случилось, дорогая Доротея?

— То, что вам с чего-то вдруг взбрело облачаться в жакет, от которого остались одни лохмотья! Вы не надевали его вот уже лет десять! Это недостойно вас, сэр Малькольм!

— Знаю-знаю, но неужели нужно непременно надевать смокинг, чтобы сражаться с библиотечной пылью?

Госпожа Пиквик не на шутку обиделась:

— С какой такой пылью?! Как вам должно быть известно, сэр Малькольм, я требую от прислуги, чтобы пыль вытирали каждую неделю! Хотя там, куда вы так любите ходить, пыли, понятно, больше, чем в этом доме.

Она так и не смирилась с тем, что сэр Малькольм бывает в Скотланд-Ярде. По ее разумению, раз полиция якшается с ворами да жуликами, значит, она ничуть не лучше их. Ее возмущало, что потомок рода Айвори тратит время и самое жизнь на борьбу с преступностью. К счастью, в этот раз неприятных объяснений не получилось: на веранде снова появился Вэнь Чжан с чаем.

— Господин Малькольм желает пить чай здесь или в библиотеке?

— Поставьте сюда, — велела госпожа Пиквик. — В библиотеке слишком пыльно.

И на этой сердитой ноте она ушла.

— В мире вообще много пыли, — философски заметил китаец. — Учитель Кун[2] говорить: «Око наше та же пыль».

— Не он ли, кстати, говорил еще, что «нет пыли на Пути»?

— Господин Малькольм очень мудрый.

— Я всего лишь внимательный читатель и все запоминаю, дорогой Чжан.

Тут в приоткрытой двери появилась голова госпожи Пиквик: лицо у старушки экономки было раскрасневшееся.

— Сэр Малькольм, вас там просят…

— К телефону?

— Нет, к дверям. Совсем совесть потеряли! Какой-то странный тип…

— Он представился?

— Профессор Мартин Бадминтон, что-то вроде того…

— Даллингтон! — воскликнул сэр Малькольм. — Бог ты мой, что ему вдруг понадобилось? Интересно! Он человек благовоспитанный и не явился бы вот так, без предупреждения…

Профессор Мартин Даллингтон состоял в том же клубе, что и сэр Малькольм, — в знаменитом Клубе графоманов, где собирались самые знатные библиофилы в Англии. Он был известным этнологом и всю жизнь изучал нравы и обычаи первобытных племен, а после смерти своей супруги, тому уж лет десять, ударился в оккультизм и магию. Это он опубликовал сравнительный труд, основанный на самых доподлинных сведениях о шаманских обрядах монголов, бразильских индейцев и гаитян. Сэр Малькольм с удовольствием беседовал с ним в баре клуба, и не столько потому, что интересовался этими вопросами, сколько потому, что его всегда увлекали вещи не совсем обычные.

— Я приму его. Пусть войдет.

Через мгновение-другое появился профессор. Это был долговязый мужчина лет пятидесяти во всем черном, с желтым угловатым лицом и с черными как смоль волосами. Хотя наружность у него была и не очень привлекательная, однако живой, умный взгляд с лихвой возмещал его физические недостатки, в том числе слишком длинный нос и загнутый крючком подбородок. В столь великолепном доме нежданный гость ощущал явное смущение.

— Ах, сэр Малькольм, прошу простить меня за неожиданное появление. Сказать по чести, я проходил мимо по самой что ни на есть чистой случайности, что со мной, признаться, бывает довольно редко, и вдруг оказался прямо у вашего особняка, и тут подумал… Сегодня же у нас пятница, тринадцатое, удачный день. О, видите ли, я поступил опрометчиво и чувствую себя неловко.

— Полноте! Я всегда рад вас видеть. К тому же день у меня сегодня совершенно свободный.

Профессору как будто стало легче:

— Тем лучше… Насколько мне известно, вы человек занятой. И, сказать по чести, я ни за что бы не позволил себе злоупотребить вашим любезным приглашением без повода. К сожалению, порой я бываю назойлив…

Сэр Малькольм предложил ему сесть. Профессор воспользовался предложением с оглядкой, словно и правда чувствовал себя не совсем уютно.

— Я как раз собирался выпить дарджилинга. Вам налить?

— О, если можно, не откажусь. Должен сказать… Ну да ладно, у вас здесь все так величественно… Да и сам дом стоит хорошо. Флюиды, знаете ли…

— Дом перешел ко мне по наследству, и тут уж никакой моей заслуги нет.

— Позвольте, однако, вас поздравить. Хороший вкус нынче утрачивается… и потом, этот магнетизм, в смысле наука, не правда ли? Ах, ну да, наши с вами беседы в клубе позволяют мне думать, что мои труды вызывают у вас определенный интерес…

— Совершенно верно.

Профессор вроде бы успокоился и вытянул свои длинные ноги.

— И раз уж ноги сами привели меня сюда, я позволю себе предположить… Словом, как вы, верно, помните, в библиотеке вашего батюшки есть некий труд… И мне, чтобы довести до конца одну работу, которую я почти закончил, он нужен как воздух, тем паче что его нет даже в Британской библиотеке…

— Вы, должно быть, имеете в виду книгу Уоллиса о лапландцах, о которой я говорил вам на прошлой неделе?

— Совершенно верно! Дорогой друг, проходя мимо вашего дома, я вдруг подумал, не будет ли сэр Малькольм столь любезен одолжить мне эту самую книгу на пару-тройку дней? Мысль неподобающая и достойная порицания, согласен, но вы же хорошо знаете нашего брата-исследователя… Потом, сегодня благоприятный день. Да и велению звезд надобно повиноваться, верно?

Сэр Малькольм рассмеялся. Такой словесный водоворот вокруг простейшей просьбы одолжить какую-то книгу, пусть и редкую, развеселил его на славу. Обратись к нему с той же просьбой кто-нибудь другой, он действительно счел бы ее неподобающей и досадной, но страсть Даллингтона была ему хорошо известна. Этнологу пришлось побороть свою робость, чтобы решиться на подобный шаг.

— С чего же это вдруг вы заинтересовались лапландцами? — осведомился хозяин дома.

— Все из-за магии… Насколько мне известно, Уоллис описывает в своем труде весьма своеобычные церемонии, в частности ритуалы смерти и воскрешения, а они, вероятно, в чем-то схожи с аналогичными обрядами американских индейцев.

— Об этом же писал и Фрейзер,[3] не так ли?

— Так, только Уоллис сам был в Лапландии и участвовал в обрядах. А лучше прямого свидетельства ничего не бывает, верно?

Когда Вэнь Чжан взялся разливать чай, сэр Малькольм поднялся.

— Извините, я оставлю вас на минуту. Пойду, схожу за книгой и охотно дам ее вам на время.

Даллингтон, казалось, был на седьмом небе, и даже когда сэр Малькольм ушел, он продолжал рассыпаться в благодарностях. Затем, отпив глоток дарджилинга и воспользовавшись отсутствием хозяина дома, он тоже встал и принялся разглядывать гобелены Уильяма Морриса, которые украшали заднюю стену веранды. Особенно долго он рассматривал сцену убийства Цезаря.

Глава 2

Близился конец октября. Пошли дожди. Позавтракав, сэр Малькольм удобно расположился в библиотеке в кресле-качалке и начал было читать книгу Дэвидсона о приложении математики к игре в шахматы, как вдруг Вэнь Чжан сообщил ему, что звонят из Скотланд-Ярда. На проводе был старший инспектор Дуглас Форбс.

— Алло, сэр Малькольм… Извините за ранний звонок, но у нас тут убийство, притом, должен заметить, довольно странное…

— Браво! А то я уже начал ржаветь. Так что там у вас?

— Вот что, сэр, вы знаете такого Кевина Адамса?

— Это имя мне ни о чем не говорит.

— Повторяю: Кевин Адамс.

— Да-да, я понял. Ну, так что же?

— Гм, сэр Малькольм, от вас у меня нет секретов, ведь так?

— Послушайте, Дуглас, я ничего не понимаю. Что, в самом деле, происходит?

— Так вот, этого самого Кевина Адамса сегодня ночью убили, причем самым невероятным образом.

Дуглас Форбс был образцовым старшим офицером Скотланд-Ярда — педантичным, опытным и упорным, хотя проницательности ему порой недоставало. Как только дело принимало сложный оборот, он снимал трубку и звонил своему старому другу Айвори. К тому же, как говорили злые языки, своим продвижением по службе Форбс был обязан этому аристократу, с которым судьба свела его в те далекие времена, когда их обоих отправили в Трансвааль. Молодой офицер Айвори спас тогда рядового Форбса от верной смерти, когда тот угодил в засаду, устроенную воинами из племени бамбала. Те обстоятельства и соединили двух молодых людей. А чуть погодя сэр Малькольм благодаря своим связям помог Форбсу поступить в центр расследований Большого Лондона, и там, продвигаясь год за годом вверх по служебной лестнице, он, в конце концов, занял свой нынешний пост.

— Дуглас, вы, кажется, взволнованы. Что же такого невероятного в этом преступлении?

— Того парня, Кевина Адамса, убили ударом остроги прямо в сердце. А кроме того, с телом его сотворили что-то невообразимое — такое только в балагане и увидишь… Я хочу сказать, острога обмазана какой-то сальной дрянью, то ли маслом, то ли жиром. На одном ее конце торчит перо.

На груди трупа — лепестки цветов, кажется роз. Рядом с ним — дощечка с какими-то таинственными знаками. Потом, эта штуковина…

— Какая штуковина, Дуглас?

Старший инспектор на мгновение замолчал. В трубке слышалось только его прерывистое дыхание. Наконец он проговорил:

— Сэр, как раз поэтому я и звоню… Вы же мне друг и сами знаете, как я вас уважаю, как доверяю… Еще раз прошу, сэр Малькольм, скажите честно, какие у вас были отношения с этим Кевином Адамсом?

— Да никаких, Дуглас! Я же сказал! Не знаю я никого с таким именем.

— А как насчет книги «Магические обряды лапландских племен» какого-то Уоллиса? Это название вам что-нибудь говорит?

Тут сэр Малькольм в изумлении воскликнул:

— Ну да, конечно! Книга эта редкая, я одолжил ее на днях одному знакомому…

— Как его зовут?

— Мартин Даллингтон, он профессор, известный ученый, состоит в Клубе графоманов… Но как вы узнали, что это моя книга?

— Там на первой странице напечатан какой-то герб…

— А, экслибрис моего отца!

— И даже имя его есть, правда, выведено как-то чудно…

— Готическими буквами. Да, эта книга из фальконской библиотеки. Но, честно признаться, я не имею ни малейшего понятия, как она оказалась рядом с трупом молодого человека. Повторяю, я никогда с ним не встречался. И его имя мне совершенно незнакомо.

Тут старший инспектор заговорил резким, повелительным тоном, к какому он обычно прибегал, когда разговаривал с подчиненными:

— Короче, прошу вас срочно прибыть ко мне прямо сюда, адрес такой: Клейтон-стрит, тридцать два.

— Напомните, пожалуйста, где это?

— Только не говорите, что не знаете!

— Послушайте, Дуглас, опомнитесь! Вы как будто меня подозреваете!

В ответ послышалось глухое ворчание, и следом за тем уже более сдержанным тоном старший инспектор продолжал:

— Извините, сэр… Но эта книга… Вы наверняка знаете жертву! Малый держал ее в руке.

— Послушайте, я постараюсь приехать как можно скорее. Во всяком случае, это дело кажется мне интересным. Только скажите точно, где эта улица.

— Клейтон-стрит находится в квартале Кенсингтон, неподалеку от крикетного поля, его еще называют «Овалом», это в пятнадцати минутах ходьбы от Воксхолла. Берите такси.

— Еще чего! Я попрошу моего шофера, и он довезет меня прямо до места, только ничего там не трогайте!

— Скотланд-Ярд знает свое дело!

Определенно Форбс был сегодня не в духе. Неужели он мог такое подумать — что сэр Малькольм каким-то образом связан с этим убийством? С другой стороны, было совершенно ясно, что профессор Даллингтон знал этого Кевина Адамса. Старший инспектор сказал, что он молод. Может, студент или помощник профессора? Что, если профессор сам дал ему книгу о лапландцах? Но, учитывая, что она очень редкая и стоит совсем не дешево, странно и даже невероятно, чтобы Даллингтон позволил себе дать ее кому-то, пусть даже на время. Вполне вероятно, что он был свидетелем убийства, если, к примеру, читал тому малому какой-нибудь отрывок из Уоллиса. В таком случае он видел и убийцу, если только это не он сам… Конечно, сэр Малькольм замечал, каким суеверным был профессор и до какой степени увлекался оккультизмом, но это еще не повод посыпать труп лепестками роз и подбрасывать дощечку с тайнописью — нет уж, переступить такую черту Даллингтон явно был неспособен. Да и потом, благородный сыщик даже представить себе не мог, чтобы достойный и робкий профессор университета убил человека ударом остроги в сердце… Хотя, конечно, тут нельзя не вспомнить, что острога — излюбленное оружие лапландцев. Но какая может быть связь между книгой Уоллиса, острогой, профессором и жертвой?

— Вэнь Чжан, сейчас вы отвезете меня в квартал Кенсингтон. Поедем через мост Ватерлоо.

— Вэнь Чжан знает мост. Далеко отсюда.

— Доротея, уложите, пожалуйста, мой чемодан. Мы уезжаем в Лондон, наверно, на несколько дней. Поживу это время на квартире в Сохо.

Госпожа Пиквик встретила эту весть с кислой миной и, пожав плечами, бросила:

— Этот Скотланд-Ярд вас погубит. Когда-нибудь вам достанется по первое число, и меня это нисколько не удивит.

— Вэнь Чжан будет рядом, — сказал китаец. — Я защищать господина Малькольма от злых людей. Вэнь Чжан сильный в цигун и кун-фу.

— Подумаешь! Голыми руками да маханиями пулю не остановишь, — с пренебрежением заметила экономка.

Сэр Малькольм попросил их прекратить спор, опасаясь, как бы он не перерос в ссору. Китаец поспешил в гараж, где стоял наготове «Роллс-Ройс», а госпожа Пиквик, не торопясь, побрела к себе в кухни. Экономка так старалась, чтобы пудинг вышел на славу, но, как видно, теперь он достанется ей одной — тем хуже для них! Уж ей-то скучать не придется: ее ждут журналы и продолжение бесконечного телесериала о душещипательной любви принцессы Маргарет и ее нового верного рыцаря.

— Вот что, Вэнь Чжан, — сказал сэр Малькольм, когда автомобиль въезжал в Лондон по Аппер-стрит, — остановите-ка у почты в Финсбери. Это на перекрестке Финсбери-стрит и Сити-роуд.

Через несколько мгновений «Роллс-Ройс» уже стоял, припаркованный возле указанного здания, а сэр Малькольм тем временем просматривал ежегодный телефонный справочник на букву «А». Список Адамсов выглядел впечатляюще, но в указателе не значился ни один человек с этим именем, проживающий по адресу, который назвал Форбс. Так ничего толком не узнав, сэр Малькольм вернулся к машине, и она тут же тронулась дальше.

Чтобы проехать через весь Лондон в десять часов утра, нужна добрая пара часов. На улицах в Блумсбери были заторы, и только на подъезде к Роу Кингсвей Вэнь Чжан, наконец, выбрался из сплошного автомобильного потока. Сэр Малькольм напомнил ему, что надо переехать через Темзу по мосту Ватерлоо, потом, за вокзалом Ватерлоо, повернуть на Кенсингтон-роуд, а оттуда прямо до Клейтон-стрит.

Под номером 32 значился старенький домишко — в прошлом, должно быть, милый особнячок.

Судя по всему, здесь давно не жили. Ставни с облупившейся краской были закрыты. На двери висела табличка: «Продается». Сэр Малькольм дернул за ржавую цепочку звонка — колокольчик глухо звякнул. Решив, что звонка никто не расслышал, он повернул дверную ручку, однако дверь удалось открыть, лишь надавив на нее плечом. Сэр Малькольм ступил в темный коридор и позвал инспектора. В ответ раздался резкий голос Форбса, а следом за тем появился и сам старший инспектор с электрическим фонариком в руке, в сопровождении лейтенанта Финдли.

— А, сэр Малькольм! Не больно-то вы торопитесь! Мы торчим в этой хибаре битых три часа, все вас дожидаемся!

— Где тело? — спросил сэр Малькольм.

— Мы не стали вас ждать. И отправили его в морг нового Скотланд-Ярда. Но перед тем, разумеется, все сфотографировали — общим планом и по отдельности. А что до вашей книжки, она здесь, лежит в целости и сохранности в мешке для вещественных доказательств вместе с острогой. Стало быть, с Кевином Адамсом вы незнакомы?

— Я говорил это уже не раз. Неужели вы думаете, я был в этом неприглядном месте и убил кого-то острогой?

— Признаюсь, нет, конечно, но книга-то налицо.

— Честно сказать, — заметил сэр Малькольм, — я и сам ума не приложу, как она оказалась в таком месте…

— Мы тут везде сняли отпечатки пальцев, — заносчивым тоном продолжал Форбс. — Правда, с острогой пришлось повозиться. Она была вся в жиру — похоже на животный. Странная история, что ни говори!

— Откуда вы знаете, что жертву зовут Кевин Адамс? — спросил сэр Малькольм. — У него были при себе документы?

— Точно. А еще полные карманы всякой дребедени…

— Какой именно?

— Ах, сэр Малькольм, простите, конечно, но книжка в руках убитого ставит вас под подозрение. Вы знаете правила лучше других. И я ничего не могу сообщить вам по этому делу.

— Тогда зачем меня сюда звали? — не выдержал сэр Малькольм.

— Чтобы допросить.

— Допросить?

Старший инспектор заговорил уже более примирительным тоном:

— Послушайте, наши с вами служебные и дружеские отношения не могут помешать мне исполнять свой долг. Вы же прекрасно понимаете…

— Давайте выйдем из этой лачуги, — предложил сэр Малькольм. — Воздух здесь какой-то спертый. Может, продолжим нашу великолепную беседу в моем «Роллс-Ройсе»?

— Не обижайтесь, пожалуйста, сэр Малькольм… Поверьте, у меня самого сердце разрывается. Я просто места себе не нахожу, верно, Финдли?

Они вышли на улицу. Дождь поливал вовсю. Пока лейтенант опечатывал дверь заброшенного дома, они дошли до роскошного автомобиля, припаркованного у тротуара.

— При Вэнь Чжане можно говорить все, — сказал сэр Малькольм.

— Как вам угодно, — ответил старший инспектор, устраиваясь на переднем сиденье. — Так, значит, вы уверяете, что раньше никогда не были в этом доме?

— Разумеется, — бросил в ответ сэр Малькольм, садясь по привычке сзади.

— Тогда скажите, где вы были сегодня ночью?

— В Фальконе.

— Да, — живо подтвердил Вэнь Чжан, — господин Малькольм быть у себя всю ночь.

— А вас не спрашивают. Я допрошу вас, когда сочту нужным.

Китаец не забыл, что старший инспектор отправил его в тюрьму после несправедливого обвинения, невзирая на все хлопоты сэра Малькольма Айвори. И прикусил язык.

— Сэр Малькольм, по телефону вы сказали, что одолжили эту книжку про лапландцев какому-то профессору…

— Да, профессору Даллингтону. Вот его визитная карточка. Он дал ее мне при первой нашей встрече в Клубе графоманов. Здесь и адрес есть, так что можете спросить у него.

— Как вы думаете, он знал Кевина Адамса?

— Понятия не имею, хотя, впрочем, вполне возможно. Видите ли, Даллингтон всего лишь мой знакомый по клубу. Конечно, он мне симпатичен и я уважаю его, но о частной его жизни не знаю ровным счетом ничего.

— Вам известно, что он преподает?

— Он этнолог. Служит в Британском музее и читает лекции в университете.

— И вы одолжили ему книжку про лапландцев… Не кажется ли вам это странным? Вы что, тоже интересуетесь этим народцем?

— Не так чтоб уж очень, но в отцовской библиотеке много специальных книг — о путешествиях и нравах далеких стран… Как-то раз я случайно упомянул об этом в разговоре с профессором. Вот он и пришел ко мне в Фалькон за этим исследованием Уоллиса, о котором я ему тоже говорил. Книга понадобилась ему, потому что он изучает ритуальную магию разных народов мира.

— Ритуальная магия, это еще что за чертовщина? Сэр Малькольм, вы не перестаете меня удивлять… Однако давайте пересядем в другую машину. Я сам отвезу вас к вашему чудаку профессору. Думаю, очная ставка между вами обещает много интересного. Так, где он проживает?

Старший инспектор глянул на визитку, которую только что передал ему сэр Малькольм. И воскликнул:

— Так ведь это совсем рядом! Кенсингтон-Парк-роуд!

— Улица эта длинная… Начинается у Элефант-энд-Касла и заканчивается у выезда на Сиафам-роуд! Во всяком случае, вы правы. Принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, дом Даллингтона, думаю, где-то рядом.

— Вы бывали у него?

— Нет. Повторяю, для меня профессор всего лишь приятный собеседник и знакомый по клубу.

— Ну, хорошо, хорошо, — буркнул старший инспектор. — Финдли, идемте с нами. Этот Даллингтон, похоже, обретается тут неподалеку. Пойдем пешком.

Вэнь Чжан сидел и смотрел, как они уходили все дальше в дождь. Какая муха укусила старшего инспектора, что он держит господина Малькольма за какого-то там подозреваемого? Может, он с ума сошел? Да и вообще, душевное здоровье офицеров Скотланд-Ярда вызывало у китайца большие сомнения.

Глава 3

Дом профессора Даллингтона действительно стоял на углу Клейтон-стрит и Кенсингтон-Парк-роуд, то есть в десяти минутах ходьбы от заброшенной развалюхи, где обнаружили тело Кевина Адамса. Это было внушительное четырехэтажное здание, скорее благоустроенное, чем шикарное. Оно принадлежало к числу старых построек, большей частью послевоенных.

После того как старший инспектор позвонил, дверь открыла старенькая экономка в черном платье и белом переднике.

— Будьте любезны передать — мы из Скотланд-Ярда.

Через какое-то время появился профессор. Он как будто удивился, но встретил полицию с радостью. И тут же воскликнул:

— О, джентльмены, джентльмены! Входите, прошу. Кого я вижу?! Сэр Малькольм Айвори! Понимаю… Вам сообщили — Уоллис пропал.

— Уже нашли, — сказал Форбс, проходя в маленькую гостиную.

— Вы нашли книгу! Вот так радость, а то я даже сон потерял. Дорогой сэр Малькольм, вы и представить себе не можете, как я переживал!

— Зато я отлично представляю — книгу у вас украли… — заметил старший инспектор.

— Вместе с тремя другими ценными предметами… Я заявил об этой гнусной краже сразу, как только все понял.

— Куда же вы заявили? — поинтересовался Форбс.

— В местный полицейский участок. И вот удача! Книга, по крайней мере, цела? И где же она была? Вора схватили?

Форбс откашлялся и слегка подавленным голосом проговорил:

— Так вы признаете, что эту книгу вам одолжил здесь присутствующий сэр Малькольм Айвори?

— Конечно, поэтому я и переживал. Такая редкая книга, такая ценная, а сэр Малькольм любезно мне дал ее на время… Но, в конце концов, вы ее нашли, и это главное. Впрочем, тут уж я нисколько не удивляюсь.

— Почему же?

— Потому что мой гороскоп показывал совершенно четко. Тот день обещал мне удачу. Черная луна уходит, и звезды соединяются исключительно благоприятным для меня образом!

Между тем Форбс с укоризной продолжал:

— Господин профессор, вы не очень-то обрадуетесь, когда узнаете, где мы нашли книгу… Кстати, вы знаете старенький такой домишко под номером тридцать два на Клейтон-стрит, он еще выставлен на продажу?

— Вы имеете в виду обветшалый особнячок, когда-то принадлежавший тетушке Скво? Ее так звали потому, что она походила на индианку, правда, вот уже десять лет, как она умерла. Но всякий раз, когда я отправляюсь погулять в парк и прохожу мимо, я вспоминаю ее с признательностью. Когда я был совсем еще мальчишкой, она иногда баловала меня конфетами, а родители сладостей мне не давали… Но почему вы спрашиваете про ее дом?

— Потому что там, в пустой комнате, мы и нашли книгу.

— Да что вы говорите! — воскликнул Даллингтон. — Но откуда она там взялась? Нелепица какая-то!

— Послушайте, профессор… Книга находилась в руке мертвого человека.

— Мертвого?

— Паренька, убитого ударом остроги в сердце.

Мартин Даллингтон так и рухнул в кресло.

— Да что вы такое говорите? Острогой? Как ужасно, просто отвратительно!

Это известие, похоже, потрясло профессора до глубины души. Какое-то время он сидел молча, точно оглушенный, потом спросил:

— Вы точно знаете, что острогой?

— Вскрытие покажет, — заверил его Финдли.

С поникшей головой профессор уставился на мыски своих туфель и шепотом признался:

— Вместе с книгой у меня украли еще острогу, великолепную такую, лапландскую…

— С пером на конце?

— Это точно моя. Но кто мог такое сделать? Что все это значит?

— Нам тоже хотелось бы знать… — сказал старший инспектор.

Сэр Малькольм намеренно хранил молчание с самого начала разговора. И вдруг он мягко спросил:

— Дорогой профессор, вам знаком молодой человек по имени Кевин Адамс?

Даллингтон поднял голову и пристально взглянул на благородного сыщика:

— Разумеется. Он брат Элис, моей невесты.

— Вашей невесты? — удивленно проговорил сэр Малькольм. — Вот так сюрприз…

Профессор вскочил и метнулся к старшему инспектору:

— Вы что-то скрываете? Что происходит? При чем здесь Кевин?

— Случилась пренеприятная история, — признался сэр Малькольм. — Того паренька, убитого в заброшенном доме, с книгой Уоллиса в руке, звали Кевин Адамс.

— Что? Кевина убили? Не может быть! Почему вы раньше молчали? Убили моей острогой! Скажите, ведь это страшный сон?!

— Тут и правда есть чему удивляться, — заметил сэр Малькольм. — Когда вы видели паренька последний раз?

— Вчера вечером, здесь, у меня дома. Мы все вместе обедали: его мать, сестра и мои друзья — я пригласил их в гости на пару дней… Уладить кое-какие семейные дела.

— Какие такие семейные дела? — поинтересовался Форбс.

— Касательно нашей свадьбы, то есть Элис и моей. Да, у меня молодая невеста. Но, несмотря на разницу в возрасте, мы отлично ладим… И потом, сами знаете, даже в браке по любви приходится заниматься вопросами материального свойства — денежными и прочими… За этим мы и собрались. Только как сказать Эмме, что сын ее мертв? Она обожала его.

— Профессор, — продолжал Форбс, — вы же понимаете, в таких обстоятельствах Скотланд-Ярд обязан провести расследование. Где сейчас все те, кто участвовал в вашем вчерашнем семейном совете?

— Все здесь. То есть кто-то у себя в комнате, кто-то вышел прогуляться. Мы условились снова собраться ко второму завтраку, к часу дня.

— И продолжить семейный совет… — подсказал сэр Малькольм.

— Да нет, мы уже все решили. И хотели просто перекусить перед дорогой — гости собирались разъезжаться.

— Они что, не из Лондона?

— Адамсам надо возвращаться в Ричмонд. А Дженнифер Тейлор с братом Патриком живут в Филкинсе, к югу от Берфорда.

— А эти Тейлоры и Адамсы вам кто, родственники?

— Никакие не родственники. Просто хорошие друзья. Патрик работал с ныне покойным Грегором Адамсом, мужем Эммы, отцом Кевина и дорогой моей Элис. Он был большой ученый, выдающийся этнолог, не только мой коллега, но и вообще человек исключительного благородства, и я очень его уважал. Нас с ним свела работа, а после его смерти я сблизился с Эммой, его вдовой, и с двумя их детьми.

— Давайте, с вашего позволения, вернемся к Тейлорам. Странно, они вам не родственники, а участие в семейном совете все-таки принимали…

— Должен сказать, в свое время Патрик помогал Грегору Адамсу в его исследованиях. А когда Адамса не стало, он продолжал помогать добрым советом Эмме. Кстати, его сестра Дженнифер влюблена в Кевина, вернее, была влюблена. Увы, пережить сегодняшний день всем нам будет трудно…

— У вас в гостях еще кто-нибудь был? — спросил Дуглас Форбс.

— Мэтр Брайан Дервантер, семейный нотариус Адамсов, тоже был с нами — в качестве юрисконсульта. Он тоже оставался здесь на ночь, а сейчас, кажется, куда-то ушел. Но ко второму завтраку должен вернуться.

— Это все? — хотел уточнить старший инспектор.

— Да, — ответил профессор, еще раз перебирая в памяти все имена: Эмма Адамс, двое ее детей — Элис и несчастный Кевин, брат и сестра Тейлоры и, наконец, мэтр Дервантер.

— Прекрасно, — заключил Форбс, записав все имена к себе в блокнот в мягкой обложке. — Итак, придется их всех допросить.

— Полагаюсь на ваше чувство такта, — живо проговорил Даллингтон. — Смерть Кевина для всех нас потрясение, понимаете?.. Сэр Малькольм, если б я только знал, что когда-нибудь мы с вами встретимся в столь прискорбных обстоятельствах…

Тут открылась дверь, и в гостиную вошла женщина лет пятидесяти в простеньком черном платье, с забранными в пучок седеющими волосами; ее серьезное лицо было тронуто едва заметной улыбкой.

Даллингтон подошел к ней и с жаром схватил за руки:

— Милая Эмма! Дорогой мой друг!

— Что с вами, Мартин? Вы, вижу, весь дрожите. А кто эти джентльмены?

Профессор усадил вдову Грегора Адамса и одним духом выпалил:

— Бедная моя Эмма! Беда пришла в наш дом.

Глава 4

Когда профессор Даллингтон после обходительного предисловия смог, наконец, сообщить матери о смерти ее сына Кевина, та вскрикнула, и у нее началась, было, истерика; потом несчастная вдруг бессвязно заговорила, что свидетельствовало о внезапном, хотя и временном помутнении рассудка.

Дуглас Форбс больше всего боялся тяжелых минут, которые повторялись всякий раз, когда приходилось сообщать родственникам о внезапно постигшем их горе. Обычно старший инспектор возлагал столь щекотливое поручение на лейтенанта Финдли. Сейчас же ему волей-неволей пришлось самому присутствовать при подобной трагической сцене, и он не знал, как себя вести. А сэр Малькольм, похоже, относился к происходившему хладнокровно: он внимательно наблюдал за бедной матерью и профессором, точно энтомолог, рассматривающий через лупу каких-нибудь букашек. Такое отношение поразило Дугласа Форбса, и, отведя благородного сыщика в сторону, он сказал:

— Сэр, если позволите… Можно подумать, для вас такие тяжкие зрелища что-то вроде спектакля…

— А может, это и есть спектакль…

— Вы думаете? Неужели эта парочка уже знала о смерти Кевина?

— Как обнаружили тело в заброшенном доме?

— Какой-то бродяга забрел туда случайно — искал, как видно, где бы проспаться после попойки, ну вот и наткнулся на труп. Струхнув не на шутку, он кинулся к ближайшему постовому — тот осмотрелся на месте и сразу же позвонил нам.

— В котором часу бродяга заявил о своей находке?

— В половине шестого утра.

— А что говорит врач — когда наступила смерть?

— Около часа ночи, но это еще надо уточнить.

— Замечательно. Так вот, дорогой Дуглас, мне больше нечего здесь делать. Теперь вы знаете, я тут ни при чем. И, стало быть, я возвращаюсь домой.

Тут Форбс спохватился:

— Но сэр Малькольм… Не сердитесь… Эта ваша книга… Что ни говори, странное совпадение!

— Совпадение или нет, только вы не имели права обращаться со мной, как с обыкновенным преступником. Вы сильно огорчили меня, Дуглас!

— Дорогой друг, пожалуйста, примите мои извинения. Нынче утром я и впрямь был не в духе. Госпожа Форбс, моя супруга, уж не знаю, какая муха ее укусила, решила сорвать на мне зло.

— Но разве это повод выплескивать раздражение на старого друга?

— Ах, сэр Малькольм, я сражен наповал. Что же мне сделать, чтобы вы меня простили?

Благородный сыщик улыбнулся и по-дружески положил руку на плечо старшему инспектору:

— Чтобы я вас простил? Передайте это дело мне. Уж очень оно интересное.

— Договорились! Прямо сейчас позвоню майору Тернеру и поставлю его в известность.

— Только осторожно! Ни вы, ни Финдли не вздумайте проговориться о том, что было на трупе и рядом с ним. Мы ни о чем не догадываемся. Пусть это пока будет тайной.

— Хорошо, сэр. Понятно, сэр. К вашим услугам, сэр Малькольм.

Форбс в сильном смущении вышел, лейтенант последовал за ним. Тернер был в Скотланд-Ярде большим начальником. Он ценил помощь сэра Малькольма Айвори и его особые методы. Поэтому ничуть не удивился решению этого незаурядного сыщика, а сэр Айвори меж тем вернулся в маленькую гостиную и принялся внимательно осматривать ее убранство.

На стенах висели африканские маски. Они чередовались со вставленными в рамы декоративными досками догонской[4] работы. В большой витрине стояли статуэтки, изображавшие воинов и женщин баконго[5] и сенуфо,[6] а также каких-то животных неизвестного вида. Маленькая обезьянка, стоя на задних лапах, держалась за живот, который, казалось, готов был лопнуть. Не иначе как она собиралась породить целый мир.

Эмма Адамс вышла, вернее, выбежала из гостиной, где только что узнала о смерти сына. Совсем потеряв голову, она, конечно, поспешила к себе в комнату рассказать обо всем дочери Элис. Мартин Даллингтон подошел к сэру Малькольму и сказал:

— Все это безделушки. Настоящие сокровища находятся у меня, как я говорю, в музее. В такие трудные минуты, как сейчас, пожалуй, только страсть и может спасти от жестокой хандры.

— Охотно верю. На страдания госпожи Адамс нельзя смотреть без боли.

— Она любила Кевина безумно. Опекала по-всякому, потакала всем прихотям, особенно после смерти мужа. Она баловала его, и даже слишком, а он, надо заметить, платил ей неблагодарностью… Видите ли, по развитию он был отсталый мальчик, но хотел самостоятельности, независимости, хотел освободиться от чересчур навязчивой материнской заботы.

— Сколько ему было лет?

— Двадцать восемь.

— Чем занимался?

— Ничем. Он, знаете ли, принадлежал к числу так называемых вечных студентов, и в пивной его можно было видеть куда чаще, чем в университетской аудитории…

— Понятно. А ваша невеста, мисс Элис…

— О, тут совсем другое дело! Она была моей студенткой и блестяще прошла стажировку в Британском музее, куда я ее рекомендовал. Из нее выйдет прекрасный этнолог, она пойдет по стопам отца. К тому же она Лев, восходящий к Раку. Лев наделяет ее энергией солнца, а Рак погружает в бездны ночных вод. Превосходное сочетание!

— Не сомневаюсь, — заметил сэр Малькольм, думая уже совсем о другом.

В этот миг в гостиную точно безумная влетела Элис Адамс.

— Что мама такое говорит? Этого не может быть!

Она обладала той красотой, которую не могут омрачить даже самые скорбные обстоятельства. Тонкая талия придавала ее фигуре безупречную стройность. Умное, с тонкими чертами лицо обрамляли черные волосы, подстриженные коротко, под мальчишку. Не в силах сдержать слезы, Элис бросилась к жениху, тот нежно заключил ее в объятия. И она безудержно разрыдалась.

— Это ужасно… ужасно, — повторял Даллингтон.

Они стояли так, в объятиях друг друга, несколько минут. Дуглас Форбс, позвонив по телефону, вернулся в гостиную и, глянув на убитую горем пару, не сдержался и проронил слезу. У этого здоровяка, даже скорее увальня, не знавшего вкуса в одежде, оказывается, была легкоранимая душа. Наконец Элис Адамс высвободилась из объятий жениха и только тогда заметила двух сыщиков, тоже находившихся в гостинице.

— Простите… Мартин, кто эти люди?

— Мой друг сэр Малькольм Айвори и офицер Скотланд-Ярда.

Девушка утерла слезы.

— Сэр Малькольм, мой жених много о вас рассказывал. Вы, кажется, состоите с ним в одном клубе, правда?

— Правда, мисс. Примите мои соболезнования.

— А вы, сэр, из полиции? — спросила она.

— Старший инспектор Дуглас Форбс!

— Вы по поводу смерти моего брата?

Даллингтон тут же объяснил:

— Кевин умер при довольно странных обстоятельствах. Я скрыл это от вашей матушки, но, как мне сообщили эти джентльмены, его закололи острогой.

Элис как будто сильно удивилась и в полном недоумении спросила:

— Как это? Острогой? Неужели, Мартин, той самой, которую у вас украли?

— Да, кажется, моей — именно ею и было совершено это постылое злодеяние.

— Боже мой! — Только этот стон и вырвался вдруг из широко разомкнувшихся уст Элис Адамс.

Она так и стояла с открытым ртом долго-долго, потом у нее задрожали веки, а тело повело в сторону. И, не успев схватиться за пиджак Даллингтона, она упала без чувств прямо на ковер.

Глава 5

Как только Элис Адамс пришла в себя, она тут же устремилась на второй этаж к матери, чтобы разделить с нею горе. Жених тоже пошел наверх вместе с невестой и, побыв недолго с несчастными женщинами, скромно удалился. Вскоре вернувшись к двум сыщикам, он повел их в другие комнаты, которые называл музеем.

В этих комнатах царил полный хаос. Великое множество туземных поделок было собрано здесь в беспорядке, логику которого мог постичь разве что сам профессор. Сэр Малькольм узнал кое-какое оружие — томагавки, дротики и ятаганы, а также украшенные оперением головные уборы индейцев сиу, тотемы, ритуальные барабаны, подвесные колокольчики, мандалы[7] и всевозможные маски. Словом, здесь хранились символические предметы со всех концов света, сэр Малькольм настолько этому удивился, что не удержался и спросил:

— Какая же у вас специальность, профессор?

Даллингтон рассмеялся:

— Мой маленький кавардак наверняка кажется вам чем-то из ряда вон, не так ли? Дело в том, что здесь собраны отдельные элементы моих исследований, и на первый взгляд все это производит впечатление хаоса, однако тут я следую так называемому принципу компаративизма.[8] Моя работа состоит в том, чтобы вскрывать мифологические связи между ритуалами разных народов. Возьмем простой пример — маску! У различных народов, понятно, и маски разные, хотя во всех случаях мы имеем дело с предметом, который служит для того, чтобы покрывать лицо. Но зачем? Каково магическое предназначение маски, каков тот общий знаменатель, объединяющий все маски, откуда бы они ни были? Это и есть главная тема моих исследований.

— Понятно, — кивнул сэр Малькольм.

Дуглас Форбс был не просто удивлен, а потрясен. Он воспринимал столь странное нагромождение разнообразных предметов как одну из форм проявления чудачества их владельца. К тому же каждый из этих предметов казался ему на редкость отвратительным. И как можно заниматься такими вещами? В своем блокноте в мягкой обложке он пометил: «Даллингтон — очень подозрительный тип».

— Возьмите вот эту погребальную свистульку, — продолжал свою лекцию профессор. — Она сделана из терракоты где-то на высокогорьях в Андах. Используется в погребальных обрядах. То же самое в древнем Китае — там была в ходу изогнутая трубочка, луксун, ее пронзительный свист звучал на всех погребальных церемониях. Такой же обычай существует у банту,[9] пёль,[10] у сибирских народов и лапландцев. Погребения у них неизменно сопровождались свистом! Так почему же человек свистит, когда хоронит ближнего своего? Вот в чем вопрос!

Оседлав своего конька, Мартин Даллингтон воодушевился. Что же до Дугласа Форбса, он никогда не слышал, чтобы на похоронах свистели. И как только сэр Малькольм сошелся с этим чокнутым! Однако вид у благородного сыщика был совершенно невозмутимый; так же спокойно он задавал этнографу вопросы, и тот распалялся еще пуще. Наконец они оказались в комнате более опрятной, чем предыдущие, — там помещались витрины.

— А это главные мои сокровища! — воскликнул Даллингтон. — Увы, сюда-то и забрался вор и украл острогу. Видите, она была вот здесь, в витрине, закрытой на ключ. Здесь же я запер одну руническую табличку и вашу книгу — думал, они тут в безопасности. Я хранил здесь и рубин, великолепный такой камень, по албанским поверьям, он обладал чудодейственной силой — останавливал кровь и залечивал раны. А какой-то вандал расколотил витрину, похитил четыре мои драгоценности и был таков.

— Как, по-вашему, он сюда проник? — спросил Форбс.

— Наверно, через эту дыру… — Профессор указал на окно. — Вор разбил стекло, добрался до задвижки, повернул и пролез в комнату.

— Да, проще простого, — заметил сэр Малькольм. — С такими сокровищами вам бы следовало поставить на окна решетки.

— Видите ли, вещи такого рода людей не интересуют. И я думал, ни один грабитель на них не покусится. Так что я даже не запирал музей на ключ.

— Может, у вас еще что-нибудь пропало? Вы все проверили?

— Больше ничего. Моя коллекция хоть и в беспорядке, зато я хорошо помню каждую вещицу.

Однако скажите, сэр Малькольм, зачем убивать человека острогой?

— Вы, кажется, не сомневаетесь, что Кевина Адамса убили именно вашей острогой, — заметил благородный сыщик.

— Ну да. У меня крадут острогу и ею же в двух шагах отсюда убивают Кевина Адамса. К тому же, по словам старшего инспектора, у нее на конце было перо. Выходит, острога — лапландская, как у меня. Слишком уж явное совпадение…

— Во всяком случае, вор знал, что искал, да и ориентировался он здесь прекрасно, — заметил сэр Малькольм. — Из всех окон первого этажа он выбирает именно то, что ведет в вашу сокровищницу, затем, уже на месте, он идет прямо к этой витрине, забирает четыре ценных предмета и спокойно уходит. Не кажется ли вам это странным?

— Но ведь с тем же успехом он мог взломать и дверь! — защищался Даллингтон. — Заметить в витрине четыре вещицы. Смекнуть, что они ценные, и украсть. Он вполне мог что-нибудь стащить и в любой другой витрине, так ведь?

— Не думаю, — сказал старший инспектор. — Больше того, по-моему, вы даже знаете вора.

— Как это?

— Вы кому-нибудь говорили про книгу Уоллиса?

— Невесте. Но вы же не думаете… Это же глупо!

— А острога — она у вас давно?

— Купил в начале недели у Рейнольда, торговца экзотическими древностями…

— Кто-нибудь знал о вашей покупке?

— Я показывал ее только Адамсам и Тейлорам, когда они приехали… Такая великолепная вещь… Настоящая редкость. Рейнольд согласился ее уступить только потому, что я пишу книгу о магических обрядах лапландцев.

— А рубин? Руническая табличка?

— Они у меня уже больше десятка лет. Камень — подарок профессора Адамса. Он дорог мне, сколько бы ни стоил, потому что это память о старом друге и учителе. Вы и его нашли в доме тетушки Скво?

— Насколько мне известно, нет, — сказал сэр Малькольм, — впрочем, тело и все улики забрали еще до моего приезда. Правда, Дуглас?

— Не припомню, чтобы там был рубин, — признался старший инспектор. — Хотя мы все обшарили, даже карманы убитого.

Даллингтон снова оживился:

— Этот магический камень только тому на пользу, кто им исцеляет. Он останавливает кровотечение, заживляет раны и рубцы. Но, если кто-то воспользуется им по злому или корыстному умыслу, он приносит один лишь вред. Он мстит! Сколько людей умерло странной смертью, после того как они дерзнули нацепить его в виде украшения. У камней есть душа, верно?

— Ну, хорошо, — проговорил сэр Малькольм, прерывая рассуждения этнолога, — благодарим вас за разъяснения. Они весьма любопытны. А теперь давайте вернемся в гостиную. Мы могли бы там устроить себе кабинет на время расследования? Мне бы хотелось опросить гостей.

— Я ручаюсь за них! — воскликнул Даллингтон. — Они все мои ближайшие друзья, почти члены семьи. Какое отношение они могут иметь к убийству Кевина?

Сэр Малькольм ничего не ответил. Они миновали все комнаты музея, только в обратном порядке, и снова оказались в гостиной. Там их уже поджидала молодая пара. Девушка лет тридцати готова была расплакаться. Подбородок на ее своевольном лице подрагивал — как видно, она силилась сдержать себя, чтобы не разрыдаться. У нее были светлые, слегка завитые волосы и спортивная стрижка. Ее брат, стоявший рядом, выглядел скорее подавленным. Он тоже был блондин — переминаясь с ноги на ногу, он забавно покачивал руками. С виду он казался старше сестры, хотя явно находился под ее влиянием. Она первая и заговорила:

— Мартин, мы только что узнали. Какой ужас! Что стряслось?

— Вот джентльмены из Скотланд-Ярда, — проговорил Даллингтон. — Они всего лишь сообщили страшную новость и больше ничего.

— Джентльмены, — обратилась к сыщикам Дженнифер Тейлор, — мы с братом самые близкие друзья семьи Адамс. Постигшее их горе и нас глубоко тронуло. Скажите же, что вы думаете об этом чудовищном преступлении? Ведь речь идет о преступлении, так?

— Пока рано делать какие-либо выводы, — ответил старший инспектор. — Следствие только начинается.

— Кто же мог держать зло на Кевина? Мартин, вы-то сами имеете хоть какое-то представление, как это могло случиться?

— Ни малейшего. Тело Кевина нашли в заброшенном доме неподалеку отсюда. А убили его… этой… острогой. В руках у него была книга. Вот и все, что нам известно.

— Острогой?! — вскричала девушка. — Какой ужас! И книга… Но вы же знаете, Кевин терпеть не мог книг…

— Книгу украли у меня вместе с острогой, — пояснил этнолог.

После его слов наступила тишина. Патрик Тейлор продолжал молча покачиваться. Тут слово взял сэр Малькольм:

— Когда вы видели вашего друга последний раз вчера вечером?

— После обеда, — сказала Дженнифер. — Мы все вместе поели в большой комнате. Потом мужчины пошли в курительную. А мы, женщины, решили вызвать их на партию в бридж. Эмма Адамс отправилась к ним передать наш вызов. Мэтр Дервантер и вы, Мартин, присоединились к нам. А Кевина с вами не было.

— Да, — подтвердил Даллингтон. — Он пожаловался на головную боль. Может, он выпил много шампанского, вот у него и разболелась голова. Мы собирались отпраздновать счастливое событие — заключение брачного договора. Все были довольны. Кевин пошел немного отдохнуть в комнату, которую я ему отвел.

— А потом вы его видели? — спросил Форбс.

— Да, — сказала Дженнифер, — только гораздо позже. Наверно, часов в одиннадцать. Мы закончили играть в карты. Эмма устала. Мэтру Дервантеру захотелось перед сном подышать воздухом. И тут я увидела, как по лестнице спускается Кевин. Вид у него был неважный. Я спросила, может, ему что-нибудь нужно. А он меня одернул, и, признаться, довольно грубо. И я ушла к себе. Если б я знала…

На сей раз она не смогла сдержать слезы. Закрыла глаза руками и тяжело опустилась в кресло. А ее братец все переминался с ноги на ногу, покачиваясь, точно маятник.

— А вы, сэр? — обратился к нему благородный сыщик.

Он, похоже, удивился:

— Я? О, я, видите ли… Это действительно большое горе. Такое… горе…

— Вы можете подтвердить слова сестры?

— Насчет Кевина? Нет. После обеда я пошел в библиотеку. Когда-то, еще совсем мальчишкой, я помогал ныне покойному Грегору Адамсу по работе. И хотел вчера найти книгу о культе солнца и луны у майя, которую мой учитель подарил господину Даллингтону. Издательства «Мередит». Так вот, я нашел ее и потом весь вечер читал.

— Это точно, — подтвердил профессор. — Часов в десять, во время игры в бридж — я сидел на месте покойного, — я пошел предложить Патрику кофе. Он сидел в библиотеке и читал. Патрик у нас любит одиночество. Всякие светские сборища ему не по душе.

Такие слова, кажется, задели молодого человека за живое, и он отреагировал резко:

— Я что, не имею права?

— Конечно, имеешь, мой юный друг.

— Никакой я вам не юный друг.

Бросив, ко всеобщему изумлению, столь обидное замечание, Патрик Тейлор с громким топотом вышел из гостиной.

— Смерть бедняги Кевина всех нас изрядно подкосила, — только и вымолвил Мартин Даллингтон.

Глава 6

Некоторое время спустя, когда сэр Малькольм и старший инспектор остались в гостиной одни, Дуглас Форбс не выдержал и дал волю чувствам:

— Этот Даллингтон хоть и состоит в ваших «Графоманах», только признайтесь, уж больно он чудной! К тому же, сказать по чести, лично мне он кажется подозрительным.

— Почему же?

— От его колдовских штучек у меня по спине мурашки бегают. Видели всякие мерзости у него в так называемом музее? И он еще называет их сокровищами! А эти его байки! Боюсь, тут мы имеем дело с убийством из суеверия.

— Дорогой друг, хотя наш этнолог и увлекается колдовством туземных народов, не факт, что он сам колдун!

— Он же верит в какие-то там целительные камни! Это же чушь собачья!

— Даллингтон, конечно, оригинал, согласен, но это еще не повод держать его за убийцу…

— Вы его выгораживаете, потому что он состоит в вашем клубе и вас забавляют его россказни…

— Осторожно, Дуглас! Вы заходите слишком далеко!

Старший инспектор принялся кусать губы:

— Ах, ну да, простите. Это все из-за госпожи Форбс, моей супруги. Она вывела меня из равновесия, и я все еще никак не приду в себя…

— Скажите лучше, как вам Элис Адамс?

— Милая девушка, даже очень. Гм, я так думаю, несмотря на разницу в возрасте, она обожает профессора Даллингтона. Видели, как кинулась к нему в объятия?

— Она узнала об убийстве родного брата. И объятия жениха были для нее временным прибежищем, спасением от ужаса, который ей навеяло это жестокое преступление. Не забывайте, он был ее учителем, а кроме того, коллегой ее отца. И тут любой психолог может спросить: не переносит ли девушка любовь к покойному отцу на жениха?

— Вы тоже так думаете?

— Просто предполагаю. Во всяком случае, проверьте банковские счета Эммы Адамс, а заодно и счета Даллингтона. Женитьба таких разных людей вполне стоит того, чтобы все проверить, — может, тут и правда что-то не так.

— Думаете, со стороны Адамсов это брак по расчету?

— Или, может, просто-напросто союз двух людей, страстно увлеченных этнологией. Ладно, поживем — увидим. А как вам Дженнифер Тейлор?

— Здоровая девушка, спортивная, — с ноткой восхищения в голосе ответил Дуглас Форбс. — Знает, чего хочет. Не то, что ее братец… Тщедушный холерик.

Сэр Малькольм при таком сравнении улыбнулся, потом продолжал:

— Этот Тейлор явно недолюбливает Даллингтона. Сами видели, как он обращается с профессором, — не очень-то учтиво. Между ними словно черная кошка пробежала. Профессор сделал вид, будто ничего не заметил. Да уж, с этим тоже придется разобраться.

— Тейлор всего лишь ученик Грегора Адамса, а Даллингтон был с ним на равных. Отсюда профессиональная зависть.

— Возможно, но скажите, Дуглас, не кажется ли вам, что весь этот спектакль с телом Адамса устроен преднамеренно — чтобы навести подозрения на профессора?

— Я же говорил, он и раньше казался мне подозрительным типом. Да и кто, как не он, мог устроить такой чудовищный спектакль?!

— То-то и оно! Не многовато ли будет — острога, розовые лепестки, тайнописная дощечка, моя книга! Уж слишком все очевидно, не находите?

И лично меня нисколько не убеждает. Да и потом, у него ведь все это украли, разве нет?

— А может, он сам инсценировал кражу…

— И заявил в соседний полицейский участок!

— Алиби! По мне, так это прямо бросается в глаза — выходит, ваш Даллингтон и есть виновный!

— Послушайте, Дуглас. Я отлично вас понимаю. Все складывается против профессора, только он настоящий ученый, исследователь. Конечно, он вполне мог придумать какой-нибудь церемониальный антураж вокруг тела Кевина, но он никогда не оставил бы в старой грязной хибаре книгу Уоллиса: ведь она для него истинный кладезь мудрости, большая редкость, и ему в работе было бы без нее никак не обойтись. К тому же, чтобы кого-то убить, нужна причина. А вы видите здесь хоть слабый намек на мотив? Он собирается жениться на девушке и при этом убивает ее брата? Нет, здесь что-то не сходится.

Старший инспектор собрался было выдвинуть свои аргументы, но тут в дверь гостиной постучали. Следом затем, не ожидая приглашения, в комнату вошел статный мужчина лет пятидесяти с седыми волосами и бородой. Одет он был строго — пожалуй, только черная бабочка в белый горошек была единственной вольностью, какую мог себе позволить этот сухопарый и довольно мрачный с виду человек.

— Извините, — проговорил он надтреснутым голосом. — Вы, верно, и есть те самые джентльмены-следователи из Скотланд-Ярда?

— Вы не ошиблись, — вставая, сказал Форбс. — Я старший инспектор Дуглас Форбс, а это наш советник сэр Малькольм Айвори.

— Ах, джентльмены, какое несчастье! Я только что узнал от экономки, когда возвращался с утренней прогулки. Что же на самом деле произошло?

— А вы-то сами кто будете? — осведомился Форбс.

— О, простите! Совсем забыл. Мэтр Брайан Дервантер, нотариус семьи Адамс…

— Замечательно, — продолжал сэр Малькольм. — Нам очень хотелось с вами встретиться и кое о чем вас расспросить. Присаживайтесь, пожалуйста.

— Но, видите ли, я просто ошеломлен, подавлен. Неужели Кевина действительно убили?

Он сел в кресло, вид у него был совершенно потерянный. Кадык под белой кожей на горле ходил вверх-вниз.

— Кевина Адамса обнаружили мертвым этой ночью, под утро, в заброшенном доме тут недалеко, — объяснил старший инспектор. — Его убили острогой из коллекции профессора Даллингтона.

— Острогой? Профессор? Но это же нелепо! Уму непостижимо! Да и какое отношение может иметь профессор к столь бессмысленному злодеянию?

— Мэтр, мы вовсе не утверждаем, что Даллингтон повинен в этой смерти, — заметил сэр Малькольм. — Мы только сказали, что возле тела жертвы нашли принадлежащую ему острогу — с ее помощью, очевидно, и был нанесен смертельный удар.

— Да, в самом деле, как-то странно…

— Что же тут странного?

— Ну да, профессор сам показывал нам свою острогу — штука редкая, служила, кажется, для каких-то обрядов. На конце у нее перо, а древко в тончайших узорах.

Сэр Малькольм внезапно переменил тему, как он обычно делал, когда хотел сбить собеседника с толку.

— Мэтр Дервантер, с какой стати вы здесь оказались?

— О, все очень просто, я же говорил, я нотариус, к тому же друг семьи Адамс. И очень хорошо знал профессора Грегора Адамса, выдающегося этнолога. Он почти приобщил меня к своей науке, и с тех пор я и сам увлекся всеми этими вопросами, хотя, разумеется, специалистом себя не считаю. От старинных обычаев веет поэзией, а я, признаться, питаю слабость к Уильяму Блейку — то-то был провидец!

— Мне нравятся у него «Песни невинности», — заметил сэр Малькольм, — впрочем, Блейк вряд ли поможет нам узнать истинную причину вашего присутствия в профессорском доме.

— Ах, ну да, в самом деле, я что-то заговорился… Понимаете, я взволнован и растерян до крайности. Как вам сказать? Ну, хорошо, я здесь по делам.

— Готовите брачный договор между мисс Адамс и профессором Даллингтоном, полагаю…

— Да, вижу, вы все знаете. И сняли камень у меня с души! Нотариальная тайна, понимаете?

Сэр Малькольм снова переменил тему:

— Мэтр, расскажите немного о семье Адамс…

— Очень хорошая семья! Эмма, вдова профессора Грегора Адамса, сильная и вместе с тем очаровательная женщина. Она мужественно перенесла ужасное горе — смерть мужа — и продолжала заниматься детьми с достойной восхищения стойкостью. Я очень высоко ценю эту женщину. Трагическая смерть Кевина будет для нее страшным ударом, ведь она боготворила сына. Мальчик повзрослел, а она все обхаживала его, как будто ему было десять лет. После смерти отца, главы семейства, его избаловали до того, что порой он вел себя даже чересчур заносчиво, — впрочем, о покойниках плохо не говорят, так ведь? Душа Кевина пока не покинула наш мир. Она все еще цепляется за него. Ведь мальчик так любил жизнь!

Форбс пометил у себя в блокноте: «Еще один оригинал — с ним тоже надо держать ухо востро».

— А Элис? — спросил сэр Малькольм.

— Она достойная дочь профессора Грегора Адамса. Думаю, выйдя замуж за Даллингтона, она исполнит волю покойного отца. И новое поколение продолжит дело старших, понимаете?.. Уважение семейной традиции — это замечательно.

— Но Даллингтону уже пятьдесят, а Элис только двадцать шесть, — заметил старший инспектор.

— Как нотариус я часто замечал, что такая разница в возрасте создает определенное равновесие, весьма благотворное. Пыл юности сдерживается опытом зрелости. Впрочем, в интересующем нас деле жениха и невесту объединяет общая страсть, и довольно сильная, — изучение магии с точки зрения этнологии. Такую связь даже время не разорвет, как раз наоборот…

— Вернемся к брачному договору, — предложил сэр Малькольм.

— Тут я вряд ли могу сообщить что-то интересное, — сказал нотариус. — Дело это частное, и профессиональная этика обязывает меня хранить тайну.

Слово взял Дуглас Форбс:

— Мэтр, к сожалению, должен напомнить, мы расследуем убийство. И Скотланд-Ярду нужно знать всю правду.

— Конечно, — сказал мэтр Дервантер, усаживаясь поглубже в кресло, — но я не вижу связи между этим брачным договором и смертью Кевина!

— Об этом нам судить, — продолжал старший инспектор. — Наш долг — проверить все и вся. Итак, мэтр, что это за договор?

— О, самый обычный, и сказать по правде, я не вижу…

Теперь заговорил сэр Малькольм:

— Мэтр Дервантер, когда вы прибыли в этот дом?

— Два дня назад. Да, в четверг утром.

— А сегодня у нас суббота. Значит, на составление договора у вас ушло около двух дней!

— Нет-нет. Мы все закончили вчера вечером.

— Неужели были сложности?

Нотариус заерзал в кресле, почувствовав себя крайне неловко.

— В таких делах всегда есть что делить и из чего выбирать. И заинтересованные стороны обязаны договориться. Это же нормально, самое обычное дело.

— У вас всегда уходит столько времени на составление бумаг подобного рода?

— Нет, конечно. Но в этом деле речь шла о коллекциях. Да-да, в частности и о них.

— Профессора Даллингтона?

— Нет, о тех, что остались после покойного Грегора Адамса. Они же результат многолетних изысканий. Эмма и Кевин Адамсы, понятно, считали делом чести оставить часть себе. Для них все эти вещи, статуэтки имеют скорее духовную ценность.

— Профессор Даллингтон убеждал Эмму взять причитающуюся ей часть коллекции?

— Не совсем. Во время обсуждения он вел себя довольно сдержанно. Элис, конечно, хотела и себе кое-что выбрать из отцовского собрания, а Кевин думал оставить все себе. В других семьях, знаете ли, случается то же самое… Словом, мы договорились разделить все поровну.

— И, в конце концов, стороны подписали договор, — заключил сэр Малькольм.

— Верно. Подписали все. Правда, кажется… — Мэтр Дервантер внезапно встал. На лице у него вдруг появилась тревога: — Ах ты, Боже мой! — воскликнул он. — Простите, мне нужно кое-что проверить… Надо срочно повидаться с Эммой Адамс, срочно.

И он вышел, бубня себе под нос: «Боже мой, Боже мой!..» Сэр Малькольм и старший инспектор остались в гостиной одни.

Глава 7

Cэр Малькольм и старший инспектор оставались одни недолго. В дверь снова постучали, и в гостиной на сей раз появился Патрик Тейлор.

— Можно войти?

Ему предложили сесть, что он и сделал, впрочем, неловко, после чего сказал:

— Я хотел извиниться за недавнее… Этот Даллингтон действует мне на нервы.

— Мы заметили, — проговорил Дуглас Форбс.

— Его заносит, даже слишком… И потом, мне совсем не нравится, что он женится на Элис.

— Почему же? — спросил сэр Малькольм. Молодой человек покраснел и, запинаясь, сказал:

— Неправильно это. Молодые должны держаться молодых. А Даллингтон старик. Зарится на ее состояние, пользуясь своим влиянием, ведь она его ученица. И чувствует себя перед ним обязанной. Это же отвратительно! Да и Кевин так думал.

— Он сам вам это говорил?

— Когда пошел разговор о свадьбе, я видел, Кевин был просто вне себя. Вот он и позвал меня на семейный совет.

— Значит, он рассчитывал на вашу помощь?

— Даллингтон приворожил Элис. Видите ли, он худо-бедно владеет колдовскими приемами. Вот и привязал ее к себе своими чарами. Так считал Кевин, и я тоже так думаю. Такая связь противоестественна!

— Стало быть, если я верно понял, вы с сестрой приехали сюда по настоянию Кевина, чтобы помочь ему расстроить этот брак.

— Честно признаться, мы даже не представляли, что делать. Понимаете, мы с сестрой знаем Кевина целую вечность. Я учился вместе с ним в одной школе, в одном университете. Потом помогал отцу Кевина, профессору Грегору Адамсу, в его изысканиях. Тогда-то я и понял, какую интрижку затеял Даллингтон. Он ловко приобщил Элис к этнографии. И она выбрала на факультете его курс. Потом он рекомендовал ее в Британский музей. Все это время он и Эмму всячески обхаживал, а она даже не понимала, какое отрицательное влияние этот человек оказывает на ее дочь. А Элис прилипла к нему, как муха к клейкой ленте…

— Ну, хорошо, — сказал сэр Малькольм, — вот и взгляд на вещи под новым углом, что для нас тоже интересно.

— Никакой это не взгляд! Это чистая правда! — горячо заверил его Патрик Тейлор. — Кевин тоже так считал. Говорю вам, Даллингтон — шаман!

— За те два дня, что вы здесь, в доме был скандал? — поинтересовался старший инспектор, не знавший, что такое шаман.

— Кевин умел за себя постоять и знал один способ помешать свадьбе. Достаточно было отказаться от раздела отцовской коллекции, и дело сделано. Даллингтону не терпелось заграбастать все подчистую. И он наверняка науськал Элис, чтобы та попробовала урвать побольше. И тут, должен сказать, Кевин держался твердо.

— Чем это закончилось?

— Эмма, его мать, пошла на уступки. Я же говорил, Даллингтон и ее по-всякому обхаживал. А ей хотелось сделать дочери приятное… Короче, дело дошло до дележа, но самые ценные вещицы, на которые профессор положил глаз, все же остались у Адамсов.

— И, несмотря на разногласия, о свадьбе, тем не менее, договорились, — заключил сэр Малькольм.

— Да, но Кевин никак не мог с этим смириться. Да и я, честно говоря, тоже… А вчера вечером, за обедом, Даллингтон совсем занесся. Элис смотрела на него глазами, как у жареного окуня, вот! Противное зрелище. Моя сестра Дженнифер тоже это заметила. Даллингтон вел себя как заправский барышник, урвавший на ярмарке добрую лошадь!

— Э-э, а вы часом не преувеличиваете? — осведомился сэр Малькольм.

— Сразу после обеда Кевин встал и ушел к себе в комнату. Ему было противно это слушать. А я пошел в библиотеку. Терпеть весь этот спектакль и мне было невмоготу.

— А из библиотеки куда вы направились? — спросил Форбс.

— К себе в комнату. Я был взвинчен, принял двойную дозу снотворного и уснул.

— В котором часу это было?

— Около одиннадцати, кажется.

— Замечательно, уважаемый, — сказал сэр Малькольм. — Благодарим вас за добровольные показания. А теперь пригласите, пожалуйста, вашу сестру.

— Вы и Дженнифер собираетесь допрашивать? — в изумлении спросил Патрик Тейлор.

— Ну да. Мы намерены допросить всех. Кроме того, у нас к вам просьба не выходить из дома без нашего разрешения.

Молодой человек удивился:

— Но почему?

— Потому что у Скотланд-Ярда свои методы, — резко ответил Форбс.

Молодой человек пожал плечами и вышел в сильно подавленном расположении духа.

— Холерик — да, но не такой уж тщедушный! — усмехнувшись, заметил сэр Малькольм.

— Его так и распирает от зависти к Даллингтону, ясно как божий день, — прибавил Форбс.

— Он, видно, влюблен в Элис, и эта свадьба ему совсем не по душе. Вот и бесится от бессилия, но ничего не поделаешь — девушка предпочла другого! Все до обидного просто. Многим молодым людям не везет, но, как бы то ни было, это нисколько не проливает свет на убийство Кевина.

— Если только Даллингтон не решил отомстить Кевину за то, что тот наотрез отказался уступить ему вещи из коллекции, которые он мечтал заполучить… Вот вам искомый мотив!

— Возможно, след верный, — согласился сэр Малькольм. — А вот и Дженнифер Тейлор к нам пожаловала…

Глаза у девушки были все такие же красные. Она всего лишь раз дала волю слезам, но сейчас держалась довольно мужественно и шла на встречу с сыщиками уверенной поступью.

— Джентльмены, брат сказал, вы снова хотите меня видеть.

— Верно, — бросил Дуглас Форбс. — Присаживайтесь, мисс. Работа у нас не из самых приятных, но следствие — это вам не детские забавы, не так ли?

Девушка спокойно поправила юбку на коленях.

— Я на самом деле мало что знаю…

— Иногда человек даже не подозревает, что знает, — сказал сэр Малькольм. — А ваши показания, безусловно, были бы нам весьма полезны. Ну а для начала объясните, пожалуйста, почему вас пригласил профессор Даллингтон — вас с братом?..

— Патрик близкий друг Кевина… вернее, был. Они подружились еще в детском саду. Когда профессор и Элис решили пожениться, Кевину захотелось, чтобы мы тоже присутствовали при заключении брачного договора. Лично я считала, что наше присутствие будет лишним и неуместным, но брат так настаивал, что я, в конце концов, согласилась с ним поехать.

— В самом деле, занятно… — заметил старший инспектор.

— Патрик, да будет вам известно, всегда находился под влиянием Кевина. Мой брат застенчив и, если что-то не по его воле, тут же начинает кипятиться. Да вы и сами только что видели — когда он вдруг ни с того, ни с сего, по собственной глупости ополчился на Мартина Даллингтона…

— Расскажите немного о Кевине Адамсе, пожалуйста.

В глазах у девушки потемнело. Она сжала подлокотники кресла, в котором сидела, и, решившись, выпалила:

— О, теперь-то уже можно признаться, я… как бы это сказать? Да, я была очень привязана к Кевину. Он был другом детства моего брата и моим тоже.

— А он разделял ваше чувство? — спросил сэр Малькольм.

Девушка быстро опустила глаза:

— Нет… не знаю… Это трудно объяснить. У меня всегда было ощущение, что он любит другую, но я, конечно, ни разу себе не позволила…

— Мы вас очень хорошо понимаем, — довольно мягко произнес сэр Малькольм.

— Хотя, — продолжала Дженнифер, — хороший муж из него вряд ли получился бы. Я любила его, как героя романа. Он был такой своенравный, такой непредсказуемый… Была в нем какая-то бесшабашность, та, что идет вразрез с законом, какая-то склонность к авантюризму — именно это и делало его привлекательным.

— Вразрез с законом, говорите? — переспросил Форбс.

— Я, наверно, плохо объясняю. Кевин по натуре был бунтарь. Грегор Адамс с головой ушел в работу и почти им не занимался. Ему явно не хватало отцовской строгости. Мать души в нем не чаяла. А он отстранялся от нее с какой-то яростью, хотя, думаю, в глубине души и страдал от этого.

— Мисс, вы хорошо знали Кевина Адамса и прекрасно его описали, — сказал сэр Малькольм. — Стало быть, за последние дни вы вполне могли заметить в его поведении кое-что или многое такое, что, несомненно, помогло бы нам понять причину его загадочной смерти.

— Он не хотел этой свадьбы. Считал ее аморальной. И во время обсуждения делал все, чтобы нарушить связанные с нею планы, но его бой был заведомо обречен на поражение. Элис действительно любит Даллингтона, и Эмма очень рада их союзу. Но это было в манере Кевина. Он часто бросался улаживать безнадежные дела, что непременно заканчивалось скандалом, а он от этого злился на весь белый свет. Я же говорю, все его беды — от взбалмошного характера.

Вдруг сэр Малькольм спросил:

— Как вы думаете, он мог совершить кражу?

Дженнифер выпрямилась в кресле и решительно ответила:

— Конечно же, нет!

— Порой люди, лишенные привязанности или отцовской строгости, становятся клептоманами… — пояснил сэр Малькольм.

— Кевин был совсем не такой! — со свойственной ей решимостью заверила девушка.

— Вы защищаете воспоминания, и это похвально. Но объясните, почему Кевин так упрямился?

— Из-за коллекции, конечно. Грегор Адамс собрал огромную коллекцию — туземное оружие, статуэтки, бабочки, да всего и не перечислишь. У нотариуса был полный список, и он зачитывал его, перечисляя предмет за предметом. И по поводу каждого возникал спор, кому он достанется — Элис и Даллингтону или Эмме и Кевину. Спору, казалось, не будет конца — это было так мучительно… Кевин вообще не хотел ни в чем уступать, за исключением каких-то безделушек. Элис устала, а мэтр Дервантер, преисполнившись терпения, выступал в роли примирителя и делал это, должна признаться, исправно, с чувством такта, достойным восхищения.

— Если я правильно понимаю, — сказал сэр Малькольм, — Кевин искал ссоры и, возможно, даже разрыва…

— Совершенно верно. Та же горькая сцена повторилась и когда собирались договориться о дне свадьбы. Даллингтон предложил назначить ее на двадцать первое июня будущего года, на день летнего солнцестояния. Сами знаете, по его мнению, все должно подчиняться четкому космическому ритму. А Кевин сказал, ему этот день, мол, не подходит, потому что как раз тогда он собирается в Соединенные Штаты. Эмма удивилась. Она ничего не знала о его намерениях куда-то ехать. Словом, свадьбу после долгих препирательств перенесли на декабрь будущего года — уже на день зимнего солнцестояния, но Кевин и в этом случае отказался присутствовать на церемонии.

— А как Даллингтон воспринял такое поведение?

— Вид у него был то совсем отстраненный, то надменный, а то и вовсе непреклонный. Он счел поведение Кевина ребячеством и результатом плохого воспитания. И предоставил невесте самой разбираться с братом.

— А Элис?

— Она всеми силами стремилась уладить скандал. Она говорила Кевину: «Я понимаю, ты хочешь оставить себе то-то или то-то на память об отце, но он и мой отец, и я имею такие же права, как и ты!» А он ей в ответ: «Насколько я знаю, эти воспоминания принадлежат и матери! Может, подождешь, когда она умрет, прежде чем кидаться на ее долю наследства?» Тогда в спор очень дипломатично вступал мэтр Дервантер: «Ваша матушка, как вам должно быть известно, высказала пожелание, чтобы раздел был приурочен к свадьбе…» Короче говоря, я бы предпочла не быть там.

— Но вы там были! — настаивал сэр Малькольм. — И прекрасно понимаете: ваше присутствие рядом с Адамсами в столь доверительной обстановке объясняется не только дружбой! Быть может, вы с братом тоже имели какие-то права на коллекцию?

Дженнифер Тейлор выпрямилась в кресле, подумала над ответом и потухшим голосом сказала:

— Понимаете, так просто всего не объяснишь… Да, это действительно трудно…

Она замолчала в сильном смущении. Надолго.

Глава 8

— Мисс Тейлор, от Скотланд-Ярда нельзя ничего скрывать… — надавил на Дженнифер Дуглас Форбс.

Девушка еще какое-то время колебалась, потом тихо-тихо проговорила:

— Дело это очень личное, оно затрагивает честь семьи.

— Мы расследуем дело об убийстве! И должны знать все.

Дженнифер взяла со столика пачку сигарет, достала одну, прикурила от большой металлической зажигалки, лежавшей рядом, выпустила длинную струю дыма и нетвердым голосом начала:

— У нас с братом довольно крупное состояние. После смерти Грегора Адамса оказалось, что профессор оставил своей семье непомерные долги. Слишком много средств ушло у него на коллекцию. Он даже заложил дом, чтобы купить австралийские тотемы из древовидного папоротника. Кредиторы пришли в ярость. Положение день ото дня становилось все хуже. Тогда в знак нашей дружбы с Кевином мы одолжили Эмме денег под залог коллекции, которую оставил ей муж.

— И долг вам так и не вернули… — подсказал старший инспектор.

— Эмма и Кевин пока нигде не работают. Элис только начала заниматься наукой. И никаких денежных поступлений у них не предвиделось. Ну, а поскольку по случаю свадьбы зашел разговор о разделе не только имущества, но и коллекции, заложенной в нашу пользу, не было ничего странного в том, что нас тоже пригласили на семейный совет. Так пожелал мэтр Дервантер.

— В самом деле, — согласился сэр Малькольм, — раз коллекция под залогом и долг вам не выплачен, никто не вправе распоряжаться ею без вашего ведома!

— И тут профессор Даллингтон как раз повел себя очень благородно, — продолжала Дженнифер Тейлор. — Он предложил погасить долги Адамсов в обмен на часть коллекции. Для нас с Патриком это был выход из глухого тупика. Эмма со своей стороны тоже обрадовалась такому исходу, благо это не мешало женитьбе ее дочери. Таким образом, и коллекция оставалась в целости, ведь Эмма боялась, как бы ее, в конце концов, не распродали по частям. Больше того, ей и Кевину даже оставалась некоторая, хоть и малая, ее часть — на память.

— И по поводу этой малой части у Кевина с сестрой возник спор.

— Эта часть, по словам Кевина, была ему особенно дорога, поскольку он лишался всего остального. В конце концов, его можно понять… Он отстаивал память об отце.

Сэр Малькольм достал из кармана жилета свой чудодейственный ингалятор, представлявший собой смесь мускуса, ладана и таннина. Вдохнул из него и продолжал дальше:

— Мисс, я вижу, вы очень снисходительны к Кевину Адам су. Судя по вашим словам, он повел себя крайне грубо с человеком, готовым выручить его семью из безвыходного положения…

— Он думал, Даллингтон пошел на это ради того, чтобы завладеть всей коллекцией профессора Адамса, а заодно жениться на Элис, — упорствовала Дженнифер. — Он даже как-то сказал мне, что Даллингтон нарочно уговорил Грегора Адамса купить те знаменитые австралийские тотемы из древовидного папоротника, чтобы тот влез в долги и был вынужден заложить свой дом.

— Неужели профессор Адамс действительно был настолько наивен и витал в облаках? — поинтересовался Форбс.

— Как большинство великих ученых, — кивнула Дженнифер Тейлор. — Он не знал истинную цену деньгам, да и связь с действительностью утратил. Он жил в другом мире — магов, колдунов, шаманов. И лучшего знатока в этой области было не найти.

— И все это унаследовала его дочь Элис, — предположил сэр Малькольм.

— Да нет, она-то как раз в облаках не витает! — воскликнула Дженнифер Тейлор. — Она девушка вполне уравновешенная. И думаю, далеко пойдет в своей науке. Да и Даллингтон ей всегда поможет. Он ведь обожает ее…

— Простите, но мне все же хотелось бы вернуться к вопросу о залоге, — сказал сэр Малькольм. — Так вам с братом вернули долг?

— Таково было условие всей сделки. И вопрос о возмещении долга следовало решить до раздела коллекции.

— Стало быть, Мартин Даллингтон перевел требуемую сумму в ваш банк… — настаивал благородный сыщик.

— Он подписал чек на нужную сумму, и тот находится у мэтра Дервантера. Да, теперь все уладилось.

— Замечательно. Ну, хорошо, мисс, мы попросили бы вас не выходить из дома, пока не закончится расследование.

— Надеюсь, вы быстро найдете гнусного убийцу. Может, у Кевина и был тяжелый характер, только смерти он совсем не заслуживал!

Как только девушка вышла, старший инспектор глубоко вздохнул и воскликнул:

— Странные люди! Два последних дня и впрямь выдались тяжкие! Как, по-вашему, показания мисс Тейлор могут пролить свет на смерть Кевина?

— Мы продвигаемся по темному туннелю, и впереди уже мерцает свет…

— Как я понял по вашим вопросам, вы считаете, это Кевин украл экспонаты из музея профессора Даллингтона.

— Как знать, может, и так, но скажите лучше, где сейчас лейтенант Финдли?

— Вернулся в Новый Скотланд-Ярд и осматривает вещи с места преступления и те, что нашли в карманах жертвы. Думаю, скоро проявят снимки, сделанные там же.

— Прекрасно. В таком случае давайте прямо туда и отправимся.

— Вы что, не хотите допросить госпожу Адамс с дочерью?

— Оставим их ненадолго в покое, у них и так горе.

Форбс приказал двум полицейским охранять дом профессора Даллингтона, чтобы никто не входил и не выходил. Под проливным дождем сэр Малькольм добрался до «Роллс-Ройса», припаркованного все там же, на Клейтон-стрит, велел Вэнь Чжану направиться к нему на квартиру в Сохо и все подготовить там к его возвращению; а вернуться благородный сыщик собирался, вероятно, за полночь. Вслед за тем оба детектива сели в полицейскую машину и поехали в Скотланд-Ярд.

— Жаль, что вы забрали тело до моего приезда, — сказал сэр Малькольм.

— Да, но вы добирались до нас почти три часа! — пробурчал Форбс.

— К тому же я был тогда под подозрением, не так ли?

— Ах, сэр, не бередите мою рану. Я так сожалею. И все из-за этой книги…

— Но главным образом — из-за дурного настроения госпожи Форбс! Ладно, не будем больше об этом.

Они молчали всю дорогу до главного полицейского управления Большого Лондона. Сэру Малькольму не нравилось новое, современное здание Скотланд-Ярда. Куда больше предпочитал он старое, где еще витала тень Шерлока Холмса. В лифте, пока они поднимались в лабораторию, наигрывала тихая слащавая музыка, словно в каком-нибудь гранд-отеле. Во всю ширь огромных оконных проемов зияло низкое осеннее небо. Такое впечатление, будто сидишь в гигантском аквариуме.

Финдли встретил их на пару с сержантом Бэтхемом. Доктор Стэнтон, хозяин лаборатории, проводил вскрытие. Телом Кевина Адамса он мог заняться только ближе к вечеру. На облицованном мрамором столе были разложены вещи, найденные рядом с телом. К большому огорчению сэра Малькольма, каждое вещественное доказательство снабдили биркой: ему совсем не понравилось, как обращаются с его книгой — исследованием Уоллиса о лапландцах. Он внимательно осмотрел острогу. И то верно — прекрасный экземпляр. На резной рукоятке просматривался рисунок с изображением танцующих воинов. Острога была покрыта тонким слоем животного жира. Перо, о котором упоминал Даллингтон, было красное, красивой формы, хотя и изрядно помятое. На другом конце остроги торчал крюк. На нем виднелись следы сухой, черной-черной запекшейся крови.

— Кровь очень старая, — заметил сэр Малькольм. — Понятно, это кровь не Кевина.

— Как это? — изумился Дуглас Форбс.

— Не удивлюсь, если это окажется кровь тюленя. Чтобы сохранить острогу в первозданном виде, Даллингтон берег ее и никогда не чистил, если к тому же судить по жирной смазке.

— Острога лежала поверх тела, — пояснил Финдли. — Вот мы и подумали…

— А что сказал на этот счет врач, который констатировал смерть?

— Было очень темно. А у нас с собой был только электрический фонарик… Да и врач, местный старичок, все ворчал, что его-де ни свет, ни заря подняли на ноги, — посетовал Форбс.

— Во всяком случае, совершенно очевидно, Кевина убили не острогой, — заверил всех сэр Малькольм. — Можно взглянуть на фотографии?

Сержант Бэтхем быстренько разложил снимки на столе. Они были сделаны со вспышкой, и от передержки труп на них походил на привидение. Однако положение его различалось довольно четко: он лежал на спине, с широко открытыми глазами. Судя по всему, в жизни убитый был человеком довольно симпатичным. По правую руку от него лежала книга Уоллиса.

— Вы же говорили, книга была у Кевина в руке?

— Он, наверно, уронил ее при падении, — предположил Финдли. — На это четко указывает и положение книги по отношению к пальцам.

— Допустим, — согласился сэр Малькольм. — А острогу, вижу, подсунули ему под пиджак.

— Поэтому мы и решили, что жертву закололи ею прямо в грудь… — оправдывался лейтенант. — Говорю же, тьма там была кромешная, да и…

Сэр Малькольм его прервал:

— Поверх тела видны разбросанные лепестки. И, правда, похоже на какой-то ритуал. Теперь покажите, пожалуйста, что у него было в карманах.

— Слушаюсь, сэр.

Лейтенант извлек из железного шкафа яркий полиэтиленовый мешок для вещественных доказательств, а из него — кожаный бумажник, связку ключей и пластиковую карточку, на которой золотыми буквами было выведено: «Клуб Пимлико», пять монет и носовой платок. В бумажнике лежала тысяча фунтов стерлингов новенькими банкнотами.

— «Пимлико» — игорный дом в Тоттенхеме, — пояснил Финдли. — Мы уже давно приглядываемся к тамошней публике — народ все больше сомнительный, правда, вывести на чистую воду никого не смогли. Официально там играют в рулетку. Владелец — некий Бальдуччи, держим его на заметке. Похоже, связан с сицилийской мафией.

— Бэтхем, проверьте, не проходит ли часом Кевин Адамс по нашей картотеке, — распорядился старший инспектор. — Кто его знает…

Сержант вышел. А сэр Малькольм достал из мешка одежду убитого.

— На пиджаке ни одной дырки, — заметил он. — Сейчас поглядим на рубашку… Странная дыра — на острогу не похоже! Посмотрите на характерные ожоги по краям.

— Правда ваша, сэр… Просто поразительно!

— Теперь пойдем, взглянем на тело, — решительно заявил сэр Малькольм.

Они вошли в лифт и спустились в подвал, где помещался морг. Все стены там были облицованы белой кафельной плиткой. Служащий, отставной старший инспектор по имени Блумсбери, ковылял еле-еле, сутулясь и беспрестанно покашливая.

Выдвинули ящик 27. Появилось тело Кевина Адамса, застывшее навеки. На нем были только трусы. Взгляды присутствующих тут же привлекло характерное отверстие с посиневшими краями. Пуля, выпущенная в упор, пробила грудь на уровне сердца. Смерть, должно быть, наступила мгновенно.

— А вот и рана от вашей остроги! — усмехнувшись, воскликнул сэр Малькольм.

— Ах, ты, какая… какая промашка! — проговорил, запинаясь, Дуглас Форбс. — Еще никогда за все время службы не приходилось мне испытывать такого позора! Да уж, Финдли с тем врачом оплошали! Послушайте, сэр, даже не знаю, достоин ли я прощения…

— Скотланд-Ярду впору покупать хорошие очки… Ну, да будет… Видите царапины на щеках и вон там, на шее?

— Конечно.

— Это следы от ногтей, вне всяких сомнений. Ему поцарапали лицо. Ну что ж, пока довольно и этого. Подождем результатов вскрытия, тогда и узнаем, когда именно у него появились эти царапины. Готов спорить — перед самым выстрелом.

Они оставили Кевина заботам старика Блумсбери, а сами поднялись наверх, куда подошел и сержант Бэтхем, только что вернувшийся из архива.

— По картотеке проходит какой-то Кевин Адамс: два года назад его подозревали в незаконной торговле сигаретами, но не арестовали: семья и близкие похлопотали. А незадолго до того его задержали за ночной дебош и оскорбление полицейского, правда, на другое утро отпустили. У него на карточке стоит красный кружок.

— Что значит «поднадзорный».

— Ну и пройдоха!.. — заключил старший инспектор. — С таким послужным списком, может, он и Даллингтоновскую острогу умыкнул вместе с книгой, дощечкой и рубином?

Сэр Малькольм еще раз осмотрел разложенные на столе вещи, которые были обнаружены в заброшенном доме, и сказал:

— Рубина не было ни у Кевина в карманах, ни на полу в доме тетушки Скво. Куда же он девался? Вот что, Дуглас. Давайте-ка наведаемся в полицейский участок на Кенсингтон-роуд.

Такой поворот событий вконец доконал старшего инспектора. Он предпочел больше ни о чем не спрашивать и безропотно последовал за своим именитым другом, как старый верный пес.

Глава 9

В полицейском участке на Кенсингтон-роуд еще не приняли к исполнению новые указания министерства, поэтому там все оставалось по старинке, и сэру Малькольму Айвори это понравилось. Старший инспектор показал свое удостоверение. Дневальный тотчас же кликнул дежурного лейтенанта, и тот, оказавшись лицом к лицу со старшим офицером Скотланд-Ярда, растерялся, не зная, чем помочь двум нежданным посетителям.

— Лейтенант, — начал Форбс, — вы были здесь сегодня утром, когда какой-то бродяга заявил, что обнаружил тело в доме тридцать два на Клейтон-стрит?

— Нет, сэр, но у меня тут есть учетная книга.

— Можно взглянуть?

— Конечно, конечно…

Молодой офицер зашел в соседнюю комнату и вскоре вернулся с раскрытой книгой. Найдя в ней то, что искал, он сказал:

— Читаю: «В пять тридцать сержант Эшли принял заявление от некоего Кромптона по кличке Шаромыга, без определенного места жительства, состоящего у нас на учете, который сообщил, что в поисках ночлега проник под утро в нежилой дом номер 32 на Клейтон-стрит и обнаружил там неподвижное тело, вероятно мертвое, неизвестного гражданина. Прибыв на место с полицейским первого класса Стилом, мы действительно установили наличие трупа в странной обстановке, учитывая тот факт, что вокруг него находились предметы, необычные для данного заброшенного места, а убийство, очевидно, было совершено с помощью своеобразного прута, который лежал на груди убитого. Согласно указанию № 327, мы позвонили в Скотланд-Ярд и связались с дежурным лейтенантом Финдли, который сообщил, что скоро к нам прибудут представители его ведомства. А пока, согласно указанию № 28, мы оставили в доме 32 на Клейтон-стрит наряд в составе двух полицейских».

— Прекрасно, — сказал сэр Малькольм. — Будьте любезны, отыщите этого Шаромыгу и доставьте как можно скорее к профессору Даллингтону — в дом триста семьдесят девять на Кенсингтон-Парк-роуд, там мы его и допросим. И еще посмотрите, пожалуйста, в своей книге, нет ли там заявления от того же Мартина Даллингтона по поводу кражи различных предметов из его дома.

Лейтенант перелистал несколько страниц и после недолгих поисков спросил:

— Вы точно знаете, что тот человек заявлял о краже на этой неделе? Сами посмотрите… Я не вижу ни одной записи…

Сэр Малькольм проверил слова офицера. За октябрь месяц от Даллингтона не поступало и не было зарегистрировано никаких жалоб.

— Может, его заявление просто забыли занести в учетную книгу? — спросил Форбс.

Лейтенант снова ушел в соседнюю комнату, принес пачку бумаг и принялся внимательно их просматривать. В пачке лежали протоколы допросов за последние две недели.

— Нет. Такое заявление у нас не регистрировали. Может, в участке Элефант-энд-Касла?..

— Позвоните им, — велел старший инспектор. Мартин Даллингтон и туда не заявлял о краже.

— Вот видите, — заметил Дуглас Форбс, когда они вышли из участка, — ваш одноклубник не так уж чист, как вы думали…

Сэр Малькольм счел благоразумным промолчать, но, когда старший инспектор, заметив итальянский бар, предложил зайти туда и перекусить, благородный сыщик, не замедляя шага, сказал:

— Дорогой мой, давайте лучше как следует пообедаем вечером. Долг зовет нас как можно скорее повидать того, кого вы столь любезно окрестили моим одноклубником. Если он нас обманул, значит, надо немедленно надрать ему уши, верно?

— Может, он умышленно разыграл кражу? Но зачем?..

Вернувшись в дом Даллингтона, они столкнулись со старушкой экономкой, и та подавленным от страха голосом сказала:

— Ах, джентльмены, джентльмены! Госпожа Адамс чуть не кинулась с четвертого этажа! Бедняжка вроде как совсем потеряла рассудок. Смерть сына вконец ее доконала!

Сэр Малькольм вместе со старшим инспектором бросились на лестницу. На площадке второго этажа они встретили Элис: она была сильно взволнована, дрожала всем телом. И все твердила:

— Ужас! Какой ужас!

С третьего этажа бегом спускался мэтр Дервантер:

— Врача! Надо вызвать врача! Эмме нужен укол. Скорее!

Элис словно очнулась. Взяла себя в руки и решительно устремилась на первый этаж, к телефону.

— Эмма хотела покончить с собой, — утирая лоб, выпалил нотариус. — Слава Богу, Мартин был рядом. И удержал. Она уже шагнула за перила балкона. И кричала: «Хочу умереть! Смерти хочу!» Взгляд блуждающий, безумный. Только и твердила не своим голосом: «Кевин, Кевин». Жуткое зрелище.

Элис вернулась на второй этаж:

— Врач скоро будет. Слишком большое горе для матери. А вы-то, полицейские, что скажете? Нашли что-нибудь?

— Пока еще рано делать выводы, — проговорил Форбс, глубоко потрясенный случившимся.

— Может, вам лучше подняться к госпоже Адамс? — осведомился сэр Малькольм.

— Нет. Подожду врача. С нею там Мартин.

И они сели дружно на длинную, обшитую красным бархатом скамью, тянувшуюся вдоль стен лестничной площадки.

— Мисс, такие тяжелые дни…

— Страшные.

Увидев, что девушка более или менее пришла в себя, сэр Малькольм осмелился заговорить с нею о Кевине:

— Вашему брату, насколько нам известно, было нелегко последние дни…

— Ах, вы уже знаете… Тейлоры, конечно, доложили… Да, Кевин невзлюбил моего жениха.

— И, тем не менее, профессор Даллингтон предлагал свою помощь, чтобы уладить финансовые дела вашей матери и Кевина!

— Вы и это знаете…

Нотариус, который, впрочем, остался стоять, тут же поспешил заметить:

— Элис, поверьте, я ни словом…

— Действительно, мы узнали это не от вас, — успокоил его сэр Малькольм. — Во всяком случае, рано или поздно нам все равно это стало бы известно.

— Кевин был таким, каким был, — решительно заявила Элис. — И говорить тут больше не о чем.

— Увы, есть о чем! Мы должны найти виновного, — заявил старший инспектор.

Девушка вздрогнула. Наступившая вслед за тем тишина, казалось, давила на дом непосильным бременем, и так продолжалось до тех пор, пока в дверь не позвонили. Элис вдруг выпрямилась, точно робот, и медленно спустилась по лестнице в вестибюль встречать врача. Это был маленький тучный человечек с саквояжем. Поднявшись на второй этаж, он с излишней почтительностью приветствовал стоявших на лестничной площадке, после чего двинулся следом за девушкой дальше наверх.

— Мэтр, — обратился к нотариусу сэр Малькольм, — последний раз вы оставили нас, как мне показалось, несколько бесцеремонно…

— О да, действительно, — проговорил Брайан Дервантер, поглаживая бороду. — Простите, пожалуйста. Представляете, я тогда подумал: вдруг Кевин забыл подписать договор. Его подпись была необходима. Ведь вчера вечером он нас внезапно покинул, пообещав подписать бумаги позднее.

Вот я и пошел к Эмме узнать, все ли сделано как надо. Оказывается, нет. Увы, он так и не зашел к матери, а все бумаги она отнесла к себе в комнату.

— Выходит, Кевин ничего не подписал, а теперь он мертв, — заметил старший инспектор. — Это что-то меняет по условиям договора?

— На самом деле это, в сущности, ничего не меняет, — ответил мэтр Дервантер, — правда, теперь придется составлять новый договор, поскольку Эмма и Элис наследуют каждая половину законной доли Кевина.

Врач спускался уже в сопровождении Даллингтона. Проходя мимо троих мужчин на лестничной площадке, он попрощался с ними в той же чрезмерно угодливой манере, с какой приветствовал их, когда поднимался к госпоже Адамс, и вслед за тем двинулся дальше вниз, на первый этаж. Вскоре профессор присоединился к троим гостям на лестничной площадке.

— Какой ужасный день! — проговорил он, тяжело опускаясь на диван.

— Вы, верно, хотели сказать: какая ужасная неделя, — поправил сэр Малькольм. — У вас крадут ценные вещи, ваш будущий шурин дерзит, потом его находят мертвым и, наконец, Эмма Адамс едва не кончает жизнь самоубийством.

Даллингтон покачал головой:

— Нас постиг самый, что ни на есть роковой удар. Знаете, иной раз я даже подумываю: а не бросить ли мне все эти занятия магией. Иные практики оборачиваются против тех, кто имеет дерзость их изучать. Так случилось с профессором Грегором Адамсом. Он занимался сибирскими шаманами и умер от странных приступов удушья.

— Почему странных? — поинтересовался Форбс.

— У него внезапно начались легочные спазмы. Таким образом сибирские шаманы расправляются со своими недругами на расстоянии — насылают на них смертельное удушье. Эти люди наделены такой силой, о которой мы и не подозреваем.

— Хотелось бы вам верить, — сказал сэр Малькольм. — Но неужели шаманы обладают силой манипулировать полицейскими учетными книгами?

— То есть как? — недоуменно спросил профессор.

— Вы сказали, что заявили в местный полицейский участок о краже книги, остроги, дощечки и рубина.

— Нуда.

— Мы не нашли вашего заявления ни в учетной книге, ни в протоколах.

Даллингтон сперва смутился, потом живо ответил:

— Со всеми этими событиями я, наверно, забыл заявить о краже…

— Тем не менее, — продолжал сэр Малькольм, — сегодня утром, когда мы пришли сообщить вам о смерти Кевина, вы сначала решили, что мы нашли книгу Уоллиса. Как же полиция могла найти то, о пропаже чего вы не заявляли?

— Действительно очень странно, — задумчиво проговорил профессор. — Говорю же, в этом деле явно что-то не то…

Старший инспектор взглянул на сэра Малькольма, хранившего как будто полную невозмутимость. Неужели он не видит: ведь этот Даллингтон просто смеется над ними?

— Послушайте! — воскликнул Форбс самым гневным тоном, на какой только был способен. — Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?! Так вы заявляли о краже или нет?

— Сейчас мне кажется — нет. Если б вы только знали, как глубоко меня потрясло происшедшее. Я чувствую, что виноват в какой-то трагедии, но в какой именно — не пойму… Сэр Малькольм, честное слово, я с самого начала думал, что поступаю правильно… Разве мог я жениться на Элис и не позаботиться о ее семье? Во всяком случае, денежные трудности Адамсов меня нисколько не смущали.

— Но ведь коллекция Грегора Адамса была под залогом у Тейлоров…

— Я мог погасить только часть долга невесты, а до долгов Эммы и Кевина мне не было никакого дела. И знаете, почему я так поступил?

— Чтобы сделать приятное Элис, — ответил сэр Малькольм.

— Да, конечно, но прежде всего и в первую очередь — из уважения к памяти моего старого учителя. Грегору Адамсу не очень бы понравилось, если бы Эмма, к своему бесчестью, оказалась банкротом.

— Но ведь была еще коллекция… — настаивал Форбс.

— А куда бы я ее дел? Сами видели, мне и свои-то сокровища негде хранить. Потом, все самое ценное Кевин хотел оставить себе. Нет, мне кажется, я поступил по совести и, хотя это обошлось мне недешево, ни о чем не жалею.

— Вы знали, что Адамсы сильно стеснены в средствах?

— Элис этого никогда от меня не скрывала. Она восхитительная девушка. Надеюсь, я смогу принести ей счастье, тем более что она его заслуживает. Ее жизнь с матерью и Кевином далеко не всегда была безоблачной. Кевин был недостойным сыном — я говорю то, что думаю. А Эмма потакала всем его прихотям. Не будь он мертв, я бы о нем такое рассказал!

— Он был игрок? Занимался незаконной торговлей сигаретами? Якшался с местным отребьем? — предположил Дуглас Форбс.

— У него не было ни стыда, ни совести. Последние дни он вел себя по отношению ко мне совершенно возмутительно, а Эмма все ему спускала. Элис, видя такое ко мне отношение, сильно переживала, и я, чтобы она не убивалась, делал вид, что оскорбления этого недоразвитого юнца мне нипочем. Сказать по чести, в глубине души я думаю, Кевин был одержимый. Я своими глазами видел, как он воспринимал в штыки все прекрасное, доброе, праведное. Он источал на меня яд за то, что я пытался вытащить его из беды. Но, сказать по чести, я делал это не ради него. Только в память о его отце да из уважения к его матери.

В эту минуту сверху спустилась Элис:

— Укол начал действовать. Мама спит. Странно, но перед тем как уснуть, она прошептала: «Не злись, Кевин. Завтра куплю тебе твою машинку. Будет у тебя машинка, даю слово».

— Вот видите, она в нем души не чаяла, — заметил Даллингтон.

— И все же, — проговорила девушка, — я думаю, уж не она ли сама виновата во всех наших бедах?..

Глава 10

— Что она имела в виду? — спросил старший инспектор сэра Малькольма, когда они снова остались одни в гостиной.

— Она думает, мать слишком опекала Кевина. И таким образом испортила мальчика, приучив к легкой жизни, но, поскольку денег в семье не хватало, жизнь на поверку оказалась не такой уж легкой. И тогда он стал прибегать к не совсем обычным способам добывания денег — быстро зарабатывал и так же быстро тратил.

Форбс всегда восхищался изящной, несколько старомодной речью благородного сыщика. Сам он вырос в маленьком ирландском портовом городке на берегу пролива Святого Георга и всегда гордился, когда его приглашал к себе такой интеллигентный человек, как сэр Малькольм. В самом деле, какая муха укусила его нынче утром? И как он посмел подозревать своего именитого друга, благодаря которому теперь занимает в Скотланд-Ярде столь высокий пост?! И все из-за этой книги, найденной возле трупа, а еще — из-за госпожи Форбс, его супруги. Она взялась пилить его по какому-то пустяку. Вот терпение у него и лопнуло. И пошло-поехало. Так что промозглой октябрьской ночью ему пришлось возвращаться к себе в кабинет в Скотланд-Ярд, и на душе у него было так же хмуро, как на улице.

— Сэр, можно высказать предположение?

— Конечно, Дуглас. Вы же знаете, я всегда ценю ваше мнение, если только дело не касается подозрений на мой счет.

— О, сэр Малькольм… Простите вы меня когда-нибудь?

— Когда-нибудь — непременно. Но будет вам, давайте лучше выкладывайте свою идею.

— Ну, так вот, Кевин Адамс и обокрал Даллингтона. Он прекрасно знал, где что лежит. И положил глаз на вещицы, которые профессор с гордостью показывал гостям. Ему нужны деньги. Он знает, куда сплавить украденное. Короче, он разбивает окно, проникает в комнату, где лежат книга, табличка, острога и рубин, прибирает все это к рукам — и на Клейтон-стрит, тридцать два. Он давно заприметил этот заброшенный домишко. Вот и назначил там встречу с перекупщиком, который собирался сплавить это по своим каналам, как-то связанным с клубом «Пимлико» — хотя бы через того же бродягу. Но тут меж ними завязывается спор…

— И Кевина убивают выстрелом из пистолета прямо в сердце. И ваш бродяга бросает все вещи на месте преступления…

— Нет, рубин он все же забирает, поэтому мы его и не нашли. Острога — штука громоздкая, а цену книги он не знает — вот и бросает все как есть. Годится, а?

— Дуглас, ваша версия вполне объясняет отсутствие пистолета и оправдывает моего одноклубника, профессора Даллингтона. Словом, у вас все сводится к убийству с целью ограбления.

— А почему бы и нет? Я велю начать следствие против клуба «Пимлико».

— И узнаете, что Кевин выиграл в рулетку тысячу фунтов стерлингов новенькими банкнотами, тем более что мы нашли их у него в бумажнике.

— А что, если это плата за украденные вещи? — предположил Форбс.

— И такое возможно… Но зачем Кевину спорить с бродягой, раз деньги перекочевали к нему в бумажник? Видите ли… с людьми подобного сорта…

В это мгновение в дверь тихонько постучали. Это была старушка экономка в черном платье и белом переднике. Она просунула голову в щель и тихонько спросила:

— А меня что, допрашивать не будут?

— Входите, входите! — сказал Дуглас Форбс, обрадовавшись возможности положить конец обсуждению его версии, впрочем, довольно шаткой.

— А я, ведь, кое-что знаю…

— Мы как раз собирались вас пригласить, — заметил сэр Малькольм. — Присаживайтесь, пожалуйста.

— О, я вряд ли смею!

Старушка так и осталась стоять, испугавшись, что осмелилась на бесцеремонное вторжение. Форбсу показалось, что именно такими румяными и пухленькими художники частенько рисуют верных и простодушных служанок на веселых картинках.

— Уважаемая госпожа… быть может, вы для начала представитесь? — попросил сэр Малькольм.

— Хотите знать мое имя? Меня зовут Мэри Блэквуд, хотя здесь, в доме, называют просто Блэк. Так оно короче.

— Вы давно служите у профессора Даллингтона?

— Десять лет. До того служила у Адамсов. А когда профессор умер, нанялась сюда.

Столь неожиданная новость поразила сэра Малькольма:

— Вы служили у Адамсов? Надо же, как интересно!

— А что тут такого? — с оторопевшим видом спросила старушка.

— Стало быть, вы хорошо знали Грегора Адамса.

— Нет, не очень. Ему не сиделось дома — вечно скитался по свету, таскал в дом всякую дрянь да складывал в этом, как его, музее. Да и профессор Даллингтон не лучше! Они ведь эти… гематологи, понимаете?.. У них это в крови.

— Этнологи, — поправил Форбс. — А «всякая дрянь» — их коллекции.

— Зовите, как хотите. А мне не позволяли даже близко подходить к ним — хотя бы пыль стереть, да я и не в обиде. Была охота надраивать ихнюю чертовщину!

— Скажите, уважаемая, — продолжал сэр Малькольм, — какие были отношения у госпожа Эммы Адамс с мужем?

— Отношения? Я даже не представляю, когда они успевали встретиться, чтобы детей-то сделать! Правда, это было еще до того, как я поступила к ним на службу.

— А как она ладила с Элис и Кевином?

— Она отдавала им всю себя. Особливо Кевину! Горе-то какое, а? По мне, так она не надолго его переживет.

— Расскажите о Кевине.

— Тогда я скажу все, что думаю, потому как терять мне нечего… Госпожа Эмма воспитала его из рук вон. Все-все ему спускала. Когда отец был в отсутствии, в доме хозяйничал он, понимаете? Меня держал за простую служанку, хотя я в должности экономки, понимаете? Надо же и себя уважать!

— А мисс Элис?

— О, она совсем другое дело! Хорошая девочка, все читала свои мудреные книжки. Из-за нее-то я и осталась у Адамсов, несмотря на Кевина, хотя денег, чтобы мне платить, у них не было. Сколько раз повторяла я госпоже Эмме: «Почему бы вам не продать всю эту дребедень, раз она, как вы говорите, больших денег стоит?» А она мне в ответ: «Блэк, это же память о покойном муже. Как же можно расстаться с памятью? И речи быть не может!» Э-э, а меня при ее словах все смех разбирал. И вот теперь, как я знаю, приходится отдавать нажитое добро профессору Даллингтону. Правда, ему-то куда его девать — вот вопрос, тут и без того негде яблоку упасть!

— Расскажите вкратце, что было вчера, — попросил сэр Малькольм.

— Сейчас-сейчас, все-все расскажу. Хоть я и не болтушка, но с меня хватит! Знаете, я только и бегала туда-сюда, из кухни в столовую, где они все заседали. Днем сидели за большим столом и спорили, спорили, и все о цифрах да о цифрах. А я только и успевала подносить им, что выпить, правда, пили все больше двое парней.

— Кевин и Патрик Тейлор, — уточнил сэр Малькольм.

— Вы хорошо знаете Тейлоров? — спросил старший инспектор.

— Они завсегда хаживали к Адамсам. Настоящие друзья. Между нами говоря, крошка Тейлор, кстати, очень хорошенькая, по уши влюбилась в Кевина. А он на нее даже не глядел. Все с Патриком водился, хотя тот был ему не пара. Патрик работал у профессора Адамса, правда, чем уж он там у него занимался, не скажу; знаю только: из Кевина помощник был никудышный — никакого проку. Лодырь он был, каких поискать.

— Давайте, с вашего позволения, вернемся к вчерашнему дню.

— Я слыхала все их разговоры, когда прислуживала в столовой. Они все спорили, особливо Кевин с сестрой, — никак не могли поделить эту штуковину… как ее, коллекцию. Потом, наконец, уже перед самым обедом мне велели нести шампанское и фужеры. Знать, сговорились, решила я. И то, слава Богу — где это видано, чтобы так ломаться из-за какой-то свадьбы! И все же, как я погляжу, профессор Даллингтон души не чает в Элис, а она, видать, молится на него, как на Бога-отца…

— Вы не задумывались, с чего это вдруг позвали Тейлоров?

— Какая же свадьба без свидетелей, верно?

— Верно, — согласился сэр Малькольм. — А теперь хорошенько подумайте, прежде чем отвечать. После шампанского был обед…

— Точно. Я взялась накрывать на стол. Меж тем кто-то из них пошел к себе, а другие — в курительную.

— А что было после обеда?

— Погодите-ка, дайте вспомнить…

На румяном лице старушки складок изрядно прибавилось, она прищурила глаза, потом сказала:

— Ну-тка, давайте! Задавайте свои вопросы!

— Так что вы делали, после того как закончился обед?

— Убирала со стола, где эти леди-джентльмены кушали. Я запекла им баранью ногу с мятой и зеленой фасолью, а еще картофельный пирог спекла. Уплетали за обе щеки. А после вижу: некоторые сели за карты. За маленький такой складной столик, за какими обычно играют.

— Кто же из них сел за столик?

— Играть? Ну, профессор сел, госпожа Эмма, нотариус и крошка Тейлор… А Элис примостилась возле жениха и поглядывала себе, как играют остальные.

— А где в это время был Кевин?

— Не знаю. Должно быть, у себя в комнате… Я видела его уже после. Когда мыла на кухне посуду. Ее там был целый ворох! Мыть — не перемыть. Тут-то Кевин и вышел. Слышу — дверь скрипнула, а после гляжу — он уже на улице.

— Который был час?

— Около полуночи, но я не удивилась. Он же был этот… как, бишь, его… лунасик…

— Лунатик, — поправил Форбс. — Так ведь тьма, наверно, стояла кромешная. Как же вы разглядели, что это был именно он?

— Так там же стоит фонарь, аккурат на углу Кенсингтон-Парк-роуд и Клейтон-стрит. Туда он и пошел.

— Дождь был? — осведомился Форбс.

— Нет. Дождь пошел только утром, часов в шесть.

— У Кевина с собой что-нибудь было — ну, скажем, пакет или сверток? — спросил сэр Малькольм.

— Нет, ничего такого не было. Обычно он ничем себя не утруждал. Ходил себе руки в брюки — слава Богу, хоть не свистел!

— А как он вернулся, видели?

— Я перемыла всю посуду — и на боковую. Тяжелый выдался денек, знаете ли…

— И больше ничего не видели?

— Да я много чего видала, только не пойму, что вам нужно…

— Ну, например, нам хотелось бы знать, где был Патрик Тейлор, когда остальные играли в бридж?

— В гостиной его точно не было. Хотя, погодите-ка… Когда я пошла к себе наверх, на боковую, столкнулась с ним аккурат на лестнице — он вниз шел. Мы пожелали друг дружке доброго вечера.

— Он выходил из дома?

— На улицу? А-а, про это ничего не знаю.

— Еще один вопрос, — сказал сэр Малькольм. — Перед тем как пойти «на боковую», вы находились на кухне постоянно?

— Да, правда, иногда ходила в столовую, приборы с посудой носила в буфет: помою, вытру — и отнесу.

— Значит, за то время, пока вас не было на кухне, из дома мог выйти кто угодно, и вы бы не заметили…

— Знамо дело, только я не нанималась следить, кто входит и выходит!

— Ну, конечно, уважаемая. Может, вы хотите еще что-нибудь сообщить?

Старушка как будто призадумалась и вдруг воскликнула:

— Ах, совсем позабыла! Перед тем как я уже собиралась идти к себе наверх, на кухню заглянул профессор сказать спокойной ночи.

— И потом он вернулся к себе?

— Когда я проходила мимо его комнаты, то видала, как у него из-под двери пробивается свет. Должно быть, он укладывался спать.

— А Элис, его невеста, заходила к вам пожелать спокойной ночи?

— Нет, она приходила сразу после обеда. Из-под ее двери тоже пробивался свет, когда я шла к себе. То же самое и у крошки Тейлор — теперь припоминаю.

— И ночью вы не просыпались…

— Нет. Комната у меня на самом верху, так что из-под крыши мне ничего не слыхать.

Внезапно сэр Малькольм спросил:

— Скажите, уважаемая, есть ли здесь, в доме, место, где хранятся карманные фонарики?

Удивившись столь неожиданному вопросу, старушка поначалу даже не нашлась что сказать, а потом повела обоих сыщиков в прихожую, где висели плащи. Там на маленьком столике стоял лакированный ящик. Она открыла его. В ящике лежали три фонарика — один круглый и два плоских.

— И все три работают? — поинтересовался сэр Малькольм.

— А то! — с важным видом сказала экономка. — Я лично слежу за этим.

Сэр Малькольм включил поочередно все три фонарика. Один, плоский, не светил.

— Ох, еще вчера утром работал исправно, верно говорю! Только-только батарейки сменила.

— Ничего страшного, — успокоил ее благородный сыщик. — Пустяки… Благодарим вас, уважаемая госпожа Блэквуд. Ваши показания были очень полезны.

— Вот и хорошо. Завсегда к вашим услугам. Правда, по мне, так вы не там ищете. Кевина порешил какой-нибудь бродяга. Ведь мы живем в такое жуткое время!

Когда она вышла, Дуглас Форбс сказал сэру Малькольму:

— По крайней мере, теперь нам известно, что Кевин пришел в заброшенный дом без украденных вещей.

— И еще много чего интересного… Хотя бы то, что госпожа Блэквуд умеет печь знатные картофельные пироги!

Глава 11

Профессор Мартин Даллингтон работал у себя в кабинете, когда к нему заглянули сэр Малькольм и старший инспектор. Элис Адамс тихо сидела в сторонке на стуле с книгой в руке, хотя, судя по всему, не читала.

— Входите, прошу, — по-дружески пригласил профессор. — Простите, что пришлось внезапно вас оставить — надо было закончить статью о скандинавском боге Бальдре для «Королевского этнографического журнала», дело срочное.

— Я читал о Бальдре Великолепном у Фрейзера, — заметил сэр Малькольм. — Его, кажется, убили стрелой из омелы.

— Это как раз тема моей работы. В древности считалось, что между духом дуба и омелой существует живая связь. Пока омела была неотделима от дуба, Бальдр был неуязвим. В сущности, я доказываю, что Бальдр — живое воплощение дуба. И оторвать от дуба омелу — все равно, что убить его. Ну да ладно, скажите лучше, как идет расследование.

— Своим чередом, — уклончиво ответил сэр Малькольм. — Мало-помалу все складывается в голове в определенный порядок, головоломка распутывается и обретает смысл. Мисс Элис, а вы что читаете?

— Читаю? О нет, у меня на это не хватает духу… А книгу держу в руках по привычке.

— Мы только что беседовали с экономкой. Ведь она раньше служила у вас, так?

— Верно. Но держать ее мы больше не могли — нечем было платить, приходилось на всем экономить.

— Она ведь не ладила с вашим братом…

— Кевин вел себя с ней не очень любезно. Но давайте не будем об этом. Теперь он нам не подсуден.

Тут профессор патетически изрек:

— Теперь он пред высшим судом. Считается, что это суд божий. А в сущности, суд небесный вершат ангелы. И самый грозный из них — Михаил, впрочем, его карающая десница простирается над принцами крови и королями. А простыми смертными вроде Кевина занимаются ангелы рангом пониже.

— И как же по-вашему — его осудят или помилуют? — поинтересовался сэр Малькольм.

— Острога очистила его. У лапландцев оружие, разящее тюленя, открывает перед жертвой путь в рай.

— Что, в тюлений рай?! — недоуменно воскликнул старший инспектор.

— Ну да, — продолжал Даллингтон, — у всех живых существ есть свой рай, там они в конце концов и воссоединяются.

— Увы, — заметил сэр Малькольм, — Кевина убили не острогой…

Элис вдруг встрепенулась:

— Да что вы говорите?

По ее телу снова пробежала дрожь, лицо исказилось от душевной боли.

— Он убит выстрелом из пистолета, — уточнил Дуглас Форбс. — Судя по всему, из мелкокалиберного.

Профессор встал из-за стола, обошел его и заботливо положил руку на плечо своей невесты.

— Это так отвратительно!.. Но что Кевин забыл в доме тетушки Скво? Я думаю об этом с самого утра.

— Мы тоже над этим размышляли, — заметил Форбс, — и решили было, что он с кем-то там встречался, чтобы сторговаться насчет вещей, которые он же у вас и украл. Но некоторые свидетельские показания опровергают такое предположение. Он вышел из вашего дома около полуночи и направился на Клейтон-стрит, но в руках у него ничего не было.

— Никогда бы не подумал, что Кевин вор, — обронил профессор. — Разве только решился на кражу, чтобы мне отомстить. Он всегда питал ко мне неприязнь, а когда узнал, что я собираюсь жениться на его сестре, и вовсе взбесился.

— Кто же тогда принес острогу в тот заброшенный дом? И что это значит? — спросила Элис глухим голосом.

— Если б мы это знали, то смогли бы значительно приблизиться к разгадке тайны, — признался сэр Малькольм. — Видите ли, профессор, боюсь, острогу, руническую табличку и книгу Уоллиса подбросили нарочно, чтобы навести на вас подозрения.

— И я так думал, — просто сказал Даллингтон. — Вот только кому я так насолил, что меня хотят упечь за решетку? Если только Кевину, так ведь он мертв…

— По сути, — продолжал сэр Малькольм, — с телом жертвы устроили маскарад.

— Маскарад? — переспросила Элис. — Какой еще маскарад?

— Мы держали это в тайне, — признался благородный сыщик, — но теперь можем раскрыть карты. — Во время допроса никто из вас ни намеком не коснулся этой подробности. Из чего я заключил, что никто из вас об этом не знал, а если знал, то был достаточно хладнокровен, чтобы проговориться. Так вот, помимо остроги, наполовину засунутой Кевину под пиджак, и книги, лежавшей рядом с его рукой, тело его было обсыпано лепестками роз.

— Это мне кое-что напоминает… — проговорил профессор. — Погодите-ка. Пойду, схожу в библиотеку за одной книжицей и мигом обратно.

Профессор вышел, но уже через пару минут вернулся; в руке у него была книга в кожаном переплете. Элис Адамс снова села — глаза красные, ничего не видящие.

— Вот. Сейчас поищем.

Даллингтон принялся быстро листать книгу и вдруг остановился:

— Вот. Послушайте-ка:

«Воины обычно клали на тело усопшего острогу, дабы он мог охотиться на оленей и в небесной тундре. А девушки усыпали тело цветами, дабы, как они считали, тело, овеянное их ароматом, вознеслось в благоуханные выси потустороннего мира».

— Так ведь вы это нам уже читали два дня назад, когда показывали гостям острогу! — вдруг заметила Эллис.

— Точно. Я хотел пояснить, что лапландцы почитали острогу не только как простое земное, но и как магическое оружие, и верили, что она сослужит им верную службу и на небесах.

— Выходит, ваши гости узнали все, что здесь написано… — заключил старший инспектор. — И это, похоже, навело одного из них на мысль применить знания на деле…

— Боже мой, — запричитала Элис, — на такое способен только сумасшедший!

— Или человек суеверный и к тому же педантически точный, — продолжал сэр Малькольм, — а может, как я только что сказал, тот, кому хотелось навести подозрения на вас, профессор…

— Мы все ходим вокруг да около, — посетовал Форбс. — А у кого-нибудь из вас был или, может, есть пистолет?

— Понимаю, к чему вы клоните, — ответил Даллингтон, — только у меня нет. Мне противно все это современное оружие, и ничего такого у меня не было и в помине.

— И у меня, — поспешила добавить Элис Адамс.

— А у Кевина — случайно не знаете?

Профессор с девушкой переглянулись и в один голос ответили:

— Не знаю, это было бы даже как-то странно.

— Видите ли, — начал, было, старший инспектор, — когда вращаешься в кругу всяких отщепенцев…

— Нет-нет! — вскричала Элис, у которой нервы были натянуты до предела. — Мартин, попросите этих джентльменов замолчать, у меня нет больше сил все это слушать!

— Простите, — извинился сэр Малькольм. — Мы понимаем, вам выпало слишком тяжкое испытание. И мы вас оставляем. Только поверьте, у нас задача тоже не из легких, и мы обязаны довести дело до конца. Неужели вы думаете, что мы можем оставить убийцу Кевина безнаказанным?

Элис плакала навзрыд. Профессор пытался утешить невесту всеми силами, но тщетно: ничто, казалось, уже не могло остановить поток ее слез. И обоим сыщикам ничего не оставалось, как откланяться.

— Она очень любила брата, — заметил Форбс. — По-моему, она девушка очень порядочная, а вот братец был далеко не святой.

— Дуглас, думаю, пора произвести обыск.

— В доме профессора?

— Главное — в доме Адамсов в Ричмонде.

— Вы так считаете? С учетом обеих коллекций, тут и там, мои люди просто зароются… Да и что искать-то?

— Чтобы понять, что же на самом деле произошло прошлой ночью в заброшенном доме тетушки Скво, нам кое-чего недостает. Свидетельские показания слишком поверхностны, а по сути, мы ничего не знаем.

Старший инспектор вдруг заговорил несколько резковато:

— Сэр Малькольм, вы меня разочаровываете…

— Отчего же?

— Вы вынуждаете нас лезть из кожи вон, хотя сами, ясно как день, знаете, кто убийца, но стараетесь его выгородить, потому что он ваш друг!

— Даллингтон?

— А вы как думаете?! О краже он не заявлял, хотя нас уверял, что заявил, и все потому, что никакой кражи не было. Он устроил в своем бардаке спектакль с расколоченной витриной! К тому же за пару дней до того Кевин Адамс задел его за живое. Вот ему и не терпелось свести с ним счеты за то, что он оскорбил его, да еще перед невестой. Увидав, что Кевин вышел из дома, он пошел следом за ним до того заброшенного дома и там его прикончил. Я так думаю.

— А потом он возвращается в свой, как вы выразились, бардак, инсценирует кражу со взломом, снова отправляется в заброшенный дом, прихватив с собой пресловутые улики, и раскладывает их таким образом, чтобы никто не смог усомниться в его виновности! Ну, не смешно ли, Дуглас, это вы меня разочаровываете, да еще как! Госпожа Форбс, ваша супруга, определенно довела вас до ручки.

Когда они оказались в вестибюле, к ним, вытирая руки о передник, тотчас поспешила экономка.

— Ах, джентльмены, совсем забыла сказать… Дело хоть и пустячное, только уж больно чудное. На круглом столике в прихожей стояла ваза с тремя розами. Профессор преподнес их мисс Элис. Давеча вечером, перед тем как пойти к себе наверх, я подлила в вазу водички, а утром глядь — роз как не бывало, вернее, вы не поверите, от них остались только ножки — ни одного лепесточка!

Глава 12

С ордером на обыск за подписью майора Тернера в руках лейтенант Финдли и сержант Бэтхем в сопровождении бригады полицейских, специалистов по части обысков, около четырех часов пополудни нагрянули в дом профессора Даллингтона. Сэр Малькольм объяснил профессору, чем вызвана вся эта суматоха. Этнолог принял новое испытание как должное, сказав, что, если это поможет делу, он будет только рад.

Что же до Элис Адамс, то необходимость нарушить неприкосновенность их жилища в Ричмонде явно пришлась ей не по душе. Для нее это было все равно, что осквернить память об отце. Форбс просил девушку лично сопровождать вторую бригаду полицейских к ней домой. Таким образом, она сможет сама убедиться, что ищейки из Скотланд-Ярда не варвары, ничего не сломают и по завершении дела все поставят и положат на свои места. В конце концов, девушка согласилась, правда, неохотно. Да и вообще она, казалось, пребывала в каком-то полубессознательном состоянии. После того как ее увезла полицейская машина, Даллингтон заперся у себя в кабинете, чтобы закончить статью о скандинавском боге Бальдре.

Когда бригада Финдли уже приступила к работе, объявился полицейский из участка на Кенсингтон-роуд. Он привел бродягу, который нашел тело Кевина. Это был старый пьяница, весь в лохмотьях, включая пальто, едва скрывавшее его засаленный, латаный-перелатаный костюм. Из-под надвинутой на лоб мягкой коричневой шляпы торчали спутанные соломенные волосы. Бродягу провели в гостиную.

— А у вас тут шик-блеск, — заметил он.

И бесцеремонно уселся в кресло, вытянув ноги.

Старший инспектор хотел было возмутиться, но сэр Малькольм без лишних слов начал допрос, и он смолчал.

— Итак, дружище, вы и есть тот самый знаменитый Шаромыга?

— Тот самый, и еще большой любитель покопаться в помойках всех этих леди-джентльменов… К вашим услугам, мой повелитель…

Говорил он сиплым, дребезжащим голосом, то и дело шмыгал носом и кашлял.

— Стало быть, это вы обнаружили нынешним утром труп в доме тетушки Скво.

— Ах, как же я любил тетушку Скво! Она всегда потчевала меня сандвичами. Правда, недолго музыка играла.

— И потом вам случалось ночевать в ее доме…

— Это же не преступление, раз там больше никто не живет. Да и дверь не заперта — пни посильнее, она и откроется.

— Скажите, как все было сегодня утром?..

— Вот те на, все-все!.. Знаете, я не хочу приключений на свою голову…

— Мы об этом позаботимся. Может, сандвич хотите, или парочку?

— Не откажусь, только под смазку — думаю, вы меня понимаете…

Дуглас, вне себя от злости, пошел за экономкой, а сэр Малькольм между тем продолжал:

— Постарайтесь хорошенько припомнить. В котором часу было дело?

— Почем я знаю. Улегся я сперва прямо на улице, но под утро стало холодновато. Вот я и подумал про домишко тетушки Скво.

— Итак, вы вошли…

— Знаете, там было темно, как в могиле. Ну, я, значит, зажег спичку, потом свечку — она у меня там всегда заныкана — и тут вижу, на полу не то мешок, не то человек. Лежит не шелохнется. Я подумал, вот наглец — занял мое место, и уже собрался его растолкать, а тут гляжу — стрела… торчит у него прямо из груди, знать, думаю, окочурился.

— И что вы сделали потом?

— А вы-то сами что бы на моем месте сделали? Думаете, раз всю жизнь сплю на улице, значит, благородных чувств не имею? Я мигом в полицию.

— Скажите-ка, дружище, а кроме стрелы, вы еще что-нибудь заметили?

— Всякие штучки… Ах да, вспомнил, книжонка там еще валялась какая-то.

— И больше ничего?

Бродяга заерзал в кресле и стыдливо спросил:

— А чего вам еще?

— Будет валять дурака! — повысив голос, бросил сэр Малькольм. — Думаю, вы там все обшарили.

— Ну да, знамо дело. Там была еще дощечка с какими-то чудными буквами — в темноте не разобрал…

— А еще камешек, красный такой, помните?

Тут старик посмотрел на сэра Малькольма с благоговейным трепетом, как на истинного провидца.

— Откуда вы знаете?

— Будет вам, давайте-ка сюда…

И благородный сыщик протянул руку. Бродяга какое-то время колебался, потом запустил руку в карман брюк, извлек рубин и передал сэру Малькольму.

— Где именно вы его подобрали? — спросил Форбс.

— Он был в руке у этого…

— Вы хотите сказать — трупа?

— Ну да. И что теперь, мне крышка?

— Да нет, что вы, — успокоил его сэр Малькольм, — я же обещал. Вам даже возместят убытки. Дуглас, выдайте ему десять фунтов…

Старший инспектор пожал плечами и с явной неохотой отдал старику купюру в десять фунтов. Тот мигом сунул ее в карман пальто. Следом за тем сэр Малькольм продолжал расспросы:

— А пистолет? Против двадцати фунтов…

— Какой еще пистолет? Надо же, не брал я никакого пистолета — это так же верно, как то, что я сижу тут перед вами! Могу поклясться головой вот этого джентльмена!

— Не стоит! — воскликнул Форбс. — Мы вам верим.

— Стало быть, никакого пистолета… — настаивал сэр Малькольм.

— Не люблю я все эти штуки. Что вам еще от меня нужно? Понятно, двадцатка мне бы не помешала, даже очень, только ничего такого я не видал.

Проглотив два сандвича и осушив бокал пива, которые принесла экономка, он, шаркая ногами и пошатываясь, в сопровождении полицейского убрался восвояси.

— Думаете, он говорит правду? — спросил Форбс.

— Бродяги боятся оружия как огня. По сути своей они вполне мирные бездельники. Уставшие от себя и от жизни.

— Выходит, убийца забрал пистолет с собой, — заключил старший инспектор. — Разве его теперь отыщешь? Хоть весь город переверни вверх дном — все без толку!

— Ваши люди найдут его у Даллингтона, — пообещал сэр Малькольм.

— Значит, вы все-таки признаете его виновным?

— По логике, злоумышленник наверняка припрятал пистолет в комнате или кабинете профессора, раз решил устроить с телом маскарад. Не забывайте: кто-то очень хочет, чтобы именно Даллингтона обвинили в преступлении.

— Да кто же это?

— Сами выбирайте: нотариус, Патрик и Дженнифер Тейлор, Элис или Эмма Адамс — почему бы нет?

— Профессор Даллингтон и сам мог придумать такую уловку. С эдаким перебором улик, притом очевидных, подозрение должно пасть на другого… Что до нотариуса, ему-то это зачем?

— Он же сам признался, что увлекается оккультными науками, впрочем, этого явно маловато, чтобы обвинять его в чем бы то ни было.

— А Тейлоры? — продолжал рассуждать Форбс. — Патрик, кажется, ревнует к Даллингтону, хотя, будь он виновен, не стал бы выставлять свои чувства напоказ. Да и потом, для Тейлоров все складывается довольно удачно. Они получили от профессора то, что им были должны Адамсы. Остается Элис… Но зачем ей подставлять жениха?

— И все же кто-то из них обставил убийство как ритуальное, — заметил сэр Малькольм. — Никто другой это сделать не мог, поскольку только они слышали, как Даллингтон читал о погребении лапландских воинов. К тому же только один из них мог запросто украсть экспонаты для своего зловещего маскарада.

— Черт возьми, а ведь точно! — согласился старший инспектор. — Но, сэр, не пора ли нам подкрепиться? А то с мыслями как-то трудно собраться. Люди наши работают. Результаты вскрытия будут готовы только к ночи. Всех, кого надо, мы допросили. Может, заглянем в какое-нибудь симпатичное местечко?

Сэр Малькольм улыбнулся. Он знал — Форбсу очень нравилось ходить с ним за компанию в рестораны. Ведь благородный сыщик знал толк в кухне, в том числе заморской, да и потом, появление в общественном месте с таким элегантным человеком льстило самолюбию простого офицера полиции.

— Вы правы, Дуглас. Как насчет пивной Крюгера? Там и обслуживают быстро.

— Не в той ли пивной подают колбаски?

— Притом баварские! А еще великолепную свинину с картофелем и кислой капустой да под рейнское…

— О, сэр Малькольм, я только «за», и парочка колбасок, с вашего позволения, мне бы не повредила. Я слабоват на желудок, и госпожа Форбс, моя супруга, всегда говорит: «Дуглас, кто ест свинину, кончает жизнь в свинарнике».

— Надо же, как изящно сказано!.. А знаете, дружище, что делают балуба[11] из Центральной Африки? Когда в племени умирает вождь, его режут на части, и соплеменники съедают от него по кусочку, чтобы взять от усопшего силу. Стало быть, ваша супруга с ее высказываниями насчет свиньи не так уж далека от истины!

— Истина, — пробурчал Форбс, — истина! По-моему, мы с вами с самого утра по уши в дерьме, вернее, во лжи…

Глава 13

Сэр Малькольм Айвори обедал с большим аппетитом: он поглощал свинину с картофелем и кислой капустой с таким энтузиазмом, что Форбс, ограничившийся парой колбасок, мог ему только завидовать. Отрываясь иногда от еды, благородный сыщик вспоминал свои путешествия в Китай и те далекие времена, когда родители возили его на каникулы в Истборн, к Ла-Маншу. Он рассказывал о своем последнем шахматном турнире, сдабривая рассказ разными мудреными словами, которых старший инспектор, конечно, не понимал; потом разобрал по косточкам новомодный роман, назвав его «жалким опусом в напыщенном немецком стиле». И хотя Форбс не раз пытался вернуться к делу Адамсов, его именитый друг наотрез отказывался говорить на эту тему.

Около восьми вечера, покончив с обедом, они отправились на квартиру сэра Малькольма в Сохо, где их уже ждал Вэнь Чжан. В камине жарко полыхал огонь. Они сели чуть поодаль и ждали, когда китаец подаст им виски из коллекции сэра Малькольма, хранившейся в соседней комнате, которую хозяин в шутку называл «мыслительной комнатой».

— Попробуйте-ка «Глен Роджерс» с капелькой артезианской воды — превосходное средство от ревматизма, если, конечно, знать меру. И раз уж вам, как я вижу, не терпится поговорить о деле, давайте поразмыслим о смерти Кевина Адамса.

— Охотно, сэр, тем более что, сами знаете, я сильно подозреваю, что без Даллингтона тут все же не обошлось…

— Давайте рассмотрим то, что нам известно. Начнем с факта, подтвержденного экономкой Блэквуд. Кевин вышел из дома около полуночи и направился на Клейтон-стрит. При себе у него ничего не было, и руки он держал в карманах. Потом Дженнифер Тейлор показала, что встретила его внизу у лестницы около одиннадцати, — к тому времени карточная игра уже заканчивалась. Он вышел из своей комнаты, куда поднялся вечером, сославшись на головную боль. Он нагрубил девушке, и та ушла к себе. Итак, запомним: в одиннадцать вечера Кевин находится внизу у лестницы и только около полуночи выходит на улицу. Что же он делал целый час?

— После того как карточная игра закончилась, игроки разошлись по своим комнатам…

— Кроме мэтра Дервантера! По словам Дженнифер, ему захотелось подышать свежим воздухом. Значит, он тоже выходил из дома, вот только когда вернулся, мы не знаем. Во всяком случае, экономка не видела, как он возвращался, впрочем, тут на ее показания вряд ли можно полагаться, поскольку она то и дело сновала между кухней и столовой — носила посуду.

— А вот другое показание экономки: направляясь к себе в комнату спать, она, как сама уверяет, видела, что из-под дверей Элис, Дженнифер и профессора пробивался свет.

— Свет можно оставить и в пустой комнате! — заметил сэр Малькольм.

— А Патрик Тейлор, помнится, говорил, что весь вечер читал в библиотеке и к себе в комнату вернулся около одиннадцати. Нервы у него были взвинчены, он выпил снотворного и проспал до самого утра.

— Стало быть, — подытожил сэр Малькольм, — если эта компания не врет, все они — брат и сестра Тейлор, Эмма и Элис Адамс — с одиннадцати вечера находились в своих комнатах. А из дома выходили только мэтр Дервантер, примерно в то же время, и Кевин — в полночь.

— Может, стоит получше присмотреться к этому нотариусу? — предложил Форбс. — В конечном счете, мы о нем мало что знаем…

— Он был довольно близок к профессору Грегору Адамсу, и тот имел на него влияние, — напомнил сэр Малькольм. — Ведь он сам признался, что благодаря ему и увлекся этнологией. Во всяком случае, он семейный нотариус Адамсов и обеспечил юридической силой брачный договор между Элис и Мартином Даллингтоном. Тут не за что зацепиться.

— Он весьма сдержанно высказывается о Кевине, избегает его критиковать, впрочем, оно и понятно — его дело сторона. Клиентом Кевин и правда был малоприятным. Но это еще не повод его убивать.

Между тем Вэнь Чжан подложил еще дров в камин.

— Дервантер был рядом с Эммой Адамс, когда она хотела броситься с балкона, — продолжал благородный сыщик. — Вспомните, Дуглас, он раньше всех спустился нам навстречу, когда мы вернулись из полицейского участка. И попросил срочно вызвать врача. Значит, можно восстановить и сцену несостоявшегося самоубийства. Даллингтон, Дервантер и Эмма беседуют в комнате. И вдруг во время беседы мать Кевина кидается к наружной застекленной двери, перевешивается через перила, намереваясь броситься вниз, но тут ее удерживает профессор и спасает от верной смерти.

— Думаю, все так и было, как это ни ужасно, — согласился старший инспектор.

— И все же, — продолжал сэр Малькольм, — кое-что мне тут кажется любопытным. То, что Эмма пыталась покончить с собой после трагической смерти горячо любимого сына, меня нисколько не удивляет, а вот то, что она проделывает это таким образом, в присутствии нотариуса и профессора, по-моему, не соответствует психологии отчаявшегося человека. Отчаявшиеся люди обычно сводят счеты с жизнью в одиночестве.

— И тут вы правы, — снова согласился Форбс. — Что же из этого следует?

— То, что Эмма узнала от нотариуса или профессора какую-то новость, которая вдруг повергла ее в такой ужас, что она, не в силах совладать с собой, бросилась на балкон. А ведь о смерти сына она уже знала. Так что же это за новость, настолько нежданная и невыносимая, что бедная женщина тотчас решает кинуться в пустоту?

— Это могут сказать только двое…

Старший инспектор зачарованно глядел на пламя. Для него такие минуты были сродни чуду. Оказаться вот так, запросто в лондонской квартире сэра Малькольма, делиться с ним мыслями по текущему делу, потягивать великолепное спейсайдское виски, сидя у камина, — да уж, все это, по разумению Форбса, иначе как чудом не назовешь. Мог ли он мечтать о таком в бытность свою безвестным солдатом, которого против воли отправили в Трансвааль? И какого дьявола он посмел сегодня утром заподозрить в чем-то нечистом лучшего своего друга?

— Вернемся к Тейлорам… — продолжал сэр Малькольм. — Как мы знаем, они люди обеспеченные. Патрик, такой скромный и при всем том раздражительный, в молодости помогал Грегору Адамсу в библиотеке. С Кевином Адамсом они были не разлей вода, а Дженнифер, его сестра, почему-то считала, что он под влиянием Кевина. Именно так она и сказала. «Влияние» — сильное слово, не так ли? Впрочем, когда речь зашла о том, чтобы одолжить Адамсам денег, Тейлоры, ни тот, ни другая, не колебались.

— Друзья детства… Потом, Дженнифер, ясное дело, любила Кевина.

— Тем не менее, деньги они дали под залог коллекции, и тут снова появляется мэтр Дервантер. Чтобы снять это поручительство, нужно было личное присутствие Тейлоров, а также их подписи, но Мартин Даллингтон решил столь щекотливый вопрос, возместив им долг из своего кармана и оказавшись, таким образом, в их положении перед Адамсами.

— Профессор поступил так, конечно, из любви к невесте, а может, и потому, что рассчитывал заполучить часть коллекции Адамсов, — предположил старший инспектор.

— Но главным образом потому, что не хотел, чтобы его новую семью считали несостоятельной! Это же скандал! Представьте себе заголовки в газетах: «Наследники знаменитого профессора Грегора Адамса на грани разорения!» Даллингтон не мог допустить такого.

— Одного понять не могу, — сказал Форбс, — поведение Патрика Тейлора. Профессор выплачивает им с сестрой долг, который, вероятнее всего, так и остался бы невыплаченным, а Патрик, несмотря на это, по-прежнему презирает профессора!

— Как мы предполагали, это, возможно, от давней зависти, ведь в юности Патрик оказывал Грегору Адамсу всего лишь мелкие услуги, а Даллингтон был его коллегой, притом уважаемым. Впрочем, давая деньги под залог, Патрик, вероятно, рассчитывал стать законным владельцем коллекции Адамсов, а тут нате вам — Даллингтон собирается жениться и прибрать ее к рукам! Хуже того, этнолог, несмотря на разницу в возрасте, женится на девушке, которую он, Патрик, тоже любит — тайно. Патрик понимает, что оказался в дураках, с какой стороны ни возьми, отсюда и его нескрываемая враждебность, к тому же он полностью разделяет ее со своим другом Кевином.

— Но это никак не объясняет причину убийства молодого Адамса…

— Да, но это, возможно, объясняет причину кражи экспонатов и то, откуда весь этот маскарад с трупом, — заметил сэр Малькольм, дав Вэнь Чжану знак подать еще стаканчик «Глен Роджерс». Вся загвоздка в том, что мы связываем убийство Кевина со спектаклем вокруг его тела, как будто все устроил убийца, хотя на это ничто не указывает! Два акта пьесы могли быть разыграны в разное время.

— Понятно. В таком случае экспонаты, скорее всего, украл Тейлор, он же разложил их на теле Кевина, чтобы навести подозрение на Даллингтона… Да, такое возможно.

— Правда, Патрик должен был знать, что Кевина убили… Откуда же он это узнал?

— Может, он был вместе с Кевином в заброшенном доме, когда того убили… — предположил старший инспектор. — Двое наших молодцов обчистили профессора и решили сбыть украденное. Адамс выходит из профессорского дома первым, руки в карманах, что и подтвердила госпожа Блэквуд. А через некоторое время за ним следует Тейлор — он-то и выносит острогу, книгу и все остальное. Перед тем он выжидает, когда экономка понесет посуду в столовую. Потом они вдвоем встречаются с покупателем. Тот приходит. Меж ними завязывается спор — дело принимает плохой оборот. Кевин с неизвестным в драку — отсюда и царапины у него на лице. Раздается выстрел. Убийца в растерянности убегает прочь, а Тейлор остается наедине с убитым другом. Тогда-то Патрику и приходит в голову обстряпать дело так, чтобы подозрение в убийстве пало на Даллингтона. Украденные вещи он бросает на месте преступления. Он малость изучал этнологию и к тому же слышал, как профессор зачитывал из книжки про лапландский обряд; вот он и обставляет все как надо — и втихую обратно к себе в комнату. А нам потом говорит, что выпил в одиннадцать снотворное и проспал до утра как убитый.

— Прекрасная версия! — согласился сэр Малькольм. — Думаю, отчасти так оно и было, но у нас нет никаких вещественных улик против Патрика Тейлора.

— Мы сняли отпечатки пальцев в музее профессора и в доме тетушки Скво. Так что поглядим, подтвердят ли они мою версию. Кстати, Финдли для сравнения снял «пальчики» и у всех остальных фигурантов. Подождем до завтра. Результаты будут готовы вместе с протоколом вскрытия.

— Замечательно, — сказал сэр Малькольм. — А пока поразмыслим-ка вот над чем. Как вам Дженнифер Тейлор?

— Прекрасная, как цветок, спортивная, совсем не похожа на Элис Адамс — эта поумнее будет. Дженнифер была влюблена в Кевина и переносит горе мужественно.

— Мы не знаем, как она ладит с Элис. Кроме того, было бы интересно знать, так ли уж охотно они с братом дали Адамсам в долг. Да и к Кевину, должен заметить, она относилась с оглядкой — слепой привязанности тут не было и в помине. Дженнифер девушка здравомыслящая. Она же сама сказала — муж из него был бы никудышный. Ей нравился в нем дух авантюризма, своенравный характер, но брать такого в мужья… Выходит, у нас нет ни малейших оснований считать, что она так уж охотно согласилась одолжить денег Адамсам. Когда же долг был погашен, ее это, несомненно, обрадовало.

— Но неужели она могла совершить кражу и убить Кевина, да и зачем?

— Конечно, это кажется совершенно невероятным, поэтому я с таким нетерпением и жду результатов обыска. Эти люди скрывают что-то очень важное, вот логическая цепочка у нас и не складывается.

Тут зазвонил телефон. Вэнь Чжан снял трубку и сказал:

— Из Скотланд-Ярда…

Сэр Малькольм встал и подошел к телефону. Может, звонят, чтобы сообщить результаты вскрытия? Тем более что никто не решился бы звонить сэру Айвори домой всего лишь затем, чтобы передать то, что вполне могло бы подождать до завтра.

— Алло!

— Это лейтенант Финдли. Сэр, я решил доложить вам сразу.

— Что там у вас?

— Только что звонили из Ричмонда — люди, которые ведут обыск у Адамсов. С ними поехала и Элис Адамс — все по инструкции.

— Да-да, ну и что?

— Так вот, не успели они зайти к ней домой, как она бросилась к аптечке и проглотила целый пузырек сомнакса! Один из наших заметил и поднял тревогу. Они там сделали все, чтобы вызвать у нее рвоту. Позвали врача. Теперь ее жизнь на волоске.

Глава 14

Элис Адамс доставили в ближайшую к ее дому ричмондскую больницу. Сэр Малькольм и старший инспектор повстречали там Мартина Даллингтона — он примчался на такси, как только узнал о случившемся. Профессор был глубоко потрясен и не знал, что думать об отчаянном поступке невесты. Она так и не пришла в сознание, и ее пришлось подключить к аппарату искусственного дыхания.

Выйдя из палаты, где лежала девушка, профессор подошел к сэру Малькольму и Дугласу Форбсу — они сидели в маленькой комнатке ожидания, предоставленной в их распоряжение.

— Такая беда!..

Он тяжело опустился в кресло и так и остался сидеть, не проронив ни звука.

Выждав какое-то время, сэр Малькольм спросил:

— Может, у вас есть объяснение?

Профессор покачал головой:

— Смерть брата… Возвращение домой… Внезапное помутнение разума.

— Может, была еще какая-нибудь причина?

— Не думаю. Просто уму непостижимо. И врач даже не знает, удастся ли ее спасти.

— И все же, — заметил Форбс, — ей следовало бы подумать о вас…

— Она меня любит, я знаю, — возбужденно проговорил Даллингтон. — И ее поступок тем более непонятен.

— Быть может, она испугалась, что полиция что-нибудь найдет у нее дома, в Ричмонде? То, что ей очень хотелось бы скрыть. Может, она поняла: скандал неминуем, вот и решила покончить с собой?

— Видите ли, — ответил этнолог, — Элис от меня ничего не скрывала. Я давно ее знаю. Она честная. Да и потом, какие такие секреты она могла хранить у себя дома? Нет, ерунда!

— О жизни Кевина мало что известно, — заметил Форбс. — Может, Элис не хотела, чтобы тайное вдруг стало явным?

— Не представляю, что бы изменилось с ее уходом из жизни, — сказал Даллингтон. — Да, Кевин водил дружбу со всяким отребьем. Конечно, он играл в клубах с сомнительной репутацией. Да, его подозревали в причастности к банде, занимавшейся незаконным оборотом сигарет. Ну и что? Эка новость! Разве это повод, чтобы сестра решила именно сегодня наложить на себя руки?

— Профессор, Эмма Адамс тоже хотела покончить с собой, — напомнил сэр Малькольм. — Может, у нее была та же самая причина, о которой мы ничего не знаем?

— Нет, нет! Я своими глазами видел — Эмма хотела свести счеты с жизнью в приступе безумия. Я был с нею в комнате. И мэтр Дервантер там был. Мы пробовали успокоить ее, как могли. Знаете, в такие минуты вспоминаешь разное, стараешься отвлечь человека от душераздирающей боли. Правда, у Дервантера это получалось как-то неловко.

— Что же такое он говорил?

— Он-то думал, что делает все как надо… Он помянул характер Кевина, сказал, тот-де был создан, чтобы наслаждаться жизнью. Напомнил про девиц, вертевшихся вокруг него с самой юности. Тут Эмма не выдержала и резко бросила: «Не трогайте его, моего Кевина! Он только мой, а эти ваши вертихвостки хотели его у меня отнять!» Тогда Дервантер возьми да ляпни по глупости цитату из Уильяма Блейка: «Подруга милая, нельзя в могилу взять с собой любовь, не разделенную с тобой». Тут несчастная вскочила и как закричит: «Я всю жизнь отдала одному человеку. Я любила мужа, Грегора. А ему разве было до меня дело? Он же, кроме своих тотемов да прочей дребедени, и знать ничего не хотел. И всю свою нежность я отдавала сыну. Разве это не естественно? Конечно, я знала, Кевин любит не только меня. Знала, потому что об этом кричали его глаза! Да, он любил одну женщину, а я ему запрещала! Именно ее! И теперь я знаю: она его и убила. Какой ужас! Я только сейчас поняла! Позор на нашу голову! Сил моих нет больше терпеть! Смерти хочу!» И Эмма, вне себя, точно безумная, после того, как вдруг поняла, кто убил ее сына, бросилась к двери на балкон и распахнула ее настежь. Я-то подумал, ей просто хочется вдохнуть свежего воздуха. А она прямо к перилам и уже перегнулась через них, но я все же успел ее обхватить и отвел обратно в комнату.

— Почему же вы не рассказали об этом раньше? — спросил старший инспектор.

— Вы же понимаете, это чисто безумный порыв… Бедняжка потеряла рассудок. Что можно понять из ее бессмысленных слов?

— Профессор, — настаивал сэр Малькольм, — вы точно пересказали нам все, что говорила несчастная, слово в слово?

— Ну да, все как есть. Ее слова так глубоко запали мне в душу, что я слышу их и сейчас.

— Во всяком случае, в словах госпожи Адамс угадывается нездоровая страсть к сыну, — заявил Форбс. — В своем возрасте Кевин имел полное право встречаться с женщинами, не так ли?

— Такая уж Эмма эгоцентристка и собственница, притом непримиримая, — заметил Даллингтон. — Связывая Кевина по рукам и ногам, она только еще больше отдаляла его.

На этом сэр Малькольм и старший инспектор оставили профессора, и он вернулся в палату к невесте. Было девять вечера. Дождь поливал вовсю. Сыщиков, по их просьбе, отвезли к дому Адамсов. Это был довольно большой особняк, он стоял на невысоком холмике в окружении неухоженного сада. Большая часть окон в доме была освещена. Похоже, когда-то это было уютное местечко, однако за отсутствием ухода стены со временем обветшали и кое-где даже облупились. Обрамлявшие вход витражи почти все потрескались.

Сыщиков вышел встречать лейтенант Беринг, руководивший обыском. Судя по внешности, он занимался в молодости или борьбой, или боксом. Нос у него был сплюснутый, а уши оттопыривались, как листья капусты. При виде старшего инспектора он мигом встал навытяжку, и это впечатляло.

— Слушаюсь, сэр!

— Лейтенант, ваши люди заметили что-нибудь необычное?

— Да здесь все необычно, сэр. Сами посмотрите…

И он провел сыщиков в большую комнату, где помещалась коллекция Грегора Адамса. Правда, в отличие от «музея» Даллингтона, здесь царил безупречный порядок, хотя статуэтки, оружие, маски и витрины были покрыты толстым слоем пыли.

— Знай мы точно, что искать, было бы куда легче, — посетовал Беринг.

— Надо найти то, из-за чего Элис Адамс хотела покончить с собой, — ответил сэр Малькольм. — Ищите на первом этаже. А мы со старшим инспектором займемся жилыми комнатами…

Дуглас Форбс отвел благородного сыщика в сторонку и заявил:

— Я все никак не пойму, к чему этот обыск. У Даллингтона — понятно: там мы ищем пистолет. А здесь?..

— А здесь, Дуглас, мы ищем то, что заставило кого-то нажать на спусковой крючок этого самого пистолета.

— Думаете, это сделала Элис?

— Я ничего не думаю, дружище. Вы знаете мои методы. Они основаны на полном недоверии. По сути, картина у меня уже почти сложилась. Голова поработала неплохо. А вы-то сами могли бы распутать это дело? Мне нужна одна-единственная улика, и я надеюсь ее найти именно здесь. Прошу вас, идемте.

Сэр Малькольм начал осматривать дом, открывая двери и бегло осматривая комнаты первого этажа, где уже трудились полицейские, потом он поднялся на второй этаж. Здесь комнаты располагались вдоль по коридору. Их было четыре, и узнать, какая из них чья, было нетрудно: одна — покойного Грегора Адамса, с мебелью в белых чехлах; другая — Эммы, с кроватью под балдахином и старыми семейными фотографиями на стенах, обитых обоями в сиреневый цветочек; третья — Элис, с небольшой кроватью, на которой лежало несколько плюшевых игрушек, и с богатой библиотекой; и, наконец, комната Кевина, в неописуемом беспорядке, который дополняли плакаты кинозвезд и игроков в крикет, развешанные на стенах. Наскоро осмотрев комнаты старших Адамсов, сэр Малькольм попросил Дугласа Форбса обыскать комнату Кевина, а сам направился в спальню девушки.

Книги в библиотеке Элис были в основном по этнографии. Сэр Малькольм узнал среди них собрание трудов Фрейзера под общим названием «Золотая ветвь», эссе леди Гердон, Кэмпбелла, Крука и Бэтчелора, но больше всего его внимание привлекло шеститомное собрание Крафта-Эбинга под общим названием «Половая психопатия»: обнаружить такое в комнате юной девицы он никак не ожидал. Сэр Малькольм внимательно пролистал каждый том, то и дело задерживаясь на какой-нибудь странице, после чего поставил книги обратно на полку.

Подойдя затем к ночному столику, он выдвинул ящик — и увидел то, что искал: личный дневник Элис Адамс. Записную книжку с обложкой в цветочек и металлическим замком в форме сердечка. Хотя сэр Малькольм считал подобные действия бестактными, он, тем не менее, осторожно раскрыл дневник. Почерк был четкий, очень аккуратный. Пробежав глазами наугад несколько строк, он решил забрать дневник с собой и сунул его в карман пиджака.

На комоде, посередине, стояла фотография профессора Грегора Адамса. Справа от нее помещалась фотокарточка поменьше — отец с малюткой Элис на руках. Слева стоял букетик увядших цветов.

В дверном проеме появился старший инспектор:

— Сэр Малькольм, прошу вас, идемте, сами посмотрите…

Они вошли в комнату Кевина. Посреди царившего там хаоса стоял небольшой письменный стол, заваленный бумагами. Форбс принялся перебирать эту кипу. И извлек из нее газетные страницы с вырезанными во многих местах буквами.

— А вот ножницы и клей. Наш юный друг рассылал анонимные письма.

— Действительно, — согласился сэр Малькольм. — Возможно, он кого-то шантажировал или кому-то угрожал… Нечто подобное я и ожидал найти. Это вполне в духе нашего бедолаги.

— Кому же он угрожал? Кого шантажировал? — спросил сам себя старший инспектор. — Может, кто-то из них, из жертв, его и убил?..

На смятой постели валялся костюм. Сэр Малькольм обшарил в нем карманы, извлек из одного записную книжку и, быстро пролистав, положил ее к себе в карман, где лежал личный дневник Элис. Вслед за тем они еще около часа искали другие улики, которые могли бы им помочь продвинуться в дознании, но ничего интересного так и не нашли. Когда сыщики спустились на первый этаж, Форбса окликнул лейтенант Беринг:

— Сэр, мы тут кое-что откопали… Не знаю, насколько важная эта штука, только в ней целая куча денег.

«Этой штукой» на поверку оказалась коробка из-под обуви, внутри лежала коричневая кожаная сумочка, из которой торчала толстая пачка банкнот. Все это было туго перетянуто крепкой резинкой. На первый взгляд в пачке было тысяч двадцать фунтов мелкими купюрами.

— Где нашли? — спросил старший инспектор.

— На кухне под мойкой.

— Черт возьми! — вскричал Форбс. — Ничего себе бедствующая семейка!

— Как видите, — заметил сэр Малькольм, — банкноты использованные, по десять и пятьдесят фунтов. Похоже на улов шантажиста или на выкуп…

— Выкуп?

— Значит, это вы нашли тайник Кевина Адамса? Спасибо, лейтенант. Отлично поработали. Идемте, Дуглас. День еще не закончился.

И старший инспектор двинулся вслед за сэром Малькольмом, точно автомат. Он встал чуть свет. Усталость давила на него тяжким бременем, и, даже, несмотря на удачные находки, которые могли бы его ободрить, он думал только об одном — поскорее бы добраться до постели. Но не тут-то было: благородный сыщик попросил сержанта отвезти их домой к профессору Даллингтону.

Глава 15

Сэр Малькольм, вы неутомимы… Дуглас Форбс сел в машину и задремал. Очнулся он, притом мгновенно, только у дома на Кенсингтон-роуд. Во сне он видел, как сердце ему пронзает острога. Дверь, возле которой дежурил полицейский, им открыла экономка.

— А, это вы? В такое-то время?

— Скотланд-Ярд не дремлет, — ответил сэр Малькольм и подмигнул старшему инспектору, которому стоило немалых усилий держать глаза открытыми.

— Заметьте, — продолжала старенькая служанка, — я очень рада, что вы вернулись. Профессору кто-то позвонил, и он куда-то помчался как угорелый, даже не сказал, что стряслось. Бросил меня на этих полицейских, а они знай шуровать по всем углам, теперь и не знаю, что будет, — после них весь дом вверх дном!.. А тут еще мэтр Дервантер — круглый столик-треногу ему, видите ли, подавай. Говорит, для каких-то там опытов. Но я-то знаю, зачем… Духов вызывать, вот зачем!

Лейтенант Финдли, услышав, как к дому подъехала полицейская машина, тут же вышел в вестибюль.

— Сэр, мы нашли пистолет, из которого, вероятно, и был убит Кевин Адамс. В магазине не хватает одной пули — ее выпустили совсем недавно. Отдать на баллистическую экспертизу?

— Где нашли оружие?

— В комнате профессора, на кровати под матрасом.

— Так я и думал, — проговорил сэр Малькольм. — Нас водят за нос или, по крайней мере, пытаются, только не на тех напали.

— Простите, — сказал Финдли, — выходит, Даллингтон и правда виновен?

— На пистолете остались отпечатки?

— Рукоятку наверняка успели протереть.

— Оружие мог там припрятать кто угодно. Комната профессора была заперта?

— Нет.

— Вот видите… Поверьте, лейтенант, никому нельзя позволять себя облапошивать.

Дуглас Форбс прошел в маленькую гостиную и тяжело опустился в кресло. Не иначе как он собирался в нем заночевать… Не успел он, однако, сомкнуть глаз, как в комнату ворвался мэтр Дервантер. Этот долговязый, нескладный человек как будто был сильно взбудоражен.

— А, старший инспектор, вы уже здесь! Вот так удача! Честное слово! Слава Богу!

Форбс приоткрыл один глаз и в полном недоумении уставился на нотариуса. Тут к ним подоспел сэр Малькольм Айвори, оставивший госпожу Блэквуд.

— Что случилось, мэтр?

— О, ничего страшного… Единственно, хотелось бы, чтобы и вы вдвоем участвовали. Чем больше народу, тем сговорчивее духи, понимаете?.. Но не больше семи человек.

— Друг любезный, о чем это вы? Дервантер поутих.

— Ну как же, полиция рыщет по всему дому, мы с Тейлорами не знали, куда деваться, вот и решили попробовать вызвать дух Кевина. Все складывается как нельзя более удачно.

Теперь уж старший инспектор совсем проснулся. И вскочил настолько быстро, насколько позволяла его солидная комплекция.

— Да что вы такое говорите?! — вскричал он.

— О, только не волнуйтесь, — продолжал нотариус. — Видите ли, я привык… В общем, дух Кевина еще не успел покинуть лунную зону, и общаться с ним пока легко. Мартин, не знаю почему, вдруг взял и куда-то умчался, и нас за столом осталось только трое. Блэк, понятно, не в счет. А связь с духом слабая, прерывистая. Зато с вами обоими все наладится.

— Да вы что! — растерянно воскликнул старший инспектор. — Об этом не может быть и речи!

— А почему бы нет? — лукаво возразил сэр Малькольм. — Это, должно быть, интересно.

— Интересно? — переспросил Форбс. — Вы думаете?

— Вот и чудесно, — проговорил Дервантер, думая о своем, — значит, вы согласны. Благодарю. Тогда прошу за мной. Мы с Тейлорами расположились в курительной. Там все и свершится.

Сэр Малькольм последовал за нотариусом. После недолгих колебаний старший инспектор подумал: раз его благородный друг охотно принял столь глупое предложение, значит, не без оснований. Преодолев, наконец, отвращение, он двинулся вслед за ними обоими и, пройдя через столовую, вошел в курительную.

При их появлении Дженнифер и Патрик Тейлор встали. Девушка была явно взволнована. Молодой человек переминался с ноги на ногу, уставившись на свои ботинки.

— Господа из Скотланд-Ярда соблаговолили к нам присоединиться, — заявил Дервантер. — Так что прошу всех садиться за стол, который принесла Блэк.

Это был сервировочный столик, самый что ни на есть обычный. Под одну ножку подложили книгу, чтобы столик не шатался.

— Я выбрал труд Кроули[12] о египетском ритуале «разверзания уст», — пояснил нотариус. — Не так уж плохо. А вы как думаете, сэр Малькольм?

— «Книга мертвых»,[13] думаю, подошла бы больше, — без тени иронии заметил благородный сыщик.

Слово взял Форбс. Он уже совсем проснулся.

— Простите, но я не занимаюсь такими… Да и госпожа Форбс, моя супруга, не одобряет. Потом, я на службе, не так ли?

— Полноте, присаживайтесь, дорогой Дуглас. — Это совсем не страшно… — настаивал сэр Малькольм.

Форбс что-то проворчал и, в конце концов, сдавшись, уселся за стол, чтобы не сойти за упрямого невежу. Дженнифер приглушила свет. Курительная погрузилась в полумрак.

— Друзья мои, — начал нотариус надтреснутым голосом, — положите, пожалуйста, руки на стол, только прошу, не опирайтесь. Прекрасно. Раздвиньте руки так, чтобы мизинец каждой соприкасался с мизинцем вашего соседа. Замечательно. Прошу сохранять такое положение до конца сеанса. Дабы флюид струился по кругу. Готовы? Тогда начнем.

Атмосфера в комнатенке тотчас сделалась напряженной. В наступившей тишине стало слышно, как тикают часы. Сэр Малькольм, казалось, держался совершенно бесстрастно, хотя происходящее, похоже, его забавляло. Форбс начал подумывать, уж не попал ли он в сумасшедший дом. И вдруг раздался голос нотариуса:

— Цезарь, друг мой старинный, никогда не покидавший меня в странствиях в астрале, явишь ли ты нам великодушно присутствие свое?

Тишина.

— Здесь ли ты, Цезарь? Если да, стукни один раз, прошу тебя.

Стол шелохнулся — послышался стук в пол.

— Благодарю за помощь, — продолжал Дервантер. — Соблаговолишь ли ты установить связь между нами и душой Кевина Адамса, недавно почившего?

Стол опять издал стук, а следом за тем — целую череду дробных ударов.

— Что он говорит? — спросил Патрик Тейлор.

— Цезарь старается установить связь. Подождем.

Снова стало тихо, только на сей раз было такое ощущение, будто у всех участников сеанса сперло дыхание, особенно у Дженнифер: происходящее произвело на нее действительно сильное впечатление. У Форбса было огромное желание разорвать узы и почесать нос.

Вдруг стол затрясся, и по полу разнесся беспорядочный стук.

— Кевин! Ты ли это? — вопросил нотариус.

Стол приподнялся, опустился, опять приподнялся и в наступившей вслед за тем мертвой тишине опрокинулся. Дженнифер громко вскрикнула и схватилась за сердце. Патрик в страхе отпрянул, покачнулся и упал с дивана. Старший инспектор, потрясенный поведением стола, встал и машинально подошел к сэру Малькольму Айвори, который, казалось, наблюдал за разыгравшейся сценой с присущим ему хладнокровием.

— Ничего страшного, — объяснил Брайан Дервантер. — Слишком сильный сигнал. Прошу всех занять свои места. Продолжим.

— Нет, нет! — взмолилась Дженнифер. — Кевин был здесь! Я чувствовала.

— Брось, — возразил Патрик, отряхивая брюки, — не смеши. Это всего лишь игра.

— Не хочу больше! Говорю, Кевин был здесь!

Девушка была на грани истерики.

— Да уж, хватит, — проговорил Дуглас Форбс. — Разве не видите, от ваших кривляний малютка до смерти перепугалась!

— Очень жаль, правда, — посетовал нотариус. — Мы почти вошли в контакт.

Дженнифер вся в слезах вернулась в столовую, а Патрик пошел за бутылкой бренди, чтобы успокоить сестру. Сэр Малькольм подошел к нотариусу:

— Ловко это у вас получается… Несколько лет тому мне уже случалось присутствовать на одном таком сеансе. Мы вызывали дух адмирала Нельсона.

— А у меня, — сказал Дервантер, — посредник в мире незримого — Цезарь…

— Какой именно?

— Единственный, великий Юлий Цезарь! Общаться с ним меня научил профессор Грегор Адамс.

— Он занимался спиритизмом?

— В вопросе о верованиях его интересовало все, что касалось потустороннего мира. В духовном смысле, конечно. И он считал, что самое лучшее в таких делах — практика.

— Профессор Даллингтон тоже этим увлекается? — поинтересовался Форбс.

— Нет. Он не любит путешествовать в астрале, и, как я часто ему говорю, в этом смысле у него невосполнимый пробел.

Они втроем тоже прошли в столовую, где Дженнифер маленькими глоточками пила бренди.

— Скажите, мэтр, — продолжал сэр Малькольм, — что на самом деле произошло, перед тем как госпожа Эмма Адамс попыталась броситься с балкона?

— Порыв безумия, оно и понятно…

— Она никого не обвиняла перед этим? Мартин Даллингтон что-то такое говорил.

— Вижу, к чему вы клоните. Только не стоит обращать на это внимание. Она души не чаяла в Кевине… Высшая, необыкновенная форма материнской любви…

— Хотите сказать, она ревновала его к другим женщинам…

— В некотором смысле — да… Сэр Малькольм, вы ставите меня в неловкое положение, поскольку я давно дружу с Эммой, понимаете?..

— Значит, вместе с нею в комнате были вы и профессор. Она вдруг припомнила всех женщин, знакомых Кевина, или одну из них. Что именно она тогда сказала?

Брайан Дервантер сильно смутился.

— Да, она припомнила победы сына на любовном фронте. Впрочем, это была моя ошибка. Я процитировал небезызвестную строчку из Блейка насчет того, что неразделенную любовь, мол, в могилу с собой не возьмешь. С моей стороны это, конечно, было глупо, но ведь я пытался всего лишь утешить бедняжку. И тут ее словно озарило и вместе с тем повергло в ужас. Даже не знаю, как объяснить. Казалось, она вдруг увидела убийцу сына. Глаза у нее округлились от ужаса, и она бросилась к балконной двери. Распахнула ее и наверняка кинулась бы вниз, не удержи ее Даллингтон.

— Как, по-вашему, — допытывался сэр Малькольм, — случайно ли у нее в голове все это связалось вместе — женщины, или женщина, с которыми встречался Кевин, и образ убийцы, которого она вдруг мысленно увидела?

— Ну, конечно. Но никаких сомнений у нее не было! Убийца — женщина!

В это мгновение Дженнифер Тейлор встала — бокал с бренди выпал у нее из рук.

Глава 16

На следующее утро сэр Малькольм Айвори поднялся в девять часов. Это было не в его привычках, но вчерашний день выдался довольно напряженным. Во всяком случае, старший инспектор заявил, что не сможет собраться с мыслями, пока не выспится, как следует, и не примет хорошую ванну. И благородный сыщик решил посвятить больше времени утреннему туалету, благо, к этому ритуалу он всегда относился с особой щепетильностью.

К тому времени, когда появился Форбс, Вэнь Чжан уже успел закончить свои занятия гимнастикой цигун и приготовить легкий завтрак. Старший инспектор и правда выглядел бодрым; как обычно, на лацкане его помятого пиджака торчала искусственная роза — высший знак дурного вкуса!

— Вчера, сэр, вы меня просто доконали!

— Исключительно по необходимости, дружище. Сегодня же все разрешилось само собой, и теперь у меня есть недостающее звено в цепочке доказательств. Кое-что, впрочем, остается пока неясным, и сегодня до вечера нам предстоит это прояснить.

Знаком он пригласил старшего инспектора к столу, где рядом с чайником были разложены гренки, джемы и булочки, к которым Вэнь Чжан вскоре добавил яйца всмятку и апельсиновый сок.

— Финдли сообщил результаты вскрытия. Ничего нового. Пуля прошла через сердце и раздробила лопатку.

— Значит, стреляли под небольшим углом снизу вверх — классический пример плохо закончившегося спора. Вот только кто из двоих спорщиков держал оружие, пока неизвестно.

Форбс удивился:

— Почему вы так решили?

— Царапины и еще одно весьма любопытное наблюдение: во время потасовки с Кевина сорвали пиджак, если только он сам его не снял перед этим, хотя по такой погоде, да еще в таком месте мне это кажется удивительным… На пиджаке есть пулевое отверстие?

— Нет. Мы заметили это уже в конторе. Прострелена только рубашка.

— Прекрасно. Вот, возьмите-ка гренок, угощайтесь, пожалуйста. А что нового с отпечатками в доме тетушки Скво?

— Пока ничего. Предстоит еще сверить их с «пальчиками» гостей Даллингтона. Скоро все будет готово. Из лаборатории позвонят.

Выпив не спеша чашку чая, сэр Малькольм продолжал:

— Понимаете, Дуглас, всегда надо начинать с простых вопросов. Например, чем Кевин Адамс подсвечивал себе в заброшенном доме, где уже давно нет электричества? Ведь ставни были закрыты, а на улице стояла темная ночь.

— Думаю, он прихватил с собой карманный фонарик… Экономка показывала вчера, где они лежат.

— Замечательно, — согласился сэр Малькольм. — У другого, того, с кем он встречался и кто, вероятно, убил его, наверняка тоже был фонарь, так?

— Ну да, конечно.

— Значит, он тоже знал, куда шел, раз взял с собой фонарь.

— Действительно. Да, но там еще валялась свечка — про нее говорил бродяга…

— Свечка, по-моему, ничего не меняет. Послушайте хорошенько, что бы там ни было — сам ли Кевин обнаружил заброшенный дом, когда проходил однажды мимо, или ему как-то случайно рассказал о нем Даллингтон, — парень точно знал, что там нет света. А как об этом узнал тот, другой, с которым они встретились?

— От самого Кевина.

— Прекрасно! Таким образом, у каждого из них было по фонарику. Верно?

— Не понимаю, к чему вы это… — признался Форбс.

— Сейчас поймете… Скажите, Дуглас, сколько карманных фонариков ваши люди нашли на месте преступления?

— Ни одного! Черт возьми, а ведь точно! Что, если убийца, сбежавший после выстрела, унес оба фонарика с собой?

— Весьма любопытное заключение. Выпейте чаю и, с вашего позволения, продолжим. Предположим, например, что тот, другой, принес украденные вещи и разложил их, так сказать, в виде театральной декорации, чтобы навести подозрение на профессора…

— Да! — воскликнул Форбс. — Но если этот другой пришел купить украденное, то принес их, естественно, не он!

— Как раз к этому я и веду… Кевин приходит с пустыми руками, покупатель тоже. Единственное, что у них при себе имеется, так это по фонарику в кармане. И тут появляется некто третий с украденными вещами.

— А что, если третьим сообщником был Патрик Тейлор, закадычный дружок Кевина?

— Допустим, это он. Таким образом, мы имеем уже трех фигурантов! Остается выяснить, в каком порядке эти трое объявились в доме тридцать два на Клейтон-стрит. Пришел ли Кевин первым или, может, тот, с кем он вел разговор, уже был там? Что же касается третьего, по вашему предположению Тейлора, действительно ли он подошел третьим и вместе с украденным? Тут возможны любые варианты, но представьте, что ваш Тейлор явился уже после того, как спор между Кевином и убийцей закончился. Он видит своего друга — тот лежит на полу убитый. Тогда-то ему и приходит в голову разыграть спектакль. Прекрасный случай навести подозрение на Даллингтона, которого он терпеть не может! Он раскладывает предметы на теле убитого и вокруг него, а потом уходит.

— Такая версия кажется мне убедительной, — признался Форбс, приступив к яйцу всмятку.

— И все-таки, Дуглас, тут снова кое-что не сходится… По поводу чего у Кевина с тем, вторым, мог завязаться спор, если при них еще не было украденного? В сделках подобного рода покупатель сперва тщательно проверяет товар, оценивает и только потом отвечает на предложение. Так что ссора между ними могла вспыхнуть лишь после того, как вещи были осмотрены и оценены!

— Правда ваша. В таком случае, что же все это значит?

— В таком случае, — сказал сэр Малькольм, — это означает, что если некто третий действительно увидел Кевина уже мертвым, то между жертвой и убийцей не могло быть денежных разногласий, о чем мы только что с вами говорили. И тут мы сталкиваемся с практически бесконечным числом версий! Тем, вторым, по нашим предположениям, убийцей, мог быть кто угодно — какой-нибудь мафиози, имевший зуб на Адамса, или ревнивый соперник — герой темной любовной истории, или же человек, которого Кевин шантажировал и который решил свести с ним счеты…

— А может, Мартин Даллингтон? Или Дервантер? Эти двое со своим колдовством и выкрутасами… Потом, должен сказать… Я тут подумал, может, наш профессор… этот… ну, как его? Шаман! Наверняка он сам все и устроил, и, конечно, без сатанизма и без помощи нотариуса, его сообщника, тут не обошлось!

— Значит, с помощью своих психических возможностей они взяли и перенесли предметы по воздуху и разложили вокруг Кевина в строго определенном порядке… Это и есть ваша новая версия?

— Ах, сэр Малькольм, вы меня только путаете… Ну, а если имело место сведение счетов, что там делал третий фигурант с украденными вещами?

Сэр Малькольм улыбнулся с таким видом, который старшему инспектору был очень хорошо знаком. Да, Форбс уже знал наверняка: его знаменитый друг распутал головоломку и намеренно тянет время, чтобы наказать его, Форбса, за излишнюю подозрительность. Покончив с яйцом всмятку, старший инспектор продолжал:

— Я все думаю, как там Элис…

— Скоро узнаем. Как только закончим завтракать, поедем к Даллингтону. Может, люди Финдли нашли что-нибудь новенькое…

Через четверть часа полицейская машина уже везла их по знакомому адресу. Дождь шел, не переставая. Лондон обретал все более печальный вид, и так, наверное, будет до самых рождественских праздников.

Сыщиков вышел встречать Мартин Даллингтон. Лицо у него осунулось. Спал он, очевидно, плохо. Профессор попытался улыбнуться, но вместо улыбки вышла гримаса. Потом он сообщил, что его невеста, наконец, вышла из комы. Лечащий врач считает, что ее жизнь теперь вне опасности. И через неделю Элис должна полностью поправиться. А пока за нею будут наблюдать там же, в ричмондской больнице.

— Замечательно, — сказал сэр Малькольм. — Тем более что в нашем деле ее участие уже не понадобится…

— Значит, вы уже все знаете? — осведомился профессор.

— Любезный друг, — как будто не расслышав вопроса, продолжал благородный сыщик, — мне бы хотелось попросить вас ничего больше не скрывать.

— Хорошо! Да и с какой стати?

— Из чувства стыда или уважения к своей любимой, что, впрочем, вполне понятно. Только давайте покончим с уловками. Кевин Адамс вас шантажировал?

Даллингтон как будто удивился.

— Нет. Честное слово.

— Тогда поставим вопрос иначе: вы получали анонимные письма?

Профессор поджал губы и после недолгого молчания живо проговорил:

— Джентльмены, что мы все стоим в вестибюле. Давайте пройдем ко мне в кабинет.

И наши друзья проследовали за профессором. Сев в кресло, Даллингтон продолжал:

— Я считал себя не вправе говорить с вами на эту тему.

— Почему же? — поинтересовался Форбс.

— Потому что я не видел связи между теми письмами и смертью Кевина. К тому же в них было столько оскорблений и грубости, что мне хотелось скорее все это забыть.

— Они были составлены из букв, вырезанных из газет, так?

— Совершенно верно.

— Вы их сохранили?

— Конечно, нет! Подобной грязи место только на помойке!

— Сколько всего было писем, и когда вы их стали получать?

— С десяток. А приходить они стали примерно полгода назад.

— О чем в них говорилось, в двух словах?

— Об Элис. Ее обвиняли во всех тяжких… Как объяснить вам все эти унизительные мерзости и непристойности? У меня нет слов передать то, что там было написано.

— Элис знала о письмах?

— Нет, конечно! Я никогда ей не рассказывал. Это было бы совершенно бестактно, и ее бы это жестоко оскорбило…

— Что ж, это только делает вам честь, — заверил его сэр Малькольм. — Значит, если я правильно понял, письма стали приходить уже после того, как вы объявили о своей помолвке с Элис.

— Совершенно верно.

— И вы не догадывались, кому такое могло прийти в голову?

— Признаться, нет, — в нерешительности проговорил Даллингтон. — Да и когда в голову порой приходят разные подозрительные мысли, стараешься всеми силами гнать их прочь… Это так горько!..

— Хотя настаивать пока нет необходимости, — решительно сказал сэр Малькольм, — однако, если позволите, профессор, мне бы все же хотелось задать вам один вопрос, по-дружески.

— Пожалуйста, спрашивайте.

— Так вот, знай вы, кто писал эти унизительные письма, вы смогли бы его убить?

Даллингтон воспринял столь прямой вопрос, не моргнув глазом. Он обратил на сэра Малькольма взор, полный грусти:

— Отвечу вам прямо — как другу и как дознавателю. Да, смог бы, но клянусь на этом самом месте, я не убивал.

— Принимаю ваши слова к сведению, — только и сказал сэр Малькольм. И, обращаясь к старшему инспектору, прибавил: — Дуглас, будьте так любезны, предупредите гостей профессора Даллингтона, что через час я хотел бы увидеться с ними всеми в столовой. Пора с этим заканчивать.

— Сэр, вы уверены, что во всем разобрались? — тревожным голосом воскликнул профессор.

— Дорогой Мартин, не беспокойтесь. Хоть это было и непросто, я все-таки понял, почему книга Уоллиса оказалась рядом с телом Кевина Адамса.

Даллингтон вздохнул как будто с облегчением и, казалось, размяк в своем кресле.

Глава 17

Первым в столовую пришел профессор Даллингтон, следом за ним подошли Тейлоры. Не успели они сесть за стол, как подоспел и Брайан Дервантер. Нотариус поддерживал Эмму Адамс — она, казалось, постарела лет на десять, голова у нее непроизвольно тряслась. Старший инспектор Дуглас Форбс, лейтенанты Финдли и Беринг заняли места в глубине столовой.

Как только все разместились, сэр Малькольм, оставшийся стоять, сразу приступил к делу:

— Леди и джентльмены, я собрал вас, чтобы постараться вместе с вами выяснить причину смерти Кевина Адамса, которая постигла его при весьма необычных обстоятельствах. К сожалению, мисс Элис Адамс не может к нам присоединиться, но я искренне благодарю госпожу Эмму Адамс за то, что она согласилась быть с нами. Поверьте, мадам, мы все соболезнуем вашему горю и сделаем все, чтобы смягчить предстоящие объяснения и не причинить вам лишних страданий.

Вдова профессора Грегора Адамса тяжело вздохнула — казалось, из последних сил. Нотариус положил руку ей на плечо и что-то сказал на ухо, но она, похоже, его не расслышала.

— В сущности, — продолжал сэр Малькольм, — в этом деле мы столкнулись с весьма хитроумной загадкой, и чтобы ее разгадать, пришлось сначала выяснить кое-какие и правда странные обстоятельства, повлекшие за собой смерть молодого человека с непростым характером. Простите, госпожа Адамс, что затрагиваю память о вашем сыне, но я это делаю и буду делать впредь только по мере необходимости. Вы нежно любили его, даже боготворили. Каждый из присутствующих здесь знает, что представляла собой ваша любовь: то была нездоровая, слепая страсть. Меня поразило то, что вы сказали, когда пытались покончить с собой. Профессор Даллингтон передал мне ваши слова. Вы не только запрещали сыну встречаться с другими женщинами, хотя ему уже было двадцать восемь лет, но и потом обвинили одну из них в том, что она его убила.

Эмма Адамс обратила на сэра Малькольма свое лицо — оно было мертвенно-бледное. Ее глаза смотрели на благородного сыщика с непреклонной строгостью, губы дрожали, но с них не сорвалось ни единого звука.

— В итоге, — продолжал благородный сыщик, — Кевин пытался уклониться от вашей всепоглощающей материнской любви, связавшись с миром, глубоко чуждым его семейному кругу, — с игроками, мошенниками и прочими проходимцами. Полиция держала его на заметке, и, будь он сейчас жив, так бы и катился дальше вниз. Кстати, именно поэтому мы сначала подумали, что убийство совершили его друзья-приятели, — может, кто-то решил свести с ним счеты, а может, причиной была неудачная сделка. У профессора Даллингтона украли из коллекции кое-какие вещи, и потом их нашли возле тела убитого. Но тут мы задумались: почему злоумышленник, убив Кевина, не забрал украденное, ради чего он, вероятно, и пришел на встречу с ним? И действительно, след этот, должен признаться, оказался ложным. Так что возвращаться к нему мы больше не будем. — Сэр Малькольм вдохнул из своего чудодейственного ингалятора, после чего продолжал: — На самом деле надо было понять психологию не только Кевина, но и одного из вас. На семейном совете, который вы решили собрать, чтобы обсудить предстоящую свадьбу профессора и Элис, прежде всего, предстояло решить вопрос с долгом Адамсов в отношении Тейлоров. Мартин Даллингтон взялся погасить долг за свой счет при условии, что к нему перейдет часть коллекции покойного учителя, Грегора Адамса. Такое решение, похоже, устраивало всех, кроме Кевина, поэтому на совете он вел себя непреклонно, грубо и даже враждебно.

— Он защищал память об отце! — вскричал Патрик Тейлор. — Даллингтон подстроил все так, чтобы коллекция Адамсов целиком перешла к нему. Да, это он вынуждал профессора Адамса покупать все без разбору! Это он обольстил Элис — сперва помогал ей в учебе, а после устроил на работу! Он только выжидал удобного случая, чтобы прибрать к рукам все и вся!

— Замолчи, Патрик! — воскликнула Дженнифер Тейлор.

Выждав, когда шум поутихнет, сэр Малькольм продолжал:

— Я тоже спрашивал себя: может, Кевином действительно руководила сыновняя любовь? Однако подобное чувство было ему чуждо. Тогда я начал искать с другой стороны, и после бурной истерики Эммы Адамс картина на глазах стала проясняться. Потом я отправился домой к Адамсам в Ричмонд и обнаружил там много интересного. Во-первых, как выяснилось, Кевин посылал анонимные письма. Мы нашли изрезанные газеты, которыми он для этого пользовался. Кому же он посылал письма? Сначала мы подумали, он кого-то шантажировал. Но ошиблись: письма были клеветническими, и Кевин посылал их профессору Даллингтону. Он пытался таким способом очернить Элис в глазах ее жениха. Господин Тейлор, вы знали об анонимных письмах?

— Нет, зато я точно знаю, что Кевин не хотел, чтоб его сестра выходила за Даллингтона. Я же говорю: он подозревал профессора в разных махинациях. К тому же Даллингтон был для нее слишком стар. Кевин считал такой союз отвратительным!

— И вы сами, кажется, тоже! — колко заметил профессор.

— Итак, мы со старшим инспектором приехали домой к Адамсам, — продолжал сэр Малькольм. — И там, в библиотеке Элис, среди книг по этнологии я, к своему изумлению, обнаружил исследование Крафта-Эбинга о половых патологиях. Я решил его пролистать. И наткнулся на одну весьма примечательную страницу, читаную-перечитаную. Там как раз черным по белому описывался интересующий нас случай. Скоро я перескажу в двух словах, о чем речь. Так вот, а еще я обнаружил личный дневник Элис Адамс, впрочем, довольно странный. Я взял его с собой, хотя мне несвойственна подобная бестактность, и, вернувшись вчера домой, прочел его. Вот он. — Сэр Малькольм извлек из кармана пиджака дневник и стал читать: — «Третье июля: снова он, как всегда! Восьмое июля: он предложил мне самое худшее. Откуда такая низость? Седьмое августа: очередная попытка с его стороны. Двадцатое августа: у меня заканчиваются каникулы. Стоит ли принимать его предложение? Второе сентября: в перерывах между учебой приходится обхаживать маму, возможно, скоро выйду замуж, даже не знаю, как от него избавиться. Он ходит за мной по пятам. Чем все это закончится?» — Сэр Малькольм закрыл дневник Элис Адамс и спросил: — Догадываетесь, кто такой безымянный «он»?

— Даллингтон! — решительно выкрикнул Патрик Тейлор.

Профессор пожал плечами:

— В записи от двадцатого августа Элис упоминает, что возвращается с каникул и боится встречи с «ним». А на каникулах мы были в Париже с нею и госпожой Эммой Адамс. И тут уж я думаю скорее на вас, Патрик, это вас она упоминает в своих записях. Признайтесь, вы же любили Элис и поэтому так меня ненавидите. Сожалею, старина, но она предпочла меня!

Молодой Тейлор собрался было возразить, но тут сэр Малькольм подошел к Эмме Адамс:

— Вчера в разговоре с мэтром Дервантером и профессором Даллингтоном вы упомянули женщин, вероятных знакомых Кевина, и вдруг впервые догадались, какую из них любил Кевин.

Госпожа Адамс встала. Всем было ясно: она опять погрузилась в бездну воспоминаний. Наконец несчастная мать проговорила:

— Нет, мой малыш не мог так поступить со мной, со своей матерью, ведь я его так любила. Неправда! Он никогда не обманывал моего доверия. И как вам такое могло прийти в голову! — Она поднесла руки к вискам: — Никогда! Никогда!

И с этими словами она снова упала в кресло. Брайан Дервантер сказал ей еще что-то на ухо. И по ее щекам потекли слезы.

Сэр Малькольм снова оказался посередине комнаты.

— В тот вечер Кевин вышел из дома профессора около полуночи. И направился по адресу Клейтон-стрит, тридцать два, к заброшенному дому тетушки Скво. Там он должен был с кем-то встретиться. Лейтенант Финдли, не могли бы вы сообщить нам результаты сравнительной экспертизы отпечатков пальцев, снятых в том самом доме, и тех, что вы взяли у здесь присутствующих?

— Слушаюсь, сэр. На табличке со странными буквами мы обнаружили отпечатки пальцев господина Патрика Тейлора.

Финдли собирался продолжить, но молодой человек поспешно его прервал:

— Возможно, я действительно прикасался к ней, когда заходил в музей, но в том доме бывать мне никогда не приходилось!

— Табличка лежала в витрине, а витрина была заперта на ключ, — заметил профессор. — И прикоснуться к ней вы никак не могли, разве что украли ее, после того как разбили стекло!

— Давайте послушаем дальше, — предложил сэр Малькольм. — Прошу, лейтенант, продолжайте.

— Слушаюсь, сэр. Мы сняли множество отпечатков с входной двери того дома. Чтобы ее открыть, — ведь она вся перекосилась — приходилось подналечь на одну створку. Так вот, на ней сохранились отпечатки не только пальцев, но и ладоней, притом очень четкие. И установить их принадлежность нам удалось совершенно точно: помимо сэра Малькольма Айвори и того бродяги, Шаромыги, там наследили Кевин Адамс, господин Тейлор, Элис Адамс и профессор Даллингтон.

Присутствующие были до того потрясены, что никто из них не проронил ни слова. А Форбс так и вовсе был сражен.

— Чудеса, правда? — спросил сэр Малькольм, обводя взглядом присутствующих.

Все сидели молча, потупив взоры.

— Ну, хорошо, а теперь я расскажу, как все было. Кевин приходит в заброшенный дом. В полночь у него там встреча. Тот, кого он ждет, понятно, появляется чуть погодя. И не один. Он не знает, что за ним кое-кто следит, и этот «кое-кто» — вы, Патрик Тейлор.

Молодой человек встал и, переминаясь с ноги на ногу, выпалил одним духом:

— Все это… Ах, я не виновен в смерти Кевина, совершенно, клянусь!

— Господин Тейлор, я не обвиняю вас в убийстве друга. Но, судя по отпечаткам, вы были в доме тетушки Скво, ведь так? Ответьте же, пожалуйста.

Не переставая покачиваться из стороны в сторону, молодой человек глухим голосом признался:

— Да, был. Я понял: у Кевина назначена тайная встреча. Он ничего мне о ней не говорил, и я понятия не имел, с кем он собирался встретиться. У меня возникло любопытство, я спрятался в библиотеке и следил за вестибюлем, и сразу после полуночи увидел того, с кем он должен был встретиться. Да, я поступил плохо… Решил пойти следом… Но, сэр, больше я ничего сказать не могу… Это означало бы навести кое на кого подозрения.

— Насчет этого не беспокойтесь, дружище. Я все знаю. Так что не стесняйтесь! Итак, вы проследили за этим «кое-кем» до самого заброшенного дома и стали свидетелем того, что там произошло. Так скажите нам правду!

Патрик сначала заколебался, потом сказал:

— У того, за кем я пошел, был фонарик. И выследить его было легко. Когда этот человек вошел в дом, то дверь за собой оставил открытой, и я незаметно прокрался за ним. Мне хотелось узнать, что там будет, только и всего…

— Сколько времени Кевин разговаривал с тем человеком?

— Довольно долго — час, наверно… Мне было плохо слышно, но я не смел пошевельнуться. Зато видел их я хорошо. На камине горела свеча. У Кевина был с собой карманный фонарик, у того, другого, тоже. Фонарики горели все время, пока шел разговор. Вдруг они перешли на повышенные тона. Но нет, сэр, это невозможно… Я больше ничего не могу сказать…

— Вы обязаны! — повысил голос уже старший инспектор, хранивший до сих пор молчание.

Сэр Малькольм подошел к Патрику Тейлору.

— И тогда, — напомнил он, — вы, наконец, поняли, зачем они встретились и почему между ними возник спор, ведь все случилось на ваших глазах…

— Я не верил ни ушам своим, ни глазам… — только и пролепетал молодой человек.

Он уже не мог говорить складно: слова как будто застревали у него в горле.

— Так-так, — пришел ему на выручку сэр Малькольм, — получается, произошло что-то из ряда вон выходящее?

— Да-да, из ряда вон… — машинально повторил молодой человек. — Он задрожал всем телом, перестал раскачиваться и спросил: — Можно я сяду? — И безвольно опустился на стул.

Между тем сэр Малькольм продолжал:

— Ваш друг Кевин мертв, господин Тейлор. Необходимо, чтобы вы засвидетельствовали, когда точно и как произошло убийство. Это нужно для того, чтобы иметь полное представление, какая на ком лежит ответственность. Понимаете, что я имею в виду?

— Да, понимаю. Так надо. Ну, хорошо, да. Кевин достал пистолет. И поднес его прямо к лицу того, другого… человека… Тогда-то все и случилось. Тот человек набросился на Кевина, и какое-то время они дрались… Полминуты, наверно… Тут громыхнул выстрел. Жутко так…

Патрик Тейлор даже заплакал. Сэр Малькольм подождал, пока тот успокоится, после чего продолжал:

— Вы отдаете себе отчет, насколько важны ваши показания?..

— Да, да.

— Вы подтверждаете, что оружие было в руке у Кевина?

— У него. Выстрел прозвучал, когда они уже дрались, и пистолет держал Кевин. А тот, другой, только защищался… — Тут Патрик Тейлор вскочил и закричал: — О, клянусь! Клянусь! Госпожа Эмма, простите, но я должен сказать все, как было. Пистолет принесла не Элис. А Кевин!

Глава 18

После слов молодого Тейлора с Эммой Адамс случился бурный нервный припадок. У бедной женщины начались судороги. Перекосившийся рот, блуждающий взгляд — все это говорило о сильнейшем потрясении, произошедшем в ее и без того помутненном рассудке. Заметив, что с нею творится, все бросились ей на помощь, но она исступленно замахала руками, никого не подпуская к себе. И все же двоим удалось к ней приблизиться — лейтенантам Финдли и Берингу. Пока профессор Даллингтон звонил врачу, несчастную, содрогавшуюся всем телом, увели — вернее, унесли — к ней в комнату.

После того как шум в столовой утих, сэр Малькольм продолжал:

— Таким образом, человеком, которого Кевин поджидал в заброшенном доме, оказался не кто иной, как его сестра Элис Адамс. И вы, господин Тейлор, следили за нею, потому что были в нее влюблены и решили узнать, с кем это у нее свидание, как вам показалось, любовное. Каково же было ваше изумление, когда в «сопернике» вы вдруг узнали ее брата!..

— Я никак не мог понять, зачем они решили встретиться в таком месте, — произнес молодой человек, мало-помалу обретавший уверенность в себе.

— И чтобы выяснить столь необычные обстоятельства, вы затаились в темноте и битый час подслушивали и подглядывали. Так что же вы услышали?

— Какие-то обрывки разговора, но, насколько мне все же удалось разобрать, Элис довольно резко отчитывала Кевина за то, что он так отвратительно относится к ее жениху. Кевин отвечал, что это-де ради нее самой, и то и дело ополчался против вас, господин Даллингтон. Извините, но я всего лишь повторяю его слова… «И как тебе не стыдно укладываться в постель со стариком?» — кричал он. Или вот еще: «Этот развратник не только прибирает к рукам коллекцию нашего отца, он еще решил обесчестить тебя!» И тут, да-да, кажется, после этого тон у него вдруг изменился, но, сэр, с вашего разрешения, я не скажу больше ни слова…

— А я вас об этом и не прошу, — сказал сэр Малькольм. — Ответьте только: эта перемена тона, как вы только что заметили, свидетельствовала о переходе от гнева к словам более… ну, что ли… более мягким?..

Патрик Тейлор ответил не сразу — сперва мельком взглянул на профессора:

— Да, мягким, если хотите… А после он снова начал кипятиться. И вдруг выхватил пистолет…

— Могу себе представить, как это было, — признался сэр Малькольм. — Кевин решил уж лучше убить сестру, чем видеть, как она пойдет под венец с профессором Даллингтоном. Так что теперь все ясно — мои предположения подтвердились. Элис Адамс убила брата случайно, обороняясь, а не преднамеренно. Именно это вы и видели?

— Совершенно точно, сэр, — не колеблясь, ответил Тейлор. — После этого она на какое-то время оцепенела, придя в ужас от того, что случилось. Потом вдруг бросилась к Кевину, встряхнула его и закричала: «Нет, нет!» Но, увидев, наконец, что он мертв, вся в слезах кинулась прочь.

— А пистолет забрала?

— Нет, он так и валялся на полу. Во время склоки с братом у нее выпал из рук и фонарик. Она подобрала его и убежала.

— А вы что потом делали? — спросил Форбс.

— Я? О, я был просто ошеломлен всем, что видел и слышал. Я взял фонарик Кевина, чтобы подсвечивать себе по дороге, и пошел обратно, домой к профессору. Правда, сперва я подождал — чтобы Элис отошла подальше. Мне не хотелось, чтобы она поняла, что я видел весь этот кошмар… Потом я вернулся, следом за нею.

— У вас что, был ключ от этого дома? — осведомился сэр Малькольм.

— Ключ? Нет, ключа не было…

— Как же вы тогда вошли? — повысив голос, спросил сэр Малькольм. — Я спрашиваю, господин Тейлор, как вы это сделали? У Элис, невесты господина Даллингтона, мог быть с собой ключ — это вполне естественно, а у вас? Так ответьте же, пожалуйста!

— Ну да, надо было найти какой-то способ. Было поздно, и звонить в дверь я не мог. Тогда мне пришло в голову попробовать войти через музей.

Сэр Малькольм обратился к старшему инспектору, следившему за происходящим с большим интересом, который вскоре сменился изумлением:

— Дуглас, теперь предоставляю вести допрос вам…

— Ах, ну да, как вам будет угодно… Итак, молодой человек, чтобы проникнуть в музей профессора Даллингтона, вы разбили стекло, повернули задвижку и открыли окно…

— Это был единственный способ, иначе пришлось бы торчать всю ночь на улице.

— Допустим! И что вы делали, после того как проникли в дом?

— Что делал? Ничего. Вернее, пошел к себе в комнату и лег спать. Я был ошеломлен и выпил две таблетки снотворного, чтобы ни о чем не думать и попробовать заснуть… И, в конце концов, уснул, правда, с большим трудом.

Старший инспектор подошел к Патрику Тейлору:

— Вы лжете, молодой человек! Мои люди сняли ваши отпечатки с перемычки над дверью в доме, где произошло убийство!

| — А что тут такого, раз я там тоже был, ведь я признался…

— Вы тут довольно подробно расписывали, как выслеживали Элис Адамс. Как она оставила дверь открытой. Вы прошмыгнули вслед за ней и, стало быть, к двери даже не прикасались. Зато вы порядком наследили, когда вернулись туда второй раз.

— Никакого второго раза не было, — отчаянно отпирался Патрик Тейлор.

— Что ж, — продолжал Форбс, — тогда я сам расскажу, как было дело. Проходя через музей, куда вы проникли через окно, вы случайно посветили на витрину, где лежали острога, рубин, руническая табличка и книга…

— Нет!

— Тут-то вы и вспомнили, как профессор читал про колдовской лапландский обряд с острогой…

— Нет! — повторил Тейлор, резко тряхнув головой.

— И тогда, чтобы насолить господину Даллингтону, — вы же к нему ревновали — вам вздумалось разыграть с трупом вашего друга целый спектакль-маскарад. Верно говорю?

— Нет! Совсем не поэтому! Я не хотел, чтобы заподозрили Элис!

— И решили навести подозрения на меня! — воскликнул профессор. — Что ж, очень любезно… Молодой человек, да вы просто болван!

— Итак, — продолжал старший инспектор, — вы разбили витрину, взяли упомянутые предметы, прошли через весь дом и снова оказались на улице.

— Дуглас, вы забыли про три розы… — напомнил сэр Малькольм.

— Точно, — признал старший инспектор. — Господин Тейлор, для полноты впечатления от спектакля, чтобы он как нельзя лучше соответствовал тому, что всем вам зачитывал профессор, вы, проходя через вестибюль, ощипали розы и прихватили лепестки с собой, а потом посыпали ими тело убитого друга.

— Должен же я был как-то почтить его память! — парировал молодой человек.

В разговор вдруг вмешалась Дженнифер Тейлор:

— Патрик, скажи же что-нибудь в свое оправдание! Этого не может быть…

Патрик принял гордый вид:

— Я сделал это потому, что люблю Элис. А вы, Даллингтон, ни за что не решились бы на такое ради любимой!

Слово снова взял сэр Малькольм, чтобы избежать очередной перепалки между профессором и строптивым молодым человеком:

— Вы положили острогу на тело Кевина, но она постоянно соскальзывала, и тогда вы засунули ее ему под пиджак. А табличку положили рядом с его головой. Рубин вам захотелось прикарманить, но по здравом размышлении вы испугались — и не без оснований, — что камень рано или поздно вас выдаст. И вы втиснули его в сведенную судорогой руку убитого. Там-то некий Кромптон по прозвищу Шаромыга его и нашел, и прихватил с собой.

Тут к сэру Малькольму обратился профессор Даллингтон:

— Теперь все выяснилось, и я благодарю вас и старшего инспектора за проницательность. Честно говоря, для меня важно только одно — чтобы Элис была оправдана.

— Да нет, профессор, — заметил благородный сыщик, — пока еще далеко не все ясно! Вам бы тоже следовало кое в чем признаться… Кстати, скажите-ка, господин Тейлор, была ли в витрине, где лежали похищенные вами предметы, какая-нибудь книга?

— Нет, точно говорю, никакой книги там не было.

— Ну а сейчас, профессор, расскажите, что вы сами делали той ночью.

— Теперь, когда выяснилось, что моя невеста не виновата в смерти Кевина, — начал Мартин Даллингтон, — я могу рассказать, что тогда произошло. Раньше я не смел говорить, иначе тут же скомпрометировал бы ее лишними подозрениями. В общем, я привел тогда в порядок кое-какие бумаги, помылся перед сном и уже собрался было лечь в постель, как вдруг в дверь ко мне тихонько постучали. Было, наверно, около часу ночи. Я пошел открыть. Это была Элис, в сильном волнении. Она разрыдалась и рассказала, как ей пришлось защищаться от Кевина, поскольку он угрожал ей пистолетом, и как потом, когда она уже почти выхватила оружие из рук брата, пистолет вдруг выстрелил. И несчастный малый погиб. Что было делать?

— Заявить в полицию, — сказал Дуглас Форбс.

— Простите, господин старший инспектор, но я ни на грош не доверяю Скотланд-Ярду. И тогда мне пришло в голову обратиться за помощью к моему другу Айвори, тем более что меня всегда восхищало, с какой ловкостью он распутывает дела подобного рода. Но как к нему было подступиться? Не мог же я рассказать ему все, как есть, не выдав Элис.

— И тогда вам пришла в голову мысль о книге, — прервал его сэр Малькольм. — Поскольку экземпляр очень редкий, да еще с экслибрисом моего отца, полиция не преминула бы выйти на меня в самое ближайшее время — таким вот образом мне невольно пришлось бы заняться вашим делом. Что ж, мысль действительно гениальная, поздравляю, дружище.

Старший инспектор стал в тупик. По большому счету, он чувствовал себя одураченным.

— Выходит, — пробурчал он, — это вы, профессор, принесли книгу в заброшенный дом той ночью и подбросили ее к телу?

— После того как Элис мне все рассказала, я оделся и пошел туда первый раз, — объяснил профессор. — Хотел взять пистолет, который она бросила, и стереть ее отпечатки, ведь они наверняка там остались. И тут я понял — все складывается против меня. Я уже решил забрать с собой и все остальное, как вдруг услышал чьи-то шаги. Я выключил фонарик, который был у меня, взял пистолет и отошел подальше в темноту.

— Тогда-то я вас и заметил, — вступил в разговор мэтр Дервантер. — Я как раз возвращался от Воксхолл-бридж после долгой прогулки. У меня, знаете ли, бессонница, и я брожу ночами по улицам в свое удовольствие. Так что профессор вышел из того домишки в ту самую минуту, когда я проходил мимо. Я узнал его еще до того, как он успел выключить фонарь.

— И вы ничего нам не сказали! — возмутился Дуглас Форбс.

— Тогда мне просто показалось странным, что его занесло в такое глухое место, и только после смерти Кевина Адамса я стал соображать, что к чему… Поймите же, профессор — мой клиент, и как нотариус я привык хранить чужие тайны.

— Да, — признался Даллингтон, — а я думал, вы меня не узнали. И, уже вернувшись домой, вдруг вспомнил про книгу. Только сэр Малькольм мог распутать эдакую головоломку. В общем, я взял книгу Уоллиса о лапландцах. Я соврал, когда сказал, что запер ее в витрине. Она все время лежала у меня на ночном столике. Но раз украли другие вещи, я подумал, что среди них могла оказаться и книга. Я снова пошел в тот дом и положил книгу рядом с Кевином.

— Ну да, — сказал сэр Малькольм. — Я сразу понял: это знак, и смысл его надо непременно разгадать. Ведь лапландцы в своих обрядах книг, понятно, не использовали… Тогда что это означало? Ей явно там было не место — вот над чем я долго размышлял, пока, наконец, не сообразил, в чем дело.

— Ах! — воскликнул старший инспектор, хлопнув себя по лбу. — Теперь ясно, почему вы отвергали любые подозрения насчет профессора, хотя все сходилось на нем.

Глава 19

Прошло два месяца. По доброй традиции, восходившей еще к первым делам, которые наши друзья-сыщики совместными усилиями доводили до успешного конца, сэр Малькольм Айвори пригласил Дугласа Форбса на завтрак к себе в имение Фалькон, чтобы еще раз вспомнить об их последней удаче.

По этому поводу старший инспектор облачился в офицерский мундир. Он извлекал его из шкафа только в особых случаях. И сегодня, по его разумению, был как раз тот самый, особый случай. Ведь он шел в гости в роскошный особняк к своему именитому другу! Госпожа Форбс, его супруга, привела мундир в порядок по высшему разряду. Оно и понятно: ведь это по вине госпожи Форбс ее благоверный напрасно подозревал благородного сыщика.

Госпожа Доротея Пиквик встретила инспектора в привычно дурном расположении духа.

— Надеюсь, вы явились не затем, чтобы сбивать сэра Малькольма с пути истинного! Диву даюсь, где только Скотланд-Ярд находит столько грязи, что та свинья! Это ж как надо стараться! Может, вам лучше податься в доктора?

Форбс привык к колкостям старушки экономки и даже находил в них некую прелесть. Да и потом, разве это не знак чести, если тебя одергивает особа, приближенная к самому сэру Малькольму? Вэнь Чжан проводил его на веранду, где уже был накрыт стол. Виды за огромными окнами размылись под дождем, который не переставал вот уже два месяца кряду. И от этого уютная обстановка особняка казалась еще более теплой.

Появился сэр Малькольм. Во всем белом, с ярко-красной розой в нагрудном кармане.

— Ах, дружище, счастлив видеть вас снова! Да уж, с этим делом Адамсов нам пришлось изрядно поломать голову… Как там наша очаровательная Элис?

— Вернулась к нормальной жизни, в июне собирается замуж за Мартина Даллингтона, как меж ними и было договорено.

— Во время летнего солнцестояния, конечно! Значит, они надеются на благорасположение звезд. Впрочем, почему бы и нет?

Вэнь Чжан подал джин с содовой, тщательно перемешав напиток ложечкой, как и положено.

— В этом деле вы проявили особую чуткость, — признал старший инспектор.

— А как иначе было добраться до истины? Она оказалась настолько неожиданной и волнующей…

— Брат безоглядно влюблен в сестру и неотступно преследует ее… У меня такое просто в голове не укладывается. Этот Кевин был законченный развратник…

— Все дело в воспитании. Отец редко бывал дома, мать сгорала от любви к сыну…

— Такое бывает во многих семьях, только, к счастью, далеко не все сыновья имеют тягу к кровосмешению! Когда же вы начали догадываться, что к чему?

— Я заподозрил Элис сразу же после того, как мы сообщили ей, что Кевина убили острогой. Она тогда всего лишь удивилась при упоминании о столь необычном орудии преступления, хотя по логике должна была прийти в ужас. Да, тут скрывалось что-то другое, и скоро я понял: она удивилась и только, потому, что прекрасно знала — брата убили из пистолета… Надо уметь читать по лицам, Дуглас. Потом, конечно, эта история с попыткой самоубийства Эммы Адамс…

— Думаете, она догадывалась о порочной страсти сына?

— Может, сначала и нет, поскольку любовь к Кевину застилала ей не только глаза, но и разум. И вдруг потом, из разговора с нотариусом и Даллингтоном она все поняла. Дервантер невзначай процитировал знаменитые строки из Уильяма Блейка — помните: «Подруга милая, нельзя в могилу взять с собой любовь, не разделенную с тобой»? Эмма Адамс тут же вспомнила предыдущую строчку: «И брат с сестрой не смогут жить одной счастливою супружеской четой». Эта строка пришла ей на память совершенно внезапно. У нее вдруг открылись глаза. Кевин неумолимо домогался Элис, и она, защищаясь, убила его. Столь дикая картина никак не укладывалась в сознании бедной женщины.

— Но почему Элис потом тоже решила покончить с собой?

— Порочная страсть Кевина угнетала ее как ярмо. И хотя Элис была невинной жертвой, она подспудно корила себя за то, что сама вызвала у него эту страсть. В книге Крафта-Эбинга, которую я нашел у нее в библиотеке, объясняется психологическая природа тяги к кровосмешению. Мальчик отвергает притязания матери и переносит свои чувства на девочку, сестру, считая ее чем-то вроде заменителя. Элис в душе никак не могла примириться с этим. Для нее это было величайшим грехом. Кевина она убила, конечно, случайно, но прежде всего она поразила в нем мерзкого зверя. Помните, что говорил Даллингтон: острога, разящая оленя или тюленя, в то же время очищает жертву, спасает ее? Так профессор истолковал бедной, потерявшей голову Элис смерть Кевина, и такое толкование вроде бы ее успокоило. Это было не убийство, а своеобразное изгнание беса. Но когда мы решили провести обыск у них дома в Ричмонде, перед ней снова замаячил призрак позора. Страшная правда наверняка вот-вот откроется во всей своей неприглядной наготе. Это было равносильно тому, что мы переступили бы запретную грань, которую Элис очертила вокруг себя, чтобы скрыть свой стыд и позор. Она представила, как ее тайна попадет в газеты и о ней узнают тысячи людей, — что тут скажешь! Да и жениха ее обольют грязью. Элис не могла вынести такое.

— Она не знала, что вы проявите чуткость. Да, сэр, она не знала вас, вот и перепугалась, и совсем напрасно. Когда я пришел проведать ее в больнице и сказал, что Скотланд-Ярд прекратил производство по ее делу, она сильно удивилась.

— Кевина убил проходимец, с которым они не поделили украденного. Вот, значит, как. А что с клубом «Пимлико»?

— Адамс-младший играл там по-крупному. А поскольку он чаще проигрывал, чем выигрывал, то, чтобы раздобыть деньжат, незаконно приторговывал контрабандными сигаретами. И тут нате вам! Последний раз ему выпал солидный куш. По записной книжке и купюрам, найденным под мойкой у них дома, мы отследили всю цепочку. Оказалось, все дело в шантаже. И знаете, кто был его жертвой? Держу пари, не угадаете!

— Не Даллингтон же…

— Нет. Мэтр Дервантер!

— Да что вы! Скажите пожалуйста!.. — изумился сэр Малькольм.

Старший инспектор был доволен тем, какое впечатление произвел на сэра Малькольма. Он готовился к этому целый месяц и по дороге в имение Фалькон заранее предвкушал удовольствие от того, что наконец-то сможет хоть раз по-настоящему удивить своего знаменитого друга.

— Так вот, — начал он, — оказывается, наш плутишка Брайан Дервантер состоит в тайной связи с женой одного небезызвестного политика. А пленил он ее своим бесподобным умением вращать столы и общаться с духами. Кевин, уж не знаю как, прознал про их тайную любовную интрижку и начал шантажировать обоих.

— Ах да, теперь ясно, куда нашего любезного нотариуса носило по ночам! А я-то все думал, что за радость ему ходить к Воксхолл-бриджу! Браво, Дуглас! Но, между нами, хорошо, что мы раньше не узнали про шантаж! Ведь какой прекрасный был бы у Дервантера мотив убить Кевина! Ладно, а теперь давайте-ка к столу. Госпожа Пиквик приготовила нам настоящее пиршество по-шотландски — тушеную лососину и фаршированный бараний рубец. Ну, что скажете?

По выражению лица Форбса можно было легко догадаться, что вторая часть меню пришлась ему не по вкусу. Сэр Малькольм рассмеялся:

— Да нет, дружище! У меня прекрасная память, и я отлично помню, в какой ужас приводит вас, как вы ее называете, «всякая шотландская требуха»… Успокойтесь, ничего такого не будет. Просто я все еще не могу смириться с тем, что вам сначала почему-то вздумалось меня подозревать.

— О, сэр Малькольм, я не нахожу себе места… Благородный сыщик по-дружески положил руку на плечо старшему инспектору:

— Лучше поторопите своих людей, пусть поскорее вернут мне книгу Уоллиса о нравах и обычаях лапландцев. Хотя не думаю, чтобы она мне еще когда-нибудь пригодилась, просто теперь это для меня своего рода символ…

— Какой еще символ, сэр Малькольм?

— Веры в справедливость, дорогой Дуглас.

Между тем Вэнь Чжан принялся раскладывать лосося в изящной, хоть и несколько старомодной манере, с какой это обычно проделывали официанты во времена ее величества королевы Виктории.