Убийство на Эммонс авеню

3

Вернемся, однако, на Эммонс авеню, где пораженный Якоб больно ущипнул себя за ногу и, развернувшись, пошел против людского потока, вливающегося в метро. Дошел до отправной точки – к рыбному магазину, где герой его повести, обычно покупал морских окуней.

Якоб вошел в магазин и, обратившись к вечно улыбающемуся, но в этот раз почему-то смущенному продавцу, попросил отвесить ему еще пару рыб. С поразительной ловкостью, доведенной до автоматизма, продавец подхватил крючком за жабры двух лежащих на лотке окуней, бросил их в полиэтиленовый кулек и, взвесив, протянул Якобу.

Рассчитавшись с кассиром, Якоб снова побрел по улице и перепуганными глазами смотрел вокруг.

Он шел по вымершей авеню, сам – мертвец. Шел вслед герою своей повести – длинноволосый хиппи, вечный студент снова возник перед ним!

Весь ужас заключался в том, что его герой был живым, реальным. Герой мечтал и любил, его ждала (еще ждала, она стала изменять ему позже) Дина. Герою было куда спешить. Он был голоден, в желудке урчало, а во рту (из-за больной печени) порой возникал привкус неприятной горечи. Герой был живым, а Якоб превратился в призрак. Он понял, что у него больше нет желудка, нет даже больной печени. Потому что в его сердце нет ни боли, ни любви. Он – ничто, пустая оболочка, «мешок костей и стаканчик крови», – так издевательски в последнее время называла его Дина.

Упрямый, он все же не сдавался: доходил до метро и снова возвращался к рыбной лавке, покупал там морских окуней и шел обратно. Надеялся таким, чисто механическим, способом вырваться из небытия.

Когда он проделывал это странное путешествие в пятый раз, ему на ум вдруг пришла удивительно простая, но опасная мысль: все его проблемы – из-за Героя, этот чудак – главный виновник всех его бед и мытарств. Покончить с ним, покончить раз и навсегда!

На лице Якоба заиграла диковатая улыбка, глаза засверкали. Он вмиг преобразился: шмыгнул носом и, ссутулившись, сунул руки в карманы. В его походке появилось что-то от уголовника, правда, несколько декоративного, похожего на героя его другой повести, детективно-криминальной, когда-то написанной исключительно ради денег.

По-блатному он опустил на глаза козырек несуществующего кепаря, поднял воротник кожаной куртки и пошел знакомой дорогой: мимо бакалейных лавок, собора Святого Марка и здания банка. Пальцы в кармане нащупали рукоять ножа.

Этот нож он когда-то купил на фли-маркете у какого-то молодого, крайне неопрятного негра. Нож имел длинное, чуть загнутое на конце лезвие и гладкую эбонитовую ручку. Якоб чистил им морских окуней: отрезал рыбам головы и вычищал из их брюх склизкие зеленоватые кишки. Нож привык к ладони Якоба и однажды, когда его одолевала писательская нужда, нож упал на лист бумаги, брякнул в тишине, спугнув воображаемую мошку, кружившуюся вокруг лампы. После неосторожного поворота мошка обожгла свои крылышки и упала на белый лист бумаги, возле ножа. С этого, собственно, и начинался тот детектив – Якоб его стыдился, но за него заплатили десять тысяч долларов. Благодаря этим деньгам Якоб тогда не очутился на улице и даже переехал в хорошую квартиру с видом на Манхэттен.