Убийство с третьей попытки

Глава VI

Этвуд наклонился над разбитым графином и принюхался.

— Если запах и есть, то очень слабый, теперь уже не разобрать. — Он выпрямился, сел на постель и достал из тумбочки сигареты. — Курите?

Ален кивнул, и Этвуд протянул ему пачку. Некоторое время они молча курили, потом Этвуд, глядя на мёртвую собаку, сказал:

— Не будь вы столь неловки, я мог стать покойником.

— Там была обычная вода? — спросил Ален.

— Да.

— В чистой воде любой привкус сразу чувствуется.

— Я кладу туда варенье.

На столике, откуда свалился графин, стоял низкий, причудливой формы сосуд из тёмного стекла, похожий на осьминога, опирающегося на свои щупальца; в середине виднелся выступ. Ален снял крышку.

— Вишнёвое?

Этвуд кивнул.

— А воду кто меняет?

— Горничная.

— Вы могли сегодня и не пить…

— На ночь я запиваю этой водой таблетки, — сухо сказал Этвуд.

— Тогда другое дело, — произнёс Ален, а про себя подумал: «От чего он принимает лекарства?»

Этвуд потушил сигарету, принёс из ванной большое полотенце и, использовав его в качестве половой тряпки, тщательно вытер мокрое пятно и сгрёб в одну кучу осколки. Потом он с помощью двух газет осторожно переложил их с пола на третью газету, не трогая руками (любой порез в такой ситуации был опасен, так как неизвестный яд попал бы в кровь), а газеты завернул в полотенце, после чего сказал:

— Ален, мне понадобится ваша помощь.

— Да?..

— Приходите сюда, скажем, в час. Надо будет зарыть собаку, пусть думают, что она просто пропала.

— Вы собираетесь всё это скрыть? Но вас же хотели убить!

— Что вы предлагаете? Вызвать полицию? А с вами как быть в таком случае?

— Да-а, — потерянно протянул Ален. — Выходит, из-за меня ничего не сделать…

Этвуд искоса посмотрел на его расстроенное лицо и, вытаскивая вторую сигарету, сказал:

— Не будь вас здесь, я бы всё равно не обратился в полицию.

— Почему?

— Есть некоторые обстоятельства, — неопределённо ответил Этвуд, щёлкая зажигалкой. — Постарайтесь прийти сюда незаметно. Впрочем, в это время все уже будут спать.

Ложиться Ален не стал и в ожидании назначенного часа ломал голову над тем, кто подсыпал в графин яд. Сделать это мог любой из живущих в доме, комнаты Этвуда были расположены несколько в стороне от других, и зайти туда в отсутствие хозяина на две-три минуты ничего не стоило. Поначалу Ален решил, что преступник должен был знать, что Этвуд обязательно выпьет сегодня эту воду, то есть должен знать, что тот каждый вечер принимает какие-то таблетки, — это было уже кое-что, позволяющее ограничить круг подозреваемых. К примеру, сам Ален до сих пор Этого не знал. Однако потом он усомнился в правильности своих рассуждений. Во-первых, если Этвуд не скрывает специально того, что пользуется каким-то препаратом, то возможно, что он случайно обмолвился об этом при других или же посылал за лекарством прислугу. Ален вспомнил, сколько информации он получил от словоохотливой кухарки, и подумал, что строит свои заключения на ложной основе. Во-вторых, предположим, что преступник не был уверен, что Этвуд выпьет сегодня отравленную воду — что из того? Горничная вылила бы эту воду и налила свежую — никаких улик, и преступник мог спокойно повторить свой маневр. Ален поёрзал в кресле. Нет, так дело не пойдёт. Попробуем по-другому: мотивы. Кому нужна смерть Этвуда? Что мы имеем на этот счёт? Соперничество между Этвудом и Томасом Блейком, двое мужчин и одна женщина — классический треугольник. Отвергнутый поклонник с помощью яда избавляется от более удачливого соперника. Ален хмыкнул. Ладно, посмотрим, что ещё. Ещё — деньги, ибо Этвуд, очевидно, очень богат, по дому видно. Интересно, кому достанется его состояние, если он умрёт? Ален вскочил и зашагал по комнате. Решающий вопрос! Надо непременно это выяснить.

Ровно в час он вошёл в комнаты Этвуда. Труп собаки уже был завёрнут в тёмное покрывало. Они благополучно выбрались со своей ношей из дома и зашагали через парк. Этвуд шёл первым, уверенно обходя клумбы и кусты, потом сказал:

— Осторожно, нагните голову, — и нырнул прямо в заросли.

Ален с трудом пробирался за ним следом, стараясь не выронить свой конец ноши. Наконец Этвуд остановился:

— Всё, опускайте.

Они положили собаку на землю. Этвуд отогнул край покрывала, вытащил оттуда небольшую лопату и стал рыть яму. Когда она была готова, они положили туда тело собаки и забросали землёй.

— Хороший был пёс, — сказал Этвуд, когда земля была утрамбована. — Мне его подарили перед самой войной.

На обратном пути Ален отстал и потерял Этвуда из виду. Вокруг была кромешная тьма. «Хоть бы одно окно светилось», — подумал он про замок, но кругом виднелись одни тёмные кроны высоких, старых деревьев.

— Ален, Ален! — послышался голос Этвуда.

Обнаружив исчезновение своего спутника, тот повернул обратно.

— Я здесь, — отозвался Ален, ускоряя шаг. — Подождите, тут какие-то лианы…

— Какие ещё лианы? Стойте на месте.

Ален остановился, чувствуя, что вконец запутался в каких-то длинных и на удивление прочных растениях.

— Здесь плющ растёт, — сказал подошедший Этвуд. — Вы продираетесь через проволоку, по которой он вьётся — вот вам и лианы. Идите сюда, ко мне.

Выбравшись на открытое место, Ален отряхнулся, сбрасывая обрывки плюща.

Дайте мне руку, а то снова потеряетесь, — сказал Этвуд. — Идёмте.

Когда они подошли к дому, он спросил:

— Дальше сами дойдёте? Дверь я оставил открытой.

— А вы куда?

— Отнесу лопату.

— Я вас здесь подожду.

— Ладно, ждите. — Этвуд исчез в темноте.

«Надо спросить его про завещание, — подумал Ален, — только удобно ли это? А впрочем, почему бы и нет? Он же спросил, есть ли у меня деньги. Спрошу, когда придёт», — решил он.

Этвуд возник рядом совершенно бесшумно:

— Всё в порядке, идёмте.

Ален не тронулся с места.

— Филип, вам, может, неприятно, что я это спрашиваю, но при данных обстоятельствах… Скажите, если вы умрёте, кому достанется ваше состояние?

— А, вот вы о чём… Раз уж вы спросили, я отвечу, только ни к чему это. Генри и немного моей мачехе.

— Что значит немного?

— Двадцать тысяч, — уточнил Этвуд.

Если про двадцать тысяч фунтов он говорит «немного», следовательно, всё его состояние значительно больше, сделал вывод Ален. Игра стоит свеч, однако и двадцать тысяч — не пустяк, особенно если других денег у неё нет.

— У неё есть свои деньги?

— Нет.

— А на что она живёт?

— Я выплачиваю ей ежегодно определённую сумму, — нахмурился Этвуд, вопросы Алена ему явно не нравились.

— Мне кажется, вы не питаете к ней особой симпатии.

— В данном случае мои чувства роли не играют, — сухо отозвался Этвуд. — Она носит фамилию моего отца, этого достаточно.

«Он считает, что я лезу не в своё дело», — подумал Ален, но останавливаться на полпути он не собирался:

— А если она выйдет замуж?

— Тогда я буду счастлив забыть о её существовании.

— Значит, если она собирается выйти замуж, то ваша смерть ей на руку. Остаётся ответить на вопрос: собирается она замуж или нет? Вам на этот счёт ничего не известно?

— Вы полагаете, что она будет обсуждать со мной подобные намерения? — иронически осведомился Этвуд.

— Нет, но мало ли…

— Уверяю вас, если она выйдет замуж, я буду последним человеком, которого она поставит об этом в известность…

— Ясно. А Генри Блейк…

— Оставьте Генри в покое! — перебил Этвуд. — Смешно думать, что он способен кого-то отравить.

У Алена на сей счёт имелось особое мнение, однако было ясно, что Этвуд не расположен обсуждать этот вариант.

— Идёмте, уже третий час, — сказал он, прекращая разговор.

Они вошли в дом. Этвуд запер дверь, и они разошлись по свои комнатам.

«Интересно, кого подозревает сам Этвуд? — думал Ален лёжа в постели. — Дорис? В случае замужества она теряет всё, а ведь она ещё относительно молода… Однако фактически наследник Этвуда — Генри Блейк. И ему нужны деньги, а Этвуд денег ему не дал. Или дал? Как бы это выяснить?»

Заснул Ален уже под утро и в результате проспал завтрак.

— Сэр Этвуд распорядился вас не будить, — сказала молоденькая горничная, убирая постель. — Принести завтрак сюда?

Однако Ален отказался, обрадовавшись предлогу побывать на кухне и поговорить с миссис Вуд. Навести её на нужную тему не составляло труда.

— Она не настоящая леди, — презрительно сказала кухарка. — Сразу видно: не из того она круга, из певичек или что-то в этом роде. Сэр Этвуд потом сам не рад был, что женился на ней, да куда деваться… Разводы в их роду не приняты. Так и мучился.

— Они часто ссорились?

— Скандалов у них не было, врать не буду. Она-то поначалу горазда была истерики закатывать, да толку от этого не было. Ну, она поняла, что криком здесь не возьмёшь, и утихомирилась. Да и чего кричать-то? Денег у неё было вдоволь, наряды, развлечения — пожалуйста. Нет, внешне всё прилично было. А когда гости приезжали, она держалась как настоящая леди. Правда, один раз они крупно поскандалили, вот тогда много шума было.

Ален поинтересовался, отчего произошёл скандал, и миссис Вуд рассказала следующее. Всё началось из-за того ожерелья, которое Филип собирался подарить Джудит, а потом выбросил. Когда Дорис об этом узнала, она подняла крик: что, мол, сэр Этвуд вконец распустил сына и во всём ему потакает. Однако ожерелье принадлежало самому Филипу, а не его отцу, — досталось ему от деда. Дед его, мистер Уайт, отец покойной леди Этвуд, был человеком очень состоятельным и всё оставил ему. Филип потом долго не разговаривал с Дорис, а когда началась война, всё это отошло на второй план и забылось.

— Я тут двадцать восемь лет живу, так уж всё знаю, — с гордостью сказала миссис Вуд. — Да вы ешьте, сэр, ешьте, у вас всё уже остыло. Давайте я вам другого чая налью, горяченького.

— Спасибо, миссис Вуд. Замечательные у вас булочки, давно таких не ел.

— Вам нравится? Я очень рада. Мистер Генри до них тоже большой охотник. Когда он маленьким тут жил, то, бывало, каждое утро забегал на кухню и спрашивал, будут ли сегодня ореховые булочки.

— Они с братом совсем не похожи, — Ален перевёл разговор на Блейков.

Миссис Вуд и здесь оказалась в курсе и тотчас обрисовала все подробности. Оказалось, что Томас и Генри — братья только по отцу. Когда мистер Блейк познакомился с сестрой леди Этвуд, Рут Уайт, и стал за ней ухаживать, у него уже был один сын, Томас, хотя он и не был женат на его матери. Мистер Уайт был категорически против этого брака и, когда Рут всё-таки вышла замуж за Блейка, поклялся, что ни она, ни её дети не получат от него ни пенни, и сдержал своё слово, составив завещание, по которому всё досталось Филипу, а Генри — ничего. Рут к тому времени умерла, а мистер Блейк вернулся к матери Томаса и женился на ней. Новая миссис Блейк не жаловала Генри, и он подолгу жил в доме Этвудов; с Филипом он дружил с детства.

— Какие они тут игры устраивали, — сказала миссис Вуд с улыбкой. — Дым коромыслом!

Она ещё долго предавалась воспоминаниям, однако ничего нового Ален больше из неё не выудил.

«Получается, что Томас Блейк Этвуду вообще никто, — подытожил он, — двоюродный брат его — один Генри. Филип с детства дружит с ним, снабжает деньгами и сейчас не желает думать, что тот хочет его убить. Однако дал ли он ему денег сейчас? Помнится, Генри говорил Томасу, что Этвуд последний раз грозил, будто бы больше денег не даст, и что тогда положение его отчаянное. Как бы узнать, получил он деньги или нет? Если напрямик спросить у самого Этвуда, тот наверняка поинтересуется, откуда мне это известно. Неловко признаваться, что я подслушал разговор Блейков, когда изучал потайной ход».

И тут Алену пришло в голову, что в данной ситуации он имеет право воспользоваться этим ходом, чтобы последить за обитателями замка: ведь один из них был преступником. Ален чувствовал, что должен что-то сделать, поскольку именно его присутствие связывает Этвуду руки. Правда, Этвуд намекал ещё на какие-то обстоятельства… Как бы там ни было, надо сделать всё возможное, чтобы обезопасить Этвуда. Он решил действовать немедленно. Погода хмурилась, и все были в доме. Ален надел туфли на мягкой подошве, взял фонарик, запер изнутри дверь, создавая видимость, будто спит, и вошёл в потайной ход.

В комнате миссис Рэтленд (или эту комнату занимала Джудит?) было тихо, и Ален проследовал дальше. Блейки были у себя — он остановился, однако разговор шёл совсем не о том, что его интересовало, братья обсуждали события на континенте, потом перешли к общему знакомому, который был лётчиком и попал в плен, а затем Генри заявил, что его клонит ко сну и он поспит часик-другой. Разочарованный, Ален направился дальше, дошёл до первого разветвления и задумался, куда теперь повернуть. Чтобы добраться до часовни, следовало пойти налево (два раза налево и три раза направо, а затем из трёх ходов по среднему — так говорил Этвуд), но теперь его интересовала отнюдь не часовня. Он двинулся направо и вскоре оказался в тупике, вернулся обратно и повернул налево. Дойдя до следующей развилки, он обследовал правый ход и шёл по нему довольно долго, хотя ничего не слышал. Местами проход был очень узок, так что приходилось продвигаться боком, иногда менялась высота (один раз он больно стукнулся головой) и двигаться можно было только согнувшись. Решив, что надо достать план замка и прикинуть, где находятся эти ходы, Ален выбрался оттуда и пошёл к Этвуду. Сделав вид, будто заинтересован особенностями замка, он спросил, есть ли какие-нибудь материалы, относящиеся к его постройке. Этвуд отыскал ему объёмистую папку и сказал, что все сохранившиеся документы лежат здесь, но никаких разъяснений сам он дать не в состоянии, поскольку никогда этим не интересовался. Довольный удачей, Ален унёс добычу к себе и, рассматривая план, установил, что изученная им часть хода идёт мимо комнат, которые занимают миссис Рэтленд, Хилтон и Томас Блейк. Ещё дважды пускался он в путешествие по узким каменным коридорам, в результате чего сделался обладателем перерисованного со старого пергамента плана с указанием, кто где живёт, и с тонкой штриховой линией, проложенной вдоль стен и обозначавшей таившийся в их толще ход. С удовлетворением разглядывая результат своих трудов, он убедился, что прослушиваются все комнаты, предназначенные для гостей.

Во время пятичасового чая взор его то и дело невольно обращался к Генри Блейку. Очевидно, Этвуд это заметил, ибо после отозвал Алена в сторону и сказал:

— Я вижу, вы подозреваете Генри. Он, конечно, шалопай, но не убийца. К тому же он на днях попросил у меня денег, и я их ему дал. Согласитесь, что если б он собирался меня убить, просить было бы незачем.

Однако заявление Этвуда не убедило Алена, и перед сном он снова отправился послушать, что происходит у Блейков, оба брата казались ему подходящими кандидатами на роль преступника: Генри мог убить Этвуда ради наследства, а Томас — из-за Джудит. Томас был энергичней и целеустремлённей брата, и если попытка отравить Этвуда была их совместным преступлением, то организатором его является скорее Томас. Было уже довольно поздно, и Ален пожалел, что собирался так долго, Блейки, вероятно, легли спать. Когда он дошёл до комнаты Томаса, там было тихо, однако вскоре раздался какой-то шелест. Так продолжалось с полчаса (Томас читал газету или журнал), затем свет в комнате погас, послышался звук закрывающейся двери. Ален решил, что Томас пошёл к брату, и бросился туда, откуда прослушивалась комната Генри Блейка. Для этого ему пришлось проделать путь гораздо более длинный, нежели Томасу, которому надо было всего лишь пересечь коридор.

Однако вместо Томаса в комнате Генри был Этвуд и допрашивал брата:

— Ты почему хандришь?

— Так… Я, пожалуй, завтра уеду.

— Почему? Ты же собирался ещё неделю здесь пробыть.

— Надоел я тебе, вечно деньги клянчу…

— Глупости. Для тебя мне денег не жалко, — мягко сказал Этвуд. — Дед поступил с тобой несправедливо, и будь ты хоть чуточку серьёзней… — Он оборвал фразу, однако Ален догадался, что он хотел сказать. — Я тебя ругаю для твоей же пользы. Ты бы хоть обсуждал со мной свои сумасбродные идеи, прежде чем очертя голову кидаться на их осуществление. — Генри протяжно вздохнул. — Ладно, не буду больше, а то скажешь, что я опять тебя пилю. Война кончилась, и теперь я тобой займусь, — сказал Этвуд полушутя-полусерьёзно.

Генри заразительно рассмеялся: очевидно, он принадлежал к людям, не способным долго предаваться унынию.

— Собираешься сделать из меня что-нибудь путное? Поздно меня воспитывать.

— Ничего, постараюсь наверстать.

От последовавшего затем грохота Ален дёрнулся и ударился локтем о стену. Что там происходит? Он растерялся и не знал, то ли кинуться в комнату Генри — а для этого надо сначала выбраться из хода, — то ли оставаться на месте. Поднятый шум напоминал драку. Воображение Алена живо нарисовало жуткую картину: пока Генри заговаривал зубы Этвуду, Томас сзади подкрался к нему, и теперь они вдвоём убивают его, а он, единственный, кто мог бы помочь, стоит тут и бездействует.

— Филип, пусти! — раздался голос Генри. — Пусти, тебе говорят, а то получишь!

Снова послышалась какая-то возня, глухой звук падения чего-то тяжёлого и голос Этвуда:

— Сдаёшься?

— Ладно, сдаюсь. Надеюсь, ты не таким способом собираешься меня воспитывать? Сзади хватать, между прочим, нечестно. Вот так, приедешь в гости, а тебе чуть шею не свернут. Кто теперь здесь убирать будет?

— Тут и убирать нечего. Держи подушку и поставь на место кресло. Ковёр я поправлю.

— А куда делись мои ботинки?

— Посмотри под тахтой.

— Их там нет.

— Посмотри ещё раз, они наверняка туда отлетели.

— Я не слепой и прекрасно вижу, что ботинок под тахтой нет.

— Больше им некуда деться. Отойди, я сам посмотрю, — сказал Филип.

Несколько секунд тишины — и звон бьющегося стекла, протяжный скрип, фырканье, приглушённый вскрик. Это ещё что такое? Нервы Алена были напряжены до предела.

— Генри, ты же меня задушишь! — еле слышался голос Филипа.

— Согласен, что я победил?

— Обманным приёмом. Ладно-ладно, согласен, — быстро сказал Филип, поскольку действия Генри, очевидно, приобрели угрожающий характер.

— Тогда так и быть, вставай.

— Теперь сам будешь приводить всё в порядок, я палец о палец не ударю. И ты ещё рассуждал о честности! А набрасывать одеяло на голову человеку, который ищет твои ботинки, честно?

— Раз противник сильнее, необходима хитрость.

Оба расхохотались.

Убедившись, что мнимая драка сводится к дружеской игре, Ален успокоился. Из поведения Этвуда следовало, что он абсолютно уверен в невиновности своего двоюродного брата. Ален пошёл обратно, раздумывая о том, считает ли Этвуд Генри невиновным потому, что подозревает кого-то другого, или же просто потому, что любит его.

— Ты запер дверь? — раздался за спиной женский голос.

Ален остановился, соображая, чья там комната. Если он ничего не напутал, эту комнату занимает Хилтон. Но женщина?..

— Конечно, запер, не беспокойся.

— Тогда помоги мне расстегнуть платье.

Дорис, это её голос! Выходит, Хилтон её любовник. Ловко они устроились. Над этим стоит подумать…

— Надоело мне всё это. Ты должен что-нибудь придумать, — капризно сказала Дорис.

— Что тут придумаешь… Сама знаешь, какие нынче времена. Если б у нас было хоть десять тысяч, тогда другое дело, а так… Сетон меньше, чем за восемь, не продаст, его позиция твёрдая. Дело у него стоящее и покупатель найдётся. Ждать он согласился только до конца этого месяца, не дольше. Двое уже крутятся вокруг его конторы, разнюхали, что он собирается её продавать, и присматриваются. Уплывёт она у меня из-под носа…

Дорис грубо выругалась.

«И этим нужны деньги, — констатировал Ален, — причём нужны в самое ближайшее время».

— Послушай, Дорис, а если тебе поговорить с Этвудом? Вы с ним друг друга терпеть не можете, значит, он будет рад, если ты уедешь отсюда. Намекни ему, что всего десять тысяч — и вы расстанетесь ко взаимному удовольствию. Для него это не такие уж большие деньги.

Дорис презрительно фыркнула.

— Он не даст мне ни пенни. Для него вопрос заключается не столько в самих деньгах, сколько в принципе, а это ещё хуже.

— Тогда наше положение паршивое…

Они замолчали и погасили свет, и Ален ушёл. Подслушанный разговор навлекал на эту пару серьёзные подозрения, однако, если допустить, что накануне они подсыпали Этвуду яду, их разговор звучал довольно странно. Раз они уже решились на убийство, то, о чём они говорили, должно быть уже пройденным этапом, сейчас им следовало либо обсуждать неудачу, либо строить планы нового покушения. Правда, если убийство было задумано лишь одним из них, тогда другое дело… Конечно, Дорис. Хилтон пока рассчитывал договориться с Этвудом, а она знает, что договориться не удастся. «Яд подсыпала она, а если не она, то один из Блейков», — с этой мыслью Ален заснул.