Убийство судьи Робинсона

Глава 5

Когда Митчелл подвез меня к дому Милли Андерс, я сразу заметил, что крыша моего кабриолета поднята. Мы с Рэем попрощались, и через несколько секунд я уже открывал дверцу моей машины. Вид спящего на переднем сиденье бледного молодого человека меня ничуть не удивил.

— Эй, подвиньтесь-ка! — Я слегка встряхнул его. — Ну, и паршивая же из вас ищейка. Я мог спокойно уйти пешком. Уже почти половина пятого. Когда вы должны им позвонить? Ночью?

— Нет, завтра утром. Как только вы вернетесь домой, я могу идти спать. Ну, и собачья работенка!

— Зачем же вы этим занимаетесь?

— Надо ведь на что-то жить! Я приехал из Питтсбурга вместе с приятелем, который знает Доминика.

— Уже сидел?

— Год исправительных работ. Пять лет назад. Мне тогда было двенадцать. И с тех пор еще несколько раз… так, по мелочам…

— А вы не очень похожи на бандита. Почему бы вам не заняться чем-нибудь приличным?

— Для этого надо найти работу.

— Нет проблем. Когда решите «завязать», зайдите ко мне в «Гэзет».

Он вытаращил глаза.

— Что-то я вас не понимаю…

— Можете не торопиться. Приходите, когда созреете. Где вы живете?

— Снимаю комнату.

— Вас подвезти?

— Нет. Я должен расстаться с вами в Бэкингеме.

Когда я загнал машину в гараж, бледный молодой человек назвал свое имя: Джимми Уэллс. Он поднял воротник плаща, поглубже надвинул кепку и вышел под дождь.

Едва войдя в квартиру, я бросился к столу и схватил телефонный справочник. Фирма «Ноэль Ленахан и К°» не значилась ни в алфавитном указателе, ни в разделе «Строительные компании». Справочник вышел в сентябре прошлого года. Я позвонил ночному портье и попросил принести специальное приложение, выходящее раз в две недели. Там-то я и обнаружил «Ноэля Ленахана и К°».

За окном уже брезжил рассвет, но спать не хотелось. Я разделся и налил себе виски с содовой. Последующие два часа я провел в кресле-качалке — надо было пораскинуть мозгами. Теперь передо мной стояла вполне конкретная задача, время теорий и загадок миновало. Все догадки, вертевшиеся в голове со дня смерти судьи, улеглись в стройную систему. Таким внезапным прозрением я был обязан исключительно надписи на ящике для инструментов.

Но это, конечно, не значило, что все трудности позади. Я знал, как опасно недооценивать противника. Мои враги соображали быстро и действовали без промедления. Бдительность их не ослабевала ни на секунду. Меня они не слишком опасались, но, судя по тому, как старались опередить возможные удары, все же принимали в расчет.

Хотя большая часть собранных мной доказательств была, строго говоря, из области предположений, все вместе они сплетались в крепкую сеть.

Я знал, где Оливия Клейтон, по крайней мере, догадывался. Если я ошибался, значит, в моих руках всего-навсего деревяшка, но если был прав, то батарея пополнялась еще одним заряженным стволом. Кроме того, у меня были: перерезанное горло Кеннеди; свидетельство доктора Хейли, Мамаша Морган, а также «Ноэль Ленахан и К°».

Рассвело. Я выключил свет, задернул шторы, лег в постель, и впервые за последние две недели уснул, не раздумывая, почему доктор Уилкс так внезапно покинул в тот вечер дом судьи.

Через свою подругу, секретаршу Уилкса, Милли Андерс помогла мне выяснить, что в субботу в шесть сорок вечера в Грейстоун поступила новая больная: Дора Уилкокс, шестидесяти лет, без работы и средств к существованию, без определенного места жительства. Диагноз: ярко выраженное психическое расстройство.

Даже более чем скептически настроенный Рэй Митчелл согласился, что Дора Уилкокс и Оливия Клейтон — одно и то же лицо.

— Что вы собираетесь делать?

— Пока ничего. Я знаю, где она. Подождем удобного момента.

— Есть еще что-нибудь новенькое?

— Нет. За мной круглые сутки следят. Их четверо, и они постоянно сменяют друг друга. Керфью прекрасно осведомлен о каждом моем шаге, начиная с субботы, за исключением, разумеется, нашей маленькой экскурсии в Грейстоун. Я пока выжидаю. А станет невмоготу — тогда посмотрим.

Невмоготу стало в ближайшее воскресенье, когда я вышел из дома, собираясь отправиться к Эллен. Один из ребят Керфью нагло ждал меня на тротуаре, его мотоцикл стоял рядом с моей машиной. Стоило мне открыть дверцу, как он тут же завел свой мотоцикл. Внезапно я почувствовал, что это последняя капля: мы с Эллен задумали прокатиться за город, и я вовсе не желал, чтобы этот тип увязался за нами. Я подошел к нему.

— Сегодня вы за мной не поедете!

— Да ну? Это вы так решили?

— Да. Вы меня поняли?

— Я имею право гулять, где вздумается.

Я вынул из кармана перочинный нож, открыл большое лезвие и до упора воткнул в шину мотоцикла.

— Придется малость подкачать, а вообще — пусть Доминик купит вам новый. Только не пытайтесь угнаться за мной со спущенной шиной. Это опасно для здоровья.

Он с ненавистью посмотрел на меня, не осмеливаясь ни возразить, ни шевельнуться.

— Вот и умница! Спорить бесполезно — не та весовая категория.

Я сел в машину и укатил. Конечно, проку от моего поступка было немного, но зато я отвел душу. Ясно, что парень сразу позвонит Доминику, и меня засекут еще в пределах центра.

Тут-то я и решил положить конец этой осточертевшей мне слежке, начавшей действовать на нервы. По-видимому, от моего добродушия эти мерзавцы только наглели. И вот сегодня мое терпение лопнуло. Из сети Керфью не выпутаешься, ее можно только порвать. Я, наконец, решился.

Эллен сидела с дядей на крыльце. С тех пор, как судьи не стало, Эндрю навещал племянницу каждый день.

— Джерри, дядя предлагает мне переехать к нему, — тут же сообщила мне Эллен и незаметно кивнула.

Я повернулся к Эндрю, ошарашив его словами:

— Мы с Эллен решили пожениться.

— Когда?

— Меня бы вполне устроило сегодня, но она хочет подождать еще пару недель.

Эндрю задумался, потом посмотрел на племянницу.

— Вы что, просите у меня благословения? — тихо спросил он.

— Я знаю, ты не одобряешь этого решения, но ничто не помешает мне выйти за Джерри!

Эндрю взял девушку за руку и, обращаясь ко мне, сказал:

— Поймите меня правильно, Джерри, я ничего не имею против вас и уверен, что более достойного мужа Эллен не найти. Но вы же твердо решили оставаться моим врагом, все время пытаетесь свалить меня, разорить, лишить влияния.

— Совершенно верно.

— Но почему? Жаждете занять мое место?

— Нет.

— Жаль. Если бы причина вашей враждебности была только в этом, я бы к свадьбе преподнес вам такую власть, о которой вы и мечтать не смели. Впрочем, я уже предлагал…

— Нет, к власти я не стремлюсь. Вам этого не понять, не так ли? Для вас власть — религия.

— Вы правы. А во что веруете вы?

— Не знаю. Вероятно, мной просто движет желание завершить начатое. А о награде я не думаю.

— Слишком старомодно, Джерри. Так рассуждал ваш отец.

— Но я продолжаю его дело…

Эллен сидела, низко опустив голову. Думая, что мы на нее не смотрим, она время от времени поднимала руку и смахивала со щеки слезинку.

— Должны же вы понимать, насколько деликатно наше положение! — серьезно заметил Эндрю. — Я — глава семьи, а Эллен носит фамилию Робинсон.

— Ничего, скоро она сменит ее на мою. И у нас будет своя семья. Не менее могущественная, чем ваша, но мы достигнем этого другими средствами.

Эллен вскочила и убежала в дом. Дядя проводил ее взглядом, и лицо его вдруг погрустнело.

— Я хотел с вами поговорить, — признался я. — Мое терпение лопнуло. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. За мной следят день и ночь. Не знаю, чей это приказ — ваш или доктора Уилкса…

— Мой.

— С меня хватит!

— Нет, милейший, так будет всегда.

— Не выйдет. Я с этим покончу, пусть даже силой.

— То есть?

— Я объявляю вам войну. Если понадобится, найму банду гангстеров и привезу ее в Мидленд. Их будет много, и пощады не ждите.

— Это было бы ужасно, — пробормотал Эндрю.

— Я им хорошо заплачу, а, кроме того, пообещаю в награду все хозяйство Керфью.

Большой Босс начал тихонько насвистывать.

— Вы думаете, что я на это не способен?! — рассердился я.

— Напротив. Но, повторяю, это было бы ужасно.

— Разве вы не делаете то же самое уже двадцать лет? Все это мне не по душе, но вы не оставляете другого выхода. И уж если я примусь за дело, меня ничто не остановит…

— Джерри, по-моему, мы говорим на разных языках, и оба запутались: я не уверен, что вы сами знаете, к чему стремитесь, и не знаю, в чем именно хочу вам помешать. Вы правы: хорошо организованная банда может и вправду поставить на уши весь город. Прольется кровь. Погибнут и мои, и ваши люди — потеря невелика, но будут и невинные жертвы: женщины, дети, полицейские — отцы семейств.

— И все-таки, если вы меня вынудите, я на это пойду.

Он покачал головой.

— В таком случае, лучше поискать мирное решение.

— Что ж, давайте попробуем.

— Вы хоть знаете, чего хотите?

— Я хочу знать, почему шестнадцать лет назад Оливию Клейтон незаконно посадили в Грейстоун.

— Почему незаконно?

— Это мне известно. Я знаю, в каких условиях она жила там все эти годы, и знаю, где она сейчас. Говорю открыто, потому что вы уже не в силах что-либо изменить. С Доры Уилкокс не спускают глаз. И если она вдруг исчезнет, доктору Уилксу придется давать объяснения.

— И, по-вашему, я замешан в этой истории?

— Сейчас пытаюсь это доказать. А тогда уж возьму вас за горло и больше не отпущу, Эндрю Робинсон!

— Все это случилось без моего ведома, а я узнал лишь после смерти брата. Последние месяцы я чувствовал, что его гложут угрызения совести, но не догадывался, почему. — Большой Босс помолчал и грустно добавил: — И лучше бы я навсегда остался в неведении… Мой брат был неплохим человеком… Но эта женщина стала его шантажировать. Если вы копались в ее прошлом, то должны знать, что это была за особа: мотовка, без стыда, без совести. А судья имел глупость увлечься ею. Начался непродолжительный роман. И, к сожалению, у миссис Клейтон остались доказательства. Брат был в полном отчаянии. Оливия Клейтон разорила бы его, не моргнув глазом. Что сталось бы с его женой и дочерью, тогда еще совсем маленькой? Вот он и упек мерзавку в Грейстоун.

Из меня словно выпустили воздух.

— Значит, вся моя работа насмарку… Какой смысл чернить память отца Эллен?

— Вот именно. А против меня у вас ничего нет. Уилкс же согласился потому, что дружил с судьей и, уступив однажды, не мог идти на попятный. Кстати, Оливия Клейтон и тогда была немного не в себе, а уж теперь окончательно свихнулась.

— После шестнадцати лет в дурдоме — немудрено.

— Уилкс о ней хорошо заботился, ей отвели удобную комнату, за ней ухаживали… — Робинсон опять немного помолчал. — Эллен ничего об этом не знает… если, конечно, вы ей не рассказали.

— Нет, я ничего ей не говорил.

— Теперь вам все известно. Судья умер, и не в ваших интересах обливать грязью его имя. А насчет Уилкса имейте в виду: я его в обиду не дам. Он рассказал мне обо всем, когда понял, что вы напали на след, и я обещал, что ему не о чем волноваться. От своего слова я не отступлю. К тому же не думаю, чтобы у вас хватило доказательств.

— Вы правы.

— И уж я постараюсь, чтобы вы их никогда не нашли.

Я встал и подошел к приоткрытой двери.

— Дорогая, вы еще не готовы?

— Сейчас-сейчас, — ответила Элллен.

Я вернулся к Робинсону.

— Будь я уверен, что вы тут ни при чем, сегодня бросил бы все к чертовой матери.

— А я и в самом деле ни при чем.

— Тогда пусть ваши люди оставят меня в покое.

Большой Босс встал и протянул мне руку. Я пожал ее.

— Я поговорю с Керфью завтра, — пообещал Эндрю. — Сегодня это невозможно.

— Позвоните Доминику.

— Нет. Я никогда не общаюсь с ним напрямую. Черт возьми, неужели вы не можете потерпеть до завтра?

— Пожалуй, нет.

— Выходит, весь наш разговор впустую?

— Что делать? Перемирие начнется, только когда вы уберете слежку.

— Завтра.

На пороге показалась Эллен. Эндрю встал и начал прощаться. Как только он ушел, Эллен призналась мне:

— Я была в гостиной и все слышала.

— Ну, и что скажете?

— Не верю, что папа мог так поступить.

— Но ведь это он подписал постановление суда.

— Я не об этом. Папа, бесспорно, виноват, но я уверена: он оставался верен матери. Когда мама умерла, мне было девять лет. Отец обожал ее.

Я обхватил ее за плечи и крепко прижал к себе.

— Наберитесь мужества, дорогая.

— Неужели мы когда-нибудь будем счастливы?

— Не сомневаюсь. Но прежде надо пережить это испытание до конца.

— Да, отступать уже слишком поздно.

— Осталось совсем немного. Я уже почти закончил расследование.

— Вам не хватает доказательств?

— Нет, надо только кое-что проверить. Я это сделаю сегодня же.

— Но ведь за нами будут следить!

— Я попытаюсь удрать, а не выйдет — наплевать. Все равно меня не остановишь, да и пора выкладывать карты на стол.

— Мне страшно, Джерри… они убьют вас!

— Я сумею себя защитить, дорогая.

Какое-то время она задумчиво смотрела на залитый солнцем сад.

— Все мысли только о вас, Джерри. И пусть дядя считает, что я предаю Робинсонов, мне ничуть не стыдно.

Наш разговор прервал шум мотора, и я увидел, как один из моих преследователей остановил мотоцикл у ворот.

— Ну, вот, опять, — дрожащим голосом проговорила Эллен.

— Сейчас я от него избавлюсь.

— Будьте осторожны, милый!

Я улыбнулся, ласково погладил девушку по щеке и сбежал с крыльца. Мотор мотоцикла все еще урчал. Молодой человек смерил меня взглядом, явно пытаясь подражать наглым манерам Доминика.

— Так это вы собираетесь за мной следить?

— А ты думал? С чего бы я сюда притащился?

— Вы за мной не поедете.

— Да ну? — Его правая рука потянулась к боковому карману. — Только попробуйте сыграть со мной ту же шутку, что с Джеком, и…

Парню не удалось договорить. Я размахнулся и одним ударом сшиб его с сиденья. Мотоциклист рухнул на асфальт, и я, не дав ему опомниться, выхватил из кармана его куртки револьвер, потом рванул за грудки и поставил на ноги. Из угла его разбитого рта на рубашку стекала струйка крови.

Я разжал пальцы — несколько секунд парень стоял в полном оцепенении, а затем его лицо исказила бессильная ярость: я спокойно вытащил из кармана перочинный нож и одно за другим вспорол оба колеса мотоцикла.

— Вот так. Если хотите позвонить Доминику — ближайший автомат в пяти минутах отсюда, четвертый поворот направо.

Парень повернулся на каблуках и убежал. Из ворот выехала моя машина, за рулем сидела Эллен. Она открыла дверцу и подвинулась, пропуская меня за руль.

— Джерри, теперь они окончательно взбесятся.

— Тем лучше.

Я нажал на газ, и вскоре центр города остался позади. Наш преследователь, наверное, только добрался до телефонной будки, а мы уже катили по Северному бульвару. Вряд ли ищейки Доминика разыщут нас, прежде чем мы снова вернемся в центр.

Мы свернули на безлюдную узкую улочку, и я указал Эллен на грязную деревянную развалюху.

— Вот здесь раньше жил Ленахан.

Еще несколько миль — и мы выехали из города по Карсон-авеню. Теперь мы мчались по широкой дороге среди садов и ухоженных вилл. Я остановил машину возле двухэтажного коттеджа. На подъездной дорожке за воротами красовался новенький автомобиль.

— А вот здесь он живет теперь.

Миссис Ленахан проводила меня в гостиную и попросила подождать. Здесь все было новым, только что из магазина: кресла, диван, ковер. В комнате еще не выветрился запах краски и свежеструганного дерева. В камине сверкала не тронутая сажей решетка.

Сам Ленахан, войдя в комнату, выглядел смущенным, как принарядившийся в воскресный день рабочий. Воротник явно натирал шею, а завязанный неумелой рукой галстук съехал набок.

Я знал историю этого человека (один из наших репортеров изловчился взять у него интервью во время следствия по делу о смерти Мэджи). В свое время Ленахан работал на стройке чернорабочим, потом плотником и каменщиком. У него было шестеро детей, но, несмотря на все жизненные неурядицы, он всегда оставался честным человеком и хорошим отцом семейства. Я понимал, что справиться с ним будет несложно.

Мы пожали друг другу руки.

— Моя фамилия Спенс, я — из «Гэзет».

Ленахан был явно не в восторге.

— Надоели мне все газеты, но все-таки спасибо, вы хорошо обо мне написали.

Я жестом остановил его.

— Ладно-ладно, деловому человеку негоже пренебрегать бесплатной рекламой. Смотрите, что она принесла вам: красивый дом, новая машина, процветающая фирма…

Я сел на диван, а он осторожно опустился на краешек кресла. Было ясно, что Ленахан предпочел бы разговаривать, сидя на ступеньках крыльца.

— Мы напечатаем такое интервью, что оно наделает шуму от Атлантики до Тихого океана. Какое удивительное приключение! Какая стремительная карьера! Вчерашний безработный — владелец крупной компании!

Ленахан смущенно теребил пальцы.

— Не хочу я больше никаких статей!

Но я, не обращая на него внимания, продолжал:

— Как же мы назовем это интервью? «Из грязи — в князи»? Нет? Придумаем что-нибудь еще. А как вам вот это: «Убийство покойника»?

Кровь отхлынула от лица Ленахана, и оно приобрело землисто-серый оттенок. Он подался вперед и чуть не упал с кресла.

— Нет, — продолжал я, — так тоже не пойдет. Может быть, лучше «Ленахан и Волшебник»? Как, по-вашему?

— Я… я не понимаю, сэр!

— Ну, так давайте я расскажу вам всю историю. Уверен, что дело сразу прояснится. Вы целый год сидели без работы. Время от времени кое-что, конечно, перепадало, но семья просто умирала с голоду. Иногда вы брали у соседа ружье и отправлялись бродить по холмам в надежде подстрелить кролика. — Я взглянул на Ленахана. Он облизывал пересохшие губы. На лице явственно читалась смесь удивления и страха. — Все остальное время вы сидели на крыльце, раздумывая, чем все это кончится, когда же вы, наконец, найдете работу и сможете накормить жену и детей. Вы было попытались занять немного денег в банке, но процедура оказалась слишком долгой. Тут-то и подвернулся Волшебник.

Он попытался встать.

— Сядьте, Ленахан. Это еще только начало. Волшебник предложил исполнить все ваши желания, как в сказке. Деньги. Дом. Машина. Фирма на ваше имя. Контракты с городским управлением. Ценные сведения о планах строительства. Офис в центре города. Складские помещения. И ради всего этого не нужно было даже совершать преступление — только пальнуть пару раз по трупу.

Ленахан вскочил.

— Нет! — закричал он.

— Да! — так же громко воскликнул я, тоже вставая и не отводя от него глаз.

У бедняги задрожали колени, и он снова рухнул в кресло. Дыхание сделалось шумным, как после забега на длинную дистанцию. На щеках и шее выступили капли пота.

— Больше от вас ничего не требовалось — только убить уже мертвого, к тому же сумасшедшего и преступника. А вдобавок вы еще превращались в героя.

Я положил ему руку на плечо. Ленахан испуганно смотрел на меня снизу вверх. Я ткнул пальцем ему в грудь.

— Так кто же Волшебник?

Он снова облизал губы и попытался судорожно сглотнуть, но тугой воротник слишком сильно сжимал горло.

— Доктор Уилкс?

— Да.

Я тут же сменил тон и, не убирая руки, заговорил гораздо мягче:

— Вам нечего бояться, Ленахан. Я — ваш друг и не собираюсь вредить вам. Никто и не думает ничего отбирать.

Не в силах больше сдерживаться, Ленахан спрятал лицо в широких ладонях и разрыдался.

— Я — не просто репортер, а владелец «Гэзет». Я могу вас спасти и готов помочь вам, только ничего от меня не скрывайте! А дом, машина и все прочее останется у вас. Понятно?

— О, Боже мой!

Через час я уже вернулся к Эллен и все ей рассказал.

— Это честный человек, во всяком случае, настолько, чтобы не упорствовать, поняв, что все выплыло наружу.

— Но Ленахан сообщит, что вы были у него.

— Нет. Я предупредил, что, если они почуют опасность, мигом уберут его. И все расписал в таких цветах и красках, что бедняге и ночью будет сниться. А еще я рассказал про Хэтфилда. Поэтому, если Ленахану не приставят нож к горлу, он промолчит.

— А если приставят?

— Тогда расколется. Он из тех, кто, в конце концов, всегда говорит правду.

— А если его убьют?

— У меня в кармане — собственноручное признание Ленахана. Мне пришлось диктовать по буквам почти каждое слово, поэтому я так и задержался.

— Джерри, вы совершили чудо!

— Да нет, ничего особенного. Ленахан — как ребенок, не очень-то и сопротивлялся.

— Но как вы уговорили его написать все это, да еще поставить свою подпись?

— Пообещал защиту. Сказал, что банда наверняка попытается заткнуть ему рот, но, узнав, что у меня в сейфе такая бумага, его по крайней мере побоятся убить.

Я уже давно поглядывал в зеркальце заднего вида.

— Кажется, за нами пристроился какой-то «форд».

Мы свернули на Джексон-бульвар — я нарочно поехал в редакцию по самым людным улицам. Только передав документ фотографу, я, наконец, облегченно вздохнул. Эллен ждала меня в моем кабинете. Вскоре я вернулся и запер оригинал в сейф. Повернув рычаги на тяжелой металлической двери, я подошел к девушке.

— Ну, вот и все!

Она встала и обняла меня за шею.

— Вы дрожите, дорогая?

— Мне страшно, Джерри.

— Чего же вы боитесь?

— Не знаю.

— Не надо так нервничать. Осталось совсем чуть-чуть. Мы и так уже победили.

— А вдруг с вами что-нибудь случится?

— Чепуха. А, впрочем, — я кивнул на сейф, — у меня есть, чем откупиться.

— Но вы никогда не согласитесь спастись такой ценой!

— Этого и не потребуется. Мужайтесь, дорогая. До сих пор вы держались потрясающе. Еще буквально несколько дней…

— Они-то меня и пугают…

Мы вышли на улицу. За моей машиной стоял темно-синий кабриолет. А рядом, на тротуаре, покуривал Джо Доминик. На улице — ни души. Обычное дело по воскресеньям.

Я решил не обращать внимания на Доминика и открыл дверцу, пропуская Эллен. Не вынимая рук из карманов, бандит направился ко мне.

Не желая волновать Эллен, я повернулся к нему спиной и уже собирался обойти машину, как вдруг Доминик преградил мне дорогу. Смертельно бледная Эллен не спускала с нас глаз.

— Скорее, Джерри! Я тороплюсь!

— Сегодня вечером я сам займусь вами, — насмешливо бросил Доминик.

— На здоровье!

Он по-прежнему держал руки в карманах, и под пиджаком угадывались очертания пистолета.

— А, так мне, значит, вы разрешаете? Это вы только с мальчиками такой смелый, вы, грязный…

Он угрожающе придвинул ко мне физиономию. Что ж, сейчас или никогда! Я вложил в удар всю силу, на какую только был способен, и почти в ту же секунду быстро отскочил в сторону, спасаясь от пули. На мгновение сердце остановилось, но я тут же облегченно перевел дух: Доминик, с остекленевшим взглядом медленно оседал на асфальт. Для верности я еще раз врезал ему по голове, и бандит тяжело рухнул на землю.

Я быстро обыскал его и вытащил из кармана пистолет — другого оружия не оказалось. Доминик так и остался лежать ничком на тротуаре.

Эллен рыдала, закрыв лицо руками. Я погладил ее по волосам.

— Ну-ка, детка, дайте мне сесть.

Теперь мы были готовы нанести решающий удар. Митчелл и Дженнисон помогали мне систематизировать груду добытых сведений. Весь стол был завален машинописными страницами, фотографиями и газетными вырезками.

— Все это надо превратить в статьи. После обеда поручите самое важное Ноли. Пусть развернется на всю катушку. — Я, улыбаясь, посмотрел на Дженнисона. — И вы, кстати, тоже можете не стесняться. Если мы проиграем, им достанется и газета, и все прочее, а нас ждут крах и разорение.

Глаза Дженнисона метали молнии, и его обычно бледное узкое лицо разрумянилось.

— Эх, жаль, что этого не видит ваш отец!

— Когда мы пускаем это в номер? — спросил Митчелл.

— В среду утром.

— Тогда времени полно: сегодняшний день, ночь и еще завтра. Годится!

Нас прервал телефонный звонок. Рэй передал мне трубку. Звонил Эндрю Робинсон.

— Я уладил то, о чем мы вчера говорили.

— Спасибо. Значит, я могу свободно передвигаться?

— Конечно. Я только что виделся с Керфью, и, надеюсь, перемирие уже началось.

— Я тоже надеюсь.

— Мне бы надо с вами поговорить, Джерри. Может, заедете ко мне вечерком?

— Нет, сегодня не получится. Давайте завтра вечером.

— Договорились. Дело терпит. В девять вас устроит?

— Вполне.

Во второй половине дня я поехал в Грейстоун. Я не стал спрашивать, примет ли меня доктор Уилкс, и пошел прямиком в кабинет. Он пронзил меня взглядом.

— Что вам угодно?

— Хочу с вами поговорить.

— О чем?

— Об очень серьезном деле.

Уилкс нервно скомкал лист бумаги, который держал в руке. Он явно раздумывал, стоит ли меня слушать. Тем временем я закрыл дверь и сел у окна.

— Нас никто не слышит?

— Нет. А в чем дело? Я спешу.

Я достал портсигар, открыл его и протянул Уилксу, но тот покачал головой. Тогда я закурил. Доктор нервно барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Я выждал еще несколько секунд, стараясь оставаться невозмутимым, и тихо проговорил:

— Вам конец.

— Что вы имеете в виду?

— Теперь мне известно все. У вас есть алиби на вечер шестого августа между девятью и десятью часами?

— Вы думаете, мне нужно алиби?

— Не думаю, а уверен! Именно в это время убили судью Робинсона!

Он откинулся на спинку кресла, с наигранным удивлением вскинув брови.

— Но ведь всем известно, что в это время Мэджи был…

— Мертв! Или, во всяком случае, не в состоянии кого-либо убить.

Казалось, мои слова оглушили Уилкса. На несколько секунд у него перехватило дыхание. Лицо оставалось бесстрастным, но взгляд выдавал внутреннее смятение. Очевидно, он с самого начала предполагал, будто меня интересует лишь политическая подоплека побега, а потом — история Оливии Клейтон. И только теперь до Уилкса дошло, к чему я клоню.

— Так вот, когда вся история выплывет наружу, вам понадобится алиби.

Уилкс не ответил. Мрачная усмешка скривила его рот, и он снова забарабанил пальцами по креслу.

Я продолжал спокойно курить, ожидая, что будет дальше. До среды еще уйма времени. Пусть Уилкс хорошенько все обдумает — тем яснее он поймет, что партия проиграна. Но станет ли он выкручиваться? Именно за этим я и пришел.

Наконец, доктор выдавил из себя:

— И вы собираетесь печатать такую чушь?

— Да, и очень скоро.

— Имейте в виду: все эти нелепости придется доказывать.

— Все доказательства у меня есть.

Уилкс привстал.

— Я уже предупреждал вас в прошлый раз. Помните, я сказал: «Прекратите за мной шпионить!» А сейчас говорю: «Не вздумайте ничего печатать!»

Я показал ему кулаки: пальцы распухли, суставы ободраны.

— Вот результат вашего последнего предупреждения. Только вы забыли добавить, что я обдеру все руки о челюсть Джо Доминика.

Он вздрогнул.

— Что случилось? Вы подрались?

— Скажем, я его проучил. Но вернемся к делу. Вы — у меня в руках и сами прекрасно это знаете. Судью убил вовсе не Мэджи.

— И вы обвиняете меня? Я тут ни при чем.

— Вранье!

— У меня есть алиби.

— Нет.

— Судью убили между девятью пятнадцатью и десятью, верно?

— Да.

— Шестого августа я не выходил из этого кабинета с половины девятого до одиннадцати вечера.

— Так я вам и поверил!

— У меня есть свидетели.

— Для хорошего прокурора все ваши купленные свидетели будут недорого стоить.

— Я никого не подкупал. По меньшей мере, четыре человека могут поклясться, что видели меня здесь. С девяти до половины десятого со мной были доктор Хейли и доктор Саммерс, и еще заходили две медсестры — одна до, другая после этого времени.

Я встал.

— Спасибо. С вами все ясно, доктор Уилкс.

Он взглянул на меня и страшно побледнел. В глубине зрачков вдруг мелькнул панический ужас.

— Что? Какую ловушку вы мне еще подстроили? — прохрипел он.

Я подмигнул.

— Это пока секрет.

Я внимательно наблюдал за ним. Уилкс стоял, опираясь обеими руками о стол. Вдруг правая рука медленно поползла к среднему ящику. Я спокойно достал из кармана пистолет Доминика и направил на доктора.

— Эту игрушку я взял у Доминика.

Рука Уилкса замерла.

— Ваш приятель так и не успел пустить его вход.

Я медленно пятился к двери, не спуская с Уилкса глаз. Он не шевелился. Не оборачиваясь, я отворил дверь, выскользнул из кабинета и замер, прислушиваясь. Уилкс набирал чей-то номер.

На следующий день, сразу после ужина мне позвонил Джимми Уэллс. С трудом переводя дыхание, он сказал, что стоит внизу, в холле, и попросил разрешения подняться.

Я на всякий случай сунул в карман халата пистолет и стал ждать. Уэллс несколько раз торопливо постучал, как будто за ним гнались. Я осторожно приоткрыл дверь, держа руку в кармане. Джимми протиснулся в комнату. Он был бледнее обычного и весь дрожал, но я все равно решил не рисковать.

— Подними-ка руки, малыш!

Уэллс послушно выполнил приказание. Я ощупал его карманы: пусто.

— Ну, в чем дело?

— Вы собираетесь к Эндрю Робинсону?

— Да, через десять минут ухожу.

— Не ходите туда!

— Это еще почему?

— Они устроили засаду!

— Кто?

— Доминик, Мэллой и Шорти. Я подслушал их разговор. Ведь это Большой Босс живет на Кенсингтон-Плейс?

Я кивнул.

— Вас будут поджидать на обратном пути. В машине Доминика, с тремя автоматами. Как только откроете дверь — они проедут мимо и изрешетят вас на ходу.

— Когда вы слышали разговор?

— Два часа назад. Но никто не знает, что я подслушивал.

— А кто отдал приказ? Керфью?

— Не знаю, но, по-моему, Доминик. Он никак не можете пережить, что вы его вырубили.

Я на минуту задумался, потом снял халат и начал одеваться.

— Надеюсь, вы не туда? — с тревогой спросил Уэллс.

— Именно туда. Ни черта у них не выйдет! Сядьте, Джимми. Вон там, на столе, в коробке — сигареты.

Уэллс дрожащей рукой поднес к сигарете спичку и сел на диван. Я наблюдал за ним в зеркало.

— Спасибо, Джимми! Этого я не забуду!

— Ладно, мне пора сматываться… и побыстрее. Вы ведь знаете, что они со мной сделают, если догадаются…

Я надел пиджак и сунул пистолет в правый карман.

— Оставайтесь. Здесь вам ничего не грозит. Только не вздумайте выходить без моего ведома!

— Может, мне вообще убраться из города?

— Нет, я сумею вас защитить.

Тут я увидел, что парень насквозь промок. Весь день шел дождь. Я прислушался: капли все еще барабанили по стеклу.

— Раздевайтесь, Джимми. Вон там, в шкафу возьмите пижаму, тапочки и халат. А захотите принять душ или ванну — не стесняйтесь. Для вас найдется отдельная комната. Но к моему возвращению постарайтесь быть на ногах.

Уэллс посмотрел так, словно не сомневался, что видит меня в последний раз.

— Да не волнуйтесь вы! Я вернусь. А вы уверены, что они не нападут по дороге туда?

— Уверен. Доминик заедет за Мэллоем и Шорти в четверть десятого, потом они отправятся на Кенсингтон-Плейс. Если лампочка над входом не будет гореть — значит, вы еще в доме. Должно быть, Доминик сговорился со слугой Робинсона Дуганом. Как только вы появитесь на крыльце, лампочка загорится. И не успеете вы добраться до машины, они уже подъедут. Вас легко узнать по плащу и шляпе.

Я надел плащ и ту же бежевую шляпу, в которой ходил весь день.

— Переоденьтесь хотя бы! — взмолился Джимми.

— Зачем? Не надо так беспокоиться! Ждите меня здесь. Я не забуду, что вы спасли мне жизнь.

Джимми смутился.

— Я это сделал вовсе не ради вознаграждения…

— Вы уже поужинали?

— Нет.

— Тогда я попрошу портье вам что-нибудь принести.

— Не ходите туда! — Джимми грустно посмотрел на меня и пробормотал: — Нет, наверное, я вас так никогда и не пойму!

Кенсингтон-Плейс представляет по форме вытянутый прямоугольник, по обеим длинным сторонам которого высятся роскошные особняки, отделенные от проезжей части решеткой и небольшим газоном. Въезд и выезд на площадь украшают арки с колоннами.

По вечерам Кенсингтон освещает лишь тусклый свет четырех фонарей.

Я подъехал к дому Эндрю Робинсона и оставил машину под дождем прямо у тротуара.

Калитка оказалась не запертой, и я тут же поднялся на крыльцо.

Дверь открыл Дуган. Большой Босс уже ждал меня в гостиной.

— Привет, Джерри! Здорово вымокли?

— Да нет, не очень.

— Прошу вас, проходите, — сказал Эндрю, показывая мне дорогу в библиотеку — просторную комнату, обставленную с суровым изяществом.

— Ну, что, вас, наконец, оставили в покое? — поинтересовался Робинсон, как только мы уселись.

— Похоже на то. Во всяком случае, сегодня я не видел своих «ангелов-хранителей».

А все-таки интересно, знает ли Большой Босс, что Доминик и его дружки решили ждать меня, затаившись в синей машине на углу Кенсингтон-Плейс?

— Уилкс уже сообщил вам о моем вчерашнем визите?

— Да, только он не понял, зачем вы приходили.

— Отлично понял!

— Вы обвинили его в убийстве. Так кого же он, по-вашему, прикончил?

— Я лишь хотел выяснить имена тех, кто может подтвердить его алиби на шестое августа, в те часы, когда произошло убийство. Вам же известно, что сомнение всегда толкуется в пользу обвиняемого. Я намерен выдвинуть обвинение против другого лица и представить доказательства. Потому-то мне и нужно снять все подозрения с Уилкса. Понимаете? И он угодил в ловушку.

Робинсон пристально посмотрел на меня, явно без тени смущения.

— По-вашему, я сам убил брата?

— Я в этом просто уверен.

— Вы меня подозревали с самого начала?

— Да. И вы это прекрасно знали.

— Так что вы собираетесь делать?

— Отправить вас на электрический стул.

— А не кажется ли вам, что задача для вас трудновата?

— Сначала так оно и было, но самое сложное уже позади.

— Однако я все еще сижу в своем собственном удобном кресле — и никакого электричества!

— Пока — да, но я вас уничтожу. Даже если вы сумеете избежать смертного приговора, больше вам здесь не хозяйничать!

— И как же вы намерены действовать, мой мальчик?

— Напечатаю все, что мне известно.

— Когда?

— Очень скоро. Через неделю, может, две.

(Тем временем типография «Гэзет» уже вовсю набирала роковой выпуск.)

— О чем же вы хотите написать?

— Я и пришел рассказать об этом. Я обвиняю вас в четырех убийствах.

Робинсон удивленно вскинул брови.

— В четырех? — И он начал насмешливо загибать пальцы: — Мой брат. Джонас Хэтфилд…

— Нет, не Хэтфилд! Вы лишь косвенно виновны в его гибели. Тут придется расплачиваться Доминику с дружками. Кстати, как только вы больше не сможете их защищать, гангстеры ответят и за многие другие преступления. А вас я обвиняю в четырех убийствах: Мясника Мэджи…

— Вот как?

— Кеннеди.

Улыбка сползла с лица Большого Босса.

— Вашего брата.

— А кто же четвертый?

— Уэсли Клейтон.

Наступило долгое молчание, и я понял, что по-настоящему пробрал Эндрю. На мгновение у него перехватило дыхание, и брови сошлись на переносице, ладони судорожно сжались и разжались. Однако Большой Босс быстро пришел в себя, и, когда заговорил снова, его голос звучал почти так же спокойно, как прежде.

— Забавный вы малый! Намерены публично обвинить меня в четырех убийствах, причем одна из жертв — мой собственный брат. И это при том, что все знают, как я был к нему привязан. Мы были компаньонами, и за все это время — ни малейших разногласий, ни единой ссоры. Кроме того, уже установлено, что судью убил Мясник Мэджи.

Я хотел возразить, но Робинсон жестом остановил меня и продолжал:

— Подождите! Еще вы утверждаете, будто вторая моя жертва — этот самый Мясник Мэджи. Но ведь всем известно, что маньяк бежал из Грейстоуна, и есть свидетели, видевшие его на свободе. И, в конце концов, беглеца застрелил какой-то браконьер. Что до Кеннеди, то комиссия установила, что это Мэджи убил его при побеге. А что касается Уэсли Клейтона, его убийца во всем признался и был за это осужден. — Эндрю Робинсон остановился и покачал головой. — Знаете, Джерри, по-моему, вы просто теряете рассудок! Как думаете, что ответил бы такой рассудительный человек, как Рэй Митчелл, предложи вы ему напечатать всю эту кучу нелепостей?

Я понял, куда клонит Большой Босс.

— Митчелл пока не в курсе.

Он прикрыл глаза и, слегка отодвинув кресло, скрестил ноги. Мой ответ явно его успокоил. «Он знает, что эти трое ждут меня в синей машине, — подумал я, — значит, засада — его рук дело».

— Митчелл рассмеется вам в лицо, когда вы расскажете ему всю эту чепуху. А что думает Эллен?

— Я пока не говорил с ней об этом. И вообще ни с кем. Когда же расскажу Рэю, то, может, он сначала, как вы говорите, и рассмеется, но, не успею я закончить, ему станет не до смеха, и старик тут же примется за работу. Хотите, я вам все расскажу?

— Сделайте одолжение.

— Двадцать лет назад Большим Боссом был Уэсли Клейтон, а вы — его ближайшим помощником. И, покуда он был жив, вы никак не могли заполучить всю власть, о которой так мечтали. А потому выжидали удобного момента.

Эндрю в упор смотрел на меня. Его лицо казалось каменной маской.

— И вот, наконец, случай представился. Вы без колебаний ухватились за него. Впрочем, вы всегда любили рисковать. Когда Клейтон и Уорнер направились в сад, вы якобы бросились звать полицию. Вам не составило труда пробежать по аллее и вернуться в сад по параллельной улице. В темноте Клейтон не заметил вашего приближения. Но даже если и заметил, это ничего не изменило: вы успели дважды выстрелить в него из револьвера. Уорнер же был настолько пьян, что даже не сообразил, что произошло. Вам оставалось лишь бросить к его ногам револьвер и побежать навстречу полицейскому, спешившему на выстрелы.

Робинсон недоуменно смотрел на меня, как бы спрашивая: «И как вы только до всего этого додумались?»

— Достаточно было правильно истолковать факты, — ответил я на немой вопрос. — Я почувствовал, что убийство вашего брата как-то связано со смертью Уэсли Клейтона, и просто потянул за эту ниточку.

Ответа не последовало: Большой Босс наверняка думал о трех убийцах в синей машине и о том, что мне не удастся никому рассказать эту историю.

— Уж не знаю, каким образом Оливия Клейтон, очевидно, догадалась, что именно вы убили ее мужа. Но это, признаюсь, только моя версия. А через три года вы упекли ее в Грейстоун. Зачем было так долго ждать? Тоже не знаю. Вы сказали мне, что женщина угодила в лечебницу, потому что шантажировала вашего брата. Но это ложь! Оливия Клейтон тянула деньги из вас!

— Даже если все это так, вы ничего не сможете доказать.

— Зато наших читателей невероятно заинтересует такая история!

— Только попробуйте напечатать — и я отправлю вас за решетку!

— Но ведь это правда. Да или нет?

Ответ Робинсона нисколько не удивил меня.

— Да, правда. Я даже не стану утруждать себя ненужными спорами. Мне плевать, что вы об этом знаете. Когда заряженное оружие попадает в руки несмышленого младенца, он может поранить только самого себя. Я даже расскажу вам то, чего вы еще не знаете. Оливия Клейтон довольно долго была моей любовницей. Примерно за неделю до убийства я купил револьвер и стал носить его с собой. За два дня до смерти Клейтона мы с Оливией встретились в квартире, которую я снимал специально для наших свиданий. Когда она повернулась ко мне спиной, я незаметно сунул револьвер в ящик. А потом, ища расческу, Оливия случайно наткнулась на него. Позже, на суде, она узнала оружие и, когда окончательно села на мель, попыталась шантажировать меня.

Наступила тишина. Я думал о типографских станках, крутившихся на полную мощность, а мой собеседник — о синей машине, там, на площади, под дождем. Трое убийц с автоматами наготове только и ждали, когда загорится лампочка над входом.

Эндрю Робинсон вдруг вскочил и направился в противоположный конец комнаты. Нащупывая рукоятку пистолета, я не спускал с него глаз. Большой Босс достал из бара бутылку и два бокала.

— Выпьете?

Он налил виски, и мы подняли бокалы.

— Короче, вы ничего не можете доказать!

— Да, услышав только это, Митчелл, конечно, послал бы меня подальше. Но послушайте продолжение. Вы убили брата, поскольку он хотел исповедоваться и, тем самым, предать вас. Тогда, ради вашего спасения, он согласился подписать постановление о переводе Оливии Клейтон в психбольницу. Но под влиянием Хэтфилда вознамерился публично покаяться в своем грехе. Как-то вечером судья признался в этом Уилксу, и тот помчался вас предупредить. Вы отчаянно пытались урезонить брата, но судья и слушать ничего не хотел… Тогда вы его убили.

Эндрю пожал плечами.

— Брат все равно не протянул бы и полугода — врачи уже вынесли ему приговор.

— Но, чтобы отвести от себя подозрения, вы, не колеблясь, принесли в жертву еще две жизни. Конечно, что для вас такие люди, как Мэджи и Кеннеди: один — преступник, другой — обыкновенный охранник, каких много! Вы все тщательно продумали: отправились в Грейстоун, оставили машину у старого корпуса, пробрались в подвал, зная, что дверь никогда не запирается, взяли на складе скальпель и молоток… нет, скорее, только скальпель: охранники привыкли видеть в вас постоянного гостя доктора Уилкса, и вы опасались попадаться им на глаза с тяжелым молотком в кармане. Еще не было и девяти, как вы снова вошли, но уже через центральный вход. Видел ли вас кто-нибудь или заметил, как вы прошли, — не знаю. Мне было трудно навести справки, не вызывая подозрений. Но, если потребуется, можно и тут провести расследование.

— Ну, и что, если меня там видели? Разве это преступление? Я часто заходил к Уилксу.

— Но не думаю, что вы имели обыкновение бродить по коридорам лечебницы, да еще по вечерам!

— Я абсолютно уверен, что меня никто не видел.

— Это уже не имеет значения. Вы спрятались за деревянной перегородкой у дверей шестнадцатого блока. И, когда Кеннеди пришел делать обход, вы набросились на него (а охранник не отличался особой силой), слегка придушили, и он потерял сознание. Затем открыли его ключами стальные двери и втащили тело бедняги в камеру Мэджи. Заключенный спал. Вероятно, Уилкс уже подсыпал ему в ужин снотворного.

— Неплохо! — пробормотал Робинсон.

— Вы вошли в камеру… Сначала я решил, что вы сразу убили Мэджи, но, скорее всего, вы вкололи ему какой-нибудь сильнодействующий наркотик, потом, хладнокровно перерезав горло охраннику, переодели обе жертвы. Затем открыли дверь во двор и выволокли бесчувственное тело Мэджи в подвал. Оставалось лишь вернуться в коридор к перегородке и опустить рубильник. Правда, вы упустили из виду, что умирающий, да к тому же запертый в камере охранник никак не мог погасить свет.

Эндрю нахмурился: он не любил ошибаться.

— Так вот почему вы сразу заподозрили меня?

— Нет. Сначала я лишь отметил это про себя, не делая никаких выводов. Чуть позже мои подозрения пали на Уилкса, и только потом я добрался до вас. Как вы думаете, Митчелл и над этим посмеется?

— Ну-ну, продолжайте! Что у вас там еще?

— Вы снова вернулись в шестнадцатый блок, заперев за собой двери, и вышли во двор. Не знаю, сразу вы увезли Мэджи или забрали его позже? Но вот тогда-то вы и взяли молоток. Было примерно без двадцати шесть. Дорога до дома судьи заняла не больше пятнадцати минут. Вы вошли через сад и увидели, как он сидит в библиотеке один и что-то пишет. Вы не сомневались, что исповедь…

Я немного помолчал.

— А дальше?

— Вы подкрались сзади…

— Нет! Я решил дать ему еще один шанс — целых пять минут умолял брата отказаться от такого безумия.

— А потом убили, искусно имитируя почерк Мэджи, забрали опасный документ и вернулись домой ждать, пока вам позвонят и сообщат об убийстве брата. В следующие десять дней вы иногда надевали форму Кеннеди и бродили по предместьям, насмерть пугая мирных обывателей. Все это время вы прятали Мэджи, постоянно накачивая его снотворным, потом убили и перетащили тело в сарай, где Ленахан и разрядил ружье в уже бездыханное тело. Вот и вся история. Что скажете?

— Очень занимательно. К сожалению, все это лишь догадки. У вас нет никаких доказательств. Неужели вы рассчитываете обвинить меня в убийстве Клейтона?

— Нет.

— Или надеетесь, что суд признает меня убийцей брата?

— Нет.

— И все же намерены это напечатать?

— Да. Для начала сгодится — статья всколыхнет весь город. Чем вы ответите? Подадите в суд за клевету? Именно этого я и добиваюсь — вы должны предстать перед судом, а уж тогда мы выложим все.

Эндрю долго смотрел на меня, не говоря ни слова. Потом встал и прислонился к камину.

— Так вы не все мне сказали?

— Нет.

— Значит, в запасе кое-что осталось?

— Да.

— Это явно не касается Оливии Клейтон, — тихо продолжал он, как бы размышляя вслух. — Вы не сможете доказать, где она находилась все это время: старые корпуса снесены. И вам нечем убедить суд, что Оливия была жива все эти годы.

— Ошибаетесь.

Робинсон удивленно вскинул голову.

— Как это?

— А Дора Уилкокс?

— Она умерла вчера утром на операционном столе. На хирургическом вмешательстве настаивали трое врачей Грейстоуна. Оперировал сам Уилкс. Он — отличный хирург, но Дора Уилкокс все же скончалась. — Большой Босс злорадно рассмеялся. — Не надо тягаться с нами, Джерри! Да и будь эта Дора жива, никто не смог бы признать в ней Оливию Клейтон. Она слишком изменилась за это время.

— Есть вещи, которые не меняются никогда. У меня в сейфе лежат фотографии с отпечатками пальцев Оливии Клейтон. Убив ее, вы сами подписали себе приговор. Придется объяснять это суду и представить труп Доры Уилкокс… вместе с пальцами.

Большой Босс побледнел, плечи его внезапно поникли, подбородок опустился на грудь. Но он все еще не желал сдаваться.

— Все кончено, Эндрю Робинсон. Сегодня вам просто захотелось поиграть со мной, как кошке с мышкой, но кошкой оказался я. Можете пересчитать по пальцам мои козыри: отпечатки Оливии Клейтон, рубильник в шестнадцатом блоке, скальпель, который не мог попасть к Мэджи, пока тот не выбрался из камеры, свидетельские показания доктора Хейли — он подтвердит, что Кеннеди скончался не от удара по голове, а от того, что ему перерезали горло. Да-да, и это я тоже знал!

Эндрю еще больше сгорбился. Лицо его посерело.

— Кроме того, у меня есть собственноручно написанное признание Ноэля Ленахана. Уилкс заплатил ему за выстрел по трупу Мэджи. И этот документ — тоже у меня в сейфе. Впрочем, есть и фотокопии в десяти надежных местах.

— Его признание?

— Да, я получил его в воскресенье. Ленахан, конечно, обвиняет Уилкса. Но доктор вряд ли согласится отправиться вместо вас на электрический стул. Впрочем, даже если он возьмет на себя убийство Кеннеди и Мэджи, то с убийством вашего брата этот номер не пройдет — у него есть алиби. Свидетели видели Уилкса в кабинете в тот момент, когда был убит судья.

Я умолк, с трудом переводя дыхание, словно все это время не говорил, а работал кулаками.

По лицу Робинсона, стекая на подбородок, катились крупные капли пота. Он еще храбрился, но вместо улыбки лицо исказила судорожная гримаса.

— Кажется, на сей раз я проиграл, Джерри.

— И вы даже не представляете, до какой степени! Я знаю, что сегодня вы задумали еще одно убийство: Доминик с дружками поджидают меня на углу Кенсингтон-Плейс в синем автомобиле.

Но я не собираюсь умирать нынче вечером. Впрочем, моя смерть вас бы уже не спасла. Утренний выпуск «Гэзет» завтра же расскажет всему городу и всему миру то, о чем вы только что услышали. Да и ваши приятели напрасно ждут. Я останусь здесь с вами.

— А… Эллен знает?

— Да.

Он рухнул в кресло и надолго погрузился в размышления.

— Я не привык к поражениям, Джерри, — наконец, тихо и спокойно сказал Робинсон. — Но на этот раз я побежден.

Я промолчал — у меня хватило глупости пожалеть его.

— Для меня лучше — смерть. Я жил лишь во имя власти, могущества! Джерри, вы можете оказать мне одну услугу?

— Смотря какую.

— Я хотел бы уйти… исчезнуть. Вы мне поможете?

— Нет. Вашего изгнания мне недостаточно.

— Я — не об этом. Мне надо отправиться туда… откуда не возвращаются.

— Вы предлагаете мне убить вас? Это не мое дело.

— Да нет же, — прошептал он, — я прошу лишь помочь мне.

Едва смолкли автоматные очереди и стих шум мотора, я позвонил Митчеллу.

— Срочно, Рэй! Специальный выпуск! Эндрю Робинсон мертв!.. Да… МЕРТВ… Убит гангстерами на пороге собственного дома… Доминик, Мэллой, Шорти!.. Понятно?.. Да, автоматной очередью из синей машины Доминика… Что?.. Да… Буквально минуту назад… Вы слышите сирену? Это как раз патрульная машина…

Я повесил трубку и сразу набрал домашний номер Лаудербека.

— Это я, Джерри Спенс… Слушайте внимательно… Эндрю Робинсона только что застрелили… Дайте же мне договорить!.. Доминик, Мэллой и Шорти… Давайте быстрее… да… Кенсингтон-Плейс, синяя машина…

Теперь я мог позвонить Эллен.

— Все кончено, дорогая… Да, я еще там… Потом все расскажу. Да нет, со мной все в порядке… Подождите меня… Нет… через час… Да, к половине двенадцатого.

Выйдя в холл, я выключил лампочку, освещавшую крыльцо, и открыл дверь. У дома на шоссе уже стояло несколько машин с зажженными фарами. Между ними сновали чьи-то тени. Снова послышалась сирена, и к крыльцу подкатила «скорая».

Я поднял воротник пиджака и с непокрытой головой спустился по ступенькам крыльца под дождь. На мне не было ни плаща, ни шляпы: я одолжил их Эндрю Робинсону, когда он выходил из дому. Это и была та услуга, о которой он меня попросил.