Убийство в цветочной лодке

ГЛАВНЫЕ ПЕРСОНАЖИ

Ди Жэньцзе — наместник Ханьюаня, округа на берегу озера, недалеко от столицы

Хун Лян — доверенный советник судьи Ди и старшина суда

Ма Жун и Цзяо Тай — доверенные помощники судьи Ди

Дао Гань — новый помощник судьи Ди

ЛИЦА, СВЯЗАННЫЕ С ДЕЛОМ УТОНУВШЕЙ КУРТИЗАНКИ

Хань Юнхань — богатый помещик

Пух Ивы — его дочь

Цветок Миндаля, Анемона, Цветок Персика — куртизанки из Квартала Ив

Ван — глава гильдии золотых дел мастеров

Пэн — глава гильдии серебряных дел мастеров

Су — глава гильдии резчиков по нефриту

Кан Бо — богатый торговец шелком

Кан Чун — его младший брат

ЛИЦА, СВЯЗАННЫЕ С ДЕЛОМ ИСЧЕЗНУВШЕЙ НЕВЕСТЫ

Цзян Вэньцзян — доктор литературы

Цзян Хупяо — его сын, кандидат

Лю Фэйпо — богатый купец из столицы

Фея Луны — его дочь

Хуа — врач

Кун — торговец чаем

Мао Юань — плотник

Мао Лу — его племянник

ЛИЦА, СВЯЗАННЫЕ С ДЕЛОМ РАСТОЧИТЕЛЬНОГО СОВЕТНИКА.

Лян Мэнгуан — бывший императорский советник

Лян Фэн — племянник советника

Ван Ифань — торговый агент

ПРОЧИЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Мэн Цзи — глава императорской Тайной службы

Глава 1 Хворый чиновник пишет свою странную исповедь; судья Ди посещает торжественный обед на цветочной лодке

Никто, я уверен, не решится назвать двадцать лет исправного служения нашему достославному императору Мин чересчур уж скромным итогом жизни. Правда, мой покойный отец прослужил пятьдесят и умер, будучи членом Государственного совета, вскоре после своего семидесятилетия. Через три дня мне исполнится сорок лет, и я очень надеюсь, что еще до истечения этого срока Небеса позволят мне умереть.

В те редкие минуты, когда мое измученное сознание проясняется, я думаю о былом, об ушедших годах, и это единственное убежище для моих мятущихся дум.

Четыре года назад я получил повышение — мне вышел чин следователя Верховного суда — большая честь для чиновника тридцати пяти лет. Люди предрекали мне великое будущее. Как я гордился шикарным особняком, который отвели под мою должностную усадьбу, с каким удовольствием прогуливался по прекрасному саду, держа за руку свою милую дочь. Ей было всего четырнадцать лет, но она уже знала название любого цветка, на который я ей указывал.

Прошло всего лишь четыре года, а кажется — это было ужасно давно, как будто бы в прошлом моем воплощении. Теперь ты зловещей тенью теснишь меня, заставляя содрогаться от страха, и я вынужден подчиняться. Неужто ревнуешь меня даже к этой короткой отсрочке пред пропастью небытия?

Разве я не исполнил всего, что ты мне приказала? Разве я в прошлом месяце, по возвращении из старинного городка Ханьюаня, расположенного на этом проклятом озере, не выбрал тотчас же благоприятную дату для свадьбы дочери и не выдал ее на прошлой неделе? Что же ты скажешь теперь? Чувства мои парализованы страшной болью — я плохо слышу тебя. Ты говоришь, что... что моя дочь должна узнать правду. Всемогущее Небо, неужели нет у тебя ни капельки жалости? Это знание разобьет ее сердце, раздавит ее...

Нет, не мучай меня больше, пожалуйста, я сделаю все, как ты скажешь, только избавь меня от мучительной боли... Да-да, я напишу.

Буду писать, как пишу уже каждую бессонную ночь, когда ты, безжалостный, неумолимый палач, стоишь надо мной. Ты говоришь, что другие тебя увидеть не могут. Но если уж смерть коснулась несчастного, разве люди не могут прочесть приметы ее на его искаженном лице?

Каждый раз, когда я встречаю какую-нибудь из своих жен или наложниц в пустынных теперь коридорах, они торопливо отводят взгляд. Когда я неожиданно поднимаю глаза от бумаг в своем департаменте, я перехватываю взгляды писцов, которые смотрят на меня с пристальным изумлением. По тому, с какой торопливостью склоняются они над бумагами, я чувствую, что они тайком от меня сжимают в руках оберегающие их амулеты. Они, должно быть, почуяли, что по возвращении из поездки в Ханьюань я не просто заболел. Больного жалеют, но одержимого — сторонятся.

Они не ведают, что меня нужно лишь пожалеть, как жалеют приговоренного к нечеловеческой пытке — истязать себя собственной рукой, по велению палача обрекать себя на мучительную смерть, отрезая кусок за куском от своей трепещущей плоти. Каждое послание, что я написал, каждое шифрованное донесение, что я отправил за последние дни, отрезали кусок моей живой плоти. Так что нити замысловатой паутины, которую я терпеливо плел для своей империи, были обрезаны одна за другой. Каждая обрезанная нить стоила еще одной несбывшей-ся надежды, лопнувшей иллюзии, неисполненной мечты. Теперь следы слез уже смыты — никто ничего не узнает.

Я даже уверен, что «Императорский вестник» обнародует в память обо мне некролог, со скорбью поминая меня как подававшего большие надежды молодого чиновника, которого постигла кончина после тяжелой и продолжительной болезни. Продолжительной, действительно продолжительной — я давно уже не человек, а труп.

Уже близок тот миг, когда палач вонзит свой острый меч в измученное сердце преступника, — милосердный удар, несущий избавление от страданий.

Почему же ты, о ужасная тень, настаиваешь на продолжении моих предсмертных мучений, ты, носящая кроткое имя цветка? Почему ты хочешь разорвать мое сердце на кусочки, заставляя губить душу моей дочери? Она не совершала никаких преступлений, она никогда не знала... Да, я слышу тебя, мой ужас, представший в женском обличье, — ты говоришь, что я должен записать все — чтобы она узнала... Рассказать ей, как Небеса отказали мне в быстрой, мною самим избранной кончине и приговорили к медленной агонии в твоих жестоких руках.

Да, я поведаю дочери обо всем. О том, как встретил тебя на берегу озера, о той старой истории, которую ты мне рассказала. Но клянусь, если есть Небеса над нами, — моя дочь дарует прощение мне, предателю и убийце! Меня она простит, уверяю, — но не простит тебя. Потому что ты есть только ненависть, воплощенная ненависть, и ты исчезнешь вместе со мной, умрешь навсегда. Нет, не хватай теперь меня за руку, ты сказала: «Пиши», и я буду писать. Может быть, за это Небеса пощадят меня... да и тебя тоже. Впрочем, уже слишком поздно — я понял, чем ты являешься на самом деле, и знаю, что ты никогда не приходишь без приглашения. Ты облюбовываешь и пытаешь до смерти только тех, кто сам вызвал тебя к жизни чередой своих темных дел.

Одно из которых и совершилось в тот раз.

Суд направил меня в Ханьюань расследовать запутанное дело о присвоении уездной казны; подозревали, что в этом были замешаны местные власти.

Ты должна помнить, что весна в тот год была ранняя. В теплом воздухе было растворено обещание чего-то прекрасного; в своем безрассудно-размягченном состоянии я даже подумывал о том, чтобы взять с собой в поездку дочь. Но это благодушное настроение вскоре прошло, и я взял вместо нее свою самую молодую наложницу по имени Хризантема.

Таким способом я надеялся восстановить мир в своей измученной душе, потому что Хризантема была некогда очень дорога мне. Когда же я прибыл в Ханьюань, то тотчас же понял, что это была пустая надежда. Та, которую я оставил за своей спиной, еще сильнее овладела мной, и я даже не мог заставить себя дотронуться до тонкой нежной руки Хризантемы.

Я предпринял отчаянные усилия, стремясь поскорее распутать порученное мне дело, дабы забыться в работе, и сумел раскрыть его за неделю. Преступником оказался столичный служащий, он сознался сам.

Последним вечером моего пребывания в Хань-юане местные власти в знак благодарности дали отличный обед в мою честь в живописном Квартале Ив, прославленном своими танцовщицами и певичками. Власти уезда были щедры в изъявлениях благодарности и восхищения тем, с какой быстротой я распутал досадный случай. Они говорили, что весьма сожалеют о том, что не могут мне показать, как танцует Цветок Миндаля — самая красивая и образованная танцовщица квартала.

К сожалению, эта девушка, названная в честь знаменитой красавицы прошлых лет, куда-то исчезла именно этим утром, исчезла совершенно необъяснимо. Если бы я только мог задержаться в городе еще на несколько дней, не скрывая сожаления, говорили они, я бы смог разгадать и этот таинственный случай.

Их лесть была приятна мне, и я выпил за столом несколько больше обычного. Когда поздней ночью я вернулся в свою роскошную гостиницу, в покои, предоставленные мне городским начальством, я пребывал в отличном настроении. Все будет прекрасно, думалось мне, я смогу развеять наваждение.

Хризантема ждала меня, она надела красивое платье персикового цвета, которое восхитительно облегало ее молодую фигуру. Она смотрела на меня своими чудесными глазами, и я уже собирался обнять ее, как вдруг другая, заклятая, встала передо мной, и я не смог прикоснуться к Хризантеме.

Сильная дрожь сотрясла мое тело. Бормоча неловкие оправдания, я выбежал в сад. Я чувствовал, что задыхаюсь — мне хотелось больше воздуха. Но в саду было душно и жарко, и я отправился к озеру. На цыпочках прокрался мимо дремлющего привратника и вышел на пустынную улицу. Добравшись до озера, я долго смотрел на спокойную воду, а сердце мое погрузилось в глубокую пучину отчаяния.

Какая мне польза от моего тщательно разработанного плана? Как смогу я править людьми, если сам — не человек? Наконец я понял, что существует один-единственный выход. Как только я принял решение, душа моя успокоилась. Я ослабил завязки своего пурпурного одеяния и сдвинул высокую черную шапку со вспотевшего лба. Неторопливо прогуливаясь вдоль озера, я искал то место на берегу, где смог бы выполнить свое намерение. Кажется, я даже мурлыкал себе под нос какую-то песенку. И правда, не лучше ли вовремя покинуть изукрашенный зал, когда красные свечи еще не погасли и вино еще не остыло в золотых кубках? Я наслаждался красотой чарующего пейзажа: слева — купы миндальных деревьев, исходящих густым сладким запахом, справа — серебристая, освещенная луной гладь озера.

Я увидел ее за поворотом извилистой дорожки, бегущей вдоль озера. Она стояла на берегу, у самой воды, одетая в белые шелковые одежды, перехваченные зеленым поясом. Белая водяная лилия сияла в ее волосах. Когда она повернулась ко мне, свет луны обласкал ее прекрасное лицо. И тут в мгновение ока я понял, что это та женщина, которая способна рассеять зловещие чары, женщина, которую послало мне Небо.

И она это поняла. Когда я подошел к ней, не было произнесено ни одного из рутинных приветствий и вежливых вопросов. Она лишь сказала:

— Как рано этой весной зацвел миндаль.

А я ей ответил:

— Нежданные радости особенно сладки.

— Неужто всегда? — спросила она с насмешливой улыбкой. — Пойдемте, я покажу вам место, где только что сидела.

Она свернула с дорожки и пошла по неширокой прогалине; я поспешил вслед за ней.

Мы сели рядом в высокой траве на отлогом склоне. Согнувшиеся под тяжестью цветов ветви миндаля сплетались над нами наподобие балдахина.

— Как это странно, — сказал я, исполненный восхищения, и взял в свои ладони ее холодную руку, — словно мы — в другом мире.

Она только улыбнулась и искоса посмотрела на меня. Я обнял ее за талию и прижал губы к ее влажным красным губам. Она разрешила заклятие, которое меня изводило. Ее объятия излечили меня, а вспыхнувшая страсть заставила забыть боль. Ликуя, я подумал, что теперь все будет прекрасно.

Когда я лениво обводил пальцем тени, отбрасываемые ветвями на ее прекрасное тело, белое и нежное, как драгоценный нефрит, я внезапно обнаружил, что рассказываю ей о заклятии, которое ей удалось с меня снять. Она спокойно смахнула лепестки, налетевшие на ее прекрасную грудь, села и задумчиво произнесла:

— Когда-то, очень давно, я уже слышала нечто подобное. — И после минутного колебания спросила: — Скажите, вы не из судейских?

Я безмолвно указал ей на свою шапку, которую повесил на ветку, — лунный свет сиял на золотых знаках отличия. А потом ответил с кривой улыбкой:

— И не из последних. Я — в чине следователя Верховного суда.

Она понимающе кивнула, потом опять легла на траву, красиво изогнув свои округлые руки и заложив их за голову.

— Я расскажу вам, — улыбнулась она, — старую историю, которая должна заинтересовать вас. Она касается мудреца, который был судьей здесь, в Ханьюане, много веков назад. В то время...

Не знаю, как долго я слушал ее нежный, завораживающий голос, но когда она замолчала, холодный страх сдавил мое сердце. Я резко поднялся, надел свою форменную одежду, шапку и подпоясался.

Мой голос прозвучал хрипло.

— Тебе не стоит дурачить меня своими причудливыми баснями. Говори, женщина, как ты проникла в мою тайну?

Она молча смотрела на меня, а ее чарующие губы по-прежнему подергивались в улыбке, вызывающей и капризной.

Ее совершенная красота победила мой гнев. Став перед ней на колени, я воскликнул:

— Неважно, как ты узнала мою тайну! Меня не волнует, кто ты и кем была! Поверь, мои намерения чище тех, о которых ты рассказала. Клянусь, что только ты будешь моей владычицей! — Я поднял ее платье и, нежно глядя на нее, произнес: — Ветерок дует с озера, ты замерзнешь.

Она отрицательно покачала головой, но я встал и прикрыл ее обнаженное тело шелковой одеждой. Вдруг неподалеку раздались громкие голоса.

На поляну из зарослей вышли несколько человек. В великом замешательстве я стоял перед женщиной, распростертой в высокой траве. Пожилой мужчина, в котором я узнал судью Хань-юаня, внимательно посмотрел на лежащую. Потом он низко мне поклонился и сказал с восхищением в голосе:

— Значит, вы все-таки нашли ее, господин! Когда мы сегодня вечером осмотрели ее комнату в Квартале Ив и нашли оставленную ею записку, мы решили обыскать и эти места. В озере есть подводное течение, оно заходит прямо в эту бухту. Но это поразительно — вам удалось найти ее раньше нас! Однако вам не стоило утруждать себя и переносить тело с берега, господин. — Потом судья обратился к своим людям и приказал: — Носилки!

Я повернулся к своей недавней возлюбленной. Белое платье, покрывающее ее тело, как саван, было тяжелым и мокрым. Слипшиеся длинные волосы угрюмо змеились на иссиня-белом мертвом лице.

Сгущались сумерки, судья Ди сидел на открытой террасе, расположенной на втором этаже здания суда, и неторопливо пил чай. Он сидел, выпрямившись в кресле, у низкой, резного мрамора, балюстрады, неторопливо разглядывая расстилавшийся перед ним пейзаж.

В городе, среди тесно сбившихся крыш, один за другим загорались вечерние огоньки. За ними виднелось озеро — широкое пространство спокойной темной воды. Противоположный берег был скрыт в тумане, колебавшемся у подошвы горной гряды.

Жаркий и душный день сменялся не менее гнетущей ночью. Листья деревьев, росших на бежавшей вниз улице, не шевелились.

Судья раздраженно повел плечами под тяжелой церемониальной одеждой из плотной парчи. Старик, безмолвно стоявший рядом, внимательно посмотрел на него. Этим вечером местная знать Ханьюаня давала в честь судьи обед в цветочной лодке, на озере. Ди полагал, что, если только погода не изменится, это вряд ли будет таким уж приятным развлечением.

Медленно поглаживая длинную черную бороду, судья праздно следил за движением утлой лодочки, кажущейся очень маленькой на таком расстоянии, — застигаемый тьмой рыбак торопливо греб к пристани. Когда лодка исчезла из его поля зрения, судья Ди поднял взгляд и сказал:

— Я никак не могу привыкнуть жить в городе, не окруженном стеной, Хун. Это рождает чувство какой-то неуверенности...

— Ханьюань расположен меньше чем в двухстах ли[1] от столицы, ваша честь, — заметил старик, — и, таким образом, мы не так уж далеко от императорской гвардии. Кроме того, провинциальные гарнизоны...

— Я не имел в виду оборону, — нетерпеливо прервал его судья. — Я говорю об обстановке в самом городе. Меня мучает ощущение, что здесь происходит что-то, а что — мы не знаем. В городах, окруженных стенами, ворота все-таки запираются на ночь; ты чувствуешь, что порядок, так сказать, у тебя под контролем. А тут городок, свободно разлегшийся у подножия гор, на берегу озера, и каждый может войти в него и уйти восвояси, когда ему заблагорассудится.

Старик молча подергал свою жидкую седую бородку — он не знал, что отвечать. Старика звали Хун Лян, он был доверенным помощником судьи Ди. С давних пор он был слугой в семье судьи Ди и носил его на руках, когда тот был еще ребенком. Когда три года назад Ди назначили уездным судьей в Пэнлай, на его первый пост в провинции, Хун, несмотря на свои годы, настоял на том, чтобы сопровождать его в этом назначении.

Судья сделал Хуна старшиной суда — он поступил так, чтобы наделить его официальной должностью. Главной же задачей Хуна было служить доверенным советником судьи, с которым тот мог свободно обсуждать все свои многочисленные дела.

— Два месяца пролетели с тех пор, как мы прибыли сюда, Хун, — продолжал судья, — и за это время суду не было доложено ни об одном достойном внимания преступлении или проступке.

— Это значит, — сказал советник, — что жители Ханьюаня — люди, чтущие закон, ваша честь.

Судья покачал головой.

— Нет, Хун, — возразил он, — это значит, что они держат нас в неведении относительно своих дел. Как ты только что верно отметил,

Ханьюань расположен недалеко от столицы. Но из-за своего местоположения на берегу горного озера это всегда был более или менее изолированный мирок, здесь осело мало людей из других мест. Если в такой тесно спаянной общине что-нибудь происходит, ее члены делают все возможное, чтобы скрыть это от судьи, которого они считают чужаком. Я повторяю, Хун, здесь происходит гораздо больше событий, чем заметно постороннему глазу. Кроме того, эти странные истории об озере...

Он не закончил фразы.

— Неужели ваша честь верит им? — с живостью откликнулся Хун.

— Верю? Нет, так далеко я бы не стал заходить... Но когда мне рассказывают, что в прошлом году четыре человека утонули, а их тела так и не были найдены, я...

В этот момент двое рослых мужчин, одетых в простые коричневые халаты и маленькие черные шапки, вышли на галерею. Это были Ма Жун и Цзяо Тай, двое других помощников судьи Ди.

Оба они были выше шести чи[2] ростом; широкие плечи обоих венчали крепкие шеи опытных и отважных бойцов. Почтительно поклонившись судье, Ма Жун сказал:

— Час, на который назначен торжественный обед, приближается, ваша честь! Паланкин готов, он ждет внизу.

Судья Ди поднялся. Его глаза на секунду задержались на двух стоящих перед ним статных молодцах. Ма Жун и Цзяо Тай когда-то принадлежали к «лесному братству» — так называли разбойников с большой дороги.

Случилось так, что три года назад они подкараулили судью в лесу на его пути в Пэнлай, но он настолько поразил их своим бесстрашием и силой характера, что оба разбойника решили оставить свое жестокое ремесло и умоляли его взять их к себе на службу. Судья Ди, тронутый их искренним раскаянием, откликнулся на эту просьбу.

Судье не пришлось сожалеть о принятом решении — эта внушительная пара верно служила ему; она оказалась чрезвычайно полезной при поимке опасных преступников и в выполнении других нелегких заданий.

— Я только что говорил советнику, — сообщил помощникам судья Ди, — что в городе происходит нечто, тщательно от нас скрываемое. Во время обеда подпоите-ка слуг и экипаж, пусть они поболтают немного.

Ма Жун и Цзяо Тай широко улыбнулись. Ни один из них не питал отвращения к доброй выпивке.

Все четверо спустились по широкой каменной лестнице на центральный двор судебной управы. Служебный паланкин судьи стоял наготове. Судья Ди сел в него вместе с советником Хуном, двенадцать носильщиков подняли шесты паланкина на свои огрубелые плечи.

Два глашатая возглавили процессию; они несли большие бумажные фонари с надписью! « Суд Ханьюаня». Ма Жун и Цзяо Тай шествовали за паланкином. Замыкали процессию шестеро стражников в кожаных куртках с красными поясами и стальными шлемами на головах.

Стража открыла тяжелые, обитые железом ворота, и процессия зазмеилась по улице. Крепконогие носильщики шагали вниз по ступеням, ведущим в город. Вскоре они достигли рыночной площади у храма Конфуция, где плотная толпа роилась вокруг масляных ламп, зажженных у торговых палаток и лавок.

Глашатаи ударили в гонги и закричали:

— Освободите дорогу! Освободите дорогу! Его превосходительство судья!

Толпа почтительно отступила назад. И стар и млад с трепетом смотрели на паланкин и его величественный эскорт.

Они спустились еще ниже, прошествовали через кварталы бедноты и очутились на дороге, которая пролегала вдоль берега озера. Через некоторое время процессия вышла на узкую улицу, обсаженную стройными ивами. Именно они дали название Кварталу Ив — месту, где жили танцовщицы и куртизанки.

Их дома были нарядно украшены фонариками из разноцветного шелка, из окон доносились отдельные музыкальные фразы, обрывки песен.

Юные девушки, одетые в яркие одежды, заполняли балконы, покрытые красным лаком; оживленно обмениваясь впечатлениями, они смотрели вниз, на процессию.

Ма Жун, считавший себя знатоком вина и женщин, увлеченно рассматривал девушек, кидая пылкие взгляды по сторонам. Ему удалось поймать взгляд толстушки с милым круглым лицом, которая перегнулась через перила балкона самого большого на этой улице дома. Он лихо подмигнул ей и был награжден поощрительной улыбкой.

На пристани носильщики опустили на землю паланкин судьи Ди. Несколько именитых жителей Ханьюаня, одетых в длинные одежды из блестящей парчи, уже поджидали его. Высокий мужчина в фиолетовом платье с золотым шитьем, изображающим гирлянды цветов, вышел вперед и приветствовал судью низким поклоном.

Это был богатый помещик Хань Юнхань, один из наиболее почтенных жителей Ханьюаня. Его семья веками жила в просторном особняке, расположенном на горном склоне, примерно на той же высоте, на которой располагалось здание суда.

Хань подвел судью к борту красивой цветочной лодки, пришвартованной к пристани; ее широкая палуба находилась на одном уровне с пирсом. Лодка была богато украшена сотнями разноцветных фонариков, развешанных вокруг главной каюты.

Когда судья Ди и Хань ступили на порог каюты, музыканты, сидящие у дверей, заиграли веселую приветственную мелодию. Хань провел судью по толстому ковру к почетному месту — высокому столику, расположенному в глубине помещения, и предложил ему место справа от себя. Другие гости заняли два стола, расположенные друг против друга под прямым углом к главному.

Судья Ди с интересом рассматривал окружающих. Он часто слышал о знаменитых цветочных лодках Ханьюаня, которые были чем-то вроде плавучих домов свиданий, где гости могли пировать в обществе местных красавиц и так проводить на воде целую ночь.

Богатство обстановки превзошло все его ожидания. Каюта была длиной около тридцати чи; стены заменяли бамбуковые циновки. С потолка, покрытого красным лаком, свисали четыре больших фонаря, сработанных из шелка и искусно разрисованных; изящные деревянные колонны были украшены резьбой и позолотой.

Легкое покачивание указывало на то, что лодка отчалила. Когда музыка смолкла, снизу послышались ритмичные всплески весел гребцов.

Хань Юнхань коротко представил судье остальных гостей. Во главе стола справа от него сидел худой, слегка сутулящийся пожилой человек. Его звали Кан Бо, он был богатым торговцем шелком. Когда Кан поднялся и трижды поклонился судье Ди, тот заметил, что его губы нервно подергиваются, а глаза бегают по сторонам.

Полный мужчина с лицом, выражающим благодушие, сидевший рядом с торговцем шелком, был Кан Чун, его младший брат. Судья Ди лениво отметил про себя, насколько не похожи два брата по внешности и характеру.

Третьим гостем за этим столом был довольно рыхлый мужчина, обращающий на себя внимание своим напыщенным видом; он был представлен как Ван, глава гильдии золотых дел мастеров.

Во главе стола напротив расположился высокий широкоплечий человек в коричневом расшитом золотом платье и шапочке из легкого газа. Его тяжелое смуглое лицо имело властный вид. Все это, вместе с жесткой черной бородой и длинными бакенбардами, делало его похожим на чиновника, но Хань представил его как Лю Фэйпо, богатого купца из столицы. Он построил прекрасный дом рядом с особняком Ханя, где обычно и проводил лето.

Двух других гостей за столом Лю Фэйпо звали Пэн и Су — первый из них возглавлял гильдию серебряных дел мастеров, а второй был главой резчиков по нефриту.

Судью поразил бросающийся в глаза контраст между этими двумя ремесленниками. Пэн был очень худой пожилой господин с узкими плечами и длинной седой бородой. Су, наоборот, был здоровый молодой парень с крепкими плечами и толстой шеей борца. Его грубое лицо показалось судье угрюмым.

Хань Юнхань хлопнул в ладоши. Когда оркестр заиграл другую веселую мелодию, четверо слуг вошли в дверь справа от судьи Ди; они несли подносы с холодными закусками и оловянные кувшины с подогретым вином. Хань произнес приветственный тост, и пир начался.

Закусывая вино маленькими кусочками холодной утки и цыпленка, Хань завел с Ди вежливый разговор. Судя по всему, он был человек образованный и со вкусом, но судья сразу почувствовал в его вежливом обращении некоторую холодность, недостаток сердечности.

После того как Хань осушил одну за другой несколько больших чарок, он стал вести себя более непринужденно.

— Мне кажется, я выпиваю пять кубков против одного вашего, ваша честь.

— Я люблю выпить чарку хорошего вина, — ответил судья, — но пью только по таким приятным случаям, как этот. А прием действительно щедр и роскошен.

Хань поклонился и сказал:

— Мы надеемся, что вашей чести понравится пребывание здесь, в нашем маленьком уезде. Мы только сожалеем о том, что мы — всего лишь простые сельские жители, не вполне подходящие для высокого общества вашей чести. Я опасаюсь, что вы, ваша честь, посчитаете здешнюю жизнь довольно однообразной, ведь здесь никогда ничего не случается.

— Да, судя по бумагам, имеющимся в суде, — отвечал судья Ди, — жители Ханьюаня трудолюбивые и уважающие законы подданные, что, конечно, отрадный факт для любого судьи. Но когда вы говорите о недостатке в здешнем уезде выдающихся людей, я не могу с вами согласиться. Кроме тех, которых я вижу перед собой, разве знаменитый императорский советник Лян Мэнгуан не выбрал Ханьюань как место для своего отдыха по завершении служебной карьеры? Хань выпил за здоровье судьи еще одну чарку и сказал:

— Пребывание советника в наших местах делает нам честь. Мы глубоко сожалеем, что последние полгода его плохое здоровье препятствует возможности пользоваться благими советами этого мудрого человека.

Судья Ди заметил, что Хань Юнхань много пьет.

— Две недели назад, — сказал он, — я хотел нанести старику визит вежливости, но мне передали, что он болен. Надеюсь, это не слишком опасно?

Хань испытующе поглядел на судью.

— Ему около девяноста лет, как вы знаете. Но если бы не приступы ревматизма и некоторые осложнения со зрением, состояние его здоровья можно было бы назвать необычайно хорошим. Однако примерно с полгода назад его память... Впрочем... пусть ваша милость спросит о нем Лю Фэйпо, ведь их сады примыкают друг к другу, и он знаком с советником лучше, чем я.

— Я был весьма удивлен, — сказал судья Ди, — узнав, что Лю Фэйпо — обычный купец.

У него, скорее, манеры государственного служащего.

— Он чуть не стал им, — сказал Хань, несколько понизив голос. — Лю происходит из древнего чиновничьего столичного рода и был воспитан так, чтобы стать чиновником. Но он провалился на втором литературном экзамене, и это настолько задело его за живое, что он бросил ученье и стал торговцем. Лю так преуспел в этом деле, что теперь он один из богатейших людей в провинции, и его торговые предприятия разбросаны по всей стране. Вот почему он так много разъезжает. Но, пожалуйста, никогда не говорите ему о том, что я вам рассказал, — прежняя неудача до сих пор причиняет ему боль.

Судья Ди кивнул. Пока Хань опустошал очередную чарку вина, судья ненароком подслушал разговор, который происходил за боковыми столами.

Поднимая чарку с вином и обращаясь к Лю Фэйпо, развеселившийся Кан Чун громко воскликнул:

— Тост за здоровье молодых! Пусть живут они долго и счастливо, пока их головы не убелят седины!

Все захлопали в ладоши, а Лю Фэйпо молча поклонился. Хань Юнхань торопливо объяснил судье, что дочь Лю — Фея Луны — вышла вчера за единственного сына ученого Цзяна, отставного доктора классической литературы. Свадьба праздновалась в его доме на другом конце города и стала довольно шумным событием.

— Нам не хватает сегодня нашего замечательного ученого! — воскликнул Кан. — Он собирался прийти, но в последний момент попросил извинить его. Я думаю, что его собственное вино оказалось для него слишком крепким!

Это замечание вызвало общий смех. Судье показалось, что и самого Лю, вероятно, мучает похмелье после столь бурной свадьбы. Он поздравил Лю и сказал:

— Я весьма сожалею, что пропустил заманчивую возможность встретиться с Цзяном. Разговор с ним, без всякого сомнения, был бы весьма назидателен.

— Простой торговец вроде меня, — хмуро ответил Лю Фэйпо, — не может претендовать на глубокое понимание классической литературы. Впрочем, есть мнение, что ученость отнюдь не всегда подразумевает чистоту репутации человека...

За этой тирадой последовала неловкая пауза. Хань торопливо подал знак слугам, и они подняли вверх бамбуковые циновки, висевшие между колонн.

Пирующие отложили палочки для еды, чтобы насладиться открывшимся перед ними пейзажем. Они уже далеко отплыли от берега — мириады огней Ханьюаня мерцали вдали, за широкой водной гладью. Цветочная лодка стояла на месте, слегка покачиваясь на мелких волнах, — гребцы ели свой простой ужин.

Внезапно занавес из стеклянных бусин слева от судьи Ди с легким звоном распахнулся, вошли шесть девушек и низко поклонились почетному гостю.

Хань Юнхань выбрал двоих для себя и судьи, а четыре оставшихся подошли к боковым столам. Хань представил девушку, вставшую рядом с судьей Ди. Это была знаменитая танцовщица по имени Цветок Миндаля. Несмотря на то, что глаза ее были скромно опущены, судья заметил, что они у нее очень красивые. Впрочем, лицо ее можно было назвать равнодушным. Другая девица, по имени Анемона, казалась куда веселее и жизнерадостней; когда ее представили судье Ди, она ему улыбнулась.

После того как Цветок Миндаля осушила чарку вина за здоровье судьи, тот спросил, сколько ей лет. Она отвечала нежным приятным голосом, что скоро исполнится девятнадцать. Она произносила слова с тем характерным выговором, который напомнил судье родные места.

— Неужели ты из провинции Шаньси? — спросил он, приятно удивленный.

Она пристально посмотрела на него и кивнула с едва уловимым надменным выражением. Теперь, когда судья лучше разглядел ее большие сияющие глаза, он подумал, что она действительно редкая красавица. Впрочем, к сиянию ее глаз подмешивался какой-то темный, мрачный огонь, что производило весьма странное впечатление и как-то не вязалось со столь очаровательным юным существом.

— Я сам — из рода Ди из Тайюаня, — сказал он. — А ты откуда?

— Ваша служанка родом из Пинъяо, — ответила девушка мелодичным голосом.

Судья предложил ей глотнуть вина из своей чарки. Теперь он понял, почему у нее такое необычное выражение глаз. Женщины из Пинъяо — области, расположенной в нескольких ли к югу от Тайюаня, — с древних времен славились чародейством и ведовством. Они умели лечить болезни заклинаниями; некоторые из них, по слухам, владели приемами черной магии. Судью заинтересовало, каким образом она, красавица, и, по-видимому, из хорошей семьи, дошла до того положения, в котором сейчас находилась, — положения танцовщицы в маленьком городке под названием Ханьюань.

Между тем Хань Юнхань был занят довольно своеобразной игрой с Анемоной. Они по очереди декламировали строки из классических стихотворений, и тот, кто не мог продолжить, должен был выпить чарку вина.

Хань, по-видимому, проигрывал чаще — его речь стала менее внятной. Он откинулся в кресле и разглядывал общество с мягкой улыбкой на своем широком лице. Судья отметил, что его глаза с тяжелыми веками были полузакрыты, — казалось, он готов задремать. Его девушка обошла стол и стала наблюдать за тщетной борьбой Ханя с одолевавшим его желанием погрузиться в сон. Потом она захихикала.

— Я лучше возьму для него горячего вина, — сказала Анемона через стол Цветку Миндаля, стоявшей между Ханем и судьей.

Она повернулась и, подойдя к столу братьев Кан, наполнила чарку Ханя из большого кувшина, который только что поставил туда слуга.

Судья Ди поднял свою чарку. Хань тем временем слегка посапывал. Судья подумал о том, что, когда люди напиваются, вечеринка становится не просто скучной, а весьма утомительной. Надо постараться уйти пораньше.

Не успел он сделать глоток, как услышал, что Цветок Миндаля шепчет ему в ухо своим мелодичным и очень отчетливым голосом: «Я должна увидеться с вами наедине, ваша честь. В городе зреет опасный заговор!»

Глава 2 Судья Ди наслаждается танцем Феи Облаков; он поражен ужасным открытием

Судья Ди быстро отставил чарку и повернулся к говорившей. Но Цветок Миндаля уже отвела глаза и, нагнувшись, спряталась за плечом Ханя. Тот перестал храпеть. Анемона снова подходила к столу, держа в руках наполненный до краев кубок. Не глядя на судью, Цветок Миндаля торопливо прошептала: «Я надеюсь, ваша честь играет в вэйци[3], потому что...»

Она замолчала — Анемона стояла уже перед их столом. Цветок Миндаля потянулась через стол и взяла чарку из ее рук. Она поднесла ее к губам Ханя, который поспешно выдул добрую половину содержимого.

— Ну и нахальная девица! — воскликнул он. — Ты думаешь, я уже не в состоянии сам удержать чарку? — Он положил руку на ее талию и, притянув ее к себе, продолжил: — Ну а теперь — как насчет того, чтобы побаловать его превосходительство своими прекрасными танцами?

Цветок Миндаля улыбнулась и кивнула. Она ловко высвободилась из объятий Ханя, низко поклонилась и исчезла за набранной из стеклянных бус занавеской.

Хань пустился в довольно путаные комментарии по поводу танцев, которые с давних пор исполняются куртизанками Ханьюаня. Судья Ди рассеянно кивал в ответ; его мысли были сосредоточены на том, что он услышал минуту назад. Всю его скуку как рукой сняло.

Итак, предчувствие судьи не обмануло его — что-то недоброе затевалось в подвластном ему городе. После того как Цветок Миндаля окончит танец, он обязательно должен попытаться побеседовать с ней наедине. Если куртизанка умна, она, наверное, знает многие местные секреты, почерпнутые ею из разговоров гостей на пирушках, куда ее приглашали.

Оркестр заиграл ритмичную мелодию, перемежающуюся ударами барабана. Две танцовщицы заняли исходную позицию в центре комнаты и приступили к исполнению танца с мечами. Каждая из них держала в руках длинный клинок; они быстро размахивали ими в разные стороны, принимая различные фехтовальные позы; скрещиваясь, мечи звенели под аккомпанемент военной мелодии.

Барабанная дробь, знаменующая финал, потонула в бурных аплодисментах. Судья Ди, обратившись к Ханю, похвалил этот слаженный танец, но тот пренебрежительно возразил:

— Это была всего лишь демонстрация ловкости, ваша честь, не имеющая ничего общего с настоящим искусством. Когда танцует Цветок Миндаля... А вот и она, кстати говоря!

Цветок Миндаля вышла и встала посреди ковра. Она была одета в белое платье из тонкого шелка с широкими свисающими рукавами; талию перехватывал зеленый пояс. Под этой одеждой не было решительно ничего. Наброшенный на плечи девушки длинный зеленый шарф свисал концами до пола. Единственным украшением волос, собранных в высокую прическу, была белая лилия.

Танцовщица взмахнула рукавами и подала знак оркестру. Флейты затянули какую-то диковинную жутковатую мелодию. Девушка медленно подняла руки над головой, ее ноги не сдвинулись с места, но бедра стали покачиваться в такт музыке. Тонкое платье подчеркивало обольстительную стройность ее юной фигуры; судья про себя отметил, что ему редко приходилось видеть женское тело столь совершенных пропорций.

— Это — танец Феи Облаков! — хрипло шепнул ему на ухо Хань.

Когда защелкали кастаньеты, танцовщица опустила руки на уровень плеч, взяла кончики шарфа тонкими длинными пальцами и, качая руками, заставила газовый шарф вздыматься вокруг себя легкими волнами; верхняя часть ее тела раскачивалась взад и вперед.

Затем звуки циня и скрипок подхватили пульсирующую мелодию; теперь стали двигаться и колени танцовщицы, волнообразное движение распространилось по всему ее телу, но она все еще не сдвинулась с места ни на пядь.

Судья Ди никогда не видел столь завораживающего танца.

Равнодушное, немного надменное лицо Цветка Миндаля с опущенными глазами являло собой разительный и очень эффектный контраст с чувственными извивами гибкого тела, которые, казалось, олицетворяют пламя все сжигающей страсти. Платье спереди распахнулось, обнажив ее изумительные круглые груди.

Судья ощутил сильное чувственное влечение, которое исходило от этой женщины. Он обратил свой взор на гостей. Старый Кан Бо совсем не смотрел в сторону танцовщицы — его мысли витали где-то в другом месте. Но глаза его младшего брата были прикованы к девушке. Не отводя взгляда, он прошептал что-то главе гильдии Вану. Оба улыбнулись украдкой.

— Не думаю, что эти двое обсуждают танец, — сухо заметил Хань Юнхань. Очевидно, алкоголь не притупил его наблюдательности.

Главы гильдий Пэн и Су восторженно смотрели на танцовщицу. Судью Ди поразила напряженная поза Лю Фэйпо. Он сидел абсолютно спокойно, его властное лицо застыло, а тонкие губы под блестящими черными усами были крепко сжаты. Но судья увидел в его горящих глазах странное выражение; ему показалось, что он различает угнездившуюся в них сильную ненависть и вместе с тем — глубокое отчаяние.

Музыка сделалась мягче, она превратилась в нежную, едва слышную мелодию. Цветок Миндаля шла на цыпочках, описывая широкий круг и одновременно кружась сама так, что длинные рукава и газовый шарф охватывали кольцами ее фигуру.

Ритм ускорялся, танцовщица кружилась все быстрей и быстрей — казалось, что ее легкие ноги не касаются пола, словно она плывет среди двух — зеленого и белого — облаков, созданных развевающимся шарфом и трепещущими рукавами.

Вдруг раздался оглушительный удар гонга, и музыка резко оборвалась. Танцовщица замерла, стоя на носках, с поднятыми над головой руками, неподвижная, словно изваяние. Только грудь ее тяжело вздымалась. В комнате стояла мертвая тишина.

Потом Цветок Миндаля опустила руки, закинула шарф за плечи и низко поклонилась судье Ди. Когда раздались аплодисменты, она быстро пошла к дверям и скрылась за хрустальной занавеской, проводившей ее мелодичным звоном.

— Да, это действительно было великолепно! — сказал судья Ханю. — Эта девушка достойна выступать и перед его величеством!

— Точно так же отозвался однажды и друг Лю Фэйпо — большой чиновник из столицы, — ответил Хань. — Он увидел, как она танцевала на одной пирушке в Квартале Ив, и тут же предложил ее хозяину составить ей протекцию в императорском дворце. Но Цветок Миндаля категорически отказалась уехать из Ханьюаня, и мы, жители города, очень благодарны ей за такое решение.

Судья Ди встал с кресла, поднял кубок и провозгласил здравицу в честь прекрасных куртизанок Ханьюаня. Речь была встречена с большим воодушевлением.

Потом судья подошел к столу Кан Бо и завел с ним вежливую беседу. Хань Юнхань также поднялся из-за стола и направился к музыкантам, дабы похвалить их игру.

Почтенный Кан Бо явно слишком много выпил; на его худощавом лице выступили красные пятна, лоб покрылся испариной. Но он ухитрился связно ответить судье Ди на вопросы о деловой жизни Ханьюаня.

Через некоторое время его младший брат с улыбкой ответил:

— К счастью, у моего брата сегодня настроение получше. В последнее время он постоянно беспокоился о надежности заключаемых сделок.

— О какой надежности ты говоришь? — сердито откликнулся старший Кан. — Ты называешь предоставление займа этому типу Ван Ифаню надежной сделкой?

— Говорят, чтобы получить хорошую прибыль, нужно решиться на риск, — сказал судья Ди успокаивающе.

— Ван Ифань — изрядный мерзавец, — проворчал Кан Во.

— Только дураки верят уличным сплетням, — надулся Кан Чун.

— Я категорически отказываюсь терпеть оскорбления от своего младшего брата! — раскипятился старик.

— Твой брат обязан сказать тебе правду! — резко возразил Кан Чун.

— Ну-ну, — раздался рядом с судьей низкий голос. — Довольно пререкаться. Что его превосходительство подумает обо всех нас?

Это был Лю Фэйпо. Он захватил с собой кувшин вина и торопливо наполнил кубки обоих братьев. Те покорно выпили друг задруга.

Судья Ди спросил Лю Фэйпо, каковы последние новости о болезни советника Ляна.

— Господин Хань сказал мне, — добавил он, — что вы с советником соседи и часто видитесь с ним.

— Увы, не теперь, — сказал Лю. — Полгода назад — да, его превосходительство часто просил меня присоединиться к нему во время прогулки по своему саду, поскольку наши сады сообщаются через маленькую калитку. Но теперь он стал очень рассеянным, речь его сделалась путаной, часто кажется, что он вообще не узнает меня. Я не видел его уже несколько месяцев. Печальный случай, ваша честь. Закат великого ума!

Главы гильдий Пэн и Ван присоединились к компании. Хань Юнхань принес кувшин с вином и настоял на том, чтобы собственноручно наполнить всем кубки. Судья Ди немного побеседовал с главами гильдий, а затем вернулся за свой стол. Хань уже сидел там и болтал с Анемоной.

Усевшись в свое кресло, судья спросил Ханя:

— Вы не знаете, где Цветок Миндаля?

— Скоро придет, — ответил Хань равнодушно. — Эти девицы всегда проводят уйму времени за пудрой и румянами.

Судья Ди быстро оглядел комнату. Все приглашенные вновь заняли свои места и поглощали закуску: было подано блюдо из фаршированной рыбы. Четыре куртизанки разливали вино, но Цветка Миндаля среди них не было.

Судья Ди отрывисто приказал Анемоне:

— Найди Цветок Миндаля и скажи, что мы ее ждем!

— Ха! — воскликнул Хань. — Великая слава для Ханьюаня, что скромные прелести наших провинциальных девушек завоевали благосклонность вашей чести!

Судья Ди вежливо посмеялся вместе со всеми, хотя внутри начал ощущать тревогу.

Куртизанка вернулась и сказала:

— Очень странно, но, по словам нашей хозяйки, Цветок Миндаля уже давно должна была вернуться сюда. Я заглянула во все комнаты, но нигде ее не нашла.

Судья Ди принес свои извинения Ханю, встал и вышел в дверь справа от себя. Он направился к корме вдоль правого борта судна.

На корме кипела пирушка. Советник Хун, Ма Жун и Цзяо Тай сидели на скамье у каюты, каждый с кувшином вина и чаркой в руке. С полдесятка слуг разместились полукругом и внимали Ма Жуну. Он стукнул кулаком по колену, завершая свое патетическое повествование:

— Представляете, именно в этот момент кровать рухнула!

Вся компания разразилась громовым хохотом. Судья Ди похлопал Хуна по плечу. Тот поднял на него глаза и тут же подтолкнул локтями своих двух друзей. Все трое быстро поднялись и пошли за судьей вдоль правого борта.

Отойдя на некоторое расстояние, судья Ди остановился и сообщил об исчезновении танцовщицы и своих опасениях, что с ней произошло несчастье.

— А вы не видели здесь проходящей девушки? — спросил он.

Советник Хун отрицательно покрутил головой.

— Нет, ваша честь, — ответил он. — Мы все трое сидели лицом к корме перед люком, который ведет на кухню и в трюм. Мы видели только, как снуют туда и сюда слуги, но женщины среди них не было.

Двое слуг с супницами в руках проходили мимо по пути на кухню. Они заявили, что не видели танцовщицы с тех пор, как она ушла из зала, чтобы переодеться.

— Кроме того, — добавил старший из слуг, — мы практически не имеем возможности увидеть что-либо: для своей работы мы используем правый борт, а комнаты девушек находятся по левому борту, там же находится и главная каюта. Нам не разрешается ходить на тот борт, если только нас специально не позовут.

Судья Ди кивнул. Он отправился обратно, в сторону кормы, в сопровождении своих трех помощников. Слуги разговаривали с рулевым — они явно заподозрили, что произошло что-то необычное.

Судья перешел по корме на левый борт. Дверь ближайшей каюты была приоткрыта. Он заглянул внутрь. У боковой стены стояла широкая лежанка из резного палисандра, покрытая парчовым стеганым одеялом; у дальней стены он увидел высокий стол с двумя горящими свечами в серебряных подсвечниках. Слева стоял изящный туалетный столик, сработанный также из палисандра, и два табурета. В помещении никого не было.

Судья Ди поспешил дальше. Сквозь газовую занавеску он посмотрел в окно примыкающей каюты. Солидная дама, одетая в черный шелк, дремала в кресле, а служанка складывала цветные платья.

Последнее окно — окно гостиной — было открыто. Там никого не было.

— Ваша честь осмотрели верхнюю палубу? — спросил Цзяо Тай.

Судья покачал головой. Он быстро взбежал по крутому трапу наверх. Может быть, Цветок Миндаля поднялась сюда, чтобы подышать свежим воздухом?

Но одного взгляда было достаточно, чтобы понять — верхняя палуба совершенно пуста. Судья снова спустился вниз и задержался у трапа, задумчиво поглаживая свою черную бороду. Анемона уже осмотрела каюты вдоль левого борта. Танцовщица исчезла.

— Пойдите и поглядите еще раз во всех остальных каютах, — приказал судья своим трем помощникам, — и в умывальне тоже.

Он вернулся назад на левую палубу и остановился у поручней, рядом со сходнями. Скрестив руки на груди, судья смотрел на темную воду. Гости все еще продолжали веселиться — до него доносились приглушенные голоса и обрывки музыкальных фраз.

Судья облокотился на перила и посмотрел вниз, на отражение разноцветных фонариков в тихой воде. Внезапно он окаменел. Из-под воды прямо на него смотрели широко открытые неживые глаза Цветка Миндаля.

Глава 3 Судебное следствие открывается в необычных условиях; служанка рассказывает о своем ужасном видении

Так вот где оказалась пропавшая танцовщица. Судья хотел было спуститься по сходням к воде, но тут из-за угла вынырнул вездесущий Ма Жун. Судья Ди молча указал ему на свою находку.

Первым делом Ма Жун громко выругался. Потом он быстро спустился по сходням, пока не очутился по колено в воде. Он поднял мертвое тело на руки и вынес его на палубу. Судья отвел Ма Жуна к главной каюте, где тот положил тело на лежанку.

— Бедняжка тяжелей, чем я думал, — заметил Ма Жун, выжимая полы своего платья. — Наверное, ей в рукава жакета положили какой-нибудь груз.

Судья Ди не слышал его. Он стоял и вглядывался в мертвое лицо утопленницы. Остекленевшие глаза ее внимательно смотрели на судью. На девушке все еще был танцевальный костюм из белого шелка, но поверх него она надела жакет из зеленой парчи. Мокрая одежда почти непристойно облепила ее прекрасное тело.

Судью Ди пробрала дрожь. Совсем недавно она кружилась в своем чарующем танце. И вот — внезапный конец.

Усилием воли он выбросил из головы посторонние мысли. Нагнувшись над телом, судья осмотрел темно-синий кровоподтек на правом виске. Потом попытался закрыть ей глаза, но покойница так и не отвела от него своего пристального взгляда.

Судья вытащил из рукава носовой платок и накрыл им ее бледное лицо.

В каюту вошли советник Хун и Цзяо Тай. Судья повернулся к ним.

— Это куртизанка Цветок Миндаля. Она убита практически под самым моим носом. Ма Жун, встань на страже на палубе и никого не пропускай сюда. Я не хочу, чтобы мне помешали. Не говори никому, что случилось.

Судья Ди поднял безжизненную руку танцовщицы и ощупал рукав. С некоторым усилием он извлек из него круглый бронзовый треножник для ароматических курений. Пепел на нем превратился в серую грязь.

Судья протянул треножник Хуну и подошел к столу у стены. Между двумя подсвечниками он увидел три маленьких углубления на красной парчовой скатерти. Кивком он подозвал Хуна и приказал поставить треножник на стол. Три ножки встали точно туда, где на скатерти имелись вмятины.

Судья Ди присел на табурет у туалетного столика.

— Картина вполне ясна, — с горечью в голосе сказал он Хуну и Цзяо Таю. — Ее заманили в каюту, убийца ударил ее, ничего не подозревавшую, сзади. Затем положил тяжелый бронзовый треножник в ее рукав, вынес танцовщицу на палубу и тихо опустил в воду. Поэтому-то и не было всплеска. Тело пошло бы прямо ко дну, но в спешке убийца не заметил, что рукав ее жакета зацепился за гвоздь на сходнях.

Судья устало потер лоб рукой.

— Посмотри, что у нее в другом рукаве, Хун.

Советник вывернул рукав. Там была только мокрая пачка маленьких красных визитных карточек Цветка Миндаля и сложенный вдвое листок бумаги. Хун протянул его судье.

Судья Ди осторожно раскрыл его.

— Это задача по вэйци! — одновременно воскликнули Хун и Цзяо Тай.

Судья утвердительно кивнул. Он вспомнил последние слова куртизанки.

— Дай мне твой платок, советник! — сказал он.

Судья завернул в него мокрый лист бумаги, положил себе в рукав и встал с табурета.

— Оставайся здесь и охраняй каюту! — приказал он Цзяо Таю. — А Хун и Ма Жун пойдут со мной в столовую, там я начну предварительное следствие.

По дороге Ма Жун заметил:

— Во всяком случае, нам не придется искать далеко, ваша честь. Убийца находится здесь, на борту.

Судья Ди ничего ему не ответил. В сопровождении двух помощников он вошел в столовую сквозь стеклянную занавеску.

Обед приближался к концу — гости ели традиционную последнюю чашку риса. Шел оживленный разговор. Когда Хань Юнхань увидел судью, он воскликнул:

— Прекрасно! Мы как раз собирались подняться наверх, чтобы полюбоваться луной.

Судья Ди ничего не ответил. Он постучал костяшками пальцев по столу и крикнул:

— Прошу тишины!

Все изумленно уставились на него.

— Во-первых, — сказал судья Ди отчетливым голосом, — как ваш гость от всей души благодарю вас за щедрое угощение. Но, к несчастью, наша приятная пирушка должна быть прервана. Хочу, чтобы вы поняли, что с этого момента и впредь я буду говорить с вами как судья, а не как гость. Я ставлю вопрос именно так, потому что это мой долг перед империей и жителями вверенного мне уезда, включая вас самих. — Повернувшись к Ханю, Ди добавил: — Я вынужден попросить вас покинуть этот стол.

Хань поднялся из-за стола с изумленным видом. Анемона перенесла его стул к столу Лю Фэйпо. Хань сел и в недоумении протер глаза.

Судья Ди переместился к центру стола. Ма Жун и советник Хун встали по сторонам. После этого судья Ди торжественно начал:

— Я, судья, открываю выездное заседание суда, созванное для расследования умышленного убийства куртизанки по имени Цветок Миндаля!

Он быстро оглядел собравшихся. До большинства, казалось, не дошло значение его слов — люди смотрели на него в полном изумлении. Судья Ди приказал советнику Хуну привести капитана лодки и подать письменные принадлежности.

Хань Юнхань успел овладеть собой. Он шепотом посоветовался с Лю Фэйпо. Когда тот кивнул, он встал и сказал:

— Ваша честь, это в высшей степени необоснованные действия. Мы, знатные граждане Ханьюаня, желаем...

— Свидетель Хань Юнхань, — строго прервал его судья, — должен занять свое место и хранить молчание, пока ему не прикажут говорить!

Хань опустился на стул, кровь бросилась ему в лицо.

Советник Хун привел человека с изрытым оспой лицом и поставил его перед столом. Судья велел капитану встать на колени и нарисовать план лодки.

Когда капитан с трясущимися руками принялся за работу, судья Ди холодно осмотрел общество. Внезапный переход от веселой пирушки к уголовному расследованию всех не только отрезвил, но и немало удручил.

Капитан, закончив набросок, с почтительным поклоном положил его на стол. Судья Ди пододвинул лист к Хуну и приказал занести в план местоположение столов и надписать имена гостей. Советник подозвал слугу — он шепотом называл ему имена гостей, на которых тот указывал.

Затем судья уверенным голосом обратился к собранию:

— После того как куртизанка Цветок Миндаля закончила танец и покинула столовую, — сказал он, — началась изрядная неразбериха. Все переходили с места на место. Я прошу каждого из вас точно описать, что он делал в это время.

Поднялся глава гильдии Ван. Он подошел к столу и упал на колени.

— Ваш покорный слуга, — сказал он, — почтительно обращается к вашей чести, дабы вы позволили ему сделать заявление.

Судья кивнул в знак согласия, и толстяк начал говорить.

— Ошеломляющее известие о том, что наша знаменитая танцовщица убита, естественно, расстроило нас всех. Но это событие, как ни ужасно оно само по себе, не должно лишить нас чувства реальности. И я, который уже много лет посещает застолья на этой цветочной лодке, смею заметить, что знаю это заведение, как свои пять пальцев. Смею также с должным уважением сообщить вам, ваша честь, что внизу, в трюме, пребывают восемнадцать гребцов — двенадцать на веслах, а шестеро отдыхают и время от времени их подменяют. Конечно же, я далек от того, чтобы попусту бросать тень на своих сограждан, но ваша честь все равно раньше или позже узнает, что гребцы на подобных лодках, как правило, люди порочные, преданные азартным играм и пьянству. Поэтому именно среди них, на мой взгляд, и должен находиться убийца. Возможно, что это как раз тот случай, когда смазливый мошенник завел роман с куртизанкой и прибег к насилию, когда она захотела порвать с ним.

Тут Ван сделал паузу и кинул беспокойный взгляд на гладь черной воды за бортом.

— Кроме того, — сказал он, — нужно еще учитывать следующее, ваша честь. С незапамятных времен это озеро окружено зловещей тайной. Считается, что наполняющие его воды бьют из глубокого подземелья и что время от времени страшные чудища выныривают из бездны, чтобы вредить живущим. Не менее четырех человек пропали на озере в этом году, и их тела так и не были обнаружены. Говорят, что потом этих утопленников видели среди живых. Я считаю своим долгом привлечь ваше внимание к этим двум важным моментам, дабы дать возможное объяснение этого страшного преступления и избавить моих друзей от исполнения тяжелого долга — быть допрошенными как обыкновенные преступники.

По комнате пробежал шумок одобрения.

Судья Ди постучал рукой по столу Пристально глянув на Вана, он произнес:

— Я заранее благодарен всем за любой совет. Мысль о том, что убийцей мог быть кто-то из трюма, уже приходила мне в голову. В должное время я допрошу экипаж. Кроме того, будучи человеком достаточно суеверным, я, конечно, не исключаю вероятности вмешательства темных сил в это дело. Что же касается выражения «обыкновенные преступники», употребленного свидетелем Ваном, то на это я хочу заметить вам, что перед судом все равны. И пока убийца не будет найден, каждый из вас, собравшихся здесь, пребывает под подозрением точно так же, как и гребцы из трюма и самый последний поваренок на кухне. Кто еще хочет что-нибудь сказать?

Встал глава гильдии Пэн и упал на колени перед столом.

— Не соблаговолите ли вы, ваша честь, просветить нас, каким образом эта несчастная девушка встретила свою смерть?

— Эти подробности, — откликнулся судья Ди, — в данный момент не могут быть разглашены. Кто-нибудь еще?.. — Так как никто не ответил, он продолжил: — Поскольку каждый из вас уже имел возможность высказать свою точку зрения, с этого момента вы обязаны хранить тишину и позволить мне вести дело так, как я, судья, сочту нужным. Я возобновляю дело тем порядком, на который уже указал. Свидетель Пэн займет свое место, а свидетель Ван подойдет сюда и опишет все свои передвижения в течение оговоренного времени.

— После того как ваша честь любезно предложили тост за танцовщиц Ханьюаня, — сказал Ван, — я вышел отсюда через левую дверь и отправился в гостиную. Так как там никого не было, я прошел по коридору в умывальную. Вернувшись сюда, я услышал, как ссорятся братья Кан, и подоспел к ним как раз в тот момент, когда Лю Фэйпо восстановил мир.

— Вы встретили кого-нибудь в коридоре или умывальной? — спросил судья.

Ван покачал головой. Судья Ди подождал, пока Хун запишет показания Вана, и вызвал Хань Юнханя.

— Я хотел подойти к музыкантам, чтобы похвалить их, — угрюмо начал Хань свои показания, — и вдруг ощутил легкое головокружение. Я вышел на палубу и постоял там некоторое время, прислонившись к правой стене каюты. Полюбовавшись пейзажем, я почувствовал себя несколько лучше и присел на фарфоровую тумбу, которая там находится. Вскоре меня нашла куртизанка по имени Анемона. Ваша честь знает остальное.

Судья подозвал старшего музыканта и спросил:

— Можете ли вы подтвердить, что господин Хань не покидал палубу все это время?

Музыкант взглянул на своих коллег. Когда они отрицательно покачали головами, извиняющимся голосом он произнес:

— Нет, ваша честь, мы были заняты настройкой инструментов и не выглядывали наружу, пока не пришла девица, именуемая Анемоной, и не спросила про господина Ханя. Тогда я вместе с ней вышел на палубу, и мы увидели, что господин Хань сидит на тумбе, как он только что показал.

— Можете сесть на свое место, — сказал судья Ди Ханю.

Он вызвал к столу Лю Фэйпо. Аю, казалось, теперь не настолько владел собой, как раньше. Судья заметил, что он нервно кривит рот, хотя голос его оставался по-прежнему тверд.

— После того как куртизанка закончила танец, — начал он, — я заметил, что мой сосед, мастер Пэн, плохо выглядит. Сразу после того как ушел Ван, я вывел Пэна через левую дверь на правую палубу. Пока он стоял, облокотившись на перила, я прошел по коридору в умывальную и снова присоединился к Пэну, никого по пути не встретив. Пэн сказал, что ему уже лучше, и мы вместе вернулись сюда. Я увидел, что братья Кан ссорятся, и предложил им примириться за кубком вина. Это все.

Судья Ди кивнул и вызвал главу гильдии Пэна. Тот полностью подтвердил показания Лю Фэй-по. Тогда судья пригласил главу гильдии Су.

Су мрачно посмотрел на судью из-под нависших бровей, пожал плечами и заговорил голосом, лишенным всякого выражения:

— Ваш слуга подтверждает, что видел, как сначала Ван, а потом господин Лю вышли из-за стола. Оставшись один, я немного поговорил с двумя куртизанками, которые исполняли танец с мечами, пока одна из них не обратила внимание на то, что мой левый рукав испачкан рыбным соусом. Я встал и ушел во вторую каюту по коридору. Эта каюта была оставлена за мной, и мой слуга поместил там узел с чистой одеждой и туалетными принадлежностями. Я довольно быстро переоделся. Выйдя в коридор, я увидел, что Цветок Миндаля идет впереди меня по направлению к гостиной. Я догнал ее и похвалил за танец. Но она казалась несколько взволнованной и торопливо ответила мне, что скоро встретится со мной и остальными гостями. Потом она свернула и ушла на левый борт. Я возвратился через дверь с правого борта и увидел, что Ван, Лю и Пэн еще не вернулись, и продолжил разговор с куртизанками.

— Как была одета Цветок Миндаля, когда вы ее встретили? — спросил судья Ди.

— На ней все еще было белое танцевальное одеяние, ваша честь, поверх него — короткий жакет из зеленой парчи.

Судья Ди отослал Су на место и приказал Ма Жуну привести хозяйку девиц.

Эта плотная, солидная дама заявила, что ее муж — владелец веселого дома в Квартале Ив и этому дому принадлежали Цветок Миндаля и пять остальных куртизанок.

На вопрос судьи, когда она видела Цветок Миндаля в последний раз, она ответила так:

— Когда она вернулась после своего танца, ваше превосходительство, выглядела она неважно. Я ей сказала: «Ты бы лучше поскорее переоделась, милая, ты ведь вспотела, подхватишь простуду!» И приказала служанке достать ее хорошенькое голубое платье. Но неожиданно для меня Цветок Миндаля оттолкнула служанку, набросила свой зеленый жакет и вышла. Это был последний раз, ваше превосходительство, когда я ее видела, клянусь вам! Как же убили бедную цыпочку? Служанка рассказывает довольно странные вещи, она говорит, что...

— Благодарю вас! — прервал ее судья Ди и приказал Ма Жуну тотчас же привести служанку.

Девушка явилась, оглашая комнату громкими рыданиями. Ма Жун, утешая служанку, ободряюще похлопал ее по спине, но и это не возымело должного действия.

— Ужасное чудовище озера забрало ее, ваша честь! Пожалуйста, ваша честь, давайте поскорее вернемся на берег, пока оно не утащило нас под воду! Я собственными глазами видела этот ужасный призрак!

— Где ты его видела? — спросил судья Ди в изумлении.

— Он позвал ее через окно, ваша честь! Как раз тогда, когда матушка приказала мне достать ее голубое платье. Госпожа Цветок Миндаля видела его тоже! Он позвал ее, ваша честь! Как она могла не подчиниться его колдовским чарам?

Приглушенный шепот пролетел по комнате. Судья Ди постучал по столу и спросил:

— Как он выглядел?

— Это было огромное черное чудище, ваша честь, я хорошо его разглядела сквозь газовую занавеску! Одной рукой оно угрожающе размахивало длинным ножом, а другой манило ее...

— Ты не заметила, какая на нем была одежда и шапка? — спросил судья.

— Разве я не сказала, что это было чудовище? — с негодованием ответила девушка. — Оно не имело определенной формы, это был ужасный, противный, чернющий призрак!

Судья Ди подал знак Ма Жуну. Тот увел девушку.

Потом судья выслушал девицу Анемону и остальных четырех куртизанок. Кроме первой, которую судья сам послал поискать танцовщицу, никто из них не выходил из зала. Они беседовали только с господином Су и между собой и не видели, как выходили Ван, Лю и Пэн. Они также не могли точно сказать, когда Су вернулся.

Судья Ди встал и объявил, что выслушает слуг и экипаж на верхней палубе. Пока он поднимался по крутому трапу вместе с Хуном, Ма Жун сходил с капитаном за членами экипажа.

Судья присел на фарфоровую тумбу. Он сдвинул шапку на затылок и сказал:

— Здесь так же душно, как и в помещении.

Хун торопливо предложил ему свой веер и удрученно заметил:

— Это слушание не продвинуло расследования, ваша честь.

— О, не знаю, не знаю! — ответил судья Ди, энергично обмахиваясь веером. — Я думаю, оно все же в определенной степени прояснило ситуацию. О Небо! Ван не лгал, когда говорил, что гребцы — люди малопочтенные. Доверия их вид не внушает.

Гребцы, которые появились на палубе, сердито роптали, но несколько крепких слов Ма Жуна и капитана заставили их отнестись к делу с надлежащим уважением. Слугам и поварам приказали встать против гребцов.

Судья Ди решил, что не стоит выслушивать рулевого и слуг гостей — все они столь увлеченно внимали пикантным рассказам Ма Жуна, что ни один из них и не думал двигаться с места.

Судья начал с опроса прислуги, но ей нечего было сказать. Когда начались танцы, все ушли на кухню, чтобы немного перекусить. Только один из слуг поднялся, чтобы взглянуть, не требуется ли чего-либо гостям. Он видел Пэна, который перегнулся через перила, — его рвало. Но Лю с ним в этот момент не было.

Подробный перекрестный опрос поваров и гребцов выявил лишь тот факт, что никто из них не покидал трюма. Когда рулевой крикнул в люк, что они могут отдохнуть, гребцы стали играть в карты, и игру они не прерывали.

Когда судья Ди наконец поднялся, капитан, который с беспокойным видом всматривался в небо, сказал:

— Боюсь, что скоро погода разгуляется, ваша честь. Лучше бы нам поскорее вернуться, этой лодкой нелегко управлять, когда поднимается свежий ветер!

Судья кивнул в знак согласия и спустился по трапу. Он прошел прямо в каюту, где Цзяо Тай нес стражу у тела танцовщицы.

Глава 4 Судья Ди в каюте утела утопленницы; он разбирает посвященные ей стихи и любовные письма

Не успел судья Ди присесть на табурет перед туалетным столиком, как раскат грома расколол воздух. Дождь потоком обрушился на крышу. Лодку закачало.

Цзяо Тай поспешил наружу, чтобы закрыть ставни. Судья молча смотрел перед собой, задумчиво потирая лоб. Советник и Ма Жун разглядывали неподвижное тело, распростертое на лежанке.

Когда Цзяо Тай вернулся и запер дверь на засов, судья поднял голову и поглядел на своих трех помощников.

— Итак, — сказал он с сумрачной улыбкой, — всего несколько часов назад я вам жаловался, что в этом тихом городке ничего не происходит. — Судья Ди сокрушенно покачал головой. — Теперь мы столкнулись с убийством, по поводу мотивов и способов осуществления которого могут быть самые разные точки зрения, включая даже участие сверхъестественных сил.

Увидев, что Ма Жун кинул на Цзяо Тая полный сомнения взгляд, судья уточнил свою мысль:

— Если во время следствия я и не отверг мысль о том, что в этом деле замешан какой-то там ужасный призрак, то только для того, чтобы усыпить подозрение настоящего преступника. Не забывайте, что он не знает, как и где мы обнаружили тело. Он должен сильно недоумевать, почему убитая не пошла ко дну. Я могу вас заверить, друзья мои, что убийца — человек из плоти и крови. И я также наверняка знаю, почему он был вынужден убить танцовщицу.

И судья рассказал помощникам о поразительном заявлении, которое сделала перед смертью Цветок Миндаля.

— Само собой разумеется, — заключил он, — что Хань Юнхань — наиболее вероятный подозреваемый, потому что лишь он, притворяясь спящим, мог подслушать то, что она мне сказала. Хотя в этом случае он должен быть прекрасным актером.

— У Ханя ведь был и удобный случай, — заметил советник Хун. — Никто не может подтвердить его показания о том, что он околачивался на палубе. Может быть, он прошел к корме по левому борту и вызвал танцовщицу через окно?

— Но что это за длинный нож, о котором говорила служанка? — спросил Ма Жун.

Судья Ди пожал плечами.

— Воображение играет здесь главную роль, — сказал он. — Не забывайте, что служанка пустилась рассказывать свою устрашающую историю только после того, как узнала, что танцовщица убита. На самом деле она видела лишь тень человека, одетого в такое же, что носим мы все, широкое платье с длинными рукавами. Человек жестом подозвал куртизанку — в другой руке он держал сложенный веер. Это, должно быть, и есть тот нож, о котором она говорит.

Лодку сильно качало. Огромная волна с громким треском ударила в борт.

— К несчастью, — продолжил судья, — Хань — далеко не единственный подозреваемый. Действительно, он один мог подслушать слова, сказанные мне куртизанкой; однако любой из гостей мог заметить, что она что-то шепнула мне, и заключить по ее таинственному виду, что она передала мне важное сообщение. Потому-то он и решил, что у него не остается другого выхода.

— Из этого следует, — сказал Цзяо Тай, — что, кроме Ханя, мы имеем еще четырех подозреваемых, а именно: глав гильдий Вана, Пэна и Су, а также и Лю Фэйпо. Только братья Кан остаются вне подозрений, поскольку вы, ваша честь, сказали, что они на палубу не выходили. Четверо остальных подозреваемых на то или иное время удалялись.

— На самом деле, — сказал судья Ди, — Пэн, скорее всего, не виновен по той простой причине, что ему не хватило бы силы оглушить танцовщицу, а затем отнести ее к сходням. Именно поэтому я допрашивал экипаж — ведь Пэн может иметь сообщником кого-нибудь из его членов. Но никто из матросов не покидал трюма.

— Хань, Лю и мастера Ван и Су по своей силе вполне способны на убийство, — заметил Цзяо Тай, — особенно Су — парень здоровенный.

— После Ханя, — сказал судья, — Су — наиболее вероятный подозреваемый. Если убийца — именно он, значит, это опасный и хладнокровный преступник. Он должен был продумать убийство во всех деталях, когда Цветок Миндаля еще танцевала. Он должен был поспешно выпачкать рукав, чтобы иметь причину выйти из комнаты по окончании танца и одновременно основание для того, чтобы переодеться, если его одежда намокнет, когда он будет опускать тело в воду. Он должен был подойти прямо к окну актерской уборной, вызвать танцовщицу, оглушить ее и опустить в воду. Только после этого он смог бы пойти в каюту и переодеться. Тебе следует сходить в ту каюту, Цзяо Тай, и проверить, мокра ли снятая Су одежда.

— Я схожу, ваша честь! — поспешно вызвался Ма Жун. Он заметил, что Цзяо Тай побледнел — его друг был не слишком-то бравый моряк и подчас страдал от морской болезни.

Судья Ди кивнул в знак согласия. Какое-то время все молча ожидали возвращения Ма Жуна.

— Вода повсюду! — вернувшись, недовольно проворчал Ма Жун. — Повсюду, но только не на одежде Су. Она абсолютно сухая.

— Ну что ж, хорошо, — сказал судья Ди, — это не есть доказательство невиновности Су, но мы это учтем. Итак, наших подозреваемых можно расположить в следующем порядке: Хань, Су, Лю, Ван и Пэн.

— Почему ваша честь ставит Лю перед Ваном? — спросил Хун.

— Потому что я допускаю, что между танцовщицей и ее убийцей существовала любовная интрижка, — ответил судья. — Иначе она бы не пошла к нему сразу же, как только он вызвал ее, и не последовала бы за ним в эту каюту. Положение куртизанки сильно отличается от положения обыкновенной проститутки, которая вынуждена отдаваться каждому, кто ей заплатит. Нужно суметь завоевать ее благосклонность, и если в этом не преуспеешь — ничего поделать нельзя. Куртизанки, в особенности знаменитые, такие как Цветок Миндаля, зарабатывают больше денег исполнением песен и танцев, а не тем, что спят с каждым гостем. Поэтому хозяева и не принуждают их одаривать посетителей благосклонностью. Я могу допустить, что Хань или Лю, оба мужчины видные, могли завоевать любовь красивой и талантливой танцовщицы. И Су, который представляет собой образец грубой мужской силы, что некоторые женщины находят привлекательным, также мог преуспеть. Но не толстый Ван или бледный, как мертвец, Пэн. Да, я думаю, будет лучше, если мы вычеркнем Пэна из нашего списка.

Ма Жун не услышал последней фразы. Онемев от ужаса, он смотрел на мертвую женщину.

— Она мотает головой!

Все разом повернулись к лежанке. Голова покойницы качалась из стороны в сторону; платок, которым было прикрыто ее лицо, слетел на пол. Колеблющийся свет свечей мерцал в ее мокрых волосах.

Судья Ди быстро поднялся и подошел к Цветку Миндаля. Потрясенный, он глянул в белое, без кровинки, лицо танцовщицы. Глаза ее были закрыты. Судья положил подушки по обе стороны от ее головы и торопливо водрузил платок на прежнее место.

Потом он сел и спокойно продолжил:

— Поэтому наша первая задача — узнать, кто из упомянутых лиц имел близкие отношения с куртизанкой. Лучше всего, наверное, допросить других девушек из ее дома; эти женщины обычно не имеют секретов друг от друга.

— Но заставить их рассказать постороннему об этих вещах, — заметил Ма Жун, — отнюдь не так просто.

Дождь прекратился, ход лодки стал более устойчивым. Цзяо Таю стало несколько легче.

— Я думаю, ваша честь, — сказал он, — впереди у нас еще более срочное дело. Мы должны не откладывая обыскать ее комнату в Квартале Ив. Преступление было задумано убийцей явно после того, как он взошел на борт лодки, и в случае, если танцовщица хранила письма или другие доказательства их связи в своей комнате, он поспешит туда, чтобы уничтожить следы, как только очутится на берегу.

— Ты прав, Цзяо Тай! — с одобрением сказал судья Ди. — Как только мы сойдем с лодки, Ма Жун поспешит вперед в Квартал Ив и задержит каждого, кто захочет войти в дом танцовщицы. Я прибуду туда в паланкине, и мы вместе осмотрим ее комнату.

Снаружи раздались громкие крики, свидетельствующие о том, что лодка приближается к пристани. Судья Ди встал с табурета и обратился к Цзяо Таю:

— Ты дождешься здесь стражников и скажешь им, чтобы они опечатали эту каюту. Оставь двоих стражников, чтобы они охраняли каюту до завтрашнего утра. Я скажу хозяину танцовщицы, чтобы он завтра прислал гробовщика.

Выйдя на палубу, они увидали, что на небе снова появилась луна. Ее лучи освещали весьма печальное зрелище. Буря унесла все цветные фонарики и разорвала бамбуковые занавески. Пестрая лодка имела теперь весьма потрепанный вид.

На палубе судью ожидала толпа унылых людей. Во время бури гости укрывались в гостиной, и духота, царившая в ней, вместе с сильной качкой привели их в жалкое состояние. Как только судья Ди сказал гостям, что они могут возвращаться по домам, те заторопились к своим паланкинам.

Судья тоже занял свой паланкин. Как только носилки оказались в достаточном отдалении от остальных гостей, судья приказал носильщикам отнести его в Квартал Ив.

Когда судья и советник Хун вошли в первый двор дома, где жила Цветок Миндаля, они услыхали громкий смех из столовой на противоположной стороне двора. Несмотря на поздний час, вечеринка была в самом разгаре.

Хозяин дома поспешно вышел, чтобы встретить нежданных гостей. Узнав судью, он упал на колени и трижды стукнул лбом об пол, после чего заискивающим голосом поинтересовался, чего желает судья.

— Я хочу осмотреть комнату, которую занимает Цветок Миндаля, — коротко бросил Ди. — Отведи нас туда.

Хозяин торопливо повел гостей вверх по широкой лестнице из полированного дерева. С площадки они вошли в едва освещенный коридор. Хозяин остановился у одной из дверей, покрытой красным лаком, и вошел первым, чтобы зажечь свечи. Он в ужасе вскрикнул, когда кто-то железной хваткой зажал его руку в своей.

— Это хозяин, отпусти его, — поспешил приказать судья Ди. — Как ты сюда попал?

Ма Жун усмехнулся.

— Я подумал, будет лучше, если никто не увидит, что я уже здесь. Я махнул через стену, окружающую сад, и забрался в дом по балкону. В углу спала служанка, я растолкал ее и попросил указать комнату танцовщицы. Я стерег здесь, за дверью, но никто не пришел.

— Прекрасная работа! — похвалил Ма Жуна судья. — Теперь отправляйся вниз с хозяином и не спускай глаз со входа.

Судья Ди присел за туалетный столик из резного черного дерева и стал выдвигать его ящики. Советник подошел к четырем лакированным коробам из красной кожи, предназначенным для одежды, которые стояли у широкой кровати. Он открыл один из них, помеченный «лето», и стал просматривать его содержимое.

В верхнем ящике судья ничего не нашел, кроме обычных туалетных принадлежностей, но зато нижний был полон визитных карточек и писем. Судья быстро просмотрел их. Несколько писем были написаны матерью Цветка Миндаля, живущей в Шаньси; они подтверждали получение денег, посланных девушкой, и содержали новости о ее младшем брате, хорошо учившемся в школе. Ее отец, вероятно, уже умер. Письма матери были написаны изящным литературным слогом, и судья снова подивился тому, что за жестокий рок вынудил девушку из хорошей семьи заняться столь сомнительным промыслом.

Дальше шли стихи и письма поклонников, листая которые, судья обнаружил подписи всех гостей, присутствовавших на банкете, включая Хань Юнханя. Эти бумаги были написаны в традиционном официальном стиле: приглашения на вечеринки, комплименты по поводу ее танцев — одним словом, ничего интимного. Было довольно трудно по этим письмам определить подлинные отношения между их авторами и куртизанкой.

Судья собрал все бумаги в пачку и положил в рукав, чтобы на досуге изучить их внимательнее.

— Здесь есть еще кое-что, ваша честь! — внезапно воскликнул Хун. Он показал судье пачку тщательно завернутых в тонкую бумагу писем, которую он нашел на дне одного из коробов с одеждой.

Судья Ди с первого взгляда определил, что это — настоящие любовные письма, написанные с неподдельной страстью. Подпись везде была одной и той же: «Студент из Бамбуковой рощи».

— Этот человек, должно быть, ее любовник! — воскликнул судья. — Будет нетрудно узнать, кто автор писем, — стиль и почерк весьма изысканны, автор должен принадлежать к узкому кругу образованных людей этого города.

Продолжение осмотра не дало никаких новых сведений. Судья вышел на балкон и некоторое время стоял там, глядя на полуночный сад.

Лунный свет отражался в воде прудов, усыпанных чашечками лотосов и окруженных цветниками. Сколько раз танцовщица, должно быть, стояла здесь, любуясь этим изысканным видом.

Судья резко отвернулся. Наверное, он еще недостаточно долго служит судьей, чтобы остаться равнодушным к внезапной и трагической смерти красивой женщины.

Судья задул свечи и пошел вниз, сопровождаемый советником Хуном.

Ма Жун, разговаривая с хозяином, нес стражу у входа.

Судья Ди сунул руки в рукава.

— Имей в виду, — обратился он к хозяину с суровой миной, — ведется расследование убийства куртизанки Цветок Миндаля, и я мог бы приказать своим стражникам перевернуть все в твоем доме вверх дном и допросить всех гостей. Я воздержался от этого, потому что эти меры кажутся мне в данном случае излишними, — я никогда не беспокою людей без достаточного основания. Как бы то ни было, ты немедленно напишешь подробный отчет обо всем, что тебе известно об убитой танцовщице: ее имя, возраст, когда и при каких обстоятельствах она поступила в твой дом, кто были гости, с которыми она общалась, в какие игры умела играть и так далее. Твой отчет, написанный в трех экземплярах, завтра с утра должен быть у меня в кабинете.

Хозяин упал на колени и разразился громкой тирадой, призванной выразить его благодарность, но судья Ди нетерпеливо его перебил:

— Завтра пошлешь гробовщика на цветочную лодку за телом. И позаботься о том, чтобы ее семье в Пинъяо было сообщено о ее кончине.

Когда судья повернулся, чтобы уйти, Ма Жун сказал ему:

— Ваша честь, позвольте последовать за вами попозже.

Судья поймал его многозначительный взгляд. Он кивнул в знак согласия и сел в паланкин вместе с Хуном. Стражники зажгли факелы. Процессия медленно двинулась по пустынным улицам Ханьюаня.

Глава 5 Ма Жун открывает тайну куртизанки; ученому предъявлено обвинение в отвратительном преступлении

На следующее утро, вскоре после рассвета, советник Хун явился в присутствие. Он застал судью Ди в его кабинете уже полностью одетым.

Судья разложил на ровные кучки письма, найденные в коробе с одеждой куртизанки. Когда советник налил ему чашку чая, судья заявил:

— Я внимательно прочитал эти письма, Хун. Ее роман с так называемым «Студентом из Бамбуковой рощи», должно быть, начался около полугода назад. Ранние письма говорят о постепенно укрепляющейся симпатии, поздние — о страстной любви. Два месяца назад, однако, страсть начала убывать. Заметно изменился тон писем, я нашел несколько отрывков, которые могут быть истолкованы как угрозы. Этот человек должен быть найден, Хун.

— Старший писец нашего суда увлекается поэзией, ваша честь, — оживился советник Хун. — В свободное время он исполняет обязанности секретаря местного литературного общества. Возможно, он сумеет установить, чей это псевдоним.

— Прекрасно! — сказал судья Ди. — Пойди в архив прямо сейчас и спроси его. Но сначала я хочу показать тебе вот это.

Ди достал из ящика стола лист бумаги и расправил его. Советник узнал задачу по вэйци, найденную в рукаве мертвой девушки.

Постучав по листку указательным пальцем, судья сказал:

— Вчера вечером, когда мы вернулись из Квартала Ив, я внимательно изучил эту задачу. И не смог ничего понять! Допускаю, что я не знаток этой игры, но я часто играл в нее в студенческие годы. Смотри — поле разделено семнадцатью линиями вдоль и поперек. На пересечениях они образуют двести восемьдесят девять точек. Один игрок имеет сто пятьдесят белых фишек, его противник — столько же черных. Эти фишки представляют собой маленькие круглые камешки, все одинаковые по достоинству. Начав с чистой доски, игроки ходят поочередно, ставя по одному камешку на точку пересечения. Цель игры — захватить как можно больше фишек противника, окружив их полностью, поодиночке или группами. Камни, захваченные таким образом, немедленно убирают с доски. Побеждает тот, кто займет наибольшее количество точек пересечения.

— Кажется, довольно простая игра, — заметил Хун.

Судья Ди ответил с улыбкой:

— Правила и вправду просты, но сама игра — очень сложная: говорят, что жизни человека не хватит, чтобы овладеть всеми ее тонкостями. Наши знаменитые мастера издали много руководств по этой игре, иллюстрированных схемами интересных позиций, а также задачами с подробными пояснениями. Этот листок, должно быть, вырван из такого пособия. Это последняя страница, потому что в нижнем левом углу написано: Конец. К сожалению, не указано название книги. Хун, постарайся найти здесь, в Ханьюане, знатока этой игры. Он, без сомнения, сможет сказать, из какой книги вырвали этот листок. Решение задачи, вероятно, напечатано на предпоследней странице.

В кабинет вошли Ма Жун и Цзяо Тай. Они поклонились судье и сели против стола.

— Предполагаю, что прошлой ночью ты оставался в веселом доме, чтобы собрать дополнительные сведения, не так ли, Ма Жун? — сказал судья Ди. — Доложи нам о результате.

Ма Жун уперся в колени своими большими кулаками.

— Вчера вы, ваша честь, упомянули о желательности получения сведений о личной жизни куртизанки у других обитателей ее дома. Так уж случилось, что, когда мы проходили мимо этого дома к озеру, одна девушка, стоявшая на балконе, поразила мое воображение. Поэтому, когда мы позднее пришли в этот дом, я описал ее хозяину, и этот любезный малый сразу же позвал ее с вечеринки, на которой она по долгу службы присутствовала. Ее зовут Цветок Персика — доложу я вам, очень подходящее имя!

Ма Жун выдержал паузу, потом лихо подкрутил ус и, широко улыбаясь, продолжил:

— Она действительно весьма привлекательная девица, и мне кажется, я тоже произвел на нее впечатление. Во всяком случае, она...

— Избавь меня от подробностей твоих любовных похождений! — с раздражением прервал его судья Ди. — Мы принимаем как само собой разумеющееся, что вы оба прекрасно поладили друг с другом. Говори, что она рассказала тебе об убитой танцовщице?

Ма Жун был явно задет. Он тяжело вздохнул, а затем с безропотным терпением продолжил: — Слушаюсь, ваша честь. Эта девушка, Цветок Персика, близкая подруга убитой. Танцовщица появилась в Квартале Ив меньше года назад. Она была одной из четырех девушек, доставленных сводником из столицы. Она рассказывала Цветку Персика, что оставила свой дом в Шаньси из-за неких трагических обстоятельств и никогда не сможет вернуться назад. Она была довольно разборчива в любви и, несмотря на то, что множество самых именитых гостей настойчиво пытались завоевать ее благосклонность, всем вежливо отказывала. Мастер Су был особенно упорен в своих домогательствах, он дарил ей дорогие подарки, но все равно успеха не имел.

— Этот факт, — прервал помощника судья Ди, — аргумент против Су. Отвергнутая любовь может служить весьма сильным побудительным мотивом к преступлению.

— Цветок Персика убеждена, — продолжал Ма Жун, — что убитая не была неприступна, и, видимо, у нее был тайный любовник. По крайней мере, раз в неделю она просила у хозяина позволения выйти за покупками. Поскольку она была честная и послушная девушка и никогда не выказывала ни малейшего намерения сбежать, хозяин всегда разрешал ей это. Она уходила одна, и ее подруга пришла к выводу, что она ходит на тайные свидания. Но Цветок Персика не смогла узнать, кто ее возлюбленный и где Цветок Миндаля с ним встречается, — и вовсе не потому, что не пробовала!

— Как долго она отсутствовала при этих отлучках? — спросил судья.

— Она уходила сразу же после обеда, — ответил Ма Жун, — и возвращалась перед вечерним рисом.

— Это означает, что города она не покидала, — сказал судья. — Хун, пойди узнай про псевдоним.

В комнату вошел секретарь и протянул судье большой запечатанный конверт. Судья вскрыл его и разложил на столе объемистое послание. К нему были приложены две копии. Поглаживая бакенбарды, Ди неторопливо изучил документ.

Едва он откинулся на спинку стула, как в комнату вернулся советник Хун.

— Наш старший писец уверен, что никто из ученых и писателей не пользуется псевдонимом «Студент из Бамбуковой рощи».

— Какая жалость! — огорчился судья. Потом он выпрямился, указал на письмо, лежащее перед ним. — Теперь мы имеем отчет хозяина куртизанки. Ее настоящее имя — девица Фан Хои. Ее купили семь месяцев назад у сводника из столицы, это соответствует тому, что Цветок Персика, или как ее там, рассказала Ма Жуну. Цена была — два слитка золота.

Поставщик сообщил, что приобрел ее при необычных обстоятельствах. Она сама обратилась к нему и согласилась продать себя за золотой слиток и полсотни серебряных монет с условием, что ее перепродадут только в Ханьюань. Поставщику показалось подозрительным, что девушка сама совершает сделку, а не через родителей или посредника. Но она была так привлекательна и искусна в пении и танцах, что он учуял порядочную прибыль и не стал расспрашивать ее слишком пристрастно. Он заплатил ей, и она сама распорядилась своими деньгами. Веселый дом в Квартале Ив был его постоянным покупателем, и поставщик подумал, что будет благоразумнее сообщить хозяину о тех странных обстоятельствах, при которых он приобрел девушку, чтобы в дальнейшем не нести никакой ответственности.

Здесь судья остановился и сердито покачал головой.

— Хозяин задал девушке несколько вопросов, — продолжил он, — но она избегала прямых ответов, и он оставил ее в покое. Он пишет, будто решил, что родители выгнали ее из дому из-за греховной связи. Остальные подробности ее жизни совпадают со сведениями, полученными Ма Жуном от той девицы. Хозяин указывает здесь имена горожан, которые проявляли особенный интерес к Цветку Миндаля. Это почти все знатные жители Ханьюаня, но среди них нет Лю Фэйпо и Хань Юнханя. Хозяин пытался убедить ее сделать одного из постоянных гостей своим любовником, но она упорно отказывалась. Впрочем, так как она приносила большие доходы своими танцами, он особенно не настаивал. Ну и в конце своего отчета он заявляет, что покойная любила литературные игры, каллиграфию и выказывала недюжинные способности в изображении птиц и цветов. Но он особенно подчеркивает, что она не любила играть в вэйци.

Судья Ди замолчал. Потом, посмотрев на своих помощников, он спросил:

— Итак, как вы теперь объясните ее высказывание об игре и то, что у нее в рукаве была задача по вэйци?

Ма Жун в растерянности почесал в затылке.

— Можно я взгляну, ваша честь? — спросил Цзяо Тай. — Раньше я увлекался этой игрой.

Судья протянул ему листок. Цзяо Тай некоторое время изучал задачу.

— Это совершенно бессмысленная позиция, ваша честь, — сказал он наконец. — Белые занимают почти всю доску. Легко воспроизвести некоторые ходы, которыми была блокирована подвижность черных. В позиции черных нет никакой надежды на успех.

Судья Ди хмурил брови. Он был погружен в свои мысли.

Три удара в большой бронзовый гонг на главных воротах суда пробудили его от дум. Звук гонга отозвался в здании, свидетельствуя о скором начале утреннего заседания.

Судья отправил задачу по вэйци в ящик стола и со вздохом поднялся. Советник Хун помог ему облачиться в судейскую одежду из темнозеленой парчи. Надевая черную шапку, судья сказал своим трем помощникам:

— Сначала я рассмотрю убийство в цветочной лодке. К счастью, более неотложных дел мы сейчас не ведем, поэтому можем сосредоточить все наше внимание на раскрытии этого запутанного убийства.

Ма Жун отодвинул плотный тяжелый занавес, который отделял кабинет судьи от зала суда. Судья Ди поднялся на специальный помост и сел за широким низким столом, покрытым алой парчой.

Ма Жун и Цзяо Тай встали за его креслом, Хун занял свое обычное место по правую руку судьи Ди. Стража выстроилась перед помостом в два ряда, держа в руках кнуты, цепи, дубинки и прочие атрибуты своей профессии. Старший писец и его помощники уже сидели за низкими столиками по обе стороны от помоста, готовые записывать все происходящее.

Судья Ди оглядел зал суда, в котором собралась большая толпа зевак. Известие об убийстве в цветочной лодке распространилось, словно пожар, и жители Ханьюаня испытывали нестерпимое любопытство.

В переднем ряду судья Ди увидел Хань Юн-ханя, братьев Кан и глав гильдий Пэна и Су. Он удивился отсутствию Лю Фэйпо и главы гильдии золотых дел мастеров Вана — начальник стражи предупредил всех гостей цветочной лодки о том, что их присутствие обязательно.

Судья ударил молотком по столу и объявил заседание открытым. Он начал с переклички.

Вдруг в зал вбежала группа взволнованных горожан. Ее возглавлял Лю Фэйпо, который прокричал в возбуждении:

— Я требую правосудия! Совершено грязное преступление!

Судья Ди подал знак начальнику стражи, тот вышел встретить вновь прибывших и проводил их к помосту.

Лю Фэйпо упал на колени на каменный пол. Высокий господин средних лет, одетый в простой синий халат и маленькую черную шапочку, встал на колени рядом с ним. Четверо сопровождающих остались за рядом стражи. Судья Ди узнал среди них мастера Вана, остальные были ему неизвестны.

— Ваша честь! Моя дочь была жестоко убита в брачную ночь! — прокричал Лю Фэйпо.

Судья Ди поднял брови.

— Подающий жалобу Лю Фэйпо, — сказал он, — обязан доложить обо всем последовательно. Вчера вечером я узнал, что накануне праздновалась свадьба вашей дочери. Почему же вы пришли сообщить суду о ее смерти только теперь, спустя два дня после этого события?

— Все произошло в соответствии со злодейским планом этого мерзавца, которого вы видите рядом со мной! — вскричал Лю, указывая на стоящего рядом с ним на коленях человека.

— Назовите ваше имя и род занятий, — приказал судья.

— Ваш покорный слуга, — отвечал тот спокойно, — именуется Цзян Вэньцзян, доктор литературы. Страшное несчастье постигло мой дом, лишив меня одновременно моего единственного любимого сына и его молодой жены. И это еще не все — этот человек, Лю Фэйпо, обвиняет в убийстве меня, их отца! Я почтительно прошу вашу честь исправить эту ужасную ошибку!

— Наглый мерзавец! — воскликнул в ответ на его слова Лю Фэйпо.

Судья Ди ударил молотком по столу.

— Истец Лю Фэйпо, — сказал он сурово, — вы должны воздержаться от брани в этом зале. Изложите ваши претензии!

Лю Фэйпо с трудом овладел собой. Он явно был вне себя от горя и гнева; по сравнению со вчерашним днем это был совершенно другой человек. После небольшой паузы он заговорил более спокойно.

— Святые Небеса, — сказал он, — не пожелали наградить меня сыном. Моим единственным ребенком была дочь по имени Фея Луны. Но я с лихвой был вознагражден за отсутствие сына! Это была очаровательная и ласковая девочка; наблюдать за тем, как она становится красивой и умной молодой женщиной, было для меня самой большой радостью, я...

Он поперхнулся, рыдания душили его. Некоторое время он судорожно глотал воздух.

— В прошлом году она спросила, — продолжал он дрожащим от волнения голосом, — не может ли она посещать курс классической литературы, который этот ученый господин преподавал группе молодых женщин в своем доме. Я согласился, поскольку раньше она увлекалась только верховой ездой и охотой, и я был доволен, что ее потянуло к изящным искусствам. Разве мог я предвидеть, чем все это закончится? Фея Луны встретилась в этом доме с его сыном, кандидатом Цзян Хупяо, и влюбилась в него. Я хотел разузнать о семье Цзян, прежде чем принять решение, но Фея Луны настойчиво уговаривала меня поскорее объявить о помолвке, и моя первая жена — глупая женщина! — поддержала ее просьбу, хотя должна была бы быть осмотрительнее. Когда я дал свое согласие, был составлен брачный договор. Вскоре мой друг и компаньон Ван Ифань предупредил меня, что доктор Цзян — развратник, который пытался сделать дочь Вана предметом своей низкой похоти. Я сразу же решил расторгнуть помолвку. Но Фея Луны заболела, и моя первая жена стала утверждать, что девочка больна от любви и наверняка расстанется с жизнью, если я не пересмотрю своего решения. Более того, доктор Цзян, не желающий видеть, как ускользает его добыча, отказался расторгать брачный договор.

Лю бросил ядовитый взгляд на ученого, а затем продолжал:

— Поэтому, хотя и с величайшей неохотой, я позволил свадьбе состояться. Позавчера зажглись красные свечи в особняке Цзяна, и брак был торжественно провозглашен перед памятными табличками предков. На свадебном пиру было более тридцати знатных гостей, включая вчерашних участников званого обеда на цветочной лодке. А сегодня рано утром

Цзян примчался ко мне в великом волнении и сообщил, что вчера Фею Луны нашли мертвой на брачной постели. Я спросил, почему же он сразу не известил меня. Он ответил, что, так как его сын, молодой муж, бесследно исчез, он хотел сначала найти его. Я спросил, что же было причиной ее смерти, но он промямлил нечто невразумительное. Я хотел было пойти с ним, чтобы осмотреть тело дочери, однако он спокойно ответил, что ее уже положили в гроб и поместили в буддийском храме!

Судья Ди привстал, он хотел было прервать Лю, но потом решил выслушать его до конца.

— Ужасное подозрение закралось мне в голову! — продолжал Лю. — Я поспешил посоветоваться с моим соседом, мастером Ваном. Он сразу же согласился с предположением, что моя дочь стала жертвой отвратительного преступления. Я сказал доктору Цзяну, что обращаюсь в суд, дабы выдвинуть против него обвинение. Мастер Ван и Ван Ифань пришли со мной, чтобы быть свидетелями. Теперь я, Лю Фэйпо, преклоняя колени перед судейским столом, умоляю вашу честь позаботиться о том, чтобы этот безнравственный законопреступник понес наказание и душа моей бедной дочери могла упокоиться в мире!

Завершив эту продолжительную тираду, Лю трижды ударил лбом о каменный пол.

Судья Ди неторопливо погладил длинную бороду.

— Вы хотите сказать, что кандидат Цзян убил свою невесту, а потом скрылся?

— Прошу прощения, ваша честь, — быстро ответил Лю. — Я сильно расстроен и поэтому выразился не совсем ясно. Думаю, что этот слабохарактерный юноша, кандидат Цзян, — невиновен. Этот распутный выродок, его отец — вот кто настоящий виновник! Он вожделел к Фее Луны и, возбужденный вином, силой взял ее в ту самую ночь, когда она должна была стать женой его сына! Моя бедная дочь наложила на себя руки, а кандидат Цзян, придя в ужас от чудовищного поступка отца, в отчаянии скрылся. На следующее утро, когда распутный ученый проснулся, он обнаружил мертвое тело моей дочери. Опасаясь последствий своих подлых действий, он немедленно положил тело в гроб, чтобы скрыть ее самоубийство. Я обвиняю доктора Цзян Вэньцзяна в изнасиловании моей дочери, Феи Луны, что послужило причиной ее смерти!

Судья Ди приказал старшему писцу зачитать обвинения Лю в том порядке, как он их записал. Лю признал, что все записанное верно, и оставил отпечаток большого пальца на документе.

— Обвиняемый Цзян представит нам свою версию происшедшего! — торжественно провозгласил судья Ди.

— Ваш слуга, — начал ученый с интонацией старого лектора-педанта, — просит прощения у вашей чести за свое неверное поведение. Я хочу заявить, что теперь полностью осознаю, что поступил глупо. Жизнь, сосредоточенная на книжной премудрости, сделала меня совершенно не способным на правильные действия в том ужасном горе, что внезапно обрушилось на своды моего несчастного дома. Но я категорически отрицаю, что мог допустить в свою голову даже мысль, текущую в столь неподобающем русле, в отношении невесты моего сына, не говоря уже о том, чтобы оскорбить ее действием. То, что я сейчас расскажу, — это полный отчет о реально происшедших событиях — отчет, абсолютно правдивый в каждой детали.

Доктор выдержал паузу, чтобы собраться с мыслями, а потом продолжил:

— Вчера утром я завтракал в своем саду, в павильоне. Во время завтрака пришла служанка Пион и доложила, что стучала в дверь комнаты новобрачных и кричала им, что принесла утренний рис, но ей никто не ответил. Я посоветовал ей не беспокоить молодых и приказал повторить попытку через час или два. Позднее, когда я поливал цветы, Пион снова пришла ко мне в сад и сказала, что в комнате до сих пор никто не отвечает. Почувствовав беспокойство, я сам пошел во флигель с отдельным двором, выделенный для молодой четы, и решительно постучал в дверь. Не услышав ответа, я несколько раз прокричал имя своего сына, но безрезультатно. Тогда я понял, что случилось что-то недоброе. Я тотчас отправился к своему соседу и другу, чаеторговцу Куну, и спросил у него совета. Он сказал, что следует выломать дверь. Я позвал домоправителя. Он взял топор и взломал замок.

Доктор Цзян замолчал. Ему не хватало воздуха. Собравшись с силами, он продолжил:

— Обнаженное тело Феи Луны лежало на ложе, все залитое кровью. Моего сына нигде не было видно. Я подошел и накрыл девушку одеялом. Потом взял ее руку и пощупал пульс. Пульса не было, рука была холодна, как лед. Передо мной было мертвое тело. Кун тотчас же пошел за ученым врачом Хуа, который живет неподалеку, и тот осмотрел Фею Луны. Он сообщил, что причиной смерти явилось сильное кровотечение в результате лишения девственности. Тогда я понял, что мой сын, обезумев от горя, покинул место внезапно разыгравшейся трагедии, поразившей его в самое сердце. Я был уверен, что он забился в какое-нибудь уединенное место, чтобы покончить с собой, и хотел тут же идти искать его, дабы удержать от опрометчивого поступка. Когда доктор Хуа сказал, что в жаркую погоду лучше всего поместить тело в гроб, я приказал вызвать гробовщика, чтобы он обмыл тело и положил его во временный гроб. Кун предложил поставить его в буддийском храме, пока не будет принято решение о месте погребения. Я попросил всех присутствующих хранить все случившееся в тайне, пока я не найду своего сына, живым или мертвым. Затем вместе с Куном и своим домоправителем отправился на его поиски.

Целый день мы бродили по городу и окрестностям, расспрашивая встречных, но уже наступали сумерки, а у нас не было ни малейшей зацепки. Вернувшись домой, мы встретили рыбака, ожидавшего нас у ворот. Он протянул мне шелковый пояс, который попался ему на крючок, когда он удил на озере рыбу. Мне не нужно было читать имя, вышитое на подкладке. Я сразу узнал пояс своего сына.

Этот второй удар окончательно подкосил меня, и я потерял сознание. Кун и домоправитель перенесли меня в постель. Я был совершенно изнурен и проспал до утра. Как только я поднялся с постели, я вспомнил о своем долге перед отцом невесты, поспешил в дом Лю и сообщил ему об ужасной трагедии. Вместо того чтобы разделить мое горе и присоединиться ко мне в сетованиях на злую судьбу, похитившую у нас детей, этот бессердечный человек осыпал меня дичайшими обвинениями и угрожал мне судом. Я молю вашу честь позаботиться о том, чтобы совершилось правосудие над вашим слугой, который в один день потерял единственного сына и его молодую жену и таким образом оказался перед страшной неизбежностью прерывания своего рода.

Ученый несколько раз ударил лбом об пол.

Судья Ди подал знак писцу, тот зачитал записанную им версию доктора Цзяна, и последний приложил свой палец к бумаге.

— А теперь я хочу выслушать свидетелей истца и обвиняемого, — сказал судья Ди. — Первым пусть говорит торговый посредник Ван Ифань.

Судья Ди внимательно посмотрел на выступившего вперед мужчину. Он вспомнил, что его имя упоминалось во время ссоры братьев Кан. Ван Ифань был человеком лет сорока, с гладким безбородым лицом, бледность которого подчеркивали короткие черные усики.

Ван сообщил, что вторая жена доктора Цзя-на умерла два года назад. Так как его первая и третья жены скончались еще раньше, ученый остался совсем один. Он обратился к Вану с предложением взять его дочь в наложницы. Ван с возмущением отказался от этого предложения, сделанного даже без полагающихся приличий. Поскольку доктор Цзян не смог удовлетворить своих похотливых помыслов, он распространил в его адрес злые сплетни, утверждающие, что Ван — мошенник, каких свет не видывал. Узнав таким образом порочную натуру ученого, Ван подумал, что его долг — предупредить Лю Фэйпо, в какую семью он собирается отдать свою дочь.

Как только Ван Ифань закончил, доктор Цзян сердито воскликнул:

— Я умоляю вашу честь не верить этой нелепой смеси правды и лжи! Это правда, что я часто неблагосклонно отзывался о Ван Ифане, я ни минуты не поколеблюсь заявить здесь официально, что этот человек — жулик и лжец. После кончины моей второй жены он сам предложил мне свою дочь в наложницы. Он сказал, что с тех пор, как умерла его жена, не может должным образом заботиться о дочери. Он хотел получить повод тянуть из меня деньги и одновременно предотвратить мои неблагоприятные отзывы по поводу его сомнительных сделок. Не он, а я отказался от этого недостойного предложения!

Судья Ди ударил кулаком по столу и воскликнул:

— Здесь, кажется, пытаются одурачить меня, своего судью! Один из этих людей совершенно бесстыдно лжет! Поверьте, я тщательно изучу это дело, и горе тому, кто решил попытаться водить меня за нос!

Сердито подергивая свою бороду, судья приказал выйти вперед главе гильдии золотых дел мастеров Вану.

Показания Вана подтвердили факты, которые изложил Лю Фэйпо. Но Ван был очень сдержан по поводу обвинений, предъявленных Лю доктору Цзяну. По его словам, он согласился с этими обвинениями, только чтобы успокоить возбужденного Лю Фэйпо, и в сущности ему неизвестно, что случилось на самом деле в первую брачную ночь в доме Цзян Вэнь-цзяна.

Затем судья Ди выслушал двух свидетелей защиты. Сначала торговца чаем Куна, который подтвердил, что события происходили именно так, как их описал доктор Цзян, и добавил, что ученый является человеком высоких нравственных правил.

Когда врач Хуа, освидетельствовавший покойную, встал на колени перед помостом, судья Ди приказал начальнику стражи позвать судебного врача, специалиста по насильственной или скоропостижной смерти.

— Вы работаете врачом, — сурово обратился он к свидетелю Хуа, — и должны бы знать, что во всех случаях внезапной смерти тело нельзя помещать в гроб, пока все обстоятельства не будут доложены суду и судебный врач не осмотрит тело. Вы нарушили закон и понесете положенное в этом случае наказание. Сейчас вы должны в присутствии судебного врача описать, в каком состоянии обнаружили тело и на основании чего пришли к данному вами заключению о причине смерти.

Врач Хуа пустился в подробные описания признаков кончины, обнаруженных при осмотре девушки. Судья Ди вопросительно посмотрел на судебного врача. Тот сказал:

— Я почтительно довожу до сведения вашей чести, что, хотя смерть девиц при таких обстоятельствах случается очень редко, в наших учебниках медицины приводится несколько исторических прецедентов. Нет сомнения, что в отдельных случаях может последовать смерть, хотя чаще встречается продолжительный обморок. Признаки, обрисованные врачом Хуа, полностью совпадают с теми, что описаны в авторитетных медицинских трактатах.

Судья Ди кивнул. Приговорив Хуа к изрядному штрафу, он обратился к собравшимся:

— Я запланировал на сегодня расследование дела об убийстве куртизанки, но это новое дело настоятельно требует немедленного обследования места происшествия.

Он стукнул молотком по столу и закрыл заседание суда.

Глава 6 Судья Ди изучает библиотеку студента; в заброшенном храме происходит обследование мертвого тела

В коридоре судья Ди сказал Ма Жуну:

— Пусть мне приготовят паланкин — я собираюсь в дом доктора Цзяна. Распорядись также, чтобы в буддийском храме все было готово для освидетельствования тела. Я прибуду туда, как только закончу осмотр места происшествия.

Затем он проследовал в свои покои.

Советник Хун подошел к чайному столику, чтобы приготовить для судьи чашку чая. Цзяо Тай стоял, ожидая, когда судья Ди сядет за стол. Но тот, заложив руки за спину, начал мерить кабинет шагами; глубокие морщины избороздили его лоб. Судья остановился только тогда, когда Хун предложил ему чашку чая.

— Я не могу понять, что заставило Лю Фэй-по выдвинуть столь невероятное обвинение, — сказал он, отпив несколько глотков. — Я допускаю, что поспешное помещение тела в гроб может показаться подозрительным, но любой здравомыслящий человек будет настаивать на освидетельствовании тела, прежде чем выдвигать подобное обвинение. Вчера вечером Лю произвел на меня впечатление весьма рассудительного и хладнокровного человека.

— Сегодня в суде он выглядел, словно сумасшедший, ваша честь, — заметил советник. — У него тряслись руки, и на губах выступила пена.

— Обвинение Лю совершенно нелепо! — воскликнул Цзяо Тай. — Если Лю был убежден, что ученый — человек низкий, зачем он тогда согласился на брак своей дочери? Он не похож на подкаблучника и, несмотря на возражения дочери и жены, мог запросто расторгнуть брачный договор.

Судья Ди кивнул в знак согласия.

— За этим браком, наверное, скрывается что-то нам неизвестное, — сказал он. — И я должен сказать, что ученый, несмотря на свои трогательные сетования на несчастье, постигшее его дом, выглядит довольно спокойным.

Вошел Ма Жун и доложил, что паланкин приготовлен. Судья в сопровождении трех своих помощников вышел во двор.

Доктор Цзян жил в довольно внушительном особняке, расположенном на склоне горы к западу от судебной территории. Его управитель открыл тяжелые дубовые ворота, и паланкин судьи Ди внесли во внутренний двор.

Ученый с подобающей случаю почтительностью помог судье Ди выйти из паланкина, а затем провел его и советника Хуна в дом. Ма Жун и Цзяо Тай остались в первом дворе с начальником стражи и двумя охранниками.

Пока судья сидел за чайным столиком напротив ученого, он внимательно рассмотрел хозяина. Доктор Цзян был высоким, хорошо сложенным человеком, с резко очерченным, умным лицом. Он выглядел лет на пятьдесят, то есть был слишком молод для того, чтобы уйти в отставку. Он молча налил судье чашку чая, затем сел и стал ждать, когда его именитый гость начнет разговор.

Хун остался стоять за спиной судьи Ди.

Судья посмотрел на забитые книгами полки и спросил ученого, какая из областей литературы вызывает его особый интерес. Доктор Цзян, тщательно выбирая слова, сделал краткий обзор своим изысканиям в области текстологии древних сочинений. Его ответы на вопросы судьи Ди о некоторых деталях изучаемого предмета показали, что он — прекрасный знаток в своем деле. Он высказал несколько довольно оригинальных замечаний по поводу подлинности одного текста, свободно цитируя на память малоизвестные древние комментарии.

Можно было сомневаться в моральной чистоте ученого, но не возникало ни малейшего сомнения в глубине его знаний.

— Почему, — спросил судья, — вы, еще не старый человек, прекратили преподавательскую деятельность в Школе при храме

Конфуция? Многие остаются на столь почетной должности до семидесяти лет и даже долее того.

Доктор Цзян с подозрением посмотрел на судью и ответил натянутым тоном:

— Я предпочел посвятить все свое время собственным изысканиям. В последние три года я ограничил свою преподавательскую деятельность двумя частными курсами по классической литературе, которые проводил у себя дома для способных студентов.

Судья Ди поднялся и сказал, что хотел бы осмотреть место трагедии. Ученый молча кивнул. Он провел своих посетителей через коридор, ведущий ко второму двору, и остановился перед изящной аркой дверного проема.

— Там находятся двор и дом, которые я предоставил своему сыну, — медленно сказал он. — После того как вынесли гроб, я дал строгое указание, чтобы туда никого не пускали.

Во дворе был разбит садик. В центре стоял грубый каменный стол, рядом с которым росли два молодых бамбуковых куста, чьи шелестящие листья заставляли забыть о гнетущих мыслях.

Пройдя в узкий вход, доктор Цзян сначала толкнул дверь слева и показал посетителям маленькую библиотеку. Это была комнатка, где стоял только письменный стол у окна и старое кресло. Книжные полки были завалены грудами книг и свитков.

— Мой сын очень любил свою библиотеку, — мягко сказал ученый. — Он выбрал себе псевдоним «Студент из Бамбуковой рощи», хотя эти два бамбуковых куста вряд ли назовешь рощей.

Судья Ди вошел в библиотеку и принялся рассматривать книги на полках. Доктор Цзян и советник Хун остались снаружи. Неожиданно повернувшись к ним, судья сказал ученому:

— Я вижу по выбору книг, что у вашего сына были широкие интересы. Жаль, что они были настолько широки, что простирались даже до легкомысленных пташек в Квартале Ив.

— Кто мог сообщить вашей чести столь нелепые сведения? — возмущенно запротестовал доктор Цзян. — Мой сын был человеком очень серьезным, он никогда не выходил из дома по ве-мерам. Кому могла прийти в голову эта несуразная мысль?

— Мне кажется, я где-то слышал пересуды по этому поводу, — ответил судья Ди. — Наверное, я неправильно понял говорившего. Так как ваш сын был очень прилежен, я полагаю, у него был хороший почерк?

Ученый указал на кипу бумаг на столе.

— Вот рукопись комментариев, сделанных моим сыном к одному из текстов Конфуция, над которыми он работал последнее время.

Судья Ди полистал рукопись.

— Очень выразительный почерк, — сказал он и вышел из библиотеки.

Доктор Цзян отвел судью и советника Хуна в гостиную напротив. Казалось, он все еще сердится на высказывание судьи Ди о беспутном поведении его сына.

— Если ваша честь пройдет дальше по коридору, то найдет две спальни. С вашего позволения, я подожду здесь.

Судья Ди кивнул в знак согласия. В сопровождении советника Хуна он прошел через полутемный коридор. В конце его он увидел незапертую дверь. Судья открыл ее и оглядел комнату с порога.

Небольшая спальня освещалась только солнечным светом через промасленную бумагу, наклеенную поверх решетки единственного окна.

Советник Хун взволнованно прошептал:

— Значит, кандидат Цзян был любовником Цветка Миндаля!

— Он утонул! — с неудовольствием ответил судья Ди. — Мы нашли «Студента из Бамбуковой рощи» и тут же его потеряли. Но вот что любопытно — его почерк сильно отличается оттого, которым написаны любовные письма. — Судья слегка наклонился. — Смотри-ка, на полу пыль! Похоже, ученый сказал правду, что никто не входил в комнату после того, как отсюда унесли Фею Луны.

Судья некоторое время рассматривал широкую кровать у дальней стены. На покрывающей ее циновке были видны темно-красные пятна. Справа стоял туалетный столик, слева — множество коробов с одеждой.

Около кровати находился чайный столик с двумя табуретками.

В комнате было очень душно.

Судья Ди подошел к окну и попробовал открыть его, но оно было заложено деревянной щеколдой, покрытой пылью. Ди с большим трудом отодвинул ее. Сквозь железные прутья решетки он увидел часть огорода, окруженного высокой кирпичной стеной. В стене была маленькая калитка, которой, очевидно, пользовался повар, когда приходил за овощами.

Судья изумленно покачал головой и сказал:

— Дверь была заперта изнутри, на окне — мощные железные прутья, и его точно никто не открывал, по крайней мере, несколько дней. Святые Небеса, как же кандидат Цзян вышел из комнаты в ту роковую ночь?

Советник в замешательстве посмотрел на своего господина.

— Это очень странно! — сказал он. Потом, после некоторого колебания, заметил: — Может быть, в комнате есть потайная дверь, ваша честь?

Судья Ди вскочил с табурета. Вместе с Хуном они отодвинули кровать от стены и исследовали пол, пядь за пядью. Потом они проверили стены, но все безрезультатно.

Судья Ди вернулся на свое место.

— Хун, пойди в гостиную, — сказал он, отряхивая колени, — и прикажи ученому написать для меня список всех своих друзей и знакомых, а также список друзей и знакомых своего сына. Я побуду здесь и осмотрю комнату еще раз.

Когда советник ушел, судья Ди скрестил на груди руки. Итак, появилась новая нерешенная загадка. В деле об убитой танцовщице были, по крайней мере, какие-то зацепки. Был ясен мотив преступления — убийца хотел помешать жертве предупредить судью о заговоре. Были четыре подозреваемых — дотошное изучение их отношений с куртизанкой покажет, кто преступник, и заговор, который он замышляет, будет раскрыт. Следствие уверенно продвигалось вперед, а теперь вдруг возникло это странное дело с двумя главными действующими лицами, и оба — мертвы. А самое плохое, здесь пока что все непонятно!

Ученый — человек странный, но он совсем не похож на волокиту. С другой стороны, внешность часто бывает обманчивой, и Ван Ифань вряд ли осмелился бы лгать на суде о намерениях Цзяна относительно дочери. Но и ученый не осмелился бы лгать, утверждая, что его сын не бывает в Квартале Ив. Доктор Цзян достаточно умен, чтобы понять — такие вещи легко проверить. Может быть, сам доктор имел роман с танцовщицей и использовал псевдоним своего сына в любовных письмах. Он уже, конечно, немолод, но личность заметная, и, в конце концов, всегда трудно определить, кому женщина отдаст предпочтение. Во всяком случае, он сравнит почерк ученого с любовными письмами, а список, который Хун попросит его сделать, будет служить образцом. Но Цзян не мог убить танцовщицу — ведь его не было в лодке. Может быть, роман танцовщицы вообще не имеет никакого отношения к убийству?

Судья Ди поерзал на табурете. У него возникло неприятное ощущение, что за ним наблюдают. Он резко повернулся к открытому окну.

Некто с бледным изможденным лицом пристально смотрел на него широко открытыми глазами.

Судья вскочил и кинулся к окну, но споткнулся о второй табурет. Слишком поздно! Он увидел, как закрывается калитка в стене, окружающей огород.

Судья выбежал в первый двор и приказал Ма Жуну и Цзяо Таю сейчас же разыскать на улице человека среднего роста с головой, обритой как у монаха.

Он приказал начальнику стражи собрать всех слуг в приемной, а затем обыскать весь дом, дабы убедиться, что здесь никто не скрывается. Сам судья медленно прошел в гостиную, между его бровями легла глубокая складка.

Советник Хун и доктор Цзян подошли к нему, чтобы узнать, отчего такая суматоха. Судья Ди пропустил их вопросы мимо ушей. Он отрывисто спросил доктора Цзяна:

— Почему вы не сказали мне, что в комнате новобрачных есть потайная дверь?

Доктор в изумлении уставился на судью.

— Потайная дверь? — спросил он. — Зачем мне, доктору литературы, живущему на покое, подобного рода ухищрения? Я лично наблюдал за строительством дома и могу заверить вашу честь, что подобных вещей в этом доме не предусмотрено.

— В таком случае, — сухо заметил судья Ди, — не потрудитесь ли объяснить, каким образом ваш сын мог покинуть спальню? Единственное окно зарешечено, а дверь была заперта изнутри.

Доктор стукнул себя по лбу и сказал раздосадованно:

— Вот те на, я даже и не задумывался над этим.

— Я предоставлю вам возможность поразмышлять над этой головоломкой, — сказал судья Ди. — С этого момента вы не должны выходить из дома. Сейчас я направлюсь в буддийский храм, где проведу обследование тела Феи Луны. Я считаю, что это обосновано интересами следствия, поэтому можете избавить себя от бесполезных протестов.

Доктор Цзян явно был этим недоволен, но взял себя в руки и, повернувшись, вышел из зала без единого слова.

Начальник стражи уже согнал в зал около десятка слуг.

— Здесь все, ваша честь! — объявил он.

Судья Ди быстро всех осмотрел. Никто не напомнил ему увиденного за окном человека. Судья расспросил служанку Пион о том, как она пыталась разбудить новобрачных, но ее ответы полностью совпали с показаниями ученого.

Когда судья Ди отпустил всех, в приемную вошли Ма Жун и Цзяо Тай. Ма Жун вытер со лба пот и сказал:

— Мы осмотрели все вокруг, ваша честь, но никого не нашли. Только торговец фруктовой водой храпел рядом со своей тележкой. Улицы совершенно пусты из-за полуденной жары. Рядом с калиткой, ведущей в огород, мы обнаружили две вязанки дров — очевидно, их оставил разносчик, но его самого нигде не было видно.

Судья Ди вкратце рассказал им о странном человеке, наблюдавшем за ним через окно. Затем он приказал старшему охраннику пойти к Лю Фэйпо и главе гильдии золотых дел мастеров Вану и пригласить их в буддийский храм для присутствия при освидетельствовании тела. Ма Жун должен был немедленно пойти в храм, чтобы успеть проверить, все ли подготовили посланные туда стражники. Цзяо Таю судья сказал:

— Ты останешься здесь с двумя стражниками и проследишь за тем, чтобы доктор Цзян не выходил из дома. И держите ухо востро — не забывайте про этого подозрительного типа, что следил за мной через окно.

Судья подошел к паланкину, сердито размахивая руками. Он сел в паланкин вместе с советником Хуном, и их понесли в сторону храма.

Поднимаясь по широким ступенькам мимо сторожки при храме, судья обратил внимание на то, что они заросли сорной травой и что красный лак шелушится на высоких столбах тяжелых ворот. Он вспомнил, что несколько лет назад монахи покинули храм, и с тех пор он находился на попечении старого сторожа.

Судья вместе с Хуном прошел по обшарпанному коридору в боковой придел храма. Там он увидел Ма Жуна, ожидающего его вместе с судебным врачом и стражниками.

Ма Жун представил судье гробовщика и двух его помощников. Справа находился высокий, абсолютно пустой алтарь. Перед ним на двух подставках стоял гроб. С другой стороны зала стражники поставили большой стол для проведения выездного заседания суда, а рядом с ним — маленький столик для писца. Прежде чем сесть, судья подозвал гробовщика и его помощников.

— Вспомни, когда ты пришел омывать тело, окно было открыто или нет? — спросил он преклонившего колени гробовщика.

Тот вопросительно посмотрел на своих подручных. Младший из них тут же ответил:

— Окно было закрыто, ваша честь. Я хотел открыть его, потому что в комнате было душно, но не смог сдвинуть щеколду.

Судья кивнул и задал следующий вопрос:

— Заметили ли вы, омывая тело, какие-нибудь следы насилия? Раны, кровоподтеки, пятна?

Гробовщик покачал головой:

— Я был поражен количеством крови, ваша честь, — сказал он, — и поэтому обследовал тело с особой тщательностью. Но никаких ран не было, ни малейшей царапины. Я могу добавить, что тело ее оказалось весьма мускулисто, она была слишком хорошо физически развита для юной госпожи своего круга.

— Вы сразу же положили тело в гроб, после того как омыли его и надели саван? — спросил судья Ди.

— Да, ваша честь. Господин Кун приказал нам принести временный гроб, потому что родители должны были решить позднее, когда и где ее похоронят. Временный гроб сделан из тонких досок, и у нас не ушло много времени, чтобы приколотить крышку.

Тем временем судебный врач расстелил на полу у гроба толстую тростниковую циновку. Рядом он поставил медный таз с горячей водой.

Вошли Лю Фэйпо и глава гильдии Ван. После приветствий судья занял свое место в кресле и троекратно стукнул по столу костяшками пальцев.

— Это выездное заседание суда созвано, — начал он, — чтобы разрешить некоторые сомнения, которые возникли в связи с тем, что нам не совсем понятно, каким образом госпожа Цзян Хупяо, урожденная Лю, встретила свою смерть. Гроб будет вскрыт, — продолжил судья, — и судебный врач проведет тщательное обследование тела. Поскольку производится не эксгумация, а лишь продолжение обычного предварительного следствия, согласие родителей не является необходимым. Но, как бы то ни было, я попросил Лю Фэйпо, отца умершей, присутствовать в качестве свидетеля, а также главу гильдии золотых дел мастеров Вана — в том же качестве. Доктор Цзян Вэнь-цзян не может присутствовать, так как посажен мной под домашний арест.

По знаку судьи стражник зажег два пучка благовонных палочек. Один он положил на край судейского стола. Другой поставил в сосуд рядом с гробом. Когда густой серый дым наполнил зал резким ароматом, судья Ди приказал гробовщику открыть гроб.

Гробовщик вставил долото под крышку и нажал на него, его помощники принялись вытаскивать гвозди. Когда они подняли ее, гробовщик вдруг резко отскочил. Испуганные помощники с грохотом бросили крышку на пол.

Судебный врач быстро подошел к гробу и заглянул внутрь.

— Случилось что-то невероятное! — воскликнул он.

Судья Ди поднялся из кресла и встал рядом с ним. Заглянув в гроб, он непроизвольно отшатнулся.

В гробу лежало тело одетого мужчины. Его голова представляла собой огромный сгусток запекшейся крови.

Глава 7 Ужасное открытие создает новые сложности; судья Ди наносит визит двум именитым горожанам

Присутствующие молча стояли вокруг гроба, в ужасе созерцая открывшуюся картину и не веря своим глазам. Лоб человека был разрублен надвое страшным ударом, и голова, вся в струпьях засохшей крови, представляла собой отвратительное зрелище.

— Где моя дочь? — взвизгнул Лю Фэйпо. — Я хочу видеть свою дочь!

Ван положил руку на плечо своего совершенно уничтоженного друга и увел его от гроба. Лю громко рыдал.

Судья Ди отвернулся, сел за судейский стол и сказал с едва сдерживаемым гневом:

— Пусть все вернутся на свои места! Ма Жун, пойди и обыщи храм! Гробовщик, прикажи своим помощникам вынуть тело из гроба.

Помощники гробовщика осторожно вытащили окоченевшее тело и опустили его на тростниковую циновку.

Судебный врач встал на колени и снял с трупа окровавленную одежду.

Халат и штаны были из грубой хлопковой ткани, небрежно заплатанной в нескольких местах. Гробовщик сложил вещи в аккуратную кучку. Потом выжидательно взглянул на судью.

Судья Ди взял ярко-красную кисточку и написал на официальном бланке: «Неизвестная личность мужского пола».

Потом он отдал бланк писцу.

Судебный врач намочил полотенце в тазу с теплой водой и смыл кровь с головы, на лбу стала видна страшная зияющая рана. Потом он омыл все тело и обследовал его пядь за пядью, начиная с головы. Наконец он поднялся с колен.

— Тело мужчины, мускулатура хорошо развита, возраст около пятидесяти лет, — доложил он. — Руки огрубевшие, с поломанными ногтями, мозоль на большом пальце правой руки. Редкая, короткая борода, седые усы, лысый. Причина смерти: рана посреди лба шириной чуть больше половины цуня[4] и глубиной в полтора цуня, возможно, нанесена двуручным мечом или топором.

Когда писарь занес данные в приготовленный бланк, судебный врач приложил к нему свой большой палец и передал бумагу судье. Судья Ди приказал ему осмотреть одежду покойного. Судебный врач нашел в рукаве халата деревянную линейку и замусоленный клочок бумаги и положил их на стол.

Судья взглянул на линейку, затем разгладил бумажку, прочитал ее и в удивлении поднял брови. Потом положил клочок бумаги себе в рукав.

— Все присутствующие должны подойти к телу и попытаться опознать его, — сказал он. — Начнем с Лю Фэйпо и главы гильдии мастеров Вана.

Лю Фэйпо мельком взглянул на обезображенное лицо, отрицательно покачал головой и быстро отошел. Он был мертвенно-бледен.

Ван хотел было последовать его примеру, но вдруг изумленно вскрикнул. Подавляя отвращение, он склонился над телом, после чего громко заявил:

— Я знаю этого человека! Это Мао Юань, плотник! На прошлой неделе он приходил ко мне ремонтировать стол.

— Где он жил? — тут же спросил судья.

— Это мне неизвестно, ваша честь, но я могу спросить у своего домоправителя, это он вызывал плотника, — ответил Ван.

Судья Ди неторопливо разгладил бакенбарды. Затем он строго сказал гробовщику:

— Почему ты, опытный гробовщик, который должен в совершенстве знать свое дело, не доложил мне немедленно, что гроб заменен? Или это тот же самый гроб, в который ты положил мертвую женщину? Отвечай и говори правду!

— Я... я клянусь вам, что это тот же гроб, ваша честь! — заикаясь от страха, ответил гробовщик. — Я сам покупал его две недели назад и выжег свое клеймо. Но он легко открывается, ваша честь. Ведь это временный гроб, мы только едва закрепили крышку гвоздями и...

Судья Ди прервал его нетерпеливым жестом.

— Этот труп, — объявил он, — должен быть обряжен в саван и вновь помещен в гроб. Я посоветуюсь с семьей покойного относительно похорон. А пока два стражника останутся в зале, чтобы не исчез и этот труп. Начальник охраны, приведи ко мне сторожа. Что бы эта собачья голова ни делала, ему следовало все время быть здесь!

— Ваша честь, сторож — глубокий старик, — торопливо ответил начальник стражи, — он живет только чашкой риса, которую благочестивые люди приносят два раза в день в его каморку рядом со сторожкой. Он глух и почти совсем слеп.

— Слепой и глухой, подумать только! — сердито проворчал судья и обратился к Лю Фэй-по: — Я без промедления расследую, где находится тело вашей дочери.

Ма Жун вернулся в зал.

— Осмелюсь доложить, — сказал он, — я обыскал весь храм, включая и задний двор. Нет никаких признаков того, что тело было похоронено или спрятано на этой территории.

— Пойди теперь с главой гильдии мастеров Ваном, — приказал ему судья Ди, — узнай, где жил плотник, и сходи в его дом. Я хочу знать, чем он занимался в последние дни, и если у него есть родственники-мужчины, приведи их в суд, я собираюсь их допросить.

Затем судья постучал по столу и объявил заседание закрытым.

Прежде чем выйти из зала, он подошел к гробу и тщательно осмотрел его изнутри. Там не было пятен крови. Тогда он осмотрел пол вокруг него, но среди множества отпечатков ног на пыльном полу не было никаких следов того, что здесь вытирали кровь.

Очевидно, плотник был убит в другом месте, а его тело перенесли в зал и положили в гроб, когда кровь уже запеклась. Судья попрощался с собравшимися и вышел из зала в сопровождении Хуна.

Всю обратную дорогу судья молчал. Но когда он вернулся в свои покои и Хун помог ему переодеться в удобное домашнее платье, его мрачное настроение прошло. Судья сел за стол и слегка улыбнулся.

— Итак, Хун, — сказал судья Ди, — мы имеем множество нерешенных задач. Кстати, я очень рад, что посадил нашего ученого под домашний арест. Смотри, что было у плотника в рукаве!

Судья Ди положил перед помощником клочок бумаги.

— Здесь нацарапано имя и адрес доктора Цзяна, ваша честь! — изумленно воскликнул тот.

— Да, — удовлетворенно произнес судья Ди, — похоже, наш ученый проглядел это. Дай-ка я погляжу на тот список, который он сделал по моему поручению.

Хун вынул из рукава сложенный вчетверо лист бумаги.

— Насколько я понимаю, ваша честь, — сказал он, — его почерк тоже отличается от того, каким написаны любовные письма.

— Ты прав, ни малейшего сходства.

Судья бросил бумагу на стол.

— Когда ты пообедаешь, Хун, попытайся найти в архиве образцы почерка Лю, Ханя, Вана и Су — все они когда-нибудь да сообщались с судом письменно. — Взяв две красные визитные карточки из ящика своего стола, судья отдал их советнику и сказал: — Пошли эти карточки Хань Юнханю и советнику Ляну с сообщением, что я нанесу им визит сегодня днем.

Когда судья Ди поднялся из-за стола, Хун спросил:

— Что же такое могло случиться с телом госпожи Цзян, ваша честь?

— Бесполезно, Хун, рассуждать над головоломкой, пока все необходимые фрагменты ее не собраны, — ответил судья. — Я собираюсь на время выкинуть эту задачку из головы и пообедать у себя дома с женами и детьми. Третья жена сказала недавно, что два моих отпрыска пишут уже неплохие сочинения на литературные темы. Каковы мошенники, а?

Позднее, после полудня, когда судья Ди вернулся в свой кабинет, он увидел, что Хун и Ма Жун стоят у стола, склонившись над бумагами, как два полководца.

— Мы добыли несколько образцов почерка наших четырех подозреваемых, ваша честь, — сказал Хун, — но ни один из них не похож на тот, что мы видели в письмах к танцовщице.

Судья Ди внимательно рассмотрел лежавшие на столе бумаги.

— Да, здесь, пожалуй, ничего нет, — сказал он через некоторое время. — Только росчерки кисточки Лю Фэйпо немного напоминают мне почерк Студента из Бамбуковой рощи. Я могу допустить, что он менял свой почерк, когда писал эти письма. Наша китайская кисточка для письма очень чувствительна, трудно не выдать свою манеру, сдержать ее, даже если пишешь измененным почерком.

— Ваша честь, Лю Фэйпо мог знать псевдоним кандидата Цзяна от своей дочери, — возбужденно произнес Хун, — и подписывать им свои письма за неимением лучшего псевдонима.

— Да, — задумчиво сказал судья Ди, — я должен лучше познакомиться с Лю Фэйпо. Это будет одна из главных тем моей предстоящей беседы с Ханем, да и с советником — наверное, они смогут многое о нем рассказать. Ну а что ты, Ма Жун, разузнал о плотнике?

Ма Жун уныло покачал своей большой головой.

— Много о нем не узнаешь, ваша честь. Мао Юань жил в лачуге — внизу у озера, рядом с рыбным рынком. Там живет еще его старуха-жена; никогда не видал таких ужасных старых ведьм! Она вовсе не волновалась из-за отсутствия мужа, потому что он часто задерживался на несколько дней по работе. И я понимаю его, беднягу, — коротать век с таким чучелом... Ну а три дня назад он ушел с утра, сказав, что идет в дом доктора Цзяна починить какую-то мебель перед свадьбой. Он сказал жене, что будет ночевать в помещении для слуг, потому что работа займет несколько дней. Тогда она видела его в последний раз.

Лицо Ма Жуна скривилось в недовольной гримасе.

— Когда я поведал его симпатичной подружке печальные новости, она лишь заметила, что давно предсказывала ему дурной конец, потому что он шляется по питейным заведениям и притонам со своим племянником Мао Лу. А потом она спросила про деньги, полагающиеся семье убитого!

— Да как же ей не стыдно! — возмущенно воскликнул судья.

— Я сказал ей, что она ничего не сможет получить, пока убийца не будет найден и осужден. Тогда она начала всякими словами меня поносить и обвинила в том, что я присвоил ее денежки. Я поспешил расстаться с этой старой ведьмой и пошел расспросить соседей. Люди говорят, что Мао Юань был добродушен и трудолюбив, и никто не осуждал его за то, что при случае он позволял себе хватить лишку, потому что человек, имея такую жену, нуждается в каком-нибудь утешении. Но они говорят, что его племянник Мао Лу — никудышный человек. Он тоже плотник, но не имеет постоянного места жительства и скитается по округе в поисках случайного заработка в богатых домах. Поговаривают, что он не брезгует воровством. Тратит все свои деньги на выпивку и азартные игры. В последнее время он куда-то пропал. Ходят слухи, что его выгнали из гильдии плотников за то, что он ранил другого плотника ножом в пьяной драке. А других мужчин среди родственников Мао Юаня не имеется.

Судья Ди медленно, глоток за глотком, выпил чай.

— Ты хорошо поработал, Ма Жун, — сказал он, поставив чашку на стол. — По крайней мере, мы теперь знаем, что означает этот клочок бумаги, найденный в рукаве убитого. Пойди в дом ученого и разузнай вместе с Цзяо Таем, который остался там, когда Мао Юань пришел в дом доктора Цзяна, какую работу он выполнял и когда он ушел оттуда. Следите также за тем, что происходит вокруг, — может быть, вы найдете того странного человека, который смотрел на меня через окно.

Судья поднялся из-за стола и сказал советнику:

— Хун, пока я буду отсутствовать, сходи на улицу, где живет Лю Фэйпо, и осмотри все вокруг. Постарайся собрать сведения о нем и его домочадцах в соседних лавках. Он выступает истцом в деле «Лю против Цзяна», но в то же время он — один из главных подозреваемых в деле об убийстве танцовщицы.

Судья осушил еще одну чашку чая и вышел во двор, где стоял его паланкин. На улице все еще было жарко. К счастью, особняк Ханя был недалеко от суда.

Хань Юнхань стоял в воротах, ожидая визита судьи. После обмена обычными любезностями он провел своего гостя в полутемный зал, который охлаждался двумя медными тазами, наполненными глыбами льда. Хань усадил судью Ди в глубокое кресло рядом с чайным столиком.

Пока он давал указания по поводу чая и закуски подобострастно склонившемуся слуге, судья огляделся. Он отметил, что дому больше ста лет. Дерево массивных колонн и резных балок потемнело от времени, картины на бумаге, украшающие стены, приобрели мягкий оттенок старой слоновой кости. Все вокруг источало атмосферу спокойной изысканности.

После того как гость и хозяин отведали ароматного чая, который был подан в старинных чашках из тонкого, как яичная скорлупа, фарфора, Хань прочистил горло и сказал с некоторой неловкостью:

— Я приношу свои глубочайшие извинения за неподобающее поведение вчера вечером.

— Ну виной тому была необычная ситуация, — с улыбкой сказал судья Ди. — Давайте забудем об этом! Скажите, сколько у вас сыновей?

— У меня только дочь! — холодно отвечал Хань.

Наступила неловкая пауза. Начало разговора нельзя было счесть особенно удачным. Но судья, поразмыслив, пришел к выводу, что его вряд ли можно осуждать особенно строго, ведь каждый мог ожидать, что человек в положении Ханя, у которого много жен и наложниц, имеет нескольких сыновей.

Не смущаясь, судья продолжил:

— Знаете, я решил откровенно сказать вам, что абсолютно сбит с толку убийством в цветочной лодке, да и этим странным случаем с дочерью Лю Фэйпо. Я надеюсь, вы будете столь любезны, что изложите мне свое мнение о том, как понимать поведение знакомых вам людей, связанных с этими делами.

Хань вежливо поклонился и ответил:

— Я полностью в вашем распоряжении, ваша честь. Ссора моих друзей Лю и Цзяна просто выбила меня из колеи. Оба они — весьма уважаемые жители нашего небольшого городка. Надеюсь, ваша честь сможет найти мирное разрешение проблемы, что...

— Прежде чем думать о попытке примирения, — прервал его судья Ди, — я должен однозначно решить, умерла ли невеста естественной смертью, и, если нет, наказать убийцу. Но давайте начнем с дела об убийстве танцовщицы.

— Но эти два дела далеки друг от друга, как небо и земля, ваша честь! — воскликнул Хань, всплеснув при этом руками. — Куртизанка была красивой женщиной, широко одаренной, но, в конце концов, всего лишь плясуньей из веселого дома. Эти девушки часто оказываются втянутыми в весьма неприятные истории. Одному Небу ведомо, сколько их умирает насильственной смертью!

Наклонившись к судье, Хань продолжил с доверительной интонацией:

— Я могу заверить вашу честь, что никто из именитых сограждан, замешанных в этом деле, не будет возражать против того, чтобы суд рассмотрел это дело несколько... э-э... поверхностно. И я не думаю, что высшие власти заинтересуются смертью женщины легкого поведения... А вот дело «Лю против Цзяна»... О Небо! Оно повлияет на репутацию нашего города, ваша честь! Мы все поймем и оценим, если вы, ваша честь, сможете убедить судящихся пойти на мировую, возможно, предложив...

— Наши взгляды на правосудие, — оборвал его судья Ди, — слишком различны, чтобы у нас получилась плодотворная беседа на этот счет. Поэтому я ограничусь несколькими вопросами. Первый: каковы были ваши отношения с танцовщицей по имени Цветок Миндаля?

Хань покраснел как рак. Его голос дрожал от сдерживаемого гнева, когда он спросил:

— Вы ждете, что я отвечу на этот вопрос?

— Конечно, — ответил судья с вежливой невозмутимостью, — иначе я бы и не спрашивал.

— Я отказываюсь отвечать! — взорвался Хань.

— Сейчас это ваше право, — спокойно заметил судья. — Но когда я задам этот же вопрос на судебном заседании, вы будете обязаны ответить на него, чтобы не быть обвиненным в неуважении к суду—под страхом наказания в пятьдесят палочных ударов. Я хотел пощадить ваши чувства, поэтому и задал данный вопрос приватно.

Хань бросил на судью сверкающий негодованием взгляд. Он с трудом овладел собой и ответил ровным голосом:

— Куртизанка Цветок Миндаля была очень красива. Она была также искусной танцовщицей, а беседа с ней доставляла удовольствие. Поэтому я считал, что она подходит для того, чтобы нанимать ее для развлечения моих гостей. В каком-нибудь другом качестве эта женщина для меня не существовала, и жива она или мертва, мне совершенно безразлично!

— Вы сказали, что являетесь отцом молодой девушки? — вдруг спросил судья Ди.

Хань, по-видимому, решил, что этот вопрос — попытка переменить тему разговора. Он приказал слуге, стоявшему в отдалении, принести засахаренные фрукты и конфеты.

Затем он сказал с дружелюбием в голосе:

— Да, ваша честь, ее зовут Пух Ивы. Хотя и не принято превозносить собственных детей, я осмелюсь утверждать, что она — замечательная девушка. У нее большие способности к каллиграфии и живописи, у нее даже...

Он не договорил и смущенно замолчал.

— Я думаю, мои домашние дела не очень-то интересны вашей чести, — сказал он, выдержав паузу.

— Перехожу ко второму вопросу, — сказал судья Ди. — Каково ваше мнение о характере глав гильдий Вана и Су?

— Много лет назад, — ответил Хань официальным тоном, — Ван и Су были единодушно избраны главами своих гильдий для того, чтобы действовать от их имени и блюсти их интересы. Они были избраны потому, что обладают качествами достойных людей и поведение их безупречно. К этому мне нечего добавить.

— Теперь вопрос о деле «Лю против Цзя-на», — сказал судья. — Почему ученый так рано ушел в отставку?

Хань заерзал в своем кресле.

— Неужели необходимо вновь ворошить старое? Было установлено с полной достоверностью, что студентка, подавшая жалобу, была психически нездорова! И весьма похвально, что доктор Цзян сам подал в отставку, так как считает, что преподаватель школы при храме никогда не должен становиться предметом пересудов, даже если его невиновность полностью доказана.

— Я посмотрю в наших архивах это дело, — сказал судья Ди.

— О, ваша честь ничего не найдет в материалах следствия, — быстро ответил Хань, — к счастью, дело не дошло до суда. Мы, именитые жители Ханьюаня, выслушали лиц, имеющих отношение к делу, и сами решили этот вопрос вместе с ректором школы. Мы посчитали, ваша честь, что это наш долг — избавить власти от ненужной работы.

— Я уже заметил, — сухо сказал судья Ди, — что вы постоянно заботитесь о том, чтобы облегчить труд законной власти.

Он поднялся и поблагодарил Ханя за прием. Когда Хань провожал его к паланкину, судья подумал, что их разговор с глазу на глаз вряд ли можно считать началом искренней дружбы.

Глава 8 Судья Ди общается с птицей и рыбаками; со своими помощниками он подытоживает имеющиеся у него версии расследуемых дел

Когда судья Ди сел в паланкин, носильщики сообщили ему, что дом советника находится за углом. Судья подумал, что, возможно, разговор с советником будет более плодотворным, чем тот, что он только что вел с Хань Юнханем. Советника Ляна, чужого в этом городе, вряд ли станут одолевать сомнения, подобные сомнениям Ханя, — может ли он сообщать постороннему сведения о своих знакомых.

Ворота, ведущие в дом советника, производили внушительное впечатление. Два массивных столба по обе стороны дверей были украшены затейливой резьбой, изображавшей облака и сказочных птиц.

В переднем дворе, затененном старыми деревьями, молодой человек с вытянутым печальным лицом, представившийся как Лян Фэн, вышел встретить высокого гостя. Он приходился советнику племянником и служил у него секретарем.

Лян Фэн стал извиняться за то, что советник не вышел лично встретить судью. Судья Ди прервал его извинения.

— Я знаю, что его превосходительство нездоров, — сказал он, — и никогда не осмелился бы тревожить его, если бы не срочное дело, которое я должен с ним обсудить.

Секретарь низко поклонился и провел судью в широкий полутемный коридор. Слуг нигде не было видно.

Когда они вошли в маленький садик, Лян Фэн вдруг резко остановился. Нервно потирая руки, он сказал:

— Я понимаю, что это несколько против правил, ваша честь, и глубоко сожалею, что должен высказать свою просьбу столь внезапно. Не соблаговолите ли вы, ваша честь, удостоить меня краткой частной беседой после разговора с хозяином? Я нахожусь в большом затруднении, действительно не знаю...

Он не сумел кончить фразы. Судья внимательно посмотрел на него, а потом кивнул в знак согласия. Юноша, видимо, успокоился. Он провел судью через садик к большому крыльцу и открыл тяжелую дверь.

— Его превосходительство сейчас выйдет! — объявил он, пропуская судью внутрь. Затем он сделал шаг назад и закрыл за собой дверь.

Судья Ди прищурил глаза. Просторная комната была тускло освещена; поначалу он мог различить только белый квадрат на задней стене — окно, низкое и широкое, затянутое сероватой бумагой. Судья осторожно прошелся по толстому ковру, боясь наткнуться на стоящую в комнате мебель.

Но когда его глаза привыкли к полутьме, он увидел, что его опасения необоснованны. Комната была очень скудно обставлена; кроме высокого письменного стола перед окном да придвинутого к нему глубокого кресла, всю обстановку составляли четыре стула с высокими спинками у боковой стены, под стеллажом, заполненным книгами. Полупустая комната дышала воздухом запустения, словно здесь никто нежил.

Заметив большую чашу из цветного фарфора, в которой плавали золотые рыбки, стоящую на подставке из черного дерева рядом со столом, судья направился к ней.

— Садитесь! — со зловещей внезапностью раздался в пустой комнате резкий голос.

Судья замер на месте.

У окна кто-то залился пронзительным смехом. Судья испуганно посмотрел в том направлении, откуда исходил этот нечеловеческий звук, и вдруг улыбнулся. Он увидел маленькую клетку с серебряными прутьями, висящую у окна. Там прыгала вверх-вниз, хлопая крыльями, возбужденная птица — говорящий скворец.

Судья подошел к нему, постучал по серебряной клетке и сказал с укоризной:

— Ты напугал меня, маленький разбойник!

— Разбойник, р-разбойник! — проскрипел скворец, задрал голову и хитро уставился на судью. — Садитесь! — победно прокричал он.

— Да, конечно, — ответил судья с примирительной интонацией. — Но сначала, если позволишь, я взгляну на золотых рыбок.

Когда он склонился над чашей, с полдюжины черных и золотых рыбок с хвостами, длинными, как вуаль, подплыли к поверхности и уставились на судью большими выпуклыми глазами.

— Приношу извинения, что у меня нет для вас корма, — сказал судья Ди.

Он увидел в центре чаши возвышавшуюся над водой на подставке в форме вершины скалы маленькую статуэтку богини цветов. Статуэтка была сделана из раскрашенного фарфора — богиня слегка улыбалась, щеки ее были подрумянены, соломенная шляпка казалась настоящей.

Судья Ди протянул руку, чтобы дотянуться до нее, но золотые рыбки стали метаться у самой поверхности, всем своим видом выказывая чрезвычайное возмущение.

Судье было известно, насколько чувствительны эти дорогие, тщательно выводимые маленькие создания, и он испугался, что взволновавшиеся рыбки могут повредить свои плавники. Поэтому он быстро отдернул руку и подошел к полкам.

Вдруг дверь отворилась, и в комнату вошел Лян Фэн, поддерживая под локоть согбенного от старости человека. Судья низко поклонился и с почтением ожидал, пока секретарь медленно, шаг за шагом, вел своего хозяина к креслу.

Левой рукой старик опирался на руку юноши, правой — на изогнутый деревянный посох, покрытый красным лаком. На нем был просторный халат из толстой коричневой парчи, на голове — высокая шляпа из черного газа, украшенная золотыми узорами.

Лоб старика прикрывал козырек в форме полумесяца, так что судья не мог увидеть его глаз. Судья был поражен его густыми седыми усами и длинными бакенбардами; огромная борода, лежащая на груди старика, была разделена на три толстые пряди.

Когда советник позволил усадить себя в кресло за столом, птица захлопала крыльями в своей серебряной клетке.

— Пять тысяч золотом! — внезапно выкрикнула она.

Старик сделал движение головой. Секретарь быстро накинул на клетку свой носовой платок.

Советник положил локти на стол и вытянул вперед голову. Негнущаяся парча встала за его плечами, как два крыла. Когда судья посмотрел на его тень, она напомнила ему огромную хищную птицу, сидящую на насесте. Но голос советника оказался слабым и невнятным.

— Садитесь, Ди! — пробормотал он. — Я полагаю, что вы — сын моего коллеги, покойного императорского советника Ди?

— Совершенно верно, ваше превосходительство! — почтительно ответил судья Ди и присел на краешек стула у стены.

Лян Фэн остался стоять рядом с хозяином.

— Мне уже девяносто, Ди! — промолвил советник. — Плохое зрение, ревматизм... Да чего еще можно ожидать в моем возрасте?

Его подбородок упал на грудь.

— Ваш покорный слуга, — начал судья Ди, — нижайше просит извинить его за то, что он осмелился побеспокоить ваше превосходительство. Я изложу свое дело как можно короче. Я поставлен перед необходимостью расследования двух запутанных преступлений. Ваша милость, без сомнения, знает, что жителей Ханьюаня нельзя назвать слишком общительными людьми, они...

Судья вдруг заметил, что Лян Фэн отчаянно кивает ему. Юноша торопливо подошел к Ди и прошептал:

— Советник уснул. С ним это часто случается в последнее время, и теперь он проспит несколько часов. Нам лучше пройти в мой кабинет, я предупрежу слуг.

Судья Ди с жалостью посмотрел на старика. Его большая голова упала на руки, положенные на стол. Ди услыхал его неровное дыхание. Затем судья встал и пошел за Лян Фэном.

Тот провел его в небольшой кабинет, который был расположен с задней стороны дома.

Дверь выходила в тщательно ухоженный садик с множеством цветов, окруженный высокой изгородью.

Секретарь усадил судью Ди в большое кресло у стола, заваленного конторскими книгами.

— Я сейчас позову старых слуг, которые ухаживают за его превосходительством, — торопливо сказал он, — они отнесут его в спальню.

Оставшись один, судья в унынии погладил свою бороду и с огорчением подумал о том, как ему сегодня не везет.

Лян Фэн вернулся и занялся приготовлением чая. Налив чашку дымящегося напитка судье, он присел на табурет и сказал с грустью в голосе:

— Я очень сожалею, что с его превосходительством случилось это недоразумение как раз в тот момент, когда вы, ваша честь, решили его навестить. Может быть, я смогу быть вам полезен?

— Пожалуй, что нет, — ответил судья Ди. — Как давно советник страдает такими припадками сонливости?

— Это началось полгода назад, ваша честь, — вздохнул Лян Фэн. — Уже восемь месяцев прошло с тех пор, как старший сын советника послал меня из столицы служить личным секретарем у его отца. Для меня занять эту должность было большим подарком судьбы, ведь я принадлежу к обедневшей ветви нашей семьи. Здесь я нашел и пищу, и кров, у меня достаточно времени для подготовки ко второму экзамену по литературе. Два месяца все шло хорошо; советник каждое утро приходил в свою библиотеку и около часа диктовал мне свои письма и рассказывал, когда был в настроении, всякие поучительные истории из своей долгой карьеры. Он был очень близорук, поэтому почти всю мебель вынесли из комнаты, чтобы он не натыкался на нее. Еще он жаловался на ревматизм, но при этом сохранял удивительно ясный ум. Он сам управлял своими обширными земельными угодьями, и получалось у него это очень хорошо.

С полгода назад, видимо ночью, с ним случился удар. Он вдруг стал говорить с трудом; часто казалось, что он ничего не понимает. Он вызывает меня только раз в неделю, но во время разговора может задремать. Часто он не выходит из спальни целыми днями, питаясь лишь чаем и кедровыми орешками и попивая настой из трав, который готовит сам. Пожилая чета слуг считает, что он пытается найти эликсир вечности.

Судья Ди покачал головой.

— Да, не всегда сочтешь за благо дожить до такого возраста.

— Это несчастье, ваша честь! — воскликнул юноша. — Вот почему я подумал, что должен спросить вашего совета, ваша честь! Несмотря на болезнь, советник настаивает на самостоятельном ведении всех своих финансовых дел. Он пишет письма и не показывает их мне, он подолгу беседует с Ван Ифанем, дельцом, которого господин Лю Фэйпо представил советнику некоторое время назад. Меня он не допускает к делам. Но я веду счетные книги и заметил, что в последнее время советник заключил несколько несуразных сделок. Он продает большое количество плодородных земель по смехотворно низкой цене! Он продает свои владения, ваша честь, с огромными убытками! Я ведь несу ответственность перед семьей, но что я могу поделать? И я не смею давать его превосходительству непрошеных советов!

Судья кивнул в знак понимания. Это действительно был щекотливый вопрос.

— Мой совет не из приятных и легких, господин Лян, — сказал он, подумав. — Вы должны известить сына советника о создавшемся положении. Почему бы вам не предложить ему приехать сюда на несколько недель и убедиться самому, что его отец теряет разум?

Лян Фэну явно не слишком понравилась эта мысль. Судье стало жаль его, он прекрасно понимал, как неловко бедному родственнику таких знатных лиц сообщать неприятные новости о главе рода.

— Если бы вы привели некоторые примеры того, что советник плохо управляет своими имениями, — сказал Ди, — я бы мог написать вам бумагу, заверяющую в том, что советник более не может вести свои дела самостоятельно, в чем я, судья, убедился.

Лицо юноши просветлело.

— Это было бы огромной помощью с вашей стороны, ваша честь! — сказал он, преисполненный благодарности. — Здесь у меня имеется список последних торговых сделок, проведенных советником, который я составил для себя. А вот книга счетов с инструкциями его превосходительства, собственноручно написанными им на полях. Почерк очень мелкий из-за его близорукости, но достаточно разборчивый. Ваша честь поймет, что цена, предложенная за этот участок земли, гораздо ниже ее истинной стоимости. Правда, покупатель платил золотыми слитками, но...

Судья Ди с глубочайшим вниманием изучал список, поданный ему Ляном. Но привлекло его не содержание документа, а почерк. Он был очень похож на почерк любовных писем, посланных Студентом из Бамбуковой рощи погибшей танцовщице.

Судья поднял глаза.

— Я возьму ваш список для более тщательного изучения. — Свернув его и сунув в рукав, судья сказал: — Самоубийство кандидата Цзя-на было, должно быть, большим ударом для вас.

— Почему ударом? — с недоумением спросил Лян Фэн. — Конечно, я слышал об этом происшествии, но никогда не встречался с несчастным. Я практически никого не знаю в этом городе, ваша честь, выхожу редко, и то только в храм Конфуция, поработать с книгами в библиотеке. Свое свободное время я использую для занятий.

— И все же находите время, чтобы посетить Квартал Ив, не правда ли? — холодно спросил судья Ди.

— Кто мог столь нагло оклеветать меня? — возмущенно воскликнул Лян Фэн. — Я никогда не выхожу по вечерам, пожилая чета наших слуг может подтвердить это. Меня абсолютно не интересуют эти женщины, я... И, кроме того, у меня и денег-то нет на подобные развлечения!

Не отвечая, судья поднялся и подошел к двери, ведущей в цветник.

— Советник имел обыкновение гулять здесь, когда был в добром здравии?

Лян Фэн быстро взглянул на судью и ответил:

— Нет, ваша честь, ведь это просто небольшой палисадничек за домом. Вот та калитка ведет в небольшую аллею. А главный сад находится с другой стороны. Я очень надеюсь, что ваша честь не поверит недостойным слухам обо мне. Я даже не могу представить, кто бы мог...

— Это не имеет значения! — прервал его судья Ди. — Я изучу на досуге ваш список и дам вам знать о принятом мной решении.

Молодой человек рассыпался в благодарностях, провел судью в первый двор и помог подняться в ожидавший его паланкин.

Вернувшись в здание суда, судья Ди нашел в своем кабинете советника Хуна и Цзяо Тая. Хун взволнованно заявил:

— Цзяо Тай сделал важное открытие в доме доктора Цзяна, ваша честь!

— Хорошая новость, — заметил судья, занимая место за рабочим столом. — Рассказывай, Цзяо Тай, что ты обнаружил?

— На самом деле не так уж много, — возразил Цзяо Тай. — Боюсь, что в главном мы не продвинулись. Я опять обыскал все в поисках того странного типа, что следил за вами в окно, ваша честь, в комнате новобрачных. И Ма Жун помогал мне в поисках, когда вернулся из буддийского храма. Но мы не нашли ничего, что привело бы нас к этому типу. И ничего особенного не узнали об этом плотнике, Мао Юане. Домоправитель вызывал его за два дня до свадьбы. В первый день он сооружал деревянный помост для оркестра и спал в сторожке. На второй день он чинил мебель и крышу в комнате молодых — крыша там протекала. Он опять спал у сторожа, а наутро отремонтировал большой обеденный стол. Потом он помогал на кухне, а когда начался свадебный пир, допивал вместе со слугами остававшееся вино. Ушел спать мертвецки пьяным. На следующее утро было обнаружено тело невесты. Мао остался из любопытства, пока не вернулся ученый после безрезультатных поисков своего сына. Домоправитель видел, как Мао разговаривал на улице с рыбаком, тем, что нашел пояс кандидата Цзяна. А потом он ушел, забрав свой ящик с инструментами и топором. За все эти дни доктор Цзян ни разу не разговаривал с Мао, давал указания и платил ему домоправитель.

Тут Цзяо Тай подергал свои короткие усики.

— Сегодня днем, пока ученый отдыхал, — продолжил он, — я просмотрел его книги и нашел прекрасный иллюстрированный труд по стрельбе из лука, который очень меня заинтересовал. Когда я ставил трактат на место, то увидел старинную книгу, лежавшую в глубине полки. Это был учебник по вэйци. Я пролистал его и на последней странице обнаружил ту самую задачу, которую вы нашли в рукаве у танцовщицы.

— Прекрасно! — воскликнул судья Ди. — Ты принес книгу?

— Нет, ваша честь, я подумал, что ученый может заподозрить что-нибудь, если обнаружит пропажу. Я оставил там Ма Жуна и пошел в книжную лавку напротив храма Конфуция. Когда я назвал книгу, хозяин лавки сказал, что у него только один экземпляр, и сразу заговорил о последней задаче. Он сказал, что книга была издана семьдесят лет назад и ее написал дед Хань Юнханя, старый чудак, которого люди называли отшельник Хань. Он был известен как знаток вэйци, и до сих пор его книга служит хорошим подспорьем для изучающих эту игру. Два поколения любителей вэйци ломали голову над последней задачей, но никто не смог понять ее смысла. Поэтому решили, что издатель добавил последнюю страницу по ошибке. Отшельника Ханя постигла внезапная смерть, когда книга еще не была издана, — он не видел оттисков. Я купил эту книгу, ваша честь, посмотрите сами, — закончил Цзяо Тай свой рассказ.

Он протянул судье том с пожелтевшими загнутыми страницами.

— Какая интересная история! — воскликнул судья Ди.

Он осторожно открыл книгу и быстро просмотрел предисловие.

— Предок Ханя был большим ученым! Это предисловие написано очень самобытным, но весьма изысканным стилем.

Судья пролистал книгу до конца, потом достал из ящика стола листок с задачей и приложил ее к книге.

— Да, — продолжил он, — Цветок Миндаля вырвала этот листок из точно такой же книги. Но с какой целью? Каким образом задача по вэйци, напечатанная семьдесят лет назад, может быть связана с заговором, который замышляется в этом городе? Очень странно.

Покачав головой, Ди сунул книгу и листок в ящик стола и спросил советника:

— Ты разузнал еще что-нибудь о Лю Фэйпо, Хун?

— Ничего, напрямую связанного с нашими делами, ваша честь, — ответил Хун. — Конечно, внезапная смерть его дочери и исчезновение ее тела развязали языки в округе. Говорят, что у Лю было предчувствие, что брак окажется несчастливым, поэтому он противился ему. Я выпил чарку вина с одним из носильщиков паланкина Лю в винной лавке рядом с его домом. Парень рассказал мне, что все слуги любят своего хозяина — хоть он довольно строг в обращении, но поскольку постоянно в разъездах, то у слуг работы немного. Однако он поведал мне один странный факт. Иной раз этот Лю способен внезапно исчезнуть с того места, где только что находился.

— Исчезнуть? — изумился судья. — Что он имел в виду?

— Ну, кажется, это случалось всего несколько раз, — сообщил Хун. — Лю уединялся в своей библиотеке, а когда домоправитель приходил туда, чтобы получить необходимые распоряжения, комната бывала пуста. Тогда он начинал искать хозяина по всему дому, но нигде его не находил, и никто не видел, чтобы Лю отправлялся куда-нибудь по делам. А потом, поближе к обеду, домоправитель вдруг встречал его в коридоре или в саду. Когда это случилось впервые, домоправитель сказал Лю, что повсюду искал его, но не нашел. Тут Лю разъярился и обругал его слабоумным стариком, слепым, как летучая мышь. Он сказал, что все это время провел в павильоне в саду. Потом, когда подобное явление повторилось, домоправитель уже не осмелился расспрашивать хозяина.

— Боюсь, твой носильщик хватил лишку, — сказал судья Ди. — Расскажу об итогах двух визитов, нанесенных мной сегодня днем. Хань Юнхань сообщил мне, что доктор Цзян покинул свой пост раньше времени, потому что одна из его студенток обвинила его в безнравственном поведении. Хань утверждал, что ученый был невиновен, — по его мнению, все знатные жители Ханьюаня высокоморальны и благородны. Полагаю, обвинение Лю в том, что доктор Цзян мог изнасиловать его дочь, не кажется таким уж невероятным. Кроме того, у советника Ляна имеется племянник, который живет вместе с ним; почерк племянника показался мне похожим на почерк нашего неуловимого Студента из Бамбуковой рощи. Дайте-ка мне одно из его писем!

Судья Ди вытащил из рукава список, переданный ему Лян Фэном, и сравнил его с письмом, адресованным куртизанке, которое Хун положил перед ним на стол. Через некоторое время он стукнул кулаком по столу.

— Опять та же история, с которой мы уже сталкивались в этом дурацком расследовании! — с досадой проворчал он. — Почерк не совпадает! Посмотрите: та же каллиграфическая школа, тот же сорт туши и такая же кисточка! Но пользуется он ею совсем по-другому! — Покачав головой, судья продолжил: — И все-таки почерки могли бы совпасть! Старый советник выжил из ума, и кроме четы старых слуг во всем огромном доме нет больше никого. Этот парень, Лян Фэн, занимает покои в маленьком заднем дворике, в стене которого имеется дверь, ведущая наружу. Таким образом, для тайных свиданий с подружкой у него есть все условия. Возможно, именно там и бывала убитая куртизанка! Он мог познакомиться с ней в какой-нибудь лавке. Он утверждает, что не знаком с кандидатом Цзяном, но ведь ему прекрасно известно, что мы не имеем возможности это проверить — кандидат мертв! Имеется ли имя Ляна в том списке, который составил ученый?

Советник покачал головой.

— Вряд ли у Лян Фэна был роман с Цветком Миндаля, ваша честь, — вставил Цзяо Тай. — Не мог он и прикончить ее, потому что его не было на лодке. То же относится и к доктору Цзяну.

Судья Ди скрестил руки на груди. Некоторое время он сидел, глубоко задумавшись и упершись в грудь подбородком.

— Должен откровенно признаться, что ничего не могу понять во всей этой истории! — наконец сказал он. — Вы оба можете сейчас идти пообедать. Потом Цзяо Тай вернется в дом доктора Цзяна, чтобы сменить Ма Жуна. Когда будешь уходить, Хун, прикажи писцу подать мне вечерний рис сюда, в кабинет. Вечером я еще раз изучу все документы, имеющие отношение к двум расследуемым нами делам, — может быть, мне удастся напасть на след.

Судья сердито подергал себя за усы.

— На данный момент все наши версии не выглядят особо многообещающими. Дело первое: убийство в цветочной лодке. Танцовщица убита, чтобы предотвратить разоблачение преступного заговора. Четыре человека могли сделать это: Хань, Лю, Су и Ван. Заговор имеет некую связь с задачей по вэйци, которой как минимум семьдесят лет! У танцовщицы был тайный роман, что, может быть, не имеет никакого отношения к убийству. Ее любовником был доктор Цзян, который знал псевдоним, употреблявшийся в обнаруженных письмах, или Лю Фэйпо, по той же причине, плюс еще сходство почерков, или Лян Фэн, у которого почерк также похож — плюс тот факт, что у него имеются прекрасные условия для тайных свиданий.

Дело второе: ученый, обладающий прекрасными знаниями, но сомнительной моралью, оскорбляет свою невестку, в результате чего она кончает с собой. Муж также накладывает на себя руки. Ученый пытается похоронить тело без освидетельствования, но плотник заподозрил правду, почему и попробовал расспросить рыбака — заметь, мы старались найти его, Хун, но безуспешно. И этот плотник вскоре зарублен и, похоже, собственным топором! А ученый позаботился о том, чтобы тело невестки исчезло бесследно... Ну, теперь вам понятно? Все так ясно и прозаично в этом тихом и сонном городке, в котором, по словам Хань Юнханя, никогда ничего не происходит! Ну спокойной вам ночи.

Глава 9 Судья Ди наслаждается созерцанием луны на отделанной мрамором террасе; во время внезапного ночного визита выслушивает довольно странный рассказ

Отобедав, судья Ди приказал слуге подать ему чай на террасу.

Он неторопливо поднялся по широкой мраморной лестнице и расположился в удобном кресле. Прохладный вечерний ветерок разогнал облака. Полная луна бросала какой-то зловещий бесплотный свет на широкую озерную гладь.

Судья неторопливо, глоток за глотком, пил свой вечерний чай; слуга в войлочных туфлях бесшумно исчез. Ди остался на огромной террасе один. Со вздохом облегчения он ослабил пояс, откинулся в кресле и взглянул на луну.

Постаравшись привести в какой-то порядок свои мысли о недавних событиях, судья с досадой понял, что не может сосредоточиться — лишь разрозненные, пестрые эпизоды мелькали перед его внутренним взором. Лицо утопленной куртизанки, глядящее на него сквозь неподвижную воду, страшный разрубленный лоб мертвого плотника, жуткий незнакомец за окном комнаты новобрачных — все это вращалось в его голове в непрерывном круговороте.

Судья встал и подошел к мраморной балюстраде. Город, видный отсюда как на ладони, жил своей обыденной жизнью. До судьи долетал даже шум на базаре у храма Конфуция.

Это был его город — населенный тысячами мирных людей, вверенных его попечению. И злодеями, готовившими неизвестно какие козни. А он, судья, был бессилен предотвратить готовящиеся преступления! В сильном волнении судья стал ходить взад-вперед по террасе, заложив руки за спину.

Внезапно он остановился, еще на минуту задумался, а потом повернулся и пошел вниз.

Придя в свой пустой кабинет, он достал короб со старой одеждой и выбрал поношенный халат из выцветшего синего хлопка. Надев это не подобающее его званию одеяние, он накинул поверх заплатанную куртку и перепоясался веревкой. Потом снял свою газовую шапку, распустил волосы, собранные в узел на макушке, и завязал их грязной тряпкой. Положив в рукав две связки монет, судья вышел из кабинета, прошел через темный двор и покинул судебную управу через боковую калитку.

В узком переулочке Ди набрал горсть пыли с дороги и натер ею бороду и бакенбарды. Потом перешел на другую сторону и двинулся вниз по ступеням, ведущим в город.

Вскоре судья очутился на базаре посреди бурлящей толпы. Он локтями проложил себе дорогу к уличной палатке и купил ячменную пампушку, испеченную на старом прогорклом масле. Ди заставил себя откусить от нее кусок, измазав усы и щеки противным жиром.

Неторопливо прогуливаясь туда и сюда, судья попытался завязать знакомство с кем-нибудь из бродяг, болтающихся здесь, но все они, казалось, были заняты лишь собственными делами.

Судья хотел было заговорить с торговцем мясными фрикадельками, но не успел он открыть и рта, как тот, торопливо сунув ему в руку медную монету, заспешил дальше, призывно выкрикивая:

— А вот превкусные фрикадельки! С пылу с жару и всего за пять медяков!

Судье подумалось, что в какой-нибудь дешевой харчевне у него появится больше возможностей завязать разговор с кем-то из простолюдинов. Он свернул на узкую боковую улочку, где увидел красный фонарь, надпись на котором свидетельствовала, что здесь торгуют горячей лапшой. Ди откинул грязную занавеску и вошел внутрь.

Его встретил запах подгоревшего жира и дешевых напитков. Около дюжины кули сидели за грубыми деревянными столами; они шумно поглощали свою лапшу. Судья Ди сел на скамью за столиком в углу. Неряшливого вида слуга подошел к нему, и судья заказал миску лапши. Он специально изучал повадки обитателей дна и поэтому мог совершенно свободно изъясняться на их жаргоне, и все же слуга бросил на него подозрительный взгляд.

— Откуда ты прибыл, сума переметная? — угрюмо спросил он судью.

Судья с досадой подумал, что в этом замкнутом мирке каждый посторонний бросается в глаза, и с вызовом бросил:

— Да вот, пришел из Шангпея. А тебе что за дело? Твоя лапша — мои деньги. Шевелись давай!

Слуга молча пожал плечами и крикнул на кухню, которая находилась в глубине помещения, чтобы готовили принятый им заказ.

Вдруг занавесь на дверях отлетела в сторону, и в залу ввалились двое. Первый был здоровенным детиной в мешковатых штанах и жилетке; его длинные мускулистые руки были обнажены. Лицо детины резко сужалось к подбородку, украшенному жесткой короткой бородой. Над губами торчали усы.

Его спутником был тощий парень в заплатанном халате, левый глаз его залеплял большой черный пластырь. Парень толкнул своего приятеля в бок и указал на судью.

Они двинулись к его столику и развалились на скамье по обе стороны от него.

— Кто разрешил вам здесь садиться, собачьи головы? — проворчал судья.

— Заткнись, грязный чужак! — прошипел высокий.

Судья почувствовал, как острие ножа уткнулось ему в бок. Одноглазый придвинулся к судье совсем близко. От него противно воняло чесноком и съеденными за день конфетами. Он сказал со смешком:

— Уж я-то углядел, как ты разжился медяком на базаре! Думаешь, мы, нищие, позволим пришлому так запросто кормиться из нашей миски?

Судья только сейчас понял, как безрассудно он поступил. Изображать нищего, не вступив в гильдию нищих, означало грубо нарушить вековые неписаные правила.

Острие ножа все сильнее впивалось судье в бок. Высокий проскрипел:

— Давай прогуляемся. Тут есть тихий дворик, и там наши ножички решат, можешь ты побираться здесь или нет!

Судья Ди моментально оценил ситуацию. Он был неплохим кулачным бойцом, искусно владел мечом, но был совершенно не обучен приемам драки на ножах, излюбленным способом решения споров на дне общества. О том, чтобы открыть им, кто он такой, не могло быть и речи. Он лучше умрет, чем станет посмешищем всей провинции. Может быть, кули ввяжутся в это дело, тогда у него больше шансов на успех.

Сильным толчком судья спихнул одноглазого на пол. Одновременно правым локтем он отодвинул нож и почувствовал острую боль в боку. Но зато ему удалось вскочить и нанести хороший удар в лицо человека, державшего нож.

Судья отбросил скамью и обежал стол, по дороге прихватив табурет и отломав от него ножку — недавно он начал осваивать бой на палках и преуспел в этом. Табуретом он прикрылся, как щитом. Громко ругаясь, оба головореза поднялись с пола и двинулись на судью, уже не скрывая своих длинных ножей.

Кули обернулись на шум драки. Им и мысли не пришло вмешаться в свару. Посетители устроились поудобнее, как в театре, довольные, что явились свидетелями такого интересного зрелища.

Высокий сделал быстрый выпад. Судья отразил удар табуретом и двинул своей импровизированной дубинкой по голове другого противника. Тот повалился на пол.

Вдруг чей-то свирепый голос прорычал от дверей:

— А ну, что за шум, голота неумытая?

Сутулый и тощий, как скелет, человек подошел к ним. Оба негодяя торопливо убрали свои ножи и поклонились новоприбывшему. Седобородый старик, опираясь обеими руками на палку, молча разглядывал их. Его хитрые глазки прятались под пучками бровей. Хотя он и был одет в потрепанный коричневый халат и засаленную шапочку, безошибочно угадывалось, что это человек, наделенный властью. Обратившись к здоровяку, старик сказал:

— Что это ты затеял, Мао Лу? Ты ведь знаешь, как я не люблю, когда кого-нибудь убивают в самом городе. Есть ведь для этого и другие места...

— По закону чужаков надо убивать! — проворчал тот в ответ.

— А это уж мне решать! — со скрытой угрозой сказал старик. — Как у главаря гильдии нищих у меня есть кое-какие права и обязанности. Я никогда никого не приговорю, не выслушав его для начала. Эй, ты, что можешь сказать в свое оправдание?

— Я только собирался чего-нибудь перехватить перед тем, как идти к тебе на поклон, — хмуро ответил судья. — Я притащился в этот проклятый город лишь несколько часов назад, но если здесь нельзя даже спокойно съесть миску лапши, я лучше вернусь, откуда пришел.

— Он говорит правду, хозяин! — вмешался в беседу трактирный слуга. — Я разговаривал с ним, и он сообщил мне, что только что пришел из Шангпея.

Старик подозрительно посмотрел на судью и спросил:

— Монетой богат?

Судья вынул из рукава связку монет. Тот выхватил ее из рук судьи с поразительным проворством и спокойно сказал:

— Вступительный взнос — полсвязки, но я, с твоего позволения, приму от тебя и целую. Каждый день приходи в харчевню «Красный карп» и гони десятую часть добычи. — Он протянул судье грязную деревянную бирку, на которой был выведен номер и какие-то тайные знаки, и добавил: — Вот тебе членская бирка. Желаю удачи!

Высокий головорез угрюмо посмотрел на сутулого старика.

— Если прикажешь... — начал он.

— Заткнись! — набросился на него главарь попрошаек. — Не забывай, что именно я выручил тебя, когда ты был изгнан из гильдии плотников! И вообще, что ты здесь бездельничаешь? Я же велел тебе ехать на остров Трех дубов!

Мао Лу пробормотал что-то о том, что сначала хотел повидаться со своим дружком.

Хитро улыбнувшись, одноглазый сказал:

— Знаю-знаю, с дружком в юбке! Он хотел поразвлечься со своей девочкой, а она прикинулась хворой. Потому-то сегодня он такой задира!

Мао Лу выругался.

— Пошли отсюда! — сказал он своему спутнику, и оба покинули помещение.

Судья Ди хотел продолжить разговор со столь высокопоставленным лицом, но главарь потерял к новому члену своей гильдии всякий интерес. Слуга почтительно проводил его до дверей.

Судья вернулся на свое место за столом. Слуга поставил перед ним миску с лапшой, кубок и присел с дружелюбным видом.

— Досадное недоразумение, браток! Хозяин посылает тебе бесплатно кубок вина. Заходи к нам почаще!

Судья Ди торопливо съел заказанную лапшу и с удивлением нашел ее приятной на вкус. Он подумал про себя, что получил хороший урок. Если он еще когда-нибудь захочет, переодевшись, прогуляться по городу, то выберет роль странствующего лекаря или предсказателя, потому что они остаются на одном месте всего лишь несколько дней и не объединяются в гильдии.

Съев лапшу, судья заметил, что рана в боку кровоточит. Он расплатился медяками и вышел.

Судья отправился в аптеку на рынке. Промывая рану, аптекарь заметил:

— Тебе повезло, приятель, — на сей раз ничего серьезного. Надеюсь, твоему врагу крепче досталось?

Он залепил рану пластырем, судья сунул ему пять медяков и направился в верхнюю часть города.

Когда судья Ди устало поднимался по лестнице, ведущей на улицу, где располагались обнесенные стеной здания суда, хозяева лавок уже запирали ставни. Выйдя на ровную дорогу перед судебной управой, судья облегченно вздохнул.

Убедившись, что никого из охранников поблизости нет, он быстро перешел улицу и проскользнул в узкий переулок, куда выходила боковая калитка. Вдруг судья резко остановился и прижался к стене. Впереди он увидел человека, который, наклонившись над замком, внимательно его осматривал.

Судья напряг зрение, чтобы лучше разглядеть, чем же тот занят. Он не видел лица человека — оно было обмотано черным шарфом. Внезапно человек выпрямился, посмотрел вдоль переулка, увидел судью и повернулся, чтобы убежать. Но судья Ди тремя прыжками догнал его и схватил за руку.

— Оставьте меня! — воскликнул незнакомец тонким и нежным голосом. — А не то я закричу!

Изумленный судья отпустил руку. Перед ним была женщина!

— Не бойтесь! — торопливо сказал судья. — Я из судейских. А вы кто?

Женщина поколебалась, а потом сказала дрожащим голосом:

— Вы похожи на бродягу!

— Я выходил, переодевшись, чтобы проследить кое за кем, — с неудовольствием пояснил судья. — Расскажите-ка, что вы здесь делаете.

Женщина опустила шарф. Это была юная, очень привлекательная особа с умным лицом.

— Я должна повидать судью. У меня к нему срочное дело.

— Почему бы тогда не пройти через главный вход? — спросил судья Ди.

— Никто из служащих в суде не должен знать, что я пришла к судье! — ответила девушка. — Я надеялась привлечь внимание какой-нибудь служанки и попросить ее проводить меня в покои судьи.

Глянув на Ди с подозрением, она спросила:

— А чем вы докажете, что сами вы из судейских?

Тот достал ключ из рукава и отпер им калитку.

— Я — судья Ди! — сказал он. — Следуйте за мной.

Дыхание девушки стало прерывистым. Она затараторила быстрым шепотом:

— Мое имя — Пух Ивы, я — дочь Хань Юнханя, ваша честь! Отец послал меня к вам, на него напали, он ранен и просит вас поскорее прийти. Он сказал мне, что лишь ваша честь должны знать об этом, дело чрезвычайно важное!

— Кто же напал на вашего почтенного отца? — спросил судья в замешательстве.

— Тот, кто убил Цветок Миндаля, ту бедную куртизанку! Пожалуйста, пойдемте к нам, ваша честь, это недалеко.

Судья зашел во внутренний двор. Он сорвал с куста, что рос у стены, две красные розы. Затем снова вышел в переулок, запер калитку и протянул цветы девушке.

— Воткните себе в волосы, — приказал он, — и указывайте дорогу к своему дому.

Девушка исполнила его приказание и тронулась вдоль по переулку. Судья следовал за ней на расстоянии нескольких шагов. Если бы ночная стража или запоздалый прохожий встретили их, то подумали бы, что это «ночная бабочка» ведет к себе гостя.

Очень скоро судья и девушка подошли к роскошным воротам особняка Хань Юнханя. Девушка торопливо обвела судью вокруг дома и подошла к дверям, ведущим на кухню. Она вытащила из-за пазухи маленький ключ и отперла дверь.

Они пересекли небольшой садик и оказались у бокового флигеля. Пух Ивы открыла дверь и жестом пригласила судью войти.

Всю заднюю стену небольшой, но богато обставленной комнаты занимало широкое ложе из резного сандалового дерева. На нем среди множества мягких шелковых подушек лежал Хань.

Свеча в серебряном подсвечнике, стоящая на чайном столике у окна, освещала его бледное лицо. Увидев человека в столь неподобающем одеянии, он испуганно вскрикнул и хотел приподняться.

— Не пугайтесь, это я, ваш судья, — торопливо сказал судья Ди. — Куда вы ранены?

— Его сильно ударили в висок, ваша честь, — сказала Пух Ивы.

Когда судья опустился на табурет рядом с ложем, она подошла к чайному столику и взяла полотенце из таза с горячей водой. Обтерев им лицо своего отца, она указала на его правый висок. Судья Ди наклонился вперед и увидел страшный багровый кровоподтек.

Пух Ивы осторожно приложила к виску горячее полотенце. Теперь, когда она скинула свою черную накидку, судья увидел, что она очень красива и изящна. Нежный взгляд, который она бросила на отца, свидетельствовал о ее любви и заботе.

Хань смотрел на судью широко открытыми, несчастными глазами. Он очень изменился со времени их сегодняшней встречи — от его былой надменности не осталось и следа. Под глазами лежали тяжелые мешки, вокруг рта обозначились морщины.

— Я очень благодарен вам, ваша честь, — прошептал он, — что вы столь скоро посетили мой дом. — Он бросил тревожный взгляд на дверь и окно и прошептал еще тише: — Это люди из «Белого лотоса»!

Судья Ди выпрямился на своем табурете.

— Какого еще «Белого лотоса»? — воскликнул он недоверчиво. — Быть того не может! Этих бунтовщиков уничтожили много лет назад.

Хань медленно покачал головой. Пух Ивы подошла к столику, чтобы заварить чай. Судья пристально посмотрел на хозяина дома. «Белым лотосом» звалось тайное общество заговорщиков, раскинувшее свою преступную сеть по всей стране. Его целью было свержение императорской династии. Движение возглавляли недовольные из высших чиновников, утверждавших, будто Небеса явили им некие знамения. И из этих знамений будто бы явственно следовало, что Небесное Право правящей императорской династии совершенно исчерпано и следует основать новую. Огромное количество болезненно честолюбивых, исполненных порока чиновников, главарей разбойничьих банд, дезертиров и бывших каторжников вступили в ряды «Белого лотоса», имевшего свои отделения по всей империи.

Их коварные планы стали известны властям, своевременно принятые суровые меры подавили заговор в зародыше. Главари бунтовщиков были казнены вместе с семьями, все члены преступного общества были приговорены к смерти. Несмотря на то, что все это случилось еще в предыдущее царствование, попытка переворота потрясла всю империю, и даже теперь мало кто отваживался упоминать это опасное и ужасное наименование. Впрочем, судья никогда не слышал о попытках возродить это злодейское движение против правящей династии.

— Так что же все-таки произошло? — спросил он.

Пух Ивы протянула чашку чая судье, а другую отдала своему отцу. Хань жадно осушил чашку и начал рассказывать:

— После ужина я обычно недолго прогуливаюсь перед буддийским храмом, наслаждаясь вечерней прохладой. Я всегда выхожу один. Сегодня, как и всегда, там было весьма малолюдно. Когда я проходил мимо ворот храма, навстречу мне попался паланкин, который несли шесть носильщиков. Вдруг сзади на голову мне набросили тяжелую ткань. Я даже не успел ничего понять — мне завязали руки за спиной и подняли в паланкин. Ноги мои тоже связали веревкой. Судя по всему, паланкин несли очень быстро.

Я ничего не слышал из-под плотной накидки и чуть не задохнулся. Я стал лягать стенку паланкина, тогда кто-то немного ослабил накидку, и я смог дышать свободнее. Точно не знаю, как долго продолжалось наше путешествие, думаю, около часа. Затем паланкин опустился на землю. Двое мужчин грубо схватили меня и понесли вверх по лестнице. Я услышал, как отворилась дверь. Меня опустили на землю, разрезали веревку на лодыжках и втолкнули внутрь помещения. Там меня посадили в кресло и сдернули тряпку с головы.

Хань глубоко вздохнул.

— Я обнаружил, что сижу за квадратным столом из черного дерева, в маленькой комнате. Напротив сидел мужчина в зеленом платье, плечи и голову его скрывал белый капюшон с прорезями для глаз. Ошеломленный, заикаясь, я стал протестовать. Но человек сердито ударил кулаком по столу и...

— Какая у него рука? — перебил его судья Ди.

— Не знаю, ваша честь. На нем были толстые охотничьи перчатки. Вообще не было никаких признаков, по которым я смог бы его опознать.

Зеленое платье свободно висело на нем, делая его фигуру мешковатой, капюшон приглушал голос. Он оборвал мои протесты: «Это предупреждение тебе, Хань Юнхань! Той ночью танцовщица поведала тебе кое-что, чего не должна была говорить. Ты знаешь, что с нею стало. Ты очень мудро поступил, Хань, ничего не сказав судье, очень мудро! «Белый лотос» весьма могуществен, что доказала казнь твоей любовницы Цветка Миндаля!»

Хань потрогал кровоподтек на виске кончиками пальцев. Пух Ивы поспешила к нему, но он покачал головой и продолжил жалобным голосом:

— Я не имел ни малейшего понятия, о чем этот человек толкует, ваша честь! Танцовщица — моя любовница, подумать только! Да вы сами знаете, что на той пирушке она почти не разговаривала со мной. Я рассердился, услышав от него такую нелепость, а он засмеялся. Смех его, доложу я вам, звучал сквозь маску очень зловеще! «Не лги, Хань! — прошипел он. — Это бесполезно. Забыл, что ли, что она тебе сообщила? Послушай! Она сказала: я должна с вами встретиться! Опаснейший заговор зреет в городе!» Когда я взглянул на него, ошарашенный подобной несуразицей, он продолжил с гнусным смешком: «Тебе нечего ответить, Хань? Учти, «Белому лотосу» все известно! И мы, как ты видишь, способны на все. Внемли моему приказу и забудь ее слова. Так будет лучше!» Он подал знак тому, кто стоял за моей спиной, и добавил: «Помоги этому распутнику забыть все и не будь излишне вежлив!» Я получил страшный удар по голове и потерял сознание. Хань глубоко вздохнул и закончил рассказ:

— Когда я пришел в себя, то увидел, что лежу у задней калитки своего дома. К счастью, вокруг никого не было. Я с трудом поднялся, и мне удалось добраться до своего кабинета. Я позвал свою дочь и приказал ей немедленно идти к вам, ваша честь. Но никто не должен знать о том, что я вам рассказал! Речь идет о моей жизни! Я убежден, что у «Белого лотоса» везде есть свои шпионы, даже в суде!

Хань откинулся на подушки и закрыл глаза. Судья Ди в задумчивости потер лоб и сказал:

— Опишите комнату!

Хань открыл глаза. Он наморщил лоб и задумался.

— Я мог видеть только ту часть, которая находилась передо мной. У меня сложилось впечатление, что я нахожусь в небольшой шестиугольной комнате. Можно было подумать, что это садовый павильон, но воздух там был слишком спертым. Единственный предмет обстановки, кроме стола, запомнившийся мне, — это бюро у стены, за стулом, где сидел человек в капюшоне. Еще, мне кажется, там были выцветшие зеленые драпировки на стенах.

— Вы имеете представление, — спросил судья Ди, — в каком направлении вас несли похитители?

— Очень смутное, — ответил Хань. — Сначала я был настолько ошеломлен нападением, что не обратил на это внимания, но уверен, что в основном мы придерживались восточного направления. Я думаю, сначала мы спускались по склону, а остальные три четверти пути двигались по равнине.

Судья Ди поднялся; рану в боку пощипывало; ему хотелось скорей вернуться домой.

— Ценю, что вы незамедлительно доложили мне обо всем! — сказал он. — Я склонен считать, что кто-то над вами подшутил. У вас есть враги, которые могут отважиться на столь бесцеремонную шутку?

— У меня вообще нет врагов! — возмущенно воскликнул Хань. — И какая тут может быть шутка? Позвольте заверить вас, что тот тип говорил совершенно серьезно!

— Думаю все же, что это была только шутка, — спокойно возразил судья Ди. — Дело вот в чем. Я пришел к выводу, что танцовщицу убил кто-то из гребцов. Среди них я приметил одного негодяя, которому было явно не по себе во время допроса. Наверное, будет лучше всего допросить его со всей строгостью.

Лицо Ханя просветлело.

— Разве я не говорил вам того же, ваша честь? — воскликнул он с нескрываемым торжеством. — Как только мы услышали об убийстве, я и мои друзья сразу поняли, что убийца — один из гребцов. Да, теперь-то я понимаю, что мое похищение — всего лишь дурацкая и жестокая шутка. Я поразмыслю, кто бы мог проделать со мной этот трюк.

— И я со своей стороны попробую что-нибудь разузнать об этом, — ответил судья. — Очень осторожно, само собой. И если что-нибудь станет мне известно, то немедленно дам вам знать.

Хань выглядел очень довольным. Улыбнувшись, он сказал своей дочери:

— Привратник уже спит, так что проводи его превосходительство до главных ворот, доченька! Не подобает правителю нашего уезда покидать этот дом, словно вору, через заднюю дверь.

Он скрестил пухлые руки на животе и с глубоким вздохом откинулся на подушки.

Глава 10 Очаровательная девица показывает судье семейные реликвии; доверительный разговор под надзором Будды

Пух Ивы кивком головы позвала за собой судью Ди, и они вышли в очень темный коридор.

— Я не рискнула зажечь свечу, — прошептала девушка, — рядом спят жены отца. Но я проведу вас и так.

Судья почувствовал, как ее маленькая ладонь нащупала его руку. Она потянула его за собой; шелковое платье коснулось его одежды, и Ди почувствовал, что от девушки исходит тонкий аромат орхидей.

Когда они очутились в большом, выложенном каменными плитами внутреннем дворе, Пух Ивы отпустила его руку. Двор был залит лунным светом. Судья заметил справа от себя полуоткрытую дверь. Луч света исходил из нее. Густой запах индийских благовоний висел в неподвижном воздухе.

Судья остановился и спросил девушку:

— Мы можем пройти туда так, чтобы нас никто не заметил?

— Да, — ответила Пух Ивы. — Это — наша домашняя часовня, посвященная Будде, ее строил мой прадед. Он был благочестивый буддист и оставил строгий наказ, чтобы лампада на алтаре горела и днем и ночью и чтобы эта дверь никогда не запиралась. Там никого нет, не хотите ли заглянуть внутрь?

Несмотря на усталость, судья Ди с готовностью согласился. Он подумал, что не следует упускать возможности побольше разузнать об авторе загадочной задачи по вэйци.

Большую часть часовенки занимал массивный алтарь из кирпича, примыкавший к задней стене. На передней стенке алтаря висела квадратная плита из зеленого нефрита, больше четырех чи в длину и ширину, с резной надписью. Венчала алтарь прекрасная позолоченная статуя Будды, сидящего, скрестив ноги, на троне в виде лотоса. В полумраке, под самым потолком, судья едва различал его безмятежно улыбающееся лицо.

На стенах часовни были изображены эпизоды из жизни Будды. На полу перед алтарем лежала круглая подушечка для удобства молящихся. Масляная лампа стояла на изящно сработанной чугунной подставке.

— Эта часовня, — сказала Пух Ивы с явной гордостью, — была построена под руководством моего прадеда, очень мудрого и доброго человека. В нашей семье о нем сохранились настоящие легенды. Он никогда не принимал участия в литературных экзаменах, предпочитая жить здесь в уединении и посвящать весь досуг своим весьма разнообразным занятиям. Поэтому люди прозвали его отшельник Хань.

Судье понравилось, с каким воодушевлением девушка рассказывает о своем прадеде. Теперь так мало молодых женщин, чтущих семейные традиции.

— Я, кажется, припоминаю, — сказал он, — что отшельник Хань был еще и великим игроком в вэйци. Вы и ваш отец, наверное, тоже увлекаетесь вэйци?

— Нет, ваша честь, — ответила девушка, — мы любим карты и домино. Вэйци отнимают слишком много времени, и в них можно играть только вдвоем. Ваша честь заметили эту надпись, вырезанную на нефрите? У отшельника Ханя были золотые руки; он был в том числе и искусным резчиком. Он сам вырезал эту надпись.

Судья подошел к алтарю и прочитал вслух:

Судья одобрительно кивнул и сказал:

— Отшельник Хань превосходно выполнил эту работу, и текст, который он выбрал для запечатления в камне, выражает высокую мысль. Сам я твердый последователь нашего великого учителя, Конфуция, но не могу не признать, что буддийская вера обладает множеством замечательных достоинств.

Пух Ивы с благоговением взглянула на нефритовую плиту.

— Конечно, — сказала она, — было бы невозможно найти целый кусок нефрита таких размеров. Поэтому отшельник Хань вырезал каждое слово на отдельном маленьком квадрате, а потом соединил кусочки нефрита с вырезанными на них иероглифами, как в мозаике. Мой прадед действительно был выдающимся человеком, ваша честь. Он обладал огромным богатством, но после его неожиданной смерти сокровищница, где он хранил золотые слитки, оказалась пуста. Выяснилось, что еще при жизни он раздал все золото различным благотворительным обществам. Как бы то ни было, наша семья потеряла не так уж много — его земельная собственность стоила во много раз больше, и мы по-прежнему ею владеем. Доходов с нее для нас более чем достаточно.

Судья Ди с любопытством взглянул на девушку. Она была очень привлекательна; ее тонко очерченное, живое лицо обладало изысканной красотой.

— Раз вы так увлекаетесь историей, должно быть, вы знакомы с Феей Луны, дочерью Лю Фэйпо? Ее отец говорил мне, что она тоже любит учиться, — сказал судья Ди.

— Да, — негромко ответила Пух Ивы, — я действительно была хорошо с ней знакома. Она часто приходила ко мне сюда, в женские покои. Ей бывало очень одиноко, ведь ее отец часто уезжал из дома. Она была очень сильной и смелой девушкой, ваша честь! Она была прекрасной наездницей и охотницей; ей следовало бы родиться мальчишкой. Отец не отказывал ей ни в чем, ведь он ее так любил! Не могу себе представить, что послужило причиной ее смерти, — она была еще так молода.

— Я предпринимаю все возможные меры, чтобы открыть причину, — ответил судья Ди, — и вы мне очень поможете, если расскажете о ней поподробнее. Вы говорили, что она любит физические упражнения, но разве она не посещала лекции доктора Цзяна?

Девушка слегка улыбнулась.

— Что ж, я думаю, что не поступлю дурно, если расскажу вам о том, что мне известно, — в женских покоях все знают об этом! Интерес к литературным занятиям проснулся в Фее Луны в тот день, когда она встретила кандидата Цзяна. Он произвел на нее сильное впечатление, вы меня понимаете? Поэтому она упросила отца разрешить ей посещать эти лекции, что позволило им чаще видеться. Оба они полюбили друг друга, а теперь обоих...

Девушка опустила глаза и безутешно покачала головой.

Судья помолчал, а затем спросил свою собеседницу:

— Как она выглядела? Вы, наверное, слышали, что ее тело исчезло?

— О, она была очень красива! — воскликнула Пух Ивы. — И она была не такая худая, как я, — она была сильная и крепкая. Чем-то она напоминала эту бедняжку-танцовщицу — Цветок Миндаля.

— Как, вы были знакомы с куртизанкой? — удивленно спросил судья Ди.

— Нет, — ответила Пух Ивы, — я никогда с ней не разговаривала. Но отец часто приглашал ее в наш дом для того, чтобы развлекать гостей в большом зале, а я подсматривала через окно, когда у меня появлялась такая возможность, — она очень хорошо танцевала. У Цветка Миндаля было такое же овальное лицо и изогнутые брови, как у Феи Луны, и такая же прекрасная фигура; они могли бы быть сестрами. Только глаза у танцовщицы были совсем другими, ее взгляд немного пугал меня, ваша честь. Обычно я стояла снаружи в темном коридоре, и уверена, она не могла меня видеть. Но она часто глядела мне в глаза через окно, когда танцевала около него. У нее был странный пронизывающий взгляд. Бедная девушка, что за судьба ей досталась! Показывать себя этим мужчинам... и прийти к такому ужасному концу. Ваша честь, вы не думаете, что озеро... каким-то образом... имеет отношение к ее смерти ?

— Нет, не думаю, — ответил судья. — Мне кажется, что ее смерть была большим ударом для мастера Су, похоже, он был влюблен в танцовщицу.

— Су только любовался ею издалека, ваша честь, — с улыбкой ответила девушка. — Он бывает в нашем доме с тех пор, как я себя помню. Су очень застенчив и очень стесняется своей силы. Однажды он нечаянно раздавил в руке красивую старинную чашку отца. Он все еще не женат и смертельно боится женщин. А вот мастер Ван — совсем другое дело! Говорят, что он обожает общество женщин. Но мне лучше остановиться. Ваша честь может подумать, что встретил страшную сплетницу. Я не должна вас задерживать, ваша честь...

— Напротив, — сказал судья Ди, — наш разговор очень содержателен, я стараюсь всегда узнать побольше о людях, так или иначе замешанных в расследуемом деле. Мы не говорили о Лю Фэйпо. Как вы думаете, он сможет рассказать мне подробнее о покойной куртизанке?

— Вряд ли, ваша честь. Конечно, он должен быть знаком с ней, ведь она часто танцевала на званых обедах, но господин Лю такой серьезный, достойный человек — он не испытывает ни малейшего интереса к легкомысленным развлечениям. Прежде чем начать строительство своего дома здесь, в Ханьюане, он останавливался у нас на неделю или немногим больше. Я обратила внимание, что на вечеринках он всегда сидел со скучающим видом. Кроме своего дела он интересуется только древними книгами и манускриптами — говорят, у него в столице замечательная библиотека. И конечно же дочь! Он всегда оживлялся, когда мой отец спрашивал о ней, их объединяло то, что каждый имеет единственного ребенка и притом женского пола. Смерть Феи Луны сильно сказалась на здоровье бедного господина Лю — отец говорит, что он стал совсем другим человеком...

Девушка подошла к лампаде и заправила ее маслом из глиняного кувшина, стоявшего на полу. Судья Ди задумчиво созерцал ее профиль и грациозные движения тонких рук. Очевидно, что она близка отцу, но Хань мог постараться скрыть от нее свою злую и низкую натуру. Выслушав рассказ Ханя, судья стал подозревать его в убийстве и хитрой попытке его, судью, запугать.

— Чтобы закончить наш список, — сказал он со вздохом сожаления, — не припомните, не встречали ли вы когда-нибудь советника Ляна или его племянника?

Пух Ивы вдруг покраснела.

— Нет, — быстро ответила она. — Отец нанес советнику визит, но сам он никогда не приходил к нам. Конечно же, он и не должен, ведь столь высокопоставленный чиновник...

— Мне говорили, — заметил судья Ди, — что его племянник — изрядный гуляка.

— Какая гнусная клевета! — сердито воскликнула Пух Ивы. — Лян Фэн — очень серьезный молодой человек, он постоянно работает в библиотеке при храме!

Судья Ди испытующе посмотрел на нее.

— Откуда вам это известно? — быстро спросил он.

— О, я иногда гуляю с мамой в саду у храма, — ответила она, — и видела там господина Ляна.

Судья Ди кивнул ей.

— Хорошо, госпожа Хань, — сказал он, — я очень благодарен вам за чрезвычайно полезные сведения.

Он повернулся и направился к двери, но Пух Ивы торопливо догнала его и сказала:

— Я очень надеюсь, что вы, ваша честь, найдете этих ужасных людей, которые столь жестоко обошлись с моим отцом. Я совершенно не верю, что это был розыгрыш. Отец всегда несколько сух и официален, ваша честь, но он очень добрый и хороший человек, он никогда не думает плохо о других. Я его очень жалею — у него, наверное, есть враги, а он даже не подозревает об этом. Ему кто-то хочет навредить, ваша честь.

— Можете спать спокойно — будьте уверены, что решению этого дела я посвящу все свое внимание, — сказал судья Ди.

Пух Ивы благодарно взглянула на судью.

— Я хочу подарить вашей чести маленький сувенир в память о вашем посещении часовни отшельника Ханя. Но не говорите об этом никому, потому что его можно дарить только членам нашей семьи!

Она подошла к алтарю и вынула из тайника за ним толстый рулон бумаги. Вытащив из него один листик, она протянула его судье с низким поклоном. Это была тщательно сделанная копия с надписи на алтаре.

Судья Ди аккуратно засунул листок в свой рукав. При этом он торжественно произнес:

— Вашим подарком вы оказали мне большую честь.

Он с удовольствием отметил, что две розы по-прежнему украшают девичью прическу. Пух Ивы провела его по длинному коридору к сторожке и отворила тяжелую дверь. Судья молча ей поклонился и вышел на пустынную улицу.

Глава 11 Ма Жун испытывает досаду; судья Ди отправляется с инспекцией по своему уезду

На следующее утро, на рассвете, когда двое помощников вошли в личные покои судьи, они увидели, что судья Ди крепко спит на лежанке. Они на цыпочках покинули комнату и предупредили слугу, пришедшего приготовить утренний чай, чтобы тот не беспокоил хозяина.

Через час судья Ди проснулся. Сидя на лежанке, он приподнял уголок пластыря и осмотрел свой раненый бок. Рана уже подживала. Быстро поднявшись, он небрежно умылся, сел за письменный стол и хлопнул в ладоши. Вошел слуга, судья приказал ему подавать завтрак и позвать своих трех помощников.

Советник Хун, Ма Жун и Цзяо Тай сели на табуреты. Пока судья ел рис, Хун доложил, что только что вернулся от торговца чаем Куна. Тот рассказал ему, что они с доктором Цзяном были настолько потрясены, увидев пояс сына Цзяна, что даже не подумали спросить у рыбака, нашедшего пояс, как его зовут. Будет нелегко разыскать этого человека.

Потом Ма Жун отрапортовал, что за ночь в доме Цзяна не случилось ничего примечательного. Утром они с Цзяо Таем покинули этот дом, оставив двух стражников.

Судья Ди отложил палочки для еды. За чаем он рассказал помощникам о своем приключении в харчевне. Когда он закончил, Ма Жун воскликнул с досадой:

— Почему вы, ваша честь, не взяли с собой меня?

— Нет, Ма Жун, — промолвил судья, — я и так привлек к себе слишком много внимания. Но ты все же найдешь Мао Лу, потому что я хочу допросить его, чтобы узнать, не встречался ли он со своим дядей в ту ночь, когда тот был убит, и не знает ли он что-либо о смерти Феи Луны. А сейчас сходи в харчевню «Красный карп» и спроси предводителя нищих, где можно найти Мао Лу. Арестуй этого Мао и приведи его сюда. Да, и отдай этому старику две серебряные монеты — он оказал мне большую услугу. Скажи ему, что он получает эти деньги как вознаграждение от судьи, потому что мне стало известно, что он поддерживает среди нищих строгий порядок.

Ма Жун повернулся, чтобы уйти, но судья Ди поднял руку.

— Подожди, я еще не закончил свой рассказ. Вчера была очень длинная ночь.

И он передал содержание своего разговора с Хань Юнханем. Он ничего не сказал о «Белом лотосе» — это опасное название не следовало упоминать лишний раз. Он только сказал, что похищение Ханя было организовано главарем мощной разбойничьей шайки.

Когда он закончил, Цзяо Тай взорвался:

— Никогда я не слышал столь неправдоподобной истории! Я уверен, ваша честь, что вы не поверили ни одному слову этого мошенника!

Судья Ди спокойно ответил:

— Я думаю, Хань Юнхань — коварный и хладнокровный преступник. Конечно же, он подслушал, что танцовщица сказала мне той ночью, — он только притворился спящим. Так он узнал, что она собирается рассказать мне о гнусном плане, который он разрабатывает. Когда я был у него вчера днем, он пытался убедить меня замять расследование убийства куртизанки. Поняв, что ему это не удалось, он решил попытаться меня запугать. Что и совершил вчера ночью и притом очень умно. Он специально наплел мне эту невероятную историю, но не для того, чтобы ввести в заблуждение, а для того, чтобы высказать содержащуюся в ней скрытую угрозу таким образом, чтобы я не смог обвинить его в попытке устрашения.

Представьте себе, что подумают обо мне высшие власти, если я обвиню Ханя на основе столь невероятного рассказа. Они могут заявить, что если бы Хань действительно хотел обмануть меня, он состряпал бы басню поубедительнее. Все было очень хитро придумано — он рассказывает мне в присутствии своей дочери эту нелепую историю и демонстрирует кровоподтек, который, конечно же, сам себе и поставил! Понимаете, какой это опасный человек?

— Давайте подвергнем пытке этого жирного жулика! — сердито воскликнул Ма Жун.

— К сожалению, у нас нет никаких прямых доказательств, — возразил судья Ди. — Мы не можем допрашивать человека под пыткой, не имея против него твердых улик. А нам придется немало потрудиться, прежде чем мы найдем эти улики. Но я сделал вид, что понял его намек, — сказал ему, что подозреваю одного из гребцов. Надеюсь, Хань сделал вывод, что ему удалось меня запугать, и теперь он станет менее осторожным и совершит какой-нибудь опрометчивый поступок.

Советник Хун, который все это время внимательно слушал, спросил судью Ди:

— Вы, ваша честь, совершенно уверены, что никто не стоял рядом с вашим столом, когда вы разговаривали с Цветком Миндаля? Может, слуга или одна из куртизанок?

Судья Ди подумал и задумчиво произнес:

— Нет, Хун, я не сказал бы, что в этом уверен. По крайней мере, в отношении слуг. Единственное, в чем я уверен, что это не была куртизанка, потому что все пять были в поле моего зрения, прямо передо мной. А вот слуги... Всегда воспринимаешь их присутствие как нечто само собой разумеющееся...

— В таком случае, ваша честь, — заключил Хун, — я думаю, можно допустить возможность того, что Хань не лжет. Слуга мог услышать то, что сообщила танцовщица, но, ошибившись, подумать, что она обращается к Ханю. Цветок Миндаля стояла между вами, а находящийся сзади человек мог и не разглядеть, что Хань дремлет. Слуга должен быть соучастником того человека, что связан с заговором, о котором упомянула танцовщица, — он предупредил главаря, и тот убрал ненужную свидетельницу. Потом убийца должен был удостовериться, что Хань не передал предупреждение танцовщицы вашей чести, для чего он похитил его и пытался нагнать на него страху.

— Ты, пожалуй, прав, Хун, — сказал судья Ди и быстро добавил: — Хотя постой-ка! Слуга не мог ошибиться. Я хорошо помню, что Цветок Миндаля обратилась ко мне «ваша честь».

— Может быть, он не расслышал, — возразил Хун. — Он, наверное, сразу заспешил, услышав ее первую фразу, и того, что она сказала насчет вэйци, тоже не расслышал. Поэтому похититель Ханя и не упомянул о них.

Судья Ди не ответил. Он вдруг испытал сильную тревогу. Ведь если рассказ Ханя — правда, значит, «Белый лотос» в самом деле возродился!

Даже самый бесстрашный негодяй не осмелится упомянуть это наименование как шутку. Кроме того, и куртизанка говорила о готовящемся заговоре против императорской династии. О Небеса! Речь как будто идет не о простом убийстве, а о широкой сети тайных организаций, угрожающей безопасности всего государства!

Судья с трудом взял себя в руки.

— Единственный человек, который может четко ответить на вопрос, стоял ли кто-нибудь за моей спиной, это Анемона. Ма Жун, в качестве поощрения после ареста Мао Лу сходи в Квартал Ив и поговори с Анемоной. Пусть она подробно расскажет о том, как она заметила, что Хань задремал, как она пошла за кубком вина для него — в общем, все до мельчайших подробностей. И между делом спроси невзначай, кто стоял за нами в то время. Покажи, на что ты способен!

— Слушаюсь, ваша честь! — с готовностью сказал довольный Ма Жун. — Я отправлюсь тотчас же, пока Мао Лу не вылез из своей берлоги!

В дверях он чуть не налетел на старшего писца, который входил со стопкой дел. Когда писец положил папки на стол, советник Хун и Цзяо Тай пододвинули свои табуреты поближе и стали рассортировывать бумаги. Затем они вместе с судьей просмотрели их. Это были в основном текущие дела, касающиеся управления уездом. Когда судья Ди захлопнул последнюю папку, день давно уже наступил.

Судья откинулся на спинку стула и подождал, пока Хун нальет ему чая.

— Эта история с похищением, — сказал он, — не выходит у меня из головы. Помимо тех сведений, которые Ма Жун получит у этой Анемоны, у нас есть и другие средства, чтобы проверить подлинность истории, рассказанной Ханем. Хун, сходи-ка в архив и принеси мне хорошую карту уезда.

Советник вскоре вернулся с толстым свитком под мышкой. Цзяо Тай помог Хуну расстелить его на столе.

Это была подробная карта уезда Ханьюань, выполненная в цвете.

Судья Ди внимательно изучил ее.

— Смотрите, вот буддийский храм, рядом с которым, как сказал Хань, он был похищен. Ему кажется, что его несли в восточном направлении. Похоже, все совпадает — сначала вы идете ровной дорогой в верхних кварталах города, а затем спускаетесь по склону горы на равнину. Если Хань сказал правду, это единственный путь, по которому они могли двигаться. Потому что если бы они пошли в нижние кварталы, им бы не миновать спуска по крутой лестнице, чего он не мог не заметить. Путь же на север и запад ведет только в горы. Хань утверждает, что после спуска три четверти дороги они продвигались по ровной местности. Это может касаться большой дороги, что пересекает равнину среди рисовых полей, как раз в восточной части уезда. Дорога приводит к военному кордону у моста на реке, которая служит границей между уездом Ханьюань и соседним округом Шангпей. Если бы Ханьюань был обычным городом, окруженным стеной, наша задача значительно облегчилась бы. Обыкновенный опрос стражей восточных ворот разрешил бы эту загадку. Впрочем, мы сами можем ее разрешить. Ханя несли куда-то из города в этот таинственный дом и обратно в течение одного вечера. Беседа не могла продолжаться долго, поэтому мы не будем далеки от истины, если предположим, что путь в одну сторону занимает около часа. Как ты думаешь, Цзяо Тай, как далеко можно унести паланкин за час по этой дороге ?

Цзяо Тай склонился над картой и сказал:

— Вечером было прохладно, и носильщики могли продвигаться с хорошей скоростью. Я думаю, что они дошли вот досюда, ваша честь.

Он пальцем указал на обозначенную на карте деревню, расположенную на равнине.

— Что же, — сказал судья Ди, — если Хань не лжет, мы должны найти где-то поблизости от нее загородный дом; возможно, он построен на небольшом возвышении — Хань говорил о лестнице, ведущей к воротам.

Дверь отворилась — это вернулся Ма Жун. Он взглянул на судью с довольно унылой гримасой. Плюхнувшись на табурет, он проворчал:

— Сегодня все идет наперекосяк!

— Судя по твоему виду, это именно так! — ответил судья. — Что случилось?

— Сначала я бродил по рыбному рынку, — ответил Ма Жун. — Пришлось раз сто останавливаться и спрашивать дорогу, прежде чем в лабиринте зловонных улочек я нашел так называемую харчевню «Красный карп». Харчевня! Скорее, какая-то щель в стене! Старый жулик дремал в углу. Я дал ему две серебряные монеты, как вы и приказали. Обрадовался ли он? Отнюдь нет! Этот старикашка подумал, что я шучу. Мне пришлось показать ему официальную бумагу, удостоверяющую, что я — служитель суда. Тогда он чуть не сломал свои гнилые корешки, пробуя монеты на зуб — не фальшивые ли? Потом он все-таки взял деньги. Потом указал мне, где можно найти Мао Лу, утверждая, что тот живет там со своей девчонкой. Я ухожу от седобородого в полной уверенности, что теперь найду нашего дебошира. Разыскиваю этот, с позволения сказать, дом свиданий. О Небо, что за клоповник! Содержится исключительно для кули и носильщиков паланкинов! Единственное, что я узнал от старой ведьмы, владелицы этого притона, это то, что сегодня с утра пораньше Мао Лу со своей девчонкой и одноглазым напарником отправились в Шангпей.

Затем я иду в Квартал Ив — лопух, которому кажется, что хоть здесь он отхватит немного удачи. И что же? А то, что эта девица Анемона мучится, видите ли, жестоким похмельем после вчерашнего и пребывает в дурном настроении! Хорошо. Я спрашиваю ее о том, что, может быть, кто-нибудь стоял в тот вечер за вашей спиной. Возможно, говорит она, но был ли это управитель делами империи или слуга, этот лоскут грязной юбки не может мне сообщить! Вот и все!

— Мне кажется, — заметил судья Ди, — что тебе, может быть, стоило еще раз поговорить об убитой танцовщице с твоей подружкой.

Ма Жун бросил на судью укоризненный взгляд.

— У моей подружки похмелье еще почище, чем у девицы, которую зовут Анемона.

— Ну ладно, — сказал судья Ди с легкой усмешкой. — Ма Жун, каждый день не может быть солнечным. Посмотри-ка лучше на карту. Вот что. Мы совершим инспекционную поездку по восточной части нашего уезда и попытаемся найти дом, о котором говорил Хань. Если мы его не найдем, то будем знать, что он лгал. Заодно осмотрим эту часть нашей округи. Все же это житница края, а я там еще не бывал. Мы отправимся к восточной границе уезда и проведем ночь в деревне. По крайней мере, мы насладимся созерцанием сельской местности и слегка проветрим наши мозги. Ма Жун, сходи и выбери для нас хороших лошадей, а заодно отмени сегодняшнее заседание суда. Я ничего не могу сообщить нового нашим жителям об этих двух сложных делах.

Ма Жун вышел из комнаты с Цзяо Таем. Казалось, что он слегка повеселел. Судья сказал своему советнику:

— Долгое путешествие по жаре будет для тебя, Хун, слишком утомительным. Ты лучше останься и поработай в архиве. Возможно, тебе удастся найти те документы, которые относятся к главам гильдий Вану и Су. Еще я хочу, чтобы после обеда ты сходил в квартал, где живет Ван Ифань. Он замешан в деле «Лю против Цзя-на», а также причастен к сомнительным сделкам старого советника. Мне кажется странным, что такой богатый и уважаемый человек, как Лю Фэйпо, покровительствует темному дельцу. И проверь, что там за история с его дочкой.

Судья Ди потрогал свою бороду и продолжил:

— И еще о советнике Ляне, Хун. Я очень беспокоюсь о нем. Его племянник сообщил мне о состоянии советника, и теперь его семья будет считать меня ответственным за ведение его дел и ожидать от меня нужных мер, которые предостерегут пожилого господина от растраты целого состояния. Но я ничего не могу предпринять, пока точно не узнаю, не крадет ли его племянник деньги своего хозяина и не замешан ли этот юноша в убийстве танцовщицы.

— Ваша честь, давайте я сегодня навещу его, — сказал советник Хун. — Я мог бы просмотреть с ним все деловые документы и попытаться узнать, какую роль играет Ван Ифань в этом деле.

— Это ты отлично придумал! — сказал судья Ди.

Он взял в руки кисточку и составил для Хуна короткое рекомендательное письмо, адресованное Лян Фэну. Затем судья выбрал один из официальных бланков и набросал несколько строк. Поставив на документ большую красную печать суда, он сказал:

— Это запрос к моему коллеге, судье Пинъяо в провинции Шаньси. Я прошу его послать мне с курьером все сведения о семействе Фан, особенно о девице Фан Хои, которую здесь называли Цветок Миндаля. Странно, что она настояла на том, чтобы ее продали именно в этот отдаленный уезд, в Ханьюань. Возможно, причины убийства скрыты в ее родном городе. Пошли этот запрос с нарочным!

Судья поднялся из-за стола.

— Приготовь мне легкую охотничью одежду, Хун, и сапоги для верховой езды. Я думаю, мне невредно немного проехаться. Стоит на время сменить обстановку.

Глава 12 Ма Жун и Цзяо Тай разгоняют толпу разъяренных крестьян; игрок в кости посвящает судью и его спутников в секреты своего ремесла

Ма Жун и Цзяо Тай ждали судью во дворе, держа под уздцы трех лошадей. К седлам были приторочены широкополые шляпы от солнца, плетенные из рисовой соломки. Судья Ди осмотрел и одобрил лошадей, стражники растворили тяжелые ворота, и всадники выехали из судейской управы.

Направившись на восток, они оставили за спиной город и вскоре оказались на краю возвышенности. Внизу перед ними, насколько хватало глаз, расстилалась плодородная равнина.

Путники по дороге скоро спустились вниз. Спасаясь от жары, судья Ди снял свою черную шапку и надел большую соломенную шляпу. Помощники последовали его примеру. Судья с удовольствием смотрел на волнующееся море зеленеющих стеблей риса по обе стороны от дороги.

— Выглядит многообещающе, — заметил судья. — Этой осенью у нас будет хороший урожай. Однако я не вижу нигде никаких загородных домов.

Всадники остановились в маленькой деревушке и пообедали в местной харчевне. Когда староста пришел выразить судье свое почтение, Ди спросил его о загородном доме. Старик покачал головой и сказал:

— Во всей округе нет ни одной каменной постройки. Землевладельцы живут в горах, там прохладнее.

— Ведь я говорил, что Хань — просто мошенник, — проворчал Ма Жун.

— Может быть, нам еще повезет, — ответил судья.

Через полчаса путники въехали в следующую деревню. Проезжая по узкой дороге среди лачуг, судья Ди вдруг услышал громкие крики. Когда всадники подъехали к рыночной площади, судья увидел толпу крестьян, собравшихся под росшим в центре старым деревом.

Крестьяне махали палками и дубинками, во весь голос выкрикивая ругательства. С высоты своей лошади судья разглядел, что они бьют палками и пинают ногами лежащего под деревом человека. Человек был весь в крови.

— Сейчас же прекратите бесчинство! — крикнул судья Ди.

Никто не обратил на него внимания.

Судья повернулся к своим помощникам и приказал им:

— Разгоните их!

Ма Жун соскочил с лошади и бросился к толпе. Цзяо Тай последовал за ним. Ма Жун схватил первого попавшегося за ворот рубахи и штаны, поднял над головой и бросил в толпу. Потом начал прокладывать себе дорогу, раздавая удары направо и налево и не забывая при этом работать локтями. Цзяо Тай прикрывал его с тыла. Через несколько секунд приятели были у дерева, отделив стонущую жертву от нападающих.

— Сейчас же прекратите, вы, недоумки! — крикнул Ма Жун. — Вы что, не видите, что прибыл его превосходительство судья?

И он указал на судью.

Все повернули головы. Увидев внушительную фигуру всадника, крестьяне торопливо опустили свое оружие. Вперед протолкнулся пожилой человек и упал перед лошадью судьи на колени.

— Ваш покорный слуга, — почтительно представился он, — староста этой деревни.

— Докладывай, что здесь происходит! — приказал судья Ди. — Если этот человек, которого, судя по всему, вы решили забить до смерти, совершил преступление, вы должны были доставить его в суд в Ханьюане. Как деревенский староста ты должен знать, что самосуд является непростительным оскорблением закона.

— Прошу у вашей чести прощения, — промямлил староста. — Мы поступили сгоряча, но уж слишком велика была наша ярость. Мы, жители этой деревни, трудимся с утра до ночи, как невольники, чтобы наскрести несколько медяков на чашку риса, а этот бездельник является и обкрадывает нас! Один молодой парень из наших смекнул, что этот негодяй пользуется утяжеленными кубиками для игры в кости. Я прошу вашу честь о справедливом решении!

— Пусть человек, обнаруживший жульничество, выйдет вперед, — приказал судья Ди и отдал распоряжение Ма Жуну: — Приведи избитого.

Вскоре рослый крестьянин и странный растрепанный тип немолодых лет встали на колени посреди дороги.

— Ты можешь доказать, что этот человек — жулик? — спросил судья.

— Доказательства — здесь, ваша честь, — сказал крестьянин и вынул из рукава две игральные кости.

Он поднялся с колен, чтобы протянуть кости судье, но избитый вдруг вскочил и с удивительным проворством выхватил их. Размахивая руками, он прокричал:

— Пусть именем Неба и Земли этот несчастный будет навеки проклят, если мои кости утяжелены!

И он с низким поклоном почтительно передал кости судье.

Судья Ди покрутил кости на ладони и внимательно рассмотрел их. Потом взглянул на обвиняемого. Это был тощий человек лет пятидесяти, его длинные волосы с пробивающейся сединой свисали на вытянутое, изрезанное морщинами лицо, обезображенное кровоточащей раной на лбу. На левой щеке у него была родинка величиной с медную монету, из которой росли три длинных волоска.

Судья Ди спокойно сказал крестьянину:

— Эти кости не утяжелены, разве что подделаны каким-нибудь другим способом.

Он бросил их старосте. Тот ловко поймал кости и начал рассматривать их вместе с остальными крестьянами.

Судья с суровым видом обратился к толпе:

— Пусть это будет для вас хорошим уроком! Если вас притесняют разбойники или к вам несправедливы ваши хозяева, вы всегда можете прийти в суд, и я внимательно рассмотрю ваши жалобы. Но впредь никогда не осмеливайтесь устраивать самочинные расправы, иначе будете сурово наказаны! А теперь ступайте работать и не растрачивайте свое время и деньги на азартные игры!

Староста бросился на колени и ткнулся лбом в землю, чтобы выразить свою благодарность за столь снисходительное решение.

Судья Ди приказал Ма Жуну посадить пострадавшего на лошадь позади себя, и кавалькада снова тронулась в путь.

В следующей деревне была сделана остановка, чтобы игрок в кости смог смыть кровь с лица у колодца и почистить свою одежду. Судья Ди вызвал старосту и спросил, не знает ли он, есть ли поблизости загородный дом, построенный на небольшом возвышении. Тот ответил, что нет, и спросил, как выглядит дом и кто его владелец. Может статься, что такой дом имеется дальше по дороге. Судья Ди ответил ему, что это не так уж важно.

Пострадавший поклонился судье и собрался уйти, но судья Ди, заметив его хромоту и мертвенную бледность лица, сказал:

— Ты поедешь с нами до пограничного поста — тебе, почтеннейший, необходима помощь врача. Мне не по душе люди, сделавшие азартную игру своим ремеслом, но я не могу оставить тебя здесь в таком виде.

К вечеру путники приехали в деревню, расположенную на границе их уезда. Судья Ди приказал отвести пострадавшего к местному врачу, а сам отправился с Цзяо Таем к военной заставе у моста.

Начальник заставы выстроил двенадцать своих солдат. Судья заметил, что их шлемы и доспехи начищены до блеска, воины выглядели опрятными и вполне боеспособными. Пока судья осматривал арсенал, начальник заставы сообщил ему, что на реке наблюдается необычно оживленное движение лодок, словно это не малый приток Великой реки, несущий свои воды в соседний уезд Шангпей, а бойкий торговый путь.

Еще он добавил, что на их берегу все спокойно, а вот в Шангпее произошло несколько вооруженных грабежей. Тамошний гарнизон был недавно усилен.

Начальник заставы проводил судью и его помощников до небольшого постоялого двора. Радушный хозяин выбежал встретить знатных гостей. Конюх увел лошадей, а хозяин лично помог судье снять тяжелые сапоги для верховой езды. Судье Ди подали удобные соломенные сандалии и проводили наверх, в бедно обставленную, но тщательно прибранную комнату. Хозяин открыл окно, и судья увидел за крышами деревенских хибарок широкую гладь реки, в которой отражались красные лучи заходящего солнца.

Слуга принес зажженные свечи и таз с горячей водой и полотенцами. Когда судья закончил свой туалет, вошли Ма Жун и Цзяо Тай. Ма Жун налил судье чашку чая и сказал:

— Этот игрок — странный человек, ваша честь. Он рассказал мне, что в молодости был приказчиком в лавке, торгующей шелком. Но домоправитель положил глаз на его жену и обвинил в краже. Стражники схватили его, но он сумел убежать. Пока он был в бегах, домоправитель взял его жену в наложницы. Когда шум утих, он тайком вернулся домой и умолял жену бежать с ним, но та рассмеялась ему в лицо и сказала, что нынешнее положение ее больше устраивает. Последующие годы он бродяжничал по всей империи. Он рассуждает как человек образованный и называет себя защитником попранных, но мне кажется, что он всего лишь «гость рек и озер» или, попросту говоря, бродяга и жулик.

— У таких людей всегда наготове душещипательная история, — заметил судья Ди. — Я думаю, мы его больше не увидим.

В дверь постучали. В комнату вошли два кули, несшие четыре корзины. В первой были три крупные рыбины, тушенные в имбирном соусе, во второй — большая чаша, наполненная рисом и солеными яйцами. Красная визитная карточка свидетельствовала, что это подарок от начальника заставы.

В двух других корзинах находились три жареных цыпленка, три блюда с тушеной свининой и овощами и горшок, полный горячего супа. Это был подарок от старосты и наиболее почтенных крестьян. Слуга принес три кувшина вина в знак внимания от хозяина постоялого двора.

Когда блюда были расставлены на столе, судья Ди передал кули несколько серебряных монет, завернутых в красную бумагу, в качестве ответного подарка, а потом сказал своим помощникам:

— Мы находимся в дороге, поэтому обойдемся без церемоний. Садитесь-ка, мы сегодня обедаем вместе.

Ма Жун и Цзяо Тай было запротестовали, но судья настаивал, и они наконец уселись за стол. Все сильно проголодались за время пути и ели с большим аппетитом.

Судья Ди пребывал в прекрасном настроении. Рассказ Ханя оказался ложью. Теперь судья доподлинно знал, что Хань — преступник, и рано или поздно его удастся разоблачить. Он мог выбросить из головы тревожные мысли о том, что «Белый лотос» возродился, ведь все это было выдумкой.

Все с наслаждением пили послеобеденный чай, когда слуга принес большой конверт, адресованный судье Ди.

Конверт содержал послание, изложенное в самых изысканных выражениях и написанное весьма аккуратным почерком. Некий Дао Гань просил у его превосходительства позволения посетить его.

— Это, должно быть, кто-нибудь из старейшин деревни, — сказал судья. — Проводите господина ко мне!

Ко всеобщему изумлению, в дверях показалась тощая фигура игрока. После посещения врача он явно потратил немало денег в местных лавках. На его лбу красовалась повязка, но выглядел игрок очень опрятно — на нем был простой синий халат, перетянутый черным шелковым поясом, а голову украшала высокая шапка из черного газа, что делало его похожим на отошедшего от дел состоятельного торговца.

Низко поклонившись, гость сказал хорошо поставленным голосом:

— Ваш покорный слуга, зовущийся Дао Гань, почтительно приветствует вашу честь. Мне не найти тех слов, которые в достаточной степени выразят...

— Хватит, почтеннейший! — холодно прервал его судья Ди. — Благодари не меня, а Небо, которое спасло тебя от неминуемой гибели. И не думай, что я тебе сочувствую, — ты получил, должно быть, не больше ударов, чем заслужил. Я убежден, что ты каким-то образом обманул этих крестьян, но не желаю терпеть самосуд в своем уезде. Только поэтому я защитил тебя.

— И все же, — сказал неожиданный гость, ничуть не смущенный суровым приемом, — я надеюсь, что мне позволят предложить вашей чести свою жалкую помощь как скромный знак моей глубочайшей признательности. Как я понял, ваша честь занимается расследованием похищения.

Судья Ди с трудом скрыл свое удивление.

— О чем ты говоришь?

Дао Гань улыбнулся.

— Род моих занятий заставляет оттачивать логику и наблюдательность. Я слышал, как ваша честь расспрашивал о загородном доме, но из ваших слов заключил, что вы не знакомы ни с его видом, ни с его владельцем. — Он задумчиво намотал на указательный палец волоски, что росли из родинки на его щеке, и спокойно продолжил: — Похитители завязывают глаза жертве и увозят ее в отдаленное место, где страшными угрозами заставляют похищенного отправить письмо семье с просьбой прислать большой выкуп. Получив требуемое, похитители либо убивают свою жертву, либо отправляют ее домой, снова завязав глаза. В этом случае несчастный имеет лишь очень смутное представление о том направлении, в котором его везли. Но ему ничего не известно ни о том, как выглядит дом, где его содержали, ни о том, кто его хозяин. Я понял, что жертва подобного подлого преступления обратилась в суд, и осмелюсь дать вашей чести совет.

Дао Гань снова низко поклонился судье.

Судья Ди подумал про себя, что перед ним — на редкость хитрая бестия, и ответил:

— Допустим, ты прав. Что за совет ты хотел бы мне дать?

— Прежде всего, — сказал Дао Гань, — на этой равнине нет подобного дома — я хорошо знаю эти места. С другой стороны, мне известно несколько загородных домов в горах севернее и западнее города.

— Хорошо. А теперь допустим, что жертва отчетливо помнит, что большая часть пути пролегала по ровной дороге, — сказал судья.

Дао Гань хмыкнул.

— В таком случае, ваша честь, этот дом находится в самом городе.

— Что за абсурдное предположение! — воскликнул судья Ди.

— Не скажите, ваша честь, — спокойно ответил Дао Гань. — Единственное, что необходимо мошенникам, — это дом с большим садом и террасой. Они вносят паланкин с жертвой во внутренний двор и медленно таскают его по двору около часа. Они могут искусно создать впечатление горной местности, взбираясь на террасу и спускаясь обратно, и бормоча время от времени: «Взгляни, какое ущелье!» — или что-нибудь в этом роде. Разбойникам прекрасно известны подобные способы, ваша честь, и они проделывают все очень убедительно.

Судья задумчиво смотрел на худого человека и медленно поглаживал свои бакенбарды. Через некоторое время он сказал:

— Интересная мысль! Учту ее на будущее. Прежде чем уходить, выслушай-ка мой совет. Измени свою жизнь, мой друг. Ты достаточно умен, чтобы зарабатывать себе на жизнь честным образом.

Ди хотел уже отпустить Дао Ганя, но неожиданно спросил:

— Между прочим, как ты надул этих крестьян? Я спрашиваю из любопытства и не собираюсь тебя наказывать.

Дао Гань еле заметно улыбнулся. Он позвал слугу и приказал:

— Сходи вниз и принеси правый сапог его превосходительства!

Когда слуга вернулся с сапогом, Дао Гань ловко вынул из его отворота две кости и протянул их судье.

— Выхватив эти кости у крестьянина, — сказал он, — я дал вам на проверку пару обычных, которые держал все время в ладони. Пока все внимательно смотрели, как ваша честь изучает кости, я осмелился положить фальшивые в ваш сапог— на время, как я надеялся.

Судья Ди не смог не расхохотаться.

— Без излишнего хвастовства, — сказал Дао Гань, — я могу утверждать, что мало кто во всей обширной империи знает столько уловок и ухищрений, сколько знаю я. Мне хорошо известна техника подделки печатей и документов, составление сомнительных договоров и фальшивых заявлений. Мне знакомы все виды простых замков и замков с секретом на дверях, окнах и шкафах; я также знаток потайных ходов, дверей и прочих подобных штучек. Кроме того, я умею на расстоянии, по губам прочитать, о чем говорят люди, и я...

— Стоп, — резко прервал его судья, — последний пункт твоего впечатляющего перечня тебе и вправду по силам?

— Разумеется, ваша честь! Могу только прибавить, что легче читать по губам женщин и детей, чем, например, бородатых и усатых мужчин.

Судья ничего не сказал. Ведь таким образом слова куртизанки мог понять любой из присутствовавших на банкете.

Дао Гань продолжил с грустью в голосе:

— Я уже рассказывал вашему помощнику о несчастье, которое поставило меня на неправедный путь. Наученный горьким опытом, я потерял веру в людей. Вот уже почти тридцать лет, как я скитаюсь по империи, развлекаясь надувательством и обманом. Но клянусь, что я никогда никому не нанес тяжких увечий и никому не причинил непоправимого ущерба. Проявленная вашей милостью доброта заставила меня по-новому взглянуть на свой неправедный промысел, и мне хочется покончить со своею жизнью «гостя рек и озер».

Мои разнообразные способности, необходимые для моего, с позволения сказать, ремесла могут быть, как я полагаю, полезны и в расследовании преступлений — ведь мне очень хорошо известна психология разных негодяев. Поэтому я нижайше прошу вашу честь допустить меня до службы в суде. У меня нет семьи — я порвал с ней много лет назад, когда она встала на сторону моей жены. За годы скитаний я скопил небольшой капитал. Единственная награда, на которую я рассчитываю, — это возможность получать указания вашей чести и быть вам полезным.

Судья Ди внимательно рассматривал эту занятную личность. Ему казалось, что он замечает на плутоватом лице следы искреннего раскаяния. Кроме того, этот человек только что подсказал судье две верные мысли, и он обладал набором любопытных знаний, каких не имел ни один из его помощников. При соответствующем присмотре этот человек действительно мог быть ему полезен. Наконец судья сказал:

— Ты сам понимаешь, Дао Гань, сейчас я не могу тебе дать окончательного ответа. Но я верю, что твои намерения серьезны. Я разрешаю тебе в виде испытания пару месяцев поработать в суде. Потом я решу, принять или отвергнуть твое предложение.

Дао Гань опустился на колени и трижды коснулся лбом пола в знак благодарности.

— Эти люди, — сказал судья Ди, — двое моих помощников. Ты будешь помогать им, используя свои знания, а они, в свою очередь, расскажут тебе о работе в суде.

Дао Гань поклонился каждому из помощников. Цзяо Тай посмотрел на игрока сверху вниз с непонятным выражением, а Ма Жун похлопал его по худому плечу и воскликнул, чрезвычайно довольный:

— Пойдем вниз, приятель! Ты научишь меня своим трюкам с костями!

Цзяо Тай снял нагар со свечи, пожелал судье доброй ночи и последовал за Ма Жуном и Дао Ганем.

Теперь, после рассказа Дао Ганя, судья понял, что история Ханя может быть правдой. Хоть они и не нашли загородный дом, куда тот был унесен, судья снова стал допускать, что «Белый лотос» действительно плетет свои жуткие сети подкупа и предательства.

Ханьюань — небольшой, уединенный городок, но он занимает удобное положение рядом с сердцем империи — столицей. Весьма возможно, что Ханьюань — место, где расположен центр заговора. Вот почему сразу после своего приезда судья подсознательно ощутил эту давящую атмосферу тайного зла.

Теперь он знал, что каждый из гостей пирушки, заданной в его честь на цветочной лодке, мог по губам танцовщицы прочесть все, что она ему сказала. Любой из них мог быть членом «Белого лотоса», и любой мог разделаться с ней.

Вполне возможно, Хань Юнхань невиновен, но он же может и возглавлять заговор. И Лю Фэйпо тоже! Его огромное богатство, частые разъезды по стране, обида на правительство из-за несданных экзаменов — все это указывало на него как на наиболее вероятного руководителя заговорщиков. О Небо, да вся эта компания на цветочной лодке могла сговориться, чтобы убить куртизанку!

Судья сердито тряхнул головой: страшная угроза «Белого лотоса» уже оказала на него свое действие — он не может мыслить логично. Он должен еще раз, с самого начала переосмыслить все факты...

Свеча зашипела. Судья со вздохом встал, снял верхний халат и шапку и вытянулся на деревянной лежанке.

Глава 13 Советник Хун подозревается в недостойных намерениях; лжемонах задержан вместе сос воим пленником

На следующий день, на рассвете, судья Ди и трое его помощников покинули приграничную деревню. Ехали они довольно быстро и к полудню были уже в городе.

Судья прошел прямо в свои покои, принял горячую ванну и облачился в летнее платье из тонкого синего хлопка. Затем он отправился в кабинет и представил советнику Хуну Дао Ганя. Вскоре пришли Ма Жун и Цзяо Тай, и все четверо разместились на табуретах перед столом судьи Ди.

Судья мысленно отметил, что Дао Гань ведет себя скромно, как и подобает новичку, но без излишнего подобострастия. Очевидно, этот странный человек умел приспособиться к любой ситуации.

Судья Ди рассказал Хуну, что они не нашли никакого загородного дома, но что версия Дао Ганя открывает перед следствием новые возможности. Затем он приказал советнику дать отчет о том, что произошло в их отсутствие.

Хун вытащил из рукава листок с записями.

— В архивах есть только несколько документов, касающихся главы гильдии Вана, — сказал он. — Это отметки о регистрации его детей, записи о взимании налогов и тому подобное. Но наш старший писец знает его довольно хорошо, и он рассказал мне, что Ван очень богат — он владелец двух самых больших в городе лавок золотых и ювелирных изделий. Он, похоже, весьма неравнодушен к вину и женщинам, но считается надежным партнером в делах и пользуется всеобщим доверием. В последнее время Ван испытывал какие-то денежные затруднения: он был вынужден отложить платежи крупных сумм, которые должен торговцам, поставляющим ему золото, но так как им известно, что он всегда быстро возмещает свои потери, они не проявляют никакого беспокойства.

У Су тоже хорошая репутация. Правда, люди сожалеют, что он так сильно влюбился в куртизанку Цветок Миндаля, которая не оказывала ему никакого ответного внимания. Су был очень этим подавлен. Все говорят — это к лучшему, что она умерла: люди надеются, что Су переживет это несчастье и подберет себе достойную пару.

Советник заглянул в свои записи.

— Затем я прогулялся по улице, где живет Ван Ифань. Его не очень-то любят. Люди считают, что он не слишком честный человек, умеющий обстряпать выгодное для себя, но невыгодное для других дельце. Он — что-то вроде подручного у Лю Фэйпо, иногда собирает за него мелкие задолженности. Естественно, я не хотел расспрашивать в лавках о его дочери, чтобы не вызвать нежелательных домыслов. Я завязал разговор с одной старухой, которая торговала на углу улицы румянами, гребешками и пудрой. Такие торговки часто бывают в женских покоях и всегда знают, что там происходит. Я спросил, не знакома ли ей дочь Вана.

Советник взглянул на судью и продолжил с некоторым смущением:

— Старуха тут же сказала: «О, ты весьма прыток для своих лет, господин! Что ж, она берет две связки медяков за вечер и четыре за всю ночь, но господа всегда остаются очень довольны!» Я сказал ей, что мое ремесло — сватовство, что я действую от имени бакалейщика из западного квартала и что люди хорошо отзывались о девице Ван. «Эти дурни из западных кварталов никогда не знают, о чем болтают! — презрительно ответила сводня. — Всем известно, что после смерти своей матери она загуляла! Ван попытался продать ее доктору Цзяну, но тот оказался не дураком. Теперь она сама подрабатывает, а ее папаша закрывает на это глаза — он так скуп, что, похоже, даже рад тому, что не должен ее обеспечивать».

— Значит, этот наглый мошенник лгал во время судебного разбирательства! — возмущенно воскликнул судья Ди. — Он еще пожалеет об этом! Хорошо, а как обстоят дела с Лян Фэном?

— Лян Фэн показался мне умным юношей, — ответил Хун. — Я вместе с ним просидел над счетами около двух часов. Все указывает на то, что советник распродает свое имущество за бесценок, чтобы быстро получить большое количество золота. Но мы не смогли проследить, что он делает с добытыми деньгами. И мне хорошо понятно беспокойство его секретаря.

Дао Гань, который до сих пор внимательно слушал, заметил:

— Говорят, что цифры никогда не лгут, ваша честь, но ничто так не далеко от правды, как это утверждение. Все зависит от того, как их подать. Может быть, племянник подтасовал счета, чтобы скрыть собственные злоупотребления?

— Такая возможность приходила мне в голову, — сказал судья. — Очень неприятная ситуация.

— Когда мы сегодня утром возвращались в город, — сказал Дао Гань, — Ма Жун рассказал мне о деле «Лю против Цзяна». Точно ли известно, что в буддийском храме не живет никто из монахов?

Судья Ди вопросительно посмотрел на Ма Жуна, и тот немедля ответил:

— Совершенно точно, я обыскал весь храм, включая и сад.

— Странно, — сказал Дао Гань. — Когда я недавно был в городе, то проходил мимо этого храма и видел монаха, который стоял за колонной у ворот и, вытянув шею, заглядывал внутрь. Поскольку я очень любопытен, я подошел к нему, чтобы посмотреть, что его там заинтересовало. Он испуганно глянул на меня и тотчас ушел.

— Он был бледен и изможден? — взволнованно спросил судья Ди.

— Нет, ваша честь, — ответил Дао Гань, — это был здоровенный детина. Честно признаться, он не очень-то походил на настоящего монаха.

— Тогда это не тот человек, которого я видел из окна комнаты для новобрачных, — сказал судья. — У меня есть для тебя работа, Дао Гань. Мы знаем, что, когда Мао Юань уходил из дома доктора Цзяна, он уже получил деньги, и еще нам известно, что он любил выпить и поиграть в азартные игры. Возможно, он был убит из-за денег — мы не нашли у него ни монеты. Ты знаешь о моих подозрениях, что доктор Цзян замешан в убийстве плотника, но мы должны рассмотреть все версии. Обойди все притоны города и порасспрашивай о Мао Юане. Я уверен, ты знаешь, как разыскать подобные заведения. Ты, Ма Жун, сходи в харчевню «Красный карп» и спроси предводителя нищих, в какое место Шангпея уехал Мао Лу. В харчевне, торгующей лапшой, он уже упоминал его, но я забыл, как оно называется. Хун, какие дела нужно рассмотреть на дневном заседании суда?

Советник и Цзяо Тай разложили на столе несколько стопок документов, а Ма Жун и Дао Гань вместе вышли из кабинета.

Во дворе Дао Гань сказал Ма Жуну:

— Я рад, что могу приступить к расспросам о плотнике прямо сейчас. На дне общества новости распространяются очень быстро, и скоро всем станет известно, что я работаю в суде. Кстати, а где эта харчевня «Красный карп»? Я думал, что хорошо знаю город, но я никогда не бывал там.

— Ты ничего не потерял, — ответил Ма Жун. — Это грязный притон за рыбным базаром. Желаю удачи!

Дао Гань отправился на западную окраину города. Он прошел через лабиринт узких улочек и остановился перед овощной лавкой. Осторожно пробравшись между кадками с маринованной капустой, он поздоровался с хозяином и поднялся по лестнице наверх.

Наверху было темно. Дао Гань на ощупь пробрался вдоль заросшей паутиной стены до двери, распахнул ее и остановился, разглядывая полутемную комнату с низким потолком.

Двое мужчин сидели за круглым столом, в котором было сделано углубление для метания костей. Один — толстяк с неподвижным лицом и почти наголо остриженной головой — был хозяином притона. Второй был тощим косоглазым парнем. Люди с подобным нарушением зрения очень полезны в игре в качестве специальных подглядчиков. Шулер не может понять, наблюдают за ним или нет, когда рядом сидит подобное косоглазое чучело.

— А вот и брат Дао, — сказал толстяк без особой радости. — Ну, что ты застрял в дверях — проходи! Еще слишком рано для игры, но скоро все соберутся.

Дао Гань ответил толстяку:

— Я вообще-то спешу — забежал узнать, не здесь ли плотник Мао Юань. Я хотел получить с него деньги — он мне задолжал.

Оба сидящих от души рассмеялись.

— В таком случае, — сказал хозяин заведения, — тебе придется идти далеко, братец. До владений самого Правителя ада. Ты разве не знаешь, что старик Мао умер?

Дао Гань разразился цветистой руганью и сел на шаткий бамбуковый стул.

— Как не везет! — сердито сказал он. — Надо же ему было помереть в тот момент, когда мне нужны деньги. Что случилось с этим ублюдком?

— Об этом болтает весь город, — ответил косоглазый. — Его нашли в буддийском храме с такой дыркой в башке, что туда влез бы целый кулак.

— Кто это сделал? — спросил Дао Гань. — Я бы нашел этого парня и шантажом заставил его заплатить мне с лихвой.

Толстяк подтолкнул соседа локтем, и оба опять расхохотались.

— Что тут смешного? — вскипел Дао Гань.

— Видишь ли, дружище, дело в том, что в убийстве замешан Мао Лу, — объяснил хозяин притона. — Теперь тебе надо отправиться на остров Трех дубов, братец Дао, и там уж тряхнуть этого костолома!

— Ты снова расстроил его, хозяин! — умирая от хохота, проговорил косоглазый.

— Какую ерунду вы несете! — воскликнул Дао Гань. — Ведь Мао Лу — его собственный племянник!

Толстяк сплюнул на пол.

— Слушай, братец Дао, — сказал он, — слушай внимательно — может, тогда ты уразумеешь, в чем тут дело. Три дня назад, ближе к вечеру, сюда пришел Мао Юань. Он только что закончил работу, и в рукаве у него брякали монеты. Здесь набралась толпа игроков, ему повезло — он оказался в выигрыше. Тут является его племянничек Мао Лу. В последнее время покойный был не в восторге от своего племянника. Но с брюхом, полным вина, и рукавом, полным денег, он приветствовал его как давно потерянного брата. Вместе они выпили еще четыре кувшина, а потом Мао Лу пригласил своего дядюшку где-нибудь перекусить. После этого плотника живым не видели. Заруби себе на носу, я ничего не сказал против Мао Лу, я выложил только то, что видел своими глазами.

Дао Гань понимающе кивнул.

— Не везет так не везет, — сказал он. — Ну что ж, я пойду.

Не успел он подняться, как дверь отворилась, и в комнате появился высокий человек могучего телосложения, одетый в драное монашеское платье. Дао Гань поспешил опуститься на стул.

— Вот и монах! — воскликнул хозяин.

Человек, которого он таким образом поприветствовал, что-то проворчал в ответ. Хозяин протянул ему чашку чая.

Монах сплюнул на пол.

— Тебе что, нечего предложить, кроме этих помоев? — грубо спросил он.

Толстяк жестом показал: давай деньги.

Монах покачал головой.

— Нету, — с гримасой отвращения сказал он. — Вот растрясу одного сопляка, тогда вы узнаете, что такое настоящие денежки!

Хозяин притона пожал плечами и сказал тоном полного безразличия:

— Ну а пока пей чай, монах!

— Кажется, мы с тобой встречались, — присоединился к беседе Дао Гань. — Не тебя ли я видел у буддийского храма?

Гость подозрительно взглянул на Дао Ганя.

— А это еще что за пугало? — спросил он хозяина.

— Это — брат Дао, — ответил тот. — Хороший парнишка, правда, не слишком смышленый. А что ты делал у храма? Ты что, на самом деле собираешься присоединиться к духовному сословию, а, монах?

Косоглазый громко рассмеялся.

— Прекрати свое дурацкое ржание! — рявкнул на него монах.

После того как хозяин посмотрел на него с неудовольствием, монах несколько присмирел и стал рассказывать:

— Сегодня у меня дурное настроение, и мне наплевать, узнает об этом кто-нибудь или нет. Позавчера я встретил этого трепача Мао Лу... Где же это было?.. Да, где-то около рыбного базара. Если бы вы знали, какие связки монет оттягивали его рукава! «Где растет дерево, на котором висит столько денежек?» — спросил я его. «Там, где я их собирал, осталось еще больше, — сказал он. — Пойди пошарь-ка в буддийском храме!» Ну я туда и отправился.

Монах с отвращением глотнул чая, поморщился и продолжил:

— И как вы думаете, что я там обнаружил? Старого доходягу, такого же нищего, как я сам, и гроб!

Толстяк разразился смехом. Глаза монаха блеснули от ярости, но он не осмелился обругать его.

— Ладно, — сказал хозяин, отсмеявшись, — тебе стоит отправиться на остров Трех дубов вместе с братом Дао! У него тоже намечаются небольшие разборки с Мао Лу.

— Он и тебя надул, а? — спросил монах несколько более дружелюбно.

Дао Гань что-то проворчал в знак согласия и добавил:

— Я лично за то, чтобы растрясти сопляка, о котором ты упоминал. Это, наверное, будет полегче, чем разыскать Мао Лу.

— Хотелось бы надеяться, братец, — мрачно процедил монах. — Я встретил этого пащенка поздней ночью — он бежал так, словно сам Правитель ада наступал ему на пятки. Я ухватил его за шею и спросил, куда это он летит. А он говорит: «Оставьте меня!» Я вижу, что этот щенок — из богатой семьи, из тех, у кого поджилки трясутся по каждому поводу и кто ест серебряными палочками. Я тут же понял, что он совершил что-то такое, чего не должен был делать. Я стукнул его кулаком по башке, перекинул через плечо и всю дорогу до своей берлоги тащил на себе.

Монах громко прокашлялся и сплюнул в угол. Он нащупал на столе чашку с чаем, потом передумал, отодвинул ее от себя и продолжил:

— Представьте себе, парнишка молчит как рыба! И это после всех моих забот о нем! У меня на руках — прекрасный повод для вымогательства, но сопляк не хочет ничего говорить, а я бы не сказал, что мало его «упрашивал»! — добавил он со злой усмешкой.

Дао Гань встал.

— Ну что же, — сказал он, огорченно вздыхая, — вот так сплошь и складывается — одно невезение. Вот если бы я был таким крепким парнем, как ты, монах, я заработал бы сегодня тридцать серебряных монет. Пока!

И он направился к выходу.

— Эй, — закричал вдогонку монах, — к чему так спешить? Ты сказал тридцать серебряных монет?

— Да все равно уже поздно! — бросил Дао Гань и открыл дверь.

Монах вскочил с места и схватил его за шиворот.

— Убери руки, монах! — крикнул хозяин и сказал Дао Ганю: — Почему ты толком ничего не объяснишь, братец Дао? Если ты сам не можешь заработать, почему бы тебе не привлечь к этому делу монаха? Получишь комиссионные.

— Я уже думал об этом, — с досадой ответил Дао Гань. — Но вы ведь знаете, я здесь новичок и не совсем понял, как называется место, где они собираются. Когда они сообщили, что им нужен громила, умеющий как следует махать кулаками, я больше не вникал в это дело.

— Сукин ты сын! — зарычал монах. — Тридцать монет! Вспоминай, ублюдок!

Дао Гань нахмурил брови, потом пожал плечами и сказал:

— Бесполезно. Вроде что-то рыбье, карп не карп, я не запомнил...

— Это же харчевня «Красный карп»! — в один голос воскликнули монах и хозяин игорного притона.

— Точно. Только я все равно понятия не имею, где это, — ответил Дао Гань.

Монах поднялся и взял Дао Ганя под руку.

— Идем-ка, братец! — сказал он. — Я знаю, где это место.

Дао Гань выдернул руку.

— Пять процентов от моей доли! — снизошел монах.

Дао Гань пошел к двери.

— Пятнадцать или ничего! — сказал он.

— Семь тебе и три мне! — заявил хозяин. — Вот и договорились. Иди с монахом и скажи им, что я лично гарантирую, что он знает свое дело! Ступайте!

Дао Гань и монах вышли из комнаты. Они отправились в бедняцкий квартал восточнее рыбного базара. Монах провел Дао Ганя в боковой переулочек и указал на дверь ветхой хибары.

— Входи первый, — хрипло прошептал он.

Дао Гань открыл дверь и сразу же облегченно вздохнул. Ма Жун все еще разговаривал с предводителем нищих. Кроме них в скудно обставленной комнате никого не было.

— Как дела, брат? — сердечно приветствовал Ма Жуна Дао Гань. — Вот это — тот самый человек, который нужен нашему хозяину!

Монах поклонился, заискивающе улыбаясь.

Ма Жун встал и вплотную подошел к нему. Оглядев его сверху донизу, он спросил:

— Зачем нашему хозяину понадобилась эта собачья голова?

— Он многое знает об убийстве в буддийском храме! — торопливо пояснил Дао Гань.

Монах попятился, но недостаточно быстро. Он не успел поднять рук, как Ма Жун точным ударом кулака, направленным в область сердца, свалил его навзничь.

Однако монах уже бывал в подобных переделках. Не пытаясь встать, он быстро метнул нож, целясь в горло Ма Жуну. Тот мгновенно присел, и нож с глухим звоном вонзился в дверной косяк. Ма Жун схватил табурет и обрушил его на голову приподнявшегося монаха. Табурет развалился, а монах остался лежать неподвижно.

Ма Жун размотал тонкую цепь, которую носил на поясе, перевернул монаха лицом вниз и связал ему руки за спиной. Дао Гань взволнованно произнес:

— Он не только может рассказать о Мао Юане и его племяннике, он еще член шайки, которая промышляет похищением людей!

Ма Жун усмехнулся:

— Прекрасная работа! — одобрительно сказал он. — Но как тебе удалось завести сюда этого мошенника? Я думал, что ты не знаешь, где эта харчевня.

— Я наплел ему какую-то ерунду, и он сам привел меня сюда, — с усмешкой в голосе сказал Дао Гань.

Ма Жун искоса посмотрел на него.

— С виду ты человек безобидный, — задумчиво сказал он. — Однако у меня возникает такое чувство, что ты тип еще тот!

Пропустив мимо ушей это глубокомысленное замечание, Дао Гань продолжил:

— Он недавно похитил молодого человека из хорошей семьи. Возможно, он принадлежит к той же шайке, о которой говорил Хань Юнхань. Давай-ка заставим его отвести нас в их логово, там мы разведаем что-нибудь важное для доклада судье.

Ма Жун кивнул, поднял монаха, который все еще был без сознания, и швырнул на стул у стены. Потом крикнул седобородому, чтобы тот принес курительные палочки. Старик торопливо скрылся в глубине помещения и вернулся с двумя зажженными палочками, распространяющими едкий запах.

Ма Жун резко приподнял голову монаха и подержал у него под носом горящие палочки. Вскоре тот начал кашлять и чихать. Открыв налитые кровью глаза, он посмотрел на Ма Жуна.

— Мы хотим взглянуть на твой дом, жабья морда! — сказал Ма Жун. — Говори, как туда добраться.

— Если бы ты знал, что тебя ждет, когда об этом прослышит главарь, — прохрипел монах. — Он вырвет тебе печенку!

— Не бойся, мой птенчик, я смогу за себя постоять, — весело ответил Ма Жун. — Отвечай на вопрос!

Он поднес горящие палочки к щеке монаха. Тот с ужасом посмотрел на них и торопливо объяснил дорогу. Надо было идти из города по тропинке, которая начиналась где-то за буддийским храмом.

— Достаточно! — прервал его Ма Жун. — Остальной путь покажешь сам!

Он приказал седобородому принести одеяло и позвать двух кули с носилками.

Потом Ма Жун вместе с Дао Ганем завернули монаха с головы до ног в одеяло. Монах запротестовал, говоря, что ему будет слишком жарко, но Дао Гань ткнул его кулаком в бок и сказал:

— Ты что, не знаешь, что у тебя лихорадка, ублюдок?

Монаха водрузили на носилки.

— Осторожнее! — прикрикнул на кули Ма Жун. — Мой друг очень болен!

Когда они оказались в сосновом лесу за буддийским храмом, Ма Жун приказал кули опустить носилки и расплатился с ними. Как только кули скрылись из виду, он снял с монаха одеяло. Дао Гань вытащил пластырь из своего рукава и заклеил монаху рот.

— Когда мы подойдем к вашему логову, ты остановишься и укажешь нам это место! — приказал Дао Гань монаху, который довольно нетвердо стоял на ногах. — Эти мошенники пользуются особым свистом и другими сигналами тревоги! — объяснил он Ма Жуну.

Ма Жун понимающе хмыкнул и точным пинком привел монаха в движение.

Какое-то время монах шел по тропинке, которая вела в горы. Потом он сошел с нее и двинулся густым лесом. Вскоре он остановился и головой указал на скалу, которая неясно вырисовывалась среди деревьев. Дао Гань сорвал пластырь с его рта и хмуро сказал:

— Мы — не любители природы. Нам нужен дом!

— У меня нет дома! — мрачно ответил монах. — Я живу там, в пещере.

— В пещере?! — сердито рявкнул Ма Жун. — Не думаешь ли ты, что сможешь нас одурачить? Веди нас в логово своей шайки или я задушу тебя!

И он схватил монаха за горло.

— Клянусь, я состою только в шайке игроков, — просипел монах. — Я живу один в этой пещере, с тех пор как пришел в это проклятое место.

Ма Жун отпустил его и вытащил нож, который монах метнул в него. Многозначительно глядя на Дао Ганя, он спросил:

— Ну что, подровняем его немного?

Дао Гань пожал плечами.

— Давай-ка сначала заглянем в пещеру.

Монах повел их к скале. Ноги его дрожали. Он раздвинул кустарник ногой, и все увидели темную расщелину в скале высотой в человеческий рост.

Дао Гань лег на землю и пополз внутрь, держа в зубах длинный нож. Через некоторое время он возвратился, уже на ногах.

— Там нет никого, кроме хнычущего юнца! — объявил он разочарованно.

Ма Жун ввалился за ним, таща за собой монаха. Через десяток шагов в конце темного прохода он увидел большую пещеру, в которую через щель в потолке падал рассеянный свет. Справа от входа стояли грубая деревянная лавка и сундук, обитый потрепанной кожей. По другую сторону от входа на полу лежал юноша, на котором была лишь набедренная повязка. Руки и ноги его были связаны.

— Отпустите меня. Пожалуйста, отпустите меня! — простонал он.

Дао Гань разрезал веревку. Юноша с трудом сел. На его спине виднелись свежие следы побоев.

— Кто тебя бил? — резко спросил Ма Жун.

Молодой человек молча указал на монаха.

Когда Ма Жун неторопливо развернулся к монаху, тот рухнул на колени.

— Нет, ваше превосходительство, я прошу вас, пожалуйста... — закричал монах. — Он все врет!

Ма Жун с презрением посмотрел на него и сказал:

— Я оставляю тебя для начальника стражи, он любит такую работу!

Дао Гань усадил юношу на лавку. Ему было около двадцати лет, голова его была небрежно обрита, а лицо искажено болью. Но сразу было заметно, что это образованный юноша из хорошей семьи.

— Кто ты? И как очутился здесь? — с любопытством спросил он.

— Этот человек похитил меня! Пожалуйста, избавьте меня от него!

— Мы поступим еще лучше, — ответил Ма Жун. — Мы отведем тебя к его превосходительству судье.

— Нет, отпустите меня! — закричал молодой человек.

Он попытался подняться.

— Так-так, — неторопливо сказал Ма Жун, — вот, значит, как обстоят дела! Мы вместе отправимся в суд, мой юный друг!

Он толкнул монаха и рявкнул:

— Эй, ты! Раз ты не состоишь в шайке похитителей, мне все равно, кто нас увидит! На этот раз никто не понесет тебя, как ребенка!

Он поднял с пола слабо протестующего юношу, посадил его на шею монаха и набросил на его плечи старое одеяло. Затем поднял окровавленный ивовый прут, валявшийся в углу, и хлестнул им монаха по икрам.

— Пошевеливайся, собачья голова! — приказал он.

Глава 14 Юный кандидат литературы рассказывает поразительную историю; судья Ди допрашивает владелицу дома свиданий

Около полудня судья Ди открыл заседание суда. Зал был переполнен — жители Ханьюаня решили, что если судебное заседание будет открыто, значит, появились новые важные сведения, проливающие свет на два скандальных дела, расследование которых велось в этом городе.

Однако к разочарованию зевак судья открыл заседание рассмотрением дела о ссоре между рыбаками и управлением рыбного базара по поводу утвержденных цен на рыбу.

Судья Ди выслушал представителей обеих сторон, изложивших свою точку зрения, а затем предложил примиряющее решение, которое после недолгой перепалки между тяжущимися и было принято.

Он хотел было перейти к вопросу о взимании налогов, но вдруг снаружи раздались громкие крики. В зал вошли Ма Жун с Дао Ганем, которые вели за собой по пленнику. Зеваки наперебой забросали вновь прибывших вопросами, все в зале пришло в беспорядок.

Судья Ди трижды стукнул молотком по столу.

— Требую тишины и порядка! — громко сказал он. — Если я услышу хоть одно слово, прикажу очистить зал!

Установилась полная тишина. Никто из зрителей не хотел упустить возможность присутствовать при допросе нелепой пары, брошенной на колени перед помостом. Судья бесстрастным взглядом изучал арестованных, но душа его была далека от спокойствия — он с первого взгляда узнал молодого человека.

Ма Жун доложил, каким образом он и Дао Гань схватили этих подозрительных людей. Судья Ди внимательно слушал, неторопливо поглаживая бороду. Затем он обратился к юноше:

— Назови свое имя и род занятий!

— Ваш покорный слуга, — ответил юноша, — почтительно сообщает, что его имя — Цзян Хупяо, кандидат литературы.

Зал ответил на эти слова ропотом изумления. Судья Ди грозно посмотрел на присутствующих и стукнул молотком по столу.

— Предупреждаю вас в последний раз! — громко сказал он. Затем снова обратился к юноше: — Суду было сообщено, что кандидат Цзян утопился в озере четыре дня назад.

— Ваша честь, — ответил молодой человек дрожащим голосом, — не найти слов, чтобы выразить те страдания, которые причиняет мне мысль, что я по своей глупости создал столь неверное представление о происшедшем. Я полностью сознаю, что поступил весьма неосмотрительно, обнаружив постыдный недостаток силы характера, что заслуживает крайнего осуждения. Единственное, на что я надеюсь, — это на то, что ваша честь, оценив все обстоятельства, рассмотрит мое дело со снисхождением.

В зале царила гробовая тишина.

— Не приведи Небеса кого-нибудь пережить тот кошмарный переход от высшего блаженства к глубочайшему отчаянию, какой пережил я в свою брачную ночь. Соединившись на один краткий миг со своей возлюбленной, я вдруг обнаружил, что сама моя любовь убила ее.

Юноша замолчал, судорожно глотая воздух, затем снова заговорил:

— Обезумев от горя, я смотрел на ее неподвижное тело. Меня охватил безумный страх! Как я предстану перед своим отцом, который всегда хорошо обращался со мной — своим единственным сыном? Я, который лишил отца надежды на продолжение нашего рода, решился на единственный представлявшийся мне правильным выход — покончить со своей никчемной жизнью. Я поспешил накинуть легкий халат и побежал к выходу. Но потом я подумал, что свадебный пир еще продолжается и дом полон гостей. Мне не удастся уйти незамеченным. И тут я вспомнил, что старый плотник, который приходил накануне чинить текущую крышу, не закрепил две доски в потолке моей комнаты.

«Удобное место, чтобы сделать тайник для драгоценностей», — сказал он. Я встал на стул, схватился за балку и пролез на чердак, а потом положил доски обратно и забрался на крышу, с которой и спрыгнул вниз. Поскольку была уже глубокая ночь, я никого не встретил по дороге к берегу озера.

Встав на большой камень у воды, я развязал свой шелковый пояс, собираясь раздеться, потому что опасался, что халат будет удерживать меня на плаву и это отдалит мою кончину. Потом, посмотрев на черную воду, я, презренный трус, испугался. Я вспомнил жуткие рассказы о чудовищах, обитающих в глубине озера; мне казалось, что я уже вижу их неясные очертания и злобные очи, пристально наблюдающие за мной. Было жарко, но у меня зуб на зуб не попадал, и я весь дрожал. Тут я понял, что не решусь воплотить задуманное. Пояс упал в воду, а я запахнул халат и бросился бежать прочь от озера. Не знаю, куда несли меня ноги, — я пришел в себя лишь тогда, когда увидел, что впереди виднеются ворота буддийского храма. Вдруг этот человек, — юноша указал на монаха, — вынырнул из темноты и схватил меня за шею. Я решил, что это грабитель, и попытался высвободиться, но он ударил меня по голове, и я потерял сознание.

Очнувшись, я увидел себя в той страшной пещере. На следующее утро этот человек стал расспрашивать меня, кто я такой, где живу и какое преступление совершил. Поняв, что он попытается шантажировать меня или моего отца, я отказался отвечать. Он лишь усмехнулся и сказал, что мне повезло — он принес меня в эту пещеру, и стражники никогда не найдут меня здесь. Он обрил мне голову, несмотря на мои протесты, и сказал, что так я сойду за его сообщника и никто меня не узнает. Он приказал мне насобирать дров и сварить ему риса, а потом ушел.

Я провел целый день, споря с собой, что мне делать. То я решался убежать куда-нибудь далеко-далеко, то думал, что будет лучше, если возвращусь домой и отдам себя гневу отца. К ночи этот человек вернулся в пещеру. Он был совершенно пьян и снова начал допрашивать меня. Когда я отказался что-либо ему сообщить, он связал меня веревкой и безжалостно исхлестал ивовыми прутьями. А потом бросил на полу едва живого. Я провел мучительную ночь. Утром монах развязал веревку и дал мне воды, а когда я немного пришел в себя, приказал собирать дрова. Я решил убежать от этого жестокосердного человека, набрал две связки хвороста и пошел в город. С обритой головой, в оборванном халате меня невозможно было узнать. Я был очень измучен, ноги и спина у меня болели. Но мысль, что я увижу отца, придавала мне силы. Так я пришел на нашу улицу.

Кандидат Цзян замолчал и вытер пот с лица. По знаку судьи начальник стражи принес юноше чашку крепкого чая. Тот выпил ее и завершил свой рассказ:

— Невозможно передать тот ужас, который охватил меня, когда я увидел стражу у нашей двери. Это могло означать лишь то, что я пришел слишком поздно, что мой отец не смог перенести тот позор, который я навлек на его дом, и покончил с собой. Я хотел наверняка убедиться в этом и проскользнул в садовую калитку, а связки хвороста оставил на улице. Заглянув в окно своей спальни, я увидал страшный призрак! Сам Правитель ада смотрел на меня пылающими глазами! Призраки ада преследовали меня, отцеубийцу!

Я совсем потерял голову, выскочил в пустой переулок и побежал в лес. После долгих блужданий я наконец нашел ту пещеру. Там меня ждал этот человек. Увидев меня, он пришел в страшную ярость, связал меня и начал жестоко избивать, крича, что мне лучше сознаться в своем преступлении. В конце концов я потерял сознание, не в силах снести эту пытку. Все, что было потом, кажется мне ночным кошмаром. Я потерял всякое представление о времени. Он будил меня лишь затем, чтобы дать воды, а затем снова избивал. И не развязывал меня больше. Помимо физических мучений я испытывал невыносимые муки от одной только мысли о том, что являюсь виновником гибели двух людей. Эта мысль ни на минуту не оставляла моего воспаленного мозга. А ведь я любил их больше всего на свете — своего отца и невесту...

Голос юноши оборвался. Он покачнулся и без чувств упал на пол.

Судья Ди приказал отнести кандидата Цзяна в свои покои.

— Прикажи судебному врачу, Хун, — сказал он, — пусть приведет этого несчастного юношу в чувство и перевяжет его раны. Потом дай ему успокоительного лекарства и найди подходящие халат и шапку. Доложи мне, как только юноше станет лучше, я хочу задать ему один вопрос, прежде чем мы отпустим его домой.

Судья наклонился вперед и холодно спросил монаха:

— Что ты скажешь в свою защиту?

Монах на протяжении своей неправедной жизни сумел избежать встреч с властями, поэтому он был совершенно незнаком с суровыми правилами судебного следствия и решительными методами, которыми оно пользуется. К концу рассказа кандидата Цзяна он сердито заворчал, но начальник стражи с помощью кнута заставил его замолчать.

Теперь он заговорил с неуместным высокомерием:

— Я, монах, хочу заявить свой протест против...

Судья Ди подал знак начальнику стражи. Тот ударил монаха рукояткой кнута и прошипел:

— Следует разговаривать с его превосходительством почтительно!

Побледнев от ярости, монах вскочил на ноги и бросился на начальника стражи, но стражники были готовы к такому обороту дела. Они тут же обрушили свои дубинки на наглеца.

— Доложите мне, когда этот человек научится разговаривать вежливо, — приказал судья Ди начальнику стражи и начал разбирать бумаги, лежащие перед ним на столе.

Через некоторое время шум воды, падающей на каменные плиты пола, указал, что охранники, дабы привести подсудимого в чувство, льют на него воду ведрами. Начальник стражи объявил, что допрос можно продолжать.

Судья Ди взглянул на подсудимого из-за стола. Многочисленные раны на его голове кровоточили, левый глаз заплыл, а правый изумленно смотрел на судью.

— Я слышал, — сказал судья, — что ты рассказывал игрокам о своих приятельских отношениях с Мао Лу. Я хочу знать правду, всю правду. Говори!

Монах сплюнул кровь на пол и заговорил, тяжело ворочая языком:

— На днях, после первой ночной стражи, я решил пойти прогуляться по городу. Когда я спускался из лесу тропинкой, ведущей к буддийскому храму, то увидел, что какой-то человек копает под деревом яму. Уже взошла луна, и я узнал в человеке Мао Лу. Он очень торопился, орудуя вместо мотыги топором. Я сразу подумал, что братец Мао затеял какое-то грязное дело. Я всегда готов схватиться с ним врукопашную или на ножах, но вот топор в его руках мне не понравился. Поэтому я остался на месте. Он выкопал яму и бросил туда свой топор, а за ним свалил деревянный ящик.

Когда он стал руками заваливать яму, я вышел из-за кустов и в шутку сказал: «Братец Мао, тебе помочь?» Он ответил: «Спасибо, монах, я уже сам справился». Тогда я спросил: «Что ты здесь хоронишь?» А он ответил: «Всего-навсего старые инструменты! А вот в храме есть кое-что и получше!» Он потряс рукавом, и я услышал, что там звенит немало монет. «Почему бы тебе не поделиться с одним бедняком?» — говорю я ему. А он осмотрел меня с головы до ног и говорит: «Тебе здорово повезло этой ночью, монах! Люди увидали, как я убегаю с частью добычи, и бросились за мной, но в лесу я оторвался от них. Сейчас в храме — только один человек. Иди туда поскорее да хватай что успеешь, пока остальные не вернулись! А я хапнул столько, сколько смог унести!» Сказав это, он ушел.

Монах облизал распухшие губы. По знаку судьи начальник стражи подал ему чашку крепкого чая. Он одним глотком осушил ее, сплюнул и продолжил:

— Сначала я откопал ящик, чтобы убедиться, что он мне не соврал. Там были только инструменты старого плотника. Тогда я двинул в храм. Можно было догадаться и раньше! Я обнаружил там только плешивого старика, храпящего в келье, да гроб в пустом зале! Я понял, что этот сукин сын наплел мне с три короба, чтобы избавиться от меня! Это все, судья. Если вы хотите знать больше, поймайте этого сукина сына Мао Лу и спросите у него.

Судья Ди погладил свои бакенбарды. Затем резко спросил:

— Ты признаешься в похищении этого юноши и плохом обращении с ним?

— Я ведь не мог допустить, чтобы он сбежал от закона, — хмуро ответил монах. — И вы же не думаете, что я способен раздавать еду и жилье задаром! Он отказался работать, и, естественно, я был вынужден немного его подбодрить.

— Не виляй, говори прямо! — рявкнул судья. — Ты сознаёшься, что силой привел его в пещеру и неоднократно наносил побои?

Монах искоса взглянул на начальника стражи, который поигрывал кнутом.

— Хорошо, я сознаюсь!

Судья дал знак писцу, который вслух зачитал показания монаха. Та часть, которая касалась кандидата Цзяна, была изложена в более определенных выражениях, чем это сделал монах, но он сам все подтвердил и приложил к документу большой палец руки.

— Я мог бы назначить тебе суровое наказание за твои многочисленные преступления, — сказал судья Ди, — но откладываю вынесение приговора до тех пор, пока не удостоверюсь, что твои показания о встрече с Мао Лу — правда. А пока посажу тебя в тюрьму, чтобы ты хорошенько поразмыслил над тем, что с тобой будет, если ты лгал!

Когда монаха увели, вошел советник Хун и сообщил, что кандидату Цзяну немного лучше. Двое охранников привели его к судейскому столу. Теперь он был одет в опрятный синий халат, черная шапка покрывала его бритую голову. Несмотря на его измученный вид, можно было заметить, что это красивый юноша.

Цзян Хупяо внимательно выслушал писца, зачитавшего его показания, и приложил к документу большой палец. Судья Ди строго посмотрел на него и сказал:

— Как вы сами признали, кандидат Цзян, вы вели себя глупо, чем очень помешали делу правосудия. Однако я полагаю, что жестокий урок, который вы получили, — достаточное наказание для вас. У меня есть для вас хорошие новости. Ваш отец жив и отнюдь вас не проклинает. Напротив, он был глубоко потрясен, узнав, что вы умерли. На него подали в суд, обвинив в том, что он повинен в смерти вашей невесты, — вот почему вы увидели стражу у дома. Тот призрак ада, который вы увидели в своей комнате, был всего лишь я. В вашем тогдашнем состоянии мой вид, должно быть, испугал вас. К сожалению, должен вам сообщить, что тело вашей невесты исчезло. Суд предпринимает все, что в его силах, чтобы найти его и захоронить подобающим образом.

Кандидат Цзян закрыл лицо руками и разрыдался. Судья Ди помолчал немного и продолжил: — Прежде чем я отпущу вас домой, хочу задать вам один вопрос. Кто, кроме вашего отца, знал, что вы пользуетесь псевдонимом «Студент из Бамбуковой рощи»?

Цзян равнодушно ответил:

— Только моя невеста, ваша честь. Я придумал его после встречи с ней; этим псевдонимом я подписывал стихи, которые ей посылал.

Судья Ди откинулся на спинку стула.

— Теперь все! — сказал он. — Ваш мучитель брошен в тюрьму и в свое время получит по заслугам. Вы можете идти, кандидат Цзян.

Судья Ди приказал Ма Жуну отправить юношу домой в закрытом паланкине, отозвать стражу из дома его отца и передать тому, что с него снят домашний арест.

Потом он ударил молотком по столу и закрыл заседание.

В своем кабинете судья улыбнулся Дао Ганю, сидящему напротив него вместе с советником Хуном и Цзяо Таем, и сказал:

— Ты хорошо поработал, Дао Гань! Дело «Лю против Цзяна» раскрыто, если не считать пропавшего тела.

— Остальное нам должен рассказать Мао Лу, ваша честь, — сказал Хун. — Очевидно, Мао Лу убил своего дядюшку из-за денег. Когда мы его арестуем, он расскажет нам, что он сделал с телом госпожи Цзян.

Казалось, что судья Ди с ним не согласен. Он медленно произнес:

— Зачем Мао Лу было перетаскивать тело? Я допускаю, что Мао Лу, убив своего родственника где-то неподалеку от храма, решил поискать место, где спрятать труп, и нашел гроб у алтаря. Открыть его было легко — ведь у него был ящик с плотницкими инструментами. Но почему он тогда просто не положил труп плотника поверх тела женщины? Зачем ее уносить — это ставило перед ним те же проблемы, а именно: что делать с трупом?

Дао Гань, который внимательно слушал судью, теребя свои три волоска, росшие на щеке, вдруг сказал:

— Может быть, кто-то третий перенес тело невесты до того, как Мао Лу нашел гроб. Это должен быть человек, который по неизвестной причине хотел любой ценой избежать освидетельствования тела. Мертвая женщина не могла же уйти сама.

Судья Ди бросил на Дао Ганя острый взгляд. Он засунул руки в рукава, сгорбился в кресле и глубоко задумался.

Внезапно он выпрямился, ударил кулаком по столу и вскричал:

— Именно это она и сделала, Дао Гань! Потому что женщина не была мертвой!

Его помощники уставились на него в полном изумлении.

— Как это могло быть, ваша честь? — спросил Хун. — Врач объявил, что она мертва, опытный гробовщик обмывал ее тело. А потом она пролежала в заколоченном гробу более чем полдня!

— Все не совсем так! — взволнованно произнес судья. — Послушайте! Разве вы не помните, как судебный врач сказал, что в подобных случаях девушка может потерять сознание, но смертью это кончается очень редко. Предположим, что она потеряла сознание и в состоянии крайнего потрясения впала в глубокий обморок. В книгах по медицине упоминаются подобные случаи. Наблюдается полное прекращение дыхания, не прощупывается пульс, глаза теряют свой блеск, на лице иногда даже проявляются черты смерти. Это состояние может длиться часами.

Мы знаем, что ее поместили в гроб в большой спешке и сразу же отнесли в буддийский храм. К счастью, это был временный гроб с тонкими стенками, я сам видел, что там много щелей. Иначе она бы задохнулась! Потом, когда гроб уже стоял в храме и все ушли, к ней, наверное, вернулось сознание. Она, должно быть, кричала и стучала в стенки своей деревянной тюрьмы, но гроб стоял в боковом приделе пустого храма, а сторож глухой! Конечно, все это только предположение. Мао Лу убивает своего дядю и забирает его деньги. В храме он ищет место, где спрятать труп, и вдруг слышит крики, доносящиеся из гроба!

— Это должно было очень сильно его напугать, — заметил Дао Гань. — Любой на его месте убежал бы сломя голову.

— Допустим, что нет, — сказал судья Ди. — Он взял инструменты своего дяди и открыл гроб. Женщина, вероятно, рассказала ему о том, что произошло.

Тут голос судьи оборвался. Он нахмурился, а потом сказал с явным раздражением:

— Нет, мы опять перед глухой стеной. Разве Мао Лу, выслушав ее рассказ, не сделал бы вывод, что доктор Цзян щедро вознаградит его за то, что он спас его невестку? Почему же он сразу не отвел ее домой?

— Я думаю, что она увидела тело плотника, ваша честь, — сказал Дао Гань. — Это обстоятельство сделало ее свидетелем преступления Мао Лу, и он испугался, что она его разоблачит.

Судья Ди кивнул.

— Да, по-видимому, все было именно так! — сказал он. — Мао, наверное, решил увезти ее с собой в какое-нибудь отдаленное место и держать ее там, пока не узнает, что гроб захоронен. Тогда он мог бы поставить ее перед выбором: или он продает ее в веселый дом, или отвозит домой, но с условием, что она расскажет доктору Цзяну какую-нибудь историю о том, как Мао Лу спас ее. В обоих случаях Мао Лу мог бы заработать пару золотых слитков.

— Но где же была госпожа Цзян, когда Мао Лу зарывал инструменты? — спросил Хун. — Можно быть уверенным в том, что монах обыскал весь храм, а ведь он ее не обнаружил.

— Мы все узнаем, когда изловим Мао Лу, — ответил судья. — Но уже известно, где Мао Лу прятал несчастную женщину последние дни, а именно в притоне за рыбным базаром. « Девчонка» Мао Лу, о которой говорил одноглазый, это не кто иная, как госпожа Цзян.

В кабинет вошел слуга и принес поднос с обедом для судьи Ди. Пока он накрывал на стол, судья закончил свою речь:

— Мы можем легко проверить нашу версию по поводу госпожи Цзян. Сейчас вы все тоже пообедаете, потом Цзяо Тай сходит в дом свиданий за рыбным базаром за хозяйкой. Та даст нам описание женщины, которую приводил Мао Лу.

Ди взял в руки палочки для еды, а трое его помощников удалились.

Судья Ди ел и не чувствовал вкуса пищи. Он пытался сопоставить все полученные сведения. Вряд ли могли возникнуть какие-нибудь сомнения в том, что дело «Лю против Цзяна» расследовано, недоставало лишь нескольких деталей. Теперь надо было установить связь между этим делом и убийством куртизанки. Сейчас стало ясно, что ученый ни в чем не виновен, но все это дело бросало зловещую тень на Лю Фэйпо.

Когда слуга убрал пустую посуду и налил судье чая, Ди вынул из стола документы по делу об убийстве в цветочной лодке и начал перечитывать их, неторопливо поглаживая свои бакенбарды.

За этим занятием его и застали четверо помощников.

Ма Жун сообщил:

— Ну наконец-то я увидел ученого по-настоящему взволнованным. Как он был рад увидеть своего сына!

— Тебе, наверное, уже рассказали, что у нас есть веские основания считать, что его молодая жена тоже жива. Ты привел сюда хозяйку дома свиданий, Цзяо Тай?

— Да, — ответил Ма Жун за друга, — я видел эту красотку в коридоре.

— Приведите ее! — приказал судья Ди.

Цзяо Тай вышел из кабинета и тотчас вернулся, сопровождаемый костлявой женщиной с вульгарным плоским лицом. Женщина низко поклонилась и сразу же затараторила хнычущим голосом:

— Он даже не дал мне времени переодеться, ваша честь! Как я могу предстать перед вашим превосходительством в таком виде! Я сказала ему...

— Замолчи и слушай меня! — прервал ее судья. — Ты ведь знаешь, что я могу в любой момент прикрыть твое заведение, так что соберись с мыслями и отвечай мне чистую правду. Кто была та женщина, которую приводил к тебе Мао Лу?

Содержательница дома свиданий упала на колени.

— Я так и знала, что этот мошенник втянет меня в какую-нибудь историю, — запричитала она. — Но что может поделать слабая женщина, ваше превосходительство! Простите меня, ваша милость!

Громко вскрикивая, она ударила несколько раз лбом об пол.

— Прекрати завывать! — сердито приказал судья Ди. — Отвечай, кто была эта женщина?

— Откуда мне знать! — воскликнула женщина. — Мао Лу привел ее в мой дом поздно ночью, и клянусь, что я никогда ее раньше не видела! На ней было какое-то странное, совсем не нарядное платье, и она выглядела очень испуганной. Брат Мао сказал: «Эта цыпочка не понимает, что для нее хорошо, а что — нет. Представляешь, она отказывается от такого прекрасного мужа, как я! Но я преподам ей урок!» Я заметила, что девушка как будто больна, поэтому сказала Мао Лу, чтобы он оставил ее на ночь одну. Да, я такая, ваша честь, я всегда стою за доброе отношение к людям. Я поместила ее в симпатичной комнатке, дала ей рисовой каши и чашку чая. Я прекрасно помню, как сказала ей, ваша честь: «Отправляйся спатиньки, мой цыпленочек! И не волнуйся! Увидишь, что завтра все будет в порядке!»

Женщина глубоко вздохнула.

— Ох, но вы не знаете этих девиц, ваша честь! Можно было ожидать, что на следующее утро она, по крайней мере, скажет мне спасибо. Но она разбудила весь дом, стуча в свою дверь, и еще кричала что есть мочи. А когда я поднялась к ней, она прокляла и меня, и брата Мао и болтала всякие глупости о том, что ее похитили, что она из хорошей семьи, — подобные истории они плетут постоянно. Что же, единственный способ вразумления для шлюх — это дать им почувствовать несколько хороших ударов веревкой. Веревка заставила ее замолчать, и когда пришел братец Мао, она как миленькая пошла за ним. Я клянусь, это все, ваша честь!

Судья Ди презрительно посмотрел на женщину. В какой-то момент он хотел ее арестовать за плохое обращение с девушкой, но потом он решил, что она поступила вполне в соответствии со своими умственными способностями.

Эти веселые дома для бедноты были неизбежным злом, и власти могли как-то присматривать за ними, чтобы предотвратить еще большие злоупотребления, но они никогда не были в состоянии пресечь традиционной жестокости в отношении их обитательниц.

Судья сурово сказал хозяйке:

— Ты прекрасно знаешь, что вам не разрешается давать приют бездомным девицам. На этот раз, так и быть, я тебя отпускаю. Но обязательно проверю, правду ли ты мне рассказала, и если ты мне солгала — горе тебе!

Женщина опять начала биться лбом об пол, выражая тем самым свою благодарность. По знаку судьи Цзяо Тай ее увел.

— Да, наше предположение оправдалось, — сказал судья Ди. — Жена кандидата Цзяна жива, хотя, может быть, ей лучше было бы умереть, чем попасть в руки Мао Лу. Мы должны схватить его как можно скорее, дабы вызволить ее из рук этого головореза. Они находятся в месте, которое называется остров Трех дубов, в уезде Шангпей. Кто-нибудь знает, где это?

В разговор вступил Дао Гань:

— Я никогда там не бывал, ваша честь, но много слышал об этом месте. Это группа островов, часть из которых заболочена, посреди Великой реки. Заболоченные острова поросли густым кустарником, полузатопленным почти весь год. Сухие места покрыты старым лесом. Только люди вне закона, которые собираются там, знают все протоки между этими островами. Разбойники взимают мзду с проходящих кораблей и часто совершают набеги на стоящие по берегам реки поселения. Ходят слухи, что гнездящаяся там шайка насчитывает более четырехсот человек.

— Почему же правительство не очистит это разбойничье гнездо? — с изумлением спросил судья.

Скривив губы, Дао Гань ответил:

— Это нелегко, ваша честь. Потребуется настоящая флотская операция, которая может стоить многих жизней. Туда ведь нельзя добраться на военных сампанах, там мелководье. Нужно использовать небольшие суда, а воины в них будут хорошей мишенью для стрел. Я слышал, что правительство установило военные посты вдоль берега и стражники патрулируют всю округу. Власти хотят блокировать эти острова и заставить шайку сдаться. Но разбойники обосновались там много лет назад, у них давние связи с местным населением, которые очень трудно проследить. До сих пор нет никаких признаков того, что разбойники нуждаются в пище или в чем-нибудь еще.

— Да, дело плохо, — сказал судья Ди.

Посмотрев на Ма Жуна и Цзяо Тая, он спросил:

— Как вы думаете, вам удастся забрать оттуда похищенную женщину и Мао Лу?

— Брат Цзяо и я как-нибудь справимся, ваша честь! — ответил Ма Жун без тени сомнения. — Эта работа как раз для нас. Мы лучше отправимся немедленно, чтобы поближе познакомиться с обстановкой.

— Хорошо, — сказал судья Ди, — я напишу рекомендательное письмо своему коллеге, судье Шангпея, и попрошу его содействовать вам.

Он взял кисточку для письма, набросал несколько иероглифов на официальном бланке, поставил на нем большую квадратную печать суда и протянул Ма Жуну со словами: «Удачи вам!»

Глава 15 Советник Хун и Дао Гань посещают весьма важную персону; делец совершает свою последнюю сделку

Когда Ма Жун и Цзяо Тай ушли, судья Ди обратился к Хуну и Дао Ганю:

— Пока наши молодцы орудуют в Шангпее, мы здесь тоже не будем бездельничать. Во время обеда я все думал о Лю Фэйпо и Хань Юнхане, двух главных подозреваемых по делу об убийстве куртизанки. Позвольте сообщить вам, что я не собираюсь спокойно сидеть и ждать следующего шага двух этих господ. Я решил арестовать Лю Фэйпо сегодня же.

— У нас нет достаточных оснований так поступить, ваша честь! — воскликнул Хун в некотором замешательстве. — Мы имеем лишь некоторые смутные подозрения, как же мы...

— Я имею полное право арестовать Лю, и я это сделаю! — оборвал советника судья. — Лю выдвинул в суде серьезное обвинение против доктора Цзяна, а ныне доказано, что это обвинение было ложным. Допускаю, что никто не имел бы ничего против, если бы я закрыл глаза на это обстоятельство, тем более что Лю был явно вне себя от горя, когда выдвигал свое обвинение, да и ученый не возбудил против него дела за клевету. Но закон гласит: «Тот, кто неверно обвинил другого в значительном преступлении, должен быть наказан, как если бы он сам совершил это преступление». Закон допускает широкое толкование этого пункта, но в данном случае я прочитаю его буквально.

Советник Хун был встревожен, но судья Ди взял в руку кисточку и составил приказ об аресте Лю Фэйпо. Затем он придвинул второй бланк и, заполняя его, сказал:

— А еще я арестую Ван Ифаня за данные им ложные показания о своей дочери и докторе Цзяне. Сейчас вы вместе пойдете с четырьмя стражниками в дом Лю и арестуете его. Хун, прикажи начальнику стражи взять двух человек и арестовать Ван Ифаня. Да, и пусть их отвезут в закрытых паланкинах и поместят в камеры, расположенные подальше одна от другой, — они не должны знать, что оба пользуются гостеприимством нашей тюрьмы. Я выслушаю обоих на вечернем заседании суда — надеюсь, мы узнаем от них что-нибудь новенькое.

Советник Хун все еще сомневался, а Дао Гань с усмешкой прошептал ему:

— Это как в игре: если хорошо мешать кости, может выпасть отличная комбинация!

Когда Хун и Дао Гань ушли выполнять его приказание, судья Ди достал из письменного стола листок с задачей по вэйци. Он отнюдь не был так уверен в себе, как предположили его помощники. Но он чувствовал, что пора перейти к активным действиям, захватить инициативу. И эти два ареста были единственным, по его мнению, способом достичь цели.

Судья повернулся в кресле и достал из шкафчика доску, расчерченную вертикальными и горизонтальными линиями. Потом он расставил черные и белые камни в позицию, которая была изображена в той старой задаче. Он был убежден, что именно задача по вэйци является ключом к раскрытию заговора, на существование которого указала убитая танцовщица.

Задача была придумана более семидесяти лет назад, и лучшие знатоки вэйци безуспешно пытались ее решить. Цветок Миндаля, не будучи любительницей вэйци, должно быть, выбрала ее не как задачу, а потому, что в ней мог содержаться иной смысл, не имеющий никакого отношения к вэйци. Может быть, это что-то вроде ребуса? Нахмурив брови, судья начал переставлять камни, пытаясь прочесть тайное послание, содержащееся в их расстановке.

Тем временем советник Хун отдал начальнику стражи необходимые распоряжения относительно ареста Ван Ифаня и вместе с Дао Ганем направился в дом Лю Фэйпо. Четверо стражников следовали за ними на почтительном расстоянии, неся на плечах закрытый паланкин.

Хун постучал в высокие ворота, покрытые красным лаком. Открылось небольшое окошко. Советник предъявил бумагу, составленную судьей, и сказал:

— Его превосходительство судья приказал нам поговорить с господином Лю.

Привратник открыл дверь и провел их в маленькую приемную во флигеле. Вскоре появился пожилой человек, который представился как домоправитель Лю Фэйпо.

— Надеюсь, — сказал он, — что сам смогу услужить вам. Мой хозяин сейчас отдыхает в саду, и тревожить его нельзя.

— Мы имеем приказ переговорить с господином Лю, — сказал советник, — ты бы лучше пошел и разбудил его.

— Это невозможно, я могу потерять место! — испуганно вскричал домоправитель.

— Тогда проводи нас к нему, — сухо предложил Дао Гань, — мы сами его разбудим. Пошевеливайся, дружище, не мешай нам исполнять свои обязанности.

Домоправитель повернулся, его седая козлиная бородка тряслась от возмущения. Он пересек широкий двор, мощенный цветными изразцами, Хун и Дао Гань шли за ним по пятам. Они прошли четырьмя извилистыми проходами к большому, обнесенному стеной саду.

Фарфоровые горшки с экзотическими цветами стояли вдоль широкой мраморной террасы. За ней находился красивый ландшафтный сад, в центре которого располагалось небольшое озерцо, где росли лотосы.

Гости обогнули озерцо и подошли к искусственным скалам в глубине сада, которые были изготовлены из больших, скрепленных раствором глыб интересной формы и цвета. Рядом располагалась беседка — ее бамбуковый каркас был густо увит плющом. Указав на беседку, домоправитель с раздражением сказал:

— Вы найдете хозяина там. А я уж здесь подожду!

Советник Хун раздвинул плети плюща. В прохладной беседке он увидел кресло-качалку и маленький чайный столик. В беседке никого не было.

Хун и Дао Гань торопливо вернулись к домоправителю. Хун прошипел:

— Не пытайся нас одурачить! Здесь нет твоего хозяина.

Домоправитель беспомощно посмотрел на него, подумал и сказал:

— Он, наверное, пошел в библиотеку.

Домоправитель опять повел их долгим узким проходом к двери из черного дерева, инкрустированной замысловатым цветочным узором из серебра. Он постучал в дверь несколько раз, однако никто ему не ответил. Тогда домоправитель толкнул дверь, но та была заперта.

— Отойди! — нетерпеливо бросил Дао Гань.

Он вытащил маленький сверток с инструментами из своего просторного рукава и начал возиться с замком.

Вскоре раздался щелчок, и дверь отворилась. За ней открылось просторное, роскошно обставленное помещение библиотеки. Массивные стол и стулья, высокие книжные стеллажи были сработаны из черного дерева. В комнате никого не было.

Дао Гань подошел к письменному столу. Все его ящики были выдвинуты, а толстый синий ковер был усыпан письмами и бумагами.

— Здесь был грабитель! — закричал домоправитель.

— Ничего подобного, — возразил ему Дао Гань. — Ящики не взломаны, их открыли ключом. Где здесь тайник?

Домоправитель дрожащей рукой указал на старинную картину, висевшую между шкафами. Дао Гань подошел и уверенно сдвинул ее. Прямоугольная железная дверца в стене оказалась незапертой. Тайник был пуст.

— Этот замок тоже цел, — сказал советнику Дао Гань. — Мы обыщем весь дом, но боюсь, что птичка уже упорхнула.

Хун позвал четырех стражников и приказал осмотреть весь особняк, включая женскую половину. Но Лю Фэйпо нигде не было — никто не видел его после обеда.

Хун и Дао вернулись в суд в самом мрачном расположении духа. Во дворе они встретили начальника стражи, который сообщил им, что Ван Ифань арестован и помещен в тюрьму. Хун и Дао застали судью Ди в его личных покоях — он все еще был погружен в изучение задачи по вэйци.

— Ван Ифань находится под замком, ваша честь, — доложил советник Хун, — а вот Лю Фэйпо бесследно исчез.

— Исчез? — переспросил судья в полном изумлении.

— И забрал с собой все свои деньги и важные бумаги, — прибавил Дао Гань. — Он, должно быть, ускользнул через садовую калитку.

Судья Ди стукнул кулаком по столу.

— Я опоздал! — воскликнул он в огорчении, вскочил с кресла и зашагал по комнате. Потом остановился и сердито сказал: — Это все из-за того глупца, кандидата Цзяна! Если бы я раньше узнал, что ученый невиновен...

Судья нервно подергал себя за бороду.

— Дао Гань, немедленно приведи сюда секретаря советника Ляна. Еще есть время допросить его до вечернего заседания суда.

Дао Гань, торопясь, отправился выполнять приказание, а судья Ди сказал:

— Бегство Лю — большая неприятность. Убийство — дело серьезное, но есть кое-что и поважнее.

Хун, на которого последняя фраза судьи, никогда не бросавшего слов на ветер, произвела сильное впечатление, хотел было попросить разъяснений, но, поглядев на плотно сжатые губы судьи Ди, передумал. Судья снова стал мерить шагами комнату, но вскоре остановился перед окном, заложил руки за спину и задумался.

Дао Гань удивительно быстро вернулся и привел с собой Лян Фэна. Юноша казался встревоженным еще больше, чем в прошлый раз. Судья Ди не предложил ему сесть. Скрестив руки и пристально глядя на молодого человека, он сказал:

— На этот раз я буду говорить с вами откровенно, господин Лян! Я подозреваю вас в гнусном преступлении. И только желая пощадить чувства старого советника, я допрашиваю вас здесь, а не на заседании суда.

Лян побледнел и хотел было что-то сказать, но судья поднял руку.

— Во-первых, — продолжал он, — вашу трогательную историю о бессмысленных тратах советника можно объяснить намерением скрыть тот факт, что вы пользуетесь его состоянием в ущерб ему, дабы присвоить принадлежащие ему деньги. Во-вторых, я нашел в комнате убитой танцовщицы по имени Цветок Миндаля любовные письма, написанные вашей рукой. Самые последние из них доказывают, что вы хотели разорвать ваши отношения, возможно потому, что влюбились в Пух Ивы, дочь Хань Юнханя.

— Как вы об этом узнали? — воскликнул Лян Фэн. — Мы...

Судья снова оборвал его:

— Вы не могли убить танцовщицу, поскольку вас не было на цветочной лодке. Но вы имели с ней связь и тайно виделись в вашей комнате. Вы выпускали ее через калитку, ведущую в ваш маленький сад. Нет, я еще не закончил. Смею заверить вас — меня ничуть не интересует ваша личная жизнь, то есть веселые развлечения с девицами из Квартала Ив. Но вы должны мне все рассказать о ваших отношениях с умершей танцовщицей. Один глупый юноша уже помешал моему расследованию, и я не могу допустить повторения чего-либо подобного. Отвечайте мне по правде!

— Ваша честь, клянусь, вы ошибаетесь! — буквально взвыл юноша, в отчаянии сжимая руки. — Я не знаком с этой куртизанкой, я не присвоил ни медяка из денег своего господина! Сознаюсь, и с великим удовольствием, что я действительно влюблен в Пух Ивы, и имею основания полагать, что мое чувство небезответно. Я никогда не говорил с ней, но часто вижу ее в саду у храма, и... Так как ваша честь уже знает мою сокровенную тайну, вы должны также знать, что все остальное — неправда!

Судья Ди протянул ему одно из писем, найденных у танцовщицы, и спросил:

— Вы это писали или нет?

Лян Фэн внимательно изучил предложенное письмо. Возвращая его судье, он спокойно сказал:

— Почерк похож на мой и имеет очень много особенностей, свойственных моему почерку. Но я не писал этого. Должно быть, тот, кто подделал его, имеет в своем распоряжении много образчиков моего почерка. Это все, что я имею сказать!

Судья Ди мрачно посмотрел на него.

— Ван Ифань арестован. Сейчас я буду его допрашивать. Вам придется присутствовать на заседании. А сейчас можете пройти в зал суда!

Когда молодой человек ушел, советник Хун заметил:

— Я думаю, что Лян говорит правду, ваша честь.

Судья Ди не ответил. Он жестом приказал советнику помочь облачиться ему в судейскую одежду.

Три удара гонга возвестили об открытии вечернего заседания суда. Судья Ди вышел из своего кабинета в сопровождении Хуна и Дао Ганя. Усевшись за судейский стол, он увидел, что в зале всего лишь около дюжины зрителей. Жители Ханьюаня, наверное, на сей раз не надеялись услышать скандальные новости. Но судья тотчас заметил, что в переднем ряду стоят Хань Юнхань, Лян Фэн, а за ними — глава гильдии резчиков по нефриту Су.

Совершив перекличку, судья Ди заполнил бланк, передал его начальнику стражи и велел привести Ван Ифаня.

Ван Ифань, казалось, был абсолютно не удручен своим арестом. Он дерзко посмотрел на судью, встал на колени и твердым голосом ответил на положенные вопросы о своем имени и роде занятий.

Судья Ди сказал:

— Во-первых, имеются доказательства того, что вы лгали суду. Это ведь вы пытались убедить доктора Цзяна, чтобы он купил вашу дочь. Хотите услышать подробности или сознаетесь?

— Ваш слуга, — почтительно ответил Ван Ифань, — признает свою вину в том, что пытался ввести в заблуждение вашу честь. Я позволил себе увлечься желанием помочь своему другу и покровителю, господину Лю Фэйпо, в его недавнем деле против ученого. Ввиду того, что в соответствии с законом я за незначительностью проступка могу быть взят на поруки с уплатой штрафа, прошу вашу честь назвать должную сумму. Нет никакого сомнения в том, что господин Лю Фэйпо выразит желание взять меня на поруки и внесет необходимый залог.

— Во-вторых, — сказал судья Ди, — у суда достаточно доказательств, что вы, воспользовавшись тем обстоятельством, что советник Лян впал в детство, убедили его заключить невыгодные для него в денежном отношении сделки и нажились на этом.

Второе обвинение, казалось, также не произвело никакого впечатления на Ван Ифаня.

— Я решительно отвергаю обвинение в нанесении материального ущерба советнику Ляну. Господин Лю Фэйпо представил меня его превосходительству, и по совету господина Лю я рекомендовал советнику продать часть имущества, которое, по мнению весьма сведущего господина Лю, в ближайшем будущем значительно потеряет в своей стоимости. Я прошу вашу честь попросить господина Лю засвидетельствовать это.

— К сожалению, — сказал судья Ди, — я не имею возможности сделать это. — Господин Лю внезапно уехал, забрав с собой деньги и ценные бумаги.

Ван Ифань вскочил на ноги. Лицо его смертельно побледнело, и он закричал:

— Куда уехал? В столицу?

Начальник стражи хотел опять поставить Ван Ифаня на колени. Судья отрицательно покачал головой и сказал:

— Господин Лю исчез, и его домочадцы не знают, где он находится.

Ван Ифань на глазах терял самообладание. На лбу его выступила испарина. Он пробормотал едва слышно: «Лю скрылся...», затем взглянул на судью и с трудом произнес:

— В таком случае я должен пересмотреть мои показания. — Немного поколебавшись, он добавил: — Прошу вашу честь даровать мне время на размышление.

— Я удовлетворяю вашу просьбу, — сразу же ответил судья, увидев отчаянную мольбу в глазах Вана.

Когда Ван Ифаня вновь увели в тюрьму, судья Ди поднял председательский молоток, чтобы закрыть заседание. Но в этот момент в передний ряд протолкнулся мастер Су с двумя членами своей гильдии. Один из них был резчик по нефриту, другой — поставщик самого камня, который продал мастеровому глыбу нефрита, но тот, расколов его на куски, обнаружил в камне изъян и требует вернуть плату. Но поскольку он обнаружил изъян, уже распилив камень, он не может вернуть его поставщику. Су пытался их примирить, но они отвергли все его предложения.

Судья Ди терпеливо выслушивал сбивчивые объяснения обеих сторон. Оглядывая зал, он заметил, что Хань Юнхань уже ушел. Когда Су изложил свое мнение, судья Ди сказал:

— Суд считает, что виновны вы оба. Торговец, знаток камня, должен был знать, что кусок нефрита имеет изъян, когда закупал его, а ремесленник, в силу своего опыта обращения с камнем, должен был определить, что камень испорчен, не распиливая его. Торговец приобрел камень за десять серебряных монет и продал его за пятнадцать. Суд постановляет: торговец вернет мастеровому десять серебряных монет. Разбитый камень будет поделен меж ними поровну. Оба заплатят штраф по пять серебряных монет за недостаточное владение своим ремеслом.

И он стукнул молотком по столу, закрывая заседание. В своем кабинете судья Ди сказал Хуну и Дао Ганю:

— Ван Ифань хочет сообщить мне что-то важное, но не осмелился сделать это на открытом заседании. Правила запрещают допрашивать заключенных в частном порядке, но я чувствую, что в этом случае имею право сделать исключение. Приведите его сюда прямо сейчас. Вы обратили внимание — он сказал, что Лю Фэйпо сбежал. Сейчас мы узнаем...

Вдруг дверь распахнулась, и в комнату ворвался начальник стражи, за ним поспешал смотритель тюрьмы. Первый, задыхаясь, сказал:

— Ван Ифань отравился, ваша честь!

Судья Ди ударил кулаком по столу и грозно зарычал на смотрителя тюрьмы:

— Ты что, не обыскивал заключенного, собачья голова?

Тот упал на колени.

— Я клянусь, у него не было с собой этого пирожка, ваша честь! — жалобно возразил он. — Должно быть, кто-то тайком принес отравленный пирожок в его камеру!

— Значит, ты пропустил посетителя в тюрьму?! — рыкнул судья.

— В тюрьму не проходил никто из посторонних, ваша честь! — завопил смотритель тюрьмы. — Я не понимаю, как это могло случиться!

Судья Ди вскочил и вышел из кабинета. В сопровождении Хуна и Дао Ганя он пересек внутренний двор, прошел по коридору, расположенному за архивом, и очутился в помещении тюрьмы. Смотритель освещал фонарем дорогу.

Ван Ифань лежал на полу у деревянной скамьи, служившей заключенным кроватью. Свет фонаря упал на его искаженное лицо; на губах мертвеца запеклась кровавая пена. Смотритель тюрьмы молча указал на круглый пирожок, валявшийся на полу возле правой руки Вана.

Было видно, что Ван только раз откусил от него. Судья Ди нагнулся. Это был круглый пирожок со сладкой соевой начинкой, такие продавались в любой пекарне города. Но сверху, на месте штампа, которым обычно помечает изделие тот или иной мастер, был оттиск цветка лотоса.

Судья завернул пирожок в свой платок и положил в рукав. Ничего не сказав, он повернулся и направился в свой кабинет.

Обеспокоенные Хун и Дао Гань не сводили глаз с непроницаемого лица судьи. Тот понимал, что знак лотоса предназначался не для Вана, поскольку в камере было темно, когда посланец принес ему смертоносный подарок. Знак лотоса был адресован ему, судье! Это было предупреждение от «Белого лотоса»! Ди устало сказал:

— Вана убили, чтобы заткнуть ему рот. Отравленный пирожок передал кто-то из служащих суда. В моей судебной управе — предатель!

Глава 16 Двое странников нарушают покой округа Шангпей; коварный захват речного судна

Ма Жун и Цзяо Тай, изучив в архиве карту провинции, составили план своего опасного похода. На конюшне они выбрали себе двух добрых коней и вскоре выехали из города, держа путь на восток. Спустившись в долину, они скакали по дороге около получаса. Затем Ма Жун придержал коня и сказал:

— Тебе не кажется, что если мы срежем путь по рисовым полям, то скорее доберемся до пограничной реки? И выедем, так скажем, на сорок — сорок пять ли ниже по течению нашей военной заставы у моста?

Они свернули на узкую тропинку, бежавшую между рисовыми полями. Стояла жара, и путники очень обрадовались, заметив небольшую хижину. Они жадно напились из ведра вкусной колодезной воды, которую им предложил крестьянин. Дав ему горсть медяков, приятели сговорились с ним, что он присмотрит за их лошадьми. Пока тот ставил коней в конюшню, Ма Жун и Цзяо Тай разлохматили волосы и повязали их тряпками. Потом заменили сапоги для верховой езды соломенными сандалиями, лежавшими до того в переметных сумах. Закатывая рукава, Цзяо Тай воскликнул:

— Ну что, брат! Все как в старые времена, когда мы вместе бродили по лесам!

Ма Жун похлопал друга по плечу, потом каждый выдернул по колу из изгороди, и путники тронулись пешком по тропинке, ведущей к реке.

Старый рыбак сушил на берегу свои сети. Он перевез их на другой берег за два медяка. Расплачиваясь с ним, Ма Жун спросил:

— Ты не знаешь, здесь нет поблизости стражи?

Старик испуганно посмотрел на него, ничего не ответил и поспешил к своей лодке.

Ма Жун и Цзяо Тай продрались через заросли высокого тростника на проселочную дорогу. Цзяо Тай сказал:

— Все правильно. Судя по карте, эта дорога ведет в деревню.

Друзья закинули свои бамбуковые колья на плечи и, с чувством распевая непристойную песенку, бодро зашагали вперед. Через полчаса они вышли к деревне.

Ма Жун отправился первым и зашел на постоялый двор, расположенный на небольшой рыночной площади. Он тяжело опустился на деревянную скамью и крикнул, чтобы ему принесли вина. Потом в харчевню зашел Цзяо Тай и, садясь напротив друга, сказал:

— Я осмотрел деревню. Все спокойно!

Четверо пожилых крестьян, сидевших за соседним столом, испуганно оглянулись на вновь прибывших. Один из них поднял ладонь, скрестив указательный палец с мизинцем — жест, обозначающий разбойников с большой дороги. Его приятели закивали головами в знак согласия.

К гостям подбежал хозяин с двумя кувшинами вина.

Цзяо Тай схватил его за рукав.

— Что это значит, собачья твоя голова! Убери-ка эти наперстки и принеси нормальный кувшин!

Хозяин убежал и скоро вернулся, неся вместе с сыном громадный кувшин в три чи вышиной и два бамбуковых черпака с длинными ручками.

— Так-то лучше! — воскликнул Ма Жун. — И нечего к нам предлагать какие-то маломерки!

Они запустили свои черпаки в кувшин и начали жадно поглощать вино — им очень хотелось пить после путешествия по жаре. Хозяин принес тарелку с солеными овощами. Цзяо Тай запихнул в рот целую горсть овощей — они были обильно приправлены чесноком и красным перцем. Довольно причмокивая, он сказал:

— Брат, это куда как лучше, чем городская преснятина!

Ма Жун кивнул с набитым ртом. Когда кувшин наполовину опустел, друзья съели огромную миску лапши и запили все это деревенским чаем, который приятно горчил на вкус. Потом они встали и полезли в свои пояса.

От денег хозяин торопливо отказался, уверяя, что гости оказали ему высокую честь, посетив его заведение, но Ма Жун настоял на оплате и добавил щедрые чаевые. Два друга вышли на улицу. Они разлеглись под большой сосной и вскоре уже громко храпели.

Ма Жуна разбудил удар по ноге. Он сел, огляделся и тихонько подтолкнул Цзяо Тая. Над ними стояли пятеро стражников, вооруженных дубинками, а за их спинами виднелась толпа зевак — крестьян из этой деревни. Ма Жун и Цзяо Тай поднялись с земли.

— Мы — стражники суда из Шангпея, — провозгласил коренастый мужчина. — А вы кто такие и откуда пришли?

— Ты что, слепой? — высокомерно ответил Ма Жун. — Разве не видишь: я — губернатор провинции, путешествую инкогнито!

В толпе загоготали. Начальник стражи угрожающе поднял дубинку. Ма Жун быстро схватил его за отвороты куртки, поднял на два чи над землей и встряхнул так, что у того лязгнули зубы. Стражники бросились на помощь своему начальнику, но Цзяо Тай ткнул самому дюжему из них палку меж ног и опрокинул его на землю.

Вращая вокруг себя бамбуковым колом, он просвистел им над головами остальных, в непосредственной близости от их макушек. Охранники разбежались под улюлюканье толпы. Цзяо Тай с громкой бранью побежал вдогонку.

Начальник стражи был не из трусливых, он яростно пытался ослабить железную хватку Ма Жуна и начал бить его ногами по ногам. Ма Жун с глухим стуком бросил пленника на землю и быстро схватил свой бамбуковый кол. При этом он успел увернуться от дубинки, направленной ему в голову, и сильно ударил начальника стражи по руке. Тот выронил дубинку и вознамерился сразиться врукопашную, но Ма Жун не подпускал его к себе, ловко орудуя колом. Начальник понял, что ему долго не продержаться в этой неравной борьбе, развернулся и побежал прочь.

Вскоре вернулся Цзяо Тай.

— Эти ублюдки разбежались! — тяжело дыша, сказал он.

— Вы задали им хороший урок! — с довольным выражением на лице заметил какой-то старик-крестьянин.

Хозяин постоялого двора наблюдал за происходящим с безопасного расстояния. Теперь он подошел к Цзяо Таю и торопливо зашептал:

— Вам лучше поскорее убраться отсюда! Местный судья со стражей совсем недалеко — они схватят вас!

Цзяо Тай почесал в затылке.

— А я и не знал! — сказал он с унынием в голосе.

— Это не беда, мой сын проведет вас полями к Великой реке, — прошептал хозяин. — На берегу увидите лодку. Через пару часов вы будете на острове Трех дубов. Тамошние молодцы вам помогут, только скажете им, что вас послал старый Шао.

Приятели горячо поблагодарили хозяина постоялого двора. Вскоре они уже пробирались рисовыми полями, следуя за идущим впереди юношей. После долгой ходьбы по раскисшей от влаги земле парень остановился. Показав на деревья, видневшиеся впереди, он сказал:

— Там в маленькой заводи вы найдете лодку. Течение отнесет вас прямо туда, куда нужно, только остерегайтесь водоворотов.

Ма Жун и Цзяо Тай легко нашли в кустах лодку. Ма Жун вытолкнул ее из-под низко склонившихся ветвей, бросил кол и взял в руки весло. Быстрый поток грязно-бурой воды отнес их от берега.

— Не слишком ли мала эта скорлупка для такой бурной реки? — с беспокойством спросил Цзяо Тай.

— Не тревожься, братишка! — смеясь, ответил Ма Жун. — Не забывай, что я родом из Цзянсу — я вырос в лодке!

И он стал энергично грести, лавируя, чтобы избежать водоворотов. Они уже были посередине огромной реки — поросший тростником берег казался узкой полоской. Потом и он полностью скрылся из глаз — вокруг расстилалась лишь широкая гладь коричневых вод.

— Меня клонит в сон от вида такого количества воды! — недовольно сказал Цзяо Тай и лег на спину.

Они плыли более часа. Цзяо Тай крепко спал, а Ма Жун сосредоточил все свое внимание на управлении лодкой. Вдруг он воскликнул:

— Посмотри-ка, что там впереди!

Цзяо Тай сел на дне лодки. Посередине реки он увидел вдали зеленую полоску суши. Через полчаса они оказались среди довольно больших островов, покрытых густым кустарником.

Смеркалось. Со всех сторон доносились резкие крики ночных птиц. Цзяо Тай насторожился.

— Это не птицы кричат, — сказал он. — Это сигналы, которыми пользуются разведчики в армии.

Ма Жун что-то проворчал в ответ. Ему было трудно управлять лодкой в извилистой протоке. Вдруг кто-то вырвал весло у него из рук. Лодка резко накренилась. У кормы вынырнула чья-то мокрая голова, а за ней — еще две.

— Сидите спокойно или мы опрокинем лодку. Кто вы такие?

Говорящий положил руки на борт. Весь заляпанный грязью и увешанный водорослями, он походил на водяного.

— Старый Шао из деревни, что вверх по течению, послал нас сюда, — ответил Ма Жун. — Мы не поладили с местной стражей.

— Расскажешь все это нашему капитану, — произнес человек и отдал весло, добавив: — Греби прямо на тот огонек!

Шестеро хорошо вооруженных парней поджидали их на грубо сколоченной пристани. Их предводитель держал в руке зажженный фонарь, и в его свете Цзяо Тай разглядел, что все люди одеты в военную форму, но без знаков отличия. Они повели их через густой лес.

Вскоре показались огоньки, тускло мерцающие сквозь ветви. За деревьями открылась широкая поляна. Около сотни мужчин собрались вокруг костров, на которых в чугунных котлах варился рис. Все были вооружены до зубов.

Ма Жуна и Цзяо Тая провели на другой конец поляны, где под старыми узловатыми дубами на низеньких лавках сидели четверо мужчин.

— Вот те двое парней, о которых доложили дозорные, капитан! — почтительно доложил главный из сопровождающего их отряда.

Человек, которого назвали капитаном, был широкоплечий молодец в плотно подогнанной кольчуге и мешковатых штанах из черной кожи. Его волосы были повязаны красной лентой. Оглядев обоих друзей сверху донизу маленькими злыми глазками, он рявкнул:

— Говорите, мошенники! Зачем пришли? Откуда вы? Как вас зовут? Рассказывайте все!

Его резкие выкрики походили на армейские команды. Цзяо Тай подумал, что он, наверное, дезертир.

— Меня зовут Юнг Бао, капитан, — с заискивающей улыбкой сказал Ма Жун. — Я и мой приятель — лесные братья.

И он рассказал, как они подрались с группой стражников и как хозяин постоялого двора послал их на остров Трех дубов. Потом он добавил, что двое крепких парней сочтут за великую честь, если капитан возьмет их к себе на службу.

— Сначала мы проверим, что за байки ты тут наплел, сколько в них правды и сколько лжи, — сказал капитан и обратился к охране: — Отведите их к остальным!

Обоим выдали по деревянной миске, наполненной рисом, и провели лесом на соседнюю поляну, размером поменьше. Свет факела осветил сложенную из бревен большую хижину. Перед ней на корточках сидел человек и ел рис. На краю поляны под деревом на коленях стояла девушка, одетая в синюю рубаху и штаны, какие носят крестьяне. Она также держала в руках палочки для еды.

— Отсюда — никуда! — предупредил конвоир и удалился.

Ма Жун и Цзяо Тай, скрестив ноги, сели напротив мужчины. Тот мрачно на них посмотрел.

— Мое имя — Юнг Бао! — приветливо обратился к нему Ма Жун. — А твое?

— Мао Лу, — хмуро ответил тот. Он бросил пустую миску девушке и проворчал: — Вымой!

Девушка молча встала и подобрала ее. Она подождала, пока поедят Ма Жун и Цзяо Тай, и забрала их миски тоже. Ма Жуй разглядывал ее с одобрением. Она была грустна и двигалась с трудом, но ее красота сразу бросалась в глаза. Мао Лу проследил его взгляд, нахмурился и грубо сказал:

— Она не для тебя, парень! Это моя жена!

— Очень хорошенькая, — заметил Ма Жун равнодушно. — Послушай, почему они держат нас здесь? Можно подумать, что мы какие-то злоумышленники!

Мао Лу сплюнул и быстро взглянул на сгустившиеся вокруг них тени. Потом он тихо сказал:

— Да, на радушие это не похоже. Я пришел сюда вместе со своим другом, боевым парнем. Мы сказали, что хотим примкнуть к ним. Капитан забросал нас вопросами. Когда моему другу надоело отвечать, он так ему это и сказал. Знаете, что случилось?

Ма Жун и Цзяо Тай отрицательно покачали головами. Мао Лу провел большим пальцем руки по кадыку.

— Именно это, — сказал он с горечью. — Они держат меня здесь, как в тюрьме. Вчера ночью двое бандюг подкрались и хотели похитить мою жену — мне пришлось с ними драться, пока не подоспели часовые. Надо сказать, что дисциплина у них тут соблюдается, но в остальном это просто мерзкая стая. Жаль, что я пришел сюда.

— Что они замышляют? — спросил Цзяо Тай. — Я-то думал, что они — честные разбойники, которые всегда рады таким людям, как мы.

— Пойди и спроси у них! — усмехнулся Мао Лу.

Девушка возвратилась и поставила чашки для риса под деревом. Мао Лу проворчал:

— Почему бы тебе со мной не поговорить?

— Сам развлекайся! — спокойно ответила девушка и ушла в хижину.

Мао Лу покраснел от злости, но не предпринял даже попытки последовать за ней. Грязно выругавшись, он сказал:

— Я спас этой девчонке жизнь! И что я с этого поимел? Кислую рожу! Я задал ей хорошую взбучку, но это не помогло.

— Женщине нужно, чтобы об ее спину измочалилось несколько ли хороших веревок, прежде чем она поумнеет, — мудро заметил Ма Жун.

Мао Лу встал, подошел к подножию старого дуба, сгреб кучу листьев и улегся на ней. Ма Жун и Цзяо Тай тоже улеглись на сухих листьях. Вскоре они крепко спали.

Цзяо Тай проснулся от того, что кто-то дул ему в лицо. Ма Жун зашептал приятелю в ухо:

— Я все разведал, брат. В главной протоке стоят две большие джонки, готовые к отплытию завтрашним утром. На них нет охраны. Мы можем треснуть нашего друга Мао Лу по голове и забрать девушку на одно из этих судов. Но нам с тобой не стащить тяжелую джонку к реке. Кроме того, неплохо бы знать, как отсюда выплыть.

— Давай спрячемся в трюме, — прошептал Цзяо Тай. — А завтра, когда эти негодяи выведут судно на реку, мы захватим их врасплох.

— Отлично! — сказалМаЖун. — Или мы — их, или они — нас. Такие простые задачки мне по зубам. Что ж, обычно они отплывают до рассвета. У нас еще есть время, чтобы вздремнуть.

Вскоре оба уже снова храпели.

За час до рассвета Ма Жун поднялся и потряс Мао Лу за плечо. Когда тот сел, потирая глаза, Ма Жун сильным ударом в висок лишил его чувств и крепко связал ему руки и ноги тонкой цепью, которую носил на поясе. Потом оторвал кусок ткани от его куртки и заткнул ему рот. После разбудил Цзяо Тая и вместе с ним вошел в хижину.

Пока Ма Жун будил девушку, Цзяо Тай достал кресало и трут и зажег огонь.

— Мой друг и я — служители суда в Хань-юане, госпожа Цзян, — сказал он. — У нас есть приказ привезти вас обратно в город.

Фея Луны подозрительно поглядела на них и резко ответила:

— Не рассказывайте мне сказок. Если вы дотронетесь до меня, я закричу!

Ма Жун тяжело вздохнул и достал письмо судьи Ди, которое прятал под повязкой на голове. Девушка прочитала его и спросила:

— Как мы выберемся отсюда?

Когда Ма Жун объяснил ей свой план, она сказала:

— Охрана приносит утренний рис сразу после рассвета. Они поднимут тревогу, когда обнаружат наше отсутствие.

— Ночью я целый час занимался тем, что прокладывал в лесу ложный след в противоположном направлении, — ответил Ма Жун. — Можете довериться нам, мы знаем свое дело, милочка!

— Побереги свои учтивые обороты для кого-нибудь другого! — выпалила госпожа Цзян.

— Бойкая девица! — со вздохом сказал Ма Жун Цзяо Таю.

Они вышли из хижины. Ма Жун взвалил Мао Лу на плечи. Ориентируясь в лесу, как дома, он уверенно повел за собой Цзяо Тая и девушку через заросли по направлению к протоке. Вскоре перед ними выросли черные силуэты судов.

Когда беглецы поднялись на борт одного из них, Ма Жун направился к люку на корме и спустил Мао Лу вниз по крутому трапу. Затем спрыгнул в трюм сам. Цзяо Тай и Фея Луны последовали его примеру. Они очутились в маленьком камбузе — дальше трюм был забит до самой палубы штабелями больших деревянных ящиков, перевязанных толстыми соломенными канатами.

— Заберись наверх штабеля, Цзяо Тай, и попытайся сдвинуть чуть в сторону верхние ящики во втором ряду, — посоветовал Ма Жун. — Получится прекрасное укрытие. Я скоро вернусь!

Он взял с собой ящик с инструментами, что стоял в углу, и поднялся по трапу. Пока девушка обследовала камбуз, Цзяо Тай взобрался на самый верх штабелей и прополз в узкую щель между ящиками и потолком. Начав двигать ящики, он пробормотал: «Ух, какие тяжелые! Эти парни, должно быть, набили их камнями!»

Когда Цзяо Тай расчистил место, достаточное, чтобы укрыть четверых, вернулся Ма Жун.

— Я проделал пару пробоин во второй джонке, — сообщил он. — Когда они обнаружат, что трюм затоплен, им нескоро удастся найти течь.

Ма Жун помог Цзяо Таю запихнуть в убежище Мао Лу. К тому уже вернулось сознание, и он дико вращал глазами.

— Пожалуйста, будь любезен, не задохнись, — сказал ему Цзяо Тай. — Помни, что наш судья желает допросить тебя прежде, чем ты умрешь.

Когда они уложили Мао Лу меж двумя ящиками, Ма Жун протиснулся на передний штабель и протянул руки.

— Идите сюда, — сказал он Фее Луны. — Я помогу вам!

Девушка не ответила, она о чем-то раздумывала, покусывая губы. Вдруг она спросила:

— Сколько человек составляют команду такого судна?

— Шесть или семь! — нетерпеливо ответил ей Ма Жун. — Ну, поторапливайтесь!

— Я остаюсь здесь, — заявила девушка. — Я вовсе не испытываю желания ползать по этим грязным ящикам.

Ма Жун в сердцах выругался.

— Если ты... — начал он.

Вдруг сверху, с палубы, до них донеслись шаги, зазвучали слова команд. Фея Луны приоткрыла крышку люка и выглянула наружу. Потом подошла к ящикам и прошептала: «Около сорока вооруженных людей поднимаются на палубу другой джонки!»

— Сейчас же иди сюда! — прошипел ей Ма Жун.

Девушка вызывающе рассмеялась и скинула рубаху.

Полуобнаженная, она начала мыть кастрюли.

— У нее превосходная фигура! — прошептал Ма Жун Цзяо Таю. — Но что, во имя Неба, этот лоскут юбки себе позволяет!

Тяжелые веревки с глухим стуком упали на палубу, и джонка стронулась с места. Моряки, шестами приводившие судно в движение, затянули монотонную песню.

Вдруг трап заскрипел. Дюжий матрос замер на трапе и, открыв рот, уставился на полуобнаженную женщину. Девушка нахально глянула на него и небрежно спросила:

— Ты пришел помочь мне на кухне?

— Я... я должен проверить груз! — с трудом выдавил из себя парень. Взгляд его был прикован к округлой груди девушки.

— Что ж, — фыркнула Фея Луны, — если ты предпочитаешь мне грязные ящики, поступай, как знаешь! Я прекрасно управлюсь и сама.

— Ни за что! — воскликнул раззадоренный парень.

Он быстро сбежал по трапу и подошел к девушке вплотную.

— Разве ты не красавица? — сказал он, широко улыбаясь.

— Ты тоже неплох, — ответила Фея Луны. Она позволила обнять себя на минутку, потом оттолкнула его и сказала: — Делу время, потехе час. Подай мне ведро с водой!

— Эй, Лю, ты где там запропастился? — раздался над люком чей-то грубый голос.

— Осматриваю груз! — крикнул парень в ответ. — Сейчас приду! Ты проверь, готов ли к поднятию парус?

— На сколько человек приготовить рис? — спросила девушка. — У нас на борту имеются воины?

— Нет, все они — на второй джонке, плывущей за нами, — ответил человек, которого звали Лю, и протянул девушке ведро. — Приготовь что-нибудь вкусное для меня одного, моя милая. Я здесь главный, а рулевой и четверо гребцов могут поесть, что останется.

С палубы донесся звон оружия.

— Ты же сказал, что на борту нет солдат, — заметила Фея Луны.

— Это дозорные с нашего последнего поста, — ответил ей Лю. — Они пришли осмотреть судно, прежде чем мы выйдем на реку.

— Мне нравятся военные люди, — сказала ему девушка. — Пусть они тоже спустятся сюда.

Парень быстро поднялся по трапу, высунул голову из люка и крикнул:

— Эй вы, я осмотрел весь трюм. Здесь жарко, как в аду!

Вслед за этим последовала короткая перепалка, после чего он вернулся с довольным видом.

— Ну вот, я от них избавился! — сказал он. — Я ведь тоже из вояк и свое дело знаю!

Тут он обхватил девушку за талию и нащупал шнурок, на котором держались ее мешковатые крестьянские штаны.

— Только не здесь! — сказала Фея Луны. — Я еще не потеряла стыда, как некоторые. Пойди пошуруй среди ящиков, не найдется ли там для нас укромного уголка.

Лю торопливо подошел к ящикам и подтянулся на руках. Ма Жун схватил его за горло, втащил наверх и сжимал мертвой хваткой до тех пор, пока тот не лишился сознания. Потом он спрыгнул вниз. Фея Луны торопливо снова надела рубаху.

— Замечательная работа, моя красавица! — взволнованно прошептал Ма Жун и вдруг пригнулся у трапа. На ступеньках показались чьи-то грубые сапоги.

— Где тебя носит, Лю? — раздался сердитый мужской возглас.

Ма Жун дернул мужчину за ноги. Тот упал с трапа, ударился головой об пол и больше не двигался. Цзяо Тай протянул сверху руки и вдвоем с Ма Жуном они затащили его на ящики.

— Свяжи его и спускайся вниз, братец Цзяо, — прошептал Ма Жун. — И будь готов к приему других негодяев.

Он выбрался наружу через люк, пробрался вдоль борта по якорному канату и бесшумно ступил на палубу. Убедившись, что его никто не видел, он направился к рулевому и сказал ему:

— В трюме становится слишком жарко!

Он огляделся и увидел, что джонка находится уже посередине реки. Потом развалился на палубе, насмешливо глядя на рулевого.

Рулевой испуганно уставился на него и громко свистнул. На свист прибежали трое дюжих моряков.

— Кто ты такой? — спросил первый из них.

Ма Жун заложил руки за голову, зевнул и сказал:

— Я стражник, мне поручено охранять груз. Мы со стариной Лю только что закончили его осматривать.

— Лю не сказал нам об этом ни слова! — недовольно проворчал моряк, заговоривший с ним первым. — Стал больно важный! Пойду и спрошу, сколько парусов он хочет поднять.

Моряк направился к трапу. Ма Жун встал и пошел за ним с двумя остальными.

Когда тот остановился над люком, Ма Жун неожиданно столкнул его вниз, затем быстро, как молния, развернулся и ударил в челюсть другого моряка, отчего тот отлетел к поручням. Ма Жун подскочил к нему и перебросил через поручни в воду. Третий бросился на Ма Жуна с длинным ножом в руке.

Ма Жун быстро пригнулся, и нож просвистел над его спиной, когда он ударил врага головой в солнечное сплетение. Нападавший, задыхаясь, упал ему на спину. Ма Жун выпрямился, скинув владельца ножа за борт.

— Хорош корм для рыбок! — крикнул он рулевому. — А ты держи курс, дружище, а то отправишься вслед за ними!

Ма Жун посмотрел на вторую сильно отставшую джонку. Было заметно, что она резко осела на правый борт, люди суматошливо бегали по накренившейся палубе.

— Скоро они вымокнут как мыши! — довольно отметил он и направился к главному парусу.

Цзяо Тай высунул голову из трюма.

— Ты прислал ко мне только одного, — сказал он. — Где же остальные?

Ма Жун указал рукой на воду. Он пытался поставить парус. Цзяо Тай вылез на палубу и сказал:

— Госпожа Цзян готовит нам обед.

Дул сильный ветер, джонка быстро бежала по волнам Великой реки. Цзяо Тай разглядывал берега, а затем спросил рулевого:

— Когда мы доплывем до военного поста?

— Через пару часов, — хмуро ответил тот.

— Куда вы направлялись? — снова спросил Цзяо Тай.

— В Люшанг, это в четырех часах пути отсюда. Наши друзья собирались дать там сражение.

— Везучий ты, парень, — заметил Цзяо Тай. — Теперь тебе уже не придется участвовать в этой потасовке.

Пока они ели рис в тени паруса, Ма Жун поведал госпоже Цзян о приключениях ее мужа. Когда он закончил, глаза ее были полны слез.

— Бедный, бедный мой мальчик! — проговорила она с нескрываемой нежностью.

Ма Жун и Цзяо Тай переглянулись. Ма Жун прошептал:

— Ты можешь понять, что такая красивая женщина нашла в этом малахольном болтуне?

Но Цзяо Тай не слушал его, а внимательно смотрел вдаль. Вдруг он воскликнул:

— Ты видишь эти флажки? Это военный пост, брат!

Ма Жун вскочил и велел рулевому держать курс на пост. Потом он убрал парус. Через полчаса они подошли к причалу.

Ма Жун протянул письмо судьи Ди начальнику караула и доложил, что привез четырех разбойников с острова Трех дубов и одного — из округа Ханьюань.

— Не знаю, чем загружена джонка, — добавил он, — но груз очень тяжелый.

Вместе с четырьмя стражниками они отправились осмотреть груз. Так же как и начальник караула, воины были в плотно подогнанных шлемах, железных наплечниках и латах поверх кольчуг. На поясе рядом с мечом у каждого висел тяжелый топор.

— Зачем вы, ребята, таскаете на себе так много железа? — спросил Ма Жун с удивлением.

Начальник коротко ответил:

— Ходят слухи о стычках с вооруженными бандами ниже по реке. Нас здесь только четверо, а остальные во главе с капитаном ушли в Лю-шанг.

Тем временем воины вскрыли один из ящиков. В нем были железные шлемы, кожаные куртки, мечи, арбалеты, стрелы и другое оружие. На шлемах спереди был изображен белый лотос, а в ящике лежала целая сумка с сотнями таких же маленьких серебряных знаков. Цзяо Тай набрал целую горсть в рукав и сказал начальнику караула: — Джонка направлялась в Люшанг, за ней следовало второе судно с сорока разбойниками на борту. Но оно отправилось на дно.

— Это хорошая новость, потому что в распоряжении моего капитана в Люшанге только тридцать воинов! — воскликнул начальник караула. — Чем я могу вам помочь? На той стороне — военный кордон, охраняющий южную границу вашего округа Ханьюань.

— Перевези нас туда, — сказал Ма Жун.

Очутившись на своей территории, Ма Жун попросил четырех лошадей. Начальник заставы сказал им, что если они отправятся берегом озера, то будут в городе через два-три часа.

Цзяо Тай вытащил кляп изо рта Мао Лу. Тот хотел было выругаться, но его язык так распух, что он смог выдавить из себя лишь хриплое карканье.

Ма Жун, привязывая ноги Мао Лу к подпругам, спросил госпожу Цзян:

— Вы умеете ездить верхом?

— Да, — ответила она, — но я немного нездорова, одолжите-ка мне свою куртку.

Накрыв седло сложенной курткой, она вскочила на лошадь.

Кавалькада тронулась в путь.

Глава 17 Рассказ очевидца об убийстве, произошедшем в храме; судья Ди находит решение старинной загадки

Пока Ма Жун и Цзяо Тай вместе с госпожой Цзян и арестованным Мао Лу возвращались в Ханьюань, судья Ди вел дневное заседание суда.

В зале было очень жарко, тяжелое парчовое одеяние судьи липло к его взмокшему телу. Судья чувствовал себя усталым и раздраженным — он провел всю предыдущую ночь и утро вместе с Хуном и Дао Ганем, изучая бумаги, содержащие сведения о прошлом и образе жизни каждого из служителей суда, но эта работа не дала никакого результата.

Никто из стражников или писцов, а тем более слуг, не тратил денег больше, чем мог себе позволить по своему положению; никто из судейских никогда не позволял себе частых отлучек и вообще, не было найдено ничего подозрительного.

Судья объявил на заседании, что Ван Ифань покончил с собой. Тело положили во временный гроб, который до вскрытия трупа поставили в одной из камер тюрьмы.

Заседание суда длилось долго из-за большого количества нуждающихся в рассмотрении рядовых дел. Ни одно из них не было особенно важным, однако, если бы их не рассматривали вовремя, нарушился бы порядок управления уездом. Судье в этой рутинной работе помогал только советник Хун, потому что Дао Ганю судья Ди приказал пойти в город и выяснить царящее там настроение.

Закрывая заседание, судья Ди облегченно вздохнул. Когда Хун помогал ему переодеваться, в покои судьи пришел Дао Гань.

— В городе что-то назревает, ваша честь. — В голосе Дао Ганя слышалось беспокойство. — Я побывал в нескольких чайных — люди ждут каких-то волнений, но никто не знает точно, откуда придет беда. Ходят слухи о бандах, которые собираются в соседнем уезде Шангпей; кое-кто предполагает, что вооруженные разбойники собираются переправиться через реку и прийти сюда, в Ханьюань. Когда я возвращался, владельцы лавок уже закрывали ставни, а это дурной знак.

Судья подергал себя за усы.

— Это началось несколько недель назад. Я почувствовал что-то неладное сразу по прибытии в этот город, а теперь моя безотчетная тревога обретает более ясные очертания.

— Я заметил, что за мной наблюдают, — закончил Дао Гань свой рассказ. — Предполагаю, это из-за того, что в городе меня многие знают, и мое участие в аресте монаха, без сомнения, вызвало пересуды.

— Ты узнал человека, который следил за тобой? — спросил судья Ди.

— Нет, ваша честь. Это был высокий парень с мощными мускулами, красной рожей и круглой бородой.

— Ты приказал охранникам арестовать его, когда подошел к нашим воротам? — нетерпеливо спросил судья.

— Нет, ваша честь, — удрученно ответил Дао Гань, — я не мог. Когда я проходил мимо храма, к нему присоединился второй, и они стали быстро догонять меня. Я остановился около лавки, торгующей растительным маслом, рядом с открытым чаном, стоявшим на улице. Когда этот верзила ко мне приблизился, я толкнул его прямо на чан. Он упал и опрокинул чан на себя — масло залило всю улицу. Из лавки выбежало четверо дюжих работников. Этот грубиян заявил, что я напал на него и потому во всем виноват. Но, оглядев нас обоих, работники решили, что он их дурачит. Последнее, что я видел, — это то, как они разбивают каменный кувшин об его голову, а второй мошенник удирает, точно заяц! — закончил Дао Гань свою историю.

Судья Ди испытующе посмотрел на этого тщедушного человека. Он помнил рассказ Ма Жуна о том, как Дао Гань заманил монаха в гостиницу «Красный карп». Он подумал, что этот хитрец, с виду совсем безобидный, может оказаться опасным противником.

Дверь отворилась, и в комнату вошли Ма Жун и Цзяо Тай, за ними — госпожа Цзян.

— Мао Лу — в тюрьме, ваша честь! — победно возвестил Ма Жун. — А эта девушка — исчезнувшая невеста.

— Молодцы! — широко улыбнулся судья Ди.

Жестом пригласив девушку садиться, он сердечно к ней обратился:

— Вы, госпожа Цзян, несомненно, стремитесь как можно быстрее попасть домой. В свое время вам предстоит дача показаний в суде. А сейчас я хочу, чтобы вы рассказали мне, что с вами произошло после того, как вас поместили в буддийском храме, — я хотел бы проверить свою версию убийства, там совершенного. Подробности несчастного случая, который привел вас к этой неприятной ситуации, мне в общих чертах известны.

Щеки Феи Луны зарумянились. Овладев собой, она начала свой рассказ:

— В какой-то момент я подумала, что гроб уже наглухо заколочен. Но потом я почувствовала легкое дуновение воздуха, который проникал сквозь щели, оставленные неплотно пригнанной крышкой. Собрав все силы, я попыталась поднять крышку, но она не поддавалась. Я начала звать на помощь, стучала по стенкам руками и ногами, пока не разбила их в кровь. Дышать стало труднее, и я испугалась, что вот-вот задохнусь. Не знаю, как долго я пролежала в таком состоянии.

Потом я вдруг услышала смех. Я закричала, что было сил, и снова начала стучать в стенки гроба. Смех резко оборвался. «Там кто-то внутри! — раздался хриплый возглас. — Это злой дух, давай убежим!» Я неистово закричала: «Я не злой дух! Меня положили в гроб заживо, помогите мне ради Небес!» Гроб затрясся от ударов, наносимых снаружи. Крышку подняли, и я наконец смогла глотнуть свежего воздуха.

Я увидела двух мужчин, с виду мастеровых. У старшего было доброе, все в морщинах, лицо, а второй казался угрюмым. По их раскрасневшимся физиономиям я сразу определила, что они уже много сегодня выпили, но неожиданное открытие их отрезвило. Они помогли мне вылезти из гроба, отвели в сад при храме и усадили на каменную скамью рядом с прудом с лотосами. Старик зачерпнул воды из пруда, чтобы я умыла лицо, а молодой заставил глотнуть какого-то крепкого напитка из бутылки, сделанной из тыквы-горлянки. Когда я почувствовала себя несколько лучше, рассказала им, кто я такая и что со мной случилось. Тогда пожилой сказал, что его зовут плотник Мао Юань и что сегодня днем он работал в доме доктора Цзяна. А потом он встретил в городе своего племянника, и они вместе поужинали, а так как было уже очень поздно, решили переночевать в пустом храме. «Теперь мы отведем вас домой! — сказал плотник. — Доктор Цзян вам расскажет все остальное».

Фея Луны некоторое время колебалась, а потом решительно продолжила:

— Его племянник все это время молча смотрел на меня. Вдруг он сказал: «Давай не будем действовать сгоряча, дядюшка. Судьба так распорядилась, что эта красотка числится умершей. Кто мы такие, чтобы вмешиваться в веления судьбы?» Я поняла, что этот человек меня возжелал. Сильно испугавшись, я стала умолять старика, чтобы он меня защитил и отвел домой. Плотник сурово отчитал своего племянника. Тот пришел в бешенство, и между ними разразилась страшная ссора. Племянник вдруг поднял топор и нанес старику страшный удар по голове.

Девушка побледнела. Судья Ди подал знак советнику, и тот поспешно предложил ей горячего чая. Глотнув из чашки, Фея Луны воскликнула:

— Это было для меня уже слишком! Я потеряла сознание. Когда очнулась, Мао Лу стоял надо мной, кривя губы в злой усмешке. «Ты пойдешь со мной! — прорычал он. — И держи язык за зубами! Только пикни, и я прикончу тебя!» Мы вышли из сада через заднюю калитку, и он привязал меня к сосне, росшей в лесу прямо за храмом. Когда он вернулся, у него не было уже ни того топора, ни ящика с инструментами. Он повел меня по темным улицам города и привел в какое-то заведение, которое показалось мне низкопробной гостиницей. Нас встретила чрезвычайно противная женщина — за ней мы поднялись в маленькую грязную комнатку. «Здесь мы проведем с тобой нашу брачную ночь!» — сказал Мао Лу. Я обратилась к женщине и умоляла ее не оставлять меня одну. Казалось, она меня поняла. «Оставь цыпленка в покое, — сказала она Мао Лу. — Я позабочусь о том, чтобы подготовить ее для тебя на завтра!» Мао Лу ушел, ничего не сказав. Женщина бросила мне старый халат, и я наконец сняла с себя этот ужасный саван. Она принесла мне чашечку риса, и я проспала до полудня следующего дня.

Проснувшись, я почувствовала себя значительно лучше и хотела как можно скорее уйти оттуда. Но дверь оказалась заперта. Я стучала в дверь и кричала, пока не пришла вчерашняя женщина. Я рассказала ей, кто я такая и что Мао Лу меня похитил, — поэтому она должна меня отпустить. Но она только рассмеялась и закричала: «Вы все меня потчуете одной и той же брехней! Сегодняшней ночью ты будешь принадлежать Мао Лу!» Я рассердилась и стала ее бранить. Я сказала, что донесу о ней и ее приятеле Мао Лу в суд. Женщина обозвала меня грязным словом и сорвала с меня халат. Я довольно сильна и, когда увидела, что она достала веревку из рукава, толкнула ее, пытаясь пробиться к дверям. Но я была ей не соперница — она неожиданно ударила меня ногой в живот, я стала судорожно хватать ртом воздух, а она в это время быстро связала мне руки за спиной. Потом схватила меня за волосы и, потянув мою голову к полу, заставила опуститься на колени.

Голос девушки опять прервался, щеки покрылись гневным румянцем. Овладев собой, она продолжила:

— Она сильно хлестнула меня свободным концом веревки. Я закричала от боли, хотела отползти в сторону, но эта ужасная женщина нажала мне на спину своим острым коленом, схватила за волосы левой рукой и стала жестоко пороть веревкой. Я умоляла о пощаде, но должна была переносить это унижение, пока на теле моем не выступила кровь. Тогда эта женщина наконец остановилась. Тяжело дыша, она поставила меня к столбу у кровати и крепко к нему привязала. Потом это ужасное чудовище ушло, заперев за собой дверь. Я осталась стоять, стеная от боли, едва живая. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем вошел Мао Лу, сопровождаемый этой женщиной. Ему как будто стало меня жалко — перерезая веревки, он бормотал что-то несвязное. Мои распухшие ноги не держали меня, и он уложил меня на кровать, подал мокрое полотенце, а сверху набросил халат. «Поспи, — сказал он, — завтра мы отправляемся в путь». Как только они ушли, я тотчас уснула в полном изнеможении.

На следующее утро любое движение причиняло мне невыносимую боль. К моему отчаянию, опять пришла эта женщина. На этот раз она была в хорошем настроении. «Несмотря на то, что Мао Лу жулик, — сказала она, — он мне неплохо заплатил». Она дала мне чашку чая и смазала мои раны бальзамом. Потом пришел Мао Лу и заставил меня надеть штаны и рубаху. Внизу нас ждал одноглазый. Мы вышли; каждый шаг отдавался болью во всем теле, но они шипели на меня и подгоняли. Так что на улице я не осмелилась с кем-либо заговорить.

Потом мы ехали по равнине в крестьянской повозке, что был чистый кошмар, а потом добрались на лодке до острова. Мао Лу хотел овладеть мной в первую же ночь, но я сказалась больной. Потом двое бандитов хотели добраться до меня, но Мао Лу затеял с ними драку, на крики пришли часовые и увели их. На следующий день к нам явились эти два воина.

— Спасибо, госпожа Цзян, — сказал судья Ди, — остальное мне расскажут мои помощники.

Он подал Хуну знак, чтобы тот налил девушке еще одну чашку чая, и с уважением в голосе произнес:

— Вы проявили огромное мужество в этом страшном испытании, госпожа Цзян. Вы и ваш муж за такое короткое время перенесли ужасные душевные и телесные страдания. Вы оба проявили бесстрашие. Теперь все позади, и я уверен, что вам суждена долгая и счастливая жизнь. Должен сообщить вам, что ваш отец Лю Фэйпо уехал при подозрительных обстоятельствах. Вы не знаете, что может служить причиной столь неожиданного отъезда?

Фея Луны заметно обеспокоилась.

— Отец никогда не посвящал меня в свои дела, ваша честь. Я всегда думала, что они идут хорошо, — мы никогда не испытывали материальных затруднений. Человек он довольно упрямый и гордый, и ладить с ним нелегко. Мне известно, что моя мать и другие жены отца не очень счастливы с ним. Но со мной он всегда был добр. Я действительно не представляю...

— Хорошо! — прервал ее судья Ди. — В свое время все выяснится.

Он приказал Хуну:

— Отведи госпожу Цзян во двор и прикажи подать ей закрытый паланкин. Пошли вперед начальника стражи — пусть сообщит ученому и кандидату Цзяну о ее возвращении.

Фея Луны опустилась на колени и высказала свою благодарность. Советник Хун увел ее.

Судья Ди откинулся на спинку стула и велел Ма Жуну и Цзяо Таю доложить о поездке.

Ма Жун подробно рассказал обо всех приключениях, подчеркивая мужество и находчивость госпожи Цзян. Когда он начал рассказывать о второй джонке, на которой находился вооруженный отряд, и о грузе с оружием, судья Ди резко выпрямился.

Потом Ма Жун пересказал слова начальника караула о беспорядках в Люшанге, но не упомянул об эмблемах с белым лотосом, потому что не знал их значения. Но когда он закончил, Цзяо Тай положил на судейский стол несколько прихваченных значков.

— Шлемы, которые мы обнаружили в ящиках, были помечены такими же эмблемами, ваша честь. Я слышал, что много лет назад произошла опасная смута, организованная тайным обществом, которое звалось «Белый лотос». Кажется, эти разбойники из Шангпея тоже используют этот зловещий символ, чтобы запутать население.

Судья Ди взглянул на серебряные значки, вскочил со стула и стал нервно расхаживать по комнате, что-то сердито бормоча себе под нос. Его помощники испуганно переглядывались — они никогда не видели судью в таком состоянии.

Вскоре судья взял себя в руки. Встав перед помощниками, он произнес со слабой улыбкой:

— Передо мной встала задача, которую я должен спокойно обдумать. А вы ступайте и развлекитесь немного — вы заслужили отдых.

Ма Жун, Цзяо Тай и Дао Гань молча пошли к дверям. Хун некоторое время стоял в нерешительности, но, увидев выражение лица своего хозяина, последовал за остальными. Верных помощников судьи оставило радостное возбуждение после удачной поездки в Шангпей, они поняли, что впереди их ждут суровые испытания.

Когда все ушли, судья Ди снова сел, скрестил руки на груди и опустил голову. Итак, его страхи оправдались. «Белый лотос» возрожден, он готовится к решительным действиям. И один из центров заговора находится в Ханьюане, уезде, вверенном ему императором, а он не смог своевременно раскрыть его.

Вот-вот разразится кровавая гражданская распря, погибнут ни в чем не повинные люди, цветущие города будут разрушены. Конечно же, он бессилен полностью предотвратить беду — тайное общество имело отделения по всей империи, и Ханьюань был всего лишь одним из его многочисленных центров.

Но Ханьюань расположен недалеко от столицы, сюда можно вызвать императорскую гвардию. А он даже не предупредил власти о том, что здесь происходит. Он не справился с самым важным делом, выпавшим ему на протяжении всей его служебной карьеры! Судья в полном отчаянии закрыл лицо руками.

Но вскоре он вновь овладел собой. Возможно, еще есть время. Сражение при Люшанге было, наверное, пробной вылазкой заговорщиков, для выяснения готовности императорских сил. Благодаря прекрасной работе Ма Жуна и Цзяо Тая заговорщики не получили подкрепления, им потребуется теперь день-другой для организации второй вылазки в каком-нибудь ином месте.

Местное командование в Люшанге известит высшие власти, и те начнут расследование. Но на это уйдет слишком много времени! Он, судья Ханьюаня, должен предупредить власти о том, что беспорядки в Люшанге не просто волнения местного значения, что это — часть разветвленного заговора, организованного возродившимся «Белым лотосом».

Он должен сообщить об этом правительству. Сделать это можно сегодня же вечером, представив неопровержимые доказательства в столицу. Но у него пока не имеется этих доказательств!

Лю Фэйпо бесследно исчез, но есть ведь еще Хань Юнхань, он может арестовать его и с пристрастием допросить. У него не имеется достаточно доказательств вины Хань Юн-ханя для того, чтобы применить к нему столь крайнюю меру, но на карту поставлена безопасность всей империи! И наличие задачи по вэйци указывает на Ханя. Без сомнения, его предок, отшельник Хань, в прежние годы совершил какое-то открытие, придумал нечто важное, а разгадку к своему изобретению зашифровал в задаче по вэйци. Да, изобретение, которое его скверный потомок использовал для своих гнусных замыслов!

Но в чем его смысл? Помимо того, что отшельник Хань был философом и знатоком вэйци, он еще знал толк в архитектуре. Буддийская часовня была возведена под его личным присмотром. Кроме того, у него были золотые руки: он сам вырезал на нефрите надпись, помещенную на алтаре.

Судья выпрямился на своем стуле и обеими руками ухватился за край стола. Прикрыв глаза, он вспоминал разговор в буддийской часовне. Перед его внутренним взором появилась красивая девушка. Стоя перед ним, она изящной ручкой указывала на надпись на алтаре. Надпись составляла правильный квадрат, он это четко помнил.

Пух Ивы сказала тогда, что каждое слово вырезано на отдельном куске нефрита. Таким образом, надпись представляла собой квадрат, состоящий из многих квадратиков. Но ведь и другая памятная вещь, оставленная старым отшельником, — задача по вэйци — тоже представляла собой квадрат, разделенный на мелкие квадратики...

Судья открыл ящик стола и стал выкидывать из него бумаги прямо на пол, торопясь найти копию надписи, которую ему подарила Пух Ивы. Свернутая трубочкой копия лежала в глубине ящика. Ди развернул ее на столе и прижал двумя пресс-папье. Затем он достал листок с задачей по вэйци, положил его рядом с текстом и стал внимательно сличать их.

Надпись состояла из шестидесяти четырех слов, расположенных в восемь столбиков по восемь слов в каждом. Она и вправду представляла собой правильный квадрат. Судья сдвинул брови. Задача по вэйци — тоже квадрат, но ее поверхность разделена на восемнадцать рядов по восемнадцать клеток в каждом. Даже если это сходство имело особенное значение — в чем же содержится связь между буддийским текстом и задачей?

Судья попытался еще раз все спокойно обдумать. Текст был приведен дословно из древней и знаменитой буддийской книги. Вряд ли он может иметь скрытый смысл без существенной перестановки слов. Поэтому разгадка, если она вообще есть, содержится в именно в задаче.

Судья подергал свои бакенбарды. Пожалуй, ясно, что эта головоломка не является задачей по вэйци в полном смысле этого слова. Цзяо Тай говорил, что белые и черные фигуры расставлены наугад, особенно бессмысленна позиция черных. Судья Ди прищурился. А что, если ключ в позиции черных, а белые фигуры добавлены для большего правдоподобия?

Ди быстро сосчитал клетки, занимаемые черными. Они были вписаны в центральный квадрат, составляющий восемь на восемь клеток! Шестьдесят четыре слова буддийского текста были расположены на такой же площади!

Судья схватил свою кисточку. Поглядывая на задачу, он обвел кружками семнадцать слов буддийского текста в соответствии с расположением семнадцати черных фигур. Закончив, он глубоко вздохнул. Вместе семнадцать слов составили фразу, которая могла иметь лишь одно значение. Загадка была разгадана!

Судья бросил кисть и утер пот со лба. Теперь стало ясно, где находится штаб «Белого лотоса»! Ди поднялся и подошел к двери. Его четыре помощника стояли в коридоре и обеспокоенно обсуждали, что же могло так огорчить их начальника. Судья жестом приказал им войти.

Войдя в его покои, помощники сразу увидели, что кризис миновал. Судья Ди стоял очень прямо, сунув руки в рукава. Устремив на помощников пламенный взор, он сказал:

— Этой же ночью я закрою дело об убийстве куртизанки. Я наконец прочитал ее последнее послание!

Глава 18 Часть городской усадьбы удивительным образом загорается; судья находит тайник, который так долго искал

Собрав вокруг себя всех четырех помощников, судья Ди торопливым шепотом изложил им свой план.

— Будьте осторожны, — закончил он. — В суде — предатель, и даже стены имеют уши.

Когда Ма Жун и Цзяо Тай ушли, судья сказал советнику Хуну:

— Пойди в караульное помещение и следи за стражниками. Если увидишь, что к кому-нибудь из них пришел посторонний, немедленно велишь схватить обоих.

Затем судья вместе с Дао Ганем поднялся наверх и вышел на мраморную террасу. Судья Ди с тревогой посмотрел на небо. Светила луна, было безветренно, жарко и тихо. Со вздохом облегчения он сел у балюстрады.

Положив подбородок на руки, судья смотрел на темнеющий внизу город. Сменилась первая ночная стража, люди зажигали свет в домах. Дао Гань стоял за стулом судьи и напряженно вглядывался в темноту, теребя длинные волоски, росшие из родинки на щеке.

Долгое время они молчали. Снизу, с улицы, до них донесся резкий звук трещотки — ночной дозор совершал свой обход.

Судья Ди резко поднялся.

— Мы уже долго ждем!

— Дело не так быстро делается, ваша честь, — веско произнес Дао Гань. — Оно может занять больше времени, чем мы думали.

Вдруг судья схватил Дао Ганя за рукав.

— Смотри! — воскликнул он. — Началось!

С восточной стороны над крышами взвился серый столб дыма. Потом появилось пламя.

— Пойдем! — приказал судья Ди и бросился вниз по лестнице.

Когда они ступили на двор, раздался тяжелый звон большого медного гонга, висящего у ворот. Двое дюжих часовых били в него деревянными молотами. Стражники и часовые выскакивали из казарм, застегивая ремешки на шлемах.

— Все — на пожар! — приказал судья Ди. — Двое останутся здесь у ворот.

Затем он выбежал на улицу, Дао Гань последовал за ним.

Ворота усадьбы Ханя были широко распахнуты. Слуги бегали туда и обратно, вынося наспех увязанные пожитки. Пламя плясало на крыше кладовой, расположенной в глубине усадьбы. На улице собралась толпа горожан. Руководимые старостой квартала, они выстроились в цепочку и передавали ведра с водой стражникам, стоящим на стене сада.

Судья Ди остановился перед воротами и зычно прокричал:

— Двое стражников, встаньте здесь! Следите за тем, чтобы воры или мародеры не пробрались внутрь! Я пойду посмотрю, не остался ли там кто-нибудь.

Сопровождаемый Дао Ганем, он устремился в глубь опустевшей усадьбы — прямо к буддийской часовне.

Остановившись перед алтарем, судья Ди вынул копию буддийского текста из рукава и указал на семнадцать обведенных им слов.

— Смотри! — сказал он. — Эта фраза — ключ к буквенному замку на нефритовой доске: «ЕСЛИ ТЫ РАЗГАДАЕШЬ МОЕ ПОСЛАНИЕ И ПОГРУЗИШЬ ВНУТРЬ ЭТИ СЛОВА, ТЫ ВОЙДЕШЬ ВО ВРАТА И ОБРЕТЕШЬ ПОКОЙ». Это может означать только одно: нефритовая плита — дверь в потайную комнату. Подержи листок!

Судья нажал указательным пальцем на нефритовый квадратик со словом «ЕСЛИ». Квадратик немного ушел вглубь; тогда судья нажал посильнее, надавив на него большими пальцами обеих рук. Квадратик углубился на полдюйма и больше не двигался. Тогда судья надавил на слово «ТЫ». Когда он наконец нажал на последнее слово «ПОКОЙ», раздался щелчок. Судья толкнул плиту, и она медленно повернулась внутрь, открыв темный лаз размером четыре на четыре чи.

Судья взял у Дао Ганя фонарь и вполз внутрь. Дао Гань полез за ним. Дверь медленно затворилась. Дао Гань быстро схватился за ручку двери и повернул ее. К своему облегчению, он обнаружил, что дверцу можно открыть.

Судья пошел впереди Дао Ганя по низкому коридору. Примерно через десять шагов коридор сделался выше, и судья смог выпрямиться. Свет фонаря упал на ступеньки, ведущие вниз. Судья спустился по ним, насчитав двадцать ступенек. Он оказался в подземелье размером пятнадцать на пятнадцать чи.

Вдоль правой стены стояла дюжина больших глиняных кувшинов, горлышки которых были запечатаны толстым пергаментом. Одна из пергаментных крышек была сорвана. Судья Ди засунул руку в кувшин и достал оттуда горсть сухого риса.

Слева они увидели железную дверь, рядом с которой находилась темная арка, открывавшая новый коридор. Судья Ди повернул ручку двери, которая бесшумно отворилась; чувствовалось, что ее петли хорошо смазаны. Он замер.

Перед ним открылась маленькая шестиугольная комната, освещаемая единственной свечой, вставленной в подсвечник, выступавший из стены. За квадратным столом посередине комнаты, изучая какой-то свиток, сидел человек. Судья видел только его широкую спину и мощные плечи.

Судья и Дао Гань на цыпочках вошли в комнату. Человек резко обернулся. Это был глава гильдии золотых дел мастеров Ван.

Он вскочил и швырнул стул под ноги судье Ди. Когда судья поднялся с пола, Ван уже обежал вокруг стола и выхватил длинный меч. Судья увидел его лицо, искаженное яростью. В этот момент что-то просвистело мимо его плеча. Ван увернулся с ловкостью, удивительной для такого тяжеловеса. Нож вонзился в дверцу шкафа в глубине комнаты.

Судья Ди схватил со стола тяжелое пресс-папье. Отклонившись, чтобы избежать удара мечом, который Ван нацелил ему в грудь, судья мощным рывком опрокинул стол. Ван быстро отскочил, но краем стола его задело по коленям. Он повалился вперед, но при этом успел направить клинок в сторону судьи. Острие меча распороло рукав судьи Ди — судья ответил ударом пресс-папье по темени Вана. Мастер упал на опрокинутый стол — кровь медленно сочилась из его пробитого черепа.

— Я промахнулся! — с сожалением сказал Дао Гань.

— Т-с-с! — прошипел судья Ди. — Здесь могут быть и другие.

Он наклонился и осмотрел голову Вана.

— Пресс-папье оказалось тяжелей, чем я думал. Он мертв!

Когда судья выпрямился, взгляд его упал на две шеренги черных кожаных сундуков у стены, по обе стороны от дверей. Их было больше двух десятков. Каждый был снабжен медным замком и перетянут ремнями.

— В таких сундуках наши предки хранили золото! — заметил судья с удивлением. — Но, похоже, они все пустые! — Он быстро оглядел комнату и продолжил: — Хань Юнхань знает, что лучше лгать, добавляя ко лжи известную долю правды. Когда он рассказывал мне о своем похищении, он описал этот тайный штаб «Белого лотоса», находящийся под его собственным домом. Хань, должно быть, глава заговора, он послал Лю Фэйпо передать свои последние указания на места. И Ван, наверное, был одним из руководителей заговора. Дао Гань, посмотри, его рана сильно кровоточит! Вытри кровь шейным платком, а потом завяжи им его голову. Необходимо спрятать тело — мы не должны оставлять следов своего посещения.

Судья поднял свиток, который изучал Ван, и поднес его к свече — документ был написан аккуратным мелким почерком. Дао Гань вытер кровь со стола и пресс-папье, а затем обернул голову покойного шейным платком. Когда он поставил стол на место, судья Ди взволнованно произнес:

— Здесь — полный план восстания «Белого лотоса»! К сожалению, все имена и названия зашифрованы. Нужно найти ключ к шифру. Посмотри в бюро у задней стены.

Дао Гань вытащил свой нож, поколдовал над дверцей бюро, отпер ее и заглянул внутрь. На нижней полке стоял ряд печатей с вырезанными на них девизами «Белого лотоса». Он достал с верхней полки коробочку из сандалового дерева, предназначенную для хранения документов, и протянул ее судье. В ней было сделано два отделения для двух маленьких свитков, но коробочка была пуста. Ее дно было устлано пурпурной парчой. Судья Ди свернул в трубочку документ, который он поднял с пола. Свиток точно вошел в одно из ее отделений; в коробочке осталось место для точно такого же свитка.

— Мы должны найти второй свиток! — волнуясь, сказал судья Ди. — Там должен быть ключ к шифру! Посмотри, нет ли где-нибудь тайника!

Пока судья поднимал с полу ковер и внимательно изучал каменные плиты, Дао Гань отодвинул полуистлевшие драпировки и осмотрел стены.

— Ничего, сплошной камень, — сказал он. — Наверху есть отверстия — оттуда идет свежий воздух.

— Это вентиляционные шахты, — нетерпеливо сказал судья Ди. — Они выходят на поверхность где-то в левом крыле дома. Давай проверим все сундуки.

Они перетрясли все сундуки, но в них ничего не было.

— Теперь пойдем во второй коридор, — сказал судья.

Дао Гань взял фонарь и вслед за судьей вышел из комнаты. Показывая на квадратную яму в полу около арки, Дао Гань заметил:

— Это, должно быть, колодец.

Судья Ди заглянул туда и сказал:

— Да, отшельник Хань все продумал. Это подземелье явно предназначалось под убежище для семьи в смутное время. Здесь было золото, рис для еды и вода для питья. Посвети-ка мне!

Дао Гань поднял фонарь повыше, чтобы осветить коридор за аркой.

— Похоже, этот проход вырыт гораздо позже, ваша честь, — сказал он. — Камень здесь заканчивается, стены земляные, а деревянные подпорки выглядят почти как новые.

Судья Ди взял у Дао Ганя фонарь и осветил продолговатый узкий ящик у стены.

— Открой этот ящик, — приказал он своему помощнику.

Дао Гань сел на корточки и просунул нож под крышку. Приподняв ее, он быстро отвернулся. Из ящика исходил тошнотворный запах. Судья Ди закрыл шарфом рот и нос. В ящике он увидел разлагающееся тело мужчины. От головы остался лишь оскалившийся череп; испуганные насекомые ползали по полуистлевшей одежде, облегающей гниющее тело.

— Опусти крышку! — резко сказал судья. — В свое время мы обследуем этот труп. Сейчас у нас нет на это времени.

Они спустились на десять ступенек и увидели впереди высокую узкую железную дверь. Судья открыл ее и выглянул наружу. Перед ним был цветущий, залитый лунным светом сад. Прямо перед глазами находилась беседка, увитая плющом.

— Это сад Лю Фэйпо, — шепнул стоящий за спиной судьи Дао Гань.

Он вышел в сад и добавил:

— Снаружи эта дверь отделана камнем и выглядит частью декоративной стены. В этой беседке Лю имел обыкновение отдыхать после обеда.

— Вот как объясняются его внезапные исчезновения, — сказал судья Ди. — Пойдем назад.

Но Дао Гань медлил. Он рассматривал потайную дверь с нескрываемым восхищением. Издалека доносились крики людей, старающихся погасить огонь в усадьбе Ханя.

— Закрой дверь, — прошептал судья Ди.

— Верх мастерства! — не удержался от похвалы Дао Гань, закрывая дверь.

Он двинулся вслед за судьей по проходу. Свет фонаря упал на нишу в стене. Дао Гань схватил судью за рукав и молча указал на груду усохших костей. Среди них виднелись четыре черепа. Судья осмотрел их и сказал:

— «Белый лотос», вероятно, расправлялся со своими жертвами в подземелье. Эти кости лежат здесь уже давно, а тело в ящике принадлежит их недавней жертве.

Ди зашел в шестиугольную комнатку и сказал:

— Помоги мне спрятать труп Вана в колодец.

Они перенесли обмякшее тело в первое подземелье и бросили его в темную яму. Глубоко внизу раздался всплеск.

Судья Ди снова зашел в комнату, задул свечу и закрыл за собой дверь. Они прошли через первое подземелье и поднялись по ступенькам в подземный коридор, ведущий к алтарю. Вскоре они снова оказались в часовне, и нефритовая доска бесшумно затворилась за ними.

Встав перед алтарем, Дао Гань нажал на несколько слов в надписи. Но стоило ему нажать на один квадратик и перейти к следующему, как первый тут же возвращался на свое место.

— Каким же искусником был отшельник Хан! — вздохнул Дао Гань. — Если не знаешь ключевой фразы, можно до старческой седины нажимать эти квадраты.

— Потом, потом! — Судья Ди потащил Дао Ганя за рукав к выходу из часовни.

Во дворе они встретили несколько слуг.

— Пожар потушили! — закричали слуги.

На улице судья и Дао Гань встретили Хань Юнханя, одетого в домашний халат. Хань поблагодарил судью Ди:

— Благодаря решительным действиям ваших людей пожар не причинил большого ущерба, ваша честь. Сгорела почти вся крыша хранилища, и промокли мои тюки с рисом — и это все. Я думаю, пожар возник от загоревшегося под крышей сена. Двое из ваших стражников удивительно быстро оказались на ней и не дали огню распространиться. К счастью, не было ветра, которого я сильно опасался.

— И я тоже, — чистосердечно признался Ди.

Они обменялись любезностями, после чего судья и Дао Гань возвратились в суд.

В своих покоях судья обнаружил две престранные фигуры: халаты на них были изодраны в лохмотья, а лица и руки перемазаны сажей.

— У меня чертовски свербит в носу, а во рту от этого проклятого дыма стоит горечь! — воскликнул Ма Жун. — Теперь мы знаем, что куда легче поджечь что-нибудь, нежели потом тушить выпущенный огонь.

Судья Ди слегка усмехнулся. Заняв свое место за столом, он сказал Ма Жуну и Цзяо Таю:

— И снова вы прекрасно поработали! Мне очень жаль, что я не могу отпустить вас сейчас и дать вам спокойно отдохнуть. Главная работа — еще впереди.

— Больше всего я люблю разнообразие в делах! — бодро ответил МаЖун.

— Пойдите умойтесь и поешьте, — продолжил судья. — Затем надевайте кольчуги и шлемы и возвращайтесь сюда. — Обратившись к Дао Ганю, он добавил: — Позови советника Хуна.

Когда судья Ди остался один, он взял длинный свиток чистой бумаги, окунул кисточку в тушь, достал из рукава документ, найденный в склепе, и углубился в его изучение.

Когда пришли Хун и Дао Гань, судья поглядел на них и сказал:

— Положите на стол все документы, касающиеся дела об убитой танцовщице, для того чтобы вы смогли зачитать мне те места, которые я попрошу.

Пока помощники раскладывали бумаги, судья Ди начал что-то писать, быстро покрывая поверхность свитка своим изящным почерком — казалось, его кисточка летает над бумагой. Потом он остановился и попросил своих помощников продиктовать ему те места из записей, которые он хотел дословно изложить в своем рапорте.

Наконец он с глубоким вздохом отложил кисточку. Судья Ди свернул свой рапорт вместе с документом, найденным в склепе, обернул вощеной бумагой и приказал Хуну запечатать сверток большой судейской печатью.

Вошли Ма Жун и Цзяо Тай. На них были тяжелые кольчуги с железными наплечниками — в этом одеянии они казались еще выше ростом.

Судья Ди протянул каждому по тридцать серебряных монет и, внимательно глядя на помощников, произнес:

— Немедленно отправляйтесь в столицу. Почаще меняйте лошадей, а если не будет лошадей на почтовых станциях, нанимайте их — этого серебра должно вам хватить. Если не случится никаких неожиданностей, вы на рассвете уже доедете до города. Ступайте прямо во дворец председателя Верховного суда. Там на воротах висит серебряный гонг. Каждый житель империи может ударить в гонг в первый час после восхода солнца и изложить свое дело главе суда. Скажите его домоправителю, что вы прибыли издалека, дабы сообщить о вопиющей несправедливости, совершенной по отношению к вам. Когда вы окажетесь перед председателем Верховного суда, встаньте на колени и передайте ему этот свиток.

Когда судья Ди протянул запечатанный пакет Ма Жуну, тот сказал:

— Это же легкое дело! Не лучше ли нам надеть обычное платье? Все это железо — только лишняя тяжесть для лошадей.

Судья Ди строго посмотрел на двух своих помощников и с расстановкой произнес:

— Мое поручение может оказаться легким, а может — трудновыполнимым. Я не исключаю возможности, что вас попытаются перехватить на пути. Поэтому лучше поезжайте, как велено.

Не обращайтесь за помощью ни к кому, рассчитывайте только на себя. Если кто-нибудь попытается остановить вас, убейте его. Если один из вас погибнет или будет ранен, второй должен продолжить путь и доставить послание в столицу. Отдайте его лично в руки председателю Верховного суда и никому больше.

Цзяо Тай подтянул пояс, на котором висел его меч, и спокойно сказал:

— Это, должно быть, очень важная бумага, ваша честь.

Судья Ди засунул руки в рукава и ответил:

— Она касается Небесного Права нашей императорской династии.

Цзяо Тай все понял. Он гордо расправил плечи и воскликнул:

— Да здравствует императорский дом десять тысяч лет!

Ма Жун с недоумением посмотрел на своего друга, но машинально дополнил здравицу, освященную седыми веками:

— Да здравствует император!

Глава 19 Персона, наводящая страх, посещает судью Ди; опасный злоумышленник наконец разоблачен

Утро следующего дня выдалось очень погожим. Вечером с гор спустился прохладный туман — в утреннем воздухе была разлита свежесть.

Советник Хун полагал, что судья Ди — на террасе, но попавшийся ему по дороге слуга сообщил, что судья все еще пребывает в своих покоях.

Хуна поразил вид судьи этим погожим летним утром. Сгорбившись над столом, тот неподвижно смотрел прямо перед собой воспаленными красными глазами. Спертый воздух его покоев и измятое платье указывали на то, что судья даже не ложился, проведя всю ночь за рабочим столом. Заметив огорчение, невольно проступившее на лице своего старого слуги и помощника, судья Ди сказал с виноватой улыбкой:

— Вчера вечером, отослав наших храбрецов в столицу, я понял, что не смогу уснуть. Сидя за столом, я перебирал в уме все известные нам факты. То, что мы обнаружили тайный штаб Хань Юнханя и подземный ход, связывающий его с садом Лю Фэйпо, указывает, что оба они — Хань и Лю — важные участники заговора. Теперь я могу сообщить тебе, Хун, что тайное общество, с которым мы тут столкнулись, злоумышляет против императорской династии и имеет свои отделения по всей Поднебесной. Положение очень серьезное, но я имею основание надеяться, что небезнадежное. Думаю, что мой рапорт уже в руках председателя Верховного суда, — не сомневаюсь, что правительство немедленно примет необходимые меры.

Судья отпил чая и продолжил:

— Вчера вечером в цепи моих рассуждений все еще недоставало одного звена. Я смутно помнил, что в один из последних дней я отметил какое-то несоответствие в построенной мной версии. Оно меня поразило, но потом, в горячке более срочных дел, я совершенно забыл о нем. Это был какой-то пустяк, но вчера вечером я вдруг почувствовал, что упущенная деталь очень важна — могло оказаться, что как раз именно она являлась недостающим фрагментом головоломки — главное, надобно было ее вспомнить.

— Вы, ваша честь, вспомнили, что это было? — нетерпеливо спросил советник.

— Да, — ответил судья, — я вспомнил. Сегодня утром, перед самым рассветом, это пришло мне в голову, но только когда запели петухи! Ты никогда не задумывался, Хун, что петухи начинают кричать еще до того, как появятся первые лучи солнца? У животных тонкая интуиция, Хун. Ладно, открой окно и скажи слуге, чтобы принес мне чашку риса с маринованным перцем и соленой рыбой. Хочется чего-нибудь остренького. И завари мне большой чайник крепкого чая.

— Сегодня утром состоится заседание суда, ваша честь? — спросил Хун.

— Нет, — ответил судья, — как только вернутся Ма Жун и Цзяо Тай, мы навестим Хань Юнханя и советника Ляна. Я хотел бы сделать это прямо сейчас, время не ждет. Но поскольку убийство куртизанки оказалось делом государственной важности, я, простой уездный судья, не вправе предпринимать никаких шагов без указаний из столицы. Мы можем только надеяться, что Ма Жун и Цзяо Тай скоро вернутся.

Позавтракав, судья Ди послал советника в архив просмотреть вместе с Дао Ганем текущие дела, а сам поднялся на террасу.

Он недолго постоял у мраморной балюстрады, глядя на расстилавшийся перед ним мирный пейзаж. Бесчисленное множество рыболовных суденышек собралось у причала: по дороге, ведущей вдоль свинцово-серого озера, бойко двигались повозки крестьян, везущих в город мясо и овощи. Трудолюбивый сельский народ, как всегда, торопился по своим неотложным делам — даже грозивший вот-вот разразиться мятеж не мог остановить их нескончаемых тяжелых забот о ежедневном пропитании.

Судья переставил кресло в тень и расположился в нем. Вскоре он задремал — сказалась бессонная ночь.

Судья не просыпался до тех пор, пока не пришел Хун с подносом, на котором стоял обед. Судья Ди встал, подошел к балюстраде и, прикрыв глаза от солнца веером, посмотрел вдаль. Ма Жуна и Цзяо Тая не было видно. Разочарованный, судья сел в свое кресло.

— Пора бы им уже возвратиться, Хун, — сказал он.

— Может быть, власти решили подробнее их допросить, ваша честь, — ответил Хун, чтобы его утешить.

Судья Ди с обеспокоенным видом отрицательно покачал головой. Он быстро съел свой обед, а затем отправился к себе. В кабинете Хун и Дао Гань сели напротив судьи и стали работать с бумагами, поступившими сегодняшним утром.

Прошло с полчаса, прежде чем на лестнице раздались тяжелые шаги. Вошли Ма Жун и Цзяо Тай, потные и усталые.

— Благодарение Небесам за ваше благополучное возвращение! — воскликнул судья Ди. — Вы видели председателя суда?

— Да, ваша честь! — ответил Ма Жун. — Мы передали ему свиток, и он просмотрел его в нашем присутствии.

— Что он сказал? — нетерпеливо спросил судья.

Ма Жун пожал плечами.

— Он свернул свиток, положил его в рукав и приказал передать вашей чести, что изучит документ в свое время.

Лицо судьи Ди разочарованно вытянулось. Это были плохие новости. Конечно же, он не думал, что председатель Верховного суда будет обсуждать это дело с его помощниками, но он не ожидал столь небрежного отношения к своему рапорту. После некоторого раздумья Ди сказал:

— Как бы то ни было, я очень рад, что с вами ничего не случилось.

Ма Жун сдвинул с мокрого лба тяжелый шлем.

— Да, с нами ничего не случилось, но повсюду все равно творится что-то неладное, ваша честь. Утром, когда мы выезжали из западных ворот столицы, нас догнали двое всадников, оба люди немолодые. Они представились как торговцы чаем, сказали, что направляются в западные провинции, и спросили, не могут ли доехать с нами до Ханьюаня. Их речь была очень учтива, и они были безоружны — как мы могли отказать им? Но у старшего такие глаза, что меня каждый раз брала дрожь, когда я ловил его взгляд. Впрочем, они ничем не побеспокоили нас и всю дорогу молчали.

— Вы очень устали, наверное, поэтому и были чересчур подозрительны, — заметил судья Ди.

— Это еще не все, ваша честь, — вступил в разговор Цзяо Тай. — Примерно через полчаса с боковой дороги выехало около тридцати всадников. Их начальник тоже заявил, что они — торговцы и держат путь в западные провинции.

Ну если они торговцы, то я — повитуха! Никогда не встречал такого пестрого сборища головорезов — уверен, что у них под одеждой припрятаны мечи. Они поехали впереди нас, и мы не слишком тревожились, пока примерно через полчаса к ним не присоединились еще порядка тридцати таких же «торговцев» и замкнули нашу мирную кавалькаду Вот тогда мы с братом Ма решили, что попали в переделку.

Судья выпрямился в кресле, не сводя глаз с Цзяо Тая.

— Поскольку мы уже передали бумаги, то не очень-то волновались. Мы думали, что если случится заварушка, то хоть один-то из нас пробьется и приведет подмогу с военного поста. Но что совсем плохо, так это то, что эти парни были настолько поглощены собой и размышляли о чем-то столь важном, что и не думали нападать на двух жалких гонцов! Единственной их целью, похоже, было не дать нам возможности поднять тревогу. Но мы и не смогли бы этого сделать — все посты, которые мы проезжали, были пусты.

За весь путь мы не повстречали ни одного стражника! Когда мы уже ехали вокруг озера, всадники стали рассредотачиваться группами по пять-шесть человек, и вскоре с нами остались только эти два пожилых человека. Мы сообщили им, что они арестованы, и привели их в суд. Но они нисколько не возражали. Эти наглые злоумышленники заявили, что хотели бы встретиться с вами, ваша честь!

— Эти шестьдесят негодяев, которые ехали с нами, не кто иные, как бунтовщики, ваша честь, — добавил Ма Жун. — Когда мы приближались к озеру, я углядел вдали две длинные колонны всадников, спускавшихся с гор по направлению к нашему городу. Они думают, что застанут нас врасплох! Но управа суда построена весьма надежно и стоит на возвышенном месте, так что мы сможем дать им хороший отпор.

Судья Ди ударил кулаком по столу.

— Только Небесам известно, почему правительство не принимает срочных мер после того, как властям стал известен мой рапорт! — сердито воскликнул он. — Но, что бы ни случилось, эти презренные смутьяны не смогут легко овладеть моим городом! У них нет таранов, а у нас — около тридцати воинов. Как дела с оружием, Цзяо Тай?

— На складе у нас достаточно стрел, ваша честь! — с энтузиазмом воскликнул Цзяо Тай. — Я думаю, мы продержимся день-другой, и им тоже не поздоровится!

— Приведи этих двух презренных предателей, — приказал судья Ди Ма Жуну. — Они, верно, считают, что смогут со мной договориться. В Ханьюане — их штаб, и они надеются, что я сдам город без боя. Сейчас мы им покажем, насколько они ошибаются! Но сначала эти негодяи скажут мне, сколько человек у мятежников и каковы их планы. Доставить их ко мне!

Ма Жун вышел из комнаты, что-то довольно ворча себе под нос, и вернулся с двумя людьми в длинных синих платьях и черных шапочках. Старший был высоким мужчиной с холодным, бесстрастным лицом, обрамленным редко растущей округлой бородой. Глаза его под тяжелыми веками были полузакрыты.

Второй был коренастым человеком с насмешливым выражением лица, украшенного блестящими черными усами и густой короткой бородкой. Он посмотрел на судью и его четырех помощников цепким взглядом.

Но судья Ди глядел только на старшего, от изумления он не мог вымолвить ни слова. Несколько лет назад в столице, во время службы в Правительственном архиве, он однажды издали видел этого страшного человека — кто-то тогда шепнул судье его имя.

Высокий поднял голову и задержал странный, твердый, как сталь, взгляд на судье Ди, затем неторопливо качнул головой в сторону его помощников. Судья тотчас же знаком приказал им уйти.

Ма Жун и Цзяо Тай встревоженно посмотрели на судью, но тот сделал нетерпеливый жест, и они направились к двери следом за советником Хуном и Дао Ганем.

Вновь прибывшие сели в кресла с высокими спинками, стоявшие у стены и специально предназначавшиеся для высоких гостей. Судья Ди встал на колени и трижды коснулся лбом пола.

Старший достал веер из рукава. Лениво обмахиваясь, он обратился к своему спутнику голосом, лишенным какого бы то ни было выражения:

— Это судья Ди. Ему потребовалось два месяца, чтобы обнаружить здесь, в Ханьюане, его городе, штаб опасного заговора. Вероятно, ему неизвестно, что судья должен знать обо всем, что происходит во вверенном ему уезде.

— Он даже не знает, что творится в своем собственном суде, господин, — ответил другой. — Он жизнерадостно упоминает в своем рапорте, что у заговорщиков есть лазутчик среди служащих суда! Какая преступная халатность!

Старший вздохнул со смирением:

— Да уж, как только эти молодые чиновники получат назначение за пределами столицы, — сухо заметил он, — они сразу начинают воспринимать все в удивительно легкомысленном свете. Из-за недостатка контроля со стороны высшего начальства, я полагаю. Напомни мне, что мы должны вызвать губернатора провинции, я намерен поговорить с ним об этом позорном деле.

Последовала продолжительная пауза. Судья Ди молчал. Ко столь важному лицу было позволительно обращаться только после его разрешения. Порицание и поиск просчетов входили в обязанности этого высокопоставленного чиновника, поскольку он занимал должность имперского ревизора, а на самом деле являлся грозным главой императорской Тайной службы.

Его звали Мэн Цзи. От этого имени бросало в дрожь людей, занимающих высшие посты в государстве и носящих расшитые золотом одежды. Бесконечно преданный императору, совершенно неподкупный, беспристрастный и бессердечный, он был наделен практически неограниченной властью. Он представлял собой последнюю инстанцию, главный контрольный орган, следящий за работой громадного аппарата гражданских и военных имперских служб.

— К великому счастью, вы, мой господин, были, как всегда, предусмотрительны, — сказал густобородый. — Когда полторы недели назад наши агенты доложили о слухах, что «Белый лотос» возрождается во многих провинциях, об этом было сообщено Верховному главнокомандующему, и он принял все необходимые меры. А когда этот самый судья Ди наконец очнулся от сладкого сна и доложил, что штаб заговора находится в Ханьюане, императорские солдаты заняли позиции в горах и вокруг озера. Вас никогда не застать врасплох, мой господин!

— Мы делаем лишь то немногое, что в наших силах, — сказал ревизор. — Да, власти на местах — самое слабое звено в управлении государством. Восстание, конечно, будет подавлено, но с немалым кровопролитием. Если бы этот Ди более внимательно исполнял свои обязанности, мы бы уже схватили главарей и подавили восстание в зародыше.

Вдруг Мэн Цзи повысил голос, в словах зазвенела сталь, и он обратился непосредственно к судье Ди:

— Ты совершил по крайней мере четыре непростительные ошибки, Ди! Во-первых, ты позволил сбежать Лю Фэйпо, хотя, как сам заявил, имел против него подозрения. Во-вторых, ты допустил убийство одного из агентов заговора в твоей собственной тюрьме. В-третьих, ты убил Вана, хотя должен был взять его живьем и допросить. В-четвертых, ты послал в столицу неполный отчет, в котором нет ключа к шифру заговорщиков. Отвечай, Ди, где ключ?

— Ваш покорный слуга признает свою вину, — сказал судья Ди. — Он не имеет документа, но предполагает, что...

— Избавь меня от твоих предположений, Ди! — оборвал его ревизор. — Я повторяю, где шифр?

— В доме советника Ляна, ваше превосходительство, — ответил судья Ди.

Ревизор вскочил со своего кресла.

— Ты в своем уме, Ди? — разгневанно бросил он. — Как ты осмеливаешься бросать тень на достойную репутацию советника Ляна!

— Ваш покорный слуга признает свою вину, — произнес судья полагающуюся к сему случаю фразу. — Советник Лян не ведает о том, что происходит в его доме.

— Он попросту пытается выиграть время, мой господин, — презрительно заметил бородатый. — Не пора ли арестовать его и бросить в его собственную тюрьму?

Страшный глава тайных дел не ответил. Он зашагал взад и вперед по комнате, длинные рукава его платья развевались. Вдруг он остановился перед коленопреклоненным судьей и резко спросил:

— Как документ попал в дом советника?

— Его принес туда главарь «Белого лотоса», ваше превосходительство, для большей сохранности, — ответил судья Ди. — Ваш покорный слуга нижайше просит, чтобы люди вашего превосходительства заняли особняк советника и арестовали каждого, кто будет там находиться, но так, чтобы сам советник или кто-нибудь в городе не узнали об этом. Потом я хочу послать за Хань Юнханем и Кан Чуном с просьбой прийти к советнику, сообщив, что он желает немедленно видеть их по срочному делу. Я прошу ваше превосходительство о том, чтобы вы, когда отправитесь туда, позволили мне помогать вашей чести.

— Зачем вся эта морока, Ди? — спросил ревизор. — Город в руках моих воинов, я сейчас арестую Хань Юнханя и Кап Чуна, потом мы отправимся в дом советника, я все объясню ему, а ты нам покажешь, где документы.

— Ваш покорный слуга хотел бы убедиться, — сказал судья Ди, — что главарь «Белого лотоса» не сбежал. Я подозреваю Хань Юнханя, Лю Фэйпо и Кан Чуна, но не знаю, какую роль каждый из них играет в заговоре. Возможно, что главарем является еще кто-нибудь, пока нам неизвестный. Арест названных лиц может спугнуть его, и он улизнет.

Ревизор задумался, подергал жидкую бахрому на подбородке и сказал своему помощнику:

— Пусть наши люди приведут Ханя и Кана к советнику в дом. И смотри, чтобы все было проделано в полной тайне.

Бородатый нахмурился — он явно был против. Но когда ревизор нетерпеливо махнул рукой, он быстро встал и вышел из комнаты, не прибавив больше ни слова.

— Можешь встать, Ди! — сказал ревизор. Он снова сел в свое кресло, достал свиток документов из рукава и углубился в чтение.

Судья Ди подошел к чайному столику и робко спросил:

— Вашему слуге будет предоставлена честь предложить вашему превосходительству чашку чая?

Ревизор с неудовольствием взглянул на него поверх бумаг и холодно ответил:

— Нет, не будет. Я ем и пью только то, что готовят мои люди.

Он снова углубился в чтение. Судья стоял, опустив руки по швам, как было предписано правилами. Он не знал, как долго пришлось ему простоять. Первоначальное чувство облегчения, которое он испытал, когда ему стало известно, что имперское правительство приняло решительные и неотложные меры против заговорщиков, уступило место чувству растущего беспокойства за правильность своих выводов. Торопливо и лихорадочно он вновь и вновь пытался просчитать все варианты — может быть, он упустил какую-нибудь важную деталь, ведь его выводы не были еще полностью подтверждены.

Сухое покашливание оторвало его от раздумий. Ревизор положил документ в рукав, встал и сказал:

— Пора, Ди. Дом Ляна далеко отсюда?

— Всего в нескольких минутах ходьбы, ваше превосходительство.

— Тогда отправимся пешком, чтобы не привлекать внимания, — решил ревизор.

В коридоре Ма Жун и Цзяо Тай встревоженно посмотрели на судью. Тот ободряюще улыбнулся им и быстро сказал:

— Я ухожу, вы вдвоем охраняйте главный вход, а Хун и Цзяо Тай пусть присмотрят за задней дверью. Не впускайте и не выпускайте никого, пока я не вернусь.

На улице продолжалась обычная жизнь, люди торопились по своим делам. Судья Ди не был удивлен. Он знал, насколько умело действует Тайная служба — никто не смог бы заметить, что город под ее полным контролем. Судья быстро шагал по улице. Ревизор следовал за ним. Ни один человек не обратил внимания на двух мужчин в синих платьях.

Дверь особняка Ляна открыл худощавый человек с бесстрастным лицом. Судья никогда его раньше не видел — очевидно, люди ревизора уже заняли дом. Человек почтительно обратился к ревизору:

— Все домочадцы арестованы, двое гостей уже прибыли, они находятся в библиотеке вместе с советником.

Он молча проводил их полутемными коридорами.

Когда судья Ди вошел в тускло освещенную библиотеку, он увидел, что старый советник сидит на своем обычном месте — в кресле за отделанным красным лаком столом, напротив окна. В креслах у противоположной стены в напряженных позах сидели Хань Юнхань и Кан Чун.

Старый советник тяжело поднял голову. Слегка приподняв козырек, он поглядел в сторону двери.

— Опять посетители! — пробормотал он.

Судья Ди шагнул к столу и низко поклонился. Ревизор остался стоять у дверей.

— Я — местный судья, ваше превосходительство, — сказал судья Ди. — Пожалуйста, извините за неожиданное вторжение. С вашего позволения, я только хотел...

— Будьте кратки, Ди, — устало ответил старик. — Мне пора идти принимать лекарство.

Его голова упала на грудь.

Судья опустил руку в чашу с золотыми рыбками. Он быстро нащупал под водой пьедестал маленькой богини. Золотые рыбки взволнованно заметались, их холодные маленькие тела прикасались к его запястью. Судья почувствовал, что верхняя часть пьедестала поворачивается. Это была как бы крышка, а статуя Феи Цветов — ее ручкой. Он поднял ее и увидел медный цилиндр, край которого торчал над водой. Судья засунул руку внутрь цилиндра и достал маленький свиток, обернутый пурпурной парчой.

Советник, Хань и Кан Чун молчали и не двигались.

— Садитесь! — вдруг пронзительно прокричал скворец из своей серебряной клетки.

Судья Ди вернулся к дверям, протянул свиток ревизору и прошептал:

— Это — недостающий документ.

Глава Тайной службы развернул свиток и торопливо пробежал начало документа глазами. Судья Ди быстро обернулся и осмотрел комнату. Старый советник сидел как каменное изваяние и смотрел на чашу с золотыми рыбками. Хань и Кан Чун разглядывали высокого мужчину, стоящего у дверей.

Ревизор подал знак рукой. Внезапно весь коридор заполнили императорские стражники в сверкающих золотом доспехах. Ревизор указал на Хань Юнханя и Кан Чуна и приказал:

— Схватите этих людей!

Когда воины вошли в комнату, ревизор сказал судье Ди:

— В этом списке нет Хань Юнханя, но мы все равно арестуем его. Пойдемте, я извинюсь перед его превосходительством.

Судья удержал его, а сам быстро подошел к столу, сорвал козырек со лба советника и сурово сказал:

— Встань, Лю Фэйпо! Я обвиняю тебя в подлом убийстве императорского советника Лян Мэнгуана!

Человек, сидевший за столом, медленно поднялся, выпрямился и расправил плечи. Несмотря на накладную бороду и бакенбарды, можно было легко узнать под ними властное лицо Лю Фэйпо. Он не смотрел на своего обвинителя, его горящий взор был прикован к Хань Юнханю, закованному в цепи.

— Я убил твою любовницу, Хань! — насмешливо закричал ему Лю. Левой рукой он сорвал бороду.

— Арестуйте этого человека! — рявкнул ревизор.

Судья Ди стоял и смотрел, как четыре воина подошли к столу. Первый из них вращал перед собой веревкой. Лю шагнул к ним, руки его были вложены в рукава.

Вдруг его правая рука вынырнула из рукава. В ней блеснул нож. Кровь хлынула из горла Лю Фэйпо. Он захрипел, закачался и рухнул на пол.

Главарь «Белого лотоса», претендент на высокий Трон Дракона, покончил с собой.

Глава 20 Судья Ди отправляется на рыбалку вместе со своими помощниками; он раскрывает тайну озера Ханьюань

В последующие дни стальная рука императора сурово карала участников заговора «Белого лотоса».

В провинциях и в столице многие высокопоставленные и низшие чиновники, а также богатые граждане были арестованы, допрошены и вскоре казнены.

После внезапного ареста центральных и местных руководителей хребет заговора был переломлен; нигде не обнаружилось даже попытки заговорщиков организовать крупное выступление. В некоторых уездах вспыхивали небольшие волнения, но они были с легкостью подавлены местными гарнизонами.

В Ханьюане люди Тайной службы взяли всю полноту власти в свои руки. Сам ревизор поспешил в столицу сразу же после самоубийства Лю Фэйпо, оставив за главного чернобородого человека, хранившего вечно язвительное выражение на лице; судья Ди стал его первым советником и помощником в делах.

Уезд был полностью очищен от злоумышленников. Кан Чун во всем сознался и назвал служащего, бывшего лазутчиком «Белого лотоса» в суде. Кроме того, были выявлены приспешники мастера Вана и около дюжины головорезов, которых Лю Фэйпо использовал для грязной работы. Все они были отправлены в столицу.

Поскольку судья Ди был временно отстранен от своих обязанностей, он, к своему удовлетворению, не был вынужден присутствовать при казни Мао Лу. Высшие власти сначала приговорили засечь его до смерти, но судья добился смягчения приговора — он был попросту обезглавлен.

В своем обращении судья указал, что Мао Лу не осмелился изнасиловать госпожу Цзян и даже защитил ее от двух негодяев на острове Трех дубов.

Монах был приговорен к десяти годам каторги на северной границе государства.

В то утро, когда был казнен Мао Лу, на город обрушились потоки дождя. Жители Ханьюаня сочли, что это дух-покровитель их города хочет смыть кровь, пролитую в его владениях. Дождь закончился так же внезапно, как начался, и день установился прохладный и солнечный. В тот же вечер все полномочия должны были быть возвращены судье Ди, и, пользуясь последними свободными часами, он решил съездить на озеро порыбачить.

Ма Жун и Цзяо Тай спустились на берег, арендовали небольшую плоскодонку и подогнали ее к пристани. Судья Ди пришел туда пешком, надев большую круглую шляпу от солнца.

Его сопровождали Хун и Дао Гань, который нес в руках рыболовные снасти.

Когда все вошли в лодку, Ма Жун устроился на корме и взял в руки весло. Лодка медленно поплыла по озеру. Некоторое время все молчали, наслаждаясь дуновениями свежего ветерка.

Вдруг судья Ди заговорил:

— Мне было очень интересно в течение последней недели наблюдать за тем, как действуют люди Тайной службы. Этот чиновник с короткой бородой — до сих пор не знаю, кто он такой на самом деле! — был поначалу довольно сдержан, но потом немного оттаял и позволил мне просмотреть некоторые документы. Он превосходно умеет вести следствие, ничего не упускает — я многому у него научился. Но он все время так загружал меня делами, что я только сейчас могу спокойно с вами поговорить.

Судья опустил руку в прохладную воду и продолжил:

— Вчера я посетил Хань Юнханя, он все еще не отошел от сурового допроса, которому подвергся, но более всего его расстраивает то, что Ханьюань, его родной город, оказался гнездом опасного заговора. Он ничего не знал о тайнике, который его предок устроил под домом, но наш бородатый приятель не сразу поверил ему. Он допрашивал Ханя два дня подряд и был с ним очень суров. В конце концов Ханя освободили. В его пользу сыграл тот факт, что Хань немедленно доложил мне о своем похищении и о «Белом лотосе», несмотря на их страшные угрозы. Хань был мне очень благодарен, а я воспользовался случаем и сообщил ему о том, что его дочь и Лян Фэн влюблены друг в друга. Сначала Хань возмутился и сказал, что Лян Фэн не пара для его дочери, но потом уступил, решив не препятствовать их помолвке. Лян Фэн — серьезный и честный юноша, а Пух Ивы — очаровательная девушка. Я думаю, что их брак будет счастливым.

— Но разве у Ханя ничего не было с Цветком Миндаля? — спросил советник.

Судья Ди печально улыбнулся.

— Я должен откровенно признаться, что все это время держался неправильного мнения о Хань Юнхане. Он весьма старомодный, немного высокомерный и довольно ограниченный человек — сердце у него доброе, но с умом слабовато. Не слишком яркая личность. Нет, у него никогда не было с убитой танцовщицей романа. Вот она действительно была личностью выдающейся! Выдающейся по силе своей любви и ненависти. Смотрите, я вижу вдали, среди зеленых деревьев Квартала Ив, белые мраморные колонны памятной арки, которую возводят в ее честь по указу его императорского величества. Надпись на ней будет гласить: «Образец преданности семье и своему государству».

Лодка была уже далеко от берега. Судья закинул свою леску, потом вдруг неожиданно выдернул ее. Ма Жун громко выругался. Он тоже заметил большую темную тень, которая прошла под водой как раз под их лодкой. Блеснули два маленьких светящихся глаза.

— Здесь мы ничего не поймаем! — раздраженно сказал судья Ди. — Эти твари распугают всю рыбу! Смотрите, вот еще одна!

Заметив испуганный вид своих спутников, он объяснил:

— Я все время предполагал, что из-за этих гигантских черепах исчезали тела несчастных, тонувших в озере. Если только эти огромные бестии отведают вкус человеческого мяса... Но не бойтесь, они никогда не нападают на живых людей. Отплывем подальше, Ма Жун, может быть, вон там нам больше повезет.

Ма Жун стал энергично грести. Судья сунул руки в рукава и задумчиво оглядел панораму города, еле виднеющегося на далеком берегу.

— Когда же ваша честь обнаружил, что Лю Фэйпо убил старого советника и занял его место? — спросил советник Хун.

— В самый последний момент, — ответил судья. — Я имею в виду ту ночь, которую провел без сна за своим письменным столом, после того как послал Ма Жуна и Цзяо Тая в столицу. Дело о растратах советника было второстепенным, главным же было дело об убийстве куртизанки. И началось оно на самом деле несколько лет назад с оскорбленного честолюбия Лю Фэйпо. Но в последнее время, и мы были тому свидетелями, политические планы Лю были потеснены его весьма неравнодушным отношением к двум женщинам, а именно: к своей дочери Фее Луны и своей любовнице Цветку Миндаля. Это его отношение и стало всему причиной, и когда я это понял, все остальное сделалось совершенно ясным.

Лю Фэйпо был человеком редких дарований — отважным, ловким, энергичным, одним словом, прирожденным руководителем. Но провал на литературных экзаменах сильно задел его самолюбие, и даже последующий успех на купеческом поприще не смог излечить эту рану. Она постоянно мучила его, что и вылилось в горькую обиду на правительство.

Случайность направила его честолюбие на возрождение «Белого лотоса» с тем, чтобы свергнуть императорскую династию и стать родоначальником новой. Однажды он купил в столичной книжной лавке старинную рукопись, написанную отшельником Ханем, которая содержала план тайника. Ревизор нашел рукопись среди бумаг Лю в его столичном доме. Отшельник Хань сообщал, что запланировал строительство тайного убежища на случай беспокойных времен и что решил спрятать там целое сокровище — двадцать сундуков с золотыми слитками, а также вырыть колодец и запастись провизией. Рукопись заканчивалась чертежом буквенного замка на дверях, ведущих в убежище и расположенных на алтаре в буддийской часовне. И кроме того, отшельник писал, что секрет будет передаваться в семье Хань от отца к старшему сыну.

Когда Лю прочитал эту рукопись, он, вероятно, подумал сначала, что все изложенное — лишь фантазия старческого ума. Но, поразмыслив, решил, что все-таки стоит наведаться в Ханьюань, чтобы уточнить, не привел ли отшельник свой план в исполнение. Он добился того, что Хань Юнхань пригласил его пожить недельку-другую в собственном доме. Лю быстро понял, что Хань ничего не знает о секрете своего предка. Хань знал только то, что его прадед повелел никогда не закрывать двери буддийской часовни и хотел, чтобы там всегда горела лампада.

Хань считал, что это распоряжение было проявлением благочестия со стороны его предка, но, конечно же, на самом деле отшельник хотел, чтобы его наследники имели доступ к секретной двери в любое время дня и ночи — на случай неотложной необходимости. Однажды ночью Лю пробрался в часовню и удостоверился, что подземелье и все в нем содержащееся существуют в полном соответствии с описанием отшельника. Лю, должно быть, решил, что внезапная кончина отшельника помешала ему передать секрет своему старшему сыну, деду Хань Юнха-ня. Но издатель учебника по вэйци опубликовал на последней странице задачу, являвшуюся ключом к дверям, ведущим в подземелье. Никто, кроме Лю Фэйпо и, возможно, покойной танцовщицы, не знал о тайне этой задачи.

— Отшельник был человеком выдающегося ума! — воскликнул Дао Гань. — То, что схема была напечатана, гарантировало сохранность на веки вечные ключа от двери, находящейся в буддийской часовне, а непосвященный в ее тайну никогда бы не догадался о подлинном предназначении задачи.

— Совершенно верно, — сказал судья Ди. — Отшельник Хань был мудрым и высокообразованным человеком, с таким мне очень хотелось бы повстречаться. Но Лю Фэйпо стал внезапным обладателем огромного капитала, оставленного отшельником, что предоставило ему средства для организации широкого заговора, и одновременно получил в свое распоряжение идеальное убежище для тайного штаба организации. Он построил свою усадьбу на свободном участке между домом Ханя и усадьбой советника Ляна и нанял четырех землекопов — прорыть подземный ход, соединяющий тайник с его собственным садом. Я предполагаю, что потом Лю Фэйпо сам убил этих несчастных, — мы нашли их кости в потайном коридоре.

Как бы то ни было, по мере того как тайная организация разрасталась, росли и расходы Лю. Он был вынужден передавать огромные взятки для подкупа чиновников, платить главарям бандитов и снабжать их оружием. Его собственное состояние и сокровища отшельника быстро таяли, так что ему пришлось призадуматься о новом источнике доходов.

Тогда он задумал овладеть состоянием советника Ляна. Он стал частенько наведываться к нему по-соседски, гулять с ним по саду и легко усвоил привычки советника и его домочадцев. Приблизительно через полгода он заманил старика в потайной ход и там разделался с ним. Он поместил его тело в гроб, который нашли мы с Дао Ганем. С этого времени «советник» заболел, его зрение ухудшилось, он стал забывчив и проводил почти все свое время в спальне. Вся эта маскировка позволяла Лю Фэйпо вести двойную игру. Он, наверное, переодевался в подземелье, а затем через свой сад пробирался в дом советника. Комнаты, занимаемые секретарем Лян Фэном, находились с другой стороны усадьбы, чета старых слуг уже выжила из ума — таким образом, все благоприятствовало его перевоплощениям. Бывало, что непредвиденные обстоятельства заставляли его играть свою роль дольше, чем он предполагал. Именно этим, а также его посещениями совещаний главарей «Белого лотоса» в подземелье объясняются его «исчезновения», которые уже начали привлекать внимание, — об этом рассказал носильщик паланкина советнику Хуну.

Вместе со своим подручным Ван Ифанем Лю изучил характер и масштабы владений, принадлежащих советнику, и начал распродавать их по частям. Таким образом, Лю приобрел средства, в которых нуждался для завершения подготовки восстания. Все шло хорошо. Он уже стал советоваться со своими сообщниками о подходящей дате для выступления. И вот тут начались неприятности. Поначалу это касалось его личной жизни. Так мы и подошли к Цветку Миндаля или, называя ее настоящим именем, госпоже Фан Хои.

Лодка медленно плыла по спокойной поверхности вод. Ма Жун сидел на корме, скрестив ноги. Он и трое его товарищей внимательно слушали судью. Судья Ди сдвинул соломенную шляпу на затылок и продолжил:

— Заговор распространился и на провинцию Шаньси. Землевладелец из Пинъяо по имени Фан стал его участником, но потом раскаялся и решил сообщить о заговоре властям. «Белому лотосу» стали известны его намерения. Его заставили покончить с собой, а перед этим подписать документ, где он сознавался в том, что злоумышлял против государства. Все его имущество попало в руки «Белого лотоса», а его вдова, дочь Хои и маленький сын стали нищими. Поэтому его дочь и продала себя в куртизанки. На эти деньги ее мать смогла купить небольшое поместье в Пинъяо, к тому же Цветок Миндаля регулярно посылала ей большую часть заработанных денег на образование своего младшего брата. Эти сведения я обнаружил в рапорте, присланном вчера из Пинъяо, где Тайная служба схватила и допросила местных главарей «Белого лотоса».

Остальное в ее истории можно легко вообразить. Перед своей смертью отец, наверное, рассказал ей что-то о заговоре, поведав, что логово заговорщиков находится в Ханьюане, а главой его является Лю Фэйпо. Храбрая и преданная девушка решила отомстить за отца и расстроить заговор. Теперь нам понятно, почему она настаивала на том, чтобы ее перепродали именно в Ханьюань, и почему она сделалась любовницей Лю Фэйпо. Ее целью было вытянуть из него как можно больше сведений о «Белом лотосе», а затем донести властям на него и его сообщников.

Она обладала удивительной колдовской красотой и, кроме того, была исключительно сильной личностью. Я думаю, ее семья принадлежала к одной из тех, что хорошо известны в Пинъяо, в которых от матери к дочери передаются тайные знания, по сути своей магические. Но все же я сомневаюсь, удалось ли бы ей привязать к себе такого эгоистичного и самолюбивого человека, как Лю Фэйпо, если бы она не обладала разительным сходством с его собственной дочерью, Феей Луны.

Я не собираюсь, друзья мои, делать полный разбор темных сторон человеческих страстей. Ограничусь замечанием, что любовь Лю к дочери мешалась с чувством, которое, согласно нашим священным установлениям, человек может питать только к женщине, не связанной с ним кровными узами. Страстная любовь Лю Фэйпо к своей дочери была единственным уязвимым местом в его жестокой и холодной душе. Он изо всех сил боролся со своей преступной страстью, а его дочь ничего не знала об этом. Я не берусь судить, как повлияла его ужасная страсть на отношения с женами, но не удивлюсь, если узнаю, что его домашняя жизнь была отнюдь не счастливой. Возможно, его роман с куртизанкой позволил Лю бежать от самого себя, от бури, бушующей в его душе, и это придало их отношениям ту глубину, какой Лю, возможно, не испытывал ни с какой другой женщиной.

Во время их тайных свиданий — теперь стало известно, что они встречались в садовом павильоне в доме мастера Вана — Цветок Миндаля выведала у своего любовника некоторые секретные сведения о «Белом лотосе», в том числе и тайный смысл задачи по вэйци. Лю часто писал ей, ему требовалось дать выход обуревающей его страсти хотя бы в письмах. Но он был достаточно предусмотрителен, чтобы писать эти письма не своим почерком, — он писал почерком Лян Фэна, который хорошо изучил, работая над денежными документами советника. Но лишь Небу известно, что за каприз заставил Лю подписывать эти любовные письма псевдонимом кандидата Цзяна, возлюбленного своей дочери. Повторяю, что эти темные движения его души пребывают за гранью моего понимания.

Лю никогда не собирался выдавать свою дочь замуж. Он не мог допустить и мысли, что дочь когда-нибудь покинет его и будет принадлежать другому мужчине. Когда он узнал о ее любви к кандидату Цзяну, Лю резко воспротивился их помолвке и приказал своему подручному Ван Ифаню оклеветать доктора Цзяна, чтобы у Лю появился веский довод для отказа. Но тогда Фея Луны впала в глубокое уныние. Лю не смог вынести ее несчастного вида — должно быть, ему стоило огромных усилий перебороть себя и согласиться на этот брак.

Мы можем смело предположить, что предстоящая разлука с Феей Луны причиняла ему огромную боль. Более того, его любовные письма к танцовщице показывают, что в то же самое время он начал подозревать о действительных намерениях Цветка Миндаля из-за ее плохо скрываемого желания узнать как можно больше о «Белом лотосе». Он решил порвать с ней. И поскольку он должен был потерять обеих любимых им женщин, мы легко можем себе представить, в каком смятении пребывала его душа. В довершение всего его денежные трудности с каждым днем возрастали. Играя роль «советника», он распродал большую часть его имущества, а день, на который было назначено восстание, приближался. Ему нужны были деньги, много денег, причем очень быстро. Поэтому он воспользовался средствами своего сообщника мастера Вана, а также приказал Кан Чуну убедить своего старшего брата предоставить существенный заем Ван Ифаню. Я думаю, что правильно обрисовал ситуацию, которая сложилась два месяца назад ко времени нашего прибытия в Ханьюань.

Судья Ди умолк.

— Как ваша честь узнал, что Кан Чун был членом «Белого лотоса»? — спросил его Дао Гань.

— Только потому, что он очень уж суетился, чтобы обеспечить этот заем, — ответил судья Ди. — Мне сразу показалось подозрительным, что такой опытный делец, как Кан Бо, мог решиться предоставить огромный заем столь сомнительному типу, как Ван Ифань. И как только я догадался, что Ван Ифань — член заговора, то понял, что Кан Чун тоже в нем замешан. Яростные старания Лю Фэйпо раздобыть наличные деньги дали мне важную нить, которая вместе с исчезновением Лю и внезапной болезнью советника Ляна привела меня к тому, что я раскрыл секрет перевоплощений главы заговорщиков. Я связал подозрительную жажду золота у старого советника с тем, что члену «Белого лотоса» Вану срочно нужны были деньги. Советник из-за своего почтенного возраста находился вне подозрений, поэтому напрашивался только один вывод.

Дао Гань кивнул и медленно потянул за три волосинки, росшие у него на щеке. Судья Ди продолжил:

— Теперь я перехожу к убийству куртизанки — очень сложному делу, которое стало мне понятным лишь в самый последний момент. Фея Луны вышла замуж за кандидата Цзяна, и на следующий день состоялся пир в цветочной лодке. Так как Лю уже подозревал танцовщицу, он в этот вечер не спускал с нее глаз. Когда она, стоя между мной и Ханем, сказала мне о заговоре, Лю прочитал ее слова по губам. Но он ошибался, решив, что она обращается к Ханю.

— Но мы же решили, что такая ошибка невозможна! — прервал судью советник Хун. — Ведь она обратилась к вам «ваша честь»!

— Я должен был раньше догадаться об этом, — сказал судья Ди со слабой улыбкой. — Помните, она не смотрела на меня, когда произносила эти слова, причем говорила быстро. Поэтому Лю Фэйпо перепутал слова «ваша честь» с «ваша страсть» — обычным любовным оборотом, который, как вы понимаете, ко мне относиться никак уж не мог. Открытие привело Лю Фэйпо в страшную ярость: его любовница не просто хотела предать его, а открыться его тайному сопернику! Чем он мог истолковать тот факт, что она обратилась к нему со столь нежными словами, как не тем, что она была в близких отношениях с Ханем? Этим и объясняется то обстоятельство, что на следующий же день Лю хотел заставить Ханя удержать рот на замке, похитив его и запугав. Этим же объясняется то, почему последними словами Лю, перед тем как он вонзил кинжал себе в горло, была насмешка над своим мнимым соперником. К счастью, слова танцовщицы о вэйци ускользнули от Лю, потому что в этот момент девица Анемона вернулась к нашему столу и загородила говорящую. Если бы Лю прочитал по губам и вторую фразу, он, без сомнения, перевел бы штаб заговора из подземелья в какое-то иное место.

Узнав, что танцовщица хочет предать его, Лю был вынужден разделаться с ней немедленно. Я мог бы установить истину по его взгляду, когда он наблюдал ее танец. Он решился убить ее и знал, что в последний раз видит ее ослепительную красоту, от которой перехватывает дыхание. В его глазах была ненависть — ненависть обманутого любовника и в то же время глубокое отчаяние человека, теряющего любимую женщину. Недомогание мастера Пэна предоставило Лю хороший повод для того, чтобы выйти из комнаты. Он отвел Пэна на палубу к правому борту. Пока Пэн находился у поручня и его тошнило, Лю отправился на левый борт, вызвал Цветок Миндаля через окно и зашел с ней в ее каюту. Ударив ее с такой силой, что она потеряла сознание, он положил бронзовый треножник ей в рукав и опустил ее тело в воду. А потом присоединился к Пэну, которому к тому времени стало несколько лучше, и вместе с ним вернулся к гостям. Представьте себе его состояние, когда ему стало известно, что тело не пошло ко дну озера и что убийство обнаружилось.

Но Лю ожидали еще худшие треволнения. На следующее утро он узнает, что его горячо любимую дочь Фею Луны нашли мертвой на брачном ложе. Одновременно он потерял обеих женщин, царивших над его помыслами. Его неистовая ненависть обрушивается не на кандидата Цзяна, а на его отца. Запретная страсть Лю Фэйпо к своей дочери внушила ему мысль, что и ученый грешит тем же. Этим, насколько могу судить, и объясняется то невероятное обвинение, которое Лю выдвинул против доктора Цзяна. Смерть Феи Луны глубоко потрясла Лю. Но когда ее тело необъяснимым образом исчезло, Лю полностью потерял контроль над собой. С этого момента Лю словно рехнулся, он вряд ли мог контролировать свои действия.

Его сообщник Кан Чун признался, что Лю приказал своим людям искать труп его дочери. Лю вел себя столь странно, что Кан Чун, мастер Ван и Ван Ифань ощутили беспокойство за своего руководителя. Они настойчиво отговаривали Лю от решения похитить и напугать Хань Юнханя, говорили, что это слишком рискованно и что убийство куртизанки — уже достаточное предупреждение для Ханя, чтобы он не болтал о том, что она ему рассказала. Но Лю отказался что-либо слушать, ему хотелось как-то уязвить своего соперника. Поэтому его люди сунули Ханя в закрытый паланкин, поносили вокруг сада Лю, а затем принесли в тайник под его же собственным домом. Хань совершенно правильно описал мне шестиугольную комнату и даже вспомнил, что в самом конце его несли вверх по ступеням — эти ступени ведут из потайного хода, прорытого Лю, в подземелье. Человек в белом капюшоне был, конечно, сам Лю, который не мог отказать себе в удовольствии поиздеваться над тем, с кем, как он думал, Цветок Миндаля ему изменяла.

Мы приближаемся к развязке этой мрачной истории. Тело Феи Луны не найдено, денег вновь не хватает, и к тому же Лю боится, что я начал его подозревать. Загнанный в угол, он решает исчезнуть как Лю Фэйпо и руководить последней стадией заговора в роли советника Ляна.

Я арестовал Ван Ифаня раньше, чем Лю успел предупредить его о своем исчезновении. Когда я сообщил Вану, что Лю сбежал, он решил, что Лю оставил свои честолюбивые замыслы.

Он решил мне все рассказать, чтобы спасти свою шкуру. Но служащий из суда, бывший лазутчиком Лю, предупредил главу заговорщиков, и тот приказал ему отнести Вану отравленный пирожок. Эмблема в виде лотоса была изготовлена не для Ван Ифаня — вспомните, ведь в камере было темно, она предназначалась для меня, чтобы запугать и запутать меня настолько, чтобы я не смог помешать в последние дни подготовке заговора.

В ту же ночь Лю сообщил главе гильдии золотых дел мастеров Вану и Кан Чуну, что с этого времени они должны видеться с ним в усадьбе советника. Ван и Кан, посовещавшись, решили, что Лю совершенно потерял голову и что Ван должен его заменить. Ван идет в подземелье, чтобы добыть секретный документ, который наделит его властью над всей организацией. Но Лю уже перенес этот документ в тайник, находившийся в чаше с золотыми рыбками. Мы с Дао Га-нем застали Вана в шестиугольной комнате, и он был убит.

— Как ваша честь узнал, что документ спрятан в чаше с золотыми рыбками? — с интересом спросил Цзяо Тай.

Судья Ди улыбнулся и сказал:

— Когда я навещал так называемого советника и ждал его в библиотеке, золотые рыбки вели себя совершенно естественно. Когда они увидели, что я склонился над чашей, они даже выплыли поближе к поверхности воды, ожидая, что их покормят. Но когда я протянул руку к статуэтке, они вдруг заволновались. Это несколько удивило меня, но я не подумал о возможной причине такого поведения. Только когда я пришел к выводу, что Лю выдает себя за советника, я вдруг вспомнил об этом случае. Я знал, что эти рыбки очень чувствительны подобно всем благородным существам. Им неприятно, когда люди опускают руки в их воду. И я подумал, что чья-то рука их уже не раз потревожила, что-то делая под водой и вторгаясь в их маленький спокойный мирок. Тогда я решил, что в пьедестале статуэтки, возможно, находится тайник.

И так как самым наиважнейшим документом у Лю был этот маленький свиток, я пришел к заключению, что Лю спрятал его именно там. Это, пожалуй, все.

Судья взял свою удочку и начал приводить в порядок леску.

— Это важное дело, — сказал советник Хун, — несомненно, будет способствовать повышению вашей чести в должности!

— Повышение в должности? — спросил судья с удивлением. — Конечно же нет. Я рад, что меня вообще не сняли с поста. Ревизор разругал меня за то, что я столь поздно раскрыл заговор, и в том документе, который восстанавливает меня в должности судьи, это записано черным по белому, причем в весьма недвусмысленных выражениях! К документу прилагалась бумага из министерства по служащим, в которой говорилось о том, что решение властей относительно моей службы было столь мягким лишь потому, что в самый последний момент я все-таки нашел недостающий документ.

Уездный судья, друзья мои, должен знать обо всем, что творится в его округе.

— Что ж, — сказал Хун, — как бы то ни было, дело об убийстве куртизанки благополучно завершено.

Судья Ди ничего не ответил. Он закинул удочку и задумчиво смотрел на воду. Потом медленно покачал головой и сказал:

— Нет, у меня такое чувство, что это дело еще не окончено, Хун. Поступками куртизанки руководила столь непримиримая ненависть, что, боюсь, самоубийство Лю не удовлетворило бы ее. Подобные страсти обладают столь великой силой, что живут сами по себе и способны приносить несчастья даже после того, как люди, питавшие их, умирают. Говорят даже, что эти темные силы завладевают покойниками и используют их для своих адских целей.

Заметив выражение растерянности на лицах своих помощников, судья поспешил добавить: — Но сколь бы зловещи ни были эти мрачные силы, они способны повредить лишь тому, кто сам вызовет их, совершив какое-нибудь черное дело.

Судья перегнулся через борт и посмотрел в воду. Может быть, он снова увидел там, в глубине, это спокойное лицо, которое смотрело на него ничего не видящим взглядом, как в ту роковую ночь в цветочной лодке? Судья вздрогнул и тихо сказал то ли сам себе, то ли своим помощникам:

— Я думаю, человеку, замыслившему зло, лучше не бродить одному ночной порой по берегу этого озера.

Вид Ханьюаня:

1. Судебная управа

2. Храм Конфуция

3. Буддийский храм

4. Дом советника Лян Мэнгуана

5. Особняк Хань Юнханя

6. Дом доктора классической литературы Цзян Вэньцзяна

7. Особняк Лю Фэйпо

8. Квартал Ив

9. Рыбный рынок

Об авторе

Роберт ван Гулик — нидерландский востоковед, дипломат, музыкант и писатель, родился в 1910 г. в семье военного врача, служившего в колониальной администрации в Индонезии. До 12 лет жил с родителями в Батавии на о. Ява, где и решил сделаться востоковедом. Уже в детстве владел разговорным малайским, яванским и китайским языками, весьма рано проявив выдающиеся лингвистические способности. В 1922 г. вернулся в Нидерланды, поступив в гимназию в Неймегене, где дополнительно занимался санскритом и изучал литературный китайский язык. В 1934 г. поступил в Лейденский университет, где занимался индологией, китайским и японским языками. В 1935 г. зачислен в штат Министерства иностранных дел, назначен секретарём посольства Нидерландов в Токио. В Японии он освоил китайскую каллиграфию и искусство игры на цине.

С 1942 г. впервые оказался в Китае — стране, изучению которой посвятил всю жизнь, — в качестве секретаря голландской миссии в Чунцине. В 1944 г. ван Гулик женился на дочери крупного сановника маньчжурской династии — Шуй Шифан. В 1945 г. был отозван в Гаагу и вернулся в Лейденский университет. В 1947 г. направлен секретарём посольства в Вашингтон (США), где был включён в комиссию по проблемам оккупации Японии. В 1948 г. ван Гулик был прикомандирован к военной миссии в Токио. В это время он увлёкся средневековым китайским судопроизводством и детективными романами.

В 1949 г. переведенный ван Гуликом роман «Ди Гун Ань» был опубликован в Токио. Главный герой романа — судья Ди, реальный исторический персонаж (ок. 630 — ок. 700), был известным государственным деятелем в эпоху династии Тан (VII—X вв.), хотя в романе используется множество исторических элементов из времен династии Мин (XIV—XVII вв.).

Эта работа чрезвычайно заинтересовала ван Гу-лика, и он решил написать собственный вариант истории о судье Ди. Первой повестью с участием судьи Ди и его помощников стала «Убийство на улице Полумесяца» (написана в 1949-1950).

В комментариях к повести он заметил, что «хотел показать современным китайским и японским писа-телям-детективщикам, что их собственная древняя литература содержит множество ценного материала, могущего послужить основой для таких историй».

Ван Гулик старательно соблюдал традиции китайского детективного романа в своих повестях. Например, в большинстве романов судья расследует одновременно три дела, как правило, не связанных между собой.

Собственно детективный элемент также выдержан более в духе традиционных китайских историй, хотя и приспособлен ко вкусу европейского читателя.

Описание

Знаменитый судья Ди, Китайский «Шерлок Холмс» — в серии блестящих «китайских» детективов прославленного Роберта ван Гулика.

В разгар веселой пирушки на плавучем борделе «Цветочная лодка» куртизанка шепнула судье Ди, что хочет сообщить ему важные сведения о заговоре против императорской династии. А вскоре ее нашли мертвой. Любой из гостей имел возможность — и мотивы — совершить это убийство. Судье Ди предстоит разоблачить членов тайного общества «Белый лотос» и сорвать их коварные планы. Параллельно он разгадывает тайны ещё нескольких смертей...

Похоже, в тихом и сонном, на первый взгляд, городке кипят нешуточные страсти...

Судья Ди Жэньцзе (630-700 гг. н.э.) — реальный персонаж, прославившийся как непревзойденный мастер раскрытия сложных преступлений.

Позднее он стал героем популярных в Китае детективов. Вдохновившись ими, в середине XX века голландский востоковед и писатель Роберт ван Гулик создал собственный цикл детективов с судьей Ди в главной роли.