Убийство в назначенный срок

I

Миссис Трэвор отвечала на вопросы неохотно, почти враждебно. Какая уж тут помощь. Казалось, ее возмущало присутствие полицейского в доме. На вопрос, часто ли получала покойная письма, хозяйка ответила, что очень редко.

– Зачем ей письма? Она со своими приятелями так встречалась. Или болтала по телефону. Из телефонной будки не вылезала. Благо что напротив. А я телефон намеренно сюда не ставлю. Чтобы эти девицы пустозвонили целыми днями? Еще чего!

– А чем она занималась, вам известно?

– Нет. Следить за ней я не собиралась. Живет и живет, мне какое дело? Большинство девиц иногда останавливались перекинуться парой слов. А от нее не дождешься. Вы думаете, Менсис-стрит – это болото? Чуть ступил и сразу увяз? Ничего подобного. Тут тоже живут порядочные люди. Кстати, она была из таких. Про ее поведение ничего плохого не скажу. А вот характер… Сегодня одна, завтра совсем другая. Язык у нее был подвешен как надо. Могла переговорить любого, если в настроении. Но в последнее время подобное случалось редко. Ходила как в воду опущенная. Я еще тогда подумала, вдруг что-нибудь с собой сделает. Слышала, как она кому-то сказала, что не видит разницы между жизнью и смертью и ее все забыли, даже Господь Бог.

– Но у нее бывали просветления?

– Иногда. Вдруг подходила радостная, угощала шоколадкой или песочным коржиком. Хвалилась, что дела пошли на лад. А на следующий день опять в депрессии.

– Что-нибудь конкретное она говорила?

– О какой-то квартире в городе. Мол, жила там почти что в роскоши. Не то что здесь. И еще о мужчинах. – Миссис Трэвор усмехнулась. – Она костерила их направо и налево. Ни единого доброго слова о них я от мисс Пенни не слышала.

– Вы запомнили кого-нибудь из ее посетителей?

Хозяйка нахмурилась.

– Это не по мне – вмешиваться в чужие дела. Есть посетители, нет – не мое дело, лишь бы вели себя прилично.

– Ясно.

– Она вообще-то сюда никого не водила. Сама уходила куда-то по вечерам. Возвращалась поздно.

– А с другими девушками как общалась?

– Не ближе, чем со мной, можете проверить. – Миссис Трэвор назвала несколько имен. – Никто из нас не знал ее приятелей. Хитрая была бестия. Редко какая-нибудь из здешних девушек имела постоянного дружка, а я бы его ни разу не увидела. Такого, наверное, вообще не бывало.

– Вы видели ее вчера вечером?

– Слышала, как она поднималась по лестнице примерно в половине одиннадцатого.

– Одна?

– Не знаю. Видела в окно, как подъехало такси. Она вышла с мужчиной. Он отпустил такси. Они потом долго стояли и разговаривали. Я еще удивилась, почему она не пригласит его к себе, но у меня тогда сидела приятельница, так что я особого внимания на них не обращала.

– Он зашел к ней или нет?

– А для чего, вы думаете, он сюда приехал? Полюбоваться дверью?

– Какие-то особенные звуки доносились из ее комнаты?

– Особенные? Нет. Из всех комнат слышны одинаковые звуки, когда там веселятся. К тому же на первом этаже не очень-то слышно, что происходит наверху.

– А если бы у нее опрокинулся стул, вы бы услышали?

– Сомневаюсь. Что особенного, если где-то упал стул? Там у них постоянно что-то падает. Мне что, больше нечего делать, как прислушиваться к каждому стуку? А насчет мисс Пенни… мне показалось, будто с ней что-то не так. Она очень нервничала. Я даже сказала об этом приятельнице.

Позднее инспектор Филд встретился с той женщиной, но она не сообщила ему ничего нового. Лишь подтвердила слова миссис Трэвор.

– Как долго прожила здесь мисс Пенни?

– Около года. Платила регулярно, денег взаймы не просила. А это для меня самое главное.

– А откуда она родом?

– Не знаю.

– Может, на ее коробках заметили адрес?

– Нет. Вещей у нее было немного. Коробка для шляп и небольшой чемодан.

– Ей приходили какие-нибудь письма?

– Редко. Все из Лондона, адрес на конверте, как мне казалось, был написан мужским почерком.

Это все, что ему удалось вытянуть из хозяйки. Затем инспектор Филд поднялся наверх поговорить с девушками. Какими-то сведениями о мисс Пенни располагали только две, живущие неподалеку, Руна и Джун, и он потратил почти два часа, выслушивая их несвязную болтовню, терпеливо ожидая какого-то намека, который помог бы напасть на след. Но и они знали очень мало.

– Родственников у Фанни, то есть Флоренс Пенни, не было, – заметила Руна. – Во всяком случае, она никогда о них не упоминала. Но мне кажется, – девушка замялась, – что в ранней молодости Фанни побывала замужем… неудачно. Она всегда плохо отзывалась о мужчинах. Тут у нас одна девушка, ее звали Луи Кросс, вышла замуж. Парень не красавец, да и заработать ничего не мог. Фанни только пожала плечами. Мол, все мужья такие. Хорошие попадаются очень редко.

Джун, пониже ростом и посимпатичнее, поправила яркое кимоно.

– Уж больно заносчивая она была, эта Фанни, и замкнутая.

– Да, – подтвердила Руна. – Даже встречаться в коридоре с ней было противно.

Джун, которая, видимо, была настроена против мисс Пенни менее враждебно, возразила:

– Это так, Руна, но, согласись, в ней что-то было. Словами не опишешь. Ее поведение, манера себя держать. Во всяком случае, мужчины, с которыми она встречалась, на это западали. А среди них бывали настоящие джентльмены. Я видела ее с такими.

– Вы смогли бы кого-нибудь из них узнать? – с надеждой спросил инспектор.

– Нет. – Джун покачала головой. – Я и своих-то мужчин редко узнаю, если встречу, а уж ее и подавно. К тому же я видела их мельком.

– Да, некоторые из ее мужчин выглядели довольно прилично, – согласилась Руна. – И она никогда не бывала на мели, как остальные. У нее в кошельке всегда водились деньги.

Джун оживилась:

– А помнишь, как она помогла Поле?

– Кто такая Пола? – спросил Филд.

– Пола тут жила, и однажды ее забрали копы. Что-то там нарушила. Не там стояла, не в то время. В общем, ее прихватили и оштрафовали на три фунта. Дали неделю найти деньги, как обычно, и так случилось, что всю следующую неделю дождь лил как из ведра, невозможно было выйти на улицу. И ее бы обязательно посадили, если бы в самый последний момент на лестнице, где она стояла и всхлипывала, – а кому садиться в тюрьму охота, пусть даже на месяц, – не появилась наша леди и молча сунула ей в руку три фунта. Мы очень удивились. Три фунта не так просто заработать. Думаю, она однажды попала в положение Полы.

– Или мотала срок, – усмехнулась Руна. – В любом случае это был единственный раз, когда она сделала что-то доброе.

– Знаешь, – проговорила Джун, продолжая гнуть свою линию, – я все время гадала, кто ее родители. И решила, что она незаконнорожденная. Отец – джентльмен, а мать – его горничная. Помню, Фанни как-то обронила, что не всегда жила так и у нее были друзья в Кембридже.

– А что, на Менсис-стрит жить зазорно?

– Почему? Что тут плохого? На Мейфэр, думаю, проституток не меньше.

– А что-нибудь еще она о Кембридже упоминала?

– Лишь то, что мужчины там совсем не такие, как в Лондоне. Только я не понимаю, почему Фанни не вернулась в свой замечательный Кембридж? Что она здесь забыла? Я так однажды ее и спросила.

– И что она ответила?

– Пожала плечами и сказала, что друзей у нее там уже не осталось. Теперь она одинока.

Руна кивнула, обращаясь к инспектору:

– Думаю, насчет Фанни вам кое-что может прояснить одна наша знакомая. Она живет в Харлеке, в меблированных комнатах. Как-то мы разговорились, и она заметила, что Фанни, кажется, повезло. Нашла богатого кавалера. Весь такой разодетый. Настоящий джентльмен.

– Нравилась она мужчинам, – задумчиво промолвила Джун. – Согласись, Руна, она могла бы увести парня у любой из нас.

Подруга неохотно кивнула:

– Да, Фанни мужчин возбуждала. В ней чувствовалась какая-то загадка.

– Насчет загадки верно, – подтвердила Джун. – И мужчин она ненавидела вовсе не потому, что они ее не замечали. Наоборот. Таких, как Фанни, сейчас называют сексапильными.

«Значит, Флоренс Пенни была незаурядной женщиной, – размышлял инспектор, покинув наконец Менсис-стрит с адресом Мэгги Брим в кармане. – И производила на людей впечатление, не то что эти болтливые девицы».

Вначале он зашел в местный полицейский участок к констеблю, дежурившему вчера в полночь. На месте его не оказалось, и инспектор оставил записку, чтобы тот вечером явился в Скотланд-Ярд. Затем позвонил в управление и попросил составить справку о Флоренс Пенни. Его интересовало, сидела ли эта женщина когда-нибудь в тюрьме.

В половине третьего Филд отправился в кафе. Взял кофе с пирогом и принялся осмысливать те крохи информации, которые удалось получить. Он был убежден: покойной было что скрывать. Отсюда и ее сдержанность. Потом Кембридж. Это, вероятно, зацепка. В Англии есть только два города, где красивой женщине легко свести знакомство с мужчинами разного социального статуса. Оксфорд и Кембридж. На вид покойной было лет тридцать. Она могла работать продавщицей в каком-нибудь магазине в Кембридже, официанткой в кафе или барменшей. Учитывая ее внешность и темперамент, плюс пока еще непонятная инспектору загадочность, она легко могла привлечь внимание студентов старших курсов. Как известно, они впечатлительные. Затем, возможно, была связь с обещанием жениться. Отсюда и кольцо, и ее ожесточение по отношению к мужчинам вообще и к браку в частности.

Подкрепившись, инспектор направился в Харлек, где пришлось полчаса ждать возвращения мисс Брим. Но польза от разговора того стоила.

Он сразу выложил ей насчет гибели Флоренс Пенни. Скрывать смысла не было, все равно новость о происшествии на Менсис-стрит появится в вечерних газетах.

– Какая неприятность! – взволнованно воскликнула Мэгги Брим. – А я предупреждала ее, что джентльменам доверять нельзя. Они ведь девушек не своего круга за людей не считают. Ну свозил он ее на несколько дней на море. Что из того?

– Когда вы видели их вместе?

– Это было в пятницу вечером.

– В прошлую пятницу?

– Да.

– Вы уверены?

– Конечно. Мы тоже там находились с моим дружком, он с трудом достал билеты.

– Где это было?

– В театре «Принц Джон». Тогда давали «Поцеловать Джорджа». Вероятно, вы видели афиши. Они расклеены по всему Лондону, с огромными буквами. И на автобусах они были и даже на поездах. Пьеса очень модная. Многие парни пытаются подражать Джорджу. Подсаживаются где-нибудь, говорят всякие глупости. Так вот, мы давно мечтали посмотреть ее. Но мой дружок, он не джентльмен, вот какое дело, так что пришлось ждать мест в партере три недели. И вот когда мы уютно устроились там, я стала оглядывать зал. Заметила, что Фанни тоже в партере, но ближе, сидит со своим приятелем.

– Вы смогли бы его узнать?

– Думаю, да.

– Как он выглядел?

– О, настоящий маленький лорд Фаунтлерой. Темные волосы, шикарный костюм, в общем, истинный джентльмен. На ней был какой-то новый наряд. Я не разглядела, они сидели в третьем ряду, – а как же, благородные дальше не садятся, – помню только, что платье было черное и накидка чуть ли не горностаевая. Во всяком случае, издали это выглядело как горностай, а на самом деле сейчас это может быть что угодно, кролик или даже кошка. И приятель за ней ухаживал. В антракте водил в буфет – кофе и все такое. В руке у Фанни была большая коробка с шоколадом. Я еще подумала, что ей наконец-то повезло. Но с джентльменами никогда не знаешь, как все получится. Они ведь в любой момент могут бросить и забыть. Но несколько дней спустя я увидела их снова. Случайно.

– Когда?

– В понедельник. Понедельник вообще-то день тяжелый, но они так мило ужинали в одном ресторанчике на Верулам-стрит, называется «Человек с тремя ногами». Фанни выглядела очень мило в костюме-двойке, синем жакете с меховым воротником. Не красавица, нет, ее нельзя было назвать красавицей, но очень симпатичная. Понимаете, мне казалось, будто в последнее время она немного обтрепалась.

Филд вспомнил, что в комнате Фанни он не видел черного вечернего платья и горностаевой накидки. Туфель на высоком каблуке было много, в беспорядке валялись в шкафу и почему-то все сильно пахли бензином, а вот два вечерних платья были из розового или кофейного креп-жоржета. Оба старые. Но такие женщины, как Фанни или Мэгги Брим, обычно брали платья напрокат. В Лондоне есть несколько специальных магазинов. Наверное, Фанни так и сделала.

– Вы разглядели коробку с шоколадом или сидели слишком далеко?

– Разве я могла пропустить? Тем более что в театральном буфете вы таких не найдете. Большая черная коробка, обвязанная розовой ленточкой. Стоит, наверное, гинею, не менее.

Инспектор Филд воспрянул духом.

– Попытайтесь описать этого человека, – попросил он.

Она попыталась, но, как и следовало ожидать, без всякого толка. Он был темноволосый и высокий, но под это описание попадали многие мужчины. Эпитеты «симпатичный», «интересный» тоже ни о чем не свидетельствовали. Потому что у каждого человека свои стандарты красоты. В особенности мужской. Зато Мэгги сообщила ему еще сведения, которые оказались полезными.

– Они уехали на такси. – Чувствовалось, что до недавнего времени Мэгги сильно завидовала покойной, что та удачно устроилась. – Они вышли позднее, потому что Фанни что-то потеряла, сережку или перчатку. Начала искать на полу, и ее спутник помогал ей. Подошел служащий, спросил, что у них случилось. Но они, видимо, нашли пропажу, иначе бы Фанни не ушла. Потом я увидела их на улице. Она почему-то злилась, а он разговаривал со швейцаром и выглядел удрученным. Не знаю, чего ей тогда не хватало. Парень ведь не станет покупать тебе билеты в театр, угощать и возить на такси просто так, за красивые глаза. Такое надо заработать. Я слышала только, как швейцар заверил его, что немедленно вызовет такси. А потом мой приятель начал спрашивать, чем я так заинтересовалась, и мы двинулись к метро. Такси ведь не для нас.

Расставшись с Мэгги Брим, инспектор купил газету, где помещали театральные объявления. Сегодня дневного спектакля в театре «Принц Джон» не было. Значит, швейцар выйдет на работу позднее. Но кассир был на месте.

Филд показал свое удостоверение. Тот понимающе кивнул.

– Я слышал, у вас сейчас сплошные аншлаги? – спросил инспектор.

– Да, зрителей под завязку, – ответил кассир.

– А если я хочу билет в партер, то могу сразу купить его?

– Думаю, не получится. А вот насчет агентств по продаже билетов не знаю.

– А третий ряд партера в агентстве купить можно?

– Конечно. Тут недавно пришел один из агентства Уайтмана на Бонд-стрит и забрал почти все билеты на первые ряды партера. Они знают, что брать.

Филд записал адрес, спросил о швейцаре, выяснил, что тот явится к шести часам, и задал еще вопрос:

– Таксисты подъезжают сюда к вечеру или стоят весь день?

– Если нет дневных спектаклей, то днем им тут делать нечего. Других театров и галерей поблизости нет, так что зачем терять время. А вот вечером такси хватает.

– Одни и те же каждый вечер?

– Более или менее.

В агентстве Уайтмана, куда потом зашел инспектор Филд, ничего узнать не удалось. Да и неразумно было ожидать, чтобы они запомнили человека, купившего неделю назад два билета. Пусть даже и в третий ряд партера.

Инспектор больше надеялся на швейцара. Когда он вернулся в театр, швейцар Питерс находился на своем месте. Высокий, крепко сложенный пожилой мужчина держал себя с надлежащим достоинством.

– Я расследую серьезное уголовное преступление, – произнес Филд, – и меня интересует пара, которая была здесь на вечернем спектакле в пятницу на прошлой неделе. Молодые люди лет тридцати. Он – высокий и темноволосый, в пиджачной паре; она – привлекательная дама в черном вечернем платье с горностаевой накидкой. Они вышли немного позже, потому что она уронила в зале перчатку. Женщина, возможно, была чем-то расстроена. Ее спутник попросил вас вызвать такси, и вы сказали, что оно будет через минуту. Что-нибудь отложилось в вашей памяти?

Питерс кивнул:

– Странно, сэр, но я эту пару запомнил. Видимо, в них было что-то такое. Он действительно приятного вида джентльмен, а она – хм… не знаю. С подобными женщинами лучше не связываться. Мне показалось, будто у них произошла размолвка. А что можно было еще подумать, если она была мрачнее тучи, а он выглядел удрученным? И это после нашего спектакля. Я предположил, что они супруги, по крайней мере вначале. Не исключено, что она какой-то хитростью заставила его на себе жениться. Но в том, что он сейчас об этом сильно жалеет, сомнений не было.

– А вы поняли, из-за чего у них возникла размолвка?

– В тот момент она была недовольна, что ни он, ни я не могли вытащить из кармана для ее светлости такси. «Я говорила тебе, возьми машину», – зло повторяла она. Я удивился – как-то немного чудно, горностаевая накидка, и нет автомобиля, – а потом сообразил, что не такие уж они богачи.

– И какой она была?

– Ну, какая-то вся скукоженная. Вы понимаете, что я имею в виду? Не дурнушка, хотя, на мой вкус, слишком худая. А уж как она с ним разговаривала! А он ни слова в ответ. Вот почему я решил, что она его жена. Но вероятно, он был женат, но не на ней, и не хотел скандала на людях. Дал мне полкроны, чтобы я вызвал ему такси, хотя можно было просто перейти улицу, там стояло свободное. Но он почему-то притворился, будто не видит. Богатый человек так бы не поступил. А если бы поступил, то не был бы богатым.

– Вы смогли бы узнать водителя? – спросил Филд.

Питерс пожал плечами:

– Сомневаюсь, сэр. Слишком много их тут, постоянно подъезжают и отъезжают.

– И куда он их повез?

– К сожалению, не знаю, сэр. Обычно я говорю водителю, куда ехать, но тогда не получилось. Такси ждала еще пожилая дама, и я поторопился посадить ее в подъехавшую машину, а та скрылась из виду.

– А молодого человека вы сумели бы опознать?

Швейцар помрачнел.

– Извините, сэр, но это сложный вопрос. Ведь вы ведете расследование?

– Да.

– В таком случае я не решаюсь рисковать. А вдруг ошибусь, и вы арестуете не того. Это я так, к примеру. Они сейчас все как будто на одно лицо. Высокие и одеты одинаково, никто не носит бороду, усы. С виду как будто джентльмен, а там кто знает. Иной всадит вам под ребро нож и не моргнет. А что касается вашего вопроса насчет опознания, то лучше не надо. Опознаю, а потом буду мучиться до конца жизни, а у меня и без того забот достаточно. Жена больная, и два сына без работы. Вот такие дела.

Филд поблагодарил его и отправился искать таксиста. Пришлось походить, но вскоре ему повезло. По-настоящему. Нашел таксиста, который помнил ту пару.

– Нельзя сказать, чтобы они вежливо поступили, – начал он. – Ко мне хотела сесть пожилая дама, и достойнее было бы позволить ей уехать раньше, а самим подождать другое. Но не тут-то было. Молодая влезла вперед, а мужчина стоял, словно набрал в рот воды. Затем последовал за ней. Он был какой-то заторможенный. Хотелось бы знать, как скоро той пожилой даме удалось сесть в такси.

Филд на этот счет его успокоил, а таксист пребывал в восторге от того, что участвует в полицейском расследовании, помогает Скотланд-Ярду.

– Да, – продолжил он, – она была в бешенстве и продолжала его пилить, сидя в машине, пока мы ехали. Он помалкивал. Не знаю, что у них произошло, но удовольствия мне эта сцена не доставила.

– Вы помните, куда их привезли?

– Да. Это было вполне логично, если вы понимаете, что я имею в виду.

Филд признался, что не понимает.

– Ну, она на него все наседала и наседала. Чем же все могло закончиться? Я подумал, что женщина решила с ним порвать. И если это действительно было так, то он просто не сознавал своего счастья, вот что я вам скажу. Только подумайте, жить с такой женой до конца дней… Да кто же это выдержит? Но вы хотите знать, куда я их отвез. Они не назвали адрес, когда сели, и я ехал некоторое время просто так, ждал, когда она затихнет. А женщина не унималась, а потом вдруг наклонилась к переговорной трубке и так в нее рявкнула, что у меня дыхание перехватило. Я даже подпрыгнул, а ей было наплевать, что я веду автомобиль. «Высадите меня у ближайшей станции метро», – велела она. А мы как раз находились на перекрестке Оксфорд-стрит и Риджент, так что я сразу остановился, и она вышла. Направилась к станции, а мужчина расплатился и, посидев пару секунд, тоже вылез. Но догонять ее не стал, а двинулся прямо, куда глаза глядят. Вид у него был, как у ребенка, которого выпороли ремнем. А тут как раз начался дождь. Сильный. Я поехал вдоль тротуара и говорю: «Послушайте, сэр, может, сядете в машину? А то промокнете под дождем и простудитесь». А он поднимает голову, смотрит на меня с удивлением, словно не подозревал о моем существовании, и говорит как-то странно, отрывисто: «Нет-нет, спасибо. Я хочу подышать воздухом». Вообще-то я его понимаю. После такой взбучки любому захочется подышать воздухом. Честно говоря, я бы не удивился, если бы узнал, что он после этого сделал с собой что-то, например, бросился под поезд. Мне доводилось видеть подобных людей, которым наплевать, что с ними будет. Ну, я проехал за ним еще немного – он шел будто бы бесцельно, но быстрым шагом, словно куда-то торопился, а потом меня остановил пассажир, и больше я его не видел. Забавно, что вы сейчас спрашиваете о нем. Потому что я все время о нем помнил. Жена меня дома отругала: «Ты что, совсем сдурел? Беспокоишься о богаче, который может купить тебя и еще десяток такси и даже не поморщится! Лучше подумай о своем доме». Она, конечно, была права, но я все равно не мог его забыть. Он что-нибудь натворил?

– Пока не знаю. Когда найду, будет ясно.

Таксист помрачнел.

– Я все корю себя за то, что тогда за ним не присмотрел, не остановил. Но как можно было не сажать пассажира, скажите вы мне? Он куда-то торопился, а значит, не поскупился бы на чаевые. А у нас, у таксистов, теперь не лучшие времена. Пассажиров стало меньше, чаевых тоже. Народ начал считать денежки, и вы не поверите, сэр, они не стесняются спросить сдачу с полкроны за поездку в два шиллинга. Не то что раньше, когда почти все ездили на такси. Была такая мода. Тут поневоле станешь консерватором.

Филд терпеливо выслушал его и задал последний вопрос:

– В каком направлении он пошел, когда вы его высадили?

– На запад от перекрестка. Он действительно что-то с собой сделал?

– Пока не известно, – произнес Филд.

– Да, – вздохнул таксист, – порой пропавших ищут неделями. А иногда вообще не находят.

Он с напускной печалью положил в карман чаевые, которые дал ему Филд, как бы намекая, что его переживания не позволяют оценить щедрость детектива.

II

До конца рабочего дня оставалось еще время, и инспектор намеревался провести его с пользой. Он направился к ресторану со странным названием «Человек с тремя ногами». Поговорил со швейцаром, управляющим и официантами в надежде подтвердить слова Мэгги Брим. Но ничего выяснить не удалось. В ресторане всегда было много посетителей, в основном из богемы или подделывающихся под нее. Где уж тут запомнить какую-то пару, если только они не устроили дебош. Мужчины часто приводили сюда поужинать своих машинисток. Здесь было спокойно, вероятность встретить знакомых минимальна. Филд предположил, что молодой человек приглашал Фанни по той же причине.

Следующим был кондитерский магазин на Бонд-стрит, но и здесь никто не смог вспомнить мужчину, купившего коробку сладостей. Таких было множество.

Вернувшись обратно, инспектор увидел, что его ждет констебль Дженкинс, который вчера вечером дежурил на Менсис-стрит. Мужчина лет сорока, темноволосый, основательный, но помочь детективу ничем не смог.

Да, он совершал обход Менсис-стрит примерно в то время, когда погибла Фанни, но ничего подозрительного не заметил.

– И каков ваш маршрут обхода? – спросил Филд.

Констебль пояснил.

– Значит, Менсис-стрит надолго выпадает из вашего поля зрения?

Дженкинс озадаченно посмотрел на него:

– Но нельзя же быть в двух местах одновременно, сэр!

Инспектору пришлось согласиться с ним. На том и расстались.

Затем он поинтересовался справкой со сведениями о Флоренс Пенни и выяснил, что о ней в уголовной полиции ничего не известно. Под судом и следствием она не была, тем более не сидела в тюрьме. Эксперт сообщил, что записка написана не теми чернилами, что нашли в ящике стола, а другими, тоже простыми, но для авторучки. Но никакой авторучки в комнате Фанни обнаружено не было. Это еще больше укрепило уверенность инспектора, что Фанни убили.

Преступник хорошо постарался, не оставив в комнате никаких следов. Ни единого отпечатка. Табурет тоже был совершенно чистый. Впрочем, последнее было не важно. Потому что Фанни на него в ту ночь не вставала.

Наконец инспектор просмотрел сводки, начиная с прошлого понедельника, о неопознанных трупах – утопленниках и прочих. Ни один не попадал под описание человека, о котором рассказывали свидетели.

Так закончился его первый день работы над делом по убийству Флоренс Пенни.