Эту книгу, действие которой разворачивается в прошлом, я посвящаю своим внукам, Уильяму и Джози Халм, которые олицетворяют собой будущее…
Мне хочется поблагодарить всех, кто помог мне в работе над этой книгой. Особое спасибо Кэтрин Ард, Дэвиду Беллу, Джо Барроузу и Джоан Локк.
Паровоз протяжно выдохнул – словно огромная пожилая леди, ослабившая шнурки на корсете, – и окутал всех и вся клубами едкого дыма и пара. Постепенно дым поднимался над платформой и скапливался под крышей вокзала. Запах напомнил мне детство, кухню и нашу экономку Мэри Ньюлинг, которая поручала мне чистить крутые яйца.
Время от времени дымовая завеса ненадолго развеивалась, и я видела очертания человеческих фигур; они сменяли друг друга, как в «волшебном фонаре». Вот женщина с большим дорожным саквояжем тянет за собой малыша в матросском костюмчике. Потом женщина и малыш исчезли так же внезапно, как появились, зато неподалеку возник мужчина в куртке, ярких клетчатых брюках и цилиндре, лихо заломленном на затылок. Незнакомец смерил меня хищным, оценивающим взглядом; прежде чем его снова скрыло облако черного дыма, я успела понять, что не заслужила его одобрения.
«Не огорчайся, Лиззи Мартин! – велела я себе. – Ты совсем не красотка и одета не модно, зато можешь не опасаться, что попадешь в беду».
И все же мое тщеславие оказалось задето – уж слишком быстро незнакомец меня отверг.
К моему огромному облегчению, дым быстро развеивался, и в следующий раз рядом со мной возникла фигура в форме носильщика. Низкорослый и жилистый человечек неопределенного возраста ухмыльнулся мне и коснулся пальцами своей фуражки. Несомненно, его жест призван был продемонстрировать уважение, однако я невольно подумала, что, незаметно дотрагиваясь пальцами до виска, обычно люди имеют в виду кого-то, кто не совсем нормален, попросту говоря, не в своем уме.
– Взять ваш багаж, мисс?
– У меня всего один саквояж, – как бы оправдываясь за скудость своего багажа, сказала я, – и шляпная картонка.
Не дослушав, носильщик схватил мои вещи и резво зашагал к разделительному барьеру. Я поспешила за ним. Величественный кондуктор забрал у меня билет, и мы с моим спутником вышли в главный вестибюль вокзала.
– Мисс, вас встречают? Может, наймем кеб? – предложил носильщик, испытующе глядя на меня.
– Да, пожалуй, только…
Поздно!
– Следуйте за мной, мисс. Я отведу вас на стоянку.
Миссис Парри прислала мне подробное письмо, в котором выразила сожаление, что встретить меня некому. Зато она дала весьма точные рекомендации, касающиеся того, что можно и чего нельзя делать по прибытии в столицу. Я должна поручить свои пожитки только носильщику, который (следующие слова были подчеркнуты жирной линией) должен быть служащим железнодорожной компании и никем иным. Если я доверю вещи постороннему, то, вероятнее всего, больше их не увижу. Я порадовалась, что выполнила хотя бы одно указание будущей хозяйки.
Второе ее указание – нанять кеб, выбрав лошадь в хорошем состоянии, и заранее договориться с извозчиком о цене. Кроме того, необходимо потребовать, чтобы он вез меня наикратчайшей дорогой. По словам миссис Парри, кебмены иногда ведут себя дерзко и нахально с одинокими дамами; мне ни под каким видом не следует поощрять вольности.
Откуда ни возьмись передо мной появилась стайка оборванных детишек; они стали клянчить милостыню.
– А ну, убирайтесь! – неожиданно свирепо прикрикнул на них мой носильщик. Когда маленькие оборванцы разбежались, свистя и ухмыляясь, мой провожатый обернулся ко мне и предупредил: – Вы с ними поосторожнее! Никогда не доставайте при них кошелек.
– Д-да… конечно, – еле слышно согласилась я. Пусть глядя на меня каждый поймет, что перед ним провинциалка, я себя дурочкой не считала. В моих родных краях тоже водились мелкие воришки.
Пахло дымом, угольной пылью, смазкой, немытым телом и лошадьми. Мы добрались до стоянки, где пассажиров ожидали наемные экипажи, в основном тяжелые, четырехколесные, очень вместительные. Проезжая по мостовой, они производили страшный грохот.
– Такие больше подходят для дамы, которая путешествует одна, – доверительно сообщил мне носильщик. – Двухколесный кабриолет лучше не берите… Куда вам, мисс? – И, не дожидаясь моего ответа, окликнул кого-то: – Иди сюда, Уолли, да побыстрее! Не видишь, что ли, даме нужен кеб!
Извозчик, к которому он обратился, стоял, прислонясь к заду своей лошади, и вдумчиво ел пирог. Закинув в рот последние крошки, он повернулся к нам, и я вздрогнула. Судя по всему, приземистый, мускулистый кебмен однажды столкнулся с чем-то очень тяжелым: нос и уши расплющены, на лице множество шрамов… Сама бы я ни за что не отважилась обратиться к такому субъекту.
Увидев страх в моих глазах, кебмен спросил у меня:
– Мисс, вас испугала моя помятая физиономия? – Он ткнул коротким пальцем в свой искривленный нос. – Это я на ринге заработал! Занимался боксом, а потом все бросил… из-за женщины. Она сказала: «Уолли Слейтер, выбирай! Либо бокс, либо я». Тогда я был еще молодой и глупый, – доверительно продолжал Уолли. – Выбрал ее, и с тех пор она моя любящая жена, а я зарабатываю на жизнь частным извозом! – Он сдавленно хохотнул и хлопнул себя руками по бокам. Его лошадь громко фыркнула.
– Не болтай, Уолли, – укорил его мой носильщик. Видимо, он, как и лошадь, уже много раз слышал историю жизни кебмена. – Мисс, так куда вам ехать?
Я ответила, что мне нужно на Дорсет-сквер, и добавила:
– Это в квартале Марилебон.
– Хорошее место, – заметил Уолли, забирая мой багаж у носильщика.
– Сколько? – быстро спросила я, помня о полученных инструкциях.
Извозчик прищурился, отчего вид у него стал еще более зловещим, и назвал цену. Я покосилась на носильщика; тот ободряюще кивнул. Возможно, это означало, что торговаться не следует, потому что кебмен не запросил лишнего, – не знаю. Может быть, носильщик был в сговоре с извозчиком; во всяком случае, они казались старыми знакомыми.
Мои подозрения укрепились еще больше, когда Уолли Слейтер вдруг сказал:
– Только учтите, мисс, если нам придется долго ждать или сворачивать, чтобы пропустить подводы, с вас еще шесть пенсов.
– Везите меня прямо на место, никуда не сворачивая! – сурово приказала я.
– Вижу, мисс, вы не понимаете! – заметил мистер Слейтер, сразу посерьезнев. – Там, куда мы едем, сейчас расчищают место под строительство нового вокзала. Сносят дома и вывозят мусор. Вокруг стройки все перегорожено. Вот почему приходится объезжать. Разве я не прав? – обратился он к носильщику.
Последний закивал, как китайский болванчик.
– Верно, мисс. Понимаете, в скором времени поезда из центральных графств будут прибывать на собственный вокзал, Сент-Панкрас. Мидлендская железнодорожная компания уже выкупила все дома в округе и выселила оттуда жильцов. Теперь старые дома сносят и расчищают место под строительство… Снесут все, даже церковь!
– Я слышал, ее потом заново отстроят в другом месте, – заметил кебмен.
– А меня другое интересует, – сказал носильщик. – Отстроят ли заново жилье для выселенных людей?
– Только с кладбищем вышла заминка! – мрачно продолжал кебмен. – Они хотели и могилы убрать, даже подкоп сделали – это у них называется «эксперимент». А потом пришлось все бросить, потому что они то и дело натыкались на человеческие останки.
Оба пристально посмотрели на меня, словно желая узнать, как я отношусь к такому омерзительному поступку. Я поняла, что их совместные доводы должны были сломить мое сопротивление.
– Что ж, ладно, – деловито, как мне показалось, ответила я, сунув носильщику монету. Он снова по-своему отсалютовал мне и поспешил прочь.
Прежде чем меня подсадили (точнее, закинули) в кеб, я все же успела кое-как оглядеть лошадь. На мой неопытный глаз она выглядела вполне здоровой, хотя, даже если бы на ее месте оказалась самая жалкая, заезженная кляча во всем Лондоне, менять извозчика было бы уже поздно. Мы тронулись с места.
Должна признаться, мне не терпелось поскорее взглянуть на столицу; и как только мы с грохотом покатили по мостовой, тут же высунулась из окошка. Помимо всего прочего, мне хотелось подышать свежим воздухом, потому что в экипаже, впрочем относительно чистом, было душно и пахло потом. Но вскоре я поняла, что мое желание безрассудно. Шум на улицах стоял оглушительный; нас то и дело обгоняли другие экипажи и кареты. Извозчики кричали друг на друга: «Эй, с дороги!» и «Поберегись!». Мне показалось, что правила ехать по левой стороне не придерживался почти никто. Извозчики, во всяком случае, предпочитали двигаться прямо посреди дороги – часто для того, чтобы обогнать омнибус, который влекли усталые, потные лошади. Насколько я помнила, кебы также должны были уступать дорогу частным экипажам, но и это правило, по-моему, соблюдалось лишь в исключительных случаях.
Однако больше всего изумили меня пешеходы. Рискуя жизнью и здоровьем, они норовили перебежать улицу прямо под колесами проезжающих экипажей, не обращая внимания на брызги грязи и кое-чего похуже. Брызги запачкали бы и меня, если бы я в тот миг по глупости высунула голову наружу. Правда, на улицах работали подметальщики, которые, как могли, старались расчистить дорогу для публики, одетой почище. В целом же мне показалось, что большинство лондонцев привыкли к грязи. Скоро я поняла, что наблюдать за столичной жизнью лучше глядя в окошко экипажа. Мимо пробегали самые разные фигуры, которые я почти не успевала рассмотреть.
В толпе пешеходов сновали разносчики, предлагавшие самый разный товар: от ежедневных газет до лент и спичек. На обочинах стояли лотки и тележки, с которых торговали фруктами и овощами. Резкий запах селедки заставил меня прижать к носу платок, что не помешало мне разглядеть торговку рыбой, сидящую рядом с большой бочкой. И почти сразу я увидела лоток с двумя большими медными кофейниками, источавшими дивный аромат. Здесь продавали горячий кофе в розлив.
Вскоре мы приблизились к месту, где в будущем должен был появиться новый вокзал: навстречу нам стали попадаться бесчисленные подводы, груженные строительным мусором. Подводы сильно затрудняли движение. В экипаж проникла пыль, и я закашлялась. Я сразу поняла, что стройка не пользуется особой любовью горожан. Глядя на скрипучие старые подводы, которые еле тащились по мостовой, пешеходы морщились в досаде, а кебмены отчаянно ругались: им приходилось выстраиваться в очередь, чтобы объехать вереницу подвод по другим улицам. И сами подводы, и то, что на них перевозилось, внушали жалость. Среди битого кирпича и колотой черепицы виднелись обрывки материи, которые когда-то служили занавесками, и клочки дешевых ковров; иногда в куче мусора валялись сломанные стулья или покореженные металлические спинки кроватей. Засохший розовый куст свидетельствовал о попытках какого-то бывшего жильца разводить садик… Словно огромные костлявые пальцы, из мусора торчали сломанные доски, оконные и дверные рамы.
Вдруг мы резко остановились.
«Неужели приехали?» – подумала я.
Видимо, извозчик прочитал мои мысли, потому что окошко в передней стенке открылось, и я увидела физиономию Уолли Слейтера.
– Придется подождать, мисс. Полисмен остановил движение, чтобы пропустить еще одну подводу.
– Полисмен?
– Полицейский, сыщик, пилер[1] – словом, малый, который охраняет закон и порядок. Надо сказать, неплохо они устроились, наши полицейские! Всеми командуют и мешают честным гражданам заниматься своими делами, – презрительно заключил кебмен.
Я отважилась высунуться из окошка, чтобы посмотреть, чем эта подвода отличается от остальных и почему для ее передвижения потребовалось вмешательство полицейского. В ноздри мне угодило новое облачко пыли, и я чихнула. Я уже собиралась снова спрятаться в экипаж, когда из-за поворота справа показалась та самая подвода. Она была точно такая, как остальные, на которых со стройки вывозили мусор, но на ней лежало нечто непонятное, длинное и узкое, накрытое куском просмоленной парусины. Если другие повозки, грохотавшие по мостовой, провожали свистом и презрительными выкриками, то эту встретили в любопытном и тревожном молчании.
Стоявший неподалеку от нас пожилой прохожий стянул с головы кепку.
Экипаж качнуло; я увидела, что мой извозчик спрыгнул со своей скамьи и подошел к плотному человеку в одежде рабочего. Судя по всему, он его знал. Они стали о чем-то перешептываться.
– Что там – несчастный случай? – крикнула я.
Оба повернулись ко мне. Рабочий открыл было рот, но кебмен опередил его:
– Мисс, вам не о чем волноваться.
– Но ведь на той повозке труп! – не сдавалась я. – На строительстве вокзала произошел несчастный случай со смертельным исходом? – Тут я вспомнила рассказ Уолли об «эксперименте». – Или они везут гроб с кладбища?
Уолтер Слейтер, бывший боксер, смотрел на меня ошарашенно и осуждающе. Не знаю, что ему не понравилось больше – мой деловитый тон или мое нездоровое любопытство. Он явно считал, что порядочным молодым леди не положено так вести себя при встрече с покойниками. Наверное, мне следовало бы устроить истерику. Однако я никогда не была плаксой, да и в обморок не падала ни разу в жизни. Мне показалось, что я должна объясниться.
– Мой отец был врачом, – сказала я. – Его часто вызывали, когда происходил несчастный случай на… – Я замялась. Я собиралась сказать «на шахте», но здесь ведь Лондон, а не Дербишир! Что лондонцам известно об угольных шахтах? Поэтому я неловко поправилась: – В разные места!
– Да, мисс, это уж точно, – ответил кебмен.
Но я сразу поняла, что он заметил мою оплошность.
Мысленно отругав себя, я решила помалкивать. Наверное, в столице не приветствуют провинциальную простоту и открытость. Подумать только, я ухитрилась шокировать даже кебмена! Трудно даже представить, какие оплошности я могу допустить, общаясь с представителями высшего общества!
Впрочем, пожилого рабочего наш разговор как будто даже позабавил.
– Бог с вами, мисс, – весело произнес он, обращаясь ко мне. – При чем здесь кладбище? Труп совсем не старый, а почти свеженький.
Слейтер мрачно приказал своему собеседнику прикусить язык. Я же решила: раз кебмен уже заклеймил меня за нездоровый интерес к событию, попробую порасспрашивать еще. В конце концов, семь бед – один ответ.
– Что значит «свеженький»? Значит, в самом деле несчастный случай? – спросила я у рабочего.
– На месте сноса нашли тело женщины, – с удовольствием ответил тот. – Зверское убийство! Ее затащили в один из домов, предназначенных под снос, и запихнули под сломанную кровать. Она уже вся позеленела, как капуста, да и крысы…
Я побледнела. Однако кебмен, видимо, решил, что с нас достаточно малоприятных подробностей, и рявкнул:
– Хватит!
По-моему, он испытал некоторое удовлетворение, увидев, что услышанное сильно подействовало на любопытную пассажирку. Он покосился на меня с многозначительным видом, словно желал сказать: «Вот видите, мисс, это послужит вам хорошим уроком. Нечего совать свой нос в дела, о которых вам знать не положено!»
Меня спас полицейский констебль, который до тех пор перегораживал улицу.
– Поехали! – крикнул он.
Мистер Слейтер вскарабкался на свою скамью, свистнул, и мы покатили дальше.
Подобрав с пола упавшую шляпную картонку, я откинулась на спинку сиденья и попыталась прогнать из памяти ужасные слова пожилого рабочего. Невольно мне вспомнился другой труп, который мне довелось видеть довольно давно. Хотя тот несчастный и не стал жертвой убийства, его тоже увезли с места происшествия на подводе… Да, он не стал жертвой убийства, хотя все зависит от точки зрения. По мнению моего отца, то, что тогда случилось, вполне можно было назвать убийством.
Я гнала прочь страшные воспоминания, но мне невольно подумалось, что подвода с трупом – мрачное предзнаменование. Что меня ждет в Лондоне? Я снова вспомнила об обрывках занавесок на куче битого кирпича и поломанных досок. Куда подевались все те, кто жил в снесенных домах? Получили ли они компенсацию за уничтоженное имущество? Скорее всего, нет. Их выгнали из домов ради торжества прогресса, и то, что осталось после них, внушало непреодолимый ужас.
Лошадь перешла на бодрую рысцу. Я заметила, что экипажей вокруг стало меньше. Мы очутились в более фешенебельной части города. Улицы, по которым мы проезжали, были застроены красивыми домами. Повернув в очередной раз, мы очутились на четырехугольной площади, окруженной особняками, перед которыми приветливо зеленели лужайки. Мы как будто вырвались из столичной кутерьмы в другой, более спокойный мир.
Перед одним из особняков мы остановились. Мистер Слейтер распахнул дверцу и помог мне спуститься.
– Вам ведь сюда? – спросил он, словно боялся, что я дала ему неверные указания. – Очень красивый дом. Если когда-нибудь наживу состояние, что вряд ли возможно, поселюсь в таком же. Но, как я уже сказал, это маловероятно, – философски продолжал мой извозчик. Его лошадь, словно в ответ на его слова, презрительно фыркнула. – Чем же вы здесь будете заниматься? – осведомился мистер Слейтер.
Миссис Парри ведь предупреждала меня! Вот оно – лондонский кебмен пристает к одинокой пассажирке! Я открыла было рот, собираясь сказать, что мои дела его не касаются, но заметила в его глазах лукавые огоньки и неожиданно для себя вместо отповеди расхохоталась:
– Я буду компаньонкой хозяйки дома, мистер Слейтер.
Уолли в ответ оскалил желтые зубы, а его лошадь нетерпеливо затопала по булыжникам, высекая искры.
– Надеюсь, вам понравится, – мрачно произнес кебмен.
– Спасибо, мистер Слейтер. Будьте любезны, снимите, пожалуйста, мои вещи.
– Какая вы вежливая! – заметил он. – Видать, получили отличное воспитание. И характер у вас, судя по всему, хороший, хоть вы и интересуетесь покойниками… Знаете что? – вдруг спросил он. – Вы редкая птица, вот вы кто. Такое мое мнение. Вы редкая птица!
Подхватив мои вещи, он потопал к парадной двери, где взял дверной молоток и громко постучал.
Когда за дверью послышались шаги, кебмен неожиданно обернулся ко мне и добавил хриплым шепотом:
– Мисс, сдается мне, в Лондоне у вас никого нет. Если вам понадобится помощь, пошлите весточку Уолли Слейтеру на стоянку при вокзале Кинге-Кросс. Ее любой передаст.
Его предложение безмерно удивило меня, но я ничего не ответила и даже не спросила, чем оно вызвано, потому что дверь открылась.