Администратор гостиницы «Заря», маленькая худая женщина, посмотрев на удостоверение Данишева, сухо произнесла:
— Я подготовила карточки проживавших в прошлом году в июле — августе. Но в следующий раз, пожалуйста, предупреждайте хотя бы за день.
Она положила на стол небольшую стопку яблочно-зеленых листков и вышла из своего кабинета.
Лейтенант принялся энергично просматривать бумаги. Он откладывал в сторону карточки мужчин в возрасте до сорока лет.
Если приметы при составлении словесного портрета и фоторобота ему еще кое-где удалось подвести к общему балансу, то определить возраст «землекопа» — блондина оказалось делом нелегким. Его видели люди разного возраста. У них понятия «молодой» и «старый» очень разнятся. К примеру, для семнадцатилетних те, кому под тридцать пять, — это пожилые, а для семидесятилетних и сорокалетние — молодые люди. Поэтому Назип и решил брать на заметку лиц до сорока лет.
В райцентре мало было организаций и учреждений и командированных оказалось немного. Собственно, их Данишев всерьез не брал во внимание. Маловероятно, чтобы кому-то удалось совместить командировку с обусловленным преступниками временем и пробыть здесь более месяца. Он знал, что время командировки ограничено, обычно не превышает двух недель, максимум — месяца. И действительно, из командированных более месяца в гостинице никто не пребывал.
В поле зрения его попали лишь два человека, которые останавливались в гостинице на месяц. Но после разговора с администратором и горничной один из них отпал. И в тот же день в Бугульму полетел запрос:
Весьма срочно
Начальнику Бугульминского горотдела милиции.
Прошу Вас в порядке отдельного поручения сообщить данные для следствия о Гуцаеве Петре Владимировиче, 1951 г. рождения, включая словесный портрет.
Затем Данишев составил телефонограмму в Казань:
Министерство МВД Татарской АССР.
Прошу Вас сообщить сведения о случаях незаконной продажи драгоценных металлов и камней с августа 1981 года в связи с расследованием убийства гражданки Цветовой Анастасии Федоровны и незаконным присвоением преступниками ценностей, находившихся в ее доме.
К вечеру, когда солнце было закрыто плотными белыми облаками, подул резкий ветер. Данишев направился в отдел кадров фабрики. Начальника на месте не оказалось, В проходной ему сказали, что через часок она придет; убежала за сапогами в промтоварный магазин. Назип, возмутившись, позвонил директору. Кадровичку вскоре отыскали и дали «накачку». Та пришла злая, как сиамская кошка. Раскрытое окно, единственное в небольшой комнатушке, где располагался отдел кадров швейной фабрики, с шумом захлопнулось от порыва ветра. Кадровичка, нервная женщина с желтоватым лицом, вздрогнула, хотела произнести какое-то увесистое слово, но, покосившись на Данишева, лишь что-то пробурчала себе под нос. Лейтенант просматривал приказы о принятии на работу и увольнении.
Хозяйка кабинета быстро встала и толкнула створку рамы:
— Задохнуться можно в этой конуре под занавес работы.
В комнату то и дело заглядывали, но, увидев работника милиции, дверь тотчас же закрывали.
Под окном, где стояла скамейка, послышался громкий разговор мужчин: тенор с фальцетом уговаривал кого-то продать ему свою автомашину. Другой мужчина, с сильным кавказским акцентом, неторопливо отвечал: «Щто ти уговариваешь мэня как дэвушку. Ни продам свой черный „Волга“», — «Но ты же одну продал Махмутову, а мне — лучшему другу не хошь? Пойми, у меня скоро свадьба. На чем за невестой ехать, а? На ишаке прикажешь?» — вопрошал тенор. Кавказец спокойно отвечал: «Тот, хто часта прадает черный „Волга“, часто приабритает „черный ворон“. Дарагой, кацо, лучше бить паследним на свобода, чем первым в тюрьмэ».
— Вот идиоты! — подскочила кадровичка к окну. — Нашли место, где обтяпывать свои дела. — И уже громко. — Что вы тут заладили: «Продай, продай!» Работать мешаете, и товарищу из милиции — тоже.
За окном наступило молчание, а потом:
— Вай, вай, вай! И товарищу из милиции, гаварите, мищаем?!
— А вы как думали? — крикнула уже женщина.
— Вот видишь, дарагой! Я жже тибе гаварил, щто ни успеем дагавариться, как «черный ворон» пададут к маему крильцу. Нашел гыде гаварить!
За окном все затихло.
Тем временем Данишев составил список лиц, уволившихся в августе прошлого года. Среди них Гуцаев не значился, как не значился он и в других организациях, в которых лейтенант успел побывать. Следователь попросил личные дела лиц, которые его заинтересовали.
Данишев уже перебрал почти всю кучу папок и поглядывал на часы, давая понять работнику отдела кадров, что вот-вот закончит. Рабочее время давно истекло, как вдруг он увидел лицо блондина, похожего чем-то на составленный им портрет преступника. На синей картонной папке была наклеена бумага с напечатанным на машинке текстом: «Шпыру Михаил Давыдович, 1949 г. рождения, слесарь».
Следователь с волнением, осторожно, словно исторически ценный, но обветшалый материал, начал перелистывать содержимое папки. Он выписал все необходимые данные и спросил хозяйку кабинета:
— Что это за работник? Какова причина увольнения?
— Работник как работник. Но работал недолго. Меньше года. Уволился, как объяснил, по семейным обстоятельствам. С увольнением торопился. Но потом почему-то долго не приходил за трудовой книжкой. Вообще-то, так и не пришел. Пришлось выслать по почте.
— Вот как? — задумался следователь. — А по какому адресу? Ведь он прибыл сюда из Одессы.
— А я выслала по местному адресу. — Она заглянула в папку. — Вот по этому, по Генерала Сафиуллина. Я хорошо помню.
— А когда вы выслали?
— Через неделю после увольнения. Я думала, что он придет. И немного обождала с высылкой.
— Уволился он второго августа. Значит... — Данишев быстро собрал свои записи и заторопился: — Видимо, я еще к вам загляну...
Данишев извинился перед ней и, попрощавшись, направился к выходу.
Через полчаса он уже был на улице Генерала Сафиуллина, семнадцать. Это был маленький кирпичный домик. В нем проживали подслеповатая согнутая временем старушка и прикованный цепями болезни к кровати белый, как лунь, старик. Они довольно отчетливо ответили на все вопросы следователя. Назипу повезло: они даже запомнили число, когда видели последний раз своего квартиранта, — второго августа прошлого года. В этот день хозяину дома исполнилось восемьдесят лет.
— Мы его тогда позвали к столу, — пояснила старушка, — а он, сославшись на дела, ушел, да так и не пришел обратно-то. А нам раньше-то сказывал, што скоро уедет...
— А трудовую книжку его получили?
— Получили, получили, — прошамкала старуха. — Да потом пришел какой-то мужик агромадного росту — повыше тебя и толще — и унес. И его вещи все унес. Сказал, что Миша заболел и в больнице лежит. И што он, Миша, просил его взять вещички-то. Мы все отдали. Нам чужово-то не надобно...
Следователь долго еще расспрашивал, как тот мужчина выглядел и во что был одет.
На следующий день Данишев размножил фотокарточки Михаила Шпыру: его признали жильцы дома, где проживал Назип. Теперь нужно было его найти. Но следователя насторожил странный отъезд Шпыру. Оказалось: в районной больнице в прошлом году он лечения не проходил. Послали телеграмму по месту его прежнего жительства.
Начальнику УВД Одесского облисполкома. Весьма срочно.
Просим Вас принять меры, к розыску и задержанию Шпыру Михаила Давидовича, уроженца г. Одессы, 1949 г. рождения, который подозревается в участии в совершении убийства в июле прошлого года гражданки Цветовой А. Ф.
Через несколько дней пришло сообщение, что Шпыру в г. Одессе и области не проживает: выписался 4 января 197... года. Родственники не имеют о нем никаких сведений. Далее сообщалось, что он был ранее судим за хищение личного имущества и приговорен Советским районным народным судом г. Одессы к пяти годам лишения свободы.
Всем было ясно — нужно объявлять всесоюзный розыск соучастника преступления Шпыру.