Ученик ведьмы

Глава 1

Со вторым сыном бедного рыбака расправа коротка, мрачно размышлял Ивар, трясясь в ветхой повозке. Конь, тянувший повозку, годами был старше Ивара, а сама повозка явно принадлежала одному из первых людей, в незапамятные времена высадившихся на побережье Скарпсея. Покосясь на владелицу этих достопочтенных древностей, Ивар заключил, что более дряхлой и злобной карги он в жизни не видывал — даже если забыть о том, что перед ним знаменитая ведьма с Белого Холма. Точно прочтя его мысли, старуха метнула на него острый взгляд, и юноша поспешно хлестнул истрепанными вожжами старую клячу, тщетно надеясь, что хоть это немного прибавит ей ходу. Кляча лишь шевельнула ухом и с привычным презрением выкатила левый глаз. Правый глаз у клячи отсутствовал — пригодился, должно быть, в какой-нибудь мерзкой колдовской стряпне старухи Бирны.

«Запродать меня в ученье к ведьме!»

Ивар испустил тяжкий вздох и ссутулился, упиваясь своей обидой. Да уж, именно такое везение и преследовало всю жизнь его батюшку, Хоскульда из Безрыбья. Настоящая удача давно покинула Хоскульда; отчаявшись выправить свою хромую судьбу, он теперь уныло дрейфовал от несчастья к несчастью, точно лодка без руля в ощерившемся подводными камнями фиорде.

Жена и семеро детей, а также родичи Хоскульда представляли собой бесполезный груз этой «лодки».

Началась эта гнусная история вполне безобидно. Хоскульд и Торгерд, как обычно, бранились из-за недостатка еды, дров, одежды и избытка голодных, холодных и неодетых членов семейства. Вернее, бранилась Торгерд, а Хоскульд, облокотившись на каминную полку, мрачно размышлял о чем-то своем. Младшие отпрыски катались по полу, резвясь, точно медвежата, и не обращая внимания ни на родителей, ни на ущерб, который их возня наносила скудной домашней обстановке. Ивар и его старший брат Свейн обменивались встревоженными взглядами. Если будущая зима выдастся такой же, как минувшая, вряд ли их семья дотянет до весны.

Хоскульд наконец соизволил откликнуться на особо язвительное оскорбление своей доброй женушки.

— Я уже все решил, — заявил он. — Весной, едва растает лед, я отправлюсь в поход с викингами, и тогда уж у нас не будет недостатка ни в еде, ни в золоте.

— Ты — и с викингами? — отозвалась Торгерд. — Ха! А мы, пока суд да дело, должны разучиться есть? Если мне придется и этой зимой просить съестное у своих братьев…

— У нас же есть вождь! — поспешно перебил Хоскульд. — Старина Брейскалди не даст нам подохнуть с голоду, если мы отработаем свое пропитание. А у нас, между прочим, два крепких сынка, вполне годных, чтобы пасти его овец, кормить коней и так далее…

Торгерд злобно огрызнулась, заглушив разочарованный стон Ивара. Свейн предостерегающе ткнул брата локтем в бок, — мать пришла в расположение духа, которое они втихомолку называли состоянием берсерка, потому что оно отличалось вспышками самой бешеной ярости. Ивар, однако, со злостью прошипел на ухо старшему брату:

— Не стану я опять всю зиму спину гнуть на старого скрягу! Ты же знаешь, загоняет нас до смерти. — Он обхватил ладонями подбородок и с ненавистью глянул на свои изношенные башмаки, из которых во все стороны торчали пальцы. — Ух, чего бы я ни дал, только б смыться подальше от Безрыбья! Все что угодно. Жаль, что я не чуток постарше, — ушел бы в викинги.

— Так тебе мать и разрешила!

Они не сразу услышали в пылу перебранки, что в дверь стучат, да и вдобавок пятеро маленьких разбойников, возясь друг с другом, опрокинули стол и разбили кувшин со сливками. Эта катастрофа мгновенно отрезвила всех.

— Сливки! — взвизгнула Торгерд. — Последний кувшин!

— Не беда, — «успокоил» ее Хоскульд, — корова и так почти что сухостойная, так что молочком мы еще долго не побалуемся.

Торгерд воздела руки к потолку.

— Ну и муженек у меня! — воскликнула она, готовясь произнести всю тираду, которая обычно следовала за этими словами, когда дверь внезапно распахнулась и в дом вошла старуха.

— День добрый, — промолвила она, одним взглядом окинув комнату и особо задержавшись на Свейне и Иваре. — Да благословят боги и этот дом, и все, что в нем, а то, похоже, в последнее время они вас подзабыли. Я бы сказала, что от этого жилища так и разит невезеньем.

От лужи сливок, подползавшей к ее башмакам, поплыл по комнате кислый запах.

Торгерд заметалась, захлопотала, залепетала, усаживая нежданную гостью в кресло, предлагая ей напиться и приглашая заночевать. От Безрыбья до ближайшего селения вверх или вниз по берегу был добрый день пути. Гостей и путников всегда охотно привечали в доме, даже если семья на следующий день постилась, а Ивар и Свейн должны были спать в сарайчике, под боком у коровы.

Когда были соблюдены все приличия, прозвучали привычные вопросы и ответы насчет погоды, общих знакомых и так далее, — старуха вынула из черного мешочка, висевшего на поясе, глиняную трубку и закурила. Младшие братья и сестры Ивара, большей частью голышом, тотчас обступили ее полукругом и пялились в немом восхищении, выкатив глаза и разинув рты.

Торгерд знала, что старуха с Белого Холма — знаменитая лекарка, и едва не лопалась от желания разузнать, что привело в ее дом такую важную особу, но умело прятала любопытство. Хоскульд же снова облокотился на каминную полку, совершенно забыв, что в доме гостья.

— Ну вот, — вдруг сказала старуха, — вы ведь знаете, кто я такая, ну а я кое-что знаю о вас. За глаза меня зовут Бирной, ведьмой с Белого Холма, как твоего мужа за глаза называют Хоскульдом Злосчастным. Я ищу… — она пронзительно глянула на Ивара и Свейна, — ищу мальчишку в работники. Слишком я постарела, чтобы успевать и в доме, и по хозяйству, да еще и не бросать свое ремесло. Живу я одна в небольшой усадьбе на холме близ Белого Мыса. Конь, три коровы, стадо коз да овец и три десятка гусей — многовато для одной старой женщины, которая вдобавок должна лечить и людей, и зверей. Вот я и явилась забрать у вас одного вечно голодного мальчишку и дать ему за работу приличное содержание. Кроме того, я каждый месяц буду платить вам молоком, либо сыром, либо шерстью и вдобавок дам четыре марки серебром в возмещение за утрату сына. Само собой, он должен будет хорошо трудиться, чтобы оправдать мои расходы. — Она заметила, как Свейн и Ивар переглянулись, и взгляд ее стал еще пронзительней.

Глаза Торгерд тотчас алчно вспыхнули, но вслух она сказала:

— Ты, конечно, понимаешь, что сыновьями торговать негоже — (у нее их было пятеро, и при этом один прожорливей другого), — тяжко отдавать их в чужие руки. Притом я не могу расстаться со старшим, так что пусть это будет Ивар. — Торгерд как-то ухитрялась говорить одновременно виновато и напыщенно.

— Хм, а почему бы и нет? — Бирна одним взглядом окинула юношу с ног до головы. — Вид у него приличный, вот только чересчур он тощ для своего роста, ну да в моем доме для него достанет еды. Надеюсь, он не из мечтателей? — Она быстро глянула на Хоскульда, который перенес тяжесть своего тела на другую согнутую ногу и как ни в чем не бывало глазел в окно.

Взгляд Торгерд так и прилип к рукам старухи, которая сняла с пояса и звякнула об стол увесистым кошельком. Не отводя от него глаз, она неохотно проговорила:

— Мне кажется, надо бы спросить Ивара, захочет ли он пойти к тебе в работники. Тошно мне думать, что мой сын станет наемным слугой. Может…

— Я пойду, мама, пойду! — Ивар от нетерпения только что не приплясывал. — С радостью пойду, мама. Ты же сама говорила, что у нас не хватит припасов на всю зиму, и что мы — такая обуза, и…

— Я должна подумать, — прервала его Торгерд, окатив сына ледяным взглядом. Ивар знал, что она согласится не прежде, чем вытянет из старухи побольше денег.

— Ты ведь не продаешь его, — заметила Бирна. При этих словах глаза у малышей совсем округлились; теперь они до самой смерти будут рассказывать, как мать продала их старшего брата ведьме.

Сошлись на пяти марках и большем количестве сыра и шерсти.

— И что же он будет делать? — спросила Торгерд после того, как ударили по рукам и разлили в кружки эль.

Бирна, прихлебывая из кружки, пожала плечами:

— Работать по хозяйству — ухаживать за животными, доить, стричь, косить траву и так далее. Неплохо, если б он вдобавок овладел магией, но тут уж я не смею надеяться на многое.

Торгерд так и застыла, а Хоскульд выпрямился, обратив наконец свое внимание на то, что творится в его доме.

— Магией? — переспросил он не слишком внятно. — Боюсь, у парня в этом деле силенок недостанет. Да и разве сыщешь доброго колдуна или ведьму во всем Восточном Уделе, не говоря уж о Западном или Южном? Что до Севера… — Он с рассеянным видом подергал себя за нижнюю губу, готовясь опять погрузиться в мечтания. — Словом, не так давно всех этих затейников жгли на кострах, чтобы отвадить их от колдовского ремесла.

Бирна громко фыркнула:

— Если этот так, то меня они упустили. Да и какой уважающий себя колдун позволит сжечь себя орде вонючих овцеедов-скиплингов? Вот такие невежи и виновны в том, что альвы ушли в свой незримый мир к вящему ущербу для нас, оставшихся здесь. Надеюсь, этому юнцу, Ивару, хотя бы рассказывали об альвах?

— Это об эльфах, что ли? — Торгерд терпеть не могла попадать в неловкое положение. Ее раскрасневшееся лицо выражало готовность обороняться до последнего. — Да что в этом проку-то? Ты же знаешь, вот уже добрую сотню лет никто их в глаза не видел…

— И за такой краткий срок люди разучились в них верить? Охо-хо! — Бирна покачала головой, словно отгоняя мысль о том, что в ее доме появится человек, не верящий в альвов. — Впрочем, не важно. Я его быстро наставлю на путь истинный. — И она так остро глянула на Ивара, что тот впервые задумался, так ли уж хороша будет его новая жизнь.

Бирна заночевала у них и рано утром собралась в путь — куда раньше, чем Хоскульд обычно продирал глаза, не говоря уж о том, чтобы выбраться из постели. Ивар, дрожащий от утреннего холода и недобрых предчувствий, швырнул в повозку узелок с вещами. Родители почти всю ночь спорили, стоит ли отдавать сына в учение к ведьме, и сошлись наконец на том, что у них останутся еще четыре сына, так что Иваром можно и рискнуть, памятуя о пяти марках и ежемесячной плате.

Бирна умостилась на сиденье ветхой повозки с таким видом, словно это был королевский трон.

— Надеюсь, ты сумеешь править конем, — буркнула она вместо приветствия.

— Пожалуй, справлюсь, — ответил Ивар, разглядывая клячу и гадая, уж не желает ли старуха, чтобы он с ходу занялся воскрешением из мертвых. Дряхлый конь безмятежно дремал в оглоблях, оттопырив мягкую губу и подергивая ушами.

С таким рыском они целых два дня добирались до Белого Мыса и, вверх по склону холма, до усадьбы Бирны. Приземистая торфяная хижина, вросшая в зеленый склон, была окружена загончиками для скота и сложенными из торфа амбарами. Все тут было в безупречном порядке, ни визга и гама животных, ни покосившихся крыш, — словом, полная противоположность бесплодным попыткам Хоскульда заниматься хозяйством.

— Главная твоя обязанность — помогать мне в лекарских делах, — объявила Бирна, показав Ивару связки сушеных трав, свисавших с потолка, распятые на стенах разнообразные шкурки и невероятное количество коробок и склянок, все с ярлыками. — Будешь по моим указаниям в нужное время года собирать растения и добывать кое-какие вещества. Спина и колени у меня болят все сильнее, и даже мои собственные снадобья и наговоры не в силах излечить того, что вконец изношено. Ты будешь ходить по моим поручениям, а я буду дома дожидаться больных. Но что важнее всего — слушай каждое мое слово и учись всему, чему я захочу научить тебя. Я не вечна, а надо, чтобы кто-то мог заменить меня после моей смерти. Хорошо, кабы ты сгодился для этого и не оказался последним тупицей, как большинство скиплингов. Вот потому-то я все эти два дня и рассказывала тебе о светлых и черных альвах, гномах, великанах, троллях и всем таком прочем. Если ты будешь помогать Мне и когда-нибудь заменишь меня, то слушай внимательно, не то попадешь к троллям на обед!

У Ивара голова все еще кружилась от сведений, которыми всю дорогу пичкала его Бирна, свято уверенная, что он все усвоит как надо. Он же с немалым трудом уразумел лишь одно: бок о бок существуют два разных мира, а скиплинги понятия не имеют о стране альвов.

— А мне придется ходить в тот незримый мир, о котором ты говорила? — робко спросил он, чувствуя, как невыносимо далеко сейчас его родное Безрыбье.

— Само собой. В мире скиплингов мало проку от истинной магии — здесь нуждаются лишь во врачеваниях или в проклятиях; порой приходится воевать с неприкаянным духом, и почти всегда просят наколдовать хорошую погоду, дождь и так далее. Истинная магия только в том мире. Надеюсь, тебя это не пугает? — Бирна указала ему на стул и начала разливать чай и нарезать ломтями холодную копченую баранину. Кроме того, на столе оказался суп из ревеня, любимое блюдо Ивара. — Пугаться здесь нечего. Все, что от тебя требуется, — держать ушки на макушке и вовремя сказать нужное заклинание. Я понимаю, тебе нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью о магии, Силе и двух мирах. Ничего, у тебя будет на это два года, и уж я постараюсь вложить в твою голову все, чему скиплинги предпочитают не верить. Потом я познакомлю тебя с кое-какими альвами, после того займемся магами, троллями и так далее, пока не дойдем до чародеев… — Голос Бирны изменился, и она со стуком отставила горшок. — Надеюсь, юноша, ты будешь счастлив здесь и эта жизнь покажется тебе интересной. В ней немало опасностей, но и приятного довольно.

— Пожалуй, мне здесь нравится, — вздохнул Ивар, думая об опасностях и гадая, что такое «приятное».

— Вот и славно. — Старуха усмехнулась не слишком приветливо, но глаза ее потеплели.

После рассеянного болтуна Хоскульда и вечно злящейся Торгерд Бирна оказалась суровым и требовательным наставником. Она долго заставляла Ивара зубрить названия и предназначение собранных ею трав, прежде чем он в одиночку отправится за травами на холмы. Он учился готовить мази, отвары, настои и налагать простейшие чары. По вечерам Бирна вела бесконечные повествования об истории и познаниях альвов, о том, как жажда золота разделила черных и светлых альвов и как черные альвы стали искусными рудокопами и подземными жителями, навсегда покинув верхний мир ради золота и черных чар. Рассказывала она о гномах, которые делятся по своему могуществу на три разряда: белые, коричневые и — самые могущественные — черные. Ивар узнал названия их владений, имена королей, полководцев и магов, и они стали так же привычны ему, как имена вождей и владетелей Четырех Уделов.

Так минул год, и Ивару все больше нравилось быть учеником ведьмы. На всех фермах окрест Белого Мыса, севернее и южнее по берегу моря, привечали лекарское искусство Бирны, а теперь, хотя и неохотно, принимали и услуги Ивара. Они оба частенько выходили победителями там, где старания всех прочих оказывались бесплодными.

Порой, когда Бирна неважно себя чувствовала, она посылала Ивара сделать припарку, дать отвар или наложить чары — но только четвероногим пациентам. Людей Бирна пользовала сама, и они относились к ее могуществу с боязливым почтением. У Ивара руки чесались добраться до секрета ее лекарств и заговоров, хотя сам Ивар просто лопался от самоуверенности.

К концу второго года его нетерпение достигло предела. Он изводил Бирну просьбами поручить ему дело потруднее, умолял научить его новым заклинаниям и неизменно хотел узнать, когда же наконец он отправится в незримый мир и увидит там альвов и магов. Ему до смерти обрыдло таскать за Бирной сумку и подавать то одно, то другое, покуда старуха получала весь почет за исцеление больных.

На все его требования Бирна неизменно отвечала одно и то же:

— Потом, потом, вначале нужно выучиться как следует. Ты еще не готов. Времени у нас много, а ты еще молод. Будь уверен, ты своего добьешься. Жди, учись, набирайся сил.

— Да чего же я добьюсь-то? — не выдержал однажды Ивар. — Ты же никогда не даешь мне испытать собственное умение! Как я могу научиться чему-то, если я только и знаю, что носить за тобой сумку, подавать то, другое или вливать вонючее полоскание в глотку занедужившего теленка? А на твою долю достается самое интересное — загонять в могилу упыря или усмирять проклятие. Какую же долю, интересно, предназначила ты для меня?

Бирна раздраженно вздохнула:

— Потерпи, скоро узнаешь. Прошло всего два года, и ты еще не готов.

— Но ведь ты хочешь, чтобы я сделал что-то особенное, правда? А как же я этому научусь, если ты даже не говоришь, что именно я должен сделать? Ты же не молодеешь с каждым днем, и чем дольше ждать, тем больше времени пропадает зазря, — если ты, конечно, вправду хочешь, чтобы я чего-то добился, с теми знаниями, которые ты мне дала, Бирна. Или на которые намекаешь.

— Ух, несносный мальчишка! Превратить бы тебя в козла — потому что ты и есть мерзкий молодой козел, — уж я бы поглядела, как тебе это понравится! — огрызнулась Бирна, обозленно тряся головой.

Ивар поспешно сотворил за спиной один-два охранных знака. Кто знает, на что способна старуха! На глазах у него она совершала немало диковинного, а было еще и то, о чем Ивар лишь догадывался и даже не смел спрашивать. Кто она — просто удачливая травница, знающая заговоры плодородия, или некто совсем иной? Когда Ивар прямо спрашивал, уж не из альвов ли она, Бирна никогда не отвечала, а сразу начинала огрызаться.

Однако на сей раз Ивар решил немного подразнить ее.

— Вот еще что я хотел бы знать, — вкрадчиво начал он, незаметно пятясь поближе к двери, чтобы при случае успеть удрать. — Ты вот как-то помянула фюльгью, животный или птичий облик, который может принимать всякий альв, и я давно уже подозреваю, что обращаешься в косоглазую серую лисицу, которая почти каждый день шпионит за мной. А если ты умеешь это делать, почему бы не научить меня? Или скиплингам этого не дано?

— Ах ты дерзкий негодник! — Бирна бросила чесать шерсть и проворно метнулась к Ивару, но он вылетел из двери, точно рысак на скачках, и завернул за угол дома, исчезнув из ее поля зрения, но не из пределов слышимости.

— Эй ты, невежа! — визгливо надрывалась Бирна. — Я же знаю, что ты там, за углом, прячешься! Вижу, ты решил, что все наше ремесло — пустяки, смешки да бирюльки? Ничего, я тебе покажу!.. Уж больно ты обнаглел, пора научить тебя страху.

Ивар настороженно выглянул из-за угла, несколько озадаченный ее тоном. Бирна вернулась к чесанию шерсти и не обращала на него внимания; губы ее были недвусмысленно поджаты. Прежде старуха порой припугивала его, но лишь для того, чтобы заставить присмирнеть; теперь же Ивар чуял, что тут дело нешуточное. Лучше убраться до вечера с глаз долой — может быть, тогда Бирна позабудет о своей угрозе.

Два года ученичества Ивар все свободное время бродил по холмам и оврагам близ Белого Мыса. К этому времени он неплохо изучил окрестности и знал, что древние холмы таят немало любопытных тайн былого. Он бродил около могильных курганов, таких древних, что никто бы и не вспомнил, кто там погребен, возле каменных кругов и одиноких стоячих камней, установленных в незапамятные времена неведомыми, но живыми руками. Правда, Бирну сердил его интерес к этим камням, и она строго-настрого велела Ивару держаться от них подальше, сказав только, что это дорожные столбы, возведенные неведомо для какой целя давно забытым народом.

Когда вечером этого дня Ивар вернулся, чтобы подоить коров и заняться обычными домашними делами, он старался держаться поскромнее и не задавать слишком много вопросов. Бирна, к его огромному облегчению, как будто совсем позабыла о своих словах.

Шли дни, и Бирна постепенно позволяла Ивару не только помогать ей, но и действовать самому. Так минуло полгода, и Ивар был доволен, хотя и понимал, что старуха еще хранит от него немало тайн.

Как-то вечером в начале зимы они возвращались домой. Было темно, хотя день едва клонился к закату, и к тому же стоял туман, так что Ивар не особенно удивился, когда Бирна свернула с тропы.

— Бирна, ты не ошиблась? — окликнул он.

— Разумеется, нет. В последний раз я ошиблась много лет назад, и эта ошибка едва не стоила мне жизни. С тех пор я ошибок не делаю: они отнимают слишком много времени и стоят слишком дорого. Иди за мной, не отставая ни на шаг. Если ты сейчас заблудишься, страшно даже вообразить, какой бедой это может обернуться.

Ивар вдруг припомнил давнюю угрозу Бирны научить его страху. В такой вечер это воспоминание было не из приятных, и он, прикусив язык, поспешил за старухой. Она шагала бодро, не выказывая ни малейшего признака дряхлости и ломоты в спине и коленях, немощи, на которую постоянно жаловалась. Ивар задумался над этим и лишь сейчас осознал, что Бирна при нем ни разу не проявила телесной слабости.

Наконец она остановилась и, протянув руку, коснулась стоячего камня. Мурашки пробежали по спине Ивара, когда он понял, что они оказались в древнем каменном кругу. Незаметно для себя он вцепился в край плаща Бирны и меньше всего на свете собирался его отпускать.

— Бирна?.. — прошептал он. Старуха, уйдя в себя, стояла как вкопанная. Открыв глаза, она толкнула Ивара за камень:

— Стой смирно и помалкивай. Здесь сейчас кое-что произойдет, а ты не двигайся с места. — И она отошла прочь, к вершине холма.

Оробевший Ивар съежился за высоким камнем, не решаясь ни прижаться к нему вплотную, ни отдалиться. Волосы у него встали дыбом, словно где-то поблизости стягивались грозовые тучи.

Затем впереди, во тьме, у одного из камней замерцал свет. Вспыхнуло пламя костра, и Ивар впился в него затравленным взглядом птицы, зачарованной змеей. Внезапно он осознал, что за костром во мраке проступает черный силуэт, смутные очертания человеческой фигуры. Лицо скрывал капюшон. В одной руке человек сжимал причудливой формы резной посох, увенчанный головой гадюки с горящими красными глазками. Окончательно воплотившись, незнакомец повернул голову, пристально вглядываясь во тьму, и у Ивара сумасшедше заколотилось сердце. Чужак, казалось, глядел именно туда, где он затаился. Затем человек шагнул к центру круга, где виднелся приземистый могильный холмик, и отблеск огня замерцал на вещах и украшениях, которые висели у него на груди и поясе. Теперь Ивар разглядел его бороду и часть лица. Он содрогнулся: этот облик напомнил ему кое-что весьма неприятное. Прошлым летом торфорезы нашли в болоте труп, неплохо сохранившийся под действием каких-то снадобий. Лицо чужака напомнило Ивару лицо того мертвеца: высохшая кожа обтягивает кости черепа, в глубоких глазных впадинах стынет мгла.

Чужак раскрыл сумку, похожую на ту, что носила при себе Бирна. Обряд, который за этим последовал, должен был поднять из могилы мертвеца — Ивар узнал это, когда-то без спроса сунув нос в заклинательную книгу Бирны.

Чародей вынул из сумки свиток пергамента и палочку, покрытую рунами. Он начал водить этой палочкой над могилой, нараспев произнося слова, написанные на пергаменте — насколько понял Ивар — кровью самого чародея. Еще несколько заклятий прибавилось к колдовскому речитативу, и наконец могильный холм зашевелился и всколыхнулся.

До слуха похолодевшего Ивара донеслись бормотание и нечеловеческие стоны, но он даже шевельнуться не мог, не то чтобы удрать. Чародей продолжал творить заклятие, не смущаясь ни странными звуками, ни жутким видом головы, показавшейся из-под земли.

— Лоример, Лоример! — застонал хриплый голос. — Дай мне покоиться в мире!

Лоример запел быстрее, и рука с палочкой проворней задвигалась над могилой. Мертвец поднимался все выше — бесформенное существо, с огромным шишковатым черепом и остатками волосатой шкуры, кое-где свисавшей с костей. Когда комья земли едва не осыпались назад в могилу, Лоример проворным движением отгреб их прочь; когда надо будет снова зарывать могилу, упавшие в нее комья нельзя будет заменить другими.

— Зачем ты опять тревожишь меня? — простонал мертвец. — Отчего не даешь телу покоиться в земле?

— Оттого что оно может мне пригодиться, — отвечал Лоример, прервав заклинание в тот миг, когда мертвец еще наполовину был в земле, — и тот задергался, безнадежно пытаясь высвободиться. Лоример протянул мертвецу чашу, которую тот с жадностью схватил обеими руками и осушил в три больших глотка, не замечая, что темная влага заструилась по его подбородку.

— Кровь всегда развязывала тебе язык, — заметил Лоример.

— Ну тогда валяй, спрашивай! — проворчал мертвец уже куда бодрее. — Два вопроса — и все. Лоример подался вперед:

— Как могу я обратить Свартара, короля черных гномов, против его старого друга и союзника, владыки светлых альвов Эльбегаста?

Мертвец тяжело вздохнул:

— Эльбегаст… альвы… Даже после смерти не дают они покоя бедному старому троллю! Впрочем, я видел будущее, и у меня готов замысел, который поможет тебе уничтожить и Эльбегаста, и его Снегохолм, если у тебя, конечно, ума хватит. Видел я и пятерых альвов в Свартаррике…

— Знаю я их. Соглядатаи Эльбегаста и легкая добыча для заговорщиков, которые повинуются мне.

— Да нет же, глупец! — оборвал его хриплый голос. — Слушай. Пускай Свартар в надлежащее время сам расправится с ними. Расставь силки для этих пятерых, силки изгнания, убийства, мести. Я вижу — прольется кровь и просыплется золото. И я вижу, что у Свартара есть сын, юнец, который любит разгуливать в облике выдры. Гибель принца взволнует всех черных гномов, верно? Особенно если его убили тайно.

— О да, кажется, я понимаю… Соглядатаи-альвы станут убийцами и изгоями. Свартар потребует виру за принца, а уж я позабочусь, чтобы ее нельзя было уплатить. Тогда Свартар отомстит Эльбегасту.

— Нет, нет, я придумал кое-что получше. Сделай так, ч-тобы Свартар получил шкуру выдры. Скажи, чтобы он наложил на шкуру заклятье — чем больше золота на нее насыплют, тем больше она станет. Таким образом, Свартар заполучит все золото, а поскольку шкуру так никогда и не удастся засыпать целиком, вира не будет уплачена, и придется Свартару воевать с Эльбегастом… — Мертвец попытался схватить Лоримера, но чародей вовремя отпрянул.

— Отлично, Грус, ты немало мне помог. Будь ты посговорчивей при жизни, я бы тебя не прикончил. А теперь — мой последний вопрос. Слушай внимательно, Грус. Как могу я свергнуть Свартара и захватить власть в Свартаррике?

— Ну и жадюга же ты! Дай-ка подумать… Свартар… гм, это возможно. Сейчас поглядим… проклятие, опять в моих мыслях какой-то дикарь-скиплинг! — Голос мертвеца захлебнулся, и он залопотал:

— Лоример, твоя жизнь в опасности. Я вижу грозный меч с наковальни гномов, он вышел из могилы, и на нем начертана твоя гибель. Герой-скиплинг возьмет его в руки, и ты погибнешь на земле, которой домогаешься.

Лоример покачал головой, издав безрадостный смешок:

— Никогда не приму я смерть от руки ничтожного скиплинга. Я пять раз умирал и возрождался сильнее прежнего. Нет, мой милый Грус, никаких скиплингов. Впрочем, ты любезно предупредил меня, и теперь я прикончу всякого героя-скиплинга, на которого наткнусь в мире альвов. — Он обнажил меч, и в лунном свете длинный узкий клинок замерцал нездешней голубизной. — Ну а теперь, Грус, поскольку ты оказал мне такую услугу, я намерен прихватить тебя с собой.

Мертвец взмахнул руками и зловеще захихикал:

— Ты отлично знаешь, что я сделаю с тобой, едва мои ноги освободятся от земли. Я старше тебя, Лоример, и куда сильнее.

Лоример поднял меч:

— Знаю, старый приятель. Но боюсь, что без рук и ног ты со мной вряд ли справишься. — Просвистел клинок — и голова трупа, прокатившись через круг, замерла почти у самых ног Ивара. Лоример шагнул следом и поднял ее за волосы. — Придется тебе, Грус, рассказать мне побольше об этом герое-скиплинге, и на сей раз у тебя не будет выбора, разве что захочешь, чтобы я бросил тебя здесь, на радость крысам и прочей швали.

Голова выкатила горящие зеленым огнем глаза, ворча и захлебываясь словами:

— Ты не посмеешь… нет… это нечестно! Как же мое бедное тело? Ты ведь не бросишь его здесь, правда?

Лоример грубо рассмеялся и сунул голову мертвеца в кожаный кошель, висевший на поясе. Затем он повернулся к могиле — к большому облегчению Ивара, которому все казалось, что чародей вот-вот коснется его.

Лоример начал произносить заклинания вперемежку с речитативом и проклятиями телу Груса, которое яростно сопротивлялось попытке загнать его в могилу.

Грус мерзко захихикал:

— Эй, Лоример, а оно не хочет возвращаться. Может быть, возьмем его с собой?

— Заткнись ты, скотина! Я его загоню обратно, или…

— Тсс! Лоример, Бирна близко! Убираемся отсюда, быстро!

Лоример стремительно обернулся, вперив взгляд во тьму, в направлении холма, и его плащ всколыхнулся на неощутимом ветру. Одним движением он загасил огонь, затем схватил свой посох и взметнул его над головой. Взорвался клуб слепящего дымного огня — и чародей исчез.