Удивительная история одной феи

Глава 4

Когда я вхожу, в раздевалке наступает тишина. Сидящие у двери девочки фыркают от смеха. Я вешаю куртку на привинченный к стене крючок, отхожу подальше от фыркающих девочек и собираюсь сесть. Но тут я вспоминаю про нашитые молнии на колготках. Когда я сажусь, они противно скрежещут. И я остаюсь стоять.

Я вижу девочку со скейтбордом, смотрю на нее и хлопаю глазами. Рядом с ней сидят еще две девочки. Все трое — иссиня-черные, а скулы у них высокие, как у моделей. Лица у девочек почти одинаковые. Но у девочки со скейтбордом такие мускулы, как будто она тренируется по программе Фиби Фитц. Девочка посередине выглядит так, словно ест сладкое и за себя, и за скейтбордистку. А та, что с другого края, тощая, но не мускулистая. Волосы у нее убраны назад и перевязаны розовыми ленточками. Девочка, что потолще, держит на коленях блокнот и смотрит в пространство.

На стене передо мной развешены вставленные в рамки плакаты Гарлемского театра балета, о котором только что говорила мама — ну надо же, он и правда существует. Я выбираю плакат получше и смотрю на него, не отводя глаз. Может, если я буду стоять неподвижно, как статуя, девочки забудут о моем присутствии.

Но нет, одна из девочек идет прямо ко мне. У нее пышные локоны медового цвета, достающие до плеч, а одета она в яркое, красное с оранжевым трико и зеленые колготки. Наряд у нее почти такой же необычный, как у меня, но, похоже, ее это ни капли не смущает.

— Слушай, ты зачем напялила этот тихий ужас? — громко спрашивает она.

Я смотрю на нее во все глаза. У нас в Джорджии считается грубым обращать внимание на чужие странности. Вы можете посадить себе на голову поросенка и пройтись с ним по главной улице, но встречные только улыбнутся вам и заметят, что погода нынче чудесная.

Девочка смотрит на меня внимательными карими глазами, от которых, похоже, ничто не может ускользнуть, и ждет ответа.

— Меня мама заставила, — объясняю я.

— Ну и ну! Твоя мама совсем лока, — говорит она, качая головой.

— Что еще за лока?

— А, ты испанского не знаешь, да? Лока — значит «чокнутая», — говорит девочка. Она разминает ноги — рисует то одной, то другой круги в воздухе.

У меня загораются уши. Я и сама думаю, что мама немного того, но с какой стати об этом должны говорить чужие люди?

— А твой костюм тоже мама выбирала? — спрашиваю я. — Тогда она, наверное, сама лока.

Интересно, девочка разозлится? На всякий случай я готовлюсь принять свой самый грозный вид, но она улыбается и поворачивается на месте, как модель на подиуме.

— Нравится, да? Трико я сама красила. Ну, понимаешь, пришлось — я его заляпала соусом для спагетти. У моих родителей итальянский ресторан, и у меня вечно одежда в оранжевых пятнах. Меня зовут Эпата, а тебя?

— Александрина, — говорю я.

— Ты ведь из южных штатов, да? У меня во втором классе была учительница из Атланты, она говорила точно как ты.

Верно — мне кажется, что все здесь говорят как-то странно, но, оказывается, и им моя речь тоже кажется странной. Я киваю.

— Мы только что переехали.

— Бенвенута. Это по-итальянски «добро пожаловать».

Кажется, она говорит искренне. Я улыбаюсь.

— А ты итальянка или испанка? — спрашиваю я.

— Наполовину итальянка, наполовину пуэрториканка, и вообще я классная, — говорит она и снова кружится на месте. Я смеюсь, и она улыбается в ответ.

— Значит, ты знаешь и итальянский, и испанский?

Она пожимает плечами.

— С нами живут обе бабушки — и итальянская, и из Пуэрто-Рико. — Эпата снимает с руки фиолетовую резинку для волос и сворачивает волосы в бублик. — Но кроме меня в семье никто не знает оба языка. Папа говорит, ко мне нужно субтитры делать.

Я снова гляжу на девочку со скейтбордом и двух ее соседок.

— Они тройняшки?

— Ага, — говорит Эпата. — Со скейтом — это Джоанна. Та что с розовыми ленточками — Джерзи Мэй. А Джессика сочиняет стихи. У нее одна нога короче другой, поэтому она носит специальные туфли.

Я пытаюсь все это запомнить и так напрягаю мозги, что почти забываю про свой наряд.

Входят две девочки в розовых трико. У обеих волосы убраны в пучок. У одной на голове — сверкающая диадема.

— Что, у нас уже Хэллоуин? А я и не знала, — говорит девочка в диадеме своей подруге, проходя мимо меня. Ее слова тонут в противном хихиканье.

— Не обращай на них внимания, — говорит Эпата. — Они думают, что они такие прекрасные, а на самом деле — полный отстой.

Я потрясена — и тем, как она говорит об этих девочках, и словом «отстой». Если я хоть раз скажу «отстой», мама меня убьет на месте.

— Ты погляди на их походку, — продолжает Эпата. — Выворачивают ноги, как утки. Небось, увидели в мультике, что так балерины ходят. — Она смотрит на девочек и говорит во весь голос. — Кря-кря!

Входит мистер Лестер и хлопает в ладоши.

— Милые леди, прошу в класс.

Между тем в раздевалке собралось уже больше двадцати девочек. Мы идем за мистером Лестером по лестнице и входим в студию на втором этаже. По той стене, где окна, проходит балетный станок. На стене напротив — огромное зеркало. Пожилая дама с ярко-рыжими волосами и в зеленых очках наяривает на фортепиано развеселый джаз.

— Миссис Бьюфорд, мы начинаем занятие, — говорит ей мистер Лестер.

Дама вздыхает как человек, которому не дают заниматься любимым делом, и фортепиано умолкает.

Мистер Лестер предлагает нам сесть на пол. Эпата весело на меня смотрит. Хоть бы она не услышала, как потрескивают молнии. Сижу не шевелясь.

Мистер Лестер говорит, что рад видеть нас в третьем классе школы балета «Щелкунчик». По его словам, большую часть времени занятия будет вести мисс Деббэ, а сами занятия будут проходить дважды в неделю, по вторникам и субботам.

— Рад сообщить вам, что у нас в классе теперь две новых ученицы. Пожалуйста, встаньте…

Он смотрит на меня. Я отчаянно мотаю головой. Мне с моим костюмом только всеобщего внимания не хватало. Мистер Лестер на мгновение умолкает, а потом продолжает:

— …или просто поднимите руку, когда я назову ваше имя, чтобы мы могли с вами познакомиться.

Я решаю, что мистер Лестер очень даже ничего.

— Канданс, — вызывает он. Похожая на мышку девочка вскакивает и тут же снова ныряет вниз, быстро, как петрушка в ящике на пружинке.

— Добро пожаловать в класс, Канданс. Александрина? — говорит он.

Я поднимаю руку.

— Александрина приехала к нам из Джорджии, — говорит он. — Мы надеемся, что тебе у нас понравится.

— Да, сэр, — говорю я.

— Сэ-эр? — говорит девочка в диадеме. Кое-кто смеется.

— В южных штатах детей учат уважать старших. Неплохой, кстати, обычай, — говорит мистер Лестер. Девочка в диадеме фыркает.

Мистер Лестер продолжает:

— Я уверен, что все вы с нетерпением ждете известий о концерте, который мы устраиваем в конце этого семестра.

Эпата толкает меня локтем в бок и шепчет:

— Самая лучшая ученица получит роль Феи Драже и будет танцевать весь танец одна.

Ах, скажите, пожалуйста. Я-то думала, что Фея Драже бывает на Рождество. Может, в Нью-Йорке, как в Австралии, — все наоборот, и Рождество празднуют в самую жару?

— В этом году Феей Драже буду я, — говорит Эпата, поворачиваясь к низенькой девочке, сидящей позади нас. — Правда, Террела? — Глаза у нее поблескивают, словно она специально дразнит соседку.

Девочка позади нас по-младенчески пухленькая, и к тому же очень маленькая — явно младше всех остальных.

Террела вздыхает так тяжко, словно слышала эти слова уже миллион раз.

— Ничего подобного, — шепчет она в ответ. — Феей буду я.

У нее длинные, свернутые в пучок косы и самые кривые зубы, какие я только видела. Наверное, когда Террела ест сэндвич, от ее зубов остаются следы как от зубчатых ножниц, которыми мама подрезает ткань. Я трогаю языком собственные зубы и убеждаюсь, что они ровные и гладкие.

Мистер Лестер продолжает.

— Впрочем, подробнее о концерте вам расскажет мисс Деббэ на следующей неделе, когда вернется. А теперь, леди, прошу к станку. Первая позиция.

Мы встаем и идем к станку. Ноги ставим в первую позицию — это когда пятки сдвинуты, а носки смотрят в стороны. Дама за фортепиано заводит звенящую балетную мелодию.

— Деми плие… гран плие… деми плие… поднимаемся, — говорит мистер Лестер, пока мы сгибаем колени, приседаем, а потом вновь поднимаемся, совсем так же, как в моем прежнем балетном классе. Стоящая прямо передо мной Эпата размахивает руками гораздо сильнее, чем все остальные. Порой она вдобавок ко всему подпрыгивает или взмахивает рукой, но мистер Лестер вроде бы не сердится. Когда мы поворачиваемся в другую сторону, передо мной оказывается Террела. Движения у нее скупые и точные, как будто она занимается особой, военной разновидностью балета.

Я уже успела понять, что здесь будет труднее, чем в моей старой школе. В Эппл-Крик с нами занималась старенькая мисс Гутчинс, ей было уже лет сто. Она носила очки с толстыми стеклами, от которых глаза казались огромными, но все равно не могла толком нас разглядеть. Так что она просто показывала нам нужное движение, а потом садилась в кресло и старалась не уснуть, пока мы отрабатывали па.

Мистер Лестер ведет урок совсем иначе. Он ходит по классу и поправляет нас — здесь согнет руку, там переставит ногу. От него ничто не ускользает. Некоторые упражнения со станком мне не знакомы, поэтому я стараюсь подражать стоящим рядом девочкам. Но мистер Лестер сразу замечает мою хитрость, подходит и спокойно показывает мне, как правильно делать новые движения.

Когда с упражнениями на станке покончено, мистер Лестер собирает нас в центре зала. Мы становимся в большой круг.

— Ну, давайте-ка займемся турами, — говорит он.

Ой-ей-ей. Туры, то есть обороты, у меня получаются не слишком хорошо. Когда делаешь тур, нужно держать точку — то есть посмотреть в одну точку, быстро повернуться и вновь посмотреть туда же. Это чтобы не кружилась голова. Но именно это мне и не дается.

Кейша говорит, что я от природы не приспособлена к турам. Когда мы в Эппл-Крик занимались турами, я всегда налетала на стену или сначала на кого-нибудь из девочек, а потом все равно на стену. Однажды я врезалась в кулер с питьевой водой и случился потоп, который заметила даже мисс Гугчинс. После этого она заставляла меня сидеть в сторонке во время туров и ждать, пока другие закончат упражнение.

Но с тех пор прошел целый месяц. За это время у меня наверняка стало лучше получаться.

— Попробуем простые тур шене, — говорит мистер Лестер. Он становится перед классом и делает серию оборотов, двигаясь по идеально прямой линии вдоль стены с зеркалами. — Пойдем вокруг зала против часовой стрелки.

Дама-аккомпаниатор играет. Девочки начинают делать аккуратные туры — все, кроме меня.

Уже через два оборота зал вокруг меня плывет, и я едва держусь на ногах. Я налетаю на девочку с косичками.

— Извини! — говорю я ей.

Потом я сталкиваюсь с девочкой в диадеме.

— Ты чего? — говорит она.

Я налетаю на край станка. Моя пачка цепляется за него. Слышится треск рвущейся ткани, но, к счастью, осмотрев пачку, дырки я не нахожу.

Мистер Лестер хлопает в ладоши.

— На сегодня довольно, — громко говорит он.

Я чувствую на себе взгляды девочек. И я нарочно смотрю в потолок.

— Потренируем гран жете, — говорит мистер Лестер, опасливо на меня поглядывая.

Ура! Гран жете у меня отлично получаются. Обожаю прыгать! Как-то раз я видела по телевизору передачу про африканских газелей. Они вроде оленей и так ловко скачут по травяным зарослям! Когда я делаю гран жете, то чувствую себя грациозной газелью.

Мы становимся в две шеренги и попарно прыжками пересекаем зал. Мы с Эпатой идем вторыми. Мы разбегаемся и прыгаем — раз, два!

— Очень хорошо, Александрина, — говорит мистер Лестер, когда мы возвращаемся в конец шеренги. Эпата подталкивает меня плечом и улыбается. Я сияю.

В комнату заглядывает какая-то женщина. Мистер Лестер подходит к ней, и она что-то ему говорит.

— Продолжайте упражнение, девочки, — говорит он. — Я сейчас приду.

Мы с Эпатой все ближе и ближе к началу шеренги. Наконец снова наступает наша очередь. На этот раз я прыгаю еще выше, даже выше Эпаты. Я парю в воздухе и чувствую себя легкой, легче перышка. Девочки ахают. Я улыбаюсь. Наверное, у меня действительно здорово получается!

Но, паря в воздухе, я вдруг осознаю, что чего-то не хватает. Моя пачка! Она лежит на полу посреди зала, а мой расшитый сияющими розовыми молниями тыл выставлен всем на обозрение. Я поворачиваюсь, чтобы скрыть молнии, но уже поздно. Все смеются. Особенно громко хохочет девочка в диадеме.

Наша музыкантша перестает играть. Она перегибается через фортепияно, чтобы лучше разглядеть, сдвигает очки на лоб, вновь опускает их — словно не верит собственным глазам.

Я бегу за своей пачкой и поднимаю ее с пола. Девочки окружают меня. Они хохочут как сумасшедшие. Я действительно чувствую себя газелью из телепередачи — как будто меня окружила стая голодных львов и вот-вот разорвет на кусочки.

Расталкивая толпу, ко мне пробирается Эпата. В руках у нее футболка с длинными рукавами.

— Ну, что уставились?

Эпата повязывает футболку мне на пояс и выводит меня из круга.

— Лучше давайте прыгайте дальше, пока мистер Лестер не вернулся, — бросает она через плечо. — Миссис Бьюфорд, может сыграете нам?

Наведенные брови миссис Бьюфорд лезут на лоб, но она все же начинает играть. Все девочки, кроме нас, снова становятся в две шеренги и начинают прыгать.

— Спасибо тебе, — говорю я Эпате, комкаю проклятую пачку и запихиваю ее под стул.

— Де нада, — отвечает она. — Не за что.

Возвращается мистер Лестер. Он видит, что у меня на талии повязана футболка, но не задает вопросов. Нет, он точно классный.

После занятий мы идем вниз, ждать родителей. Я быстро надеваю куртку и прячу пачку в сумку. Расскажу маме о катастрофе попозже.

Девочка в диадеме уходит с высокой женщиной в затейливом костюме.

— Пока, электропопа, — ухмыляется девочка, проходя мимо меня.

Я высовываю ей вслед язык. Эпата усмехается.

Входит мама, обнимает меня.

— Как дела, детка?

Я пытаюсь подобрать подходящий ответ.

— Да вроде нормально.

— Ты уже с кем-нибудь подружилась? — спрашивает мама, когда мы спускаемся вниз по ступеням.

Мимо нас проходит Эпата и еще одна девочка постарше.

— А престо — до скорого! — бросает она мне и поворачивает за угол.

— Да, — говорю я маме, — кажется, подружилась.