Удивительная история освоения Земли

Предисловие

Человек – существо на редкость непоседливое. Все нормальные млекопитающие старательно и неспешно обживали свои родимые ареалы, отведенные им природой, а непутевый и шебутной род Homo всегда стремился заглянуть в неведомое. У себя дома человек тяжело скучал, ибо его манил вечно убегающий горизонт. Помните хитроумного Одиссея, воспетого гениальным древнегреческим слепцом? Быть может, Итака и не самое лучшее место на земле, но ты царь – живи один! Да и о каком одиночестве мы толкуем? Верная жена, дом – полная чаша, подрастающий сын и бьющие челом подданные, которые только что не молятся на своего благодетеля… Какая шальная муха укусила уездного царя? Неужто пещера кровожадного Циклопа, резня под стенами Трои или убийственный водоворот между Харибдой и Сциллой предпочтительнее, чем родная Итака? Ответ лежит на поверхности. Одиссей не рвался в герои и не выпендривался, он просто не мог иначе.

Муза дальних странствий толкала людей в дорогу уже тогда, когда человек едва вылупился из животного состояния и не был еще человеком в полном смысле этого слова. Современные ученые почти единодушно помещают прародину человечества на востоке Черного континента, в области современных Кении, Танзании и Великих африканских озер. Австралопитек, наш гипотетический предок, уже вполне уверенно стоявший на двух ногах (Homo habilis и другие, еще более древние гоминиды), был, пожалуй, единственным представителем рода Homo, никогда не покидавшим Африку. Но даже он кочевал весьма широко и под давлением более прогрессивных и деятельных собратьев проник на крайний юг Африканского континента, где миллион лет назад охотился на павианов, проламывая им черепа увесистой бедренной костью, зажатой в правой руке. А вот пришедший ему на смену прямоходящий человек, Homo erectus, башковитый и рослый парень, вооруженный ручным рубилом и длинным копьем, посредством которого он легко убивал крупных копытных, быстро заселил всю Африку, но этим не ограничился. (Этого стройного антропоида голландский врач Эжен Дюбуа, его первооткрыватель, назвал обезьяночеловеком прямоходящим – Pithecanthropus erectus, потому что его прямому бедру мог позавидовать любой из наших современников.)

По всей видимости, уже около 1,8 миллиона лет назад прямоходящие люди проникли через Суэцкий перешеек в Палестину и на Ближний Восток и приступили к освоению немереных просторов Евразии. Это был первый по времени великий африканский исход, в результате которого человек стремительно распространился практически по всему Старому Свету. Ископаемые останки эректусов различного геологического возраста сегодня обнаружены не только на Африканском континенте, но и в Юго-Восточной Азии, Китае, Восточной и Западной Европе и даже в Тамани и на Кавказе. Географическая изоляция сравнительно небольших коллективов древнейших людей, разделенных огромными расстояниями, привела к тому, что внутри некогда единого вида возникло множество локальных вариантов. Современная наука считает, что питекантропы, синантропы, атлантропы и так называемый гейдельбергский человек – не что иное, как географические расы, или подвиды единого вида Homo erectus, населявшего нашу планету на протяжении большей части четвертичного периода. Впрочем, совершенно не исключено, что и первичная популяция прямоходящих людей, выплеснувшаяся за пределы Африканского континента, уже была в значительной степени неоднородной. Во всяком случае, знаменитый «череп 1470», возраст которого оценивается почти в 2 миллиона лет, следует, видимо, причислить к ранним эректусам, еще до их исхода из Африки. Между тем, несмотря на сравнительно небольшой объем (810 см3), он обладает целым рядом прогрессивных, истинно «сапиенсных» черт по сравнению с черепами более молодых эректусов: довольно слабое развитие надбровных дуг, почти плоское лицо, меньшая массивность челюстных костей и некоторые другие признаки.

По всей вероятности, именно Homo erectus впервые приручил огонь. Если еще совсем недавно считалось, что первый костер запалил могучий неандерталец (он же палеоантроп) чуть больше 200 тысяч лет назад, то сегодня практически не осталось сомнений, что честь приручения огня по праву принадлежит прямоходящему человеку. Жаркие костры горели на нашей планете и 300, и 400, и 500 тысяч лет тому назад, а недавно на стоянке древних антропоидов в Северном Израиле археологи обнаружили остатки очага возрастом 780 тысяч лет. Между прочим, эта находка не только переворачивает привычные представления о том, когда люди овладели огнем, но и замечательно согласуется с географией расселения Homo erectus в диахронии. Как мы помним, прямоходящий человек покинул Африку около 2 миллионов лет назад, но первые переселенцы, осваивая Евразию, предпочитали селиться в зоне тропиков и субтропиков. И только около миллиона лет назад люди начинают понемногу проникать в приледниковые регионы с гораздо более суровым климатом – в Центральную и Северную Европу и Северный Китай. Возраст древнейших останков эректуса в Восточной Англии составляет 700 тысяч лет. Понятно, что выжить в этом суровом краю без огня едва ли было возможно.

Наконец, раскопки, проводившиеся в Испании в конце 1990-х – начале 2000-х годов, заставили ученых немного подправить историю заселения человеком Европы и допустить, что, возможно, уже около миллиона лет назад прямоходящие люди с великолепной осанкой умели преодолевать такие серьезные водные преграды, как Гибралтарский пролив. А самые горячие головы не сомневаются, что Homo erectus строил простейшие плоты и совершал на них отчаянные морские путешествия протяженностью в несколько десятков километров, и даже поговаривают о наличии у прямоходящего человека достаточно развитого языка, ибо спланировать и осуществить такую акцию без членораздельной речи весьма затруднительно. Справедливости ради следует отметить, что подавляющее большинство ученых не разделяют точки зрения пылких энтузиастов относительно морских свершений эректуса и не без оснований полагают, что заселение Европы происходило традиционным кружным путем – вокруг Средиземноморья через Переднюю Азию и Балканы.

Люди в своих миграциях всегда следовали за травоядными копытными, а изучение ископаемых останков животных неопровержимо свидетельствует о том, что просачивание африканской фауны на Европейский континент осуществлялось через Ближний Восток. Кроме того, внес уточнение ДНК-анализ. Митохондриальная (внеядерная) ДНК передается исключительно по материнской линии. Поскольку уровень спонтанных мутаций – величина относительно постоянная, а митохондриальная ДНК не обменивается участками с ядерной ДНК полового партнера, мы можем сравнивать по степени ее вариабельности отдельные биологические виды и популяции.

Попросту говоря, чем больше мутаций обнаруживается в генах митохондриальной ДНК, тем дольше живет на свете данная популяция. Так вот, сравнительный анализ митохондриальной ДНК многих североафриканских и европейских видов показал, что если прямой обмен между Африкой и Европой все-таки имел место, то был крайне незначительным.

С другой стороны, известно, что некоторые сухопутные животные могут преодолевать значительные морские пространства: например, древние слоны добирались до Кипра, проплывая расстояние более 60 километров. Однако Гибралтар почему-то не стал торной дорогой, хотя его ширина сегодня колеблется от 14 до 44 километров, а в ледниковые эпохи, когда уровень моря заметно понижался, он был еще ýже. По мнению некоторых исследователей, осложняло переправу очень сильное поверхностное течение в проливе и довольно большая его глубина.

А что же наш ближайший предок, Homo sapiens, человек разумный, чьи останки впервые обнаружил французский археолог Ларте в гроте Кро-Маньон? Из каких глубин вынырнули бравые кроманьонцы? Это были высоченные европеоиды (средний рост – 187 сантиметров) с идеально прямой походкой и огромным черепом – от 1 600 до 1 900 см3 (емкость черепной коробки современного европейца колеблется в пределах 1 300 – 1 400 см3). Конечно, не все ископаемые Homo sapiens отличались гренадерским ростом, но популяция, проникшая в Европу в разгар последнего оледенения, была, похоже, очень высокорослой.

Мы знаем, что в Европу представители Homo sapiens явились во всеоружии передовых технических достижений и, следовательно, никак не могли произойти от местных неандертальцев. Сначала прародину великолепных мигрантов искали в Передней Азии, на плодородных землях Ближнего Востока, Северной Африки и Восточного Средиземноморья (так называемая гипотеза широкого моноцентризма), но современные достижения генетики и молекулярной биологии вкупе с новыми археологическими открытиями не оставили от этой изящной теории камня на камне. Сначала из числа возможных предков человека разумного пришлось исключить неандертальца. Анализ митохондриальной ДНК показал, что общих с палеоантропами генов у нас практически нет, и расхождение этих линий произошло еще в незапамятные времена, когда на планете безраздельно хозяйничал Homo erectus. Разумеется, ученые на этом не успокоились. Митохондриальный метод приспособили не только к анализу ископаемых останков неандертальцев и Homo sapiens, но и применили для изучения генетических последовательностей современных людей, принадлежащих к различным расам. Наиболее вариабельной оказалась митохондриальная ДНК некоторых этнических групп Африканского континента, что говорит о ее глубочайшей древности. Праматерь всего современного человечества, так называемая «митохондриальная Ева», жила, по всей видимости, где-то в Восточной или Северо-Восточной Африке примерно 200 тысяч лет тому назад. Спустя несколько десятков тысячелетий начался великий исход ранних африканских сапиенсов – сравнительно небольшая популяция людей современного типа, пройдя через узкий перешеек, разделяющий Красное и Средиземное моря, заселила Ближний Восток, а затем постепенно разлилась по необозримым просторам Евразии. Таким образом, мы с вами являемся прямыми потомками этих отчаянных доисторических землепроходцев.

Итак, первыми Африканский континент покинули пите кантропы (Homo erectus, или прямоходящие люди), придумавшие ручное рубило нового типа и освоившие охоту на крупных копытных. Это было примерно 2 миллиона лет тому назад. Заселяя шаг за шагом земли Евразии, они продолжали эволюционировать и образовали в результате веер локальных форм – от гейдельбергского человека в Северной Европе до дальневосточного синантропа и яванского питекантропа, открытого Эженом Дюбуа. Около 300 тысяч лет назад Homo erectus приказал долго жить, оставив после себя головастого неандертальца – поздний подвид эректусов, заблудившийся в коридорах эволюции и сгинувший 30 тысяч лет назад. Но эректус был далеко не дурак. Он поставил и на красное, и на черное – что-нибудь да сыграет. И пока свирепый неандерталец истреблял пугливую ледниковую дичь, его двоюродный брат набирался сил в теплой африканской саванне. По всей вероятности, популяция Homo erectus была весьма полиморфна, и группы, давшие начало палеоантропам и людям современного типа, разошлись еще очень давно. Во всяком случае, молекулярно-генетические исследования однозначно свидетельствуют, что неандертальцы отщепились от общего с нами ствола на несколько сотен тысяч лет раньше, чем начались процессы расообразования внутри вида Homo sapiens.

Крайне запутанная проблема образования рас – отдельная песня. Бесспорно только одно: новорожденная популяция ранних сапиенсов, появившихся в Восточной Африке около 200 тысяч лет назад, была, по-видимому, в высокой степени гомогенной. Палеоантропологические находки свидетельствуют, что она несла в своем физическом облике еще достаточно много архаических черт своего предка – человека прямоходящего (Homo erectus), но никаких рас в ту далекую эпоху еще не было. Они образовались много позже, по мере расселения Homo sapiens по земному шару. Около 100 тысяч лет назад наши предки проникли в Палестину и на Ближний Восток, а 60–70 тысяч лет назад заселили Азию вплоть до Тихого океана. Во всяком случае, молекулярно-генетические исследования, проведенные среди некоторых племен, населяющих Малайзию, показали наличие в отдельных фрагментах ДНК уникальных мутаций, которые могли возникнуть никак не раньше 60 тысяч лет назад, причем этот процесс совершился уже в Азии. Древнейшая генетическая линия, с которой эти мутации можно сравнить, сформировалась в Африке примерно 84 тысячи лет назад. Ученые сумели даже приблизительно оценить скорость заселения азиатского региона. Оказалось, что темп колонизации был весьма высок и составлял величину от 0,7 до 4 километров в год.

На пике глобальных миграций Homo sapiens человеческие расы уже существовали, причем география их распространения заметно отличалась от современной. Скажем, около 40 тысяч лет назад в гротах Гримальди (Италия), как и вообще в ту пору в Европе, обитали высокорослые европеоиды, но в одном из гротов нашли два типичных негритянских скелета. Останки несомненных негроидов были обнаружены и близ нынешнего Воронежа, причем эти «евроафриканцы» соседствовали с другим расовым типом, вроде бы европеоидным, но отличным от классических кроманьонцев. Возраст находки – 30 тысяч лет.

Чуть менее 40 тысяч лет назад человек разумный проник в Европу и примерно тогда же неведомыми нам путями достиг Новой Гвинеи и Австралии. В Сибири сапиенсы впервые появились 60 тысяч лет назад, а около 20 тысяч лет назад приступили к освоению Американского континента, пройдя по так называемому Беринговому мосту, сухопутному коридору, существовавшему в ту эпоху между Евразией и Америкой. Впрочем, единого мнения относительно точной даты заселения Америки у специалистов нет; по мнению некоторых ученых, проникновение людей в Новый Свет осуществлялось толчкообразно, в несколько приемов на протяжении сравнительно большого временног´ о промежутка – от 32 до 12 тысяч лет назад.

Что же влекло наших далеких предков в неизведанные края? На протяжении почти 100 тысяч лет головастые сапиенсы благоденствуют в африканских саваннах. Охотники не знают горя и каждый день возвращаются в родное стойбище с добычей. Ведь неповоротливые гиппопотамы по-прежнему спокойно пускают пузыри, плескаясь в воде, и лани исправно приходят на водопой, а птичьи яйца великолепно испекаются в горячих источниках на склоне вулкана. Так для чего выдумывать новый наконечник или какое-то иное приспособление? Размеренная жизнь не сулит никаких сюрпризов, население растет как на дрожжах, а творческие порывы обленившихся мастеров колеблются около точки замерзания.

Постепенно дичи становится все меньше, климат – все неприветливее; некогда привольные угодья съеживаются наподобие шагреневой кожи, и охотники все чаще вынуждены возвращаться домой ни с чем. А быть может, всему виной был вовсе не климат, а банальное относительное перенаселение – как известно, присваивающий тип хозяйства накладывает жесткие ограничения на плотность населения. Так или иначе, но встревоженные люди снимаются с насиженных мест и спешат на север вслед за уходящей дичью. Начинается великий африканский исход.

Около 40 тысяч лет назад одна из популяций сапиенсов, оказавшись в холодной Европе, селится на самом краю ледника. Трескучие морозы и пронизывающие северные ветра не дают расслабиться, но зато здесь видимо-невидимо зверья – олени, бизоны, дикие лошади, мамонты, горные козлы… Охотничьи приемы пришельцев, отшлифованные до совершенства в многовековых блужданиях на чужбине, не идут ни в какое сравнение с косной технологией аборигенов-неандертальцев. Переселенцы неизменно одерживают верх. Давным-давно забыв об оранжерейных условиях своей далекой исторической родины, они превратились в бодрое, динамичное племя, готовое выжить любой ценой. Суровое существование будит фантазию и требует предельного напряжения всех сил.

Потом случилось то, что неминуемо должно было случиться: грянула ориньякская промышленная революция, и техника обработки камня взлетела до неслыханных высот. (Ориньяк – пещера на Пиренейском полуострове, где был найден изумительный по качеству выделки каменный инвентарь человека разумного.) Охота стала еще успешнее, мяса сделалось вдоволь, и у человека появился досуг, может быть, впервые в истории. Некоторые исследователи даже полагают, что свободного времени у верхнепалеолитических охотников было куда больше, чем у нас с вами.

Но идиллия продолжалась недолго. Высоколобые пришельцы с юга принесли с собой новые приемы охоты, и беспечному зверью северных широт сразу же пришлось туго. По всей вероятности, навыки коллективной охоты на крупную дичь сапиенсы приобрели еще в Африке, но животные саванн за много поколений успели неплохо узнать охотничьи ухищрения человека разумного. Не исключено, что это обстоятельство (в сочетании с демографическим взрывом) и стало главной причиной великого африканского исхода. Похоже, охота на крупных зверей (любимое занятие верхнепалеолитического человека) регулярно срывала с насиженных мест наших далеких предков, способствуя расселению людей по планете. Когда охотники появлялись в очередном краю непуганых животных, они поначалу были в полном восторге. Но со временем дичь, основательно изучив навыки и привычки своих двуногих соседей, становилась умнее и осторожнее. Выбор у первобытного социума был невелик – или радикально поменять приемы охоты, или двигаться дальше. Наверняка не раз и не два происходил раскол: наиболее предприимчивые уходили в неизвестность, а робкие и нерешительные оставались дома. Но и на новом месте переселенцев рано или поздно поджидал перепромысел – неизбежный бич великих охот. Это вновь раскалывало популяцию; часть людей уходила, а домоседы совершенствовали приемы охоты на редких и осторожных животных. Если инновации имели успех, то через некоторое время вовне выплескивалась еще одна волна землепроходцев. Вот так, шаг за шагом, сапиенсы освоили сначала просторы Евразии, потом вслед за отступающим зверьем проникли в Америку (в то время Чукотку и Аляску соединял сухопутный мост) и даже добрались до Австралийского континента.

А нет ли в распоряжении современной науки каких-нибудь зримых, материальных свидетельств дальних странствий первобытных охотников? Косвенным аргументом могут служить примитивные календари каменного века. Ученые долгое время считали, что календарь – это изобретение первых земледельцев, и все находки древних календарей автоматически приписывали им. Но на стенах палеолитических пещер сохранились значки, которые проще всего истолковать как счетные, и загадочные рисунки, весьма напоминающие топографические планы местности. Археологи находят камни со стрелами-указа телями, и опять же в сопровождении каких-то загадочных значков. В 1977 году была обнаружена пластина, изготовленная из рога коровы, на которой последовательно нанесен ряд углублений. Американский исследователь А. Маршак выдвинул гипотезу, согласно которой рисунок этих углублений является разновидностью лунного календаря, а цветные полосы, пересекающие изображение, добавлены для лучшего разграничения лунных фаз. Это не единичная находка: с тех пор было найдено несколько лунных календарей, определенно относящихся ко времени охотников и собирателей, с насечками по числу дней и обозначениями над ними фаз Луны.

Вообще-то ничего удивительного в этом нет, поскольку оседлому земледельцу лунный календарь как-то без надобности. В гораздо большей степени его занимают вещи фенологические, то есть связанные с природными циклами: когда именно то или иное растение начинает цвести, когда оно плодоносит, когда появляются первые птицы и т. д. Лунные фазы, совершающиеся по строгому математическому закону, никак не могут помочь в этих зыбких материях. Совсем иное дело – охотники, ушедшие далеко от родного очага. Представим себе, что группа из тактических соображений решила разделиться надвое и обозначила некий пункт встречи вдали от родных мест. Как им встретиться, если наручных часов и мобильных телефонов тогда не было? Проще всего это сделать по фазам Луны, поскольку наш естественный спутник висит у всех над головой, и его видимая форма меняется в соответствии с положением относительно Земли и Солнца. Охотники могут договориться, что две части группы сойдутся там-то, когда лунный диск превратится в крутой серп, обращенный выпуклой стороной к восходящему солнцу.

Быть может, каменные палеолитические святилища, которых много в Европе, первоначально использовались для того, чтобы отслеживать перемещение небесных светил, а сакральную нагрузку получили много позже, когда оседлые земледельческие племена окончательно потеряли интерес к бестолковой небесной мельтешне и сделали ставку на более понятные земные явления. Знаменитый британский Стоунхендж – гигантская каменная счетная машина, позволявшая с высокой точностью определять даты весеннего равноденствия и зимнего солнцестояния. Но Стоунхендж не уникален – на рубеже мезолита и неолита в Европе (и не только в Европе) возникает тьма-тьмущая впечатляющих каменных сооружений, которые могут работать как солнечно-лунная обсерватория. Исполинские конструкции из необработанного камня заполняют Евразию: тут и спиральные лабиринты на побережье Ледовитого океана, и нагромождение тяжеленных каменных плит, и вертикально стоящие менгиры – огромные камни, отдаленно напоминающие человеческую фигуру.

Специалисты даже придумали красивый термин – мегалитическая культура (наука вообще тяготеет к изящным дефинициям), но объяснить, зачем и каким образом люди верхнего палеолита громоздили камень на камень, разумеется, не берутся. Самые неосторожные заявляют, что торчащие многотонные менгиры дали начало монументальной скульптуре последующих веков.

Первые земледельцы тоже не сидели на месте. Древние египтяне торговали с Критом, Финикией и странами Ближнего Востока, снаряжали экспедиции в загадочные страны Пунт и Офир. Где искать эти страны, в точности не знает никто, но большинство ученых сегодня считают, что Пунт, вероятно, располагался в области Африканского рога, на территории нынешних Эфиопии или Сомали, а страна Офир лежала еще южнее – за экватором, на восточном берегу Африки. Шумеры торговали с не менее загадочной страной Дильмун, местонахождение которой не установлено, и плавали далеко на восток, к устью Инда, где в III–II тысячелетиях до н. э. процветала высокоразвитая городская цивилизация (Мохенджо-Даро и Хараппа). Между прочим, при археологических раскопках в долине Инда были найдены фаянсовые бусы, привезенные с острова Крит в XVI веке до н. э. (по данным тонкого химического анализа). А на самом Крите находят изделия из янтаря, который мог попасть в Восточное Средиземноморье только из прибалтийских стран. Наскальный рисунок в Восточной Нубии, изображающий парусный корабль, датируется VI тысячелетием до н. э. Финикийцы плавали вокруг Африки, греки проникли в северные моря, омывающие берега Ютландии и Скандинавии, а римляне, похоже, имели некоторое, пусть смутное, представление о дальневосточных странах. Так что уже в глубокой древности между культурами существовали экономические связи, и люди смело пускались в далекие путешествия.

Даже средневековое общество, которое нам видится ярким примером неподвижности и застоя, в действительности было весьма динамичным. По Великому шелковому пути с востока на запад текли рекой экзотические товары, а христианскую Европу из конца в конец пересекали бойкие купцы и ремесленники, бродячие жонглеры и студенты, пилигримы и странствующие монахи. В междуречье Камы и Вятки, среди лесов и болот, использовали серебряные изделия, сработанные в Персии и Средней Азии, а из земель Крайнего Севера везли на юг дорогие меха, моржовый клык и мамонтовую кость. В Средние века европейцы ринулись открывать мир. И всюду они находили не голые пустоши, а обжитые земли, заселенные давным-давно.