Каково маме всё это слышать?

Пять ребят и собачонка со всех своих четырнадцати ног неслись к почте. Ещё издали Лёвка увидел мальчишку с кляксами. Он топтался у почты, держа за руку малюсенькую девочку в жёлтом пальтишке. Издали казалось, что это не девочка, а огромный осенний листок. Будто живёт где-то неподалёку гигантское дерево. Сейчас осень, и оно пожелтело. Ветер сорвал с него лист и принёс сюда, к почте, а сам улетел. Он может снова прилететь, подхватит лист и унесёт с собой, неизвестно куда. И чтобы так не случилось, мальчишка крепко держит этот лист за руку.

А рядом с ним стоит ещё какой-то мальчишка, совсем незнакомый, тоже в школьной форме, только без клякс на лице (наверно, у него нет больного друга).

Мальчишка с кляксами, когда бежал в детсад, встретил одноклассника, рассказал всё, и тот, конечно же, согласился ему помочь.

Когда пятеро ребят и собачонка подбегали к почте, то услышали:

— А снимать головы они не имеют права.

— Почему?

— Это тайна.

— Какая тайна?

— Страшная. Если её раньше времени рассказать, то четыре человека из беды не выйдут. Понятно?

— Понятно, — мальчишка без клякс кивнул, хотя ему абсолютно ничего понятно не было.

— Здрассте!

— Здрассте!

— Тяв-тяв-тяв!

— Бежим к Щуке домой! — крикнул Лёвка.

— А Катюшка как же? Она не может бежать, как мы.

Катюшка — осенний листок — оказалась удивительно весёлой сестрёнкой. Она вертела стриженой жёлтой, как пальтишко, головой, с интересом разглядывала ребят и всё время улыбалась. Вот она потянулась рукой к соске, которая болталась у Лиды по слюнявчику.

— Правильно, — сказал Лёвка, — иди к ней.

Он взял осенний листок за руку и подвёл к Лиде.

— Ты девчонка, поручаем её тебе, вам, в общем, вдвоём, — он обернулся к Ларисе.

Лида взяла осенний листок на руки и шёпотом на ухо проговорила: «уа, уа, уа». Катюша улыбнулась ещё веселее и потрогала кружева на её розовом чепчике.

— Какая мировая сестрёнка, — сказал Лёвка мальчишке, — не ревёт. Вот бы мне такую, — и вздохнул, вспомнив Алку-кричалку.

И все побежали. Лёвка впереди, за ним Пылесос, за Пылесосом все остальные. Девочки всё время отставали. Осенний листок был не таким уже лёгким. И вот самый робкий из всех Степан оказался и самым догадливым. Он молча, не говоря ни слова, взял Катюшку на руки. Он же был сильнее, чем девчата. А все трудные, тяжёлые работы должны делать мальчишки.

Катюшка не испугалась Стёпиного поплавка и всё так же весело продолжала улыбаться. Теперь уже никто не отставал.

Вот и нужный переулок, вот и двор.

— Тебе сразу туда показываться нельзя, — сказал Лёвка мальчишке с кляксами, — а то из-за твоей зелёнки всех вытурят. Мы сначала объясним.

Но тот запротестовал:

— Нет, я сразу пойду, я за вас прятаться буду, она не увидит.

— Тогда нарви травы и нюхай, чтобы кляксы не видны были.

Мальчишка сейчас же стал рвать всё, что росло у Щукиного забора.

Лёвка посерьёзнел, подошёл к калитке, почему-то откашлялся и… постучал. Стучать он старался медленно, солидно, не по-ребячьи. На стук никто не ответил. Лёвка постучал ещё. И опять никто не ответил. Он надавил плечом на калитку, она не открывалась, наверно, изнутри была чем-нибудь припёрта, чтобы никакая зараза через неё не могла проникнуть к ребёнку Щукиной мамы. Тогда в калитку стало барабанить сразу несколько кулаков. Даже забор в страхе затрясся от этого стука.

— Что такое? В чём дело? — послышалось со двора.

Кулаки замерли, забор успокоился, видимо, перестал бояться, услыхав хозяйкин голос.

— Что случилось? Кто там? — голос придвинулся к ребятам.

Лёвка ещё раз солидно откашлялся и произнёс в закрытую калитку:

— Гм, здравствуйте. Нам очень нужно с вами поговорить, откройте, пожалуйста.

— А вы кто?

— Мы школьники. У нас к вам дело… серьёзное. Ужасно серьёзное.

Калитка внезапно распахнулась, а в ней — огромные перепуганные глаза:

— С Костиком случилось что-нибудь?

Ребята даже отпрянули от неожиданности.

— Нет, ничего не случилось. А разве Щуки нет дома?

— Какой щуки?

Глаза стали спокойнее. Но вот они разглядели футбольный мяч, поплавок, Лидину шестимесячную голову и сделались удивлёнными.

— А это мы… к Новому году готовимся… заранее, чтоб не опоздать. Вы не обращайте внимания, — объяснил Лёвка, — а мы о Щуке поговорить хотели, о Косте… в общем.

— О Косте? Это вы моего Котика щукой зовёте?

— Да.

— Какой ужас! Щука! Она же ест живых рыб! Как вам не стыдно так звать?!

— Понимаете… Вы не удивляйтесь, — вдруг заговорил Петька, — вот я например, Берёза.

— Берёза?

— Берёза, потому что Берёзин. А Щука, потому что Щукин. У нас в классе есть Корова, Спичка, Огурец и даже Кобра. Он ничего парень, но что поделаешь — Кобрин. Не менять же фамилию!

Щукина мама поняла.

— Что же вы хотите рассказать о Косте?

Ребята молчали. Кто-то вздохнул. Мамино сердце почуяло недоброе.

— Натворил что-нибудь и нам не рассказал?

Футбольный мяч утвердительно кивнул. Теперь вздохнула мама.

— Ну что же, заходите, рассказывайте.

Ребята ввалились гурьбой во двор. Мальчишка с кляксами втиснулся последним, усердно нюхая траву.

— А где Щу… Костик?

— Ушёл на пристань провожать дедушку.

— Понимаете, в чём дело, — начал, объяснять Лёвка, опять очень тщательно откашлявшись. — Если бы мы знали, где работает Костин папа, мы бы пошли к нему, но мы не знаем, и пришли к вам. А все вместе пришли потому, что если пришли бы один-два человека, вы могли бы не поверить…

— Понятно, понятно, — нетерпеливо перебила мама, — я поверю, говорите.

Сначала мама слушала спокойно, но потом стала перебивать, махать руками, отрицательно качать нормальной головой, с которой невольно тряслась и вторая.

— Нет, нет-нет-нет, не может быть! Вы клевещете на Котика.

— А сказали, что поверите, — уныло произнёс Лёвка, — смотрите, сколько нас пришло, и вы никому не верите? Ни одному человеку? Да?

Мама притихла. Действительно, ребят было целых полдвора.

— А, может, у него где-нибудь лежат эти пять рублей?

— У него есть деньги, я утром видела, но это школьные. Ему в классе поручили собирать на учебники.

— Ему? Поручили? Ему ничего не поручали, — крикнул мальчишка без клякс. — Ему давно не поручают деньги собирать, потому что он всех обсчитывает.

— Как давно не поручают? — страшно удивилась мама. — Что ты врёшь! Недавно он собирал на значки и на пионерские галстуки.

— Какие значки и галстуки?

Мама совсем вышла из себя.

— Что вы меня за дурочку считаете? Как какие галстуки. Красные! Шёлковые! А значки какие-то там… не знаю, какие. Котик этот значок на школьной форме носит.

— А этот значок он у Коровы выспорил! — не выдержал мальчишка с кляксами и высунулся из-за Стёпиной спины.

— Ты опять здесь? — ахнула мама и решительно ринулась на мальчишку. — Уходи! Заразу разносишь!

Мальчишка юркнул за Стёпу и стал усердно нюхать траву.

— Он не заразный!

— Нет, заразный! Мне сам Котик говорил! Он с ним в одном классе учится!

— А я с ним на одной парте сижу! Я же не заразился! — крикнул мальчишка без клякс.

Но мама бушевала, хотя уже вперёд не шла. Тогда Лёвка взял мальчишку с кляксами за руку, вытащил из-за широкой Стёпиной спины и подвёл к маме.

— Посмотрите, у него же совсем чистое лицо, только кляксы, видите? Вы же сами говорили, что к медицине имеете отношение. А раз имеете, то поймёте, что он не заразный.

Это убедило маму, она сейчас же вспомнила, что имеет отношение к медицине, и внимательно, издали осмотрела мальчишкино лицо. Ничего подозрительного не было, кроме шишки на лбу.

— Это шишка от кровати, — объяснял Лёвка, — он тащил кровать для звёздочки, а Щука прикарманил.

— Боже мой! Какую ещё кровать мой сын прикарманил?

— Железную. Это же не просто кровать. Не обыкновенная. Обыкновенную пошёл в магазин и купил. А такую разве купишь? Это же металлолом! Ей цены нет! Я же объяснял…

— Ах эту, то есть, ту самую…

— Ту самую.

— Значит, и значок — на спор?

— На спор. С Коровой.

— И галстук?

— И галстук. С Огурцом.

Мама в ужасе взялась за виски. Разве легко такое о родном сыне услышать!

Загрузка...