Ужасное сияние

– Он удерёт и второй раз. Щенка койота нельзя приручить.

– Нет, – Дрейк уже каким-то привычным жестом поднял длинное тощее тело. Висящий на нём Рыжийсмотрелся удивительно гармонично. Длинные волосы опять растрепались и свешивались до пояса Дрейка. – Я с ним поговорю. И я обещал сделать из него настоящего раптора. Может, получится что-то большее.

– Может быть, – вопреки обыкновению Леони не спорила.

Алад просто взял и растворился в никуда, и Рыжий совершенно точно не пользовался мономолекулярным ножом, хотя бы потому, что не умел толком, ещё не успели научить. Оружие осталось в ножнах. Выглядело всё так, будто парень сожрал потустороннюю хреновину, а должно ведь было быть наоборот.

Да уж. Стоило раскусить орешек – и поскорее доложить тоже. Несколько лет назад Леони Триш потеряла руку в бою с аладом-«трёшкой», третьего уровня; её отправили лечиться в Интакт, где она и познакомилась с «умником». Тот попросил об услуге, не слыханной прежде: поймать «живого» алада.

У них получилось. С тех пор, кажется, всё и началось; хотя Леони знала – не теперь. Почти все обитатели охотничьих «баз» сотрудничали с кем-то из городских «покровителей», равно как и торговали с дикарями. Это была норма – баланс между двумя мирами.

Мальчишка Рыжий попался не вовремя и куда-то его сдвинул – или ещё нет.

«Не моё дело».

Пускай доктор Таннер решает.

Она не стала тянуть: едва вернулись в часть, отправилась к себе. Личного пространства в казарме было немного, но всегда можно захлопнуть створку шлема, и только по телесным реакциям посторонние смогут определить, чем ты занят.На соседней койке под объёмным постером со звездой виртуального кино Дэви И корчилась в характерной позе с раздвинутыми ногами и откинутым одеялом Тэсс Миджай, невысокая и коренастая. Она порой подкатывала к Леони, делилась своей коллекцией большегрудых красоток, записанных в собственный шлем. Леони отнекивалась. Тэсс была не в её вкусе, и при прочих равных она предпочитала мужчин. Судя по лежащей на полу и покрытой пылью униформе, Миджай недавно вернулась с вахты, но форму почистить и убрать не удосужилась – всегда она так, ничему жизнь не учит. Получит опять наряд вне очереди.

Леони решила, что это не её дело. Она сняла сапоги и села на свою кровать, достала шлем, переключила его из режима «развлечения» в «коннект». Объёмная фотография ночного неба плыла над головой, прикреплённая к перегородке чуть выше человеческого роста, – она не вешала никаких постеров, все эти годы маленький личный угол оставался почти нейтральным. Людей это удивляло: а как же Кислотная Бабка? Разрисованная рука?

Леони могла бы ответить: в том и дело. В «Бабке» я настоящая. Здесь – просто най-рисалдар, младший офицер, одна из многих.

Таннер ответил не сразу. Его не одобряющая целый мир физиономия в уродливых очках – они даже не работали как окуляр ночного видения или микроскоп с функцией анализа, вот умора, – висела в режиме «Ожидайте, вам обязательно ответят».

– Да очнись ты уже, зануда, – проговорила Леони в микрофон шлема. Никто её не услышал. Таннер тоже.

Ответил он спустя минут пять. Реальное выражение лица оказалось ещё более кислым. Таннер превзошёл самого себя. Леони едва не фыркнула: ты чего, все лимоны Итума сожрал за один присест?

– Какие-то новости?

Леони чуть не рявкнула привычное «Так точно», но выдержала паузу. Таннер был гражданским, отчитываться она была не обязана. Если бы Аро или кто-то ещё из старших по званию узнали, она наверняка получила бы строгий выговор. А может, они давно всё выяснили, но смотрели сквозь пальцы. Надо же и рапторам подработать на улучшения, которых неизвестно когда дождёшься по официальной программе. И на увольнительные в барах полисов – помимо жалованья.

– Вроде того, – сказала Леони.

Таннер сощурился.

– Монстр?

– Нет. О нём бы я докладывала не вам.

Запрос на беглеца был официальным, хотя док из Интакта и всячески давал понять, что, мол, не отказался бы получить весточку первым.

– Тогда?..

Всем своим видом Таннер выражал нетерпение. Связь тянула неважно, и Леони определила лишь, что он у себя дома, сидит на коричневом диване, по правую руку – аквариум с цветными рыбами. Настоящие они или моделированные – она никогда не спрашивала, но всегда обращала внимание, как и на резные украшения из настоящего дерева на стенах, это тебе не дешёвая голо-фотография. Мягкий рассеянный свет вызывал желание завернуться в одеяло и подремать.

«Ты там зад греешь на тёплом диване, ещё и рожу кислую строишь!»

Леони удалось продолжить спокойным тоном:

– Мы тут нашли парня, он не из полисов.

– Дикарь? Зачем он…

– Вы меня будете слушать, док?

Леони даже голоса не повысила, а тот смешался:

– Да, извините. Так при чём тут я и эта несомненно ценная находка?

– Он сожрал алада.

Судя по треску, с Таннера едва шлем не слетел. Картинка зарябила.

– Простите?

Леони выдержала паузу. Она ждала, пока умник соизволит ответить, теперь его очередь. А потом коротко изложила всё: от мёртвого города до сегодняшнего приключения. «Нет, мы не могли ошибиться. Да, совершенно точно была “двойка”. Вы мне будете рассказывать, как алады себя ведут, док?!»

– Извините, – Таннер как-то осип, словно от долгого крика. – Конечно. Конечно, у вас практический опыт, вы лучше кого-либо разбираетесь во фрактальных сигнатурах, и… мальчик у вас?

– Да.

Леони не называла имени Дрейка. Обойдётся Таннер без дополнительных зацепок.

– Мы… я в том числе буду его обучать. Вроде должен получиться неплохой раптор, но мне показалось, вы захотите узнать, док.

Таннер поскрёб затылок, взлохматил короткие седоватые волосы.

– Следите за ним. Сообщайте все изменения. Поверьте, это может быть очень важно для всех Объединённых Полисов Ме-Лем. Только пока больше никому не говорите, хорошо?

«Дрейк не проболтается», – Леони с уверенностью кивнула. Она пойдёт к нему и попросит никому не докладывать, даже Арои Ван, придумают что-нибудь —например, будто отправили малолетку на самостоятельное патрулирование, да здесь же, рядом с забором, а он заблудился. Ван посмеётся. Аро, наверное, будет зол, но махнет рукой: до получения звания сипая «мелюзге» прощается многое.

«Это всё ещё честно».

– Ладно, док. Не забудьте о договоре.

– Конечно, най-рисалдар Триш. Пришлю вам несколько занятных образцов модификантов. Вдобавок к изменению на вашем личном счёте.

Последнего Леони не слышала: отключила шлем. Офицерская казарма, всего на десять-пятнадцать человек, пустовала, не считая соседки. Миджай сладко дремала: пальцы между ног, одеяло сбилось, шлем скатился на пол. Эта картина казалась почти трогательной, хоть отдохни рядом, но впереди много дел. Начать стоило с Дрейка.

Леони нашла обоих в столовой. Она была общей и очень большой – в приземистую прямоугольную коробку, построенную по принципу «Зато все на месте», вошло бы человек пятьсот, хотя такого количества на их базе отродясь не было, даже когда объявляли какие-нибудь совместные рейды или общие учения. Архитектура и внутренняя конструкция всегда заставляла «городских» – в смысле, настоящих городских, —кривиться. Просто огромный прямоугольный ящик, серый снаружи и зеленоватый внутри. Иногда включали какие-нибудь нехитрые голограммы – леса с битыми пикселями, стопорящиеся на каждой волне прибоя моря, нейтральные градиентные фоны.

Никто не обращал на стены внимания. Все шли к автоматическому раздатчику, получали свою порцию и садились за один из столов на жёсткий пластиковый стул. Леони нарушила привычный ритуал, перехватила у дроида только стаканчик кофе, почти похожего на тот, что выращивали в Итуме, и устремилась к Дрейку и Нейту, благо здоровяка-альбиноса и рыжеволосого парня видно было издалека.

До того, как она приблизилась, Нейт за обе щеки уничтожал стейк из свинины с генами омаров – эту культуру клеток, насколько Леони слышала от своих в Итуме, забраковали в полисах, вот и решили сплавить рапторам. Мол, голодные охотники всё сожрут. Нейт не жаловался. Гарнир из кукурузы с картофелем, зеленью и клюквенным соусом исчезал так же быстро. Иногда тот останавливался, чтобы сделать большой глоток апельсинового сока из стакана. Дрейк взирал на эту картину с отстранённым видом, прихлёбывал кофе или чай, рядом стояла пустая тарелка.

– Что,нравится городская еда? – Леони села напротив Нейта и рядом с напарником. Рыжеволосый как раз раздирал грязными ногтями запечённую и политую маслом картофелину. Поперхнулся.

– У вас там, в деревнях, сплошной батат, козоверы да куры. Пробовала я это дерьмо, ну так да, оно и есть. А знаешь, откуда картофель? Мясо?

Нейт продолжал жевать, не глядя на неё.

– Из Итума. Аграрный полис. Я оттуда – вот эту картошку, чтобы она выросла, надо мелкой посадить в землю. Поливать и обрабатывать от бактерий. Добавлять подкормку. В Пологих Землях она не растёт, алады выгрызли целый мир, переварили и высрали ряску, козоверов, мурапчёл, летучих зайцев с поед-травой и всю остальную хрень.

– Леони.

Дрейк положил руку на её ладонь. На живую, конечно: надо было сесть с другой стороны.

– Чего? Я вру? Эти деревенские тоже прекрасно понимают: от мира одни кости остались. Но и их алады скоро догрызут. Говорят, тварей становится всё больше, а где они плодятся, там скоро ничего не будет, кроме «поцелуев» и травы.

– Леони, – Дрейк сжал её пальцы. Её тёмная ладонь тонула в его огромной белёсой пятерне. —Прекрати.

Нейт проглотил свою картофелину.

– Да знаю я, – он отвёл взгляд.

– Мы уже поговорили, – добавил Дрейк, каждое слово весило с раптора-механизм. – Нейт согласился остаться.

Тот шмыгнул носом и вытер его рукавом.

– А-а, я сейчас расплачусь от счастья, – Леони снова поймала взгляд парня. Глаза у него были зеленовато-голубые, прозрачные, как какие-то стекляшки. – Нас осчастливили. Дрейк, ну это точно ты герой. Уговорил великого покорителя Пологих Земель остаться! Интересно, на сколько его хватит? До завтра? Ещё пару недель продержится, отожрётся как следует, стырит пару дронов – их же можно разобрать, ввинтить в какие-то тракторы. Мы же тут хернёй страдаем, а не защищаем весь грёбаный мир от аладов. Мы заражённые и отравленные. Так вы нас называете?

– Замолчи ты!

Нейт толкнул тарелку. Недоеденный кусок стейка вывалился – ярко-розовый с белёсыми прожилками. Клюквенный сок расплылся на салфетке дорожкой. Восклицательным знаком.

– Я… не буду больше уходить. Слушай, Леони, – он впервые назвал её по имени. – Меня выбрали авгуром. У Синих Варанов померла старуха Укки, ну как померла…

– Принесла себя в жертву, – сказала Леони, заставляя сопляка смотреть себе в глаза. – Перерезала горло и пролила кровь во славу Инанны, а её тело сожрали алады. Ещё одна воронка.

– Откуда ты…

– Я много чего знаю, мальчик. И Дрейк тоже.

Тот как будто искал повода вклиниться в разговор, но не успевал за Леони и Нейтом. Подхватил возможность и пробурчал:

– Слушайте, может, хватит? Мы всё обсудили с Нейтом.

– Нихрена мы не обсудили, – теперь уже завёлся тот. – Ты мне просто сказал, чтобы я оставался, потому что не выберусь отсюда сам. И пообещал помочь, если… ой.

Кто-то ещё подчищал свои тарелки. Столовая никогда не пустовала. Отдалённые звуки чужих разговоров, скрежета вилок и ложек о пластик да мерное жужжание дронов нарушали тишину. Дрейк закрыл лицо рукой.

– Извини, – сказал Нейт.

– Значит, всё-таки хотел сбежать. А ты, Норт, собирался ему помочь? Ну давайте, лезьте в раптор и марш. Нахрен. Пускай будет ещё один авгур. Пускай алады отвоюют кусок Земель. Где у нас будет новый Лакос?

«Пропавший полис» не упоминали просто так. Леони сама не ожидала, что траурное название сорвётся с её губ. Лакос, потерянный город – по нему вечно скорбят те, кто остались.

Онане исключение.

Дрейк покраснел так ярко, словно его залили пигментом на основе беталаинов свёклы. Странное сравнение пришло Леони в голову, потому что именно свёклу она помогала модифицировать на ферме Итума до того, как забрали в рапторы. Может, ей тоже это нравилось больше – и работать «умником», как Таннер, тоже. Только кто спросил? Ладно, враньё. Леони ненавидела свёклу, горох и яблоки. Она прыгала кузнечиком-аладом, когда узнала, что её тесты подтвердили пригодность к «охоте».

– Я хотел стать авгуром, – сказал Нейт. Он отвернулся. – Это правильно.

– Мы не трогаем людей из деревень. Это вы считаете нас «заражёнными», но не брезгуете пользоваться всякими штуками, которые вываливаются из телепортов, а ещё и ваши, и рейдеры с нами торгуют, – Леони отвоевала ещё немного пространства белого стола, последней границей остался стейк и клюквенное пятно. Она почти вжалась лицом в Нейта. – Но тебя спасли. Дрейк спас. Пообещал представить как рекрута. Знаешь, ты можешь, конечно, уйти, и я верю, что наш добросердечный най-рисалдар Норт согласился даже наплевать на все инструкции и помочь тебе добраться до дома. Только что ты будешь делать, если алады всё-таки придут и в вашу деревню, как там она – Варанова Падь?

– Змейкин Лог, – поправил Нейт и снова шмыгнул носом.

– …придут и выгрызут до последней курицы. Последнего куска плоти, железа, до ульев мурапчёл. Всё станет одной здоровенной воронкой, а потом поверх зацветёт аладова трава. Вот чему мы не даём случиться. У тебя есть способности, отличные способности, лучше, чем у многих, и ты мог бы потом защищать свою деревню. Уже как раптор. Ну, или ты можешь вернуться сейчас, стать авгуром, молиться тварям и «благословлять» мародёров, которые собирают с твоих сородичей «дань», изредка гоняют всяких там бизонов и койотов, а по большей части – дерутся друг с другом. Полисы никогда вас не трогали, но сейчас просят помощи лично у тебя. Норт!

– Так точно.

Дрейк откашлялся.

– В смысле… Да. Леони права. Я сказал, у тебя сильные способности. Ты спрашивал, что там случилось – точно не знаю, но тебе удалось каким-то образом справиться с аладом. Я тоже надеюсь, что ты останешься.

Он добавил очень тихо:

– Пожалуйста, Нейт. Останься.

Тот пригладил грязными руками волосы. На прядях остался жир от мяса и белый с вкраплениями зелени соус.

– Да ну вас… прекратите. Что за… Херня. Здесь куча рекрутов.

– Верно. И важен каждый, – Дрейк уже перехватил инициативу. Леони его за это ценила, до него долго доходило, но потом он подстраивался неплохо. Напарник. – Леони спасла деревню, пожертвовав своей рукой, она тебе рассказывала? Полисы закрыты куполами, но говорят, это просто последнее средство, больше чтобы утешить людей. Слабых людей. Не таких, как мы – не рапторов; тех, кого алады чуют и хотят сожрать. Голодные демоны всегда голодны. Их нужно остановить.

Нейт вскочил и кинулся бежать. Он пересёк столовую, мелькая длинными ногами быстрее, чем немногочисленные обедающие поглядели вслед. Дроид странно пискнул вслед.

– Это было жестоко, – сказал Дрейк.

– Теперь он останется, – хмыкнула Леони. – И это действительно важно. Помалкивай о том, что он «съел» алада. Не болтай никому, даже доктору Ван. Понял?

Дрейк нахмурил свои бровные дуги – голые, без единого волоска и ещё больше порозовевшие от волнения.

– Почему…

– Так нужно, поверь мне.

Леони положила ему руку на плечо. Живую, конечно. Всё-таки она села с правильной стороны.

Глава 7

Патрик выжидал после работы пару часов в баре «Игла», прежде чем пойти домой. Ему всё казалось: следят. Может, не лично Таннер, не стал бы практически единовластный повелитель лаборатории на Лазуритовом уровне – ладно, половины, но это тоже больше, чем добивался кто-либо ещё, —шпионить за помощником. Патрик считал, что Таннер ему доверяет. А вот кто-то из менее удачливых учёных и лаборантов, вынужденных довольствоваться Яшмовым, Гранатовым или вовсе Родонитовым уровнем – другое дело.

Люди везде одинаковы. Патрик прожил в Интакте всю жизнь, почти двадцать лет проработал в Комплексе – сначала в лаборатории техники, первая специальность – конструировал дроны, придумывал им новые функции и прошивки, превращал удобные дома, глайдеры, только что не «умные» ботинки в ещё более удобные и полезные. Потом его назначили помогать Таннеру – наверняка тот сам выбрал среди нескольких подходящих досье. Патрик согласился.

Он один из немногих сам воспитывал свою дочь, Хезер, не полагаясь на интернаты и не отдавая всё в руки искусственного интеллекта, распределителей сперматозоидов, яйцеклеток, а потом и результата пробирочного зачатия. Матери Хезер он никогда не видел, но дочь была похожа на него, ей исполнилось девять, она быстро росла, хорошо училась. Дома, потому что Патрик не отдавал её в общую школу.

Хезер была не совсем обычной.

Таких людей отправляли в рапторы – самая почётная миссия, какая только может быть у человека. Пилоты механизмов, способные уничтожать жутких тварей из иномирья. Каждый второй ребёнок мечтал, чтобы тесты показали его пригодность.

Патрик знал, что рапторы не так уж везучи. В конце концов, ему доводилось —всего раза три или четыре, но вполне хватило, – заглядывать на территорию Раца. И аладов, запертых в сгустки клонированных клеток, зародышей с недосформированной нервной системой, он наблюдал не раз.

Пусть пилоты спасают мир, но его дочь останется с ним. К сожалению, становиться раптором или нет – не выбор, поэтому Патрик скрывался, врал, умалчивал и проверял «хвосты». В баре он пил якобы пиво или виски с содовой, но на самом деле большую часть выливал мимо, чтобы сохранить трезвую голову. Потом уходил и ещё какое-то время бродил по улицам, иногда заходил на Яшмовый уровень, иногда спускался до Родонитового, а потом вновь поднимался до высоты Лазурита —отсюда, залитая светом и бесконечными сполохами огней, особенно красивой была башня Анзе, что возвышалась над Интактом, подобно какой-то свае, опоре, некому столбу, на котором держался весь «летучий благословенный полис». Лёгкие лифты двигались по уровням вверх и вниз, улицы и дома невольно копировали башню Анзе – Интакт словно не терпел монолитности или приземлённости. Город между небом и землёй будто пытался подняться ещё выше, в стратосферу, а может, стать космическим кораблём. Когда-то давно, до катастрофы, до появления аладов, люди почти покорили космос. Будто оплакивая неудачу человечества, архитекторы всё тянули и тянули дома на несколько уровней, делая их похожими на шпили или на электропроводку в дроиде – множество тонких витых ванадиево-титановых нитей. Огни делили город на уровни: синий лазурит, мягко-коричневая яшма. Чёрно-розовый Родонитовый уровень был домом Патрика и Хезер. Убедившись, что никто не следит, Патрик решался скрыться в одном из тонких небоскрёбов и подняться в свою квартиру.

Он не оставлял Хезер одну по-настоящему. Не зря всё-таки начинал электронщиком —переделал дроиды, настроил защитные экраны снаружи и внутри. Окна были непроницаемы, если заглядывать с улицы, но показывали поддельные картинки. Стены обиты жаропрочным материалом на основе псевдоорганического пластика. Патрик пытался воспитывать дочь, учил её держать «свет» внутри, но он всё равно прорывался – словно из бесформенных зародышей Таннера. Это сходство пугало до тошноты.

Моя дочь – не уродливый сгусток патологически разросшегося мяса без ЦНС, думал Патрик. Хезер была обычной девятилетней девочкой. Любила гулять и ныла, что ей редко разрешают кататься на пневмокачелях или ловить голографических белок в парке на персональный браслет. Браслет ей Патрик тоже перепрошил так, чтобы Хезер вроде и числилась в системе Интакта, а вроде и оставалась невидимкой. Оставаясь без присмотра, она норовила переключить обучающий канал на мультики, и это получалось у неё всё чаще – хакер будущий растёт, ухмылялся Патрик. От неизбежной домашней работы и экзаменов по вечерам это её не спасало, впрочем, Хезер неплохо справлялась, а в награду получала шоколадный шарик или ванильное мороженое на ужин. Наверняка она бы с удовольствием играла с другими детьми, да и частенько стала спрашивать: «Почему я не в школе», «Почему ты не отдашь меня в интернат», но этого Патрик пока не мог ей объяснить.

Всё дело в свете, говорил он. Мы будем больше гулять, и я отпущу тебя поиграть с другими, когда ты научишься его прятать.

Никакого света, понятно?

Хезер кивала. Несколько недель или месяцев ничего не происходило.

А потом случалось что-нибудь. В этот день, знал Патрик, точно что-то будет. Разговор с Таннером по поводу его агента из рапторов, неприятный взгляд Раца – всё это кололось, словно под униформу насыпался колючий песок или он рухнул голым телом в стекловату. Зря он подозревал Таннера, Рац опаснее. Он имеет дело с людьми, если угодно.

«Он не тронет Хезер».

Патрик поймал себя на том, что сжимает кулаки до спазма в мышцах. Смуглые руки, белые костяшки. Он заставил себя принять расслабленную позу, не стоит пугать дочь; даже набрал перед последним этажом и своей лестничной площадкой вызов автоматической доставки —да, эклеры со сливовым кремом. Даже если Хезер сегодня не выучила законы Менделя и не решила задачки по алгебре, всё равно она заслужила десерт.

Гладкая металлическая дверь с традиционным для их уровня чёрно-розовым рисунком поддалась слишком легко. Патрик застыл с полуоткрытым ртом, слюна пересохла. Сердце забилось в горле.

– Хезер?

Он заставил себя вдохнуть и понял, что несёт гарью. Сильно несёт гарью. На гладком пластике пола, изображавшем морское дно с ракушками, – ещё одна простенькая и фальшивая даже на вид голограмма – лежали останки двух дроидов. Паучьи лапки подёргивались отдельно от круглых тел. Окуляры уставились на Патрика с тупым машинным изумлением.

– Хезер!

– Привет, пап, – та осторожно высунулась из своей комнаты. Автоматический свет среагировал на голос и показал дорожки слёз, уже подсохшие. Хезер держала большой жёлтый леденец на палочке, но не торопилась сунуть его в рот.– Прости. Я опять тут натворила.

– Чёрт.

Патрик привалился к стене. На ней висело зеркало с функцией биометрии. Механический голос выдал «ошибка обработки данных».

– Ты… ты… Всё хорошо? – Патрик обнял дочь, прижимая к себе. На домашних штанах и футболке мелькали пятна копоти. Та отстранилась.

– Норм. В смысле, я точно не ранена и ничего такого. Только это.

Она со вздохом обвела взглядом коридор, ведущий в её комнату – чёрные следы копоти лежали на потолке, закоптили стены, покрыли фальшивый «морской» пол жирным слоем гари. Стянутые в «хвост» кудрявые тёмные волосы плохо удерживались ярко-оранжевой резинкой. Прядь выбилась и легла на лицо. Хезер убрала её за ухо.

– Знаю. Свет. Ты его не сдержала. Ничего страшного, Хезер. Я поставлю новую защиту, – сейчас Патрик даже не думал, что случилось со старой, почему она, мать её, не сработала; или сработала, но не остановила чудовищный выплеск энергии.

– Пап, мне помогли с этой штукой справиться. Ну, со «светом».

– Помогли?

Теперь он снова уставился на леденец. Он не оставлял Хезер таких конфет.Сердце снова пропустило удар, и Патрик так и не начал дышать, когда из детской показалась невысокая субтильная фигурка; этого человека можно было издалека принять за подростка, да и вблизи он смотрелся от силы лет на двадцать.

– Добрый вечер, доктор Вереш. Задерживаетесь? Таннер вас совсем замучил, да? Ничего, мы тут с Хезер отлично поиграли, – со своей обычной обаятельной улыбкой сказал доктор Сорен Рац.

Патрик застыл с открытым ртом.

«Как он попал сюда?»

Патрик запрограммировал дверь, чтобы она реагировала только на его отпечаток пальца и снимок сетчатки – и никак иначе. С другой стороны, если Хезер устроила пожар, то сигнал отправился прямиком по единой сети, опутывающей Интакт. Искусственный интеллект – Башня Анзе, бесплотный разум «Энси» в ней следит за человеческими судьбами и ошибками; скромному технарю не сравниться с чудом инженерной и программистской мысли. «Это для вашей безопасности».

Конечно. Никто не вмешивается в частную жизнь горожан. Пожар – другое дело, это опасно, и всё же…

– Что вы здесь делаете? – Патрик прижал Хезер к себе и расправил плечи. Шаг навстречу Рацу дался, как прыжок через пропасть. Обувь оставляла отпечатки на чёрном слое грязи. Обломки какого-то дроида издали пищащий звук. – Это мой дом. Моя дочь. Я вызову охранные системы.

Рац покачал головой:

– Я думал, вы мне скажете спасибо, Вереш. Ваша дочь подвергла опасности себя в первую очередь. Очень неосмотрительно с вашей стороны оставлять её одну.

«Я не оставлял».

Экран следил за ней и отправлял информацию лично Патрику. Дроиды делали то же самое. Он должен был узнать первым.

Если кто-то не перехватил сигнал.

– Пап, ну прости. Я правда… натворила. Сорен мне помог.

Рац кивнул.

– Видите. Всё хорошо.

Хезер высвободилась. Она считала себя слишком взрослой, чтобы обниматься на людях.

– Убирайтесь, – сказал Патрик.

– Безусловно. Хотя я собирался дать вашей дочери время собрать вещи. Любимые игрушки, одежду. Вряд ли ей выдадут что-то приличное в Ирае, не говоря уж о базах рапторов. Там всегда одно и то же: серые коробки, одинаковые комбинезоны.

– Пап?

Хезер выронила леденец. Тот покатился по пластиковому полу с мерным перестуком.

– Убирайтесь, – повторил Патрик. Часть его кричала: ты знал, что этим закончится. Она раптор, она должна была оказаться среди других «охотников» ещё несколько лет назад, они обучают детей с пяти или семи, а у неё уже тогда появились способности. Нет, раньше. Патрик купил ей плюшевого медведя, который превратился даже не в пепел или обломки, а в облако газа, – Хезер тогда и трёх не исполнилось.

– Прекратите, Вереш. Вы собираетесь нарушить закон? Ваша дочь – раптор, она должна проходить соответствующее обучение, а потом стать одной из наших защитниц, тех, кто прыгает в этих забавных машинах по пустынным Пологим Землям.

Пока Рац болтал, Патрик сделал шаг – то ли к Хезер, то ли к обломку дроида. Это был телескопический щуп, который выдвигался по мере необходимости, вытягивался на длину до трёх с половиной метров. «Гибель» застала его врасплох, он валялся скрюченной балкой примерно тридцати сантиметров длиной.

– Вы и так нарушали закон несколько лет, насколько я понимаю. Вы думали, что Энси не узнает? Он знает всё. Может, он хотел дать вам возможность подольше побыть с ребёнком, которого вы решили воспитывать самостоятельно, но сейчас Хезер стала слишком опасной.

– Эй! —возмутилась та. – Я всё ещё здесь.

– Извини, – Рац снова широко улыбнулся. – Конечно, ты здесь. И тебе понравится новая жизнь. У тебя там будут друзья, ты увидишь все полисы, а не один Интакт.

– И летучих зайцев, – уточнила Хезер.

– Конечно. Их в Пологих Землях завались. Главное, чтобы на голову не накакали.

Детское «плохое слово» заставило Хезер фыркнуть от смеха. Патрик смотрел на неё, снова поправляющую выбившуюся прядь волос, ярко-оранжевая резинка не помогала, а на пёстрой футболке помимо гари была ещё и пара дыр. Патрик не сумел её научить владеть «светом». Рапторы – это ведь не так уж плохо? Он знал пару ребят, которых забрали, когда он сам ещё был школьником.

Сбитое освещение подсвечивало леденец красноватым, а останки дроида – лиловым.

– Хорошо, – кивнул Патрик. – Подождите здесь. Пойдёмте на кухню, я налью вам кофе или чай, пока мы будем собираться.

Рац склонил голову набок.

– Надо же, я думал, вы будете сопротивляться до последнего.

– Нет. Вы правы. Это давно надо было сделать.

Алгоритмы судорожно мешались друг с другом. Кухня. Свет. Дроид. Рац сделал шаг в нужном направлении, и Патрик совершенно искренне намеревался проводить его, активировать кофеварку, а потом попросить посидеть, пока они с Хезер сложат в её большой ярко-розовый рюкзак всё необходимое – от тёплого белья и носков до планшета, по которому она всегда сможет вызвать отца. Розовый рюкзак Хезер упросила купить, однажды увидев в рекламе. Как у настоящей школьницы.

Патрик шмыгнул носом, в горле застрял ком, и голову вело. Блики плясали на леденце и «ноге» дроида.

Он сам не понял, как схватил эту деталь, почему бросился на Раца. Тот закричал. Хезер – громче, её вопль перешёл в визг. Только не свет снова, подумал Патрик. Только не свет.

Света не было, но Рац упал на пол. Его обычно аккуратно уложенные волосы растрепались в точности, как у дочери Патрика – испачканный гарью, он стал похож на неё.

– Папа. Что ты сделал. Папа.

– Быстро, – Патрик отшвырнул своё «оружие», схватил дочь за руку. – Уходим.

Хезер визжала, он зажал ей рот. Маленькие зубы впились в ладонь.

– Тише. Тише, с ним всё в порядке. Давай. Быстро. Уходим.

Патрик никогда не боялся «света». В конце концов, Хезер была его дочерью, доверяла – и подчинилась сейчас.

Шприц с нано-иглой, с удобным поршнем – можно активировать минимальным мускульным усилием – лежал рядом, на низкой тумбочке в стиле «американской готики». Или это контемпорари? Шприц с автоматической разметкой топографии и анатомического строения.

До него ещё нужно дотянуться.

Готика или контемпорари? Фьюжен, может быть.

Он никогда не разбирался в этом, он оставался обычным парнем из Кливленда, Огайо, который в школе был неплохим квотербеком, а потом отучился в Университете Джона Хопкинса на факультете биотехнологий, защитил PhD, но индекс Хирша так и оставался где-то на дне одноимённой с названием родного штата реки. Он пожертвовал своей личной научной карьерой ради открытия сестры.

Та не просила его об этом. Та всегда говорила: не надо, я смогу всё сама, – он же слышал: «Других нет. Никого, кроме тебя, нет. Кто, если не ты?»

Потом его имя стало известным во всём мире, прежде чем кануть в дымку небытия, но большую часть жизни его знали как «А, это брат доктора Мальмор».

Дана Мальмор, его сестра-близнец, всегда была лучшей из них двоих, но он не завидовал. Они смотрели в одну сторону и создали то, что создали – несмотря ни на что, жалеть не получалось.

Шприц спорил теперь: ты не поднимешься с кровати, если не воткнёшь нано-иглу в сгиб руки. В дозаторе обезболивающее, очередная современная разработка. Первые годы он пользовался старым добрым морфием, по которому до сих пор немного скучал – отрава из маковой соломки давала нежное сонное забытьё, как прикосновения китайского шёлка к оголённой коже.

Потом про морфий забыли, новые анальгетики не предлагали грёзы побочных эффектов. Привыкание? Может быть. Это самое меньшее, чем он мог расплатиться.

Иногда ему хотелось уснуть, спать сто лет или тысячу, ничего не чувствовать —ни боли, ни необходимости контролировать каждое мгновение бытия. Полисы существовали автономно, сами по себе, в каждом – искусственный интеллект, способный просчитать вероятности и выдать матрицу наилучших решений по любому вопросу. Итуму – по посадкам саженцев и оптимальной дозе стимуляторов. Табуле – по опасным точкам: не трогайте эту пещеру, иначе обрушите на себя тонны породы, а то и вызовете выплеск магмы. Аквэю – карта движения штормов и тайфунов, а ещё в этом году должны отлично уродиться на фермах устрицы. И так далее. Даже городу-границе Ираю, похожему на недостроенный забор, – график активности фрактальных сигнатур в Тальтале.

Искусственный интеллект превзошёл человеческий: ни сомнений, ни рефлексий, ни сожалений. Та часть, что отвечала за сознание и личность, требовала неоправданно огромное количество ресурсов. От глюкозы до собственных гормонов – не хватит серотонина, и ты провалишься в депрессию, недоберёшь тирозина – руки затрясутся от болезни Альцгеймера, будешь пускать слюну и забывать собственное имя.

И всё же он привык считать себя лучше даже искусственных моделей, поскольку они предлагали лишь факты и рекомендации, но не брали на себя ответственность за решения.

Он был Хозяином – Энси, Энди Мальмором, братом своей сестры, владельцем некогда существовавшей компании «Ме-Лем», от которой остался логотип в виде разделенной натрое фрактальной молнии и стилизованного вензеля. Новый мир тоже унаследовал это имя. Он до сих пор правил этим миром.

Сейчас его тошнило от боли, а сил дотянуться до шприца не хватало. Кожа на левой ладони уже лопнула, к пяти пальцам прибавились отростки новых, а может, зародыши рук. На бархатную обивку стекала сукровица. Тёмно-коричневый цвет спрячет пятна, дроиды подчистят – никакого запаха не останется.

Худшее в невыносимой боли – беспомощность. Шприц близко и далеко. Потребуется вызвать мини-взрыв в иннервированных тканях, чтобы дотянуться, обхватить его, прижать к сгибу. Ладонь к этому моменту превратится в большой распухший шар с беспорядочным нагромождением пальцев, кусков ногтей, кровавых ошмётков.

Анальгетик не останавливает этот процесс, только убивает ещё сотню миллионов нервных клеток. Можно выдохнуть.

Энди всё равно необходимо лекарство – настоящее, единственное действующее. Ещё он собирался кое-что рассказать; его миссия – знать всё обо всех, это довольно утомительно, человеческие тайны, как правило, не стоят и секунды осмысления. Порой, когда он всё же засыпал на два-три часа, снилось его большое просторное кресло в лаборатории, несколько мониторов, белые мыши в аквариуме, коробка пончиков и свежий кофе из кофемашины на столе. Порой в лабораторию кто-нибудь заглядывал – эй, Мальмор, ты опять здесь торчишь? На ночную смену останешься? Ты бы отдыхал иногда, ну знаешь, – но потом люди уходили, а Энди дожидался сестру.

От его виска тянулся шнур с липучкой. Даже страдая от почти обыденной боли, он старался отслеживать все изменения в полисах, особенно когда сам же ставил задачи своим подчинённым. Энди заставил себя переключиться, снова просматривая запись с видеокамер – вот Сорен выполняет персональное поручение и идёт «обследовать» человека, на которого указал «Хозяин», а вот всё раскручивается быстрее, чем фрактальная мутация пожирает его тело.

«Чёрт».

Анальгетик всё же подействовал, не зря Энди к нему тянулся. Дроиды помогут встать. Для него делают специальных, способных выдержать массу до 200 кг – с запасом или учётом инерции, если он рухнет без предупреждения прямо на зависший благодаря антигравам костыль.

За окном уже стемнело, понял Энди, разглядывая мглу и звёзды, почти не различимые из-за окон, огней Интакта и купола. Два дроида подхватили его под руки своими щупами. Пора в секретный лифт и на вершину Башни Анзе.

Интакт весь в лифтах – это полис, который занимает небольшую площадь, но весь устремлён ввысь, вверх, словно недостаточно антигравитационной платформы, способной выдержать массу Луны. Это место породило собственный стиль и архитектуру, которую Энди почему-то сравнивал с пирамидой. А может быть, с сэндвичем, который пронизывала шпажка – хлеб, вяленая индейка, яйцо, соус, снова слой хлеба и так далее. Шпажка была длинной, пока ни один слой, включая Лазуритовый уровень, не добрался до верха.

Архитекторы подчинялись Энси – искусственному интеллекту, но лично его не знали. Таннер и Рац привыкли к нему, словно к обычному «боссу». Рац – особенно. Мальчишка позволял себе вольности, называл его на «ты» и отпускал неуместные остроты. Что ж, именно поэтому ему досталась та миссия, с которой он не справился.

«Чёрт бы его побрал».

Башня Анзе была похожа на роскошный дом очень богатых людей того времени, в котором жил обычный человек Энди Мальмор, либо на диковинный музей настоящего. Но верхний уровень пустовал. Только хромированные стены. Последняя дверь среагировала на голосовую команду-просьбу переключением красного диода в зелёный:

– Дана? Это я. Открой.

Когда-то давно он пытался сделать её уединение комфортным. Она не нуждалась в еде или воде, кровати, одежде. Энди приносил и сам монтировал телевизоры, приставки для видеоигр, автоматы-слотмашины и пинбол с марсианами, Мариинской впадиной и «Алисой в Стране Чудес». Она сжигала всё без остатка, он не задавал вопроса «Почему». Потом однажды сказала: не нужно. Мне ничего не нужно.

И добавила, погладив сначала по щеке, потом спустившись пальцами из зелёных сполохов по шее, груди и животу: только ты приходи, ладно?

Дана открывала не всегда. Порой Энди дожидался аудиенции часами, даже научился наслаждаться бездельем и ожиданием – ни единой нити, чтобы подключить к виску и вновь анализировать поступающие сводки данных. Он брал с собой планшет с парой старых фильмов, коробку эклеров с шоколадным и лимонным кремом, большой стакан айс-чоко. Дана всегда открывала в самый непредсказуемый момент – например, когда его рот был набит пирожными, и смеялась: я так рада, что ты прежний, ты совсем не изменился.

Сам Энди поспорил бы, но не с сестрой.

Сегодня она ждала его и не стала медлить. А ещё она всегда отлично ощущала его боль.

– Энди.

Сгусток зелёного света в виде фигуры человека отделился от общего фонового зарева —зеленовато-белого и спокойного, как освещение в реанимации. Сгусток жёг глаза. Когда-то она действительно выжгла ему глазные яблоки до жёлтого пятна и глубины зрительного нерва, а потом плакала сполохами, когда росли новые, аккуратно удаляла лишние фракталы.

В последнее время Дана научилась контролировать себя настолько, что, приближаясь к нему, «скрывала свой свет» – облекала себя в оболочки прежнего облика. Когда-то ей требовалась косметика. Сейчас – нет.

– Твоя рука, Энди. Покажи мне свою руку.

Гроздь пальцев, ногтей и чёрт знает чего ещё он прятал за спиной. Она всё равно увидела. Пришлось со вздохом предъявить, и в этот момент Дана напоминала их мать, которая осматривала после прогулки разбитые коленкии ссадины близнецов. Правда, им тогда было лет по семь или восемь.

– Больно?

– Не очень. Дана, есть новости…

Он не договорил – закричал. Зелёное зарево окутало руку, перекинулось на остальное тело. Энди сполз по жаропрочной стене, обитой соединением на основе стойких к радиации лантаноидов и свинца. Он знал всякую боль – от хронической и фоновой, на которую не обращал внимания, до той, что наступает, когда твои нервы выхлёстываются из мяса, словно витки червей-паразитов.

Дана была худшей. Зато потом месяц или два он чувствовал себя отлично: фрактальная мутация отступала.

– Так лучше.

Она села рядом и погладила его по волосам и щеке. Рука была живая, тёплая, но не обжигающая. Энди представил даже текстуру кожи.

– Дана, я отправил своего человека за той девочкой, на которую ты указала. Он обещал всё сделать, но не слишком-то преуспел. Отец ребёнка оказался настоящим бойцом, мать его.

– Убил?

– Нет, лишь вырубил, насколько я понял по биометрии. Мальчишка выживет и приползёт ко мне, как побитая собака. Проблема в том, что отец девочки —хакер, взломал охранные и наблюдающие системы Интакта, я чисто случайно обнаружил и его, и ребёнка. А теперь, полагаю, они будут скрываться там, где их не так легко обнаружить даже мне.

«Даже мне».

Он был лучше искусственного интеллекта, он подключал человеческое понимание. Большинство ИИ всё ещё оставались «китайской комнатой».

– Ничего, ты найдёшь, – Дана продолжила гладить его по щеке, потёрлась лбом о подбородок, а потом забралась к нему на руки, словно ластящаяся кошка. Весь её нестерпимый свет будто бы померк, но не исчез полностью, всё ещё скрывался под фальшивой кожей, ненастоящей плотью. Энди хватало и этого.

Он запрокинул голову.

– Я найду девочку. И парня, который сбежал от Раца. Чёрт. Этот Рац такой умный и талантливый, слишком он близко каждый раз подбирается к тому, что нужно, а потом…

– Ничего, Энди.

Она поцеловала его в щёку. Глаза щипало от влаги. Дана подхватила губами каплю-слезу.

– Я не тороплю тебя. Мы так долго ждали, сможем и ещё. Тот первый раз, он не совсем потерян.

Энди нахмурился, но Дана не обратила внимания – не сочла нужным:

– Девочка очень важна. Приведи её туда, где мы уже пробовали. Свет всё ещё на дне озера. Нужно туда вернуться, ты ведь скажешь об этом Таннеру? Продолжай, ладно? Я нахожусь не в одном моменте, в моём состоянии неплохо получается просчитывать и прогнозировать, даже лучше, чем у тебя, мистер нейронная сеть, – она щёлкнула бесплотной рукой по носу брата. – Я чувствую тех, кто мне нужен, а ты просто их найдёшь. Только не забывай про себя, не игнорируй трансформацию, хорошо?

Энди сморгнул.

Если закрыть глаза, сквозь веки потечёт оранжевое; кожа защищает от слепоты. Зажмуриться сильнее – до сполохов, круги расползаются фракталами.

Он подумал об озере – и о свете, вероятно, всё ещё заточенном на дне. Таннер не задаёт лишних вопросов. Он подойдёт.

– Конечно.

– Врёшь ведь, братец. Всегда всё сделаешь по-своему. Ладно, как будто у меня есть выбор.

Он вздрогнул. В этих словах звучало: я заперта здесь, у меня ничего нет, даже собственного тела – ничего, кроме света. Я просто энергия. Фотон без массы покоя. Ничто.

Вот поэтому он избегал до последнего подниматься к ней; порой – пока сам не превращался в месиво, покрытое деформированными фракталами конечностей, вывалившихся из-под кожи костей и внутренностей. Возможно, это была епитимья, подражание флагеллантам или просто груз вины, от которого невозможно избавиться ни на мгновение.

– Доверься мне.

Дана засмеялась, прижимаясь теснее.

– Как будто когда-то было иначе.

Он согласился: нет. Никогда.

Глава 8

«Лезвие» ножа-прерывателя только слегка светилось, невидимое, если не приглядываться. Нейт так до конца и не понял, как эта штука работает. Дрейк ему долго и нудно объяснял что-то о высокоэнергетичных протонах, реакции скалывания и перераспределении энергии. Несколько недель назад он заставил прочитать учебник от корки до корки, изучить трёхмерные чертежи и формулы, от которых у Нейта немедленно начинала трещать голова.

– Долбануться можно, – скулил Нейт. – Я эту херню никогда не запомню.

Дрейк закатил глаза и пояснил:

– Алады – это чистая энергия. Но если её одновременно «сбить» и вызвать перегрузку, то…

– А, – Нейт улыбнулся. – Как если слишком много тока подать от генератора на лампочку, она и перегорит?

Дрейк кивнул.

Вот так стало понятнее. Алады – просто лампочки, очень яркие сумасшедшие лампочки, а ножи-прерыватели заставляют их лопаться изнутри, брызжа осколками пластика, из которого делают оболочки, и сам тонкий волосок раскаляется добела, чтобы погаснуть. Сто раз Нейт такое видел – подумаешь, великая тайна мироздания. Зачем ему понимать устройство «демонов» и самого прерывателя, он тоже однажды спросил. И нарвался на длиннющую и нудную, как пейзаж Пологих Земель, лекцию. Была у Дрейка эта манера: вещать с непроницаемым видом, его бесцветное лицо как будто окончательно превращалось в маску. Сбежать от него в такой момент было невозможно: хоть он и казался токующим зайцем, а реакции никуда не девались, хватал за шиворот и возвращал на место. Лекции свои он читал в тесноватом помещении имитаций и симуляций, где тренировались и рекруты, и уже прошедшие обучение рапторы. Надеваешь шлем, включаешь программу – и вперёд: хоть со сворой «единичек», аладов первого уровня сражайся, хоть с жутковатой даже в реконструкции «трёшкой». Теоретический экзамен-тест о принципах работы ножей, рапторов и прочего тоже приходилось сдавать. Вместе с историей Объединённых Полисов Ме-Лем. Нейт предпочёл бы десять раз собрать и пересобрать раптора, пускай и виртуального, к настоящим пока не пускали, только бы не путаться в этих всех датах, событиях, людях, которые померли почти два века назад.

Шлем-шлемом, но Дрейк ещё и добавлял сверху.

– Ты не сможешь охотиться, если не будешь понимать, как устроены твои враги и техника, которую ты используешь. Но даже это не главное. Если верить, что алады – демоны, что они чудовища, с которыми не справиться, то так и будет.

Физиономия Дрейка сделалась вдохновенной и торжественной. Нейт пытался не заржать, ёрзал в своём кресле. На коленях лежал шлем. Несколько рядов кресел позволяли не мешать друг другу, одновременно практиковались в виртуале несколько человек, кто-то ругался, кто-то считал «три-пять-девять», перепрыгивая через числа.

– Ты можешь не заучивать все теории преобразования плазмы, чтобы пользоваться прерывателем и уничтожать их. Главное – понимать: они не «демоны», не какие-то неодолимые силы, а всего лишь пространственные парадоксы. Поклоняться аладам – всё равно что камням или воде, ультрафиолетовому излучению или фотосинтезу.

Что такое «фотосинтез», Нейт вроде недавно читал, но забыл, а переспрашивать Дрейка – себе дороже.

– Камни лежат себе тихо и не пытаются запрыгнуть и оставить кусок мяса и дыру, – пробурчал Нейт.

– В состоянии покоя. А если это шахта в скале и землетрясение? Я тебе рассказывал про город, из которого родом?

Слушать про полисы было интереснее разглагольствований, поэтому Нейт заискивающе улыбнулся.

– Полезные ископаемые добывают в Табуле, но они не лежат в одном месте, поэтому мы выбираемся далеко за пределы купола – под землёй. Это опасно, отработанные шахты запечатывают, чтобы там не образовывались алады, самую грязную работу делают дроиды, но всё равно, когда входишь в шахту, думаешь о том, что над тобой тысячи тонн камня, железных и золотых жил, есть и мягкий песчаник, и гранит, которому ничего не сделается за миллион лет, и потом лезешь в шкуродёр, и самое страшное для тебя – это камень. Меня однажды чуть не завалило в рукаве. Я был вдвое младше тебя, между прочим. А ты говоришь, что камни лежат тихо.

– Но вы к ним сами полезли. В смысле…

Нейт осёкся и вскочил.

Дрейк задумался. Он хмурился, и это всегда выглядело странно, как и большая часть его мимики.

– Может, когда-то и к аладам тоже «полезли». В любом случае, уже поздно.

Дрейк не стал продолжать свою лекцию, а она теперь не выходила из головы Нейта. Он тренировался с ножом: теория-теорией, шлемы и виртуальная реальность – это хорошо, но под полигон оборудовали просторную площадку – две трети базы. Он ударил ножом «идиота», так прозвали болванки с минимальным компьютеризированным интеллектом. «Идиоты» годились для рядовых тренировок, поскольку были дёшевы, рекруты переводили их сотнями. Рапторы практиковались на более сложных мишенях, но их ещё нужно было заслужить.

Идиот пискнул и повалился в песок.

«Полезли к аладам».

Нейт помнил, что рассказывали дома. Он иногда скучал по прежней жизни, но в любом случае ушёл бы, а быть раптором лучше, чем авгуром, да? Он вернётся и будет защищать свою деревню. Может, и другие тоже.

«Я видел его, ту большую хрень, а потом она прыгнула».

«Я к ней не лез».

Ещё два удара. Нейт подпрыгнул и сделал пасс сбоку и снизу. Поблизости тренировались ещё несколько новичков, плюс его ровесница сипай Джейн Киз, у которой кожа была такая чёрная, что казалась сгоревшей до угля, но всё равно гладкая и красивая, хотелось потрогать её розовые губы и кудрявые волосы. Дрейк тренировал его каждый день, сначала это было невыносимо, потом Нейт привык, сам стал приходить на полигон. Мышцы ещё иногда болели от перегрузок, зато он научился подпрыгивать и бежать за целью – раз, и всё. «У тебя будет только пара секунд, пока тварь не разрастётся».

«Я не лез к той штуке, а куда она потом делась?»

Из утрамбованного песка откопались ещё три «идиота» на тонких проволочных подпорках. Нейт сшиб два, третий его ударил в живот и противно пропищал: «Проиграл!»

– Отвали, – Нейт нечестно пнул болванку, выключил прерыватель и пошёл искать Дрейка. Или Леони, они оба всегда были готовы ему помочь. Пожалуй, Леони даже лучше – она рассказывала поживее, да и с деревенскими общалась больше, насколько Нейт успел понять. Среди рапторов это не приветствовалось, но и не запрещалось, потому что очень трудно что-то запретить людям, которые постоянно рискуют жизнью, сражаясь с этими «камнями». Камнями, которые только и хотят оставить от тебя дыру и воронку, чёрт бы их побрал.

По пути с полигона до казармы най-рисалдаров в Нейта кинули по комку грязи близнецы Энни и Калеб, и Нейту пришлось ответить тем же, мелкие его бесили. Они дразнились «дылдой», «дикарём», подвывали и улюлюкали, становились на четвереньки, отклячивая зад. Нейт поколотил обоих пару раз, но получил взыскание и был вынужден перебирать с дроидами на складе крупу – «городскую» пшеницу пополам с обычной охрянкой, которая росла не в пример лучше за куполами и где угодно. Дроиды бы справились сами, оттого наказание было ещё унизительнее.

Ком грязи влепился в живот Калеба. Энни ускользнула, а её брат скрючился и начал противно хныкать. Нейт шумно вздохнул. Эти два бледных червяка вечно нарывались на трёпку, а потом изображали из себя невинных мальчика и девочку.

– Ты урод! – вопил сейчас Калеб. – Все знают, что ты урод! Дикарь! Все уже сипаи, один ты рекрут! Как мелкая Яо!

– А ты… а вы… – из-за ближайшего сарая, где хранили амуницию, в основном запчасти для рапторов и батареи-топливо, выглядывала Энни. – Авгур Укки и Мамаша Кейбл говорили, что когда близнецы – это как Инанна и её брат-муж. Проклятые и будут вечно мучиться, не живые, не мёртвые.

Нейт сам не знал, почему вырвалась старая сказка. Может, он слишком долго думал и слишком много хотел задать вопросов, в том числе про того алада, который пропал неизвестно куда. Он прикусил язык.

Близнецы Калеб и Энни высунулись откуда-то оба, мальчишка был грязным, а девчонка раскраснелась и даже стала не такой блёклой рыбиной, как всегда.

– Чё? – переспросила она.

– Ничё, – передразнил Нейт.

Это не то, чем было принято делиться. Не с городскими. Близнецы подошли ближе, глядя одинаковыми светло-серыми глазами, прозрачными, как четыре огромных лужи.

– Ну, это у нас так говорят, – нехотя продолжил Нейт. – Инанна, мать аладов, рождает чудовищных детей, а её близнец «принимает роды». Они хуже всех демонов, но они же и боги. Они хранят мир. Они пьют кровь земли и будут это делать, пока всё не закончится. – он пожал плечами. – Как-то так. Ладно, не забивайте голову, это просто легенда.

«Им же лет по двенадцать», – ему стало стыдно, что он всерьёз задирается с мелкими. Близнецы проводили его открытыми ртами и изумлёнными, вытянутыми рожицами.

Нейт почему-то неуютно передёрнул плечами, чуть щурясь от солнца: близился полдень, и обед скоро.

– Эй. Рыжий. Дрейк ушёл ловить аладов, – вдруг подала голос Энни.

Тот обернулся.

– Да? Спасибо. А Леони не видели?

– Видели, – сказал Калеб. – Она раптора своего подкручивает. Чего-то там новое ставит. Слушай… а мы не превратимся…

– В Инанну и её брата? Нет. Не думаю, – Нейт ухмыльнулся, но на языке всё ещё был какой-то железистый привкус, словно укусил губу, и рот заполнило кровью. – Спасибо.

В ангаре светились стены, потолок, даже пол. Яркость можно было отрегулировать, сделать направленной или приглушить. Свет здесь гас, только когда никого не было, но такое случалось редко, всегда кому-то надо было «подкрутить» раптора. Пилоты привязывались к своей технике, уже понял Нейт, не зря же их – людей и машин – называют одним словом. А похожим на укороченных, но длинноногих варанов механизмам дают имена.

«Кислотная Бабка» Леони стояла седьмой в девятом ряду. От неё действительно глаза жгло, как от кислоты. Нейт спросил однажды хозяйку, зачем это – рука, волосы, раптор. Та сначала буркнула: «Просто», а потом объяснила: «Когда днями и ночами торчишь в пустошах, чокнуться можно от этой зелёной ряски, голубого неба, серо-жёлтого песка». Нейт её не очень понял, ему даже местность вокруг Змейкиного Лога казалась интересной. Вон Речка, заросли аладовой травы, телепорт…

– Привет, – сказал Нейт.

Леони отвлеклась от раптора. На «морде» у того был поднят щиток, оголённые провода переплетались, как спутанные волосы, которые никаким гребнем не раздерёшь.

– Слушай, всё-таки расскажи ещё раз, что случилось, когда…

– ..мы тебя нашли.

Леони вернулась к механизму, демонстративно повернулась спиной. Её наполовину выбритая голова и «перья» такой же пёстрой причёски выражали однозначное «Ты уже задолбал». Нейт помялся, потаращился по сторонам – рапторы были всё-таки крутыми штуками, хотелось поскорее опробовать, – и продолжил:

– Ну да.

Леони пожала плечами. Её комбинезон был сейчас расстёгнут до пояса, лямки свешивались. Под ним – футболка с короткими рукавами, и Нейт с любопытством уставился туда, где чуть влажная от пота кожа смыкалась с железом. Никакого шва или втулки, как будто она родилась с искусственной рукой. Он невольно вспомнил тот протез, из-за которого тут очутился.

– Я тебе уже сто раз говорила. Дрейк пошёл тебя искать. Он же пообещал, да и вообще за тебя впрягается почём зря. Ну, нашли.

– Там ведь был алад.

Леони обернулась. Электрическая отвёртка блеснула почти невидимой из-за яркого освещения искрой.

– Ну, был. Только я не знаю, куда он делся. И хватит тупых вопросов, а?

Нейт хмыкнул. Ничего нового, Леони предсказуема. Она напоминала одновременно Курицу Кэти и Милли. Умнее обеих и воин, конечно, но точно так же смотрела на него свысока. В переносном смысле: она была невысокой, жилистой. Назвать её «мелкой» язык не поворачивался, несмотря на физические габариты.

Нейт почесал затылок – волосы всё-таки стоило бы обрезать, мешаются только, – и снова вздохнул.

– Можешь научить ездить на рапторе? Да, я знаю, мне ещё не полагается. Но по одним виртуальным тренировкам я ничего не пойму. Это вы, городские, умные, – он обогнул Кислотную Бабку и заискивающе посмотрел в глаза Леони. – А я-то нет.

– Это запреще… А хотя ладно, – неожиданно согласилась Леони. Нейт аж глазами хлопнул. – Только Кислотную Бабку я тебе не доверю, это мой раптор. Обойдёшься. Тут есть «ничейные», запасные. Вон в том углу. Ничего сложного нет, все кнопки ты видел в шлеме, куда нажимать – тоже Я…

Она задумалась: поместиться вдвоём в рапторе – та ещё задачка. Хотя Дрейк как-то притащил Нейта.

– Я на крышу. Не вздумай меня скинуть. И дальше полигона тоже не направляй, понял?

– Понял, – Нейт улыбнулся. Леони недоверчиво покачала головой.

– Надо же, а я думала, мы тебе всё ещё «заражённые». Может, Дрейк и прав, из тебя когда-то и правда будет толк. Ну, чего рот открыл, зайцы гнездо совьют. Вперёд, вон твоя машина.

В симуляциях это было просто. Нейту казалось: вот он сядет за управляемый движениями глаз и лёгкими нажатиями сенсор и тут же выскочит прямо в жерло битвы с аладами, уложит целую кучу из открытой рапторовой пасти и из хвоста. «Прерыватели» с обеих сторон были установлены такие же, как в ноже, в идеале до прямого боя с тварью не доходило. А как забрался, так и открыл рот.

Внутри раптор был тесным и узким. Бронированное окно затемнённо поблёскивало. Нейт услышал стук подошв снаружи: Леони запрыгнула на кабину сверху.

– Ну, чего ждёшь?

«А… куда нажимать», – чуть не ляпнул Нейт, но ткнул почти наугад и зажмурившись. Механизм тяжело вздохнул, что-то зашевелилось внутри, словно в кишечнике бизона.

– Сейчас, – крикнул Нейт. Успокойся, сказал он себе. Это не экзамен, и ты это тысячу раз делал. Проходил самые сложные уровни симуляций: «скалы», «обрывы», даже «заброшенные города».

Он снова коснулся гладкой и совершенно лишённой каких-либо кнопок или указателей панели. Теперь верно: раптор снова тяжко вздохнул, как будто недовольный пробуждением, но послушно повернулся, поднял «хвост» и потопал из ангара. Дверь открылась автоматически.

– Ладно, пока неплохо, – комментировал голос Леони откуда-то издалека. Сенсорная панель чуть вспыхивала от нажатий. Нейт вывел на «окно» трёхмерную телеметрию. В полевых условиях она уловила бы массивные объекты и другие опасности. Не одни же алады в Пологих Землях водятся, столкнуться со злым бизоном или провалиться в архиулей с несколькими мурапчелиными матками тоже никому не надо.

– Давай к полигону, – командовала Леони. Она отбивала пяткой какой-то ритм. Нейт бы высунулся и сказал: «Эй, прекрати», но открыть окно не получилось с первого и второго раза, и он решил оставить это на потом.

Раптор шёл. Не бежал с неимоверной скоростью механоида, способного пересекать сотни километров за сутки, но шёл. Нейту он напоминал недовольного старого козовера, которого оседлал сопляк и дёргает за уши. Козовер мог брыкануть, противно заблеять и скинуть, ещё и плюнуть сверху. От железки такой подляни Нейт не ждал, хотя…

– Эй, осторожней, – мерзкий скрип металла о металл резанул по ушам.

– Извини, – пробурчал Нейт. «Всадник» у этого раптора всё-таки был. Леони, похоже, едва зацепилась, когда он задумался и проворонил бетонный пандус, ведущий к выступающей над землёй площадке полигона. – Ну, зато мы на месте. Дальше что?

– А теперь – беги.

– Чего?

Нейт всё же открыл окно, поскольку раптор остановился. Казалось, сейчас он наклонит «голову» кабины вместе с сидящим пассажиром и будет пожёвывать искусственно выращенный дёрн.

– «Того», – Леони свесилась и показала язык. – Ты плёлся, как водомерка без лапок. Давай, выжми из этой штуки скорость.

– Но ты же…

– Я не свалюсь, не бойся.

Нейт спрятался за стеклом. Сенсор-экран, активированный движением глаз, выглянул с приглашающим «Задать параметры». Он знал, как это делать. Тысячу раз в долбаных тренажёрах.

Раптор пошёл. Чуть быстрее, ещё больше напоминая очень ленивого козовера, которого ударили хлыстом, но он мало что почувствовал благодаря толстой шкуре. Леони пнула крышу.

«Да ну тебя».

Нейт сжал зубы и приказал: «Максимум».

Отдачей его впечатало в кресло. Он задохнулся и непременно свалился бы, задрав ноги, если бы хватило места. Судорожно махнул руками, потыкал сенсор – это сюда, это вот так. Раптор перемахнул через условное заграждение полигона и мчался теперь прямо к столбу забора.

– Стой! – заорал Нейт. На пути была фигура кого-то из врачей, судя по бело-голубой униформе. – Стой!!!

Раптор его или её растопчет. Нейт ударил обеими ладонями об сенсор. Раптор обогнул человека – тот, похоже, ругался вслед. Руки дрожали.

– Стой!!

Механизм резко свернул от столба к воротам и остановился возле них. Разрешения на выход в Пологие Земли у него не было.

«Я затормозил». Он не понимал, как именно это сделал. Просто получилось, и всё. Нейт откинулся в кресле, весь мокрый, словно тащил несколько тонн железа на плечах. Леони постучалась в окно.

– Ну как?

– Нор…мально, – пробурчал Нейт.

Та фыркнула.

– Ладно, Рыжий, не так плохо. Дрейк прав, из тебя получится путный раптор. А насчёт того, что ты меня спрашивал, про того алада, – она нахмурилась и потрогала шарик пирсинга в брови. – Я попробую выяснить. Есть пара способов, только молчи, иначе тебя заберут в полис уже без нашего с Дрейком присмотра и не факт, что отпустят. Ты же этого не хочешь.

– Не, – Нейт всё ещё думал о рапторе и о том медике, которого едва не сбил. Сердце колотилось в голове и кончиках пальцев. «Но у меня получилось. Это ведь правда не так сложно». – Э… спасибо, Леони. Это было круто.

Дрейк вернулся под утро. Ему хотелось проверить Нейта – как там мальчик. Но не хотел будить, топать своим немалым весом в общей казарме рекрутов, да и не годилось выделять его как любимчика. Старшие брали на «дрессировку» младших, это норма, но никакой особой приязни. Вы все одинаковые. Вырастете – будете рапторами, братьями или сёстрами по дару и крови, по способности почуять светящуюся зелёным тварь, пока она не ощущает вас, и это ближе, чем мать, отец и все остальные придумки о родстве.

Дрейк не знал, почему Нейт стал для него таким особенным. Он и раньше дрессировал других, до того, как приняться за мальчишку-дикаря, примеривался к близнецам из Аквэя, но их перехватила Джорджи Кута, тоже рождённая в «морском» городе и до сих пор, даже обрезав волосы под ноль, напоминавшая русалку своей красновато-золотистой кожей, будто покрытой чешуей, резкими чертами лица и странно-плавными движениями. С Джорджи у Дрейка были отношения лет десять назад: они потрепались несколько раз, посидели рядом на виртуальных тренировках, потом занимались сексом. Это ничего не значило для рапторов, потом они разошлись точно так же, как сбежались – без обид или сожалений. Кажется, Джорджи подцепила себе сейчас парня из персонала-учёных, их всегда хватало на базе и они всегда не возражали против экзотической интрижки с раптором.

Дрейку было всё равно, с кем спит его первая любовь, но Нейт стал чем-то вроде приёмного члена семьи – более близкого, чем другие охотники.

Хотелось его проверить. Спросить, как он да что. Леони обещала, что в отсутствие Дрейка присмотрит за мальчишкой.

Дрейк подумал и проследовал в женскую спальню, старательно игнорируя любвеобильную Тэсс Миджай, во сне обнимавшую малышку Лу Кэйи, «волчонка» из Ирая. Лу исполнилось восемнадцать неделю назад, а по тому, как сладко она спала в объятиях Тэсс, можно было без труда сделать вывод: познакомились они куда как раньше. Но Дрейку было всё равно, он старался держаться подальше от внутренних дрязг, доносов, поиска спонсоров и покровителей – обычной бытовухи рапторов. Ты сражаешься с аладами только иногда, лишь один из ста выходов на смену рождает кульминацию – бой с пугающей тварью. Обычно ты просто бродишь в своём механизме, прочёсываешь периметр, следишь за радарами. Летучие зайцы гадят на тебя с высоты сотни метров, под ногами механизма снуют дикие вараны и гремучие змеи. Тоска.

Дрейк хранил в личных вещах куклу Нейта, его картинки и тот круглый макет современных часов, который никак не совпадал по измерению хронотопа с чем-то нормальным. Дрейк понятия не имел, зачем ему эти древние безделушки.

Леони не спала. Она установила помимо руки, пару внутренних имплантов. Один был совместим и с внешним – с её искусственным глазом, который подключался к разъёму, когда хозяйка охотилась. Остальные стимулировали выработку АТФ, утилизацию молочной кислоты и прочие процессы на уровне биохимии клеток.

Леони читала что-то с планшета. В ушах поблёскивали металлические капли наушников, но боковое зрение и привычная настороженность охотника заставили отложить книгу или журнал. Леони достала наушник, сделала «страшные глаза», показав на спящих соратниц и молча кинула Дрейку микрофон-«намордник». Тот закрывал лицо от переносицы до подбородка, как чёрная лаковая маска, и изолировал звуки, кроме коннекта с нужной гарнитурой.

– Извини, – сказал Дрейк.

– Да всё нормально, – ответила Леони, нацепив такой же «намордник». – Как ты?

– Уничтожил «единичку». Она была далековато отсюда, на фронтире с номером…

– Да, знаю, – Леони перебила. – Там куча аладовой травы выросла, так что не удивительно. Дикарская примета работает.

– Я принёс несколько образцов травы. Но это всё.

Дрейк как будто каялся в своей несостоятельности, хотя он не понимал, откуда растёт это чувство вины. У него было на полдюжины зарубок больше, чем даже у Леони, в конце концов.

– Ты молодец, Дрейк, – подбодрила его Леони. – Отдохни. В следующую смену, надеюсь, поставят нас вместе. Всё ещё хочу изловить чёртова Монстра.

Дрейк промолчал. Он не любил делиться своими мыслями по поводу тех, кого сам Интакт объявил личным врагом.

– Как там мальчишка? – он сменил тему.

– Опробовал раптора. Чуть не обоссал штаны, но это норма. Я сама в первый раз, как вывалилась из кабинки, так думала, все кишки выблюю от ужаса.

– Да, – Дрейк почесал щёку, обросшую невидимой и бесцветной, но от этого не менее колючей щетиной. – А я просто тупил, кажется, три часа. Ну, ты знаешь.

Леони подмигнула.

– Надо его поскорее натаскать и сделать сипаем. Тогда можем попробовать настоящие силы, – сказала она.

Дрейк помрачнел.

– Это опасно.

– Альбинос, мы тут типа каждый день аладам в жопу головы суём. «Опасно». Скажи чего новое.

– Его способности…

– Могут помочь и Монстра изловить, – Леони прищурилась, закрытое ниже переносицы маской лицо казалось непроницаемым, но Дрейк понял и сокрушённо вздохнул. Ему всё казалось: он куда-то лезет, в грязь, в топь, в забвение мёртвых городов – всё вместе, плюс искры и рекламы полисов. Он не мог определить, в чём проблема. – Если ты, конечно, действительно хочешь поймать Монстра. Понимаешь, о чём я?

Дрейк потёр лоб и вздохнул.

– Я с ним завтра потренируюсь, – пообещал он Леони. Ухмылка у той была хитрой и одновременно тревожной, последнее точно относилось к Монстру. Она уже говорила: не попади в беду, Норт. Ты мне нравишься, мы с тобой столько работаем, сколько люди в полисах друг друга в партнёрах не держат. Не хочу, чтобы ты вляпался в дерьмо.

– Обещал же.

Та показала большой палец. Дрейк ещё раз кивнул.

Дрейк нередко торговал с деревенскими и рейдерами. Последние держали с рапторами вооружённый нейтралитет: даже один человек на вооружённом до зубов механизме мог превратить в пыль целую банду. Большинство группировок вели себя даже дружелюбно: не раз и не два Дрейка угощали жарким из бизона или зайца с лепестками цветоящериц, лучшими деликатесами, которые дарили Пологие Земли. И всё же надолго оставаться с ними, пить бататовый самогон и курить тенелист не стоило: ограбят, не убьют, так бросят неизвестно где, посреди бесконечных пустошей, хорошо ещё, если не найдётся умельца разобрать раптора по кусочкам. Особо хитроумные механики рейдеров вскрывали даже генетические ключи. Не исключено, что просто выламывали физический замок арматуриной.

Деревенские были мирными, но иногда боялись рапторов, словно те не защищали мир от аладов, а наоборот. Технологии считали «проклятыми», «заражёнными». Жили в убогих домишках из ржавого железа, понатасканных из мёртвых брошенных городов остовов фургонов, иногда тесали грубые бревна из древокамыша. Одно верно: алады их редко трогали, как будто брезговали примитивными нефтяными генераторами, саженцами батата, охрянковыми полями и дрессированными варанами. Деревенские охотно меняли одежду, их собственная была грубой, либо из того же камыша, либо из шкур животных – мохнатых козоверов, обувь из вараньей кожи, заячьи шкурки. Не гнушались оружием, только не слишком сложным, какой-нибудь плазменный излучатель рейдеры прикарманят с удовольствием, а деревенские испугаются «заразы». Уж лучше старый-добрый «плевака» на солнечных батареях, хотя им разве что зайца подстрелить можно, даже бизоний толстенный череп не пробьёт.

За эту зашоренность Дрейк недолюбливал деревенских. Нейт отличался от них. «Дикарь» или нет, Нейт был сообразительным мальчишкой, все технологии «охотников» осваивал на лету. Вероятно, всё дело в телепорте: Змейкин Лог много десятилетий паразитировал на «полезных штуках» из полисов. Эдакий компромисс между «заразой» и несомненной пользой. Наверняка его сородичи теперь объявили телепорт злом, запретили приближаться, доломать не смогут, но плевать трижды по три раза через левое плечо станут.

Зато Нейт за пару недель освоил раптора «вживую». Полигон ему наскучил, и Дрейк обещал взять его на настоящую охоту.

– Что, настоящего алада ловить? – парень сделал большие глаза.

– Они здесь регулярно появляются, поэтому постоянно кто-то дежурит поблизости. Сказать с точностью невозможно, но шансы велики.

Нейт красиво, явно рисуясь, подпрыгнул, описал сальто в воздухе и вырубил «идиота» ударом костяшек. Дрейк хмыкнул:

– Молодец. Завтра будь готов.

«Завтра» означало до рассвета. Примерно в четыре утра, но чем ближе к Ираю – и Тальталю, – тем непредсказуемее ведут себя отмеряющие часы и минуты устройства. Алады оставляют воронки не только в камнях, растениях, городах или человеческом мясе, но и в «четвёртом измерении». У Дрейка не получалось это объяснить Нейту, но тот понимал интуитивно, подобно тому, как птицы и зайцы прятались с приближением дождя, а наземные животные разбегались от тех же «голодных демонов».

– Затемно? – только уточнил он, недовольно зевнув.

– Именно. Так что спать ложись пораньше и не сиди долго со шлемом.

– Спасибо, папочка, – противным голосом передразнил Нейт. Дрейк вздохнул. От рапторов никогда не требовали идеальной субординации вне заданий, но кое-что давалось «деревенскому» хуже владения ножом-дизруптором и управления механизмом.

– Ты только другим такое не ляпни.

– Да помню-помню. Ладно, я пойду? Или мне ещё сделать пять кругов и отжаться десяток раз?

– Отдохни уже.

База наполнялась огнями. Всегда пестрел «досуговый центр», кто-то оставался в тире. В противоположном углу полигона Кейт Саммерс тренировала медлительного флегматичного Марека Фишера, который совершенно не оправдывал своё интактское происхождение из «вотчины гениев». Саммерс жаловалась недавно, что её рекрут может завалить все экзамены, а она окажется виноватой, но дело вовсе не в ней. Короче, Дрейку повезло, что он выбрал Рыжего.

Этим прозвищем так и хотелось припечатать Нейта, очень уж оно подходило. В полумраке его волосы казались тёмно-медными.

«Рыжий». Так ведь и останется, как Дрейк – Альбиносом.

Почему-то это вызвало улыбку.

Будить его не пришлось. Дрейк ещё только вышел из мужской офицерской казармы, которая, как и женская, была разделена на вполне удобные комнаты по пять-десять человек в каждой плюс длинный коридор с вечными мотивирующими голо, как увидел Нейта. Парень застегнул комбинезон под горло, нацепил нож, флягу, комплект инструментов.

– Рекрут Уиллс докладывает: к охоте готов.

Он даже вытянулся по струнке.

– Вольно, – сказал Дрейк. – Помнишь инструкции?

– Так точно. Следовать за вами, най-рисалдар Норт. Не отставать, не уходить влево или вправо, не опережать.

– Если почуешь алада первым…

– Докладывать вам, сэр.

Дрейк хлопнул парня по всё ещё тощему, но теперь скорее жилистому, чем костлявому плечу. Можешь, мол, когда захочешь.

Их выпустил робот-«привратник» и часовой, который украдкой зевал в кулак. Дрейк показал пропуск: обучение. Раптор Нейта жался к механизму наставника, пару раз едва не ткнулся «мордой» кабины в «хвост», затем дистанция выровнялась. Предутренняя прохлада оседала дымкой конденсата на стекле, олеофобное и влагоотталкивающее покрытие растворяло непрошеную влагу. Внутри раптора поддерживалась стандартная комфортная температура, но снаружи, Дрейк знал, холодно до зубного стука. Шаги механизмов глухо тарабанили о песок, ряски стало меньше, а аладовой травы – больше, желтоватые пятна словно выжигали более тёмную поросль.

– Видишь? – спросил Дрейк.

– Угу, – Нейт откликнулся сразу. – Прошлый раз аладовой травы было меньше.

– Ну, она не совсем бесполезная. Животные могут её есть. По сути, это скорее вроде мутации. Учёные в Интакте изучают эту траву и то, как она влияет на живность.

– И как?

– Понятия не имею, – честно сознался Дрейк.

Периметр он определил заранее. Это была относительно спокойная зона, если они и встретят алада – «кузнечика», не более того. Мерное движение убаюкивало, судя по тому, что раптор Нейта сбивался с шага, тот и впрямь клевал носом. Дрейк привык: он мог спать и вести механизм одновременно, но этому учатся далеко не на первом году службы.

Его подкинуло, привыкнуть к этому было нельзя. Когда-то Дрейк сравнил это ощущение с нехваткой воздуха в шахте, Леони – с ожогом от крапивы, только не на коже, а где-то в кишках. Некоторые рапторы кричали от боли. Другие жаловались на тошноту, головную боль, зуд в костях.

Общее одно: каждый знал это. Нейт тоже понял: остановил механизм. На прозрачном экране всплыло встревоженное лицо:

– Дрейк!

– Да. Ну, я обещал.

Нейт моргнул.

– Типа, я не боюсь. Я их видел. А они меня нет, гы, – видимо, у Рыжего побочным действием «предчувствия» были нервные шуточки. – А теперь чего?

– Ты же знаешь. Ориентируйся по приборам, но вот это, – он тронул горло, с усилием втянул воздух, – главное. Я прикрою.

«Единичка. Но лучше поторопиться, разрыв не очень свежий, будет скоро «двойка».