В полдень следующего дня Ривас сидел на крыше своей квартиры, сжимая гриф своего нового пеликана и водя смычком по струнам.
Выходило не так уж и плохо. Поначалу у него получался только писк, на который отзывались возмущенным лаем все соседские собаки, но теперь он научился держать смычок увечной рукой… хотя заняться перебором у него пока не хватало духу.
Он прислонил инструмент к подбородку, чтобы освободить правую руку, взял с пола из-под кресла кружку пива, поднял ее… и чертыхнулся.
— Мне взять у тебя что-нибудь? — сухо спросила Барбара.
— Э… пеликан.
Она встала из плетеного кресла, подошла к нему и взяла инструмент за гриф.
— Спасибо, — сказал он.
Откинув наконец голову назад, он сделал большой глоток пива, сохранившегося в тени под креслом вполне прохладным. Потом поставил кружку и снова взял пеликан.
Он сделал глубокий вдох и наиграл первые ноты «Пети и Волка». Не так уж и плохо, подумал он.
— Ты ведь это насвистывал тогда? — спросила Барбара. — В тот вечер.
— Совершенно верно, — ответил Ривас. Он ощутил на груди тяжесть нагретого солнцем медальона и вспомнил утро вчерашнего дня, когда, накрепко привязав Уранию к койке, он заставил Барбару выйти и набрать для него балансировочных грузиков с дюжины гниющих на обочине автомобилей. Когда она вернулась с пригоршней свинцовых грузов, он помог ей расплавить их, а потом проследил, как она расплющила полученную отливку в лист свинца, в который они и завернули кристалл.
— Ури притихла, когда мы обвернули кристалл, — заметила Барбара. — Значит, свинец останавливает его… влияние?
Ривас пожал плечами.
— Возможно. Вообще-то я просто хотел прикрыть его от радиации, которая делает его сильнее. — Он прищурился на солнце. — Тепло, кстати, тоже, хоть и слабее. Возможно, его лучше погрузить в холодную воду.
Барбара пожала плечами.
— Жаль, что ты не можешь просто выбросить его.
— Ты ведь хочешь этого не больше, чем я. — Он предполагал, что все, что могло остаться от хемогоблина, тоже находилось здесь.
Барбара поерзала, поудобнее устраиваясь в кресле.
— Ты говорил, что качество еды в городе быстро упадет, — напомнила она ему. — Который час?
Ривас ухмыльнулся и опустил инструмент.
— Ну, не раньше, чем нас по-настоящему осадят, — уточнил он. — Я думаю, сейчас они обирают поля и сгоняют весь скот в районе Южных ворот, так что ближайшие пару дней — пока скоропортящееся не испортится — мы будем питаться лучше, чем обычно. Но ты права, пора обедать. — Он встал — почти не пошатнувшись — убрал пеликан в футляр, сунул смычок в специальную петлю и поднял его за лямку.
— Что, ты берешь его с собой?
Он сделал было движение поставить футляр на пол, но передумал и снова выпрямился. Лицо его чуть покраснело.
— Ну, — осторожно возразил он, — никогда ведь не знаешь. Может, меня попросят сыграть.
Она помолчала немного, но все же улыбнулась в ответ, и если глаза ее и были немного яснее обычного, слез в них, по крайней мере, он не увидел.
— Ну да, — насмешливо согласилась она. — И к тому времени ты уже так наберешься пива, что ни одной ноты верно не возьмешь.
— А потом упаду со сцены, — согласился он, — подтвердив тем самым все, что обо мне говорят.
— На такое следовало бы продавать билеты заранее.
Они спустились по лестнице — Ривас при этом пообещал себе, что через неделю будет перепрыгивать через две ступеньки, а завтра же перестанет цепляться за перила, — и двинулись в направлении Спинка.
Она покосилась на него.
— Ты собираешься оставить бороду?
Ривас ощупал заросший подбородок.
— До конца осады, пожалуй, да. Некоторое время всем будет жаль переводить горячую воду и острые лезвия на ерунду.
— Пожалуй, старине Джо Монтекрузу можно позавидовать, — заметила Барбара.
Ривас рассмеялся в ответ.
— Тоже верно. Некоторое время лысые мутанты будут иметь самую аристократическую внешность в городе. Уверен, Ури это послужит утешением.
— Как думаешь, долго продлится осада?
— Не знаю. Ребята из Сан-Берду ставят на быструю победу, так как даже снабжения толком не организовали. Если честно, я думаю, они рехнулись.
Пройдя несколько кварталов, они свернули на бульвар Шерстяной Рубахи, и впереди замаячило заведение Спинка. Ривас вгляделся вперед сквозь колышущееся марево.
— У них там окно разбито, — сказал он. — Нет, два окна! Господи. — Он сделал попытку идти быстрее. — Они ведь не могли еще подступить к самым стенам, правда? С катапультой?
— Не знаю, — отозвалась Барбара, явно сдерживаясь, чтобы не обогнать его. — А они могут?
— Нет, нет, — заверил ее Ривас, успокаиваясь. — Мы бы услышали колокола. Как только сан-бердусское войско покажется на горизонте, все колокола в городе будут трезвонить как сумасшедшие. Нет, это, должно быть, какая-то местная потасовка.
Добравшись до ресторана, они увидели, что поперек двери приколочена длинная доска. Человек, которого Ривас никогда прежде не видел, стоял, прислонившись к стене, и при их приближении мотнул головой.
— Извините, ребята, — сказал он. — Закрыто на ремонт.
— Я здесь… — начал было Ривас и осекся. — Я здесь работал.
— Извините. Там, внутри, такой разгром.
— Ох, черт, — буркнул Ривас, шагнув вперед и взявшись руками за доску. Внутри кто-то размеренно, не спеша подметал пол. — Моджо! Эй, Моджо, это я, Грег. Скажи этому парню, пусть нас пропустит!
Шорох от швабры стих, и через пару секунд в дверях появился Моджо.
— Привет, Грег. Конечно. Тони, они могут войти. Что ты на это скажешь, а, Грег?
Ривас и Барбара поднырнули под доску и огляделись по сторонам в полумраке. Стулья валялись перевернутые, под ногами хрустело битое стекло, а на полу у сцены громоздилось бесформенное месиво из щепок и струн, в котором Ривас не сразу, но узнал бывший пеликан.
— Что здесь все-таки случилось, черт подери? — спросил он.
— Одним леди не понравилась наша музыка, — объяснил Моджо.
Ривас и Барбара обменялись тревожными взглядами.
— Что ты хочешь этим сказать? — быстро спросил Ривас.
— Ну, это были… Постой, ты ведь жил в Венеции, Грег, может, ты видел таких. Один парень сказал, в Венеции таких уже давно пруд пруди. Эти приперлись сюда утром и, такая уж непруха, поспели в ворота как раз перед тем, как их навовсе закрыли. Они все совсем сбрендившие и грязные, и глаза у них дикие, и они маршируют, словно сам Господь Бог построил их и приказал идти вот так, и они мочат всех, кто им не понравится. Новому пеликанисту вон несколько зубов выбили.
— Покалокас, — произнес Ривас.
— Во-во! — обрадовался Моджо. — Аккурат так тот парень их и назвал. Он еще сказал, они терпеть не могут музыки.
— Не то слово. Как они выглядят? Путешествие из Венеции, должно быть, здорово их вымотало? — Ривас вдруг ощутил себя еще слабее.
— Ну, оно, конечно, они все были пыльные, волосы что грязная метла, но Богом клянусь, энергии у них хоть отбавляй! Одна там была, такая узколицая, вся болезненная такая на вид, — так она голыми руками изломала Джеффов пеликан на мелкие кусочки, а сама при этом улыбалась как сытая кошка.
Ривас дотронулся до своего свинцового медальона.
— В какую сторону они пошли отсюда?
— На север. Кстати, Грег, как раз в твою сторону. Как вы сюда шли?
— Прямо по Флауэр, а потом на запад по Шерстяному.
— Ну, тогда вы, должно быть, разошлись с ними в паре кварталов. Они-то по Большому пошли. Блин, надеюсь, никогда больше таких не увижу. Вот только скажи, уж не пришли ли они сюда насовсем… ну, как, помнишь, те большие муравьи, что появились с десяток лет назад, так мы их по сию пору вывести не можем, а?
Ривас выглянул через разбитое окно на улицу. В подворотне через дорогу от Спинка дремала собака. Пара ребятишек прогромыхала мимо на самодельных деревянных велосипедах, и поднятая ими пыль повисла в воздухе почти без движения.
— Нет, — устало, почти шепотом произнес Ривас. — Нет, я думаю… они двинутся дальше. — Он обвел комнату взглядом, словно запоминая на прощание. — Скажи, Моджо, до каких пор гражданам первого класса позволено покидать город?
— Ну… ты же сам знаешь, Грег. До колоколов. Пока не показался неприятель. А потом никому уже не выйти.
— Значит, у меня есть еще время на стакан пива.
— Всегда с радостью, Грег, — откликнулся Моджо, покосившись на него с легким удивлением. — Эй, нынче за счет заведения. Я хочу сказать, по-другому некрасиво получилось бы, верно?
Шуршание его швабры и стук сметаемых обломков возобновились, а чуть позже к ним добавилось «клац-клац», когда Ривас покачал ручкой насоса. Следующим звуком были гулкие шаги, приближающиеся со стороны конторы.
Улыбка Стива Спинка сделалась менее натянутой при виде сидевшего нога на ногу на барной стойке Риваса. Он подошел, вежливо кивнул Барбаре и снова повернулся к Ривасу.
— Как дела, Грег?
— Привет, Стив, — отозвался Ривас, опуская стакан и смахивая пивную пену с усов. — Жаль, что твое заведение так погромили.
— Переживем. Две недели назад мы остались без венецианского пеликаниста, зато теперь у нас есть по крайней мере настоящие венецианские сумасшедшие тетки. — Он перевел взгляд с Ривасова футляра с пеликаном на его исхудавшее, заросшее лицо. — Да, кстати, я выяснил, что это за старикан заходил сюда тогда, помнишь? Ну, тот тип, который сказал мне, что ты совсем оцыпляченный. А теперь до меня дошли слухи, что ему вернули дочку, отбив у этой шайки.
Ривас кивнул, глядя на него сквозь стакан.
— Так вот… если исходить, конечно, что бердусцы нас не захватят… захочешь вернуться на работу — добро пожаловать в любой момент. Только скажи. — Он повернулся и пошел обратно к себе в контору.
— Спасибо, Стив! — крикнул Ривас ему вслед. Спинк махнул рукой, не оглядываясь.
Ривас допил свое пиво и сполз со стойки.
— Ты знаешь, почему мне надо двигать дальше, — сказал он Барбаре. — Хорошо еще, банк спиртного к югу отсюда. Сниму-ка я, пожалуй, все, что у меня на счету, а там посмотрю, насколько далеко распространяется уважение к эллейским деньгам. Лошадь, немного еды, спиртного, оружие — я смогу выехать из города через час. Пойдем со мной в банк, я одолжу тебе денег обустроиться на первое время, а потом, когда у тебя все наладится, оставишь свой адрес, скажем, у Моджо, вот здесь, так что когда я смогу…
— Ты все еще считаешь бегство единственным выходом? — спросила Барбара, вытягивая длинные ноги, прежде чем встать. — Это ведь всего лишь шайка сумасшедших теток.
— Во главе с достопамятной сестрой Сью. — Он поднырнул под доску в дверях, и она последовала за ним. — Нет, Барбара, я не могу пережидать осаду, запертый с ними в одних стенах. Уж лучше удариться в бега, чем стрелять из рогатки всех встречных теток с цыплячьим взглядом… ну и конечно, если одна из них отловит меня и проглотит вот это… — Он дотронулся до неровного серого медальона. — Сойер вернется. И потом, черт возьми, эта шайка подобралась к нам совсем уж близко. Если я останусь здесь, они тоже будут ошиваться в городе, и ведь даже после того, как бердусцы отступят, никто не осмелится открывать ворота.
— Ты уверен, что не можешь уничтожить кристалл?
Они энергично шагали на юг по Большому. Ривас напрягал все силы, чтобы не отставать.
— Совершенно уверен. Помнишь, что было, когда ты положила его на мостовую и ударила по нему молотком? Мостовая раскрошилась. И если уж на то пошло, мне известно, что тепло ему тоже не вредит… если только не выстрелить им в центр солнца. Если бы мне удалось найти по-настоящему глубокий, по-настоящему холодный колодец, я бы, может, и рискнул бы сбросить его туда, а потом провел бы остаток жизни, заваливая его самыми тяжелыми камнями, какие найду… И даже так мне не было бы покоя. Он явно не был готов к такому… ну, когда он… Понимаешь, десять лет назад он чудовищным образом ослаб, потратил слишком много энергии, которую копил целую вечность — ну, типа, как миллионер, который враз может стать нищим, если ревизию вовремя подгадать. Поэтому он не может больше проделать этот свой коронный финт, улетев в открытый космос, но, боюсь, потрудившись несколько десятков лет, груду камней он подвинуть сможет. — Они свернули за угол, и перед ними ярко засияли на солнце белые колонны банка спиртного. — Нет, я думаю, мне придется таскать его с собой и стараться держать его в холоде, и если у меня когда-нибудь будут дети, завещать этот долг им.
Барбара схватила его за руку и остановила.
— Хочешь компанию?
Он нахмурился.
— Компанию? Уж не хочешь ли ты сказать, что ты…
— Хочу пойти с тобой. Да.
Он положил руку ей на плечо.
— Нет, — мягко произнес он. — Спасибо, я очень признателен тебе за это, Барбара, но нет. Найди себе уютное жилье и хорошую работу и держи на всякий случай пару запасных одеял и чего-нибудь выпить на случай, если я загляну, ладно? Черт возьми, девочка, ты ведь и так уже прошла сквозь ад!
— А ты что, нет? И потом, думаешь, остаться здесь безопаснее?
— Лучше, чем то, что светит мне. До тех пор, пока не умрет последняя покалокас, мне придется прятаться, убегать, охотиться, голодать… время от времени возвращаться в цивилизацию, но каждый раз на бегу, с оглядкой. И даже когда они все помрут, у меня все еще останется он. — Он снова дотронулся до медальона.
— Чтобы завещать его детям? — не без ехидства спросила Барбара. — И где, интересно, ты их собираешься искать? Разве что спутаешься с кем-нибудь из покалокас, а?
Ривас зажмурился. В груди царила пустота, и хотя солнце светило как прежде, ему показалось, что он только что шагнул из темной, душной комнаты на свежий воздух. Он открыл рот, чтобы сказать что-то…
И тут на восточной стене ударил колокол, а секундой спустя колокола били повсюду: церковные, на фургонах, просто гонги… Солдаты на стене выкрикивали команды, а люди на улицах просто визжали. Ривас почувствовал, как его снова сунули в темную, душную комнату.
Перекричать этот шум и гам не стоило и пытаться. Ривас схватил Барбару за руку и потащил за собой сквозь толпу к стене со стороны Догтауна.
Лестницы, ведущие на галереи, оказались уже забиты жителями Догтауна, и даже двум дюжим солдатам потребовалось некоторое время, чтобы согнать их с самой галереи. Каждые несколько секунд кто-то срывался с лестниц в толпу, размахивая на лету руками, ногами и, возможно, вопя — в общем гаме их криков все равно не было слышно.
Один из солдат держал рупор.
— Прочь со стен! — кричал он. — Там не на что смотреть! Они еще не переправились через реку, они по меньшей мере в миле отсюда! Эта штука, которую они тащат, — не пушка! Повторяю: не пушка!
Ривас увидел, как некоторые из стоявших выше солдат возбужденно смотрят куда-то на восток, — и тут кусок стены справа от него взорвался, расшвыряв камни в толпу и постройки, а затем клубящееся облако пыли и дыма милосердно скрыло от глаз разломанное дерево, битый камень и клочки тел.
Ривас ощутил прилив животного возбуждения, словно снова вынырнул из душной комнаты на яркий свет. Пока вокруг висело марево кислого дыма, он торопливо пересчитывал все, что имел при себе: его пеликан, немного мелочи и девушку, которая — чудо из чудес! — хотела разделить с ним жизнь.
Он повернулся к ней с дикой, вызывающей улыбкой.
— Выходим через ворота Догтауна?
Она с нескрываемой радостью улыбнулась в ответ.
— Самое время.
Рука в руке они побежали вперед, кашляя от пыли и едкого запаха битого камня, перебрались через груду обломков и, снова оказавшись на солнце, сбежали по склону к реке и брошенным у причала лодкам.