Угодный богу

Египет.

Три жреца стояли недвижно под строгим взором верховного. Двое из них были давними служителями Амона-Ра, но место убитого на прекрасный праздник долины Брохута теперь занимал молодой жрец Асахадон. Ночные сборы под сводами храма стали с некоторых пор обычным явлением, и жрецы не роптали, если Такенс вызывал их на совет, когда все люди Египта уже спали.

Амон тупо смотрел перед собой белыми глазами, выражающими совершенное безразличие к происходящему. Верховный жрец стоял к нему спиной и не мог видеть равнодушия своего покровителя. Жрецы, в свою очередь, не смели отвести взгляда от Такенса.

– Известно ли вам, слуги Амона-Ра, зачем я собрал вас? – наконец спросил верховный.

– Мы можем лишь догадываться, мудрый Такенс, – пролепетал тонкогубый жрец.

– Боги поручили мне сказать вам правду о великом фараоне Египта, о том, кто смеет нами управлять, кого своими руками мы водрузили на трон. Это не делает нам чести, потому что мальчишка, взращенный среди этих стен, живший взаперти и в постоянном страхе, на кого мы возлагали свои надежды – этот человек вдруг начинает бесчинствовать, словно потерявший разум нечестивец.

– Да, мы знаем это, мудрый Такенс, – пробормотали жрецы, опустив головы.

– Мы пытались объяснить его поведение, примириться с ним. Нам все казалось поправимым и временным, но окончательно спятил. Он зашел так далеко, что сегодня посягнул на волю Амона…

– Как, он выгнал из дворца эту девчонку? – вырвалось у жреца с надтреснутым голосом.

– И это правда? – на лице Асахадона отразился испуг.

– Нет! – с нотой плохо скрытого сожаления ответил верховный. – Он поступил иначе. Ах, эта крестьянка! Она, казалось, так наивна! Я говорил с ней однажды здесь…

– Когда? – немедленно спросил тонкогубый.

– Пару месяцев назад, – ответил верховный и Асахадон кивнул, подтверждая истину его слов. – В то утро она явилась одна, чтобы сделать подношения великому Амону. Я говорил с ней, выражая беспокойство за судьбу Египта. Но она увидела в моих словах совсем другое значение, в добрых намерениях – злой умысел, и она рассказала об этом фараону. Она, я убежден, наговорила на меня, добиваясь моего изгнания!

– Откуда ты знаешь об этом, о Такенс?

Верховный глубоко вздохнул и произнес, торжественно подняв вверх подбородок:

– Дело жречества гибнет. Такенс… ваш верховный служитель и правая рука фараона сегодня стал изгнанником двора.

– Что?! Что случилось? – заволновались жрецы.

– Я давно видел, как у нашего властителя растет недоверие ко мне. Он все меньше позволял мне, своему сановнику, участвовать в делах, все больше отдалял меня. А сегодня… – верховный перевел дух и внимательно прошелся глазами по лицам подопечных. – Сегодня я узнал, что у фараона новый сановник.

– А ты, о мудрый Та…

– Меня известили через слуг, что доступ во дворец отныне мне закрыт! – воскликнул верховный в исступлении.

Жрецы не знали, что сказать. Они сами были ошеломлены известием Такенса. Только Асахадон бесстрастно следил за происходящим.

– Да! – с горечью повторил верховный. – Фараон отстранил меня от своего трона, взяв сановником молодого номийского аристократа Хоремхеба.

– Чем же славен этот человек, которого фараон предпочел тебе, мудрейший? – спросил жрец с надтреснутым голосом.

– Он, да будет тебе известно, мудрый Куш, умен, образован, а главное, абсолютно предан своему господину. Он, как никто другой, подходит фараону.

– А как же с тобой, о мудрый Такенс? – осторожно спросил тонкогубый.

– Я пока еще верховный жрец Амона. И ни одному фараону не под силу отстранить меня от службы в храме, – гордо ответил Такенс. – А уж я сделаю все, чтобы нечестивец был отрезвлен и наказан.

– Кто? – словно не понимая, о чем речь, спросил молодой жрец.

– Амонхотеп! – медленно, сквозь зубы прошипел верховный. – Знаете ли вы его слабое место? Ведь у каждого человека есть слабости, даже если это фараон, – коварство блеснуло в глазах Такенса. – Молчите? Вы безмолвны? А я скажу вам! Слабость фараона заключена в этой девчонке, царице Нефру. Это его любовь к ней. В последние недели страсть разгорелась сильнее, потому что царица ждет ребенка.

– О боги! – в один голос воскликнули жрецы.

Асахадон вскинул на Такенса удивленный взгляд, но промолчал.

– Необходимо скомпрометировать царицу, – тихо произнес верховный. – Но это сделать нелегко, она почти не покидает резиденции.

– Да, уже два месяца она не посещала храм Амона, – подтвердил Куш.

От его слов лицо верховного озарилось вдохновением.

– Ты навел меня на мысль, мудрый Куш! – промолвил он, сгорая от нетерпения поделиться идеей. – Можно сообщить фараону, что его Нефру обманщица, а ребенка нажила с неким человеком, с которым встречалась здесь, под сводами храма.

– О Такенс! – наперебой заговорили жрецы. – Как можно порочить стены священного здания, оплота Амона, грязными наветами? Бог не сжалится над тобой, он будет разгневан кощунством, которое ты собираешься учинить!

– Вы глупы! – Дерзко рассмеялся им в глаза верховный. – Чтобы спасти все жречество, честью одного храма можно пожертвовать.

– Тогда объясни, с кем встречалась царица и правда ли это? – робко осведомился Куш.

– Я найду человека, готового выступить в этом скандале, – спокойно ответил Такенс.

– Но он рискует расстаться с жизнью.

– Он забудет об этом, когда мы предложим ему сокровища. Мало ли таких людей?

– Но как же наша честь? – Куш никак не мог успокоиться. – Как мы будем выглядеть в этой, пусть даже придуманной, истории? Неужели мы ничего не видели или сознательно потакали прихотям царицы?

– Я все учту, – ответил верховный. – Теперь слушайте, что вы расскажете фараону…

– Когда? – поспешно уточнил Куш.

– Как только я найду человека, способного выступить в этой истории, – ответил самодовольный Такенс.

Минуло несколько часов, в которые верховный жрец, коварный и искушенный в человеческих слабостях, не терял времени даром. Он без труда нашел в Уасете подходящего человека, способного за подходящую сумму на любое злодеяние и ложь; кого не страшили ни гнев богов, ни сама смерть, и подгадал наиболее подходящее время для исполнения дела, так неподобающего для сана верховного жреца Амона-Ра.

Среди ночи фараон Обеих Земель был разбужен новым сановником, статным и красивым аристократом лет на пять моложе его.

– О, повелитель, – обратился к нему Хоремхеб. – Группа жрецов ипет-исутского храма Амона-Ра хочет незамедлительно с тобой поговорить.

Фараон спал в павильоне, чтобы не тревожить сон царицы государственными делами, когда засиживался допоздна. Нефру он очень дорожил, особенно теперь, когда в ней пробуждалась новая жизнь, жизнь их ребенка.

Фараон поднялся и слуги одели его.

По знаку сановника вошли трое жрецов.

Они сразу же хотели говорить, но Амонхотеп сбил их с толку вопросом:

– У вас, о мудрые слуги Амона, какое-нибудь дело?

Жрецы слегка смешались; потом тонкогубый начал:

– О, божественный сын Амона, чей светлый лик освещает землю Египта и посылает плодородие и жизнь каждому существу…

– Что случилось, мудрый Куш? – обратился фараон к другому жрецу, а первый замер на полуслове:

– О, бессмертный! Мы здесь потому что должны сообщить своему повелителю о страшных злодеяниях, творящихся у него за спиной и о которых владыка не имеет представления! – поспешно проговорил Куш, боясь, что фараон прервет и его.

– Что случилось? – не теряя самообладания, вновь повторил Амонхотеп IV.

– О, божественный! Об этом мы можем говорить с тобой только наедине, – Куш скосил глаза в сторону Хоремхеба.

Фараон подал знак сановнику удалиться.

Когда тот вышел, Куш продолжил тоном заговорщика:

– О, божественный! Мы, жрецы Амона, покровителя Уасета, оказались вовлечены в страшную историю, которая касается тебя, о бессмертный!

– Я слушаю вас, – спокойно отвечал Амонхотеп IV, садясь на край ложа.

Куш продолжал:

– Ты знаешь о том, что царица часто посещала наш благословенный храм…

– Да.

– Ты знаешь, что там она приносила дары Амону, а затем некоторое время пребывала под крышей храма?

– Да.

– Она прославляла имя бога солнца, покровителя Уасета и Обеих Земель, ведь так?

– Да.

– И мы думали то же, но случай помог нам разобраться в истине.

– Что такое? – фараон внутренне напрягся, но ничем не выдал своего волнения.

– Царица часто просила оставить ее в одном из внутренних помещений храма, наедине с Амоном, как она говорила. И вот недавно мы узнали через достойного человека, который сейчас говорит с тобой, божественный. С кем она оставалась там.

– Что?! – в голосе фараона прозвучала угроза. – Говори!

– В тот момент я проходил мимо комнаты, где находилась царица, – лепетал Куш. – И мне лицом к лицу довелось столкнуться с мужчиной, выходящим от прекраснейшей.

– Что?! – пророкотал Амонхотеп так невозможно низко, что его голос был подобен раскату грома. – Что ты произнес?

– Я видел его. Этого мужчину, – продолжал Куш, холодея от мыслей о последствиях страшных слов, льющихся из его собственных уст. – Он был высокий молодой египтянин, с виду ремесленник, не аристократ. Увидев меня, он испугался, со всей силы толкнул меня. Я упал, а он пустился бежать прочь из храма. Спустя некоторое время вышла царица, как ни в чем не бывало. Я не подал вида, что знаю ее тайну, с непременным уважением проводил ее до носилок, и она покинула храм.

Фараон молчал.

Куш, воодушевленный таким обстоятельством, молвил:

– Мы не знаем, как давно продолжаются эти встречи. Но нас смущает, что царица начала просить об отдельном помещении около четырех месяцев назад, а последние два месяца не появляется в храме… Мы беспокоимся за честь нашего фараона и тем скорее поспешили сюда, узнав, что царица ждет ребенка.

– Что ты хочешь сказать, мудрый Куш? – ледяным тоном спросил Амонхотеп IV. – Я готов выслушать тебя.

Жрец, смутившись, отвечал:

– О, бессмертный властитель! Мы считаем своим священным долгом предупредить тебя об обмане со стороны царицы и о возможном ее коварстве в будущем, если она вздумает посадить на трон ребенка, нажитого с неизвестным человеком.