Уголовно-правовая дифференциация возраста

3.1. Понятие потерпевшего в теории уголовного права. Уголовно-правовое значение возраста потерпевшего от преступления

Категория «потерпевший» традиционно используется в уголовном праве при квалификации деяний для осуществления дифференцированного подхода к установлению уголовной ответственности субъекта преступления. Из всего спектра преступных посягательств, причиняющих вред потерпевшему — физическому лицу, наибольшую опасность несут деяния против личности. Устанавливая в уголовном законе отдельные признаки личности потерпевшего, законодатель исходит из необходимости повышенной правовой охраны обладающих ими лиц.

Под потерпевшим в русском языке понимается «человек, которому в результате преступления причинен моральный, физический или имущественный урон»[358].

Действующий УК РФ, как и предыдущие уголовные кодексы России, не дает определения рассматриваемого понятия, хотя в других отраслях законодательства — административном, уголовно-процессуальном — указанный термин получил юридическое закрепление.

В соответствии со ст. 25.2 КоАП РФ, потерпевшим является физическое или юридическое лицо, которому административным правонарушением причинен физический, имущественный или моральный вред. Очевидно, что наиболее значимыми отличиями в правовом статусе потерпевшего в уголовном и административном праве выступают соответствующий юридический факт, влекущий причинение вреда (преступление или правонарушение), а также характер последнего (вред, причиняемый преступлением, в большей мере ущемляет интересы потерпевшего).

В ч.1 ст.42 УПК РФ 2001 г. говорится: «Потерпевшим является физическое лицо, которому преступлением причинен физический, имущественный, моральный вред, а также юридическое лицо в случае причинения преступлением вреда его имуществу или деловой репутации. Решение о признании потерпевшим оформляется постановлением дознавателя, следователя, прокурора или суда». Статья 6 УПК РФ первоочередной целью осуществления уголовного судопроизводства провозглашает защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений.

В то же время определение потерпевшего, данное в процессуальном законе, не в полной мере отражает те функции, которые данная категория выполняет в материальном праве, хотя некоторые общие черты отметить можно: природа потерпевшего — физические и юридические лица; определяющий признак потерпевшего — непосредственное причинение преступным деянием вреда определенного характера; потерпевшее лицо — только то, которому преступлением причинен вред[359]. Как отмечал П.С. Дагель, первая половина определения, указанного в процессуальном законе, характеризует потерпевшего с точки зрения материального закона, вторая — с точки зрения уголовно-процессуального[360].

Отличия между уголовно-правовым и уголовно-процессуальным понятиями потерпевшего заключаются в том, что материальное понятие первично по отношению к процессуальному. В уголовном праве потерпевший появляется в результате совершения преступления (покушения), существует объективно, вне зависимости от установления факта причинения или оценки вреда, решения о привлечении конкретного лица в этом качестве или надлежащей процессуальной фиксации данного решения. В уголовном процессе потерпевшим может считаться только субъект, который признан таковым постановлением соответствующего лица, оформленным в установленном порядке; только с этого момента оно становится участником уголовного судопроизводства.

На отличия рассматриваемых понятий в материальном и процессуальном праве указывает и А.В. Сумачев: «Если гражданин признается потерпевшим, то, значит, уголовное дело возбуждено, и расследование по нему уже ведется. Здесь понятие "потерпевший" выступает как категория уголовно-процессуального права. Однако, предоставляя лицу право подачи жалобы на возбуждение уголовного преследования, законодатель уже определяет такого гражданина как потерпевшего, хотя таковым в установленном законом порядке он не признан»[361]. Причину автор видит в смешении материальных и процессуальных категорий, а выход из ситуации, вслед за П.С. Яни[362], — в закреплении в уголовном законе понятия «пострадавший» с тем, чтобы акцент был сделан на состоянии психики лица[363]. По нашему мнению, предложенная позиция является уязвимой, так как, во-первых, отнюдь не во всех случаях преступлением лицу причиняются психические страдания, даже если потерпевшим является физическое лицо; во-вторых, данный подход не охватывает юридических лиц, общество и государство в качестве потерпевших от преступлений, хотя автор не отрицает причинения вреда совершением преступления перечисленным субъектам[364].

Не соглашаясь с изложенной выше точкой зрения, Т.А. Смирнова полагает, что «предложение внести в УК термин "пострадавший" представляется уходом от решения реальной проблемы потерпевшего и приведет лишь к усложнению ситуации»[365]. Она считает целесообразным сократить норму ст.42 УПК РФ, убрав из нее указание на вид лица и причиняемый преступлением ущерб, и оставить лишь положение о субъектах принятия решения о признании лица потерпевшим, дополнив норму перечислением прав и обязанностей.

Булгаков Д.Б. предлагает внести определение потерпевшего в уголовный закон, указав в нем на возможность причинения вреда не только преступлением, но и общественно опасным деянием[366].

Анощенкова С.В. в целом соглашается с позицией законодателя в отношении закрепления понятия потерпевшего в процессуальном законодательстве, однако считает необходимым внести некоторые изменения в содержание нормы. В частности, автор предлагает заменить в рассматриваемой формулировке «является» на «признается» с тем, чтобы обозначить процессуальную сущность процедуры признания лица потерпевшим[367]. На наш взгляд, выделение в рассматриваемой категории материальной и процессуальной сущности нецелесообразно. Представляется, что правы Д.В. Ривман и В.С. Устинов, указывая: «Развитие науки невозможно без точного и единообразного представления о терминах и понятиях, которыми она оперирует. Разночтения в понятиях потерпевшего необходимо учитывать, но заниматься их унификацией или рассматривать в конкурентном плане смысла нет»[368]. Потерпевший существует в объективной реальности и обладает соответствующим правовым статусом, вне зависимости от закрепления его в предусмотренном законом процессуальном порядке. Необходимость во введении в УК РФ специальной нормы, закрепляющей понятие потерпевшего, в настоящее время отсутствует. Внесение изменений в понятие, содержащееся в уголовно-процессуальном законе, также не нужно, так как оно самодостаточно и содержит все необходимые признаки.

Сущность понятия «потерпевший» в материальном праве шире, нежели в процессуальном. Потерпевший в уголовно-процессуальном законодательстве обладает определенными правами и обязанностями, в то время как в уголовном законе — признаками, которые служат целям дифференциации ответственности или индивидуализации наказания. Введение рассматриваемого понятия в УК РФ вызовет необходимость дать указанным признакам характеристику и законодательную оценку, что приведет к отягощению уголовного закона излишней детализацией. Показательно, что изложенную нами позицию поддерживают и практические работники. Так, по результатам опроса, проведенного среди сотрудников следствия, прокуратуры и суда, лишь 8% опрошенных сочли необходимым введение в действующий УК РФ самостоятельного понятия потерпевшего от преступления.

В доктрине уголовного права высказываются различные мнения по поводу природы потерпевшего. Красиков А.Н. понимает под потерпевшим «физическое лицо, в отношении интересов которого совершено оконченное или неоконченное преступное посягательство»[369]. С приведенной точкой зрения сложно согласиться, так как она противоречит действующему законодательству. В частности, в ст. 6, 42 УПК РФ указывается, что юридическое лицо наравне с физическим может выступать потерпевшим, если преступлением причинен ущерб его имуществу либо деловой репутации.

Дагель П.С. считает, что потерпевшим является физическое или юридическое лицо, которому преступлением причинен физический, имущественный (материальный) или моральный вред: «...если нет преступления, то нет и потерпевшего в уголовно-правовом смысле этого слова. Говорить о "потерпевшем" при причинении смерти невменяемым, в результате акта необходимой обороны или в ситуации субъективного случая (казуса) — можно лишь условно»[370].

Наиболее точным представляется нам определение, предложенное С.В. Анощенковой: «Потерпевший в уголовном праве — субъект общественных отношений, охраняемых уголовным законом, чьи права были нарушены преступлением путем причинения вреда, предусмотренного уголовным законом, либо угрозой причинения такого вреда»[371]. Положительной чертой данного определения является указание на то, что потерпевший наряду с государством и лицом, совершившим преступление, выступает субъектом уголовно-правовых отношений, поскольку именно этим обстоятельством обусловлена значимость потерпевшего в уголовном праве. Кроме того, изложенные ранее точки зрения рассматривают его только как физическое либо физическое или юридическое лицо, в то время как вред может быть причинен преступлением не только правам и интересам физического лица, имущественным интересам и деловой репутации юридического лица, но также интересам общества и государства.

Следует отметить, что в виктимологии принято выделять еще один термин, который также используется для обозначения субъекта, на интересы которого посягает общественно опасное деяние, — жертва преступления. Ривман Д.В. пишет, что жертвой является «физическое лицо, человек, которому непосредственно преступлением причинен физический, моральный или материальный вред»[372]. Тем самым автор фактически воспроизводит уголовно-правовую характеристику понятия потерпевшего от преступления с той лишь разницей, что не включает в число потерпевших юридических лиц. Следует отметить, что уголовное право и виктимология наполняют сходные, по сути, понятия различным содержанием. Если материальное право обращает преимущественное внимание на характер причиненного преступлением вреда, то для виктимологии определяющими являются статус жертвы, ее позиция и роль в совершении преступления.

Предметом виктимологии является изучение лиц, пострадавших от преступных посягательств, и формирование знаний о жертве, особенностях ее личности и поведения до, во время и после совершения преступления, о специфике взаимоотношений между Жертвой и преступником. «Потерпевший в виктимологии — это элемент преступной ситуации. Для признания лица потерпевшим не требуется, чтобы преступление было окончено, а вред причинен. Достаточно лишь, чтобы виктимность была реализована, а это, на наш взгляд, возможно уже на стадии покушения»[373].

Таким образом, понятие «жертвы преступления» несколько шире термина «потерпевший от преступления» и включает большее число элементов и признаков. Это понятие в меньшей степени обезличено в сравнении с понятием потерпевшего и несет в себе значительный психологический подтекст, поэтому должно весьма избирательно использоваться в теории уголовного права. В этой связи позицию ученых, предлагающих рассматривать указанные термины как взаимозаменяемые, следует признать некорректной.

Ценности, обладателем которых является потерпевший, определяют объект преступного посягательства. Потерпевший как субъект, права и интересы которого нарушены совершением преступления или поставлены под угрозу нарушения, выступает составной частью одного из конструктивных элементов состава преступления — его объекта, который в совокупности с другими факторами определяет характер общественной опасности преступления[374].

В то же время в доктрине уголовного права нет единого мнения о том, что следует считать объектом посягательства: потерпевшего, его блага и интересы или общественные отношения. Так, ряд ученых рассматривает в качестве объекта преступления общественные отношения или совокупность общественных отношений, охраняемых уголовным законом от преступных посягательств[375]. Другие понимают под объектом собственно социально значимые материальные или нематериальные ценности и блага, на которые посягает преступление[376]. Отдельные исследователи полагают, что объектом посягательства является сам потерпевший[377].

Следует признать, что с позиций ценностного подхода наиболее продуктивным выступает понимание объекта уголовно-правовой охраны как общественного отношения или совокупности отношений в определенной сфере. Общественные отношения, охраняемые уголовным законом, обладают конкретным содержанием (права и обязанности субъектов отношений), возникают и существуют в реальной действительности по поводу конкретных материальных или нематериальных благ (ценностей). Таким образом, посягая на то или иное благо, преступление неизбежно причиняет вред общественным отношениям. Что же касается взгляда на лицо как объект преступления, подобный подход не позволяет разграничить между собой отдельные преступления, поскольку в конечном итоге невозможно установить, на что направлено посягательство. Тем самым нивелируется теоретическая ценность выделения объекта как конструктивного элемента состава преступления. С нашей точки зрения, антисоциальная направленность преступлений, на которую указывает С.В. Анощенкова[378], более четко отражена не в позиции «объект-личность», а во взгляде на объект преступления как совокупность общественных отношений, возникающих по поводу конкретного блага.

Как отмечает В.А. Якушин, «правовое значение личности, в отношении которой совершается общественно опасное деяние, может быть различным. В уголовном праве личность потерпевшего выступает как: а) конструктивный признак; б) конструктивно-ограничительный признак; в) квалифицирующий признак; г) отягчающее обстоятельство»[379].

К числу выделяемых уголовным законом признаков личности потерпевшего относятся пол, возраст, состояние здоровья, особое положение (беременная женщина, лицо, находящееся в беспомощном состоянии, невменяемое лицо и др.), а также гражданство, служебное положение, профессиональный статус, дееспособность, отношение к воинской обязанности и др. Перечисленные признаки могут быть условно разделены на 2 группы — демографические и социальные.

Возраст потерпевшего как дифференцирующее обстоятельство в ряде норм выступает криминообразующим признаком (в частности, ст. 134, 150 УК РФ). В отдельных случаях указанный признак выступает как критерий, позволяющий отличить одно преступление от другого и должным образом квалифицировать содеянное (ст. 106 УК РФ). В большинстве составов возраст потерпевшего выступает в качестве признака, повышающего степень общественной опасности преступления как таковой. Он может быть прямо указан в законе (например, лицо, заведомо не достигшее 14-летнего возраста, — п. «д» ч. 2 ст. 131, ч. 3 ст. 241 УК РФ) или следовать из толкования нормы (малолетний или пожилой возраст — п. «в» ч. 2 ст. 105, п. «б» ч.2 ст.111 УК РФ). В тех случаях, когда статьи Особенной части УК РФ не учитывают особого состояния потерпевшего, однако последний обладает специфическими личностными свойствами, которые усиливают уголовно-правовую защиту, законодатель конкретизирует указанные свойства за счет включения их в перечень обстоятельств, отягчающих наказание (п. «з» ч. 1 ст. 63 УК РФ).

В статьях Особенной части УК РФ имеются следующие указания на возраст потерпевшего от преступления:

1) заведомо беспомощное состояние — п. «в» ч.2 ст. 105; п. «б» ч. 2 ст.111; п. «в» ч.2 ст.112; п. «г» ч.2 ст.117; ч.2 ст.120;

2) новорожденный — ст.106;

3) малолетство, малолетние — ст.125, ч.1 ст. 245;

4) ребенок (дети) — ст. 153,154;

5) дети в возрасте до 6 лет — п. «в» ч.2 ст. 238;

6) заведомо несовершеннолетний — п. «г» ч.2 ст.117; ч.2 ст.121; ч. 3 ст.122; п. «д» ч.2 ст.126; п. «д» ч.2 ст.127; п. «б» ч.2 ст. 127.1; п. «б» ч.2 ст.127.2; п. «д» ч.2 ст. 131; п. «д» ч.2 ст.132; ч.2 ст. 202, п. «д» ч.2 ст. 206; п. «в» ч.2 ст. 228.1; п. «в» ч.2 ст. 230; ч. 3 ст. 240; п. «в» ч.2 ст. 241; ч.1 ст. 242.1;

7) несовершеннолетний — ст.150, 151, 156; ч.1 ст.157; ч.2 ст.359;

8) лицо, заведомо не достигшее 14 лет, — п. «в» ч. 3 ст. 131; п. «в»

4.3 ст.132; п. «в» ч. 3 ст. 228.1; ч. 3 ст. 241; п. «б» ч.2 ст. 242.1;

9) лицо, заведомо не достигшее 16 лет, — ст.134,135;

10) старость — ст.125.

Проведенный автором анализ норм УК РФ показал, что, конструируя составы преступлений, законодатель отнес признаки, характеризующие потерпевшего, практически ко всем элементам того или иного состава. В большинстве случаев возраст как признак потерпевшего должен осознаваться виновным до или во время совершения преступления — «заведомо...», т.е. этот признак следует отнести одновременно к объективной и субъективной стороне. Однако, как указывают многие ученые, закрепление указанного признака («заведомость») производится не вполне последовательно[380]. Кроме того, ряд норм устанавливает правовую охрану интересов несовершеннолетних потерпевших (например, совершение преступления в отношении несовершеннолетнего и малолетнего закрепляется соответственно в виде квалифицированного и особо квалифицированного состава — п. «в» ч.2 и ч. 3 ст. 241 УК), в то время как в других составах юридически значимым признается только несовершеннолетний возраст (п. «д» ч.2 ст.126, п. «г» ч.2 ст.117, п. «в» ч. 2 ст. 230 УК РФ), хотя бесспорным является тот факт, что посягательства в отношении малолетних обладают более высокой степенью общественной опасности. Исходя из вышесказанного следует заключить, что проблема эффективности механизма дифференциаций уголовной ответственности с учетом возраста потерпевшего требует последовательного разрешения в действующем законодательстве.

3.2. Возраст потерпевшего как обстоятельство, отягчающее наказание

Возраст как юридически значимое свойство личности потерпевшего не получил самостоятельного и однозначного закрепления в числе обстоятельств, отягчающих наказание. Пожилой возраст потерпевшего может учитываться судом на основании правоприменительного толкования термина «беспомощное состояние». Малолетний возраст, вследствие особенностей юридической конструкции п. «з» ч. 1 ст. 63 УК РФ, также получил не вполне последовательную правовую оценку. Указанная норма говорит о совершении преступления «...в отношении малолетнего, другого беззащитного или беспомощного лица либо лица, находящегося в зависимости от виновного». Заслуживает внимания и тот факт, что в одной из статей Особенной части (ст.125 УК РФ) малолетство, старость, болезнь и беспомощность противопоставлены законодателем друг другу, о чем говорит использование союза «или». Многие авторы считают возможным рассматривать малолетство и пожилой возраст только в рамках признака беспомощности, ставя между ними знак равенства и, следовательно, не признавая иного уголовно-правового значения указанных возрастных состояний[381].

Между тем из буквального толкования уголовного закона следует, что совершение преступления в отношении малолетнего либо «иного беззащитного» лица и посягательство в отношении лица, находящегося в беспомощном состоянии, имеют принципиальные отличия. В связи с этим представляется необходимым исследовать уголовно-правовое значение понятия «беспомощное состояние» и причины закрепления п. «з» ч.2 ст.63 УК РФ как основания для усиления правовой охраны лиц, отнесенных к указанным выше категориям.

Пункт 7 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27.01.1999 г. «О судебной практике по делам об убийстве (ст.105 УК)» гласит: «По п. "в" ч.2 ст.105 УК РФ (убийство лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии) надлежит квалифицировать умышленное причинение смерти потерпевшему, неспособному в силу физического или психического состояния защитить себя, оказать активное сопротивление виновному, когда последний, совершая убийство, сознает это обстоятельство. К лицам, находящимся в беспомощном состоянии, могут быть отнесены, в частности (выделено мной — А.Б), тяжелобольные и престарелые, малолетние дети, лица, страдающие психическими расстройствами, лишающими их способности правильно воспринимать происходящее»[382].

Представляется важным тот факт, что Верховный Суд РФ указывает на возможность отнесения малолетних, пожилых и прочих лиц к находящимся в беспомощном состоянии, а вовсе не на необходимость признания их беспомощными при наличии соответствующего свойства личности. В этой связи сложившуюся практику квалификации преступления как совершенного в отношении лица, находящегося в беспомощном состоянии, на основе констатации малолетнего или пожилого возраста потерпевшего и без учета фактических обстоятельств дела нельзя признать верной.

Дети и в 7 лет могут оказывать активное сопротивление нападению, о чем свидетельствуют полученные прижизненные повреждения, если с целью сокрытия преступления было совершено убийство[383]. Часто совершению насильственных действий сексуального характера предшествует связывание или избиение малолетнего, то есть для подавления сопротивления применяется насилие[384]. Лица пожилого возраста, во-первых, далеко не всегда являются физически немощными, а во-вторых, могут иметь богатый жизненный опыт, позволяющий им более эффективно, чем малолетним или несовершеннолетним, осуществлять самозащиту.

Позиция высшей судебной инстанции по данному вопросу конкретизирована в п. 3 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 г. №11 «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации»: «Изнасилование (статья 131 УК РФ) и насильственные действия сексуального характера (статья 132 УК РФ) следует признать совершенными с использованием беспомощного состояния потерпевшего лица в тех случаях, когда оно в силу своего физического или психического состояния (слабоумие или другое психическое расстройство, физические недостатки, иное болезненное либо бессознательное состояние, малолетний или престарелый возраст и т.п.) не могло понимать характер и значение совершаемых с ним действий либо оказать сопротивление виновному лицу. При этом лицо, совершая изнасилование либо насильственные действия сексуального характера, должно сознавать, что потерпевшее лицо находится в беспомощном состоянии»[385].

Кругликов Л.Л. считает, что «малолетство, старость и болезнь, по сути, также предполагают состояние физической или интеллектуальной беспомощности, составляют ее разновидность»[386]. В целом такое понимание беспомощного состояния, когда в него включается специфика не только психического, но и физического состояния, вызванного малолетним или престарелым возрастом, типично для современной уголовно-правовой науки[387].

В последние годы в доктрине уголовного права обозначилась тенденция к разграничению собственно беспомощного и бессознательного состояния как имеющих различное значение для квалификации. Под бессознательным сторонники этого взгляда понимают состояние, при котором потерпевший не осознает смысла совершаемых с ним действий, а под беспомощным — состояние, при котором потерпевший осознает происходящее, но не имеет возможности принять меры к защите или позвать на помощь; тем самым, по мнению ряда авторов, потерпевшему причиняются особые, дополнительные страдания[388].

Такая позиция, однако, расходится с изложенным ранее мнением высшей судебной инстанции и не имеет под собой достаточных оснований. Безусловно, «криминализируя посягательство на то или иное благо, законодатель учитывает субъективное отношение потерпевшего к факту нарушения его прав и законных интересов, которое выступает одним из критериев оценки общественной опасности деяния»[389]. Тем не менее это именно один из критериев оценки, но отнюдь не единственный. Позиция, позволяющая вменять признак совершения преступления в отношении лица, находящегося в беспомощном состоянии, только при условии, что само лицо осознает свою неспособность противостоять посягательству, противоречит принципу субъективного вменения. Если следовать ей, получается, что лицо, лишившее жизни прикованного к постели инвалида и новорожденного ребенка, во втором случае совершило деяние меньшей степени общественной опасности, в связи с тем, что потерпевший не способен к осознанию фактического и социального характера совершаемого на его жизнь посягательства.

Кроме того, как справедливо утверждает Л. Конышева, трактовка беспомощного состояния исключительно как неспособности проявить свою волю ошибочна еще и потому, что любое аналогичное преступление совершается путем игнорирования воли жертвы[390]. Если главным критерием беспомощного состояния потерпевшего при совершении насильственных действий считать неравенство физических сил, закономерным будет признание находившимися в беспомощном состоянии во время совершения сексуального посягательства большинства девушек и женщин, так как на физически сильных и по-мужски сложенных лиц женского пола, способных оказать сопротивление, равное по силе нападению, такого рода посягательства практически не совершаются.

Вызывает несогласие сложившаяся в судебной практике и уголовно-правовой доктрине тенденция к толкованию признака «беззащитный» как равнозначного беспомощному состоянию, в силу чего «беззащитными и беспомощными признаются лица с физическими недостатками, психическими расстройствами, престарелые»[391], то есть «беззащитное состояние» и «беспомощное состояние» рассматриваются как рядоположенные термины[392]. В результате такой практики судами допускаются ошибки при индивидуализации наказания. Так, приговором Кемеровского областного суда от 15.04.1999 г. Щ.М.А., 1977 г.р., был признан виновным в совершении преступлений, предусмотренных п. «в» ч. 3 ст.162, п. «в», «з» ч.2 ст.105 УК РФ, и осужден к лишению свободы сроком на 16 лет с конфискацией имущества. Определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 09.12.1999 г. приговор изменен: исключено указание о признании «совершения преступления в отношении беззащитного престарелого лица» в качестве отягчающего наказание обстоятельства.

Как установлено судом первой инстанции, 12.10.1998 г. Щ.М.А. в целях хищения чужого имущества зашел в квартиру к И.Е.А., где напал на нее, применяя насилие, опасное для жизни и здоровья, умышленно нанес ей в область головы два удара твердым тупым предметом, после чего, с целью убийства потерпевшей, сдавил органы шеи петлей, что повлекло механическую асфиксию, которая явилась причиной смерти. Завладев найденными деньгами, Щ.М.А. скрылся с места преступления. Потерпевшая И.Е.А. являлась лицом пожилого возраста (1915 г.р.) и в силу физического состояния не могла оказать активное сопротивление виновному. Президиум Верховного Суда РФ, рассматривая дело в порядке надзора по жалобе осужденного, указал, что суд кассационной инстанции обоснованно исключил из приговора указание на совершение преступления в отношении беззащитного престарелого лица в качестве отягчающего наказание обстоятельства, поскольку оно признано судом в качестве признака преступления и не может повторно учитываться при назначении наказания[393].

С нашей точки зрения, при оценке беспомощности потерпевшего необходимо в каждом случае устанавливать содержание умысла виновного и обстоятельства совершения преступления, в том числе способ реализации деяния. Если критерием выбора жертвы явилось именно осознание того, что в силу своих психофизических особенностей лицо не сможет осознать фактический характер совершаемого деяния, препятствовать его совершению активными действиями, звать на помощь, указать впоследствии на преступника в процессе расследования, в этом случае следует вменять признак совершения преступления в отношении лица, заведомо находящегося в беспомощном состоянии. Именно в результате осознания беспомощности жертвы у преступника исчезает нравственный барьер, удерживавший его от нарушения уголовно-правового запрета. Поэтому уголовным законодательством предусмотрена повышенная ответственность за совершение посягательства в отношении указанной группы лиц, чтобы некоторым образом «разубедить» преступника в безнаказанности своих действий и легкости реализации умысла. Полагаем, что именно такими соображениями руководствовался законодатель, конструируя п. «з» ч.1 ст.63 УК РФ, в который включен исследуемый признак. Следует согласиться с Ю.Е. Пудовочкиным в том, что определяющее значение для квалификации должен иметь факт использования этого состояния для целей виновного[394]. В этой связи представляется целесообразным изменить п. «з» ч.1 ст.63 УК РФ, указав на совершение преступления с использованием беспомощного состояния потерпевшего.

Если же нападающий осознавал, что потерпевший способен оказать сопротивление, однако явно недостаточное для отражения посягательства, и применил физическое или психическое насилие для его предотвращения или подавления, содеянное должно рассматриваться как совершение преступления в отношении беззащитного лица.

Представляется, что в изложенном выше случае из судебной практики имело место именно беззащитное состояние потерпевшей, и суть ошибки, допущенной судом первой инстанции, заключается в излишней квалификации деяния по п. «в» ч.2 ст.105 УК РФ, а не во вменении указанного выше отягчающего обстоятельства. Из изложенного следует, что преступление не было совершено с использованием беспомощного состояния: к И.Е.А. было применено насилие, перед которым потерпевшая в силу обусловленного возрастом физического состояния была беззащитной.

Таким образом, беспомощное или беззащитное состояния потерпевшего относятся к числу обстоятельств, подлежащих обязательной оценке судом с учетом всей обстановки деяния. В рамках указанных состояний рассматривать возраст можно лишь условно, так как он не является признаком, обязательно определяющим возникновение этого состояния во время совершения посягательства, за исключением возраста новорожденности. Поэтому в каждом случае указанное свойство личности потерпевшего должно учитываться в совокупности с иными обстоятельствами, установленными по делу.

Практике известны случаи, когда лицо, совершая преступления, выбирает в качестве жертвы беззащитных потерпевших (маньяк Панченко совершал убийства лиц, физически неспособных оказать реальное сопротивление; в числе его жертв — девочка 10 лет, мальчик 11 лет, пожилая женщина[395]). В то же время выбор жертвы не всегда обусловлен ее беззащитностью или беспомощностью в ситуации посягательства, но зачастую — какими-либо «привлекательными» для субъекта возрастно-обусловленными физиологическими характеристиками (что характерно, например, для геронтофилии, педофилии и пр.).

Сам по себе факт достижения пожилого, а тем более — пенсионного возраста не может автоматически свидетельствовать о беспомощности или беззащитности лица во время совершения посягательства, если отсутствуют сведения о психофизиологических нарушениях состояния его здоровья. Аналогичным образом факт недостижения лицом 14-летнего возраста не означает его неспособности осознавать характер и значение совершаемого преступления и оказывать сопротивление. Объем знаний большинства малолетних, активная роль средств массовой информации в «расширении» их познаний в вопросах взаимоотношений полов путем печати и визуализации изображений эротического содержания, пропаганда культа насилия и иные подобные явления позволяют сделать вывод о том, что малолетние буквально с первых школьных лет способны к осознанию угрожающей им опасности. Тот факт, что, едва достигнув 10 лет, некоторые из них сами совершают насильственные преступления, также не позволяет категорично утверждать, что лица до 14 лет во всех случаях оказываются беспомощными или беззащитными при осуществлении посягательства на их права и законные интересы.

Исходя из вышесказанного, считаем целесообразным изложить п. «з» ч.1 ст.63 УК РФ в следующей редакции: совершение преступления «в отношении женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности, а также в отношении малолетнего, пожилого, другого беззащитного лица либо лица, находящегося в зависимости от виновного, а равно совершение преступления с использованием беспомощного состояния потерпевшего». На наш взгляд, такая редакция нормы позволит усовершенствовать процесс индивидуализации наказания и адекватно оценивать при вынесении приговора степень общественной опасности. Кроме того, представляется необходимым принятие Верховным Судом РФ разъяснений о порядке применения данной нормы.

3.3. Возраст как квалифицирующий признак в статьях Особенной части УК РФ

Говоря о возрасте потерпевшего, следует отметить одну немаловажную особенность российского уголовного законодательства. Так, согласно ч.1 ст.87 УК РФ, несовершеннолетним признается лицо в возрасте от 14 до 18 лет. Исходя из толкования указанной нормы малолетними считаются лица, не достигшие 14 лет, причем данный возрастной период противопоставляется несовершеннолетию. Согласно ст. 28 ГК РФ, напротив, малолетний возрастной период находится в рамках несовершеннолетия. В соответствии с ч. 1 ст.54 Семейного кодекса РФ, ребенком также признается лицо, не достигшее возраста 18 лет.

Необходимость разграничения указанных возрастных групп, попытка которого предпринята законодателем при конструировании норм УК РФ, очевидна: лица в возрасте до 14 лет и от 14 до 18 лет обладают различным уголовно-правовым статусом. В силу этого малолетние, в соответствии с действующими нормами УК РФ, не подлежат уголовной ответственности. Однако отсутствие в законе оговорки о применении ч.1 ст.87 УК РФ только для установления возраста субъекта преступления, а также не всегда последовательное указание в статьях Особенной части на такой признак потерпевшего, как «лицо, не достигшее 14-летнего возраста», в совокупности с признаком «несовершеннолетний», приводит к тому, что положение малолетнего потерпевшего является уязвимым.

Многие авторы игнорируют существование указанной проблемы и понимают под несовершеннолетним потерпевшим лицо от рождения до достижения им 18 лет[396], хотя такой подход создает серьезную коллизию правовых норм в ряде статей, которые содержат соответствующие квалифицирующие признаки совершения деяния в отношении несовершеннолетнего и отдельно — малолетнего (например, п. «в» ч. 3 ст. 228.1 и п. «в» ч. 2 указанной статьи).

Существует и иная точка зрения. В частности, И.Ф. Дедюхина полагает, что при отсутствии в ряде статей специального квалифицирующего признака — «в отношении лица, заведомо не достигшего 14-летнего возраста», — совершение преступления в отношении малолетнего должно квалифицироваться по общей норме, «несмотря на более высокую степень общественной опасности»[397].

Несомненно, восприятие указанного мнения правоприменителем препятствовало бы осуществлению надлежащей правовой охраны прав и интересов тех лиц, которым на момент посягательства на их права и интересы не исполнилось 14 лет, и явилось бы нарушением принципа справедливости. Однако и сложившаяся на практике ситуация не может быть признана правильной: следователи, а затем и судьи, рассматривающие дело о совершении преступления в отношении заведомо малолетнего, в подобном случае вынуждены распространять на потерпевших, не достигших 14 лет, определение несовершеннолетнего возраста, данное в ст. 87 УК РФ, фактически искажая смысл этой нормы. В связи с этим полагаем, что указанный правовой пробел следует устранить.

Законодатель в рамках действующего Уголовного кодекса использует следующие термины для обозначения малолетства как признака потерпевшего от преступления:

1) новорожденный — ст.106 УК РФ;

2) дети в возрасте до 6 лет — п. «в» ч.2 с.238 УК РФ;

3) малолетние — ст.125, ч.1 ст. 245 УК РФ;

4) лицо, заведомо не достигшее 14 лет, — п. «в» ч. 3 ст. 131; п. «в» ч. 3 ст.132; п. «в» ч. 3 ст. 228.1; ч. 3 ст. 241; п. «б» ч. 2 ст. 242.1 УК РФ.

Рассмотрим перечисленные признаки подробнее.

• Период новорожденности. Как отмечалось нами ранее, норма ст.106 УК РФ создана не для усиления правовой охраны ребенка в период новорожденности; это привилегированный состав преступления, создание которого обусловлено целью смягчения ответственности матерей в силу особенностей психического состояния женщины в родовом и послеродовом периодах. В связи с тем что ответственность смягчается для субъекта данного преступления не за любое деяние и не в отношении любого потерпевшего, а исключительно за посягательство на жизнь собственного ребенка, полагаем, что данному конструктивному признаку состава должно быть уделено особое внимание.

Наличие в конструкции рассматриваемой нормы альтернативных признаков «во время или сразу же после родов», «в условиях психотравмирующей ситуации», «в состоянии психического расстройства, не исключающего вменяемости» на практике вызывает серьезные сложности при квалификации деяния в зависимости от возраста ребенка в момент совершения убийства. На наш взгляд, основываясь на совокупности факта новорожденности с одним из перечисленных признаков, необходимой для квалификации преступления по ст.106 УК РФ, не следует рассматривать их как тесно взаимосвязанные и принимать психическое состояние матери за основу при установлении признака новорожденности.

Различными отраслями медицинской науки период новорожденности определяется по-разному: судебная медицина считает новорожденным ребенка до прошествия 1 суток после окончания родов; в акушерстве данный период устанавливается равным одной неделе, в педиатрии — четырем неделям. Специалисты в сфере уголовного права в своих исследованиях опираются на эти данные; так, по мнению авторов учебника по ювенальному праву, новорожденности есть «принадлежность ребенка к числу только что родившихся (в пределах первых суток)»[398]. Кургузкина Е.Б. рассматривает как новорожденного ребенка в пределах 1 недели после родов[399], И.С. Федотов — в пределах 1 месяца[400]. Моментом, с которого новорожденный может являться потерпевшим, является начало физиологических родов и появления на свет какой-либо части тела ребенка[401].

Некоторые исследователи время «сразу же после родов» ограничивают «течением последового периода родов»[402]. Такая позиция представляется уязвимой в связи с тем, что последовый период является неотъемлемой частью родового процесса, тогда как норма ст.106 говорит о периоде «...после родов».

Полагаем, что возраст новорожденности в уголовном праве следует определять четырехнедельным сроком, потому что примерно такой период, с позиций педиатрии, занимает приспособление организма новорожденного к окружающему миру и «дозревание» всех жизненно важных систем организма[403]. Кроме того, аналогичным является и срок протекания так называемого «послеродового» периода у матери, во время которого происходит восстановление режима функционирования всех систем организма и нормализация гормонального уровня, а также психическая адаптация женщины к новой социальной роли[404]. В то же время следует учитывать, что все указанные временные периоды являются приблизительными, в каждом случае время их протекания обусловлено индивидуальными особенностями организма, поэтому выделение указанного периода следует считать условным.

Показательно, что в уголовном законодательстве тех зарубежных стран, где существует аналогичная норма, данный вопрос получил точное законодательное разрешение. Например, в Англии детоубийством признается убийство, совершенное в течение 12 месяцев со дня рождения ребенка[405]. На наш взгляд, период, равный 1 году, нельзя рассматривать как возраст новорожденности; в данном случае речь следует вести не о кратковременном психическом расстройстве женщины, а о хроническом расстройстве психики, пусть даже его возникновение было спровоцировано родами. Последнее, по мнению специалистов в области медицины, не должно рассматриваться как основание для квалификации деяния по ст.106 УК РФ[406]. Кроме того, российское уголовное законодательство содержит норму о так называемой «ограниченной вменяемости» — ст. 22 УК РФ, которая позволяет разрешать вопросы ответственности лиц с психическими расстройствами, не исключающими вменяемости.

• Дети в возрасте до 6 лет. П. «в» ч.2 ст. 238 УК РФ предусматривает повышенную уголовную ответственность за производство, хранение или перевозку в целях сбыта либо сбыт товаров и продукции, выполнение работ или оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности жизни или здоровья потребителей, а равно неправомерные выдачу или использование официального документа, удостоверяющего соответствие указанных товаров, работ или услуг требованиям безопасности, если они совершены в отношении товаров, работ или услуг, предназначенных для детей указанного выше возраста. К такого рода товарам, работам и услугам можно отнести детское питание, детскую одежду, средства ухода за малышами, биологически активные добавки к пище, игрушки, услуги дошкольных образовательных учреждений, лечебных и оздоровительных учреждений, детские аттракционы и пр.

Отметим, что причиной, по которой законодателем введен данный квалифицирующий признак, является специфика функционального состояния организма в данном возрасте. Действующим санитарным законодательством устанавливаются санитарные нормы, определяющие специфические требования к питанию детей дошкольного возраста, качеству детской одежды, условиям воспитания в дошкольных образовательных учреждениях и т.д.

Так, в соответствии с п. 2.1 СанПиН 2.3.2.1940-05 «Организация детского питания»[407], продукты питания для детей раннего (от рождения до 3 лет) и дошкольного (с 3 до 6 лет) возраста отличаются от аналогичных продуктов массового потребления использованием для их изготовления сырья более высокого качества, пониженным содержанием соли и жира, ограниченным содержанием пищевых добавок, отсутствием жгучих специй и отвечают повышенным требованиям к показателям безопасности. Показатели допустимого уровня содержания различных веществ в пищевых продуктах, предназначенных для детей указанного возраста, установлены СанПиН 2.3.2.1078-01 «Гигиенические требования безопасности и пищевой ценности пищевых продуктов»[408].

• Малолетство. В соответствии с ч. 1 ст. 245 УК РФ, альтернативным признаком состава жестокого обращения с животными является совершение преступления в присутствии малолетних лиц. Объектом посягательства в данном случае выступают отношения в сфере общественной нравственности, непосредственным — нормальное психическое развитие ребенка. Объективная сторона деяния состоит в жестоком обращении с животными, под которым понимается систематическое избиение, оставление без пищи и воды на длительное время, содержание на морозе или жаре, членовредительство, мучительный способ умерщвления, использование в различных схватках, и т.п.; обязательным последствием является причинение гибели или увечья животному.

Следует отметить, что любая пропаганда насилия среди детей является общественно опасной. Совершение подобных действий в присутствии ребенка в одних случаях ведет к возникновению у последнего глубокой психической травмы; в других — проявление жестокости и насилия по отношению к беззащитному существу может повлечь за собой серьезные деформации личности и нарушение механизмов социального взаимодействия. Пропаганда жестокости по отношению к животным продуцирует в детях агрессию, которая впоследствии может проявиться и в отношениях с людьми.

Составы преступлений, содержащие квалифицирующий признак «лицо, заведомо не достигшее 14 лет», расположены в различных главах Особенной части: «Преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности» (п. «в» ч.2 ст.131, п. «в» ч.2 ст.132 УК РФ) и «Преступления против здоровья населения и общественной нравственности» (п. «в» ч. 3 ст. 228.1, ч. 3 ст. 241, п. «б» ч. 2 ст. 242.1 УК РФ). Объединяет их то, что дополнительным объектом, на который посягают указанные деяния, во всех случаях выступают общественные отношения, обеспечивающие нормальное физическое и психическое развитие малолетнего лица.

В доктрине уголовного права отсутствует единое мнение по поводу того, что является объектом посягательства при совершении изнасилования (п. «в» ч. 2 ст.131 УК РФ) или насильственных действий сексуального характера (п. «в» ч. 2 ст.132 УК РФ) в отношении лица, не достигшего 14 лет. Андреева Л.А. полагает, что в данном случае «объектом правовой охраны является половая неприкосновенность, нормальное физическое, половое и нравственное развитие»[409]; по мнению других авторов, указанные деяния посягают на: нормальное развитие[410]; нормальное половое развитие[411], половую неприкосновенность[412]; половую неприкосновенность и нормальное развитие[413]. При этом все авторы прямо или косвенно соглашаются с тем, что указанные выше деяния обладают повышенной общественной опасностью в случае их совершения в отношении лица, не достигшего совершеннолетия.

Спецификой неокрепшей психики ребенка является повышенная чувствительность к конфликтным и стрессовым ситуациям различного рода; поэтому и вред, причиняемый преступлением малолетнему лицу, является большим, чем в случае, когда потерпевшим от преступления выступает несовершеннолетний или взрослый. Эксперты отмечают, что в ситуации «конфликтно-стрессового» взаимодействия, при грубом и агрессивном поведении посягателя, возможные последствия для детской психики являются многочисленными и крайне негативными: «У малолетних детей развиваются острые аффективные реакции по типу шоковых или субшоковых, в некоторых случаях с помрачением сознания, дезориентировкой в окружающем, психомоторной заторможенностью, отсутствием речевого контакта и последующей амнезией криминального периода. В дальнейшем у них появляются невротические расстройства (энурез, логоневроз, страхи), атипичные депрессии, внешне проявляющиеся в нарушениях поведения, капризности, плаксивости, утрате игровых интересов, а также психосоматические и тревожнофобические нарушения»[414]. Нередко подвергшиеся сексуальному насилию дети отстают в физическом и психическом развитии.

В результате сексуальных посягательств зачастую причиняется существенный вред и физическому здоровью малолетнего лица: серьезные повреждения половых органов, анального отверстия, органов брюшной полости, возникновение обильных кровотечений, наступление нежелательной беременности, прерывание которой в малолетнем возрасте в большинстве случаев оборачивается бесплодием, и другие негативные последствия.

Основываясь на вышесказанном, можно сделать вывод, что основным объектом посягательства при совершении изнасилования или насильственных действий сексуального характера в отношении лица, не достигшего 14 лет, являются общественные отношения по поводу половой неприкосновенности и нормального физического и психического развития малолетних, а дополнительным — отношения по поводу здоровья малолетнего.

Что касается преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 241 УК РФ, — организация занятия проституцией с использованием лиц, заведомо не достигших 14-летнего возраста, — основным объектом выступают отношения по поводу общественной безопасности и здоровья населения; дополнительным объектом являются общественные отношения по поводу нормального физического и психического развития малолетних, что определяет наличие общих черт с рассматриваемыми выше деяниями и сходную степень общественной опасности.

Вызывает недоумение тот факт, что за организацию занятия проституцией с использованием малолетних лиц уголовным законом предусмотрена повышенная уголовная ответственность, а за вовлечение малолетних в занятие проституцией (ст. 240 УК РФ) повышенная ответственность не установлена. Совершение указанного преступления в отношении лица, не достигшего 14 лет, может быть квалифицировано только по ч. 3 ст. 240 — «...в отношении заведомо несовершеннолетнего», что, как уже было нами обосновано, является искажением смысла нормы ч. 1 ст. 87 УК РФ и к тому же не отражает перепада в степени общественной опасности совершенного деяния. В период до 14 лет интенсивно формируется фундамент дальнейшего нравственного развития, и виктимизация малолетних ведет к дезориентации этого процесса[415]. Поэтому фактическое уравнивание в степени общественной опасности рассматриваемых деяний, совершенных в отношении малолетнего и несовершеннолетнего, недопустимо. В этой связи представляется необходимым включение в ст. 240 УК РФ ч. 4, устанавливающей уголовную ответственность за деяния, предусмотренные ч. 1 или 2 указанной статьи, совершенные в отношении лица, заведомо не достигшего 14-летнего возраста.

Статья 242.1 «Изготовление и оборот материалов или предметов с порнографическими изображениями несовершеннолетних» введена в УК РФ Федеральным законом от 08.12.2003 г. №62-ФЗ. Объективная сторона деяния, предусмотренного ч. 3 указанной статьи, состоит в изготовлении, хранении или перемещении через государственную границу в целях распространения, публичной демонстрации или рекламирования либо распространении, публичной демонстрации или рекламировании материалов или предметов с порнографическими изображениями заведомо малолетних, а также в привлечении лиц, заведомо не достигших 14-летнего возраста, в качестве исполнителей для участия в зрелищных мероприятиях порнографического характера. Объект посягательства является аналогичным объекту рассмотренной выше нормы.

Законодатель указывает на малолетний возраст потерпевшего и в ст. 228.1 УК РФ. В соответствии с п. «в» ч. 3 указанной статьи, установлена повышенная уголовная ответственность за осуществление незаконного производства, сбыта или пересылки наркотических средств, психотропных веществ и их аналогов в отношении лица, не достигшего четырнадцатилетнего возраста. При этом умыслом лица, совершающего одно из перечисленных в диспозиции действий, должен охватываться тот факт, что оно производит, передает на возмездной или безвозмездной основе либо пересылает указанные вещества лицу, не достигшему 14 лет, то есть для квалификации по п. «в» ч. 3 ст. 228.1 УК РФ необходимо наличие признака заведомости. На необходимость его установления указывает и Пленум Верховного Суда РФ в Постановлении от 15.06.2006 г. №14 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами»[416].

В литературе справедливо отмечается, что регламентирование повышенной общественной опасности и ответственности за преступления в сфере незаконного оборота наркотических средств, психотропных веществ и их аналогов в отношении малолетних и несовершеннолетних является чрезвычайно актуальным, в связи с ростом наркотизации молодежи[417]. В этой связи не ясно, почему совершение преступления, предусмотренного ст. 228.1 УК РФ, в отношении заведомо малолетнего лица рассматривается как обладающее повышенной общественной опасностью по сравнению с совершением указанных действий в отношении несовершеннолетнего, а состав склонения к потреблению наркотических средств и психотропных веществ (ст. 230 УК РФ) не содержит такого признака потерпевшего, как малолетний возраст. Представляется необходимым устранить указанное противоречие, внеся соответствующий признак в качестве альтернативного в ч. 3 ст. 230 УК РФ.

Анализ некоторых норм УК РФ обнаруживает непоследовательность проведения законодателем дифференциации уголовной ответственности с учетом возраста потерпевшего. Например, наличие квалифицированных составов — п. «в» ч.2 ст.105, п. «б» ч.2 ст.111', п, «в» ч.2 ст.112, п. «г» ч.2 ст.117 УК РФ — позволяет суду учитывать малолетний возраст потерпевшего в рамках заведомо беспомощного состояния. Однако, как нами обосновано выше, беспомощное состояние является оценочным признаком и устанавливается судом; необходимость же доказывать «заведомость» знания субъекта преступления о беспомощном состоянии потерпевшего во многих случаях не позволяет обеспечить надлежащую уголовно-правовую охрану интересов малолетних. Представляется, что малолетний возраст потерпевшего должен получить самостоятельную правовую оценку в числе квалифицирующих признаков указанных статей.

В действующем законодательстве нередко имеет место противоречие между квалифицирующими признаками. В частности, норма ст.131 УК РФ беспомощное состояние потерпевшей рассматривает как альтернативный криминообразующий признак основного состава (ч.1), заведомое несовершеннолетие потерпевшей — как квалифицирующий признак состава (п. «д» ч.2), а заведомое малолетство — как особо квалифицирующий (п. «в» ч. 3).

Выше нами указывалось на тот факт, что разграничение малолетнего и несовершеннолетнего возраста потерпевшего в УК РФ произведено непоследовательно, в связи с чем правоприменитель зачастую поставлен перед необходимостью расширительного толкования понятия несовершеннолетнего лица. В частности, это касается п. «д» ч.2 ст.126, п. «д» ч.2 ст.127, п. «б» ч.2 ст. 127.1, п. «б» ч.2 ст. 127.2, п. «д» ч.2 ст. 206 УК РФ. С нашей точки зрения, в указанных случаях признак «...заведомо несовершеннолетнего» следует заменить на «лица, заведомо не достигшего 18 лет» с тем, чтобы обеспечить надлежащую правовую охрану интересов малолетних.

В то же время в ряде статей — ст. 150, 151, 156 УК РФ — устранение законодательного пробела путем введения общего для данных возрастных периодов признака не сможет отразить повышенной общественной опасности посягательств на права и интересы малолетних. В данном случае представляется необходимым введение самостоятельного квалифицирующего признака — «совершение преступления в отношении лица, не достигшего четырнадцати лет».

Непосредственным объектом преступления, предусмотренного ст.150 УК РФ — вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления, — выступает нормальное физическое и психическое развитие и воспитание несовершеннолетнего. Состав рассматриваемого преступления — формальный, деяние считается оконченным с момента выполнения активных действий, указанных в диспозиции и направленных непосредственно на самого потерпевшего. Согласно определению Судебной коллегии Верховного Суда СССР по делу Г. и О. от 08.12.1945 г., «подстрекательство или привлечение несовершеннолетних к совершению преступлений предполагает активное психологическое воздействие с целью склонения несовершеннолетних к занятию преступной деятельностью; поэтому одно лишь допущение взрослым присутствия несовершеннолетних при совершении им преступления, лишенное упомянутой цели, не содержит состава указанного выше преступления»[418].

Однако суды позицию Верховного Суда РФ не всегда принимают во внимание. Так, приговором Мантуровского районного суда Курской области от 08.11.2006 г. по уголовному делу в отношении Н., 1990 г.р., обвиняемого в совершении преступления, предусмотренного ст. 214 УК РФ, и С., 1987 г.р., обвиняемого в совершении преступлений, предусмотренных ст. 214 УК РФ ч.1 ст.150 УК РФ, С. признан виновным в вовлечении несовершеннолетнего в совершение вандализма, выразившегося в порче имущества в общественном месте. Решение по данному вопросу суд основал на том, что «С. с целью вызвать в несовершеннолетнем желание и решимость совершения указанного преступления, демонстративно производил перед Н. свои умышленные действия, нанося удары ногами по корпусам железнодорожных маневровых светофоров»[419].

Как свидетельствует практика, зачастую субъектами, достигшими 18-летнего возраста, в совершение преступлений вовлекаются лица, не достигшие возраста наступления уголовной ответственности, которым «отводится роль живых орудий совершения преступлений»[420]. В связи с этим Верховный Суд РФ в Постановлении от 14.02.2000г. №7 «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних»[421] указал, что не образует соучастия совершение преступления с использованием лица, не подлежащего уголовной ответственности в силу недостижения предусмотренного уголовным законом возраста или невменяемости. В соответствии с ч. 2 ст. 33 УК РФ, субъект, вовлекший в совершение преступления лицо, не подлежащее уголовной ответственности, несет ответственность за содеянное как исполнитель путем посредственного причинения.

Ялин А. указывает на парадоксальность складывающейся по данному поводу ситуации: если кража или грабеж совершены взрослым по предварительному сговору с лицом, не достигшим 14 лет, действия взрослого, при отсутствии иных квалифицирующих признаков, должны быть квалифицированы по ч. 1 соответствующей статьи. При совершении же аналогичного деяния, однако по предварительному сговору с лицом старше 14 лет, содеянное признается квалифицированным составом, так как в действиях взрослого будет иметься соответствующий квалифицирующий признак — совершение преступления группой лиц по предварительному сговору. Иными словами, уголовная ответственность за совершение преступления совместно с малолетним наступает в меньшем объеме, чем за групповое совершение преступления совместно с несовершеннолетним либо с лицом, достигшим совершеннолетия[422]. С приведенными соображениями можно согласиться, однако с оговоркой: в данном случае оставлен без внимания п. «д» ч.1 ст. 63 УК РФ, которым к числу обстоятельств, отягчающих наказание, отнесено привлечение к совершению преступления лиц, страдающих тяжелыми психическими расстройствами, находящихся в состоянии опьянения, а равно лиц, не достигших возраста наступления уголовной ответственности.

В связи с тем что при существующей конструкции и содержании ст.150 УК РФ привлечение лица, достигшего 18 лет, к уголовной ответственности за вовлечение малолетнего в совершение преступления без нарушения положений материального права невозможно, представляется необходимым внести изменения в название и диспозицию рассматриваемой статьи. Пухтий Е.Е. по данному поводу пишет: «Название и диспозицию ст.150 необходимо скорректировать, указав на вовлечение несовершеннолетнего в совершение общественно опасного деяния, запрещенного уголовным законом. В примечании-дефиниции к ст. 150 следует указать: под вовлечением в статьях настоящего Кодекса, кроме ст. 205.1, понимаются действия, направленные на возбуждение желания совершить антиобщественное деяние или на привлечение лица к участию в таком деянии»[423]. В данном случае автором, на наш взгляд, допускаются две неточности: во-первых, не учитывается, что понятием несовершеннолетнего, использованным в ч. 1 ст.87 УК РФ, не охватываются лица, не достигшие 14 лет (Аналогичную ошибку допускает и А. Ялин, предлагающий рассматриваемую статью назвать «Вовлечение несовершеннолетнего в совершение общественно опасного деяния».)[424]; во-вторых, смешивается содержание ст.150 и ст.151 УК РФ.

Более аргументированную позицию высказывает Ю.Е. Пудовочкин, предлагающий сформулировать диспозицию ч.1 ст.150 УК РФ следующим образом: «...вовлечение лица, не достигшего 18-летнего возраста, в совершение общественно опасного действия (бездействия)...»[425]. В то же время степень общественной опасности рассматриваемого деяния при совершении его в отношении лица, не достигшего 14-летнего возраста, выше, чем в отношении несовершеннолетнего. Следовательно, за вовлечение в совершение общественно опасного деяния малолетнего уголовная ответственность должна наступать в большем объеме.

Представляется, что данный признак должен быть закреплен в ч. 4 рассматриваемой статьи в качестве альтернативного признака состава. Указание же отдельных авторов[426] на тот факт, что в данном случае за рамками нормы останется вовлечение в совершение преступления несовершеннолетнего, в силу отставания в психическом развитии не достигшего возраста наступления уголовной ответственности, или невменяемого, не может быть принято во внимание. Вовлечение в совершение преступления невменяемого не охватывается диспозицией ст.150 УК РФ и в существующей ее редакции. Кроме того, в соответствии с п.8 упомянутого выше Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 14.02.2000г. № 7 «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних», для привлечения к уголовной ответственности по ст.150 УК РФ необходимо установить, что взрослый осознавал или допускал, что своими действиями вовлекает в совершение преступления лицо, не достигшее совершеннолетия. В этой связи знание об отставании в психическом развитии лица, вовлекаемого в совершение преступления, является попросту недоказуемым, так как указанный факт устанавливается по результатам комплексной психолого-психиатрической экспертизы, и субъект преступления не может обладать достоверными знаниями о наличии и степени задержки в психическом развитии.

Статья 151 УК РФ предусматривает уголовную ответственность за вовлечение несовершеннолетнего в совершение антиобщественных действий, под которым принято понимать любые действия по приобщению несовершеннолетнего лица к систематическому употреблению спиртных напитков, употреблению одурманивающих веществ, бродяжничеству и попрошайничеству[427]. Сами по себе указанные антиобщественные деяния не являются уголовно наказуемыми, однако УК РФ рассматривает как преступление посягательство на здоровье, нормальное физическое и психическое развитие и нормальный образ жизни вне независимости от того, осуществлял ли несовершеннолетний указанное порицаемое общественностью поведение.

Представляется, что вовлечение лица, заведомо не достигшего 14 лет, в совершение указанных действий также требует усиления уголовной ответственности за его совершение и введения самостоятельного квалифицирующего признака в ст.151 УК РФ, так как риск причинения вреда здоровью и нормальному развитию малолетнего является несомненно большим, нежели для несовершеннолетнего лица. Показательны в этом отношении следующие примеры.

26 апреля 2006 г. Ленинским районным судом г. Курска гражданка Р., 1968 г.р., была признана виновной в совершении преступления, предусмотренного ч. 2 ст.151 УК РФ. Как следует из материалов дела, на протяжении нескольких месяцев Р. заставляла свою дочь, 1997 г.р., просить милостыню у прохожих. С учетом обстоятельств дела Р. было назначено наказание в виде лишения свободы сроком на 1 год[428].

В июне 2008 г. Щигровским районным судом Курской области Ш., мать шестерых детей, была признана виновной в совершении преступлений, предусмотренных ч.2 ст.151, ст.156 УК РФ за то, что систематически угощала свою трехлетнюю дочь пивом, водкой и самогоном[429].

Значительную угрозу для нормального физического и психического развития ребенка представляет и преступление, предусмотренное ст.156 УК РФ, — неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего лицом, на которое возложены эти обязанности, а равно работником учреждения, обязанного осуществлять надзор за несовершеннолетним, если это деяние соединено с жестоким обращением.

Неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего представляет собой отказ от совершения действий по его воспитанию, непринятие мер, которые виновное лицо должно было принимать в силу своих обязанностей. Ненадлежащим исполнением считается формальное, неправильное, умышленно неполное их осуществление. Следует отметить, что неисполнение обязанностей по. воспитанию несовершеннолетнего является преступлением только в том случае, если оно соединено с жестоким обращением с несовершеннолетним[430]. В соответствии с п. 11 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27.05.1998 г. № 10 «О применении судами законодательства при разрешении споров, связанных с воспитанием детей», жестокое обращение с детьми может проявляться не только в осуществлении родителями физического или психического насилия над ними либо в покушении на их половую неприкосновенность, но и в применении непозволительных способов воспитания (в грубом, пренебрежительном, унижающем человеческое достоинство обращении с детьми, оскорблении или эксплуатации детей)[431].

Таким образом, понятие жестокого обращения включает в себя: все виды физического и психического насилия, не получившие самостоятельной квалификации в иных статьях Особенной части УК РФ, попустительство совершению посягательств на половую неприкосновенность ребенка другими лицами, применение недопустимых методов воспитания, выражающееся в эксплуатации его физического труда, унижающем достоинство обращении, а также пренебрежение обязанностями по воспитанию, игнорирующее минимальные основные потребности детей (сон, еда, одежда и пр.).

Непосредственным объектом преступления, предусмотренного ст.156 УК РФ, выступают физическое и психическое здоровье несовершеннолетнего, его нормальное нравственное развитие и формирование личности.

Проявление жестокости по отношению к ребенку влечет за собой целый комплекс негативных последствий, как возникающих непосредственно во время совершения отдельных деяний, составляющих объективную сторону преступления, так и отложенных во времени (заниженная самооценка, социальные и эмоциональные затруднения; склонность к депрессиям, самоубийствам, употреблению алкоголя и наркотиков; подростковая преступность; отставание в развитии, возникновение психических аномалий). Наиболее часто насилие в отношении детей допускается в неблагополучных семьях, где родители, как правило, злоупотребляют алкоголем, ведут аморальный образ жизни. Прискорбным является и доказанный учеными факт: жестокое обращение с детьми имеет тенденцию к передаче на генетическом уровне. Результатом применения недопустимых методов воспитания в семье служит трагическое воспроизводство насилия и пренебрежения к детям в следующих ее поколениях. Вышесказанное позволяет сделать вывод о необходимости усиления уголовной ответственности за совершение деяния, предусмотренного ст.156 УК РФ, в отношении лиц, не достигших 14 лет.

В целом закрепленная в уголовном законе концепция малолетнего возраста потерпевшего от преступления, при условии ее последовательного усовершенствования, позволит успешно осуществить дифференциацию ответственности лиц, совершивших преступления в отношении рассмотренной возрастной группы.

В рамках несовершеннолетнего возраста потерпевшего законодателем устанавливается некоторое терминологическое разграничение:

1) заведомо несовершеннолетний — п. «г» ч.2 ст.117; ч.2 ст.121; ч. 3 ст.122; п. «д» ч.2 ст.126; п. «д» ч.2 ст. 127; п. «б» ч.2 ст. 127.1; п. «б» ч.2 ст. 127.2; п. «д» ч.2 ст.131; п. «д» ч.2 ст.132; ч.2 ст. 202, п. «д» ч.2 ст. 206; п. «в» ч.2 ст. 228.1; п. «в» ч.2 ст. 230; ч. 3 ст. 240; п. «в» ч.2 ст. 241; ч.1 ст. 242.1 УК РФ;

2) несовершеннолетний — ст.150, 151, 156; ч.1 ст.157; ч.2 ст.359 УК РФ;

3) лицо, заведомо не достигшее 16 лет, — ст.134, 135 УК РФ.

Включение признака несовершеннолетия в столь значительное число составов обусловлено тем, что лица в возрасте от 14 до 18 лет более самостоятельны, чем малолетние, и принимают более активное участие в общественных отношениях; в то же время специфика их правового статуса, незавершенность процессов физического и психического развития, а также ряд других факторов требуют последовательного осуществления уголовно-правовой охраны прав и интересов несовершеннолетних.

Не имея возможности в рамках настоящего исследования останавливаться подробно на каждом из приведенных выше составов, отметим лишь, что повышенная общественная опасность того или иного посягательства на права и интересы несовершеннолетнего определяется риском причинения ему намного большего вреда, чем в случае совершения преступления в отношении взрослого, и закрепляется законодателем в виде установления соответствующего конструктивного признака нормы (ст.134, 151 УК РФ) либо квалифицированного состава преступления (п. «г» ч.2 ст.117, п. «д» ч.2 ст.132 УК РФ). Перечисленные составы преступлений, содержащие указание на несовершеннолетний возраст потерпевшего, посягают на общественные отношения, складывающиеся по поводу здоровья, личной свободы, половой свободы и половой неприкосновенности, общественной безопасности, здоровья и общественной нравственности, мира и безопасности человечества. Дополнительным объектом указанных преступлений во всех случаях выступают общественные отношения, складывающиеся в сфере нормального развития и воспитания личности несовершеннолетнего.

В то же время общественным отношениям, возникающим по поводу наиболее ценных благ несовершеннолетних — жизни и здоровья, с нашей точки зрения, также должна быть обеспечена повышенная правовая охрана. В этой связи обращает на себя внимание непоследовательность законодателя в закреплении несовершеннолетнего возраста потерпевшего в качестве квалифицирующего признака состава. В частности, нормы, криминализирующие такие деяния, как заражение венерической болезнью (ст.121 УК РФ), заражение ВИЧ-инфекцией (ст.122 УК РФ), истязание (ст.117 УК РФ), содержат данный признак, тогда как среди составов, обладающих гораздо большей степенью общественной опасности — убийство (ст.105 УК РФ), умышленное причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью (ст.111, 112 УК РФ), — такой признак отсутствует. Аналогичная ситуация, как нами ранее отмечалось, возникает и с признаком малолетнего возраста потерпевшего. В этой связи представляется необходимым дополнить признаки, закрепленные в п. «в» ч.2 ст.105 УК РФ, п. «б» ч.2 ст.111, п. «в» ч.2 ст.112 УК РФ указанием на совершение преступления совершеннолетним лицом в отношении лица, заведомо не достигшего восемнадцати лет, а также заменить формулировку «в отношении заведомо несовершеннолетнего» в п. «г» ч.2 ст.117 УК РФ на «совершеннолетним лицом в отношении лица, заведомо не достигшего восемнадцати лет».

Кроме того, недостижение 18-летнего возраста как признак потерпевшего следует закрепить в ст.110, 119, 133 УК РФ. Необходимость внесения указанных изменений обусловлена значимостью объектов, на которые посягают указанные деяния, и непоследовательностью установления их охраны в уголовном законе.

Объективную сторону преступления, предусмотренного ст.110 УК РФ — доведение до самоубийства, составляет совокупность следующих признаков: 1) поведение виновного, выражающееся в угрозах различного характера (например, отобранием ребенка, увольнением с работы, выселением из дома, уничтожением имущества, кроме угрозы убийством, которая подлежит самостоятельной квалификации по ст.119 УК РФ), жестоком обращении с потерпевшим (истязание голодом, ограничение свободы и т.п.), унижающем человеческое достоинство обращении (пренебрежительные, циничные высказывания в адрес потерпевшего, издевательство над его физическими недостатками, распространение о нем ложных сведений); 2) наличие у виновного прямого или косвенного умысла на создание своим поведением у потерпевшего представления о жизненной ситуации как безвыходной; 3) совершение потерпевшим самоубийства или покушения на самоубийство.

В предыдущей главе нами отмечалось, что специфика психического развития подростков, несформированность эмоциональной сферы обусловливают их склонность к суицидам. Данный факт в определенной степени облегчает совершение преступления, предусмотренного ст.110 УК РФ, так как в указанном возрасте, в силу недостаточности жизненного опыта, лицо в ряде случаев не способно найти разумного выхода из умышленно создаваемой виновным стрессовой ситуации.

Актуальность законодательного разрешения данного вопроса обусловлена еще и тем, что Россия занимает первое место в мире по количеству совершаемых несовершеннолетними самоубийств: около 2500 в год[432]. Следует согласиться с А. Калининым в том, что самоубийство выступает опосредованным результатом неспособности государства обеспечить основную социальную потребность человека — создать условия для достойного и безопасного существования[433]. Одним из шагов на пути создания указанных условий должно, как представляется, стать введение квалифицированного состава за доведение до самоубийства лица, не достигшего совершеннолетия.

Угроза убийством (ст.119 УК РФ) представляет собой психическое насилие в отношении потерпевшего, выражающееся в высказывании намерения о совершении его убийства. Способы выражения угрозы могут быть различными, однако она должна быть конкретной (нельзя рассматривать в качестве преступных высказывания «хуже будет», «пожалеешь» и т.п.) и реальной, когда у потерпевшего имеются основания опасаться реализации высказанного намерения.

Повышенная общественная опасность осуществления указанного посягательства в отношении лица, не достигшего совершеннолетия, заключается в том, что создание у потерпевшего чувства тревоги, беспокойства за свою безопасность, психического дискомфорта способно привести к возникновению расстройств нервной деятельности и различных пограничных состояний психики.

Угроза убийством в отношении подростков обладает весьма высокой степенью латентности: зачастую факт совершения данного деяния устанавливается только при расследовании иных посягательств в отношении того же лица и может быть квалифицирован по совокупности преступлений. Так, Ленинским районным судом г. Челябинска гражданин К. был признан виновным в том, что с 2005 г. по 2007 г. жестоко обращался с 15-летней дочерью; в сентябре 2005 г. он совершил с ней половое сношение; в дальнейшем, вплоть до 2007 г., систематически избивал девушку, угрожая ей убийством. Действия К. были квалифицированы по ст.156, 134, п. «г» ч.2 ст.117, ч.1 ст.119 УК РФ[434].

Налицо повышенная степень общественной опасности и при совершении понуждения к действиям сексуального характера (ст.133 УК РФ) в отношении несовершеннолетнего или малолетнего лица. Объективную сторону указанного деяния составляет психическое воздействие на лицо путем шантажа, угрозы уничтожением, повреждением или изъятием имущества либо с использованием материальной (нахождение на иждивении виновного, необходимость выплатить ему финансовый долг, и т.д.) или иной зависимости с целью добиться согласия на совершение указанных в диспозиции действий сексуального характера. Примером понуждения с использованием «иной зависимости» может служить совершение данного деяния педагогом в отношении ученика, когда систематический отказ поставить положительную оценку при наличии необходимых знаний сопровождается намеками на улучшение успеваемости при условии согласия на совершение указанных действий.

Лица в возрасте до 18 лет, оказавшись в ситуации понуждения к действиям сексуального характера, испытывают большие психоэмоциональные перегрузки, серьезные трудности при выборе варианта поведения. Это приводит к возникновению драматических ситуаций в жизни подростков. Обращает на себя внимание и тот факт, что добровольное половое сношение с лицом, не достигшим 16-летнего возраста, наказывается лишением свободы на срок до 4 лет, а понуждение к половому сношению лица, пусть и не достигшего указанного возраста, — лишением свободы на срок до 1 года. Несмотря на то, что рассматриваемый состав является формальным, трудно согласиться с установлением в ст.133 УК РФ равных пределов уголовной ответственности за понуждение к действиям сексуального характера в отношении как совершеннолетних, так и малолетних и несовершеннолетних потерпевших. По понятным причинам данное преступление обладает высоким уровнем латентности; представляется, что усиление уголовной ответственности за его совершение в отношении лиц рассматриваемой категории способно увеличить превентивное значение нормы и обеспечить более эффективную охрану их прав и интересов в данной сфере.

В рамках проводимого нами исследования представляется необходимым затронуть проблему обособления норм о преступлениях против лиц, не достигших 18-летнего возраста, и выделения их в отдельную главу.

В теории уголовного права понятие «преступления против несовершеннолетних» прочно укрепилось с принятием УК РФ 1996 г., выделившего в отдельную главу преступления против семьи и несовершеннолетних. Кроме того, существует точка зрения, высказанная Ю.Е. Пудовочкиным, о необходимости разграничения между посягательством против несовершеннолетнего и преступлением, в котором несовершеннолетний выступает потерпевшим. Последнее автор понимает как любое реально совершенное общественно опасное деяние, в результате которого несовершеннолетнему причинен физический, имущественный или моральный вред; в числе преступлений против несовершеннолетних соответственно рассматриваются только деяния, получившие юридическое закрепление в главе 20 УК РФ[435]. Однако такое разграничение не имеет практической пользы, так как не способствует усилению охраны прав и интересов лиц данной категории. Использование в наименовании данной категории преступлений термина «несовершеннолетний» ущемляет права малолетних, поэтому рассматриваемую группу следует именовать преступлениями против лиц, не достигших 18 лет.

Стоит отметить, что в отношении объема уголовно-правовой охраны несовершеннолетних и малолетних и места расположения в УК РФ преступлений против лиц указанной возрастной категории существуют различные мнения. Так, Ю.Е. Пудовочкин общим объектом преступлений, объединенных в гл. 20 УК РФ, признает общественные отношения, складывающиеся в процессе развития и воспитания личности, а все перечисленные в ней составы рассматривает как нарушающие то или иное право несовершеннолетнего (например, право несовершеннолетнего на защиту от вмешательства в частную жизнь (ст.155), право проживать вместе с родителями и воспитываться в семье (ст.153) и т.д.)[436]. Сходное мнение высказывает А.И. Морозов, полагающий, что в рассматриваемой главе составы преступлений против семьи в сравнении с преступлениями против несовершеннолетних представлены в значительно меньшем количестве и являются менее общественно опасными[437].

На наш взгляд, предлагаемое авторами толкование прав лица, не достигшего совершеннолетия, в уголовном законодательстве является необоснованно широким. Как указывается в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27.05.1998 г. № 10 «О применении судами законодательства при разрешении споров, связанных с воспитанием детей»[438], право ребенка жить и воспитываться в семье, знать своих родителей, а также право на заботу родителей и совместное с ними проживание закрепляются и охраняются семейным законодательством. Уголовное законодательство защищает только наиболее важные для лица права и интересы, охрана которых иными отраслями права была бы явно недостаточной.

Как справедливо полагает В.Ф. Белов, посягательства на права личности, возникновение которых связано с существованием семьи, являются посягательством на полноту и целостность семейных отношений[439]; следовательно, большая часть преступлений рассматриваемой главы имеет своим непосредственным объектом семейные отношения. Права и интересы несовершеннолетних выступают непосредственным объектом преступления только при совершении деяний, предусмотренных ст. 150, 151, 156 УК РФ.

К последствиям совершения преступлений, предусмотренных гл. 20 УК РФ, Ю.Е. Пудовочкин относит «угрозу физической, интеллектуальной и нравственной деградации и социальной дезориентации несовершеннолетнего»[440]. Однако проведенный нами анализ иных составов преступлений, потерпевшими от совершения которых являются малолетние и несовершеннолетние, позволяет сделать вывод, что риск наступления указанных последствий в равной степени велик при совершении любого посягательства на интересы лиц данных категорий; это свидетельствует об условности выделения нескольких составов преступлений против интересов несовершеннолетних в отдельную главу.

Пухтий Е.Е. полагает, что расположение гл. 20 УК РФ на последнем месте в разделе преступлений против личности «не в полной мере отражает общественную опасность входящих в нее деяний, и нормы глав 19 и 20 следует поменять местами. Кроме того, наименование главы 20 неадекватно ее сути, поэтому его следует изменить на "Преступления против несовершеннолетних и семейных отношений"»[441]. Мы не можем согласиться с данной позицией Во-первых, порядок расположения глав в УК РФ, исходя из значимости объекта преступного посягательства, является в определенной мере условным, — в противном случае следовало бы признать что для российской уголовной политики наименее ценным, с точки зрения правовой охраны, объектом являются общественные отношения в сфере обеспечения мира и безопасности человечества. Предложение об изменении положения гл. 20 неприемлемо по двум причинам: во-первых, его внедрение не приведет ни к чему, кроме путаницы с нумерацией статей на практике; во-вторых, позиция, в соответствии с которой «личность», «несовершеннолетний», «человек» признаются объектами уголовно-правовой охраны[442], не выдерживает критики. Как гласит один из постулатов теории права, «человек как таковой может быть лишь субъектом, но не объектом права и правоотношений»[443].

Что касается предложений ряда авторов о включении в гл. 20 норм, осуществляющих охрану прав интересов рассматриваемой категории лиц в сфере половой свободы и половой неприкосновенности, осуществления трудовой деятельности[444], либо всех норм о преступлениях, потерпевшими от которых могут быть малолетние и несовершеннолетние, «несмотря на наличие аналогичных норм, предусматривающих ответственность за сходные преступления против взрослых в других статьях УК РФ»[445], подобное решение никак не будет способствовать оптимизации уголовно-правовой защиты интересов лиц рассматриваемой возрастной категории.

Выделение всего массива посягательств на права и интересы лица, не достигшего совершеннолетия, в отдельную главу повлечет за собой значительные изменения в уголовном законе и разрушит принцип построения Особенной части Уголовного кодекса РФ на основании объекта преступного посягательства. Как справедливо полагает В.Ф. Белов, результатом принятия предлагаемых изменений в уголовный закон станет дублирование статей, отличие которых от норм, закрепленных в иных главах Особенной части, будет состоять исключительно в возрасте потерпевшего. «Объем главы значительно возрастет, а в целом перенос составов различных преступлений в одну главу породит коренную внутреннюю перестройку УК РФ, что создаст проблемы в правоприменительной практике и потребует значительных средств»[446].

Более того, осуществленное в УК РФ 1996 г. выделение в отдельную главу нескольких составов преступлений, совершаемых в отношении несовершеннолетних, не способствовало фактической их институциализации и, как следствие, усилению правовой охраны прав и интересов данной категории лиц. Объективно необходимость изменения в тексте уголовного закона местоположения как отдельных статей о преступлениях, потерпевшими от которых могут являться малолетние и несовершеннолетние лица, так и гл. 20 УК РФ, содержащей несколько составов преступлений против лиц указанного возраста, отсутствует.

Представляется, что усиление уголовно-правовой защиты лиц, не достигших совершеннолетия, может быть произведено путем осуществления последовательной дифференциации ответственности с учетом признака возраста потерпевшего, а также обозначения в ст. 2 УК РФ охраны прав и интересов лиц, не достигших совершеннолетия, как одной из приоритетных задач уголовного закона.

Уголовный кодекс Российской Федерации обходит стороной вопрос о пожилом возрасте потерпевшего от преступления. Единственная статья, которая опосредованно упоминает данный возраст, — ст.125 УК РФ «Оставление в опасности», в рамках которой указывается на старость как одно из обстоятельств, наряду с малолетством, болезнью и беспомощностью, лишающих потерпевшего возможности принять меры к самосохранению. В данном случае имеет место лишь косвенное указание на пожилой возраст потерпевшего; четкое его законодательное закрепление отсутствует, в связи с чем судебная практика испытывает затруднения в том, кого в данном случае считать пожилым. Очевидно, это вопрос факта: при равном количестве прожитых лет один человек становится неспособным принимать меры к самосохранению, а другой — сохраняет такую способность.

В Уголовном кодексе Республики Беларусь 1999 г. закреплен принципиально иной подход к решению исследуемого вопроса. В п.2 ч.1 ст.64 УК РБ малолетство, престарелый возраст и беспомощное состояние в числе отягчающих обстоятельств указаны как альтернативные; аналогичным образом сконструированы квалифицированные составы в п.1 ч.2 ст.147 «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью», ч.2 ст.159 «Оставление в опасности». Кроме того, законодательно определен престарелый возраст. Так, согласно п.9 ст.4 УК Белоруссии, под престарелым понимается лицо, которое на день совершения преступления достигло возраста семидесяти лет. Отметим, что в иных изученных нами уголовных кодексах зарубежных стран вопрос о пожилом возрасте не получил четкой законодательной регламентации.

В ряде статей Особенной части УК РФ содержится квалифицирующий признак — совершение преступления в отношении лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии (п. «в» ч.2 ст.105, п. «б» ч.2 ст.111, п. «в» ч.2 ст.112, п. «г» ч.2 ст.117, ч.2 ст.120 УК РФ). Исходя из содержания п.7 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27.01.1999 г. «О судебной практике по делам об убийстве (ст.105 УК)», находящимися в беспомощном состоянии, в зависимости от обстоятельств совершения посягательства, могут быть признаны и пожилые лица. Тот факт, что указанный признак является оценочным, не позволяет гарантировать соблюдение принципа социальной справедливости при назначении виновному наказания, например, в ситуации, когда из обстоятельств дела следует, что пожилое лицо оказывало сопротивление, хотя и не соответствующее по интенсивности нападению. В указанном случае не подлежит применению и отягчающее наказание обстоятельство, закрепленное в п. «з» ч. 1 ст.63 УК РФ.

Вместе с тем постановка проблемы пожилого возраста потерпевшего применительно к ст.120 УК РФ «Принуждение к изъятию органов или тканей человека для трансплантации» является излишней по двум причинам. Во-первых, указанное преступление вообще крайне редко выявляется в правоприменительной практике[447]; во-вторых, несмотря на то, что Законом РФ от 22.12.1992 г. №4180-1 «О трансплантации органов и (или) тканей человека»[448] не установлена верхняя возрастная граница для донорства, в возрастной группе старше 60 лет слишком велика вероятность непригодности изымаемого органа (ткани) для трансплантации ввиду выраженного снижения жизненных свойств клеток организма и функциональных способностей органов. Однако для других из перечисленных составов обозначенная проблема является весьма актуальной, а ее разрешение будет способствовать осуществлению правильной правовой оценки деяния и назначению наказания, соразмерного степени его общественной опасности.

Как показывает практика, указанные нами виды посягательств против личности совершаются в отношении пожилых достаточно часто, и далеко не всегда при вынесении приговора возраст потерпевшего учитывается должным образом. Так, 31 июля 2007 г. Курским областным судом гражданин П., 1988 г.р., признан виновным в совершении преступления, предусмотренного п. «а», «д», «з» ч.2 ст.105 УК РФ, с назначением наказания в виде лишения свободы сроком на 16 лет с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима. Как следует из материалов дела, 03.09.2006 г. П., проиграв в автоматы большую сумму денег, явился к престарелым родственникам, зная, что они хранят дома отложенные на похороны деньги, имея умысел на лишение их жизни и завладение деньгами. Когда хозяин открыл ему дверь, П. бросился на него, нанося удары ногами и кулаками в жизненно важные органы, затем нанес ему удар обухом топора по голове и более 30 ранений кухонным ножом и отверткой. Проснувшейся пожилой женщине П. нанес 26 ударов ножом в голову, грудь и живот. Показательно, что в приговоре такое отягчающее наказание обстоятельство, как совершение преступления в отношении беззащитного пожилого лица, не было приведено[449].

16 марта 2006 г. Рыльским районным судом Курской области гражданин И., 1953 г.р., был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ч.1 ст.105 УК РФ, выразившегося в том, что, повздорив с 80-летней матерью, стал избивать ее, а затем задушил. Поводом к ссоре, окончившейся для женщины трагически, явилось требование сына отдать ему для продажи шифер с крыши сарая. Установлено, что ранее, в 2004 г., И. был судим за нанесение матери побоев, а в 2005 г. по иску матери выселен из дома из-за невозможности совместного проживания[450]. Тем не менее возраст потерпевшей был лишь констатирован в материалах дела и не получил самостоятельной оценки ни в рамках квалификации деяния, ни при назначении наказания: И. был осужден к наказанию в виде 9 лет лишения свободы.

Как справедливо полагает В.С. Минская, «..сам пожилой возраст, связанный с ослаблением физической силы, может выступать при определенных условиях (например, незначительный повод со стороны человека пожилого возраста для более сильного преступника) обстоятельством, активизирующим его преступное намерение. Усиливается провоцирующий эффект неправильного поведения людей этого возраста, их обременительность»[451]. Так, 02.05.2008 г. в с. Калманка Алтайского края 16-летний подросток зашел к соседу, 82-летнему ветерану Великой Отечественной войны, чтобы попросить у него деньги в долг, однако пожилой мужчина ответил отказом, что спровоцировало агрессию несовершеннолетнего. Свалив соседа с ног сильным, ударом по голове, подросток нанес ему 9 ударов кухонным ножом, которые привели к смерти потерпевшего[452].

Исходя из вышесказанного, предлагаем прямо указать на пожилой возраст как альтернативу беспомощного состояния в следующих составах УК РФ: п. «в» ч.2 ст.105, п. «б» ч.2 ст.111, п. «в» ч.2 ст.112, п. «г» ч.2 ст.117 УК РФ. В предыдущей главе нами обоснована необходимость выделения 65-летнего возрастного порога в качестве пожилого возраста субъекта преступления. Исходя из того, что принципиальных различий между возрастными границами для преступника и потерпевшего не существует, следует рассматривать указанную возрастную границу и для установления пожилого возраста потерпевшего.

Кроме того, представляется актуальным включение такого признака, как пожилой возраст, в ряд составов преступлений, которые часто совершаются в отношении лиц данной категории: ст. 128, 159, 161, 162 УК РФ.

Совершение рассматриваемых деяний имеет место в отношении пожилых россиян. Если лица данного возраста одиноки и имеют отдельную жилплощадь, они находятся в «группе риска», так как высока вероятность совершения в отношении них преступлений, предусмотренных ст. 128, 159 УК РФ. Как свидетельствуют психологи, «истосковавшись по живому человеческому общению, оставленные без внимания родственниками и окружающими, испытывающие в силу преклонного возраста и плохого здоровья бытовые трудности, они являются потенциальными жертвами, так как очень доверчивы и внушаемы»[453].

Статья 128 УК РФ предусматривает уголовную ответственность за незаконное помещение лица в психиатрический стационар. В соответствии со ст.4, 28-30 Закона РФ от 02.07.1992 г. №3185-1 «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании»[454], основанием для госпитализации в психиатрический стационар является наличие у лица психического расстройства и решение врача-психиатра о госпитализации, проведении обследования или лечения в стационарных условиях либо постановление судьи.

Помещение в психиатрический стационар осуществляется добровольно — по просьбе или с согласия помещаемого. Закон предусматривает возможность и недобровольного помещения: лицо, страдающее психическим заболеванием, может быть госпитализировано в психиатрический стационар без согласия с его стороны или со стороны его законного представителя до постановления судьи, если его обследование возможно только в стационарных условиях, а психическое расстройство относится к категории тяжелых и обусловливает:

а) непосредственную опасность больного для себя или окружающих лиц;

б) его беспомощность — неспособность самостоятельно удовлетворить основные жизненные потребности;

в) существенный вред его здоровью вследствие ухудшения психического состояния, если лицо будет оставлено без психиатрической помощи.

Объективную сторону рассматриваемого деяния составляет совершение какого-либо из следующих действий: принудительное помещение психически здорового человека в психиатрический стационар; помещение в психиатрический стационар лица, страдающего психическим расстройством, с нарушением установленных в законе требований; незаконное продление пребывания в психиатрическом стационаре лица после его выздоровления. Объектом преступления являются общественные отношения, обеспечивающие личную свободу субъекта, незаконно помещенного в психиатрический стационар; факультативным объектом могут выступать отношения по поводу безопасности жизни и здоровья потерпевшего. Мотивы незаконного помещения в психиатрический стационар разнообразны: нежелание осуществлять уход за человеком преклонного возраста, при наличии у него какого-либо заболевания соматического характера, намерение завладеть движимым или недвижимым имуществом потерпевшего и др.

В России в 90-е годов XX века было создано и до сих пор функционирует большое количество частных организаций, которые в обмен на переход к ним права собственности на принадлежащее пожилому лицу жилое помещение после его смерти обеспечивают последнего продуктами питания, медикаментами, предоставляют ежемесячно небольшую сумму денег. Договоры аналогичного содержания могут заключаться одинокими пенсионерами с соседями, иными частными лицами. В каждом таком случае контрагенты собственника жилого помещения рассчитывают на то, что жизнь подопечного не продлится слишком долго. Если же их планы не реализуются быстро, то для ускорения получения имущества некоторые из них прибегают к убийству пожилых или незаконному помещению их в психиатрический стационар.

Ежегодно в России возрастает количество хищений. Так, если в 1990 г. было совершено 83,3 тыс. грабежей и 16,5 тыс. разбоев, то в 2000 г. их число составило 132,4 тыс. и 39,4 тыс., а в 2007 г. — 295 тыс. и 45,3 тыс. преступлений соответственно[455]. Такие виды хищений, как мошенничество и корыстно-насильственные преступления — грабеж, разбой, совершаются в отношении лиц рассматриваемой возрастной группы очень часто, что обусловлено особенностями их социального статуса. Пожилые получают маленький, но стабильный доход в виде пенсии, и подавляющее большинство из них имеет привычку откладывать определенную сумму денег «на черный день» и хранить их дома, не доверяя кредитным учреждениям. Это и привлекает мошенников, которым остается только войти в доверие к пожилому лицу, что, как показывает практика, сделать нетрудно. Так, за полгода в Воронежской области около 50 ветеранов Великой Отечественной войны «попались на удочку» преступника, который выдавал себя за представителя Воронежского областного военкомата. Он приходил к пожилым гражданам и сообщал, что им выделен автомобиль «Ока» и срочно требуется заплатить в военкомате за страховой полис; если они сделают это в течение двух-трех часов, то получат машину в течение недели. При этом он предлагал свои услуги, брал 2-3 тысячи рублей и исчезал[456]. В Казани, в Ново-Савиновском районе, на протяжении более двух лет действовал преступник, получивший прозвище «сахарный магнат». Представляясь работником Буинского сахарного завода, он собирал деньги на доставку сахарного песка по низким ценам. Доверившихся ему оказалось более 150 человек; жертвами его были, как правило, пенсионеры с невысоким уровнем образования[457].

Преступления, предусмотренные ст.161, 162 УК РФ, обладают повышенной степенью общественной опасности, так как они связаны с применением насилия, за редким исключением, опасного для жизни и здоровья.

Так, 26.12.2006 г. К. и Д., 1981 г.р., напали на шедшего домой У., 1934 г.р., и, повалив его на землю, вырвали из рук барсетку, в которой находились 280 тысяч рублей. Ленинским районным судом г. Курска К. и. Д. признаны виновными в совершении преступления, предусмотренного п. «а», «г», «д» ч.2 ст.161 УК РФ. Им назначено наказание в виде лишения свободы сроком на 6 лет[458].

2.03.2007 г. Курский областной суд вынес приговор в отношении гражданина С., 1975 г.р., который в ночное время суток совершал нападение на одиноких пожилых селянок. Проникнув в жилище через окно, С. жестоко избивал женщин и, угрожая ножом, отбирал у них «гробовые». К моменту задержания он совершил около 20 разбойных нападений на потерпевших, возраст которых колеблется в пределах 70-80 лет, а также двойное убийство: в одном случае пожилая женщина оказала сопротивление и бросилась на С. с топором; придя в ярость, преступник вырвал у нее топор и зарубил ее и супруга. С. признан виновным в совершении преступлений, предусмотренных п. «а», «з» ч. 2 ст. 105, ч. 3 ст. 162 УК РФ. Ему назначено наказание по совокупности преступлений в виде лишения свободы сроком на 23 года[459].

Очевидно, что в ситуации, когда потерпевший оказывает сопротивление нападению, говорить о совершении преступления с использованием беспомощного состояния недопустимо. Следовательно, в процессе индивидуализации наказания соответствующее отягчающее обстоятельство не может быть вменено. Беззащитность потерпевшего, как нами было показано ранее, практика рассматривает как состояние, идентичное беспомощному. При этом возможность учета возраста потерпевшего при квалификации деяния отсутствует, так как соответствующий квалифицирующий признак в нормы о грабеже и разбое законодателем не включен. Представляется, что указанный правовой пробел нуждается в восполнении.

Проявление жестокости и применение насилия в отношении лиц пожилого возраста, чрезвычайно распространенные в современном мире, имеют объяснение с позиций психологии. Данное явление охватывается термином «эйджизм» — «оскорбительная демонстрация своей силы через отношения возраста»[460]. Проблема жестокости по отношению к пожилым людям стала исследоваться сравнительно недавно — около двух десятилетий назад — и пока не вполне изучена. Тем не менее, существование самого явления признано как факт, и обозначенная проблема не должна игнорироваться на законодательном уровне.

Исследование жестокого отношения к пожилым людям вызывает необходимость определить содержание этого понятия. На наш взгляд, к нему можно отнести: физическую жестокость (рукоприкладство; угроза физическим насилием; ограничение свободы, пренебрежение обязанностями по уходу за лицом, неспособным самостоятельно заботиться о себе); психологическую жестокость (например, угрозы уничтожением имущества, помещением в дом престарелых или психиатрический стационар); финансовую эксплуатацию.

Жестокое обращение с лицами пожилого возраста (включающее физическое, сексуальное и психическое насилие, финансовое использование, пренебрежение и др.) известно уголовному праву США. Различные виды жестокого обращения с пожилыми из числа возбуждаемых уголовных дел в среднем составляют: пренебрежение — 58,5%, физическое насилие — 15,7%, финансовое (материальное) использование — 12,3%, психологическое (эмоциональное) насилие — 7,3%, иное — 5,1%, неизвестно — 0,6%, сексуальное насилие — 0,5%[461].

В позднем периоде жизни человек становится более уязвим к жестокому отношению со стороны кого бы то ни было: государства, общества, членов своей семьи. Достаточно распространенным и потенциально наиболее опасным является жестокое обращение со стороны родственников пожилых лиц, потому что случаи его совершения обладают высоким уровнем латентности, за исключением самых грубых и вопиющих. Переживая сильнейший стресс от сложившейся ситуации, мало кто из пожилых граждан желает предавать огласке факты жестокого обращения, имеющего место со стороны близких им людей. В большинстве случаев это ведет к тому, что демонстрация неприязни к пожилым в дальнейшем переходит в агрессию и насилие по отношению к ним, что в конечном счете может привести к общественно опасным последствиям. Так, гражданка П., 1961 г.р., не работала, проживала с 85-летней матерью, которая содержала на свою пенсию ее и 22-летнего внука. Дочь постоянно требовала у матери деньги, а отказ в их предоставлении сопровождала скандалами и угрозами в ее адрес. 21.08.2006 г., в очередной раз поссорившись с матерью, П. избила пожилую женщину и, повалив ее на пол, стала заталкивать ей в рот носок, что вызвало механическую асфиксию и смерть потерпевшей[462].

На наш взгляд, внесение в Уголовный закон нормы об ответственности за жестокое обращение с лицами пожилого возраста является превентивной мерой против совершения иных преступлений против данной возрастной группы. Учет интересов пожилых людей в уголовной политике может способствовать их большей независимости и социальной интеграции. В связи с тем что предлагаемая норма должна быть направлена в первую очередь на предупреждение внутрисемейной жестокости по отношению к пожилым, представляется возможным поместить ее в гл. 20 УК РФ в виде самостоятельной статьи, сформулировав ее диспозицию следующим образом:

«Статья 156.1. Жестокое обращение с лицами пожилого возраста

Жестокое обращение с лицами пожилого возраста, выразившееся в причинении физической боли, ограничении свободы, пренебрежении обязанностями по уходу за лицом, неспособным самостоятельно заботиться о себе, угрозе физическим насилием, уничтожением имущества, помещением в дом-интернат для престарелых и инвалидов или психиатрический стационар, финансовой эксплуатации, иных действиях, если они не повлекли последствий, указанных в других статьях настоящего Кодекса, — наказывается...».

Санкция указанной статьи может быть установлена аналогично санкции ст. 156 УК РФ, поскольку указанные деяния, посягая на права различных возрастных групп, тем не менее обладают сходной степенью общественной опасности.