Уход в лес

13

Страх принадлежит к числу симптомов нашего времени. Он стал тем более пугающим оттого, что принадлежит эпохе большой индивидуальной свободы, когда даже нужда, как ее, например, изображал Диккенс, стала почти неизвестной.

Как же дошло до подобной перемены? Если вам нужен конкретный день, то ничто не подходит лучше, чем день гибели «Титаника». Здесь ярче всего контраст света и тени: встречаются друг с другом хюбрис прогресса и паника, повышенный комфорт и разрушение, автоматизм и катастрофа, проявившаяся в транспортной аварии.

По сути, растущий автоматизм и страх друг с другом тесно переплетены, причем именно в той степени, в какой человек ради технического облегчения жизни отдает способность принимать решения на откуп внешним силам. Это, конечно, приносит ему разнообразные удобства. Но вместе с этим с необходимостью происходит и дальнейшая утрата свободы. Одиночка в обществе больше не подобен дереву в лесу, скорее он подобен пассажиру быстро передвигающегося транспорта, который может называться «Титаником», а может и Левиафаном. Пока погода хороша, а виды приятны, он едва ли замечает то состояние минимальной свободы, в котором он оказался. Наоборот, наступает оптимизм, ощущение силы, навеянное скоростью передвижения. Все меняется, когда появляются огнедышащие острова и айсберги. И тогда техника не только превращается в нечто далекое от комфорта, но и становится заметным недостаток свободы – будь то в победе стихии, будь то в том, что одиночки, сохранившие свою силу, начинают осуществлять абсолютную командную власть.

Детали этого положения известны и неоднократно описаны: они лежат в области нашего непосредственного опыта. Здесь может возникнуть возражение, что уже случались эпизоды страха, апокалиптической паники без всякого сопровождения со стороны автоматических процессов. Мы оставим это возражение без рассмотрения, поскольку автоматическое становится по-настоящему страшным только тогда, когда оно проявляет себя как одна из форм злого рока, как стиль, столь непревзойденно переданный в полотнах Иеронима Босха. Пускай это будет хоть современный, совершенно особенный страх, хоть стиль эпохи все возвращающегося Мирового Ужаса – мы не хотим задерживаться на этом вопросе, вместо этого мы зададим встречный вопрос, который нам больше по душе: можно ли ослабить страх, пока автоматизм не только продолжает существовать, но и, как можно предположить, продолжает совершенствоваться? Можно ли, оставаясь на Корабле, в то же самое время сохранять способность принимать собственные решения, что означает – не терять своих корней, укрепляя их связь с первоначалом? Это и есть подлинный вопрос нашего существования.