Украденная любовь

25

— Пойдем, Обри, Я разыщу кучера и попрошу отвезти нас в Лайм-Риджис. Надевай куртку, и пойдем.

— А ужин? Ана уже все приготовила. И как же Ксавье?

— Мы с ними попрощаемся. Я уверена, что Ана даст нам с собой что-нибудь поесть. — Элиза взяла Обри под локоть и потянула к двери, за которой скрылись Ана и Ксавье. — Скорее, Обри. Нам нужно спешить.

— Но почему? — Обри уперся и вырвал руку. — Почему мы должны спешить? Ты разве не слышала? Он мой брат. — По его лицу вдруг потекли слезы. — Он мой брат, и я знаю: если мы сейчас уйдем, я никогда больше его не увижу.

Внезапные слезы Обри, которые мальчик так мужественно старался сдержать, вызвали слезы и на глазах Элизы. Будь проклят Киприан Дэйр за то, что нашел этот новый способ причинить боль Обри! Будь он проклят за то, что заставил ее за последние недели плакать больше, чем за всю ее прошлую жизнь!

Она обняла плачущего мальчика и, не выпуская его из объятий, села на камышовую скамейку.

— Пожалуйста, не плачь, Обри. Все к лучшему, вот увидишь. Подумай о своей маме, об отце. Они будут так счастливы, когда снова увидят тебя. И твои сестры тоже. — Элиза ласково пригладила буйные темные вихры кузена. — Оливер приехал вместе со мной. Он ждет нас в «Медвежьем когте».

— Оливер? — Обри поднял голову и вытер глаза рукавом. — О, мне ужасно хочется увидеть Оливера. — Его заплаканные синие глаза взглянули в озабоченное лицо Элизы. — Знаешь, если бы Оливер вдруг узнал, что Киприан — его брат, держу пари, он ни за что не дал бы Киприану уйти. Он нашел бы способ остановить его. — Его подбородок упрямо вздернулся, и на долю секунды перед Элизой предстал вылитый Киприан в минуты сильнейшей досады.

Это невольно заставило ее улыбнуться. — Вот видишь? — продолжал Обри. — Даже ты не можешь это отрицать. Олли такой. И я такой, — решительно заявил он.

Мальчик бросился к забытой всеми груде сокровищ на полу, встал на колени и принялся собирать их обратно в сумку, с которой так непочтительно обошелся Киприан.

— Если я заберу выкуп с собой, Киприану придется поехать за нами, правда? Тогда, может быть, я сумею убедить их с папой помириться.

Элиза покачала головой:

— Не думаю, что у тебя что-нибудь получится, Обри. Кроме того, Киприан имеет право хоть на какую-то часть отцовского богатства.

Обри взглянул на нее снизу вверх, не прекращая своего занятия:

— Если бы ты вышла за него замуж, это помогло бы все уладить!

— Вышла за него замуж? — Элиза вскочила со скамейки и принялась ходить по комнате. — Замуж! Обри, Киприан не хочет ни на ком жениться. И меньше всего на мне.

— А Ксавье говорит, что хочет.

— Ксавье — неисправимый романтик.

— И Ана тоже так говорит.

— Это, конечно, меняет дело, — саркастически пробормотала Элиза, меряя шагами уютную гостиную. — Поторопись, Обри. Нам пора уходить отсюда.

— Ты бы вышла за него замуж, если бы он согласился, так ведь? — не унимался Обри, напрочь игнорируя ее последние слова. — Ты всегда говоришь, что он этого не хочет, но ни разу не сказала, что ты не хочешь за него замуж. Значит, ты хочешь, правда? Хочешь!

— Ну и что?! — вскричала Элиза. — Для свадьбы нужны и невеста, и жених, если ты не знал!

Обри насупился, обиженный резкостью ее тона, и на какое-то мгновение вновь стал похож на того капризного маленького мальчика, который возле белых скал Дувра выбросил за борт «Леди Хэбертон» неудачный рисунок. Но лицо его тут же прояснилось, и перед Элизой вновь был живой, озорной и смышленый паренек.

— Я еще не готов идти, — заявил он. — Сначала нужно отнести эту сумку в карету. Потом я собираюсь поужинать. И попрощаться со всеми как следует. Этого требует обычная вежливость, Элиза, ты же понимаешь, что я прав.

Они ели на кухне за массивным дубовым столом, видевшим сотни трапез, судя по его изрезанной, выщербленной поверхности. Элиза думала, что ей кусок в горло не полезет. Но тепло и уют старомодной кухни, аппетитные запахи супа и свежеиспеченного хлеба, золотистый свет и легкое потрескивание пламени, ярко пылавшего в огромном очаге, успокоили ее взвинченные нервы. К тому же сердечность Ксавье и безмятежное спокойствие Аны были настоящим бальзамом для душевных ран Элизы. Как бы ей хотелось остаться навсегда в чудесной атмосфере любви и покоя, окружавшей эту пару при любых обстоятельствах!

Они были друзьями Киприана и прекрасно понимали, почему ее своенравное сердце так тянется к мстительному капитану. Но с их стороны было глупостью приписывать Киприану нежные чувства, которых на самом деле не существовало. Они никак не хотели понять, что Элиза должна уйти. Конечно, дома ей придется терпеть скорбные взгляды матери и жалостливые — отца. Все опять будут обращаться с ней как с хрупкой фарфоровой статуэткой — совсем как раньше, только по иным причинам. Тело ее теперь было здорово. Болела душа.

Мысль о монотонном, унылом существовании, которое ждало ее в Лондоне, оказалась так нестерпима, что Элиза положила ложку и отодвинула тарелку с недоеденным супом.

— Уже сыта? — спросила Ана, изучая лицо Элизы пристальным взглядом своих миндалевидных глаз, которые всегда, казалось, видели слишком много.

Проглотив комок, подступивший к горлу, Элиза кивнула.

— Полагаю, ты уже хочешь идти, — сказал Обри. — Ну что ж, дай только я напишу свой адрес, чтобы Киприан мог найти меня. И выкуп, — воинственно добавил он.

— Превосходная идея, — торжественно объявил Ксавье. — Напиши адрес Элизы тоже.

— Прекратите! — закричала Элиза. Она вскочила на ноги и наклонилась вперед, опираясь руками о край стола и сердито глядя на остальных. — Он знает твой адрес, Обри. Он знает все о тебе и твоем отце. Если бы он действительно хотел быть тебе братом, ничто не могло бы ему помешать. Но он не хочет. Он хочет только побольнее задеть твоего отца — своего отца, и ему все равно, кто еще пострадает при этом!

Элиза перевела дыхание, и так же внезапно, как вспыхнул, гнев ее исчез, сменившись отчаянием, — Идем, Обри, — угрюмо закончила она. — Нам пора.

Невеселая компания потянулась к карете. В воздухе висела противная мелкая изморось, не то дождь, не то густой туман, и настроение Элизы вполне соответствовало погоде.

Обри настоял на том, чтобы нести тяжелую сумку самому, хотя хромота сильно затрудняла ему эту задачу. Ксавье, с легкой тенью неодобрения на темном лице, помогал ему. Когда они подошли к карете, без лошадей стоявшей под навесом, африканец неожиданно улыбнулся:

— Нужно найти конюха. Это займет некоторое время, а ведь уже смеркается. Вам не стоит отправляться в путь на ночь глядя…

— Если не сможете найти кучера, запрягите лошадей сами, — приказала Элиза самым надменным тоном, на какой была способна. Она была сыта по горло бесконечными попытками Ксавье свести ее с Киприаном. Неужели он так и не понял, что ничего из этого не выйдет?

— Я моряк, — заявил Ксавье, перемигнувшись с Аной и приняв царственную позу. — Я не умею запрягать лошадей.

— Так пусть это сделает Обри, — нетерпеливо сказала Элиза.

— У меня нога болит, — возразил мальчик, сидевший на опущенной подножке кареты, и начал с самым серьезным видом тереть лодыжку над потрепанным краем башмака. — Просто ужас как болит!

— Надо же, какая досада! — Элиза зло посмотрела на них и повернулась к Ане — своей последней надежде.

Но та только приподняла брови и мягко произнесла:

— Киприан умеет запрягать карету четверней. Он работал когда-то помощником конюха. Может быть, он мог бы вам помочь.

— Может, и мог бы, если бы был здесь, — огрызнулась Элиза. — Но он ушел…

— Думаю, правильнее будет сказать — сбежал. Он сбежал от тебя, как ты сейчас бежишь от него.

Элиза открыла было рот, но тут же снова закрыла. Она хотела сказать, что вовсе не бежит, но это была бы ложь, и все присутствующие прекрасно это понимали. Она бежала от Киприана. Но вряд ли про него можно было сказать, будто он бежал от нее. Или все-таки можно?

Элиза молча смотрела на Ану, и ее начало грызть сомнение. Как сказал когда-то о Киприане Ксавье? Что в его сердце много боли?

Ксавье тем временем закинул сумку в карету, и, услышав, как она тяжело шлепнулась на пол, Элиза повернулась на звук. Киприану не нужна была груда золота, заключенная в этой изрядно претерпевшей сегодня сумке. Вовсе не нужна. Он хотел отомстить — по крайней мере, он так думал. Но стоило только посмотреть, как быстро он сблизился с Обри. Все-таки они были братьями, хотя Киприан поначалу и гнал от себя эту мысль. Может быть, верна оказалась догадка, когда-то пришедшая Элизе в голову: семья — вот то, в чем на самом деле нуждался Киприан Дэйр.

И может быть, если бы она попробовала еще раз…

— Куда он пошел? — обернулась Элиза к Ане и Ксавье. — Или, как вы выражаетесь, куда он сбежал?

Ксавье пожал плечами, беспокойство отразилось на его хмуром лице.

— Этого я не знаю. Лошади, которую он нанял для себя в деревне, нет в стойле. Но я уверен, он вернется, вам надо только немного подождать.

— Да, — вставила Ана. — Подожди его здесь, Элиза, а мы отвезем Обри в «Медвежий коготь».

— Я тоже хочу подождать… — заныл Обри.

— Мы и подождем, — прервала его Ана. — Но мы будем ждать его вместе с Оливером в «Медвежьем когте». Я уверена, что Элиза сумеет поладить с Киприаном, если она хоть немного побудет с ним наедине. Да и твои родители, наверное, сгорают от желания тебя поскорее увидеть. — Она ласково взъерошила волосы мальчика. — Подумай, как они удивятся, когда ты сам, своими ногами подойдешь к ним.

Обри озорно ухмыльнулся.

— То-то будет для них сюрприз, да? Ладно, поехали. А что делать с выкупом? — спохватился он.

— Лучше оставь его мне, — сказала Элиза. — Твой отец должен Киприану хотя бы это.

— Не думаю, что он его возьмет, — покачал головой Ксавье и улыбнулся своей мягкой улыбкой, так не вязавшейся с его внушительным обликом. — Он всю свою жизнь искал сокровище и теперь нашел его. Но не думаю, что это сокровище можно унести в сумке.

Элизу бросило в жар, несмотря на пронизывающий холод серого декабрьского дня. Ксавье, конечно, имел в виду ее. Но как горячо ни надеялась она, что он окажется прав, в это все еще трудно было поверить. Так много препятствий стояло перед ней, и в первую очередь — ненависть Киприана к своему отцу. Правда, на самом деле это не была ненависть, вдруг осознала Элиза. Это все та же боль его сердца. Ксавье все это время был прав.

Когда африканец наконец разыскал конюха, а Обри разбудил спавшего кучера, Элизу все-таки охватил страх. Может быть, сердце Киприана и было ранено пренебрежением отца, но это вовсе не значило, что именно ей дано было исцелить его рану. Элиза с Аной перенесли сумку с выкупом обратно в дом, пока лошадей запрягали в карету. Потом кучер влез на козлы, и все теперь уже действительно собрались уезжать, оставляя Элизу в одиночестве ждать Киприана.

— Не бойтесь Киприана, — шепнул ей Ксавье, чуть не задушив ее в объятиях. — Он обязательно сдастся.

— Совершенно верно, — добавила она, целуя Элизу в щеку. — Ксавье ведь сдался, не так ли?

Элиза опустила голову под понимающим взглядом женщины:

— Если бы Киприан мог полюбить меня хотя бы вполовину так сильно, как тебя любит Ксавье…

Она не договорила, но Ана и так все поняла.

— Полюбит, — прошептала она. — Полюбит. Последним Элиза заключила в объятия Обри.

— Я так рада, что ты наконец вернешься домой. Твои родители с ума сойдут от радости. — Она нежно пригладила темные кудри мальчика. — Хотелось бы мне быть там, когда они увидят, как ты подходишь к ним без посторонней помощи.

— Я не просто пойду — я побегу. А может, даже поскачу, — задорно сказал Обри, в его синих глазах плясали бесенята. — Пока ты обрабатываешь Киприана, Элиза, я буду обрабатывать папу. И буду мечтать о том дне, когда они помирятся.

«Если такой, день когда-нибудь настанет, — подумала Элиза. — Если когда-нибудь настанет».