Украденная невеста

Глава 5

Все было поставлено на карту; и Элеонора знала это – жизнь Шона и его свобода, ее будущее с ним. Упрямо отказываясь думать о том, что Шон не хочет брать ее с собой в Америку, отказываясь помнить, что за все годы, проведенные вместе с ним в детстве и юности, он ни разу не дал почувствовать, что тоже любит ее. Но это было не важно, кажется, кое-что изменилось, она помнила его пристальный мужской взгляд и понимала, что он испытывает сейчас. Она не могла в этом ошибиться.

Она все-таки уговорила его прийти к ней поздно вечером, договорились, что пока он спрячется в лесу, потому что днем не было возможности проникнуть в дом незамеченным. Теперь, когда она знала, что он сбежал из тюрьмы и его разыскивают, в любой момент можно было ожидать появления английских солдат. Шон казался на удивление спокойным. В ответ на ее страхи он заявил, что не даст захватить себя врасплох, узнает задолго об их приближении и уйдет прежде, чем его смогут схватить.

План был таков: он проникнет в дом во время ужина, когда все домашние, гости и прислуга будут в столовой.

Сейчас у нее было время обдумать все, что произошло. Она никогда не переставала любить Шона. И сейчас, когда для властей он был сбежавшим преступником. Она не сомневалась в том, что, узнав обо всем, что произошло с Шоном, вся семья станет сражаться, чтобы вернуть ему свободу и доброе имя, если, конечно, у них будет такой шанс. Но ее решение быть с Шоном теперь никогда не получит одобрения у родных. Если бы он вернулся домой прежним, нетрудно было бы уговорить отца разрешить ей выйти замуж по любви. Семья Шона была древнего ирландского рода, и когда-то его предки были влиятельными суверенами, которые владели половиной Ирландии. Но сам он родился младшим сыном мелкопоместного дворянина в семье ирландского католика, который фактически арендовал у графа Аскитон, хотя когда-то эти земли принадлежали О’Нилам. Но граф отдал бы руку дочери своему приемному сыну. Подарил бы им небольшое имение; конечно, жизнь их была бы небогатой и простой, но это не имело значения для Элеоноры. Но при теперешних обстоятельствах граф никогда не одобрит такой брак, и Шон не пойдет на это сам. И тем более вся семья будет против ее побега с Шоном в Америку, мало того, они станут препятствовать ее решению, поэтому надо скрывать свои планы. Ей стало грустно от одной мысли, что придется расстаться с близкими, а большая дружная семья будет расколота.

По крайней мере, они смогут провести вместе ночь. Она не могла дождаться новой встречи. Конечно, он отдалился, кажется иногда незнакомцем, но его отношение к ней скоро изменится. Почему он сказал, что Шон О’Нил умер? Конечно, он изменился внешне, голос стал хриплым и грубым. Да, он истощен, ранен, страдает, но он жив. Раны заживут – и душевные, и физические. И Элеонора сделает все, чтобы вернуть прежнего Шона.

Он был где-то недалеко, и вечером они встретятся, но она уже скучала по нему. Ей хотелось сидеть рядом, держать его руку, чтобы он обнял ее, как когда-то. Хотела слышать его смех, видеть улыбку. Он ничего не знал пока. Ни о женитьбе Тирелла, ни о рождении двоих детей в его семье. Что у Девлина родились сын и дочь. Ей столько надо рассказать ему. И она сделает все, чтобы он поцеловал ее.

Она была взволнована и, несмотря на все обстоятельства и непредсказуемые последствия для Шона, счастлива. Главное – он вернулся домой, и она никогда больше не позволит ему уйти от нее.

Она поднялась на террасу и огляделась по сторонам. Ее утренние прогулки верхом обычно заканчивались до семи утра. Сейчас было далеко за семь, и солнце уже пригревало. Если сейчас уже около восьми, отец, братья и некоторые гости, наверное, завтракают в утренней зале. Леди обычно появлялись после десяти.

Увидев Рекса, одиноко сидевшего на террасе, она чуть не подпрыгнула от неожиданности. Он улыбнулся, встал и, опираясь на костыль, двинулся навстречу.

– Я тебя напугал?

– Немного.

Он оглядел ее внимательно.

– Сегодня ты каталась дольше обычного.

Ее охватила паника. Что, если Рекс о чем-то подозревает? Конечно, Рекс надежен как скала, несмотря на вечный сарказм. Он всегда дружил с Шоном, они были одного возраста. Если бы она не решила бежать с Шоном, она могла бы сейчас положиться на брата, обратившись к нему за советом и помощью. Но подавила этот порыв. Шон ясно дал понять, что не хочет вовлекать членов семьи в свои проблемы, чтобы не сделать их причастными к преступлению, а Рексу не понравится ее идея сбежать с Шоном.

– Ты раскраснелась, хотя еще прохладно.

Она не ответила, погруженная в свои мысли.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Он явно подозревал ее. Эль старательно улыбнулась.

– Я сегодня вернулась позже, и пришлось бежать от конюшни, чтобы никто из Синклеров не заметил меня.

– Хочешь, проверю, нет ли кого-нибудь в холле?

Она кивнула и взяла его левую руку, правой он всегда опирался на костыль.

– Это было бы замечательно.

Глаза его стали ласковыми.

– Пошли. Подожди, я пойду первым.

И вскоре уже делал ей знаки, показывая, что в салоне и холле никого нет. Она быстро пробежала через холл и хотела подняться по лестнице, но увидела проходившую мимо молодую служанку. Элеонора мгновенно приняла решение.

– Бет! – окликнула она.

Толстушка Бет остановилась и присела:

– Слушаю, миледи.

Ее никогда не смущал вид Элеоноры в мужском наряде в такой час. Бет была услужлива, но довольно глупа и медленно соображала. Меньше будет сплетен внизу, где слуги наверняка судачили о хозяевах.

– Я хочу, чтобы ты пошла на кухню и положила в мешок ломоть хлеба, большой кусок сыра, любого, и, если найдется, мясо и бутылку вина. Охлаждать не надо.

Шон сказал, что подождет до вечера, но она решила накормить его днем.

Бет кивнула:

– Вино, хлеб, сыр.

– В мешок. Если повар спросит, скажи, что это для меня. – Оставалось надеяться, что для Бет задача окажется посильной. – И не забудь про мясо.

Бет отправилась выполнять приказание.

Элеонора перевела дыхание, стараясь успокоиться. Мысли путались. После встречи с Шоном ее лихорадило. Надо действовать. Ему нужны вещи, одежда. Она постучала в дверь Клиффа. Он редко бывал дома, проводя все время в море. От прислуги она узнала, что он явился домой глубокой ночью, но все же успел присоединиться к нескольким гостям, припозднившимся за картами.

Ответа не было, и она приоткрыла дверь.

У Клиффа была большая, богато обставленная комната, с мраморным камином и огромной кроватью под балдахином. На постели, в груде скомканных простыней, с трудом можно было разглядеть спящего брата.

– Клифф! – окликнула она и подошла близко к кровати.

Он вдруг сел, недовольно глядя на сестру, и она вдруг поняла, что он не один. Эль почувствовала, что краснеет, потому что женщина накрылась с головой, пытаясь спрятаться от посторонних глаз.

– Ты когда-нибудь будешь стучать?! – воскликнул он.

Как все Уоррены, он был высок, хорошо сложен и красив до умопомрачения. Как и у сестры, у него были русые волосы, но от постоянного пребывания в море они выцвели от солнца. Загорелый дочерна, как те пираты, за которыми он гонялся.

– Ты только что вернулся. Неужели не мог хотя бы одну ночь провести один?

– Не надо врываться, не видишь, что я занят? – недовольно проворчал он. – Прошу тебя, удались немедленно. – И тоже покраснел.

Она упивалась столь редким зрелищем – смущением своего распутного братца. Интересно, кто там прячется. Клифф убежал из дома в поисках приключений, когда ему было четырнадцать. Тогда он еще увлекался служанками. Но сейчас это в далеком прошлом, наверняка в его постели сейчас леди, а значит, она член семейства жениха либо жена его приятеля.

– Ну все, довольно. – Он ловко обернул простыню вокруг талии и встал с постели.

– Мне нужна одежда, – заявила Эль, а когда брат попытался схватить ее, чтобы выдворить, ловко увернулась и выбежала в холл, оставив дверь приоткрытой. – Послушай, Клифф, мне нужна рубашка, пара бриджей и куртка – И тут же поняла свою ошибку. Она так торопилась поскорей одеть Шона, что могла вызвать подозрение.

Клифф, уже в бриджах, вышел и, осторожно прикрыв за собой дверь, уставился на сестру.

– Ты полуголый, – напомнила она. Ей было все равно, но мимо могла пройти прислуга.

– Что ты задумала? – Он не обратил внимания на ее замечание. – Завтра у тебя свадьба, и если такого события недостаточно, чтобы превратить тебя в настоящую леди… Не знаю… Твой жених видел тебя в таком костюме?

Она невинно заглянула в его голубые глаза.

– Служанка, которая впустила тебя ночью, сказала, что сначала приняла тебя за грабителя или пирата.

Он скрестил на обнаженной груди мускулистые руки.

– Я могу одеться как варвар, но ты не имеешь права на подобные выходки. И учти, я прибыл прямо с корабля.

– Клифф, просто дай мне одежду. Я тебе потом все объясню.

Он внимательно взглянул на нее:

– Что-то стряслось?

Она вдруг застыла. Он прямо с корабля!

– Ты пришвартовался в Лимерике? – спросила она, и сердце взволнованно забилось.

– И что, если так?

Она закусила губу. Клифф владел несколькими кораблями, он обогнул земной шар несколько раз и установил много рекордов. В прошлом году он получил одиннадцать наград за свои подвиги, в двадцать шесть лет его уже знали как одного из самых выдающихся капитанов своего времени. Шон не хотел вовлекать Девлина и был прав. У Девлина жена и двое детей, он хозяин дома, который должен перейти по наследству сыну. Но Клифф – искатель приключений по духу, у него нет жены, и он, вероятно, так и останется холостяком. А уж храбрости его хватит на десятерых.

Он может им помочь уплыть к свободе. Но нельзя уговаривать брата сейчас, она сначала должна уговорить Шона.

Пока она решила немного его заинтриговать.

– Дай мне сейчас то, что я прошу, а позже мы с тобой встретимся, и я тебе все расскажу.

– Когда? – Подозрение не покидало его.

– Встретимся перед ужином в галерее, – и постаралась улыбнуться беспечно, – я все объясню. Но одежда нужна сейчас.

– Ты ведь не собираешься сбежать от Синклера, переодевшись мужчиной?

– Клифф! – воскликнула она, протестуя.

– Элеонора, куда ты побежишь? Как ты будешь потом жить и где? Если не хочешь выходить за Синклера, мы пойдем вместе к графу и скажем. Я тебя прикрою.

Слезы навернулись ей на глаза.

– Ты всегда будешь моим самым любимым братом, если подольше останешься дома, – прошептала она.

– Подожди, я оденусь. Мы поговорим с Эдвардом. – Почему-то он никогда не звал графа отцом, только граф или Эдвард.

Она дотронулась до его руки, успокаивая.

– Я никуда не бегу. – И это было правдой. Пока. – Я хочу тебе все рассказать, но не могу, поверь. Позже.

Он внимательно посмотрел ей в глаза:

– Я ничего не понимаю. Ты выходишь за Синклера?

Она покачала головой:

– Нет. Уже нет.

Он посуровел.

– Ты бросишь его у алтаря?

– О, я не хотела бы, но…

– Я не собираюсь ждать до вечера, чтобы узнать, в чем дело. Я вижу по твоим глазам, что ты сбежишь. Ты никогда не умела лгать, Элеонора.

– Тебе было четырнадцать, когда ты в первый раз сбежал. И с тех пор мало бывал дома. Мне уже двадцать два, ты не забыл? Я знаю, что делаю. Встретимся в шесть, сегодня. И никому ни слова.

Он колебался, подозрение в его глазах не исчезало.

– Прошу тебя.

Он наконец уступил:

– Ладно. Но я недоволен.

Она отвернулась, чтобы он не увидел ее улыбки. Его трудно было убедить, но она всегда умела это делать и добивалась от него всего, чего хотела.

Когда она выехала на поляну, где оставила Шона, его там не оказалось. Она уже испугалась, что он снова от нее сбежал, как вдруг он внезапно вышел из-за дерева.

– Ты зачем опять здесь? – хрипло прозвучал громкий шепот. – Я же сказал тебе… Я пришел бы домой ночью.

Она ловко соскользнула с лошади, на этот раз одетая в женское платье для верховой езды, как положено леди.

– Я не могла позволить тебе голодать весь день.

Он снова рассердился:

– Проклятье, Эль, за тобой следили?

– Нет. Я была осторожна. – Она сняла с седла мешок со снедью и одеждой. Она снова была счастлива.

– Но почти полдень! – воскликнул он. – Тебя могли заметить!

Она весело посмотрела на него:

– Я знала, как себя вести, чтобы никто ничего не заподозрил, я не так глупа. Сказала, что у меня болит голова, и, чтобы избежать дамского общества, пошла к конюшням. Вот. Смотри, что я привезла. Вино, хлеб, сыр, немного ветчины. И сверток с одеждой. – Она протянула ему большой мешок из непромокаемой ткани.

Он хмуро поблагодарил, сел на землю, достал еду. Искоса взглянул на застывшую рядом Эль и, не силах более сдерживаться, вонзил зубы в кусок сыра. Только сейчас она увидела, как он голоден, и отвернулась, чтобы не смущать его. Как хорошо, что она догадалась привезти ему еды. Немного спустя повернулась и увидела, что он уничтожил все в считаные минуты.

Они морили его голодом? И снова отвернулась, на этот раз чтобы он не увидел жалости на ее лице.

– Эль, – вдруг спохватился он, – я ничего тебе не оставил.

Она только вздохнула:

– Я не голодна.

– Ты всегда голодна, – настаивал он.

Он помнил, что у нее всегда был неженский аппетит. Кому, как не ему, было знать об этом. Когда она помогала ему отстраивать заново Аскитон, они часто так уставали, что ели прямо на полу, усевшись по-турецки. И она не отставала от него во всем.

– Я отлично позавтракала, – солгала она.

– Хочешь вина? – Он с трудом поднялся.

Снова жалость охватила ее, он испытывал боль при движении, очевидно, сказывались полученные раны и увечья. Кинжалом, вид которого бросил ее в дрожь, откупорил бутылку и снова неуверенно взглянул на нее. Она поняла этот взгляд и разрешила:

– Ничего, ты можешь пить прямо из горлышка, не стесняйся.

Закинув голову, он сделал несколько жадных глотков, и по лицу его разлилось блаженство. Как давно он не пил вина? Несколько лет? Ее сердце разрывалось от жалости и любви. И все же внутри опустившегося бродяги еще был жив джентльмен, он появлялся иногда, хотел этого Шон или нет.

Пока он пил, она смогла наконец спокойно его рассмотреть. Он, конечно, похудел по сравнению с прежним Шоном, но все равно оставался одним из самых красивых мужчин, каких она знала, это не изменилось. Черты лица стали жестче, грубее, но каждая из них была совершенна. Когда они были детьми, он казался ей прекрасным принцем, а себя она считала дурнушкой. Его тело тоже было идеального сложения. Высокого роста, он никогда не был накачанным здоровяком, но даже сейчас, при его худобе, мускулы играли под тонкой смуглой кожей. Он был силен, без сомнения. Она посмотрела на его узкие бедра и вспомнила, сколько раз видела его обнаженным, когда шпионила за ним, подглядывая за его любовными играми в конюшне, где он частенько занимался любовью с местными красотками. Шон не пропускал ни одной юбки, был повесой, и, подглядывая, она видела и запретные части его тела. Она смутилась от своих мыслей. Как ей хотелось поцеловать его! И еще она мечтала заставить его поцеловать ее – по-настоящему, как он целовал других.

– Перестань, – вдруг сказал он.

Она замерла и встретила его понимающий взгляд.

– Но я ничего не делаю, Шон, просто смотрю на тебя. – И поспешно спросила: – Ты ранен? Почему ты хромаешь?

– В меня стреляли. И рана еще не зажила.

Она подумала о том, что он провел два долгих года в тюрьме, без возможности ходить, бегать, ездить верхом. Раньше они оба не любили сидеть взаперти.

– Тебе нужен отдых.

– А тебе надо идти домой, и немедленно. Твое поведение может вызвать подозрение.

– Но мне надо с тобой поговорить.

Он посмотрел враждебно. Ну почему он так боится ее?

– Шон, я на твоей стороне. Ты ведь знаешь это.

Он помолчал, потом прошептал:

– Эль, помогать мне – плохая идея.

Она не стала спорить. Просто заговорила по-другому:

– Знаешь, Клифф вернулся домой вчера поздно ночью.

Он проявил интерес, выражение его лица немного смягчилось.

– О, он все еще бороздит моря и океаны? Плавает у берегов Вест-Индии и Африки, гоняясь за корсарами? Возит вино и шелк и соблазняет австрийских принцесс?

– Он соблазнил австрийскую принцессу? – Она не знала, но это так похоже на ее беспутного братца. – Его не бывает дома, он все время в море. Кажется, он баснословно богат. И совсем не изменился.

Рот Шона скривился в подобии улыбки.

– Это хорошо. Ему можно, он младший сын и может делать все, что ему вздумается.

– Как тебе когда-то? – Она вспомнила то утро, когда он покинул дом и ее.

Он не ответил и отвернулся.

Она подошла и взяла его за руку.

– Прости… Я знаю, что заставил тебя страдать.

Она замерла.

Он убрал руку, его взгляд остановился на ее губах. Потом посмотрел ей в глаза:

– Я ни за что не поступил бы так сейчас.

– Я рада, что ты вернулся. – Она уже потянулась, чтобы взять его лицо в свои ладони, но он как будто почувствовал и сразу отступил назад. И теперь внимательно следил за ней.

Она облизала губы.

– У Клиффа есть корабли. Быстрые, боевые. Один сейчас стоит в Лимерике. Мой брат может помочь нам скрыться.

Он одним прыжком очутился рядом и схватил ее за плечи.

– Что ты сказала ему?!

– Ничего! – крикнула она ему в лицо. – Но он понял, что я хочу сбежать. Что я не хочу выходить замуж – и он прав!

– Не думаю.

– Почему ты так говоришь? – Она смутилась.

– Если ты не любишь Синклера, почему позволяла себя обнимать вчера вечером?

У нее запылало лицо.

– Просто хотела узнать, – прошептала она, – что чувствуешь, когда тебя целуют.

В глазах его промелькнул огонек. Они посветлели.

Как бы ей хотелось, чтобы он поцеловал ее!

– Не надо, Эль. Никогда не играй со мной, как делаешь это с Синклером.

Она не поняла и не пыталась понять его слова. Ей казалось, что сейчас он обнимет ее и прижмет к себе.

– Но я уже женщина. Надеюсь, ты заметил.

Он предупреждающим жестом поднял руку. Она задрожала.

– Почему ты не слышишь меня? Почему так смотришь на меня? Я не позволю играть с собой, Элеонора.

– Я не понимаю, о чем ты. Я ни с кем не играю. Я ужасно скучала по тебе.

– Но ты не хочешь слушать! Я не тот человек, которого ты знала!

– Никогда в это не поверю.

– Я ничего не могу предложить тебе сегодня, поэтому перестань смотреть на меня так! – в отчаянии выкрикнул он.

– Но я не могу. Я так люблю тебя. – И покраснела от вырвавшегося признания.

В его глазах промелькнуло удивление и одновременно ярость.

– Возвращайся к Синклеру, Элеонора. Твое будущее теперь в Англии. С ним.

– Нет. Мое будущее – с тобой в Америке. Или там, куда ты направишься.

Она видела, что он напряжен, его снова била крупная дрожь. И сама задрожала от жалости.

– Ты осталась такой же упрямой и своевольной! Я забыл, какой ты можешь быть. Настоящим исчадием.

– А ты зря теряешь время, пытаясь меня убедить, что ты преступник и плохой человек.

Но его слова все же задели ее за живое. Неужели он видит в ней избалованную девчонку, преследующую его по пятам?.. Она питала иллюзии, ей показалось было, что он увидел в ней женщину?

Он снова надел маску безразличия.

– Да, я преступник, я вне закона. Я убийца.

– Ну почему ты все время хочешь меня напугать! Как ты можешь так поступать со мной? – в отчаянии спрашивала она. – Почему ты не понимаешь, что я уже взрослая.

– Ты должна меня бояться, – сказал он мрачно, и вдруг она поймала на себе его голодный взгляд и поняла, что вызывает в нем раздражение именно потому, что он видит в ней женщину. И все стало на свои места. Все просто и ясно. Его взгляд выдал его. Это был взгляд мужчины, изголодавшегося по женщине, – теперь объяснялось его поведение и грубость. Он дрожит от с трудом сдерживаемого, дикого, необузданного желания, которое она пробудила в нем. Больше не раздумывая, она медленно приблизилась к нему и взяла за руку.

– Мне все равно, что солдаты умерли из-за тебя. Мне все равно, что ты был заключенным, что сбежал и теперь преступник, разыскиваемый властями. Я никогда не стала бы бояться тебя, Шон.

– Тогда ты просто глупа. – Он отбросил ее руку. – Ты не поняла? Шона нет. Но я здесь. Ты можешь называть себя Эль или Элеонорой, теперь это все равно. Я был заперт в подвале на два года. Поэтому теперь соблазнять меня – плохая идея. Ты должна меня бояться.

Она не сразу поняла значение его слов. Но, увидев блеск в его глазах и голодное выражение, поежилась.

– О боже, ты хочешь сказать, что ничего не чувствуешь ко мне, просто тебе нужна женщина, все равно кто.

– Вот именно.

Его жестокость резанула как ножом.

– Я тебе не верю. – Он не мог так измениться. – Ты никогда не стал бы меня использовать. Ты бы скорее умер, но не стал бы.

Может быть, он действительно превратился в незнакомого, опасного человека, которого стоит бояться. Может быть.

Он медленно оглядел ее всю, как будто раздевая глазами.

– Это Шон умер бы, не я.

Он больно сжал ее руку, потом прижал к своей груди. Она даже не пыталась вырваться, чувствуя бесполезность усилий.

– Ты можешь быть изменником, но только не чудовищем. Я отказываюсь принять твои слова.

Он освободил ее руку.

Она повернулась и пошла прочь, потрясенная до глубины души. Она не сможет никогда поверить, что он способен ее обидеть. Он был ее защитником, ее спасителем, ее другом. Но он изменился. Вопрос – насколько. Она прислонилась к дереву, задыхаясь. Чего ей ждать от этого Шона? Она всегда хотела, чтобы Шон О’Нил взглянул на нее как на желанную женщину. Нет, она должна победить то зло, которое поселилось в его душе.

Вдруг он очутился прямо за ее спиной.

Она испугалась, но не сдвинулась с места.

Прошло несколько напряженных минут, и она услышала у себя над ухом его голос. Он находился так близко, что его дыхание щекотало ее шею.

– Ты должна меня бояться. Уходи.

Она решила бороться.

– Я не боюсь тебя, Шон. Ты меня испытываешь, потому что сам не знаешь, как поступить, ты смущен, что вдруг увидел во мне женщину. Не лги, что тебе безразлично, кто будет на моем месте.

Она повернулась к нему лицом.

– Я не сдамся. Я люблю тебя.

Но ей понадобилось собрать всю храбрость, чтобы протянуть руку и погладить его по щеке. Надо показать ему, что он не смог ее запугать.

– Ты не сможешь меня обидеть. Я знаю тебя лучше, чем ты сам себя знаешь.

Он отодвинулся, ее рука бессильно упала.

– Ты снова… плачешь.

Она и не заметила, что слезы катятся по ее щекам.

– Ты страдаешь, и я страдаю, глядя на тебя, – ответила она.

– Я не нуждаюсь в жалости!

– Я тебя не жалею. Я страдаю, и мне больно знать, что ты перенес. И если позволишь, я постараюсь облегчить твою боль.

– Я уезжаю.

Она заглянула осторожно в его глаза. Как ей достучаться до его сердца?

– Помнишь, как я свалилась со своего толстого старичка пони?

И снова искорка промелькнула в его глазах, взгляд посветлел, утратил жесткость. Он помнит. И она поспешно продолжала:

– Я сердилась и хотела заставить его перепрыгнуть упавшее дерево. Хотела показать всем, что я хорошая наездница.

Он отвернулся, глаза снова потухли.

– Я не помню.

Но он помнил, она видела это.

– Он не хотел прыгать, остановился, и я перелетела через его голову.

Шон пошел от нее прочь, и она, расстроенная, смотрела в его спину.

И вдруг услышала:

– Я помню этого пони. Он был слишком стар, чтобы взять даже такое незначительное препятствие.

Она засмеялась:

– Он был такой славный, я его обожала.

Он обернулся, лицо стало проясняться, губы сложились в подобие улыбки. Потом сказал:

– Нет смысла вспоминать прошлое.

Но ведь она заставила его улыбаться, если не непослушным ртом, то хотя бы в душе.

– Ты звал меня Липучкой, и я ненавидела прозвище, и еще крутил мое ухо, если удавалось меня догнать.

– Не помню. – Он отвернулся, пряча лицо.

– Однажды я спряталась от тебя на чердаке. Ты не мог меня найти. Настало время ужина, и внизу началась суматоха. Папа был вне себя, он был разъярен, и тебя наказали из-за меня. Он лишил тебя охоты на неделю. А когда я наконец появилась из своего укрытия, все обрадовались и целовали меня.

– Тебе было всего шесть, и ты всех заставляла плясать под свою дудку.

– Ты все-таки помнишь.

– Но не хочу вспоминать. – Кажется, он снова рассердился, слова давались ему с трудом.

– Позволь тебе помочь.

Невыносимо было видеть, как он мучается.

– Ты помогла. Ты принесла еду и одежду.

– Сейчас я нужна тебе, как никогда не была нужна. И я не оставлю тебя в беде.

Кажется, он истолковал ее слова по-своему. Она поняла это по тому взгляду, который он украдкой бросил на нее. Она не была наивной в таких вопросах, потому что выросла среди мальчиков. У них были свои, особенные потребности, они становились настойчивыми и неуправляемыми, когда ими овладевали необузданные желания. И знала, что ему нужно, как все его мысли сейчас подчиняются инстинкту, и бесполезно взывать к его рассудку. Постепенно у нее созрел план.

– Может быть, я помню, что называл тебя Липучкой. И еще отродьем.

– Не удаляйся от темы. Воспоминания мы с тобой сможем продолжить вечером. И я буду ждать тебя. А теперь я пойду, пока меня не хватились.

Он снова замкнулся.

– Мне не нравится твоя идея. Я лучше останусь в лесу. И ночью уйду.

Она испугалась.

– Нет! Шон, мне так много надо с тобой обсудить. Рассказать тебе. Разве ты не хочешь знать, что случилось за эти годы? Например, что Тирелл женился. И потом тебе надо принять ванну, горячую, с мыльной пеной. И я распоряжусь насчет ужина, легкого и приятного – фазан, лосось, ветчина и жареная индейка. И бургундское, которое ты так любил.

Он побледнел:

– Ты хочешь меня подкупить?

– Да, если это поможет.

– Я испытываю сильное искушение, но ответ – нет. Я ухожу отсюда и больше не вернусь.

Она решительно взяла его за руку. Он вздрогнул, но не сопротивлялся.

– Ты действительно два года не видел женщины? – мягко произнесла она.

Он дернулся, но руки не отнял.

– Слушай, какого дьявола!

Она волновалась, ощущала впервые всю себя женщиной, и навстречу его страсти в ней поднималась горячая волна ответного желания. Она была готова на безрассудство, хотелось одного – очутиться в его полной власти и испытать блаженство, которое ее ждет.

– Кажется, тебе было четырнадцать, когда ты впервые познал женщину. Я знаю – я шпионила.

– Ты шпионила… как всегда…

– А потом их было так много, легких и податливых. Два года? – Медленно продолжала, теперь играя с огнем: – Я представляю, что ты должен был испытывать. – Теперь в ней проснулся древний инстинкт, она откровенно соблазняла, манила, искушала.

– Зачем ты это делаешь? – хрипло и невнятно шептал он.

– Как ты вынес? Мечтал о ней? – Она уже не понимала, что говорит, но упорно добивалась своей цели. – По ночам ты грезил о женском теле… – Взгляд его теперь был страшен. – Может быть, даже видел мое тело, чувствовал мои прикосновения… Ты знаешь, я всегда мечтала о тебе. Я жду тебя сегодня ночью, и я оправдаю твои ожидания.

И поняла, что победила, потому что теперь голод его станет невыносимым и он никуда не уйдет, пока не утолит его. Пока не получит от нее обещанного.