Украденное имя

XII. Писари из Фанара

До 1686 года, черного года в истории Украины, когда с помощью турецкого визиря, за «три сорока соболей и двести красных» константинопольский патриарх Дионисий передал украинскую церковь под московскую власть, Киевская митрополия подлежала вселенскому патриарху «На беду, Российская православная церковь, выйдя через пять веков на историческую сцену, предъявила монопольные претензии на киевское наследство, и современная российская пропаганда из шкуры лезет, лишь бы подавить конкурентные претензии и традиции, прежде всего украинские»[561]. Местом пребывания православного вселенского патриарха, с тех пор как турки церковь Святой Софии превратили в мечеть, стал расположенный на берегу бухты Золотой Рог аристократический район Константинополя, который назывался Фанар. Там размещалась патриаршая канцелярия, оттуда, из Фанара, присылались русской церкви патриаршие грамоты, постановления и указания. Византийские писари с Фанара были плохо знакомы с этнонимикой Восточной Европы. Вместо изучения восточноевропейских реалий писари предпочитали подгонять малопонятные «варварские» этнонимические названия под доступный им греческий вид. Именно они своим невежеством и россказнями послужили причиной того противоречивого этнонимического хаоса, который так долго длился на Украине.

Церковные писари и церковные книгочеи — почти единственные просвещенные тогда в Восточной Европе люди — создавали свои названия и титулы, руководствуясь известными им историческими аналогиями и прецедентами, мало принимая во внимание живую языковую практику. Между канцеляриями вселенского патриархата и русской митрополии шла деловая переписка. За канцелярскими столами родились такие термины, как «Россия», «Малая Россия» и «Великая Россия», титулы московских правителей и т. п.[562]. Термин «Россия» по единодушному утверждению исследователей является как раз термином искусственным, образованным византийскими греками. «Искусственность термина видна из того, что предыдущие названия „Русь“, „Русия“ заменены в нем византийским — Россия»[563]. Фанарские писари, по старому греческому обычаю калечить иностранные языки, в слове Русь заменили звук «у» звуком «о», удвоили без причины звук «с» и добавили вместо смягчения греческое окончание «ия». Греки также перекрутили этноним Русин на название Рус, или Росси.

Под влиянием церковников термин Россия определенное время употребляли украинско-белорусские книгочеи. Например, в письме к папе Сикста IV (1476 г.) митрополит Мисаил титулуется митрополитом «Киевского престола и всея Росии». В напечатанной львовской Ставропигийской братской типографией в 1591 г. «Грамматике доброглаголиваго эллино-Славенскаго языка» читаем, «ко наказаній) (для навчання) много именытому Россійскому роду»[564]. Митрополит Ипатий Потей в 1605 г. титулуется «Митрополит Киевъский, Галицкий и всея России». Гетман Петр Конашевич Сагайдачный, выделяя перед смертью (1622 г.) полтора тысячи золотых на львовскую братскую школу, отмечал, что делает он это для обучения «деток наших российских»[565]. Панегирик генерального писаря Филиппа Орлика, посвященный гетману Мазепе, имел заголовок «Алькид Российский», (Алькид — потомок Алкея, то есть Геракл). На подаренной серебряной плащанице к Храму Господнего Гроба в Иерусалиме Мазепа назван «российским гетманом».

Эти названия «Россия», а также «Роксолания», «Сарматия» и т. п. «ощущались как праздничные, торжественные. Их употребляли преимущественно „в высоком стиле“»[566]. М. Костомаров по этому поводу заметил: «Слово Росия или Россия, российский было вначале книжным, риторическим, вроде того, как Франция называлась Галлией, Польша — Сарматией, Германия — Германией, Венгрия — Панонией и т. д. С половины XVII ст. она стала официозной, но общеупотребительным народным словом не сделалась и в более поздние времена. Даже и теперь, хотя слово „Россия“ в понимании государство нами всеми употребляется: однако кто без смеха назовет себя россиянином, вместо того, чтобы назваться русским или сказать: российский язык вместо русская язык? До какой степени это искусственно принятое греческое искажение нашего древнего названия, несвойственное духу нашего языка и народа, показывает, что великороссы и теперь произносят Расея вместо Россия»[567].

В 1458 г. произошло окончательное разделение русской церкви на киевскую и московскую, каждая с собственной отдельной иерархией. Киевские митрополиты традиционно с X ст. титуловались «Митрополит Киевский и всея Руси». После окончательного раздела, церковь Руси и Литвы (Белоруссия) возглавлял «Митрополит Киевский, и Галицкий, и всея России»[568]. В латинском правительственном звучании: Metropolita totius Russiae (митрополит всия Руси)[569]. Митрополиты московские, наследуя киевских, соответственно повторили название «Московские и всея Руси».

Окружная грамота киевского митрополита Иова Борецкого, напечатанная в Киеве в 1629 году, начинается так: «Iовъ Борецкій, милостію Божею архіепископъ Кіевскій и Галицкій и всея Россіи, всемъ посполито Россійского рода, такъ въ короне Польской, яко и у великомъ князтве Литовскомъ»[570]. Такая практика именования длилась. «Ученые, которые сплачивались возле основанной митрополитом Петром Могилой в Киеве коллегии, что при гетмане Иване Мазепе стала академией, часто Русь называли по-гречески „Россией“»[571].

Сам Петр Могила носил титул «милостію Божею архієпископъ митрополитъ Кіевскій, Галицкій и всея Россіи, екзархъ святого апостолского трону Констянтинополского, архимандритъ Печерский»[572]. Поздравили Могилу с избранием на митрополитскую катедру (1633 г.) печерские печатники панегириком под названием «Эвфония веселобриячая», в котором призывают, чтобы он заботился о славе народа:

От патриарших писарей, при посредничестве киевских книгочеев, пришли к нам, а от нас в Москву, еще два пресловутых термина. Речь идет о названиях «Малороссия» и «Великороссия». Впервые название «Малая Россия» прозвучало на патриаршем синоде в 1303 году, когда по просьбе галицко-волынского князя Юрия патриарх основал новую галицкую митрополию[574]. Название «Великая Россия» встречается впервые в грамоте патриарха с 1354 года[575]. «Эти термины чисто искусственного книжного происхождения» [576]. К половине XIV ст. термин «Малая Русь» означает Галицко-Волынское княжество, «в противоположность к целому Русскому государству, созданному киевскими князьями»[577]. По греческой исторической аналогии византийский патриарх начинает называть Галицко-Волынскую митрополию «малорусской» (Микра Россия), а залесскую «великорусской» (Мегале Россия)[578]. Патриарх и византийский император «начали называть изначально им известную Киевскую, Приднепровскую Русь — „Малой“, а Русь Залесскую, которая возникла перед их умственным взором, — Русью Великой»[579].

Древние греки имели обычай называть «Малой» страну, которая была колыбелью данного народа, а «Большой» — страну, позднее ими колонизированную. «Так, Малая Азия, в древнегреческом понимании, была прародиной азиатов, а Большая Азия — собранием их колоний. Малая Греция охватывала только южную часть Балканского полуострова (то есть Эпир, Фессалию, Аттику, Пелопоннес), а греческие колонии в Сицилии и вдоль берегов Апулии и Калабрии назывались Великой Грецией»[580]. От греков эти понятия перешли к Восточной Европе. Такое толкование этих терминов общепринятое. Исключением является взгляд историка В. Татищева. Он твердит, что термин «Великая Русь» применялся сперва к княжеству Великому Новгороду. После завоевания его Москвой этот термин, как было принято, был присоединен к царскому титулу и отсюда его появление у московских правителей[581]. Но такой взгляд Татищева является неубедительным. Большинство исследователей, как уже было сказано, придерживаются взгляда, что вселенский патриарх, а по его примеру византийские императоры, после переезда митрополита на Залесье «стали называть митрополию Киевскую — „Малой Русью“, что по-гречески означало — главную Русь, а митрополию Московскую — „Великой Русью“, то есть по-гречески, колонией Руси, новой Русью»[582].

Подобное происхождение имеют названия Великая и Малая Армения, Великая и Малая Британия, Большая и Малая Польша. «Согласно терминологии греческих географов, известной еще с V ст. до Христа, название „Микро Россия“ означало ту часть страны, которая считалась прародиной данного народа. Наш древний северо-восток — Ростово-Суздальская земля, для Византии — „Rosia megale“, колония прародины»[583].

В свое время в античной Греции сложилась ситуация подобная той, которая возникла со временем в Русском государстве. Рядом с метрополией Элладой — образовались в Италии, Передней Азии, в южной Украине и других районах Средиземноморского бассейна колонии, часто с эллинизированным (огреченным) населением. Возникла потребность в терминологическом различении между метрополией и колониями. Собственно Грецию (Элладу) назвали «Малой Грецией» (Микра Геллас), а разбросанные по морским побережьям Средиземноморского бассейна колонии — «Великой Грецией» (Мегале Геллас). Впервые термин Великая Греция в этом понимании употребил древнегреческий историк Полибий.

«Термин „Россия“, „Малороссия“, „Великороссия“ и все производные от них слова — это произведение вселенских патриархов, которые были вынуждены проводить различия между „украинцами“ и „москалями“ и теми территориями, что эти два народа населяли, а потому создали такие названия как „Мега Россия“ и „Микро Россия“, то есть „Великая“ и „Малая Россия“[584].

Российская историография не торопится рассматривать историю возникновения этих терминов. Об этом ничего, или почти ничего не говорится в академических курсах российской истории. Сам термин „Великороссы“ впервые использовал киевский лексикограф Памва Беринда в 1627 году в своем „Лексиконе славено-российского языка“. Следует отметить, что в российских энциклопедических словарях вообще нет лозунгов „Великая и Малая Русь“, „Великороссия“, „Малороссия“. „Эти термины как-то выпали из поля зрения буржуазной науки“ — жалуется историк А. Соловьев[585]. Добавим от себя, что они также выпали из поля зрения и небуржуазной российской науки.

С изменением церковной терминологической титулатуры, менялись титулы московских правителей. Иван III завел напыщенно-манерный византийско-татарский придворный церемониал и принял новый титул. Он стал себя называть царем (цесарь, кесарь) с церковным приложением „всея Руси“. К половине XV ст. царями называли византийских императоров и ханов Золотой Орды. „Свержение ига устраняло политическое препятствие, а брак с Софией давал этому историческое оправдание: Иван III мог теперь считать себя единственным в мире православным и независимым государем, какими были византийские императоры, и верховным правителем той Руси, которая была во власти ордынских ханов“[586].

В XVII ст. после Переяславского соглашения московский царь Алексей принимает в 1655 г. титул „Всея Великая, Малая и Белая Руси самодержец“. Титул „Всея Великой и Малой России“ (без Белой) присвоен московскому царю от Украины именно во времена Переяславского соглашения.

Российский исследователь этот вопроса А. Соловьев вынужден признать, что „термины“ „Великая“ и „Малая“ Русь с 1654 г. вошли в российский язык и политическую терминологию под влиянием киевской учености и приобрели греческую окраску — „Великая и Малая Россия“. Эти названия пришли в Москву из Киева, происходя своими корнями из Византии»[587].

Авторами были, ясное дело, представители религиозных кругов, люди, знающие греческий язык и греческую церковную терминологию, хотя наивысшая украинская церковная иерархия во главе с тогдашним митрополитом Сильвестром Косивым, наверно, к этому никакого отношения не имела. Митрополит Сильвестр не принимал участия в переговорах с Москвой, потому что в его глазах это было опасной и нежелательной политической авантюрой. Как удостоверил чернобыльский протопоп, когда ему и киевскому духовенству пришлось все же таки встречать в Киеве московских послов, то они «за слезами мира не видели, а митрополит от сожаления аж обмирал»[588]. Так что термин «Великая и Малая Русь» привели в действие мудрагели, которые стояли на низших ступенях церковной иерархии и которые совсем не задумывались о последствиях, к которым приведет этот печальный шаг.

В специальной работе «Великая, Малая и Белая Русь», посвященной этому вопросу, М. Грушевский объясняет причину возникновения этих наименований: «Отдавая Украину под царскую руку и надеясь с царской помощью привести к концу свою борьбу с Польшей, гетман и руководящие украинские круги могли думать, что теперь наконец можно будет собрать все свои земли, „где жили русские люде благочестивые“ и церкви были „непосредственно под гетманским рейментом“ (руководством), посредственно под рукой царя как верховного протектора Украины.

Наделяя его титулом „государя Малой России“, они, наверное, так и мыслили, что с помощью Москвы можно будет объединить земли киевской митрополии, приобщить их к Казацкой Украине, и таким образом царь будет их покровителем, государем Великой и Малой Руси.

Однако тут же ближайшие месяцы принесли досадные разочарования в тех планах, которые украинские политики возлагали на Москву. Царь не хотел удовлетвориться той ролью, которую ему отвели украинцы — протектора и сюзерена свободной Украины, который бы ей помогал своим войском, пользовался ее помощью в своих нуждах, и более того — собирая с нее титулом своего сюзеренства какую-то годовую дань и не мешался во внутренние украинские дела.

Нет, царь хотел править на Украине, а те земли, которые общими силами приобретали украинские и московские войска, он хотел забирать под свою власть, а не оставлять под гетманским рейментом. Это выяснилось очень скоро, уже в летной кампании 1654 г. в Беларуси, где казацкое войско под предводительством Ивана Золотаренко вело дело к тому, чтобы приобщить добытые территории к Гетманщине и оказачить население, а московское правительство этого не хотело, и между московскими воеводами и казацкой старшиной началась явная конкуренция, которая временами приводила к явным коллизиям.

То же самое на следующий год оказалось и в общих казацко-московских операциях под предводительством самого гетмана и боярина Бутурлина в Западной Украине, и гетман в конце концов прекратил здесь операции и оставил войну для того, чтобы не пустить в здешние города московские отряды, как того хотели москали, а оставить их свободными от Москвы. Так объяснил гетман шведскому королю.

И вот в этих условиях происходит новое изменение царского титула, уже, очевидно, совсем не по украинской инициативе. Вместо двучленной формы „Великая и Малая“ образовывается трехчленная: добавляется еще и „Белая Русь“. Этого потребовали московские правители для подчеркивания политической обособленности земель бывшего Большого княжества Литовского от Гетманщины. Под давлением царского правительства казацкие войска выведены с этой территории, упразднен образованный там Чаусский казацкий полк, лишь Стародубщину, которая тоже принадлежала Великому княжеству Литовскому, гетманское правительство не отдало. Так, согласно принципу „разделяй и властвуй“ образовалась пресловутая трехчленная формула „Великая, Малая и Белая Русь“»[589]. После завоевания Белоруссии и Литвы в 1655 г. было внесено в царский титул «всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца…». На взгляд Грушевского «когда при Богдане Хмельницком в 1654 г. объединились земли украинские и белорусские с московскими, считалось необходимым назвать отдельными именами сии края, и с того времени пошло сие определение „Великой, Малой и Белой Руси“»[590].

Со второй половины XVII ст. и в первой половине XIX ст. «Малороссия» совпадает с Гетманщиной (со временем Полтавщина и Черниговщина, туда же входил Киев) в противоположность землям Войска Запорожского и Слободской Украины. В официальных правительственных документах «Малороссия» — это почти всегда Черниговщина и Полтавщина. Для земель Войска Запорожского (степная Украина) царское правительство придумало название «Новороссия». Слобожанщина или Слободская Украина охватывала современную Харьковскую и часть Сумской, Донецкой, Луганской областей, а также юг Белгородской, Воронежской, Курской и частично север Ростовской областей и в правительственном языке называлась «Слободской Украиной». Для Сковороды «Малороссия» это только Полтавщина и Черниговщина, но не Слобожанщина.

«В XIX ст. название „Малороссия“ растянули на Волынь и Подолье. В российских школьных учебниках по географии вплоть до самой революции территория Малороссии ограничивалась шестью губерниями: Волынью, Подольем, Киевщиной, Черниговщиной, Полтавщиной и Харьковщиной; тогда как Бессарабия, Херсонщина, Екатеринославщина и Таврия представляли „Новороссию“»[591]. Приятель Шевченко, историк и этнограф Николай Маркевич считал Малороссией «те земли, которые заселены и сегодня малороссиянами, то есть народом, который имеет одинаковые обычаи, одинаковые верования и одинаковую одежду, один и тот же быт и, в конце концов, самое главное: одно и то же наречие»[592].

Илья Борщак делает замечание, что название «малоросс» будто приобрело неуважительное значение лишь в конце XIX ст., «а до этого множество настоящих по нынешней терминологии „украинцев“ называли себя „малороссами“»[593]. Но, наверное, И. Борщак весьма преувеличил. Далеко не всем нравился этноним «малоросс». В письме члена Киевской Старой Общины Ал. Лоначевского Г. Драгоманову в 1875 г. проступает в резкой форме отвращение к названию «Малороссия». Лоначевский пишет, что если с ним разговаривают на украинском языке и употребляют термин «Малороссия», то ему кажется, что его ругают. Дальше, защищая название «Украина», он выдвигает целый ряд мотивов: «Если от Мало— и Великороссии отбросить первые половины, то выйдет „единая нераздельная Рассея“. Разве этого Вы хотите? Пора бросить Малороссию, пусть нас зовут так одни обрусители. Название „Украина“ народное, а „Малороссия“ канцелярское. Чтобы узаконить свою несчастливую выдумку, Вы приложили всякие там акты. И что нам за дело до тех актов, той канцелярии. Пусть себе пишут что хотят — люди сроду не станут называть себя малыми, потому что это стыдно! Они хоть немного слышали о прозвании Шевченко своей земли, а о канцелярском и не слышали». И дальше он пишет, что «Украина» — это «название сердца». «Каждому слаже Украина, чем „Малороссия“, и у вас, когда только заговорит сердце „Украина“, и выявится. Даже Гоголь это ощущал: „Знаете ли вы украинскую ночь?“ — говорил он тогда, как сердце его пылало любовью к родной стороне»[594]. С 1832 г. царское правительство стало именовать Правобережье колониальным названием «Южно-Западный край». Однако название «Малороссия» как название отдельной административной единицы тоже, своим напоминанием о прошлом, стало не по душе. В 1835 г., когда графа Гурьева назначили полтавским и черниговским военным губернатором, в приказе по этому поводу пропущено было наименование «малороссийский». Тогда же потомок казацкой старшины, добрый знакомый Шевченко Аркадий Родзянко написал элегический стих: «На уничтожение имени малороссиян. Посвящается памяти вельмож малороссийских»[595].

Но термин Малороссия так понравился царским сатрапам, что с XIX ст. до февральской революции 1917 г. название «Малороссия» было на восточноукраинских землях неофициально обязательным. «В дореволюционной, официальной российской общественно-политической доктрине и на страницах историографии не существовало таких терминов, как „Украина“, „украинский народ“, „украинский язык“ (даже в географическом понятии не было Украины!). Вместо этого употреблялись такие термины, как „юг России“, „Малороссия“, „малоросс“ и т. п., что a priori противоречило существованию украинского народа как отдельной сборной культурно-исторически-национальной индивидуальности на собственной, испокон века заселенной территории, не говоря уже о политически-государственных аспирациях»[596]. Выдающийся английский историк Дейвис Норман, характеризуя отношение западных авторов к судьбе украинцев во Второй мировой войне и их понимание украинского этнонима, пишет так: «Украинцы также не подвергались классификации. Хотя из всех европейских народов, они, наверно, имели, в абсолютных цифрах, больше всего жертв среди гражданского населения, их главной политической целью было освободиться из-под советского и российского гнета. Лучше всего, что можно было совершить с такой несчастной нацией, — изображать, будто ее не существует, и принять давнюю царскую выдумку, что украинцы — это „малороссияне“. На самом деле украинцы ни малые, ни россияне»[597].

Нельзя здесь не вспомнить смехотворную, с точки зрения исторической перспективы, польскую попытку именовать часть украинских земель Малой Польшей. Вследствие украинско-польской войны 1918–1919 гг. Галиция и Волынь были, как известно, присоединены к Польской Речи Посполитой. С того времени польские шовинисты стали официально называть их «Восточной Малой Польшей» (Wschodnia Małopolska), а термин Западная Украина был запрещен. В конце 30-х годов польская цензура постоянно запрещает исторические названия «Галиция» и «галицкий»[598]. К польской этнонимической политике мы еще вернемся. У некоторых польских авторов в XV ст. появилось новое, тоже книжное по происхождению, название «Красная Русь» (Russia Rubra) относительно земель Галицко-Волынского княжества. Летописи такого названия не знают, как и не знало ее населения этих земель[599].

Что же касается термина «Белая Русь», то он стал постоянно употребляться («Белоруссия» и «белорусы») только со второй половины XIX ст.[600]. Существуют разные версии происхождения термина «Белая Русь». Например, название «Белая Русь» выводят от города Бельск, над рекой Белянка, или от города Белосток. По мнению известного белорусского исследователя Е. Карского, он появился позже терминов «Великая Русь» и «Малая Русь» путем наследования и происходит от белого цвета полотняной одежды населения[601]. В латинских документах наименование «Alba Russia» встречается в XIV ст.; в XVI ст. это название встречается «во всех литературных памятках („Хроника“ Стрыйковского, произведения Старовольского и др.) как общеизвестное»[602]. Существует версия, что название Белая Русь появилось во времена татарского ига и означало, что белорусские земли не подпали под иго[603]. «Подобно тому, как „белый мир“ означает „свободный“, так и „Белая Русь“ означает „свободную Русь“. Другие находят, что „Белая Русь“ получила свое название от белой одежды, в которую одевались белорусы. Такой одеждой были белые свитки, жупаны и кожухи»[604].

В 1840 г. Николай I запретил употреблять в официальных документах названия «Литва» и «Белоруссия». Так боролась российская бюрократия с белорусским сепаратизмом.

Белорусский крестьянин называл свой язык «простой», а себя «русским» или «литвином». Термин «белорус» книжного происхождения и стал распространяться лишь в последние десятилетия XIX ст. «Еще под конец XIX ст. слово „белорус“ не имело этнического характера и воспринималось как топоним»[605]. Территория современных белорусов соответствует, в основном, территории летописных кривичей. Это дало толчок к идее переименовать Белоруссию в «Кривлю». Однако попытки назвать белорусов давним племенным названием «Кривичи» не принялись[606]. Возможно, однако, проблема не закрыта: «нам Беларусам трэба добра прызадумацца, ці не замяніць чужога нам назову „рускі“ на уласны „крьівіч“[607].

Подытоживая, заметим, что греческая калька на определение колоний („Великая Греция“ — „Великороссия“) отнюдь не дает россиянам оснований для спеси, наоборот, она еще раз удостоверяет их колониальное прошлое и полнейшую необоснованность их претензий на политическое и культурное наследство Киевского государства.

Название „Малороссия“ в Украине, несмотря на все потуги царских сатрапов, не прижилась и не уживалась среди простого украинского народа. „Названия „Малая Русь“, „Малая Россия“ были книжные и никогда не принялись среди нашего народа“[608]. Украинский народ ни сам себя так не именовал, ни называл так какие-то части своей территории. „Малороссия“ — слово искусственное, книжное, которое и до сих пор не проникло в народ»[609]. То же самое наблюдалось в Московщине относительно термина «Великороссия», который бытовал там только в официальных актах и отсутствовал совсем в устной речи. «Но надо заметить, что российский народ нигде не называет себя „великорусами“, „малорусами“ или „белорусами“; эти этнографические названия принадлежат науке и употребляются только просвещенными людьми»[610]. Даже отчаянные черносотенцы не стараются в наше время реанимировать устаревшие этнонимические названия Великороссия и Малороссия. Термины эти навсегда отошли в прошлое.