КАТАСТРОФА

Сегодня свадьба Шорнолоты; в доме жениха небывалое торжество. Из Калькутты привезли европейский оркестр. Во дворе толпятся ребятишки и любопытные. Вид у жениха далеко не привлекательный. Сам черный как уголь, в красной свадебной одежде, он был страшен, как Рактабидж[63] перед битвой. Пришли его близкие друзья; жених молча сидел среди них.

Ласковы люди к новобрачным в день их свадьбы! Даже если жених и невеста бедны, все равно в этот день все почтительны с ними; даже если они некрасивы, все равно люди приходят взглянуть на них. И те, которые видели юношу изо дня в день с самого его рождения, обязательно придут посмотреть на него уже как на жениха. Время от времени кто-нибудь отзывал жениха в сторону, и тот с явной неохотой покидал толпу своих сверстников.

В то утро Шошанкошекхор встал рано и предупредил Шорну:

— Сегодня ничего не ешь, Шорна!

— Почему? — сделав удивленное лицо, спросила она.

— Сегодня твоя свадьба! — и Шошанко злорадно рассмеялся.

Сердце Шорны затрепетало от этого смеха. Сегодня она увидела другого, страшного Шошанко. Он стал ей казаться одним из тех страшилищ, о которых она когда-то читала в книжках.

— Да, сегодня твоя свадьба, Шорна! — повторил Шошанко, и смех его зловеще отозвался в сердце девушки.

Шорна в ужасе отшатнулась и спросила дрожащим от гнева голосом:

— Кто меня выдает? Где будет свадьба?

— Если б жив был твой отец, выдавал бы тебя он, а теперь я! А где и с кем будет свадьба, сама знаешь: вчера вечером все слышала! — с отвратительной улыбкой ответил Шошанко.

Шорна от ужаса и возмущения вся задрожала. Как мог Шошанко знать, что она не спала, а притворялась? Как догадался о том, что происходит в ее душе?

— А вы и впрямь настоящий благодетель! — проговорила Шорна.

— Для других — не благодетель, для себя — благодетель! — отрезал Шошанко. Помолчав немного, он добавил: — Да уж будто я для других ничего не делаю? И эту свадьбу устраиваю только потому, что так хотел твой отец.

— Ничего подобного! — крикнула в ответ Шорна. Шошанко опять злорадно рассмеялся.

— Ну, хорошо, он не хотел этой свадьбы, зато я хочу! — проговорил он. — Какое это имеет значение, хочешь ты или нет, когда не согласен тот, кого выдают, — возразила девушка.

— Как? Жених согласен. Его согласие давно получено.

— Что мне, согласен жених или нет? Я не согласна!

— Вот вы все такие «образованные», — начал Шошанко. — Подумаешь, выучилась немного читать и уже забыла всякий стыд и совесть! Не видишь, где твое счастье! Я по-хорошему тебе говорю, не поднимай скандала! Скандал при обручении до добра не доводит, — проговорил он угрожающе и собрался уйти.

— Куда же вы? — остановила его Шорнолота. — Со вчерашнего дня вы держите меня под замком. Отпустите меня, я хочу сейчас же уехать в Калькутту!

— Не сегодня. Поедешь после свадьбы! Шорна подошла к двери.

— Я сейчас закричу, что меня убивают; люди услышат, взломают дверь и освободят меня! — проговорила она и хотела выйти, но Шошанко схватил ее за руку и оттащил в глубь комнаты. Шорна дважды пыталась выбраться наружу, но где ей было тягаться с Шошанко! Гуру оттолкнул ее на середину комнаты, вышел и запер дверь на ключ. Шорна громко зарыдала.

— Теперь плачь, сколько хочешь, — проговорил Шошанко и, засмеявшись, ушел.

Войдя в комнату, где находился жених, он приказал музыкантам:

— Если услышите плач, играйте громче.

Сколько Шорна ни плакала, сколько она ни грозила, сколько ни умоляла, простирая руки, безжалостный Шошанко ничего не хотел слушать.

— Я вам дам в два раза больше денег, чем вы получите за мою свадьбу, только отпустите меня! Я отдам вам все деньги, которые оставил мне отец, только отправьте меня к даде! — умоляла его Шорна.

— Ты еще не имеешь права распоряжаться деньгами, иначе не было бы никаких хлопот, — возражал Шошанко.

— Я обещаю, что отдам! — клялась Шорна.

— Шошанкошекхор не верит обещаниям.

— Тогда что же ты хочешь, скажи, я все сделаю!

— Я хочу, чтобы ты вышла замуж за этого жениха.

— Ведь и у вас есть дочка! Подумайте о ней! Неужели вы и свою дочь тоже насильно будете выдавать замуж!

— Моя дочь — не такая бесстыдница, как ты. Она не станет поднимать шум, если дело ее не касается. За кого захочу выдать ее замуж, за того и пойдет. В таком деле у нее не может быть своего мнения. Она не учится, и ее брат не знает английского языка! — добавил он.

Шорнолота, растерявшись, замолчала.

Поезда приходили в Шрирампур, останавливались ненадолго и шли дальше. Всякий раз, как доносился шум поезда, Шорна думала: «Вот на этом поезде приехал кто-нибудь за мной!». Ах, если бы все надежды сбывались! Тогда земля стала бы раем.

Шорнолота совсем отчаялась. Ей начало казаться, что все поезда идут только в Калькутту, а оттуда не приходит ни один.

Незаметно день подошел к концу. Солнцу ведь незнакомо сострадание. Сколько больных в постели трепещет, чувствуя приближение ночи! С какой тревогой следят за заходом солнца те, кого ночь застает в море. Как рыдает Шорна, думая о том, что с наступлением ночи она на всю жизнь погрузится в океан скорби! Неужели вид этих слез не смягчит сердца светила? Разве солнцу-отцу не жаль дня, своего сына? Нет! В то время как сын твой, солнце, медленно умирает, сколько сыновей смертных справляют свои свадьбы, получает богатства, достигают власти. Бесстрастно взирает бог-солнце на смерть своего сына, ни на минуту не замедлит свой ход. Нет в солнечном роду людских страстей — и отец, и сын равно подчинены судьбе.

По мере того как приближался вечер, беспокойство Шорнолоты возрастало. Теперь еще одна мысль не давала ей покоя. Она думала о том, что, наверное, ее брату стало хуже, а вдруг — даже страшно подумать! — с ним случилось что-нибудь ужасное. Шошанко уже два дня не ездил в Калькутту. Шорна забыла о своем горе. Ей не терпелось узнать о здоровье Хема, но никто не приходил к ней. Ей не у кого было справиться о брате, Шошанко был очень занят. Жена и дочь его с самого утра сидели запертые в онтохпуре.

Наступил вечер. По небу скользили легкие облака. Поднялся прохладный весенний ветер.

С гирляндой цветов, в шелковой одежде, звеня браслетами, вошел жених. Вид у него был отталкивающий. Заиграла музыка. Жених сел в центре комнаты в окружении музыкантов. Друзья стали весело подшучивать над ним, как и полагается в таких случаях. Пришел жрец. Шошанко и Хоридас, отойдя в сторону от гостей, считали деньги. Шорнолота одиноко плакала в своей тюрьме. С наступлением вечера всякая надежда на спасение у нее исчезла.

— Боже мой! Что за судьба мне выпала! — рыдала она. Но кто услышит ее плач? Все веселятся, а Хоридас отсчитывает деньги Шошанко. Потом оба вышли к гостям. Все было готово. Ждали только появления невесты. Шошанко пошел за ней.

Лишь только он открыл дверь, как Шорнолота упала к его ногам и с плачем воскликнула:

— Скажи мне сначала, как здоровье дады, иначе я не двинусь с места!

— Твой брат здоров, — ответил Шошанко.

— Поклянись жизнью своего сына! — умоляла Шорна. Бедная девушка! Она совсем потеряла голову и даже не помнила, что говорила.

— Я сказал тебе сущую правду: твой брат выздоровел, — повторил Шошанко. — Я и со свадьбой так тороплюсь, потому что он выздоровел. Когда Хем будет на ногах, он, конечно, не даст согласия на эту свадьбу! Если б ему было плохо, я не стал бы спешить.

Шорнолота почувствовала, что Шошанко говорит правду. Тогда она крикнула:

— Вы не смеете выдавать меня против моей воли! Не смеете! Если вы пойдете на это, вам будет плохо. Я повешусь, вот увидите!

— После свадьбы можешь яд принять, можешь горло себе перерезать, — мне будет все равно. Я с тобой связан только до свадебного обряда! — И он опять захохотал.

Шорнолота обхватила ноги Шошанко. Тогда Шошанко присел и схватил ее за руки. Но в этот момент Шорна вырвалась, отбежала в угол комнаты и, завязав вокруг шеи край сари, закричала:

— Не двигайтесь! Сделаете хоть один шаг, я затяну петлю!

— Шорна, ты ребенок, — стал уговаривать ее Шошанко, — поэтому так горячишься. Тебе не вырваться от меня! Теперь ты можешь уйти, но благоприятное время[64] проходит, сегодня все кончится хорошо; но если убежишь, то пройдет благоприятный момент, и в будущем тебя ждут несчастья. — Шошанко приблизился к ней.

— Я затягиваю петлю! Пусть смерть принесет мне освобождение! — воскликнула Шорна, намереваясь исполнить угрозу. В это время окна озарились ослепительным светом. Тут Шошанко понял, что в его просторной молельне вспыхнул пожар.

Загрузка...