Украденные воспоминания

Глава 5

Грановского выпустили утром, и это произошло буднично и просто. Следователь сообщил ему об изменении меры пресечения. А перед тем, как Максима увели, предупредил, чтобы тот был осторожен.

– Что-то случилось? – не понял Максим. – Почему вы мне об этом напоминаете?

– Ну, мы выпустили одну из ваших коллег, и тем же вечером на нее было совершено разбойное нападение. Ее ударили ножом.

– Ее? – переспросил Грановский. – О ком вы говорите?

– О вашей подчиненной Петровой Марине Степановне. К сожалению, женщина скончалась до приезда «Скорой». Преступника сейчас ищут, но пока никаких зацепок – свидетелей-то нет.

– Что у нее брать-то? – удивился Максим Леонидович.

– Может, оказала сопротивление? – предположил следователь. – Точно установить, что и как случилось, сейчас трудно. А может, на нее напал психически больной человек или наркоман.

– Печально, – качал головой Грановский. – Трудно поверить.

– Выражаю вам свои соболезнования.

– Мне-то зачем. У нее дочь-инвалид. Что теперь с ней будет?

– Государство поможет.

Максим усмехнулся, но промолчал.

Он открыл дверь квартиры, вошел в прихожую и сразу почувствовал стойкий запах лекарств. Не разуваясь, подошел к двери комнаты матери и приоткрыл ее. Надежда Андреевна лежала в постели с закрытыми глазами.

– Ты спишь? – негромко спросил Грановский.

Мама открыла глаза.

– Ой, напугал… Я только-только задремала…

Наконец пожилая женщина поняла, что сын вернулся домой, и попыталась подняться. Но Максим подошел и удержал ее.

– Тебя отпустили насовсем? – спросила Надежда Андреевна. – Разобрались и поняли, что ты ни при чем?

– Разберутся, – попытался успокоить мать Грановский. – Отпустили, и ладно.

Посмотрел на прикроватную тумбочку, на пузырьки и коробочки с медикаментами.

– Гляжу, ты приболела…

– Немножко. Когда сообщили, что тебя арестовали, у меня что-то сердце прихватило. Но «Скорую» успела вызвать и даже дверь входную открыла. Подумала: вдруг приедут, начнут звонить, а сил подняться у меня уже не будет. Правда, очень быстро приехали, кардиограмму сделали. Только я отказалась от госпитализации. А зачем мне больница? Что мне там делать, когда ты в тюрьме маешься? Вот и лежала тут все время. Сейчас получше стало. Ко мне медсестра из поликлиники приходит уколы делать, врач участковый тоже заглядывает. Сегодня не знаю, придет ли, а завтра уж точно… Не бросают меня, так что ты не волнуйся.

Мать и сын поговорили еще немного. Потом Грановский отправился на кухню и заглянул в холодильник. Но есть не стал, сел за кухонный стол и посмотрел за окно на двор: детская площадка, трансформаторная будка, несколько гаражей – вид, знакомый с тех лет, как себя помнит. Гаражи уже вросли в землю и поржавели, а вот будку трансформаторную за это время перекрашивали несколько раз – теперь стала оранжевой. А так больше ничего не менялось, только тополя вымахали по самые крыши пятиэтажек.

Из коридора донеся звук шаркающих шагов, и на кухню вошла Надежда Андреевна.

– Ты бы лежала лучше, – сказал Максим.

– Нет, я сейчас быстро на поправку пойду, – весело возразила мама, – с чего мне теперь болеть, ведь ты вернулся! Прямо чувствую, как сразу лучше стало. Да и способна верно оценить свое состояние – у меня же четыре курса медицинского, и хоть врачом не стала, кое в чем разбираюсь.

Надежда Андреевна тоже открыла дверь холодильника, заглянула внутрь.

– Чем бы тебя накормить? Тут Лариса, соседка, приходила. Не бросила меня, заботилась – спасибо ей. Она и готовила, и рядом сидела. Очень хорошая девочка. Росточка, правда, маленького, но кому лошади-то нужны… А то, что у нее ребенок, не беда – не каждой ведь везет с мужем. Ты же помнишь ее дурака-пьяницу? И откуда такие люди берутся? Лариса добрая, заботливая, а тот все к бутылке тянулся. Но хоть развелась, и то хорошо. Ты присмотрелся бы к ней, не век же одному куковать.

– Присмотрюсь, – пообещал Максим.

– Она сегодня обязательно придет. А лучше сам к ней сходи. Поблагодари за меня, то есть за заботу обо мне. Поговори, пригласи куда-нибудь. Сходишь?

– Непременно.

– У меня в комнате бутылка шампанского припрятана, – вспомнила Надежда Андреевна, – с Нового года осталась. Возьми ее, конфет каких-нибудь. Она тебе что, совсем не нравится?

– Нравится, – кивнул Грановский, – хорошая девочка.

– Так в чем же дело? Вот и сходи к ней. Только переоденься во что-нибудь приличное.

Мать поставила на плиту кастрюлю, а Грановский еще раз выглянул в окно. Вспомнил о Марине Степановне, и у него защемило сердце так сильно, что он рукой потер левую сторону груди. Надежда Андреевна заметила движение.

– Тебя что, тоже сердце беспокоит?

Тот молча покачал головой.

– Когда врач приедет, надо попросить и тебя осмотреть. Мне колют что-то – так боль сразу отпускает. Я легко засыпаю, а когда пробуждаюсь, все таким славным кажется, будто и нет ничего плохого вокруг, как-то радостно на душе. А потом про тебя вспоминала и опять… Ты скажи врачу…

– Непременно, – снова пообещал Максим.

Он прошел в комнату, опустился в кресло и включил телевизор. Начал переключать программы, но ничто не смогло заинтересовать его. Опять перед его мысленным взором предстала Марина Степановна. Вспомнилось, как принимал ее на работу, как решил уже отказать ей, но увидел глаза женщины, подумал и сказал:

– Мы берем вас, но с испытательным сроком. Только учтите, если ваших знаний не хватит….

– Я буду стараться! – пообещала она. – Мне очень-очень нужна эта работа!

Ей было сорок или даже меньше, но выглядела старше. Потом только, уже поработав какое-то время, она стала иначе одеваться, делать прически и макияж. Помолодела немного и даже расцвела… И вот Марины Степановны больше нет.

Грановский взял мобильник, собираясь набрать номер мистера Хадсона, но вовремя одумался: нельзя связываться с боссом в любом случае. Возможно, его для того и выпустили, чтобы позвонил ему, доложил обо всем и спросил, что делать дальше, что отвечать полиции и тому подобное. Наверняка. Ведь все его разговоры будут прослушиваться и записываться, не стоит даже сомневаться.

По телевизору шла информационная программа. Девушка-диктор объявила о начале блока экономических новостей, и на экране появился прилизанный мужчина с одутловатым лицом. Слушать его не хотелось. Максим решил уменьшить звук, но вдруг прозвучали слова «Рашен райз».

– Возвращаемся к нашумевшему делу, – произнес ведущий. – Как установило следствие, руководство фонда придумало сложные схемы ухода от налогов, поэтому экономический ущерб составил по меньшей мере около сорока миллиардов рублей. Кроме того, значительная часть прибыли уводилась за рубеж под мнимые контракты. Все это позволяло руководству фонда и даже рядовым сотрудникам жить на широкую ногу, устраивать вечеринки, приобретать дорогие автомобили, загородные дома, яхты, драгоценности и другие предметы роскоши. Помимо всего прочего, значительные средства выделялись на поддержку несистемной оппозиции, на организацию протестных мероприятий, митингов и прочего. Следствие располагает документами, свидетельствующими о том, что…

Грановский выключил телевизор.

«Вот ведь чушь! – подумал он. – Какие документы? Ложь от начала до конца! А ведь многие поверят. Да и как не поверить, если об этом сообщают в новостях. А другие, люди трезвомыслящие, все равно скажут, что дыма без огня не бывает. Когла еще суд состоится, а общественное мнение уже определилось. К тому же судьи тоже члены общества. Они тоже смотрят телевизионные новости и слушают радио в своих не самых дешевых автомобилях… Чем крупнее ложь, тем скорее в нее поверят. Кто это сказал? Геббельс, кажется. Вот и сейчас новостные программы создаются по тому же принципу…»

– Все стало вокруг голубым и зеленым, в ручьях зашумела, запела вода… – донесся из кухни негромкий голос Надежды Андреевны.

«Вот и хорошо, – улыбнулся Грановский, – мама поет, значит, скоро кончатся все неприятности. По крайней мере, для нее».

Он очень хотел, чтобы именно так и случилось. Постарался переключиться на другое и представить себе что-нибудь приятное. Даже глаза закрыл. И вдруг увидел перед собой Наташу Пешкову, которая подошла к нему и что-то шепнула, улыбаясь. Что именно, он не расслышал и, не решаясь переспросить, улыбнулся в ответ. Наташа повернулась и пошла по коридору офиса, направляясь к своему кабинету, мимо ряда одинаковых дверей и настенных бра. Максим смотрел ей вслед и видел ее тоненькую фигурку в ореоле света. Свет уносил Наташу, уносил медленно и далеко, пока та не растаяла в дымке…

Грановский открыл глаза и услышал разговор в коридоре. Кто-то пришел. Дверь открыла мама, а он даже не услышал звонка. Хотя, вероятно, именно звонок его разбудил. Максим поднялся и вышел в прихожую. Увидел мужчину в очках и белом халате.

– Добрый день, – улыбнулся ему врач, – как хорошо, что вы вернулись.

– Я ему вчера все про тебя рассказала, – призналась Надежда Андреевна. – Сказала, что ты хороший, но тебя злые люди оговорили.

– Ну, пройдемте в комнату, – повернулся к пациентке врач. И специально для Максима добавил: – Сегодня вы, Надежда Андреевна, выглядите лучше, но все равно лишний раз не вставайте. Сейчас я осмотрю вас и сделаю укольчик, чтобы было еще лучше.

«Доктор общается с ней как с ребенком», – подумал Грановский. И тут же удивился, сообразив, что именно так и сам говорил с матерью в последнее время. Не спорил, слушал все, что она рассказывала, вполуха и со всем соглашался.

Он хотел уже вернуться в свою комнату, как в коридор выглянул врач. Увидел его и вышел. А оказавшись рядом, шепнул:

– А вот как раз вы неважно выглядите. Сердце не беспокоит?

Максим покачал головой.

– Нет.

Но тут же вспомнил, как недавно, сразу после возвращения домой, сдавило левую сторону груди, и признался:

– Может быть, немного. Очень неприятное ощущение.

– Тогда дождитесь меня, не уходите никуда. Закончу с вашей мамой, а потом осмотрю вас.

Грановский вернулся в свое кресло. Снова включил телевизор. Прощелкал российские каналы, остановился на канале новостей «CNN» и увидел девушку с развевающимися на ветру волосами. Девушка улыбалась застенчиво, и ее улыбка была похожа на улыбку Наташи Пешковой. Максим подошел почти вплотную к экрану и посмотрел внимательно. Это и в самом деле была Наташа. Он схватил пульт и увеличил громкость.