Укрощение демонов

Глава первая Рядовой Константин Варламов Последняя тревога

Двое бандитов бежали, пригнувшись, а двое других залегли за камнями и стреляли без остановки длинными неприцельными очередями. Один – из автомата, другой – из ручного пулемета. Пулеметом можно было без проблем создавать необходимую плотность подавляющего огня. Так и получилось. Пули били в камни, за которыми сидели я, наш командир взвода старший лейтенант Тицианов, про которого комбат постоянно говорил, что это офицер с неприлично красивой для спецназа фамилией, и младший сержант Вася Скворечня. Камни были крупными и хорошо нас прикрывали, но нам не столько прикрытие было нужно, сколько возможность стрелять по перебегающим бандитам. Но пулемет нам этой возможности не давал. Автоматные же очереди лупили пулями по каменистому склону ущелья где-то выше. И на нас только сыпались каменные крошки. Тем не менее и одного пулемета пока хватало, чтобы не дать нам головы поднять и ответить встречным огнём.

Правда, старший лейтенант Тицианов, несмотря на свою неприлично красивую для спецназа фамилию, вполне прилично сделал два навесных выстрела из подствольного гранатомета. Первый в сторону перебегающих, второй в сторону камней выше по ущелью, где засели пулеметчик с автоматчиком. На пятнадцать секунд пулемет все же заглох. Мы уж надеялись, что выстрел оказался таким удачным, что дал нам возможность самим пострелять. Но надеждам оправдаться было не дано. Пулеметчик, видимо, просто сменил за эти секунды позицию на более закрытую, чтобы его не достали осколки. И едва мы высунулись из-за камней и попытались найти прицелами бегущих, как пулемет снова заговорил и заставил нас как можно быстрее пригнуться, чтобы уберечь головы. Следующий выстрел из подствольника вообще никакого результата не дал. Пулемет даже двухсекундной паузы не сделал.

– Из чего он стреляет? – удивился Тицианов. – У любого пулемета уже обязан был перегреться ствол. И звук какой-то непонятный. Не могу разобрать, что за пулемет.

Я только плечами пожал.

Но ствол, видимо, в самом деле перегрелся. Или просто время смены позиции подошло. А это значило, что первая пара бандитов добежала до хорошего укрытия и дала знак второй паре, что смена прикрытия произошла. Пулемет замолчал, следом за ним замолчал и автомат, но едва мы приподнялись над камнями, как с другой позиции заговорил другой пулемет и другой автомат. Но здесь уже можно было определить по звуку, что стреляют ручной пулемет Калашникова и старенький АК-47. Хотя сейчас дистанция для стрельбы выросла более чем вдвое, пули по-прежнему долбились в наши камни и не давали нам открыть стрельбу по второй паре бандитов, которая только теперь начала перебежку в сторону первой пары. Так можно было и упустить их. А как не упустить, если стрелять невозможно?

Вася Скворечня по происхождению был из рода потомственных сибирских охотников-профессионалов, а это значит, что он человек одновременно и думающий, и быстро соображающий, каким манером одолеть противника.

– А им же не ахти как и видно нас… – решил вдруг младший сержант. – В левый крайний камень ни одна пуля не попала.

Это Вася заметил верно. Правда, за левым камнем никто из нас и не прятался, но бандиты этого знать не могли. Тем более нам было нетрудно переместиться под прикрытием других камней на три метра в сторону. Но, видимо, что-то бандитам закрывало обзор.

– Я гляну, товарищ старший лейтенант? – спросил Вася.

– Глянь, – согласился Тицианов.

Скворечня уже четвертый год служил контрактником и за это время приобрел такие навыки скрытно перемещаться, какими не каждый офицер спецназа обладает. Отбросившись на спину, Вася заработал лопатками и ногами, держа оружие перед грудью и задрав голову так, чтобы было видно, куда он ползет, и пополз так быстро, как обычный человек пешком ходит. И уже через несколько секунд, миновав несколько крупных камней, перевернулся лицом вниз, встал на четвереньки и выглянул из-за камня. Судя по тому, как долго он стоял, Скворечня не опасался стать мишенью – противник не видел его. Тогда Вася просто перебежал под большую скалу, там залег и пополз дальше. Вскоре нам он стал совсем не виден. Но мы услышали, как застучал его автомат. Он дал только четыре короткие и хлесткие очереди. А потом стрелять стали, видимо, в него. Чтобы поддержать Васю, мы с Тициановым тут же решили перехватить инициативу и уже своим огнем прижать стреляющих к камням. Но они и стрелять перестали, а нам вообще стало не видно, в кого стрелять-то. Ни первой пары бандитов, ни второй не просматривалось. Объяснил все Вася Скворечня, неожиданно оказавшийся уже рядом с нами:

– Вторую пару, товарищ старший лейтенант, я положил. А первая ушла, прячась за большими камнями. Будем догонять?

– Вперед! – скомандовал старший лейтенант.

Мы побежали. И быстро оказались рядом с двумя распростертыми телами убитых Васей бандитов. Скоро достигли и камней, за которыми пряталась первая пара. Россыпь стреляных гильз показывала их позицию. Но самих бандитов даже видно не было, и преследовать их сейчас было не просто опасно, но и бесполезно. Старший лейтенант долго не отнимал от глаз бинокль с тепловизором. Искал свечение биологически активного объекта над камнями. Но ничего найти не сумел. Бандиты как сквозь землю провалились. Значит, пора было возвращаться к отряду.

Разведка, в которую мы втроем ходили, прошла успешно. Осталось малое – собрать оружие и документы убитых. Тащить их с собой смысла не было, да и возможности тоже. Груз «двести» обычно не на себе отправляют.

– Что за штука такая странная? – сам себя спросил Тицианов, поднимая пулемет убитого бандита. – Впервые такой вижу.

Старший лейтенант осмотрелся, рядом не видно было стреляных гильз. С этого места пулеметчик не стрелял. Тогда Тицианов отсоединил дисковый магазин и посмотрел патроны:

– Пулеметными патронами стреляет. Значит, пистолет-пулемет. Но пистолет-пулемет сошек не имеет. И еще… Этот может с использованием ленты стрелять… Непонятно…

Тицианов размышлял, разговаривая сам с собой, и нас не спрашивал, но все же бросил на младшего сержанта Скворечню вопросительный взгляд.

– Не встречался с такими, товарищ старший лейтенант. Арабское оружие вроде бы знаю. Может, китайское?

– Маркировка российская… Не знаю. Не видел такого…

Положив оружие бандита на камень, Тицианов взял у нас документы убитых и сунул их в карман. Все в батальоне знали, что в том же кармане старший лейтенант носит в целлофановом пакете золоченый погон своего прапрадеда с императорским вензелем Александра Третьего. Предок старшего лейтенанта оставил в наследство потомкам свой капитанский мундир. И два брата Тициановы – оба офицера спецназа ГРУ, только служащие в разных бригадах, – разделили капитанские погоны между собой.

– Что в рюкзаках? – спросил старший лейтенант.

Рюкзаки мы с бандитов только что сняли.

– Не успели осмотреть.

– Так осмотрите!

Мы синхронными движениями раскрыли рюкзаки и вывалили их содержимое на землю. Пока я и командир взвода ковырялись в вещах убитых бандитов, младший сержант посматривал по сторонам.

Тицианов выбрал из двух куч только общую тетрадь, чтобы забрать с собой. Остальное, какое-то тряпье, консервные банки, хлеб в целлофановом пакете, сдвинул ногой в сторону, смешав две кучи в одну. Раскрыл тетрадь и стал смотреть. Я заглядывал на страницы сбоку. В тетради было много различных чертежей. Какие-то оборонительные сооружения с крышами в несколько накатов. Но подписи все были сделаны на незнакомом нам языке, с применением кириллицы, однако со множеством дополнительных знаков. Наверное, использовался один из дагестанских языков.

Записи и чертежи заканчивались в середине тетради.

– Что это такое? – сам себя спросил старший лейтенант.

Глянул и я:

– Снайперская винтовка.

– Это даже я понимаю. А что на ней установлено?

– Не могу знать, товарищ старший лейтенант. Переводчик нужен.

Все подписи были на том же непонятном нам языке, а в дополнение было что-то расписано на целую страницу затейливой арабской вязью.

– Разберемся… – Тицианов свернул общую тетрадь в тугую трубочку и сунул в карман «разгрузки». Хорошая это вещь – «разгрузка». Столько карманов…

Конечно, когда перед командировкой нам сообщили, что жить мы будем в палатках, буйной радости никто не выказал. И хотя тогда еще стояла теплая осень в полном своем ярком многоцветии, думали, естественно, уже о зиме, которая обещала все-таки быть. Зимой-то в палатках… Сразу представились непроходящие сопли под носом и холод. Мы тогда, из тех, кто в командировку был определен, в большинстве, пожалуй, по полгода отслужили и считали себя опытными спецназовцами. Ныть от нагрузок отучились, не много, но кое-что уже умели и могли бы, при необходимости, даже сырой землей питаться, запивая ее росой с травы. Это, естественно, образное выражение, но расхожее в спецназе ГРУ. Такими нас сразу обещали сделать наши командиры. Молодых солдат, конечно, тоже в командировку взяли, и особенно перед ними мы храбрились, показывали, что нам и палатки нипочем, и плевать на зиму. Все равно Северный Кавказ – это не Южный Урал, откуда я родом, и климат кавказский подходит даже для палаточного проживания. Но вот уже полгода прошло в этой командировке, и зима, судя по календарю, кончилась, и никто не простыл и не схлопотал пневмонию. Но все, кому весной предстояло отправляться домой, завели «дембельские календари», где каждый вечер красным фломастером вычеркивали обозначение очередного прошедшего дня. И каждый знал, сколько дней ему якобы еще предстоит служить. Конечно, приблизительно, потому что домой солдаты едут по приказу командира бригады, а не по Указу президента, который лишь обозначает срок – «от» и «до». Но, в любом случае, думалось, что считать нужно до дня Указа, то есть традиционно до первого апреля, до «дня дурака», как его зовут в народе. Но кому-то, может быть большинству, придется ждать до пятнадцатого июля. Это последний срок весеннего призыва и увольнения. Изредка бывают задержки, но каждый считал, что его-то лично задержка не коснется.

Домой хотелось…

Но домой мы тоже должны были отправляться не из командировки. Оставалось еще полтора дня до того, как прибудет нам на смену следующий отряд нашей бригады. Потому и палатки не снимали, к которым привыкли, как к казарме. В действительности в палатках было не так и холодно, если в металлическую печку вовремя подбрасывать очередную порцию угля.

По тревоге нас подняли, как раз когда ждали прибытия сменного отряда и были готовы передать ему все свое уже обжитое за полгода хозяйство. Рассчитывали, что одну ночь придется провести в тесноте, а потом нас должны были отвезти на ближайший военный аэродром, чтобы отправить назад. Настроение было, что называется, чемоданное. И потому тревога, каких за время командировки было немало, показалась особенно нудной и несвоевременной. Тем более что подняли только нашу вторую роту, а первая продолжала готовиться к приему смены.

Наш командир взвода старший лейтенант Тицианов был человеком хорошим и с солдатами общался не только посредством команд. Кто-то задал старлею вопрос при посадке в машину, и Тицианов объяснил, что большая банда провела наглую террористическую акцию, хотя я лично не представляю, как террористическая акция может быть скромной. Тем не менее было совершено нападение на полицейскую колонну. Уничтожен бронетранспортер и грузовик вместе со всеми полицейскими, выехавшими по вызову в дальнее горное село, чтобы блокировать, может быть, этих самых бандитов или их товарищей. После уничтожения полицейской колонны банда и на само село напала. Безжалостно и жестоко убиты участковый полицейский и председатель сельсовета вместе со всей семьей. Банду требуется найти и уничтожить.

Рота у нас большая – восемь взводов, почти вдвое больше, чем первая, которая насчитывает пять неполных взводов. Но первая обычно считается более сильной, потому что там служат в основном контрактники. Однако в данном случае требовалось выставлять оцепление на большой площади, а для этого необходимо не столько профессиональное умение, сколько количество стволов. Может быть, потому нас и подняли, а их оставили. Но если дело затянется, могут и первую роту привлечь, и две другие роты, чье прибытие ожидается. Мы тоже, когда прибыли, не успели еще заехать в свой городок, где предстояло поставить палатки, как машины развернули по чьему-то приказу в обратную сторону. Только повезли нас не в аэропорт, а мимо него, в лесной массив. Тогда троих полицейских расстреляли в машине. И мы вышли на прочесывание леса. Там же и спецназ ФСБ работал, и полицейский спецназ, но у них и уровень спецподготовки на порядок ниже, и не было на вооружении тепловизоров. У нас же в каждом взводе имелось по биноклю с тепловизором. Причем в обеих ротах. Это комбат расстарался еще, как говорили, пару лет назад. Был захвачен бандитский груз. Бандиты уничтожены, а груз после досмотра декларировать не стали и реквизировали его на нужды бригады. Этот груз позволил вооружить биноклями с тепловизором три с половиной роты батальона. Бинокли доставались, естественно, не солдатам, а только командирам взводов, но и этого хватило. Мы все знали, что такой бинокль стоит, как три хороших автомобиля, произведенных отечественным автопромом. Хотя хороших автомобилей в России, как я слышал, вообще не производится. Эти-то тепловизоры и помогли нам в той первой операции, поскольку мы прибыли на место, когда уже начало смеркаться. Тогда комбат, отказавшись от помощи спецназа ФСБ и полицейского спецназа, выставил засаду на выходе из лесного массива. Участие посторонних сил в засаде не вдохновляло комбата по простой причине – он боялся, что, стреляя по бандитам, которые должны оказаться между двух линей огня, чужие спецназовцы могли попасть и в наших поисковиков, среди которых, кстати, был и я. А засада состояла только из самых опытных контрактников первой роты.

Мы продвигались, не торопясь, с трех сторон одновременно, поддерживая связь между всеми группами. Командиры взводов просматривали территорию впереди, если не обнаруживали противника, двигались дальше. Бандитов нашли уже в середине леса. Не мы первые. Сначала началась стрельба с правого фланга. А потом кто-то вышел и на наш участок. Тогда Тицианов нашел бандитов благодаря своему тепловизору, связался с другими группами во избежание попадания под очереди своих, убедился, что впереди именно бандиты, и дал посмотреть в бинокль пулеметчику, чтобы определить сектор обстрела, а пулеметчик уже стал поливать противника трассирующими пулями. Направление было показано, вся группа подключилась к обстрелу, а Тицианов только наблюдал за уничтожением противника. Лишь незначительная часть бандитов смогла уйти за пригорок как раз в ту сторону, куда мы их и гнали. Туда же выгнал своего противника и правый фланг. Засада завершила дело.

Но когда подсчитали убитых, командир спецназа ФСБ заявил, что не хватает двоих. И мы снова двинулись на прочесывание леса. И снова помог тепловизор. Эмир бандитов вместе с одним из своих ближайших людей сидел в глубокой яме, прикрытой плетеной из ветвей крышкой, а поверху был уложен дерн. По этой крышке можно было пройти и не понять, что твои каблуки роняют грязь на чью-то лысину. Маскироваться бандиты научились превосходно. Но вот скрыть тепло своих тел не могли. Тепло исходило из ямы, и соседний с нами взвод обнаружил их. Бандитов, даже не предложив им сдаться, расстреляли из десятка стволов прямо через настил и не дали им никакой возможности ответить встречной очередью.

Та, самая первая для нас, боевая операция запомнилась всем. Была она не слишком сложной, и тогда показалось, что и дальше все будет так же удачно и легко только потому, что мы называемся так – спецназ ГРУ. В действительности далеко не каждая боевая тревога заканчивалась уничтожением бандитов. Был долгий и порой безрезультатный поиск, бывало преследование, но не всегда удачное, потому что прятаться и убегать бандиты умели лучше, чем воевать, особенно если прятались они в своих селах. Тогда была единственная возможность определить бандита по синякам на плече или на бицепсе – эти следы остаются от приклада автомата при отдаче. Но, даже имея такие следы, попробуй докажи, что человек этот бандит, когда он говорит, что пьяный из кабины трактора выбирался и упал. А потом жена его пинками до дома гнала. А жена это подтверждает. А автомат он выбросил или спрятал где-то вдали от дома. И у нас даже прав не было на задержание такого человека. Хотя мы сами на себе все до единого можем показать аналогичные синяки. И ни одна экспертиза не возьмется утверждать стопроцентно, что это следствие отдачи приклада автомата. Таких бандитов, разведя руками, передавали ментам, те ставили их на учет и, как говорили, под особый контроль.

И последний выезд не был чем-то из ряда вон выходящим. Мы собирались только выполнить свою задачу и были готовы к тому, что события могут для нас сложиться и удачно, и неудачно. Но мысли все равно были уже там, где-то рядом с вокзалом, в ожидании поезда, который повезет домой. Но трудно бывает сосредоточиться на деле, если мысли отвлечены на мечтания. И приходилось себя заставлять на время забыть про поезд…

Наш комбат подполковник Рябухин сидел на складной скамеечке рядом с радистом, который развернул на камне свои системы связи. Я никогда не завидовал радистам. Хоть служба у них не в пример легче, чем у любого рядового линейного взвода, но на любых занятиях, на учениях или даже в боевой обстановке плечи радиста обязательно украшает тяжеленный спецрюкзак с аппаратурой. Сами радисты, как правило, парни не слишком крепкие. Не гоняют их так, как других солдат, ежедневно до такой степени, когда ноги гудят, как телеграфные столбы. Но таскать аппаратуру им все равно приходится. Иного, посмотришь, спецрюкзак сгибает и придавливает к земле носом.

Когда мы подошли, радист только плечами пошевеливал, разминая их после того, как освободился от тяжести, но руками работал еще неуверенно. А комбат торопил. Ему срочно нужна была связь с антитеррористическим комитетом.

– Что так долго, Тицианов? – недовольно спросил комбат. – Вторая разведка вернулась уже полчаса назад.

Никто не сказал нам, в какую сторону по ущелью ушла от села банда. Могла вниз уйти, могла вверх. И потому разведку отправляли в обе стороны.

– Нашли четверых бандитов, товарищ подполковник, – козырнул, уже докладывая, старший лейтенант. – Приняли бой. Двоих уничтожили. Двое как сквозь землю провалились. Даже тепловизор их не обнаружил.

– Это хорошо, – сказал Рябухин и посмотрел на меня со Скворечней.

У меня в руках был трофейный АК-74, у Скворечни – пулемет, показавшийся старшему лейтенанту Тицианову странным.

– Это что за металлолом принесли?

Подполковник смотрел на руки младшего сержанта, и Скворечня, шагнув вперед, протянул Рябухину ручной пулемет. Тот взял оружие, присмотрелся, сощурив глаза. Я давно заметил, что подполковник часто щурится, когда пристально что-то рассматривает. Значит, зрение у него не самое лучшее. Но очки он не носит. Я вообще ни разу не видел офицера спецназа ГРУ, носящего очки. Разве что солнцезащитные.

– Давненько такого не встречал. Где они его откопали? Я уж думал, их все под пресс пустили. Их же, кажется, еще в Отечественную выпускали. Да и то в качестве экспериментальных. На вооружение, не знаю, принимали или нет.

– Пистолетный патрон, товарищ подполковник, – подсказал старший лейтенант Тицианов. – А что это за оружие? Я вообще определить не смог.

– Такой не в каждом музее найдется. Пулемет «ЛАД». Не помню сейчас всех конструкторов. Знаю лишь фамилию первого – Лютый. Название – аббревиатура из первых букв фамилий конструкторов. Отличался тем, что ствол у него почему-то не греется, как у других.

– То-то он стрелял не переставая, не давал нам голову над камнями поднять, – признался Тицианов. – Грамотно прикрывал отход других. Но другие, как он, не смогли.

– Как дело было? Докладывай. – Подполковник развернул карту. – Где их встретили?

Старший лейтенант наклонился и показал пальцем:

– Вот здесь, двенадцать километров вверх по ущелью, сразу за поворотом. Навстречу нам шли. Вооружение – два пулемета и два автомата…

– Второй пулемет какой? – спросил подполковник Рябухин.

– Ручник, «калаш». Второй автомат АК-47. Они первыми отходили. Бандиты отходили, то есть их прикрывали с АК-74 и пулеметом «ЛАД». А потом, когда первая пара заняла позицию, начала отходить вторая. Но первые не смогли прикрыть их отход. Там «мертвая зона» для прострела образовалась. Младший сержант Скворечня за скалу выполз незамеченным и обоих бегунцов снял. Первая пара сразу стала отходить дальше. Там все ущелье усыпано крупными камнями. Сплошной лабиринт. Но они куда-то пропали. Я через тепловизор смотрел. Свечения не было. Может, где-то пещера есть. Не знаю. Организовать дальнейшее преследование малыми силами я посчитал нецелесообразным – могли выйти на всю банду. И мы поспешили назад, чтобы доложить.

– И хорошо, что поспешили, – согласился Рябухин. – Скворечня, говоришь, двоих снял?

– Так точно, товарищ подполковник. Младший сержант Скворечня.

– Молодец, Вася. Готовь грудь под медаль. По возвращении с операции сразу представление напишу. Обещаю.

Поговаривали, что комбат всех солдат знает по имени. Я сомневался, потому что меня он никогда не то что по имени, даже по фамилии не назвал. И думаю, что моя фамилия ему вряд ли известна. Но как зовут Скворечню, он, оказывается, знает.

– Когда Скворечня переползал на позицию, рядовой Варламов вызывал огонь противника на себя, – добавил старший лейтенант, хотя он отлично знал, что я только несколько раз пытался посмотреть на беглецов, а вовсе не отвлекал на себя огонь бандитов. Но опровергать слова командира я не стал. Начальству виднее заслуги подчиненных.

– Костя, кажется… – Комбат показал, что и мое имя знает, чем удивил меня даже больше, чем перед этим удивил старший лейтенант.

– Так точно, товарищ подполковник, – ответил я, вытягиваясь в струнку.

– Молодец, Костя. Тоже с медалью домой поедешь! Готовишься?

Я слегка растерялся, не соображая, что по уставу в таком случае говорить следует. Но мне был задан прямой вопрос, и на него можно было отвечать без устава:

– Так точно, товарищ подполковник. Готовлюсь.

– А мы останемся… – зачем-то сказал подполковник, нахмурился, думая о чем-то своем, и обернулся к сержанту-радисту:

– Максимов!

– Я, товарищ подполковник.

– Долго еще возиться будешь?

– Уже настроился. Вызываю. Как только ответят, сообщу.

– Отдыхайте, – махнул комбат нам. – Хорошо потрудились, спецназовцы, несмотря на фамилию своего командира. Хорошо и отдыхайте, пока противник позволяет отдохнуть.

Перед уходом Тицианов, вспомнив, передал подполковнику общую тетрадь из рюкзака бандита.

– Что это? – спросил Рябухин.

– Какие-то чертежи. Все записи сделаны или на дагестанском, или на арабском. Переводчик нужен. Сами не разберемся. Информация, судя по всему, не оперативного характера. Но сгодиться может. Там чертежи фортификационных сооружений или бандитских баз.

– Разберемся, – сказал подполковник точно так же, как недавно говорил нам старший лейтенант…