Алекс потянулся за кружкой, но каким-то образом промахнулся и не только не взял ее, а чуть не уронил на пол. Произведя соответствующую корректировку, он снова потянулся, и на этот раз его пальцы крепко взяли сосуд. Алекс поднес кружку к губам, но замер, поймав неодобрительный взгляд своей жены. Она, конечно, заметила столь очевидную неловкость и теперь смотрела на него с явным презрением. Броди был прав, временами она действительно напоминала какую-то рыбу.
Со дня свадьбы прошло уже три недели, но они так и не уехали в Доннехэд. К сожалению, намеченное путешествие приходилось постоянно откладывать. Сначала была неделя, которую он выделил на то, чтобы Мерри пришла в себя и успела поправить здоровье после первой брачной ночи. Алекса чрезвычайно нервировала отсрочка поездки, но он твердо решил пойти на это, хотя его супруга уже через пару дней выглядела совершенно здоровой.
Потом, за сутки до намеченного дня отъезда, обитателей замка поразила неведомая болезнь, основным симптомом которой было расстройство желудка. Болезнь протекала тяжело, и заболевшие целыми днями бегали в отхожие места. Болезнь на обитателей замка накатывалась волнами: сначала заболели две дюжины человек, но как только они пошли на поправку, заболели еще две дюжины.
Алекс поморщился от неприятных мыслей, но был вынужден признать, что все могло быть гораздо хуже.
Конечно, и ему, и его людям было нелегко и пришлось как следует трудиться, учитывая катастрофическое уменьшение числа рабочих рук в замке, но хорошо, что болезнь не поразила всех одновременно, а то в замке вообще было бы некому работать. В такой ситуации он точно не мог оставить д'Омсбери и уехать в Шотландию. При всем своем желании поскорее увидеть сестру он понимал, что не должен так поступать.
Теперь прошло уже две недели, и болезнь пошла на спад. Если не считать его самого. Алекса одолевало другое заболевание, и началось оно в его первую брачную ночь. Оно не скручивало живот и не вынуждало проводить много времени в отхожем месте. Но каждый вечер он чувствовал себя выбитым из колеи. Иногда к этому добавлялось головокружение. А то он вдруг начинал неразборчиво говорить, промахивался, пытаясь достать кружку или тарелку, а его походка становилась нетвердой. Короче говоря, каждый вечер он впадал в состояние, в каком он был в вечер свадьбы, и его начинали мучить симптомы опьянения.
Тот факт, что эта непонятная болезнь проявлялась только к ночи, навел Алекса на мысль, что ему что-то подмешивают в эль за ужином. И у него были основания подозревать в этом жену. Все началось после ее приезда в замок и грубого поведения Алекса в первую брачную ночь. Так что у нее был мотив. Но Алекс не был до конца в этом уверен. Два вечера подряд он вообще ничего не пил за ужином, а симптомы не исчезли. В результате он решил, что жена, вероятнее всего, ни при чем, и он все-таки подхватил какую-то инфекцию — возможно, даже ту самую, от которой страдали все его люди. Если так, то и вечерние симптомы вполне объяснимы: весь день он проводит на ногах, в трудах и заботах, а к вечеру устает до крайности, а значит, слабеет.
К сожалению, свою жену он видел только поздно вечером и опасался, что она принимает симптомы болезни за признаки опьянения. Каждый вечер после свадьбы Мерри следила за ним, как ястреб за домашней птицей.
Ее зоркий глаз не пропустил ни одного неверного движения. Судя по всему, она уже не сомневается в том, что ее супруг законченный пьяница. Алекс не винил ее, тем более, после неудачной первой брачной ночи, но все это было чертовски неудобно. Он намеревался наглядно продемонстрировать ей, что не имеет ничего общего с ее отцом и братьями, а вместо этого проклятая болезнь лишь укрепила девушку в ее уверенности. Он уже совсем было собрался поговорить с ней, объяснить, что он не пьяница, а все внешние признаки всего лишь симптомы неведомого заболевания, но засомневался, что она ему поверит.
Кроме того, ему вообще было трудно говорить с ней. Сначала он терял дар речи от стыда за свою грубость в первую брачную ночь, а потом решил, что любые слова бесполезны, поскольку для нее они все равно остаются пустым звуком. Она выросла в окружении пьяниц и привыкла к их оправданиям. Даже если он обратит ее внимание на то, что вообще ничего не пьет за столом, она решит, что он напился заранее.
И еще одна, совершенно другая причина мешала Алексу поговорить со своей женой. Несмотря на свое непростительное поведение в первую брачную ночь и уверенность в том, что Мерри его ненавидит и презирает, он не мог находиться с ней рядом, не испытывая сильнейшего желания. Каждый вечер он сидел рядом с ней за столом, и желание сжигало его изнутри, становясь все острее от каждого случайного прикосновения, от звука ее голоса, ее запаха. Зная, что она боится его прикосновений — да и как могло быть иначе, — он боролся с этим желанием. Но если разумом он выигрывал это сражение и не прикасался к жене, даже когда ложился с ней в постель, то его тело совершенно не желало ему подчиняться. Последние три недели он постоянно испытывал эрекцию, с которой ничего не мог поделать. Даже в юности с ним не было ничего подобного. А теперь ситуация усугублялась каждую ночь.
При нормальном развитии событий Алекс только радовался бы этому. Поскольку браки, по сути, являлись деловым контрактами, которые заключались и подписывались, когда будущие супруги были еще детьми, мужчина редко испытывал сильное половое влечение к своей жене. Алекс же испытывал острое вожделение, в то время как жена относилась к нему с явным отвращением. И хуже всего было то, что он не мог ее за это винить. Он ненавидел себя за то, что повел себя в постели как животное, и даже подумать боялся, что он такое сотворил с ней, если открылось столь сильное кровотечение. Он не мог не думать об этом — такие мысли постоянно отравляли его мозг, как ядовитая змея. Просила ли его девушка быть осторожнее? Пыталась ли она освободиться, когда он вонзался в ее тело? Может быть, она плакала?
Боже правый, Алекс ни разу в жизни не обидел женщину. Во всяком случае, ничего подобного он за собой не помнил. Но теперь он начал сомневаться. Может быть, еще когда-нибудь, выпив лишнего, он тоже повел себя с женщиной грубо? Даже если это было однажды, все равно непростительно. Мужчина не может обижать женщину, которая слабее его. Что же теперь делать? Ведь что-то определенно надо делать! Его брак превратился в холодную войну. Дальше так продолжаться не может. Три недели этой войны совершенно измотали его тело и душу. Но как исправить положение?
Алекс взглянул на жену, которая неожиданно извинилась и встала из-за стола. Несчастными глазами он смотрел, как она поднимается по лестнице, как покачиваются при ходьбе ее бедра, колышется платье. Больше всего на свете он желал встать и последовать за ней, войти следом в комнату, обнять за талию и прижать спиной к себе. А потом, захлопнув за собой дверь, он хотел до одури целовать ее, чтобы неприязненное выражение исчезло с ее милого личика и больше никогда не возвращалось; осторожно снять с нее одежду, целуя каждый дюйм ее тела, и доказать, что он вовсе не монстр, хотя, возможно, сначала и показался таким.
К несчастью, Алекс подозревал, что Мерри, если он действительно попробует так поступить, только оцепенеет и разозлится. Она, конечно, ему не откажет, но он сомневался, что сумеет заставить ее расслабиться. Если же она не расслабится, ничто не сможет вдохнуть в ее тело страсть, а без страсти это будет неприятный для них обоих акт.
Алекс поднял кружку и стал рассматривать ее содержимое. Если больше не произойдет ничего неожиданного, они должны завтра утром выехать в Доннехэд. Это означает, что несколько дней они будут ехать рядом, прежде чем доберутся до дома его сестры. Ему не хотелось путешествовать в полном молчании, в каком он прожил последние три недели, да еще постоянно испытывать эрекцию. После свадьбы он не ощущал ее только днем, когда находился далеко от жены, а тут ему почти неделю предстояло постоянно быть рядом, что означало множество неудобств для него. Кроме того, ему не хотелось, чтобы в Доннехэде все поняли, насколько неудачен его брак.
Чтобы всего этого избежать, следовало как-то изменить ситуацию, разрушить воздвигнутую его супругой стену. К сожалению, и речи не могло быть о том, чтобы напоить ее. А так она была постоянно настороже, разве что только во сне…
Тут Алекс сделал попытку отвлечься от этих мыслей. Во сне она была теплой, мягкой и иногда даже прижималась к нему с сонным бормотанием. Для него было сущей пыткой лежать рядом, вдыхать ее запах, ощущать тепло и мягкость ее тела и не делать того, к чему подталкивала постоянная эрекция. Но теперь Алекс подумал, что, наверное, не стоит вести непрерывную борьбу с самим собой. Если он поцелует, приласкает ее во сне и она проснется возбужденной, то, возможно, он сумеет ей доказать, что первая брачная ночь была всего лишь отклонением от нормы, а теперь в супружеской постели она будет находить только радость и удовольствие.
— Ты тоже собираешься лечь пораньше? — спросила Эдда. — Если я правильно поняла, вы уезжаете завтра рано утром?
— Да, — проворчал Алекс и резко встал.
Если бы женщина не отвлекла его от невеселых мыслей, он бы непременно сообразил, что из-за эрекции у него на брэ появилась немалая выпуклость. И эта самая выпуклость оказалась прямо перед носом Эдды. Ее округлившиеся глаза, залившая физиономию краска и скорость, с которой она отвела взгляд, уставившись в свою тарелку, напомнили ему об этом очевидном доказательстве сексуальной неудовлетворенности, и он с досадой поморщился. Он медленно потащился вверх по лестнице, представляя, что станет делать. Он будет осторожным, нежным, сумеет пробудить в ней страсть…
«Господь милосердный, пусть это сработает», — мысленно взмолился Алекс, тихонько открывая дверь. Он облегченно вздохнул, увидев, что, несмотря на то, что Мерри удалилась в спальню совсем недавно, она уже была в постели и, судя по всему, крепко спала. Может быть, у него все получится.
Лелея эту надежду, Алекс потушил факел над дверью, после чего разделся, стараясь соблюдать тишину, и лег рядом с женой.
Мерри уже почти заснула, но что-то вернуло ее к действительности, хотя она была не вполне уверена, что окончательно проснулась. Сначала она решила, что видит какой-то смутный, но очень приятный сон. Ничего подобного она раньше не испытывала. Она была окутана теплом и полутьмой, только медленно умирающее в камине пламя отбрасывало на стену маленькие пляшущие тени — их она заметила, чуть приоткрыв глаза. Просыпаться не хотелось, и глаза почти сразу опять закрылись, а Мерри от удовольствия издала негромкий звук, похожий на мурлыканье, и теснее прижалась к чему-то очень теплому за ее спиной. Она почувствовала нежное прикосновение к бедру, потом чья-то рука легла на талию, поднялась чуть выше, очень осторожно взяла ее грудь и легонько сжала.
Какой-то инстинкт, живший глубоко внутри, настоятельно требовал, чтобы Мерри открыла глаза и полностью проснулась, но девушка не желала подчиняться. Ей еще не доводилось испытывать столь приятных ощущений, и она не хотела, чтобы все кончилось. Она немного откинула голову назад, почувствовав, как по ее шее и плечам скользят губы. Рука, лежавшая на ее груди, производила какие-то движения, заставляя Мерри изгибаться от неведомого ранее наслаждения. Вскоре девушке стало трудно дышать, она зашевелилась, нечаянно потревожив что-то большое и твердое, упиравшееся ей в ягодицы. В ответ немедленно раздался хриплый стон, а губы, нежно целовавшие ее плечи, стали требовательнее, переместились на щеку и теперь приближались ко рту. Мерри больше не могла притворяться, что спит. Она открыла глаза и повернула голову, чтобы взглянуть на того, кто растревожил ее. Она понимала, что это должен быть ее муж. Но заговорить она не успела, потому что его ищущие губы завладели ее ртом.
Мерри была настолько потрясена его неожиданной активностью, что оцепенела. Она была смущена до самой глубины своего существа, поскольку его ласки принесли острое наслаждение, с которым почти невозможно было справиться. Она оставалась неподвижной и не знала, что делать, пока его губы пробовали ее на вкус, а пальцы ласкали сосок. Потом его рука опустилась ниже, погладила живот и уверенно легла на ее лоно. Мерри захлестнула волна совершенно новых для нее ощущений, которые она ни за что не смогла бы передать словами. Наслаждение стало почти нестерпимым. А когда его палец скользнул между складками ее самого интимного места, возбуждение стало очень острым. Это почему-то напугало ее, и она схватила мужа за руку, вынуждая остановиться.
Алекс моментально прекратил смелую ласку, оторвался от ее губ и прошептал:
— Я твой муж.
Он шепнул эти слова прямо ей в рот, и она снова замерла, исполненная неуверенности. Он действительно был ее законным мужем и имел право делать все, что хочет.
— Я буду осторожен, — спокойно добавил Алекс. Ощущения, вызываемые прикосновением его губ и прохладным дыханием, были удивительно приятными, несмотря на волнение Мерри и ее страх. — Мне очень жаль, что в нашу брачную ночь все получилось так неудачно.
Мерри открыла рот, чтобы сказать ему правду. Она не хотела, чтобы он испытывал чувство вины за то, чего не совершал. А, кроме того, если он продолжит ласкать ее и они, наконец, перейдут ту самую черту, он сам все равно узнает правду. Но заговорить она не успела, потому что Алекс продолжил:
— Я собирался в ту ночь выпить только несколько капель, но твой отец, должно быть, подливал мне в кружку виски, когда я отворачивался, поэтому я выпил больше, чем хотел. Мне очень жаль.
Намерение Мерри немедленно прояснить вопрос с их первой брачной ночью тотчас умерло, и она отчужденно проговорила:
— Я бы поверила, если бы ты не был мертвецки пьян в день моего приезда и не пил каждый день в течение последних трех недель.
Ее голос был сухим и холодным, и Алекс почувствовал, будто ему дали пощечину. Он слегка отстранился, чтобы они могли смотреть друг другу в глаза. Заметив в полумраке, что муж хмурится, Мерри тоже нахмурила брови. Она ни за что не поверит в его ложь и не позволит ему думать, что он сумел ее обмануть.
Несколько минут они смотрели друг на друга молча, и Мерри видела, как меняется выражение его лица. Сначала это было разочарование, потом смирение и уныние. В какой-то момент ей показалось, что сейчас он отодвинется на край кровати и не доведет начатое до конца. При этом Мерри с удивлением поняла, что ей этого не хочется. Потом его лицо стало решительным и он сказал:
— Я действительно был очень пьян в день твоего приезда. Можно сказать, мертвецки. Кузнец заставил меня выпить, прежде чем вырвать больной зуб. А так я обычно не пью. — Мерри покачала головой и уже открыла рот, чтобы сказать, что она думает о лживых и изворотливых пьяницах, но Алекс закрыл ей рот рукой и торжественно произнес: — Это правда. Я не понимаю, что происходит, но могу сказать определенно, что не имею привычки напиваться каждый вечер. Ты за мной всегда следишь орлиным взглядом и не могла не заметить, что по вечерам я выпиваю только кружку эля. А два раза за последнюю неделю я вообще ничего не пил, даже медовухи, и, тем не менее, чувствовал неуверенность в движениях, да и речь у меня была какой-то невнятной.
Мерри молчала. Она, конечно, заметила, что и сколько он пил, и удивилась эффекту, но потом решила, что он, вероятно, пил со своими людьми до ужина, так что уже пришел в замок пьяным.
— Тогда что…
— Думаю, на мне так отразилась болезнь, которой переболели все мои люди. Иного объяснения я не нахожу. По идее, когда я вообще ничего не пил, симптомы должны были исчезнуть. — Сделав небольшую паузу, Алекс добавил: — Я думал, что мне что-то подмешивают в питье, но, когда я не пил, было все то же самое. — Он снова замолчал и беспомощно пожал плечами. — Утомление и борьба с болезнью — вот единственное разумное объяснение, которое я могу придумать.
Глаза Мерри сузились, но ничего сказать она не успела.
— Мерри, я понимаю, что ты мне не веришь. И я вовсе не пытаюсь тебя убедить. Я просто говорю тебе то, что думаю обо всем происходящем. Надеюсь, что плохая координация движений и невнятная речь скоро исчезнут, ведь болезнь отступает. Тогда я снова стану нормальным человеком. Прошу тебя, Мерри, дай мне шанс. Позволь доказать тебе на деле, что я не пьяница и не грубое животное, каким ты меня считаешь после нашей первой брачной ночи.
Его слова звучали как-то торжественно. Мерри молча всматривалась в лицо мужа, сожалея, что в комнате темно, и она не может видеть его глаза. Вечером, сидя за столом, он говорил заплетающимся языком и дважды промахнулся мимо кружки. Она решила, что он опять пил, а он утверждал, что нет. Он целовал ее, и в его дыхании не было и намека на запах алкоголя. Да и грубым животным в первую брачную ночь он не был, это ей было доподлинно известно.
Мерри еще несколько мгновений смотрела на мужа, пытаясь привести в порядок мысли. Хотя, откровенно говоря, думать было не о чем. Он был ее мужем и в этом качестве имел право на ее тело. Что же касается всего остального, время покажет, пьяница он или нет.
Она вздохнула свободнее и попыталась расслабиться. Нельзя сказать, что ей это удалось, но на большее она не была способна. Необычные и очень приятные ощущения, которые она почувствовала, проснувшись, куда-то исчезли, и теперь Мерри начало одолевать беспокойство относительно того, что последует дальше.
Алекс, казалось, это понял и никак не среагировал на ее молчаливую покорность. Когда он убрал руку, которая все это время оставалась между ее ног, она решила, что он сейчас встанет и уйдет, но ошиблась. Он лишь немного подвинулся, чтобы освободить место, и уложил ее на спину.
Мерри не сопротивлялась. Когда он приблизился к ее лицу, ее глаза стали настороженными и большими, как блюдца. Его губы легонько коснулись ее губ, но девушка продолжала лежать неподвижно, ожидая, что он раздвинет языком ее губы и поцелуй станет глубоким, как в первый раз. И не дождалась. Вместо этого Алекс проложил легкими поцелуями дорожку по ее щеке к уху, чуть прикусил мочку и опустился ниже, к шее. Мерри снова почувствовала приятное возбуждение. Она настолько была изумлена своей реакцией на его простые ласки, что не сразу почувствовала, как его рука ласкает ее бедра и живот. В этот момент его губы опять завладели ее ртом, но на этот раз поцелуй был более требовательным. Он раздвинул ее губы, и его язык начал исследовать ее рот.
Несмотря на неуверенность в том, что она получила хорошего мужа, Мерри начала реагировать на его ласки. Она даже собралась поцеловать его в ответ, но как раз в этот момент его губы оторвались от ее рта и скользнули вниз по шее. Мерри повернула голову, чтобы ему было удобнее, после чего прикусила губу, чтобы не вскрикнуть от наслаждения — теперь его рука ласкала ее грудь. Оказалось, что вызванные им ранее удивительно приятные ощущения вовсе не исчезли, просто огонь был на время их короткой беседы укрыт ветками. Теперь пламя разгоралось снова, особенно в тех местах, которых касались его теплые губы. Наслаждение разливалось, следуя за ними по ее телу, и вспыхнуло ярким пламенем, когда его губы захватили ее сосок, наглядно доказав, что женская грудь пригодна не только для того, чтобы кормить детей.
Не сознавая, что делает, Мерри прижала голову мужа к своей груди, хотя он, собственно говоря, и так не собирался отстраняться и увлеченно посасывал твердую бусинку соска. А когда его рука легла на вторую грудь Мерри и пальцы стали ласкать второй сосок, ей пришлось уже изо всех сил закусить губу, чтобы не закричать. Но если голос она пока еще могла контролировать, то телом уже не владела. Оно выгибалось и извивалось под его ласками.
К тому времени как он, наконец, поднял голову и опять поцеловал жену, она уже давно отбросила свои тревоги относительно своего брака. Испытываемые ощущения были настолько новыми, непривычными и приятными, что мысли начали путаться. Она не была уверена, что делает все правильно, но изо всех сил старалась подражать его действиям, и надеялась, что ее искренний энтузиазм компенсирует недостаток опыта.
Впрочем, реакция Алекса обнадеживала. Он стонал, его руки метались по ее телу, а поцелуи становились все более жадными и требовательными. Мерри отвечала на ласки, открывала рот, впуская его язык, и отчаянно хваталась за его плечи, когда ее тело начинало содрогаться, требуя большего. Почувствовав, как он ногой раздвинул ее колени, она решила, что сейчас все произойдет, и инстинктивно развела ноги, чтобы дать ему больше места, но только Алекс не устроился между ее ног и не лег на нее. Он просто согнул в колене ногу и крепко прижал к самому сокровенному месту девушки, и она сжала его ногу коленями и прижала к себе, стараясь погасить огонь, который стремительно разгорался в нижней части живота.
Алекс продолжал целовать лицо жены, а его руки ласкали соски. Наслаждение стало почти непереносимым. Она чувствовала, что ее стремительно несет куда-то, только она не могла понять, куда именно. Ее тело жаждало чего-то и больше не могло терпеть это сладостное безумие. Этому требовалось положить конец. Позабыв про свой печальный опыт в первую брачную ночь, она инстинктивно схватила упиравшийся ей в бедро пенис и сжала его, словно понимая, что именно он может положить конец бесконечной пытке.
Алекс на мгновение замер и прервал поцелуй. Он попытался перехватить ее руку, но было слишком поздно. Пальцы Мерри сжали восставшую плоть, которая среагировала точно так же, как в первую брачную ночь.
Мерри оцепенела, глядя на мужа, который резко откинул голову назад, испустил громкий крик, после чего выругался. Слетевшее с его уст проклятие подсказало ей, что она сделала что-то не так. Мерри убрала руки и прикусила губу, глядя на мужа, которого сотрясали спазмы. Она решила, что сделала ему больно, и мысленно обругала себя за то, что все испортила. Ведь все, что предшествовало бесславному концу, было очень приятным. А потом Алекс рухнул рядом с ней на кровать и уткнулся лицом ей в плечо. Он тщетно пытался восстановить нормальный ритм дыхания.
Мерри лежала неподвижно. Она боялась шевельнуться и испортить все окончательно. Когда он снова поднял голову, она взглянула на него мягко и кротко, уверенная, что сейчас ей на голову обрушатся потоки ругательств, и готовилась достойно вытерпеть справедливое наказание. Но к ее полному изумлению, она услышала от мужа слова извинения:
— Прости, пожалуйста, Мерри, такого со мной раньше не было.
— Это я должна извиниться, — кротко сказала Мерри, — я не хотела сделать тебе больно.
Его глаза удивленно расширились.
— Сделать мне больно? — недоуменно переспросил он и энергично помотал головой. — Но ты не сделала мне больно. Это было великолепно. — Судя по всему, Мерри выглядела совсем сбитой с толку, потому что Алекс снова замотал головой и сказал: — Боюсь, возбуждение оказалось для меня слишком сильным. Я испытывал постоянную эрекцию начиная с нашей первой брачной ночи и не мог ничего с этим поделать, и теперь твое прикосновение… — Он сморщился. — Этого я уже не мог вынести. Я должен был тебя предупредить, чтобы ты не касалась меня…
— Ты хочешь сказать, что тебе понравилось? — потрясенно спросила она. — Но ты выглядел так, словно корчишься в муках. Я думала, это я…
Алекс заставил ее замолчать поцелуем, а потом шепнул:
— Прости меня, я забыл, что ты совсем невинна. В первый раз тебе было больно, и ты решила, что я тоже испытываю боль. Уверяю тебя, это не так. То, что чувствую я, никак нельзя назвать болью. — Он сделал паузу и криво усмехнулся. — Если, конечно, ты не имеешь в виду мое смущение. Я, пожалуй, впервые с юношеских лет так опозорился. Но зато теперь я могу сосредоточиться на тебе.
Мерри не поняла, что он имеет в виду и как он мог не испытывать боли. Лишь несколько секунд назад он стонал, корчился и ругался. Кроме того, она точно знала, что должна быть кровь. Как может быть кровь без боли? Но развить свою мысль она не успела, потому что Алекс снова начал ее целовать. Несмотря на его недавние гримасы и ругательства, страсти в его поцелуях было с избытком, и Мерри почувствовала, что ее собственные желания очень быстро возродились к жизни. Но только на этот раз все было по-другому. Если вначале Алекс был очень внимателен и осторожен, как будто ожидал, что она оттолкнет его и станет молить о пощаде, то теперь он был уверенным и целеустремленным, твердо идущим к своей цели — свести ее с ума от желания.
Алекс целовал ее крепко и страстно, он взял ее за плечи и поднял, так чтобы она стала на колени перед ним. А уж потом его руки стали ласкать ее везде, они гладили спину, живот, плечи, бедра и, наконец, накрыли обе ее груди. Мерри сразу же выпрямилась и прерывисто вздохнула, а ее груди отозвались на мужскую ласку сладкой болью. Алекс снова и снова целовал ее, потом, оторвавшись от ее рта, наклонился к груди и взял затвердевший сосок в рот.
Мерри стало трудно дышать. Языком и губами Алекс проделывал такие восхитительные игры с ее соском, что она непроизвольно поджала пальцы на ногах. Свободной рукой Алекс обхватил ее ягодицы и прижал к себе, заставив выпрямиться. Теперь она не сидела на пятках, а стояла на коленях. И ее груди очень удобно расположились прямо напротив его лица. Алекс привлек нижнюю часть ее тела к себе, так что ее бедра оказались прижатыми к его груди.
Чувствуя себя несколько неуверенно, Мерри, чтобы удержать равновесие, хваталась то за его плечи, то за голову. Она часто и тяжело дышала, пока Алекс ласкал ее груди и посасывал соски. Неожиданно его рука скользнула между ее ног и стала ласкать ее самое сокровенное место. Девушка изумленно вскрикнула и вонзила ногти в его плечи. А он, не обратив на это внимания, продолжал вести ее к безумию. Через мгновение ее бедра начали содрогаться в сладостных судорогах, а дыхание стало причудливой смесью хриплых вздохов, стонов, всхлипов и криков. Об этой части супружеских отношений Эдда определенно забыла упомянуть, и Мерри теперь была этому рада. Она бы очень расстроилась в первую брачную ночь, если бы знала, чего лишилась.
Алекс чуть прикусил ее сосок — не так сильно, чтобы это было больно, но все же достаточно ощутимо, чтобы привлечь к себе внимание. Мерри наклонила голову и с удивлением обнаружила, что его глаза широко открыты, и он за ней внимательно наблюдает. Очевидно, он заметил, что она на короткое время отвлеклась, и был этим недоволен. Мерри открыла рот, чтобы объяснить, но он в это время выпустил изо рта ее сосок, подался вперед, властно прижал ее к себе и крепко поцеловал, а рука его продолжала свои восхитительные манипуляции.
Мерри застонала, ее бедра инстинктивно двинулись вперед. Ее глаза удивленно открылись, когда она хотела ухватиться за его бедра, чтобы не потерять равновесие, промахнулась и задела его твердую восставшую плоть. Вероятно, муж возбудился снова. Алекс крепко взял ее за руки и завел их за спину, видимо, желая удержать ее от прикосновений к его плоти. Одновременно он притянул ее бедра ближе к себе, так что нижняя часть ее тела оказалась вплотную прижатой к его пенису, верхняя отклонилась назад. Мерри была полностью в его власти и, осознав это, даже немного испугалась. Она впервые в жизни не могла контролировать судорожные движения своего тела. А Алекс тем временем перехватил обе ее руки, которые оставались за спиной, одной своей рукой, а другая снова начала ласкать ее тело. Желание становилось все сильнее. Она знала, что так долго продолжаться не может, понимала, что вот-вот наступит разрядка, не знала, какая именно, и с тревогой ожидала, что будет. А ее тело молило о разрядке, как голодающий вымаливает кусок хлеба. Разум боролся с телом, которое требовало ласк и одновременно изгибалось, стремясь от них спастись.
Алекс, казалось, не замечал этой борьбы, только стал ласкать ее более требовательно, и в результате она едва не лишилась чувств от усиливающегося напряжения. А потом он ввел в ее самое сокровенное место палец. Мерри застыла, не понимая, как расценивать это вторжение, и почти сразу закричала и задергалась в его руках, потому что где-то в глубинах ее естества произошел взрыв. Невыносимое напряжение исчезло, и ее захлестнуло острым чувственным наслаждением, которое волнами накатывало и накрывало ее тело, лишая разума и воли.
Мерри вряд ли хорошо понимала, на каком свете находится, когда Алекс оторвался от ее губ, чмокнул в нос и уложил на кровать. Она все еще переживала непередаваемые ощущения, пульсировавшие внутри. Она не сразу среагировала на то, что Алекс поместился между ее ног, но замерла, почувствовав, как к тому месту, где только что был его палец, прижимается нечто такое же твердое, но значительно более крупное.
Она широко открыла глаза и с очевидным недоумением уставилась на мужа, не понимая, что он намерен делать дальше. Алекс улыбнулся:
— Тебе же не было больно, правда?
Мерри машинально покачала головой. Теперь она поняла, что его крик и ругательство были вызваны не ее неловкостью, причинившей ему боль. С другой стороны, ей было легче заставить его кричать, чем ему довести ее до такого же состояния. Это наблюдение ей хотелось бы как следует обмозговать, но тут Алекс заговорил снова.
— Теперь тебе тоже не будет больно, потому что это уже не первый раз, — заверил он.
Мерри, наконец, поняла, что он собирается сделать, и собралась рассказать ему, что произошло в первую брачную ночь, но не успела, потому что Алекс резко вошел в нее, и она, не удержавшись, закричала от боли. На этот раз девственная плева уж точно оказалась прорванной.
Алекс испуганно замер. Несколько мгновений он внимательно смотрел на жену, потом начал медленно выходить из нее, но она обхватила его бедра и удержала на месте, опасаясь, что от его движения резкая боль возобновится. Движение, которое он успел сделать, прежде чем она его остановила, не вызвало боли. Зато она снова почувствовала приятное возбуждение. Мерри сделала вид, что не замечает вопроса в его глазах, устремив взгляд в сторону, потом осторожно пошевелила бедрами. Боли не было. А возбуждение стало еще сильнее.
— Не двигайся, Мерри, иначе я за себя не отвечаю, — прошептал он и, не договорив, задохнулся и стал судорожно ловить ртом воздух, поскольку она снова пошевелилась под ним. Мерри почувствовала не только возрастающее возбуждение. Она могла бы поклясться, что он, оставаясь внутри, стал тверже. Она подняла глаза, чтобы увидеть его лицо. Глаза мужа были закрыты. Пожалуй, он даже зажмурился, а выражение лица было напряженным.
Охваченная любопытством, Мерри еще раз пошевелила бедрами. На этот раз он хрипло застонал и с трудом открыл глаза.
— Жена! — прохрипел он, но она предпочла не услышать предупреждения. Она поерзала и согнула ноги в коленях, решив, что так будет удобнее и ему, и ей. Это оказалось последней каплей. Больше Алекс не мог сдерживаться. Он зарычал, поднялся — теперь он стоял между ее раздвинутыми ногами на коленях — и повлек ее за собой. Даже не сообразив, как это вышло, Мерри поняла, что сидит на коленях у мужа, обхватив его бедра ногами. Она чувствовала, что он наполнил ее собой, и это ощущение полноты было ни с чем не сравнимым.
— Что… — смущенно начала Мерри, не представляя, что она должна делать в этой позе, как, собственно, и в любой другой. В это время он подхватил ее под ягодицы и слегка приподнял. — Ох, — только и сумела выдавить она, когда его мужское естество наполовину вышло из нее. Затем он опустил ее, и опять возникло ощущение полноты…
Алекс повторил это несколько раз, прежде чем опустить ее на спину. Сам он тоже последовал за ней, и его движения стали более быстрыми. Мерри понятия не имела, что должна делать, и просто уперлась ногами в кровать, чтобы было легче выгибаться навстречу его восхитительным толчкам. Руками она обвила его поясницу, помогая двигаться.