Укрощение рыжего чудовища

Действие шестое

Он протянул руку, не отрывая взгляда от ноутбука. Лишь в последний момент посмотрел на экран телефона. И замер.

Он никогда не звонил по этому номеру. И с этого номера ему тоже никогда раньше не звонили. И оказался этот номер в телефонной книге его мобильного после того, как бумажка, на которой номер был записан, перекочевала несколько раз из одной пары брюк в другую. Потом в нагрудный карман рубашки. Потом в джинсы. А потом Тихон сдался и переписал этот номер с маленького кусочка бумаги в клетку, который почти насильно вручила ему мать, в телефон. Раз уж так и не собрался с духом выбросить. И теперь смотрел на цифры и четыре буквы на экране. Отец.

Я помню, что у тебя сегодня день рождения.

Я всё помню.

А телефон всё звонил и звонил. А молодой русоволосый мужчина за рабочим столом, заваленном бумагами, всё смотрел на звонящий телефон и никак не мог решиться. Но потом всё же двинул пальцем по сенсорному экрану. То ли потому, что палец дрожал, то ли по иной причине, но сенсор не сработал. А телефон перестал звонить.

Тихон какое-то время еще смотрел на фаблет в своей руке. Словно гипнотизируя. Чтобы тот снова зазвонил. А потом резко отложил телефон в сторону и уткнулся в монитор. Сам перезванивать не будет. Больно надо.

А на расстоянии примерно в сотню километров, в подмосковной и патриархальной Коломне немолодой седой мужчина смотрел на свою простенькую «нокию». Надо набрать еще раз. Может, не слышал. Может, за рулём. Да мало ли что. Но так и не смог нажать на кнопку вызова.

Трусость – не грех. Но постыдная слабость – для мужчины в особенности. А сейчас Аристарх Тихий именно струсил. Что сказать, если там, на том конце, все-таки возьмут трубку?

Нет, он знал, что сказать. Точно знал. Но как же трудно эти слова произнести.

Прости меня, сын.

Неделя пролетела как один день. И вот снова суббота. А неделю назад, предыдущим субботним утром Варя убрала под тканевый чехол вишнёвое платье, задвинула подальше в шкаф лаковые лодочки. Все задвинула подальше. И после этого у Варвары словно завод какой-то включился, как в механической игрушке. Не сидела на месте ни секунды. Все выходные промоталась по гостям – родители, брат, подруга. А потом – понедельник, работа. Джинсы, свитер, на смену кроссовкам пришли зимние ботинки, на смену куртке – пуховик. В Москве резко похолодало и выпал первый снег. И хорошо. Белый снег прикрыл мокрую грязь. Можно перевернуть страницу и начать снова. И не выискивать взглядом каждый раз, выходя из подъезда дома или дверей травмпункта, знакомый черный джип.

Неделя прошла в рабочих хлопотах, которые Варя по возможности сама себе еще и дополнительно обеспечивала. Начала формировать папку с материалом для квалификационной работы. Один раз очень душевно и продуктивно посидела с Данькой за очередными плюшками от хозяйственной Леськи. Вот чего никак не могла понять – как при такой домовитой жене Данила оставался неприлично тощим. Нет, версию про паразитов Варя регулярно выслушивала, когда вслух завидовала Данькиному метаболизму. А несправедливо все-таки. Кому-то и одна плюшка сразу на бёдрах или попе оседает. А кому-то тазик пирожков – не в коня корм.

Вот в том числе и об этом думала Варвара, разъезжая утром субботы по магазинам. Продуктовый – капитально, чтобы на неделю. Хозяйственный – давно собиралась поменять шторку в ванной. Бытовой химии и косметики – прокладки кончились, а скоро понадобятся. И вот эту маску для волос.

Пакеты из машины пришлось тащить домой в два захода. А потом Варя уборку затеяла – на неделе получается редко, а приятно всё же, когда дома чисто. Тем более, чего там убирать, в ее скромной однокомнатной? Но свою квартиру Варя любила, потому что именно своя. И потому что всё там сделано и устроено так, как хочется и удобно ей. И пусть старший брат сколько угодно прикалывается над Вариной коллекцией мягких игрушек, а вот начнут племянницу в гости привозить, будет чем поиграть девочке!

После уборки поставила тесто – опарное, дрожжевое, как бабушка научила. И начинку для пирогов. Надо сделать Даньке ответную любезность. А пока подходит тесто, можно отправиться в ванную, понежиться за новой, в фиолетовых кораблях и дельфинах, шторкой и опробовать купленную маску для волос.

Чем Варя думала, когда устанавливала в комнате шкаф с зеркальной дверцей, – непонятно. Но пройти мимо него теперь никогда не могла. Вот и сейчас сбросила полотенце, протянула руку, чтобы открыть шкаф, достать свежее белье. И замерла. Разглядывая себя голую. Что с ней не так?

Комплексов у Вари по поводу своей наружности отродясь не водилось. Имея такие яркие акценты во внешности, как копна рыже-золотых кудрей, о многих вещах можно не сокрушаться. Ну, нет у нее длинных модельных ног. Зато грудь вполне – и размер, и форма. И талия тонкая. Правда, на ее фоне бёдра казались шире, чем Варе бы хотелось. Но тут уж конституция такая. Типичный гинекоид. Варя вспомнила, как лет в восемнадцать пытала брата – хороша ли? И какая у нее фигура с точки зрения мужчины? На что Колька ответил лаконично: «Нормальная. Фертильная». За что в очередной раз выслушал о себе много интересного. Фертильная! За эту «фертильную» она его чуть не прибила. Тогда, в восемнадцать, ей хотелось услышать что-то другое. Хотя даже тогда, в восемнадцать, она не страдала от отсутствия внимания к своей персоне. Сестра легендарного рыжего капитана сборной меда по волейболу, дочь одного из ведущих травматологов города, староста группы, умница-красавица-заводила и прочее.

Сейчас, спустя почти десять лет, многое изменилось, и не только у нее. Половина группы уже завела семьи. Кто-то даже развестись успел. Варя и сама чуть замуж не вышла, но вовремя спохватилась.

Иногда они встречаются группой, но всё реже и реже. У всех дела, постоянную связь Варя поддерживает только с Ларкой Есиной, такой же неугомонной, как и Варя в студенческие годы. Но сама Варвара изменилась. Во многом. Она другая. И сейчас ей уже не нужна оценка своих внешних данных слонопотамистым братом. Сама себе цену знает. И свои достоинства. Хорошая у нее фигура. Женственная. И лицо интересное. И вообще… А что тогда не так?

Варя спохватилась. Стоит перед зеркалом нагишом и о всякой чуши думает. Она решительно открыла шкаф. Удобные бесшовные трусики, от которых не остаётся некрасивых следов. Лифчик надевать не стала. Футболка, серые спортивные штаны, убрала волосы в хвост. А маска для волос хорошая оказалась – локон к локону и блестят. Так, ладно, хорош собой любоваться. Ее ждёт тесто.

Тесто подошло прямо как по заказу. Варя поставила на столешницу миску с начинкой – вишня с сахаром, уже подогретая и доведённая до кондиции. С вишней будут пироги – Колькины любимые. И не только… Колькины.

Варя села на табурет, поставила локти на стол рядом с белой фаянсовой миской, полной вишнёвой сладкой массы. И тут завод в игрушке кончился. А Варя заплакала. Сначала потихоньку. А потом… Эх, раз уже всё равно надо прореветься, так чего стесняться? И Варя зарыдала всерьёз. Чтобы уж за один раз всю обиду выплакать. Больше поплачешь, меньше пописаешь, как в таких случаях приговаривал отец.

И вот из-за чего, казалось бы? Что случилось? Ведь ничего. Вот именно – ничего. Накопилось, наверное, просто.

И ведь умом понимала, ради чего всё. Что все пути ведут к постели. Ну так уж бабы-дуры устроены. Что верят. Не хотят, а верят. И она самую капельку поверила. Во все эти красивые ухаживания, в задушевные разговоры, во взгляды с восхищением. А даже наглым рукам поверила. Потому что какого-то хрена придумала себе, что это только для нее всё, исключительно и эксклюзивно для нее – машины-рестораны-комплименты. А схема-то отработана до автоматизма.

Варя шмыгнула носом. Солёная капля упала в миску со сладкой вишней. Надо быть с собой честной. Не для нее это. Не умеет для здоровья. Просто для здоровья. Потому что если только для здоровья, то всё в ее руках было. Можно было раскрутить Тихого в постели на всё, что угодно. Ей вообще, если трезво вдуматься, повезло еще. Что она о нём знает? Что он может пьяным в драку ввязаться? Что у него три ресторана? Данных маловато для того, чтобы после третьего свидания лечь в постель и не заполучить по нечаянности. Так можно было и на сюрпризы напороться. Он вполне мог быть в постели грубым. Мог оказаться любителем «в попку». Или «в ротик». Или поиметь ее без резинки, а это по нынешним временам вообще чревато до чрезвычайности. Всё могло быть, ведь она его так мало знает. Но нет, всё получилось довольно консервативно. И даже не то чтобы сильно плохо, неумело или быстро. Просто у самой Вари в какой-то момент резко вырубило это-вот-самое ли-би-до. В какой-то момент просто взяло – и вырубило. Наверное, когда Варя осознала, что у нее есть какой-то, скорее всего, двухзначный порядковый номер. Запоздало осознала. И после этого уже о каком кайфе от секса можно говорить? Если ты зажата. И думаешь совсем не о партнёре, не о том, что между вами происходит, а о чём-то другом. И все прикосновения, поцелуи и всё остальное – просто мимо. Мимо тебя. Потому что без либидо человек в постели приравнивается к бревну.

Варя протянула руку и оторвала кусок бумажного полотенца. Шумно высморкалась. Теперь нос и глаза полдня будут красные – с ее белой кожей плакать очень накладно. Ладно, шут с ним, с Тихим и с их неудавшимся сексом. Выводы сделаны, страница перевёрнута, обида выплакана. Теперь делом надо заняться, а то тесто перестоит. Варвара резко открыла ящик и достала скалку.

Пикнул таймер на духовке, и Варя оторвалась от книги. В своё время она смеялась над братом, над его страстью читать только профлитературу и ничего, кроме этого. А теперь вот сама умыкнула у отца в прошлые выходные практическое пособие по ургентной травматологии и увлеклась им не на шутку. Интересно. И никакого силикона с ботоксом нет и в помине.

Варя осторожно открыла духовку. Аромат, до этого воровато сочившийся, поплыл по кухне полноправным хозяином. Варвара довольно улыбнулась. Удались пироги! Сегодня они, конечно, вкуснее всего – с пылу с жару, только что из духовки. Но и завтра будут тоже ничего. И в понедельник. Или позвонить Коле и зазвать их с Любой на пироги? Словно в ответ на ее мысли тренькнул дверной звонок.

Варя поднялась с табурета. Вряд ли это Коля – предупредил бы. Наверное, соседская девчушка, десятилетняя Катерина на запах пожаловала. И медведей Вариных потискать. Варя улыбнулась и пошла открывать дверь. Здорово, что нашёлся дегустатор на пироги. Сейчас они самые вкусные.

За дверью оказалась не Катя. И даже не Колька. Тихон Тихий – собственной персоной.

– Здорово. – Он шагнул через порог.

И Варя так опешила, что отступила на шаг. Вместо того, чтобы захлопнуть дверь перед его носом. А еще лучше – и нос прищемить.

– Ревела? – Он внимательно посмотрел на нее – припухший розовый нос и покрасневшие глаза. – Из-за меня?

– Тихий! – И больше слов не нашлось. Потому что какого хрена явился?! Потому что откуда узнал?!

– Угу. Я. – И Тихий, как ни в чём не бывало, принялся разуваться.

– А ну стой! Тебя сюда не звали!

– Не звали, да. Я сам. Самостоятельный. Слушай… – Он смешно наморщил нос и принюхался. – А чем это пахнет? Никак пирогами?

– Ничем не пахнет! – рявкнула Варя. – Обувайся и проваливай!

– Нет, ну как это я уйду, если я еще чаю с пирогами не пил? – Он обошёл ее и заглянул за угол, на кухню. Присвистнул. – Говорю же – пироги! Варвара, где руки можно помыть?

– В унитазе! И пить оттуда же!

– У тебя, наверное, этот… – Тихон безошибочно открыл дверь ванной и закончил свою мысль уже оттуда. – Синдром…

– Какой, к чёрту, синдром?!

– Ну этот… который противоположен ли-би-до. И ову-ля-ции.

Варя забыла закрыть рот, стоя в дверях ванной. Как легко он произносит эти слова. Запомнил? Знал? Да какая, в пень, разница?!

– Тихий, какого чёрта ты припёрся?!

– Соскучился. – Он аккуратно вытер руки, причём именно полотенцем для рук.

– Так соскучился, что неделю не появлялся?! – Ой… господи, выключи во мне эту брошенную идиотку-истеричку!

– Меня Рося в рабство забрал, – неожиданно хмуро и, словно оправдываясь, ответил Тихон. – Всю неделю мотался с ним, как проклятый, по казённым местам. Землю в собственность оформляли, бумажки всякие, то-сё, пятое-десятое. Да потом еще… – Он вдруг спохватился: – А ты по мне тоже скучала?

– Нет!

– Угу. Я так и понял. Пошли пироги есть.

Тихон протопал мимо нее на кухню. Что Варе оставалось делать? Пошла за ним.

На кухне он моментально сделал несколько вещей. Проинспектировал чайник и, убедившись, что вода в нём есть в достаточном количестве, щёлкнул кнопкой. Добыл себе кружку – Варину любимую, между прочим! Пристроил в кружку пакетик чая, а после этого, приготовив себе всё для чаепития, под шум закипающего чайника, ухватил с противня пирожок. Зашипел, но из рук горячую выпечку не выпустил, принялся дуть и перекидывать с ладони на ладонь.

– С вишней?

Нет, наглость не впереди Тихона родилась. Она вместо него родилась!

Тин, не дождавшись ответа, еще раз хорошо подул на пирожок и откусил.

– Вишня! Горячшшшо. Вкушно! – Он дожевал и проглотил. Тут же налил кипятка в кружку, не вставая с табуретки. И добавил: – Только тесто плотновато. Дрожжи, может, несвежие? Или перестояло?

Желание схватить противень с горячими пирожками и огреть им Тихого со всей силой по башке было таким острым, что Варя зажмурилась. Сидит, сволочь, как ни в чем не бывало. На ее кухне. И трескает пирожки, словно для него их пекли! Только уважение к собственному труду удержало Варю от этого поступка. И то, что противень еще горячий.

– Тихий, я повторяю свой вопрос. Медленно. По слогам. Какого хрена ты припёрся?

Тихон стащил еще один пирог из приоткрытой духовки. Подул в кружку и отпил чая.

– А давай лучше я вопрос задам? Встречный. Что в прошлый раз было не так и какая муха тебя укусила?

Тихий сам не понял, что поднёс спичку к тому, что пока только тлело. А теперь ярость взметнулась столпом бушующего пламени. Но наружу прорвалась вкрадчивым медоточивым голосом.

– Что не так? Да всё так. Всё было просто прекрасно. Классно потрахались.

Только после того, как эти слова сорвались с ее губ, Варя поняла, как они ее задели. Сидели ядовитой занозой всю неделю. А теперь вот она выплюнула их. С наслаждением. Мёд отравлен.

Тихон прикончил половину пирожка и едва слышно фыркнул.

– Да как же. Если бы всё было прекрасно, то сейчас мы бы именно этим и занимались. Классно трахались. Голые. В спальне. А мы сидим на кухне, и ты меня спрашиваешь, зачем я припёрся. Что-то явно пошло не так.

Вот же, блин, гений дедукции! Да, не так. ВСЁ не так! Но скажу я тебе то, что ты в состоянии понять. А лишнее тебе знать не надо. Варя взяла со столешницы полотенце с петухами и принялась медленно скручивать его жгутом в руках, чтобы изгнать из головы видеоряд «классно трахались – голые – в спальне».

– Скажи мне, Тихий, зачем люди занимаются сексом?

– Это тест на внимательность? На интеллект? Или просто вопрос с подвохом?

– Отвечай.

– Потому что это приятно! – слегка раздражённо ответил Тин и снова принялся за пирог.

Его раздражение принесло Варваре практически физическое наслаждение. Так тебе и надо.

– Приятно, значит… А как это «приятно» называется с точки зрения физиологии?

– Понятия не имею! – Тихон уже натурально рыкнул.

Не понимает, к чему разговор. Злится. Классно!

– Я же медакадемий не кончал, в физиологии не силен.

– Ну что ты на себя наговариваешь, Тихон Аристархович? – мурлыкнула Варя и безотчётно принялась наматывать полотенце на руку, словно повязку. – Ты правильное слово употребил. «Приятно» с точки зрения физиологии называется словом «оргазм». Или, иначе говоря, человек кон-ча-ет.

Тихон отодвинул в сторону кружку и подпёр кулаком щеку.

– Очень интересная лекция, профессор.

Достал. Варя шумно выдохнула:

– Тихий, ты кончил?

– Пока нет.

– Я про прошлый раз! – Варя снова метнула взгляд на противень. Руки так и чесались.

– А-а… Про прошлый… Да. Говорю же – классно потрахались. Прямо очень. Я бы повторил.

– Вот чувствую, что я сейчас открою тебе Америку, Тихий… И заодно расскажу, что Земля круглая.

– А вода мокрая…

Варя сжала кулаки так, что даже ее короткие ногти больно врезались в ладони. Упырь! Натуральный упырь! Хам! Бревно! Взгляд Варвары упал на лежащую на разделочном столе скалку. И рука сама потянулась, она отшвырнула в сторону полотенце.

– По башке только не бей, – Тихон опасливо покосился на кухонную утварь в ее руках.

– Ты в нее ешь?

– И это тоже.

Нет, с ним положительно невозможно ругаться. Или очень сложно. Но Варя попробует! Хлопнула скалкой по ладони. Раз, другой. Тихий внимательно следил за ее руками. Но пирог не выпускал.

– Сексом люди занимаются вдвоём. И соответственно удовольствие в виде оргазма должны получать оба. А когда только один получает удовольствие – это не секс, Тихий. Это называется «мастурбация». Мне как-то не в кайф присутствовать при том, как ты с помощью меня дро*ишь.

– Чего?! – Тихий не донёс до рта остаток пирожка.

– Ты кончил. Я нет!

Взгляд у Тихона стал совершенно ошарашенный. Он положил на стол недоеденный пирог.

– То есть… Весь этот сыр-бор… все эти обидки и хлопанье дверями… из-за того, что ты не кончила?

Твою же ма-а-ть… Варя чуть не застонала вслух. Какой же идиоткой она себя выставила! Идиоткой, истеричкой и до кучи – нимфоманкой! Но сказать о своём главном разочаровании не смогла. Ведь и себе она в нём с большой неохотой призналась. А теперь… теперь выхода нет, кроме как реализовывать принцип: «Лучший вид защиты – это нападение».

– Сыр-бор, как вы изволили выразиться, Тихон Аристархович, из-за того, что в постели вы полное ничтожество. Как любовник ты, Тихий – ноль без палочки. Пустое место. Поэтому ты мне больше не интересен. Доедай и уходи.

Сказала и самой себе противна стала. Мало ли что он это заслужил. Мало ли! Самой нельзя опускаться до такого уровня склок и оскорблений. Стыдно.

Тихон отвёл глаза. Потёр висок. Протянул руку и сцапал еще один пирог. Надкусил и задумчиво прожевал.

– Не. Всё нормально с тестом. Показалось мне, что перестояло.

После этого внезапно проснувшееся душевное благородство куда-то делось, и Варя резко отвернулась к окну. Потому что смотреть на Тихого не было никакой возможности. Руки зудят, скалка так и манит. А до рукоприкладства опускаться – это уже совсем стыдно. Особенно для хирурга. Самой же потом придётся первую помощь оказывать. И не факт, между прочим, что Тихий сдачи не даст. Это благородные рыцари на девушек рук не поднимают. Насчёт Тина и наличия у него рыцарского кодекса у Варвары имелись сильные сомнения.

Варя едва слышно вздохнула. За окном стояла соответствующая настроению хмарь. За спиной… А за спиной сначала было тихо. А потом послышалось шумное прихлёбывание, чуть ли не с бульканьем. Сейчас еще и чавкать начнёт. Клоун! Варя прижалась лбом к стеклу и зажмурилась. А еще хотелось уши зажать. И представить, что его нет. И она на кухне одна.

– Варь…

Она вжалась сильнее в стекло.

– Ва-а-рь… Варвара!

– Что? – Надо дотерпеть. Надо.

– А тебе вообще что-нибудь во мне нравится?

Варя обернулась. Сумел-таки… удивить. Снова.

– В каком смысле? – Только тут она сообразила, что скалка всё еще в руках. Положила со стуком ее на стол.

– В прямом смысле, – Тин невозмутимо отхлебнул чай. – Должно же тебе что-то во мне нравиться.

– С чего бы это?! – фыркнула Варвара.

– Да потому что ты умная девушка, Варвара Глебовна. Очень умная. А с чего умной красивой девушке встречаться целых три… Три! – Он поднял указательный палец. – Трижды встречаться с мужчиной, который ей совсем ничем не симпатичен? На прирождённую страдалицу и любительницу хождения по граблям ты не похожа. Меркантильный фактор я тоже исключаю. Значит, что-то есть. Хотя бы что-то одно. Что тебе во мне нравится. Что это, Варь?

И тут Варя с удивлением осознала, что злость куда-то исчезла. Совсем. То ли Варя опять на комплименты повелась – умной же назвал. Красивой. И еще пару завуалированных приятностей сказал. А может, оценила то, как он отреагировал на прямое оскорбление. Ведь ударила в больное – в нежное эго самца. И что? Может, и не поверил. Может, это эго у него космическое и бронебойное. Но всё равно реакция вызывала уважение. Не вспылил, не психанул, не оскорбился. Вместо этого вывернул разговор так, что теперь ей придётся отвешивать комплимент ему. Без вариантов.

Варя поняла, что еще чуть-чуть – и улыбнётся. А еще поняла, что среди многочисленных лиц на крутящемся волчке есть тип с офигенными мозгами – расчётливый стратег и великий комбинатор. Пожалуй, по этому показателю Тин обскачет всех Вариных знакомых. Ох, Тихий, какой же ты Тихий…

– У меня красивый профиль? Я хорошо вожу машину? Тебе нравится мой смех? Что, Варя, что?

– Ты хорошо целуешься, – с изумлением услышала Варя собственный голос.

– Во-о-т! – Тихон хлопнул ладонью по столу. – Я был уверен, что что-то есть!

А после этого он встал и шагнул к ней. И Варя мгновенно поняла, что сейчас будет. И что она сама себя загнала в ловушку. Подставилась. Просто и по-крупному подставилась.

– Нет, Тихон, нет! Ты не так меня понял! – Она даже руки перед собой выставила. С таким же успехом можно было пытаться с помощью листа ватмана остановить бульдозер.

– Ты же сама сказала, что тебе нравится со мной целоваться. – Он сграбастал ее. В два шага вернулся на место, плюхнулся на табурет с Варей на коленях. – Вот и будем целоваться. Только целоваться – обещаю. Должен же я тебя отблагодарить за пироги.

И в следующую секунду уже раздвигал ей губы кончиком языка. Своего шёлкового языка. И губы пахнут вишней. Варя даже не стала пытаться. И сдалась сразу. Он ведь и в самом деле отлично целуется.

И они целовались. И целовались. И целовались. И только целовались. И он ее даже не лапал, лишь пальцы в волосах мягко массировали затылок. И другая рука на пояснице, поверх футболки даже – и недвижно. И эта его неожиданная сдержанность почему-то так кружила голову. Вместе с шёлковым языком и вкусом вишни на его губах.

А потом вдруг случились сразу несколько вещей. Что-то затрещало, Тин ойкнул и, оторвавшись от ее губ, резко поднялся на ноги – прямо с Варей на руках. Ей пришлось обхватить его ногами за бёдра, чтобы не упасть. Тихон уткнулся носом ей в шею.

– Варька, ну что ж у тебя такая мебель хлипкая? Чуть табуретка под нами не развалилась!

Варя хихикнула, представив, чем это могло закончиться.

– У тебя есть в доме сооружения пофундаментальней?

Она лишь на секунду задумалась.

– Диван. В комнате. Но мы будем на нем только целоваться!

– Да ясное дело.

И на диване они тоже целовались. Долго. Жарко. Так жарко, что Варя, оторвавшись от вишнёвых губ, стащила с их обладателя серый трикотажный джемпер. И залюбовалась – широченные плечи, рельеф грудных мышц, ниже ключиц короткая, но густая тёмная поросль. Есть на что посмотреть!

– А ты? – выдохнул Тин. У него совершенно поплывшие глаза. Пьяный серый бархат. И припухшие губы. Если бы она увидела его таким в прошлый раз… как знать…

– Ты мне за пироги должен! – Варины пальцы пробежались по его плечам. – Так что сиди и расплачивайся телом теперь!

– И поцелуями? – спросил он прямо ей в губы.

– И поцелуями! – ответила она, упиваясь так близко его прерывистым дыханием и пьяными глазами. – Мой дом – мои правила. А ты обещал только целоваться!

– Я слово своё всегда держу… – Он пока не целовал, но, когда говорил – губы соприкасались.

И вдруг без предупреждения его ладонь нырнула под резинку спортивных штанов. И под резинку трусов заодно. И прямо… прямо… Варя захлебнулась вдохом. – Это… – выдохнул Тин Варе в губы, – тоже считается поцелуем.

Это было утверждение – на словах. Но в затуманенных серых глазах всё же читался вопрос, на который Варя ответила едва заметным кивком. И он двинул ладонь дальше. Ниже. Глубже.

Либидо взбунтовалось. Мгновенно и внезапно вышло из-под контроля. Против взбунтовавшегося либидо и горячих рук Тихона у нее шансов не было. А еще шёлковый язык и пахнущие вишней губы. Без шансов. Варя сдалась. Она хочет оргазм от этого мужчины. Не самодельный в ванной, а от него. От его рук, его губ. Он вызвался сам. Если что – она поможет. Подскажет. Довести девушку до оргазма в первый раз, вот так, пальцами – не так-то просто. Не сложно, но нужен подход и терпение. Ничего, Варя ему подскажет – где надо сначала, а где потом. Как и где. И у Тихона получится. Должно получиться, потому что…

Он просто положил твёрдую подушечку указательного… кажется, указательного… или большого… прямо в самый центр. Слегка надавил. И начал ритмично двигать им. Просто двигать. В самой серединке. Ритмично.

Варя рухнула лицом ему в плечо. Задохнулась полыхнувшим по всему телу жаром. Только… только ничего не меняй. Не быстрее. Не медленнее. И ни на миллиметр не сдвигай!

Это была агония. Сладкая агония. Французы называют оргазм «маленькой смертью». И сейчас Варе казалось, что она уже не живёт. Умирает. Что всё в ее организме подчинилось одной только цели – разорвать каменное напряжение, сцементировавшее всё тело ниже пупка. И неужели это ей принадлежит тихий, жалобный всхлип? Протяжный, почти поскуливание. Тихон повернул голову и шепнул:

– Мы же только целуемся…

И поцеловал.

Его голос царапнул хрипотцой. На пальце царапнула… заусеница? Царапнула раз, другой. А потом горячая тяжесть внизу живота мгновенно и бесконечно взорвалась оргазмом. И Варя закричала… или застонала… но что-то громкое… Наверное, даже у соседей слышно… Только всё равно свой голос – словно сквозь вату. И обмякла, если бы не его пальцы. Он ими двинул. Как только почувствовал. Еще дальше, еще глубже. И оказался внутри, в плену ритмично сжимающегося кольца интимных мышц. И внутри стало не пусто. Внутри был он. Два. Или три? Какая разница?! И тут Варю накрыло второй волной, после которой она могла уже только шумно дышать ему в шею. И смотреть широко открытыми глазами в обивку дивана. В первый раз с ней такое. Первый оргазм с мужчиной. Охренеть как это. И ведь это только пальцы. О-хре-неть.

В себя она приходила медленно. И делать этого не хотелось. А хотелось лежать на его плече щекой, и всё. Но всю жизнь так не проведёшь, верно ведь? И надо возвращаться в реальный мир. И как-то объяснить себе, почему она так стонала, что наверняка ознакомила с подробностями своей интимной жизни соседей. И почему его пальцы всё еще внутри нее. И что вообще теперь с ним делать – после вот ЭТОГО?

Тихон чуть шевельнул пальцами. Дождался, когда она вздрогнет. И шепнул на ухо.

– По-моему, здорово размялись? И разогрелись? Все мышцы… – Он слегка еще погладил ее там, внутри. – Разогретые. Мягкие. Пластичные.

Надо перехватывать инициативу. Иначе она окончательно и позорно поплывёт. И Варя легко прикусила его за шею ниже уха. Дождалась, когда он вздрогнет.

– Что-то мне подсказывает, что у тебя не все части тела сейчас мягкие.

– Факт, – вздохнул Тихон и слегка поёрзал под Варей.

Она в одно движение освободилась от его пальцев. И резко встала на ноги. Чуть-чуть качнулась от лёгкого головокружения.

– Давай разберём диван. И продолжим.

– Нет.

Варя оторопела. Что значит «нет»? Не хочет? Да быть этого не может!

– Диван – это всё равно что постель. А в постели я полное ничтожество. Не пойду в постель.

Варя не смогла определить, что пришло раньше – неловкость за те свои слова или смех. Надо же. Обиделся. Злопамятный. Или просто памятливый?

– Ну, не пойдёшь, так не пойдёшь. Тогда марш на пол. Буду учить тебя вести правильную половую жизнь.

Тин усмехнулся.

– Сними сначала с себя что-нибудь. И я подумаю.

– Как скажешь, – мурлыкнула Варя.

Она повернулась спиной. Дёрнула резинку с волос, отпуская рыжую волну на волю. Стянула футболку, отбросила в сторону. И обернулась через плечо. И улыбнулась довольно. Ох, какой это был взгляд. Такой взгляд, от которого она непроизвольно прогнулась в пояснице и тряхнула волосами. Могла себе представить, как хороша сейчас. Водопад золотистых кудрей по спине. Узкая талия. И крутой изгиб бедра, который подчёркивает резинка серых штанов.

– Остальное… – хрипло выдохнул Тихон.

Варя победно усмехнулась. Она медленно потянула штаны вниз, помогая себе ногами. А затем отшвырнула брюки в другую сторону.

– Симпатичные трусишки, – Тин пристально разглядывал названный предмет дамского туалета.

– Свои давай показывай!

Тихон, не отрывая от нее взгляда, приподнял бёдра. Сквозь зубы что-то нелестное рыкнул по поводу застёжки. Но все-таки стянул джинсы с бёдер, а потом дело пошло быстрее и он спустил штаны на пол.

– Это… лягушки? – неуверенно спросила Варя, разглядывая зелёные фигурки на фиолетовом поле коротких боксёров, обтягивающих мощные бёдра… И кое-что еще. Тоже мощное. – Миленькие.

– Это динозавры!

– Да ладно? А похожи на лягух…

– Сама смотри!

Секунда – и фиолетовые боксёры с зелёными то ли лягушками, то ли динозаврами уже покинули своё законное место, а их владелец широким щедрым жестом швырнул их Варе. Не рассчитал. Две головы запрокинулись назад, наблюдая фиолетово-зелёное пятно, качающееся на люстре.

– Вот красные трусы на люстре… – задумчиво протянула Варя, – это к деньгам. А лягушки на люстре – это к белой горячке, видимо…

– Шутница… – Тихон уже был на ногах, рядом, уже гладил по спине и тянул вниз простые бежевые слипы. И они тоже полетели куда-то в сторону.

– На пол, Тихон Аристархович! – Варя вывернулась из его рук. – Сейчас я над тобой прямо на полу грязно надругаюсь.

– Как звучит-то угрожающе… – Тин отступил и послушно устроился на полу, закинул руки за голову. – К надругательству готов. Зубы сцепил. – Вздохнул. – Да поможет мне бог.

Варвара, уперев руки в бёдра, разглядывала его. Он, лёжа на полу, точно так же пристально смотрел на нее.

Вот в прошлый раз всё было, как положено. В темноте и на кровати. И было в этой постели и темноте Варе в прошлый раз невозможно тошно и душно. А сейчас – среди бела дня. Тин, голый, лежит на полу. Она, голая, стоит перед ним. Как ненормальные! Но именно сейчас Варе хорошо. Жарко под его взглядом. И легко. Так легко, что, кажется, притопни ногой посильнее – и взлетит. Как булгаковская Маргарита.

– Ва-арь… – отвлек ее от размышлений хриплый голос Тихона.

– Чего тебе, мальчик?

– А ты… везде рыжая?

И тут она вспыхнула лицом, несмотря на их взаимную бесстыдную наготу. Потому что поняла вопрос. И заметила, куда он смотрит.

Подавила желание прикрыться. Вздёрнула подбородок.

– Везде!

– Жаль… жаль, что не могу в этом убедиться. И приходится верить на слово.

Конечно, не мог. В целях гигиены растительность в интимной зоне была выбрита подчистую.

– Ничего. Ты же теперь переключился на рыжих. Вот у других рыжих посмотришь.

Ох… Не только Тихон злопамятный. Она тоже.

– Не хочу у других. Иди сюда, Варя.

И она пошла.

Устроилась верхом, нагнулась, укрыв их обоих занавесом рыжих волос от всего окружающего. Вздрогнула от того, как коснулись соски коротких волос на его груди. И шепнула.

– Мы только целуемся, Тихий, ты помнишь?

– А что это ты, Варенька, в такой интимной обстановке – и по фамилии меня? По имени противно?

Кольнула неловкость.