Укрощенная гордость

4

В ту ночь Полетт не снилось ничего. Великолепно выспавшись, она наконец открыла глаза. Всего в нескольких дюймах от нее возлежал Франко. Золотистые глаза насмешливо смотрели на ее испуганное лицо. Хорошее настроение сняло как рукой.

— Не припоминаю, чтобы прежде хоть одна женщина заснула, ожидая меня. Ты можешь подорвать веру в мою неотразимость…

Изобразив на лице широкую улыбку, Полетт села в постели.

— Господи, сколько же времени? — воскликнула она. — Почему же ты меня не разбудил?

Франко одарил ее лучезарной улыбкой, что совершенно изменило слегка суровые мужественные черты его лица. Прежде чем Полетт успела уклониться, он запустил руку в ниспадающие пряди ее серебристых волос.

— Не волнуйся. Мы еще наверстаем упущенное. И ты не останешься без завтрака, даже если будешь спать допоздна. И почему только я назвал тебя глупой?

Затаив дыхание, Полетт попыталась отодвинуться.

— Думай что хочешь.

— Да, ты прошлой ночью переплюнула Дорис Дей, — со снисходительным одобрением продолжил Франко. — Обвела меня вокруг пальца. Я вышел отсюда, чувствуя себя этакой помесью похотливого, но неопытного подростка и сексуального маньяка.

— Не в бровь, а в глаз…

Свободной ладонью Франко коснулся ее щеки, испытующий взгляд застыл на ее огромных фиалковых глазах.

— А ты залезла в постель и заснула как убитая. Когда ты спишь и волосы стекают по подушке, ты выглядишь шестнадцатилетней. И невероятно невинной… Как принцесса из сказки! В тот день, когда мы впервые встретились и ты лежала на мостовой в белом летнем платье с кружевным воротничком, ты выглядела так же. Потом ты открыла глаза, и они были словно анютины глазки, омытые дождем… Представь себе, я никогда в жизни прежде не хотел ни одной женщины так, как я хотел тебя тогда!

Его низкий, чуть хрипловатый голос обладал удивительной гипнотической силой, заставившей Полетт затрепетать. Его мягкая ладонь согревала ей щеку, и пушистые ресницы ее опустились, скрывая внезапное смущение.

— Прежде мне никогда не приходилось бороться за женщину… но я люблю, когда мне бросают вызов, а ты мастерски делала это своими холодными улыбочками и ледяными взглядами, — продолжал Франко. — Впрочем, я знал, что это не настоящая Полетт. Это лишь игра, обман.

— Нет! — возразила Полетт нетвердо. — Ты видел то, чего не было в действительности, женщину, которую ты сам создал в своем воображении, которая никогда не существовала нигде, кроме как в твоих буйных фантазиях!

— Она реально существовала в этой постели. Она во плоти пришла в мои объятия. Страстная, бесстрашная, неотразимая. И я хочу, чтобы ты вернулась сюда такой же.

Резким движением Полетт пыталась отдернуть голову, но Франко не позволил ей увернуться от своих рук. Ее взгляд столкнулся, с его внезапно потемневшими глазами, и узкие холеные пальцы снова коснулись ее щеки.

— Ну ты и упрямая, — раздраженно проговорил он.

— А ты самовлюбленный болван! И ты не получишь от меня того, чего хочешь. Я, как и обещала, сыграю роль твоей невесты, но роль моя будет кончаться у порога спальни! — крикнула Полетт вне себя от ярости.

— Черта с два, — кратко известил Франко.

— Хочешь вкусить запретного плода? — с жаром воскликнула она. — Что ж, попробуй!

Она вырвалась из его рук, повалилась навзничь на постель и произнесла:

— Ну, так чего же ты ждешь?

Он склонил к ней свою голову. Тело ее напряглось, дыхание замерло, а в глазах пылали вызов и презрение. Он не получит от этого никакого наслаждения, пообещала Полетт себе. Если ему доставляет удовольствие заниматься любовью с неподвижным бревном, пусть пытается.

Жаркие губы коснулись ее шеи, темная голова заслонила свет, жесткие руки грубо сжали ее плечи. Жар пронзил ее насквозь, словно раскаленная докрасна проволока, и в последней попытке разъединить их тела Полетт с неистовством вцепилась в его запястья.

Но Франко не отпускал ее. Сжав кулаки, Полетт заколотила ими по его спине. В ответ он стремительным движением захватил ее руки и распластал их по постели. Густая, обволакивающая тьма манила Полетт к себе, и она понимала, в чем причина этого зова, но пыталась побороть его, вновь овладеть дыханием и восстановить контроль над собою.

Но ее собственное тело предавало Полетт. Оно жаждало его прикосновений. Соски стали твердыми и болезненно чувствительными, бедра самопроизвольно раздвинулись. Каждая клеточка ее тела трепетала в ожидании его ласк. Страсть закружилась в ней опьяняющим вихрем, когда Франко проник языком сквозь ее зубы и коснулся ее языка. Руки Полетт впились в его черные шелковистые волосы, она ответила на поцелуй горячо и призывно и, извиваясь, прижала к себе тело мужчины.

— Пожалуйста… — задыхаясь, произнесла она, забывая обо всем на свете, кроме зова своего жаждущего ласк тела.

— Ты просишь меня? — овевая горячим дыханием ее щеку, хрипло прошептал Франко.

— Нет!.. — Она дрожала, прижимаясь к нему.

— Ответь честно. — Его горячие губы нащупали какую-то невероятно чувствительную точку у нее возле уха, отчего по всему телу молодой женщины разлилась новая волна горячего непреодолимого желания.

— Продолжай! — Она не могла узнать собственного голоса.

И вдруг все кончилось. Франко лениво откинулся на подушки и, полуприкрыв глаза, посмотрел на нее холодно и равнодушно. Совершенно сбитая с толку, Полетт изумленно уставилась на него, не понимая, не осознавая ничего, кроме болезненной жажды, не покидающей ее возбужденного тела.

— Никогда больше не смей заявлять, будто не хочешь меня, — тихо прошипел Франко, продолжая глядеть на нее все так же холодно и отрешенно. — Я умею заставить тебя хотеть. Ты очень чувственная женщина. Ты создана для страсти…

Слишком поздно сообразив, что произошло, совершенно подавленная, Полетт стыдливо натянула простыню на свое полуобнаженное тело.

— Нет, — затравленно проговорила она, потрясенная цинизмом его слов.

— Да! Шесть лет назад я мог зажечь тебя одним лишь взглядом.

— Это ложь!

— Твоя кожа начинала пылать, глаза загорались, и ты начинала вертеться на стуле, будто кошка на раскаленных угольях. Ты хотела меня тогда… ты просто не желала признаваться себе в этом.

Ошеломленная, Полетт спрятала лицо в подушку.

— Сперва я не думал, что ты сама напрашиваешься на это. Я сразу понял, что ты невинна…

— Прекрати! — выкрикнула Полетт.

— Но потом наступил тот день, когда мы очутились в этой самой постели — причем с моей стороны это было сделано совершенно сознательно. Если бы нам не помешали, я бы овладел тобой, — бессердечно напоминал Франко. — И после этого ты стала бы моей. Моей безраздельно!

— Нет, не стала бы! — выдохнула Полетт.

— Ни одна порядочная женщина, искушенная либо нет, не должна была так вести себя с одним мужчиной и затем, через неделю, выходить замуж за другого, продолжая без устали утверждать, будто безумно влюблена в этого несчастного воздыхателя! — издевался Франко.

— Заткнись! — В голосе ее послышалось рыдание.

Ведь она и впрямь убежала тогда к Арманду в твердой уверенности, что их свадьба не состоится. Признаваясь во всем, Полетт надеялась, что Арманд будет оскорблен ее признаниями. А вместо этого он лишь спросил у нее, любит ли она Франко. И она категорически заявила, что нет. Ничто в тех эмоциях, которые вызывал в ней Франко, не соответствовало ее понятиям о любви. В произошедшем Полетт не видела ничего, кроме ярко выраженной похоти. Она выросла, наблюдая, как в поведении ее собственной матери проявлялись те же самые черты. И люто ненавидела их.

Линда всегда делала то, что хотела, брала, что хотела, безразличная к боли, которую тем самым причиняла другим. И в своем поведении с Франко Полетт замечала ту же пугающую печать. Она видела, во что могла бы превратиться, если бы не сдерживающее влияние Арманда. Чувства, которые будил в ней Франко, пугали Полетт. А любовь, которую, не выдвигая никаких условий, предлагал ей Арманд, казалась спасительным убежищем. В то время она была бесконечно благодарна ему за кажущуюся преданность, за мольбы и заверения, что она нужна ему… что он не мыслит будущего без нее… Жесткие пальцы Франко внезапно сомкнулись на ее запястье, и Полетт резко вскинула голову. Франко стащил у нее с пальца обручальное кольцо и отшвырнул в дальний угол комнаты.

— Это тебе в моей постели не потребуется. Тем более что человек, подаривший его, не слишком занимает твои мысли, верно, сага! — выдохнул Франко, нагло ухмыляясь.

— Почему тебе обязательно нужно быть таким жестоким?

— Я прекрасно запомнил тот момент, когда ты шагала по проходу в своем белом свадебном наряде, чтобы выйти замуж за другого! — резанул он в ответ.

— А чего тебе было волноваться? Ты же не собирался жениться на мне!

— И это тебя терзает, да? — огрызнулся Франко.

— Чего ради?.. Да я ненавидела тебя. И уж во всяком случае у меня не было никакого желания состоять при тебе походной потаскухой!

— Scusi[1], — неожиданно тихо произнес он.

— Пустяки, — пробормотала Полетт, хотя тогдашнее предложение Франко прокатиться с ним вокруг света казалось ей унизительным и мерзким. Он говорил ей, что она будет иметь все, что сердце пожелает. Что, к несчастью, он не собирается «жениться либо вступать в серьезные взаимоотношения», что, увы, «подобные связи не длятся вечно», но он обещает, что она «сможет прекрасно провести время».

Но если подобные слова не рассматривать как предложение стать походной шлюхой, то как же это назвать? Это станет окончательным доказательством ее грехопадения. Франко не любил ее, не уважал, но… хотел…

Полетт слушала, как он включает в ванной душ, и мучилась тем, что желание медленно покидает ее неудовлетворенное тело. Что ж, теперь она знала. Знала, что столь же уязвима, как того и боялась. И Франко доказал, что был прав, горько размышляла Полетт, испытывая отвращение к самой себе. Она тоже хотела его, хотела страстно, вероятно так же, как наркоман жаждет свою дозу, зная, что это опасно, что он разрушает себя, но не может побороть своего пристрастия. И за то, что Франко заставил ее признать реальность, Полетт ненавидела его еще больше. Следующие три месяца станут для нее дорогой в ад с билетом в один конец.

Получасом позже, после того как, позвонив доктору Марплу, Полетт узнала, что отец провел спокойную ночь, она встретилась за завтраком с Франко. Переодевшись в серебристо-серые вельветовые брюки и свободный зеленый свитер, она двигалась по гостиной, с яростью ловя на себе его критические взгляды.

— Сегодня мы отправимся в Лондон и купим тебе несколько новых костюмов и обручальное кольцо, — сухо проговорил он. — В среду полетим на Барбадос…

— Барбадос? — повторила Полетт, теряя часть своего тщательно выпестованного безразличия. — Так, значит, там живет твой отец?

Франко проигнорировал ее вопрос.

— У тебя осталось три дня, чтобы завершить здесь свои дела.

— А как же моя работа? — внезапно заявила она.

— Твоя работа? — вскинул брови Франко.

— Я служу секретарем-референтом. А сейчас я в отпуске, потому что мой босс отдыхает, — нехотя призналась она, прикусив губу. — Маловероятно, что он отпустит меня на три месяца…

— Скажи ему, что нашла более выгодную и интересную работу.

— Я понимаю, тебе абсолютно наплевать, что я потеряю работу, но…

Бесстрастные медовые глаза застыли на ее разгневанном лице.

— Когда все закончится, ты можешь получить новую должность в любой из моих компаний.

Полетт угнетало его полное внешнее безразличие. «В бизнесе нет сантиментов», — как-то сказал Франко. Холодное пугающее ощущение, возникшее где-то в груди, лишило ее аппетита.

— Нет уж, спасибо, — отрывисто ответила Полетт. — Я сама позабочусь о своем будущем.

Зазвонил телефон, и Франко быстро поднялся.

Полетт обнаружила, как глаза ее, не подчиняясь рассудку, напряженно следят за ним. Франко был одет в серый безукоризненно сидящий на нем костюм, видимо, баснословно дорогой. Полетт презирала себя за то, что не может отвести взгляда от этого мужчины, но поделать с собой ничего не могла.

Что она творит? Она ведь словно нарочито выплескивает наружу темные стороны своего характера, а те коварно захватывают ее в свои сети. Дрожащей рукой Полетт налила себе еще чашку кофе, подавленная тем, что рассудок перестал ей подчиняться. Пора уже научиться контролировать себя… Но возможно ли это, когда Франко держит все нити в своих руках? На лбу ее выступила испарина.

Слуга провел Полетт в роскошно обставленную спальню огромной лондонской квартиры Франко Беллини. Он появился еще несколько раз, нагруженный дневными покупками, и предложил распаковать их для нее. Она покраснела, поблагодарила, но отказалась от его услуг и, как только он исчез, заперла дверь.

До сегодняшнего дня она и не подозревала, что поход по магазинам готового платья может доставить столько стыда… Он таскал ее за собою, заставлял напяливать и снимать любую вещь, которая хотя бы случайно привлекала его внимание, и требовал, чтобы она, словно наложница, демонстрировала ему для оценки то, чего она сама никогда не надела бы на себя.

На пальце ее сияло новое обручальное кольцо с таким огромным бриллиантом, что тот буквально оттягивал ей руку. У нее появились бриллиантовые же серьги и изящные золотые часики, которые, несомненно, стоили несколько тысяч фунтов, однако столь нескромные сведения, как цена, ни разу не были сообщены в ее присутствии.

— А может, заодно купим и кандалы? — спросила Полетт с сарказмом.

Но Франко нашел данную мысль вполне достойной внимания. Горячие золотистые глаза оценивающе устремились на нее, выразительные губы чувственно изогнулись.

— Пожалуй, я сам подберу тебе золотые кандалы нужного размера, — промурлыкал он бархатным голосом.

Да, тяжело шутить с этим мужчиной.

— Нынче вечером мы обедаем вместе, — сообщил он ей тоном, не допускающим возражений, когда лимузин остановился возле его лондонской квартиры. Она не стала спорить, устав от препирательств…

Полутора часами позже Полетт с усмешкой разглядывала свое отражение в зеркале. Ничего не скажешь, голубое, словно сапфир, платье чудесным образом облегало ее стройную фигуру, подчеркивая пленительный изгиб бедер. Платье словно кричало: «Обрати на меня внимание!». Но Полетт не привыкла быть в центре внимания, предпочитая спортивный стиль в одежде.

Но ты ведь должна сыграть эту роль, лишний раз напоминала она себе и, горько усмехнувшись, взглянула на кричаще дорогое кольцо. Если ей удастся доказать Франко, что роль вполне ей удается, быть может, он не будет столь настойчиво завлекать ее в постель? Внутренний голос твердил, что все ее ухищрения лишь борьба с ветряными мельницами, но она, тем не менее, не собиралась так легко сдаваться.

Равно как и Франко. Непроизвольно она припомнила его страстные преследования шестилетней давности…

Франко настоял тогда, что лично привезет ее домой из клиники. Он уже без согласия самой Полетт уведомил о несчастье ее родителей. Отец приветствовал мистера Беллини как избавителя дочери из лап смерти, а обычное выражение скуки на лице матери испарилось, едва лишь она увидела столь интересного мужчину в своем доме.

Франко остался обедать; он обсуждал с отцом какие-то деловые проблемы, а мать не преминула намекнуть, что встреча молодых людей не случайна и стоило бы подумать о чем-то более серьезном.

Франко усмехнулся.

— Слишком уж молода Полетт…

— Да, да, — сразу же согласилась Линда, тем самым давая понять, что не слишком-то довольна ее отношениями с Армандом Трампом.

Позже мать заглянула к ней в комнату.

— Ну-ну-ну, — шаловливо произнесла она. — Вот ты и подцепила себе миллионера. Не будь дурочкой, не упусти его.

— Никого я себе не искала! — раздраженно ответила Полетт.

— Порою я думаю, что мне в роддоме подменили ребенка, — скорчила гримасу Линда. — Что с тобой происходит, моя девочка?

— Ничего. Просто он мне абсолютно не нравится.

— Что за глупость! Я ведь пригласила его присоединиться к нашим гостям на уик-энд.

— Мама!

— Он же денежный мешок, дорогуша. И если мы поставим на него, то он сможет вложить свои средства в компанию «Харрисон». Так что будь с ним мила ради нашего же общего блага. Ведь мне совершенно ясно: единственное, что интересует твоего нового знакомого, — это ты.

Начиная со следующего дня на имя Полетт ежедневно стали приходить роскошные букеты роз, снабженные открыткой, помеченной лишь кратким размашистым инициалом «Ф». Потом он позвонил лично и пригласил ее пообедать. Полетт отказалась, Франко рассмеялся. А днем позже она, улыбаясь лишь кончиками губ, оказалась напротив него за столом. С обеих сторон сидели родители, радостно воспринявшие приглашение посетить в качестве ответного визита «Ред Холл».

С неподражаемой легкостью, не говоря уж о присущем ему нахальстве, Франко вторгся в их жизнь, предлагая отцу деловые контракты и давая советы, льстя ему своею заинтересованностью в его бизнесе. А когда Полетт попыталась убедить отца, что Франко Беллини вовсе не тот человек, с которым следовало бы иметь общие дела, мать разъярилась.

— Если нашу фирму обвинят в банкротстве, то это будет твоя вина! — возбужденно кричала она Полетт. — Только Беллини может помочь нам… но он не станет этого делать, если ты оттолкнешь его!

Известие о том, что их семейная фирма зиждется на столь шатком фундаменте, несказанно удивило Полетт. А мысль, что лишь во власти Франко Беллини удержать на плаву либо потопить «Харрисон энджиниринг», приводила ее в ужас. Она не верила ему ни на йоту, но неоднократные попытки предостеречь отца отлетали от того, словно от стенки горох.

— Он знает раза в четыре больше, чем знал я в его возрасте, — с восхищением говорил Рональд жене. — И он уже свел меня с парой очень полезных людей.

Франко стал постоянным гостем в их доме. Была ли она когда-то настолько наивна, что полагала, будто он сможет просто так вложить свои деньги в дело Харрисона? Да, была.

— Я смогу помочь вашему отцу… — медленно выговаривал Франко, нанеся визит однажды вечером, когда Полетт осталась дома одна. — Снимите это кольцо, и вы увидите, каким благодарным могу я быть.

— Я не продаюсь, мистер Беллини, и мой будущий брак с Армандом — не товар в жалкой лавчонке, — в ярости бросила она.

Франко ухватил ее запястье своей сильной рукой и рывком дернул к себе.

— Разве? — прорычал он, вперив взгляд в ее разгневанное лицо. — Вы прекрасно знаете, как я хочу вас!

— Потому что я недоступна для вас! — парировала она, пытаясь вырваться. — Ведь это единственная причина, по которой я вам так желанна? Вы меня не интересуете, а ваше самолюбие не может с этим смириться!

— Я вас интересую, — выдохнул Франко чуть ли не весело. — Неужели вы действительно полагаете, что я не чувствую, когда женщина меня хочет, сага!

— Я люблю Арманда!

— Который относится к вам исключительно как к младшей сестренке…

— Это неправда!

— Тогда скажите, когда он последний раз поцеловал вас вот так… — И прежде чем она успела уклониться, Франко впился своими жесткими горячими губами в ее губы. Полетт почувствовала, что ее словно пронзила молния и ужас, какой-то сладкий ужас сковал ее тело…

Теперь Полетт видела гораздо больше, чем тогда. А Франко, как это ни парадоксально, уже тогда заметил, что в отношениях между Полетт и ее женихом полностью отсутствует сексуальное влечение. Но Франко со свойственным ему цинизмом неверно истолковал ее поведение. Он, видимо, полагал, что Полетт использует Арманда как оружие против него, а приближающуюся свадьбу — для того чтобы под ее давлением заставить его предложить побольше. И, в свою очередь, Франко пользовался плачевным состоянием дел на «Харрисон энджиниринг», чтобы уравновесить положение…

Сняв трубку, Полетт позвонила доктору Марплу, чтобы расспросить про отца, и была счастлива услышать, что тот продолжает сердито настаивать, что у него не было ни малейшей мысли причинять себе никакого вреда, но что он тем не менее чувствует огромное облегчение от того, что судебное преследование ему больше не грозит.

Затем Полетт вышла в гостиную, гордо вскинув подбородок, холодная и недоступная, не замечая при этом, что блеск ее аметистовых глаз выдает то смятение, которое она так отчаянно пыталась скрыть.

Франко, сидевший в кресле, поднялся и не спеша двинулся навстречу. Глаза его были широко раскрыты, на смуглых щеках проступил румянец.

— Распусти волосы. Мне не нравится, когда ты собираешь их в пучок.

— Вот еще! — вызывающе хмыкнула Полетт.

Это было ошибкой. Франко поймал ее твердой рукой и безжалостно разрушил сооруженную Полетт прическу. Серебристая масса роскошных волос каскадом низверглась ей на плечи, обрамляя ее лицо, на котором горели полыхающие гневом глаза.

— Вот теперь ты выглядишь так… словно только что вылезла из моей постели, — с удовольствием произнес Франко. — Полагаю, это больше подходит твоему облику, к которому мы так целенаправленно стремимся… А это… — Он поднял руку и снял с пальца бриллиантовое кольцо. — Твой энтузиазм весьма похвален, но я не хочу, чтобы ты надевала его до тех пор, пока мы не окажемся на Барбадосе.

К щекам и шее Полетт прихлынула кровь.

— Я ненавижу тебя, Франко, — отчетливо выговорила она.

— Если ты хочешь, чтобы я отпустил твоего отца с крючка, сага… — Франко сделал паузу, и его бесстрастные слова угрожающе повисли в воздухе, — тебе действительно нужно поработать над своим обликом и поведением.

Полетт побледнела как полотно, а стоящий перед ней мужчина одарил ее циничной усмешкой.

— Учти, наш договор потеряет силу, если ты не сможешь убедительно сыграть свою роль. — Выдержав паузу, Франко быстро развел руками. — Хочешь снова вернуться домой?

— Нет, потерплю еще немного! — заявила Полетт, скрипнув зубами.

— Ну-ну, очень хорошо, — сухо ответил Франко.

В лимузине он протянул ей гребень.

— Расчеши волосы, сага.

— Ты и дальше собираешься угрожать мне? — сквозь зубы спросила Полетт.

— Это не угроза. Я не хочу зависеть от твоих настроений в доме у своего отца. Твое поведение должно вызывать доверие. Понятно?

Но почему, хотелось бы ей знать. Зачем нужен весь этот обман? Не иначе как из-за денег, решила она. Должно быть, отец Франко требует, чтобы тот женился, и, не желая жертвовать своей свободой на долгий срок, он решил прибегнуть к обману.

Франко привез ее в фешенебельный ресторан, где их появление было встречено волной украдкой оборачивающихся лиц и приглушенных комментариев. Изучая меню, Полетт с удивлением отметила, что сильно проголодалась.

— Не пора ли тебе рассказать мне что-нибудь про своего отца? — поинтересовалась она.

— С чего начать? — Его натянутый тон не обнадеживал.

— Не могу же я играть свою роль, не получив хоть какой-то информации. Ты сказал, что он умирает…

— Больное сердце, — вяло ответил Франко. — Он прикован к инвалидному креслу.

Полетт равнодушно спросила:

— И ничего нельзя поделать?

— Последняя операция не удалась. Но сил на следующую у него не хватит.

Полетт нервно сглотнула.

— А жена его жива?

Неожиданно Франко рассмеялся, но смех его прозвучал довольно саркастично.

— Еще как! Бонни значительно моложе моего отца. — Его красивые губы на секунду плотно сжались. — Она у него четвертая.

— Четвертая жена? — не удержалась Полетт от удивления. — А у тебя есть братья и сестры?

— Сестра, гораздо старше меня, родилась от первого брака. Был брат, но он разбился на спортивном самолете в Италии, три года назад, — вяло отозвался Франко.

— Извини.

— Ничего. Он тоже был старше меня, я едва знал его.

Полетт молчала, а Франко продолжил.

— Сестра, Лоредана, живет с отцом. Она так и не вышла замуж. Они поселились на крошечном коралловом островке недалеко от Барбадоса.

— Где ты родился?

— Родился в Испании, в Сарагосе. А после смерти матери, итальянки, меня послали учиться в Италию.

— Почему так далеко?

— Я не любил свою мачеху, равно как и она меня, — сухо сказал Франко.

Возле их стола остановилась высокая, худая как щепка брюнетка с огромными черными глазами и страстными чувственными губами. Не обращая внимания на Полетт, она что-то сказала Франко по-итальянски. Его ответ, что бы он ни содержал, явно не пришелся женщине по вкусу. Лицо ее пошло красными пятнами, глаза раскрылись еще шире. Она окинула Полетт уничтожающим, ненавидящим взглядом, но ее темные глаза были полны отчаяния; затем она гордо вздернула подбородок и вернулась к соседнему столику.

— Кто она такая? — не удержалась от вопроса Полетт.

— Она не из тех, с кем тебе следует знаться, — уклонился от ответа Франко.

Молодая женщина ощущала на своем лице обжигающий взгляд брюнетки. Пытаясь избавиться от неприятного чувства, она обратила все свое внимание на стоящее перед ней блюдо.

На обратном пути в машине Полетт чувствовала себя весьма неуютно.

— Что это была за женщина? — снова спросила она, когда они вернулись в квартиру. К своему удивлению, Полетт обнаружила, что не может думать ни о чем другом.

— Ревнуешь, сага? — Франко окинул ее насмешливым взглядом.

— Ревную? Ты что, с ума сошел? — задохнулась Полетт от возмущения. Она решила скрыться в отведенной ей комнате, но Франко обхватил руками ее узкие плечи.

— Это ты с ума сошла, — пробормотал он глухо. — Ни одной женщины прежде не хотел я так, как хочу тебя. Нужно было похитить тебя шесть лет назад…

— П-прекрати, Франко, — попыталась увернуться Полетт.

Но он опустил руки ей на талию, привлек к себе и, покрывая ее губы жадными поцелуями, опрокинул на залитую лунным светом постель.

— Я не хочу, Франко! — запротестовала она сдавленным голосом. — Перестань.

Но он уже распустил галстук, сорвал с плеч пиджак, опустился рядом с нею и, прежде чем Полетт успела отодвинуться на другую половину широкой кровати, пригвоздил ее руки к постели.

— Что в нем было такого, чего нет у меня? Что уж мог он дать тебе такого, чего не могу дать я?

Полетт глядела на Франко, ошеломленная силой кипевшего в нем отчаяния. Он не мог простить ей брака с Армандом.

— С ним было все иначе. Тебе не понять.

— Так объясни, черт побери, чтобы я понял! — швырнул в ответ Франко. — Или он желал тебя сильнее, чем я?

Слезы отчаяния едва не брызнули из глаз Полетт. Она отвернулась, пытаясь избежать его требовательного взгляда.

— Франко…

— Я хочу знать, — требовательно произнес он, потянув ее обратно, чтобы снова заглянуть в глаза. — Расскажи мне, что в нем было такого особого?

— Я не хочу об этом разговаривать! — На глазах у Полетт выступили слезы.

— А я хочу. Я предложил тебе все, что у меня есть, а ты ушла… Притом, что хотела ты именно меня.

— Нет!

— Si… — прорычал в ответ Франко.

— Минутное желание — это не главное! — крикнула Полетт.

— Но без этого ничего не бывает, — заявил Франко с обезоруживающей простотой.

И реальность этого факта, словно нож, резанула по сердцу женщины. Мучительное рыдание вырвалось из ее груди. Пять лет замужества прошли впустую.

— Не плачь… — Франко неловко провел указательным пальцем по мокрой от слез щеке Полетт, и она почувствовала согревающее тепло, идущее от его руки.

Сознание того, что она не в силах противостоять порывам своего тела, терзало Полетт. Ты — дочь своей похотливой матери, Твердил ей внутренний голос, всякий раз вызывая чувство стыда. Франко стал гладить ее по голове, и она не выдержала и прижалась щекой к его груди, ощущая жар его тела под тонким батистом сорочки.

— Maledizione![2] — глухо пробормотал Франко, опуская ее податливое тело на постель. — Рядом с тобою я просто не в состоянии сдерживать себя — словно подросток!

Он буквально дрожал от возбуждения. И чего это вдруг она столь доверительно прижалась к нему? Впрочем, не все ли равно? Полетт вдруг стало удивительно хорошо.

— Ты моя… ты всегда будешь моей, — прошептал Франко хрипло.

Но вдруг рука его соскользнула с ее трепещущего тела, поскольку со стороны холла послышался противно дребезжащий звук. Франко поднял голову и зло выругался по-итальянски. Секундою позже он поднялся с кровати. Вспыхнул свет.

Прошло несколько секунд, прежде чем Полетт услышала, как Франко что-то быстро говорит по-итальянски. Наконец он с силой швырнул трубку на рычаг, и где-то в глубине квартиры хлопнула дверь…

Полетт с трудом возвращалась к реальности. Господи, что случилось? Может, он получил плохие известия о своем отце? Полетт вскочила с кровати. Ей вдруг захотелось побежать за ним, предложить свое участие, — и в тот же момент, когда она обнаружила в себе эту потребность, она остановилась и снова рухнула на кровать.

Боже мой, что же с нею происходит? Что творится в ее голове? Шесть лет она твердила себе, что ненавидит этого человека, — и всего секунду назад испытала настоятельнейшую потребность броситься к нему, облегчить его боль, насколько это в ее силах. Она со страхом пыталась разобраться в своих чувствах.

События последних двух дней ошеломили Полетт. Она вдруг застыдилась того, что не смогла противостоять домогательствам Франко. Впрочем, неудивительно, решила Полетт, что ее чувства пришли в такое смятение. Ведь она до сих пор не знала того, с чем большинство женщин знакомится еще в ранней юности. Желание — это не любовь, но, может быть, присущий ей пуританский нрав заставляет ее вести себя так, словно это одно и то же?

Полетт не помнила, сколько пролежала так, пока, подняв взгляд, не обнаружила, что Франко стоит в дверном проеме. Немой и неподвижный, словно статуя.

Испуганная его агрессивным взглядом, она тяжело вздохнула.

— Что случилось?

— Почему ты не сообщила мне, что твой отец попал в больницу? — зло произнес Франко.

— Откуда ты узнал? — широко раскрыв глаза, спросила Полетт.

— Мой помощник Протос пытался с ним сегодня связаться. Он поставил меня в известность о случившемся, и я только что поговорил с доктором Марплом.

Полетт побледнела как мел.

— Почему ты мне не сообщила об этом? — сурово повторил Франко. — Почему не сказала, что у него депрессия?

Напуганная его суровым тоном, Полетт неуверенно поднялась с кровати.

— Я думала…

— О чем ты думала? Что для меня это не имеет значения? — Гнев Франко, казалось, был столь велик, что он с трудом выговаривал слова. — Выходит, ты считаешь, я способен довести человека до самоубийства?

Полетт вздрогнула.

— Я просто решила, ты сочтешь… что это не имеет отношения к делу.

— Не имеет отношения! — передразнил ее Франко.

— Папа очень переживает, что так подвел тебя, — услышала она свое слабое возражение.

Он смотрел на нее так, будто видел впервые. И было совершенно ясно, что ему не нравится то, что он видит.

— Прошлой ночью ты даже не пыталась рассказать мне, что твой отец так страдает… ты даже не намекнула, что он способен на… самоубийство.

— Я не думала, что для тебя это столь важно.

Побледнев, Франко отвернулся, руки его сжались в кулаки.

— Кажется, мне никогда прежде так не хотелось ударить человека, как сейчас, — гневно бросил он. — Неужели ты считаешь меня столь бесчувственным? И подумать только, я чуть не стал заниматься с тобою любовью! Да что уж такого подлого я совершил, чтобы относиться ко мне подобным образом?

Охваченная внезапным стыдом, Полетт потупила взгляд.

— Я… я…

— Если бы я знал, в каком состоянии находится твой отец, я бы сделал все, что в моих силах, чтобы облегчить его страдания. Все, что в моих силах, — угрюмо произнес Франко. — Или ты считаешь, что мои чувства к тебе превышают цену человеческой жизни?

— Нет, я не… — бормотала в смятении Полетт. И когда только она решила, что Франко являет собою само воплощение порочности? Когда и по какому поводу она сочла, что он лишен даже малейшей доли человечности? Господи, отчего же она так обманывала себя? Ибо она обманывала себя — и теперь видела это совершенно ясно. Вероятно, ей казалось легче чернить Франко и винить его во всех смертных грехах, чем взглянуть на меру собственной вины. И что хуже всего — не делала ли она этого нарочно, вместо того чтобы прийти к согласию с теми чувствами, которые вызывал в ней Франко?

— Ты же говорил, что в делах не бывает сантиментов, — отчаянно пыталась она защитить себя. — Ты же говорил, что мой отец интересует тебя лишь с точки зрения взаимоотношения цели и средств и что тебе неприятно обсуждать эту тему.

Услышав собственные жестокие слова, Франко вздрогнул, как от удара хлыстом.

— Я понятия не имел, что у твоего отца депрессия, и даже не подозревал ни о разводе твоих родителей, ни о смерти твоей матери, — проворчал он уже не столь агрессивно.

Полетт чувствовала себя ужасно виноватой. Абсолютно ясно, что прошлой ночью в «Ред Холле» ей следовало немедленно сообщить Франко о том, что случилось с отцом. Но ее разум был настолько затуманен созданным ею же самой образом Франко-садиста, что она предпочла промолчать.

— Да, ты прав, мне нужно было рассказать тебе обо всем, — услышала Полетт собственный шепот.

Франко сделал вид, что не расслышал ее слов.

— Завтра же встречусь с твоим отцом и успокою его. Не хочу, чтобы его депрессия лежала на моей совести, — заявил он, окатив Полетт полным осуждения взглядом. — И в довершение сообщу ему, что беру тебя на работу в качестве моего личного референта.

— Я собиралась…

— Поверь, — оборвал ее Франко, — если бы я знал вчера то, о чем знаю сейчас, я ни за что не притронулся бы к тебе! Только подумать о том, что ты хотела лечь в мою постель, самодовольно решив, будто жертвуешь собой ради спасения жизни отца! Это отвратительно! Мне хочется прямо-таки высечь тебя ремнем от моих брюк.

— Как ты смеешь! — вскрикнула Полетт.

Франко вдруг протянул руку, схватил ее за локоть и придвинул к себе, испугав резкостью своего жеста.

— Ты не мученица, сага… ты трусиха! — процедил он с издевкой. — Ты хочешь меня ничуть не меньше, чем я хочу тебя, но ты слишком упряма, чтобы так легко признать это!

— Прекрати! — зарыдала Полетт.

Франко отпустил ее так внезапно, что она, не удержавшись на ногах, снова повалилась на кровать. Резко развернувшись, Франко пулей вылетел из комнаты.

Полетт поднялась, захлопнула за ним дверь и прислонилась к ней спиной, чувствуя, как ее душу разрывают боль и отчаяние. Слезы струились по ее бледному лицу. Полетт понимала причину своего смятения, но причину боли понять не могла. Она не могла объяснить, почему так страдает, когда Франко смотрит на нее с неприязнью и презрением.