Улыбающийся человек

1

В тот год стояла убийственная жара. Нескончаемые, наполненные лихорадочным зноем дни оставляли ощущение нереальности. Под гул кондиционеров и звяканье кубиков льда в бокалах люди тихо сходили с ума. Город купался в ярком свете, принуждал жить в нескончаемом потоке сияния. А долгожданная ночь казалась иллюзорной, пронизанной электричеством. Всюду мелькали искорки: девушки в летних нарядах, парни с белозубыми улыбками.

С полуночи и до шести утра на их лицах сохраняется особое выражение. Они кочуют по барам, целуются на улицах, размахивают руками на тротуарах. Им кажется, что вчерашний день где-то далеко, а о будущем можно забыть хотя бы на несколько часов. Большинство из них – те, кто ищет в учебе спасение от экономического кризиса, хотя студенческие кредиты им в жизни не выплатить. Остальные работают где-нибудь за мизерную плату и отрываются в выходные. По ночам они ловят момент, и та неуверенность в будущем, которая не отпускает их днем, хотя бы ненадолго сменяется ощущением определенности. Шла моя сто двадцатая ночная смена. Первые шесть месяцев из вроде бы пожизненного срока.

Такая вот уверенность в будущем.

С полуночи и до шести утра я смотрел на лица молодых людей. Видел, как жизнь в буквальном смысле проходит мимо меня. Я кивал вместе с ними, улыбался вместе с ними и тоже старался ловить момент. Не высовывался и жадно впитывал положительный заряд, энергию этих искорок везде, где только мог.

Мы уже ехали по Уимслоу-роуд, когда поступил вызов. Эта широкая магистраль тянется по городу почти на шесть миль, связывая богатые южные районы с борющимся за выживание центром. По этой улице проходит самый популярный автобусный маршрут в Европе, поэтому на ней всегда много такси, двухэтажных автобусов, пассажиров и света. А в последнее время – еще и пожаров в урнах вдоль дороги. Поскольку такие поджоги считались мелким и бессмысленным хулиганством и происходили всегда после наступления темноты, разбираться с ними приходилось тем, кто дежурил в ночную смену.

Постоянно ночью работали только двое.

Иногда для отчета дежурили молодые детективы, и несколько раз в месяц нас подменяли временщики. Работа по ночам означала отсутствие либо личной жизни, либо карьерных перспектив. За несколько лет работы в полиции я добился и того и другого.

Урна уже догорала. Мы с напарником посмотрели на тлеющие угли, поспрашивали очевидцев и собрались уезжать, но заметили, что на обочине с другой стороны дороги толпятся подростки. Я взглянул на время и, лавируя в потоке машин, направился к ним.

Молодежь собралась почтить память погибшего друга по имени Саби Сеиф. Друзья звали его Верзилой. Восемнадцатилетний первокурсник совсем недавно переехал в город. Несколько часов назад он увидел, как ограбили девушку, и погнался за вором. Не глядя, выбежал на проезжую часть и попал под колеса автобуса.

Вор скрылся.

На месте аварии светились обычные и ультрафиолетовые фонарики, лежали цветы. С десяток друзей Верзилы слушали грустные песни на телефонах, передавали по кругу запотевшие банки пива. Я напомнил собравшимся, что не стоит выбегать на дорогу, и вернулся к машине. Мы ездили на черном «БМВ» без полицейской маркировки, но преступники легко нас вычисляли. Чаще всего по пассажиру, втиснувшемуся на переднее сиденье. Мой начальник – детектив-инспектор Питер Сатклифф – походил и на копа, и на преступника. И на кого больше – еще вопрос.

– Ну, как там молокососы? – спросил он, не отрываясь от чтения спортивной колонки.

Сатклифф представлял собой величайшую загадку природы. Родился ли он говнюком или стал им благодаря злосчастному имени?[2] Пиджак на нем чуть не лопался и насквозь промок от пота. От грузного тела шел такой жар, что пришлось настежь открыть дверцы.

– Передают-то что? – Я кивнул на рацию, из-за которой он позвал меня обратно в машину.

Сатклифф перевернул газетную страницу и фыркнул:

– Очередная фигня.

Я ждал.

Сатти со вздохом сложил газету:

– Преступление на сексуальной почве…

– На сексуальной почве?

У Сатти постоянно отекало то лицо, то шея, то все тело, а кожа имела мертвенно-бледный оттенок. Ни дать ни взять – жертва неумелого бальзамирования. Мы никогда не звали его полным именем. Просто Сатти, чтобы не пугать народ еще больше.

– Ну и жарища, черт подери. – Сатти провел ладонью по редеющим потным волосам. – Мне будто кровь от Фредди Меркьюри перелили со всем букетом заразы. – Он поднял голову, вспомнил о моем присутствии и желчно улыбнулся. – Ты же знаешь, Эйд, я отключаюсь при слове «сексуальный». Но в Оуэнс-парк съездим, раз ты жаждешь поработать…

Преступление на сексуальной почве…

Больше девушек Сатти ненавидел только меня. Всякий раз, как я садился в машину или выходил из нее, он принимался мазаться спиртовым антисептиком. Со стороны это выглядело так, будто он радостно потирает руки. Я одарил его улыбочкой, чтобы не скучно было. Потом включил поворотник и выехал на дорогу.

2

В Оуэнс-парк мы приехали около полуночи. Самое большое общежитие в городе служило домом более чем двум тысячам студентов, в основном первокурсникам. Кампус, раскинувшийся на огромной зеленой территории, состоял из пяти корпусов. Один из них, в виде башни, мрачно возвышался над деревьями. Серые корпуса резко выделялись среди зелени. Жилье мечты для тех, кто родился в период послевоенного беби-бума. Строили его в шестидесятых годах, основательно, но теперь общежитие выглядело на свой возраст. Его хотели отправить под снос и построить на этом месте что-то другое, но, когда почти дошло до дела, пожалели и оставили. И так не город, а сплошная стройка.

Я припарковался и посмотрел на Сатти:

– Пойдешь?

– В таких случаях лучше говорить с глазу на глаз. Вот если нужно будет в ее белье покопаться, тогда звони. – Он снова уставился в газету. – Ты умеешь девчушек убалтывать…

Я вышел из машины, не обращая внимания на его тон и искренне радуясь, что брать его с собой не придется. Мы с Сатти представляли собой две разновидности плохого полицейского. Нас поставили напарниками в качестве своеобразного наказания, и теперь мы старательно отравляли друг другу жизнь. Больше нас ничего не объединяло.

Я вошел в ворота. Яркий белый свет фонарей указывал путь. Запах свежескошенной травы пробудил в душе волнение. Я не жил в этом общежитии, но в юности захаживал сюда на вечеринки и в гости к друзьям. Теперь казалось странным, что ни с кем из них я больше не общаюсь, а все эти годы другие люди обитали в их комнатах, спали на их кроватях, жили их жизнью. На мгновение показалось, что я вот-вот окажусь в прошлом. В стране Нетинебудет. Рядом раздался взрыв хохота. Мимо пробежала девушка, а за ней парнишка с водяным пистолетом. Смеясь, они скрылись в темноте. Глядя им вслед, я еще острее ощутил горькую правду жизни. Я состарюсь. А Оуэнс-парку всегда будет восемнадцать.

Я сверился со схемой расположения корпусов, нашел нужный и позвонил в квартиру на втором этаже. Вокруг стояла зловещая тишина. Земля отдавала накопленный за день зной. Светящиеся окна солидных серых зданий через дорогу недобро таращились на меня. Услышав щелчок замка, я отвернулся от них и открыл дверь.

3

У стены в коридоре стояли велосипеды, с потолка свисала голая лампочка. Я поднялся на второй этаж. Дом, построенный в городе, где всего несколько десятков лет назад подобной жары не представляли, почти не проветривался. Я обливался потом. Из-за дверей доносились неторопливые разговоры. В воздухе стояла типичная для студенческих общежитий смесь запахов: дезодоранты, бухло, наркотики…

Та еще душегубка.

По лестничной площадке напряженно расхаживал парень. Темнокожий и симпатичный, в стильном спортивном костюме черного цвета. Увидев меня, парень отхлебнул из большого матового бокала и нахмурился.

– Я думал, женщину пришлют.

Я остановился:

– Какого рода услуг ты ожидал?

Он фыркнул, подошел ближе – из бокала пахнуло мятой – и сказал вполголоса:

– Я насчет подруги звонил. Она не знает. Думал, сотрудницу пришлют, раз по женским делам.

– По женским делам?

Он кивнул:

– Я же сказал, когда звонил. Вы там не общаетесь друг с другом, что ли?

– Диспетчеры не очень разговорчивые ребята, мистер…

– Эрл.

– Это имя или фамилия?

– Сойдет и за то и за другое. А вас как зовут? В смысле, официально.

– Уэйтс, – улыбнулся я.

– Легко запомнить, – сказал он, подумав, и провел меня в общую кухню. – Тут паркуйтесь. Сейчас Соф найду.

Из коридора фоном слышалась музыка в ритме хип-хопа, но никого не было видно. На улице стемнело, а на кухне горел свет, так что я видел свое отражение в черном зеркале окна. На столе стояли подносы с колотым льдом, мятой, сахаром, лаймом. Шеренга бокалов и запотевшая бутылка рома.

– Что?! – раздался из-за двери девичий голос.

Я сидел под чересчур яркими флуоресцентными лампами и ждал. Вскоре вернулся Эрл. Он направился прямиком к подносам и, не обращая на меня внимания, принялся смешивать какой-то крепкий коктейль. Движения у него были отточенные, как у профессионального бармена, – он даже бутылку в руке крутанул.

– Барменом тружусь, в «Алхимике», – пояснил он, заметив мой любопытный взгляд.

«Алхимик» был известным баром в Спиннигфилдсе[3]. Его посещение могло нанести непоправимый ущерб здоровью и кошельку.

– Нате. – Эрл резко подвинул ко мне коктейль. – Мохито.

– Я при исполнении. – Я еле успел задержать бокал рукой.

– Это не вам, Шерлок. Может, она захочет. – Эрл кивнул на дверь комнаты и ретировался к себе.

Бокал был такой холодный, что заломило пальцы. Я подошел к двери и постучал.

Не зная, чего ожидать.

– Войдите, – ответил робкий голос с южным выговором.

В комнате витал легкий запах крема для загара. На кровати сидела очень юная девушка в футболке и джинсовых шортах. Плечи у нее слегка обгорели на солнце, но кожа так и светилась после нескольких недель естественного насыщения витамином Д. Круглое лицо с россыпью веснушек. Порыв воздуха от настольного вентилятора взметнул ее волосы – каштановые с высветленными прядями. На ногах у нее виднелись синяки, но девушка не выглядела ни расстроенной, ни потрясенной. Только слегка смущенной и растерянной. Она закрыла ноутбук и сдвинула его на край стола.

– Я думала, вы старше… – начала она.

– Если определять возраст по печени, то я уже глубокий старик.

На лице девушки появилось подобие улыбки. Я протянул ей бокал, назвался:

– Детектив-констебль Эйдан Уэйтс.

– Софи, – представилась она.

– Хочешь, поговорим на кухне, Софи?

Она задумчиво поглядела на меня:

– Нет, здесь нормально. Только дверь закройте, ладно?

Я так и сделал, потом подошел к дурацкому розовому стулу у письменного стола.

– Можно?

Он кивнула.

– Похоже, твой приятель беспокоится за тебя.

– Эрл – хороший парень…

– Только не очень разговорчивый…

– Удивительно, что он вообще вас вызвал. Он полицейских терпеть не может. В смысле…

– Да ладно, я его даже понимаю. Но и от нас бывает польза. Значит, раз уж он взялся за телефон, дело серьезное. Расскажи все с самого начала.

– Ну, я первокурсница… – сказала она таким тоном, будто это все объясняет.

– В этом нет ничего криминального. А что изучаешь?

– Английскую литературу.

– Слыхал про такой предмет.

– В реальном мире практически бесполезен.

– Реальный мир и сам-то не очень полезен.

– Ага. – Она подержала холодный бокал у лба, потом отпила немного. – На прошлой неделе я ходила в ночной клуб. Вот, кстати… – Она взяла со стола мятый флайер и протянула мне.

«Инкогнито».

На фотографии была девушка в школьной форме. Рекламный текст старательно заманивал первокурсниц в ночной клуб. «Первый раз даром (простите за каламбур)». По слухам, презервативы – тоже даром. В основном девушки наведывались туда только раз, в полном соответствии с рекламной шуточкой. Выпивали бесплатные коктейли под похотливыми взглядами завсегдатаев и уходили. Но временами рассказывали и страшилки. С мужчин за вход брали двадцать фунтов, так что большинству хотелось оправдать расходы. Бывало, очередь в клуб змеилась до конца улицы.

– И про него слыхал. – Я вернул флайер Софи.

– Я там познакомилась с одним человеком. Олли. Сильно старше меня, но ничего, приятный. Хорошо одет и все такое. Похоже, он там VIP-клиент.

Я хорошо представлял себе, как выглядят VIP-клиенты таких клубов.

Софи неосознанно провела ладонями по кровати.

– Мы поехали к нему и…

– Может, женщину-полицейского вызвать?

Софи помотала головой:

– Мы переспали, было неплохо.

– Синяки от этого? – Я кивнул на отметины у нее на ногах.

– Нет-нет, от велосипеда. Мне так нравится, что тут можно везде ездить. – Софи помолчала. – В общем, ночью все было нормально, но он снял видео… – Она осеклась и уставилась на кровать.

– И теперь шантажирует тебя.

Софи, покраснев, кивнула:

– Я и не думала, что кто-то на такое способен. – Софи снова отпила из бокала. – Он сказал… намекнул, что, если я не соглашусь снова прийти к нему, он выложит запись в интернет.

– А ты не хочешь его больше видеть, так?

Она покачала головой.

– Фамилию Олли знаешь?

– А вам зачем?

– Побеседую с ним.

– Сейчас?

– А зачем откладывать.

– Так ведь ночь уже.

– Вот и хорошо, так до него быстрее дойдет, насколько все серьезно.

– А это серьезно? – переспросила она, очевидно пытаясь разубедить саму себя.

– Твой друг считает, что да. Я, пожалуй, тоже. Олли пытается шантажом заставить тебя делать то, что он хочет. Некоторые по-другому не умеют.

– Я не спрашивала фамилию. – Софи отвернулась. – Ну вот, теперь вы, наверное, такое про меня думаете…

– Ничего я не думаю. Как он выглядел?

– Старше вас, лет тридцать пять. Полноватый. Волосы рыжие, блеклые.

– Он нашел тебя и сообщил про видео. Вы обменялись номерами?

Софи покачала головой:

– Утром я проснулась и удрала. По глупости забыла у него куртку со студенческим билетом в кармане. Сегодня получила сообщение.

– Где живет Олли?

– В Киз[4]. Дом точно не помню. Вроде самый высокий.

– Можно взглянуть на сообщение?

Она посмотрела мне в глаза:

– Лучше не надо. – В ее голосе впервые прозвучало отчаяние.

Хорошо все-таки, что Эрл позвонил в полицию.

– Мне важно знать характер угрозы. И что ты предприняла.

– Это уже допрос? Но я вас не вызывала, это Эрл. – Она помолчала. – Родители меня прибьют.

– Если покажешь сообщение, я буду знать только то же, что и ты, – сказал я, поразмыслив. – Когда я его найду, то поговорю с ним неофициально.

– Там фотка есть.

– Все останется между нами.

– Вы как-то не тянете на священника. Без обид…

Я откинулся на спинку стула, увеличивая дистанцию между нами.

– Самый большой комплимент за последнее время.

Софи решилась. Открыла ноутбук, развернула экраном ко мне, а сама уставилась в стену.

«Поздравляю с премьерой, у тебя задатки звезды. Может, явим тебя миру? Или придешь и отговоришь меня?» Подмигивающий смайлик. Обнимашки.

К тексту прицепили гифку – закольцованную секунду видео: обнаженная Софи сидит на постели и смеется. Будто под кайфом. Я развернул ноут к ней, встал и положил на стол визитку:

– Я разберусь.

4

Я вернулся в машину. Воняло антисептиком – Сатти надраил гелем все, что можно. Рация скользила в руках.

– Потерпевшая не желает давать делу ход. Конец связи.

Теперь диспетчер закроет заявку.

– Как все прошло? – встрепенулся Сатти. – Собираешься прижучить подозреваемого?

Я открыл окно, чтобы не задохнуться, завел мотор и выехал на дорогу.

– Дай угадаю, – продолжал Сатти. – Сама страшнее ядерной войны, но говорит, что какой-то урод осмелился ее поцеловать.

Я молчал.

Сатти не имел ни семьи, ни друзей. Поговаривали, что он был подающим надежды детективом. Но потом стал проявлять нездоровый интерес к людским трагедиям и увлекся ночными дежурствами. Случилось это лет десять назад. Теперь он жил только работой. В основном мы патрулировали улицы, ища неприятностей. Тешили себя надеждой начать серьезное расследование. И довести его до конца. Надежды обычно не оправдывались – дело приходилось передавать дневной смене. На следующую ночь оно чаще всего возвращалось к нам – информация причудливым образом искажена, элементарные оперативно-розыскные мероприятия не проведены. Мы, агенты в штатском, были официально подотчетны Отделу уголовных расследований, но там про нас редко вспоминали. Детективы в форме относились к нам чуть лучше, чем крайне пренебрежительно. Я всем этим занимался, потому что у меня не было выбора.

Но Сатти обожал свою работу.

Люди его одновременно притягивали и отвращали. Всех парней он считал неженками и придурками, девушек – проститутками или еще хуже – феминистками, но с радостью просиживал ночи в камерах с задержанными, слушая их признания. Подвозил домой тех, кто потерялся, напился или сделал и то и другое. С виду вроде как проявлял сочувствие, на самом же деле упивался чужим моральным падением.

И вносил в него свою лепту.

То косвенно сдаст информантов отъявленным головорезам, то высадит эскортниц в самом криминальном районе. Он рассказывал мне, что как-то раз явился на собрание «Анонимных алкоголиков», вылил бутылку водки в бесплатный кофе и смотрел, как присутствующие пьянеют.

– Подвез потом одну шалаву крашеную, – говорил он. – Оттрахал так, что у нее чуть шевелюра не полиняла.

Наша совместная работа была войной на измор.

Сатти открыто меня презирал, но любое проявление ответных чувств лишь подпитывало его ненависть. Так что я старался разговаривать с ним как можно нейтральнее. В ответ на грубейшие слова и выходки я лишь молча улыбался, чтобы не доставлять ему ни малейшего удовольствия.

Он был крупного телосложения, и ссорились мы часто, но физической агрессии с его стороны я не боялся. Слишком его устраивало существующее положение дел. Однако с моральным давлением все обстояло иначе. Как-то мы стояли на обочине с погашенными фарами и ловили нарушителей скоростного режима. Было то ли три, то ли четыре часа утра. Сатти от нечего делать принялся рассказывать случаи из своей практики и постепенно добрался до первого дежурства в ночную смену. Он тогда приехал на вызов в собачий приют.

– Стоит такая ведьмочка у входа. Длинное черное пальто, перчатки без пальцев, все дела. И трясется вся, будто ее бьет током или голоса в голове не дают покоя. Особенно сегодня. Гитлер, Хо Ши Мин и Фред Уэст[5] одновременно. Подхожу я к ней весь такой любезный, а она мне начинает втюхивать всякую религиозную чушь, спрашивать, спас ли я свою душу. Мол, будет второе пришествие Христа, уже началось и так далее и тому подобное. Я ей отвечаю, что, дорогуша, может, и будет, но точно не сегодня. Короче, оказалось, что она вломилась в приют и совершила какой-то обряд над собачками. Я попросил ее подождать на улице. Захожу в коридор, и в нос шибает просто невероятная вонь. В каждой клетке насквозь мокрые собаки. – Сатти рассмеялся. – Она их бензином покрестила. Сама стоит у двери, спиной ко мне, и вздрагивает. Спичками чиркает. Сумасшедшая сучка чуть не отправила нас к праотцам.

Наружу Сатти выбрался, но лишился бровей и большей части шевелюры. Он рухнул на лужайку и выкашливал легкие под вой и лай горящих заживо собак. А едва рассвело, пошел по следам странной женщины. В лесу следы оборвались. Больше ее никто и никогда не видел. Сама история меня не поразила – после ночных дежурств наслушаешься и про призраков, и про невероятные висяки.

Меня встревожила реакция Сатти.

– Тогда я и понял, – подытожил он. – Голод, войны, обездоленные дети… Мы родились под занавес, Эйд. Человечество в агонии. Мы запрограммированы на самоуничтожение. Отсчет пошел. Мы – последние люди на Земле.

Он говорил серьезно. И что хуже всего – восторгался своей теорией.

Ночная смена для всех означала разное. Для начальства – способ услать неугодных подальше, практически в небытие. Для меня – проявление трусости, возможность спрятаться от себя самого и смотреть, как жизнь проходит мимо. Но для моего напарника ночная смена и была жизнью. Местом в первом ряду на светопреставлении. И он уже аплодировал стоя.

5

– Ну, что я говорил? – Сатти в очередной раз полил себе лицо, шею и грудь антисептиком. – Сборище идиотов.

Ночной клуб «Инкогнито» располагался в лофт-баре за вокзалом Пиккадилли. Очередь начиналась у входа и заканчивалась за углом. Мужчины стояли группками, курили и ругались. Их бесили яркие неоновые огни, жара и то, что девушки в летних нарядах равнодушно проходят мимо. У большинства ожидающих были стрижки под машинку и рубашки навыпуск. Голоса сливались в монотонный гул, который прокатывался туда-сюда по очереди.

– Порция генетического высера. – Сатти достал из бардачка влажные салфетки и вытер руль, который я только что выпустил из рук.

Хотя эта нелестная характеристика мужчин, по его мнению, относилась и ко мне тоже, нельзя было не признать, что все двадцать человек в очереди выглядели как под копирку.

– Прогуляться не желаешь? – спросил я.

Сатти выбросил скомканную салфетку в окно.

– Ноги бы не мешало размять. Знаешь хозяина?

Уже на улице я покачал головой.

– Чувак тащится сам от себя. Тот еще красавчик. Видок как у певца с круизного лайнера, который лет десять в порт не заходил.

К входу подошли две девушки, держась за руки. Мужчины перестали бубнить и жадно уставились на них. Охранник скривился, будто только что замахнул чего-то крепкого. Потом отступил в сторону, пропуская девушек, и проводил их взглядом до лестницы. Он был подстрижен так коротко, что виднелись вены на голове. Чуть короче – и можно было бы прочесть его мысли.

Охранник покосился на Сатти:

– Встань в очередь, красавчик.

– Для тебя – детектив-инспектор. Повторять не буду.

Лицо охранника стало непроницаемым.

– Извиняюсь, детектив-инспектор. Чем могу помочь?

– Нам нужно поговорить с хозяином.

Охранник не сдвинулся с места.

– У клуба несколько владельцев. Скажите, кто конкретно вам нужен, и я договорюсь о встрече.

Сатти захохотал:

– Это с Гаем-то Расселлом встречу нужно назначать? Сплю и вижу, чтобы моя фамилия засветилась в его ежедневнике.

Охранник не пошевелился.

– Да ладно, прекрасно ты знаешь этого чувака. Скользкий тип, без мыла в задницу залезет. В паричке, который выиграл бы в конкурсе «Сделай сам». Я знаю, что он здесь, а еще знаю, что у девушек ты документы не спрашиваешь, так что организуй нам беседу в неформальной обстановке.

– Пат, – обратился охранник к напарнику. – Постоишь тут минутку? – Он осклабился на нас золотозубой улыбкой, из-за чего на голове у него снова запульсировали вены. – Прошу, господа.

Мы проследовали за ним по коридору с липким, как лента для мух, полом и поднялись по лестнице. Охранник одной рукой прокладывал себе путь через толпу. Пары` духов и алкоголя образовывали едкую смесь; воздух колыхали ритмичные басы и волны отупляющей духоты. Мы очутились около бара. В небольшом полуосвещенном зале толклась примерно сотня посетителей.

– Ждите здесь, – велел охранник.

Сатти любовно оглядывал собравшихся в зале мужчин и женщин. Их тут было почти поровну. В основном они стояли поодиночке, некоторые с опаской знакомились, единичные парочки вжимались друг в друга на танцполе. Основное действо разворачивалось в кабинках по периметру зала. Напротив четырех-пяти девчонок, втиснувшихся на один диванчик, сидели двое мужчин, а посередине блестели ведерки со льдом, где охлаждались бутылки дешевого игристого вина.

– Мистер Расселл вас примет, – объявил охранник, возникший со стороны танцпола.

– Я здесь подожду. – Взгляд Сатти перескакивал с одного столика на другой. – Бар покараулю.

В свете огней его лицо цветом напоминало кусок жирной протухшей курицы.

Охранник провел меня через танцпол к угловой кабинке, где рядом с юной девушкой сидел мужчина лет сорока пяти. Он неотрывно наблюдал за мной, а она пальчиком перелистывала сообщения в телефоне. Хозяин клуба полностью соответствовал описанию Сатти. Одет тщательно, но до странного старомодно. Облегающая черная рубашка, четыре верхние пуговицы расстегнуты. Он улыбнулся мне выученной искусственно-белой улыбкой и указал на сиденье напротив. Я скользнул в кабинку. Девушка не отрывалась от телефона. Ее наряд, похоже, подбирался специально под освещение в зале. В ультрафиолетовом свете неоновые цвета соблазнительно подчеркивали фигуру. Глаза с блестящей подводкой, на губах ярчайшая розовая помада. Девушка была лет на двадцать пять моложе своего спутника.

– Судя по вашему виду, вам бы не помешало выпить, – сказал тот, перекрикивая музыку.

Я промолчал.

– Алисия, – обратился он к девушке. – Принеси два «Джека Дэниелса» с кока-колой.

На столе стояло ведерко с бутылкой «Дом Периньон», но, очевидно, мне дорогостоящих напитков не полагалось. Алисия встала, не глядя на нас. Из-за цветных контактных линз ее взгляд казался отстраненным, неживым. Ее спутник подождал, пока светящаяся фигурка скроется в толпе, потом заговорил:

– Я Гай Расселл. У вас есть время до ее возвращения.

Он сидел так, что приглушенная красная подсветка танцпола омывала его лицо.

Наверняка это было его обычное место и намеренно выбранный ракурс освещения.

– Я бы хотел поговорить кое с кем из посетителей.

– Да? – Расселл подался ко мне, улыбнулся, озаренный светом. На его лице виднелись следы пластических операций. – И как ее зовут?

– Вообще-то, это он, – ответил я. – Олли или Оливер.

– Только не говорите, что ищете его по работе.

Я кивнул.

Его улыбка, подобно огням на танцполе, то вспыхивала, то гасла. Похоже, он что-то употребил.

– Олли или Оливер, значит?

– Лет тридцати пяти, полноватый, блекло-рыжие волосы.

– Описание не очень подробное… – Он явно увиливал от ответа. Делал вид, что имя ему не знакомо.

– Постоянный посетитель, – уточнил я. – Сорил тут деньгами на прошлой неделе.

Немигающие глаза Расселла иронично просияли.

– Вы же сами видите, у меня много постоянных посетителей, мистер…

– Детектив, – поправил я. – Эйдан Уэйтс.

– У нас много постоянных посетителей, детектив Уэйтс. Большинство из них – транжиры. Можно поинтересоваться, зачем он вам?

– Нет.

Расселл поерзал на месте:

– Очернять «Инкогнито», надеюсь, не собираетесь?

– А куда уж чернее-то? – ответил я.

На его лице снова вспыхнула улыбка. Он набрал воздуха, собираясь что-то сказать, но тут вернулась Алисия с коктейлями. Поставила их перед нами и уселась на свое место. Выглядела она как существо из другого измерения.

– Прости, приятель. Время вышло, ничем помочь не могу.

Я не сдвинулся с места, и Расселл щелкнул пальцами у меня перед носом.

Я наклонился к нему:

– Не притворяйтесь, Гай. Знаю я, как тут все устроено.

Мы злобно глядели друг на друга, а девушка делала вид, что поглощена сообщениями в телефоне.

– Олли или Оливер, – повторил я.

– Как думаете, что главное в моем бизнесе?

Я посмотрел на него:

– Автомат по продаже презервативов.

– Нет, лично для меня.

– То же самое.

– Атмосфера, – ответил Расселл нетерпеливо. – И ее создаю не только я. Не только Алисия. Атмосфера понимания, приватности. Анонимности. Многие из этих парней несвободны. И даже женаты. Приходили бы они сюда снова и снова, если бы думали, что я раздаю номера их кредиток направо и налево?

– Тот, кого я ищу, домогается несовершеннолетнюю.

Алисия перестала водить пальчиком по телефону.

– Она тоже была одной из посетительниц.

– Посмотрите на бар, – сказал Расселл. Около барной стойки в другом конце зала толпились клиенты с наличными и кредитками в руках. – Несовершеннолетние девочки мне кассу не делают, детектив.

– По-вашему, мужчины сюда приходят музыку послушать?

Его улыбка вспыхнула и сползла с лица. Он пристально посмотрел на меня, потом взял мой нетронутый коктейль и вылил его в ведерко со льдом.

– Алисия, похоже, наш друг снова хочет выпить.

Девушка встала, сразу поняв намек.

Расселл вытянул шею, глядя ей вслед. За ушами у него виднелись следы круговых подтяжек. Из-за этого казалось, что он в маске, которая потихоньку сползает. Алисия о чем-то разговаривала с охранником в баре.

– Не пяльтесь, детектив. – Расселл наклонился ко мне. – Я тут одну девчонку вчера подвозил. Ползала передо мной на коленях. Руки все зацеловала, прямо обсосала. Я думал, пальцы вывихнет. А я ей сказал, получишь больше, если согласишься…

– На что?

– Прийти в наш клуб. Все анонимно. Лучшее заведение, у меня нет конкурентов. И вообще, в городе, где за каждой вывеской «клуб» скрывается притон или что похуже, откровенности никто не требует.

– А вы, значит, откровенничаете?

– Мужчинам подавай девчонок помоложе. А девчонкам – мужчин побогаче. Но вас такой расклад, я вижу, не устраивает. Жертв ищете? Их тут нет, приятель. Каждый получает, что хочет и когда хочет. Подавай ему имя парня, который тут был на прошлой неделе. – Он рассмеялся. – Посмотрите правде в глаза и катитесь отсюда.

Настала моя очередь улыбаться. Я встал, радуясь тому, что мне открылось истинное лицо хозяина заведения.

– Вы мне очень помогли, мистер Расселл. Благодарю вас.

Вернулась Алисия с коктейлем.

– Вот, пожалуйста, – предложил Расселл. – Получите удовольствие за мой счет.

Я взял бокал и опрокинул его содержимое на голову Расселлу.

– Все как вы просили. – Я вручил пустой бокал ошалевшей девушке.

Охранник обхватил меня локтем за шею и потащил к выходу.

Сатти хохотал как сумасшедший.

– Я же тебе говорил. Собака не поймет, что перед ней дерьмо, пока ее носом в него не ткнешь.

Мы направились к машине через дорогу.

– Эй! – крикнул кто-то сзади.

Я обернулся. К нам шла Алисия.

– Коллекционируешь ты этих девиц, что ли? – зевнул Сатти. – Ладно, буду у себя в офисе.

Я пошел навстречу Алисии:

– Ты меня звала?

– А кого еще? Думаете, можно просто так заявиться и испортить людям жизнь?

– Кроме парика, я ничего не испортил. Есть что сказать по делу?

Она посмотрела на меня через свои непроницаемые линзы:

– Да, кое-что.

– Рассказывай. – Я проводил ее обратно на тротуар. – Тебе лет сколько?

– Восемнадцать, – неохотно проговорила Алисия, думая, что я сомневаюсь, можно ли ей уже алкоголь.

– Я сегодня разговаривал с твоей ровесницей, которая на прошлой неделе напоролась здесь на ублюдка. Мне нужно имя, чтобы его приструнить. Твой дружок считает, что я прошу слишком много. А ты?

– Смотря кто этот ублюдок.

– Олли или Оливер.

Она не сдвинулась с места.

– Слушай, если знаешь, о ком я говорю, помоги, пожалуйста. Мне нужна фамилия или любая другая информация. – Я шагнул к ней, пропуская посетителей, направлявшихся в клуб.

Алисия сложила руки на груди и тихо произнесла:

– Картрайт.

– Оливер Картрайт?

Она едва заметно кивнула.

– А где живет, не подскажешь?

– Башню Империал-Пойнт знаете?

– В Киз?

Она кивнула:

– Квартира десять-три.

– Расскажи о нем.

Но она уже отвернулась и пошагала обратно в клуб, обхватив себя руками за плечи.

– Ты знала, – сказал я ей в спину.

Она остановилась.

– Как только я сказал про домогательства, ты сразу поняла, о ком я.

Она полуобернулась:

– Мы с Олли были неподходящей парой. Оба любим доминировать.

– Подвезти тебя куда-нибудь?

– Куда, например?

– Домой.

Алисия улыбнулась. Сначала едва уловимо, потом широко. Провела тыльной стороной ладони по губам, будто пытаясь стереть улыбку. На запястье осталась ярко-розовая полоса помады.

– А мне не надо никуда ехать.

Я не ответил, и она вновь рассмеялась:

– Гай Расселл – мой отец.

6

От вокзала Пиккадилли до Киз двадцать минут езды, минуя центр. В это время суток на дорогах было пусто.

– Зачем нам туда? – недоумевал Сатти.

– Вряд ли тебе будет интересно.

– Да делай что хочешь. – Сатти отвернулся к окну. – Меня, главное, не впутывай.

– Во что? В работу?

– Да во что угодно, – отмахнулся он. – Снова твои чертовы девчонки. Прошлого года мало?

– Ты – мастер закрывать глаза на дело, Сатти. На все дела.

Он одарил меня тем еще взглядом, но промолчал.

Остаток пути мы проделали в тишине.

В Киз приехали к половине первого ночи. Раньше на этом оживленном участке Манчестерского канала располагались доки. Когда производство переместили за границу, они постепенно пришли в упадок. В восьмидесятых до района добралось новое поколение городских застройщиков. После полумиллиардных вложений в строительство на месте порта возникли ультрасовременные высотки с зеркальными фасадами. Единообразные конструкции из стали и светоотражающих панелей казались огромными осколками стекла, воткнутыми в землю под невероятными углами. Архитектура района и материальное положение здешних жителей резко контрастировали с обветшалым жилым фондом города.

Я вышел из машины и направился к входу в здание. Сатти тут же занялся протиранием руля.

Башня Империал-Пойнт стала первой и самой высокой здешней постройкой. Это было разноуровневое здание асимметричной формы. Этакое визуальное воплощение обваливающегося рынка ценных бумаг. В отличие от Оуэнс-парка, затихшие улицы и здания Киз не пробудили во мне никаких воспоминаний. В этот район меня вызывали только по поводу семейных ссор. То ли стены тут были особо тонкие, то ли люди особо несчастные.

Я позвонил в домофон и представился консьержу, скособочившемуся за стойкой. Похоже, я его разбудил.

– Я вас провожу наверх… – Он оправил на себе рубашку.

– Спасибо, я найду, – ответил я на пути к лифту.

Я вышел на десятом этаже и ступил на качественное, как в дорогих гостиницах, ковровое покрытие. Над головой гудели кондиционеры. Стены на ощупь были ледяными. Светильники с сенсорными датчиками загорались и снова гасли. Замершие коридоры казались одинаковыми. Я дважды прошел по кругу, прежде чем нашел квартиру 1003. В дверной глазок кто-то смотрел. Не успел я постучать, как дверь приоткрылась на цепочке, и в щель выглянул хозяин квартиры.

– Олли Картрайт?

– А вы кто? – Он оглядел меня.

– Детектив-констебль Эйдан Уэйтс.

– Уже глубокая ночь, детектив. Что вам нужно?

– Может, поговорим в квартире?

Хозяин посмотрел на меня. Я – на него.

Он закрыл дверь, убрал цепочку. Снова открыл дверь и процедил сквозь зубы:

– Проходите.

Среди мужских пиджаков с подплечниками на вешалке выделялась поношенная женская джинсовка. Я прошел в бежево-серую гостиную. Мебель выглядела новехонькой; на дальней стене красовался телевизор размером больше входной двери. Под ним стоял дорожный чемоданчик с жестким корпусом. Я сел. От кондиционера веяло прохладой. В уголках стеклянного журнального столика виднелись остатки какого-то порошка.

Так-так, кто-то решил расслабиться.

Картрайт в халате с монограммой стоял у двери и наблюдал за мной. Пытался выглядеть сурово. Крупный мужчина лет тридцати пяти – сорока, как и говорила Софи. Редеющие волосы, обвисшие щеки, красное от выпивки лицо. Мне стало досадно оттого, что девушка, с которой я совсем недавно разговаривал, провела с таким ночь. Захотелось выместить на нем злость.

– Садитесь, – сказал я.

Картрайт пересек комнату, шаркая тапочками.

Я закрыл глаза. Открыл.

Картрайт грузно опустился в кресло напротив.

– Так в чем дело?

– Это вас нужно спросить.

Он раздраженно поглядел на меня.

– Ладно, я подожду, – сказал я. В кармане завибрировал телефон. Я не стал его доставать. – Расскажите о себе.

– Что именно?

– Полное имя, место работы…

– Вы что, телевизор не смотрите?

– Что вас больше нервирует: что я вас разбудил или что не знаю, кто вы такой?

– Сперва докажите, что вы полицейский, – хмыкнул Картрайт.

Я протянул ему удостоверение. Он внимательно его изучил, стараясь запомнить имя. Вернул. Потом посмотрел на меня с притворно-обходительной улыбочкой. Где-то я ее уже видел.

– Меня зовут Оливер Картрайт. Я ведущий на «LOLitics», – произнес он с вопросительной интонацией.

Название ассоциировалось у меня со злобной политической сатирой правого толка. А ведущий – с этакой говорящей головой, при появлении которой на телеэкране сразу переключаешь канал.

– Полюбопытствую, что за передача. Чемодан зачем? Уезжаете?

– В Дубай во вторник.

– По работе?

– В отпуск…

– Вы холостяк?

– Да; послушайте, это похоже на вмешательство в частную жизнь.

– Вмешательство в частную жизнь. Как раз об этом и пойдет разговор.

Он собрался что-то ответить, но передумал.

– А как насчет социальной жизни, Олли? Куда выпить ходите?

– Туда, где продают выпивку. А что не так?

– В «Инкогнито» бываете?

Он нервно откинулся на спинку кресла.

– Может, вы и зарабатываете на жизнь ложью, но лгать полицейскому – значит нарушать закон.

Картрайт скривился, будто проверяя языком, не застряла ли в зубах пища.

– Я не лгу, детектив.

– Вы знаете, почему я здесь. У вас в прихожей висит женская куртка. Вряд ли она на вас налезет…

– А, классика жанра. – Картрайт посмотрел на меня из-под полуопущенных век. – Перепихнулась разок, а через неделю заявляет, что ее изнасиловали.

– Почему вы так решили?

– Эти девицы как из инкубатора, вечно им все неладно. Головой не думают, а на следующий день жалеют о содеянном. Она была весьма не против, если вы об этом.

– Это еще надо доказать, – сказал я. – Мы серьезно относимся к подобным делам…

Картрайт снисходительно улыбнулся, будто это он меня допрашивает, а не я его.

– Вообще-то, доказать я как раз могу. – Пожав плечами, он выудил телефон из кармана халата и начал что-то в нем искать. Я даже удивился. Неужели он настолько глуп, что покажет мне видео? Найдя нужный файл, он улыбнулся и протянул мне телефон. На остановленном кадре была Софи. Я запустил видео, и комнату наполнили вздохи. На кровати лежала девушка, Олли навис над ней. С непередаваемым выражением лица. Он не верил своей удаче.

– Выглядит очень довольной, правда? – Он плотоядно усмехнулся.

Мне хотелось сбить ухмылочку с его лица. Я остановил видео, удалил его, открыл «Корзину» и стер все, что там было. Олли попытался выхватить у меня телефон, но я успел отдернуть руку.

– Копии есть?

– Нет, вы…

– Сядьте, Олли.

– Что?

– Сядьте.

Он, поколебавшись, сел.

– Итак, главная новость на сегодня…

Картрайт со скучающим видом закатил глаза.

– Я не верю, что нет копий.

– А мне плевать, во что вы верите. – Он разжал сложенные на груди руки.

Я пристально посмотрел на него, потом провел пальцем по столешнице и показал ему следы белого порошка.

– Будете утверждать, что это перхоть?

Он покраснел.

– Не верю, что нет копий, – повторил я.

В кармане снова завибрировал телефон.

– Давайте поглядим на компьютере. Удалим копии, и вы меня больше не увидите. – Я снова посмотрел на него. – А Софи больше не увидит вас. Договорились?

– Да, – ответил Картрайт, не отводя взгляда.

Он провел меня в кабинет, открыл файлы на компьютере. Среди всевозможных видео не обнаружилось ни одного с прошлой недели. Мой телефон снова завибрировал. Я бросил взгляд на экран. Сатти. Пришлось извиниться и уйти в соседнюю комнату.

– Ты что, переехать в этот чертов дом решил?

– Буду через пять…

– Работа наклюнулась. Даю минуту, или ножками потопаешь. – Сатти повесил трубку, а я вернулся в кабинет.

Картрайт посмотрел на меня:

– Я же говорил, нет копий.

Я ему не верил, но в его голосе слышался непритворный страх.

– Ладно. Но если врете, то следующее порновидео придется снимать уже в тюрьме. – Я направился к двери, в коридоре взял куртку Софи. – Это я забираю.

– Невелика потеря.

– Легко отделались, Олли. Всего хорошего.

С гулко бьющимся сердцем я вышел на улицу. Сатти стоял, прислонившись к машине, и пытался набрать эсэмэску костяшкой указательного пальца.

– Ну, наконец-то, – сказал он, заметив меня.

– Что случилось?

– Незаконное проникновение. «Палас-отель».

Я сел в машину, завел мотор. Руль снова был скользким от антисептика.

– А что, патрульные не могут поехать на вызов?

– Их работа денег стоит, – сказал Сатти. Потом кивнул на женскую джинсовку, которую я бросил на заднее сиденье. – Даже знать не хочу, что это.

7

«Палас-отель» – огромное викторианское здание красного кирпича на углу Оксфорд-роуд и Уитворт-стрит, напротив пабов «Гранд-Централ» и «Жаждущий ученый»; а за углом неподалеку – ресторан «Черный пес». Часовая башня отеля вздымается на двести футов ввысь, выделяясь на фоне городского пейзажа. Давным-давно бывали ночи, когда я напивался так, что не понимал, где нахожусь, и башня служила мне маяком. В то недоброе старое время я даже раз или два ночевал в этом отеле – с девушкой, которую только что подцепил, или просто потому, что было слишком поздно ехать домой. Было жаль, когда отель закрыли. Ремонт предполагал изменения, а «Палаc-отель» был архитектурным памятником, раритетом, который должен оставаться неизменным. Его двери закрылись довольно давно, и в прессе не сообщалось ничего о том, откроются ли они вновь. Даже часы, на которые я всегда полагался, теперь показывали неправильное время.

Час ночи.

Вход представлял собой внушительную беломраморную арку в контрастной стене красного кирпича. На улице нас ждала молодая женщина. Я сначала не понял, почему у нее изо рта выходит парок, но потом заметил синий огонек электронной сигареты. Элегантный наряд и уверенная поза женщины выглядели свежо на фоне ночного города, разомлевшего от зноя. Она смотрела куда-то перед собой, выдыхала искусственный дым и не сразу нас заметила.

– Полиция? – спросила она, убирая сигарету в сумочку.

– Детектив-констебль Уэйтс и детектив-инспектор Сатклифф.

– Мы слышали, у вас непрошеный гость, миссис… – заговорил Сатти.

– Мисс, – поправила она.

– Ладно, из уважения к политкорректности выразимся нейтрально… – улыбнулся Сатти. – Госпожа…

– Аниса Хан.

– Какое вы имеете отношение к «Палас-отелю», госпожа Хан?

– Я работаю в адвокатской конторе Энтони Блика. Мы ведем переговоры о продаже отеля.

– Не знал, что он продается, – заметил Сатти. – А то сделал бы вам выгодное предложение…

Она едва заметно улыбнулась – будто тень на лицо набежала.

– Не вышло бы, инспектор. Официально отель закрыт на ремонт, настоящая причина не афишируется.

– И какова она?

– Супруги-владельцы со скандалом разводятся и делят имущество.

– Отель пустует?

– По идее, да. – Она пожала плечами. – Пойдемте узнаем, что случилось.

Свет исходил только от стойки администратора в дальнем конце огромного вестибюля. В это впечатляющих размеров помещение почему-то не проникала уличная жара. Многие элементы декора сохранились со времен постройки отеля в начале девятнадцатого века. Когда-то в нем располагалась старейшая страховая компания, а само здание отличалось изысканностью стиля, не присущей современной архитектуре. Уходящий ввысь купол потолка с цветными витражами. Полы из гладкого блестящего мрамора, по периметру зала – огромные колонны. В мире тесных помещений и запруженных людьми улиц огромное пустое пространство даже в час ночи казалось чем-то невероятным.

– Сигнализация сработала около часа назад. – Аниса говорила тихо, но голос ее отдавался эхом где-то под сводами. – Ее никто не выключил, и тогда позвонили мне.

– В таком большом здании что-нибудь могло случайно упасть…

– У нас есть ночной сторож, Али. Я до него не дозвонилась.

Все посмотрели на пустую стойку администратора. На лампу, повернутую в сторону двери, так что свет бил прямо в глаза входящим. Остальной вестибюль тонул в темноте.

– Здесь обычно сидит охранник? – спросил я.

Аниса кивнула, не отрывая взгляда от стойки.

– Проверю, что там. Можете подождать здесь. – Я пошагал к свету.

Спустя мгновение Аниса пошла за мной – каблучки застучали по мраморному полу.

Следом послышался вздох Сатти и скрип дешевых ботинок.

Я дошел до рабочего места Али и отвернул лампу в сторону. Плафон сильно нагрелся, значит лампа горит с вечера. За конторкой пусто, внизу на столешнице телефон, магнитная ключ-карта и кружка кофе. Ботинки Сатти проскрипели ко мне, он перегнулся через конторку и, потрогав кружку, заявил:

– Ледяная.

Я обошел конторку, взял мобильник:

– Это его телефон?

Аниса кивнула. Я нажал кнопку включения, экран засветился. Пять пропущенных звонков.

– Это я звонила… – пояснила Аниса.

– Может, он делает обход?

– Без телефона?

– Или отсыпается где-нибудь в номере. – Сатти зевнул, прикрывшись рукавом.

– После чего?

– Ну, после чего обычно хочется проспаться… – ответил Сатти.

– На него не похоже.

– Хотел бы я верить в людей, да что-то не получается.

Аниса перевела взгляд с него на меня.

– Меня вызвали, потому что сработала сигнализация и никто ее не выключил. Али нет на посту, но где он тогда?

– Ладно, осмотрим здание… – Сатти подошел к лифту, нажал кнопку вызова.

– Лифты еще не приняла комиссия после ремонта, – сказала Аниса и в ответ на его недоуменный взгляд пояснила: – Они не работают, инспектор.

– Как и ваш сторож. – Сатти покосился на роскошную лестницу, которой был знаменит отель, и покачал головой. – У меня на высоте кровь из носа течет. Топай ты, Эйд. Мы займемся первым этажом.

Я заговорщицки посмотрел на Анису и направился к лестнице.

– Я с вами, – сказала Аниса.

Сатти фыркнул, но ничего не сказал.

– Он в самом деле ваш начальник? – спросила Аниса, когда мы отошли подальше.

– Ага, он ничего, если узнать его получше.

– Честно?

Я покачал головой:

– Вообще-то, я надеялся, что он пойдет наверх. Глядишь, к четвертому этажу окочурился бы.

Аниса нервно улыбнулась:

– Покажите-ка документы.

Мы остановились.

Лестница тонула в полутьме.

– Как-то не верится, что вы полицейский…

– Вы очень проницательны.

Она недоуменно изогнула бровь. Я полез в карман за удостоверением:

– Мне и самому в это не верится. – Я показал ей документ, и мы продолжили восхождение. Ступеньки казались бесконечными, между этажами было по два больших пролета. – Расскажите про сторожа.

– У нас их два, дежурят посменно. Али – ночной сторож, очень хороший человек.

– Давно тут работает?

– Столько же, сколько я занимаюсь делами отеля, то есть со времени его закрытия. Месяцев шесть…

– Одного человека маловато на такое помещение. Здесь сколько номеров, двести?..

– Почти триста.

– И все заперты? – поинтересовался я на площадке второго этажа.

– Совершенно верно…

Круговые коридоры неизменно приводили обратно к лестнице. Мы повернули налево, и нас окутал мерный шум. Звенящая тишина огромного пустого здания. Гудели лампы, водопровод, еще какое-то оборудование. Воздух сгустился и застоялся без человеческого присутствия. Под ногами поскрипывала ковровая дорожка. Я подергал ручки нескольких дверей. Эти заперты, значит остальные – тоже.

– Вы бывали тут раньше? Когда отель работал? – спросила Аниса с деланым воодушевлением. Наверное, пыталась заглушить тревогу. Непривычно, должно быть, ночью шагать по пустому отелю в сопровождении незнакомца.

– Раз или два, – ответил я. – Помню, как блуждал по этим коридорам.

– Тот еще лабиринт.

– Так, может, и Али где-то ходит. – Я хотел ободрить ее, но вместо этого невольно напомнил о стороже.

– Но вы ведь так не думаете? И напарник ваш тоже?

– Охранники обычно не рвутся делать обходы. Заступят на смену и просиживают несколько часов на одном месте. А на обход идут перед тем, как передать дела сменщику.

– Али не такой. Мы ему доплачиваем за то, чтобы он проверял каждый номер.

Мы обошли этаж и стали подниматься на следующий.

– За что именно доплачиваете?

– Он открывает краны, спускает воду в туалете – без движения вода застаивается. А что? – спросила она, заметив мой взгляд.

– Все двери закрыты.

Она непонимающе наморщила лоб:

– Али не ушел бы без магнитной карточки.

Аниса задумалась, и тут лампы мигнули и погасли.

Мы очутились в кромешной темноте на лестнице без окон.

– Что происходит? – Аниса протянула ко мне руку.

Я достал из кармана фонарик и посветил перед собой:

– Возможно, выбило пробки. Где щиток, знаете?

– Кажется, на первом этаже.

– Ладно. Спуститесь и позвоните моему напарнику. – Я выудил из кармана телефон и продиктовал Анисе номер. – Скажите ему, где я. Или, может, сами свет включите.

– Конечно. – Ее голос дрогнул то ли от испуга, то ли от досады.

Аниса стала спускаться, подсвечивая себе путь телефоном. Я добрался до третьего этажа и осторожно посветил перед собой. Луч фонарика не доставал до конца коридора. Закрытые двери по обеим сторонам создавали клаустрофобический проход. Я подергал ручки. Заперто.

Ближе к середине коридора я остановился. Переборол параноидальный страх. Выключил фонарик и замер в темноте, затаив дыхание. В ушах стучала кровь. Я резко обернулся и включил фонарик.

Пусто.

Я обошел весь этаж и вернулся к лестнице. Поднялся на четвертый этаж. Ощутил какой-то аромат. Шлейф аромата. В затхлом воздухе явно чувствовалась спиртовая основа духов или одеколона. Я провел фонариком из стороны в сторону и отступил назад.

В нескольких шагах от меня на ковре лежал человек. Затылок в крови, рядом валяется огнетушитель.

– Эй! – окликнул я.

Человек не шевелился. Я направил фонарик повыше и пошел к раненому. Сообразил, что не дышу. Выдохнул, опустился на корточки и тронул его за плечо. Он застонал.

– Вы меня слышите? – спросил я, не отрывая взгляда от дальней стены. От слабого кружка света.

Мы были ровно посередине коридора; в темноте возникло ощущение уязвимости.

– Что со мной?.. – Мужчина схватил меня за руку.

Я помог ему сесть.

– Али?

– Да.

– Вас ударили по голове. Все будет хорошо, я из полиции. Вы кого-нибудь видели?

– Я… я не знаю.

В отсвете фонарика на стене мелькнула тень.

Али сжал мне запястье.

– Все будет хорошо, – сказал я. – С минуты на минуту придет мой напарник. А мне нужно посмотреть, кто там.

Али кивнул и поморщился от боли.

Я пошел туда, где видел тень, стараясь светить фонариком как можно дальше. Потом набрал номер Сатти.

– Нашел сторожа, – тихо произнес я в трубку. – На четвертом этаже. Травма головы, требуется врач. Следую за нападавшим. Запроси подкрепление. – В конце коридора я нажал «отбой». Вдохнул поглубже и высунулся из-за угла.

Пусто.

У лестницы слышался слабый стук, будто в окно бились мотыльки: загорались неверно мигающие лампы. Я огляделся, привыкая к свету, и сообразил, что держу фонарик обеими руками. Выключил его, убрал в карман и пошел на пятый этаж. Что-то изменилось. В усилившейся духоте чувствовалось слабое колебание воздуха.

Откуда-то шло тихое шипение.

Из коридора слева повеяло прохладой. Дверь пожарного выхода была приоткрыта. Я распахнул ее ногой и заглянул в пролет лестницы. Шум улицы, холодный воздух. Тот, кто отсюда вышел, сейчас уже на улице. Я выдохнул с облегчением, и медленно пошагал обратно. В одном из номеров горел свет.

Дверь была распахнута.

Номер 513.

Он располагался чуть выше соседних; в него вели несколько ступенек. Я поднялся по ним. Неожиданно накатила дурнота и ощущение, будто я заблудился в лабиринте коридоров.

– Есть кто-нибудь? – громко спросил я.

Тишина.

Я вошел в прихожую и отступил к стене. Номер люкс был в два раза больше тех, в которых когда-то останавливался я. Свет настольной лампы создавал атмосферу грусти и уединения. Сквозь закрытое окно с Оксфорд-роуд, оживленной даже после часа ночи, слышался гул машин. На стенах, словно в калейдоскопе, мелькали отблески ночных огней.

В дальнем конце комнаты виднелся неподвижный силуэт.

Кто-то сидел в кресле, лицом к окну. Я сделал несколько шагов к нему. Человек не пошевелился. У меня на лбу выступил холодный пот. Я вытер его рукавом, не отрывая взгляда от неподвижной фигуры. Подошел вплотную. Человек был мертв. На лице его застыла испарина. Казалось, от него еще исходит жар. На грабителя не похож: опрятно одет, чисто выбрит, коротко подстрижен. Я замер, увидев его широко открытые глаза. Ярко-синие, со взглядом, обращенным куда-то за пределы земной жизни. Челюсти ему свело судорогой, из-за чего губы застыли в широкой улыбке, больше похожей на оскал.

8

Аниса дожидалась «скорой» вместе с Али. Я сказал Сатти, что он должен увидеть кое-что на пятом этаже, и повел его в номер 513. Вентиляция в коридорах не работала, на верхних этажах было жарче. К тому времени, как мы дошли до номера, бледное лицо Сатти покрыли бисеринки пота. Вид у него был такой, будто его варят заживо.

– Надеюсь, я не зря сюда перся, – пропыхтел он, поднимаясь по узким ступенькам в номер. Потом дурашливо постучал в открытую дверь костяшками пальцев и крикнул: – Обслуживание номеров!

Увидев труп, Сатти замер и оглянулся. Ткнул потным пальцем мне в грудь:

– Лапал тут что-нибудь?

– Нет.

– Свет включал?

– Уже горел.

Одарив меня пристальным взглядом, Сатти повернулся к мертвецу. При закрытом окне в номере стояла давящая духота. Сатти сбросил с себя куртку, я – пиджак. Его рубашка промокла от пота.

Он остановился и оглядел номер. Стандартную двуспальную кровать, стены, обитые тиком, мебель. Комната скорее походила на спальню из симпатичной квартиры в центре города, нежели на гостиничный номер. Сатти кивнул на пластиковую ключ-карту, валяющуюся на полу.

Покойник сидел в кожаном кресле, повернутом к окну. Тусклый свет, проникающий сквозь занавески, отбрасывал блики на стены.

– На лицо глянь, – сказал я.

– Что, такой симпатяшка?

Сатти совсем взмок. Я тоже смахнул пот со лба.

– Ладно, ты первый, – сказал Сатти.

Света настольной лампы не хватало, чтобы впечатлиться сполна. Я зажег фонарик и направил его на лицо покойника. Луч высветил оскаленные зубы, застывший в гримасе рот. Сатти поморщился и сделал мне знак убрать фонарик. Потом задумчиво облизал губы.

– С чего он так разлыбился…

Я промолчал.

Направил луч фонарика на ноги покойника. Сразу бросилась в глаза странная заплата на штанине. Круглая, пришитая оранжевыми нитками. Я собирался подойти еще ближе, но Сатти щелкнул пальцами. Покачал головой.

Умерший был среднего возраста. В темном костюме. Смуглый. Сначала я решил, что он – выходец с Ближнего Востока, но это впечатление разрушали поразительные ярко-синие глаза. Вкупе со злобным оскалом они создавали впечатление, что мертвецу известно нечто, чего не знаем мы. Некая ужасная правда на грани здравого смысла.

– Бездомный? – спросил Сатти.

Я покачал головой:

– Одежда чистая, ничем не пахнет. По виду скорее университетский профессор или преподаватель, нежели наркоман…

Сатти ухмыльнулся:

– Ладно, пока обойдемся без заумных теорий. Подождем криминалистов. Но надо поговорить с охранником до того, как врачи возьмут его в оборот. В общем, поведем гору к Магомету…

– Его зовут Али.

– Угу, – сказал Сатти, выходя из комнаты.

Я последовал за ним к двери, остановился, оглянулся на покойника. С улицы по-прежнему слышался шум транспорта. Пронзительно выли сирены сразу двух или трех машин, разъезжающихся в разные стороны.

9

Али на носилках перенесли в вестибюль. Над ним склонились два врача «скорой помощи». Аниса поглядывала на них с беспокойством. Патрульный брал у нее показания.

Сатти подошел к главному из врачей:

– Нам надо поговорить с ним.

– Боюсь, это будет похоже на разговор с самим собой. Мы дали ему болеутоляющее.

– Ну, так дайте еще что-нибудь.

– Так не получится, инспектор. Мы везем его в больницу Святой Марии, ваш разговор подождет до утра.

Сатти хотел было возразить, но проглотил обиду и кивнул. Потом крикнул патрульному, беседовавшему с Анисой:

– Эй, красавчик!

Тот обернулся.

– Поедешь с ними. У нас то ли свидетель, то ли преступник. Как бы не сбежал.

– Сэр, но мне приказано…

– Приказ изменился, голубчик.

Патрульный не сдвинулся с места.

– Ты лучше прямо сейчас в штаны напруди, а то потом в отделении забегаешь.

Покраснев от стыда, патрульный последовал за врачами.

Я посмотрел на Сатти:

– Превосходишь самого себя…

– Зато тебе есть на кого равняться. Ладно. – Он хлопнул в ладоши. – Эй вы, копы-стриптизеры, подваливайте сюда.

Аниса обессиленно опустилась на кресло. Сатти закатил глаза:

– Сделай хоть что-нибудь полезное, спровадь ее отсюда.

Он велел полицейским выставить охрану на этажах и начать обыск.

– На четвертый и пятый этаж без моего разрешения ни ногой. Повторите приказ.

Патрульные повторили. Сатти хмыкнул:

– Ладно, за дело.

Полицейские гуськом вышли из вестибюля и разбрелись в разные стороны. Я остался с Анисой.

– Как вы? Нормально? – спросил я.

Она кивнула, не глядя на меня.

– Та еще ночка выдалась. Давайте вызову вам такси, – предложил я.

Пока мы ждали машину, Аниса расхаживала взад-вперед по тротуару, будто ходьба отвлекала ее от мыслей о нападении на Али.

Недобитый детектив во мне задался было вопросом, нет ли между ними чего-нибудь, но сразу отмел эту мысль. Амбициозная женщина, да еще и лет на двадцать моложе его. Приехало такси. Аниса села в машину и начала закрывать дверцу, но остановилась.

– Пятый этаж… – произнесла она.

– Что пятый этаж?

– Вы говорили, что нашли Али на четвертом. Почему ваш начальник сказал, что на пятый этаж нельзя? Что там такого?

Я не ответил, и она домыслила вслух:

– До того как ему вкололи обезболивающее, он вел себя очень беспокойно… Будто его что-то сильно напугало…

– Что же?

– Он сказал, что слышал голоса, – ответила она.

Я протянул ей визитку:

– Нам и так нужно будет еще побеседовать, но позвоните, если захотите поговорить раньше.

Аниса захлопнула дверцу и отчужденно уставилась в спинку водительского кресла. Такси медленно влилось в поток машин и исчезло из виду.

Я отсутствовал минут десять, но за это время прибыли криминалисты. Младший по званию опечатывал лестницу. Сатти спустился к ним.

– Пока вроде бы все, – сообщил он. – Ленту в пятьсот тринадцатом я натянул.

– Там нужно весь этаж опечатывать.

– У нас только половина расчета. Будут обходить номера по очереди. Вряд ли утром случится наплыв постояльцев. Все, я отбываю. – Сатти прошел мимо меня, насвистывая какую-то мелодию.

Свист гулко отдавался под сводами.

Я пошел вверх по лестнице. Патрульных мое присутствие явно тяготило, я даже подумал, что они попытаются меня остановить. С пятого этажа навстречу мне спускалась Карен Стромер – патологоанатом. Стромер была неординарной личностью. Славилась безжалостными суждениями и острым чутьем. Я впервые видел ее с тех пор, как снова стал дежурить по ночам. Похоже, ее мнение обо мне изменилось далеко не в лучшую сторону. Она уважала серьезных сотрудников, настоящих профессионалов, и, судя по выражению ее лица, я в число таковых не входил. На ней был защитный полиэтиленовый комбинезон, надетый поверх одежды. Она остановилась и откинула капюшон, открыв узкое бледное лицо и нахмуренные брови. У нее были короткие черные волосы, темные глаза-бусины и почти невидимая полоска рта.

– Детектив-констебль Уэйтс, – проговорила она, остановившись на несколько ступенек выше меня. – Что вы здесь делаете?

– Мы приехали на вызов… – начал я, но осекся, уловив на ее лице тень улыбки.

– Не знала, что вы вернулись в строй, – произнесла она твердо и спокойно.

– Пролез кое-как.

– И не только туда, если я правильно помню. Вас арестовали. За кражу наркотиков из хранилища для улик…

– Обвинения сняли. – Мой голос прозвучал неуверенно.

Стромер кивнула, поглядела куда-то мимо меня и улыбнулась самой себе:

– Попрошу вас вернуться в вестибюль. Не хочется, чтобы улики пропали.

Я отступил:

– Предварительные выводы есть?

– Смерть наступила в промежутке с половины одиннадцатого до полпервого ночи. Точнее пока сказать нельзя, так как неизвестно, когда произошли события, предшествующие смерти. При нем нет документов. И с одежды срезаны этикетки.

– Срезаны?

– Подробный отчет будет у вашего начальника. Это ведь детектив-инспектор Сатклифф, если не ошибаюсь?

Я кивнул, собираясь спускаться.

– Лучше бы ошибались.

– Еще кое-что, детектив-констебль.

Я обернулся. На губах Стромер по-прежнему играла улыбка.

– Стежки на брюках заметили?

Очевидно, ответ был написан на моем лице.

– Ну конечно заметили. Причем простеганные с изнанки.

– Что это значит?

– Что-то вшили в брюки. Что-то очень ценное для него…

Я молчал, и Стромер продолжила:

– Если я найду наркотики, то должна буду сообщить о вашей попытке проникнуть на место преступления. Учитывая ваш послужной список… – Она пошла обратно на пятый этаж, явно не желая оставлять труп без присмотра, пока я еще в здании.

– Не найдете, – сказал я ей вслед.

Она остановилась, но не обернулась:

– Почему вы так уверены, детектив-констебль?

– Тут что-то другое.

– Кому знать, как не вам. – Она поднялась по лестнице и исчезла из виду.

Я остался один на лестничной площадке. Мне не хватало воздуха.

Женщина отдернула руку, когда он попытался за нее ухватиться.

Мальчик очутился в ярмарочной толчее между рядами прилавков. Взрослые – вдвое выше его – шли в разных направлениях, на уровне глаз мелькали руки. Мальчик потянул за руку другую женщину, но та высвободилась и исчезла в толпе, и он, запыхавшись, остановился. Его толкали со всех сторон. Он потянулся к другой, вроде бы знакомой руке. Синие вены, длинные ногти, серебряные кольца. На этот раз он сжал руку крепче и не выпустил, когда его поволокли прочь из толпы. Только ухватился за запястье обеими руками и повис, шаркая ногами по земле.

Женщина остановилась и еще раз дернула рукой. Потом наклонилась к мальчику:

– Ты чего прицепился?

Мальчик отпустил ее запястье. У этой женщины только руки походили на материны, а так она была моложе. От нее пахло цветами. Она смотрела на мальчика с жалостью и любопытством. Он открыл рот, еще не зная, что скажет, но света вдруг стало меньше. Чья-то тень заслонила солнце, плечо сжала крепкая ладонь.

– Кош, вот ты где, приятель. Не убегай больше, ладно? До смерти напугал.

Выражение лица женщины изменилось. Она убрала упавшую на глаза прядь темных волос, выпрямилась и, сощурившись, посмотрела на говорившего. Мальчик обернулся и задрал голову. На фоне солнца был виден лишь темный силуэт. Квадратный подбородок, как у супергероя, и широченные плечи.

– Ваш мальчик? – спросила женщина, наклонив голову набок.

– Да, наказание мое. – Мужчина шутливо улыбнулся. – За что – не скажу. А я Бейтмен. – Он протянул ей руку, и она пожала ее.

– Холли, – представилась она и добавила, явно пытаясь завязать разговор: – Забавное у него имя…

Мальчик часто замечал, что женщины так себя ведут в присутствии Бейтмена.

– Хотите узнать, откуда такое?

Холли сморщила нос, кивнула.

– «Кош» – сокращенно от «кошелек». – Бейтмен провел рукой за ухом мальчика и положил монетку в его раскрытую ладонь. – Мальчонка – золотая жила.

Холли рассмеялась. Стало ясно, что она не просто молода, а юна.

Бейтмен шагнул к ней, предложил закурить.

– Живете рядом, Холли?

Ее выражение лица снова изменилось, она переступила с ноги на ногу.

Бейтмен вернулся в машину только с наступлением темноты.

Холли сказала, что ее родители уехали до завтра, и Бейтмен пошел посмотреть ее дом. Когда он вернулся, от него пахло цветами. Он понюхал свои пальцы, нашел в карманах сигарету, зажег ее и ухмыльнулся. Докурил сигарету почти до фильтра, не глядя на Коша. Потом завел руку за ухо мальчика, будто чтобы достать очередную монетку, но вместо этого крепко схватил его за волосы и поднес к лицу тлеющий окурок:

– Матери ни слова, понял?

Кош кивнул, неотрывно глядя на пламя.

Бейтмен усмехнулся и отпустил его.

– Ну-ка, посмотрим, чем ты сегодня на рынке разжился.

Кош открыл бардачок и вытащил оттуда улов. Кольца женщин, за чьи руки он цеплялся, и три бумажника, которые умыкнул у мужчин. Бейтмен проверил содержимое бумажников, вынул наличные и кредитки, а сами бумажники вышвырнул в окно. Потом положил кольца себе в карман и завел мотор. Перед тем как выехать на шоссе, снова посмотрел на мальчика:

– Мать твою, точно золотая жила.