Улыбнись мне, Артур Эдинброг

6. Финансист всея университета

Я поспешила исправиться. Мной двигали не только корыстные устремления: личность землянина действительно была мне интересна. Тем более, он обо мне уже кое-что знал – пока я валялась в лазарете, новость о моём появлении облетела весь кампус. «Воплощённое невезение Артура» – так меня успели прозвать, но это я обнаружила гораздо позже.

А пока мои глаза постепенно привыкли к темноте, и я начала лучше различать своего собеседника. Землянин оказался достаточно высоким, широкоплечим, волос у него было просто немерено: не только хипстерская бородка, но и лохматая макушка. Эдакий секси-барашек с лукавыми чёрными глазами. Из одежды, кажется, что-то вроде жилета поверх светлой рубашки и кожаных брюк.

Парень явно сам от себя тащился. Таких категорически противопоказано обижать невниманием.

– Ну да что мы о сирых и местных! – откашлявшись, преувеличенно бодро заявила я. – Тебя-то как зовут, земляк?

– Бóрис Отченаш, – представился курчавый.

– Как?..

Он повторил это удивительное имя, а потом рассказал свою историю. Говорил он быстро и складно, было видно, что он не в первый раз выступает перед слушателем с этим моноспектаклем.

Бóрис – он же Бор – попал в Форван три года назад.

– Я здесь сразу освоился, потому что это далеко не первый мой переезд, – говорил Бóр, наставительно подняв указательный палец. – Уже на Земле меня помотало. Я, знаешь ли, космополит.

Оказалось, он родился на территории бывшего СССР, а детство провёл в Литве, в городе Каунас. Играл в баскетбол, что было там весьма и весьма популярно. Потом семья эмигрировала в Штаты (баскетбол сменился на плавание). Оттуда они с завидной регулярностью уезжали в длительные командировки по Ближнему Востоку (не до спорта), а дальше Борис отправился за высшим экономическим образованием в Лондон (гольф). Закончил и… заскучал.

– В Лондоне заскучал? – с сомнением уточнила я. – Половина России тебя бы убила за такое кощунственное заявление.

– Истинно так, – резко кивнул Бóрис.

Щетина у него была как у медвежонка, и я всё ждала, когда её подпалит пламя зажигалки. Заискрится, наверное. Красиво будет.

– И, заскучав, я поехал в Москву. В иллюзорных поисках родины и, соответственно, лучшей жизни. Ведь мысль о том, что у тебя где-то есть родина, очень утешает. На неё можно повесить все свои житейские неурядицы. Убеждать себя: это здесь я неудачник, потому что я на чужбине. А вот как перееду домой, так сразу же заживу, человек человеком.

Я усмехнулась. Мои знакомые частенько говорили что-то подобное. И в то же время – противоположное. Хотели переехать, да.

Вот только из дома куда-то, а не откуда-то домой.

– И что, помогло? – спросила я, уже зная ответ.

– Не-а, – посетовал-подтвердил Борис. – Оказывается, побеги не работают, потому что от себя не сбежишь. В Москве мне было так же тухло. Я работал аудитором на Белой площади, а ночами кутил. А потом не кутил, а качался. Но смысла не обнаружилось ни в том, ни в другом. Зато он появился, когда я попал сюда! – Бор подмигнул.

…Это случилось так: однажды поздней ночью Борис возвращался домой и вдруг увидел, что скамейка в парке ползёт. Движется боком прочь по дорожке, будто её тащит кто-то невидимый. При этом скамейка слегка сияла синим цветом в стиле ранних фильмов Спилберга.

Борис заинтересовался и подошёл. Услышал странный шёпот – будто на латыни… И такое у него было тоскливое настроение, и так всё задолбало (особенно друзья, орущие, что он «зажрался и нормальных проблем не знает»), что он взял и сел на эту скамейку. Закурил. Включил «Twenty One Pilots» в наушниках.

Ехали они вместе с лавочкой по тропинке, ехали паранормально… А потом шёпот усилился, и вдруг – бац! – темнота.

И какое-то мгновение спустя Борис вместе со скамьёй вываливается посреди старинной учебной аудитории, обшитой дубовыми панелями и украшенной гербами. А в ней сидит полсотни студентов в щегольских костюмчиках и смотрит на него в ужасе.

– Потом они как начали визжать да разбегаться… – хмыкнул Бóрис. – А я что? Сижу, курю тихонько, удивляюсь. Оказалось, это была лекция по извлечению предметов из других миров. Тебе уже сказали, да? Тут умеют изымать вещи и животных. И всё. Каким образом они сумели перетащить меня – никто так и не понял, впервые такое случилось. В нормальной ситуации скамья бы пропала, а человек бы плюхнулся на землю задницей. Собственно, с тех пор я здесь и живу.

Я почувствовала, как у меня каменеет лицо.

– То есть за три года тебя так и не смогли вернуть на Землю? – неожиданно сиплым голосом протянула я.

– Ну, вот так прямо с ходу не смогли, а потом, когда появилась возможность, уже намеренно возвращать не стали. Я сам сказал: не надо. Оказалось, что здесь мне самое место. И я счастлив, и университету со мной выгодно.

Я непонимающе нахмурилась. Из обрывков диалогов местных жителей у меня сложилось впечатление, что Борис – это огромная проблема, множественные разрушения и чёрное пятно на репутации всей Земли. Я сказала об этом собеседнику, и он горделиво зафыркал.

– Нет, Вилка, – он покачал головой. – В первую очередь я не проблема, а главный финансист. Я их денежный гуру, их бухгалтер от бога, их Энди Дюфрейн из Шоушенка и Волк с Уолл-стрит… В этом мире много хорошего, но с деньгами тут обращаются спустя рукава. А я начал разбираться. Улучшать. В общем, теперь я отвечаю за казну университета. Веду все приходы-расходы. Помогаю им наращивать капитал. Разбираюсь с банками, землями и так далее. Даже стипендии учредил! И кредиты на обучение. Они на меня молятся, считай. Почему я и говорю, что здесь у меня появился смысл жизни – я ведь действительно делаю что-то важное. Не бумажки в офисе перебираю, не какую-то трансконтинентальную маету на партнёрских ужинах обсуждаю, а воочию вижу результат своих трудов.

Я подозрительно сощурилась:

– Но почему тогда местные стонут при слове «земляне»?

– Дело в том, что за труды мне платят возможностью обучаться магии. А получается у меня… бомбически, – развёл руками Борис. – Часто всё взрываю. Говорят, это из-за того, что я иномирянин. Якобы у землян не такая аура, как у местных, и поэтому заклинания получаются неправильно. Точнее, это у местных проблемы с аурой в последние пару тысяч лет. В этом мире, будь он хоть сто раз магический, есть свои факапы, помимо Тварей. Энергия тут… поистрепалась, скажем так, чтобы не вдаваться в лишние детали. Ну а ещё у меня так себе репутация, – предыдущую фразу он проговорил задумчиво и хмуро, но тут снова взбодрился и затараторил, – потому что я очень обаятельный! Это многих бесит.

– С чего бы это? – я вскинула бровь.

– Не могут смириться с тем, как быстро и решительно я увожу их девушек, – ухмыльнулся Борис. – И, пожалуй, фамильяров тоже… – промурлыкал он и хищно ухмыльнулся.

А потом подмигнул:

– Тише, – и погасил зажигалку.

Мне прямо как-то резко поплохело. Мы же заперты в железном псевдобанковском хранилище, да?… А все вокруг заняты войной?…

«Бестолочь», – в который раз за день саму себя припечатала я. На сей раз совсем безнадёжно.

Голос Бóриса превратился в шёпот, когда он наклонился ко мне и тихо сказал:

– Не сопротивляйся, и я сделаю так, что Артур потребует приступить к разрыву вашей связи уже сегодня. Не дожидаясь конца июня. Потому что экзамены экзаменами, а он слишком щепетилен для некоторых вещей. Ты будешь свободна. Хочешь?