Умирающая Земля

ГЛАВА I

«В любом коммерческом обществе вопросом первостепенной важности является наличие или отсутствие фальшивых денег, поддельных банкнот, подложных чеков, короче, любого из дюжины возможных способов придать видимость ценности листку бумаги. Прецизионные копировальные и печатные машины легко доступны во всей Ойкумене, и только тщательные меры безопасности предотвращают хроническое обесценивание нашей валюты. Они состоят в следующем: во-первых, единственным расчетным средством являются стандартные Единицы Валюты (севы), а соответствующие банкноты печатаются только Банком Солнца, Банком Ригеля и Банком Веги. Во-вторых, каждая подлинная банкнота характеризуется «свойством аутентичности». В-третьих, вышеперечисленные банки ввели в широкое обращение так называемый фальшметр. Это — карманный прибор, который издает предупреждающее жужжание, если в его щель вложить фальшивую банкноту. Даже маленьким детям известно, что попытки разобрать фальшметр бесполезны — как только корпус поврежден, прибор саморазрушается.

Что же касается «качества аутентичности», то на этот счет высказывалось множество предположений. Очевидно, в некоторых ключевых областях банкноты внедрены определенные комбинации молекул, вызывающие нужную реакцию прибора, но что они изменяют? Электрическую емкость? Сопротивление? Магнитную восприимчивость? Поглощение или отражение света? Радиоизотопный состав? Комбинацию нескольких или всех перечисленных изменений? Лишь горстка людей знает ответ, но они молчат».

(Из книги Игнаса Бозлецки «Как торгуют планеты», Космополис, сентябрь 1509 г.)

Герсен впервые столкнулся с Кокором Хеккусом в девятилетнем возрасте. Скрючившись за старой баржей, он с ужасом наблюдал, как его родных и близких грабят, убивают, уводят в рабство. Это была историческая Бойня в Маунт-Плезант, беспрецедентный случай сотрудничества так называемых Лордов Тьмы. Кирт Герсен пережил эту бойню, и пять имен стали для Герсена знакомыми, как свое собственное: Аттель Малагате, Виоль Фалюш, Ленс Ларк, Говард Алан Трисанг, Кокор Хеккус. Каждый из них имел свои отличительные качества. Аттель Малагате был безрассуден и мрачен, Виоль Фалюш был утонченным сибаритом, Ленс Ларк — мегаломаньяком, Говард Алан Трисанг — поклонником хаоса. Кокор Хеккус был самым подвижным и изобретательным. Мало кто мог похвастаться знакомством с ним, но все они единогласно считали его вежливым, приветливым, неутомимым, непредсказуемым и, казалось бы, полностью сумасшедшим, если бы не его сила и демонстративное самообладание. Что же касается его внешности, то все они описывали его по-разному. По слухам, он был бессмертным.

Герсен вновь столкнулся с Кокором Хеккусом во время выполнения рутинной миссии в Глуши. Встреча была безрезультатной — или так ему тогда показалось. В начале апреля 1525 года Бен Заум, сотрудник МПКК[1], тайно встретился с Герсеном и предложил ему поработать «лаской» — тайным агентом МПКК в Глуши. Собственные дела Герсена зашли в тупик, он был усталым и беспокойным и поэтому согласился, по крайней мере, выслушать предложение Заума.

Работа, если верить Зауму, была чрезвычайно простой. МПКК подрядилась найти какого-то беглеца.

— Назовем его мистер Хоскинс, — предложил Заум.

При этом мистер Хоскинс так срочно кому-то понадобился, что по меньшей мере тридцать оперативников были отправлены на его поиски в различные районы Глуши. Работа Герсена должна была состоять в проверке населенных пунктов на некоей планете.

— Назовем ее Паршивой Планетой, — добавил Заум с улыбкой. Герсен должен был найти беглеца, или точно установить, что его нет на Паршивой Планете.

Герсен на минуту задумался. Заум, который вообще обожал секретность, в данном случае превзошел самого себя. Герсен начал терпеливо откалывать кусочки от выступающей над водой части айсберга, надеясь, что всплывут и покажутся новые части.

— Почему только тридцать ласок? Чтобы выполнить эту работу, нужна минимум тысяча.

На лице Заума появилось задумчивое выражение, придавшее ему сходство с большой белой совой.

— Нам удалось ограничить область поисков. Я даже могу сказать вам, что Паршивая Планета — одно из наиболее вероятных мест. Именно поэтому я предлагаю эту работу вам. Эта работа исключительно важна. Поверьте, я не преувеличиваю.

Герсен решил, что не хочет браться за это дело. Заум решил — или был вынужден — скрывать от него все, что возможно. Герсен терпеть не мог работать в потемках — это раздражало и отвлекало его, снижало его эффективность — и соответственно повышало риск не вернуться из Глуши. Герсен задумался над тем, как бы отклонить эту работу, не обидев Бена Заума и не испортив отношения с МПКК.

— А что мне делать, когда я найду мистера Хоскинса? — спросил он.

— У вас будут четыре варианта, которые я сейчас перечислю в порядке убывающей желательности. Доставить его живым на Альфанор. Доставить его на Альфанор мертвым. Заразить его одним из ваших жутких саркойских нервно-паралитических ядов. Пристрелить на месте.

— Я не наемный убийца!

— Но это вовсе не просто убийство. Это — поверьте, я не имею права вдаваться в детали. Но это действительно необходимо, уверяю вас!

— Не то, чтобы я вам не верил, — возразил Герсен. — Но я не стану — фактически, просто не смогу — убивать человека неизвестно за что. Вы лучше предложите это кому-нибудь другому.

При обычных обстоятельствах Заум немедленно прервал бы беседу, но сейчас он продолжал настаивать, давая понять Герсену, как высоко он ценит его услуги.

— Если дело в деньгах, — продолжал Заум, — я думаю, я смог бы уладить это.

— Я думаю, что это не стоит обсуждать.

Заум полушутя ударил себя кулаками по лбу.

— Герсен, вы один из немногих людей, в чьей компетентности я безусловно уверен. Это — убийственно деликатная операция — если, конечно, Хоскинс посетит Паршивую Планету, что весьма вероятно. Я даже смогу сказать вам — в это замешан Кокор Хеккус. Если он встретится с Хоскинсом… — Заум воздел руки к небу.

Герсен сохранил незаинтересованный вид, хотя дело теперь выглядело совершенно иначе.

— Так мистер Хоскинс — преступник?

Заум поморщился. — Я не могу вдаваться в детали.

— В этом случае, как по-вашему я его найду?

— У вас будут фотографии и подробное описание. Этого должно хватить. Работа совершенно простая. Найдите человека. Убейте его, одурманьте или привезите на Альфанор.

Герсен пожал плечами. — Очень хорошо. Но поскольку я незаменим, я хочу повышенную оплату.

Заум отпустил несколько брезгливых замечаний.

— Теперь к делу: когда вы можете отправиться в путь?

— Завтра.

— У вас все тот же корабль?

— Если вы называете Локатор 9Б кораблем.

— Он доставит вас туда и обратно, и он достаточно неприметен. Где он припаркован?

— В космопорту Авенты, сектор В, секция 10.

Заум сделал несколько заметок.

— Завтра садитесь на корабль и отправляйтесь. Корабль будет заправлен топливом и снабжен продуктами. В мониторе будет код Паршивой Планеты. Пакет с информацией о мистере Хоскинсе вы найдете в Звездном Атласе. Вам нужно взять только личные вещи — оружие и тому подобное.

— Как долго мне обыскивать Паршивую Планету?

Заум глубоко вздохнул.

— Я и сам бы хотел это знать. Если вы не найдете его в течение месяца, вероятно будет уже слишком поздно. Если бы мы только знали наверняка, куда он направился, каковы его мотивы…

— Насколько я понимаю, он не является известным преступником.

— Нет, он прожил долгую и плодотворную жизнь. Потом с ним встретился человек по имени Зеуман Отуал, которого мы считали агентом Кокора Хеккуса. С тех пор, по свидетельству жены, мистер Хоскинс стал сам не свой.

— Вымогательство? Шантаж?

— В данных обстоятельствах это исключено.

Больше информации Герсену выжать не удалось.

Прибыв в космопорт Авенты на следующий день около полудня, Герсен обнаружил, что все, что обещал Заум, выполнено. Поднявшись на борт своего спартански скромного корабля, он сразу взял Звездный Атлас, в котором обнаружил плотный конверт с фотографиями и детальным описанием мистера Хоскинса. Мистер Хоскинс был снят в разных костюмах, шляпах и тонировках кожи. Он выглядел как человек, приближающийся к старости, с крупным телом, большими приветливыми глазами, широким ртом с крупными зубами, маленьким хищным носом. Мистер Хоскинс был с Земли — это было заметно по его костюму и тонировке кожи, которые были в общем похожи, но в деталях отличались от принятых на Альфаноре. Герсен отложил конверт в сторону, задумался и решил, что не стоит сейчас лететь на Землю, где он смог бы установить личность «мистера Хоскинса». Подобное отклонение потребовало бы слишком много времени — и МПКК наверняка занесло бы его в черный список. Он проверил приборы и запросил у диспетчера разрешение на взлет.

Через полчаса, когда Альфанор превратился в сверкающий кружок, на обзорном экране, Герсен включил монитор и стал наблюдать, как корабль разворачивается и ложится на курс, составляющий угол приблизительно шестьдесят градусов с линией Ригель — Солнце.

Включился привод Джарнелла, создающий условия для того, чтобы несколько килограммов тяги приводили к почти мгновенному перемещению.

Время шло. Случайные фотоны, просачивающиеся сквозь оболочку поля Джарнелла к кораблю, позволяли наблюдать окружающую вселенную — сотни и тысячи звезд, проносящихся мимо, как искры, гонимые ветром. Герсен вел тщательные астрогационные записи, следя за положением Солнца, Канопуса и Ригеля.

Наконец корабль пересек незримую границу между Ойкуменой и Глушью, и закон, порядок и цивилизация остались позади. Экстраполируя траекторию полета, Герсен смог наконец идентифицировать Паршивую Планету — Карина ЛО-461 IV по Звездному Атласу или Гроб Биссома на жаргоне Глуши. Генри Биссом уже был семьсот лет мертв; планета, или по крайней мере область, окружающая главный город Скузе, принадлежала теперь семейству Уиндлов. Паршивая Планета была неплохим названием, подумал Герсен. Фактически, приземлись он сейчас в Скузе без убедительной причины — а он не мог на скорую руку придумать ни одной — и его немедленно прихватит местное отделение Неласкового Корпуса.[2] Он будет подвергнут суровому допросу, и, если повезет, получит десять минут сроку на то, чтобы покинуть планету. Если же его заподозрят в сотрудничестве с МПКК, то убьют немедля. Герсен помянул недобрым словом Бена Заума и его манию секретности. Если бы он знал, куда летит, он бы придумал подходящее прикрытие.

Неяркая зеленовато-желтая звезда, висящая в перекрестье экрана, росла на глазах. Отключился расщепитель Джарнелла, эфирный вихрь сжался и, казалось, встряхнул все атомы корабля и самого Герсена — ощущение, от которого заныли зубы, хотя оно и было почти нереальным.

Старенький Локатор 9Б двигался в нормальном пространстве. Неподалеку виднелся Гроб Биссома — Паршивая Планета. Это была небольшая планета, с ледяными шапками на полюсах и цепью горных хребтов вдоль экватора, напоминающей сварной шов, которым соединили полушария. К северу и югу от экватора тянулись пояса морей, переходящих на широте около 50°, в болотистые озера, джунгли, за которыми до полярных шапок тянулись пустоши и трясины.

На продуваемом всеми ветрами каменистом плато находился город Скузе — беспорядочное скопище грязных каменных домов. Герсен был озадачен. За каким чертом прилетел бы сюда Хоскинс? Существовала уйма более приятных убежищ. Бринктаун был почти веселым и блестящим городом. Но он слишком многое принимал, как данное. Мистер Хоскинс мог вообще не собираться прилететь сюда, вся миссия могла быть пустым номером, как и предупреждал его Заум.

Герсен осмотрел планету в макроскоп и не обнаружил ничего интересного. Экваториальные горы были пыльными и пустынными, океаны — серыми и неприветливыми. Он стал рассматривать Скузе, городок с тремя или четырьмя тысячами жителей. Поблизости виднелось выжженное поле, окруженное ангарами и складами — по-видимому, космопорт. Нигде не было видно ни одного роскошного здания или замка, и Герсен вспомнил, что Уиндлы обитали в пещерах в горах рядом с городом. В ста милях к востоку и западу от Скузе обитаемая местность по всем признакам заканчивалась. На планете был еще один городок — порт на берегу Северного океана. Рядом был расположен металлургический завод, судя по огромным зданиям и горам шлака. В остальной части планета выглядела необитаемой.

Если он не может посетить Скузе открыто, он должен сделать это тайком. Он выбрал изолированное ущелье, дождался вечера и приземлился как мог мягче. В течение часа он привыкал к атмосфере, затем вышел из корабля. Воздух был холодным и, как и на большинстве планет, пропитанный своим особым ароматом, который быстро становился привычным и незаметным. В данном случае это были горьковатые химические испарения смешанные с чем-то вроде жженых пряностей: первое, вероятно, от почвы, второе от местной растительности. Герсен вынес необходимое ему оружие и разведывательное снаряжение, погрузил его на летающую платформу и отправился на запад.

* * *

В первую ночь Герсен обследовал Скузе. Улицы были кривыми и немощенными. Он обнаружил административное здание, несколько складов, гараж, три церкви, два храма, и трамвайную линию, зигзагами спускавшуюся к океану. Он нашел и гостиницу — трехэтажное здание из камня, пластика и дерева. Скузе был унылым городком, казалось, пропитанным скукой, убожеством и невежеством. Герсен решил, что положение жителей немногим лучше рабства.

Он сконцентрировал свое внимание на гостинице, где мистер Хоскинс почти наверняка остановился бы, будь он на планете. Он не смог найти окошка, чтобы заглянуть внутрь, а каменные стены не позволяли использовать микрофон для подслушивания. И он не осмеливался заговорить ни с одним из посетителей, время от времени выходивших пошатываясь из гостиницы и исчезавших в кривых и темных улочках Скузе.

Вторая ночь также не принесла успеха. Правда, напротив гостиницы он обнаружил пустое здание — когда-то мастерскую или магазин, но теперь заброшенное и полное пыли и маленьких белых насекомых, омерзительно похожих на миниатюрных обезьянок. Здесь Герсен укрылся и в течение всего зеленовато-желтого дня наблюдал за гостиницей.

Перед ним разворачивалась жизнь городка, — мимо проходили суровые мужчины и флегматичные женщины, одетые в темные пиджаки, свободные коричневые или каштановые штаны и черные шляпы с поднятыми полями. Говорили они с таким своеобразным тягучим акцентом, который Герсену было не сымитировать, так что пришлось отбросить план раздобыть местную одежду и зайти в гостиницу.

Под вечер в городе появились, судя по костюмам, космонавты с корабля, который только что приземлился. Герсен принял стимулирующую таблетку, чтобы отогнать усталость. Как только солнце опустилось и наступили грязно-зеленоватые сумерки, он покинул свое убежище и направился в космопорт. Там действительно оказался большой грузовой корабль, из которого как раз сейчас выгружали тюки и ящики. Пока Герсен разглядывал корабль, по трапу спустились три космонавта, перешли освещенную часть поля, предъявили пропуска охраннику у ворот и свернули на дорогу в город. Герсен присоединился к ним. Он поздоровался и они вежливо ответили. Потом Герсен спросил название их корабля.

— «Айвен Гарфанг», с Халкедона, — ответили ему.

— Халкедон — Земля?

— Именно.

Самый молодой из космонавтов спросил: — А что из себя представляет этот городок? Есть какие-нибудь развлечения?

— Никаких! — ответил Герсен. — Тут есть гостиница, и все. Это унылый городишко, и я бы очень хотел убраться отсюда. Ваш корабль берет пассажиров?

— Да, у нас сейчас на борту есть один пассажир и еще четыре свободных места. Пять, если мистер Хози сойдет здесь, как он по-моему собирался. Хотя чего ради он приехал сюда… — парень недоуменно покачал головой. Вот, подумал Герсен, как все просто. Ясно, что Хози и Хоскинс — одно и то же лицо. Но где же и когда появится Кокор Хеккус?

Он проводил трех космонавтов до гостиницы и вошел с ними внутрь, так как теперь он вполне мог сойти за члена команды и не вызвать подозрений в шпионаже.

Герсен укрепил знакомство, заказав всем выпивку. Правда, в гостинице не подавали ничего, кроме жидкого и горького пива, и белого мутного арака.

Внутри гостиница выглядела достаточно уютно, с традиционным баром и горящим камином. Официантка в мятом красном платье и соломенных шлепанцах принесла выпивку. Самый молодой из космонавтов, которого звали Карло, попытался заигрывать с ней, но это лишь привело ее в полное замешательство.

— Оставь ее в покое, — посоветовал самый старший из космонавтов, который представился, как Буде. — У нее не все дома. — Он многозначительно постучал себя по лбу.

— Проделать такой путь, забраться в саму Глушь, — пожаловался Карло, — и первая женщина, которую мы встретили, оказывается полоумной.

— Оставь ее мистеру Хози, — предложил Хелви, третий космонавт. — Если он сойдет здесь, ему предстоят долгие нудные времена.

— Он что, ученый? — поинтересовался Герсен. — Или журналист? Они иногда забираются в странные места.

— Черт его знает, что он такое? — проворчал Карло. — Он не сказал и двух слов с тех пор, как поднялся на борт.

Разговор перешел на другие темы. Герсен с удовольствием поговорил бы еще о мистере Хози, но не решался задавать вопросы — в Глуши это почти всегда приводило к скверным последствиям.

Несколько местных жителей стояли у камина, потягивая мелкими глотками пиво и неторопливо беседуя. Герсен отозвал бармена в сторону и спросил о комнате. Бармен покачал головой. — Мы уже так давно не сдавали никому комнат, что у нас и белья то свежего нет. Вам лучше вернуться на корабль.

Герсен бросил взгляд на Карло, Буде и Хелви. Они явно пока не собирались уходить.

— Найдется тут кто-нибудь, чтобы сбегать с поручением на корабль?

— На кухне есть мальчишка, который может помочь.

Мальчика позвали. Герсен дал ему щедрые чаевые и заставил трижды повторить послание: — Я должен попросить мистера Хози и сказать ему, что его просят немедленно прийти в гостиницу.

— Правильно. Теперь поторопись и заработаешь еще. Помни, не передавай это никому, кроме мистера Хози.

Мальчик убежал. Герсен обождал пару минут, затем выскользнул из гостиницы и последовал за ним к космопорту, держась на почтительном расстоянии.

Охранник в воротах явно знал мальчика, и после того, как они обменялись парой слов, пропустил его на поле. Герсен подобрался настолько близко, насколько осмелился, затаился в тени высоких кустов и стал ждать и наблюдать.

Прошло несколько минут. Мальчик вышел из корабля — но один. Герсен выругался от разочарования. Когда мальчик вышел на дорогу, Герсен окликнул его. Парнишка от неожиданности вскрикнул и отскочил в сторону.

— Поди сюда, — велел Герсен. — Ты видел Хози?

— Да, сэр, видел.

Герсен вытащил фотографию «мистера Хоскинса» и осветил ее фонариком.

— Вот этого джентльмена?

— Да-да, сэр, именно этого.

— И что он сказал?

Мальчик отвел глаза в сторону, блеснул белками. — Он спросил, знаю ли я Билли Уиндла.

— Билли Уиндла?

— Да, сэр. И конечно я его не знаю. Билли Уиндл же хормагаунт. Он велел сказать вам, что ежели вы Билли Уиндл, то идите к кораблю. Я сказал, что нет, что вы космонавт. А он сказал, что будет говорить только с Билли Уиндлом самолично.

— Понятно. А что такое — хормагаунт?

— А это мы тут их так зовем. Может на вашей планете их зовут иначе. Это те, кто высасывает чужие жизни, а потом отправляется жить на Фамбер.

— Билли Уиндл живет на Фамбере?

Мальчик кивнул с серьезным видом. — Это настоящая планета, не сомневайтесь. Я знаю, потому что хормагаунты там и живут.

Герсен улыбнулся. — Вместе с драконами, феями, великанами и гномами.

Мальчик грустно заметил: — Вы мне не верите.

Герсен протянул ему деньги. — Вернись к мистеру Хози. Скажи ему, что Билли Уиндл ожидает его на дороге и приведи его сюда.

Глаза мальчика расширились от изумления. — Так вы — Билли Уиндл?

— Не твое дело. Иди и передай послание мистеру Хози.

Мальчик вернулся к кораблю и через пять минут спустился по трапу вместе с мистером Хози, который несомненно был мистером Хоскинсом. Они пошли через взлетное поле.

Внезапно в небе появился вращающийся диск из красных и синих огней, который спикировал и мягко приземлился. Это оказался роскошный аэрокар, отделанный по последнему крику моды, с разноцветными огнями, золотыми надписями и дрожащими золотыми и зелеными листьями. Его пилотировал стройный длинноногий и широкоплечий человек, одетый ярко и вызывающе, под стать своей машине. Лицо его было подкрашено в черно-коричневый цвет, черты были подвижными, правильными и моложавыми. На голове у него был белый тюрбан с парой залихватских кисточек, свисающих над правым ухом. Он был переполнен жизненной энергией; спрыгивая на землю он, казалось, подскочил как мячик.

Мальчик и мистер Хоскинс остановились. Новоприбывший человек быстро направился к ним через поле. Он сказал что-то Хоскинсу, который явно удивился и показал рукой в сторону дороги. Это должен быть Билли Уиндл, подумал Герсен, скрипнув зубами от досады. Билли Уиндл глянул в сторону дороги, затем спросил о чем-то мистера Хоскинса, который вроде бы согласился и хлопнул себя по карману. Однако при этом он выхватил оружие и, явно нервничая, направил его на Уиндла, как бы желая подчеркнуть, что никому не доверяет. Билли Уиндл в ответ просто рассмеялся.

Когда же в игру войдет Кокор Хеккус? — Может быть, Уиндл — один из его агентов? Существовал простой и прямой способ проверить это. Все внимание охранника было поглощено людьми на летном поле. Он не услышал, как Герсен подкрался к нему сзади и ничего не почувствовал, когда Герсен одним мастерским ударом вырубил его. Герсен надел фуражку и накидку охранника и спокойно направился к Уиндлу и Хоскинсу. Они были поглощены обменом: каждый держал в руке конверт. Билли Уиндл глянул на Герсена и повелительно махнул рукой в сторону ворот, но Герсен продолжал идти, стараясь выглядеть как можно подобострастнее.

— Вернись на пост, охранник, — резко скомандовал Билли Уиндл. — Не лезь в наши дела. — Было что-то невыразимо жуткое в его позе, в посадке головы.

— Простите, сэр, — пробормотал Герсен, прыгнул вперед и шарахнул по роскошному тюрбану Билли Уиндла рукояткой лучемета. Уиндл пошатнулся и рухнул, а Герсен, быстро обернувшись к Хоскинсу, выстрелом из лучемета парализовал его руку, выбив оружие. Хоскинс заорал от боли и изумления.

Герсен подхватил конверт Уиндла и потянулся к тому, который держал Хоскинс. Хоскинс отшатнулся было, но замер, увидев направленный на него лучемет.

Герсен подтолкнул его в сторону аэрокара Билли Уиндла.

— Быстро. Забирайтесь внутрь, или я вас еще разок поджарю.

Шаткой рысцой, спотыкаясь и прихрамывая, как будто его ноги были набиты ватой, мистер Хоскинс двинулся к аэрокару. Когда он взбирался на борт, то попытался запихнуть конверт себе под рубашку. Герсен протянул руку и схватил конверт, тот разорвался и, после короткой борьбы, Герсен оказался с половинкой конверта в руке. Вторая половина валялась где-то на земле. Билли Уиндл, шатаясь, подымался на ноги. Герсен больше не мог тратить время. Приборы управления были стандартными. Он двинул рычаг подъема до максимума. Билли Уиндл заорал что-то неразборчивое, потом, когда аэрокар взмыл в воздух, выхватил свой лучемет и выстрелил. Разряд пропел над ухом Герсена и пробил голову Хоскинса. Герсен выстрелил в ответ, но дистанция была уже слишком велика и он просто выбил из поля облачко пыли. Высоко над Скузе он развернул машину, полетел на запад и приземлился возле своего корабля. Он вытащил тело Хоскинса в корабль и, бросив разукрашенный аэрокар, поднял корабль в космос. Он включил расщепитель и, наконец, оказался в безопасности — способов перехватить его не существовало. Задание было выполнено вполне успешно и не слишком затянулось. Мистер Хоскинс мертв и будет доставлен на Альфанор согласно инструкциям. Короче говоря, чистая рутина. Герсен должен бы быть доволен, но не был. Он ничего не узнал, ничего не добился; ничего, кроме выполнения странного задания, с которым он был послан на Гроб Биссома. Кокор Хеккус был замешан в это дело, но теперь, когда Хоскинс был мертв, Герсену уже не узнать, как и почему.

Герсен подумал, что делать с трупом, потом оттащил его в задний грузовой отсек и запер дверь. Он достал конверт, который отобрал у Билли Уиндла и открыл его. Внутри был лист розовой бумаги, на которой кто-то писал кричаще пурпурными чернилами. Текст был озаглавлен: «Как стать хормагаунтом». Герсен поднял брови: шутка? Однако почему-то он так не думал. Герсен стал читать инструкцию, чувствуя, как от ужаса у него мурашки бегают по коже.

«Старение — это состояние, когда жизненные соки молодости истощаются. Хормагаунт желает пополнить эти жизненные эликсиры из наиболее очевидного источника — людей, которые еще молоды. Это очень дорогостоящий процесс, если не иметь в своем распоряжении множества молодых людей. В этом случае хормагаунт поступает так…»

Дальше в инструкции было написано:

«Из тел живых детей хормагаунт должен добыть определенные органы и железы, приготовить из них экстракты, из которых в конце концов получит небольшой восковидный комочек. Если его имплантировать в гипофиз, хормагаунт перестает стареть».

Герсен отложил письмо в сторону и стал рассматривать обрывок, вырванный из рук Хоскинса. Там было написано:

«Завитки, или точнее полоски, разной плотности. Они, на первый взгляд, расположены хаотически, хотя на практике это сделано для того, чтобы они были неощутимы. Критическим является расстояние между ними, которое должно меняться как корень из первых одиннадцати простых чисел. Наличие шести или более таких полосок в любой определенной области будет подтверждать…»

Герсен решил, что это непонятно, но крайне интригующе: что же такое важное знал мистер Хоскинс, что это можно было обменять на секрет вечной молодости? Он перечитал жуткие инструкции желающим стать хормагаунтом, раздумывая, правда ли это. Затем сжег оба письма.

Приземлившись в Авенте, он позвонил Зауму по видеофону.

— Я вернулся.

Заум поднял брови. — Так быстро?

— Незачем было задерживаться.

Через тридцать минут Герсен и Заум встретились в вестибюле космопорта.

— Где мистер Хоскинс? — поинтересовался Заум, подозрительно разглядывая Герсена.

— Вам понадобится гроб. Он мертв уже некоторое время. С тех пор, как мы покинули Паршивую Планету, как вы ее называете.

— Он успел — как все это произошло?

— Он заключил какую-то сделку с человеком по имени Билли Уиндл, но они в чем-то не сошлись. Уиндл был очень разочарован и убил мистера Хоскинса. Мне удалось забрать труп.

Заум окинул Герсена подозрительным взглядом.

— Они обменивались какими-либо бумагами? Другими словами, получил Уиндл от Хоскинса какую-нибудь информацию?

— Нет.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно.

Заум все еще был обеспокоен. — Вам больше нечего рассказать?

— А разве этого мало? Вы хотели Хоскинса — вы его получили.

Заум облизал губы и искоса поглядел на Герсена.

— Вы не нашли при нем никаких бумаг?

— Нет. И я хочу задать вам один вопрос.

Заум глубоко и недовольно вздохнул. — Ладно, если смогу, отвечу.

— Вы упомянули Кокора Хеккуса. Как он замешан в этом деле?

Заум помедлил с ответом, почесывая подбородок: — У Кокора Хеккуса много имен. Нам сообщили, что одно из них — Билли Уиндл.

Герсен грустно кивнул: — Этого я и боялся… Я упустил свой шанс, а второго может и не быть… Вы знаете, что такое хормагаунт?

— Что-что?

— Хормагаунт. Похоже, что это бессмертное существо, живущее на Фамбере.

Заум ответил размеренным голосом: — Я не знаю, что такое хормагаунт, и все мои познания о Фамбере ограничиваются детской считалкой — «Если Сириус в путь тебя провожал, тогда по склону края лети, и Фамбер засияет тебе впереди».

— Вы забыли вторую строчку — «И к северу ты Ахернар держал».

— Не имеет значения, — отрезал Заум. — Как найти страну Оз я тоже не знаю. — Он тяжело вздохнул. — Я подозреваю, что вы не сказали мне всю правду. Но…

— Но что?

— Будьте откровенны…

— В самом деле?

— И будьте уверены, что если вы нарушили планы Кокора Хеккуса, вы встретитесь с ним снова. Он никогда не благодарит за добро и никогда не прощает зло.

ГЛАВА II

«Можно спросить, каким образом из такого множества воров, похитителей, пиратов, работорговцев и убийц по обе стороны границы можно выделить пять индивидуумов и назвать их «Лордами Тьмы». Автор, хотя и признает в определенной степени произвольность выбора, тем не менее может с чистой совестью назвать критерии, согласно которым именно эту пятерку следует считать злейшими врагами человечества и верховными повелителями сил зла.

Во-первых: все Лорды Тьмы отмечены определенным величием. Вспомните, каким образом Кокор Хеккус заслужил свое прозвище «Машина Смерти», или плантацию Аттеля Малагате на планете Грабхор (цивилизацию — по его определению), или грандиозный монумент самому себе, воздвигнутый Ленсом Ларком, или Дворец Любви Виоля Фалюша. Ясно, что это не деяния заурядных людей и не результат заурядных пороков (хотя и говорят, что Фалюш тщеславен, а в некоторых поступках Кокора Хеккуса существует легкое жуткое сходство с экспериментами ребенка, обрывающего лапки у мухи).

Во-вторых: эти люди обладают творческим гением; ими движут не злоба, жадность, извращенность или мизантропия, а некие глубокие внутренние потребности, по большей части туманные и неясные. Почему Алан Говард Трисанг прославляет хаос? Каковы цели безжалостного Малагате или поразительного яркого Кокора Хеккуса?

В-третьих: каждый из Лордов Тьмы окружен тайной; каждый настаивает на анонимности и безликости. Эти люди неизвестны даже их ближайшим помощникам, ни один из них не имеет ни друзей, ни возлюбленных.

В-четвертых: все они обладают качеством, казалось бы, противоположным вышеназванному — абсолютной гордыней. Каждый из них считает отношения между собой и остальным человечеством схваткой равных.

В-пятых: в конце концов достаточно вспомнить историческую встречу в 1500 году в таверне Смейда, где эти пятеро, хотя и неохотно, признали себя равными и разграничили области своих интересов».

(Из введения к книге Корила Корфена «Лорды Тьмы», Элусидариан Пресс, Нью-Вексфорд, Алоизиус, Вега)

Такой была вторая встреча Герсена с Кокором Хеккусом. Последствием ее был долгий период депрессии, когда Герсен проводил время на эспланаде Авенты, глазел на Волшебный Океан. Он подумывал о возвращении на Гроб Биссома, но это казалось почти наверняка бесполезным — Кокор Хеккус не стал бы там оставаться. Герсену было необходимо искать другой путь.

Это было легче решить, чем выполнить. О Кокоре Хеккусе рассказывали множество историй, от которых волосы вставали дыбом, но конкретной информации практически не было. Упоминание о Фамбере было новостью, но Герсен не придавал ему большого значения — вряд ли это было чем-то большим, чем детской фантазией.

Время шло — неделя, две недели. Кокор Хеккус упоминался в газетах как возможный похититель бизнесмена с Конуса, Пи Кассиопеи VIII. Герсен был слегка удивлен — Лорды Тьмы редко занимались похищениями ради выкупа.

Двумя днями позже появилось сообщение о новом похищении, на этот раз в горах Хаклюз на Орло, Пи Кассиопеи VII; жертва — богатый торговец пряностями. И опять по слухам был замешан Кокор Хеккус; фактически только его предполагаемое участие и делало зауряднее преступление достойным упоминания в прессе.

Третья встреча Герсена с Кокором Хеккусом явилась непосредственным, хотя и окольным результатом этих похищений: а сами похищения явились сложным результатом успеха Герсена в Скузе.

Цепь событий началась со случайности. Однажды утром Герсен сидел на эспланаде; пожилой человек с бледно-голубым тоном кожи, одетый в черный пиджак и бежевые брюки, характерные для представителей среднего класса, присел на скамейку рядом с ним. Через несколько минут он пробормотал ругательство, обронил газету и, повернувшись к Герсену, стал бурно негодовать по поводу воцарившегося беззакония.

— Еще одно похищение! Еще один невинный человек увезен на Обменный Пункт! Почему они не могут это прекратить? Куда смотрит полиция? Они предлагают людям соблюдать меры предосторожности! Какое позорное положение!

Герсен выразил чистосердечное согласие, но заметил, что он не знает другого эффективного решения этой проблемы кроме запрета на частные космические корабли.

— А почему бы и нет? — требовательно заявил старик. — У меня нет космического корабля и мне он не нужен. В лучшем случае корабли служат безделью и разврату, в худшем — становятся орудиями преступления, обычно похищения. Посмотрите-ка, — он хлопнул рукой по газете, — десять похищений, и все — с помощью космических кораблей.

— Десять? — удивился Герсен. — Так много?

— Десять за последние две недели, и все солидные состоятельные люди. Деньги уплывают в Глушь для обогащения мерзавцев, это потеря для всех нас.

Он продолжал возмущаться, что моральные ценности деградируют, что почтение к закону и порядку упало до самой низкой точки, что только самые бестолковые или невезучие преступники попадают в руки закона. Для примера он указал на человека, которого он видел только вчера и которого знал как помощника пресловутого Кокора Хеккуса, ответственного по меньшей мере за одно похищение.

Герсен выразил изумление. Уверен ли его собеседник в этом факте?

— Разумеется, уверен! Тут не может быть и тени сомнения! Я никогда не забываю лиц, даже если прошло восемнадцать лет.

Интерес Герсена начал ослабевать; старик, однако, продолжал говорить. Герсен решил, что он наверняка — или почти наверняка — не является агентом Кокора Хеккуса.

— В Понтерфракте, на Алоизиусе, где я служил Старшим Регистратором в Инквизиции он предстал перед судом Гульдонерии и вел себя исключительно нагло, учитывая тяжесть предъявленных ему обвинений.

— А в чем его обвиняли? — спросил Герсен.

— Подкуп с целью организации ограбления, незаконное владение антикварными ценностями и оскорбительное поведение. Его наглость была оправдана, так как он не понес никакого наказания, кроме устного порицания. Очевидно, Кокор Хеккус оказал давление на судей.

— И вы вчера видели этого человека?

— Совершенно точно. Он прошел мимо меня, направляясь на север, к Парусному Пляжу. Если чисто случайно я наткнулся на одного безнаказанного преступника, то представьте, сколько их бродит вокруг.

— Положение серьезное, — заявил Герсен. — Этого человека следует взять под наблюдение. Вы не помните его имени?

— Нет. А если бы и помнил — что толку. Это наверняка не то имя, что он носит сейчас.

— У него есть какие-нибудь особые приметы?

Старик нахмурился. — Пожалуй, нет. У него довольно большие уши и нос. Глаза круглые и близко посаженные. Он моложе меня. Хотя я слышал, что люди на Фомальгауте взрослеют поздно из-за своей особой пищи, от которой желчь свертывается.

— Ага. Так он сандускер?

— Он на этом настаивал, причем в довольно экстравагантной манере, которую я могу описать как тщеславие.

Герсен вежливо рассмеялся. — У вас замечательная память. Вы думаете, что этот сандускер-преступник живет в районе Парусного Пляжа?

— А почему бы и нет? Там как раз собираются такие непутевые люди.

— Это верно.

Отпустив еще пару реплик, Герсен поднялся и откланялся.

Слайдвей был параллелен эспланаде, тянулся далеко к северу, сворачивал в туннель Лосассо и заканчивался на площади Мериш в центре Парусного Пляжа. Герсен довольно прилично знал этот район; стоя на площади и глядя на мелнойские высоты, он мог видеть дом, где некогда обитал Хильдемар Даске. И мысли Герсена на мгновение стали меланхоличными… Он заставил себя вернуться к сегодняшним делам. Отыскать безымянного сандускера будет потруднее, чем было найти Хильдемара Даске, которого было достаточно увидеть однажды, чтобы запомнить на всю жизнь.

Вокруг площади были невысокие строения с толстыми стенами, сложенными из кораллобетона, окрашенного в белый, лавандовый, бледно-голубой или розовый цвет. В ярком свете Ригеля они сияли и переливались разными цветами и оттенками, так что окна и двери по контрасту казались совершенно черными провалами. Вдоль одной из сторон площади тянулся ряд магазинов и лавок, явно рассчитанных на туристов. Парусный Пляж, с его анклавами инопланетных жителей, каждый со своими типичными ресторанами и лавками, был уникален. Другого такого места было не сыскать во всей Ойкумене, разве что в одном-двух районах Земли.

В киоске Герсен купил «Путеводитель по Парусному Пляжу», но там не упоминался квартал сандускеров. Он вернулся к киоску. Продавщица была маленькой, толстой, почти шарообразной женщиной с кожей, окрашенной в бледно-зеленый цвет: возможно, она была из крокинольских Импов.

Герсен поинтересовался. — Где тут живут сандускеры?

Женщина задумалась. — Да их тут не так много. Спуститесь по Ард-стрит, и там найдете парочку. Их попросили там поселиться, чтобы ветер относил вонь от их стряпни в сторону моря.

— А где их продуктовый магазин?

— Если это можно назвать продуктами. Я называю это дрянью. Вы сами не сандускер? Я вижу, что нет. Он там же, на Ард-стрит. Свернете вниз вон там — видите парочку в черных плащах? Это и будет Ард-стрит. И берегите нос.

Герсен вернул «Путеводитель», который тут же занял прежнее место в витрине. Он пересек площадь, прошел мимо двух бледных людей в черных плащах и свернул на Ард-стрит. Это была скорее аллея, полого сбегающая к воде. В первом квартале были расположены, в основном, частные и игорные дома, источающие довольно приятный аромат ладана. Потом тянулся длинный убогий квартал, переполненный ребятишками с длинными золотыми цепочками в ушах, одетыми лишь в красные или зеленые рубашонки до пупа. Затем, уже у самой воды, Ард-стрит расширялась и заканчивалась небольшой площадью. Герсен внезапно оценил мудрость совета, данного продавщицей. Воздух был действительно перенасыщен запахами, горько-сладкая органическая вонь просто разъедала ноздри. Герсен поморщился и направился в лавку, откуда исходили эти ароматы. Набрав полную грудь воздуха, он нагнулся и вошел внутрь. Справа и слева стояли деревянные бочонки, содержащие пасты и жидкости с погруженными в них предметами. Над головой висели связки каких-то сморщенных сине-зеленых штуковин размером с кулак. Позади, за прилавком, заваленным липкими розовыми сосисками, стоял парень лет двадцати с клоунским лицом, одетый в расписную красно-коричневую рубашку и с головой, повязанной черным бархатным платком. Он лениво опирался на прилавок и без особого интереса наблюдал за тем, как Герсен пробирается мимо бочек.

— Вы сандускер? — спросил Герсен.

— А то кто же? — Это было сказано с непонятной для Герсена интонацией, включавшей множество оттенков: грустную гордость, причудливую угрозу, показное смирение.

Парень спросил:

— Хотите поесть?

Герсен покачал головой.

— Я не принадлежу к вашей церкви.

— Хо-хо! — воскликнул парень. — Так вы знаете Сандуск?

— Только понаслышке.

Продавец ухмыльнулся. — Вы не должны верить в эту дурацкую байку, будто мы, сандускеры — религиозные фанатики, которые едят всякую мерзость вместо того, чтобы бичевать себя. Это совершенное вранье. Послушайте, вы честный человек?

Герсен задумался.

— Обычно да.

Парень подошел к одной из бочек, нагнулся и достал комок блестящей коричневой пасты.

— Попробуйте! Судите сами! Используйте вкус, а не обоняние!

Герсен обреченно пожал плечами и попробовал. Во рту сначала защипало, затем словно что-то взорвалось. Язык прилип к гортани.

— Ну как? — спросил юнец.

— Если это возможно, — с трудом выдавил Герсен, — на вкус это еще омерзительнее, чем на запах.

Парень вздохнул.

— Таково общее мнение.

Герсен вытер губы тыльной стороной ладони.

— Вы знаете всех сандускеров в округе?

— Ага.

— Я ищу высокого человека со слегка косящими глазами, без указательного пальца на левой руке и с волосами, напоминающими хвост кометы.

Продавец ухмыльнулся.

— А как его зовут?

— Я не знаю.

— Смахивает на Пауэлла Дарлинга. Он вернулся на Сандуск.

— Ясно. Впрочем, неважно. Деньги пойдут в провинциальную казну.

— Жаль. А что за деньги?

— Я ищу двух сандускеров, которые оказали услугу эксцентрично богатой старухе. Второго, как мне сказали, тут тоже нет.

— А кто второй?

— Мне сказали, что он улетел с Альфанора месяц назад.

— В самом деле? Кто бы это мог быть?

— Его имени я тоже не знаю. Человек средних лет, с большим носом, оттопыренными ушами и близко посаженными глазами.

— Это может быть Долвер Каунд, но он пока здесь.

— Что? Вы уверены.

— Угу. Спуститесь к набережной и постучите во вторую дверь слева.

— Спасибо.

— У нас принято платить за деликатесы, которые вы пробуете.

Герсен расстался с монетой и вышел из лавки. Воздух на Ард-стрит показался ему чистым и свежим.

Набережная была перпендикулярна Ард-стрит; в шести метрах ниже на берег набегали волны океана, прозрачные и сияющие, как сапфир, в лучах Ригеля. Герсен свернул налево и остановился у второй двери — входа в небольшой коттедж, все из того же кораллобетона.

Герсен постучал в дверь. Внутри послышались неуверенные шаги. Дверь отворилась, и Долвер Каунд выглянул наружу. Он был старше и тяжелее, чем думал Герсен, у него было красное круглое лицо и синюшные губы.

— Да?

— Я войду внутрь, если позволите, — Герсен шагнул вперед.

Каунд неразборчиво запротестовал, но посторонился. Герсен оглядел комнату. Они были одни. Мебель была убогой, на полу лежал потертый пурпурно-красный ковер, на плитке разогревался обед. Ноздри Герсена непроизвольно дернулись.

Каунд, опомнившись, сделал глубокий вдох и выпятил грудь.

— Что означает это вторжение? Кого или что вы ищите?

Герсен окинул его мрачным взглядом.

— Долвер Каунд, в течение восемнадцати лет вы скрываетесь от заслуженного возмездия.

— Что-что?

Герсен вытащил идентификационную пластину, похожую на удостоверение МПКК, с фотографией под прозрачной семилучевой звездой. Он приложил ее ко лбу и звезда вспыхнула. Долвер Каунд следил за ним, разинув рот.

— Я сотрудник Карающей Руки Нового Правосудия в Понтерфракте, на Алоизиусе, Вега Три. Восемнадцать лет назад вам удалось обмануть правосудие. Сейчас я объявляю вас арестованным. Вы должны вернуться для нового слушания дела.

Каунд закричал высоким голосом, заикаясь от возбуждения:

— У вас нет никакого права! Здесь не ваша территория! И я вообще не тот человек, которого вы ищите!

— Нет? А кого я должен арестовывать? Кокора Хеккуса?

Каунд облизал губы и глянул на дверь.

— Уходите. И не возвращайтесь. Я не желаю иметь с вами дело.

— Как насчет Кокора Хеккуса?

— Не называйте при мне таких людей!

— Либо вы, либо он должны предстать перед судом. В данный момент он недоступен. Вам придется пойти со мной. Даю вам десять минут на сборы.

— Чушь! Анекдот! Чистый бред!

Герсен вытащил оружие и смерил Каунда тяжелым взглядом. Каунд внезапно подобрел и замямлил:

— Подождите! Давайте поговорим, разберемся, где вы ошиблись. Присядьте! Таков наш обычай. Выпьете?

— Варева сандускеров? Спасибо, нет!

— Я могу предложить что-нибудь попроще — аурак из Морской провинции!

— Отлично, — кивнул Герсен.

Каунд подошел к полке, достал бутылку, поднос, пару рюмок и налил выпивку. Герсен потянулся, зевнул, притворяясь невнимательным. Каунд медленно поставил поднос на стол и взял одну из рюмок. Герсен взял другую и стал разглядывать прозрачную жидкость, ища легкие завихрения, показывающие присутствие другой жидкости или зерен нерастворившегося порошка. Каунд спокойно следил за его действиями. Он ожидал подозрений, подумал Герсен, и ждет, что я потребую поменяться рюмками.

— Выпьем! — произнес Каунд и поднял рюмку. Герсен с интересом следил за ним. Каунд поставил рюмку на стол, не выпив ни капли.

— Вам не хочется выпить? — Герсен взял его рюмку и дал ему свою. — Пейте первым.

— Я не могу выпить раньше гостя. Мне будет стыдно.

— А я не могу выпить раньше хозяина. Но это не имеет значения — мы выпьем по дороге на Алоизиус. Поскольку вы не хотите собирать вещи, давайте пойдем.

Лицо Каунда сморщилось от страха. — Я никуда с вами не пойду. Вы не можете меня заставить. Я старый больной человек. Неужели у вас нет жалости?

— Вы или Кокор Хеккус — таковы мои инструкции.

Каунд посмотрел на дверь. — Не произносите этого имени! — прохрипел он сдавленным голосом.

— Расскажите, что вы знаете о нем!

— Никогда!

— Тогда пошли. Попрощайтесь с Ригелем — отныне вашим солнцем станет Вега.

— Я ничего не сделал! Почему вы мне не верите?

— Расскажите все, что вы знаете о Кокоре Хеккусе. Мы предпочитаем схватить его, а не вас.

Каунд глубоко вздохнул и закрыл глаза. — Так тому и быть, — прошептал он наконец. — Если я расскажу все, что знаю, вы оставите меня в покое.

— Я ничего не обещаю.

Каунд вздохнул. — Я знаю очень мало… — и в течение двух часов доказывал, что лишь случайно был связан с Кокором Хеккусом. — Меня ложно обвинили; даже суд гульдонерии меня оправдал.

— Все живые члены этого суда арестованы; мы предпринимаем массированное возмездие. Теперь говорите правду. Я далеко не удовлетворен.

Каунд рухнул в кресло и заявил, что готов говорить. Однако он пожелал сначала взять записки и бумаги. Он полез за ними в ящик стола, но вытащил оружие. Герсен, который ожидал этого с лучеметом наготове, парализовал ему руку и выбил оружие. Каунд медленно повернулся, глаза его округлились и были полны слез. Осторожно поддерживая левой рукой онемевшую правую, он, пошатываясь, добрался до кресла и начал рассказывать без дальнейших уверток. Информация буквально потоком извергалась из него, как будто полностью рухнули все запреты. Да, восемнадцать лет назад он помогал Кокору Хеккусу в некоторых операциях на Алоизиусе и в других местах. Кокор Хеккус желал заполучить ряд произведений искусства. Они ограбили замок Крири, аббатство Боделси и музей Хоула. Во время последней операции Каунда захватили Дети Правосудия. Но Кокор Хеккуса принял меры, и его отпустили, ограничившись порицанием. С тех пор его сотрудничество с Хеккусом стало менее активным и десять лет назад сошло на нет.

Герсен потребовал подробностей. Каунд беспомощно развел руками. — Как он выглядит? Человек как человек. Ничего особо примечательного. Он среднего роста, в хорошей форме, неопределенного возраста. Говорит он мягким голосом, хотя, когда он злится, кажется, что его голос доносится сквозь трубу из иного мира. Он странный человек, вежливый, когда ему этого хочется, но обычно безразличный. Он обожает произведения искусства, особенно старинные, и сложные машины. Вы знаете, как он получил свое имя?

— Никогда не слышал эту историю.

— Оно означает «Машина Смерти» на языке далекого мира, затерянного в Глуши. Этот мир был заселен давным-давно, потом потерян и позабыт, покуда Кокор Хеккус не открыл его вновь. Чтобы наказать жителей вражеского города он построил гигантского механического палача, который топором разрубал людей надвое. Но еще ужаснее топора был вопль, который стальной великан испускал при каждом ударе. С тех пор Кокора Хеккуса так и зовут… Вот все, что мне известно.

— Жаль, что вы не можете сказать мне, как его найти, — заметил Герсен. — Один из вас обязан предстать перед судом в Понтерфракте.

Каунд откинулся назад, как сломанная кукла. — Я сказал вам все, — пробормотал он. — Чего вы добьетесь, мстя мне? Ценности ведь не вернутся.

— Справедливость должна восторжествовать. Если вы не в силах отдать Кокора Хеккуса мне в руки, вы должны отвечать за ваши совместные преступления.

— Как я могу добыть вам Хеккуса? — проблеял Каунд. — Я и имя-то его произносить боюсь.

— Кто его сообщники?

— Я не знаю. Я не видел его десять лет. Тогда… — Каунд замолк.

— Ну!

Каунд облизал свои синие губы. — Это может быть неинтересно властям Понтерфракта.

— Об этом я буду судить.

Каунд глубоко вздохнул. — Я не могу сказать вам этого.

— Почему?

Каунд безнадежно махнул рукой. — Я не желаю, чтобы меня убили каким-нибудь жутким способом.

— А что, по-вашему, ожидает вас в Понтерфракте?

— Нет! Больше я ничего не скажу.

— Вы за последний час наговорили уже достаточно.

— Все, что я вам рассказал, общеизвестно, — возразил Каунд.

Герсен поднялся на ноги и улыбнулся.

— Пошли.

Каунд не пошевелился. Наконец, он тихо произнес:

— Я знал трех человек, работавших с Кокором Хеккусом. Это Эрвин Штранк, Роб Кастиллиган и человек по имени Хомбаро. Штранк родился в скоплении Ригеля, не знаю, правда, на какой планете. Кастиллиган — уроженец Бонифаса, планеты Веги. Я ничего не знаю о Хомбаро.

— Вы видели их в последнее время?

— Безусловно, нет.

— У вас есть их фотографии?

Каунд заявил, что нету, и с унылым пренебрежением следил за тем, как Герсен обшаривает его комнату в поисках скрытых тайников. Через пару минут он сказал с отвращением: — Если бы вы знали что-нибудь о сандускерах, то вы не тратили бы время зря. Мы интересуемся будущим, а не прошлым.

Герсен бросил поиски. Каунд, прищурившись, глядел на него; пока Герсен искал, у него было время подумать.

— Могу я поинтересоваться, каков ваш ранг?

— Специальный агент.

— Вы не уроженец Алоизиуса. Где ваша горловая дырка?

— Не ваше дело.

— Если вы будете шнырять вокруг и расспрашивать про Кокора Хеккуса, рано или поздно он об этом узнает.

— Если хотите, сообщите ему сами.

Каунд хрипло хохотнул: — Нет, нет, друг мой. Даже если бы я знал, куда жаловаться, я бы не стал этого делать. Я не желаю ближе знакомиться с ужасом.

Герсен задумчиво вымолвил: — Мне следовало бы теперь забрать все ваши деньги и вышвырнуть в море вашу мерзкую еду.

— Что? — лицо Каунда опять приобрело плаксивое выражение.

Герсен подошел к двери. — Ты — жалкая куча отбросов, ты не стоишь абсолютно ничего, даже усилий, нужных, чтобы наказать тебя. Считай, что тебе повезло.

Герсен вышел из дома Каунда, поднялся по Ард-стрит до площади и поехал в Авенту. Он никоим образом не был доволен результатами своей работы. У Долвера Каунда явно была еще информация, только Герсену не хватило умения или жесткости добыть ее. Что же он узнал?

Кокор Хеккус получил свое имя от населения неизвестной планеты.

Десять лет назад Кокору Хеккусу служили трое людей: Эрмин Штранк, Хобаро и Роб Кастиллиган.

Кокор Хеккус обожает сложные машины, ценит красоту, любит антикварные произведения искусства.

Герсен снимал комнату на одном из верхних этажей отеля Креденца. На следующий день после разговора с Каундом он поднялся до рассвета, подкрасил кожу в модный сероватый цвет, одел скромный темно-зеленый костюм и вышел из отеля через боковой выход. В подземке он пересаживался с поезда на поезд, пока не исключил возможность слежки, потом сошел на станции Корт Тауэр, поднялся на эскалаторе в фойе и пересел в маленькую одноместную капсулу. Как только дверца скользнула на место, раздался голос, спрашивающий его имя и цель поездки. Герсен представился и добавил код своего допуска в МПКК. Больше вопросов не последовало, и капсула подняла его на тридцать этажей, сместилась горизонтально и высадила его в приемной Бена Заума. Заум занимал две комнаты у прозрачной западной стены здания и мог любоваться панорамой города и берега до самого Ремо. На полках вдоль другой стены стояли разнообразные трофеи, безделушки, оружие и глобусы. Судя по офису, Бен Заум занимал важный пост в МПКК; насколько видный, Герсен судить не мог: титул Мондатора Дивизиона Умбрии мог значить очень много или очень мало.

Заум приветствовал Герсена с осторожной сердечностью. — Я надеюсь, что вы ищите работу? Как вы потратили полученные деньги? На женщин? Всего месяц назад вы получили пятнадцать тысяч севов…

— Мне не нужны деньги. Честно говоря, мне нужна информация.

— Даром? Или вы хотите нас нанять?

— Сколько стоит информация о Кокоре Хеккусе?

Заум слегка сощурил свои большие голубые глаза.

— Для нас или от нас?

— И так, и этак.

Заум задумался. — Он все еще в красном списке. Официально мы даже не знаем, жив он или нет, пока кто-нибудь не поручит нам это выполнить.

Герсен вежливо улыбнулся в ответ на стандартную шутку. — Вчера я узнал происхождение его имени.

Заум рассеянно кивнул. — Я слышал эту историю. Довольно жуткая. Вполне может быть правдой. Кстати, вот еще одна история, которая вас заинтересует. Парни из Неласкового корпуса захватили в Пало одного из наших оперативников и передали его Кокору Хеккусу. Хеккус вернул его нам в состоянии, которое я описывать не берусь. Он также приложил послание. — Заум стал читать с листа бумаги: — Агент МПКК совершил непростительный поступок в Скузе. Создание, которое вы видите — счастливчик по сравнению с тем, что ожидает агента из Скузе. Если он смелый человек, пусть отправится в Глушь и назовет себя. Я клянусь, что тогда следующие двадцать пойманных «ласок» будут отпущены подобру-поздорову.

Герсен болезненно улыбнулся. — Он зол.

— Очень зол, очень мстителен. — Заум заколебался. — Интересно, сдержит ли он слово?

Герсен поднял брови. — Вы предлагаете мне сдаться Кокору Хеккусу?

— Не совсем так, но конечно, если подумать, то речь идет об одной жизни за двадцать, а «ласок» набирать очень трудно…

— Только бездари позволяют себя разоблачить, — отрезал Герсен. — Ваша организация без них только выигрывает. — Он ненадолго задумался. — Но в вашем предложении есть рациональное зерно. Почему бы вам не заявить, что это вы планировали операцию в Скузе и не потребовать отпустить пятьдесят человек за нас двоих?

Заум моргнул. — Вы не можете говорить серьезно. Почему вы интересуетесь Кокором Хеккусом?

— Как добропорядочный гражданин.

Заум переставил несколько старинных бронзовых безделушек на столе.

— Я тоже добропорядочный гражданин. Какова ваша информация?

Уклончивость не имела смысла, и Заум явно это понимал. — Вчера я услышал три имени — людей, которые работали на Кокора Хеккуса десять лет назад. Они могут быть в ваших архивах, а могут и не быть.

— Назовите их.

— Эрмин Штранк, Роб Кастиллиган, Хомбаро.

— Раса? Планета? Национальность?

— Не знаю.

Заум зевнул, потянулся, поглядел на открывающуюся панораму Авенты. День был солнечный, но ветреный, а далеко над Волшебным Океаном собирались кучевые облака. Через пару минут он повернулся к Герсену.

— Сейчас мне все равно больше нечего делать.

Он нажал клавиши на консоли рядом со столом. Противоположная стена вспыхнула мириадами искр, затем на ней возникла надпись:

Эрмин Штранк

Досье от №1 до №5.

Под ней был набор кодированных физических характеристик. Слева возникла фотография, справа — краткое жизнеописание Эрмина Штранка № 1. Уроженец Квантика, шестой планеты Одинокой звезды Альфанора, специалист по контрабанде наркотиков на острова Ваквана, он никогда не покидал родной планеты.

— Не тот Штранк, — заметил Герсен.

Появился Эрмин Штранк № 2. Поперек экрана засветилась розовая надпись:

Умер 10 марта 1515 года.

Эрмин Штранк № 3 обитал на другом краю Ойкумены, на Вадилове, единственной планете звезды Сабик, Эты Змееносца. Он и сейчас активно занимался скупкой краденного. Как и № 1, он никогда далеко не уезжал из дома, за исключением двух лет, проведенных на Земле, в Дурбане, в роли складского рабочего.

Эрмин Штранк № 4 был тонконогим коротышкой с рыжими волосами, шишковатой головой, средних лет, заключенным Килларни, тюремного сателлита в системе Веги, где он провел последние шесть лет.

— Это он, — сказал Герсен.

Заум кивнул. — Сообщник Кокора Хеккуса, вы говорите?

— Так мне сказали.

Заум тронул клавиши. Жизнеописание Эрмина Штранка № 4 дополнилось надписью: «По слухам, сообщник Кокора Хеккуса».

Заум вопросительно посмотрел на Герсена. — Еще что-нибудь о Штранке?

— Пожалуй, нет.

Затем на экране появились различные Хомбаро, наиболее подозрительный из которых исчез из виду восемь лет назад и считался мертвым.

В архивах значилось восемь Робов Кастиллиганов. К счастью, Роб Кастиллиган, который ограбил замок Крири, аббатство Боделси и музей Хоула, оказался номером вторым. Внимание Герсена привлекла свежая пометка: пять дней назад Кастиллиган был арестован в Скифии, в другом полушарии Альфанора, за соучастие в похищении.

— Разносторонний парень, этот Кастиллиган, — заметил Заум. — Вы интересуетесь похищением?

Герсен признал это, и Заум вызвал на экран подробную информацию. Похищены были двое детей Душана Аудмара, члена Института, достигшего девяносто четвертой ступени, по слухам — очень состоятельного человека. Дети катались по озеру на парусной лодке со своим учителем. Внезапно катер на воздушной подушке скользнул над водой и остановился у лодки. Дети были схвачены, учитель спасся, нырнув под лодку и уплыв под водой. Он немедленно вызвал полицию, которая действовала очень эффективно. Роб Кастиллиган был арестован почти немедленно, однако двум его сообщникам удалось скрыться с детьми. Отец, Душан Аудмар, не проявил интереса к происшествию. Дети, вероятно, были увезены на Обменный Пункт, где их можно было освободить, «скомпенсировав их гонорар» (если использовать специальный жаргон Обменного Пункта).

Заум теперь был сильно заинтригован. Он откинулся в кресле, с неприкрытым любопытством разглядывая Герсена. — Как я понимаю, вы работаете на Аудмара?

Герсен покачал головой.

— На члена Института?

— Вам следовало бы лучше разбираться в людях.

Заум пожал плечами. — У него только девяносто четвертая степень. Ему нужно еще дожидаться нескольких степеней, пока он станет божественным.

— Если бы он имел шестидесятую или семидесятую, пожалуй. Но девяносто четвертая — очень высокая степень.

Зауму показалось, что Герсен уклоняется от разговора.

— Так вас не интересует это похищение?

— Интересует. Но узнал я о нем от вас.

Заум выпятил и втянул губы. — Конечно, возникает вопрос…

Герсен понял, что он размышляет о возможном участии Кокора Хеккуса в этом деле. Заум повернулся к консоли. — Давайте посмотрим, что скажет Кастиллиган.

Пришлось подождать пять минут, пока Заум разговаривал с различными чинами из Управления Полиции Скифии, затем еще две — пока Кастиллигана привели и усадили перед экраном. Это был щегольски одетый, красивый человек с гладким добродушным лицом и прилизанными черными волосами. Краска с кожи была смыта и лицо сияло мраморной белизной. Манеры его были вежливы, даже сердечны, словно он был почетным гостем, а не заключенным в следственной тюрьме провинции Гарро.

Заум представился, Герсен остался в стороне, за пределами поля зрения объектива. Кастиллиган выглядел польщенным оказанным ему вниманием. — Заум из МПКК интересуется мной? Что я могу сделать для вас, кроме того, что обнажить перед вами тайны моей жизни?

— Этого хватит, — сухо бросил Заум. — Как вас поймали?

— По глупости. Мне следовало покинуть Альфанор с остальными. Но я предпочел остаться. Мне надоела Глушь. У меня есть вкус к хорошей жизни.

— Ну что ж, о вас тут хорошо позаботятся.

Кастиллиган покачал головой с отстраненно-печальным видом. — Да, это позор. Я мог бы просить о модификации, но я нравлюсь себе таким, как есть, с пороками и прочим. После модификации я стану очень нудным.

— Право выбора за вами, — заметил Заум. — Однако это не так плохо, особенно если вы любите свежий воздух.

— Нет, — серьезно ответил Кастиллиган. — Я все обдумал и это слишком напоминает смерть. Добрый старый Роб Кастиллиган исчезает и уносит с собой всю радость жизни: весь свет мира; а вместо него возникнет нудный честный Роберт Мичем Кастиллиган, унылый, как дистиллированная вода, неспособный украсть даже кусок мяса для своей голодающей бабушки. При минимальном везении я вернусь с сателлита через пять лет, а то и раньше.

— Очевидно, вы собираетесь сотрудничать с властями?

Кастиллиган подмигнул. — Так мало, как смогу, но чтобы все-таки заработать золотую звезду.

— Кто были ваши сообщники в деле Аудмара?

— Бросьте, сэр. Вы не можете ожидать, что человек заложит своих корешей. Вы что, никогда не слыхали, что у воров есть честь?

— Бросьте болтать о чести, — отрезал Заум. — Вы ничем не лучше нас.

Кастиллиган охотно признал это. — Фактически, я уже раскрыл свою душу полиции.

— Имена ваших сообщников?

— Август Вей, Пайгф Симзи.

— Кокор Хеккус сам не участвовал в деле?

Кастиллиган неожиданно оскалился. И еще раз попробовал отшутиться. — Бросьте вы, зачем вообще поминать такие имена. Мы говорим о реальной жизни.

Мне казалось, вы упоминали о золотых звездах для досрочного освобождения?

— Я говорил о золотой звезде для моего досье, а не для надгробной плиты! — отрезал Кастиллиган.

— Предположим, — небрежно заметил Заум, — что с вашей помощью мы наложим руки на Кокора Хеккуса. Можете представить, какую чудную звезду вы заработаете? Да мы выберем вас почетным директором МПКК.

Кастиллиган моргнул, задумчиво пожевал губу.

— Вас наняли отыскать Кокора Хеккуса?

— Даже если сейчас нас никто не нанимал, мы сможем выставить его на аукцион и заработать целое состояние. Не менее пятидесяти планет мечтают узнать, какого цвета у него потроха!

Кастиллиган обнажил ровные белые зубы во внезапной дразнящей ухмылке.

— Ну, честно говоря, мне нечего скрывать, потому что я не знаю ничего, что могло бы повредить Кокору Хеккусу. Он таков, как есть, знаете ли, и я не могу изменить эту картину.

— Где он сейчас?

— В Глуши, я полагаю.

— Он работал с вами в деле Аудмара?

— Нет, разве что под чужим именем. Честно говоря, я никогда не видел его самого. Всегда сообщают: «Роб, сделай это!» или «Роб, сделай то!», тем или другим хитрым способом. Он очень скрытное создание, этот ваш Хеккус.

— В прежние времена вы грабили музеи и замки. Зачем?

— Затем, что мне за это платили. Он желал редкостей и желал, чтобы храбрый Роб грабил музеи. Давненько это было. Зеленая юность, образно говоря.

— Как насчет этих похищений? Во скольких вы участвовали?

Кастиллиган скорчил постную мину.

— Я бы не хотел говорить об этом. Это может испортить мое досье.

— Ладно. О скольких вы знаете?

— В последнее время — о четырнадцати. Я имею в виду последний месяц.

— О четырнадцати?

Кастиллиган жизнерадостно улыбнулся.

— Да, это дело идет с размахом. Я спрашивал себя — зачем и для чего, но я не такой, чтобы читать мысли Кокора Хеккуса. Без сомнения ему, как и всем нам, нужны деньги.

Заум искоса глянул на Герсена и выключил микрофон. Герсен спросил:

— Что он еще знает о Кокоре Хеккусе?

Заум передал вопрос. Заключенный раздраженно скривился:

— Вы слишком вольно играете с моим здоровьем. Предположим, я сообщу вам что-ни будь такое, что повредит Кокору Хеккусу — будьте уверены, я ничего такого не знаю, но предположим — неужели вы думаете, что Кокор Хеккус будет мягок со мной?

Он изучит темную сторону моей души, он покарает меня теми страхами, болезнями, кошмарами, которых я боюсь больше всего. Человек должен заботиться о своей шкуре, если он этого не сделает сам, на кого ему рассчитывать?

— Нет нужды говорить вам, что все, что вы скажете, останется между нами и никогда не станет известно Кокору Хеккусу, — ровным голосом заявил Заум.

— Ба! Это вы так считаете. В эту самую минуту рядом с вами сидит человек; я видел как вы глядели на него. Насколько вы или я знаем, это вполне может быть сам Кокор Хеккус.

— Вы не верите в это.

Настроение Кастиллигана вновь изменилось.

— Нет, не верю. Кокор Хеккус сейчас в Глуши тратит бешеные деньги, которые он получил за последний месяц.

— Как тратит? На что?

— Об этом я ничего не знаю. Кокор Хеккус стар — одни говорят, что ему триста лет, — другие — четыреста, но энергия у него, как у молодого человека. Энтузиазма у него хватает.

После короткой паузы Заум спросил:

— Если вы никогда не встречались с Кокором Хеккусом, откуда вы знаете?

— Я слышал, как он говорит. Я слышал, как он планирует операции. Я слышал, как он ругается. Он изменчив, непредсказуем, причудлив, как огненная девушка с Бернала. Он абсолютно великодушен, абсолютно жесток — в обоих случаях потому, что не знает никого, кроме себя. Он ужасный враг и неплохой хозяин. Я рассказываю все это, потому что не могу повредить ему и могу помочь себе. Но я никогда бы не рискнул обидеть его. Он изобретет новые ужасы специально для меня. Однако, если я буду верно служить ему, он построит мне замок и сделает меня Робертом, бароном Кастиллиганским.

— И где же он исполнит эту романтическую фантазию?

— В Глуши.

— В Глуши, — проворчал Заум. — Вечно эта Глушь. Когда-нибудь мы перейдем Границу и положим ей конец.

— Вы никогда не преуспеете. Глушь будет существовать всегда.

— Ну и ладно. Что вы еще знаете о Кокоре Хеккусе?

— Я знаю, что он будет продолжать похищения сыновей и дочерей богатых людей. Он сам сказал, что ему нужна огромная сумма денег, и нужна немедленно.

ГЛАВА III

«Только благодаря Ригелю, его гигантской светимости и обширной зоне обитаемости, стало возможным существование Скопления. Невозможно не восхищаться хотя бы только размерами этой системы! Подумайте об этом! Двадцать шесть плодородных планет, обращающихся по устойчивым тысячелетним орбитам вокруг ослепительно белого солнца на среднем расстоянии тринадцать миллионов миль. И это не считая шести бесплодных планет Внутреннего пояса и Голубого Компаньона в четверти светового года отсюда!

Но именно те обстоятельства, которые привели к расцвету Скопления, сделали его одной из наиболее волнующих загадок Галактики. Большинство авторитетов считает Ригель молодой звездой, чей возраст не превосходит миллиарда лет. Как же объяснить существование Скопления, на двадцати шести планетах которого к моменту прибытия экспедиции сэра Джулиана Хови уже существовала высокоразвитая сложная жизнь? По временной шкале земной эволюции возраст такой жизни — не менее трех миллиардов лет — считая, что она возникла в Скоплении.

Однако верно ли это предположение? Хотя флора и фауна на каждой планете обладает заметными отличиями, существует и множество удивительных совпадений — как если бы много-много лет назад вся жизнь в Скоплении имела общее происхождение.

На этот счет существует столько же теорий, сколько теоретиков. Глава современной космологии А. Н. дер Паульсон предположил, что Ригель, Голубой компаньон и планеты сконденсировались из первичного облака, уже обогащенного углеводородами, так что местная жизнь образно говоря, имела флору. Другие, более склонные к свободному полету фантазии, считают что планеты Скопления были доставлены сюда и установлены на орбитах ныне вымершей высокоразвитой цивилизацией. Регулярность и расположение орбит, почти одинаковые размеры планет Скопления, резко контрастирующие с разнообразием Внутреннего пояса, придают этим измышлениям некую вероятность. Почему? Когда? Как? Кто? Гексадельты? Кто высек Скальный Монумент на Кси Малого Пса, Х? Кто оставил непонятный механизм в Таинственном Гроте на Луне? Волнующие загадки, но увы, пока без ответов».

(Из главы 1 «Астрофизические условия» книги Штрека и Черница «Народы Скопления»)

Завьер Сколкемпе, член Института, достигший сотой степени, так пояснил журналисту деятельность Института:

Человечество старо; цивилизация молода — и зубчики в их взаимодействии еще не притерлись. Да так оно и должно быть. Человек никогда не сможет войти в здание из металла и пластика, в звездолет или подводную лодку, не испытывая небольшого шока от изумления; никогда не сможет он избежать действия по пристрастию без небольшого усилия… Мы, члены Института, получаем детальное историческое образование. Мы знаем, каковы были люди в прошлом; и мы рассчитали десятки возможных вариаций в будущем, которые все, без исключения, отвратительны. Человек, существующий сейчас, со всеми его недостатками и пороками, с тысячью великолепных иррациональных компромиссов между двумя тысячами стерильных абсолютов, является оптимальным. Или так нам кажется, потому что мы люди.

Фермер, арестованный за нападение на Бозе Коггинделла, члена Института, достигшего 54-й степени, заявил в свое оправдание:

— Эти парни ловко устроились. Они себе развалились в креслах и приговаривают: «Страдай, тебе это понравится. Не ищи легких путей. Попотей!» Они бы не прочь запрячь в плуг мою жену, как это делалось в старину. Так что я показал ему, что я думаю о том, что он зовет «Отстранением».

Судья (оштрафовав фермера на 75 севов):

— Отстраненное отношение к чужим проблемам не является незаконным.

Из семи континентов Альфанора Скифии была самым большим, самым редко населенным и, с точки зрения жителей Умбрии, Лузитонии и Ликии, самым буколическим. Провинция Гарро, расположенная между Мистическим океаном и горами Моргана, была самым изолированным районом Скифии.

Герсен прибыл в Таубе, пыльное, выжженное солнцем селение на берегу залива Джермин, на самолете, летавшем сюда раз в две недели из Марквари, центра провинции. Во всем Таубе он нашел только одну машину, которую можно было взять напрокат — древний глайдер на воздушной подушке, с разболтанным приводом и манерой сворачивать на спусках влево. Герсен расспросил о дороге, забрался в машину и отправился в путь. Дорога медленно поднималась в гору и окружающий пейзаж сиял и переливался в лучах Ригеля.

Некоторое время дорога вилась между виноградниками, садами с карликовыми деревьями, грядками с голубовато-зелеными артишоками. Тут и там виднелись фермы, каждая — с поднятой зонтичной крышей, поглощающей энергию Ригеля. Дорога переваливала через небольшой холм. Герсен затормозил, чтобы оглядеться. К югу простирался океан, на пологом берегу виднелось скопление белых, розовых и зеленых пятен — так отсюда выглядело селение. В ослепительном свете все краски ландшафта выглядели постельными, нереальными и переливающимися. Впереди дорога сворачивала к ровной области, где стояла вилла Душана Аудмара, члена Института, достигшего 94-й степени. Это было обширное здание из камня и выбеленного солнцем дерева, стоящее в тени двух гигантских дубов и местных гинкго.

Герсен прошел по дорожке, поднял и опустил массивный бронзовый дверной молоток в форме львиной лапы. Через долгое время дверь открыла симпатичная молодая женщина в крестьянской одежде.

— Я приехал, чтобы поговорить с Душаном Аудмаром, — сказал ей Герсен.

Женщина задумчиво осмотрела его.

— Могу я спросить, какое у вас к нему дело?

— Я могу обсуждать это только с самим лордом Аудмаром.

Она медленно покачала головой.

— Я не думаю, что он вас примет. В доме неприятности, и Душан Аудмар никого не принимает.

— Мой визит связан с этими неприятностями.

Лицо женщины внезапно изменилось от вспыхнувшей внезапной надежды.

— Дети нашлись? Скажите мне!

— К сожалению, нет — насколько мне известно. Герсен вытащил из кармана записную книжку, вырвал листок и написал: «Кирт Герсен, достигший 11-й степени, для обсуждения Кокора Хеккуса».

— Передайте ему записку.

Женщина прочитала записку и молча ушла в дом. Через несколько минут она вернулась.

— Входите.

Герсен последовал за ней через неосвещенный холл в комнату с голыми пластиковыми стенами и высоким сводчатым потолком. За столом сидел Аудмар, перед ним лежали стопка белой бумаги, гусиное перо, резная стеклянная чернильница с темно-красными чернилами. Бумага была чиста, если не считать одной строчки, написанной закругленным, с сильным нажимом курсивом: обычным почерком высокопоставленных лиц Института. Аудмар был довольно небольшого роста, с широкими плечами и крепким телом. У него были резкие черты лица — небольшой прямой нос, узкие черные глаза. Он поздоровался с Герсеном и отодвинул в сторону перо и бумагу.

— Где вы получили одиннадцатую степень?

— В Амстердаме, на Земле.

— Значит, это было под руководством Карманда?

— Нет это было до Карманда. Тогда руководил фон Блик.

— Хм-м. Вы очень молоды. Почему вы не продолжили курс? После одиннадцатой нет больших трудностей — вплоть до двадцать седьмой.

— Я не мог подчинить свои профессиональные устремления целям Института.

— И каковы ваши устремления?

Герсен пожал плечами.

— Они достаточно примитивны и не могут представлять для вас интереса.

Аудмар скептически поднял брови, но сменил тему.

— Почему вы хотите обсуждать Кокора Хеккуса?

— Это тема, в которой мы оба заинтересованы.

Аудмар коротко кивнул.

— Действительно, интересный человек.

— На прошлой неделе он похитил ваших детей.

Аудмар сидел молча в течение тридцати секунд. Было очевидно, что он не знал личность похитителя.

— Какие у вас основания для этого утверждения?

— Я слышал признание Роба Кастиллигана, арестованного за соучастие в этом деле.

— Вы имеете официальный статус?

— Нет. Я лицо неофициальное.

— Продолжайте.

— Предположительно, вы хотите безопасного возвращения детей.

— Предположим, — слегка улыбнулся Аудмар.

Герсен игнорировал двусмысленность.

— Вас известили, как обеспечить их возвращение?

— Внести выкуп. Письмо пришло два дня назад.

— Вы заплатите?

— Нет. — Голос Аудмара был мягок и спокоен.

Герсен и не ожидал другого ответа. Члены Института, достигшие сотой и близких степеней были вынуждены сохранять невосприимчивость к любым формам внешнего давления. Стоило бы Аудмару внести выкуп и он сознался бы в своей уязвимости, тем самым подвергая опасности и себя и Институт. Эта политика была общеизвестна; и в десятый раз Герсен удивился, почему похитили детей Аудмара. Проявил ли он ранее податливость? Или похитители просто ошиблись?

— Вы знали, что Хеккус замешан в этом деле? — спросил Герсен.

— Нет.

— Теперь, когда вы знаете, предпримете ли вы шаги против него?

Аудмар слегка пожал плечами, как бы давая понять, что месть — такое же признание уязвимости, как и уплата выкупа.

— Если быть полностью откровенным, — продолжал Герсен, — я имею причину считать Кокора Хеккуса своим личным врагом. Я не так ограничен, как вы; я могу воплотить свои чувства в действия.

В глазах Аудмара блеснуло нечто похожее на зависть, но он только вежливо наклонил голову.

— Я пришел к вам за информацией и за той помощью, которую вы сочтете уместным оказать мне.

— Очень мало или никакой, — ответил Аудмар.

— Тем не менее, вы человек, и любите своих детей. И вы, конечно, не хотите, чтобы их продали в рабство?

Аудмар улыбнулся горькой, дрожащей улыбкой.

— Я человек, Кирт Герсен, и быть может, в глубине души более жестокий и примитивный, чем вы. Но я — посвященный девяносто четвертой степени, у меня слишком много силы и я должен применять ее с исключительной осторожностью. Поэтому… — он сделал неопределенный жест, подразумевающий целый комплекс идей.

— Паралич? — предположил Герсен.

Аудмар предпочел не отвечать на поддразнивание. Он сказал ровным тоном:

— Я не знаю о Кокоре Хеккусе ничего такого, что не было бы общеизвестно.

— В настоящее время он самый активный из Лордов Тьмы. Он творит много бед.

— Он — мерзкое создание.

— Вы знаете, почему Кокор Хеккус похитил ваших детей?

— Я думаю, ради выкупа.

— Сколько он потребовал?

— Сто миллионов севов.

Герсен, пораженный суммой, не нашелся, что сказать. Аудмар мрачно улыбнулся.

— Я, правда, считаю что мои Даро и Викс стоят этих денег. И много больше.

— Вы можете столько заплатить?

— Если я решу платить. Проблема не в деньгах. — Аудмар повернулся к бумаге и перу.

Герсен почувствовал, что его терпение истощается.

— За последний месяц, — сказал Герсен, — Кокор Хеккус похитил двадцать человек, может и больше. Это — последний подсчет, который был сделан МПКК перед тем, как я уехал из Авенты. Все жертвы — влиятельные и богатые люди.

— Кокор Хеккус очень спешит, — заметил Аудмар безразличным тоном.

— Именно. Каковы его цели? Почему именно сейчас ему срочно нужна куча денег?

Аудмар был заинтригован. Потом, ощутив направление разговора, он бросил на Герсена внезапный резкий взгляд.

Герсен добавил:

— Похоже, что у него на уме какой-то гигантский проект. Я не думаю, что он собрался на покой.

— Не после двухсот восьмидесяти двух лет.

Герсену стало ясно, что Аудмар знает о Хеккусе много больше, чем кажется на первый взгляд.

— Похоже, что ему нужно два миллиарда севов — если все выкупы одинаковы. Зачем ему эти деньги? Он строит флот боевых звездолетов? Реконструирует планету? Основывает университет?

Аудмар глубоко и задумчиво вздохнул.

— Вы полагаете, что у него есть важная и, вероятно, вредоносная цель?

— Почему бы иначе ему понадобилось столько денег?

Аудмар нахмурился и раздраженно покачал головой.

— Жалко было бы нарушить великие планы Кокора Хеккуса. Но с моей точки зрения и в соответствии с политикой Института… — Его голос постепенно замер.

— Дети на Обменном Пункте?

— Да.

— Вы, вероятно, не знакомы с их обычной процедурой.

Сначала вычисляется время на дорогу туда и обратно, затем добавляется пятнадцать дней. В течение этого времени только, так называемая, первично заинтересованная сторона вправе внести выкуп. Но по истечении срока, это может сделать каждый, кто пожелает. Если бы у меня было сто миллионов севов, я бы мог сделать это.

Аудмар пристально изучал его несколько мгновений.

— А почему бы вы захотели сделать это?

— Я хочу узнать, зачем Кокору Хеккусу столько денег. Я хочу знать как можно больше о Кокоре Хеккусе.

— Ваши мотивы, я полагаю, далеки от чисто академической любознательности?

— Мои мотивы к делу не относятся. Я могу сделать следующее. Если я получу сто миллионов севов плюс оплату моих издержек, я отправлюсь на Обменный Пункт и выкуплю ваших детей. Кстати, сколько им лет.

— Даро — девять лет, Викс — семь.

— В то же время я постараюсь установить мотивы действий Кокора Хеккуса, его цели и нынешнее местопребывание.

— А потом?

— Узнав все, что смогу, я доставлю сюда ваших детей и, если вас это заинтересует, расскажу о том, что узнал.

На лице Аудмара ничего нельзя было прочесть.

— Каков ваш нынешний адрес?

— Я живу в Авенте, в отеле «Креденца».

Аудмар встал из-за стола.

— Очень хорошо. У вас одиннадцатая степень. Вы знаете, что должно быть сделано. Узнайте, зачем Кокору Хеккусу нужна огромная сумма денег. Он изобретательный человек с богатым воображением, и часто удивлял нас. Институт считает его замечательным экземпляром и считает некоторые побочные результаты его зловредной деятельности достойными изучения. Больше я сказать не могу.

Герсен, без дальнейших церемоний, вышел из комнаты. В тихом холле он встретил женщину, которая впустила его в дом. Она окинула его испытующим взглядом. Герсен спросил:

— Вы мать этих детей?

Она не дала прямого ответа.

— С ними… с ними все в порядке?

— Я думаю, да. Вы дадите мне их фотографии?

Она подошла к шкафу и достала снимки. Мальчик улыбался, девочка была серьезной. Женщина не решилась говорить громко и спросила полушепотом:

— Что с ними будет?

Герсен внезапно понял, что она приняла его за представителя похитителей. Ну как можно опровергнуть это невысказанное подозрение? Герсен неловко ответил ей.

— Я знаю об этом деле очень мало; собственно говоря, лично я в нем не замешан. Но я надеюсь, что как-нибудь… — Слова, которые приходили ему на ум, были как на подбор либо бессмысленными, либо чересчур откровенными.

Она продолжала:

— Я знаю, что мы должны быть отстраненными… Но это же несправедливо по отношению к маленьким… Если я могу что-нибудь сделать…

— Я не хочу вселять напрасные надежды, — пробормотал Герсен, — но, вероятно, ваши дети вернутся домой.

— Я буду признательна, — просто ответила женщина.

Герсен вышел из холодного темного дома в ослепительно освещенный солнцем сад. Был тихий день, и когда он завел старый глайдер, тарахтение двигателя показалось неприлично громким. Герсен был счастлив покинуть дом Душана Аудмара. При всей своей величавости и очаровательной архитектуре это был дом молчания и тщательно подавляемых эмоций, дом, где гнев и горе нужно было держать в секрете.

— Вот почему я не стал добиваться двенадцатой степени, — сказал себе Герсен.

Через три дня в отель Герсену был доставлен пакет. Открыв его, он обнаружил восемнадцать пачек новеньких ригелианских банкнот, на сумму сто один миллион севов. Герсен проверил их своим фальшметром — все были подлинными.

Герсен немедленно оплатил счет в отеле и отправился подземкой в космопорт, где его ждал старенький потрепанный Локатор 9Б. Часом позже, он покинул Альфанор и был уже в космосе.

ГЛАВА IV

«В определенном смысле стремительное распространение человечества по галактике нужно считать регрессом цивилизации. На Земле, после тысячелетних усилий, люди пришли к общему мнению, что считать добром и что злом. Когда люди покинули Землю, они утратили и общность мнений».

(Из книги Калвина В. Калверта «Моральная сущность цивилизации»)

«Обменный Пункт является одним из странных учреждений, необходимых для функционирования того, что мы определяем, как „общий механизм“. Общеизвестно, что похищение ради выкупа является широко распространенным преступлением благодаря легкости бегства на звездолете. В прошлом система выплаты выкупа часто давала сбои из-за взаимной ненависти и подозрительности, и множество мальчиков и девочек так и не вернулись домой. Отсюда и необходимость в Обменном Пункте, который находится на Сасани, планете в Глуши, но недалеко от Границы. Обменный Пункт функционирует как брокерская контора между похитителями и теми, кто платит выкуп, гарантирует безопасность и добросовестность процедуры. Похититель получает выкуп минус комиссионные Обменного Пункта; жертва спокойно возвращается домой. Обменный Пункт официально считают преступным учреждением, но практически смотрят на его деятельность сквозь пальцы, поскольку считается, что без него дело бы обстояло еще хуже. Время от времени разные группы обсуждают возможность нанять МПКК для рейда на Обменный Пункт; однако дальше разговоров дело почему-то ни разу не зашло».

(Из учебника Прейда для достигших десятой и одиннадцатой степени «Человеческие учреждения»)

Обменный Пункт представлял из себя скопление зданий у подножия скалистого холма в пустыне Даар-Ризм на Сасани, IV планете звезды СВ 1201 Орла (если использовать геоцентрическую номенклатуру Звездного Атласа). Когда-то, в далеком прошлом разумная раса населяла, по крайней мере, два северных континента Сасани, поскольку там были найдены руины монументальных замков и зданий.

Частным звездолетам было запрещено приземляться в Даар-Ризм, и кольцо сверхсветовых пушек вокруг Обменного Пункта подкрепляло запрет. Лица, желающие воспользоваться услугами Обменного Пункта, должны были приземлиться в Нике, на берегу мелкого Калопсидского моря, добраться самолетами до Сул Арсама — просто пересадочной станции в пустыне — а потом трястись наземным транспортом через двадцать миль пустыни.

Когда Герсен прибыл в Сул Арсам, шел холодный дождик, немного увлажнивший почву пустыни и на ней на глазах стали разрастаться лишайники. На полдороге от взлетного поля к автобусной стоянке небольшой жужжащий объект ударился в щеку Герсена и начал немедленно вгрызаться в кожу. Герсен выругался и смахнул его рукой. Он заметил, что другие пассажиры тоже отмахиваются от насекомых и обратил внимание на слабую ехидную улыбку на лице местного служащего, у которого явно был ультразвуковой отпугиватель насекомых.

Вместе с пятью другими пассажирами Герсен долго дожидался в депо (фактически, в длинном сарае без передней и задней стенки). Дождик превратился в отдельные изредка падающие капли, потом вовсе перестал, и внезапно солнце ярко осветило пустыню. Лужицы стали испаряться на глазах. Лишайник начал выбрасывать маленькие облачка розовых опор.

Прибыл автобус — раздолбанная конструкция на четырех огромных колесах. Он явно намеренно остановился как можно неудобнее для пассажиров — метрах в пятидесяти от депо; Герсен и остальные пассажиры кинулись к нему, на бегу хлопая себя руками и увертываясь от назойливых насекомых.

В течение получаса автобус, дергаясь и подпрыгивая на ухабах, тащился по пустыне; наконец вдали показался Обменный Пункт — группа низких бетонных зданий, окруживших холм из крошащегося красного песчаника. Верхушку холма украшала роща желтых, коричневых и красных деревьев, посреди которой виднелось несколько коттеджей.

Автобус, грохоча, въехал на огороженную стоянку и остановился. Пассажиры вышли и, следуя желтым стрелам указателей, прошли в приемную. За барьером, делая отметки в журнале, сидел маленький грустный клерк с седыми волосами, аккуратно прилизанными вокруг серой шапочки с эмблемой Обменного Пункта — рукопожатием. Жестом пригласив вошедших присесть, он продолжал работать. Наконец, захлопнув журнал, он поднял взгляд и указал пальцем.

— Вы, сэр. Подойдите, и я займусь вами.

Избранный им индивидуум был черноволосым мужчиной, одетым в обычные для жителей Бернала белые брюки и облегающий черный пиджак. Клерк достал бланк и начал заполнять его.

— Ваше имя?

— Ренк Олгвин 92, Файл Меттьер 6.

— Кого вы хотите выкупить?

— Ренк Сетт 44, Файл Меттьер 7.

— Отменяемый взнос?

— Двенадцать тысяч пятьсот севов.

— Вы агент, первично заинтересованное лицо или посторонний?

— Я агент.

— Очень хорошо. Пожалуйста, внесите деньги.

Деньги были переданы; клерк тщательно пересчитал их, пропустил через щель своего фальшметра и убедился в их подлинности. Он написал расписку в получении денег и потребовал у бернальца встречную расписку, которую тот отказался выдать, пока сюда не приведут выкупаемого. Клерк при виде такого своенравия откинулся в кресле и неприязненно поглядел на бернальца.

— Вы не понимаете, сэр. Ключевое слово на Обменном Пункте — честность. Сам факт того, что я позволил вам уплатить деньги, является достаточной гарантией присутствия здесь выкупаемой особы, причем в добром здравии. Своими колебаниями и подозрительностью вы не только оскорбляете нашу репутацию, но и позорите себя.

Берналец пожал плечами, явно не убежденный этой риторикой. Тем не менее он написал требуемую расписку. Клерк сухо кивнул головой, нажал кнопку, и появился служащий в красном пиджаке, чтобы отвести бернальца в комнату ожидания.

Клерк осуждающе покачал головой и вновь указал пальцем на одного из посетителей. Это оказался полный ворчливый человек с темно-желтой тонировкой лица, одетый в более-менее стандартный костюм космонавта, такой же, как у самого Герсена, что не позволяло догадаться, откуда он прибыл. Его свирепый вид не произвел на клерка никакого впечатления.

— Ваше имя?

— Не ваше дело.

Клерк вновь откинулся в кресле.

— Бросьте! Что это значит? Я требую назвать ваше имя, сэр!

— Зовите меня мистер Неизвестный.

Клерк вспыхнул.

— Эта организация действует без обмана и околичностей и ценит подобное отношение и у наших деловых партнеров. Очень хорошо, запишем «мистер Неизвестный». Кто тот гость, чей взнос вы аннулируете?

— Я выкупаю узника! — взревел толстяк. — Вот ваша проклятая добыча; верните моего племянника!

Клерк неодобрительно поджал губы.

— Я упрощу это дело — в соответствии с нашими правилами. Кто ваш племянник?

— Кадер, лорд Саттербас. Доставьте его сюда, и быстро!

Клерк полуприкрыл глаза и вызвал служителя.

— Лорд Саттербас, квартира 14, для этого джентльмена.

Он помахал перед собой рукой, будто разгоняя дурной запах, и указал пальцем.

— Вы следующий, сэр.

Третий человек был стройным и спокойным. Лицо его было тонировано в шелковисто-зеленый цвет; он был одет в вышитый пиджак и кружевные гетры — наряд, модный в Диких Горах на Имидже, одной из планет Скопления. Он явно хотел сохранить свое дело в тайне, поскольку перегнулся через барьер и попытался говорить полушепотом. Клерку это явно не понравилось. Он отодвинулся и выкрикнул:

— Вы не могли бы говорить громче, сэр! Я ничего не разберу.

Спокойствие третьего клиента оказалось нестойким. Он вышел из себя и заорал:

— Незачем совершать эти позорные сделки на виду у всех! Вы должны обеспечить тех, кто еще не утратил стыд, отдельными кабинками!

— Простите, сэр, но вы нас с кем-то путаете! — оскорбленно заявил клерк. — Вы не должны проскальзывать сюда тайком — вы не в бордель пришли! Наша компания абсолютно респектабельна. Мы действуем как посредническая организация, совершенно беспристрастная, представляющая все интересы. Так что теперь, сэр, изложите толком ваше дело.

Лицо человека вспыхнуло от возмущения, так что тонировка стала грязно-серой.

— Раз уж вы так открыто откровенны, может, вы мне скажете, кому принадлежит эта лавочка? Кто загребает прибыли?

— Этот вопрос совершенно не относится к делу, — возразил клерк.

— Так же, как мое имя и адрес. Ну, выкладывайте, раз уж вы так кичитесь своей открытостью и респектабельностью.

— Достаточно указать, что это — корпорация, принадлежащая нескольким группам лиц.

— Ба!

Наконец человек уплатил деньги и ушел со служителем. Следующим вызвали Герсена. Он назвал свое имя и объявил себя посторонним — другими словами, независимым предпринимателем, который может «аннулировать взнос» — специфический эвфемизм Обменного Пункта — любого «гостя», за которого не внесли выкуп в течение пятнадцати дней. Обычно это делалось в надежде запросить больший выкуп и на этом заработать. Клерк коротко кивнул.

— Вот список «доступных гостей». — Он вручил Герсену список из нескольких десятков имен с соответствующими суммами «взноса».

Почти в самом начале списка значились:

Аудмар, Даро, 9, муж.

Викс, 7, жен.

Взнос: 100.000.000 севов.

Несколькими строчками ниже он прочел:

Кроматри, Белла; 15, жен.

Взнос: 100.000.000 севов.

Дарбассин, Олег; 4, муж.

Взнос: 100.000.000 севов.

И наконец:

Эперже-Токай, Алюз Ифигения; 20, жен.

Взнос: 10.000.000.000 севов.

Герсен прочитал сумму взноса и протер глаза. Типографская ошибка? Десять миллиардов севов. Неслыханный выкуп, немыслимая сумма! Даже сто миллионов были беспрецедентной суммой, хотя в списке и было семь или восемь «гостей» с таким «взносом». Огромная сумма денег — но всего лишь сотая часть десяти миллиардов. В этом было что-то очень странное. Кто мог бы заплатить десять миллиардов? Эта цифра превосходила бюджеты большинства планет, не говоря уже об отдельных людях. Герсен стал просматривать список дальше. После восьми «гостей», оцененных по сто тысяч — это был:

Пэтч, Майрон; 56, муж.

Взнос: 427.685 севов.

Клерк, который обслуживал следующего клиента, пока Герсен изучал список, повернулся и спросил.

— Подходит ли вам кто-нибудь из «доступных гостей»?

— Разумеется, я желаю лично ознакомиться с ними, — ответил Герсен, — но из чистого любопытства — десять миллиардов — это опечатка или правильная сумма?

— Разумеется, правильная, сэр. Мы не позволяем себе таких ошибок.

— Могу ли я спросить, кто является спонсором этой юной леди? От чьего имени вы действуете?

Клерк неодобрительно заметил — вы должны бы знать, что подобная информация безусловно является закрытой, если только мы не получили прямого разрешения от спонсора.

— Я понимаю. Ну, а как насчет Аудмаров, Кроматри, Дарбассина и прочих по сто миллионов? Кто их спонсор?

— У нас нет разрешения разглашать это.

Герсен кивнул:

— Очень хорошо. Я пойду и погляжу.

— Еще одно замечание, сэр. В случае с Эперже-Токай мы не можем разрешить простого удовлетворения любопытства. Прежде чем вы сможете встретиться с ней, вы должны депонировать десять тысяч севов.

— Я не настолько любопытен, — отрезал Герсен.

— Как хотите, сэр. — Клерк вызвал служителя, который вывел Герсена из приемной и прошел с ним по коридору во двор. Там он остановился и поинтересовался:

— Каких именно «гостей» вы хотели бы увидеть?

Герсен оценивающе оглядел служителя. Судя по манере говорить врастяжку, он был родом с Земли или с одной из планет в Глуши. Он был ровесником Герсена или чуть моложе, с приятным лицом, подкрашенным в бледно-желтый цвет. Крупные черты лица гармонировали с широкими, чуть сутулыми плечами. Шапочка с эмблемой Обменного Пункта еле держалась на верхушке гривы желтых вьющихся волос, спускающихся за уши и переходящих в роскошный хвост.

Герсен задумчиво произнес:

— Как вы знаете, я посторонний.

— Да, сэр.

— У меня есть парочка севов, которые я хотел бы с толком вложить. Вы должны знать, что я имею в виду.

Служитель не был вполне уверен, но все же кивнул головой.

— Вы можете оказать мне большую помощь, — продолжал Герсен. — Я уверен, что вы знаете много больше того, что сообщено в списке. Если вы подскажете мне, как лучше всего заработать, будет только справедливо, если я поделюсь с вами.

Служителю явно понравился ход мыслей Герсена.

— Все это вполне приемлемо — разумеется, если правила не будут нарушены. Правила очень жестки, а наказания — очень суровы.

— И речи быть не может о каких-нибудь подпольных сделках.

Герсен вытащил пару стосевовых банкнот.

— Будет еще несколько, смотря по тому, сколько у вас найдется полезных сведений.

— Я могу рассказывать часами; тут происходит много странных вещей. Но пойдемте. Если я правильно понял, вы хотите осмотреть всех гостей, которые сейчас доступны?

— Именно.

— Очень хорошо. В этой стороне расположены комнаты класса Е, предназначенные для тех гостей, чьи друзья и родные не смогли аннулировать взнос и которые, честно говоря, просто дожидаются, пока их купят работорговцы. Уровень комфортабельности повышается вплоть до так называемых Имперских Садов на вершине холма. Гости должны находиться в своих комнатах до обеда, когда их могут осматривать клиенты, но после обеда они могут проводить время по своему усмотрению, а вечером все обычно собираются вместе. Некоторые из гостей находят наши условия благотворно влияющими на нервную систему и даже в определенной степени благодарны за это своим спонсорам.

Сопровождаемый ныне словоохотливым служителем, Герсен посетил жалкие клетушки класса Е, а затем перешел к классам Д и Г. Перед каждой комнатой висела табличка с именем, статусом и суммой взноса. Служитель, чье имя было Арманд Кошиль, указывал различные варианты выгодных сделок и рискованных спекуляций.

— Совершенно невероятно. Посмотрите, ведь это старший сын Тивальда Фатцбиттки, самого богатого золотоискателя на Бонифасе. Что для него сорок тысяч севов? Он выложит сто тысяч, не моргнув глазом. Если б у меня были деньги, я б его сам выкупил. Это верняк!

— Почему же Тивальд его не выкупил до сих пор?

Кошиль недоуменно покачал головой.

— Он очень занятой человек; возможно, он просто не в силах выкроить время. Но раньше или позже, помяните мое слово, он будет здесь и денежки польются рекой.

— Вполне возможно.

Кошиль указал еще несколько гостей и выразил удивление тем, что Герсен остался глух к его предложениям.

— Я вам точно говорю, слишком долгие раздумья приносят разочарование. Вот, например, в этой самой комнате жила красивая молодая девушка, чей отец долго тянул с выкупом. Спонсор снизил цену до девяти тысяч севов и вчера ее выкупил посторонний клиент — работорговец с Варданапала. И — вы не поверите — как только бумаги были подписаны, появился отец с деньгами. Но его постигло жестокое разочарование, поскольку покупатель заявил, что он полностью удовлетворен и не откажется от сделки. Вышла очень неприятная сцена.

Герсен согласился, что откладывание со дня на день часто приводит к неприятностям.

— По моему мнению, — заявил Арманд Кошиль, — Совет Ойкумены должен был бы взять на себя оплату всех взносов. Почему бы и нет? Большинство гостей — граждане Ойкумены. Это позволило бы упростить процедуру и значительно ослабить ее неприятные и унизительные стороны.

Герсен предположил, что такой порядок поощрял бы похитителей, и Кошиль признал эту возможность:

— С другой стороны, у нынешней ситуации есть аспекты, которые меня озадачивают.

— В самом деле?

— Вы знаете Транс-Галактическую Страховую Компанию? У них есть филиалы почти во всех крупных городах.

— Я слышал это название.

— Они специализируются на страховке от похищений и контролируют шестьдесят-семьдесят процентов рынка, потому что их цены много ниже, чем у конкурентов. Почему у них низкие цены? Потому что их клиентов похищают очень редко, в то время как клиенты конкурирующих фирм неизбежно оказываются у нас. Я часто думал, что либо Транс-Галактическая владеет Обменным Пунктом, либо Обменный Пункт владеет Транс-Галактической. Мысль, конечно недостойная, но, вероятно, правильная.

— Недостойная, возможно, но интересная… А почему бы и нет? Эти два предприятия прекрасно подходят друг другу.

— Именно так я и думаю… Да, много странных вещей случается на Обменном Пункте.

Они дошли до квартирки класса Б, в которой обитали Даро и Викс Аудмар.

— А вот веселая парочка малышей, — указал Арманд Кошиль.

— Сумма, конечно, слишком велика. Эта парочка стоит тысяч двадцать-тридцать, в зависимости от ваших вкусов. Время выкупа первично заинтересованной стороной истекло, так что они «доступны», но ни один здравомыслящий человек такого выкупа не заплатит.

Герсен поглядел на детей через поляризованное стекло двери. Они сидели тихо; Даро читал, Викс развязывала узелок на ленточке. Они были очень похожи друг на друга: оба стройные, темноволосые, с такими же яркими серыми глазами, как у их отца. Герсен отвернулся.

— Странно. Почему за них назначен такой высокий выкуп? И я заметил еще несколько гостей с таким же выкупом. Что за этим кроется?

Кошиль нервно облизнул губы, моргнул, опасливо огляделся вокруг.

— Я бы не должен разглашать эти сведения, поскольку они касаются личности спонсора. Но я уверен, что этому спонсору наплевать на тайну. Это — знаменитый Кокор Хеккус.

Герсен изобразил удивление.

— Что? Кокор Хеккус? Машина Смерти?

— Он самый. Он всегда давал нам неплохо подработать, но в настоящий момент он просто наш основной клиент. За последние два месяца он доставил сюда двадцать шесть человек и всех — за одним исключением — оценил по сто миллионов севов. И в большинстве случаев получил их. Этих детей тоже привез Кокор Хеккус.

— Но почему? — удивился Герсен. — У него на уме какой-нибудь грандиозный проект?

Кошиль таинственно улыбнулся.

— Вот именно. Да, да, именно так. Но это целая история. — Он вновь огляделся по сторонам. — Вы, наверное, знаете кое-что о Кокоре Хеккусе?

— А кто же не знает?

— Среди его характерных черт — приверженность к идеалу. Похоже, что он безумно влюбился в девушку — в самую красивую девушку во вселенной! Она просто несравненна!

— Откуда вы знаете?

— Потерпите. Эта девушка вовсе не разделяла чувств Кокора Хеккуса, от одной мысли о нем ее кидало в дрожь или тошнило. Куда ей было бежать? Где она могла укрыться? Галактика слишком мала. Ведь Кокор Хеккус неутомимо стал бы искать ее, куда бы она ни скрылась. Для этого прелестного существа не было убежища — кроме Обменного Пункта. Даже Кокор Хеккус не осмеливается нарушать наших правил. Во-первых, ему никогда бы не позволили пользоваться нашими услугами; во-вторых, администрация не пожалела бы никаких расходов, чтобы примерно покарать его. Возможно, Кокор Хеккус и презирает опасность, но он не сумасшедший. Так что эта девушка выступила в роли своего собственного спонсора. И сама установила взнос — десять миллиардов севов. Вообще-то она хотела назначить тысячу миллиардов, но ей не разрешили. Так что теперь у нас довольно забавная ситуация — девушка наслаждается покоем и одиночеством в безопасных Имперских Садах Обменного Пункта, а Кокор Хеккус рвет и мечет, сгорая от страсти. Но не стоит его недооценивать. Ему не хватает денег — надо где-то добыть десять миллиардов севов.

— Я начинаю понимать, — пробормотал Герсен.

— Кокор Хеккус нисколько не смутился, — увлеченно продолжал Кошиль. — Он решил вышибать клин клином. Девушка использовала Обменный Пункт, чтобы укрыться от него? Отлично! Он использует Обменный Пункт, чтобы добиться своего. Десять миллиардов — огромная сумма, но это всего лишь сто раз по сто миллионов. Так что теперь Кокор Хеккус прочесывает Ойкумену, похищая родственников ста богатейших людей в мире. И когда сотый из них заплатит сто миллионов, Кокор Хеккус предъявит свои права на Алюз Ифигению Эперже-Токай.

— Похоже, что Кокор Хеккус — крайне романтичный индивидуум, в полном смысле слова, — произнес Герсен.

Кошиль не заметил иронии в реплике Герсена.

— Конечно! Только подумайте! Она должна ждать здесь, день за днем, глядя, как уменьшается недостающая Хеккусу сумма. Он уже получил взносы за двадцать гостей, а каждый день прибывают новые и новые. А девушка не в состоянии сделать ничего — она попалась в собственную ловушку.

— Хм. Прискорбная ситуация — особенно с точки зрения юной леди? Откуда она родом?

Кошиль покачал головой.

— Что до этого, то по слухам — а слухи являются вообще существенным моим источником информации — она заявила нечто совершенно невероятное. Она сказала, что родом из Сказочной страны — с планеты Фамбер!

— С Фамбера? — Герсен действительно удивился. — Фамбер, мифическая планета ведьм и морских змеев, доблестных рыцарей и заколдованных замков, была излюбленным местом действия в сказках для детей. Правда, вспомнил он вдруг, и местом обитания хормагаунтов!

— Именно с Фамбера! — рассмеялся Кошиль. — Мне пришло в голову, что будь у вас десять миллиардов и достаточно отваги, это была бы отличная спекуляция! Кокор Хеккус безусловно уплатил бы любую назначенную цену, даже если б ему пришлось похитить еще тысячу человек!

— С моим везением, стоит мне выкупить эту несравненную красавицу, как она заболеет и умрет у меня на руках. И мы с Кокором Хеккусом понесем тяжелую утрату.

Разговаривая, они продолжал двигаться вдоль ряда апартаментов класса Б и А. Кошиль приостановился и показал рукой на мужчину средних лет, чертившего диаграмму в блокноте.

— А вот это — Майрон Пэтч, еще один гость, доставленный сюда Кокором Хеккусом. С взносом в 427.685 севов. По-моему он этого не стоит. Не то, что девушка с Фамбера! — Он игриво подмигнул Герсену и ткнул его в бок локтем.

Герсен, нахмурясь, разглядывал Майрона Пэтча — непримечательного мужчину среднего роста, полного, с добродушным лицом. Его заинтересовала сумма взноса. Почему именно 427.685 севов? За этим явно что-то крылось.

Он спросил у Кошиля:

— Могу я поговорить с этим человеком?

— Разумеется. Он в «доступном» списке. Так что если вы думаете, что можете помочь Кокору Хеккусу собрать десять миллиардов, выплатив эту забавную сумму — 427.685 севов, то пожалуйста, действуйте.

— Эти помещения, естественно, оснащены микрофонами и телекамерами?

— Естественно нет, и по очень веской причине — нам абсолютно незачем подслушивать.

— Тем не менее, — заметил Герсен, — мы примем меры предосторожности. Давайте я с ним поговорю.

Кошиль нажал кнопку, зазвенел звонок, указывающий гостю, что он нужен. Майрон Пэтч поднялся и медленно подошел к двери. Кошиль вставил ключ в гнездо; дверная панель отъехала в сторону и Пэтч взглянул на Герсена — сперва с надеждой, потом с недоумением. Герсен взял Кошиля за плечи и подвел к дверному проему.

— А теперь пойте. И пойте громко.

Кошиль глуповато улыбнулся.

— Я помню только колыбельные, которые мне пели в детстве.

— Тогда пойте колыбельные, но громко и с чувством.

Кошиль начал громко и фальшиво петь. Герсен повернулся к совершенно озадаченному Пэтчу.

— Подойдите поближе и расскажите, почему вы тут оказались.

Пэтч печально улыбнулся.

— Это длинная история.

— Расскажите ее настолько кратко, насколько возможно.

Пэтч грустно вздохнул.

— Я инженер и владелец фабрики. Я взялся сделать сложную работу для одного человека, который оказался преступником. Мы поспорили; он похитил меня и доставил сюда. Выкуп — это те деньги, о которых мы спорили.

Кошиль затянул новую песню. Герсен спросил:

— Этот преступник — Кокор Хеккус?

Майрон Пэтч скорбно опустил голову.

— Вы встречались с ним лично?

Пэтч пробормотал несколько слов, которых Герсен не смог разобрать из-за завываний Кошиля. Пэтч повторил чуть громче:

— Я сказал, что встречался с его агентом, который часто бывал на Крокиноле.

— Вы могли бы связаться с ним?

— На Крокиноле — да, здесь — нет.

— Очень хорошо. Я аннулирую ваш взнос. — Герсен хлопнул Кошиля по плечу. — Вы можете замолчать. Мы возвращаемся в приемную.

— Вы уже закончили? Но там же еще есть столько возможностей для сделок, выгоднейших сделок!

Герсен заколебался.

— Могу я взглянуть на леди, которую преследует Кокор Хеккус?

Кошиль покачал головой.

— Нет, пока вы не заплатите десять тысяч. Строго говоря, она вообще не хочет никого видеть — даже служащих вроде меня, которые с наслаждением помогли бы ей развеять скуку и вполне понятное напряжение.

— Ладно. — Герсен вытащил еще три сотни, которые Кошиль, несколько ошалевший от разговоров о миллионах и миллиардах, принял без большого энтузиазма. — Мы возвращаемся в приемную.

ГЛАВА V

«Крокиноль — третья по величине планета Скопления Ригеля, четырнадцатая по орбитальному номеру.

Планетарные постоянные:

Диаметр — 9450 миль;

Масса — 1,23 земной;

Средние сутки — 22 час. 16 мин. 48,9 сек. и т.д.

Общие сведения: Крокиноль иногда считают самой красивой планетой Скопления. Справедливо считают, что ей нет равных в смысле этнографического и географического разнообразия. На ней существуют два больших континента (Боркленд и Сенкленд) и шесть малых (Кумберленд, Лейленд, Гардена, Мергенталер, Прыгленд и Скокленд).

Каждый из них гордится десятками чудес природы. Для примера можно назвать Хрустальные Башни или водопад на Кард-ривер в Кумберленде; Дыру сквозь Мир в северном Секленде; Подводный лес вдоль южного побережья Скокленда; гору Айова в Гардене — самую высокую (14133 м над уровнем моря) гору во всем Скоплении Ригеля.

Флора и фауна разнообразны и высокоразвиты. Ныне почти полностью истребленные Сверхзвери, некогда хозяева планеты, демонстрируют более чем начатки разумности. Достаточно взглянуть на их сложную систему общения жестами (мы не называем ее речью, чтобы избежать семантической путаницы), на их лодки, корзины, орнаментальные узлы, и организацию комитетов.

Человеческое население Крокиноля так же разнообразно, как и его топография. Скокленд был первоначально заселен представителями секты скакунов, переселившихся с Оллифана; в горах Гардены обитают удивительные карлики Импы.

В Кумберленде обитают талантливые и трудолюбивые Белые Локоны; в Тундре Северного Прыгленда кочуют Друиды. Кроме того, здесь обитают такие расы, как Аркадийцы, Баталезы, Сингалы, Янсенисты, Древние Аланы и многие другие».

(Из «Популярного Планетарного Справочника», 303-е изд., 1292 г.)

Возвращаясь с Сасани на борту корабля Герсена, Майрон Пэтч подробно рассказал историю своих отношений с Кокором Хеккусом и даже историю своей жизни. Выяснилось, что он был родом с Земли, но оказался жертвой Тексахомских Мятежей и считал, что ему повезло, раз он сумел унести ноги. Он прибыл на Крокиноль без копейки денег, устроился чернорабочим на верфях. Потом открыл маленькую механическую мастерскую в Патрисе, столице Белых Локонов. Постепенно расширяя дело, через восемнадцать лет он оказался владельцем инженерной Компании Пэтча — крупнейшим подобным предприятием в Кумберленде. У него была репутация гибкого дельца и изобретательного инженера, так что когда Зеуман Отуал принес ему заказ с совершенно необычными спецификациями, он был заинтригован, но не удивлен.

По описанию Пэтча, Зеуман Отуал был чуть моложе его, с поразительно уродливым лицом, длинным загнутым вниз носом, который почти смыкался с острым выступающим подбородком.

Зеуман Отуал был откровенен. Он сразу представился как агент Кокора Хеккуса и был очень доволен, когда Пэтч заявил, что готов выполнять заказы хоть самого дьявола, если его деньги спокойно пройдут через фальшметр.

Когда взаимопонимание было достигнуто, Зеуман Отуал изложил свой заказ. Он хотел, чтобы Пэтч сконструировал и изготовил самоходный форт в виде гигантской сороконожки двадцати пяти метров в длину и четырех — в высоту. Механизм должен был состоять из восемнадцати сегментов, каждый со своей парой ног. Форт должен был быть способен перемещаться по пересеченной местности со скоростью не менее шестидесяти километров в час. Он должен был извергать жидкий огонь, испускать ядовитый газ и излучать энергетические лучи. Пэтч заявил, что он сможет его сконструировать и, естественно, поинтересовался, зачем это чудище нужно. Зеуман Отуал сначала выразил неудовольствие неуместным любопытством, но потом пояснил, что Кокор Хеккус увлекается сложными и жуткими машинами. Кроме того, добавил Отуал, Кокор Хеккус недавно был оскорблен кучкой нахальных дикарей, и форт «будет говорить на языке, который они поймут». Явно увлекшись этой темой, Отуал прочитал Пэтчу целую лекцию о природе ужаса. По его мнению, ужас бывает двух типов — инстинктивный и внушенный.

Для того, чтобы добиться максимального эффекта, нужно использовать оба типа одновременно, поскольку каждый из них в отдельности человек способен контролировать и подавить. Метод Кокора Хеккуса состоял в тщательном анализе всех факторов и выборе наиболее действенных из них.

— Рыбу не испугаешь, угрожая утопить ее! — заявил Отуал.

Лекция продолжалась более получаса, причем Пэтч чувствовал себя все неуютнее и неуютнее. После ухода Отуала он долго боролся со своей совестью, спрашивая себя, нравственно ли создавать механический ужас для Кокора Хеккуса.

В этот момент Герсен прервал его:

— Скажите, вы не подозревали, что Зеуман Отуал и есть Кокор Хеккус?

— Подозревал, конечно, но только пока Кокор Хеккус не прибыл на завод лично. Он совершенно не похож на Отуала.

— Опишите его, пожалуйста.

Пэтч нахмурился.

— Это очень трудно. У него нет особых отличительных черт. Он примерно вашего сложения, подвижный и нервный, голова ни мала, ни велика, черты лица правильные. Тонировка лица и костюм — достаточно скромные, обычные для взрослых Белых Локонов. У него мягкие, даже куртуазные манеры, но это не убеждает, да и не должно убеждать. Все время, когда он тихо говорит или внимательно слушает тебя, его глаза странно блестят, и становится ясно, что он вспоминает удивительные зрелища и ужасающие вещи, виденные и сделанные им.

В этот момент их прервали дети, просившие, чтобы им показали Ригель. Герсен показал им сияющую белую звезду прямо по курсу корабля, затем повернулся к Пэтчу, который продолжал описывать свои моральные страдания. По его словам, он был полон раскаяния, угрызений совести и дурных предчувствий, но, в конце концов, решил руководствоваться двумя положениями: во-первых, он уже скомпрометировал себя и получил аванс — 427.685 севов; во-вторых, если он не построит это чудище, найдутся десятки других заводов, готовых это сделать. Так что работа шла полным ходом, хотя Пэтч и сознавал, что создает орудие зла.

Герсен слушал его молча и действительно не очень осуждал. Пэтч казался безобидным человеком, имеющим несчастье быть лишенным морального чувства.

Работа продолжалась. Форт был близок к завершению. В этот момент Кокор Хеккус прибыл, чтобы лично проинспектировать его. К жестокому разочарованию Пэтча он заявил, что полностью не удовлетворен. Он высмеял действие ног, охарактеризовав его как неуклюжее и очевидно механическое. По его мнению, форт не обманет и ребенка. Пэтч, сперва потрясенный, постепенно пришел в себя. Он вытащил техническое задание и продемонстрировал, что он выполнил его тютелька в тютельку. Нигде и никогда ему не давали никакой информации о характере движения ног. На Кокора Хеккуса это не произвело впечатления. Он заявил, что форт совершенно непригоден и что Пэтч обязан внести необходимые изменения. Пэтч сердито заявил, что он за это не отвечает, изменения внести можно, но за дополнительную оплату. Кокор Хеккус пришел в ярость. Он сделал резкий рубящий жест, показывая, что Пэтч зашел слишком далеко. Он заявил, что контракт не выполнен и поэтому Пэтч обязан вернуть аванс — 427.685 севов. Пэтч наотрез отказался, после чего Кокор Хеккус откланялся и удалился.

Пэтч запасся оружием, но без толку; через четыре дня три человека схватили его, тщательно, хотя и без особого интереса избили, сунули в звездолет, привезли на Обменный Пункт и установили взнос в сумме 427.685 севов. У Пэтча не было ни близких друзей, ни родственников, ни деловых партнеров; из-за нескольких долгов, сделанных ради расширения предприятия, экстренная продажа компании не могла принести больше двухсот тысяч севов. Он потерял всякую надежду на освобождение и ждал, что его продадут в рабство. Затем появился Герсен. Пэтч нерешительно поинтересовался его мотивами. Разумеется, он чувствует бесконечную благодарность, он восхищен великодушием Герсена, но убежден, что здесь кроется что-то еще.

Герсен не испытывал ни малейшего желания откровенничать с Пэтчем.

— Вы можете считать, что я знаком с Инженерной Компанией Пэтча, и считаю 51 процент ее акций достаточной компенсацией за мои расходы.

Пэтч довольно печальным тоном заявил, что удовлетворен такими условиями.

— Вы желаете формального установления партнерства?

— Будет лучше, если вы подготовите соответствующие бумаги. Собственно говоря, меня интересует полный контроль над деятельностью компании в течении неопределенного срока, не превышающего пяти лет. Что же касается прибылей, то я сейчас не нуждаюсь в деньгах и вы можете их использовать для выплаты предоставленной суммы.

Пэтч был явно не в восторге от этой схемы, но не имел оснований для возражений. Внезапно ему в голову пришла новая мысль, и он нервно потер лицо рукой.

— Скажите, вы случайно не собираетесь продолжать дела с Кокором Хеккусом?

— Раз уж вы спросили — да, собираюсь.

Пэтч нервно облизал губы:

— Позвольте мне сразу использовать мои 49 процентов голосов — решительно против. И если у вас в душе есть хоть два процента сомнений, голоса против должны перевесить безрассудные амбиции.

Герсен улыбнулся:

— 51 процент акций требуют попытаться вернуть деньги, незаконно исторгнутые Кокором Хеккусом из фондов компании.

Пэтч опустил голову:

— Так тому и быть.

На темном небе ярко сиял Ригель. Герсен нашел Альфанор и показал его детям, просто кипевшим от возбуждения. Герсен с грустью наблюдал за ними. Он понимал, что как только они вернуться в прохладный старый дом на выжженных солнцем холмах Таубе, они сразу кинутся к матери и отцу; похищение, заточение, путешествие станут смутными воспоминаниями, Герсен будет забыт.

Герсен задумался над причудами судьбы, превратившей его — горько признавать — в мономаньяка. Что, если по какому-то фантастическому стечению обстоятельств ему удастся отомстить всем пятерым Лордам Тьмы за бойню в Маунт-Плезант? Что ему делать дальше? Сможет ли он уйти от дел, осесть на земле, жениться, растить детей? Или роль Немезиды настолько вошла в его плоть и кровь, что он никогда не сможет слушать о злодеях, не испытывая потребности немедленно покарать их? И самое печальное, что эта потребность будет проистекать не из негодования или морального осуждения, а из простого рефлекса, бесстрастной реакции организма; и единственное удовлетворение, полученное им, будет сродни чисто физиологическому удовольствию почесать, где чешется.

Как всегда, подобные рассуждения повергли Герсена в меланхолию, и в течение всего оставшегося путешествия он был еще резче и неприветливее, чем обычно. Дети смотрели на него с удивлением, но без страха, так как научились по крайней мере доверять ему.

Они опустились на Альфаноре, в древнем космопорту Марквари, центра провинции Гарро. Отсюда Герсен позвонил Душану Аудмару. Его лицо на экране видеофона выглядело немного изможденным; Герсен подумал, что Аудмар был гораздо более обеспокоен похищением детей, чем признавал открыто. Он поинтересовался здоровьем детей и ответил на заверения Герсена коротким кивком головы.

Поскольку между Марквари и Таубе не было воздушного сообщения, а звездолетам разрешалось приземляться только в космопортах, Герсен с детьми сел на грузопассажирский корабль, курсировавший вдоль побережья. Через сутки они доплыли до Таубе. Там Герсен вновь нанял древний аэрокар и направился вдоль длинного склона к дому Душана Аудмара. Дети выпрыгнули из аэрокара и кинулись сломя голову к матери, которая ожидала их на пороге дома. Лицо ее было искажено от усилий сдержать слезы. Герсен внезапно ощутил пустоту, так как он успел привязаться к детям. Он вошел в дом, и тут, чувствуя себя в безопасности, Даро и Викс подбежали, обняли и расцеловали его.

Аудмар встретил его и проводил в тот же кабинет, где они беседовали в первый раз. Герсен начал отчет.

— Кокору Хеккусу нужны десять миллиардов севов. Он надеется добыть эту сумму, вымогая по сто миллионов у ста самых богатых людей Ойкумены. Он собрал уже примерно треть суммы, и деньги все прибывают. Ему нужны эти деньги, чтобы выкупить девушку, которая, спасаясь от него, укрылась на Обменном Пункте, назначив выкуп в десять миллиардов севов.

— Хм, — проворчал Аудмар. — Эта девушка должна быть исключительно привлекательна, если Кокор Хеккус оценивает ее в такую сумму.

— Мне тоже так кажется — хотя любой объект, оцененный в такую сумму, должен быть привлекательным. Я хотел познакомиться с девушкой, но она, действуя как свой собственный спонсор, назначила за это цену в десять тысяч севов, вероятно, чтобы отшить любопытствующих, вроде меня.

Душан Аудмар кивнул:

— Эта информация может стоить, а может и не стоить ста миллионов, затраченных Институтом; мои дети вновь со мной; я, конечно, рад этому, но опасаюсь, что я позволил моим эмоциям взять верх над рассудком и скомпрометировал себя.

Герсен ничего не ответил. Он и сам так считал. Однако Институту было некого винить, кроме себя — при желании они, безусловно, могли бы уничтожить Кокора Хеккуса.

— Еще один интересный момент. Молодую леди зовут Алюз Ифигения Эперже-Токай, и она родом с Фамбера — по ее словам.

— С Фамбера? — Аудмар наконец заинтересовался. — Это серьезное заявление или маскировка?

— Я думаю, что она утверждает это вполне серьезно.

— Интересно. Даже если это неправда. — Он искоса взглянул на Герсена. — Вы хотите сообщить мне еще что-нибудь?

— Вы дали мне определенную сумму на расходы. Я использовал часть ее для целей, которые я счел подходящими — приобрел контрольный пакет акций Инженерной Компании Пэтча.

Аудмар грациозно кивнул:

— Конечно, это нужно было сделать.

— Возможность представилась на Обменном Пункте. Майрон Пэтч был доставлен туда Кокором Хеккусом и оценен в 427.685 севов. Цифра заинтересовала меня, я провел расследование, и когда Пэтч заявил, что может вступить в контакт с Кокором Хеккусом, я выкупил его, используя партнерство, как обеспечение долга.

Аудмар поднялся на ноги, подошел к двери и вернулся с подносом, уставленным стимулирующими напитками.

— Я узнал, — продолжал Герсен, — что Майрон Пэтч строил механическое чудовище для Кокора Хеккуса — самоходный форт в форме сороконожки двадцати пяти метров длиной.

Аудмар пригубил напиток, затем поднял бокал, любуясь розовыми и фиолетовыми отблесками.

— Вам не следует отчитываться за эти деньги, — сказал он. — Они были уплачены за несколько единиц интересной информации, и в качестве случайного побочного эффекта вернули двух ребятишек домой.

Аудмар допил свой напиток и со стуком поставил бокал на место. Герсен, поняв больше из того, что осталось невысказанным, чем из того, что он услышал, встал и ушел.

Патрис, столица Объединенных Приходов Кумберленда, беспорядочно раскинулся по берегам дельты Кард-Ривер. Пригороды его тянулись на мили — до берегов озера Ок. В Старом Городе было множество строений, чей возраст перевалил за тысячу лет. Это были трех— или четырехэтажные дома из грубого черного кирпича, с узкими фасадами, узкими высокими окнами и высокими наклонными фронтонами. Выше по реке, в семисотлетнем Новом Городе, высились знаменитые Речные Арки — одиннадцать монументальных строений в форме усеченных треугольников, опирающихся на оба берега реки. В основании была вырезана стометровая арка, вершина возносилась на триста с лишним метров. Во всей Ойкумене не было ничего похожего на них. Все одиннадцать зданий были идентичны, отличаясь только цветом облицовки. Во всех зданиях в нижней, опорной части располагались магазины, студии, рестораны, в верхней части были квартиры городской элиты.

Между арками Нового Города и черными кирпичными домами Старого располагался грязноватый заводской район, где находился завод Майрона Пэтча. Демонстрируя сложную смесь нерешительности, услужливости, гордости, обеспокоенности и уязвленной гордости, он подвел Герсена к главному входу в здание. Оно было побольше, чем ожидал Герсен — метров полтораста в длину и пятьдесят — в ширину. Пэтч был ужасно подавлен и разочарован тем, что в здании никого не оказалось.

— Казалось бы, в тяжелую минуту человек может надеяться, что его служащие будут стараться изо всех сил поддерживать дело на ходу, образно говоря, даже попытаются выкупить своего хозяина. Больше сотни мужчин и женщин зарабатывали у меня на жизнь — и хоть бы один поинтересовался моей судьбой!

— Вероятно, они были слишком заняты поисками новой работы, — предположил Герсен.

— Может и так, но на мою благодарность они могут не рассчитывать, — отрезал Пэтч, распахивая тяжелую дверь. Они вошли в огромное помещение, и Пэтч указал на отгороженную часть помещения: — Зеуман Отуал настаивал на абсолютной секретности. Я использовал только самых доверенных людей, и даже их я по настоянию Отуала подверг гипнотической обработке, приказав забыть все, что они видели в цехе Б, стоит им из него выйти. Кроме того, — добавил он с заметным удовольствием — я внушил им, чтобы они работали с большим энтузиазмом, и не чувствовали ни голода, ни жажды, ни усталости во время работы. И я должен сказать, что никогда у меня не было таких замечательных рабочих. Я уже подумывал подвергнуть гипнообработке и всех остальных рабочих, когда меня похитили. Честно говоря, я тогда подумал, что столкнулся с громилами, нанятыми Гильдией Промышленных Рабочих. — Он провел Герсена мимо ряда прессов, станков, печей к высоким дверям, помеченным универсальным знаком «Вход воспрещен» — красным отпечатком ладони, и набрал код на цифровом замке. — Поскольку вы — мой партнер, то от вас у меня нет секретов.

— Именно так, — согласился Герсен.

Дверь скользнула в сторону, и они вошли в цех Б. Там высился самоходный форт. Герсен был поражен — привычка Пэтча к обтекаемым выражениям совершенно не подготовила его к жуткому виду конструкции. Голова была снабжена шестью щупальцами и воротником из длинных острых шипов. Вместо глаз была одна фасетчатая полоса; для приема пищи служила коническая пасть на верхушке головы, по бокам которой располагались две суставчатые руки. Туловище состояло из восемнадцати сегментов, каждый из которых был снабжен парой суставчатых ног, обтянутых желтоватой морщинистой кожей. Заканчивалось оно вздутием, похожим на вторую голову — с еще одним фасетчатым глазом и набором шипов. Туловище еще не было закончено и отливало металлическим блеском.

— Ну, что вы об этом думаете? — озабоченно спросил Пэтч.

— Весьма впечатляюще. Хотел бы я знать, зачем оно ему понадобилось.

— Поглядите. — Пэтч взобрался на голову чудища, используя шипы в качестве лестницы, и исчез в открытой пасти. Герсен остался в комнате один на один с двадцатипятиметровой махиной. Она могла выплевывать яд из шипов, метать огонь из глаз, взмахом щупальца перерубить ствол дерева. Герсен поглядел по сторонам, затем ретировался в прихожую. Пэтч выглядел неплохим парнем, искренне признательным за освобождение, но зачем вводить его в искушение?

Он встал так, чтобы с головы его не было видно, и стал ждать. Пэтч включил питание и чудовище начало оживать. Голова слегка вздрогнула, шипы приподнялись, щупальца щелкнули. Из отверстий по бокам головы раздался жуткий воющий вопль. Герсен вздрогнул. Вой затих и чудище двинулось вперед, поднимая и переставляя ноги чередующихся сегментов. Оно двигалось вперед и назад, легко, хотя и несколько неуклюже. Затем металлическая сороконожка остановилась и шагнула вбок — один шаг, два, три. Вдруг ноги на ближайшей стороне подломились и чудище рухнуло на бок, с грохотом ударившись о стену. Если бы Герсен остался стоять в цехе, его бы размазало по полу. Несчастный случай, разумеется — случайный сбой в работе машины, ошибка оператора… Из пасти выкарабкался бледный и вспотевший Пэтч. Герсен мог бы поклясться, что Пэтч искренне озабочен случившимся и ужасается при мысли о том, что он может увидеть. Пэтч спрыгнул на пол и стал заглядывать под корпус.

— Герсен! Герсен!

— Я здесь, — тихо сказал Герсен. Пэтч подпрыгнул, круто обернулся. Герсен подумал, что если облегчение, написанное на его лице, не было искренним, значит мир лишился великого актера.

Пэтч возблагодарил бога, что Герсен уцелел. Фазирующий механизм левых ног отказал, хотя раньше с ним такого и не случалось. Впрочем, это не имеет большого значения — все равно конструкцию придется пустить на лом.

Они вышли в основное помещение, и Пэтч запер дверь.

— Завтра возьмусь за работу, — заявил Пэтч. — Не знаю, что сталось с моими прежними клиентами, но в прошлом они всегда были мной довольны, и я надеюсь, что мне удастся возобновить контакты.

Герсен остановился, глядя на запертую дверь цеха Б.

— Скажите, что именно в конструкции Кокор Хеккус счел абсолютно неприемлемым?

Пэтч сухо ответил:

— Действие ног. Он сказал, что оно не производит желаемого впечатления. Движение слишком жесткое и механическое, а ему нужно плавное и мягкое. Я указал ему на сложность и дороговизну требуемой системы. Я вообще сомневаюсь в том, что такой механизм можно создать, учитывая массу форта и крайне неровную местность, на которой ему предстоит действовать.

— Я считаю, что Кокор Хеккус ограбил нас на полмиллиона севов. Я хочу получить эти деньги обратно.

На лице Пэтча появилась печальная неуверенная улыбка:

— Будет умнее с ним не связываться. Кто старое помянет — тому глаз вон. Народная мудрость, знаете ли. Нам не нужны такие клиенты. Идемте в мой кабинет, нужно просмотреть счета.

— Нет, — отрезал Герсен. — Текущие дела я оставляю всецело на ваше усмотрение. Что же касается самоходного форта, то я твердо решил вернуть наши деньги. И мы можем это сделать безопасным и законным путем.

— Как? — недоверчиво спросил Пэтч.

— Мы должны модифицировать форт так, чтобы он удовлетворял требованиям Кокора Хеккуса. Потом мы продадим ему форт — за полную цену.

— Возможно. Но существуют трудности. Ему может быть больше не нужен форт. Или у него нет денег. Или, скорее всего, мы не сможем модифицировать форт так, чтобы он был доволен.

Герсен задумался.

— Где-то я видел способ преодолеть эти трудности… На другом краю Ойкумены есть планета Ванелло, нечто вроде курорта для всего созвездия Скорпиона. На одном из тамошних религиозных фестивалей я видел платформу на длинном гибком стебле, на которой стояла жрица в наряде из цветочных лепестков. На другой такой платформе был стол с набором ритуальных предметов. Насколько я помню, там были книга, кубок и человеческий череп. Жрица исполняла обряды, пока стебли медленно сплетались. Я выяснил, что стебли состояли из нескольких десятков тонких трубок, наполненных магнитной жидкостью — железными опилками в машинном масле. Под действием магнитных полей эти трубки изгибались и сокращались с большой силой. Мне кажется, что эта система обеспечит необходимую плавность действия ног нашего монстра.

Пэтч поскреб свой небольшой круглый подбородок.

— Если вы точно все описали, я склонен согласиться.

— Сперва мы должны найти Зеумана Отуала и узнать, нужен ли еще Кокору Хеккусу этот форт.

Пэтч глубоко вздохнул, воздел было руки, но потом опустил их.

— Так тому и быть. Хотя лично я предпочел бы иметь дело с гремучей змеей.

Но когда Пэтч позвонил в отель, где имел обыкновение останавливаться Зеуман Отуал, ему сообщили, что мистера Отуала сейчас нет и дата его возвращения неизвестна. Пэтч воспринял эту новость с огромным облегчением. Только по настоянию Герсена он сообщил клерку свое имя и просьбу передать Зеуману Отуалу, чтобы он позвонил, как только появится.

Лицо клерка исчезло с экрана, и Пэтч опять повеселел.

— В конце концов, нам не нужны их грязные деньги, добытые самыми жуткими из мыслимых преступлений. Может, мы сможем продать этого монстра в качестве курьезной диковины, или даже смонтировать у него на спине сиденья и катать на нем любителей острых ощущений. Не бойтесь, Кирт Герсен! Ваши деньги в безопасности!

— Мне не нужны деньги, — проворчал Герсен, — мне нужен Кокор Хеккус.

Пэтч явно счел это признанием странных или извращенных наклонностей.

— Для чего он вам нужен?

— Я хочу убить его, — ответил Герсен и тут же пожалел о неуместной откровенности.

ГЛАВА VI

«Если Малагате-Горе может быть охарактеризован одним словом — «мрачный», а Говард Алан Трисанг — «непостижимый», то Ленс Ларк, Виоль Фальс и Кокор Хеккус могут претендовать на эпитет «фантастический». Кто из них превосходит двух других в «фантазии»? Это интересный вопрос, на который нет и не может быть ответа. Вспомните Дворец Любви Виоля Фалюша, монумент Ленса Ларка, невероятные и чудовищные преступления Кокора Хеккуса против человечества. Ясно, что подобные вещи невозможно сравнивать. Однако, можно указать, что Кокор Хеккус потряс воображение общества своим гротескным черным юмором.

Давайте вспомним, что он сам говорил в своем знаменитом телефонном обращении к студентам Университета Сервантеса «Теория и практика террора»:

— …чтобы добиться максимального эффекта, необходимо идентифицировать, усилить основные страхи, уже существующие в душе человека. Будет ошибкой полагать, что страх смерти — самый сильный из них. Я обнаружил дюжину других, сильнее разъедающих душу:

— боязнь оказаться не в состоянии защитить своих близких;

— боязнь утратить уважение окружающих;

— боязнь шумных контактов;

— боязнь быть напуганным.

Моей целью является создание «кошмарного» ужаса и поддержание его в течение необходимого времени. Как известно, кошмары являются результатом деятельности подсознания, исследующего свои наиболее чувствительные области. Поэтому они могут служить оператору в качестве указателей. Когда чувствительная область обнаружена, задача оператора — приложить всю свою изобретательность к тому, чтобы найти средства подчеркнуть и драматизировать существующий страх, а затем усилить его в десятки раз. Если человек боится высоты, оператор доставит его к подножию крутого обрыва, привяжет тонкой и явно непрочной веревкой и начнет медленно поднимать вверх, не слишком далеко и не слишком близко к скале. Расстояние должно быть тщательно подобрано так, чтобы вызывать тщетные, но мучительные попытки дотянуться до поверхности. Подъемный механизм должен давать рывки и сбои.

Чтобы усилить клаустрофобию, оператор поместит человека в глубокую яму и впихнет его головой вперед в узкий, опускающийся вниз и делающий резкие повороты туннель. После чего начнет засыпать яму, чтобы человеку пришлось ползти по туннелю вниз».

(«Кокор Хеккус — машина смерти», IV глава монографии Карела Карфена «Лорды тьмы», Элусидариан Пресс, Нью-Вексфор, Алоизиус, Вега)

Зеуман Отуал не появлялся в течение двух месяцев. За это время Пэтч вновь собрал своих служащих, возобновил контракты и деятельность инженерной Компании Пэтча с прежним размахом.

Герсен взялся за модификацию самоходного форта — он связался с местным отделением УТКС[3], упомянул ежегодный Обряд цветения на Ванелло, описал гибкие стебли, поддерживающие платформы и через пару минут получил целый портфель таблиц, графиков, чертежей и спецификаций. Он отнес все это к Пэтчу, который немедленно погрузился в них, механически качая головой и приговаривая «ага… ага… угу». После чего жалобно вздохнул:

— Ну хорошо, мы потратим кучу денег, улучшим это нелепое чудо-юдо, и выясним, что оно не нужно ни Зеуману Отуалу, ни Кокору Хеккусу, вообще никому. Что тогда?

— Подадим на них в суд, — предложил Герсен.

Пэтч фыркнул и вновь погрузился в чертежи. Наконец он проворчал:

— Ясно, что эту систему можно построить и она будет определенно более гибкой, чем прежняя. Однако разработка фазирующих узлов, сопряжение модуляторов, да и конструирование самих модуляторов — далеко за пределами моих возможностей… Тут метрах в ста выше по улице есть группа очень компетентных инженеров-кибернетиков, и я предлагаю нанять их для решения всех этих проблем.

— Вам виднее.

Прошло еще два месяца, а Зеуман Отуал так и не появился. Герсен заставил яростно протестовавшего Пэтча еще раз позвонить в отель, но Отуал не появлялся и там. Герсен начал ощущать беспокойство и стал прикидывать другие возможные пути для контакта с Кокором Хеккусом. Подумав, он решил, что форт обязательно должен содержать полезную информацию. Он отправился в архив, вытащил полный комплект спецификаций и чертежей форта и разложил их перед собой.

Нигде не оказалось никаких прямых указаний на планету, для которой строился форт — механический монстр.

Герсен начал снова просматривать бумаги, на этот раз — в поисках косвенной информации о загадочной планете, неизбежно содержащейся в техническом задании. Так, в нем не упоминалось оборудование для кондиционирования воздуха. Следовательно, атмосфера была стандартной или почти стандартной. В спецификациях был пункт, гласивший:

«Машина должна с полным грузом преодолевать склоны крутизной до 40° со скоростью не меньше двадцати километров в час; легко и уверенно двигаться по пересеченной местности, например, по полю, покрытому камнями до двух метров в диаметре; преодолевать овраги и трещины до шести метров шириной».

В другом пункте было записано:

«Энергетические требования рассчитаны в предположении термодинамической эффективности не менее 75%, и стопроцентного запаса мощности».

Герсен принялся за расчеты. Он знал массу форта, и мощность, необходимую для движения такой машины по сорокаградусному уклону со скоростью двадцать километров в час. Исходя из этого, он рассчитал силу тяжести на планете Икс, равную 0,84 стандартной.

Это была полезная, но не очень определенная информация. Герсен снова погрузился в спецификации. Они были исключительно жесткими и содержали четырнадцать цветных рисунков, показывающих форт с разных сторон. Монстр должен был быть окрашен в черный, темно-коричневый, розовый и бело-голубой цвета, причем для красок были даны подробнейшие спецификации, содержащие спектральные зависимости коэффициента отражения. Не была оговорена только одна деталь — характеристики падающего света. Герсен вызвал инженера, ведавшего окраской форта, и потребовал принести образцы красочных покрытий.

Пока он их ждал, ему пришла в голову еще одна идея. Спецификации были настолько точны, что, вероятно, были составлены с целью добиться сходства с реально существующим животным — такая тварь была бы действительно ужасающей, но это прекрасно согласовывалось с философией Кокора Хеккуса. Он подготовил запрос с детальным описанием чудища и отправил его в УТКС. Через двенадцать минут он получил ответ, в котором указывалось, что в стандартных справочниках, энциклопедиях и монографиях нет животного, обладающего полным набором указанных признаков. На многих планетах обитали существа, обладающие отдельными сходными чертами — но это и так было общеизвестно. Например, на планете Идора обитал членистый водяной червь десятиметровой длины, на Земле жило множество мелких сороконожек, на Крокиноле обитал мерзкий крышеед. Как ни странно, отмечалось в ответе, удивительно подходящее описание содержалось в старой детской книжке «Легенды Фамбера». Герсен вздрогнул и впился глазами в бумагу. Текст легенды гласил:

«Сжимаясь и разжимаясь, изгибаясь и разгибаясь, подкрадываясь и подтягиваясь, оно спускалось с горы! Кровожадное и кошмарное чудище на тридцати шести гибких ногах, длиннее, чем дюжина тел его бездыханных жертв!

— Теперь мы пропали! — вскричала принцесса Созанелла. — Либо нас сожрет чудовище, либо схватят мерзкие таддо-тролли!

— Не теряй надежды! — прошептал Дантинет. — Ибо это — исконный враг троллей! Гляди, оно отворачивает свой черный лик от нас, дабы взглянуть на Тадо! Оно поворачивается, показывая нам свое брюхо цвета голубой гнили! Тролли визжат и верещат, но слишком поздно! Чудище хватает их и запихивает себе в пасть. Теперь мы должны поспешить прочь через пещеры и пустыни, ибо ныне Ужас послужил во благо!»

Герсен медленно отложил бумагу. Фамбер! Новое упоминание о мифической планете. Ксавер Макинелло, инженер, руководивший окраской форта, принес образцы красочных покрытий. Герсен нетерпеливо разложил их перед собой, рядом с набросками форта. Между ними была очевидная разница. Макинелло с озабоченным видом склонился над столом.

— Тут не может быть никакой ошибки! Я строго следовал спецификациям!

Герсен внимательно рассмотрел образцы.

— Если это действительно так, то при каком освещении образцы красок будут выглядеть так же, как на рисунке?

Макинелло задумался.

— Цвета образцов выглядят явно холоднее, чем на рисунке. Давайте пройдем в лабораторию.

В лаборатории Макинелло установил образцы в колорметр.

— Вас интересует стандартная освещенность?

— Меня интересует тип звезды. Я полагаю, что это то же самое?

— Немного другое — из-за различий в звездных атмосферах. Но я могу легко пересчитать результат к стандартной звездной последовательности. Давайте начнем с 4000°. — Макинелло покрутил верньер, щелкнул переключателем и поглядел в компаратор. — Неплохо. — Он подкрутил верньер. — Вот оно: 4350°. Можете сами убедиться.

Герсен взглянул в окошко компаратора. Образцы красок теперь выглядели в точности так же, как цвета на рисунке.

— Цветовая температура 4350°. Соответствует звезде класса К?

— Сейчас уточню. — Макинелло заглянул в справочник. — Класс G-8.

Собрав наброски и образцы, Герсен вернулся к себе в комнату. Факты понемногу накапливались. Неизвестная планета вращалась вокруг звезды класса G-8 и сила тяготения на ней составляла 0,84. И подозрительно часто появлялись ссылки на легендарную планету Фамбер… Герсен позвонил в УТКС и заказал сводку упоминаний — исторических, гипотетических, фантастических, маразматических, всяческих — о местоположении потерянной планеты Фамбер. Через полчаса он получил папку с несколькими десятками выдержек. Интересных среди них почти не было, наиболее подробные сведения содержались в общеизвестной детской считалке:

Если Сириус в путь тебя провожал,

И к норду ты Ахернар держал,

Прямо по звездному краю лети,

И Фамбер засияет тебе впереди.

Информация, содержащаяся в первых двух строчках, могла быть использована, но от третьей и четвертой не было никакого прока. Изучение форта тоже не могло принести ничего больше. Герсен решил, что зашел в тупик. Где-то в пространстве был мир, на котором Кокор Хеккус хотел использовать металлического монстра. Этот мир мог быть родиной Алюз Ифигении Эперже-Токай, оценившей себя в десять миллиардов севов. Этот мир мог быть мифическим Фамбером. Но способа установить это не было.

В дверях появился Майрон Пэтч. На его круглом лице застыло напряженное и обвиняющее выражение. Пэтч минуту глядел на Герсена, потом похоронным голосом объявил:

— Прибыл Зеуман Отуал.

ГЛАВА VII

«Эволюция человечества никогда не протекала гладко и равномерно, но всегда была циклическим процессом, который при детальном историческом рассмотрении кажется почти конвульсивным. Племена смешивались и сливались, образуя нации и расы, а затем приходили времена миграции, изоляции и образования новых племен.

В течение тысячелетия расселения человека в космосе доминировал именно этот последний процесс. Изоляция, специфические условия, инбридинг создали десятки новых расовых типов. Но теперь Ойкумена достигла стационарного состояния, оживились связи и обмен между планетами и, похоже, маятник качнулся в обратную сторону.

Не только в Ойкумене! Всегда есть люди, которые рвутся вперед, в неизведанную глушь. Никогда изоляция не была так легка, никогда личная свобода не доставалась так дешево!

Хорошо ли это? Все полагают, что да. Ойкумена, возможно, будет вынуждена расширяться. Могут возникнуть другие Ойкумены. Человечество может столкнуться с владениями другой расы, поскольку в избытке существуют данные о том, что иные существа странствовали по звездам задолго до нас, и никто не знает, куда и почему они исчезли».

(Из введения к книге «Краткая история Ойкумены» Альбета Б. Холла)

— Куда прибыл Зеуман Отуал? — спросил Герсен. — В мастерские?

— Нет, в Патрис. Он интересовался, почему я оставил ему записку. — Выражение лица Пэтча стало еще более обвиняющим. — Я не знал, что сказать ему… — Унизительно разговаривать вежливо с человеком, который тебя ограбил…

— Что вы ему сказали?

Пэтч беспомощно развел руками.

— А что я мог сказать, кроме правды? Что мы разработали способ усовершенствовать форт.

— Мы?

— Разумеется, я имел в виду инженерную компанию Пэтча.

— Он заинтересовался?

Пэтч мрачно кивнул.

— Он заявил, что у него новые указания от его хозяев. Скоро он будет здесь.

Герсен задумался. Зеуман Отуал мог быть, а мог и не быть одной из многочисленных личин Кокора Хеккуса; Кокор Хеккус мог знать, а мог и не знать, что именно Герсен побывал в Скузе. Он поднялся на ноги.

— Когда появится Зеуман Отуал, примете его в своем офисе. Меня представите как Говарда Уолла, начальника цеха или главного инженера — на ваше усмотрение. Не удивляйтесь ничему, что я скажу, и никаким изменениям в моей внешности.

Пэтч напряженно кивнул, повернулся и ушел. Герсен отправился в главную душевую комнату, где был богатый выбор тонировок для кожи. Он выбрал экзотическую двойную комбинацию — пурпурно-каштановый цвет с зеленоватым оттенком, расчесал волосы на прямой пробор и опустил их на щеки, как было принято у Белых Локонов. У него не было смены одежды, чтобы завершить маскировку, поэтому он одел белый лабораторный халат. Подумав, он решил, что этого мало и добавил еще пару филигранных золотых сережек и золотой наносник, которые забыл в ванной один из самых крутых заводских модников. Теперь он был так разряжен, что не узнал себя, взглянув в зеркало.

Он прошел по коридору к офису Пэтча; секретарша изумленно взглянула на него, но Герсен молча прошел мимо нее в кабинет. Увидев его, Пэтч быстро спрятал оружие, которое рассматривал, встал и важно спросил:

— Слушаю вас, сэр. Что вам угодно?

— Меня зовут Говард Уолл, — ответил Герсен.

— Говард Уолл? — Пэтч задумчиво нахмурился. — Я вас знаю? Ваше имя кажется мне знакомым.

— Естественно, — раздраженно заметил Герсен. — Я называл его вам десять минут назад.

— Ох, Герсен, это вы? Ну и ну! — Пэтч откашлялся и уселся на место. — Здорово вы меня провели, но к чему все эти регалии?

— Для Зеумана Отуала. Он меня не знает, и я хочу, чтоб и не узнал.

Лицо Пэтча помрачнело.

— Мне неприятно иметь дела с преступниками, это бросит тень на доброе имя моей фирмы — а это самое дорогое, что у меня есть.

Герсен воздержался от напрашивавшегося ответа.

— Не забудьте, — меня зовут Говард Уолл, главный инженер.

— Как вам будет угодно, — с достоинством ответил Пэтч.

Через пять минут секретарша объявила, что пришел Зеуман Отуал. Герсен подошел к двери, открыл ее и Зеуман Отуал быстро вошел в кабинет. У него была поразительная двухцветная, черная и темно-коричневая тонировка лица; длинный крючковатый нос, вытянутая нижняя челюсть и острый подбородок; он носил высокие заостренные ушные раковины из гагата и перламутра, придававшие чертам лица вид выпирающих костей. Герсен попытался сравнить его с человеком, которого он видел в Скузе. Было ли между ними сходство? Определенно. Отуал был сложен так же, но типы лица резко отличались. Герсен слышал рассказы о пластичной плоти, но здесь было нечто большее, чем набитые щеки или удлиненный нос.

Зеуман Отуал испытующе поглядел на Герсена, а затем на Пэтча, который неуверенно поднялся на ноги и пробормотал.

— Знакомьтесь. Говард Уолл, мой главный инженер.

Отуал вежливо кивнул.

— Похоже, ваше предприятие расширяется.

— Я был вынужден нанять его, — проворчал Пэтч. — Кто-то же должен был руководить делом, пока меня не было — из-за вас!

Отуал небрежно махнул рукой.

— Вам следует забыть об этом инциденте. У моего нанимателя есть свои причуды: его никаким образом нельзя назвать скупым — он лишь хочет получить товар, соответствующий щедрому вознаграждению. Мистер Уолл знает, кого я представляю?

— Безусловно. И он понимает необходимость секретности.

Герсен кивнул, подтверждая слова Пэтча.

Зеуман Отуал слегка пожал плечами.

— Очень хорошо, мистер Пэтч. Я согласен с вами. Что теперь?

Пэтч ткнул пальцем в сторону Герсена и заявил с тяжеловесной иронией:

— Мистер Уолл понимает природу наших прежних трудностей и имеет несколько новых идей.

Казалось, Отуал не заметил мрачного тона Пэтча.

— Я с удовольствием их выслушаю.

— Сначала я хотел бы выяснить, заинтересовано ли по-прежнему лицо, которое вы представляете, в устройстве, описанном в первоначальном контракте? — поинтересовался Герсен.

Отуал пожал плечами.

— Вероятно, да, если наши требования выполнены. Мой хозяин был недоволен неуклюжими движениями первой модели. Ноги двигались скованно и угловато, как ножницы.

— Это была единственная трудность? — уточнил Герсен.

— Безусловно, это была главная трудность. Мы предполагаем, что объект был построен в соответствии с высокими стандартными качествами, свойственными инженерной компании Пэтча.

— Разумеется! — заявил Пэтч.

— Тогда трудностей больше нет, — сказал Герсен. — Мы с мистером Пэтчем сконструировали систему, с помощью которой может быть запрограммировано и исполнено любое мыслимое движение ног.

— Если это действительно так, и если эта система отвечает нашим требованиям и надежности, то это хорошая новость.

— Давайте лучше обсудим вопрос о сумме компенсации, — предложил Герсен. — Я, разумеется, говорю от имени мистера Пэтча. Он хотел бы получить полную сумму по первоначальному контракту плюс стоимость модификации с учетом нормальной прибыли.

Отуал на минуту задумался.

— Минус уже выплаченные суммы, конечно. 427.685 севов, если я не ошибаюсь.

Пэтч что-то возмущенно забормотал, брызгая слюной. Отуал брезгливо усмехнулся.

— Ожидаются дополнительные расходы, — сухо добавил Герсен. — На сумму 427.685 севов. Они должны быть включены в общую сумму контракта. Отуал начал протестовать, но Герсен предостерегающе поднял руку. — Мы не собираемся это обсуждать. Мы готовы достроить механизм, но мы настаиваем на оплате согласно нашим условиям. Разумеется, если ваш хозяин пожелает лично провести переговоры, мы будем рады его выслушать.

Отуал холодно рассмеялся:

— В этом нет необходимости. Я согласен. Мой хозяин заинтересован в скорейшем исполнении заказа.

— Тем не менее, не в обиду вам будь сказано, мы предпочли бы иметь дело с вашим хозяином во избежание возможных недоразумений.

— Это исключено. Он чрезвычайно занят в другом месте. Но к чему беспокоиться? Я обладаю всеми полномочиями для подписания контракта.

Пэтч беспокойно задвигался; его прерогативы были беззастенчиво узурпированы так называемым партнером, единственный вклад которого в инженерную компанию Пэтча заключался в выкупе, внесенном на Обменном Пункте.

Герсен пытался одновременно следить за Пэтчем и Отуалом, поскольку от обоих можно было ждать неприятностей.

— Хорошо, мы согласны, — сказал он Отуалу. — Сейчас мы ожидаем очередного платежа — примерно на полмиллиона севов.

— Исключено, — отрезал Отуал. — Мой хозяин сейчас вовлечен в предприятие, требующее полной концентрации всех его ресурсов.

Пэтч начал закипать:

— Вы мне заплатите, вы…

Герсен торопливо заговорил:

— Допустим, что механизм закончен и готов к отправке. Как мы можем быть уверены в том, что получим свои деньги?

— Я даю вам свое слово, — заявил Отуал.

— Ба! — проворчал Пэтч. — Этого мало. Вы уже раз обманули меня, обманете и в другой раз, если представится случай.

Отуал с видом оскорбленной невинности повернулся к Герсену.

— Если мы, смешно сказать, не выполним своих обязательств, то вам следует лишь задержать отправку. Это очень просто.

— И что мы по-вашему будем делать с самоходным фортом на тридцати шести ногах? — язвительно осведомился Герсен. — Нет. Мы настаиваем на выплате одной трети немедленно, одной трети — после испытаний и последней трети — после доставки.

— Они должны оплатить простои и убытки, — пробормотал Пэтч. — Десяти тысяч мало. — Я требую, сто… нет, двести тысяч. Мои неудобства, мое похищение…

Пререкания продолжались. Отуал потребовал детально описать новый привод для ног форта; Герсен уклончиво отвечал, тщательно подбирая слова:

— Мы использовали гибкие сочленения, строго соответствующие спецификациям. Они приводятся в действие гидравлическим приводом специальной конструкции с электронным управлением, обеспечивающим абсолютную гибкость.

Отуал наконец сдался:

— Мы могли бы передать заказ другой фирме — но жаль потерянного времени. Когда вы можете гарантировать доставку? В контракте следует обязательно предусмотреть штраф за срыв сроков.

Вновь разгорелся спор, Пэтч вскочил и перегнулся через стол, потрясая кулаком под носом у Отуала, который брезгливо откинулся в кресле.

Наконец сделка была заключена. Отуал пожелал осмотреть наполовину законченный форт, и Пэтч, ворча, повел его в цех. Герсен шел сзади, изучая фигуру Отуала. Широкие плечи, узкие бедра, легкая уверенная поступь пантеры, — все это очень напоминало Билли Уиндла, но в равной степени это напоминало и великое множество других мускулистых и энергичных людей.

Отуал был удивлен, увидев, что техники уже приступили к работе. Мрачно улыбаясь, он обернулся к Герсену:

— Вы ожидали, что я соглашусь?

— Конечно, — только после того, как выторгуете все, что можно.

Отуал рассмеялся:

— Точная оценка ситуации. Вы умный человек, мистер Уолл. Вы когда-нибудь бывали в Глуши?

— Никогда. Я ортодоксален и не люблю приключений.

— Странно, — задумчиво заметил Зеуман Отуал. — Тех, кто работал в Глуши, окружает некая почти неуловимая атмосфера. Мне казалось, что я ощущаю ее вокруг вас. По-видимому, я ошибся. — Он обернулся к форту. — Ну что же, все выглядит неплохо, осталось только установить наружное покрытие.

— Не могли бы вы удовлетворить наше любопытство и объяснить, какова его конечная цель?

— С удовольствием. Мой хозяин проводит много времени на отдаленной планете, населенной дикарями. Путешествуя по планете, он подвергся грубым оскорблениям. Он хочет безопасности, которую и должен обеспечить форт.

— Так форт, — чисто оборонительное сооружение?

— Разумеется. О моем хозяине распространяют много несправедливых слухов. Лично я нахожу его вполне благоразумным. Он предприимчив, любит риск, порой бывает излишне беззаботен, наделен самым живым воображением из всех ныне живущих людей — но он, безусловно, благоразумен.

Герсен задумчиво кивнул:

— Насколько я понимаю, он использует воображение для измышления новых ужасов.

— Страх перед поступком, — нравоучительно заметил Зеуман Отуал, — немного лучше и эффективнее жестокого поступка. Вы так не думаете?

— Возможно, вы правы. Но мне кажется, что человек, настолько одержимый абстрактной идеей ужаса, должен сам страдать от множества необычных страхов.

Отуал выглядел пораженным.

— Я не задумывался над этим, — пробормотал он. — Пожалуй, я согласен с вами. Человек, наделенный даром эмпатии, проживает сотни жизней — он чувствует радости, горести, восторги и разочарования и, разумеется, страхи, далеко превосходящие горизонт ощущений обычного человека. Он сильно радуется, сильно горюет, сильно боится, — но ни за что не откажется от этого.

— И чего же он боится больше всего?

— Это не секрет — смерти. Он не боится ничего другого — и уже предпринял ряд экстравагантных шагов, чтобы избежать ее.

— Вы говорите очень уверенно, — заметил Герсен. — Вы хорошо знаете Кокора Хеккуса?

— Не хуже любого. И учтите, я ведь человек с развитым воображением.

— Я тоже! — заявил Пэтч. — Но я не веду свои финансовые дела через Обменный Пункт.

Зеуман Отуал спокойно рассмеялся:

— Печальный эпизод, который я предложил бы считать законченным и забыть навсегда.

— Вам легко говорить, — пожаловался Пэтч. — Вас не отрывали на два месяца от вашего дела.

Они вернулись в офис, и Отуал с довольно мрачным видом выписал чек на полмиллиона севов, затем очень грациозно отбыл. Герсен немедленно отвез чек в местное отделение Банка Ригеля, где его проверили и перевели деньги на счет компании Пэтча.

Вернувшись на завод, он обнаружил Пэтча в воинственном настроении. Пэтч предложил Герсену забрать полученный от Отуала аванс и расторгнуть партнерство, но получил решительный отказ. Тогда он начал туманно бормотать о сделках, совершенных под угрозой насилия и угрожать закрыть завод, пока суд не разберется, что к чему. Герсен высмеял его:

— Вы не можете закрыть завод. Контрольный пакет акций у меня.

— Я не понимал, что имею дело с мошенниками и бандитами! — взвыл Пэтч. — Я не понимал, что доброе имя компании Пэтча будет замарано навсегда! Монстры! Бандиты! Убийцы! Террористы! Боже мой, во что я впутался?

— В конце концов вы получите свой завод обратно, — утешил его Герсен. — И с немалой прибылью, не забывайте.

— Если меня снова не упекут на Обменный Пункт, — вяло вздохнул Пэтч. — Ничего лучшего я не жду.

Внезапно Герсен пробормотал тихое сдержанное проклятие. Пэтч был изумлен этим первым открытым проявлением эмоций со стороны Герсена.

— Что стряслось?

— Я упустил одну вещь, просто позабыл о ней.

— А именно?

— Я мог бы приставить к Зеуману Отуалу шпик-птицу. Или просто проследить за ним.

— К чему беспокоиться? Он остановился в Халькшир-отеле. Позвоните ему, если он вам нужен.

— Ну, конечно. — Герсен подошел к видеофону и позвонил портье Халькшир-отеля. Ему сообщили, что в настоящее время Зеуман Отуал в отеле не проживает, но любое послание для него будет рано или поздно доставлено адресату. Герсен вернулся к Пэтчу. — Подозрительный мошенник. Он бы наверняка провел и шпик-птицу.

Пэтч разглядывал Герсена с новым и напряженным интересом.

— Я так и думал с самого начала.

— Что-что?

— Вы — ласка!

Герсен рассмеялся и покачал головой:

— Я просто самый обычный Кирт Герсен.

— Как же, — спросил Пэтч с хитрой улыбкой, — вы добудете шпик-птицу, если вы не из полиции или МПКК?

— Это довольно просто, если знаешь нужных людей. Давайте-ка лучше займемся нашим монстром.

На следующий день Зеуман Отуал позвонил по видеофону и сообщил, что покидает планету, но вернется через два месяца и рассчитывает, что к тому времени форт будет готов.

А на следующий день в газетах появились сенсационные новости. В течение одной ночи пять самых богатых семейств Кумберленда лишились одного или нескольких членов.

— Вот зачем Зеуман Отуал прилетал на Крокиноль, — сказал Герсен Пэтчу.

Работа над фортом близилась к завершению, что очень радовало Пэтча, но беспокоило Герсена. Зеуман Отуал либо был Кокором Хеккусом, либо нет. И если нет, то как вынудить его раскрыть место пребывание Кокора Хеккуса?

Герсен от души надеялся, что Кокор Хеккус явится собственной персоной, чтобы принять работу. Если же нет… Герсен некоторое время забавлялся идеей устроить в форте секретную капсулу и спрятаться в ней, но потом отбросил ее — форт был слишком мал для этого. Быть может, он сможет сопровождать форт в качестве инструктора или эксперта? Но если форт действительно доставят на Фамбер, то Герсен рискует остаток жизни провести в ссылке или в рабстве.

Затем ему пришла в голову совершенно другая идея, и он потратил несколько дней, претворяя ее в жизнь. Управляющие импульсы от контрольного механизма форта проходили по электронному «спинному мозгу», ответвляясь в каждом сегменте. В месте соединения этого «спинного мозга» с головой Герсен установил выключатель, связанный с ячейками, установленными по обе стороны головы. Если газ в этих ячейках ионизировать — например, выстрелом из маломощного лучемета, то через ячейки потечет ток, выключатель сработает и форт станет неподвижным минут на десять.

Тем временем продолжалась установка внешней обшивки. Двигатели и привод были проверены и отрегулированы; действие ног испытано при различных аллюрах и, наконец, форт был готов.

На рассвете он был закрыт брезентом, выведен на улицу, погружен в грузовой вертолет и доставлен в безлюдную местность на юге для полевых испытаний. Пэтч гордо восседал за пультом управления. Форт плавно двигался через канавы и кустарник, уверенно поднимался на холмы. Несколько мелких неполадок было замечено и устранено. За несколько минут до полудня форт перевалил низкий скалистый гребень и на полном ходу вломился в лагерь Ассоциации Любителей Естественной Жизни. Сотня любителей природы подняли глаза от своей полуденной трапезы, одновременно завопили от ужаса и с визгом бросились врассыпную.

— Еще один успех, — заметил Герсен. — Мы теперь можем с чистой совестью гарантировать способность форта наводить на людей ужас.

Пэтч остановил форт, развернул его и вновь перевалил через хребет. В сумерках его вновь закутали в брезент и доставили обратно на завод.

Зеуман Отуал позвонил на следующий день, словно обладал даром ясновидения. Пэтч заверил его, что все в полном порядке и что он может хоть завтра лично испытать форт. Отуал согласился, и форт вновь был закутан в брезент, выведен на улицу и доставлен в заброшенные земли за Хрустальными Иглами. Отуал прилетел следом на небольшом неброском аэрокаре.

Герсен, в коричневатой двухцветной раскраске и золотых побрякушках, сел за пульт управления и форт вновь плавно взбегал на холмы и спускался в лощины.

Оружие, согласно условиям контракта, не устанавливалось; однако «газовые мешки» и «пахучие железы» форта были заряжены дымовыми шашками и подкрашенной водой, и они продемонстрировали способность распылять, выпускать газ и опрыскивать точно и аккуратно. Отуал сошел на землю, постоял, наблюдая, как форт движется туда-сюда, затем снова забрался в кабину и сел за пульт управления. Говорил он очень мало, но весь его вид выражал удовлетворение. Пэтч, тоже молчаливый сегодня, явно поздравлял себя с тем, что это дурно пахнущее приключение, похоже, подходит к концу.

На закате, когда форт был доставлен обратно в Патрис, Герсен, Пэтч и Отуал собрались в офисе Пэтча. Отуал, глубоко задумавшись, прохаживался туда и обратно.

— Форт вроде бы функционирует неплохо, — заявил он наконец, — но, честно говоря, я считаю цену несколько завышенной. Я порекомендую своему хозяину осмотреть механизм лишь в том случае, если цена будет снижена до разумной и приемлемой цифры.

Пэтч побагровел и откинулся в кресле.

— Что? — взревел он. — И вы осмеливаетесь стоять здесь и такое говорить? После всех наших хлопот, после всего, что нам пришлось пережить, пока мы делали эту проклятую штуковину?

Зеуман Отуал холодно взглянул на Пэтча:

— Криком делу не поможешь. Я уже объяснил…

— Мы отвечаем — нет! Вон отсюда! И не возвращайтесь, пока не отдадите все, что вы нам должны — все до последней монетки! — Пэтч двинулся вперед. — Убирайтесь вон или я вышвырну вас отсюда! Ничто не доставит мне большего удовольствия… — он схватил Отуала за плечо и стал подталкивать к двери. Отуал легко освободился от захвата и рассеянно улыбнулся Герсену, как будто забавляясь с яростно нападающим на него котенком. Пэтч вновь схватил его. Отуал сделал легкое движение и Пэтч перелетел через всю комнату, ударился головой о свой письменный стол и рухнул на пол.

Отуал повернулся к Герсену:

— Может, вы тоже хотите попробовать?

Герсен покачал головой.

— Я хочу только строго исполнить контракт. Пригласите своего хозяина для окончательной проверки, затем, если он будет доволен, примите товар. Ни при каких обстоятельствах цена не будет снижена; более того, мы начнем начислять проценты за просроченные платежи.

Отуал рассмеялся и взглянул на Пэтча, который с трудом приподнялся и сел.

— У вас довольно выгодное положение. При подобных обстоятельствах я поступал бы так же. Очень хорошо. Я вынужден согласиться. Когда вы можете обеспечить доставку?

— Согласно условиям контракта, мы должны запаковать форт в пенопласт, загрузить в контейнер и доставить в космопорт. Это займет три дня — после окончательной приемки и расчета.

Зеуман Отуал кивнул:

— Очень хорошо. Я попробую связаться с хозяином, после чего я пришлю вам письменное подтверждение.

— Я полагаю, что теперь пришло время второго платежа, — заметил Герсен. Пэтч тер руками голову, с ненавистью глядя на Отуала.

— К чему беспокоиться? — беззаботно бросил Отуал. — Давайте отложим эти утомительные финансовые дела.

Герсен выразил решительное несогласие:

— К чему подписывать контракт, если вы не собираетесь выполнять его?

Пэтч поднялся на ноги и с целенаправленным видом двинулся вокруг стола. Герсен быстро шагнул назад и вытащил лучемет из полуоткрытого ящика стола. Отуал пренебрежительно рассмеялся.

— Вы только что спасли ему жизнь.

— Я спас ваш второй платеж, — ответил Герсен, — поскольку мне тогда бы пришлось убить вас.

— Ладно, ладно. Давайте не будем говорить о смерти; несуществование — слишком ужасная тема. Вы хотите получить ваши деньги. Удивительно утомительные люди. Еще полмиллиона, я полагаю?

— Именно. И последний платеж на сумму 681.490 севов завершит ваши расчеты с Инженерной компанией Пэтча.

Отуал медленно прошелся по кабинету.

— Мне придется сделать некоторые приготовления… Три дня на упаковку, вы говорили?

— Это разумный срок.

— Это слишком долго. Мы можем все упростить. Накройте форт брезентом и в полночь выведите его на улицу. Там его подцепит вертолет и доставит к нашему грузовому космолету.

— Тут есть одна трудность, — заметил Герсен. — В полночь банки будут закрыты, и некому будет подтвердить ваш чек.

— Я привезу деньги наличными, второй и третий платежи вместе.

Строго говоря, Герсену было наплевать на деньги; но вдруг ему показалось очень важным не допустить, чтобы Пэтча второй раз обвели вокруг пальца. Он заставил себя рассмотреть ситуацию в более широкой перспективе и осторожно спросил:

— А что скажет ваш хозяин?

Зеуман Отуал нетерпеливо взмахнул рукой.

— Я беру всю ответственность на себя. Он занят в другом месте и предоставил мне необходимые полномочия. Ну, что вы скажете?

Герсен горько улыбнулся. Был ли этот человек с ястребиным лицом Кокором Хеккусом или не был? Иногда Герсену казалось, что, безусловно, был, в следующую минуту он был так же твердо уверен в обратном. Герсен решил потянуть время.

— Сначала решим еще один вопрос — о техническом обслуживании. Вы ожидаете, что мы предоставим вам эксперта?

— Если нам понадобится эксперт, мы вам сообщим. Но у нас есть свой собственный технический персонал, который, собственно, и разработал эту конструкцию. Я не думаю, что эксперт нам понадобится.

Пэтч с трудом приподнялся в кресле.

— Убирайтесь вон! — прохрипел он. — Оба убирайтесь вон! Убийцы, бандиты! И вы, Уолл, или Герсен, или как вас там еще! Я не знаю, какую игру вы ведете, но убирайтесь отсюда!

Герсен мельком взглянул на него и равнодушно отвернулся. Зеуман Отуал выглядел довольным. Герсен предложил:

— Если вы хотите забрать форт в полночь, внесите заранее в банк полную сумму. Мы не желаем возиться с наличными, проверять их фальшметром и таскать с собой до открытия банков. Вы и ваш хозяин, разумеется, исключительно порядочные и благородные люди, но ведь в мире существует много других мошенников. Как только банк подтвердит получение денег, можете забирать форт.

Зеуман Отуал мрачно взглянул на него и резко сказал:

— Пусть будет так, как вы хотите. — Он бросил быстрый, как бросок змеи, взгляд на часы. — Время еще есть. В каком банке у вас счет?

— В банке Ригеля, главное отделение в Старом Городе.

— Через полчаса вы можете навести справки. В полночь я заберу форт.

Герсен повернулся к Пэтчу, с некоторым опозданием вспомнив о своей роли служащего.

— Одобряете ли вы эту договоренность, мистер Пэтч?

Пэтч проворчал нечто нечленораздельное, но Герсен и Отуал предпочли счесть это согласием. Зеуман Отуал откланялся и отбыл. Герсен повернулся и взглянул на Пэтча, Пэтч с ненавистью уставился на Герсена. Герсен подавил желание поджарить его на медленном огне и уселся в кресло.

— Мы должны обсудить наши планы на будущее.

— Какие еще планы? Как только деньги окажутся в банке, я намерен выкупить вашу долю в компании Пэтча. Я готов истратить все до последнего цента, чтобы избавиться от вас.

— Вы удивительно неблагодарны, — заметил Герсен. — Если бы не я, вы бы еще сидели на Обменном Пункте.

Пэтч горестно кивнул:

— Вы внесли за меня выкуп ради своих собственных целей. Я не имею ни малейшего представления, в чем они состоят, но твердо знаю одно — со мной они не имеют ничего общего. Как только деньги будут в банке, я выкуплю вашу долю; я заплачу любую дополнительную сумму — в пределах разумного — и распрощаюсь с вами с величайшим облегчением.

— Дело ваше, — сказал Герсен. — Я не намерен оставаться там, где меня не хотят видеть. Что касается дополнительного вознаграждения — округлите сумму до полумиллиона севов.

Пэтч важно надул щеки.

— Это будет исключительно удовлетворительно. Через полчаса Пэтч позвонил в местное отделение банка Ригеля, вставил свою кредитную карточку в приемную щель видеофона и получил подтверждение перевода 1.181.490 севов на его текущий счет.

— В таком случае, — распорядился Пэтч, — пожалуйста, откройте счет на имя Кирта Герсена и переведите на него полмиллиона севов.

Перевод был оформлен и подтвержден подписями и отпечатками пальцев Пэтча и Герсена. Когда все было завершено, Пэтч повернулся к Герсену и предложил:

— Дайте мне теперь расписку и уничтожьте договор о партнерстве.

Герсен так и сделал.

— А теперь, — заявил Пэтч, — будьте так добры, уходите отсюда и больше не возвращайтесь.

— Как вам будет благоугодно, — вежливо ответил Герсен. — Сотрудничество с вами было исключительно полезным. Я желаю вам и вашей компании всяческого процветания и хочу дать вам последний совет: после доставки форта постарайтесь снова не попасться похитителям.

— На этот счет не беспокойтесь. — Пэтч оскалил зубы в волчьей усмешке. — Я не зря называюсь инженером и изобретателем. Я сконструировал защитную систему, которая вышибет дух из любого, кто дотронется до меня! Пусть похитители поберегутся!

ГЛАВА VIII

Любимая поговорка Раффлзов, взломщиков-любителей, звучит так:

Деньгу потерял — ничего не терял.

Честь потерял — кое-что потерял.

Кураж потерял — все потерял.

Ночь на планетах Скопления Ригеля редко была по-настоящему темной. Для миров, занимающих подходящее положение на орбите, Голубой Компаньон сиял как маленькая яркая луна; для всех миров ночное небо освещали несколько других планет Скопления.

На Крокиноле Голубой Компаньон был виден лишь как вечерняя звезда. Такое положение должно было продолжаться еще около сотни лет, благодаря гигантской протяженности орбит в Скоплении и соответственно огромным периодом обращения. Так, период обращения Крокиноля составлял 1642 года.

Полночь на Крокиноле была не темнее и не светлее, чем на любой другой планете Скопления. Патрис не многое мог предложить по части ночной жизни, да и эти скромные ночные развлечения были сосредоточены в прибрежных ресторанах Нового Города. Старый Город был погружен во мрак и речной туман, в котором выделялся единственный освещенный островок — завод Пэтча.

За полчаса до полуночи Герсен тихо прошел по пустынным улицам. Голубой Компаньон давно зашел; уличное освещение состояло из размещенных с большими интервалами тускло светящихся шаров, окруженных из-за тумана золотистыми гало. Воздух был насыщен запахами мокрого кирпича, прибрежных доков, грязевых равнин дельты реки. Эта своеобразная смесь была характерной и уникальной чертой Старого Города. Напротив завода Пэтча высился ряд зданий с высокими фронтонами и глубоко врезанными затененными арками. Перебегая из одного темного подъезда в другой, Герсен подобрался к освещенным воротам цеха Б настолько близко, насколько счел возможным и благоразумным, прислонился спиной к сырым кирпичам, ослабил застежки и ремни, поддерживающие его оружие, и приготовился ждать. Он был одет в черное, подкрасил лицо в черный цвет и надел темные очки, чтобы скрыть блеск глаз, и теперь полностью слился с ночным мраком.

Время шло. Через открытые ворота цеха был виден передний конец форта, укрытый брезентом, да время от времени пробегал один из техников. Однажды появилась массивная фигура Пэтча, который подошел к воротам и озабоченно взглянул на небо.

Герсен взглянул на часы: без пяти двенадцать. Он достал и одел инфракрасные очки, и улица немедленно показалась ему ярко освещенной, хотя и окрашенной в нереальные тона. Распределение светотени тоже было частично искаженным — яркий свет, падавший из открытых дверей цеха, был скомпенсирован управляемым фильтром и казался темным пятном. Герсен поглядел на небо, но ничего не увидел.

За минуту до полуночи Пэтч опять вышел на улицу. На поясе у него вызывающе висели два тяжелых лучемета, на шее — микрофон, явно хорошо подготовился. Подозрительно глянув на небо, Пэтч вернулся в здание. Минута прошла. Издалека, от Мерлисаны, колоссальной статуи женщины, стоящей по колено в море, донесся гнетущий протяжный гудок, отмечавший полночь. Высоко в небе послышался шум грузового вертолета. Он снизился и завис над улицей. Герсен прищурился и нерешительно поднял гранатомет. Вертолетом, разумеется, управляли сообщники Кокора Хеккуса. Если их прикончить, Галактика только выиграет… Но где сам Кокор Хеккус? Герсен вновь проклял неопределенность, не дававшую ему спустить курок. Появился маленький аэрокар. Он описал вираж и опустился прямо на улицу метрах в тридцати от Герсена. Герсен отступил дальше в тень и сдвинул на лоб инфракрасные очки — теперь они ему только мешали.

Из аэрокара вышли два человека. Герсен застонал от разочарования — ни один из них не был Зеуманом Отуалом, ни один не мог быть Кокором Хеккусом. Оба были невысокие, плотные, темнокожие. Оба были одеты в облегающие темные костюмы с капюшонами. Они быстро подошли к воротам, заглянули внутрь, и один из них сделал нетерпеливый жест рукой. Герсен опустил инфраочки и взглянул на грузовой вертолет. Тот по-прежнему висел над улицей. Герсен поднял инфраочки и вновь перенес внимание на людей, вышедших из аэрокара. Из ворот цеха, неубедительно напуская на себя воинственный вид, вышел Пэтч. Он остановился и заговорил. Двое вновь прибывших коротко кивнули, и один из них бросил несколько слов в микрофон.

Пэтч повернулся и махнул рукой, окутанный брезентом форт вышел на улицу. Вертолет опустился и завис над ним. Герсен внимательно наблюдал за происходящим, и в нем росла уверенность в том, что цепь событий, начавшихся на эспланаде Авенты, готова вот-вот оборваться.

Пэтч шагнул назад в цех, держа обе руки на рукоятках лучеметов. Люди в черном не обращали на него никакого внимания. Они взобрались на форт и начали прикреплять к болтам вдоль спинного гребня форта десяток тросов, сброшенных с вертолета. Затем они спрыгнули на землю, и один из них махнул рукой. Тросы натянулись, форт поднялся и исчез в темноте. Люди в черном быстро направились к аэрокару, даже не оглянувшись на Пэтча, который, напыжившись, стоял в дверях и неприязненно глядел им вслед. Аэрокар взлетел и скрылся в темноте.

Двери цеха Б закрылись, и на улице вновь стало темно и пусто. Герсен немного расслабился. Он чувствовал себя проигравшим. Почему он хотя бы не сбил вертолет с фортом? Кокор Хеккус вполне мог быть на борту. А даже если и нет, то уничтожение форта разъярило бы его и вынудило к каким-нибудь ответным действиям.

Герсен очень хорошо знал, почему он не уничтожил форт. Его палец на спусковом крючке был скован нерешительностью. Он жаждал открытой схватки. Кокор Хеккус обязательно должен был узнать, кто его убил и почему. Просто подстрелить его из засады было бы хорошо, но мало.

Где и когда может представиться следующая возможность? Пожалуй, стоит заняться Зеуманом Отуалом. Герсен шагнул на улицу. Три темных фигуры изумленно шарахнулись от него. Кто-то хрипло вскрикнул приказ, и в глаза Герсену ударил яркий луч света, на мгновение совершенно ослепив его. Он на ощупь потянулся к оружию. Одна из фигур скользнула к нему, и резкий удар отбросил его руку. Другой человек взмахнул длинным гибким кабелем, который, как живой, обвил Герсена, приковав его руки к туловищу. Второй отрезок кабеля охватил его ноги. Герсен покачнулся и упал. Кто-то пинком отбросил в сторону его гранатомет и, нагнувшись, вытащил его лучемет и нож. Человек с фонарем подошел ближе и направил свет на лицо Герсена. Он хмыкнул:

— Неплохо. Этот парень — тот партнер, у которого деньги. — Это был холодный спокойный голос Зеумана Отуала.

Герсен возразил:

— Вы ошибаетесь. Пэтч выкупил мою долю акций.

— Чудесно… Значит у вас есть деньги. Обыщите его как можно тщательнее. Он может оказаться опасным.

Ловкие руки тщательно ощупали Герсена, обнаружили и вытащили его метательный нож, газовый баллончик с анодином, несколько других устройств, которые явно озадачили нападавших. Один из них сказал с почтительным удивлением:

— Этот парень — просто ходячий арсенал. Я бы не хотел столкнуться с ним один на один.

— Да, — задумчиво заметил Отуал. — Странный набор инструментов для инженера. Странный тип… Впрочем, это не важно. Вселенная полна странных типов. Теперь он — наш гость, и незачем дожидаться Пэтча.

Рядом с ними приземлился аэрокар. Герсена запихнули в грузовой отсек и аэрокар взмыл вверх.

Через некоторое время Зеуман Отуал заглянул в грузовой отсек.

— Вы странный человек, мистер Уолл. Вы были оснащены таким количеством оружия, что можно было подумать, что вы умеете с ним обращаться; вы укрылись так тихо и терпеливо, что мы, тоже тихие и терпеливые люди, даже не подозревали, о вашем присутствии, а потом, даже не оглядевшись, вы вдруг вышли на середину улицы.

— Это был глупый шаг, — согласился Герсен.

— Глупостью было ваше партнерство с Пэтчем. — Вам должно было быть ясно с самого начала, что этот надутый умник никогда не получит от нас ни гроша. Однажды мы обчистили его через Обменный Пункт. Теперь ваша очередь. Если вы согласны вернуть нам 1.681.490 севов немедленно, то мы тут же покончим с этим делом. Если же вы не заплатите — боюсь, вам придется совершить космическое путешествие.

— У меня нет такой суммы денег, — запротестовал Герсен. — Позвольте мне объяснить некоторые обстоятельства.

— У меня нет времени спорить с вами, — мне нужно далеко лететь и много сделать. Если у вас нет денег, все пойдет обычным путем.

— Обменный Пункт? — спросил Герсен, неприветливо улыбнувшись.

— Именно. Я желаю вам удачи, мистер Уолл, каково бы ни было ваше настоящее имя. Было очень приятно иметь с вами дело.

Зеуман Отуал вышел, и больше Герсен его не видел. Герсена перевели на космолет, где он оказался в компании трех детей, двух молодых девушек, трех женщин постарше и одного мужчины средних лет. Очевидно, это были люди из состоятельных семей Крокиноля, похищенные ради выкупа. Время шло. Герсен несколько раз ел и спал. Наконец корабль замер. Последовало привычное, но раздражающее ожидание выравнивания давления внутри корабля, затем пассажиров вывели на почву Сасани, затолкали в автобус и повезли через пустыню в Обменный Пункт.

Там их собрали в маленькой аудитории, и один из служащих провел брифинг.

— Леди и джентльмены, мы рады приветствовать вас и надеемся, что во время вашего пребывания у нас вы постараетесь расслабиться, отдохнуть и наслаждаться жизнью. Наши возможности не уступают первоклассному санаторию, и мы в определенной степени поощряем общение между гостями — в рамках общепринятых приличий. Мы всячески поощряем различные хобби — плавание, шахматы, теннис, музицирование и хроматил. У нас нет возможности для альпинизма, планерного спорта, марафонского бега или исследования пустынь Сасани. Мы предлагаем шесть классов обслуживания, от сверхроскошного класса АА до стандартного Е, не слишком шикарного, но, безусловно, комфортабельного. Существует восемь разновидностей меню, соответствующих основным гастрономическим вкусам народов Ойкумены. Для лиц, привыкших к более экзотическим блюдам, возможно специальное обслуживание за дополнительную оплату. Мы льстим себя надеждой, что все наши гости могут питаться если не с наслаждением, то с аппетитом.

Наши правила несколько строже, чем на обычном курорте, и я должен предупредить вас, что любые прогулки по пустыне могут принести только неприятности. Во-первых, там полно хищных насекомых; во-вторых, там нет ни еды, ни воды. В-третьих, туземцы, которые по ночам вылезают из своих берлог, являются людоедами. В-четвертых, мы считаем своим долгом охранять интересы клиентов, и чрезмерно предприимчивый индивидуум вскоре оказывается лишенным всех привилегий.

Сейчас я раздам вам бланки. Пожалуйста, укажите желательный класс обслуживания и меню. Внимательно прочтите список наших правил. Вы обнаружите, что обслуживающий персонал неизменно вежлив, но соблюдает определенную дистанцию. Им хорошо платят, так что не пытайтесь совать им чаевые. Мы с подозрением относимся к подобным поступкам и проводим тщательное расследование их мотивов.

Завтра вам будет предоставлена возможность связаться с лицами, которые могут аннулировать ваш взнос. Вот все, что я хотел сообщить. Благодарю за внимание.

Герсен внимательно ознакомился с бланком и выбрал класс Б, который одновременно с доступом ко всем развлечениям гарантировал ему определенное уединение. Ему случалось есть пищу почти всех народов Ойкумены — даже сандускеров, мрачно подумал он, вспомнив торговца с Ард-стрит, и он не был чрезмерно разборчив. Он выбрал «классическое меню» — меню Альфанора, Новой Земли и доброй трети населения Ойкумены.

Он прочитал «правила поведения» и не обнаружил ничего особенно интересного, кроме пункта 19: «Лица, проживающие в Обменном Пункте и по истечении первичного периода перешедшие в „доступную“ категорию, в первой половине дня должны оставаться в своих номерах, чтобы незаинтересованные посетители могли ознакомиться с ними».

Спустя некоторое время Герсена отвели в его номер, который оказался достаточно комфортабельным. В гостиной стоял письменный стол, несколько кресел, журнальный столик, полка с журналами. Стены были цвета мальвы с оранжевыми пятнами, потолок красновато-коричневый. Ванная комната содержала набор стандартных удобств. Кровать была узкая и довольно жесткая, инфрарадиатор свисал с потолка, как в старомодной сельской гостинице.

Герсен принял ванну, переоделся в чистую одежду, которую нашел в шкафу, улегся на кровать и стал обдумывать планы на будущее. Во-первых, было необходимо избавиться от депрессии и самобичевания, которые были его постоянным состоянием с того момента, когда фонарик Зеумана Отуала вспыхнул ему в лицо. Он чересчур долго считал себя неуязвимым, защищенным самой судьбой исключительно из-за возвышенности его устремлений. Вероятно, это было единственным его суеверным убеждением — считать, что пятеро негодяев, уничтоживших Маунт-Плезант, неизбежно один за другим падут от его руки. Одержимость этой идеей помешала ему совершить простейший поступок, диктуемый здравым смыслом — убить Зеумана Отуала, и теперь он расплачивался за это. Он должен пересмотреть свой взгляд на вещи. Он был самодовольным, негибким, дидактичным. Он вел себя так, будто успех его миссии был предопределен свыше, будто он наделен сверхъестественными силами. Все это, с горечью признал Герсен, было глубоким заблуждением. Зеуман Отуал захватил его до смешного легко. Это далось ему так дешево, что он даже не удосужился допросить Герсена, а просто сунул его в мешок с остальной добычей. Самолюбие Герсена было жестоко уязвлено. Раньше он даже не представлял себе, насколько он тщеславен. Ну что ж, сказал себе Герсен, если абсолютная изобретательность и абсолютная неукротимость действительно являются базисными элементами его натуры, настало время доказать это на деле.

Значительно успокоившись, Герсен принялся оценивать свое нынешнее положение. Завтра он может, если захочет, известить Пэтча о своем похищении. Но проку от этого не будет никакого. У самого Герсена были полмиллиона севов, выплаченные ему Пэтчем и, может быть, семьдесят-восемьдесят тысяч, оставшихся ему от деда. Назначенный за него выкуп был на миллион севов больше. Столько ему ни за что не собрать.

Если бы удалось убедить Кокора Хеккуса или Зеумана Отуала, что они с Пэтчем разделились, они могли бы попробовать снова похитить Пэтча и снизить выкуп Герсена до полумиллиона, который он получил за свой пай в компании. Но Пэтч достаточно умен, чтобы сейчас оказаться вне пределов досягаемости похитителей. Герсен может застрять на Обменном Пункте на месяцы, если не на годы. Постепенно расходы Обменного Пункта начнут съедать прибыль спонсора. Тогда выкуп будет уменьшен. Как только он достигнет полумиллиона, Герсен сможет выкупить себя. Разумеется, независимый покупатель может выкупить его раньше, но это было весьма маловероятно. Так что фактически Герсен должен был оставаться заключенным Обменного Пункта в течение неопределенного срока.

Попытаться бежать? Герсен никогда не слыхал об удачных побегах с Обменного Пункта. Даже если человеку удастся обмануть бдительность стражей и хитроумную систему контрольных лучей и электронных устройств, куда ему бежать? Пустыня была смертельно опасна днем и особенно ночью. Батареи автоматических пушек делали весь район недоступным для космических кораблей. Было всего два пути на свободу — смерть или выкуп. Неожиданно Герсен вспомнил Алюз Ифигению Эперже-Токай, девушку с Фамбера. Ее выкуп составлял фантастическую сумму — десять миллиардов севов. Интересно, насколько близок Кокор Хеккус к тому, чтобы собрать ее? Как было бы здорово выкупить Ифигению прямо из-под носа у Кокора Хеккуса! Безнадежная мечта — ведь он не может внести даже свой сравнительно скромный выкуп.

Прозвучал гонг, возвещающий начало ужина. Герсен прошел в столовую по коридору с голыми стенами и потолком из переплетенных стеклянных лент. Такие потолки были характерной чертой коридоров и переходов Обменного Пункта. Столовая была просторной комнатой с высоким потолком и серыми стенами. Гости сидели за небольшими индивидуальными столиками, еду им подавали с тележек, разъезжавших туда-сюда. В столовой отчетливо ощущалась тюремная атмосфера, более или менее незаметная в других помещениях. Герсен не мог точно определить ее источник и, подумав, решил, что это ощущение вызывается изоляцией гостей, отсутствием общения между людьми, сидящими за соседними столиками. Еда была синтетической, не слишком приятной на вид, не очень хорошо приготовленной и довольно скудной. Даже Герсен, который не был очень разборчив в пище, счел ее неаппетитной. Если таким было обслуживание по классу Б, подумал он, то что же подают в классе Е? Вероятно, почти то же самое.

После обеда наступил так называемый «час общения», который проходил в огромном зале с прозрачным куполом, позволявшим любоваться пыльной ночью Сасани. Все гости Обменного Пункта вечером собирались здесь, побуждаемые скукой и любопытством: кто прибыл, кто отбыл? Герсен подписал чек, взял в центральном киоске бумажный контейнер с пивом и уселся на скамью. В зале было около двухсот человек, старых и молодых, со всех концов Ойкумены. Некоторые из них играли в шахматы, некоторые прогуливались, остальные, подобно Герсену, сидели на скамьях и пили. Большого оживления не было, почти у всех на лицах было одинаковое выражение отвращения к Обменному Пункту и всему, с ним связанному, включая других гостей. Даже дети, казалось, были заражены этой общей тоской, хотя и проявляли большую склонность собираться группами. Среди присутствующих было около двадцати молодых женщин, которые выглядели еще более одинокими, недовольными и обиженными, чем остальные. Герсен с интересом рассматривал их, гадая, которая из них Ифигения. Если Кокор Хеккус так отчаянно жаждал обладать ею, она должна быть необычайно прекрасна. Но ни одна из присутствующих девушек, на взгляд Герсена, не отвечала этим требованиям. Невдалеке высокая девушка с ослепительно рыжими волосами задумчиво разглядывала свои длинные пальцы, каждый сустав которых был охвачен металлической лентой, что ясно указывало на ее принадлежность к Эгимандам с Копуса. Чуть подальше, лениво прихлебывая вино, сидела невысокая темнокожая девушка. Она казалась веселой и привлекательной, но была явно не из тех, кто оценит себя в десять миллиардов севов. Там были и другие девушки, но все они казались либо слишком молодыми, либо слишком старыми, или же не достаточно привлекательными — как молодая женщина, сидевшая на другом конце скамьи, на которой устроился Герсен. У нее была бледная кожа, цветом напоминавшая слоновую кость, чистые серые глаза, правильные черты лица и золотистые волосы. Короче говоря, она отнюдь не была непривлекательна, но вряд ли стоила десять миллиардов. Герсен не стал бы вновь рассматривать ее, если бы не надменный поворот ее головы и холодный решительный блеск глаз… В комнату, не глядя ни направо, ни налево, вошел служащий, с которым Герсен имел дело во время предыдущего визита. Как бишь его звали? Ах, да, Арманд Кошиль. И Герсену стало еще грустнее, чем раньше. Час общения заканчивался, и гости стали расходиться по своим комнатам, номерам и апартаментам.

Утренний завтрак — чай, сдобные булочки и компот — подали прямо в номер. Потом Герсена вызвали в центральное административное здание. Там он обнаружил еще несколько человек, вместе с которыми он прибыл на Обменный Пункт. Когда назвали его имя, он прошел в офис, где измученный клерк механически кивнул ему и отбарабанил стандартный текст:

— Мистер Уолл, садитесь, если хотите. С Вашей точки зрения, Ваше присутствие здесь — несчастье. С нашей точки зрения — Вы гость, к которому нужно относиться с заботой и уважением. Мы чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы улучшить мнение общества о нас и прилагаем к этому все усилия. Вашим спонсором является Кокор Хеккус. Он требует 1.681.489 севов, и я предлагаю Вам внести эту сумму.

— Я бы очень хотел, — ответил Герсен, — но это совершенно нереальное требование.

Клерк кивнул:

— Многие из наших гостей находят назначенные суммы чрезмерными. Как Вы знаете, мы не контролируем размер взноса; мы можем лишь призывать спонсора к умеренности, а гостя — к сотрудничеству. Итак, можете ли Вы выплатить эту сумму?

— Нет.

— А Ваша семья?

— Не существует.

— Друзья?

— У меня нет друзей.

— Деловые партнеры?

— Нету.

Клерк вздохнул:

— Тогда Вам придется оставаться тут, пока не произойдет одно из следующих событий. Спонсор может уменьшить свои требования до приемлемой суммы. Через пятнадцать дней после извещения Ваших друзей или знакомых Вы переходите в «доступный» статус, и Ваш взнос может быть аннулирован любым желающим, после чего Вы поступите в его распоряжение. Через некоторое время, если счета за стол и проживание не будут регулярно оплачиваться, мы будем вынуждены предложить Вас одному из незаинтересованных посетителей, чтобы покрыть наши расходы. Итак, что Вы решили?

— Я не могу уплатить эту сумму. Мне некого извещать.

— Мы сообщим это Вашему спонсору. Вы не могли бы назвать сумму, которую готовы заплатить?

— Около полумиллиона, — нерешительно ответил Герсен.

— Я сообщу это спонсору. Тем временем, мистер Уолл, я надеюсь, что Вы найдете пребывание здесь не слишком неприятным.

— Благодарю вас.

Герсен вернулся к себе в номер, а затем отправился на ленч в столовую.

В течение дня ему были доступны все разновидности отдыха, имеющиеся на Обменном Пункте. Тут были небольшие спортзалы, мастерские, комнаты для игр. Он мог заняться гимнастикой в спортзале или поплавать в бассейне. Мог оставаться у себя в номере. Посещать чужие номера категорически запрещалось.

Прошло несколько дней. Герсен чувствовал растущее напряжение и жажду активной деятельности. Однако единственным способом разрядки был гимнастический зал. Он вновь обдумал возможность побега. Но это казалось немыслимым, не было ни малейшей зацепки.

На третий день во время часа общения Герсен, возвращаясь от киоска с пивом, лицом к лицу столкнулся с Армандом Кошилем. Кошиль пробормотал извинения и шагнул в сторону, затем повернулся и удивленно воззрелся на Герсена. Герсен принужденно улыбнулся.

— Условия несколько изменились после нашей последней встречи.

— Да, я вижу, — согласился Кошиль. — Я хорошо вас помню. Вы мистер Гассун? Или Гриссон?

— Уолл, Говард Уолл, — сказал Герсен.

— Да-да, конечно, мистер Уолл. — Кошиль изумленно покачал головой. — Судьба порой выделывает странные штуки. Но простите, мне пора идти. Нам не разрешают болтать с гостями.

— Скажите мне только еще одну вещь. Насколько близок Кокор Хеккус к тому, чтобы собрать десять миллиардов?

— Он делает большие успехи, насколько я знаю. Мы все здесь очень заинтересованы — это самая крупная сумма за всю историю Обменного Пункта.

Герсен ощутил прилив иррациональной злобы — или зависти?

— Эта женщина выходит в общий зал?

— Я видел ее здесь несколько раз. — Кошиль делал ощутимые попытки ускользнуть.

— Как она выглядит?

Кошиль нахмурил брови и оглянулся через плечо.

— Это совсем не то, чего вы ожидаете. Она не принадлежит к типу хорошеньких умниц, если вы понимаете, что я имею в виду. Пожалуйста, извините, мистер Уолл, но я должен идти — или меня накажут.

Герсен присел на свою обычную скамью, чувствуя новый прилив неудовлетворенности. Эта неизвестная женщина по всем законам логики не должна была ничего для него значить… Однако на деле все было иначе. Герсена удивляли собственные чувства и их причина. Как и почему это его затронуло? Потому что Алюз Ифигения оценила себя в десять миллиардов севов? Или потому, что Кокор Хеккус, с его чудовищным эгоизмом и надменностью, был близок к тому, чтобы овладеть ею? Эта мысль вызвала у него странную ярость. Из-за ее предполагаемого места рождения — мифической планеты Фамбер? Потому, что она возбуждала его, казалось, тщательно подавленный романтизм? Какова бы ни была причина, Герсен вновь тщательно оглядел зал в поисках прекрасной девушки, которая могла бы быть Ифигенией с Фамбера. Ни маленькая темнокожая девушка, ни огненно-рыжая девица с Копуса определенно не могли быть ею. Девушки с золотистыми волосами и надменными манерами не было видно, но и она вряд ли подходила. Хотя, подумал Герсен, ее глаза были серыми и лучистыми, а фигура безупречной — хрупкой, деликатной и в то же время идеально пропорциональной. Прозвучал гонг. Герсен вернулся в свою комнату, ощущая разочарованность и беспокойство.

Прошел следующий день. Герсен нетерпеливо дожидался часа общения. Он наконец наступил. В зале появилась еще одна женщина. У нее была пышная, но изящная фигура, длинные красивые ноги, удлиненное патрицианское лицо и ошеломляющий овал сложно зачесанных ярко-белых волос. Герсен внимательно оглядел ее. Нет, решил он с облегчением, она не может быть Ифигенией с Фамбера. В ней слишком много утонченно-искусственного. Такая женщина вполне могла бы оценить себя в десять миллиардов севов, и Герсену почти хотелось, чтобы Кокор Хеккус заплатил их и завладел ею. Девушка со светло-золотистыми волосами не появлялась. Герсен вернулся в свою комнату с отвращением. Пока он сидит тут взаперти, Кокор Хеккус успешно приближается к своей цели. Чтобы отвлечься, Герсен до полуночи читал старые журналы.

Следующий день был в точности похож на предыдущий. Для Герсена они начали сливаться в сплошную неразличимую череду. За ленчем появились два новых гостя. Из услышанных краем уха комментариев Герсен узнал, что это были Тихус Хассельберг, президент корпорации Джарнелл, и Скерде Ворек, директор Форестленда, оба с Земли и оба почти миллиардеры. «Еще на два шага ближе к цели», — горько подумал Герсен.

Днем он упражнялся в гимнастическом зале. За обедом еда казалась еще более безвкусной, чем обычно. Герсен вышел в общий зал в мрачном настроении. Он взял стакан затхлого сасанийского вина и уселся на скамью, готовясь провести очередной унылый вечер. Через полчаса дверь открылась, и в зал вошла девушка с золотистыми волосами. Сегодня она казалась еще более задумчивой, чем обычно. Герсен внимательно оглядел ее и решил, что она далеко не так проста, как кажется с первого взгляда. Черты ее лица были так совершенны и так идеально расположены, что казались непримечательными — но она, безусловно, не была обычной девушкой. Она взяла в центральном киоске чашку чая и присела на скамью недалеко от Герсена. Он пристально глядел на нее, чувствуя, как учащенно бьется его сердце. Почему? — раздраженно спросил он себя. Почему эта молодая женщина, которую в лучшем случае можно назвать привлекательной, так сильно действует на него?

Он поднялся, подошел к ней и спросил:

— Могу ли я присоединиться к вам?

— Если хотите, — ответила она после минутного колебания, достаточного, чтобы дать понять, что она предпочла бы сидеть в одиночестве. В ее голосе слышался странный архаичный акцент, который Герсен тщетно пытался идентифицировать.

— Простите меня за неуместное любопытство, — спросил Герсен, — но не вы ли — Алюз Ифигения Эперже-Токай?

— Я Алюз Ифигения Эперже-Токай, — произнесла она, поправляя его произношение.

Герсен глубоко вздохнул. Его инстинкты не подвели! Глядя вблизи на ее спокойное приятное лицо, он решил, что оно не такое уж спокойное, как казалось издали. Пожалуй, ее можно было назвать хорошенькой. Он решил, что главную прелесть ее лицу придают глаза. Но назвать ее красавицей? Да еще такой, что могла вызвать у Кокора Хеккуса столь пламенную страсть? Это казалось неправдоподобным.

— Вы родом с планеты Фамбер?

Она вновь окинула его безразличным взглядом.

— Да.

— Знаете ли вы, что большинство людей считает Фамбер воображаемым миром из легенд и баллад?

— Да, я узнала об этом, к своему большому удивлению. Уверяю вас, Фамбер вполне реален.

Она отпила немного чаю и вновь скользнула взглядом по Герсену. Ее глаза, большие, чистые, искренние, были, безусловно, прекрасны. Но легкое изменение ее позы дало понять Герсену, что разговор ее больше не интересует.

— Я не стал бы беспокоить вас, — напряженно вымолвил Герсен, — если бы не тот факт, что именно ваш жених Кокор Хеккус доставил меня сюда, и что я считаю его своим смертельным врагом.

Ифигения на мгновение задумалась:

— Вы поступаете неразумно, считая его своим врагом.

— Предположим, он внесет назначенную вами сумму, что тогда?

Она пожала плечами:

— Этот вопрос я не желаю обсуждать.

Герсен решил, что она, без сомнения, хорошенькая, даже более, чем хорошенькая. Когда она говорила и даже когда она задумывалась, ее лицо наполнялось такой одухотворенностью и жизненной энергией, которые преображали даже обычные черты лица. Герсен не знал, как поддержать разговор. Наконец он спросил:

— Вы хорошо знаете Кокора Хеккуса?

— Не слишком хорошо. Большую часть времени он проводит в Стране Миск за Горами. Мой дом — Драззан в Жантильи.

— Как вам удалось добраться сюда? На Фамбер часто прилетают корабли?

— Нет, — она вдруг повернулась и пристально взглянула на него. — Кто вы такой? Один из его шпионов?

Герсен покачал головой. Глядя ей в лицо, он изумленно подумал: неужели я когда-нибудь мог считать ее обычной девушкой? Она прекрасна, невыразимо прекрасна. Вслух он произнес:

— Если бы я был свободен, я постарался бы помочь вам.

Она рассмеялась довольно жестоким смехом.

— Как бы вы могли помочь мне, если вы даже себе не в силах помочь?

Герсен ощутил, что краснеет — впервые в жизни. Он неловко поднялся на ноги.

— Доброй ночи.

Ифигения не ответила. Герсен побрел к себе в номер, принял душ и бросился ничком на кровать. Предположим, он свяжется с Душаном Аудмаром? Нет, бесполезно. Аудмар даже не побеспокоится сообщить ему об отказе. Майрон Пэтч? Более чем бесполезно. Бен Заум? Он может предложить тысяч десять, не больше. Герсен взял один из старых журналов и стал машинально пролистывать его. Ему попалась фотография человека, лицо которого казалось странно знакомым. Герсен взглянул на подпись к снимку, но имя — Даниэль Трембат — ничего ему не говорило. Странно. Герсен перевернул страницу. Лицо было в точности на кого-то похоже, — на кого? Герсен вновь взглянул на фотографию. Он знал этого человека, как «мистера Хоскинса», он привез его труп с Паршивой Планеты. Герсен прочитал заметку:

«Даниэль Трембат, Генеральный директор Банка Ригеля, ныне в отставке. Пятьдесят один год Его Превосходительство служил Банку и людям Скопления Ригеля. На прошлой неделе он заявил о своей отставке. Каковы его планы на будущее? «Я буду отдыхать. Я работал долго и слишком напряженно. Теперь я намерен найти время наслаждаться теми сторонами жизни, которые прежде были мне недоступны из-за лежавшей на мне ответственности».

Герсен закрыл журнал и взглянул на дату выпуска. Это был «Космополис» от 25 января 1525 г. Через три месяца Трембат исчез, а еще через неделю был убит Билли Уиндлом на неприметном мирке в Глуши. Герсен, полностью проснувшись, стал обдумывать происшедшее. Что могло заставить бывшего Генерального Директора гигантского Банка Ригеля путешествовать в одиночестве, под покровом полной секретности, чтобы встретиться с человеком, именующим себя Билли Уиндл. Трембат жаждал вечной молодости. Что он мог предложить взамен? Судя по характеру его карьеры, это могли быть только деньги. Встреча в Скузе произошла сразу же после того, как Ифигения укрылась в Обменном Пункте. Такое совпадение событий и действующих лиц не могло быть случайным. Кокор Хеккус нуждался в деньгах — в десяти миллиардах севов. Даниэль Трембат, Генеральный Директор (в отставке) Банка Ригеля символизировал своей особой деньги — но также и консервативную респектабельность. Почему МПКК жаждало заполучить его живым или мертвым? Но мог же Трембат украсть десять миллиардов севов? Герсен попытался припомнить обрывок письма, который он отнял у мистера Хоскинса в Скузе. Он напряг память, стараясь поточнее воспроизвести слова, ныне чреватые столькими возможными последствиями.

«Завитки, или точнее полоски, разной плотности. Они, на первый взгляд, расположены хаотически, хотя на практике это сделано для того, чтобы они были неощутимы. Критическим является расстояние между ними, которое должно меняться как корень из первых одиннадцати простых чисел. Наличие шести или более таких полосок в любой определенной области будет подтверждать…»

Единственный вывод, который можно было сделать на основе всех этих фактов, был ошеломляющим. К тому же в ситуации был явно трагикомический аспект. Герсен вскочил и зашагал из угла в угол. Если его догадка верна, то как может он извлечь из нее пользу? Он размышлял больше часа, составляя и отвергая разные планы. Мастерские и комнаты для имеющих специфическое хобби казались ключом к решению. Официально поощрялись простые и легко контролируемые занятия: резьба по дереву, изготовление кукол, вышивание, ваяние, акварельная живопись. Возможно, и фотография.

Утро тянулось с раздражающей медлительностью. Герсен сидел, развалившись в самом удобном кресле. Ему пришло в голову прелестное дополнение к его плану, и он громко рассмеялся. Сразу после ленча он отправился в комнату для занятий хобби. Это было более или менее то, что он ожидал увидеть — большая комната, где были краски, кисти, глина для ваяния и множество прочих причиндалов. Дежурным в комнате был плотный лысый мужчина с кукольным личиком. Звали его Фаниан Лабби. Он довольно терпеливо отвечал на расспросы Герсена. Нет, здесь нет условий для занятий фотографией. Несколько лет назад такая попытка была сделана, но потом проект был заброшен. Оборудование требовало постоянного присмотра и забирало у него слишком много времени. Герсен выдвинул деликатно сформулированное предложение. Он почти уверен, что пробудет здесь месяц, а то и два. Перед похищением он экспериментировал с новыми формами искусства, связанными с фотографией, и хотел бы продолжить свои занятия, причем готов даже оплатить необходимое оборудование.

Дежурный тщательно обдумал это предложение. Ясно было, что из этого выйдет много мороки для Герсена, для него самого и для всех, кто будет в этом участвовать. Теоретически, конечно, это приемлемо, но практически… Он уклончиво пожал плечами. Герсен негромко рассмеялся и заявил, что всякие дополнительные хлопоты будут справедливо, или даже щедро, вознаграждены. Лабби тяжело вздохнул. Политика Обменного Пункта требует максимального внимания к пожеланиям гостей. Если мистер Уолл настаивает, остается только согласиться. Что же касается вознаграждения, то это против правил, но мистер Уолл вправе сам решать, как поступить.

— Как скоро может быть доставлено оборудование? — спросил Герсен.

— Если мистер Уолл представит список и необходимые средства, заказ будет передан в Сагбад, ближайший торговый центр. Оборудование прибудет завтра или послезавтра.

— Превосходно! — заявил Герсен. Он уселся и принялся составлять список, который получился очень длинным, так как содержал массу предметов, нужных лишь для того, чтобы замаскировать истинную цель. Лабби неодобрительно поджал губы. Герсен торопливо добавил:

— Я понимаю, что создаю для вас огромные неудобства. Смогут ли сто севов компенсировать это?

— Как вы знаете, — решительно заявил Лабби, — правила категорически запрещают передачу денег персоналу. Однако в данном случае деньги служат лишь для снабжения мастерских необходимым оборудованием. Ведь, как я полагаю, уезжая, вы все это оставите здесь?

Герсен не хотел показаться слишком уж заинтересованным:

— Вероятно, да. Во всяком случае часть — то, что дублирует оборудование у меня дома! — Он был очень воодушевлен тем, как свободно Лабби беседовал на эти скользкие темы. Это означало, что мастерские не находились под постоянным наблюдением. — Как вы думаете, сколько это будет стоить? — спросил он.

Лабби просмотрел список.

— Мегафотокамера, увеличитель и принтер Чаго, дубликатор Танглемат, микроскоп… Дорогие игрушки. Для чего они вам?

— Я изготовляю калейдоскопические пермутации природных объектов, — пояснил Герсен. — Иногда требуется двадцать-тридцать копий одного и того же снимка, а это удобнее делать на дубликаторе.

— Это будет стоить целое состояние, — проворчал Лабби. — Но если вы готовы платить…

— Готов, раз приходится, — ответил Герсен. — Мне не нравится зря тратить деньги, но оставаться без моего хобби два месяца мне нравится еще меньше.

— Понятно, — Лабби проглядел список до конца. — У вас тут впечатляющий набор разной химии. Надеюсь, вы не намерены взорвать Обменный Пункт и оставить меня без работы?

Герсен рассмеялся.

— Я уверен, что вы достаточно опытны, чтобы предотвратить любую подобную попытку. Нет, в этом списке нет взрывчатки или ядов — только красители, фотосенсибилизаторы, проявители и все такое прочее.

— Да, я вижу. Не думайте, что я не разбираюсь в подобных вещах. Я был полноправным членом академического Бумаравского Колледжа на Лоргане и занимался исследованиями плоских рыб Нойстерского океана, пока не кончилось финансирование — еще один подлый регрессивный трюк Института, уверяю вас.

— Да, печальная ситуация, — поддакнул Герсен. — Хотелось бы знать, когда это кончится? Они что, хотят вновь сделать нас пещерными людьми?

— Кто может сказать, чего хотят эти полоумные? Я слышал, что они потихоньку прибирают к рукам компанию Джарнелл. А когда они наберут 51 процент акций — раз и готово! Больше никаких космолетов. Что тогда с нами будет? И что будет со мной? Останусь без работы, если мне, конечно, не повезет, и я доживу до этого времени. Нет, я плюю на этих людишек!

Герсен внимательно оглядывал мастерскую.

— Где бы я мог устроиться, чтобы никому не мешать? Лучше бы в углу, чтобы я мог повесить шторы от света. Разумеется, я готов оплатить любую вашу помощь. Если, например, есть неиспользуемая подсобка…

Фаниан Лабби поднялся на ноги.

— Пойдемте посмотрите. Старая студия для скульпторов больше не используется. Нынешние гости не желают утруждать себя серьезной работой.

Студия была восьмиугольной, стены — из коричневого местного дерева, пол — из желтого кирпича, потолок — из стекла.

— Потолок придется чем-нибудь закрыть — заявил Герсен. — В остальном студия мне вполне подходит. — Затем он добавил, чтобы проверить, контролируется ли это помещение: — Я понимаю, что правила запрещают передачу денег от гостей персоналу, но ведь правила для того, чтобы их нарушать. Несправедливо, если вам придется совершать дополнительные усилия без дополнительного вознаграждения. Вы согласны?

— Я думаю, вы точно выразили мою точку зрения.

— Отлично. То, что происходит здесь, касается только вас и меня. Я не очень богат, но не скуп и готов платить за доставленное мне развлечение. — Он вытащил чековую книжку и выписал чек на 3.000 севов на Банк Ригеля. — Этого должно хватить на оплату всего списка, и останется достаточно, чтобы компенсировать затраченное вами время.

Лабби надул щеки:

— Это вполне подойдет. Я сам прослежу за вашим заказом, и оборудование, возможно, будет здесь уже завтра.

Герсен, полностью удовлетворенный, попрощался и ушел. Его надежды, конечно, могли покоиться на ошибочных предпосылках, однако, постоянно проверяя и перепроверяя себя, он чувствовал, что пришел к единственно возможному выводу. Но ему нужна была еще одна вещь, за которой он не рискнул обратиться к Лабби. Он выписал еще один чек на двадцать тысяч севов и сунул его в карман.

Этим вечером Ифигения не появилась в общем зале. Герсен не обратил на это большого внимания. Он медленно прогуливался туда и обратно, наблюдая и выжидая, и почти уже потерял надежду, когда в зале появился Арманд Кошиль. Герсен направился к нему, стараясь держаться как можно непринужденнее.

— Я собираюсь подойти к корзинке для бумаг, — негромко сказал он, — и бросить в нее скомканную бумажку. Идите за мной и подберите ее. Это чек на двадцать тысяч севов. Доставьте мне десятитысячную банкноту и оставьте себе остальные десять тысяч.

Не ожидая ответа он повернулся и направился к киоску. Краем глаза он заметил, что Кошиль слегка пожал плечами и продолжал идти, куда шел. В киоске Герсен купил пакет печенья, снял обертку, сунул в нее чек, бросил ее рядом с корзинкой для бумаг, пересек зал и уселся на скамью. Скомканный кусок бумаги возле корзинки казался большим, белым и подозрительным. В зале опять появился Кошиль. Он подошел к киоску, перебросился парой шуток с продавцом, выбрал себе пакет сладостей, содрал обертку и бросил ее в сторону корзины, но не попал. Он хмыкнул, нагнулся за ней, поднял заодно бумажку Герсена и, казалось, выбросил обе бумажки в корзинку. Затем ушел.

Герсен вернулся в номер. Нервы его были напряжены до предела. Чрезмерный оптимизм был бы глупостью, но пока все шло по плану, и шло хорошо. Конечно, скрытый телеглаз мог засечь, как Кошиль подбирал чек; Фаниан Лабби мог организовать слишком строгий надзор; список такого множества нового оборудования мог привлечь чье-то внимание. Но пока все шло хорошо.

На следующий день он заглянул в мастерскую. Лабби был занят с парой подростков, которые со скуки занялись изготовлением масок. Лабби сообщил, что до завтра оборудование не прибудет, и Герсен отправился в номер.

Вечерний час общения прошел скучно, ни Кошиль, ни Ифигения не появлялись. На следующий день, когда Герсен после завтрака вернулся в номер, он нашел на столе конверт, в котором лежала зеленая с розовым банкнота в 10.000 севов. Герсен проверил ее своим фальшметром, и она оказалась подлинной. Пока все шло хорошо. Но оборудование так и не пришло, Фаниан Лабби был в плохом настроении. Герсен вернулся к себе, изнывая от нетерпения. Никогда еще сутки не тянулись так медленно, хотя, к счастью, на Сасани в сутках был всего двадцать один час.

На следующий день Фаниан Лабби широким взмахом своей толстой руки указал на внушительную груду картонных ящиков.

— Вот ваш заказ, мистер Уолл. Прекрасный набор оборудования, и вы можете теперь развлекаться со своими призмами и калейдоскопами, как вашей душе угодно.

— Спасибо, мистер Лабби. Я очень доволен, — ответил Герсен. Он перетащил ящики в студию и с помощью Лабби распаковал их.

— Я горю желанием увидеть вашу работу, — заявил Лабби. — Учиться никогда не поздно, а я никогда не слыхал о том виде творчества, которым вы занимаетесь.

— Это очень детализированный процесс, — ответил Герсен. — Некоторые даже находят его скучным, но я обожаю медленную тщательную работу. Первым делом, я полагаю, надо устроить затемнение комнаты.

С помощью Лабби, который держал лестницу, Герсен задрапировал черной тканью стеклянный потолок и дверь. Потом прибил на дверь табличку: «Фотокомната. Без стука не входить».

— Теперь я могу приступить к работе. Пожалуй, я начну с простых итераций в розовом и зеленом.

Под пристальным взглядом Лабби Герсен сфотографировал булавку, увеличил снимок в десять раз и отпечатал тридцать зеленых копий и тридцать розовых.

— А что теперь? — поинтересовался Лабби.

— Теперь мы переходим к довольно монотонной части работы. Каждую из этих булавок нужно аккуратно вырезать из фона. Затем, с помощью булавок и булавочных дыр я организую реитерацию. Если вы хотите, вы можете заняться вырезанием, пока я подберу нужный краситель.

Лабби с сомнением посмотрел на гору снимков.

— И все это нужно вырезать?

— Да, и очень тщательно.

Лабби без всякого энтузиазма принялся за работу. Герсен внимательно наблюдал за ним, подавал советы и подчеркивал необходимость абсолютной аккуратности. Затем, взяв у Лабби калькулятор, он нашел квадратные корни из первых одиннадцати простых чисел. Результаты были в диапазоне от 1 до 4,79. Лабби тем временем вырезал три булавки, сделав одну небольшую ошибку. Герсен укоризненно вздохнул. Лабби отложил ножницы.

— Это очень интересно, но мне нужно заняться другими делами.

Как только он ушел, Герсен сравнил десятитысячную банкноту с розовыми и зелеными булавками, ввел соответствующую цветовую коррекцию и отпечатал еще кучу снимков. Он выглянул в большую мастерскую. Лабби был занят с детьми. Герсен положил банкноту под микроскоп и, как тысячи других людей до него, стал разглядывать ее в поисках секрета аутентичности. Как и те тысячи людей, он не увидел ничего.

Теперь — решающий эксперимент, от которого все зависит. Он выбрал бумагу подходящей толщины и плотности, вырезал из нее прямоугольник размером с банкноту и сунул в щель фальшметра. Немедленно зажегся тревожный сигнал. Тогда Герсен отметил на бумаге точки, соответствующие найденным значениям квадратных корней. Приложив к бумаге угольник, он ногтем провел крестики через каждую пару точек, надеясь таким образом создать нужное сжатие волокон. Дрожащими руками он поднял фальшметр…

Внезапно открылась дверь и вошел Лабби. Одним движением руки Герсен убрал банкноту и фальшметр в карман и схватил ножницы и снимки, имитируя интенсивную деятельность. Лабби был разочарован, увидев, что такое множество оборудования дало такие жалкие плоды. Это мнение он высказал вслух. Герсен стал объяснять, что он перевычисляет некоторые эстетические соотношения, и что это длинный и нудный процесс. Если Лабби хочет, он может его ускорить, вырезая булавки, но только на этот раз аккуратно. Лабби заявил, что больше не сможет помочь. Герсен вырезал еще несколько булавок и аккуратно разложил их на столе. Лабби взглянул на набор розовых и зеленых фильтров, лежащий под лампой.

— Вы что, употребляете только эти два цвета?

— По крайней мере для этой композиции, — отрезал Герсен. — Зеленый и розовый, хотя и могут показаться профанам очевидными и даже наивными, абсолютно необходимы для моих целей.

Лабби хмыкнул.

— Они довольно блеклые.

— Точно, — кивнул Герсен. — Я добавил кое-что в красители, и, похоже, они на свету выцветают.

Лабби вскоре вернулся в главную комнату. Герсен вытащил фальшметр и сунул бумагу в щель. Никакого тревожного красного сигнала! Только ласкающее слух тихое жужжание — признак аутентичности! Самый приятный звук за всю жизнь Герсена.

Он взглянул на часы — время для хобби почти вышло, пора было закругляться.

Во время часа общения он заметил Ифигению, одиноко стоящую в конце зала. Герсен не подходил к ней, а она, казалось, его не замечала… И он считал ее обычной девушкой! Он находил ее лицо неинтересным! Оно было совершенным. Десять миллиардов севов? Мелочь… Герсен с трудом боролся с желанием немедленно вернуться в мастерскую.

Но на следующий день занудство Лабби проявилось в полном объеме. В мастерской не было ни одного гостя, и Лабби два часа проторчал в студии, восхищенно глядя на Герсена, который вырезал булавки, раскладывая и перекладывая их с напряженной сосредоточенностью, моля про себя Бога, чтобы Лабби наконец убрался.

День пропал. Герсен покинул мастерскую, кипя от сдерживаемой ярости.

На следующий день он продвинулся больше. Лабби был занят. Герсен прикрыл серию и номер банкноты, сфотографировал ее и отпечатал двести копий с тщательно подобранными красителями. Через день он запер дверь, сославшись на необходимость длительных экспозиций. Затем он провел нужные линии и, использовав игрушечный печатный пресс, впечатал номера. Банкноты выглядели почти совсем как настоящие. Они слегка отличались на ощупь, но кому какое до этого дело, раз они проходят фальшметр?

За обедом он обдумывал последнюю проблему — как внести деньги, не вызвав подозрений. Если он просто отнесет их в офис, немедленно возникнет вопрос, где он их взял. Он никак не мог придумать практически реализуемый способ организовать доставку. Ясно, что доверить такую сумму Кошилю было невозможно. Он решил, что нуждается в дополнительной информации. Во время общего часа он зашел в офис к помощнику администратора, человеку с лицом ласки, носившим темно-синюю униформу Обменного Пункта с таким видом, будто это была особая привилегия. Герсен состроил озабоченную мину.

— У меня возникла одна проблема, — сказал он администратору. — Мне сообщили, что мой старый друг прибывает завтра, чтобы погасить взнос одного из гостей. Можно ли устроить так, чтобы я был в бюро, когда прибудет автобус с посетителями?

Администратор нахмурился.

— Это несколько необычная просьба.

— Я это понимаю, — скромно согласился Герсен, — однако политика Обменного Пункта — всемерно облегчить погашение взносов, а я именно этого и хочу.

— Ладно, — согласился администратор, — приходите в офис сразу после завтрака, и я это устрою.

Герсен вернулся в общий зал, погулял туда-сюда и порядочно выпил, чтобы успокоить нервы. Прошла ночь. Он, давясь, проглотил несколько кусков завтрака и поторопился в офис администратора, который сделал вид, что все позабыл.

Герсен терпеливо изложил свою просьбу повторно.

— Ладно, — сказал администратор. — Я полагаю, мы не можем требовать, чтобы каждый вопрос погашался по общей процедуре.

Он провел Герсена в приемную и попросил обождать. Прибыл архаичный автобус с восемью пассажирами. Они прошли в офис.

— Ну, — спросил клерк, — есть среди них ваш друг?

— Да, конечно, — ответил Герсен. — Вон тот невысокий человек с синей тонировкой кожи. Я только скажу ему пару слов и улажу дело с моим взносом.

Прежде чем администратор успел возразить, Герсен вошел в офис и подошел к человеку, на которого указал.

— Простите, пожалуйста. Вы случайно не Майрон Пэтч?

— Нет, сэр. Я не являюсь этим индивидуумом.

— Извините, я обознался. — Герсен вернулся к администратору, держа в руке конверт. — Все в порядке. Он привез мои деньги. Я опять свободный человек!

Администратор хмыкнул. Происшедшее выглядело довольно странно — но разве жизнь не состоит из странных событий?

— Ваш друг прибыл выкупить вас и кого-то еще?

— Да. Он — член Института, и не слишком заботится о том, чтобы выказывать сердечность.

Администратор вновь хмыкнул. Все объяснилось — по крайней мере, все казалось объяснимым.

— Ладно, — заявил он, — если ваши деньги у вас, ступайте и погасите свой взнос. Я дам распоряжение клерку, поскольку ваш случай несколько необычен.

Когда автобус покидал Обменный Пункт, Герсен уже сидел в нем. В Нике он нанял аэрокар и отправился в город Сагбад.

Пятью днями позже, одев черную с коричневым рубашку, черные брюки и подкрасив кожу в черный цвет, Герсен вернулся на Обменный Пункт. Он прошел в уже хорошо знакомый ему офис и без возражений подчинился рутинной процедуре регистрации.

— Итак, чей взнос вы хотите аннулировать?

— Алюз Ифигении Эперже-Токай.

Клерк изумленно поднял брови.

— Простите, сэр, вы — Кокор Хеккус? — спросил он с почтением.

— Нет.

Клерк нервно дернулся.

— Взнос большой. Десять миллиардов севов.

Герсен открыл плоский черный чемодан, который принес с собой. Он был набит пачками стотысячных купюр — самых крупных из имеющих хождение.

— Вот деньги.

— Да, да… но я обязан сообщить вам, что Кокор Хеккус уже депонировал у нас более девяти миллиардов севов.

— А тут — десять миллиардов. Можете пересчитать.

Клерк издал приглушенный звук.

— Вы в своем праве, сэр. Гость, безусловно, относится к «доступной» категории. Но мне понадобится помощь, чтобы сосчитать деньги.

Пересчитывание и проверка денег заняли шестерых человек на четыре часа. Клерк, нервно улыбаясь, выдал Герсену расписку.

— Очень хорошо, сэр. Я послал за гостьей, чей взнос вы аннулировали. Через пару минут она будет здесь. — И про себя пробормотал: — Кокору Хеккусу это совсем не понравится. Кто-нибудь за это поплатится.

Через десять минут Ифигения вошла в офис. На лице ее застыло напряженное и дикое выражение. Глаза ярко блестели от страха. Она взглянула на Герсена, не узнавая его, затем направилась к двери, словно желая бежать в пустыню. Герсен удержал ее.

— Успокойтесь, — мягко сказал он. — Я не Кокор Хеккус; у меня нет никаких замыслов на ваш счет, считайте, что вы в безопасности.

Она недоверчиво взглянула на Герсена, снова всмотрелась, и Герсен подумал, что она узнала его.

— Есть еще одно дело, — заявил клерк, обращаясь к Ифигении. — Поскольку вы выступали в странной роли собственного спонсора, то деньги, за вычетом наших двенадцати с половиной процентов, принадлежат вам.

Ифигения явно непонимающе уставилась на него.

— Я предлагаю вам выдать банковский чек, — сказал Герсен, чтобы не заставлять леди таскать такую кучу наличных. Поднялся небольшой переполох, пожимание плечами, дрожь в руках. Наконец, банковский чек на сумму 8.749.993.581 севов на Планетарный Банк в Сагбаде был выписан. Это как раз составляло сумму в десять миллиардов минус двенадцать с половиной процентов, минус 6.419 севов за спецобслуживание по классу АА.

Герсен подозрительно разглядывал документ.

— Я полагаю, что этот чек действителен? У вас есть на счету необходимая сумма?

— Естественно, — заявил администратор. — Кокор Хеккус депонировал на наш счет около девяти миллиардов.

— Отлично, — бросил Герсен, — тогда я его принимаю. — Он повернулся к Ифигении. — Пошли. Автобус ждет.

Она все еще колебалась, нерешительно поглядывая по сторонам, словно все еще обдумывая побег через пустыню Да'ар-Разм. Но тут одно из летающих насекомых налетело на нее и вцепилось в руку. С криком ужаса она стряхнула мерзкую тварь.

— Пошли! — повторил Герсен. — Вы можете выбирать: Кокор Хеккус, насекомое или я. Я не собираюсь не обижать вас, ни съесть живьем.

Не говоря больше ни слова, она пошла за Герсеном к автобусу. Автобус рычал, раскачиваясь и дребезжа. Постепенно Обменный Пункт превратился в желтовато-белое пятно у самого горизонта, еле заметное сквозь шлейф пыли. Они сидели рядом в дергающемся автобусе. Ифигения искоса озадаченно глянула на Герсена.

— Кто вы такой?

— Я не друг Кокору Хеккусу.

— Что вы… что вы собираетесь сделать со мной?

— Ничего предосудительного.

— Куда мы направляемся? Вы не понимаете натуры Кокора Хеккуса — он отыщет нас хоть на краю Галактики.

Герсен не ответил, и разговор закончился. Честно говоря, Герсен вовсе не чувствовал себя в безопасности. Они все еще были уязвимы. Но путешествие через пустыню прошло без приключений.

Автобус наконец дополз до Сул Арсама. Они пересели в ожидавший аэрокар и вскоре приземлились в космопорту Нике. Чуть поодаль стоял новенький обтекаемый Арминтор Старскип, который Герсен купил в Сагбаде. Ифигения на мгновение заколебалась у входа, затем фаталистически пожала плечами.

В Сагбаде произошла еще одна задержка — в Планетарном Банке. Обменный Пункт дал уклончивое и сдержанное подтверждение подлинности чека. Они явно чуяли, что тут что-то нечисто, но не понимали, что именно. Президент Планетарного Банка нерешительно заявил Герсену:

— Благодаря стечению обстоятельств мы располагаем необходимой суммой. Но она в купюрах различного достоинства.

— Не имеет значения. Мы доверяем вашему подсчету, — отрезал Герсен.

Деньги, так кропотливо собираемые Кокором Хеккусом, были упакованы в четыре больших чемодана и погружены в ожидавший аэрокар.

Внезапно на площадь выбежал главный кассир.

— Сообщение с Обменного Пункта для мистера Уолла! Герсен преодолел острое желание немедленно бежать и неторопливо вернулся в банк. На экране видеофона появилось лицо директора Обменного Пункта. Рядом с ним стоял незнакомый Герсену человек.

— Мистер Уолл, — нерешительно промямлил директор. — Тут возникли некоторые затруднения. — Это — мистер Ахилл Гоган, представитель Кокора Хеккуса. Он очень просит вас задержаться в Сагбаде, чтобы он смог встретиться с вами.

— Разумеется, — вежливо откликнулся Герсен. — Мы остановимся в отеле Аламут.

Герсен покинул банк, уселся в аэрокар и бросил пилоту:

— В космопорт.

Спустя двадцать минут Сасани осталась далеко позади. Включив привод Джарнелла, Герсен наконец почувствовал себя в безопасности. Он уселся на диван и начал смеяться. Ифигения, сидевшая у противоположной стены, настороженно следила за ним.

— Чему вы смеетесь?

— Тому, как мы были выкуплены.

— Мы?

Значит, она не узнала его в автобусе. Герсен поднялся и медленно пересек кабину. Она недоверчиво отодвинулась к стенке.

— Как-то вечером я беседовал с вами в общем зале, — пояснил Герсен.

Она внимательно изучала его лицо.

— Теперь я припоминаю вас. Тихий человек, обычно сидевший в тени. Где вы взяли столько денег?

— Я их сам напечатал, вот это меня и веселит.

Ифигения изумленно уставилась на него.

— Но ведь они их проверили? Они их приняли?

— Вот именно. Но здесь и скрыта самая лучшая шутка — в краситель подмешан отбеливатель. Через неделю у них ничего не останется. Деньги, которые я заплатил Кокору Хеккусу, станут чистой бумагой. Я провел Кокора Хеккуса! Я провел Обменный Пункт! Поглядите — вот денежки Кокора Хеккуса!

Несколько минут Ифигения бесстрастно разглядывала его. Затем повернулась, чтобы посмотреть на Сасани. Она грустно улыбнулась.

— Кокор Хеккус будет очень зол. Ни у кого из живущих нет таких экстравагантных эмоций, как у него.

Она окинула Герсена удивленным взглядом.

— Он хотел истратить десять миллиардов, чтобы получить меня — потому что я решила назначить такую цену. И если бы он купил меня, — она содрогнулась, — он бы получил с меня все до последнего сева, тем или иным способом. Когда он схватит вас, он сделает нечто невообразимое.

— Если я не убью его раньше.

— Вы увидите, что это довольно трудно. Сион Трамбле — самый умный воин на Фамбере, но и он потерпел поражение.

Герсен прошел на камбуз и принес бутылку вина и два бокала.

Ифигения сперва отрицательно качнула головой, потом подумала и взяла бокал. Герсен спросил:

— Вы знаете, почему я выкупил вас?

— Нет. — Она беспокойно изменила позу, и нежный розовый румянец медленно залил ее лицо.

Герсен подумал, что никогда еще она не выглядела такой прекрасной.

— Потому что вы можете указать мне путь на Фамбер, где я найду и убью Кокора Хеккуса.

Румянец медленно покинул ее лицо. Она попробовала вино и задумчиво заглянула в бокал.

— Я не хочу возвращаться на Фамбер. Я отчаянно боюсь Кокора Хеккуса. Сейчас он совсем обезумел от гнева.

— Тем не менее, мы должны отправиться туда.

Она виновато покачала головой.

— Я не могу помочь вам. Я не знаю, где находится Фамбер.

ГЛАВА IX

Арестованный революционер Тедоро призывал своих товарищей по заключению:

— Не позволяйте ничего! Не уступайте ни на йоту! Ешьте то, что вам дают, но не просите добавки! Ведь они просто негодяи. Позорьте их! Игнорируйте их! Малейшее колебание — это трещина в стали; разве вы хотите, чтобы они согнули вас так и этак, а затем разорвали надвое? Ничего не давайте, ни в чем не уступайте! Если комендант разрешает сесть, стойте! Если вам дают линованную бумагу, пишите поперек!

Герсен уставился на Ифигению, не веря своим ушам. Затем кинулся к пульту управления и отключил расщепитель. Корпус корабля испустил почти человеческий вздох боли, по коже людей пробежала дрожь.

Арминтор Старскип свободно дрейфовал в космосе с выключенным двигателем. Далеко впереди сияла СВ 1202 Орла, колеблясь на грани психологического восприятия между звездой и солнцем.

Герсен прошел в носовую каюту, смыл с кожи черную краску и переоделся в свою обычную дорожную одежду: шорты, сандалии, легкую безрукавку. Вернувшись в салон, он обнаружил, что Ифигения сидит, глядя в пол, там же, где он ее оставил.

Герсен ничего не сказал, уселся на диване напротив нее и задумчиво отхлебнул вина. Наконец она заговорила:

— Почему вы отключили двигатель?

— Бессмысленно лететь наугад. Поскольку мы не знаем, куда лететь, с тем же успехом можно оставаться на месте.

Она пожала плечами и тяжело вздохнула:

— Оставьте деньги себе, доставьте меня на Землю. У меня нет никакого желания бессмысленно болтаться тут в космосе.

Герсен покачал головой:

— Я выплатил ваш выкуп, сильно рискуя собой — во-первых, чтобы узнать положение Фамбера. Во-вторых, я считаю вас привлекательной женщиной. Я согласен с Кокором Хеккусом: вы стоите десяти миллиардов севов.

Ифигения сердито возразила:

— Вы не верите мне! Но это же факт — я не смогу вернуться на Фамбер, даже если это будет моим самым горячим желанием!

— А как вы улетели с Фамбера?

— Сион Трамбле захватил маленький космический корабль во время набега на остров Омад, космопорт Кокора Хеккуса. Я прочитала Инструкцию для Пилота, и она оказалась достаточно простой. Когда Кокор Хеккус пригрозил напасть на Жантильи, если мой отец не выдаст меня, у меня было две альтернативы. Либо убить себя, либо бежать с Фамбера. Я бежала. В корабле был Планетарный Справочник. В нем упоминалась Сасани и описывался Обменный Пункт — единственное во Вселенной место, защищенное от преступников.

Она окинула Герсена уничтожающим взглядом:

— Это было неточное описание. Обменный Пункт оказался чудным местом для фальшивомонетчиков.

Герсен признал этот факт, улыбнувшись и вновь наполнив свой бокал. Но перед тем как пить, он заколебался — бутылка оставалась в салоне, пока он мылся. Не исключено, что вино уже отравлено. Он отставил бокал в сторону.

— А кто такой Сион Трамбле?

— Принц Вадруса, на западной границе Миска. Мы должны были обручиться… Он отважный воин и совершил много замечательных деяний.

— Понятно. — Герсен призадумался. — А вы не помните путь с Фамбера до Сасани?

— Я ввела в автопилот координаты Сасани и покинула Фамбер. Я знаю только это — ничего более. Кокор Хеккус — единственный человек на Фамбере, который владеет космолетом и умеет им управлять.

— Как называется ваше Солнце?

— Просто «Солнце».

— Оно немного оранжевого оттенка?

— Да. А откуда вы знаете?

— Дедукция. Как выглядит ночное небо? Нет ли на нем необычных объектов? Ярких двойных или тройных звезд?

— Нет. Ничего необычного.

— Не было ли в последнее время Новых поблизости?

— Что такое «Новая»?

— Звезда, внезапно взрывающаяся и становящаяся ярче в сотни раз.

— Нет, ничего похожего.

— Как насчет Млечного Пути? Вы видите его как полосу на небе, как облако, или как-то иначе?

— Зимой через все небо тянется светящаяся полоса. Вы это имели в виду?

— Да. Очевидно, ваша планета находится близко к краю Галактики.

— Возможно. — В голосе Ифигении не слышалось энтузиазма.

— Как насчет традиций? — поинтересовался Герсен. — Существуют ли легенды о Земле или других мирах?

— Ничего определенного. Несколько легенд, немного древних песен. — Ифигения рассматривала Герсена с явно насмешливым видом. — Что ж это ваши Звездный Атлас и Планетарный Справочник не могут сообщить вам того, что нужно?

— Фамбер — затерянный мир. Кто бы ни правил Фамбером в древности, он умел хранить тайны. Никакой информации о Фамбере сейчас нет — не считая детской песенки:

Если Сириус в путь тебя провожал,

И к норду ты Ахернар держал,

То направь корабль по краю, лети,

И Фамбер засияет тебе впереди.

Ифигения слегка улыбнулась:

— Я тоже знаю этот стишок — целиком.

— Целиком? Там есть еще строки?

— Конечно. Вы пропустили середину. Он звучит так:

Если Сириус в путь тебя провожал,

И к норду ты Ахернар держал,

То по правому борту увидишь в пути

Шесть красных солнц с голубым впереди.

Правь, дожидаясь, чтоб замерцал

Сквозь темноту тебе звездный кинжал.

Под рукоятку по краю лети,

И Фамбер засияет тебе впереди.

— Отлично! — воскликнул Герсен. Он вскочил на ноги, одним прыжком достиг пульта управления, установил курс и включил привод Джарнелла.

— Куда мы направляемся? — спросила Ифигения.

— К Сириусу — куда же еще?

— Вы приняли этот стишок всерьез?

— У меня нет других сведений. Я должен принимать его всерьез — или вообще ничего не делать.

— Хм, — Ифигения отпила немного вина из бокала. — В таком случае, поскольку я уже рассказала вам все, что знаю, вы высадите меня на Сириусе или на Земле?

— Нет.

— Но я не знаю больше ничего — действительно ничего!

— Вы знаете, как выглядят с Фамбера созвездия. Ваш стишок, даже если он когда-то указывал верное направление, устарел на тысячу лет, а то и больше. И Сириус и Ахернар изменили свое положение. Мы можем оказаться где-нибудь вблизи Фамбера — в десятке световых лет, если повезет. Тогда мы используем старый трюк заблудившихся космонавтов. Они сканировали небо, пока не обнаруживали участок с знакомыми созвездиями. Такой участок будет единственным и небольшим, поскольку он лежит точно в направлении на родную планету. Все другие созвездия будут искажены. И даже единственное неискаженное будет содержать лишние звезды — в первую очередь, солнце родной планеты. Тем не менее всегда есть одно знакомое созвездие, и когда вы его находите, вы летите прямо к нему, и когда оно вырастает до привычных размеров, до вашего дома рукой подать.

— А если вы не можете найти знакомое созвездие?

— Вы все равно можете отыскать путь домой. Вы должны лететь вверх или вниз перпендикулярно плоскости Галактики, затем обозревать всю картину целиком и искать соответствующие приметы. Это требует много времени, много энергии, много напряжения и ресурса привода Джарнелла. И если что-нибудь сломается — тогда вы действительно влипли, и вам не остается ничего другого, кроме как болтаться в пространстве, смотреть на родную Галактику, распростертую, как ковер, ждать, пока не кончится энергия, а потом умереть. — Герсен поежился. — Я никогда не сбивался с пути. — Он поднял свой бокал, подозрительно оглядел его, потом вышел из салона и вернулся с новой бутылкой. — Расскажите мне о Фамбере.

Ифигения рассказывала более двух часов. Герсен, откинувшись на спинку дивана, медленно отхлебывал вино. Было очень приятно лежать, смотреть и слушать; на это время реалии его существования были далеко-далеко. Ифигения упомянула Аглабат, город, окруженный стеной из темно-бурого камня, и Герсен встряхнулся. Расслабляться было опасно. Его пребывание в Обменном Пункте не принесло ему пользы. Он стал уступчивым, легко отвлекающимся. Однако он снова расслабился, отхлебывая вино и слушая Ифигению…

Фамбер был удивительным миром. Никто не знал, когда на нем впервые появились люди. Там были разнообразные континенты, субконтиненты, полуострова и большой архипелаг в тропиках. Ифигения была родом из Драззана в Жантильи, государстве на западном побережье самого маленького континента. К востоку от Жантильи лежал Вадрус, где правил Сион Трамбле, а дальше — страна Миск. Остальное пространство континента, за исключением нескольких враждующих государств на восточном побережье, представляло из себя глухомань, населенную варварами.

На остальных континентах картина была примерно та же. Ифигения упоминала десятки народов и племен, резко отличных по характеру и обычаям. Некоторые из них создавали великолепную музыку, устраивали потрясающие своим великолепием зрелища; другие были фетишистами и убийцами. В горах жили вожди бандитских племен и надменные лорды в недоступных замках. Повсюду были чародеи и колдуны, творящие самые разнообразные и поразительные чудеса, а одна жуткая область на севере большого континента управлялась демонами и духами. Местные флора и фауна были сложными, богатыми и прекрасными, но иногда смертельно опасными; там водились морские чудовища, чешуйчатые волки тундры, ужасающие дназды в горах на севере Миска.

Современная технология и образ жизни были неизвестны на Фамбере. Даже Бурые Берсальеры, гвардия Кокора Хеккуса, были вооружены палицами и кинжалами, а рыцари Миска — мечами и арбалетами. Между Миском и Вадрусом шла перемежающаяся краткими передышками война, причем Жантильи обычно находилось в союзе с Вадрусом. Сион Трамбле был настоящим героем, но ему никогда не удавалось одолеть Берсальеров. В знаменитой битве ему удалось отбросить варваров Скар Сакау, которые после этого обрушили свою ярость на юг, на Миск, где они грабили деревни, разрушали крепости, сеяли смерть и опустошение.

Герсен слушал ее, как зачарованный. Романтические легенды о Фамбере ничего не преувеличивали, скорее даже наоборот, преуменьшали. Он сказал об этом Ифигении, которая в ответ лишь пожала плечами:

— Фамбер, конечно, мир романтических деяний. В замках есть огромные залы, где поют барды, и павильоны, где девушки танцуют под звуки лютни. Но внизу расположены темницы и камеры пыток. Рыцари в полной броне и со стягами — величественное зрелище, но потом, в заснеженных скарских степях кочевники отрубают им ноги, и они лежат беспомощные, ожидая, пока волки разорвут их в клочья. Колдуньи варят волшебные зелья, и волшебники посылают с дымом сновидения, а заодно насылают погибель на врагов.

Двести лет назад жили великие герои. Тайлер Трамбле завоевал Вадрус и основал город Каррай, где ныне правит Сион Трамбле. Когда Джадаск Дуско пришел в Миск, это была страна скотоводов, а Аглабат — простой рыбацкой деревушкой. За десять лет он создал первые Бурые Отряды, и война с тех пор не прекращалась.

Она вздохнула.

— В Драззане жизнь еще сравнительно спокойная. У нас четыре старинных колледжа, сотни библиотек. Жантильи — древняя миролюбивая страна, но Миск и Вадрус — совсем другое дело. Сион Трамбле хотел, чтобы я вышла за него замуж и стала королевой — но принесло бы это мне покой и счастье? Или он вечно воевал бы со Скадолаками, Тадоуско Ой и Морскими Шлемами? И вечно — Кокор Хеккус, который теперь станет неумолимым…

Герсен промолчал. Ифигения вновь заговорила:

— На Обменном Пункте я читала книги — о Земле, со Скопления, с Алоизиуса. Я знаю, как вы живете. И вначале я удивлялась, почему Кокор Хеккус так долго оставался в Аглабате, почему он сражается мечами и стрелами, когда он легко мог бы оснастить своих Бурых Берсальеров энергетическим оружием. Но здесь нет никакой тайны. Он нуждается в эмоциях, как другие люди нуждаются в пище. Он жаждет возбуждения и ужаса, ненависти и похоти. И он нашел все это в стране Миск. Но когда-нибудь он зарвется, и Сион Трамбле убьет его. — Она грустно улыбнулась. — Или когда-нибудь Сион Трамбле попытается совершить особенно нелепый подвиг и Кокор Хеккус убьет его — к большому моему сожалению.

— Хмм, — проворчал Герсен. — Вы неравнодушны к этому Сиону Трамбле?

— Да. Он добр, великодушен, отважен. Ему бы не пришло в голову ограбить даже Обменный Пункт.

Герсен горько улыбнулся.

— Я, пожалуй, ближе к Кокору Хеккусу… А что вы можете сказать об остальной части планеты?

— Везде свои обычаи и особенности. В Бидзуле Годмас содержит гарем из десяти тысяч наложниц. Каждый день он забирает в гарем десять новых девушек и отпускает десять — или, если он в плохом настроении, велит их утопить. В Галастанге Божье Око возят по городу в окрашенном киноварью алтаре десяти метров длиной и десяти — высотой. В Латкаре дворяне содержат беговых рабов — специально выращенных и обученных для Латкарских Бегов. Тадоуско Ой строят свои деревни на самых неприступных вершинах и сбрасывают в пропасть больных и калек. Это самые яростные воины на Фамбере. Они заключили союз, чтобы сокрушить стены Аглабата. И преуспеют в этом, ибо Бурые Берсальеры не могут им противостоять.

— Вы когда-нибудь видели Кокора Хеккуса вблизи?

— Да.

— Как он выглядит?

— Дайте мне карандаш и бумагу, и я покажу вам.

Герсен принес ей принадлежности для рисования. Ифигения провела несколько пробных линий, затем принялась за работу. Линия следовала за линией, и постепенно на бумаге появилось лицо. Оно было интеллигентным и настороженным, с высоким лбом, большими пристальными глазами. Волосы были пышными, темными и блестящими, нос — коротким и прямым, рот — довольно маленьким. Ифигения несколькими штрихами набросала туловище и ноги, изобразив человека несколько выше среднего роста, с широкими плечами, узкой талией и длинными ногами. Тело вполне могло принадлежать Билли Уиндлу или Зеуману Отуалу; но лицо нисколько не напоминало резкие проницательные черты Зеумана Отуала, а Билли Уиндла Герсен никогда не видел вблизи.

Пока Герсен изучал рисунок, Ифигения наблюдала за ним. Вздрогнув, она прошептала.

— Я не могу понять жестокости — ненависти — убийства. Вы пугаете меня почти как Кокор Хеккус.

Герсен отложил рисунок в сторону:

— Когда я был ребенком, мой дом был разрушен, а вся семья — кроме дедушки — перебита. Уже тогда я понял, что мой жизненный путь определен. Я знал, что я должен одного за другим убить тех пятерых негодяев, которые организовали налет. Это — моя жизнь, и другой у меня нет. Я не зло; я за пределами добра и зла — как механический убийца, созданный Кокором Хеккусом.

— И я имела несчастье оказаться нужной вам, — вздохнула Ифигения.

Герсен улыбнулся:

— Возможно, вы предпочтете быть нужной мне, а не Кокору Хеккусу, поскольку я всего лишь прошу указать мне путь к Фамберу.

— Вы очень галантны, — ответила Ифигения, и Герсен не понял, иронизирует она или нет.

Впереди ослепительно пылал белый Сириус, а рядом с ним мягко светилась желтая звезда, которая взрастила человеческую рабу. Ифигения грустно разглядывала ее, затем повернулась к Герсену, как будто собралась просить его о чем-то, но затем подумала хорошенько и придержала язык.

Герсен указал на Ахернар, источник Реки Эридан.

— Вот линия, соединяющая Сириус и Ахернар. Но стихотворению минимум тысяча лет — так что сначала нужно определить, где были Сириус и Ахернар тысячу лет назад. Это несложно. Потом нужно определить видимое тысячу лет назад положение Ахернара. Используем эти две новые точки, возьмем к северу от этой линии и будем надеяться на везение. А поскольку я уже закончил вычисления… — Он осторожно подкрутил верньеры, и Сириус на экране резко сместился в сторону. Расщепитель отключился. Герсен тщательно сориентировал корабль и вновь включил его. Старскип и его пассажиры, освобожденные от инерции и эйнштейновских ограничений, начали почти мгновенное скольжение вдоль создаваемого расщепителем разрыва в ткани Вселенной.

— Теперь мы должны ждать появления шести красных звезд. Они могут стремиться к голубой звезде или нет, они могут быть по правому борту или нет — мы не знаем, как должна быть сориентирована вертикальная ось корабля…

Время шло. Ближайшие звезды скользили на фоне более отдаленных, которые в свою очередь скользили на фоне совсем уж далеких искорок звездного света. Герсен нервничал. Он усомнился в том, что Ифигения правильно запомнила стишок. Она в ответ лишь пожала плечами, показывая, как мало это ее заботит, и предположила, что Герсен ошибся в вычислениях.

— Сколько длилось ваше путешествие на Обменный Пункт?

Герсен уже спрашивал об этом раньше, но она всегда отвечала неопределенно. Ничего нового она не добавила и на этот раз:

— Я много спала. Время летело быстро.

Герсен начал подозревать, что руководствуясь стишком, они отправились искать прошлогодний снег, что Фамбер расположен совершенно в другой стороне и что Ифигении это прекрасно известно.

Ифигения чувствовала его недоверие, и поэтому был оттенок мстительности в жесте, которым она указала на шестерку красных гигантов, вытянувшихся в чуть изогнутую линию, заканчивающуюся яркой голубой звездой.

Герсен в ответ лишь проворчал.

— Ну что ж, они вроде бы и впрямь по правому борту, так что и стишок и вычисления были недалеки от истины. — Он отключил привод Джарнелла и Старскип неподвижно повис в пустоте. — Теперь поищем скопление звезд, похожее на кинжал; возможно, его видно невооруженным глазом.

— Вот оно, — указала Ифигения. — Фамбер уже близко.

— Откуда вы знаете?

— Скопление, похожее на кинжал. В Жантильи мы называем его Божья Лодка. Хотя отсюда оно выглядит немного иначе.

Герсен развернул корабль к «рукоятке» и опять включил расщепитель; корабль скользнул вперед. Теперь они летели прямо сквозь скопление. Со всех сторон их плотно окружали звезды, пока они не вылетели в более редко заполненную область.

— Это факт, — заметил Герсен, — что мы на краю Галактики: «под рукоятку по краю лети…». Где-нибудь впереди должен засиять Фамбер.

Прямо впереди лежала небольшая россыпь звезд.

— Звезда должна быть класса G-8, оранжевая, — пробормотал Герсен. — Которая из них оранжевая? Ага, вот она.

Оранжевая звезда появилась на экране чуть левее и ниже перекрестья. Герсен отключил привод Джарнелла и настроил макроскоп, который показал единственную планету. Он прибавил увеличение и на экране появились моря и континенты.

— Фамбер, — произнесла Алюз Ифигения Эперже-Токай.

ГЛАВА X

«Среди присущих людям качеств имеется и такое, которому трудно даже дать точное название. Не исключено, что это наиболее благородное из всех человеческих качеств. Оно включает в себя нечто большее, чем просто доброту, душевную чуткость, щепетильность, глубину и постоянство чувств, полнейшую самоотверженность. Это сопричастность ко всей совокупности ощущений, испытываемых человечеством как единым целым, это память всей истории человеческого рода. Такое качество является неотъемлемой чертой любой гениальной творческой личности, оно никоим образом не может быть приобретено в процессе обучения, ибо обучение в данном случае сродни переходу от возвышенного к комическому — как, например, препарированию бабочки, спектроскопии заходящего солнца, психоанализу хохочущей девушки. Попытка воспитания подобного качества обречена изначально — когда приходит ученость, исчезает поэзия. Насколько зауряден интеллектуал, не способный чувствовать! Какими банальными кажутся его суждения в сравнении с мудростью простого крестьянина, черпающего свою силу, подобно Антею, из эмоциональной сокровищницы всего человечества! По самой сути своей вкусы и предпочтения интеллектуальной элиты, выработанные в процессе обучения, насквозь лживы, искусственны, схоластичны, оторваны от жизни, неглубоки, безапелляционны, путаны, бесплодны и лицемерны».

(Анспик, Барон Бодиссейский. «Жизнь», том IV)

Отзывы критиков на труд Барона Бодиссейского «Жизнь»:

«Монументальное произведение, если вам по душе монументы. Перед глазами неотвязно возникает скульптурная группа „Лаокоон“ с нашим добрым Бароном в центре, мучительно корчащимся в попытках разорвать путы здравого смысла, в компании стремящихся к тому же самому наиболее ревностных его почитателей».

(«Всеобщее Обозрение», Сан-Стефано, Бонифас)

«Чудовищно громоздкий агрегат проглатывает знания целыми тюками, весь дрожит и стонет, перемалывая их, а затем выплевывает результат своей бурной деятельности — тощие клубы разноцветного едкого дыма».

(«Эскалибур», Патрис, Крокиноль)

«Шесть томов бредней, настоенных на розовой водице мечтаний».

(«Академия», Лондон, Земля)

«Отъявленный вздор, изложенный топорным и напыщенным слогом, совершено неудобоваримый…»

(«Ригелианин», Авента, Альфанор)

«Когда он завистливо фыркает, отмечая деяния более достойных людей, невозможно не испытывать искренний гнев».

(«Галактический ежеквартальник», Балтимор, Земля)

«Очень трудно противостоять соблазну изобразить Барона Бодиссейского на фоне аркадской идиллии в окружении баранов, восторженно внемлющих его поучениям».

(«Эль-Орхид», Серль, Квантика)

На материке Деспаз было утро, когда Алюз Ифигения начала давать географические пояснения.

— Вытянутая полоса на юге, между береговой линией и горами Скар Сакау, — Земля Миска. Аглабат различить трудно — он такого же бурого цвета, что и окружающая местность, и сливается с нею. Расположен он на берегу вон того глубоко вклинивающегося в сушу залива.

— А где ваша родина?

— Западнее. Сначала, среди отрогов гор — Вадрус. Обратите внимание на светло-серое пятно — это город Каррай. Затем снова горы, и лишь за ними — Жантильи. — Она оторвалась от телескопа. — Но вы, естественно, никогда не побываете там. Как и в Каррае.

— Почему?

— Потому что ни мой отец, ни Сион Трамбле не потерпят, чтобы я оставалась вашей рабыней.

Ничего не ответив на это, Герсен прильнул к окулярам и почти целый час изучал все новые и новые участки поверхности по мере того, как вращение планеты подставляло их под солнечный свет.

— Многое мне ясно, — наконец произнес он. — Однако столько же остается и невыясненным. Например, каким образом выйти на Кокора Хеккуса, не подвергая себя угрозе гибели? Он, несомненно, располагает радаром и, возможно, организовал противовоздушную оборону своего города. Придется осуществить посадку где-то за пределами дальности средств обнаружения. Наиболее подходящее место для этого, скорее всего, по другую сторону горного массива.

— А после того, как вы сядете — что тогда?

— Чтобы убить Кокора Хеккуса, я должен сначала отыскать его. А чтобы найти его, придется отправиться на поиски.

— А я? — горестно пожаловалась Алюз Ифигения. — Я покинула Фамбер, спасаясь от Кокора Хеккуса. Вы же вернули меня сюда. После того, как вас убьют, в чем не приходится сомневаться, что мне предпринять в этом случае? Вернуться в Обменный Пункт?

— Похоже, наши интересы совпадают, — сказал Герсен. — Мы оба хотим, чтобы не стало Кокора Хеккуса. Для нас обоих нежелательно, чтобы он знал о нашем присутствии на Фамбере. Вот и будем теперь держаться друг друга.

Он развернул Старскип к Фамберу, стараясь держаться намного севернее гор, называвшихся Скор Сакау. После тщательного обследования местности он нашел уединенную седловину под прикрытием могучей вершины и именно на нее и сел. Справа и слева вздымались другие столь же могучие пики, до коренных пород оголенные неистовыми ветрами и лишь покрытые кружевами ледников. Ниже и к югу простиралось хаотическое нагромождение горных кряжей, глубоких ущелий, отвесных обрывов. Еще никогда, пожалуй, Герсену не доводилось бывать в настолько дикой местности. Пока в переходном шлюзе выравнивалось давление, Герсен спустил на поверхность небольшой ялик, до зубов вооружился и накинул на себя плащ. В такой же плащ закуталась и Алюз Ифигения. Затем открыл люк и спрыгнул на поверхность Фамбера. Ярко светило солнце, но воздух был прохладным. Ветра, к счастью, почти не было. Алюз Ифигения присоединилась к нему и в приподнятом настроении осматривалась по сторонам, как будто, несмотря на все страхи, она была счастлива вернуться домой. Повинуясь какому-то не очень ясному для нее самой импульсу, она повернулась к Герсену и произнесла:

— Вы вовсе никакой не злодей, несмотря на все, что рассказывали о себе. Вы были добры ко мне — даже более добры, чем я могла ожидать. Почему бы вам не отказаться от осуществления своего фантастического замысла? Кокор Хеккус в полной безопасности за стенами Аглабата, даже Сион Трамбле не представляет для него угрозы. Разве вы в состоянии что-то ему сделать? Чтобы убить его, вам нужно каким-то образом выманить его, а для этого придется одолеть все его чертовски коварные уловки. И никогда не забывайте о том, что больше всего на свете он жаждет встретиться именно с вами.

— Я прекрасно все это понимаю, — сказал Герсен.

— И тем не менее, продолжаете упорствовать? Вы, должно быть, или сумасшедший, или волшебник.

— Нет.

— Тогда вам придется придумать что-то из ряда вон выходящее.

— Только вот как это сделать, если в моем распоряжении нет никаких фактов? И именно этим мы сейчас и займемся. Видите этот ящик? — Он ткнул носком металлический чемодан. — Я могу сидеть на удалении в десять миль и с помощью заброшенной в Аглабат потайной микрокамеры узнавать обо всем, что мне необходимо знать.

Алюз Ифигения ничем не возразила на это заявление. Герсен внимательно осмотрел Старскип, затем, обведя взором теснившиеся со всех сторон горные склоны, удостоверился в том, что в такую глушь, да еще на такой высоте, ни при каких обстоятельствах не забредут варвары-кочевники. Интуитивно догадываясь о его мыслях, Алюз Ифигения заметила:

— Они держатся к югу от массива, где имеются пастбища для их стад и где рукой подать до амбаров Миска. Если мы полетим на юг, то увидим их селения. Это самые свирепые воины из всех, что когда-либо существовали, хотя и сражаются практически голыми руками да еще кинжалами.

Герсен поднял черный чемодан на борт ялика, который в отличие от летающей платформы, имевшейся на его старенькой Модели 9-В, был оборудован прозрачным колпаком и удобными сиденьями. Первой расположилась в кабине Алюз Ифигения, к ней тут же присоединился Герсен, после чего захлопнул колпак. Ялик чуть приподнялся в воздух, соскользнул с седловины, затем повернул на юг, продираясь между вздымающимися высоко вверх утесами и отвесными склонами. Никогда еще перед взором Герсена не разворачивалась столь ужасающая картина местности. Крутые обрывы росли буквально один за другим над напоминающим глубокую бездну ущельем, на дне которого металлической узкой лентой вилась река, различимая только вследствие того, что оранжевое солнце находилось в самом зените. Одна пропасть открывалась в другую. Пронизывающие их ветры сталкивались друг с другом и трепали ялик, швыряя его из стороны в сторону. То и дело на глаза попадались водопады, низвергавшиеся с высоких уступов и похожие издали на развевающиеся по ветру пряди из серебристого шелка.

Мимо проносились утес за утесом, гряда за грядой, и исчезали сзади, и вот уже с южной стороны показалась череда долин. Вдалеке виднелись леса и луга, и вскоре Алюз Ифигения показала на что-то вроде беспорядочной россыпи скал, прилепившихся к почти отвесному обрыву.

— Поселок тадоскоев. Мы им кажемся какой-то сказочной птицей.

— До тех пор, пока нас не подстрелят.

— Они пользуются только валунами, которые скатывают сверху на своих врагов, а на охоте — луками и пращами.

Герсен тем не менее обошел поселок стороной, резко свернув к противоположной, почти отвесной стене ущелья, поверхность которой показалась ему удивительно бугристой и выщербленной. Только менее, чем в ста метрах от этой стены, до него дошло, что он быстро приближается к другому селению, с невероятным риском цеплявшемуся к бесплодным скалам. В поле зрения промелькнуло несколько темных фигур. Какой-то мужчина на крыше целился из оружия. Герсен выругался, резко свернул в сторону. Однако короткая острая металлическая игла прошила переднюю часть корпуса ялика. Ялик сильно тряхнуло, он накренился, затем начал терять высоту.

Алюз Ифигения громко вскрикнула, Герсен что-то прошипел сквозь плотно стиснутые зубы. Не прошло и двух часов пребывания на Фамбере, как их уже постигла беда!

— Выведены из строя передние подъемные винты, — сказал он, пытаясь сохранить спокойствие. — Не бойтесь, нам ничто не угрожает. Мы вернемся на корабль.

Но это оказалось явно невозможным — ялик завис под угрожающим углом к горизонту, поддерживаемый в воздухе только центральным и задним винтами.

— Придется сесть, — сказал Герсен. — Может быть, мне удастся устранить повреждение… Как мне показалось, вы сказали, что у этих людей нет никакого оружия.

— Это, должно быть, арбалет, отобранный у Кокора Хеккуса. У меня нет никакого другого объяснения. Я так огорчена.

— Вы нисколько не виноваты в этом. — Герсен все свое внимание сосредоточил на управлении яликом, пытаясь удерживать его под таким углом, чтобы еще имелась хоть какая-то тяга, позволяющая дотянуть до любого приемлемого для посадки места. В самый последний момент он выключил задние турбины, врубил на полную мощность тянущий двигатель и на какое-то мгновение выравнял ялик, благодаря чему посадка на покрытый гравием уступ в пятнадцати метрах над рекой получилась достаточно мягкой.

Из ялика Герсен выбирался на негнущихся ногах. При виде причиненных ялику повреждений сердце его совсем упало.

— Что-нибудь серьезное? — встревоженно спросила Алюз Ифигения.

— Очень. На корабль можно будет вернуться только в том случае, если удастся сдвинуть центральный винт вперед или каким-нибудь иным образом устранить дифферент при полете… Что ж, за дело.

Он извлек стандартный набор инструментов, которым комплектовался каждый ялик, и принялся за работу. Быстро пробежал час. Солнце прошло зенит и стало клониться к западу. В долине потемнело, все больше сгущались синие тени. Одновременно с этим пахнуло промозглым воздухом, наполненным запахом снега и влажных камней. Вдруг Алюз Ифигения потянула Герсена за руку.

— Скорее! Прячьтесь! Тадоскои.

Ничего толком не поняв, Герсен все же позволил девушке затащить себя в расщелину между скалами. Мгновеньем позже взору его представилось самое странное за всю его жизнь зрелище. По долине спускались от двадцати до тридцати гигантских многоножек, на каждой из которых размещалось по пять человек. Многоножки, как сразу же заметил Герсен, внешне почти не отличались от сооруженного Пэтчем форта, только были гораздо меньших размеров. Наездники — все как на подбор, один страшнее другого, очень мускулистые мужчины с темно-бордовой лоснящейся кожей. У них были колючие, холодные глаза, плотно сомкнутые губы, большие крючковатые носы, грубая одежда из черной кожи, шлемы — из такой же кожи и грубо обработанного железа. Каждый вооружен копьем, боевым топором и кинжалом.

При виде поврежденного ялика весь отряд в изумлении остановился.

— По крайней мере, они не посланы специально для того, чтобы захватить нас, — прошептал Герсен.

Алюз Ифигения промолчала и только еще ближе пододвинулась к нему. Однако даже в столь крайних обстоятельствах сама мысль о возможности соприкосновения их тел вызвала у Герсена волнующий трепет.

Тадоскои окружили ялик. Часть их спешилась и стала переговариваться на грубом, почти нечленораздельном наречии. Затем они начали обшаривать всю долину сверху донизу. Еще несколько секунд, и кто-то из них додумается обследовать расщелину.

— Оставайтесь здесь, а я попробую отвлечь их, — прошептал Герсен Алюз Ифигении, после чего вышел вперед, заложив большие пальцы за увешанную оружием портупею. На какое-то мгновение воины опешили и просто глядели на Герсена, затем вперед вышел воин в несколько более замысловатом шлеме, чем у других. Он заговорил: произносимые им слова грубо грохотали, как мельничные жернова, и хотя, по всей вероятности, своим источником имели древний всеобщий праязык, Герсен так ничего и не понял из всего, что он сказал. Глаза вождя — таким, судя по всему, было его положение в отряде — скользнули мимо Герсена, и в них снова вспыхнул огонь изумления. Это вышла из расщелины Алюз Ифигения и сразу же обратилась к вождю на языке, в какой-то мере родственном языку тадоскоев. Вождь не замедлил ей ответить. Остальные воины продолжали сидеть неподвижно. Никогда еще не доводилось Герсену видеть картины более зловещей несмотря на всю ее театральность.

Алюз Ифигения повернулась к Герсену:

— Я сказала ему, что мы — враги Кокора Хеккуса, что мы прибыли сюда из очень далекого мира, чтобы убить его. Вождь говорит, что они готовят набег, что вскоре соединятся с другими отрядами и что все вместе намерены напасть на Аглабат.

Герсен еще раз окинул вождя оценивающим взглядом.

— Спросите у него, может ли он обеспечить нас средствами доставки к нашему кораблю. Я хорошо заплачу ему.

Алюз Ифигения заговорила. Вождь только промычал что-то, свирепо ухмыляясь, затем заговорил. Алюз Ифигения тут же перевела его слова.

— Он отказывается. Весь отряд даже не помышляет ни о чем другом, кроме этого грандиозного набега. Он говорит, что если мы хотим, то тоже можем присоединиться к участникам набега. Я ответила ему, что вы предпочитаете отремонтировать механическую птицу.

Вождь снова заговорил. Герсен уловил, что слово «дназд» он употребил несколько раз. Алюз Ифигения — почему-то не сразу, что показалось несколько странным — повернулась к Герсену.

— Он говорит, что нам не дожить до утра, что нас умертвит дназд.

— А что же это такое «дназд»?

— Это огромное дикое животное. Эта местность как раз и называется Ущельем Дназда.

Снова раздался монотонный грохот голоса вождя. Ухо Герсена, привыкшее извлекать смысл из тысячи и одного диалектов или вариантов универсального языка, начало постигать общую тональность хриплого, гортанного говора вождя. Он, несмотря на угрожающее звучание своих слов, похоже, не был настроен враждебно по отношению к незнакомцам. Герсен сообразил, что для такого отряда воинов разделаться с беспомощными путниками означало только уронить собственное достоинство. «Вы говорите, что вы — враги Кокора Хеккуса», таким, похоже, был смысл его слов. «В таком случае мужчина должен стремиться присоединиться к вооруженному отряду — если, так сказать, он настоящий воин, несмотря на его нездоровую бледность».

Алюз Ифигения перевела его слова так:

— Он говорит, что это боевой отряд. Бледный цвет вашей кожи создает у него впечатление, что вы больны. Он говорит, что если вы желаете присоединиться, то, пожалуйста, но только в качестве слуги. А работы предстоит очень много и еще больше опасностей.

— Гм. Он именно так сказал?

— По крайней мере, в таком смысле выразился.

Судя по всему, у Алюз Ифигении не было ни малейшего желания присоединяться к вооруженному отряду варваров.

— Спросите у вождя, — попросил ее Герсен, — имеется ли хоть какая-нибудь возможность нашего возвращения к кораблю?

Алюз Ифигения задала этот вопрос вождю. Он, похоже, вызвал у него только сардоническую усмешку. Он как бы говорил: «Только в том случае, если вам удастся спастись от дназда, если удастся преодолеть более двухсот миль пути через горы без пищи и крова».

Алюз Ифигения упавшим голосом перевела ответ вождя:

— Он говорит, что ничем не может помочь нам. Мы вольны поступать так, как нам захочется. — Она бросила взгляд в сторону ялика. — Мы сможем его починить?

— Вряд ли. У меня даже нет необходимых для этого инструментов. Нам, пожалуй, лучше присоединиться к этим людям — во всяком случае, не отставать от них, пока не подвернется что-нибудь получше.

Алюз Ифигения эти слова Герсена перевела крайне неохотно. Вождь ответил равнодушным согласием и подал знак, по которому приблизилось одно из верховых животных, на котором размещались только четыре воина. Герсен взгромоздился на служившую седлом подушку, подтянул к себе Ифигению и посадил ее к себе на колени. Так близко они еще никогда не были друг к другу, казалось даже поразительным, что он столько времени себя сдерживал. Она, похоже, думала о том же самом и с грустью глядела на Герсена. Какое-то время она еще сидела вся съежившись, затем стала держаться посвободнее.

Бег многоножек был ровным и плавным, как если бы они скользили по стеклу. Отряд, следуя вниз по долине, все время придерживался почти невидимой тропы, которая то опускалась, то поднималась, перебиралась через валуны, петляла среди расщелин, ныряла в узкие проходы между скалами. Время от времени, когда стены долины почти смыкались друг с другом, небо Фамбера становилось лишь темно-синей узкой полосой, а речка превращалась в стремительно несущийся бурлящий поток, кавалькада взбиралась на карнизы крутых утесов, сдавливавших долину. Воины хранили мертвую тишину, столь же беззвучно передвигались оседланные ими многоножки, единственными звуками, которыми нарушался покой долины, были вздохи ветра и журчанье воды. В такой обстановке Герсен еще более остро ощущал тепло тела девушки, прижавшейся к нему, однако не переставал напоминать себе, что потворство такого рода слабостям для него категорически запрещено, что уделом его жизни может быть только печаль и роковой исход — но все его естество, естество на клеточном уровне, на уровне нервов и инстинктов противилось этому, и руки его еще плотнее обвивались вокруг Алюз Ифигении. Она оборачивалась — лицо ее, как казалось Герсену, выражало лишь отрешенную грусть, а в глазах блестели не что иное, как слезы. Почему она такая подавленная, не переставал изумляться Герсен, что могло ее так угнетать. Обстоятельства, конечно же, пока что складывались не очень-то благоприятные, и не могли не вызывать досады, однако положение было далеко не безнадежным. Как бы то ни было, но тадоскои обращались с ними учтиво… Внезапная остановка прервала его мысли. Вождь совещался со своими помощниками. Внимание их было приковано к вздымавшейся высоко вверх отвесной стене, к едва различимым прилепившимся к ней зернышкам, которые, как догадался Герсен, составляли селение горцев.

Алюз Ифигения пошевелилась в его руках.

— Это селение противников, — пояснила она. — Отдельные кланы тадоскоев испокон веков враждуют между собой.

Вождь подал знак — трое разведчиков спешились и побежали вперед, чтобы проверить безопасность тропы. В сотне метров от отряда они издали гортанные сигналы тревоги и чуть отпрянули назад, увернувшись от массивной каменной глыбы, обрушившейся на тропу сверху.

У воинов не шевельнулся ни один мускул. Разведчики двинулись дальше вдоль по тропе и исчезли из виду. Через полчаса они вернулись.

Вождь просигналил своим воинам, и многоножки одна за другой ринулись вперед. Высоко над головой появились какие-то предметы, похожие на серые горошины. Они падали вниз невообразимо медленно, почти что плыли по воздуху. Но размер и скорость оказались обманчивыми. Горошины превратились в каменные глыбы, высекавшие осколки из расположенных вдоль тропы скал. Воины, не проявляя внешне ни малейшей озабоченности, уклонялись от каменной лавины, то ускоряя, то замедляя бег своих многоножек, временами даже пуская их вперед стрелой, а иногда и останавливая на полном ходу. Как только мимо опасного места пронеслась многоножка с Герсеном и Алюз Ифигенией, камнепад тотчас же прекратился.

Долина вскоре резко расширилась, превратившись в вытянутое полумесяцем пастбище с полоской леса по берегам реки. Вот здесь-то и приостановилось на какие-то полминуты переднее животное и впервые вдоль цепи наездников прогрохотало: «Дназд».

Но дназд так и не показался. Отряд робко двинулся через луговину дальше, воины на всякий случай припали к спинам животных.

Стало темнеть. Несколько пучков перистых облаков высоко над головой выкрасились в темно-бронзовый цвет в лучах заходящего солнца. Вскоре отряд вошел в узкое ущелье между скалами, скорее даже расщелину, сквозь которую животные могли протиснуться, лишь совсем поджав под себя ноги. Временами Герсен мог бы прикоснуться к стенкам расщелины с обеих сторон одновременно. Затем трещина расширилась и вывела отряд на круглую площадку с поверхностью, присыпанной песком. Все спешились. Животных отвели в сторону, соединили всех вместе веревками. Часть воинов набрала воды в кожаные ведра из расположенного поблизости пруда, дала животным напиться и стала кормить чем-то, напоминающим высохшую и измельченную в порошок кровь. Другая часть воинов развела несколько небольших костров, повесила котелки на треноги и начала готовить какое-то отвратительно пахнущее варево.

Вождь со своими помощниками расположился чуть в стороне от остальных и начал с ними вполголоса совещаться. Затем бросил взгляд в сторону Герсена и Алюз Ифигении и подал знак. Тотчас же двое воинов разбили нечто вроде палатки из черной кожи. Алюз Ифигения издала еле слышный вздох и потупила взор.

Как только закончилось приготовление еды, каждый воин достал железную миску из-под прикрывавшей затылок части шлема и погрузил ее прямо в котел, не обращая внимания на горячий пар и кипящую подливу. Не имея никакой посуды, Герсен и Алюз Ифигения терпеливо наблюдали за тем, как воины расправлялись с едой непосредственно пальцами, помогая лишь широкими ломтями черствого хлеба. Первый закончивший есть воин вычистил миску песком и учтиво протянул ее Герсену, который с благодарностью принял ее, окунул в варево и отнес миску Алюз Ифигении, чем вызвал удивленный ропот среди воинов. Тут же появилась еще одна миска, и теперь за еду принялся Герсен. Похлебка оказалась не такой уж мерзкой, хотя и пересоленной и приправленной какой-то весьма необычной, очень острой специей. Хлеб был твердым и отдавал жженым бурьяном. Воины сидели на корточках вокруг костров, не смеясь и не затевая какой-либо возни.

Вождь поднялся во весь рост, прошел в палатку. Герсен стал озираться по сторонам в поисках места для себя и Алюз Ифигении. Ночью будет очень холодно, поскольку при них были только плащи. Тадоскои, у которых не было даже этого, очевидно намеревались лечь спать прямо возле костров… Воины то и дело как-то загадочно посматривали в сторону Алюз Ифигении. Герсен тоже повернулся к ней. Она сидела, не отрывая глаз от костра, обвив руками колени. Ничто, казалось, не должно было вызывать к ней повышенное внимание. Из палатки вышел вождь, хмурое лицо его выражало недовольство — как будто пришел конец его терпению. Кивком головы он поманил к себе Алюз Ифигению.

Герсен медленно выпрямился во весь рост. Алюз Ифигения, не отрывая глаз от костра, произнесла тихо:

— Для тадоскоев женщины — существа низшего порядка… Женщины у них находятся в общественной собственности, и воин, занимающий наивысшее положение, спит с полюбившейся ему женщиной — первым.

Герсен повернулся к вождю.

— Объясните ему, что это не в наших обычаях.

Алюз Ифигения медленно подняла голову, пристально глядя на Герсена.

— Мы ничего не можем сделать. Мы…

— Скажите ему.

Алюз Ифигения повернулась к вождю и передала ему слова Герсена. Сидевшие вокруг костра воины застыли, как каменные изваяния. Вождь, казалось, был ошарашен и сделал два шага вперед.

— На своей родине вы обязаны строго соблюдать свои собственные обычаи, — сказал он. — Но здесь — Скар Сакау, и здесь надо придерживаться наших. Вот этот бледнолицый является наиболее выдающимся воином из всех, здесь присутствующих? Нет, конечно же, нет. Следовательно, ты, бледнолицая женщина, должна уйти в мою палатку. Так заведено в Скар Сакау.

Герсен не стал дожидаться перевода.

— Скажите ему, что я особо выдающийся воин у себя на родине. И если вы и будете спать с кем-нибудь, то только со мною.

На что вождь не без галантности отвечал:

— Повторяю, здесь Скар Сакау. Я здесь вождь, никто не смеет мне перечить. И не стоит тратить попусту слов, доказывая, что бледнолицый мне не пара. Так что, ступай сюда, женщина, и на этом закончим эти недостойные меня переговоры.

— Скажите ему, — упорствовал Герсен, — что мое положение воина куда выше, чем его — что адмирал космического флота, Верховный Правитель, сам Господь-Бог — кто-угодно, лишь бы это стало ему понятно.

Она покачала головой и поднялась.

— Мне лучше повиноваться.

— Скажите ему.

— Вас убьют.

— Скажите ему.

Алюз Ифигения перевела слова Герсена. Вождь сделал еще два шага вперед и показал на крепкого молодого воина.

— Ну-ка докажи этому бледнолицему, что он из себя представляет. Задай ему настолько крепкую взбучку, чтобы он надолго запомнил свое жалкое место.

Воин сбросил доспехи с верхней части туловища.

— Бледнолицый вооружен, как самый настоящий трус, — произнес вождь. — Передай ему, женщина, что он должен биться как подобает мужчине, в лучшем случае, только с кинжалом в руках. Пусть он снимет с себя все мечущее молнии оружие.

Дрожащей рукой Герсен потянулся было к лучемету. Но тут же понял, что рядом стоящие воины тотчас же обезоружат его. Он неторопливо расстался с оружием, отдав его Алюз Ифигении, снял с себя куртку и рубаху. Его противник был вооружен тяжелым кинжалом с обоюдоострым лезвием. Герсен в связи с этим извлек свой собственный нож с узким и длинным лезвием.

Воины-тадоскои расчистили пространство между тремя кострами и, присев на корточки, образовали круг. Темно-коричневые лица их оставались сумрачными и бесстрастными, что делало их всех похожими на гигантских насекомых.

Герсен вышел вперед и прикинул в уме возможности своего противника. Он был повыше Герсена, могучими были его мышцы, быстрыми — движения. Пальцы его поигрывали тяжелым кинжалом будто перышком. Герсен чуть приподнял свой нож, продолжая держать его свободно. Молодой воин описал кинжалом круг в воздухе, как бы пытаясь подобным маневром загипнотизировать противника. Сталь клинка, отражая сполохи костров, образовала в воздухе зловещее огненное кольцо.

Резким движением Герсен швырнул свой нож в противника. Острое лезвие проткнуло его запястье и пригвоздило к плечу. Из мгновенно потерявших силу пальцев выпал кинжал. В немом изумлении парень взирал на беспомощную руку. Герсен подошел ближе, поднял оброненное воином оружие, низко пригнулся, увернувшись от удара ногой, и сам ударил воина в голову чуть повыше уха плоской стороной его же собственного кинжала. Воин пошатнулся, Герсен ударил его еще раз. Так и не оправившись после меткого попадания Герсена, парень рухнул наземь.

Герсен подобрал свой нож, учтиво вернул кинжал молодого воина на его прежнее место в кожаных ножнах, после чего вернулся к Ифигении и начал спокойно одевать на себя ту часть одежды, что сбросил перед схваткой.

Только сейчас, впервые за все это время среди зрителей прошелестел шум приглушенных голосов. Не было ни аплодисментов, ни неодобрительных возгласов — только тихий ропот, в котором перемешались некоторое удивление и неудовлетворенность результатом схватки.

Все теперь смотрели на вождя, который тут же вышел вперед с торжественным видом.

— Бледнолицый, — громким голосом, нараспев, начал вождь и этот тягучий ритм тщательно поддерживал в продолжение всей своей речи, — ты одержал верх над этим молодым воином. Я не вправе упрекать тебя за не совсем обычный способ, с помощью которого ты этого добился, хотя мы, тадоскои, считаем, что только тот, кто не очень-то надеется на свою силу и умение, захочет решать судьбу поединка одним-единственным броском. И вот это-то как раз не доказывает ничего иного, кроме того, что тебе удалось одолеть молодого и не очень-то опытного воина. Придется тебе сразиться еще раз.

Взгляд его начал скользить по лицам воинов, но тут заговорил Герсен.

— Скажите вождю, — сказал он Алюз Ифигении, — что только с ним я могу уладить разногласия в отношении того, где вы будете проводить эту ночь, и поэтому именно его я вызываю сразиться со мной.

Алюз Ифигения тихим голосом перевела слова Герсена. Услышанное совершенно ошеломило собравшихся. Даже сам вождь был удивлен подобным предложением.

— Он действительно так считает? Неужели он не понимает, что здесь мне нет равных, что я — повелитель всех тех людей, с кем мне доводилось до сих пор сталкиваться? Объясни ему, что я — вождь и что, поскольку он не принадлежит к моему клану, то схватка между нами должна закончиться только смертью одного из нас.

Алюз Ифигения все это передала Герсену, на что тот ответил:

— Поставьте вождя в известность о том, что я не имею желания доказывать свое высокое положение. Что я с большей охотой предпочел бы спать, а не сражаться, если он не станет настаивать на вашем обществе.

Алюз Ифигения объяснила вождю намерения Герсена, но вождь решительным жестом швырнул наземь свои доспехи, после чего произнес:

— Вопрос, кто из нас более достойный, мы уладим очень быстро, так как в боевом отряде не может быть двух предводителей. Чтобы судьбу схватки не решал один случайный бросок, борьба будет вестись голыми руками, без применения любого оружия.

Герсен окинул вождя придирчивым взглядом. Он был высок, несколько тяжеловесен, но очень подвижен. Темная кожа его казалась задубевшей, как дерево. Взглянул на Алюз Ифигению, которая зачарованно следила за каждым его жестом, затем двинулся вперед. По сравнению с телом варвара, темный цвет кожи которого рельефно оттенял многочисленные бугры стальных мускулов, его собственное тело казалось мертвенно бледным и дряблым. Чтобы проверить реакцию вождя, Герсен нанес как бы невзначай удар кулаком в сторону головы. Мгновенно стальные пальцы перехватили его запястье, взметнулась одна из ног. Герсен выдернул руку и мог бы, поймав ступню, опрокинуть вождя наземь, но вместо этого позволил носку противника слегка коснуться его бедра, после чего нанес с размаху еще один удар левой рукой, который пришелся почти как бы случайно в шею вождя. Впечатление было такое, будто костяшки пальцев уткнулись в ствол дерева.

Вождь прыгнул вперед, оттолкнувшись сразу обеими ногами, а для вящего устрашения еще и раскинул пошире руки. Кулак Герсена как бы сам собой уткнулся в незащищенное лицо варвара, угодив прямо в левый глаз, но при этом и сам Герсен нарвался на такой захват руки, какой прежде ему еще никогда не встречался. Еще секунда — другая, и противник сломал бы ему локтевую кость. Герсен чуть присел, затем резко распрямился, как пружина, совершил что-то вроде безрассудного в данной ситуации кувырка назад, но при этом с размаху ударил противника ногой в лицо и рывком высвободил руку. Когда Герсен снова начал наступать на вождя, его самоуверенности куда поубавилось. Он медленно поднял обе руки, принимая защитную стойку, но Герсен опередил его и снова ударил в левый глаз. Еще раз взметнулась нога варвара, и еще раз Герсен воздержался от того, чтобы схватить его за лодыжку. Носок снова едва коснулся бедра Герсена. Левый глаз вождя опух и налился кровью. Отпрыгнув назад после выпада противника ногой, Герсен воспользовался секундной передышкой для того, чтобы образовать ногой углубление в песке. Вождь кружил около него, но напасть не решался. Тогда Герсен сам отскочил чуть в сторону и сделал ложный выпад рукой. Противник поймал его руку одной рукой, а другой нанес рубящий удар по затылку. Герсен моментально поднырнул вперед и уткнулся плечом в твердый, как гранит, живот варвара. Ответным ударом тот смахнул в сторону плечо Герсена, но Герсен, низко пригнув голову, продолжал на него наседать. Вождь взметнул вверх колено и с силой ударил им в грудь Герсена. Герсен поймал колено, резко выпрямился, перехватил руки, вцепившись в лодыжку и крутанул ее. Вождю пришлось даже упасть, чтобы воспрепятствовать вывиху коленного сустава, но как раз в это мгновенье Герсен нанес сильнейший удар ногой точно в правый глаз и тотчас же отпрянул назад, едва увернувшись от мощного взмаха темно-красной руки. Какое-то мгновенье он стоял неподвижно, тяжело дыша и сопя, страшно болела грудь, но правый глаз вождя совершенно заплыл. Герсен пригнулся, тщательно расширил углубление в песке. Свирепо сверкая глазами, как разъяренный вепрь, вождь внимательно следил за каждым движением Герсена. Затем, отбросив, по-видимому, всякую осторожность, ринулся вперед. Герсен сделал шаг в сторону — порядок ответных действий на как раз вот такое притворное безрассудство был им тщательно отработан на выдававшихся от случая к случаю тренировках. Не задумываясь ни на мгновение, он нанес прямой колющий удар кулаком точно в левый глаз вождя, однако молниеносный удар левой руки варвара едва не раздробил его запястье, вызвав острую боль и полностью лишив возможности осознанно владеть левой рукой. Это была серьезная потеря, но правый глаз вождя уже совсем закрылся, а левый опух еще больше. Не обращая внимания на боль, Герсен с размаху шлепнул теперь уже бесполезной левой ладонью по лицу противника. Снова, как и в аналогичном случае раньше, взметнулась левая рука варвара, чтобы рубануть Герсена по затылку, но тот изловчился ухватиться за ее запястье своей правой рукой, ногой нанес удар чуть ниже левого колена, а головой — в шею, после чего вождь решил, что лучше несколько присесть, но сохранить свободу действий и координацию движений. Выдохнув с громким хрипом из легких весь воздух, Герсен изо всей силы рубанул по открывшемуся всего лишь на какое-то мгновенье затылку вождя. Лицо варвара побагровело, и он нанес хлесткий ответный удар слева тыльной стороной руки. Герсен, который теперь уже начал терять первоначальную подвижность, отразил удар правым предплечьем. С таким же успехом можно было подставить руку под кувалду, и теперь от обеих рук, как левой, так и правой, пользы уже не было никакой. Противники разошлись в разные стороны, оба сильно вспотели и тяжело дышали. Оба глаза вождя теперь были почти полностью закрыты. Ничего так не желал сейчас сильнее Герсен, как каким-угодно способом утаить от противника непригодность своих рук для продолжения схватки. Проявление подобной слабости стало бы для него роковым. Собрав последние силы, он пригнулся и начал подкрадываться к вождю, держа руки так, будто готовился нанести удар кулаком. Варвар взревел и повторил свой коронный бросок, оттолкнувшись одновременно обеими ногами. Герсен пригнулся, чтобы устоять на ногах, правым локтем ударил наотмашь в почерневшее от ушиба место на шее вождя. Руки варвара обвились вокруг туловища Герсена, боковыми ударами головы он начал долбить его висок. Герсен присел еще ниже и ударил головой вождя под подбородок, а затем нанес еще несколько ударов ногами по коленям. Они оба опрокинулись наземь, варвар предпринял попытку подмять под себя Герсена, тот поначалу не стал ему в этом препятствовать, даже поддался ему, но в последнее мгновенье вывернулся и оказался на нем сверху, хотя и в цепких объятиях влажных темно-коричневых рук. Герсен с размаху ударил головой противника в подбородок, затем в нос. Варвар в ответ каждый раз пытался укусить Герсена в лицо и продолжал приподнимать и опускать туловище и извиваться всем телом, чтобы вывернувшись, самому оказаться наверху, однако Герсен пресекал эти попытки, упираясь в землю широко разведенными ногами. В очередной раз ударил противника головой — зубы варвара оставили шрамы у него на лбу. Тогда он ткнул головою в нос и почувствовал, как тот сломался. Затем снова, как молот, опустил голову на подбородок — и снова зубы противника вырвали кусок кожи у него на лбу. Однако на большее вождь уже не был способен. В последней отчаянной попытке противостоять настойчивым ударам головы Герсена, он, отпустив туловище, высвободил руки для того, чтобы упереться локтями в шею Герсена, но тот именно этого маневра и ждал. Рывком выпрямившись, он расположился на животе у вождя, а затем, собрав последние силы, нанес сокрушительный удар головой прямо в переносицу.

Вождь поперхнулся, тело его обмякло, он уже ничего не соображал, ошеломленный болью, усталостью и ударами в шею и голову. Герсен, шатаясь, поднялся на ноги, руки его висели безвольно, как плети. С ужасом он глядел на распростертое перед ним гигантское темно-коричневое тело. Никогда в жизни ему еще не приходилось иметь дело со столь необыкновенно сильным противником. Не умертвил ли он его? Даже не столь сильные удары убивали людей послабее.

Спотыкаясь на каждом шагу, Герсен подошел к тому месту, где сидела все еще продолжающая всхлипывать Алюз Ифигения, и произнес заплетающимся языком:

— Скажите воинам, чтобы они позаботились о своем предводителе. Он — выдающийся боец, и враг моего врага.

Алюз Ифигения передала его слова воинам. Раздалось несколько унылых вздохов и негромкий, быстро притихший ропот. Несколько воинов подошли к лежавшему без сознанья вождю, затем повернули головы в сторону Герсена. Он стоял, пошатываясь из стороны в сторону. Перед глазами хаотически плясало пламя костров, лица все слились в одно кошмарное пятно. Он открыл пошире рот, чтобы заглотнуть побольше воздуха, и, подняв на мгновенье вверх взор, увидел, как мелькнуло скопление звезд, напоминавшее своей конфигурацией ятаган…

— Пойдемте, — сказала, поднявшись, Алюз Ифигения и повела его к палатке. Никто не посмел заступить им дорогу.

ГЛАВА XI

Перед рассветом жизнь лагеря снова забила ключом, воины раздули пригасшие головешки, поставили на медленный огонь котелки с остатками вчерашнего ужина. Вождь, чья голова вся была в ушибах и ссадинах, сидел, прислонясь спиной к скале, и угрюмо смотрел куда-то вдаль. Никто не заговаривал с ним, да и он сам хранил молчание. Из палатки вышел Герсен, сразу же за ним вышла Алюз Ифигения. Она перевязала левое запястье Герсена и сделала массаж правого предплечья. Если не считать многочисленных синяков, ломоты по всему телу и растяжения связок левого запястья, состояние его было не таким уж плачевным. Пройдя к тому месту, где сидел вождь, он попробовал заговорить с ним на грубом наречии Скар Сакау.

— Ты сражался достойно.

— Ты сражался достойнее, — с трудом ворочая языком, произнес вождь. — С самого детства никто не мог одержать надо мной верх. Я обозвал тебя трусом. Я был неправ. Ты не убил меня. Это дает тебе право стать моим соплеменником и вождем. Каковы будут твои распоряжения?

— Предположим, я отдам приказ отряду провести нас к нашему кораблю?

— Тебя никто не послушает. Воины бросят тебя. Я был тем, кем ты являешься сейчас — предводителем боевой дружины. Во всех остальных случаях я имел только такую власть, какую был в состоянии поддерживать силой. Такую же власть имеешь и ты.

— В таком случае, — сказал Герсен, — будем считать события вчерашнего вечера не более, чем дружеским поединком. Ты — предводитель, мы — твои гости. Мы покинем отряд, когда представится удобный для нас случай.

Вождь, слегка пошатываясь, вскочил с места.

— Пусть будет так, как ты пожелаешь. Мы же двинемся дальше против нашего врага Кокора Хеккуса, Правителя Миска.

Вскоре отряд был готов выступить в путь. Посланный вперед разведчик почти тотчас же вернулся.

— Дназд!

— Дназд! — прошел приглушенный ропот по цепи воинов.

Прошел час, небо озарили яркие лучи солнца. Вперед снова отправился разведчик и вернулся с сообщением, что путь свободен. Отряд воинов покинул свое убежище среди скал и вскоре уже снова спускался извилистой цепью вниз по долине.

К полудню долина расширилась, и после очередного поворота со скалистых склонов открылась на много миль вперед залитая ярким солнцем местность, покрытая буйной растительностью.

Десятью минутами позже отряд вышел к такому месту, где стояли на привязи примерно шестьдесят — семьдесят других многоножек. Воины сидели на корточках неподалеку от животных. Вождь, не спешиваясь, провел летучее совещание с другими вождями, равными ему достоинством. Вскоре объединенные силы нескольких союзных кланов двинулись дальше вниз по долине. За час до захода солнца они окончательно покинули предгорье и теперь их со всех сторон окружала холмистая саванна. Здесь паслись стада небольших черных жвачных под наблюдением мужчин и мальчишек, скакавших верхом на животных примерно того же рода, только более высоких. При виде тадоскоев все они тотчас же обратились в бегство, однако обнаружив отсутствие погони, остановились и с удивлением смотрели вслед грозным силам горцев.

Постепенно местность стала более населенной. Сначала на глаза стали попадаться отдельные две-три хижины, затем круглые дома с низкими стенами и высокими коническими крышами, затем целые деревни. Население повсюду спасалось бегством. Никому не хотелось столкнуться лицом к лицу с тадоскоями.

На закате появился Аглабат, будто бы выросший прямо из зеленой равнины. Город со всех сторон окружали стены из коричневого камня с многочисленными парапетами и бойницами. Издали он производил впечатление плотно спрессованного нагромождения высоких круглых башен. В центре его над самой высокой из башен развевался черно-коричневый вымпел.

— Кокор Хеккус в настоящее время пребывает в своей резиденции, — сказала Алюз Ифигения. — Когда его здесь нет, вымпел не вывешивается.

Двигаясь теперь по идеально ровному травяному покрову, скорее напоминающему газон хорошо ухоженного парка, воины все ближе и ближе подступали к городу.

— Нам лучше бы расстаться с тадоскоями, — с тревогой в голосе заметила Алюз Ифигения, — до того, как они обложат со всех сторон город.

— Почему? — поинтересовался Герсен.

— Вы думаете, что Кокора Хеккуса можно застать врасплох? В любую минуту можно ждать вылазки Бурых Берсальеров. Начнется жуткое побоище, нас могут убить или, что еще хуже, поймать в плен, и нам уже больше никогда не удастся хоть сколько-нибудь приблизиться к Кокору Хеккусу.

Возразить ей Герсену было нечем, но так уж сложились обстоятельства, что он связал свою судьбу с экспедицией варваров. Оставить их сейчас — тем более, что он разделял мнение Алюз Ифигении относительно возможности поражения тадоскоев — казалось равносильным предательству. И все же — на Фамбер он прибыл не для того, чтобы совершать великодушные жесты.

В двух милях от города отряд остановился. Герсен подошел к вождю.

— Каков твой план предстоящих боевых действий?

— Мы осадим город. Рано или поздно, но Кокору Хеккусу придется выслать нам навстречу свои войска. Когда такое случалось раньше, мы были слишком малочисленны и вынуждены были оставлять поле боя. Нас и сейчас немного — но не так уж и мало. Мы уничтожим Бурых Берсальеров, мы сотрем рыцарей в порошок. Мы привяжем Кокора Хеккуса и будем таскать его по степи, пока он не умрет. А потом завладеем богатствами Аглабата.

Достоинство этого плана — в простоте, подумалось Герсену.

— Предположим, войско не покинет город?

— Рано или поздно оно обязано будет это сделать, если только не предпочтет смерть от голода.

Солнце исчезло в пурпурной дымке, висевшей над горизонтом, на башнях Аглабата зажглись огни. В этот вечер, в отличие от предыдущего, никто не проявил непочтительного отношения к Алюз Ифигении. Как и тогда, Герсен уединился с ней в черной палатке.

Ощущение близости девушки привело к тому, что Герсен окончательно потерял всякий контроль над собой. Он взял ее за плечи, заглянул в едва различимое в темноте палатки лицо, поцеловал — она, как показалось сгоряча Герсену, отвечала ему взаимностью, но так ли это было на самом деле? В темноте не было видно выражение ее лица. Он снова поцеловал девушку и ощутил солоноватую влагу на ее щеках. Она плакала.

— Почему вы плачете? — сердито спросил Герсен, отпрянув от девушки.

— Наверное, из-за того что больше не в силах сдерживать волнение.

— Потому что я поцеловал вас?

— Разумеется.

Все сразу стало как-то не мило сердцу Герсена. Она всецело была в его власти, он мог с нею делать все, что вздумается. Но он не хотел ее бессловесной покорности. Он жаждал ответной пылкости.

— Предположим, обстоятельства были бы иными, — сказал он. — Предположим, мы были бы в Драззане, предположим, что вам не о чем было бы беспокоиться. Предположим, я подошел бы к вам — вот так, как сейчас — и поцеловал вас. Что бы вы стали делать в этом случае?

— Я больше уже никогда не увижу Драззана, — печально произнесла девушка. — Меня одолевает множество тревог. Я — ваша раба. Поступайте, как вам заблагорассудится.

Герсен бухнулся на пол палатки.

— Ладно. Спать так спать.

На следующий день тадоскои еще больше приблизились к городу и расположились лагерем в миле перед главными воротами. Было видно, как расхаживают по стенам солдаты. В полдень ворота открылись, из города вышло шесть колонн копейщиков в одинаковых коричневых одеждах, в черных доспехах и с черными шлемами на головах. Тадоскои встретили их появление хриплыми гортанными возгласами и повскакивали на своих животных. Герсен и Алюз Ифигения наблюдали за ходом сражения из лагеря. Оно было яростным и кровопролитным, противники были беспощадны друг к другу. Берсальеры сражались храбро, но без лютой ненависти, присущей горцам. Вскоре оставшиеся в живых отступили через ворота в город, устлав поле битвы многочисленными трупами.

На следующий день ничего существенного не произошло. На самом высоком шпиле крепости продолжал трепетать на ветру черно-коричневый вымпел.

— Где Кокор Хеккус держит свой космический корабль? — спросил Герсен у Алюз Ифигении.

— На одном из островов к югу. Для полетов туда и обратно он пользуется таким же яликом, как и ваш. До тех пор, пока Сион Трамбле не напал на остров и захватил космический корабль, я считала Кокора Хеккуса великим волшебником.

Недовольство Герсена стало еще большим, чем когда-либо. Было ясно, что ему ни при каких обстоятельствах не подступиться к Кокору Хеккусу. Пусть даже тадоскоям и удастся взять штурмом город — Кокор Хеккус спасется бегством по воздуху… Из чего следовало, что нужно во что бы ни стало вернуться к Старскипу. С его борта можно было бы наблюдать за ходом событий, самому оставаясь невидимым, с его помощью можно было бы перехватить ялик, который со временем все равно покинет Аглабат независимо от исхода битвы.

Он поделился своими соображениями с Алюз Ифигенией. Она одобрила его планы.

— Нам нужно только добраться до Каррая. Сион Трамбле проведет вас через горы на север, и вы сможете поступать так, как сочтете нужным.

— А что будет с вами?

Она потупила взор.

— Сион Трамбле уже давно желает видеть меня своей невестой. Он во всеуслышание объявляет о своей любви. Я не возражаю против этого.

Герсен презрительно фыркнул. Благородный Сион Трамбле во всеуслышание объявил о своей любви! Как это галантно со стороны Сиона Трамбле! Герсен отправился поговорить с вождем.

— Часть воинов погибла во вчерашней схватке, и я заметил, что появилось несколько свободных верховых животных. Если вам не жалко одного из них, то я попытаюсь вернуться к своему космическому кораблю.

— Будет так, как ты пожелаешь. Выбирай любое по своему усмотрению.

— Меня устроило бы наиболее послушное и легче других управляемое.

К вечеру подходящую многоножку подвели к палатке. Герсен и Алюз Ифигения решили отправиться на ней в Каррай на заре.

За ночь рабочие из города соорудили тайком ограждение с длиной каждой стороны до тридцати метров, закрытое от посторонних глаз коричневой тканью на высоту до семи метров. При виде подобной наглости тадоскои пришли в неописуемую ярость. Они повскакивали на свои многоножки и устремились к ограждению, правда, довольно осмотрительно, так как ограждение было устроено явно с определенным умыслом.

И это действительно оказалось именно так! Как только передние ряды верховых многоножек приблизились к ограждению, ткань, прикрывавшая его, вздулась, и на свободу вырвалось чудовище на тридцати шести ногах, глаза которого изрыгали пламя.

Тадоскои отшатнулись, в панике повернули назад.

— Дназд! — прокатилось по рядам осаждавших. — Дназд!

— Это не дназд, — предупредил Алюз Ифигению Герсен. — Это машина, изготовленная машиностроительной фирмой Пэтча. Нам сейчас самая пора трогаться в путь.

Они взобрались на поджидавшую их многоножку и погнали ее во весь опор на северо-запад. Тем временем металлический монстр утюжил равнину перед городом, гоняясь за безумно мечущимися тадоскоями, пока не обратил их в позорное бегство и тут же пустился в погоню, передвигаясь с плавной легкостью, доставившей Герсену смешанное чувство удовлетворения и сожаления. Алюз Ифигению слова Герсена нисколько не убедили.

— Вы уверены в том, что это чудовище из металла?

— Совершенно.

Большинство оставшихся в живых тадоскоев искали спасение на той же дороге, по которой отправились в путь Герсен и Алюз Ифигения, и в том же направлении мчался форт, изрыгая длинные языки пурпурно-белого пламени. С каждой вспышкой такого пламени мгновенно сморщивалась от жара одна из многоножек и погибали пятеро воинов. Вскоре за спиной у Герсена и Алюз Ифигении, опережавших остальных на полмили, не осталось никого из тадоскоев, а сами они отчаянно торопились к предгорью. Форт чуть свернул в сторону, чтобы перерезать им путь. Впереди показался довольно высокий бугор, окруженный со всех сторон скалами. Герсен заставил животное из последних сил домчать беглецов до этих скал. Здесь он спрыгнул на землю, затем опустил Алюз Ифигению. Многоножка тут же умчалась прочь. Герсен вскарабкался к укрытию за глыбой покрытого мхом песчаника, цепляясь за выступы руками, за ним последовала Алюз Ифигения. Взглянула на Герсена, чуть было что-то не сказала, но сдержалась. Лицо у нее было грязное, поцарапанное, волосы растрепанные, перепачкана одежда. В широко открытых глазах зрачки потемнели от страха. У Герсена не было времени на то, чтобы успокоить ее. Взяв на изготовку лучемет, он замер в ожидании.

Сначала послышался неразборчивый шум, затем все громче и громче стал раздаваться глухой стук тридцати шести быстро бегущих ног. И вот уже форт начал взбираться по склону, время от времени останавливаясь и обшаривая местность в поисках добычи.

На какое-то мгновенье Герсена даже охватило изумление — насколько верной была его интуиция, когда давным-давно, еще в цехе Б завода Пэтча, подсказала ему возможность именно такого столкновения. Установив и отрегулировав невысокий уровень излучения, он тщательно прицелился в известное ему одному место в спинном гребне форта и нажал на спуск. Тотчас же перемкнулись контакты потайного реле, потеряли упругость ноги чудовища, расчлененное на множество сегментов тело осело к земле. Еще через несколько секунд открылся люк, из него повыпрыгивали члены экипажа форта и в полнейшем изумлении стали расхаживать вдоль него. Герсен сосчитал их — девять человек из одиннадцати, составлявших полный экипаж. Двое остались внутри. На всех были коричневые комбинезоны, все держались очень непринужденно, что было совершенно не свойственно для коренных жителей Фамбера. Среди них были двое, которые могли быть и Зеуманом Отуалом, и Билли Уиндлом, и Кокором Хеккусом. С расстояния в пятьдесят метров Герсену было трудно различить их лица. Один из них повернулся — у него оказалась слишком уж вытянутая шея. Он определенно не мог быть тем, кого искал Герсен. Другой? Но он снова забрался внутрь форта. Действие ионизации начало ослабляться, ноги чудища наливались прежней силой…

— Прислушайтесь! — прошептала ему на ухо Алюз Ифигения.

Ничего особого Герсен не слышал.

— Прислушайтесь! — повторила девушка.

На этот раз Герсен услышал негромкую крадущуюся походку, сопровождавшуюся множеством щелкающих звуков — звуков смертельной опасности, нависшей над ними. Они, казалось, доносились откуда-то сзади. Вниз по горному склону спускалось существо, точной копией которого являлся форт — настоящий дназд. Одного взгляда на него оказалось для Герсена достаточно, чтобы прийти в изумление от того, насколько легко оказалось обмануть простодушных варваров грубой металлической копией. Настоящий же дназд, в отличие от тадоскоев, почти сразу же распознал подделку и стал приближаться быстрой трусцой к форту, затем остановился, как вкопанный, по-видимому, из любопытства. Экипаж форта в панике бросился внутрь и захлопнул люк. Конечности еще не обрели полной силы, глаз брызнул тощим пучком тусклых искр, рассыпавшихся по хвостовым сегментам дназда. В ответ на это дназд привстал на дыбы, издал дикий пронзительный вопль и обрушился на форт. Оба чудовища опрокинулись наземь и покатились вниз по склону, отчаянно цепляясь конечностями друг за друга и за выступы скал. Челюсти дназда тщетно кусали металлический корпус, брызжущие ядом кончики зубов скреблись об обшивку в попытках проткнуть ее. Внутри корпуса экипаж переворачивало, катало и швыряло до тех пор, пока кому-то не удалось активировать систему стабилизации и автоматического восстановления двигательных функций. Подача энергии возобновилась, форт поднялся на ноги. Снова высоко на дыбы встал дназд, чтобы обрушиться всем своим весом на металлические сегменты. Один из глаз форта выплюнул язык пламени — одна из конечностей дназда беспомощно задергалась в воздухе. Глаз снова прицелился, на этот раз еще более тщательно. С громким треском лопнула центральная секция, тело дназда рухнуло вниз, ноги конвульсивно вспарывали землю. Форт отступил чуть назад, языки пламени выплеснулись из обоих глаз — дназд превратился в груду дымящейся плоти.

Герсен подался чуть-чуть вперед и снова направил лучемет на ячейку с реле, срабатывающим под действием ионизации. Как и в первый раз, форт, раскачиваясь из стороны в сторону, грузно осел наземь. Вскоре открылся люк, по выдвинувшемуся изнутри трапу экипаж снова спустился вниз. Герсен сразу же начал считать. Девять, десять, одиннадцать. Наружу вышли все до единого. Посовещавшись, члены экипажа направились к останкам дназда. Когда они решили возвращаться к форту и развернулись, то у трапа их уже поджидал Герсен, направив на них дуло лучемета.

— Повернитесь ко мне спиной, — скомандовал Герсен. — Станьте в цепочку по одному, подняв обе руки вверх. Убью любого, кто не подчинится.

Какие-то несколько мгновений члены экипажа в нерешительности переминались с ноги на ногу, каждый лихорадочно прикидывал в уме свой шанс стать героем. И каждый пришел к выводу, что такой шанс слишком ничтожен. Герсен же в свою очередь подвел черту под подобными соображениями залпом из лучемета, превратившим в золу землю у их ног. Недовольно ворча, с искаженными ненавистью лицами, все они повернулись спинами к Герсену.

— Загляните внутрь форта, — велел Герсен подошедшей к нему Алюз Ифигении. — Проверьте, не остался ли там кто-нибудь.

Вернувшаяся через несколько секунд девушка сообщила Герсену, что форт внутри пуст.

— А теперь, — скомандовал Герсен одиннадцати членам экипажа форта, — следуйте неукоснительно всем моим указаниям, если цените свою жизнь. Первый справа пусть отступит на шесть шагов назад. — Стоявший на самом правом фланге неохотно подчинился. Герсен поднял его оружие, компактный, но очень внушительно выглядевший лучемет неизвестной Герсену конструкции. — Ложитесь лицом вниз, обхватив ладонями затылок.

Один за другим все одиннадцать отступили на шесть шагов, и легли на землю, после чего были обезоружены и надежно связаны ремнями собственной одежды.

Одного за другим Герсен переворачивал каждого из них на спину и внимательно всматривался в лицо каждого. Никто из этих одиннадцати не был Зеуманом Отуалом.

— Кто из вас Кокор Хеккус? — спросил Герсен.

Какое-то время все продолжали хранить молчание. Затем тот, у которого Герсен отобрал лучемет, произнес:

— Он в Аглабате.

Герсен повернулся к Алюз Ифигении.

— Вы знакомы с Кокором Хеккусом. Кто-нибудь из этих людей похож на него?

Алюз Ифигения внимательно посмотрела на отозвавшегося на вопрос Герсена.

— Лицо у этого человека другое — но фигура, манера держаться такие же.

Герсен присмотрелся к чертам лица этого человека повнимательнее. Ничто не свидетельствовало о том, что оно подвергалось пластической операции либо представляло из себя искусно выполненную маску. Но глаза — были ли они глазами Зеумана Отуала? Какое-то не поддающееся четкому осмыслению сходство все-таки существовало, налет некоего циничного всезнания. Только это выделяло его среди всех остальных членов экипажа.

— Как вас зовут? — спросил Герсен.

— Франц Падербуш, — голос его звучал очень тихо, почти раболепно.

— Откуда вы родом?

— Я — младший Рыцарь замка Падер, к востоку от Миска… Вы мне не верите?

— У меня нет возможности убедиться в вашей искренности.

— Для этого вам нужно только побывать в Замке Падер, — произнес пленник с некоторой не очень-то уместной в его положении дерзостью. — Старший Рыцарь, мой отец, подтвердит это десятком самых различных способов.

— Вполне возможно, — сказал Герсен. — И все же вы чем-то мне напоминаете Билли Уиндла из Скузе, а также некоего Зеумана Отуала, с которым встречался в последний раз в окрестностях Крокиноля. А вы, — обратился он к остальным членам экипажа форта, — поднимайтесь и побыстрее сматывайтесь отсюда.

— Куда? — спросил один.

— А куда хотите.

— Со связанными руками. Нас поубивают дикари.

— Найдите какую-нибудь щель и прячьтесь в ней до темноты.

После того, как все десятеро с тоскливым видом тронулись в путь, Герсен еще раз обыскал Падербуша, но никакого другого оружия при нем не нашел.

— А теперь, Младший Рыцарь, поднимайтесь и ступайте внутрь форта.

Падербуш с готовностью повиновался, быстрота, с которой он это сделал, только еще сильнее встревожила Герсена, и он понадежнее привязал его к одной из скамеек, затем захлопнул люк и прошел к знакомым ему органам управления форта.

— Вы умеете управлять этим ужасом? — спросила Алюз Ифигения.

— Я участвовал в его создании.

Она задумчиво и даже смущенно поглядела на Герсена, затем повернулась к Францу Падербушу, который удостоил ее бессмысленной самодовольной ухмылкой.

Герсен задействовал один за другим все приводы форта. Ноги его послушно повиновались, и форт сразу же понесся на север.

— Куда мы направляемся? — спросила через некоторое время Алюз Ифигения.

— К космическому кораблю, куда же еще!

— Через Скар Сакау?

— Через. Или вокруг.

— Вы, должно быть, с ума сошли.

Эти слова обескуражили Герсена.

— С помощью форта нам удастся это сделать.

— Но ведь вам совершенно не знакомы тропы, которые туда ведут. Они труднопреодолимы и зачастую ведут в ловушки. Тадоскои будут бросать с высоких обрывов огромные камни. Ущелья кишат дназдами. Если вам удастся избежать всего этого, то не забывайте еще о глубоких провалах, скользких карнизах, снежных лавинах. У нас нет еды.

— Все, о чем вы говорите — правда. Но…

— Сверните на запад, к Карраю. Сион Трамбле окажет вам почетный прием и проведет на север в обход гор.

Герсену нечего было противопоставить столь веским доводам, и он, сделав вид, будто делает девушке немалое одолжение, развернул форт и спустился в долину.

Холмистая местность, по которой они продвигались, радовала глаз своими пейзажами. Горы Скар Сакау остались далеко позади и исчезли в сизой дымке. Весь теплый летний день форт несся на запад, мимо небольших ферм с каменными амбарами и каменными домиками с высокими крышами, мимо изредка попадавшихся селений. При виде форта глаза их жителей стекленели, ноги отнимались от ужаса. Все они ничем особо не выделялись, были светлокожими и темноволосыми, на женщинах были пышные юбки и тугие узорчатые корсажи, на мужчинах — непомерно раздутые шаровары до колен, яркие рубашки и украшенные вышивками жилеты. Время от времени на глаза попадались барские усадьбы в глубине парков или одиноко возвышающийся на крутом утесе феодальный замок. Некоторые из этих поместий и замков, казалось, постепенно превращались в руины.

— Тени прошлого, — пояснила Алюз Ифигения. — Наша страна — очень древняя. Она заполнена призраками.

Герсен, глянув мельком на Франца Падербуша, с удивлением обнаружил безмятежную улыбку на его лице. Вот точно такую же улыбку он несколько раз замечал на лице Зеумана Отуала — но ни общим характером лица, ни отдельными чертами он нисколько не был похож на Зеумана Отуала.

Зашло солнце, все вокруг погрузилось в сумерки. Герсен остановил форт на краю отдельно расположенного заливного луга. На ужин вполне сгодился рацион, предназначенный для экипажа форта. После ужина Падербуша заперли в кормовом отсеке.

Герсен и Алюз Ифигения вышли наружу и стали любоваться светлячками. Над головой у них ярко сверкали созвездия ночного небосклона Фамбера. К южной части неба звезд было неисчислимое множество, куда меньше их было в северной, где начиналось межгалактическое пространство. В расположенном поблизости леске запело какое-то ночное существо, теплый воздух был наполнен пряным запахом луговых трав. Герсен в конце концов набрался духу и взял руку девушки. Она даже не пошевельнулась, чтобы ее высвободить.

Несколько часов сидели они спиной к форту, молча глядя на мерцание светлячков в луговых травах. Только заунывный звон колокола из отдаленной деревни отмечал каждый час течения времени. Кончилось тем, что Герсен расстелил свой плащ, и они легли спать на мягкой траве.

На заре они снова двинулись на запад. Характер местности сильно изменился. Слегка холмистая равнина плавно перешла в предгорье с многочисленными долинами, поросшими лесом, еще дальше к западу начались настоящие горы на склонах которых высоко вверх тянулись деревья, очень напоминающие хвойные. Все реже стали попадаться деревни и хутора, а вскоре только замки в гордом одиночестве взирали с высоких утесов на долины и реки. Один раз бесшумно мчавшийся форт натолкнулся на группу вооруженных людей, устроивших пьяное шествие прямо посреди дороги. Одежда на них была сплошными лохмотьями, оружие составляли только луки и стрелы.

— Бандиты, — сказала Алюз Ифигения. — Отбросы Миска и Вадруса.

Границу охраняли двое окаменевших при виде форта стражей. Форт промчался мимо, преследуемый сигналами трубачей, взывавших к оружию.

Часом позже впереди форта на много миль к северу и западу раскинулась бескрайняя волнистая равнина.

— Вот это и есть Вадрус, — произнесла Алюз Ифигения. — Видите белое пятно сразу же за темным лесом? Это город Каррай. Жантильи еще западнее, но я неплохо знакома с Карраем. Сион Трамбле нередко оказывал в нем гостеприимство моей семье, так как в Жантильи я — принцесса.

— Так что теперь вы станете его невестой.

Алюз Ифигения смотрела на показавшийся впереди Каррай с печалью и раскаянием во взгляде, как будто с ним у нее были связаны какие-то сладостные, но теперь уже горькие воспоминания.

— Нет. Я уже больше не ребенок. Все теперь стало не таким простым, как прежде. Раньше были в моей жизни Сион Трамбле и Кокор Хеккус. Сион Трамбле — воин до мозга костей и в битвах столь же безжалостен, как и всякий другой. Но для народа Вадруса он старается быть воплощением справедливости. А вот Кокор Хеккус, разумеется, воплощение зла. Раньше я остановила бы свой выбор на Сионе Трамбле. Теперь я не желаю ни одного, ни другого. Слишком много волнующих переживаний довелось мне испытать… Действительно, — задумчиво произнесла девушка, — я, пожалуй, даже слишком уж много узнала с тех пор, как покинула Фамбер, и потеряла свою юность.

Герсен резко повернулся, — краем глаза он уловил перемену в настроении их узника.

— Что вам могло показаться в этом такого забавного?

— Я вспоминаю точно такое же разочарование собственной юности, — произнес Франц Падербуш.

— У вас нет желания рассказать об этом поподробнее?

— Нет. Просто к слову пришлось.

— Вы давно служите Кокору Хеккусу?

— Всю свою жизнь. Он — правитель Миска, и, следовательно, мой сюзерен.

— Может быть, вы сможете рассказать нам что-нибудь о его намерениях?

— Боюсь, что не смогу. Если у него даже и есть определенные планы — по-моему, их у него не так уж много, — то он все равно держит их при себе. Он — человек замечательный, необыкновенный. Могу себе представить, какое негодование у него вызовет потеря форта.

Герсен рассмеялся.

— Гораздо меньшее, чем другие неприятности, которые я ему причинил. Как, например, в Скузе, где я сорвал его сделку с Даниэлем Трембатом. Или в Обменном Пункте, когда я украл у него из-под носа принцессу, расплатившись с ним пустыми бумажками. — Рассказывая обо всем, Герсен внимательно следил за глазами Падербуша. Неужели ему это только почудилось. Или зрачки Падербуша в самом деле чуть расширились? Подобная неуверенность была нестерпимой, особенно когда это казалось таким бессмысленным и беспочвенным. Билли Уиндл, Зеуман Отуал, Франц Падербуш — ни один из них не был похож на другого. Общим у них был только тип телосложения и нечто такое, что вообще с трудом подавалось определению и что можно было подвести только под такое расплывчатое понятие, как стиль. Ни один из них, по словам Алюз Ифигении, не мог быть Кокором Хеккусом… Форт соскользнул с гор, пронесся мимо мест, изобиловавших фруктовыми садами и виноградниками, а затем — мимо роскошных лугов, где на каждом шагу попадались родники и повсюду виднелись деревни и хутора, и наконец вышел к распаханным полям, простиравшимся до самого Каррая — города, резко отличающегося от Аглабата. Вместо мрачных коричневых стен здесь пролегали широкие проспекты и мраморные колоннады, вдоль которых располагались в тени высоких деревьев особняки и даже настоящие дворцы в глубине тщательно распланированных парков, великолепием ничуть не уступающие любым из дворцов на Земле. Если и были здесь трущобы или лачуги, то располагались как можно дальше от центральных улиц.

У самого входа в город огромную мраморную арку венчал шар из горного хрусталя. Здесь же размещался наряд стражников в мундирах, преобладающими цветами которых были пурпурный и зеленый. При приближении форта командир наряда истошно прокричал приказания. Стражники строем выдвинулись вперед, бледные, но непоколебимые в своей решительности, выставили копья и стали ждать гибели.

Герсен остановил форт в пятидесяти метрах от ворот, открыл люк и спрыгнул на землю. Стражники так и обмерли в изумлении. Затем из форта вышла Алюз Ифигения. Командир, похоже узнал ее, несмотря на далеко не лучший внешний вид.

— Неужели из нутра дназда вышла сама принцесса Ифигения Драззанская.

— Пусть вас не обманывает внешность зверя, — сказала Алюз Ифигения. — Это механическая игрушка Кокора Хеккуса, которую мы отобрали у него. Где Лорд Сион Трамбле? В своей резиденции?

— Нет, принцесса. Он отбыл на север, зато только что в Каррай прибыл его канцлер и находится поблизости отсюда. Сейчас я пошлю за ним.

Вскоре появился высокий седобородый аристократ в камзоле из черного бархата с пурпурным отливом. Он торжественно вышел вперед и учтиво склонил голову. У Алюз Ифигении отлегло от сердца, когда она поздоровалась с ним — наконец-то рядом с ней был кто-то, на кого можно было всецело положиться. Она представила аристократа Герсену:

— Барон Эндель Тобальт.

Затем она справилась о местонахождении Сиона Трамбле, на что Барон не без иронии в голосе ответил, что Сион Трамбле выступил в поход против гроднедзов, пиратов Северного Моря. Его возвращение ожидается в не столь уж отдаленном будущем. А пока что принцесса может располагаться в городе, как у себя дома. Таково желание Сиона Трамбле.

Алюз Ифигения повернулась к Герсену с дотоле неведомым ему изяществом и сияющим от счастья лицом:

— Я не в состоянии должным образом вознаградить вас за все то, что вы для меня сделали, да и не попытаюсь этого сделать — ведь, насколько я полагаю, вы все это не расцениваете в качестве каких-либо заслуг передо мной. Тем не менее, я предлагаю вам все то гостеприимство, которым сейчас располагаю. Каким бы ни было ваше желание, вам нужно только упомянуть о нем.

Герсен ответил, что служить ей для него было одно удовольствие. Любые обязательства с ее стороны она уже более, чем выполнила, указав ему дорогу на Фамбер.

— И все же я позволю себе воспользоваться преимуществами вашего предложения. Я хочу, чтобы Падербуш был заточен в таком месте, откуда он гарантированно не смог бы сбежать до тех пор, пока я не решу, как с ним поступить.

— Мы разместимся в Парадном Дворце. В его потайных подвалах найдется вполне подходящая для этой цели темница.

Она сказала несколько слов начальнику стражи, и несчастного Падербуша тотчас же увели.

Вернувшись в форт, Герсен отсоединил часть кабелей и блоков управления, приведя тем самым механизм форта в состояние, непригодное для каких-либо манипуляций. Тем временем появился экипаж, богато украшенное высокое сооружение на золотых колесах. Герсен присоединился к Алюз Ифигении и барону Тобальту, уже разместившимся в переднем отделении. С ощущением вины за свою перепачканную одежду сел он на мягкий красный бархат и белый мех.

Экипаж выехал на проспект. Мужчины в роскошных одеждах и высоких остроконечных шляпах и женщины в белых длинных платьях со множеством оборок поворачивали в его сторону головы, чтобы лишний раз насладиться зрелищем выезда своего сюзерена.

Впереди показался Парадный Дворец Сиона Трамбле, квадратное здание в глубине огромного парка, архитектура которого, подобно архитектуре других дворцов Каррая, была одновременно вычурной и подкупающе бесхитростной: по периметру дворца возвышались шесть стройных башен, вокруг которых вились спиральные лестницы, центральный купол состоял из стеклянных пятиугольников в ячейках бронзовой паутины, балюстрады террас вокруг дворца представляли из себя ровные ряды нимф. Экипаж остановился у мраморной рампы. Здесь его поджидал необычайно высокий и столь же необычайно худой старик в черных и серых одеждах. В руках он держал жезл с эллипсоидальным изумрудом на конце — по-видимому, отличительным знаком той государственной службы, которую он возглавлял. Алюз Ифигению он поприветствовал со сдержанной почтительностью. Барон Тобальт представил его Герсену.

— Атер Кэймон, мажордом Парадного Дворца.

Мажордом поклонился, в то же самое время скользя критическим взглядом по замызганным одеждам Герсена, затем чуть взмахнул жезлом. Возникшие как из-под земли ливрейные лакеи повели Алюз Ифигению и Герсена во дворец. Они пересекли вытянутый приемный зал, вдоль всей длины которого с потолка свешивались хрустальные люстры, а пол был устлан ковром с бледно-лиловыми, красными и светло-салатными узорами. В круглом вестибюле они разлучились, пройдя каждый в свой боковой коридор. Герсена завели в апартаменты, состоящие из целого ряда комнат и выходящие в огороженный сад, в центре которого деревья в цвету окружали фонтан. После трудностей и невзгод путешествия такая неожиданная роскошь казалась нереальной.

Герсен вымылся в бассейне с теплой водой, после чего появился цирюльник, чтобы побрить его. Камердинер извлек из гардероба свежую одежду: свободные темно-зеленые штаны, зауженные у лодыжек, темно-синюю рубаху с белой вышивкой, зеленые кожаные чувяки с причудливо изогнутыми носками, головной убор, очень напоминающий островерхий шутовской колпак, который здесь, казалось, был весьма существенной частью наряда мужчин.

На столе в саду его уже дожидались фрукты, пирожные и вина. Герсен поел, отведал вина и тут же задумался — с чего бы это Сиону Трамбле расставаться с таким окружением для участия в операциях против пиратов и вообще менять роскошь столицы на тяготы и опасности, с которыми сопряжены многочисленные военные авантюры, которым он, по словам Алюз Ифигении, счастлив предаваться?

Герсен покинул отведенные ему апартаменты и стал бродить по дворцу, повсюду обнаруживая обстановку, ковры, портьеры и обои изысканнейшей выделки. Предметы самых различных стилей доставляются сюда, очевидно, со всех концов Фамбера.

В гостиной он застал барона Тобальта, который поприветствовал его с холодной учтивостью. После некоторого размышления он справился у Герсена о характере мира за пределами Фамбера, «…откуда, насколько я полагаю, вы прибыли».

Герсен не стал этого отрицать. Рассказал об Ойкумене, о различных планетах, входящих в ее состав, и существующих на них порядках, о Глуши и творящихся в ней безобразиях, о планете Земля, откуда расселилось по всей Галактике человечество. Заговорил о Фамбере и о той легенде, которою он стал, на что барон ответил, что остальное человечество — не более, чем миф для жителей Фамбера.

— Наверное, можно не сомневаться в том, что вы намерены вернуться в привычную для вас среду? — не без грусти в голосе спросил он.

— Всему свое время, — осторожно ответил Герсен.

— И тогда вы всем объясните, что Фамбер вовсе никакой не миф?

— Я еще не задумывался над этим, — сказал Герсен. — А как вы сами настроены? Наверное, предпочитаете изоляцию.

Тобальт покачал головой.

— Я очень благодарен судьбе за то, что не мне принимать подобное решение. До самого сегодняшнего дня только один-единственный человек утверждал, что он побывал в звездных мирах — Кокор Хеккус, однако он повсюду разоблачен как хормагаунт — человек без души, которому никак нельзя доверять.

— Вы когда-нибудь встречались с Кокором Хеккусом?

— Только на поле битвы.

Герсен воздержался от того, чтобы спросить у барона, не замечал ли он сходства между ним и Падербушем. Думая о Падербуше, ныне заточенном в подземелье, он испытывал угрызения совести: если он не Кокор Хеккус, то единственным предосудительным поступком с его стороны было только участие в контратаке против тадоскоев.

Герсен дал знак одному из лакеев.

— Отведите меня в темницу, где содержится узник.

— Одну секундочку, сэр Рыцарь, я поставлю в известность об этом мажордома. Только у него хранятся ключи от темницы.

Вскоре появился мажордом, задумался над просьбой Герсена, а затем с очень недовольным видом — так, во всяком случае, показалось Герсену — провел Герсена к массивной резной деревянной двери, отпер ее, затем отпер и открывшуюся вслед за первой другую дверь, железную, которая вела к лестнице с каменными ступенями. Единственный ее пролет спускался далеко вглубь и заканчивался в подвале, вымощенном гранитными плитами, свет в который проникал только через узкие щели, каким-то образом сообщавшиеся с наружным миром. Вдоль одной из стен выстроился целый ряд дверей со стальными решетками, за которыми располагались камеры для заключенных. Все они были пусты, кроме одной.

— Вот здесь ваш узник, — произнес мажордом, показывая на единственную запертую дверь. — Если вам угодно убить его, то проделайте это, пожалуйста, в камере, расположенной вслед за первой — там имеется все необходимое для этого.

— Это не входит в мои намерения. Я хотел только удостовериться в том, что он не испытывает излишних страданий.

— Здесь вам не Аглабат. Здесь даже речи быть не может ни о чем подобном.

Герсен подошел к двери и заглянул через решетку. Падербуш, откинувшись к спинке стула, удостоил его презрительно насмешливым взглядом. Камера была сухой и хорошо проветриваемой. На столе виднелись остатки, по всей вероятности, вполне пристойной пищи.

— Вы удовлетворены? — спросил мажордом.

Герсен повернулся к нему и утвердительно кивнул.

— Неделя-другая, проведенная в размышлениях, нисколько ему не повредят. Проследите за тем, чтобы, кроме меня, он ни с кем не виделся.

— Как вам угодно.

Мажордом провел Герсена назад в гостиную, где к этому времени к барону присоединилась Алюз Ифигения. Присутствовали здесь также и другие придворные дамы и кавалеры. Алюз Ифигения глядела на Герсена с некоторым удивлением.

— Вы мне привычны только в облике некоего космического странника, — сказала она Герсену. — И меня удивило, когда я увидела вас как одного из джентльменов Вадруса.

Герсен ухмыльнулся.

— Я нисколько не изменился, несмотря на пышный наряд. А вот вы… — Он не смог найти слова, чтобы выразить то, что ему захотелось сказать.

— Мне сообщили, что возвращается Сион Трамбле, — поспешила объяснить Алюз Ифигения. — Он будет среди нас на сегодняшнем вечернем пиршестве.

Герсен сразу же почувствовал, как снова что-то уходит из его жизни. И всеми силами старался подавить в себе подобное ощущение. Несмотря на свой нынешний наряд никаким джентльменом он не был — ни Вадруса, ни какого-либо иного места во всей Ойкумене. Он был Киртом Герсеном, чудом спасшимся от гибели во время резни в Маунт-Плезанте и обреченным до конца дней своих заниматься только тем, что должно оставаться недоступным взорам всех остальных.

— Так вот что делает вас такой счастливой, — беспечно произнес он. — Близость вашего суженого.

Девушка покачала головой.

— Он вряд ли станет моим женихом — вам это известно лучше, чем кому-либо другому. Я счастлива потому что… Нет! Не могу назвать себя счастливой. Я запуталась, и теперь сама не знаю, как мне быть! — Она взволнованно всплеснула руками. — Смотрите! Все это — мое, стоит мне только захотеть! Я могу наслаждаться всеми наивысшими благами Фамбера! Однако — хочу ли я этого? И еще не сказал своего последнего слова Кокор Хеккус, который совершенно непредсказуем. Но я почему-то даже и не думаю о нем… может быть, все дело в том, что мне пришлась по душе кочевая жизнь — которая раздразнила меня после того, как я повидала достаточно много миров помимо Фамбера?

Герсену нечем было ей ответить. Она тяжело вздохнула, затем поглядела на него из-под полуопущенных век.

— Но выбора у меня почти никакого. Сейчас я здесь, здесь и должна оставаться. На следующей неделе я вернусь в Драззан — а вас уже здесь не будет… Вы ведь покинете Фамбер, разве не так?

Герсен решил подойти к этому вопросу как можно более трезво.

— Куда и как я отправлюсь зависит от того, каким образом мне удастся поскорее добраться до космического корабля.

— А потом?

— Потом — я снова возьмусь за то, ради чего я сюда прибыл.

Она тяжело вздохнула.

— Не очень-то, как мне кажется блестящая перспектива. Снова горы Скар Сакау… Снова отвесные скалы и пропасти. Затем Аглабат. Каким образом вам удастся проникнуть сквозь его стены? А если вас поймают… — Она скривила лицо. — Когда я впервые услышала о темницах под Аглабатом, я не спала несколько месяцев. Все боялась уснуть из страха перед подземельями Аглабата.

В гостиную вошел дворецкий в светло-зеленой ливрее с подносом в руках. Алюз Ифигения взяла два бокала, один из них протянула Герсену.

— И если вас убьют или поймают — как я смогу тогда покинуть Фамбер, если решусь на это?

Герсен невесело рассмеялся.

— Если бы я серьезно задумывался над подобными вопросами, я бы стал опасаться всего этого. Страх сковал бы мои действия, а вследствие этого резко бы возросла угроза моей поимки или гибели. Если вы выйдете замуж за Сиона Трамбле, то, как мне кажется, столкнетесь с точно такими же трудностями.

Алюз Ифигения чуть вздернула обнаженные нежные плечи — она была в белом вечернем платье в оборках без рукавов, которым в этом городе отдавали явное предпочтение.

— Он красив, благороден, справедлив, почтителен — и, пожалуй, даже слишком хорош для меня. Неожиданно для самой себя я обнаружила, что у меня появились такие мысли и желания, которые раньше были мне неведомы. — Она обвела взглядом комнату, на мгновенье прислушалась к гулу голосов, затем снова повернулась к Герсену. — Мне трудно выразить словами те чувства, что меня обуревают — но в эпоху, когда мужчины и женщины почти мгновенно пересекают космическое пространство, когда сотни планет объединились в Ойкумену, когда возможно все, что только доступно человеческому воображению, эта отдаленная крошечная планета с доведенными до крайности добродетелями и пороками кажется неправдоподобной.

Герсен, которому были куда ближе, чем Алюз Ифигении, знакомы планеты Глуши и планеты Ойкумены, не склонен был разделять ее чувств.

— Все зависит от того, — сказал он, — как вы относитесь к человечеству: к его прошлому, его настоящему и какие надежды питаете в отношении его будущего. Институт… — Он не удержался от смеха, произнося это слово, —…наверняка предпочел бы Фамбер будням современной Ойкумены.

— Мне ничего не известно об Институте, — произнесла Алюз Ифигения. — Это группа людей с порочными наклонностями или даже преступников?

— Нет, — ответил Герсен. — Они всего лишь философы…

Алюз Ифигения тяжело вздохнула, взгляд ее снова стал почти отрешенным.

— Я еще очень многого не знаю, — произнесла она, взяв руку Герсена в свою.

В сопровождении пажей с фанфарами в руках в гостиную торжественно вошел герольд.

— Сион Трамбле, Великий Князь Вадруса.

В гостиной сразу же воцарилась тишина. Из приемного зала послышались пока что еще отдаленные, размеренные шаги и в такт с ними характерный звон металла. Пажи подняли фанфары, издали приветственную мелодию. И тут же размашистым шагом в гостиную вошел Сион Трамбле. Он был прямо с дороги, в перепачканных доспехах, в круглом металлическом шлеме на голове, испещренном вмятинами и перемазанном запекшейся кровью. Когда он снял шлем, взору Герсена явилась пышная копна золотистых локонов, коротко подстриженная светлая борода, великолепный прямой нос и невообразимо голубые глаза. Он поднял руку в приветственном жесте, относящимся ко всем присутствующим, затем церемонно подошел к Алюз Ифигении, склонился перед ее рукой.

— Моя принцесса — вы сочли возможным вернуться.

Алюз Ифигения хихикнула. Сион Трамбле с удивлением поглядел на нее.

— По правде говоря, — сказала Алюз Ифигения, — вот этот джентльмен не предоставил мне иного выбора.

Сион Трамбле повернулся к Герсену. «Мы с ним никогда не станем друзьями», подумал Герсен. Каким бы благородным, учтивым, справедливым и добросердечным ни был Сион Трамбле, он все равно оставался лишенным чувства юмора напыщенным индюком, самодовольным и своенравным.

— Меня поставили в известность о вашем прибытии, — сказал Герсену Сион Трамбле. — Я обратил внимание на чудовищный механизм, в котором вы прибыли. Нам предстоит многое обсудить. А пока что, прошу извинить меня. Мне нужно снять с себя доспехи.

Он повернулся и покинул гостиную. Возобновились прерванные разговоры между придворными.

Алюз Ифигении не о чем было говорить, и она загрустила. Через час все собравшиеся перешли в пиршественный зал. За возвышением в дальнем конце стола восседал в белых и алых одеяниях Сион Трамбле, справа и слева от него располагались наиболее приближенные к нему вассалы. Чуть ниже их, в строгом порядке старшинства места занимали все прочие приглашенные на пиршество гости. Отведенное Герсену место оказалось почти у самых дверей в пиршественный зал. Кроме того, от его внимания не ускользнуло, что Алюз Ифигения, несмотря на свой статус официальной невесты Сиона Трамбле, все же вынуждена была занять место позади по крайней мере шести дам, ранг которых расценивался при дворе выше, чем ее.

Пиршество было великолепным и продолжительным, крепки подаваемые вина. Герсен ел и пил в меру, учтиво отвечал на вопросы, все его попытки держаться как можно неприметнее не увенчались успехом, поскольку оказалось, что глаза всех присутствующих большую часть времени были устремлены именно на него.

Сион Трамбле ел совсем немного, а пил и того меньше. В разгар пиршества он поднялся и, жалуясь на усталость, извинился перед собравшимися за то, что должен покинуть их.

Чуть позже к Герсену подошел паж и прошептал на ухо:

— Милорд, соблаговолите пройти со мной. Князь желает переговорить с вами.

Герсен поднялся из-за стола, паж провел его в круглый вестибюль, затем в коридор и завел в небольшую гостиную, стены которой были отделаны панелями из необработанной древесины. Вот здесь-то и дожидался Герсена Сион Трамбле, успевший переодеться в свободный халат из светло-голубого шелка. Пригласив Герсена присесть в расположенное рядом кресло, он сделал жест в сторону небольшого низкого столика, на котором стояли бокалы и графины.

— Располагайтесь поудобнее, — произнес он. — Вы — человек из далекого для нас мира. Пожалуйста, не обращайте внимания на наши непостижимые для непосвященных правила этикета. Давайте поговорим как мужчина с мужчиной, честно и откровенно. Скажите мне — какова причина вашего пребывания здесь.

Герсен не усмотрел причин для того, чтобы не сказать всей правды.

— Я прибыл сюда для того, чтобы убить Кокора Хеккуса.

Сион Трамбле поднял брови.

— В одиночку? А каким же это образом? Вы возьмете приступом стены Аглабата? Одолеете Бурых Берсальеров?

— Не знаю.

Сион Трамбле задумчиво поглядел на пламя, игравшее за решеткой камина.

— В настоящее время Миск и Вадрус находятся в состоянии перемирия. Война может вспыхнуть только в том случае, если принцесса Ифигения окажет мне предпочтение, связав со мною свою судьбу, но сейчас, как мне кажется, она не будет принадлежать ни одному из нас. — Он нахмурился, глядя на огонь, и сжал пальцами подлокотники кресла. — Лично я не намерен давать поводов для войны с соседом.

— В любом случае, вы в состоянии хоть как-то помочь мне? — спросил Герсен, хотя внутренне был готов к самому худшему.

— Возможно. В чем причина вашей вражды с Кокором Хеккусом?

Герсен рассказал о налете на Маунт-Плезант.

— Пятеро негодяев разрушили мой дом, истребили всю мою родню, увели в рабство друзей. Я надеюсь покарать этих пятерых. Малагате уже мертв. Очередь за Кокором Хеккусом.

Сион Трамбле нахмурился.

— Вы отважились осуществить, как мне кажется, трудновыполнимую задачу. В частности, что вам угодно от меня?

— Во-первых, ваше содействие в том, чтобы я мог вернуться к космическому кораблю, оставленному мною к северу от Скар Сакау.

— Сделаю все, что в пределах моих возможностей. Княжества к северу от Скар Сакау враждуют со мной, а тадоскои настолько воинственны, что мир с ними вообще невозможен.

— Есть еще одна сторона этого дела, — произнес Герсен, затем задумался, не решаясь продолжать, пораженный неожиданно пришедшей ему в голову еще одной возможностью, которую раньше почему-то не принимал в расчет. Затем неторопливо, будто рассуждая вслух, продолжал. — Когда я отобрал у Кокора Хеккуса форт, то прихватил еще и одного пленника, который, как мне казалось, вполне мог быть самим Кокором Хеккусом. Принцесса Ифигения так не считает. Тем не менее, меня продолжают одолевать сомнения. Все-таки казалось маловероятным даже тогда, да кажется и сейчас, что Кокор Хеккус смог бы устоять перед искушением принять участие в первом же испытании своей новой игрушки… И что-то в этом узнике уж больно напоминает мне другого, который мог быть Кокором Хеккусом.

— Я могу помочь вам развеять свои сомнения, — сказал Сион Трамбле. — В моем дворце живет барон Эрл Кастильяну, некогда бывший ближайшим союзником Кокора Хеккуса, а ныне его заклятый враг. Если так уж необходим кто-нибудь для опознания Кокора Хеккуса, то барон Кастильяну самый подходящий для этого. Проверку можете произвести хоть завтра.

— Я буду счастлив услышать его мнение.

— Больше я ничем вам не могу помочь, — к такому окончательному решению пришел Сион Трамбле. — Ибо не в моем характере обрекать свой народ на войну и лишения без серьезной на то причины. Пока Кокор Хеккус остается в Аглабате, я не стану ему досаждать.

Он сделал жест, означавший окончание аудиенции. Герсен поднялся и вышел из комнаты. В передней его дожидался мажордом, который и провел в отведенные ему апартаменты. Герсен вышел в сад, запрокинув голову, нашел звездное скопление, напоминающее ятаган, «Ладью Бога» обитателей Жантильи, и задумавшись над тем, что ему предстоит сделать, пришел едва ли не в ужас. И тем не менее — разве могло быть иначе? Разве не для этого забрался он на Фамбер?

Сон его, однако, был крепок. Разбуженный хлынувшими в его спальню струями солнечного света, он принял ванну, одел на себя самые темные одежды из всех, что удалось найти в его гардеробе, за завтраком удовольствовался фруктами, печеньем и чаем. С запада набежали тучи, в саду брызнул дождь. Глядя на всплески капель, разбивающихся о гладь бассейна, он снова и снова взвешивал все факторы, влияющие на сложившееся положение. И все время возвращался к одной и той же мысли: тем или иным способом должна быть установлена подлинность личности Падербуша.

Вошел паж и возвестил о прибытии барона Кастильяну, сухопарого мужчины средних лет со строгой манерой держаться и шрамами на обеих щеках.

— Князь Сион Трамбле повелел мне предоставить в ваше распоряжение некоторые особые знания, которыми я располагаю, — произнес он. — Что готов сделать с превеликим удовольствием.

— Вам известно, что от вас требуется?

— Смутно.

— Я хочу, чтобы вы присмотрелись повнимательнее к одному человеку и сказали мне, является ли он Кокором Хеккусом.

Барон сделал кислую мину.

— И что потом?

— Вы можете это сделать?

— Несомненно. Видите эти шрамы? Мое лицо было обезображено по приказу Кокора Хеккуса. Трое суток я висел на пруте, проткнутом сквозь обе мои щеки, оставаясь в живых только благодаря ненависти.

— В таком случае идемте и вместе поглядим на этого человека.

— Он здесь?

— Заточен в подземелье.

Паж привел мажордома, который отпер сначала деревянную дверь, затем стальную, после чего все трое спустились в темницу. Падербуш стоял в своей камере, широко расставив ноги и держась руками за прутья, и сверлил взглядом наружные стены подземелья.

— Вот этот человек, — произнес Герсен.

Барон подошел поближе, пригляделся.

— Ну? — спросил Герсен.

— Нет, — после некоторого размышления, ответил барон. — Это не Кокор Хеккус. По крайней мере… Нет, я в этом не уверен… Хотя глаза смотрят на меня с такой же низменной умудренностью… Нет, этот человек мне не знаком. Я никогда не встречался с ним ни в Аглабате, ни где-либо еще.

— Ну что ж, похоже на то, что я ошибся. — Герсен повернулся к мажордому. — Отоприте дверь.

— Вы намерены освободить этого человека?

— Не совсем. Но держать его в темнице больше уже нет необходимости.

Мажордом отпер двери.

— Выходите, — сказал Герсен. — Я, по-видимому, допустил несправедливость по отношению к вам.

Падербуш медленно вышел из камеры. Он не ожидал, что его выпустят, и двигался очень осторожно.

Герсен взял его за запястье, притом так, чтобы можно было в случае необходимости мгновенно выкрутить руку.

— Идите. По ступенькам поднимайтесь лицом назад.

— Куда вы ведете этого человека? — раздраженно спросил мажордом.

— Князь Сион Трамбле и я сообща примем окончательное решение, — ответил ему Герсен, затем произнес, обращаясь к барону Эрлу Кастильяну. — Благодарю за оказанное вами содействие, вашу помощь трудно переоценить.

Барон Кастильяну смутился.

— Этот человек может в любом случае оказаться негодяем, старающимся разделаться с вами.

Герсен поднял лучемет, появившийся в его левой руке.

— Я готов к любым неожиданностям.

Барон поклонился и быстро удалился, явно довольный тем, что от него больше ничего не требуется. Герсен отвел Падербуша в свои апартаменты и закрыл дверь перед самым носом мажордома. Затем непринужденно расположился в одном из кресел, Падербуш же так и остался стоять посредине комнаты и в конце концов спросил:

— Как вы теперь намерены со мной поступить?

— Я все еще в замешательстве, — ответил Герсен. — Возможно, вы на самом деле тот, за кого себя выдаете. В этом случае я не знаю за вами никакой другой вины, кроме служения Кокору Хеккусу. Тем не менее, я не стал бы заточать вас в темницу только по подозрению в предполагаемых преступлениях. Вы очень испачканы — может быть, примете ванну?

— Нет.

— Вам больше по душе пот и грязь? А может быть, смените одежду?

— Нет.

Герсен пожал плечами.

— Ну, как хотите.

Падербуш скрестил руки на груди и злобно посмотрел на Герсена.

— Почему вы держите меня здесь?

Герсен задумался.

— Судя по всему, ваша жизнь в опасности. Я намерен защитить вас.

— Я вполне способен защитить себя сам.

— И все-таки, пожалуйста, сядьте вон в то кресло. — Герсен показал, куда сесть, кончиком дула лучемета. — Вы стоите, как дикий зверь, готовящийся к прыжку, это действует мне на нервы.

Падербуш в ответ только холодно ухмыльнулся, но сел.

— Я не причинил вам никакого вреда, — произнес он. — А вот вы унизили меня, швырнули в темницу и еще и сейчас изводите намеками и злобными выпадами. Скажу вам вот что: Кокор Хеккус не тот человек, чтобы оставить без внимания умышленные обиды, нанесенные его вассалам. Если вы хотите уберечь своего хозяина от крупных неприятностей, то я советую вам отпустить меня на свободу, чтобы я мог вернуться в Аглабат.

— Вы хорошо знаете Кокора Хеккуса? — как бы невзначай спросил Герсен.

— Еще бы! Не человек, а горный орел! Глаза его светятся умом. Его радость и его гнев подобны огню, сметающему все перед собой. Его воображение столь же безмерно, как само небо. Нет такого человека, который не пришел бы в изумление от мыслей, которые возникают у него в голове, и не задался бы вопросом, из какого источника он их черпает.

— Интересно, — произнес Герсен. — Мне не терпится встретиться с ним — что я и сделаю в самом скором времени.

Падербуш отнесся к этому с явным недоверием.

— Вы намерены встретиться с Кокором Хеккусом?

Герсен ответил утвердительным кивком.

— Я вернусь вместе с вами в Аглабат внутри форта — после недели или двух отдыха здесь, в Каррае.

— Я предпочитаю покинуть Каррай прямо сейчас.

— Это невозможно. Я не хочу, чтобы Кокор Хеккус был уведомлен о моем прибытии. Я хочу, чтобы это стало для него сюрпризом.

Падербуш презрительно усмехнулся.

— Вы — глупец. Вы даже хуже глупца. Неужели вы всерьез рассчитываете застать Кокора Хеккуса врасплох? Ему известно о каждом вашем шаге больше, чем вам самому!

ГЛАВА XII

«Туманной дымке, казалось, не было ни конца, ни края — леденящие слои ее напластовывались друг на друга и справа, и слева, и сверху, и снизу. Ощущение было такое, будто то приближалось, то удалялось нечто наполненное каким-то будоражащим воображение внутренним смыслом, абсолютно непостижимым для Мармадьюка. В душу, однако, вкралось подозрение, что каким-то образом Доктрина Темпорального Стасиса обусловила полную транспозицию всех перцепций[4]. Почему же еще, задумался он, тыкаясь наощупь в розовато-лиловой тягучей жидкости, должно снова и снова приходить ему в голову слово «лакримоза»?[5]

Он обнаружил, что находится на самом краю выпуклого окна с прозрачными стеклами, за которым плясали анаморфированные[6] видения. Подняв взор, он засек бахрому изогнутых прутьев. Чуть пониже обнаружил розовую полку, в которую было заделано еще какое-то количество таких же прутьев. Рядом с полкой, будто невообразимо огромный нос, торчал какой-то комковатый пористый предмет. А потом он увидел, что этот предмет и есть нос, самый настоящий нос, хотя и совершенно необыкновенный. И тогда Мармадьюк самым коренным образом поменял ход своих рассуждений. Центральная проблема, как ему показалось, сейчас заключалась в том, чтобы понять, чьими глазами он смотрит. Ведь очень многое, если не все, будет зависеть от его точки зрения».

(Из главы «Ученик Воплощения», входящей в «Манускрипт из Девятого Измерения»)

Наступил полдень. Падербуш временами, казалось, дремал в кресле, временами был настолько возбужден, что, казалось, вот-вот неожиданно набросится на Герсена. В один из таких периодов Герсен счел необходимым предупредить его.

— Я настоятельно требую терпения с вашей стороны. Во-первых, сами понимаете, у меня оружие… — Он поднял лучемет так, чтобы он был виден Падербушу, —…а во-вторых, даже если бы его у меня не было, вы все равно ничего не смогли бы мне сделать.

— Вы в этом уверены? — надменно скучающим тоном спросил Падербуш. — Мы с вами примерно одинакового роста и веса. Давайте попробуем разок-другой побороться, тогда и увидим, кто чего стоит.

— Спасибо за предложение — но только не сейчас. Ради чего выматывать друг друга? Вскоре мы с вами плотно перекусим, поэтому давайте-ка лучше расслабимся.

— Как хотите.

Раздалось легкое постукиванье в дверь.

— Кто там? — спросил Герсен, став у стены рядом с косяком.

— Атер Кэймон, мажордом, — донесся приглушенный массивной дверью голос. — Откройте, будьте любезны, дверь.

Герсен приоткрыл дверь. Мажордом прошел внутрь.

— Князь желает видеть вас у себя. Немедленно. Он прослышал о мнении барона Эрла Кастильяну и настоятельно просит отпустить узника на свободу. Он не желает давать повод Кокору Хеккусу для придирок.

— Я и сам решительным образом настроен со временем предоставить полную свободу этому человеку — ответил Герсен. — А пока что он согласился пользоваться гостеприимством Сиона Трамбле в течение, пожалуй, двух недель.

— Как это благородно с его стороны, — сухо заметил мажордом, — если учесть, что Великий Князь настолько пренебрег своими обязанностями радушного хозяина, что забыл предложить вот это самое гостеприимство. Вы согласны последовать за мною в апартаменты князя Сиона Трамбле?

— С удовольствием. Только что мне делать с моим гостем? Я не решаюсь оставить его здесь одного, как и не намерен ходить с ним всюду под руку.

— Верните его в темницу, — сердито бросил мажордом. — Для таких, как он, вполне достаточно и такого гостеприимства.

— Великий Князь будет категорически против этого, — заявил Герсен. — Ведь вы сами только что сказали мне, что он высказал пожелание, чтобы я отпустил этого человека.

Мажордом несколько смешался.

— Совершенно верно.

— Принесите, пожалуйста, мои извинения князю, и спросите не соблаговолит ли он встретиться со мною здесь.

Мажордом пробурчал что-то, беспомощно всплеснул руками, бросил сердитый взгляд в сторону Падербуша и вышел.

Герсен сел напротив Падербуша.

— Скажите, — спросил он, — вам знаком некий Зеуман Отуал?

— Я слышал, как упоминалось это имя.

— Он — один из приспешников Кокора Хеккуса. У вас с ним много общего.

— Очень даже может быть — по всей вероятности, вследствие нашей близости к Кокору Хеккусу… А в чем заключается это общее?

— В манере держать голову, определенном наборе отработанных жестов, в том, что я мог бы назвать особым душевным настроем, свойственным в равной степени вам обоим. Все это очень странно. В самом деле.

Падербуш в ответ только церемонно кивнул, но больше ничего не сказал. Через несколько минут к двери подошла Алюз Ифигения, Герсен тотчас же пропустил ее внутрь. Переведя взгляд с Герсена на Падербуша, она удивленно спросила:

— Почему этот человек здесь?

— Он считает несправедливым одиночное заточение в темнице, поскольку все его преступления сводятся лишь к десятку-другому убийств.

Падербуш по-волчьи оскалился.

— Я — Падербуш, Младший Рыцарь замка Падер. Никто в моем роду не был настолько труслив, чтобы отобрать одну или пару жизней, не подвергая смертельной опасности собственную.

Алюз Ифигения отвернулась от него и снова обратилась к Герсену.

— Каррай не вызывает у меня прежней радостной приподнятости. Что-то изменилось. Чего-то не достает. Наверное, во мне самой… Мне хочется вернуться в Драззан, к себе домой.

— А я-то считал, что в вашу честь планировалось устроить пышное празднество.

Алюз Ифигения пожала плечами.

— Наверное, об этом уже позабыто. Сион Трамбле сердится на меня — или, по крайней мере, не столь учтив, как раньше. — Она на мгновенье скосила взгляд в сторону. — Может быть, он ревнует.

— Ревнует? С чего бы это ему ревновать?

— Ведь как-никак, но я и вы провели много времени, оставаясь наедине друг с другом. Одного этого достаточно для того, чтобы возбудить подозрения — и ревность.

— Занятно, — произнес Герсен.

Алюз Ифигения взметнула брови.

— Неужели я потеряла всю свою красоту? И разве не является совершенно нелепым даже намек на возможность каких-то особых взаимоотношений между нами?

— Я с вами совершенно согласен. И мы просто обязаны избавить Сиона Трамбле от страданий, которые причиняет ему это недоразумение.

Он вызвал пажа и послал его испросить аудиенцию у Сиона Трамбле.

Паж вскоре вернулся и объявил, что князь не желает кого-либо видеть.

— Вернитесь к князю, — сказал Герсен, — и передайте Сиону Трамбле вот что: завтра я должен отбыть отсюда. В самом неблагоприятном случае я отправлюсь к северу от Скар Сакау в форте и каким-нибудь образом сам отыщу свой космический корабль. А также уведомите князя о том, что принцесса Ифигения намерена сопровождать меня. Сообщив князю обо всем этом, справьтесь у него, желает ли он повидаться со мною?

Алюз Ифигения повернулась к Герсену.

— Вы в самом деле имеете в виду взять меня с собой?

— Если у вас есть желание вернуться в Ойкумену.

— А как же тогда Кокор Хеккус? Я считала…

— Мелочь, о которой и вспоминать-то не стоит.

— Значит, вы просто шутите, — уныло произнесла Алюз Ифигения.

— Нет, это серьезно. Вы пойдете со мной?

Она заколебалась в нерешительности, затем кивнула.

— Да. А почему бы и нет? Ваша жизнь — реальна. Моя же — как и всех на Фамбере — далека от реальности. Это всего лишь оживший миф. Фрагменты какой-то древней диорамы. Меня душит это двумерное пространство Фамбера.

— Очень хорошо. Мы покинем его в самом скором времени.

Алюз Ифигения взглянула на Падербуша.

— А как поступить с ним? — с дрожью в голосе спросила она. — Вы освободите его или оставите это на усмотрение Сиона Трамбле?

— Нет. Он отправится вместе с нами.

Алюз Ифигения обомлела в изумлении.

— С… нами?

— Да. Но он будет с нами совсем немного времени.

Падербуш поднялся, потянулся.

— Мне наскучил этот разговор. Я с вами никуда не пойду.

— В самом деле? Даже не дальше Аглабата, чтобы встретиться с Кокором Хеккусом?

— Я отправляюсь в Аглабат один — и прямо сейчас.

В три прыжка он пересек комнату, выбежал в сад, перемахнул через стенку и исчез.

Алюз Ифигения бросилась в сад, к самой стене, затем вернулась к Герсену.

— Зовите стражу! Он не может уйти далеко, эти сады являются лишь частью внутреннего двора. Поторопитесь!

Герсен же, казалось, вовсе не был склонен выказывать какую-либо спешку. Алюз Ифигения потянула его за руку.

— Неужели вы хотите, чтобы он сбежал?

— Нет, — неожиданно воодушевившись, произнес Герсен. — Ему никак не спастись. Мы уведомим о его побеге Сиона Трамбле, который лучше нас знает, как изловить его. Идемте.

Войдя в коридор, Герсен приказал пажу:

— Немедленно отведите нас в апартаменты Сиона Трамбле. Живо! Бегом!

Паж провел их по коридору в круглый вестибюль, затем повел дальше по другому, устланному красными коврами коридору и остановился перед широкой белой дверью, которую охраняли двое стражей в одинаковых белых одеждах и черных стальных круглых шлемах.

— Откройте! — сказал Герсен. — Нам нужно немедленно встретиться с Сионом Трамбле.

— Нет, милорд. Мы получили от мажордома распоряжение не пропускать никого.

Герсен направил дуло лучемета на замок. Полыхнуло пламя, повалил густой дым. Стражники протестующе вскрикнули.

— Отойдите в сторону и охраняйте коридор. Под угрозой безопасность Вадруса!

Стражники, наполовину ошеломленные, в нерешительности переминались с ноги на ногу. Герсен распахнул дверь и вместе с Алюз Ифигенией прошел внутрь.

В передней они остановились. Мраморные статуи, стоявшие в нишах по обе стороны, бесстрастно глядели на них сверху вниз. Герсен заглянул в один из холлов, прошел под аркой, остановился перед закрытой дверью, прислушался. В помещении за дверью явно происходила какая-то возня. Герсен повернул дверную ручку — дверь была заперта. Снова воспользовавшись лучеметом, он взломал замок и ринулся внутрь.

Полураздетый Сион Трамбле заметался в замешательстве по комнате. Он открыл рот, что-то нечленораздельно прокричал.

— На нем одежда Падербуша! — задыхаясь, произнесла Алюз Ифигения.

И так оно и было на самом деле — на особой подставке висели зеленые и синие одежды Сиона Трамбле, а сам он скидывал с себя грязную одежду, которая до сих пор была на Падербуше. Вот он потянулся к шпаге, но Герсен рубящим ударом выбил ее у него из рук. Тогда он бросился к полке, где хранил различное другое оружие, однако Герсен уничтожил ее одним залпом из лучемета.

Сион Трамбле медленно развернулся и бросился на Герсена, как бешеный зверь. Герсен громко расхохотался, пригнулся, нанес удар плечом в живот Сиона Трамбле, ухватился за мгновенно взметнувшееся колено противника и швырнул его через себя. При этом он успел схватить его светлые волнистые волосы, и, когда Сион Трамбле, сделал отчаянную попытку приподняться и стать на ноги резко потянул их на себя. Мгновенно с головы Сиона Трамбле слетели золотистые кудри, вслед за ними — и все лицо. Рука Герсена держала за волосы теплую резиновую маску, безукоризненно прямой нос скривился набок, безвольно обмяк рот. У валявшегося на полу человека не было лица. Только голый череп, обтянутый тонкой прозрачной пленкой, сквозь которую просвечивались бледно-розовые и ярко-красные лицевые мышцы. Из-под обнаженного лба, над черным провалом ноздрей злобно сверкали лишенные век глаза. Искривился безгубый рот, обнажив вдруг особенно бросившиеся в глаза белые зубы.

— Кто… что это? — едва слышно спросила Алюз Ифигения.

— Это, — ответил Герсен, — хормагаунт. Это и есть Кокор Хеккус. Или Билли Уиндл. Или Зеуман Отуал. Или Падербуш. Или еще десяток других. И вот теперь пришло его время. Кокор Хеккус — ты помнишь налет на Маунт-Плезант? Я явился для того, чтобы покарать тебя.

Кокор Хеккус медленно поднялся на ноги, вместо лица явив перед Герсеном череп гниющего трупа.

— Когда-то ты сказал мне, что боишься только смерти, — произнес Герсен. — Сейчас ты умрешь.

Кокор Хеккус издал только какой-то нечленораздельный хрип.

— Всю свою жизнь, — продолжал Герсен, — ты совершал одно гнусное злодеяние за другим. Мне бы следовало умертвить тебя, предварительно подвергнув самым ужасным мучениям — но достаточно будет и того, что ты просто умрешь.

Герсен поднял лучемет. Издав дикий клокочущий вопль, Кокор Хеккус рванулся вперед, взметнув руки перед собой — и тут же рухнул, натолкнувшись на огненный сноп.

* * *

На следующий день был повешен мажордом Атер Кэймон — пособник, ставленник, компаньон и наперсник Кокора Хеккуса. Стоя на высокой складной лестнице, он вопил над объятой ужасом толпой:

— Дурачье! Дурачье! До вас хотя бы дошло, как долго вас обманывали и доили, пускали из вас кровь? Куда девалось ваше золото, ваши воины, ваши прекраснейшие женщины? В течение целых двух сотен лет! Именно столько лет я здесь хозяйничал — а Кокор Хеккус еще дольше! Против Бурых Берсальеров он посылал наилучших среди вас, и они погибали напрасной смертью. К его ложу доставляли ваших красавиц. Иные из них возвращались домой, другие исчезали бесследно. Вы зальетесь слезами, когда узнаете, какова была их судьба! Наконец он умер, наконец умираю и я, но — вы дурачье! Глупцы!

Палач вышиб лестницу из-под его ног. Толпа в оцепенении глядела на дергающееся тело мажордома, глаза которого мгновенно остекленели.

* * *

— Как же вы все-таки догадались? — спросила все еще бледная от ужаса Алюз Ифигения, прогуливаясь с Герсеном в саду дворца барона Энделя Тобальта.

— Сначала подозрения у меня вызвали руки Сиона Трамбле. У него хватило ума держаться совсем не так, как Падербуш, но руки остались теми же самыми: с длинными, тонкими пальцами, гладкой, лоснящейся кожей, длинными ногтями на несколько вытянутых больших пальцах. Такие руки я уже видел, но сначала не мог вспомнить у кого — пока еще раз не присмотрелся к Падербушу с более близкого расстояния. Кроме того, Сион Трамбле разоблачил себя сам. Ему было известно о том, что вы решили не выходить за него замуж — он сам сказал мне об этом. Но только три человека могли знать об этом: вы, я и Падербуш, потому что только в форте вы пришли к такому решению. Когда я услышал об этом от Сиона Трамбле, то сразу же глянул на его руки — и увидел подтверждение своей догадки.

— На какой планете мог родиться и вырасти такой подлец? Какие родители…

— Его буйное воображение было для него благословением и проклятием одновременно. Одной жизни для него оказалось недостаточно. Ему обязательно нужно было испить из каждого источника, познать все, на собственном опыте, испытать любые превратности судьбы, прожигать свою жизнь, не зная меры ни в чем. На Фамбере он нашел мир, соответствующий его темпераменту. Принимая попеременно то или иное обличье, создал свой собственный эпос. Когда же он уставал от Фамбера, то возвращался на планеты Ойкумены — мир, менее послушный его воле, но все же не такой уже скучный. Теперь он мертв.

— А мне теперь еще более, чем когда-либо, необходимо покинуть Фамбер, — сказала Алюз Ифигения.

— Здесь нас уже ничто не держит. Завтра мы трогаемся в путь.

— Почему завтра? Давайте уйдем отсюда прямо сейчас. Мне кажется — я уверена, что смогу отыскать дорогу к космическому кораблю. Путь на север в обход гор Скар Сакау не так уж труден. Ориентиры мне знакомы.

— Что ж, можно и не задерживаться, — сказал Герсен. — В путь так в путь.

* * *

Провожала их небольшая группа вельмож Каррая.

— Так вы пришлете сюда корабли из Ойкумены? — неожиданно встревожившись, спросил барон Эндель Тобальт.

— Я пообещал это сделать, и обещание свое намерен сдержать, — ответил Герсен.

— Когда-нибудь — еще не знаю когда — я вернусь на Фамбер, — произнесла Алюз Ифигения, с некоторым волнением обводя взором пейзаж родной планеты.

— Но учтите, — сказал барону Герсен, — стоит появиться здесь кораблям Ойкумены, как придет конец вашему нынешнему образу жизни! Возникнет ропот, тоска по прошлому, неудовлетворенность. Может быть, вам больше нравится Фамбер такой, какой он сейчас?

— Я могу говорить только за себя, — произнес Эндель Тобальт. — Я считаю, мы должны воссоединиться с остальным человечеством, чего бы это нам ни стоило.

Его поддержали остальные.

— Воля ваша, — ответил Герсен.

Алюз Ифигения забралась внутрь форта, за нею последовал Герсен, захлопнул люк, прошел к пульту управления, опустил взор на фирменную табличку.

Машиностроительный завод Пэтча

Патрис, Крокиноль

— Ай да старина Пэтч, — произнес Герсен. — Надо отослать ему отчет, как работает его творенье — при условии, что ему удастся доставить нас к космическому кораблю.

Алюз Ифигения, стоя с ним рядом, прижалась чуть-чуть к плечу Герсена. Глядя вниз, на блестящие темно-золотистые волосы, Герсен вспомнил, как он впервые увидел ее в Обменном Пункте, какою неприметною она тогда ему показалась, и тихо рассмеялся. Алюз Ифигения подняла взор на него.

— Чему вы смеетесь?

— Когда-нибудь узнаете. Но не сейчас.

Улыбнувшись, будто и сама припомнила что-то сугубо личное, Алюз Ифигения больше ничего не сказала.

Герсен нажал на рукоятку «Пуск». Поднялись и опустились тридцать шесть ног. Восемнадцать сегментов передвинулись вперед. Форт взял курс на северо-запад, туда, где в наклонных лучах заходящего солнца ярко сверкали белые вершины Скар Сакау.