В свои семь с половиной лет он доставлял много хлопот учителю третьего класса, и маленького Дэвида послали на проверку к доктору Гитнеру, школьному психиатру. Он учился в дорогой частной школе на тихой, зеленой улице в районе Парк Слоуп Бруклина. Ориентация школы была социально-прогрессивной с елейным педагогическим толкованием марксизма и фрейдизма, а также дуализма. Психиатр, специалист по расстройствам школьников средних классов, каждую пятницу являлся взглянуть в самое сердце детских проблем. Теперь наступила очередь Дэвида. Конечно, с согласия его родителей. Они очень тревожились за его поведение. Все соглашались, что он — блестящий ребенок: развитой не по летам. Взрослые находили его даже пугающе умным, но в классе он был неконтролируем, резок, неуважителен. Вся школьная работа, безнадежно элементарная для него, утомляла его до отчаяния. Его единственными друзьями были второгодники, которых он жестоко наказывал. Большинство детей ненавидели его, а учителя боялись его непредсказуемости. Однажды он разбил в холле огнетушитель только для того, чтобы посмотреть, будет ли он прыскать пеной, как это было обещано. Так и случилось. Он притащил в школу змей и выпустил их в аудитории. Он с непостижимой точностью передразнивал товарищей и даже учителей.
— Доктор Гитнер хочет немного поболтать с тобой, — сказала ему мать. — Он слышал, что ты особенный мальчик, и хочет получше узнать тебя.
Дэвид отказывался, перепутав имя доктора.
— Гитлер? Гитлер? Я не хочу говорить с Гитлером.
Стояла осень 1942 года, и детский испуг был вполне понятен, и он повторял с удивительной настойчивостью:
— Доктор Гитлер хочет меня видеть. Доктор Гитлер хочет со мной познакомиться.
Мама умоляла:
— Да нет же, Дэвид, он Гитнер, Гитнер, через «н».
Он упорствовал. В кабинете психиатра доктор Гитнер приветливо улыбнулся и сказал:
— Ну, здравствуй, Дэвид.
Дэвид выбросил вперед руку и выпалил:
— Хайль!
Доктор Гитнер удивился:
— Ты перепутал. Я — Гитнер, с буквой «н».
Возможно, он уже слышал такие шутки. Это был огромный мужчина с длинным лошадиным лицом, широким мясистым ртом и высоким лбом. Водянистые голубые глаза мерцали за очками без оправы. Кожа его была мягкая и розовая, от него приятно пахло и он очень старался казаться дружелюбным, заинтересованным, словно старший брат, но Дэвид не мог не понять, что это всего лишь игра. Он чувствовал нечто такое у большинства взрослых: они много улыбались, но внутри думали примерно так: «Какой противный, недоверчивый малыш». Даже его мать и отец иногда так думали. Он не мог понять, почему взрослые говорят своим лицом одно, а разумом совсем другое, но он привык к этому. Это было нечто, что он должен был ожидать и принимать.
— Давай поиграем в разные игры? — предложил доктор Гитнер.
Из жилетного кармана он вытащил маленький пластиковый шарик на металлической цепочке и показал его Дэвиду. Затем убрал цепочку, и шарик распался на восемь или девять частей разного цвета.
— Смотри внимательно, как я их соберу, — сказал доктор Гитнер. Его толстые пальцы ловко собрали шарик. Затем он снова разобрал его и придвинул частички к Дэвиду.
— Твоя очередь. Сможешь их собрать?
Дэвид вспомнил, что доктор начал сборку с белой части, потом голубой.
Затем следовал желтый кусочек, но Дэвид не смог его приладить. Он немного посидел озадаченный, пока доктор Гитнер мысленно не показал ему картинку нужных манипуляций. Дэвид приставил желтый кусочек, остальное было уже совсем просто. Пару раз он сбивался, но всегда мог вытащить нужный ответ из мозга доктора. Интересно, почему он думает, что тестирует меня, если он дает мне столько подсказок? Что он доказывает? Когда шар был собран, Дэвид положил его на стол.
— Хочешь его взять? — спросил доктор.
— Он мне не нужен, — ответил Дэвид, но все же сунул его в карман.
Они поиграли еще. Одна игра была с маленькими карточками, размером с игральные карты. На них были изображены животные, птицы, деревья и дома.
Дэвиду предложили разложить их так, чтобы получился рассказ, и затем пересказать его содержание доктору. Он наугад разложил их на парте и составил рассказ:
— Утка идет в лес, понимаете? И встречает волка. Потом превращается в лягушку, перепрыгивает волка и попадает прямо в рот слону. Только спасшись из глотки слона, она попадает в озеро, а когда вылезает оттуда, то видит прекрасную принцессу, которая говорит: «Иди домой и я дам тебе имбирный хлеб». Но она читает мысли принцессы и видит, что на самом деле это злая ведьма, которая…
В другой игре участвовали листочки бумаги с большими синими кляксами.
— Эти кляксы на что-нибудь похожи? — спросил доктор.
— Да, — ответил Дэвид. — Вот слон, видите, это его хвост, а вот его хобот, а вот отсюда он делает пи-пи.
Он уже понял, что доктор Гитнер становится очень внимательным, когда он говорит о хоботе или пи-пи, поэтому дает доктору массу интересной информации, отыскивая такие вещи в каждой кляксе. Игра показалась Дэвиду очень глупой, но она очевидно была важной для доктора Гитнера, который записывал все, что говорил Дэвид. В то время как психиатр делал записи, Дэвид изучал его мысли. Большинство слов, которые он уловил, невозможно было понять, но он узнал некоторые, обозначающие части тела. Этому учила его мать: пенис, вульва, ягодицы, прямая кишка. Очевидно доктор Гитнер придавал этим словам большое значение и Дэвид начал их использовать.
— На этой картинке орел, схвативший маленького барашка и улетающий с ним. Это пенис орла, здесь внизу, а вот здесь — прямая кишка барашка. На следующей картинке мужчина и женщина, они оба голые и мужчина пытается засунуть свой пенис в вульву женщины, но он не влезает и…
Дэвид посмотрел на авторучку, порхающую по бумаге. Он усмехнулся и перешел к следующей кляксе.
Потом они играли в слова. Доктор произносил слово и просил Дэвида сказать первое, пришедшее ему на ум слово. Дэвид нашел более забавным произнести слово, пришедшее на ум доктору. Это занимало лишь долю секунды, и доктор Гитнер ничего не замечал. Игра шла примерно так:
— Отец.
— Пенис.
— Мать.
— Кровать.
— Малыш.
— Покойник.
— Вода.
— Живот.
— Туннель.
— Совок.
— Гроб.
— Мать.
Были ли эти слова правильными? Кто победил в этой игре? Почему доктор Гитнер казался расстроенным?
Наконец они перестали играть и стали просто беседовать.
— Ты очень умный малыш, — сказал доктор. — Я не боюсь испортить тебя, сказав это, потому что ты это уже знаешь. Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?
— Никем.
— Никем?
— Я хочу только играть, читать книжки и плавать.
— Но как ты будешь зарабатывать на жизнь?
— Когда будет нужно, я возьму деньги у людей.
— Если узнаешь как, надеюсь, ты раскроешь мне секрет, — сказал доктор.
— Ты счастлив здесь, в школе?
— Нет.
— Почему нет?
— Учителя слишком строгие. Работа слишком тупая. Дети меня не любят.
— Ты когда-нибудь интересовался, почему они тебя не любят?
— Потому что я умнее, — ответил Дэвид. — Потому что я… — О-о-о. Чуть не проболтался. Потому что я вижу, что они думают. Я не должен никому это говорить.
Доктор Гитнер ждал, пока он закончит предложение. — …потому что я доставляю в классе много хлопот.
— А почему ты так делаешь, Дэвид?
— Не знаю. Думаю, это дает мне что-то.
— Может быть, если бы ты не причинял всем хлопоты, люди бы больше любили тебя?
— Ну и что? Мне это не нужно.
— Всем нужны друзья, Дэвид.
— У меня есть друзья.
— Миссис Флейшер говорит, что у тебя их немного и что ты их обижаешь и делаешь несчастными. Почему ты бьешь своих друзей?
— Потому что я не люблю их. Потому что они тупые.
— Значит, они не настоящие друзья, раз ты так думаешь о них.
Пожав плечами, Дэвид сказал:
— Я могу обойтись и без них. Мне весело одному.
— Ты счастлив дома?
— Думаю да.
— Ты любишь маму и папу?
Пауза. В мозгу доктора нарастает напряжение. Это важный вопрос. Дай верный ответ, Дэвид. Дай ему тот ответ, который он ждет.
— Да, — говорит Дэвид.
— Ты когда-нибудь мечтал о маленьком братике или сестренке?
На этот раз колебаний не было.
— Нет.
— На самом деле нет? Тебе нравится быть одному?
Дэвид кивнул.
— Самое хорошее время — после полудня. Когда я прихожу из школы и дома никого нет. Зачем мне братик или сестричка?
— Ну я — то не знаю. Это дело мамы и папы, да?
— Вы же не попросите их завести еще кого-нибудь? Я имею в виду; что вы можете им сказать, что для меня было бы хорошо иметь кого-то еще, и они постараются, но я правда не хочу. — Я в опасности, внезапно понял Дэвид.
— Почему ты думаешь, что я могу сказать такое твоим родителям? — тихо спросил доктор, перестав улыбаться.
— Не знаю. Это просто мысль. — Которую я нашел у тебя в голове, доктор.
А сейчас я хочу убраться отсюда. Я не хочу больше говорить с тобой. — А, вас правда зовут Гитнер? С буквой «н»? Спорим, я знаю ваше настоящее имя.
Хайль!