Глава 31 ЭЛИАН

По мере приближения к Пагосу воздух с каждой лигой становится все разреженней. Мы ощущаем это каждую ночь, наши кости скрипят вместе с «Саад», пока она рассекает воду, которая вскоре превратится в ил и лед. Неважно, как далеко мы продвинулись, ибо Пагос всегда чувствуется нутром. Все отчетливее и отчетливее с каждой саженью он проявляется где-то глубоко в душе. Финальный акт нашего путешествия, где ждет освобождения кристалл Кето.

Райкрофт теперь как никогда напоминает призрака — он заперт в трюме и обеспечен бинтами и лекарствами. Необходимым минимумом, чтобы доплыть до конца. Я к нему не спускался, делегировав эту обязанность Торику и другим членам экипажа, которые легко сладят и с Райкрофтом, и с собственными эмоциями.

Мадрид такого не доверишь. Не в случае, когда замешан ее земляк. Плохие воспоминания, как правило, сказываются на ее моральных качествах, и я могу это понять. Кай тоже не у дел. Не сможет он присматривать за Райкрофтом да приносить ему еду, не сдобренную ядом. Ну и еще есть я. Человек, которому я в этом вопросе доверяю меньше всего.

Лира, может, и жива, но ничего не закончилось. Облегчение окутало мой гнев точно дымка, приглушив его так, что со стороны не разглядеть, но не изгнав совсем. Впрочем, не имеет значения, спущусь я к Райкрофту или нет, — он и без того должен почувствовать, какая судьба его ожидает. Даже до него наверняка доносится протяжный волчий зов Пагоса. В недра хрустальной клетки, где когда-то была заперта Лира и где теперь сидеть Райкрофту, пока я не вручу его ледяному королевству. Пусть слушает свист ветра в комнате темной, как его душа. А когда мы наконец причалим, пусть гниет в пагосской тюрьме, холодной, как его сердце.

— Ты не пьешь.

Лира взбирается по ступенькам на бак. Пытается удержать плечом соскальзывающее одеяло, но из-за резкого движения вздрагивает, потревожив рану на боку.

Я протягиваю руку, чтобы помочь ей подняться, но девушка глядит на нее как на ядовитую змею.

— Хочешь, чтобы я ее отрубила? — спрашивает.

Моя рука так и зависает между нами.

— Не очень.

— Тогда убери ее от моего лица.

Цепляясь за поручень, она преодолевает последние ступеньки и устраивается рядом со мной. Края одеяла скользят по моим ладоням. Ночами нынче так холодно, что спать в сапогах, похоже, единственный способ сохранить пальцы на ногах. Но здесь, когда кругом звезды и песнь «Саад», спешащей навстречу приключениям, мне тепло так, как никогда не бывает в каюте.

— Я ведь не калека, — говорит Лира.

— Самую малость.

Даже не поворачивая головы, я знаю, что глаза ее полыхают. Лира умеет смотреть на людей — на меня — так, что чувствуешь это столь же отчетливо, как видишь. Не будь ее глаза поразительно синими, я бы поклялся, что они лишь угли, тлеющие на ее внутреннем огне.

Я касаюсь пагосского ожерелья, что висит на моей шее, как ракушка на шее Лиры. Ключ ко всему. К окончанию войны, которая длилась целую вечность.

— Если тебя подстрелят, — ворчит Лира, — я тоже буду относиться к тебе так, будто ты не способен на простейшие действия. — Она обхватывает руками колени в попытке согреться. — Посмотрим, понравится ли тебе, когда я стану протягивать руки, чтобы помочь тебе ходить, даже если ранен ты не в ногу.

— Я буду польщен, что ты ищешь повод просто подержать меня за руку.

— Вероятнее, я ищу повод тебя подстрелить.

Покосившись на нее, я откидываюсь на локти.

Палуба «Саад» усеяна моими друзьями, что орошают лакированное дерево ромом да поют песни, наполняющие паруса наравне с ветром. Глядя на них, счастливых и спокойных, я понимаю, что ничто не может связать прочнее океана. Даже кровь.

— Мадрид сказала, в Пагосе ты собираешься сдать Райкрофта.

— За его голову давно назначена награда. Но во всех королевствах слишком ценили услуги ксапрарцев, чтобы вдруг на них напасть. Теперь же, когда мы разбили их, Райкрофт наверняка в розыске. К тому же в случае чего он станет дополнительным рычагом воздействия на пагосского короля, чтобы он пустил нас на гору и позволил забрать кристалл и со всем покончить.

Лира откидывается назад, чтобы мы были на одном уровне. Сегодня ее волосы как никогда непослушны, и ветер от надвигающегося шторма совсем не помогает. Пряди лезут ей в глаза, скользят по губам, по веснушкам на бледных щеках. Приходится стиснуть кулаки, чтобы справиться с желанием протянуть руку и убрать с ее лица своенравный локон.

— Ты и правда так сильно ненавидишь сирен? — спрашивает Лира.

— Они нас убивают.

— А ты убиваешь их.

Я сдвигаю брови:

— Это другое. Мы так поступаем, чтобы выжить. Они — потому что жаждут нашей смерти.

— То есть это месть?

— Это расплата. — Я выпрямляюсь. — Вряд ли сирены могут как-то оправдаться. Не заключать же с ними мирный договор, как с другими королевствами.

— Почему нет?

Отстраненный голос Лиры заставляет меня задуматься. Ответ должен прийти быстро и легко: потому что они чудовища, потому что убийцы, потому что есть еще тысяча причин. Но ничего такого я не говорю. Если честно, мне и в голову не приходила мысль, что все необязательно должно закончиться смертью. Из всех возможных вариантов я никогда не думал о мирном. А выпади такой шанс, воспользовался бы я им?

Лира на меня не смотрит, и я терзаюсь, не в силах разгадать выражение ее лица.

— Откуда твои сомнения? — спрашиваю я. — Я думал, что Морская королева отняла у тебя все и с помощью кристалла Кето ты хочешь закончить войну. Хочешь отомстить за родных так же сильно, как я — за Кристиана.

— Кристиана? — Лира поворачивается ко мне, и произнесенное ею имя замирает в воздухе между нами.

— Он был адекаросским принцем.

Я запускаю пальцы в волосы, ощущая внезапную злость и растерянность. Ужасно несправедливо, что Кристиан погиб, пока кто-то вроде Таллиса Райкрофта вполне себе жив.

Лира сглатывает:

— Вы дружили.

Она кажется жутко несчастной, и это выбивает из колеи. Не помню, чтобы в голосе ее отражалось что-то помимо раздражения.

— Каким он был?

Я мог бы описать Кристиана множеством эпитетов, но характер человека лучше познается по его поступкам, чем по горестным стенаниям его близких. Кристиан без конца сыпал поговорками и сентиментальными фразочками — я их никогда не понимал и высмеивать любил не меньше, чем слушать. В какой бы ситуации мы ни оказались, он находил подходящую случаю пословицу. «Любовь и безумие — две звезды на одном небосклоне. Новая крыша не защитит от прошлогоднего дождя». У него всегда было что-нибудь наготове, чтобы успокоить бушующий во мне шторм.

Я думаю о том, что бы сейчас сказал Кристиан, если б узнал о моих планах. Любой другой поддержал бы желание отомстить, но я знаю, что Кристиан не рассмотрел бы в кристалле оружие. Он бы даже не захотел, чтобы я его нашел.

«Если меч — твой единственный инструмент, ты всегда будешь отбиваться от проблем».

Вместо того чтобы рассказать все это Лире, я сжимаю в руке ожерелье и спрашиваю:

— Думаешь, она почувствует?

— Кто?

— Погибель Принцев. Думаешь, она почувствует смерть Морской королевы?

Вздох Лиры превращается в дым на ее губах. Воздух здесь разреженный и смертельно опасный. Надвигается буря, и ветер пронзает нас тысячей клинков. Дождь еще не начался, но я уже чувствую его запах и знаю, что через мгновение небеса разверзнутся. И все же не двигаюсь. Ночь стонет, сверкает молниями, густые облака ползут навстречу друг другу, пока не сливаются в бесконечную тень, перекрывшую звезды. С каждой секундой становится все темнее.

— Я гадаю, способна ли она чувствовать хоть что-нибудь. — Лира ерзает, а когда поворачивается ко мне, глаза ее пусты. — Полагаю, гадать осталось недолго.

Загрузка...