Ups & Downs

Глава 31

Мужчина слишком хорошо знал меня. И это в определенные моменты даже пугало.

Не в этот раз.

Достав это темно-синее платье, купленное им для меня еще в Манхеттене, я готова была умереть от счастья. От этой дивной ностальгии, которая внезапно на меня обрушилась.

Я долго любовалась им, вспоминая, как впервые его надела. Мне так нравился его фасон и покрой. Мне так нравилось замечать себя в зеркальных витринах и стеклах машин, когда я шла гордо в этом платье. И в этих туфлях.

Я готова была вспрыгнуть на огромную кровать и запрыгать на ней как пятилетняя. Но тут были мои любимые туфли! Те самые, от Диор! Красивая, стильная частичка моего любимого суетного, человеческого мира. И эта незначительная деталь была подобна яркому лучику солнечного света, что пробился через свинцовые тучи моих горестей и неудач.

Через час, приведя себя в порядок и надев свою человеческую одежду, я отправилась в комнату напротив. Я застала Тию в таком же состоянии, в каком она сюда вошла. Казалось, прошел не час, а минута — женщина все так же сидела на краешке стула, расширенными глазами глядя в пол. Она была ошарашена, она была напугана, она как будто находилась в прострации.

Еду уже принесли. Ее аппетитный аромат разнесся по комнате дразня, вызывая, но женщина словно не замечала этих вкуснейших яств, стоящих на столе.

— Тиа. — Я осторожно подошла к ней, наблюдая за тем, как женщина медленно распрямляется, оглядывая меня своим шокированным взглядом. — Все хорошо?

Она молчала наверное с минуту. Я уже не надеялась на ее ответ, когда служанка тихо, глухо заговорила:

— Я не знаю, Маи-йя. Хорошо? Не думаю. Маи-йю хотели убить. Меня хотели убить. Мы сбежали из дома Владыки. В дом другого мужчины. Маи-йя живет в его покоях. Маи-йя пользуется его вещами и ест его еду. Хорошо? Не думаю. — Вновь повторила Тиа, покачав головой.

Да. Я тоже была не в восторге от всего происходящего, но все же я предпочитала жить у Блэквуда (к тому же когда самого мужчины здесь нет), чем в доме с людьми, желающими моей смерти.

— Это временно. — Я села рядом, на соседний стул, подвигая к себе чашку с поджаренными кусочками мяса, окруженными печеными яблоками. — Мы не могли там оставаться. Блэквуд… точнее женщина, посланная им, спасла мне жизнь. Извини, что я впутала тебя в это. Но я не могла тебя оставить там.

— А смысл? Я — мертва. Маи-йя — мертва. Он убьет нас медленно и жестоко, когда вернется. Уж лучше быстро, чем так, как сделает это Он.

— «Он» нас не убьет. — Оборвала я строго, разливая вино по бокалам. — Мы не виноваты ни в чем. Если только в желании жить.

— Желание жить не в его доме — преступление для тебя, Маи-йя.

— Я желаю жить в безопасности и покое. И мне все равно, в его доме или не в его (лгу без зазрения совести, но с ней иначе нельзя). Когда он вернется, мы уйдем отсюда.

— Уйдем? Не думаю. — Служка вновь покачала головой. — Владыка ничего не забывает. И не в его обычае прощать. Маи-йя ушла от него без разрешения. Сбежала. К другому мужчине.

— Да. Но мужчины здесь нет. — Резко бросила я, недовольная затронутой темой. Однако эта изумительная еда и усталость сдерживали мой гнев.

— Здесь его дух. Везде. Здесь его суть, Маи-йя. Ты под его крышей, а значит с ним.

— То есть ты хочешь сказать, что было бы лучше умереть там? — Я на нее уставилась в ожидании.

— Есть вещи хуже смерти, Маи-йя. Молись, чтобы Он не показал тебе их.

У меня даже аппетит пропал. Почти.

— Тиа. Я не собираюсь умирать. Тем более незаслуженно.

— Да. Теперь уже поздно думать об этом.

— Я не заслуживаю смерть тем, что пыталась сохранить себе жизнь.

— Смотря каким способом.

— Райт поймет. — Пробормотала я, искренне на это надеясь. — Он не будет карать невиновных. Его слуги — звери. Я не могла оставаться там. Одно дело, когда со мной постоянно приключались «досадные недоразумения». Когда меня захотели в открытую убить? Конечно, я ушла оттуда. И совсем об этом не жалею.

Помолчали.

Я с аппетитом расправлялась с принесенной пищей, запивая все сладким сливовым вином. Тиа так и не пошевелилась, видимо уже оплакивая меня вместе с собой, читая покаянные молитвы и добавляя к ним молитвы за упокой.

— Поешь, Тиа. Тебе понадобятся силы. — Я придвинула к ней овощи и мясо, на которое она даже не посмотрела.

— Еда? Есть чужую еду — предавать своего Владыку, Маи-йя.

Да уж.

— Я думаю, мы ему будем полезнее живыми. Так что тебе в любом случае стоит поесть. — Она непоколебимо молчала. — Это просто овощи и мясо!

— Просто? То, что мужчина забирает Маи-йю из дома Владыки, что он дает ей крышу и слуг, еду и одежду… Все это — не просто, Маи-йя. А тем более Он. С Ним, никогда не бывает просто.

— Нет. С Блэквудом все всегда очевидно. — Проговорила я, беря в руки какой-то сочный ароматный фрукт. — Ублюдку просто опять что-то понадобилось от Райта. Он поставит перед ним ультиматум.

Тиа отпрянула в ужасе. После этих слов она подняла свой взгляд ко мне. Ее глаза были похожу на бездонные колодцы страха, недоумения, неверия.

— У-уб-б-блюдку? О, Маи-йя… — она медленно покачала головой — … кто же ты, если позволяешь себе говорить о нем так? Молчи, Маи-йя, лучше молчи. Тем более в этих стенах. И Владыке никто не можешь ставить ультиматум. Если хочет жить.

— Хочет. Ха. От собственного желания тут мало что зависит, как мы успели выяснить. Тут скорее берется в расчет желание других.

— Такова жизнь рабов, Маи-йя. — Ответила глухо Тиа, все же беря в руки бокал, наполненный вином.

Она выглядела обреченно. И то, как она залпом выпила вино, лишь говорило о том, что Тиа покорно приняла свою участь.

Увы, я такой покорностью не отличалась.

Первый день здесь был преисполнен моей неуверенностью и растерянностью. Я еще не до конца оклемалась с того рокового дня, когда была на волосок от гибели (Боже, меня хотели убить, разве о подобном я могла думать, живя в Манхеттене?). К тому же, я сейчас находилась в доме своего злейшего Врага (именно с большой буквы). И мне нельзя было забывать об этом.

Кажется, я до сих пор опасалась подвоха, потому всю ночь плохо спала. А еще плохим стимулом ко сну было осознание, на чьей именно кровати я лежу. А еще эти последние слова Блэквуда, в том треклятом письме, постоянно приходили на ум.

Заснула тогда я лишь с рассветом и не вставала с кровати до обеда. Собственно, именно голод поднял меня.

И этот первый день я не отличалась особой живостью и энтузиазмом. Зато они появились на следующий день. Я уже более открыто, с явным интересом поглядывала по сторонам. На третий я решилась выйти за пределы стен замка. Посетить так называемые конюшни и псарню. Все эти лошади и собаки… не знаю, что случилось бы с нашим миром, если бы такие животные свободно разгуливали и размножались на нашей земле. Скорее всего, уже через год именно человек стал бы редкостью, из разряда существ, занесенных в ту самую Красную книгу.

Ветеринар, тот самый который следит за здоровьем моей кошечки (три сломанных ребра — не шутка), был настолько любезен, что вместо того чтобы отправить меня к энциклопедиям и словарям, разъяснил все сам, подробно и очень доступно. Он даже позволил мне покормить одну рогатую скотину, у которой шерсть была похожа на мягкий шелк. А эти клыки… Боже, тут вообще были травоядные?

В общем, я проводила свои дни за изучением Блэквудовского поместья. И странное дело, но здесь я не заметила еще ни в одном взгляде то, что так явно читала во взглядах рабов и фавориток дома Владыки. Это очевидно презрение, отвращение, злость, зависть. Меня здесь даже как будто уважали. И я не понимала почему.

— Владыка оказал вам внимание, достопочтенная госпожа. — Манера речи управляющего напоминала клекот птицы. Он произносил слова торопливо и звонко. — Если к вам относиться подобным образом Он, то кто мы такие, чтобы относиться иначе? Упаси Великая мать, хуже?! — Он задорно, по-доброму рассмеялся. — И если я могу быть полезен достопочтенной госпоже, ей нужно просто сказать. Как это у вас людей… свистнуть?

И если бы в первый день я вежливо отказалась, то уже на пятый день пребывания здесь я попросила его устроить мне экскурсию. Управляющий согласился не без радости. Его рассказ лился подобно песне барда, пока он чинно, гордо ходил по величественным коридорам замка, указывая грациозными жестами то на колонну, то на скульптуру. Комнаты. Залы. Лестницы. Замок показался мне снаружи огромным, но рассмотрев его тщательно изнутри, я поняла, что он попросту необъятен.

Но что меня действительно интересовало — так это катакомбы подвала.

— Простите мою дерзость, достопочтенная госпожа, но дорогу туда знает лишь черный волк. — Проговорил тихо усмехаясь управляющий. Он лишь спустился на нижние ступеньки, не решаясь заходить в темноту подвала. Его рука, держащая факел, осветила лишь метр пространства черного подземелья. — Заходя туда, вы рискуете потерять себя. И можете вообще не выбраться. — Он обернулся ко мне, подмигивая. Я же смотрела в черноту подвала глазами ребенка, жаждущего узнать страшную историю, передающуюся, как повелось, из уст в уста. — Суть поколения, сила его рода заключена в основании этого замка. Где-то там таится неизвестное, опасное, древнее. Уж лучше не спускаться туда. Вы ведь не собираетесь делать необдуманные вещи, достопочтенная госпожа?

Я лишь помотала головой.

— Но… туда ведь заходят?

— Конечно. Наш господин, ему это позволено. Он представитель рода, то, что скрыто темнотой, то, что темнее тьмы, не угрожает ему. Но мы — песок в руках Великой Матери. Нам лучше даже не задумываться над тем, что скрыто там. — Густая темнота не желала уступать свету факела, потому я видела лишь порог, исписанный древними рунами. — В прошлый раз… когда достопочтенная госпожа посетила нас вместе с Владыкой, Ян переступил через порог коридора предков. Но лишь потому, что Хозяин был там. Только в чрезвычайных ситуациях нам позволено заходить туда. Чрезвычайная ситуация — вернуть Хозяина в наш мир. Вернуть его в русло времени.

— Я была там. — Пробормотала я. — И я думала… там просто винный погреб.

Управляющий рассмеялся задорным смехом юного старика.

— Впредь будьте аккуратнее, достопочтенная госпожа. Вижу, тьма влечет вас. То, чего мы боимся, зачастую вызывает любопытство, не так ли? — Он вновь усмехнулся. — Но когда речь идет об этих катакомбах, лучше убрать любопытство в сторону. Пусть останется лишь почтительный страх. Не стоит заходить туда, где себе изменяют даже законы мироздания.

Ух, расскажи он мне это ночью у костра, я бы еще долго дрожала под одеялом, боясь уснуть. Сейчас? К тому же это было не по возрасту.

— Это всего лишь история, не так ли? — Усмехнулась я, когда мы поднимались наверх.

— А? — Он недоуменно обернулся, словно уже потерял нить разговора, как это бывает у людей в возрасте. — Конечно. Да. Всего лишь история.

Ага. Конечно. История, как же.

Уходя оттуда, я точно знала, что вновь вернусь. Я даже не думала об этом, просто моя любопытная натура и моя женская суть все решили за меня.

Тиа за эти дни тоже как будто освоилась. Не казалась такой забитой и умирающей. Возможно, она и верила в нашу скорую кончину, но в ее глазах уже не мелькали строки покаянных молитв и молитв за упокой. Смертельный приговор, в ее понимании, уже был вынесен, но пока отложен до «лучших» времен.

Она уже не отказывалась от пищи и дабы не чувствовать себя совершенно никчемной (а может просто от скуки), она предложила свои услуги пряхам этого дома. Поразительно, но ее охотно принял этот трудящийся женский коллектив. А я была этому несказанно рада, потому что сама знала, что чтобы наверняка отвлечься от тяжелых мыслей, нужно просто занять себя делом.

В общем, за эти несколько дней, я узнала много нового. Ну и еще, убедилась окончательно в том, что Блэквуд — родовитый и знатный сукин сын. Я и раньше это подозревала. Все в мужчине, от взгляда до манер, говорило о том, что он занимает у себя не последнее место. Теперь это стало очевидным.

Совсем скоро очевидным стало и другое. Всего за неделю я непозволительно привязалась к этому дому.

Этой ночью ей не суждено было уснуть. Даже больше, все в ней противилось сну, стремясь за пределы комнаты, освещенной огнем, гуляющим в камине. Уродливые длинные тени касались пола, стен, забирались на кровать, вздрагивая при каждом новом всполохе пламени в очаге. Угрюмое молчание древнего замка, в котором раздавалось лишь потрескивание сухих поленьев, нагоняло уныние. Ветер за окном был еле слышен, перешептываясь с листвой садовых деревьев. Он звал ее, шепча нежное имя. Звал в холод, в темноту, дальше от уюта и тепла.

О великое женское любопытство. О великое воображение Шерриден Бертран.

Она вскочила с кровати стремительно, так если бы у нее в голове уже созрел план. Подхватив теплую шаль, Шеден накрыла ей обнаженные плечи, на которых висели лишь лямочки тоненького сарафанчика. Подойдя к двойным дверям, она прислушалась.

Тишина. Замок дремал и был нем, как камень древних стен.

Каждое движение, каждый вздох был полон осторожности. Девушка запомнила эту дорогу отлично. Еще в самый первый раз, оказавшись здесь, она помнила, где находиться неогороженый вход в черные лабиринты подвала.

Там не было двери. Не было кованых врат, которые должны были отгораживать ту опасность, которая таилась в черноте подземных коридоров. Просто порог с начертанным на нем древним посланием, которое никто не сможешь расшифровать. Разве только хозяину дома дано познать смысл тайных слов.

Остановившись на самом верху лестницы, Шерри кинула взгляд вниз. Чернота манила своей таинственностью и неизвестностью. Холодные объятья тьмы выглядели гостеприимно, обещая тайное знание, раскрытие сути непознанных вещей.

К тому же Шерри прекрасно знала, для чего спускается туда сейчас. Среди этих спутанных нитей коридоров, среди мириад неизвестных комнат затерялась та единственная, которая носила на своих стенах слова. Которая запечатлела чувства и воспоминания Аарона Блэквуда.

И ей нужно было узнать. Нужно было понять. Навряд ли эти стены примут ложь. Слова, выскобленные с кровью, должны были содержать в себе истину. Ту, которую она хотела знать.

Женское любопытство было проклято давно. Но она сделала это еще раз, беря факел со стены коридора, начиная медленно спускаться вниз. Тьма не казалась опасной, даже тени в комнате казались более устрашающими. Густая и непроглядная, она была похожа скорее на черничное варенье, чем на саван покойника.

Легкий ветер, словно чье-то дыхание, коснулся лица, задевая некоторые пряди распущенных, взъерошенных волос, когда девушка неторопливо, освещая себе дорогу светом факела, переступила заветный порог.

Шаг. Еще один, неторопливый и полный неуверенности, прежде чем она обернется, вглядываясь во тьму, не находя лестницы, которая должна была остаться за ее спиной.

Паника кольнула сердце, которое забилось учащенно. Пальцы сжали факел сильнее, когда Шер подняла его над головой, пытаясь прогнать от себя назойливую темноту, которая словно двигалась, изменяясь. Где-то там, вдалеке, притаившись, она как будто следила, заманивая в ловушку обещаниями непознанного, загадочного.

Шеден сделала новый шаг вперед, оглядываясь по сторонам все еще неуверенно и боязливо. Абсолютная тишина звенела в ушах голосом смерти.

Но постепенно шаги девушки стали более смелыми, а темп — стремительным. И, слава Богу, ее факел горел исправно. Однако этого слабого источника света было недостаточно для обилия тьмы, живущей в этих катакомбах.

Новый поток легкого ветра, взявшегося неизвестно откуда. Словно дыхание он касается рук, лица, волос. Какое-то тихое шуршание заставляет резко обернуться и осмотреться. Ничего кроме темноты, которая поглощает расплывчатую границу света.

«Шерри» — еле слышно шепчет ветер, проносясь по коридору, задевая кожу теплым прикосновением, так яро контрастирующим с холодом подвала.

Прибавив шаг, Шерриден пошла дальше, совершая повороты, уходя вглубь лабиринта, преследуемая ветром, гуляющим в пространстве между черных стен.

С каждой секундой, с каждым шагом эти легкие касания стали ощутимее, настойчивее… откровеннее.

Нет. Это просто у нее разыгралось воображение, потому она принимает теплый поток воздуха за мужское прикосновение. И это вовсе не пальцы касаются ее волос, задевая непослушные прядки. И это не ладонь скользит по шее, спускаясь ниже. И это не чужое дыхание опаляет ухо.

Оборачиваясь, так быстро, как только может человек, Шерри не видела ничего кроме темноты. Но за ее спиной вновь раздавался тихий смех, так похожий на шелест ветра. И этот смех касался ресниц, заставляя предвкушать очередное мимолетное прикосновение, которое будет практически неощутимо. Но оно будет.

— Шерри… девочка… — едва различимо шепчет глубокий мужской голос где-то за ее спиной, заставляя вновь обернуться.

Пусто. Ничего.

Не оглядываться. Идти вперед.

Мотнув головой, чувствуя себя крайне растерянно и взволновано, Шеден совершила очередной быстрый поворот. Темнота поглощала пламя факела, делая ореол света вокруг ее тела все меньше, несущественнее, бледнее.

— Пришла ко мне… сама…

— Ближе и снова дальше. Его неслышный голос то отдаляется, то приближается, звуча у самого уха жарким шепотом, проходясь по коже ласковым прикосновением любовника — …ждал… все это время… так долго… наконец…

— Б-блэквуд? — Пробормотала Шерриден, поворачиваясь вокруг оси, медленно осматривая коридор. — Нравиться играть в прятки?

— Иди ко мне… ближе… быстрее…

— Блэквуд. Выходи, это уже не смешно. — Точнее страшно до дрожи.

Девушка вновь прищурено оглянулась, идя дальше, поднимая факел высоко над головой. Ее шаги были непозволительно громкими в тишине этого коридора. За ними почти не был слышен этот тихий шепот.

— Шерри. Шеден. Шерриден.

— Повторял голос слова как считалку. — Шерри. Шеден. Шерриден. Произнеси мое имя.

— Иди к черту. — Пробормотала она, уходя в новое ответвление, плутая по бесконечным коридорам подземелья.

— Скажи.

— Выходи, чертов Блэквуд. Ну? Немедленно! — Шер бросилась вперед, освещая коридор, пытаясь найти этого мужчину, повторявшего еле слышные слова.

— Позови. Позови меня.

— Где ты? — Пробормотала растеряно девушка, оглядываясь.

— Позови. Криком или шепотом.

— Я схожу с ума? — Пробормотала неуверенно она, осматривая черные стены и каменный пол. — Эй! — Ее громкий окрик разнесся мощным эхом по коридору. — Чертов Блэквуд. — Добавила она негромко.

— Имя.

— Шаль сползла с ее плеч, падая за спиной, заставляя резко обернуться.

Обнаженной кожи коснулся горячий ветер, словно чье-то дыхание пробежало по плечам, посылая тысячу мурашек по коже. А потом вполне ощутимое прикосновение, как будто горячие пальцы скользнули от шеи по плечу, заставляя вздрогнуть.

— Ну где ты?! — Вскричала Шерриден в отчаянии.

— Я вокруг тебя. Я касаюсь тебя. Ты дышишь мной.

Ох, она слишком хорошо помнила эти его слова.

— Что ты видишь, Шерри?

— Иди к черту… — Выдохнула она обреченно.

— Скажи мне, что ты видишь…

— Отстань, Блэквуд! Оставь меня в покое.

— Скажи, скажи мне…

— Ничего! Ничего я не вижу. Тут ни черта не видно! — Вскричала Шер, вновь оборачиваясь. — Здесь нет ничего кроме темноты!

Он смеется. В шелесте ветра слышен удовлетворенный мужской смех.

— Я здесь. Ты чувствуешь меня. Ты слышишь меня. Так что ты видишь?

Он сводит ее с ума. Она явно свихнулась. У нее галлюцинации.

— Ничего.

— Что ты видишь, маленькая Шерри?

— Ничего!

— Прекрати лгать и смотри. Что ты видишь?

Она смотрела. Смотрела, оглядываясь, и не видела ничего кроме темноты, густой как краска, непроглядной как саван покойника. Никакого черничного варенья. Только тьма. Вокруг. Всюду. В каждой щели, в каждом углу, затопляя коридор, заполняя весь подвал. В темноте утонул замок. В великой, древней, черной тьме.

— Тебя. Я вижу тебя. — Выдохнула Шерри, медленно пятясь, переставляя слабые ноги.

— Боишься?

— Прошелестело над ухом, заставляя дернуться всем телом.

— Черта с два. — Бросила девушка, устремляясь дальше по коридору.

Пытаясь сбежать, когда бежать было глупо. Он был везде, преследуя ее, касаясь ее кожи, взъерошивая волосы, шепча ее имя, превращая его в тихую мелодию ветра.

— Чего… чего ты добиваешься? — Вскричала Шерри в отчаянии, а в следующий миг почувствовала, как ее руку обхватывают, настойчиво дернув в сторону.

Ожидаемого столкновения со стеной не последовало. Вместо этого, ее окружила непроницаемая тишина небольшой комнаты, заваленной рукописями и тонкими тетрадями, подпорченными временем и сыростью. Той самой комнаты.

И стоя среди холода и мрака небольшой камеры, Шер вновь внимательно огляделась, слушая тишину. Непривычное молчание. Мгла больше не двигалась, а ветер больше не беспокоил своими настойчивыми прикосновениями.

И этому есть объяснение. Шизофрения.

Собственно, не удивительно, если учесть, что она пережила.

Вновь оглядевшись по сторонам, для верности, Шеден подошла к стене, приближая к ней факел, начиная читать от самой стены. Сначала медленно, неуверенно, неловко, с громко стучащим сердцем, которое мешало сконцентрироваться.

Ей пришлось привстать на цыпочки, чтобы разглядеть небольшие буквы, покрытые бардовым налетом засохшей крови. Слабый свет был плохим помощником в ее деле, потому девушка прищуривалась, когда ее взгляд бегал от одного слова к другому.

Она повторяла в голове эти строчки, читая про себя, и вскоре к ее голосу добавился другой. Тихий. Мужской. Словно вторя ее мыслям.

— Не видел вечность…

— Живу, ожидая следующую встречу…

— Смысл жизни….

— С какой стати она должна ненавидеть меня больше?

— Хочу сражений и крови. Война — лучшее вино.

— Что-то сентиментальное, глупое…

— Внимание к мелочам…

— Сегодня достал ее кольцо… Ношу на шее…

— День нашего бракосочетания — двадцать четвертое июля.

— Всего несколько дней назад я прижимал ее к этой стене… — Голос шепчет, сбивая:

— Помнишь? Бросила меня в таком состоянии… — дыхание обжигает ухо, а прикосновения рук — плечи. — Бросила меня, Шерри, девочка.

— Да, я купил эйки. Отдам ее Шерри.

— Дикая, непокорная, но такая ласковая. Как моя Шерри.

— Шерри. Моя Шерри, — зовет настойчиво, нежно голос, заставляя дрожать.

— Я не твоя! — Девушка оборачивается, становясь спиной к стене. — И не думай, что я на это куплюсь! То, что ты написал…

— Чистая правда, — подсказывает голос.

— …меня мало заботит. Твои проблемы, Блэквуд. Сам виноват!

— Виноват. Да.

Она натыкается спиной на стену, когда чувствует настойчивое прикосновение к лицу. Чужие пальцы скользнули по шее, к груди. А света уже не хватало, чтобы рассмотреть собственные руки.

Огонек дрогнул, словно в предсмертной агонии, задавленный, убитый черной бездной.

— Я виноват, эйки. Я само сожаление. — Шер дернулась, когда ощутила влажный поцелуй на плече. Ее глаза были широко распахнуты, но если бы она закрыла их, то не увидела бы разницы. Здесь была лишь вечная ночь и ее паранойя. — Хочешь увидеть меня на коленях? — Ее волосы небрежно откинули за спину, открывая кожу шеи, куда вновь настойчиво прикоснулись горячие твердые мужские губы.

— Мне ни черта от тебя не нужно.

— Кажется, мы уже проходили это. На это самом месте. — Он тихо рассмеялся, скользнув языком по ее шее, поднимаясь к уху. Острые зубы поддели ее мочку, после чего губы увели несущественную боль. — Возбуждает, эйки? Ты помнишь это? Вспоминаешь по ночам?

— Делать мне больше нечего. — Она задыхалась, чувствуя жар чужого тела рядом с собой.

— Зачем ты пришла сюда? Разве ты не боишься темноты, малышка эйки?

— Не ожидала встретить здесь тебя! — Не зло, а скорее беспомощно.

— А может наоборот? Может ты хотела встретить меня. Возможно, ты просто хотела… меня? — Его тихий голос, голос самого сладкого греха, голос обещания, голос чувственного наслаждения, скользил по ее коже, задевал душу, вызывал и будоражил.

— Мечтай.

— Мечтаю. Ты же знаешь.

— Ну и… где твоя долбаная гордость, Блэквуд?!

— У тебя.

— Ч-что ты… несешь? — Она попыталась отстраниться, когда ее (наконец) прижало к стене горячее мужское тело.

— Я отдал тебе себя. Возьми, эйки. Забирай. — Ее губ касается опаляющее дыхание. — Скажи мне, что ты хочешь. И я дам тебе это.

Обещание наслаждения. Вечного. Нескончаемого. Неземного. Опасные, красивые слова заставляют душу желать. Желать забрать, получить то, что он отдает добровольно.

— Ты… ни черта не можешь мне дать! — Вскричала Шерриден, пытаясь вырваться, чувствуя, как он лишь плотнее прижимает ее к стене, давая чувствовать каждый сантиметр великолепного твердого тела. Такого же твердого как стена за спиной. Этот контраст, противопоставление ледяного холода камня и огненной кожи мужчины, сводил с ума.

— Могу. Если ты будешь со мной. Ты будешь?

— Нет! Ты… кажется, еще не понял. Ты отдал меня! Как вещь! Как простую вещь! Ты торговал мной. Свобода, Блэквуд! Вот и наслаждайся свободой!

— Я не получил свободу, эйки. Она у тебя. Ты забрала меня. — Рычит он на ухо, прижимаясь напряженным пахом к ее животу. — Коварная женщина, скажи мне, как ты это делаешь?

— Д-делаю, Блэквуд?

— Ты забрала мою душу, мою суть. И я не хочу возвращать все это обратно. Как ты сделала это?

— Ты бредишь.

— Я хочу, чтобы все это осталось у тебя. Я отдам тебе всего себя, чтобы услышать твое «да». — Шокированное молчание. — Но видимо, этого слишком мало. Твое добровольное согласие цениться недешево… есть ли ему цена? Ответь мне.

— Ты… ты чего добиваешься, чертов Блэквуд?

— Это же очевидно, маленькая эйки. Я — нужда. — Шепчет он, наклоняясь к самому уху. — Чувствуешь меня? Конечно, ты меня отлично чувствуешь. — Его руки скользнули на ее талию, обхватывая, притягивая к себе. — Сколько можно слушать от тебя одно и то же, милая Шерри. Ты сводишь с ума своими бесконечными «нет».

— Иного ответа ты от меня не услышишь. — Прошипела она быстро.

— Неужели.

Его голос прозвучал глухо.

Шерри вздрогнула, когда мужское тело лишило ее своего тепла. Холод обрушился на нее сокрушающей волной, заставляя непроизвольно потянуться к тому чувственному жару, который согревал ее.

Его не было здесь. Темнота была проста и непроглядна как однотонное полотно. Тишина вместила в себя безмолвные крики мертвецов.

Она была совершенно одна здесь. А факел уже давно выпал из ее ослабевших рук, которые так хотели вцепиться в широкие мужские плечи. Пальцы, которые мечтали оказаться в шелке черных прядей, теперь судорожно сжимали пустоту.

Темнота завязала ей глаза, позволяя лишь пробираться на ощупь. Пытаться отыскать стену. Дверь. А что дальше?

Лишь мгла. Бесконечная. Вечная. Древняя.

Идти. Блуждать. Пытаться найти выход. Шарить руками в попытке наткнуться на хоть какое-то препятствие, которое будет ориентиром.

Бороться. Отчаяться. Закрыть глаза. Умереть.