Уродилась дурная, на голову всем на несчастье:


то молчит и молчит, то спрячется и бормочет.


Карту вынет - так всё впустую, крестовой масти;


подарил же какой-то чёрт нам такую дочку!


Уж и били её - хворостиной, да всё без толку,


не берут её вовсе розги да оплеухи:


только белые губы сожмёт да глянет волком.


Оборвать бы ей уши - да что тогда прок с безухой!


За водою пойдёт - как будто за днём вчерашним,


а пошлёшь напросить - так приносит сухие корки.


Ей в глаза поглядеть - как в окна пустые - страшно


и дыханье сшибает, как будто несёшься с горки.

Взяла ещё моду - в шатёр приносить газеты,


сначала прочтёт, а потом, ты смотри-ка, пишет;


себя позабудет да вскрикнет: ой, мама, свету! -


а где же мне в поле свету ей взять в излишке?


Да ладно, пусть пишет, оно, может быть, на пользу -


уже старики к ней заходят за этим делом,


ей дарят потом за помощь серёжки-кольца,


да вот подарили платочек в цветочек белый.


А только ведь жалко дуру - не выдашь замуж,


она же ни петь, ни плясать, ни добыть на ужин -


как будто поповна не то городская дама...


Ей скажешь...


"Ой, мама, мне муж не нужен!"


Да всё это смолоду, сдуру, а мать-то знает -


ведь женская доля, известно, она от Бога!


"Не нужен" - ведь скажет тоже ещё, чудная...


...А всё-таки глянет - и сердце возьмёт тревога...



Девки как девки у всех, в пятнадцать - невесты,


к каждой уже посватались хоть по разу;


смотришь - соседскую выдали, честь по чести,


только на эту не смотрит никто, заразу.


Да, не красавица, но ведь и не заморыш:


косы черны и длинны, глаза углями


светят, а только ясно - сваты нескоро


сядут на наш клеверок золотыми шмелями.


Я ж говорила - кому нужна книгочейка?


Где только книги берёт - смотреть на них страшно:


рваные, грязные, тащит и тащит зачем-то.


Лучше бы новую брату стащила рубашку!


Да не по чину ей, видишь: всё пишет, пишет,


то угольком, а то карандаш добудет;


пишет на книжках, газетах, билетах, старых афишках,


даже ей глаз не жалко своих, паскуде.

А зашёл тут племянник мужнин в гости,


в тридцать лет уже вдов - такая доля;


одному жизнь подарит, с другого спросит,


а цыган или царь - не играет роли.


Посидел, выпил с мужем немного водки,


покурил да приметил девчонку с книжкой:


"Это старшая выросла? Вот красотка!


Эй, девчонка, ты что там такое пишешь?"


Волком глянула: "Рихмы". "Как?" "Ну, песни".


"И сама сочиняешь?! Вот это находка!


У кого же, дядя, такая невеста?"


Сговорились. Это легко под водку.

Скакать бы дуре теперь от счастья,


а не свистеть по кустам соплями:


чуток постарше - какие страсти!


Знать, обложили тебя сватами?


Скажи спасибо, что хоть бы вдовый


нашёлся - нет же, сплошные вздохи,


всё ищет свадьбу отсрочить повод,


всё повторяет: "Ой, мама, плохо,


ой, сердце щемит, под горлом давит,"


и смотрит, смотрит побитой шавкой.


Да ладно: свадьбу такую справим -


сама попросит денёк добавки!


Соседки с зависти почернеют,


такая будет о свадьбе слава!


Не плачь, дочурка, от слёз дурнеют,


ну что ты, глупая, что ты, право…


Не на закланье ж - а просто замуж,


такая доля дана нам Богом,


ну, что ты шепчешь там: "мама, мама"…

… А сердце всё же берёт тревога…

Вот и свадьба зашумела,


вот и гости загуляли;


розу на простынке белой


людям честно показали.


Водки - море, мяса - горы,


скрипы скрипок не смолкают,


по помосту бьют танцоры


каблуками, каблуками!


А невеста - как с картинки:


на руках звенят браслеты,


в серьгах светятся рубины,


в косах - шёлковые ленты,


и на шее - вы видали? -


три коралловые низки!


Выйди, выйди, молодая,


видишь - на помосте чисто;


попляши, уважь-ка свёкров,


повертись гостям на радость.


Что кривишься, будто горько?


Что ломаешься? - Так надо;


ну-ка, скрипки, дайте польку!


Молодая - поскакала!


"Щемит, мама, больно, больно" -

…Надломилась и упала…

…И опала, как листочек…

…Побелела…

…И застыла…

Врач один сказал: должно быть,


сердце слабенькое было.

Загрузка...