Школу в Опушках переделали в детский сад, и нам, ее бывшим ученикам, теперь нужно было каждый день добираться на квантобусе в Мирное — там в сентябре открыли новую школу с бассейном и зооуголком. Мирное было богатым и опрятным селом, окруженным полями, садами и виноградниками. На его окраине строили многоэтажные жилые дома.
В коридорах новой школы пахло свежей краской, деревом и гвоздиками. Было много незнакомых ребят и взрослых, все улыбались и болтали. Мы с Колькой Ковровым поднялись на самый высокий, третий этаж, остановились у открытого окна в коридоре. Оттуда был виден машинный двор, где старшеклассников будут обучать гравитехнике, краешек стадиона и лоскутное одеяло полей. Шла уборка; харвестеры кружили на малой высоте над угодьями, наполняя танки зерном. У горизонта, размытые жаркой дымкой, виднелись колоссальные блоки недостроенного грузового космотерминала.
— Блин, красиво, — деловито подметил Ковров, усаживаясь на подоконник. — Махнем на гравипедах в воскресенье, посмотрим на стройку?
— Далековато, — ответил я, свешиваясь из окна, чтобы плюнуть на велоцираптора, копошащегося в пыли у цоколя.
Едва я свесился, как получил болезненный тычок в поясницу.
— Офигел? — зашипел я, оборачиваясь. Но это не Коврову вздумалось пошалить.
— Салаги, привет.
Нас обступили полукольцом мирновские мальчишки. Я шмыгнул: знакомые все лица. Мишка Косолапычев, Профессор Колбасинский, Муравей, Тарасик. Мы, опушкинцы, не один раз били их за то, что они играли на нашем корвете. Причем хорошо так били, у Колбасинского даже рассечение брови было. Его родители потом ходили по домам, искали виноватых, но мне удалось отсидеться в подсолнухах.
Муравей, самый низенький и щуплый, ткнул в меня крошечным, неощутимым кулачком и поинтересовался:
— Махаться будем?
— Один на один? — с сомнением спросил я.
— Если один на один, то он будет, — поспешил высказаться за меня Ковров.
— А у меня брат вернулся из армии, — сообщил Тарасик гнусавым голосом.
Мишка Косолапычев положил мне на плечо тяжелую руку.
— В какой класс перешел, Казаров?
— В пятый, — ответил я, сбрасывая его руку.
— Дерганый, да? — Профессор Колбасинский толкнул меня в бок. А Тарасик подхватил мой рюкзак и швырнул в окно.
— Ты чего? — ужаснулся я. — Там же новый планшет!
Я повернулся к окну и сейчас же получил увесистого пня. Мирновцы заржали. Ковров вжался в стену, чтоб выскользнуть вдоль нее из окружения. Меня же выходка Тарасика привела в бешенство. Мамка в динозавриуме работает, на яйце овирапторов, отец — на ремзаводе, отталкивающие поля на харвестерах настраивает, деньги не за красивые глаза обоим достаются, а эта шпана портит мои новые вещи! Я вцепился в красивую белую рубашку Тарасика, а Мишка Косолапычев — в мой рукав. Заскрипели зубы, затрещала ткань.
— Что здесь происходит? — раздался строгий голос.
Мирновские мальчишки расступились. В дверях класса стоял незнакомый мне учитель в темном костюме. Многочисленные щупальца, окружающие его покрытую бисеринками пота лысую голову, встревоженно шевелились. Три пары глаз отражали сияние сентябрьского солнца, словно катафоты на гравике.
— Ничего, Кмыф Лгович, — поспешили заверить учителя мирновцы. — Мы просто знакомились.
— Знакомились… — повторил недовольным тоном Кмыф Лгович, его щупальца сердито молотили воздух. — Столько лет в одном космохозе живете, в соседних селах, а до сих пор не познакомились? Это кто здесь — никак Косолапычев? — учитель протянул к Мишке руку, указательный палец на которой заканчивался подпиленным хитиновым когтем. — В этом году, друг мой, снова ждать проблем с дисциплиной?
Мишка Косолапычев опустил голову и что-то пробурчал.
— Что? Говори внятно! — потребовал Кмыф Лгович. — Или к директору проводить?
— Нет, — протянул Косолапычев, глядя в пол.
— Смотри, чтоб на педсовете снова не пришлось поднимать вопрос о твоем поведении и успеваемости, — сказав это, учитель поджал хелицеры.
— Кмыф Лгович! — обратился к учителю Ковров. — А еще они рюкзак Казарова в окно выбросили…
Планшет не пострадал. Рюкзак удачно упал пакетом с бутербродами вниз.