Уроки плейбоя

Глава 7

Лукка оторвал еще одну полоску бумаги, скатал ее в шарик и швырнул в стену; шарик отскочил и приземлился рядом с остальными. Впервые в жизни Лукка не мог успокоиться и сосредоточиться. Рисование было музыкой его души, но сегодня группа запаковала инструменты и ушла. Всю жизнь, какие бы эмоции его ни обуревали, с какими демонами он ни сражался, каких призраков ни избегал, он делал это с помощью карандаша или кисточки. Это был его способ очищения, тщательная сосредоточенность успокаивала его. Делал ли он предварительный набросок или рисовал своей лучшей кистью, скрупулезность процесса работы с увеличительным стеклом успокаивала его, словно колыбельная. Но не сегодня.

Он был зол. Зол на себя. Зол из-за того, что позволил себе потерять контроль.

Лотти уколола его, и вместо того, чтобы высмеять это в своей обычной беззаботной манере, он отреагировал, позволив ей увидеть ту свою сторону, которой не видел никто. Ему действительно не понравились подначивания по поводу того, что он разбазаривает семейные деньги. Кто она такая, чтобы говорить с ним так? А как насчет серебряной ложечки, с которой ее кормили все эти годы? Она жила за счет других, планировала события для них и не имела собственных.

У него есть право на семейные деньги. Состояние компенсировало эмоциональную пустоту детства, одиночество, от которого он страдал. Стыд и боль оттого, что у него нет матери, которая бы любила его и его братьев и сестер достаточно, чтобы остаться. Горесть оттого, что очередное важное событие в школе проходило без обоих родителей. Он смотрел на других детей с их гордыми родителями в школьном зале во время церемонии награждения или на спортивной площадке, вглядывался в это море светящихся радостью лиц, надеясь найти среди них мать, отчаянно пытаясь сопоставить лицо с картиной Лорена, висевшей в доме Чатсфилдов. Каждый день он думал: а вдруг сегодня его мать вернется. Вдруг придет посмотреть на него с Орзино. Подбодрить их, гордиться ими, показать, что все еще беспокоится о них. Надежды росли в груди, пока он не лишался способности дышать, чтобы потом сдуться, как воздушный шарик, который проткнули булавкой.

Он мало что получил от школы, действуя из страха и сопротивляясь власти, отрицая свой потенциал, словно наказывая родителей за то, что они недостаточно заботились о нем и даже не выказывали хоть капельку интереса.

Ему повезло, что у него есть Орзино, но близнец — это не родитель. Антонио и Луцилла, его старшие брат с сестрой, старались заполнить пустоту, где могли, но как и у Николо и Франко, следующих братьев, у них были свои проблемы.

Еще была Кара, любимица всей семьи, у которой вообще не осталось воспоминаний о матери.

Лукка провел рукой по лицу и выругался. Он ненавидел мысли о своей семье, вообще ненавидел думать. Это пробуждало эмоции, которые он давно похоронил, проливало яркий свет на темные тени его сердца, от боли он чувствовал себя плохо физически.

Лукка взял телефон и увидел кучу пропущенных звонков от брата, но вместо того, чтобы перезвонить или отвлечься в Интернете, стал смотреть фотографии, пока не дошел до фото Лотти в дворцовом саду. Солнечные лучи касались ее рыжевато-коричневых волос, окрашивая отдельные пряди в золотистый цвет, кожа была алебастровой, лишь легкий румянец касался ее щек. Лотти выглядела совсем юной и невинной, она словно явилась из позапрошлого века.

Лукка взял очередной карандаш, перевернул листок на своем эскизнике и начал рисовать…

Лотти была не против провести ночь в одиночестве. Ее опустошил активный шопинг, хотя он проходил без охраны и даже без внимания прессы, которого им удалось избежать. В ее ушах все еще звучали слова Лукки про пуританство, и она подбирала наряд за нарядом разных цветов и стилей, просто чтобы доказать, что она не такая трусишка, какой он ее считал. Лотти с нетерпением ждала момента, когда он увидит ее в ярко-розовом, с макияжем, с распущенными волосами. Вот почему ее немного раздражало, что он не пытался выйти на контакт после их небольшой размолвки.

Не то чтобы она ждала, что Лукка отведет ее ужинать или в ночной клуб. Боже упаси! Ее вполне устраивал просмотр старых фильмов на большом экране телевизора.

За соседней дверью было очень тихо, и это одновременно приносило облегчение и удивляю. Лотти ожидала услышать пьяное хихиканье, когда он приведет одну или парочку девочек из ночного клуба. Она навострила уши, чтобы услышать звон стаканов или голоса, но ответом была тишина, доказывающая, насколько звуконепроницаемы стены отеля «Чатсфилд».

К десяти утра Лотти начала задумываться, был ли он в отеле этой ночью. Она в волнении заходила по номеру. Как он посмел оставить ее? Поделом ему, если он пропустит свою важную встречу из-за сильного похмелья. Лотти бросила взгляд в окно и увидела группу папарацци. Желудок сжался в комок. Девушка намеренно игнорировала новостную ленту и газету, которую доставили рано утром и которая все еще висела в шелковом мешочке на ручке двери снаружи. Несложно было представить, что там. Наверняка нечто вроде «Катастрофа недели: Ледяная принцесса и горячий плейбой встречаются в номере отеля».

Лотти с отвращением отвернулась от окна. Над ней снова будут смеяться, жалеть за то, что она уродливая сестра, Золушка без очаровательного принца, который забрал бы ее на бал. Никто не придет за ней с хрустальной туфелькой в руках. Никто вообще не придет за ней. Никто даже не придет проверить, в порядке ли она, — ее оставили одну на долгие часы.

Лотти подошла к соседней двери и посмотрела на замок, который заперла прошлой ночью. Теперь она чувствовала непреодолимое желание открыть его. Словно со стороны она увидела, как ее рука потянулась и дотронулась до старомодного латунного ключа. Прикосновения холодного металла к пальцам было недостаточно, чтобы остановить ее от поворота ключа в замке со звуком, напоминавшим выстрел. Девушка толкнула дверь и поразилась тому, как тихо она открылась. Утренний свет из ее номера заполнил комнату V-образным лучом прожектора, и раздалось приглушенное ругательство. Сердце Лотти ушло в пятки, но она все же вошла и закрыла за собой дверь. По комнате словно прошло торнадо. Повсюду на полу валялись бумажные шарики. Из-под скомканных простыней виднелись обнаженные руки и ноги Лукки. Женских не было видно, и слава богу.

— Убирайся отсюда. — Голос Лукки был безжизненным и вялым, словно ему не хватало сил.

— Ты в порядке?

Еще одно полузадушенное ругательство из-под простыней.

— Прекрасно. — Поджав губы, Лотти прошла дальше в номер, перешагнула через влажное полотенце и сморщила нос, почувствовав в воздухе запах рвоты. — Расплата за разгульную ночь. Ты знаешь, что чрезмерное количество алкоголя может в конце концов повредить мозг?

Он вытащил голову из-под подушки и открыл один залитый кровью глаз.

— Это не похмелье. Я болен.

Лотти встала в позу учителя, слушающего объяснения нерадивого ученика, почему тот не выполнил домашнее задание.

— Конечно. Бесчисленное количество алкоголя раздражает желудок и этим вызывает тошноту.

Лукка уронил голову обратно на подушку.

— Какого…

Лотти нахмурилась. Он был мертвенно-бледен, его бил озноб. Она подошла к кровати и дотронулась до его плеча — горячего и покрытого потом.

— У тебя температура.

— Да что ты говоришь. — Сарказм должен был бы сделать его тон резким, но он по-прежнему оставался безжизненным.

— Может, стоит позвать врача?

— Может, стоит убраться из моей комнаты?

— Нет необходимости грубить просто потому, что ты чувствуешь себя не очень хорошо.

Лукка перекатился на спину, закрывая рукой глаза от света.

— Дай мне перерыв, принцесса. Я не в лучшей форме. Мне просто нужно несколько часов сна.

— А что по поводу твоего собрания?

Лукка выпрямился так быстро, что его качнуло, но он нашел в себе силы откинуть простыню и направиться в ванную, сильно ударившись плечом о дверной проем. У него не было времени закрыть дверь, и Лотти увидела, что его вырвало. Сердце девушки дрогнуло от сострадания. Она зашла в ванную и, схватив свежее полотенце для рук, смочила под краном и протянула Лукке. Он на мгновение прижал его к лицу.

— Иди.

— Я не уйду, пока не позову доктора.

Лукка бросил полотенце на пол.

— Я имею в виду — на собрание. Тебе придется делать ставки за меня.

Лотти в недоумении наморщила лоб:

— Делать ставки?

Лукка оперся на раковину и, прищурившись, посмотрел на нее:

— Я хочу купить одну миниатюру на аукционе. Она принадлежит частной коллекции и никогда раньше не выставлялась. Аукцион в полдень.

— Но я никогда раньше не была на аукционе. Я ничего не знаю…

— Лотти! — Его тон не допускал никакого сопротивления. Казалось, он собрал остатки энергии, чтобы убедить ее. — Я хочу эту картину. Она единственная в своем роде.

Лотти закусила губу:

— Есть ориентировочная стоимость?

Лотти никогда не была более довольна собой. Она не только смогла с помощью администратора отеля Жана Рене покинуть здание незаметно для прессы, отвлеченной подсадной уткой, но и добралась до частной виллы, на которой проходил аукцион, где перекрыла самую высокую ставку. Она торговалась, пока мужчина лет шестидесяти наконец не уступил, а аукционер стукнул молотком и провозгласил:

— Продано молодой даме в розовом.

Также незаметно Лотти вернулась в отель и с торжествующим видом ворвалась в номер Лукки.

— Я получила ее! Я выиграла аукцион! Я… — Девушка осеклась, увидев спящего Лукку.

Она подошла к кровати. Он лежал почти обнаженный, простыня едва прикрывала его ягодицы. Лотти потянулась и осторожно убрала с его лба влажные волосы. Лукка ничего не почувствовал, продолжая дышать ровно и спокойно. Девушка помедлила, потом провела пальцами по щеке, проверяя, правда ли такая колючая у него щетина, как это кажется. Да, как наждачная бумага.

Лотти отдернула руку и отошла от кровати, вздохнув при виде беспорядка. Можно позвать уборщицу, но это потревожит Лукку. Принцесса решила просто взять несколько полотенец и простыней у горничной и убраться самой, а заодно присмотреть за больным.

Она собрала бумажные шарики и выкинула их в корзину для бумаг, но потом любопытство пересилило. Она вытащила один из них и развернула. Это был набросок одной из вилл, мимо которых они проходили накануне. Она взяла еще один комочек и обнаружила другой набросок, теперь уже одного из кафе. Девушка продолжила разворачивать шарики, и каждый незаконченный набросок говорил ей больше и больше о Лукке, словно она снимала шелуху с луковицы, чтобы обнажить скрытое внутри сокровище. Она никогда не думала о нем как о художнике, и довольно талантливом. Может, наброски и были грубыми, но Лотти достаточно разбиралась в искусстве, чтобы понять, что детали и перспектива были прекрасными. Лукка смотрел на мир под своим собственным углом зрения, помогавшим ему уловить детали окружавших его предметов.

Оставался еще один рисунок, не свернутый в шарик на полу, а лежащий на планшете орехового дерева у окна. На бумаге был затупленный карандаш, рядом — ластик с мелкими катышками вокруг. Античный стул стоял криво, словно Лукка резко встал. Посмотрев на рисунок, Лотти узнала свое изображение с фотографии, сделанной в дворцовом саду, и ее сердце пропустило удар. Это была незавершенная работа, но Лукка смог уловить нечто необыкновенное, делавшее ее воздушной, даже красивой. Лотти позировала для официальных портретов и ненавидела то, что получалось в результате — одна чопорность и официальность. Она всегда казалась высокомерной и строгой. Никто ни разу не запечатлел ее сущность.

Лотти посмотрела на кровать. Лукка все еще спал, медленно и спокойно дыша. Отойдя от доски, она выдохнула и продолжила наводить порядок в остальной части номера. Работа — прекрасная панацея от диких образов в ее голове, которые не должны были выходить на свободу. Никогда. Она не думала о Лукке Чатсфилде иначе как о несносном флиртующем мужчине, бездельнике и распутнике, который здесь, только чтобы причинить ей неприятности, ведь именно это он делал лучше всего. Он создавал проблемы. Наслаждался ими. Пресса задокументировала это в ярких деталях. Лукка был просто ходячий заголовок для газеты. Он не из тех, о ком нужно думать, и точно не из тех, кого она должна целовать, дотрагиваться, делить континент, не говоря о номере пентхауса, даже если в нем сотни отдельных комнат.

И она не должна мечтать о том, чтобы заняться с ним любовью, пусть даже ее притягивает к нему как магнитом.

Но даже сейчас ее взгляд все время обращался к нему. Лукка перевернулся на спину, простыня спустилась ниже, обнажая привлекательную полоску черных волос, уходящих вниз от пупка.

Лукка пошевелился, и Лотти сглотнула, чувствуя себя вуайеристкой. Есть ли на земле хоть один настолько же прекрасный мужчина? С утра на нем были темно-синие трусы, но Лотти подозревала, что сейчас он обнажен, потому что в душе вместе с использованным полотенцем она нашла его нижнее белье. Под простыней был виден контур его внушительного достоинства. Казалось, Лукке снится невероятно эротичный сон.

Внезапно он сделал жест рукой, словно собирался сбросить простыню, и Лотти не выдержала. Ее лицо горело, словно в огне.

— Кхм. Ты не один. Может, хочешь отложить это, пока я не уйду?

Он открыл глаза и несколько раз моргнул:

— Лотти?

— К вашим услугам. Не в том смысле, что… — Лотти махнула рукой, еще сильнее покраснев. — Я просто убралась… немного.

Лукка оперся на локти и нахмурился.

— Ты купила картину?

— Да, — ответила Лотти гордо. — Это было приятно… то есть весело. — Мозг отказывался ей служить.

— Хорошая девочка. — Лукка со вздохом лег и закрыл глаза.

Лотти прикусила губу:

— Ты в порядке?

— Более чем.

— Не похоже.

— Спасибо, лестно слышать.

— Я имею в виду, ты какой-то бледный. — Лотти с неохотой приблизилась к кровати и присела на край. — У тебя еда есть?

— Нет.

— Может, принести что-нибудь? Бульон или что-то в этом роде… Я могу вызвать обслугу…

Лукка открыл один глаз и печально посмотрел на нее.

— Можно сразу отнести все в туалет.

— Так плохо?

— Зато у меня есть картина. Спасибо, что выкупила ее для меня.

Лотти почувствовала тепло в груди.

— Это было очень весело. Там был один мужчина, который хотел победить меня, но я не дала. Меня не волновало, сколько нужно заплатить, я не собиралась уходить без картины. Это был такой адреналин! Такое ощущение, будто я выиграла гонку.

Лукка снова посмотрел на нее:

— Сколько ты заплатила за нее?

— Э-э-э… — Лотти прикусила нижнюю губу. — Я могу доплатить, если тебе покажется, что цена слишком высока.

Он слабо улыбнулся.

— Уверен, я могу потянуть это. Я же плейбой, разбазаривающий семейное состояние, помнишь?

Лотти робко посмотрела на него:

— По поводу вчерашнего…

— Я заслужил это. — Лукка перевел взгляд на ее рот и снова нахмурился. — Как твоя губа?

Она дотронулась до маленькой ранки кончиком языка.

— В порядке. Мне нужно чаще использовать бальзам для губ. Мадлен вечно придирается ко мне, чтобы я лучше заботилась о себе.

Их взгляды встретились. Казалось, Лукка пытается разгадать скрытую в ней загадку.

— Мне нравится твой наряд.

— Спасибо.

— Почему ты всегда носишь неприметную одежду?

Лотти опустила глаза.

— Это привычка. Способ показать, что мне безразлично мнение окружающих.

— Прессе?

— Да. Обществу. — Она снова встретилась с ним взглядом. — Я никогда не была принцессой с картинки, как Мадлен. Не думаю, что у нее вообще есть хоть одна плохая фотография. Каждый раз, когда рядом камера, я замираю, мне неловко. Я не могу вести себя естественно, когда знаю, что кто-то на меня смотрит. А публика обожает все эти внезапные снимки без макияжа, или когда ты вспотевшая после тренажерного зала… или выходишь из вертолета…

— И ты прячешься, вместо того чтобы попытаться выйти наружу и получить порцию критики.

В его глазах появилось что-то, чего она раньше не видела. Доброта. Понимание. Лотти медленно выдохнула, чувствуя странное облегчение.

— Тот молодой человек, о котором я тебе говорила… Все началось с него.

Лукка нахмурился, его глаза потемнели.

— Он критиковал тебя?

— Не столько это, сколько… — Она впилась ногтем указательного пальца в большой. — Он сделал наши фотографии. Нас, когда мы… понимаешь…

— И ты не знала об этом?

Лотти снова посмотрела на него:

— Нет, пока не увидела их у него в телефоне. Это было ужасно, я словно попала в кошмар, не могла поверить, что это происходит со мной. Он отправил снимки друзьям. К счастью, отец смог предотвратить массовое тиражирование фотографий, иначе можешь представить, какой бы это вызвало скандал.

Лукка нахмурился, и сразу словно постарел на десять лет.

— И с тех пор ты от всего отказалась?

Лотти поднялась и расправила юбку. Она никогда и ни с кем не говорила об этом. Почему она поделилась этим именно с Луккой Чатсфилдом? Неделей раньше снимки его спальни разошлись по всему Лондону. У него наверняка целый архив подобных фото.

— Тебе нужно отдохнуть. Я отменила наш полет. Думаю, стоит подождать и посмотреть, как ты будешь чувствовать себя утром. Ты уверен, что не хочешь вызвать врача?

— Нет, это просто вирус. Надеюсь, ты его не поймала. — Лукка с утомленным вздохом лег на спину. — Злейшему врагу не пожелал бы его.

Некоторое время они молчали.

— Я видела твой рисунок, — наконец сказала Лотти.

Лукка не открыл глаза, но было видно, как напряглось его тело.

— Просто набросок.

— Не знала, что ты можешь так рисовать.

Он пренебрежительно хмыкнул.

— Ты правда талантлив, Лукка, очень.

— Значит, если я предложу тебе прийти ко мне посмотреть мои работы, ты тут же примчишься? — Лукка снова прибегнул к сарказму.

Лотти строго посмотрела на него, пытаясь не дать сбить себя с мысли.

— Может, я кажусь наивной, но меня не проймешь банальностями.

Он грустно улыбнулся.

— Ты хорошая девочка, маленькая принцесса, и должна держаться подальше от плохих парней, как я.

Лотти ответила ему уверенной улыбкой, которая потребовала от нее гораздо больше усилий, чем она ожидала:

— Так и будет.