Усадьба заложников

Алмазная невидимка

Полковник Лев Иванович Гуров сильно не любил преступления, в которых есть «экономическая» составляющая.

Они с напарником Станиславом Крячко такие дела обычно называли «Дело № … о пустом кошельке». Шло время, таких дел становилось все больше, менялся только порядковый номер. Практически у всех громких преступлений находился крайне длинный финансовый хвост и огромное количество тех, кто в эти кошельки либо деньги клал, либо их оттуда вытаскивал.

Уже давно прошли девяностые и двухтысячные с их показной роскошью, миллионы теперь переносились со счета на счет по щелчку мышки и нажатию пары клавиш, больше не нужны были бронированные чемоданчики, прикованные наручниками к запястью, но… Но люди остались те же. Жадность, амбиции и желание нажиться, и неважно, что будет завтра, не давали людям покоя. Правда, и среди дел, где суммы ущерба изначально пугали количеством цифр и первым никогда не стоял ноль, попадались «бриллианты». Дела, за которые напарники брались с удовольствием, предчувствуя загадку для ума, а не гонку наперегонки со смертью.

Зима в этом году выдалась непривычно красивой для города. Количество солнечных дней шло на рекорд, высокое синее небо манило на улицу, а снег в тех местах, где до него не добрались с реагентами, блестел и притягивал взгляд.

И можно было смело сказать, что это не очень хороший знак. Все было слишком ярко, чисто и хорошо. Лев Иванович, полковник, оперативник Главка, привык доверять своему чутью. И напрягся сразу, как только его хороший друг и напарник Станислав Крячко сказал, что, кажется, их ждет тихий и спокойный февраль.

– Сплюнь, – мрачно сказал Гуров.

– Да ладно, еще успеешь заскучать, – весело отозвался Крячко.

Дело о найденном трупе в служебном помещении Алмазного фонда в прямом смысле этого слова пахло плохо.

Пока Крячко опрашивал персонал, тактично не замечая следующего за ним по пятам словно тень бойца девятки (служба есть служба, оперативники понимали, что любое их перемещение будет сопровождаться кем-то из Федеральной службы охраны), Гуров рассматривал мертвую женщину, лежащую на спине.

Сильный химический запах мешал сосредоточиться. Несмотря на то что вытяжка работала очень хорошо, казалось, что едкий кислотный запах оседал на коже и что-то напоминал следователю. Не только запах. Все вокруг было деталями очень знакомой мозаики. Только в картинку пока эти детальки не складывались. Поэтому Лев Иванович осматривался, стараясь все запомнить. Губы убитой женщины средних лет были обожжены, и от этого казалось, что она улыбается какой-то жуткой улыбкой, но, судя по позе, борьбы не было. Она как будто прилегла на оббитый каким-то темным материалом пол. Устала и решила отдохнуть в одном из служебных помещений Алмазного фонда.

– Украшения настоящие? Почему их не взяли? – спросил у оперативников кто-то из охраны Алмазного фонда. Лев Иванович перевел взгляд на задавшего вопрос и пожал плечами. Хотел бы он знать.

Нельзя было не обратить внимания на изящный бриллиантовый гарнитур, сверкавший гранями камней на убитой. Он бросался в глаза так, что тело женщины казалось фоном. Просто не самым удачным фоном, совершенно не подчеркивающим красоту бриллиантов.

В этом помещении хранили и проверяли экспонаты Алмазного фонда. Свет был настроен так, чтобы показать драгоценные камни во всей их красе и чтобы можно было сразу увидеть, где заблестит случайно выпавший из экспоната камешек. Гурову уже приходилось работать с делами, в которых фигурировали драгоценности, и он знал, как настраивают свет в таких помещениях и почему украшения всегда ставят на темную подложку. Именно для того, чтобы найти вовремя потерю.

Украшения убитой притягивали взгляд. Крупные серьги каскадом и браслет. Их явно выставили напоказ, было видно, что они очень дорогие. Сделаны под старину, кажется, без лишнего пафоса, но с такой достойной роскошью, что даже тому, кто не сильно в этом разбирался, становилось понятно – дорого. Баснословно дорого.

Убитая была одета под стать украшениям: длинное светлое вязаное платье и такое же пальто. Аккуратный маникюр, кажется, что почти не накрашена, но благодаря Марии, своей жене, театральной актрисе, женщине с очень хорошим вкусом, Лев знал, насколько сложно накраситься так, чтобы кожа сияла чистотой и свежестью, глаза притягивали взгляд, а на губы хотелось смотреть вечно, чтобы поймать хотя бы призрак улыбки. У жертвы явно были деньги и время. Или настолько много денег, что про время она могла не думать.

Последнюю неделю практически все время шел снег, и, чтобы можно было пройти без риска переломать себе ноги, улицы густо посыпались песком и реагентами, превращая белое полотно в смесь цветов «московской грязи».

Но на светлых замшевых сапожках не было ни следа уличной грязи. Как и на подошве. Гуров рассмотрел, что подошва была чистая. Пара царапин, как будто сапожки только обули и прошли по грубому полу. На одной подошве – ценник, который еще не стерся. Забыла снять?

– Можете посмотреть камеры, мы готовы, – тактично кашлянул за спиной сотрудник охраны, привлекая внимание Гурова.

– Нам только Гохрана не хватало, – пробормотал полковник, следуя за ним. Он сказал это скорее себе под нос, но его провожатый сдержанно кивнул, поддерживая. Потому что… потому что расследование на режимном объекте, в самом сердце столицы, под постоянным прицелом и присмотром… Это очень много контроля. Им будут постоянно звонить и проверять каждый шаг, торопить, требовать результатов, и хорошо еще, если не начнут лезть в расследование с ненужными советами. А чтобы жизнь окончательно не казалась медом, на территории Кремля за ними по пятам будут следовать сопровождающие бойцы. Но есть и хороший момент – камеры. Камеры есть везде, а если как следует опросить все посты, которые и в обычный-то день дежурили на территории Кремля, доступной для посещения туристами, то окажется, что кто-то обязательно что-нибудь заметил. Этих ребят так учат. Запоминать все и всех.

В комнате охраны Алмазного фонда, которая больше была похожа на зал управления полетами где-нибудь в НАСА, как это любят показывать в голливудских блокбастерах, с огромным количеством камер, показывающих не только картинку, но и тепловую и шумовые сигнатуры и что-то еще, от чего рябило в глазах, полковника уже ждал напарник.

– Пока точное время неизвестно, давайте посмотрим на пару часов назад. Если есть ускоренная перемотка, то время до появления в комнате трупа.

Оператор кивнул и отмотал курсор на шкале времени на два часа. Просмотр записей занял около часа. Даже в ускоренной перемотке. И… ничего не дал. Убитая просто появилась в запертой комнате для персонала. В помещении было четыре камеры, захватывающие все пространство помещения, но они ничего не зафиксировали. Свет был погашен, служебный свет тоже.

– Тепловое излучение? – спросил Гуров.

– Нужно около часа, чтобы снять данные, они закодированы, у меня доступа нет, – отозвался сотрудник охранки.

– Кто ее нашел? – уточнил Крячко.

– Уборщица. Но есть один интересный нюанс, – с мрачной улыбкой отметил Лев Иванович. В последнее время это стало его любимой фразой. Особенно на таких делах.

– Удиви меня, – буркнул Крячко, в пятый раз прокручивая запись. На экране в очередной раз включается свет, и на полу лежит тело.

– Кабинет был заперт, – сказал Гуров, – кроме ключа, для прохода внутрь нужна карточка сотрудника.

– Не нужна, – вздохнул начальник охраны, появившись на входе в комнату почти беззвучно, и оба следователя посмотрели на него с огромным удивлением, – вернее, нужна, да. Обычно. Но не прошедшей ночью. Все замки запираются на обычный ключ и электронный замок. Но вчера была пожарная тревога, учебная. В случае пожарной тревоги все электронные замки автоматически блокируются в открытом состоянии. Кроме фондовых помещений. Они открываются с помощью кнопки вручную. И потом так же закрываются, нужно обойти все помещения и нажать на кнопку. Вчера вечером несколько помещений забыли или не успели заблокировать.

– Какие еще помещения оказались незакрытыми? – быстро спросил Гуров, почувствовав охотничий азарт. Оказалось, что еще два. Выход из общего коридора и соседний со служебным помещением выставочный зал. Осмотр показал, что ничего не пропало. Но хранитель выставленных предметов была вызвана на работу на час раньше, и сейчас она как раз внимательно осматривала экспонаты, так что точно ли все на месте, она скажет чуть позже.

– Допустим, каким-то образом убийца смог подключиться к вашей системе и замести следы, но как-то же она должна была дойти до Алмазного фонда. У вас камеры только внутренние?

Охранник кивнул и добавил:

– На просмотр камер внешнего периметра и входной зоны Оружейной палаты нужно брать дополнительное разрешение.

– Получим, – весело сказал Станислав Крячко и вышел позвонить по телефону начальнику Главка генералу Орлову. Гуров решил подождать, пока им скопируют все записи с камер, координируя работу наконец-то прибывших и прошедших все кордоны экспертов-криминалистов. К большой радости следователя, сегодня команда была без Мегеры Давтяновны, то есть, конечно же, Матильды Давтяновны, но она уже сама давно отзывалась на свое прозвище и даже носила его с гордостью, как именную медаль. Матильду вызвали на другое дело.

Тем временем эксперт принесла сумочку погибшей. Ее обнаружили, что неожиданно, в гардеробе Оружейной палаты. Просто нашли сумку, которая лежала там так, как будто убитая пришла раньше всех и зачем-то зашла переодеться, оставив там и сумочку. Но сама при этом осталась в верхней одежде. Может быть, сумочка как-то помешала убийце?

Согласно документам, погибшую звали Нелли Казинидис, гречанка, прилетела в Россию полгода назад. Еще в сумочке лежала связка ключей от дома и ключи от машины. Баночка леденцов – и больше ничего. Совсем нетипичная дамская сумочка.

Гуров посмотрел на фотографию в паспорте и сразу вспомнил. Этот взгляд, серьезный и в то же время чуть рассеянный, сквозь собеседника, невозможно было забыть. В девяностые годы она была очень популярной художницей. Ее сравнивали с Зинаидой Серебряковой по манере письма и любимым сюжетам. Она рисовала обычные уличные сцены, но все женщины на этих картинах были вдохновляюще прекрасны и грустны одновременно, а мужчины чуть растеряны, словно так и не смогли понять, как им теперь жить в мире, где все настолько поменялось. И поменялось очень быстро, и продолжает меняться. Всех участников жанровых сцен художницы хотелось защитить, уберечь, сказать, что когда-нибудь все будет хорошо.

В то яркое, суматошное и тяжелое для многих время перемен в это мало кто верил. Что завтра наступит, что, возможно, все когда-нибудь станет относительно стабильно и снова будут цениться интеллект и образование, а не сила и наглость. Людям не хватало нежности, которую Казинидис, казалось, добавляла в краски во время работы.

Искусство тогда тоже менялось. Активнее всего продавались яркие лубочные картины в тяжелых, слишком богатых для любого интерьера рамах либо что-то слишком абстрактное, непонятное даже самому художнику. Но чем ярче, грубее и непонятнее, тем лучше.

Именно поэтому картины Нелли стали так популярны, они были уютными. Пусть и в большинстве своем грустными. Гуров хорошо помнил, что и сам не отказался бы тогда, в девяностые, пожить в том мире, где за таким окном, как на одной из ее картин, теплый, оранжевый свет льется из раскрытых лепестков плафона люстры, на плите теплый чайник, а кастрюля с макаронами или картошкой завернута в полотенце, чтобы не остыла.

Время было непростое. Подобная живопись не продавалась. Но у Нелли появился друг, соратник, а потом и муж. Андрей Казинидис. Грек с русскими корнями. И явный поклонник знаменитого Остапа Бендера, судя по дальнейшей истории его жизни.

– Помнишь бриллиантовое дело «Голден Ада»? Девяносто шестой год? – спросил Гуров у Стаса, показывая ему паспорт убитой.

– Еще бы, только подробности уже не очень. А как все хорошо началось. Только я обрадовался, что нас ждет обычный загадочный труп, а тут, оказывается, тело с таким «душком», – вздохнул Крячко. Он очень не любил такие дела – «приветы» из прошлого. Большей частью фигуранты давних дел давно покинули либо просторы родины, либо мир живых.

Гуров кивнул. Нужные записи с камер Алмазного фонда были скопированы на флешку, и напарники вернулись в помещение, где эксперты уже подготовили тело Казинидис к транспортировке. Хорошо, что Кремль открывался для посещения только в десять, а рядовые сотрудники музея приходят к девяти. Тело смогли быстро погрузить в машину, и эксперты уехали, избавленные от внимания любопытных туристов. Сыщики еще раз подробно осмотрели все помещение, соседние залы, переговорили с ночной охраной, прикинули, какие посты могли видеть убитую или тех, кто мог прийти вместе с ней, составили план и отправились в Главк.

Генерал Петр Николаевич Орлов вызвал к себе Гурова и его напарника и ближайшего друга полковника Станислава Крячко сразу после их возвращения из Кремля и открытым текстом, но за плотно закрытыми дверями кабинета дал понять, что он хочет от них, чтобы они взяли на себя расследование убийства в Алмазном фонде. Именно убийства, а не дела прошлого, связанного с убитой. Которое давно уже закрыто.

– Петр Николаевич, мы с первого раза поняли, – не выдержал Лев Иванович после того, как генерал в третий раз повторил, что нужно найти убийцу и понять, как жертва оказалась в закрытом служебном помещении.

– То есть не будет как в прошлый раз? – уточнил Орлов, скептично щурясь. Гуров и Крячко честно попытались припомнить, какой именно случай из всех генерал имеет в виду. И на всякий случай приняли максимально честный вид. Ведь это сопутствующий риск любого расследования – по пути всегда найдется что-то еще, и одно дело тянет за собой другое, и хорошо, если только одно. Генералу виднее, поэтому они синхронно кивнули.

– Ладно, официальную версию я слышал, теперь рассказывай, что думаешь, Лев Иванович.

– Казинидис в девяностых была известной художницей, но, как только вышла замуж, перестала писать и пропала. Так как в махинациях мужа ее следов не обнаружилось, как и никакого имущества, записанного на нее, она так и осталась в Греции после того, как его сначала посадили в тюрьму в Афинах, а потом депортировали в Россию. – Гуров специально докладывал коротко, виртуозно обходя главную аферу девяностых, касающуюся бриллиантов, Гохрана и фамилии Казинидис.

– Мне сразу показался знакомым запах. – Полковник поморщился, и Стас, поймав его взгляд, кивнул, он тоже уже понял, что послужило орудием убийства.

Так пах растворитель краски. Им напоили погибшую. Страшная, мучительная смерть, если бы не огромное количество опиатов в крови. Она умерла сравнительно быстро, не почувствовав боли. Возможно, еще до того, как растворитель начал разъедать слизистые, сжигая их.

– Полный анализ делали? Следы, что ее обкололи и отравили специально? – так же быстро и коротко спросил Орлов.

– Делают. Тело забрал новый эксперт. – Станислав коротко рассказал о данных визуального осмотра, полученных Дарьей, которая была больше похожа на районного библиотекаря, чем на судмедэксперта. – Следов борьбы нет, следов того, что ее связывали или удерживали насильно, нет. Скорее наоборот.

– В смысле?

– Слишком аккуратный свежий маникюр, прическа, макияж. Дарья предположила, что она была в салоне накануне гибели, – пояснил Гуров. – Если бы была борьба, ногти бы точно пострадали, да и прическа волосок к волоску бы не лежала, ясно дело.

– А что по украшениям? – Петр Николаевич расспрашивал о деталях, но сыщики знали начальство уже давно, понимая, что он хочет оттянуть переход к следующему вопросу. Поэтому обстоятельно доложили о том, что украшения, да, дорогие, да, редкие, но по базам украденных нигде не проходят, эксперты проверяют и их тоже на соответствие международным стандартам, скорее всего, у них должны быть сертификаты или что там еще присваивается таким в прямом смысле этого слова грудам бриллиантов.

– Есть еще один момент, – отметил Крячко, – позвонили полчаса назад, в соседнем зале были выставлены шпильки какой-то из императриц. И одна из шпилек оказалась без бриллианта. Рядом с ней была очень дорогая брошь, ее не тронули.

– Витрину открывали? – быстро спросил Орлов.

– Нет. Витрина закрыта, шпилька не тронута, но она украшена гроздью камней, желтых бриллиантов грушевидной формы. Один из которых пропал. Сразу не заметили, потому что, несмотря на то что камень был одним из самых крупных в грозди, он находился внизу. И понять, что его не хватает, мог только тот, кто хорошо знает, сколько должно быть бриллиантов и как должна выглядеть шпилька.

На самом деле саму шпильку Станислав еще не видел, просто отчитался по тем вводным, что получил по телефону. Но как гласил его немалый опыт, исчезновение драгоценностей обязательно тем или иным образом будет связано с трупом. Только почему исчез единственный камень? Алчный до наживы человек забрал бы все. И, пожалуй, мог бы успеть скрыться где-нибудь на краю мира.

– Хорошо. Я так понимаю, что вы оба хорошо помните, с каким делом связана фамилия Казинидис. И какое к этому имеет отношение Гохран, – с легким вздохом сказал Орлов. Не с маленькими же детьми он, в конце концов, разговаривает. Спецы давно и хорошо его знали, а главное, они давно работали в системе. И так же, как и сам Петр Николаевич, очень хорошо разбирались во всех подводных течениях. И понимали, что все его полунамеки – это прямая просьба провести расследование максимально тихо. Чтобы ничего никуда не просочилось, без шума, пыли и погонь с перестрелками на территории Московского Кремля.

Сыщики синхронно кивнули. С одной стороны, напарники чувствовали легкую дрожь азарта. А с другой – точно так же, почти синхронно, они напряглись, понимая, сколько людей буду вставлять палки в колеса. Не впервой, конечно. Предложи начинающему оперу, да хоть следаку, раскрыть громкое дело, и он придет в восторг. Сразу заиграют невидимые фанфары, и вот он уже представляет, как, раскрыв преступление века, получает все причитающиеся ему награды, а преступник пойман и осужден на долгий срок. Предложи то же самое опытному оперативнику, он, пожалуй, отойдет и пропустит молодых вперед, чтобы они сначала собрали на себя все шишки. А сам он пока еще раз изучит все материалы, подумает за шахматной партией с приятелем над деталями, побеседует с теми, кто, казалось бы, не имеет отношение к делу, и поймает преступника. Но шуметь об этом не будет, а спокойно получит все причитающиеся премии и отправится домой. И дело тут не в амбициях. А в том, что опытные полицейские знают, когда именно «вор должен сидеть в тюрьме», а когда можно подождать и, используя этого вора, поймать более крупную рыбу. Опыт. И точно так же опытный сыщик уже давно знает, что лучше маленькая денежная премия от начальства, чем большая устная благодарность от общественности.

Гуров и Крячко чувствовали одинаковый охотничий азарт. Дело было старое, громкое и, скажем так… слегка обидное и очень дурно пахнущее. Аромат этот шел от высших эшелонов власти в прошлом. И теперь оперативникам нужно было как следует подумать и обсудить все вдали от посторонних ушей.

– Я хочу, чтобы вы расследовали только убийство. И не лезли в дела Гохрана, – снова сказал Орлов. Кажется, это был третий или четвертый раз за этот разговор.

Гуров и Крячко обменялись быстрыми взглядами. Это было сродни тайному рукопожатию старых друзей. Обычно, говоря подобное, Петр Николаевич брал паузу и после этого снимал очки и обводил подчиненных долгим серьезным взглядом. «Надеюсь, что вы поняли, что я понял, что вы…» То есть, по сути, давал карт-бланш. Но только с тем условием, что они раскроют данное им дело.

Об убийстве. Сыщики кивнули и покинули кабинет.

– Что ты помнишь про дело «Голден Ада»? Сравним показания до того, как полезем в архив? – спросил Гуров, когда они вернулись в кабинет. Станислав кивнул и покачал головой одновременно:

– Немного и в общих чертах. Это же было в девяносто третьем? Смутно, если честно. У меня тогда было большое дело по оборонке.

– Опять танки за булавки продавали? – вздохнул Лев Иванович, намекая на то, какой бардак тогда творился во всех сферах деятельности страны.

Напарники в качестве упражнения для ума все же напряглись и вспомнили детали дела.

В одна тысяча девятьсот девяносто третьем году началось судебное дело о мошенничестве в особо крупных масштабах против учредителя российской компании «Голден Ада». Сама организация была зарегистрирована в США, соучредителями выступали лица с американским гражданством. Тогда это все легко можно было объяснить территориальным вопросом. Хотите открыть бизнес на американской земле? Тогда в правлении должны быть местные. Минимум двое. Лучше трое.

Начиная с девяносто второго года Андрей Казинидис, главное действующее лицо дела, директор и автор всей идеи аферы, под видом продажи или получения под них кредита у США вывез из России необработанных алмазов и бриллиантов на сумму более пятисот миллионов долларов. В российский бюджет вернулось около ста восьмидесяти миллионов долларов. Каждый раз суммы меньше рыночной стоимости объяснялись тем, что камни либо оказались с дефектами, либо просто плохого качества, либо, наоборот, слишком хорошего, и продать их было сложно. Странностей и сюжетных дыр в этом деле было столько, что впору заводить по отдельному делу на каждого фигуранта и на каждый эпизод. Но самым большим удивлением стал приговор. После того как Казинидиса экстрадировали из Греции, он должен был отсидеть в тюрьме около шести лет. Потом четыре… И через два года он уже вышел на свободу и, прожив год в Бельгии, вернулся в Грецию, где его следы затерялись.

Как случилось так, что все эти камни были выданы, по сути, под гарантии американской компании?

Почему такой маленький срок?

Что стало с остальными участниками дела?

Формально выносить документы из кабинета… нельзя. Но на практике мало кто работает только на работе, и, как и все, Гуров часто брал работу на дом. Хотя когда-то давно он пообещал своей жене, Марии, что дома, рядом с театральными сценариями, не будет фотографий с места преступления.

– Я и не соврал. Фотографий тут нет, – сказал сам себе Гуров и положил папку с документами на заднее сиденье рядом с букетом цветов в смешной круглой коробке. Это тоже была их с Марией традиция. Как и честные попытки Гурова бывать если не на всех, то на большинстве премьерных спектаклей, в которых занята его жена. Как сегодня.

Лев Иванович никогда не дарил ей больших букетов цветов. Они не подходили его жене совсем. Как если бы… если бы он пришел на премьеру в театр в папахе и спортивных штанах, наверное. Чувство стиля нужно воспитывать. Мария могла сыграть любую роль. И если это нужно было Гурову, то она играла роль жены сыщика, однажды даже она так виртуозно перевоплотилась в певицу из дешевого кабака, что Лев еще долго не мог поверить, что это все один человек. Одна и та же очень умная женщина. С тех пор он очень старался соответствовать ей, понимая, что одну ошибку она, может быть, и простит. Максимум две. А потом уже подумает, нужен ли ей такой муж. Он должен ей соответствовать. И тянуться вверх, а не тянуть ее за собой в свой мир. И когда Лев увидел цветы из «Тетушки Розы»: маленькие изящные букетики в круглых шляпных коробках, всегда разные, но такие изящные и тонкие, он стал дарить только их. Мария трогательно хранила эти коробочки, складывая в них приятные ее сердцу мелочи, и всегда благодарила за то, что он так хорошо ее знает. Было видно, что получить такой букет от мужа ей гораздо приятнее, чем все эти огромные букеты роз, которые дарили на премьерах всем примам.

Она снова сыграла так, что Гуров не сразу ее узнал. Мария играла… Пиковую даму. Роль, которая, кажется, совсем не из ее амплуа, но Лев Иванович давно привык, что его жена может перевоплотиться в кого угодно. Правда, вроде бы она не любила возрастные роли. Конечно, невозможно было полностью отрешиться от дела, материалы которого все равно крутились в голове. Как и не видеть мертвую Нелли, с обожженным ртом, когда менялся образ Пиковой дамы на сцене. Та же бледная кожа и черные провалы рта и глаз.

«Самое главное – вовремя остановиться», – погрозила Пиковая дама со сцены. Казинидис как раз остановился очень вовремя, если исходить из того, как сложилось все у «Голден Ада». Но почему убили Нелли? В таком месте…

– Все плохо? – спросила Мария, когда они вышли из театра. Она всегда замечала, когда муж был мыслями не рядом с ней. И тактично старалась дождаться, когда он сам решит что-то ей рассказать.

– Нет, – отозвался Гуров и поцеловал жену в висок.

Папка с документами так и осталась лежать на заднем сиденье под пальто.

Утром Гуров поехал в отдел не сразу, ему нужно было еще заскочить на Петровку, 38, в архив, забрать коробки с бумагами по делу. По первому делу, которое было заведено на Казинидиса, но не пущено в ход. Удивительно.

А потом, уже на работе, пока Крячко осаждал Дашу, судмедэксперта, выясняя все подробности гибели Нелли, Гуров наконец-то изучил все собранные документы.

– Чем дальше, тем интереснее. – Станислав вернулся в кабинет со свежераспечатанным отчетом от Мегеры Давтяновны, которая отчитала Крячко просто потому, что у нее с утра было такое настроение. Так что можно было смело сказать, что сыщику не очень-то и досталось. Если бы он в самом деле где-то был виноват…

Гуров оторвался от бумаг и, приподняв брови, вопросительно посмотрел на друга.

– Как и предполагалось вначале, следов насилия не обнаружено. Но есть следы инъекции на коже головы под волосами.

– То есть ей могли сделать укол, она отключилась, и ее напоили растворителем?

– Не совсем. Дарья отправила кровь жертвы на дополнительные анализы, у нее какая-то достаточно редкая болезнь. Я, если честно, особо не вникал в диагноз, что-то вроде рака крови. Жить ей и так оставалось недолго. Первые анализы показали, что у нее в крови гремучая смесь из лекарств. Следов того, что укол сделан ей насильственно, нет. Аккуратный прокол без синяков.

– Опиаты?

– Нет. Скорее, стимуляторы. Дарья, и Матильда с ней согласна, говорит, что такие стимуляторы принимают спортсмены и игроки в покер, если судить по случаям из ее практики. Они нужны, чтобы долго оставаться в сознании и не терять концентрации ума и сил. Стоят дорого, достать сложно, а Казинидис, судя по всему, принимала их достаточно давно. А потом кто-то вколол ей наркотик, и вместе со всеми веществами в ее крови он уже должен был ее гарантированно убить в течение получаса. А тут зачем-то еще и растворитель добавили.

– Казнь? Показательная смерть? Может быть, хотели что-то этим сказать Казинидису?

Негласно Гуров и Крячко решили пока разрабатывать версию, что убийство Нелли – это либо наказание, либо предупреждение для Казинидиса. Тем более что тело оставили в служебном помещении Гохрана. Может быть, хотели показать таким образом, что для тех, кто убил женщину, нет никаких преград. Ну, или жирно намекнули на старое дело.

Не стоит думать, что Гохрану принадлежат только императорские украшения, хранящиеся в Алмазном фонде. Это становится ясно по названию учреждения: «Государственное учреждение по формированию Государственного фонда драгоценных металлов и драгоценных камней Российской Федерации, хранению, отпуску и использованию драгоценных металлов и драгоценных камней при Министерстве финансов Российской Федерации».

Полное название организации, о существовании которой многие не задумываются, как и о том, где именно хранится государственный запас драгоценных камней страны. И далеко не все знают, что Алмазный фонд – это не музей Московского Кремля, а часть Гохрана и его кладовые находятся на другой территории. Когда-то да, все исторические коллекции хранились в музее, потом, если говорить коротко и утрированно, украшения были переданы для выставки и… не вернулись обратно. Часть была продана за границу, часть осталась в кладовых Гохрана.

– Так. Если коротко. Запасы драгоценных камней и металлов Гохрана пополняются, я правильно же понимаю? – чисто для проформы уточнил Крячко, который и сам вчера почитал общие материалы по их делу.

– Да, – коротко кивнул Гуров и вернулся к материалам самого громкого в истории страны алмазного дела. Попутно он проговаривал вслух то, что читал, на случай если напарник сможет внести какие-то дополнения. Да и так эффективнее запоминалось. За обсуждением всегда лучше думается.

– В девяностые, для того чтобы пополнить бюджет страны, было решено начать продавать бриллианты и алмазы из запасников. Продавались они через компанию-посредника из ЮАР. Компания брала огромные комиссионные, и поэтому торговля драгоценными камнями не приносила большой прибыли, но давала поддерживающий экономику эффект. Но на тот момент и эти деньги были жизненно важны для страны. Главным монополистом по добыче и продаже алмазов, как ни странно, всегда была Великобритания. А тут, в пятидесятые годы, начинаются разработки крупных месторождений в Якутии. И алмазы у нас – это не только красивые и блестящие украшения, но и рост чего?

Станислав приподнял брови:

– Какая занимательная лекция. И чего же у нас растет вместе с количеством добываемых алмазом, уважаемый Лев Иванович?

– А растет у нас, Станислав Васильевич, технологический, в том числе и ядерный, потенциал страны. Как материал алмазы используются в очень многих сферах. Например, ты знал, что вместе с добычей алмазов у нас сразу наладили производство синтетических алмазов? В Институте стали и сплавов, кстати, но дела это не касается.

Умолкнув, Гуров вновь погрузился в материалы дела.

– На тот момент мы имеем двух монополистов в мире по торговле необработанными алмазами и бриллиантами, – сказал Лев Иванович и написал на листке бумаги. «ЮАР и Нидерланды».

– Тогда только ЮАР. Нидерланды возникли на рынке как раз после дела «Голден Ада», – внес поправку Станислав, просматривая сопутствующие делу статьи с экрана ноутбука.

– Нидерланды вычеркиваем, – согласился Гуров и продолжил: – Вот тогда на арене игроков и появляется молодой, талантливый и амбициозный Казинидис. До начала всей этой истории у него была очень простая фамилия. Петров. Он окончил Плехановский, там же познакомился с русской художницей, гречанкой по происхождению, и при женитьбе взял ее фамилию. Гражданство получил уже гораздо позже.

– То есть ты думаешь, что уже тогда он начинал планировать свою аферу? – спросил Крячко, когда друзья переместились в столовую, продолжая обсуждение. Война войной, а обед по распорядку.

– Да. Я думаю, что уже тогда он все это задумал. Афера была громкая, быстрая, наглая и ошеломительная. И слишком хорошо продуманная. Ошеломила она всех еще и тем, что после того, как все открылось, ее фигуранты получили слишком маленькое наказание, а камни так и не вернулись в Гохран. Казинидис утверждает, что все они были проданы именно по той цене, которая и была заявлена.

– Давай сначала, – строго сказал Крячко. – Не сразу же с бриллиантов начал наш Андрей Петров-Казинидис. Ему бы просто так никто ничего не доверил. Значит, до этого он очень хорошо себя где-то зарекомендовал.

Гуров хмыкнул. В последнее время появился за ним такой грешок. Думая об очередном деле, часть мыслей он проговаривал вслух, а часть про себя, и ему казалось, что он говорит вслух и уже все рассказал напарнику, а на самом деле подумал, что рассказал.

– Да. В общем, появляется компания «Голден Ада». Но не на пустом месте. Ты прав. Казинидис не собирался, ну или очень успешно делал вид, что не собирается, заниматься бриллиантами. В начале своей карьеры он занимался поставкой оборудования для специализированной техники.

– В смысле? Для оборонки, что ли?

– Для машин ДПС. Тогда еще ГАИ.

– И что в них специализированного настолько?

– Вспомни то время. Машины должны были быть усиленными, прочными и маневренными. Казинидис основал компанию, которая занималась переделкой машин для ГАИ, автозаков и другого служебного транспорта. И был в этом настолько хорош, что у него даже появился собственный кабинет на Петровке.

– Бардак, – выразил общее мнение Крячко, и Гуров с ним согласился. Как же они потом кусали себе локти.

Этот Казинидис своей наглостью и безнаказанностью очень сильно раздражал Гурова. И одновременно восхищал Крячко теми же качествами.

Все-таки Гуров был не просто оперативником. Если он взялся за дело, то каждый, как бы громко и пафосно это ни звучало, должен получить по заслугам. Значит, если они накопают что-то, благодаря чему им удастся выйти на бриллиантовую аферу и снова посадить Казинидиса, они это сделают.

– После такой подготовительной работы ему приходит в голову сыграть на жадности власть имущих. И на чувстве ложного патриотизма заодно. Он обходит кабинеты, заручается поддержкой и создает компанию, через которую будет происходить продажа алмазов. Офис ее должен был быть в США.

– С чего бы? – поинтересовался Станислав, с печалью посматривая на остывший борщ. Суп он любил, но то, что выдавали в их столовой за борщ, можно было есть только горячим. Как назло, горячим он практически никогда не был, поэтому полковник со вздохом отодвинул тарелку. Этот борщ был преступлением против супов. Особенно после обедов, которые готовила его жена.

– А вот тут он виртуозно сыграл на нервах министра финансов. Исходя из того, что я успел прочитать, Казинидис надавил на то, что в США очень сильная антимонопольная политика и низкие налоги. А компания-африканец, кстати, через которую продавались российские алмазы, на тот момент именно в торговле алмазами была монополистом на рынке.

– Не люблю я такие дела, – вздохнул Крячко.

– Никто не любит, – согласился Гуров и продолжил: – Дальше было еще интереснее, компанию в самом деле открыли и офис зарегистрировали в Сан-Франциско.

– И кто поддерживал его из правительства?

– Почти все. Казалось, что это идеальный план. Камни будут продаваться без драконовских комиссий, а в дальнейшем компания должна была начать продавать не только российские алмазы, но и активы других стран, которые, конечно же, обратят внимание на то, что можно реализовывать свои алмазы без африканских комиссий. Казинидис представил крайне амбициозный план по выходу нашей страны на мировой рынок торговли алмазами в качестве прямого конкурента ЮАР. Понятное дело, что тогда у руля стояли не сильно экономически подкованные люди. А те, кто понимал, что Казинидис слишком мягко стелет, имели в то время свои проблемы, которые нужно было как-то решать.

– Иными словами, все хотели кушать.

– Да.

Гуров продолжил свой рассказ. Исходя из данных по компании, Казинидис очень быстро раскрутился, провел несколько небольших, но удачных сделок для того, чтобы Гохран доверил ему работу с алмазами.

– Подожди. Нестыковка. Должно быть третье лицо, – вклинился Станислав, – я не верю, что Гохран отгрузил ему камни из своих запасов просто так. Из того, что я знаю по прошлым делам, они очень хорошо сидят на своих закромах, значит, у нас есть кто-то третий, кто вполне себе мог остаться в России. И сейчас напомнить о себе, убив Нелли Казинидис. Давай вытаскивай из рукава своего туза.

Гуров кивнул и сделал большой глоток кофе, чтобы смочить горло, и машинально поморщился. Кофе в столовой Главка был отвратительным. Единственное место, где можно получить действительно крепкий вкусный кофе, – кабинет Орлова. Там стояла кофеварка, больше похожая на космический корабль, и только секретарь Верочка умела виртуозно управлять ею. Именно к ней и нужно было идти на поклон, если хотелось выпить крепкого кофе вечером для того, чтобы разогнать ход мыслей. Верочка варила кофе только своим любимчикам, а всех остальных безжалостно изгоняла от кофеварки.

– Да, ты прав. Вот тут и начинается история, возможная, пожалуй что, только для девяностых, – вздохнул Гуров и сделал пас руками, изображая фокусника, – следи за руками. В общем, директор самого крупного ювелирного завода Урала, «Изумруд» в настоящее время, в прошлом «Дочь Урала», начинает сотрудничать с Казинидисом. И соглашается под гарантии Гохрана отгрузить ему партию алмазов и бриллиантов на крайне неприличную сумму.

– Насколько неприличную? – заинтересовался Станислав, со вздохом отодвинув от себя и второе. Есть не хотелось совсем.

– Очень неприличную. И их даже не смутило то, что деньги были переведены на счет не юридического лица, а двух физических лиц. Тех самых соучредителей компании. Братьев, кстати, и иностранных граждан. Как несколько других фигурантов дела, они погибли. Пару лет назад.

– Автокатастрофа?

– Бери выше – крушение поезда. Не думаю, что это было покушение. Об этой аварии писали очень много.

Крячко со стоном положил голову на сложенные руки. Да, пожалуй, такая история в самом деле была возможна только в девяностых. С их расцветом финансовых пирамид и огромным желанием заработать как можно больше денег и как можно быстрее. А что будет потом, мало кого волновало. Это дело, словно машина времени, переносило сыщиков в прошлое. Которое они оба не очень-то хотели вспоминать.

– Так вот. Еще год компания-производитель пытается получить дивиденды с вложенных денег, но, как ты понимаешь, их кормят завтраками, рассказывают, насколько сложно это – торговать алмазами, и… «Изумруд» ждет. Тем временем «Голден Ада» продолжает развиваться. И как это водится в финансовых пирамидах, они возвращают вложения завода. Даже с прибылью. Но небольшой, потому что нужны деньги на развитие компании, и прочее, и прочее. И что мы имеем?

– Что? Только не говори, что они все-таки продавили Гохран.

Гуров кивнул. Сказать по правде, он и сам не верил, что такое возможно. Но тем не менее Гохран в девяносто четвертом году отгружает более чем крупную партию алмазов и бриллиантов для того, чтобы получить под них кредит на пятьсот миллионов американских долларов. Камни уходят в Сан-Франциско. И Россия в самом деле получает за них деньги, но во много раз меньше заявленной суммы. По сути, алмазы продаются по самой бросовой низкой цене. Грамотный экономист выкрутился, объясняя это демпингом цен, борьбой с компаниями-конкурентами и прочими рыночными печалями, которые в далекой от солнечного Сан-Франциско России кажутся почти похожими на правду. Но! После того как Казинидиса доставили из греческой тюрьмы в «Матросскую Тишину», он начал давать показания и… сделал признание, что оставшиеся деньги он перевел в фонд поддержки избирательно компании Бориса Ельцина.

Станислав поперхнулся компотом:

– Но ведь им же это не сошло с рук?

– К девяносто шестому году у Казинидиса уже было гражданство Греции. Уголовное дело по мошенничеству в особо крупных масштабах развивается на удивление тихо. Сам понимаешь, никто из тех, кто тогда стоял у руля, не хотели огласки, особенно на международном уровне. Мало кто захочет, чтобы все узнали, что он дурак. Что было бы сделать логичнее всего?

Станислав пожал плечами:

– Ну, по законам того времени фигуранты тихо погибают от каких-нибудь не слишком масштабных катастроф, у кого-то, допустим, сердце не выдержало внезапно свалившихся на них богатств, кто-то поскользнулся и восемь раз упал на сложенный в кармане нож, мало ли что бывает. Но в живых никого не должно было остаться. Это же не Мавроди, за чьей судьбой следила вся обманутая страна.

Гуров кивнул:

– Да, как мы уже обсуждали, Казинидис получает срок. Шесть лет. Два из которых он проводит в комфортабельной греческой тюрьме на острове Кос, а четыре после экстрадиции в Россию должен отсидеть во владимирском лагере «Вязири». Но через два года приговор смягчается, у Андрея серьезные проблемы со здоровьем, он остается в «Матросской Тишине». Еще через два года он выходит на свободу и возвращается в Грецию. Там его ждет любимая жена и трое детей. Все тихо-мирно забывают про то, что такая компания когда-либо существовала. Вопрос: что с остальными фигурантами?

– У меня другой вопрос. Насколько я понимаю, нельзя было просто так вывезти камни за границу. Даже собрав все подписи, – замечает Стас.

– Да. Алмазы вывозятся буквально ведрами под видом необработанного сырья.

– Через кого? «Изумруд»?

Гуров хлопнул в ладоши:

– Да. Все сопроводительные документы оформляются через «Дочь Урала». После суда, кстати, завод и сменил название на «Изумруд». Через него все бумаги и оформляются. Не дело нам с тобой досталось, а игра в наперстки. Найди, под которым из них спрятаны алмазы. Кстати, Кирилл Ярцев, директор этого завода, до сих пор там работает, я полистал новости, завод очень хорошо поднялся в последнее время. Стали занимать призовые места на международных выставках, продажи выросли в два раза. Ярцев чуть ли не в смокинге выступает.

– Оставь мне бумаги, что нашел, я потом изучу на досуге, – попросил Стас, когда понял, что у него от переизбытка информации и вопросов без ответов начинает кружиться голова.

– Да. Давай пока навестим квартиру Нелли. Она снимала жилье в Черемушках.

– Далековато. Я думал, что будут апартаменты либо где-нибудь на Тверской, либо… Да даже не знаю, где там у нас селятся богатые и знаменитые, Рублевка уже устарела.

– Истра? Черемушки тоже ничего. Красивый, зеленый район, – развел руками Гуров.

Пока они ехали, Лев рассказал напарнику еще несколько эпизодов из алмазного дела. За те пару лет, что существовала компания «Голден Ада», на свет рождались многочисленные кронпринцы и графы из ЮАР и Нидерландов, которые готовы были работать с Россией, минуя мировых монополистов по торговле драгоценными камнями, компании, добывающие алмазы на юге Африки и, неожиданно, Бельгии, где сроду не велись никакие работы по добыче драгоценных камней. Все это, естественно, было только на бумаге. И почему-то никто не рвался проверить. Пожалуй, что подозрения ФСБ вызвала только румынская компания «Владико», которая еще за два года до рождения «Голден Ада» проходила по документам как вагоностроительный концерн, а тут внезапно стала разрабатывать алмазные месторождения. Которых в Румынии не было замечено ни до, ни после. А тут вдруг такая смена деятельности. И опять же, по странному стечению обстоятельств «Голден Ада» продолжают верить. И правительство поддерживает работу Казинидиса. Даже за большие деньги мало кто захочет так подставляться. Поэтому все участники и поручители по делу делают хорошие лица при плохой игре.

– То есть, где сейчас Казинидис, мы понятия не имеем, – резюмировал Стас.

– Я пока сомневаюсь, жив ли он вообще и ведет ли настолько тихий образ жизни, что очень старается не отсвечивать нигде, – пожал плечами Гуров, когда они подъехали к небольшому двухэтажному дому, где, согласно документам, снимала жилье Нелли, – но запрос в ФСБ я уже сделал. У них есть, как ты помнишь, небольшой отдел умельцев, которые пристально наблюдают за жизнью таких ребят. И думаю, что не только ФСБ.

Когда они вышли, то Крячко не удержался и присвистнул. Дом, согласно документам, арендованный Казинидис целиком, был очень красивым. И достаточно просторным для одного человека. Первый этаж – жилой, а в мансарде, как сказал хозяин дома, Нелли хотела сделать мастерскую. Небольшой уютный особняк скрывался в тени сада. Дом был явно не новоделом. Скорее всего, постройка начала двадцатого века. Наташа, жена Станислава Крячко, собирала книги по архитектуре. Просто ради удовольствия. И время от времени она вытаскивала мужа на выставки в Музей архитектуры, показывая, какой Москва была, какой могла бы быть и какой не стала.

– Сколько она прожила тут? – спросил он напарника.

– Все полгода, что находилась в Москве, – ответил Гуров.

Особняк выглядел немного запущенным. Согласно документам, раньше это был дом на четыре квартиры. После двухтысячного его арендовала страховая компания, и буквально через десять лет имущество было продано с аукциона за долги.

Оперативники подошли к дому. Хозяин находился в командировке, ключи от дома пришлось забирать у его жены. Слишком занятой дамы, чтобы вникать в дела мужа. Она встретила Гурова на первом этаже бизнес-центра в «Москве-Сити» и передала ключи, даже не спросив, собственно говоря, кому именно она отдает ключи от собственности мужа и зачем. Отдала ключи и удалилась, заявив, что у нее слишком много дел и нет времени на разговоры. Гурову в этот момент захотелось ее остановить и устроить ей полноценный допрос, но… Наверное, будь он чуть помоложе и поглупее, то так бы и сделал. А сейчас самым важным для него было то, что он получил что хотел, быстро, просто и без лишних проволочек.

Со временем у каждого сыщика, особенно с опытом оперативной работы, вырабатывается особенное чутье, что-то вроде внутреннего сонара, тщательно сканирующего окружающее пространство на все виды возможной опасности. И самое лучшее, что может сделать этот сыщик, – не мешать работать своему чутью. И слушать внимательно. И вот сейчас и Гуров, и Крячко почувствовали, что что-то не то. От этого дома хотелось бежать подальше и лучше никогда туда не заходить.

Лев притормозил на крыльце и как следует осмотрелся. Стас сделал знак, что он обойдет дом и чтобы без его отмашки Гуров не входил в помещение.

Когда Крячко вернулся, Гуров вставил ключи в замок, достал пистолет, ловя себя на том, что сделал это автоматически. Как если бы в доме ждала засада. Стас действовал подобным же образом. Несмотря на зимнюю идиллию вокруг, нетронутый снег и тишину спящего сада, воздух буквально звенел от напряжения.

После этого Гуров открыл замок, отошел на полшага назад и рывком распахнул дверь, не входя внутрь.

Именно это и спасло жизнь обоим сыщикам.

И в это мгновение изнутри прогремел взрыв.

Уже потом, когда пройдет звон в ушах, когда медики осмотрят напарников и окажется, что оба они отделались, в прямом смысле этого слова, очень легким испугом и такой же легкой контузией, когда специалисты начнут работу на месте обломков особняка, Гуров, вернувшись на место взрыва и как следует все обойдя, поймет, что взрыв был очень и очень тщательно рассчитан. Все следы указывали на… банальный взрыв газа. Ну мало ли почему рванули баллоны. Тем более что да, в этом доме был газ. И да, где-то ремонтировали газопровод, и временно, по всем правилам, были установлены газовые баллоны. Испуганный хозяин дома перешлет все имеющиеся у него документы, что все было сделано легально и по всем правилам.

– Вот именно, что по всем правилам, – мрачно заметил Лев, когда они с Крячко в их общий выходной после взрыва ужинали у Гурова дома.

Мрачная Мария приготовила ужин и уехала на вечернюю репетицию, взяв с мужа слово, что сегодня он остается дома. Поэтому оперативный штаб был перенесен на квартиру к Гурову. Судя по взгляду жены, если бы она могла, то заперла бы дверь и унесла бы ключи, но, если приспичит, муж все равно выберется. Хоть через окно.

– Знавал я одного такого специалиста. Кстати, тоже родом из девяностых. Подрывник с гениальными способностями. Создавал направленные взрывы с таким расчетом, что, если на границе линии огня после взрыва поставить бутылку, а на ее горлышко – яйцо, оно не упадет и не разобьется, – заметил Крячко, читая отчеты криминалистов и саперов.

– Да, тут явно было рассчитано на то, чтобы взрыв не вышел за пределы дома и не убил тех, кто в него войдет. Если бы мы быстро ворвались и прошли коридор, то остались бы одни тапочки. А так отделались шишками и звоном в ушах на пару недель, – ответил Лев и пошел открывать дверь, услышав звонок.

Петр Николаевич Орлов не мог остаться в стороне и навестил сыщиков на правах начальника и старого друга. Ничего не говоря, генерал посмотрел на них обоих таким взглядом, что и Гуров, и Крячко внезапно почувствовали себя нашкодившими школьниками.

– А теперь, если в доме и были какие улики, то все уничтожено.

– Мансарда особенно хорошо горела, – мрачно заметил Гуров, вспомнив разноцветное химическое пламя.

Специалистов такого уровня, чтобы создать направленный взрыв, который разнесет все, что было внутри дома, но при этом не убьет тех, кто не зайдет в дом, и не раскидает сам дом по кирпичику, было очень мало.

– Что-то необычное успели заметить? Следы вокруг дома? Машины? Когда, по-вашему, заряд был заложен, до убийства Казинидис или после? – засыпал сыщиков вопросами Орлов.

Лев покачал головой:

– Думаю, что до. Слой снега был достаточно высоким, следов точно не просматривалось. Снегопада не было несколько дней. Крыльцо тоже присыпано снегом. Машин вокруг не обнаружилось.

– Одно окно было открыто, – заметил Станислав, – около черного хода. Но не настежь, а так, на гребенку. Но можно было просунуть руку и, убрав гребенку, войти.

– Не на зимнее проветривание?

Крячко покачал головой.

Орлов посмотрел в окно:

– Чтобы вы на отдыхе не расслаблялись, я вам тут принес интересное чтиво. Но почитаете потом. Когда звенеть в ушах перестанет. А кстати, в глазах ни у кого не двоится? Врачи что сказали?

– Ты видишь одного генерала? – спросил Лев у друга.

– Генерал один, а вопросов у него много, – ответил Крячко.

– Архаровцы, – шуточно пригрозил Орлов.

Петр Николаевич принес из коридора коробку с документами, которые собрали бравые ребята из информационно-технического отдела. Зная, что напарники предпочитают бумагу любым другим носителям, техники подготовили всю информацию, которую смогли найти по всем фигурантам дела «Голден Ада», в печатном виде.

Некоторое время Крячко и Гуров думали и решили, что нужно взять перерыв. На вечер. Спокойно поужинали, Станислав поехал домой, прихватив с собой часть бумаг, а Гуров остался ждать Марию.

– С тобой поговорить или не мешать думать? – спросила Мария, вырвав сыщика из размышлений. Гуров и не заметил, что она вернулась и уже два часа как была дома, настолько он зачитался.

– Прости, я не заметил, как ты вернулась, – Лев улыбнулся чуть виновато, – увлекся и пропустил приход любимой жены.

Мария только улыбнулась в ответ: мужа она знала давно и хорошо, и его увлеченность работой не стала для нее сюрпризом. Приобняв Гурова, она со вздохом посмотрела на толстую пачку бумаг и пошла на кухню заваривать чай. Лев Иванович остался в кресле. Ему было о чем поразмыслить.

Казалось бы, при таком громком деле должны были всплыть все члены семьи Казинидис. Но вот имя жены Казинидиса не всплывало нигде. Так, мельком попалась информация о том, что они были знакомы еще со времен студенчества в Плехановском. И все. Нелли вроде бы и училась, и работала там, Андрей тоже. Только он на кафедре, а она в архиве.

В ушах звенело все громче, и Лев решил сделать перерыв.

– Ты хорошо помнишь новости в девяностые? – неожиданно спросил он у жены.

Мария отобрала у мужа чашку с кофе и поставила перед ним невероятно полезный и совершенно безвкусный, с его точки зрения, иван-чай.

– Смутно, если это не были катастрофы глобального масштаба. А что?

– Да дело у нас тут одно интересное. Про бриллианты. Тебе говорит что-нибудь название компании «Голден Ада»?

Мария задумалась. Она честно попыталась покопаться в памяти. Но такого названия она не помнила. В голове только всплывали бывшие на слуху «Хопер-Инвест», банк «Империал» и, само собой, МММ и его телевизионное лицо Женя Голубков.

– Честно говоря, не помню. Вообще ничего в голове не всплывает. Я тогда больше театральной жизнью интересовалась. Тогда пошел слух, что вот-вот будут большие гастроли по Европе и в США, и мы буквально грезили ими.

– И как? Случились гастроли?

Мария отрицательно покачала головой. Тогда, в то время, в самом деле попасть на заграничные гастроли было сродни сказке, мечте и чему-то еще, невероятному и недостижимому. У каждого актера был знакомый из труппы, который «буквально вчера вернулся из Штатов с гастролями».

– Надули всех?

Жена Льва грустно улыбнулась:

– Я даже деньги тогда сдавала. Нам сказали, что только билеты нужно будет оплатить. Вот я две зарплаты свои отдала и еще продала бабушкин браслет. До сих пор жалею. Дурой была.

Она присела на подлокотник кресла мужа и коснулась губами его виска.

Лев сжал ее ладонь:

– Я бы сказал, что куплю тебе самый лучший браслет, но ты и так это знаешь, да?

– Да. И он мне не нужен.

На следующее утро, несмотря на то что оба получили неделю выходных, и Гуров, и Крячко уже были на рабочем месте.

– Как продвигается и почему вы оба на работе? – Орлов зашел в кабинет оперативников в тот момент, когда напарники смотрели в окно.

То, что он пришел к ним сам, еще раз подтвердило версию о том, что кабинет начальника Главка слушают. Об этом говорило и то, что вчера он приехал к Гурову домой и привез документы туда. Петр Николаевич явно не хотел говорить о деле в своем кабинете. Впрочем, прослушка в связи с резонансным делом – все-таки труп в Гохране, а не где-нибудь в подворотне – особого удивления не вызывала. Многие службы желают держать руку на пульсе расследования. Только приятного в таком тотальном контроле все равно маловато, потому сыщики к осторожности Орлова относились с пониманием.

– Расследование смерти Казинидис? – уточнил Гуров.

Орлов ответил ему тяжелым взглядом и вопросительно приподнял брови:

– Не то чтобы я вас торопил, но, скажем так, мне тут с утра крайне тонко намекнули о том, что это дело нужно расследовать как можно быстрее. Понимаете, почему оно может стать делом… ну, если не государственной, то кремлевской важности?

– Потому что часть бриллиантов так и не нашлась?

– Не бриллиантов, а алмазов. И это было сырье, проданное по цене сырья, и об этом уже мало кто хочет вспоминать, – ответил Петр Николаевич, дав понять, что он это дело не просто хорошо помнит, а еще и может рассказать о нем гораздо больше, – нет. Даю подсказку. Где было найдено тело?

– Нашим засекреченным друзьям очень хочется понять, как же убитая оказалась в закрытом помещении очень закрытого Алмазного фонда, на еще более закрытой территории Кремля, – поморщился Гуров. – Кстати. Почему никто, кроме бойцов девятки, не обмолвился о том, что кабинет был заперт изнутри? В деле этого нет.

– Потому что они не особо хотят признавать свои ошибки. Я думаю, что если бы могли, то вообще прикопали бы Казинидис где-нибудь в Тайницком саду, и нету тела – нету дела, – мрачно пошутил Крячко. – Но пришлось звать нас.

– Я так понимаю, что Казинидис все равно должна была погибнуть. Но почему там? И почему так странно? Ведь дома ее все равно ждала очень хорошо упакованная взрывчатка, – Орлов не задавал вопросы, а скорее размышлял вслух и давал почву для размышлений сыщикам, – кому нужно было протоптать такую жирную дорожку к алмазам?

Петр Николаевич задавал вопросы, а потом сам же и намечал дорогу, по которой нужно идти сыщикам, и на этой дороге были повороты, куда их лучше бы не заносило. Лев пытался представить себя Нелли. Что она там делала? Почему смертельно больная женщина пошла в Алмазный фонд? Как ее смогли заманить в служебное помещение?

– А мы уже знаем, где муж? – поинтересовался он у Орлова. – Спецы передали данные?

– В Греции, на их фамильной фазенде, согласно документам, не выезжал никуда, на территории России его никто не видел с две тысячи десятого года.

Гурову вспомнилось, что, согласно документам, Казинидис-муж не появлялся на родине с две тысячи шестого года. Но раз генерал говорит про две тысячи десятый…

– Не видели его документы или его самого? – на всякий случай решил уточнить полковник.

– Его самого. Но, как вы понимаете, возможна погрешность. Процентов на двадцать. Он мог появиться, но тогда у него очень хорошие новые документы и, возможно, новое лицо. И новые отпечатки пальцев. Но его тут настолько сильно не ждут, насколько это возможно.

– Разрешите вернуться к расследованию? – весело поинтересовался Гуров. Он ерничал специально. Полковник, как и любой другой оперативник, имеющий за своей спиной раскрытые дела разной степени сложности, очень сильно не любил, когда его контролировали, пусть это делал даже старый друг, который неоднократно прикрывал спины своих подчиненных.

Орлов кивнул, потом, входя в роль растяпы Аниськина, хлопнул себя по лбу ладонью и положил на стол несколько карточек.

– Это ваши временные пропуска на территорию Кремля и Алмазного фонда. Буквы показывают, куда вам можно ходить, а куда нельзя.

По нижнему краю пропусков были пропечатаны сокращения ГК, ОП, А.

– А если мы не знаем, что значат эти сокращения, и пойдем куда-то не туда? – невинно заметил Крячко.

– Вас очень вежливо проводят на ту точку, куда вам можно. Кстати, вам обоим сейчас бы поехать домой и выспаться. Ну, или не быть на рабочем месте, формально – вы на больничном, – в той же манере ответил Орлов и вышел за дверь.

– Ну что. Пойдем в музей? – спросил Гуров и убрал пропуск в карман.

– О, тут есть Дворец съездов, помню, там была шикарная столовая для персонала, – мечтательно протянул Станислав. Наташа решила сесть на диету. И заявила, что ее мужу пора бы заняться здоровьем… В общем, уже два дня дома была очень полезная, но не совсем вкусная еда. После пирогов и наваристых борщей супруги Крячко переносил это с трудом.

– Она и сейчас есть, но мы… Хотя ладно. Если будет нужно, зайдем, – сказал Лев, с сочувствием глядя на друга, – а когда ты успел в их столовую наведаться?

– Было время… – вздохнул Станислав.

Кремль был закрыт на режимный день, но благодаря пропускам напарники смогли не просто попасть на территорию комплекса, но и начать посещение с… музея. Оружейной палаты.

Там они снова разделились. Станислав отправился в Алмазный фонд, а Гуров, неожиданно для себя, решил прогуляться по музею до дирекции. Елена Юрьевна Гагарина, директор музея, встретила сыщика достаточно приветливо, выслушала его с вежливой отстраненностью. Нелли Казинидис она не знала, но, если полковник хочет, да, конечно, он может опросить сотрудников. Но просьба: не быть слишком назойливым. В музее санитарный день, и нужно очень много всего успеть.

Гуров клятвенно заверил, что постарается принести как можно меньше беспокойства, и дальше он начал опрос не сверху вниз, от начальников к подчиненным, а наоборот. Послушав свою интуицию, Лев узнал, где находится кабинет хозяйственных служб, и отправился знакомиться с уборщицами. По пути в Кремль они со Стасом уже обсуждали, что уборщицы всегда видят и знают больше. Особенно в Кремле.

– Там даже уборщицы, я уверен, при погонах, – пошутил тогда Крячко.

Гуров посмотрел на мрачную худую женщину, которая, орудуя шваброй, ловко разогнала молодых сотрудников, столпившихся у зеркала в холле Оружейной палаты, а потом одним почти танцевальным движением открыла тяжелую старую дверь в лекторий музея и плавно протолкнула туда ведро. Ведро въехало в зал так, словно его дно было намазано мылом, и, судя по тому, что уборщица вошла не сразу, а еще домывала порог, ее мало интересовало, не встретит ли ведро с тряпкой и мыльной водой по пути каких-либо препятствий. Например, людей в зале.

– Ну а это тогда у них явно генералиссимус, – сказал сам себе Лев Иванович и отправился вслед за уборщицей.

Слегка подобравшись, потому что именно такие женщины его немного пугали, Гуров зашел в зал.

– Добрый, – достаточно неласково отозвалась уборщица на приветствие. Как оказалось, она во всем была крайне лаконична и на вопросы Гурова отвечала одним-двумя словами. Но зато все было по делу и без лишних разговоров.

– Идеальная женщина, – отметил Гуров, когда они закончили разговор. Крайне редко можно было получить ответы на все свои вопросы так быстро, четко и по существу.

Крячко тоже не терял времени даром. Он взял на себя охрану режимного объекта. Отвлекать бойцов на посту нельзя. Но можно говорить с их сменщиками. Для этого Станислав заручился поддержкой коменданта Кремля, своего старого знакомого. Пару раз они пересекались по рабочим делам и остались приятелями.

Многие, кто видел Якова Платоновича, не верили, что на нем лежит такой огромный груз ответственности. Также практически никто с первого раза не смог бы опознать в нем ветерана Службы внешней разведки. Это был невысокий, сухонький мужчина, с практически прозрачными серыми глазами, коротко остриженными седыми волосами и тихим, вкрадчивым голосом. Он немного прихрамывал при ходьбе, неизменно подшучивая над бойцами, дежурившими в «аквариуме» – специальной проходной зоне на Троицких воротах. В ноге у Якова Платоновича остался осколок снаряда, который нельзя было достать, не повредив еще сильнее коленный сустав. На Боровицких воротах дежурили те, кто уже хорошо знал, что комендант звенит при проходе через рамку, а в «аквариум» часто ставили новичков, и они, хоть и понимали, кто идет на работу, вынуждены были решить сложную этическую задачу – потребовать справку или пропустить.

Тех, кто пропускал, не спрашивая документа и не уточняя, что звенит на рамке, ждало первое предупреждение. Правила действительны для всех. А с теми, кто все равно проверял Якова Платоновича, он позволял себе отпустить несколько дежурных шуток.

– Добрый день, Стас.

– Яша!.. – Крячко дал себе зарок, что в этот раз он точно заметит Якова и не будет подпрыгивать от удивления. Еще одна удивительная способность коменданта Кремля, которая вызывала буквальный ужас у всех его подчиненных, – он всегда подходил беззвучно. Казалось бы, стоишь на посту у Патриарших палат. Точно знаешь, что вокруг тебя нет никого. Время восемь утра, скоро сменяться. Ты же несколько раз осмотрелся. Никого. И тут же тихий голос желает тебе доброго утра.

– Занимаетесь расследованием смерти Нелли Казинидис? – осведомился комендант таким светским тоном, словно спрашивал о погоде.

Крячко кивнул.

– Пойдем прогуляемся.

Они дошли до кафе в Кремлевском саду, где у фонтана с павлинами на открытом воздухе можно было выпить кофе и съесть традиционные корзиночки с кремом, приготовленные по старому, еще советскому, рецепту.

– Ты обратил внимание на ее украшения? – спросил Яков.

– Очень дорогие? – уточнил Станислав, не думая о том, откуда Яков Платонович, который в тот день был на совещании в Екатерининском зале и не видел тела, знал про украшения.

– Они выполнены в стиле императорских украшений. Я хорошо знаю коллекцию Алмазного фонда. Где-то в две тысячи шестом году только-только начали входить в моду 3D-туры. И одна немецкая компания, я дам тебе диск с их программой, была нанята, чтобы сделать виртуальное путешествие по Музеям Московского Кремля. Алмазный фонд, увидев конечный продукт, тоже согласился на работу с ними. И тогда были сделаны очень качественные виртуальные макеты всех залов с акцентными точками на наиболее выигрышных украшениях. Мне тогда хорошо запомнился стиль этого мастера.

Крячко кивнул. В этом-то как раз не было ничего удивительного. Комендант Кремля ничего не забывал, издержки профессии, если можно это так назвать.

Диск он взял. Саму Нелли Яков не видел, но пообещал проверить, попадалась ли она где-то на камеры раньше, чем в день убийства. Не могла не попасть. Также он передал Крячко флешку с записями наружных камер наблюдения.

После этого Яков проводил Станислава в Арсенал, в солдатскую чайную, где отдыхали после смены бойцы и можно было найти и опросить тех, кто дежурил в день и ночь перед убийством Казинидис. Опрос занял много времени. Как оказалось, Нелли в таким виде, как она была в день своей смерти, не видел никто. Как эта невидимка оказалась в Алмазном фонде?

«Алмазная невидимка», – подумал Крячко.

Вечером напарники подвели итоги.

– Ее хорошо знают в музее, – начал первым Гуров, – неповторимая Нина Петровна, уборщица в Оружейной палате, рассказала, что наша Нелли работала у них… уборщицей.

– Э… А я-то думал, что смогу тебя удивить тем, что, расспросив бойцов, я выяснил, что ее никто не видел.

– Да. Полгода. Правда, под другой фамилией. Нужно запросить ее личное дело в отделе кадров. Работала она там под самой распространенной фамилией Петрова, – продолжил рассказ Гуров. – Оказалось, что ее очень даже хорошо знали все смотрители, гардеробщицы и другой персонал хозяйственных служб. – Гуров вспомнил, как хвалили Нелли.

– Получается, левые документы? – Станислав откинулся назад на спинку кресла и немного покачался, сцепив пальцы рук на затылке.

– Нет, документы чистые. Технари переправили мне ее документы, у нее два паспорта. В греческом у нее фамилия Казинидис. Не подкопаешься, паспорт чистый. А вот российский оформлен на фамилию мужа. И поэтому ее, скорее всего, не видел никто из бойцов. Она была там совсем в другом облике. Уборщицы даже в Кремле самые незаметные и в то же время незаменимые люди.

– Она снова вышла замуж? Или… – Стас выпрямился, – гениальная схема.

– Именно. Повторяю, в российском паспорте у нее указана фамилия Андрея.

– Чета Казинидис-Петровых… Как ты думаешь, а он сам-то жив? Или где-то очень удачно прикопан, так, что и костей уже не найти? Орлов говорил, что данных о его приезде нет, но и живым-то его давно не видели, – задумался Крячко.

Гуров покачал головой:

– Не знаю. Но я не стал бы делать ставки на то, что он причастен к ее убийству. Нина Петровна также сказала, что Нелли как-то раз оговорилась: раньше она часто посещала лекции в Оружейной палате, еще когда училась. Нелли помнила всех лекторов. Они до сих пор работают в фондах Музеев Московского Кремля, как сказала Нелли Нине Петровне, если кто-то отработал в этом музее больше пяти лет, то покидал музей уже только вперед ногами. Самое интересное, что многие хранители тоже помнили Нелли, по словам моей собеседницы. Она часто замечала, что они здоровались, разговаривали о чем-то.

– Это можно проверить? – Станислав не стал уточнять, есть ли список сотрудников музея, знакомых с убитой, у Гурова. Он даже не сомневался, что есть.

– Да, тогда еще участники лектория записывались в специальные тетради, – проговорил Лев Иванович. – Тетради хранятся в архиве библиотеки музея. Но как ты понимаешь, поднимать эти материалы для нас специально никто не будет. Так что завтра я снова отправляюсь в Оружейную палату. Заодно со мной согласился встретиться один из хранителей коллекции драгоценных металлов из Оружейной палаты, а потом из Алмазного фонда. Нужно будет понять, связана ли пропажа бриллианта с убийством. А ты проработай подрывников. Список сотрудников тоже проверил, завтра они должны быть на работе, переговорю с ними.

Станислав кивнул. Он рассказал Гурову о том, что Яков Платонович также крайне заинтересован в быстром расследовании дела и готов помочь всем, чем нужно. Флешку с записями отдали техническому отделу. Комендант передал записи всей ночи перед утром убийства. На всякий случай.

Напарники чувствовали, что их убийство очень глубоко идет корнями в прошлое. Конечно, Нелли связана с делом «Голден Ада», может быть, ее убили именно из-за бриллиантов. Может быть, хотели наказать таким образом ее мужа? Нарочно сделав из ее смерти шоу. Возможно, и такое тоже бывало в жизни сыщиков, когда всплывали якобы погибшие от несчастных случаев.

Остаток дня Гуров посвятил тому, что собирал информацию о других участниках «Бриллиантового дела», и, как оказалось, многие мелкие исполнители и участники, те, чьи имена не были указаны в прессе, но были в разработке спецслужб, либо покончили с собой, либо погибли при невыясненных обстоятельствах, точно так же как и братья-соучредители «Голден Ада». Это тоже склоняло чашу весов в сторону убийства из мести. Но было что-то еще.

Лев Гуров привык доверять своему чутью. Он составил план и решил, что на следующий день отправится по следам Нелли.

Чем больше напарники влезали в это дело, тем сильнее Гуров погружался в пучину воспоминаний.

– Что не так? – спросил Крячко, заметив, что друг часто смотрит в окно, но видно, что мыслями он очень и очень далеко.

– Оказывается, я хорошо помню ее работы. Знаешь что. Давай-ка сгоняем в одно место на Арбате. Подрывником и всем остальным займемся завтра. Хочу познакомить тебя с одной старой знакомой, чую, нам в этом деле придется обращаться к ней не один раз. Очень вовремя я вспомнил про нее.

Несмотря на то что Старый Арбат уже несколько раз менял свой облик, кое-что не менялось. Его задворки. Маленькие закрытые улочки и дворы, где очень хорошо ощущалось дыхание прошлого. Кованые невысокие ограды палисадников, деревянные скамейки у подъездов. Павильоны «Пресса» и «Цветы», низенькие дома прятались в тени новоарбатских высоток, как под надежной защитой от посторонних глаз.

В одном из дворов играло радио. Откуда-то пахнуло котлетами и фаршированным перцем. Станислав неожиданно для себя вздохнул. Как-то очень быстро люди стали отвыкать от того, что в центре Москвы сохранились вот такие вот уютные улочки, где живут обычные люди. Где еще читают книги, включив уютный торшер, пьют чай, а вечером идут выгуливать собаку.

Лев Иванович очень надеялся, что художественная галерея «Три кита» не сменила свой адрес. И оказался прав. Еще в девяностые галерею открыла Баронесса. Все так и звали ее «Баронесса», уважительно и с большой буквы. Сразу после перестройки хозяйка галереи, согласно ее же легенде, приехала из Парижа. И объявила себя одной из внучатых племянниц княжны Марии Романовой, той самой, которой удалось бежать на английском корабле через Крым в Англию. Где она прожила до глубокой старости.

Юркая, обаятельная, говорливая и баснословно богатая, Аглая Романова (кто же в здравом уме сменит такую фамилию) взяла под свое крыло начинающих и голодных художников и стала им помогать, пытаясь создать новую, уже постсоветскую, интеллигенцию. Она устраивала им выставки сначала для пробы, в Восточной Европе и странах Прибалтики, а потом самых продаваемых художников вывозили в США. Там в то время была мода на художников родом из СССР. Среди них попадались настоящие таланты, и до сих пор их картины продавались во всех галереях мира. Аглая была отличным пиар-агентом, она составляла планы выставок, подсказывала, какие картины нужно подарить галерее, а какие придержать, и много другое.

Гуров несколько раз помогал Аглае, ее галерея проходила по многим делам, и много кто хотел наложить на нее руку и начать отмывать деньги с помощью продажи искусства. И вот что удивительно, хрупкая заграничная Баронесса показала очень острые зубы. И работала по чести, ни разу не взяв заказы на сомнительные дела вроде вывоза художественных ценностей страны под видом современного искусства или какой-либо другой контрабанды. А предлагали и настаивали часто.

Лев был очарован хрупкой на первый взгляд Аглаей. Она работала быстро и четко. Ее подопечные, если не погружались в наркотические и алкогольные эйфории вседозволенности, выходили на международный уровень и чаще всего оставались жить в Дрездене и Вильнюсе. В то время именно там разрастались самые крупные художественные кластеры. Те, кто с ее помощью перебирался в США, тоже не забывали свою наставницу и помогали чем могли. Многие вернулись в Россию.

Именно Аглая в прошлом занялась продвижением Нелли. Гуров тогда был занят очередным уголовным делом и не очень хорошо помнил все детали. Но картины Нелли он увидел в галерее у Баронессы. И если сыщик прав и ему тогда не показалось, барышни приятельствовали.

А если показалось, то они с Крячко просто прокатятся на Арбат и посетят выставку современного искусства. Не зря же Мария всегда говорит, что после работы нужно занимать себя чем-то очень далеким от твоего основного рода деятельности.

Галерея оказалась на месте. Подновилась вывеска, поставили новую дверь, обновили фасад здания. Но это было все то же уютное место с двумя залами, залитыми светом, небольшим кафе, украшенным набросками с видами Парижа, и все той же хозяйкой, которая сразу после того, как Гуров назвал администратору свою фамилию, спустилась к нему из своего рабочего кабинета.

Казалось, что Аглая совершенно не изменилась. Гуров вспомнил, что среди художников даже ходила шуточная легенда, что где-то на чердаке дома у Баронессы хранится ее портрет, который стареет за нее, как у знаменитого Дориана Грея.

– Чем я могу быть тебе полезна, дорогой? – спросила Аглая с ходу так, словно не прошло больше двадцати лет и они буквально вчера обсуждали современное искусство в этом зале.

Гуров представил Крячко и сразу сказал, что они по делу Казинидис.

– Пойдемте. – Аглая позвала их в свой кабинет, даже не сделав вид, что она удивилась визиту оперативников.

Ее кабинет больше напоминал офис, в отличие от интерьеров в самой галерее. Максимум простора, минимум мебели и загроможденности ненужными, но модными предметами интерьера. На одной стене висело несколько нейтральных картин, а две другие занимали обширная картотека и шкаф с книгами и каталогами по искусству.

– Сейчас, одну минуту. – Аглая надела очки, висевшие у нее на шее на цепочке, и полезла в картотеку. Станислава удивило то, что старая знакомая Гурова не стала расспрашивать о деле, о жизни, она вообще пока не задала ни одного вопроса. Конечно, может быть, это было у нее в порядке вещей, но Крячко был заинтригован и просто стал с интересом смотреть, что будет дальше.

О том, что она ведет такую картотеку, куда добавляет всех художников, с которыми когда-либо имела дело и которые, по ее мнению, заслуживают внимания, Гуров знал. И надеялся на это, потому что помнил про прошлые встречи. При всей своей воздушности Аглая имела невероятную деловую хватку и всегда ценила учет и контроль. Мало того. Сыщик был уверен, что в этой картотеке были дела не только художников, партнеров и галерей, но и всех, кому приходилось хоть как-то пересекаться с Баронессой. Можно интереса ради как-нибудь спросить, есть ли там его дело.

– Вот. Если нужно, я могу попросить девочек скопировать тебе дело. – Аглая протянула Гуров плотную папку. Надо признать, что дело, собранное владелицей галереи, было гораздо объемнее, чем те документы, которые передали отделу Гурова техники.

– А она выходила с тобой на связь? Когда прилетела в Москву? – спросил Лев Иванович, передав папку Крячко. Тот сразу открыл ее и, пролистав, кивнул, попросив скопировать им документы, если можно.

Аглая поправила очки:

– Да, мы несколько раз встречались. Жалею, что Нелли не продолжила занятия живописью, но знаешь, ее наброски в качестве дизайнера гораздо глубже. Я не хотела знать, во что она вляпалась благодаря своему мужу, хотя мне и пришлось все это узнать. Сами картины Нелли, когда мы только познакомились, если ты их помнишь, были слегка простоваты. Практически одни и те же лица, просто помещенные в разные интерьеры. Но они неплохо продавались. Но, – Аглая поднял указательный палец, заостряя внимание на том, что она говорила, – когда я увидела наброски ее ювелирных работ, эскизы, то сразу порекомендовала Нелли нескольким знакомым ювелирам. И насколько я помню, она отучилась на ювелирное дело в Праге. А потом даже открывала несколько своих магазинов в Греции. У Нелли был талант придумывать украшения. Вот их она рисовала великолепно. Кстати, однажды мы так и сделали с ней. Открыли выставку только ее набросков украшений. Был аншлаг, и даже одни и те же люди приходили на нее по несколько раз. У нас сразу скупили более половины эскизов.

– У тебя есть фотографии ее изделий?

Секретарь Аглаи принесла скопированное дело, и та передала его Гурову.

Баронесса лукаво улыбнулась:

– Часть из них найдешь в деле. Но у меня есть кое-что получше.

Она встала, открыла шкаф и достала толстую красивую художественную папку. Лев Иванович сразу обратил внимание на то, что она лежала сверху. Значит, недавно ее уже доставали. Вряд ли Аглая пересматривала понравившиеся эскизы на досуге. При всем уважении к таланту Нелли, таких «птенцов» у Баронессы было много. Скорее всего, она в самом деле ждала сыщиков.

Рисунки были великолепны. Казалось, что каждое украшение можно взять в руки, настолько объемными они выглядели.

– Ты ведь пришел ко мне ради этого? – Обманчиво мягкий тон Аглаи заставил Станислава, который до этого не участвовал в разговоре, отчего-то подобраться.

– Да, – просто ответил Гуров и добавил: – Как ты думаешь, из-за чего ее могли убить?

Аглая пожевала кончик рыжей косы. Эту привычку Гуров помнил еще с тех пор, когда нешуточно увлекся Баронессой. Но это время очень быстро прошло.

– Вряд ли ее убили. Нет, я не вижу ее убитой.

– Но ее труп говорит об обратном, – приподнял брови Станислав. Он специально, почуяв момент, сказал это чуть грубовато, чтобы стряхнуть чары баронессы-лисицы.

– Ну, так я и не сказала, что не вижу ее мертвой, а не вижу ее убитой, она не могла дать себя убить, – пожала плечами Аглая и добавила: – Ваше дело – найти ее убийц. Мое дело – собирать таланты и помогать им развиваться.

– Ты хочешь сказать, что у нее не было врагов? – Гуров сделал глоток крепкого кофе и поморщился. Аглая всегда пила очень крепкий кофе. Других напитков у нее в галерее не было, максимум снисхождения от ее секретаря – к кофе подавался небольшой стакан воды.

– Нет, но я хочу сказать, что при всей своей, казалось бы, простоте Нелли была не тем человеком, который бы позволил себя убить просто так. Пришлось бы очень постараться. Она была очень цепкой, очень умной, и, хоть и старалась держаться в тени сначала старших подруг, потом мужа, было видно, что она очень неглупая девочка и всегда настороже. Я помню, что она никогда громко не радовалась, так же как и никогда не расстраивалась. Такое ровное, спокойное отношение ко всему. Пару раз, еще до того, как Нелли вышла замуж, но уже встречалась с Андреем, нас пытались прижать. Нелли тогда много времени проводила у меня в галерее, и я предложила ей побыть моей помощницей, что-то вроде оплачиваемой стажировки. Работы было очень много, трудилась она на совесть. Приходилось организовывать поездки, готовить бумаги, молодые художники – дети. Все постоянно забывали, им нельзя было давать живые деньги в руки, и мы с Нелли сопровождали их. Вот тогда, после нескольких достаточно громких выставок, к нам пришли совершенно невежливые люди и предложили нам поделиться с ними деньгами. В обмен на то, что нас условно никто не будет трогать. Таксу за наше спокойствие они заломили такую, что я была удивлена. Нелли сказала мне, чтобы я ни о чем не волновалась, хотя согласись, что все это сложно, особенно если тебе говорит «не волнуйся» девчонка, которой только-только исполнилось двадцать. Она вывела наших гостей в зал, о чем-то там с ними поговорила, потом к нам приехал уже совсем другой человек, я так понимаю, что те братки работали на него. Сказал, что нам не о чем тревожиться, и поблагодарил Нелли за помощь. Больше нас никто не трогал, а наше так называемое спокойствие от их коллег новые знакомые Нелли обеспечивали совершенно бесплатно.

– Интересно… И как она это объяснила?

– Сказала, что не зря учится на экономическом факультете. И добавила, что муж помог ей составить им бизнес-план, при реализации которого они заработают гораздо больше денег и гораздо более простым способом. Тогда было достаточно напряженное время, и я уже не помню, случались ли другие эпизоды. Вспомнила это, потому что она недавно заглядывала ко мне.

– А что она хотела, когда приезжала к вам? Просто зашла по старой памяти? – спросил Станислав.

– Нет, спрашивала, нет ли у меня на примете жилья для аренды. Без соседей, с небольшим палисадником и мастерской. В средствах Нелли не была ограничена, основной просьбой было именно отсутствие соседей. Я порекомендовала своего старого знакомого, и все. После этого мы не виделись, а тут вы, приезжаете и говорите, что Нелли убили.

Сыщики не стали оставаться на светскую беседу, но ради того, чтобы сделать приятное хозяйке, прошлись по галерее. В одном из залов висела картина Казинидис. Аглая прокомментировала, что, пожалуй, это единственная отличающаяся от остальных по своей манере и характеру картина. Залитый солнцем осенний лес после дождя. И обоим сыщикам показалось, что капли дождя на листьях слишком уж напоминают бриллиантовые подвески. Кажется, скоро они будут видеть блеск драгоценных камней буквально везде.

– Не вяжется, что Нелли от нужды пошла в уборщицы. Пусть и в таком в месте, – протянул Крячко, когда они сели в машину, – попасть на режимный объект сложно. Даже в обслуживающий персонал без проверки не пройти.

– Да. Получается, что ее туда заслали. И помогли устроиться, я думаю. Скорее всего, для сбора информации. Может быть, муж отдохнул, вернулся и решил взяться за старое. – Пока Стас вел машину, Гуров листал бумаги Аглаи. Досье на Нелли Казинидис было настолько подробным, что Главку и не снилось. Имена преподавателей в Плехановском, коллеги и друзья, семья. Согласно этим документам, у Нелли больше никого не осталось, кроме мужа. Была сестра, но она пропала вместе с гуманитарной миссией в Эквадоре. Короткая приписка рукой Аглаи рядом с данными сестры гласила, что она просто осталась там жить и контакты с Казинидисами оборвала, а не умерла, как думала Баронесса поначалу.

– А что у тебя по подрывникам? – спросил Лев, переключая внимание, чтобы мысли не ходили вокруг Оружейной палаты и Казинидис.

– Спецы подтвердили, что взрыв был узконаправленный и очень хорошо рассчитанный. Двух таких бойцов я уже нашел по старой памяти, оба божатся, что ведут праведный образ жизни, свое отсидели. Третий служит где-то в Нагорном Карабахе. На чьей стороне, мы не знаем. Но, – Крячко притормозил на светофоре и поднял вверх указательный палец, – знаешь что?

Гуров кивнул:

– Знаю.

– Да, правильно угадал. Оба подрывника имеют железное алиби, причастность их к взрыву не доказать, пока держим на контроле. Но оба на вопрос, кто, по их мнению, мог устроить такой взрыв, указывают на третьего. Позывной Капибара.

Гуров тихо фыркнул:

– Ну, я думаю, что на таком задании у него совсем другой позывной. Есть его контакт?

– Нет. Известно только, что еще две недели назад он был в Москве, а потом собрался и через Сочи двинул в сторону Нагорного Карабаха, на какой срок, никто не знает. Он единственный, кто работал напрямую, без посредников.

– Тогда завтра я отправляюсь гулять по музеям, а ты попробуй выяснить, какие у него тут были контракты и контакты, – предложил Гуров, когда они приехали к зданию Главка.

Мария сегодня была дома, работала над ролью. Гурова она встретила улыбкой и блинами.

– Заваришь чай? – попросила женщина.

Это была их традиция. Что бы ни готовила Маша, чай всегда заваривал Гуров. Дома он был просто Львом. Или даже – в особых случаях – Левой. И то время, когда он заваривал чай, Мария не мешала, не давала никаких советов и вообще становилась практически невидимкой. Это было его время, когда он полностью очищал голову, выкидывая оттуда все дневные мысли, потом, после ужина, часто наступала «вторая смена», но сейчас был только чай.

– И пусть все преступники подождут, пока российский оперативник выпьет свой чай, – перефразировала известную цитату, которая очень нравилась Льву, жена. Когда-то давно Мария первый раз рассказала ему об известной фразе Александра III, когда к нему приехали европейские послы, а он был на рыбалке. «Пусть вся Европа подождет, пока русский царь удит рыбу». С тех пор эта фраза стала универсальным ключиком к улыбке Гурова.

Именно в момент, когда чай был готов, Гуров понял, чего в этом деле не хватало. А были ли у Казинидисов дети? Кто наследует все имущество? Судя по тому, что Нелли смогла снять такой особняк, и по ее одежде и украшениям, она отнюдь не бедствовала. Почему детей в досье нет? Их скрывали? Не было или намеренно вычеркнули за хорошую плату?

Утром Гуров сам позвонил директору Музеев Московского Кремля Елене Юрьевне, чтобы договориться о встрече с ее сотрудниками. Встретиться с хранителями музея было гораздо сложнее, чем переговорить с кем-то из уборщиц. Возможно, что именно сотрудники фондов и были главными сокровищами музея, поэтому сначала нужно было договориться с директором, потом с главным хранителем, и только после этого полковнику согласовали встречу.

В холле Оружейной палаты Гурова встретила высокая худая женщина спортивного сложения с длинными прямыми волосами. Определить ее возраст было сложно, особенно в музейных интерьерах и при музейном освещении. Мягкий свет, полумрак, бархат стен очень шли ей. Хранитель так хорошо вписывалась в окружающий ее мир, словно не работала, а жила во дворце.

– Фериде, – представилась хранитель фонда драгоценных металлов тихим вкрадчивым голосом. – Из новых выставок за эти полгода у нас была разве что выставка Картье в холле Оружейной палаты, нет, это не тут, есть небольшое выставочное пространство между первым и вторым этажом. – Фериде перехватила Гурова, когда он решил повернуть к выставочным залам, и привела в холл к вертикальной витрине, где бриллианты смотрелись так…

– Как будто они вернулись домой, правда? – улыбнулась женщина. – В рамках Всемирной недели бриллиантов Картье открывает выставки в ведущих музеях столиц мира, представляя по одному гарнитуру, выполненному в стиле ювелирных традиций страны.

Гарнитур в самом деле выглядел очень знакомо. Его бы с легкостью могла носить одна из императриц дома Романовых, но Гуров смотрел не на это.

– Это полный гарнитур? – спросил он, фотографируя витрину, в которой на черном бархате лежали колье и кольцо, притягивая взгляд.

– Да, но есть похожие, – Фериде наклонилась куда-то за витрину, открыла небольшую дверцу и достала оттуда из стопки каталог дома Картье, – вот, можете взять, если нужно.

– Спасибо. А можете рассказать еще? Я не очень хорошо разбираюсь в наших ювелирных традициях, вот хотел бы повысить уровень. Какие украшения хранятся в Алмазном фонде, а что осталось в Музеях Кремля и как вообще их разделяли? Если коротенько? Хранятся ли изделия современных авторов-ювелиров в фондах Музеев Московского Кремля?

Когда это было необходимым, Гуров мгновенно перевоплощался в этого сыщика-недотепу. Он недавно освоил эту роль, и получалась она отлично. Крячко, который наблюдал такие метаморфозы, подшучивал, что жизнь с женой-актрисой положительно на него повлияла. Вот даже научился перевоплощаться в помесь Коломбо и Аниськина. Даже словечки при этом Лев Иванович подбирал такие, что люди в его присутствии машинально расслаблялись. Разве может случиться что-то плохое, если следователь говорит «коротенько»?

Фериде кивнула, явно расслабившись:

– Да, конечно. Тогда нам нужно пройти в Зал государственных регалий к шапкам Мономаха, я начну оттуда, нужно будет многое уместить в короткую экскурсию.

Если честно, Гуров не знал, что шапок Мономаха было семь и что они, как и другие регалии в этом зале, являлись невывозными экспонатами.

Фериде провела экскурсию через века в прямом смысле этого слова. Они прошлись по залу с регалиями, со старинными украшениями, потом поднялись наверх, мимо Посольских даров, к изящным табакеркам и гребням, коллекции чудом сохранившихся яиц Фаберже и снова спустились вниз, в современный мир, к бриллиантам Картье. По пути Фериде рассказала то, что Гуров уже знал, а именно о бриллиантах, когда они стали популярны, что раньше поставлялись в основном из Индии через Великобританию, которая столетиями имела монополию на торговлю этими драгоценными камнями.

– В тридцатые года часть украшений, самые дорогие, были изъяты. Для начала это должна была быть выставка. В помещении современного Алмазного фонда. Но, как вы понимаете, украшения не вернулись обратно в фонды музея. Вместе с драгоценностями были также реквизированы некоторые наиболее дорогие ковчежцы.

– Что? – вынырнул из пучины времени, куда погрузила его своим мягким голосом Фериде, Гуров.

– Сейчас покажу, – девушка снова отвела его в зал на первом этаже и показала красивый золотой ларец, украшенный драгоценными камнями, – в таких ларцах хранятся мощи святых.

– Понял. Просто не знал, как они правильно называются.

Фериде все с той же мягкой улыбкой кивнула, признавая за оперативником право на незнание чего-либо.

– Именно для этого тут есть мы. Чтобы рассказывать.

– Хорошо, а как тогда уцелела коллекция яиц Фаберже?

– На тот момент их было немного, кроме этого, яйца были не самыми дорогими изделиями ювелирной мастерской Фаберже. Бриллианты и другие драгоценные камни были не столь заметны, а коллекции изымались, грубо говоря, – Фериде немного поморщилась, словно это до сих пор была для нее болезненная тема, – по весу. Так же они и продавались за границу. Директором Оружейной палаты тогда был Дмитрий Дмитриевич Иванов. Изъятие ценностей началось гораздо раньше. С одна тысяча девятьсот восемнадцатого года. Но двадцать четыре яйца Фаберже Иванов вернул. Выкупил.

– В тридцатые годы?

– Это было очень известное дело. Но сейчас, предупреждаю сразу, я говорю про свои размышления на эту тему, – предупредила Фериде, когда они сидели на небольшом диванчике под окном, рядом с витриной Картье.

– Именно на это я и рассчитываю, Елена Юрьевна порекомендовала мне вас как очень хорошо разбирающегося в этой теме эксперта.

Фериде сдержанно кивнула и продолжила:

– Директор Оружейной палаты после этой истории не выдержал и покончил с собой. История была достаточно мутная, и у нас ходят слухи, что не так все просто с его самоубийством. Бесценные украшения продавались за границу по очень низкой цене. Но я не верю, что среди комиссариата были люди, которые вообще не разбирались в их ценности. Я думаю, что разбирались, и очень хорошо. И, скорее всего, деньги делились между теми, кто изымал, и теми, кто находил продавцов за границей. А в бюджет уходили гораздо меньшие суммы. На тот момент у власти стояли не очень умные люди, но в их окружении были те, кто управлял властью. Они были умнее. В пользу того, что все это было большой махинацией, говорило и то, что в документах, передаточных актах и описях царил хаос и невероятный бардак, и очень сложно было потом отследить, что и куда уходило. А после смерти Дмитрия Иванова практически все, кто работал с ним, либо уволились, либо сели в тюрьму, либо, – Фериде развела руками, – исчезли.

– А как он погиб? – спросил Гуров, ловя себя на том, что он перенимает манеру общения Фериде. Неторопливую, мягкую, но в то же время очень уверенную и краткую.

– В пользу самоубийства говорила записка, найденная у него на рабочем столе. «Не расхищал, не торговал, не прятал Палатских ценностей». Его тело нашли на железнодорожных путях. У него была снесена часть затылка, если я не ошибаюсь. Но ведь это мог сделать и не поезд.

– Возможно, что его кинули под поезд уже мертвым, чтобы замаскировать убийство, – машинально отметил Гуров.

Фериде кивнула:

– Да, скорее всего. Но на следующий день в Оружейную палату наведался следующий чиновник с очередным мандатом и реквизировал для продажи еще сто двадцать экспонатов. И среди них были те, за которые так рьяно сражался Дмитрий Дмитриевич. И даже выкупал их за свои деньги на аукционах. Его тело еще не успело остыть, а реквизирование ценностей продолжилось.

– Он был богат?

– Это неизвестно, – поморщилась Фериде, но добавила тут же: – Но есть документы о том, что много предметов директор покупал сам на собственные деньги.

– А как хранятся драгоценности? Есть еще какие-то, не выставленные в залах?

– Провести вас в фонд без разрешения директора я не могу, но да, конечно, как я понимаю, вас интересуют в первую очередь не фонды нашего музея, а запасники Алмазного фонда? – развела руками хранитель, но они договорились, что, если будет нужно посетить запасники, Гуров побеседует с Еленой Юрьевной. А про Алмазный фонд, само собой, лучше узнавать в Гохране. Это гораздо более закрытая организация, хоть и ее выставочные пространства находятся также в Кремле. И многие путают его с Оружейной палатой. Большая часть фондов организации перенесена в Гохран.

Гуров уже понимал, что постарается сделать это в обход директора, напрямую через Фериде, по тому, как вела себя Елена Юрьевна, было видно, что она оказывает помощь следствию, но только в рамках именно просьбы, не проявляя инициативы, и очень хочет, чтобы вся эта история как можно раньше закончилась. Не потому, что она расстроена из-за убийства Нелли Казинидис. Просто все это было… немного раздражающим и мешало директору музея хранить суверенность ее организации. Таких руководителей оперативник видел уже немало. Она будет защищать честь музея до последнего, и, даже если будет знать, что ее сотрудник в чем-то виноват, никто из окружающих об этом никогда не узнает.

После того как Фериде ушла на рабочее место, Лев смог переговорить с хранителем фонда Фаберже и архива и узнал, что Нелли в прошлом посещала все лекции по ювелирному делу, которые только читали в то время в Оружейной палате. Исходя из того, что она увлекалась ювелирным делом, и глядя на ее эскизы, можно сказать, что в этом не было ничего удивительного.

Но Лев был уверен, что это лишь начало лабиринта, куда заводит их Казинидис.

Уже через час Гуров буквально ворвался в свой кабинет в Главке.

Крячко как раз вернулся со своих встреч.

– И что у нас плохого? – тоном героя мультфильма «Тайна Третьей планеты», вечного пессимиста доктора Зеленого, спросил Станислав, видя настроение друга.

– Ничего тебе не напоминает?

Гуров открыл каталог Картье на изображении того гарнитура, что экспонировался в Оружейной палате, и показал другу.

– Браслет и серьги Казинидис. Они части этого гарнитура? Картье?

– Или это второй гарнитур, но сделанный в том же стиле и тем же мастером, – предположил Лев, – я в этом уверен.

Гуров соврал Фериде. Он немного разбирался в ювелирном деле. Их со Станиславом профессия обязывала разбираться практически во всем и запоминать детали.

Либо серьги и браслет, либо колье и перстень. Если бы это был один гарнитур, то такое обилие тяжелых каскадов бриллиантов стало бы перебором и показателем дурного вкуса.

Значит, это были два гарнитура, выполненные в одном стиле и одним мастером.

И кажется, что Гуров уже знал имя дизайнера этих украшений.

– Вы оба серьезно думаете, что у меня есть выход на ювелиров дома Картье? Ведь, если я правильно понимаю, это закрытая информация? – возмутился Петр Николаевич Орлов, когда оперативники пришли к нему с докладом.

– Очень нужно. Закрытая. Права на все произведения принадлежат дому Картье.

– Это будет официальный запрос, и, как ты понимаешь, ответ придет не очень быстро, – ответил генерал, побарабанив пальцами по столу.

Сложилась странная тенденция: во время расследования этого дела генерал Орлов вызывал своих подчиненных к себе в кабинет только по другим делам. А для того, чтобы выяснить что-то новое из дела Казинидис, всегда приходил сам. Уклончиво говоря, что хочет проветриться. Следователи не спрашивали, но было видно, что Орлов не очень хочет, чтобы кто-то еще, кто совершенно случайно может оказаться либо рядом с кабинетом, либо прослушивая кабинет генерала, узнал об этом деле.

– Есть ли у вас возможность выйти на нужных людей не по официальным каналам? – поинтересовался Петр Николаевич.

Крячко и Гуров кивнули.

– Действуйте, – сказал Орлов. И добавил: – Запрос я отправлю.

– Через твою Аглаю? – уточнил Крячко. Гуров кивнул. Генерал кивнул на прощание и вышел из кабинета оперативников.

– Интересно, кто Орлова слушает, – заметил Крячко без особого, впрочем, любопытства.

– Кто может слушать генерала Главка? – фыркнул Гуров, передернув плечами. – Сам-то как думаешь?

– Безопасники… – вздохнул Станислав и добавил иронично: – Это был риторический вопрос, если до тебя не дошло.

Гуров пожал плечами. Такое бывало раньше. Во время ведения громких дел, которые очень сильно интересовали начальство, Орлов вызывал их к себе в кабинет только для кратких формальных бесед. Если речь заходила про то, не нужно ли проверить его кабинет на прослушку, генерал только пожимал плечами с таким делано равнодушным видом, что становилось понятно: прослушка вполне легальная, и если бы генерал хотел, то легко бы ее убрал. Но раз терпит, значит, знает, как избежать того, что кто-то услышит что-нибудь лишнее.

Что-то вроде чуть более усиленного контроля, который при грамотном использовании можно было легко использовать против тех, кто накидывал этот «поводок».

В этом деле очень много всего не сходилось. Пока Крячко поехал «уточнить» по поводу подрывника Капибары, Гуров отправился по знакомому адресу на Старый Арбат.

Конечно, учитывая современные технологии и возможности, уже давно не нужно было мотаться по городу, всю необходимую информацию мог собрать грамотный технарь-аналитик. Найти, где нужно, вытащить оттуда, откуда формально ее добыть сложно, распечатать, красиво упаковать в папочку и положить на стол сыщику.

Но Лев Иванович привык работать по старинке. Потому что только в разговоре можно разобрать все полутона, которые не разглядишь за потоком данных. Людей, как бы они хорошо ни владели собой, все равно можно вывести на нужный разговор. Сыграть на слабости, на страхе, на любви. Найти нужные точки и продавить их. Вывести из себя. Запутать. Надавить. Или, наоборот, погладить, успокоить, потешить самолюбие, немного поддаться там, где нужно. За время работы люди для Гурова, с одной стороны, казались раскрытой книгой.

А с другой стороны, не переставали удивлять.

По пути на Старый Арбат сыщика настиг телефонный звонок от Якова Платоновича. Он, неожиданно для оперативника, дал Льву Ивановичу наводку на одного очень интересного персонажа. Человека, который смог пережить всю эту историю с «Голден Ада». Как отозвался комендант Кремля, этот человек был неплохо осведомлен о деле бриллиантов и мало того что одно время помогал в оформлении документов, так он даже не бросил Казинидиса после судебного разбирательства и навещал его в «Матросской Тишине». Сейчас он живет на Урале, в Перми. Но с ним можно пообщаться по телефону и по видеосвязи в любое удобное время. «Очень интересный персонаж», как отозвался о нем комендант Кремля.

– Так уж в любое удобное время? – иронично переспросил полковник.

– Да, именно так, – ответил Яков Платонович, и полковник словно наяву увидел, как его собеседник улыбается подобно сытому коту, – я очень сильно его попросил об этом. И он был рад оказать мне услугу.

Гуров переслал контакты Станиславу, перезвонил ему, но оказалось, что друг уже пообщался с комендантом. Свидетель был готов выйти на видеосвязь.

Баронесса оказалась на работе, она принимала картины нового автора. Судя по ее довольному лицу, художник был полностью в ее вкусе. Молод, нищ, голоден и талантлив.

– Лев Иванович, проходите в кабинет. – Секретарь мягко тронула следователя за рукав. В кабинете Аглаи горел приглушенный свет, а на столе в этот раз специально для сыщика был чай.

Также на столе лежало несколько каталогов, которые можно было полистать в ожидании хозяйки кабинета, что Гуров и сделал, ведь именно этого от него и ждали. И буквально через десять минут полковник убедился, что каталоги там были подобраны не просто так. По хронологии и интересующей его теме. Как оказалось, украшения в псевдорусском стиле были популярны в разные годы почти во всех ювелирных домах Европы. Каталогов было много, и в какой-то момент Лев понял, что у него начинает кружиться голова и рябить в глазах от всего этого количества драгоценных камней и томных лиц моделей, которые их рекламировали.

– Можешь посмотреть потом, – предложила Аглая, которая, как оказалось, уже минут пять, не меньше, сидела за своим рабочим столом, пила чай и одновременно записывала что-то в ежедневник. Лев тоже предпочитал бумагу в качестве носителя информации. Тем более что заметки, написанные от руки, помогали разложить в голове всю необходимую информацию по нужным полочкам.

– Это все работы Казинидис?

– Не знаю, честно. При всем таланте Нелли, у нее не было как такового авторского стиля. Когда вы с другом ушли, я еще раз пересмотрела все наброски и каталоги и поняла, что на самом деле она просто копировала известные украшения, добавляя к ним что-то свое, – Аглая пожевала дужку очков, покачиваясь в кресле, – хотя в целом это тоже можно назвать авторским стилем. Единственное, что, пожалуй, я могу тебе сказать точно, она всегда работала только с бриллиантами. Другие камни ее не особо интересовали. Я поспрашивала тут старых знакомых. Нелли покупала бриллианты в ЮАР или в США у знакомых поставщиков. Она сама говорила, что ей не нужны крупные партии, буквально по паре камней. На массовый поток, понятное дело, она ничего не ставила.

– Странно, учитывая историю ее мужа, я думал, что у нее есть свой, домашний запас, – чуть мрачновато рассмеялся Гуров.

Аглая приподняла брови:

– Андрей уже находился под следствием. Нелли не работала официально, потому что, сам понимаешь, она делала хорошие красивые вещи, но под ее фамилией продать их было бы сложно.

Лев еще раз поблагодарил за помощь, собрал все каталоги в коробку, которую принесла секретарь, все больше напоминающая следователю тень – она появлялась за спиной так же неожиданно, как исчезала. Двигалась совершенно бесшумно, и он так и не понял, как именно Аглая вызвала свою помощницу. Она не звонила по телефону, не нажимала кнопку под столом и не звала ее. Не силой же мысли?..

После этого он вернулся в собственный кабинет, чтобы пообщаться по видеосвязи со знакомым Якова Платоновича. Интересные знакомые оказались у коменданта Кремля. Гуров сразу узнал его, несмотря на то что прошло много лет и он видел только несколько фотографий далеко не лучшего качества из личного дела и сканы газетных фото.

– Добрый вечер, – приветливо поздоровался с Гуровым тот самый директор ювелирного завода «Изумруд», «Дочь Урала» в прошлом, Кирилл Ярцев. Который все еще был директором завода и продолжал заниматься ювелирным делом.

– Добрый.

Лев Иванович отлично умел вести допросы, но особенно хорошо ему удавались задушевные беседы, в ходе которых можно было узнать о деле гораздо больше. Главное, выбрать правильный тон. И задавать нужные вопросы. Кирилл оказался на удивление открытым и общительным собеседником, конечно, не последнюю роль в этом сыграл Яков Платонович, видимо «настоятельно» порекомендовав пообщаться с сыщиками.

После разговора вопросов стало еще больше, чем ответов. Ярцев рассказал, что они с Андреем не теряли друг друга из виду и поддерживали связь после того, как Казинидиса отпустили. И Кирилл твердо заявил, что еще до того, как было заведено уголовное дело о мошенничестве, Казинидисы вернули все деньги заводу, и он получил прибыль.

– Они полностью закрыли все счета перед нами, – несколько раз подтвердил Ярцев и добавил, что, насколько ему известно, в бюджет было возвращено гораздо больше, чем об этом заявлено в прессе.

– Конечно, я не видел счетов и подписанных бумаг, все это было на словах, но я присутствовал на суде, где Андрей дал показания, что больше ста восьмидесяти миллионов он перевел в фонд избирательной кампании нового правительства, поэтому они и не попали в бюджет страны.

– То есть этих денег так никто и не увидел, – криво усмехнулся Гуров, прекрасно понимая, что в девяностые «избирательная кампания» – отличный способ отмыть средства или надежно спрятать их.

Кирилл ничего не сказал, но еле заметно кивнул, признавая возможную правоту следователя.

– В девяносто седьмом к Андрею уже не было никаких претензий. А в двухтысячных, в самом начале, он прилетал в Москву, оттуда в Тюмень, открыто и по своим документам, – добил сыщика Ярцев.

– А Нелли? Что вы можете сказать про его жену?

Кирилл пожал плечами, ответив, что Нелли он знал очень плохо:

– Она сразу улетела в Грецию, и я не видел ее с тех пор. Мне показалось, что Андрей специально спрятал жену максимально далеко от всех. Я знаю, опять же совершенно случайно, просто услышал их разговор по телефону, что у нее была небольшая квартирка в Праге. И что она постоянно путешествовала. Андрей говорил, что для ее работы нужно подтверждать образование, и Нелли делала это в каждой стране, где она работала. Он так и говорил, что у его жены дипломов гораздо больше, чем было у всей семьи Андрея. Но я знаю, что она путешествовала по Уралу. Без меня.

– То есть с ней вы не общались? – уточнил Гуров.

– Общался, но так. Поверхностно.

Первый звоночек. Ярцев явно соврал. И запнулся. Но тут же надел обратно маску показного дружелюбия и заверил оперативника в том, что готов помочь во всем. Когда он повторил это в третий раз за время разговора, Гуров понял, что Ярцев врет. И то, что он говорит, можно делить на два. Проверить все равно будет сложно.

На всякий случай Лев уточнил, не знает ли Кирилл о тех, кто мог бы желать Казинидисам смерти, и тут его снова поджидал сюрприз. Потому что Ярцев еще раз и крайне настойчиво повторил, что Андрей полностью расплатился со всеми и по всем долгам. Не только со своими российскими кредиторами, но и с иностранными.

– Ну а как же долг в казну? Бриллианты Гохрана?

– Конечно, я не присутствовал по время передачи или перевода денег. Но уже одно то, что его выпустили на свободу, потом позволили выехать из страны и пустили обратно, свидетельствует о том, что он больше не был никому ничего должен.

– Или с него нечего было больше взять.

– Если человек умный и смог провернуть несколько афер такого уровня, то с него всегда будет что взять, – чуть кривовато усмехнулся Ярцев, потом подумал немного и добавил: – Возможно, к нему были вопросы у спецслужб, но не знаю.

– Последний вопрос, вы не знаете, были ли у Казинидисов дети?

– Были. Двое, – машинально ответил Ярцев, он уже настроился на завершение разговора, и этот ответ вылетел у него раньше, чем директор завода успел схватить себя за язык, – но я с ними незнаком и не видел их.

Лев Иванович задумался. Он уже закончил разговор с Ярцевым и смотрел в окно, барабаня пальцами по столешнице. Слишком уж положительный получается образ мошенника. Хотел помочь родной стране, отсидел срок, а потом, неожиданно, вернул все долги. Да еще и утверждал, что помогал действующей в то время власти. Может быть, именно по-этому его так сравнительно быстро и отпустили?

Не вязалось. Не отпустили бы. Тут было что-то еще. Еще и жена, которая держалась в тени и которую убили спустя почти тридцать лет таким способом, оставив ее в месте, где все намекало на старое дело. И двое детей?

– А если мы копаем не там, – предположил он вслух, когда вернулся Крячко и устало опустился в кресло.

– Ты о чем?

– Мы проверяем врагов Андрея и жизнь Нелли. А что, если наоборот? У нее были враги, которые решили убрать ее и, возможно, угрожают жизни мужа? – развил свою мысль Лев Иванович и добавил: – Очень интересная дамочка у нас вырисовывается. Подтверждала во всех странах свое образование, вся такая творческая и талантливая, держалась в тени мужа. А в бриллиантах, похоже, разбиралась лучше нашего Остапа Бендера.

– Промышленный шпионаж, например, – озвучил догадку Станислав и на удивленный взгляд Гурова добавил: – Это до сих пор крайне популярная тема. Если Нелли приносила пользу, то именно поэтому могли не особо трепать Андрея и крайне быстро отстать от их семьи. Ты знал, что разведчиков для сбора данных у нас готовили не только в МГИМО, но и в Плехановском?

Лев Иванович кивнул и постучал себя пальцем по уху:

– Одним ухом. Левым, на паре дел. Правое как раз после этой пары дел плохо слышит.

Крячко кивнул:

– Ну, учитывая, какое дорогое дело эта экономическая разведка, то странно, что левое ухо у тебя вообще еще на месте. Как и все остальные части тела.

– Что по Капибаре?

– Тишина. Мои люди вышли на него напрямую, телефон он после этого скинул. Нет ничего, что мы могли бы привязать к нему, потому что личность не установлена. И нет ни одного внятного свидетельства, как выглядит этот самый Капибара. Я прошелся по своим знакомым в самых разных кругах и собрал все самые интересные сплетни.

– Обожаю сплетни, – улыбнулся Гуров.

– Кто же их не обожает. Капибара наемник. Прекрасно говорит по-русски, но гражданство у него не российское. И он действительно сейчас воюет. По свидетельствам одних очень благочестивых граждан, он серб. По свидетельствам других, кореец.

– Какое расовое разнообразие. И понятное дело, воюет не на нашей стороне.

– Само собой. Покопался в старых делах, просто интереса ради, пока ты там у нас изучал прекрасное и погружался в искусство. В общем, линия по взрыву у нас дохлая. В целом есть восемнадцать очень точных точечных, если можно так сказать, взрывов за последние пять лет. Все они приписываются Капибаре. Саперы уже узнают его стиль, но никаких следов и никакой возможности на него выйти пока нет. Есть только подозрения на него и надежды. Кстати, вполне допускаю, что под его маркой может работать несколько подрывников. Такие дела у нас с тобой уже были.

Лев кивнул, принимая во внимание все, что сказал ему напарник, и уточнил:

– Какие подозрения? И у кого?

– У нас. Многие дела, в которых были подобного рода направленные взрывы, проходят через наше ведомство, – отозвался Крячко.

Гуров согласился. Эти дела он помнил, по ним пока шло производство и оформление. И взрывы в самом деле там фигурировали.

– И еще кое-что, – добавил Стас, глядя на часы, – четверг. И конец рабочего дня.

– И что? У нас дело, много работы и крайне сжатые сроки, – отозвался Гуров со своего места. Было видно, что он готов сидеть в кресле до последнего.

– Ты обещал жене. И своему врачу. И Орлову, кстати, после того отпуска в санатории, где тебе вправляли спину, тоже обещал.

Напарник был неумолим. Добавил, что, если нужно, он выкатит друга к машине вместе с креслом, и тот точно не хочет такого позора.

Лев Иванович вздохнул. Ну, надо признать, конечно, что после того, как он стал ходить в спортзал, стало как-то… легче. Нет, конечно, ему было далеко до всей этой публики, все мысли которой занимало правильное питание, спорт и прочее. Нет. Но полковник ловил себя на мысли, что стало как-то неожиданно больше сил. Тем более что на беговой дорожке хорошо думается.

Стас занимался из солидарности с Гуровым, но даже серьезное отношение к спорту не мешало ему постоянно подкалывать друга, что лучше бы они пошли на йогу, это сейчас моднее и полезнее для нервной системы. Начали вроде бы по требованию врача, но как-то неожиданно оба втянулись.

– А ты знал, кстати, что сейчас очень модно среди девушек снимать стресс в тире? – спросил напарник после тренировки. В подвале спортивного комплекса, куда ходили друзья, находился тир, и сейчас оба сыщика с удивлением наблюдали, как из зала выпорхнула стайка молодых барышень, явно из одного офиса или, может быть, просто из одной компании, которые расселись по дорогим машинам и уехали.

– Я не понял, а как же старые добрые маникюр, поход по магазинам и пончики? Это уже не модно? – вздохнул Гуров и добавил: – Мне и Марии теперь на Восьмое марта подарить абонемент в тир? Вдруг ей тоже захочется снять стресс после репетиции и очередного капризного режиссера.

– Так она хорошо стреляет, – машинально ответил Станислав, хлопая себя по карманам в поисках ключей от машины.

– А ты-то откуда знаешь? – весело возмутился Гуров.

– Когда мы с тобой летали в очередную командировку, на Урал, помнишь? По убийству журналистки? Твоя жена в это время ходила в тир и училась там стрелять. И отлично освоила это мастерство. Ей было нужно для роли, но потом она втянулась, наверное. Мне рассказала Верочка, это она порекомендовала твоей жене тир.

– И она туда же? – Лев потер виски. – Не перестают меня удивлять наши женщины.

– Девочки – такие девочки, – вспомнил старую присказку Крячко и развел руками, – хотя, мне кажется, ты же сейчас о Казинидис? Думаешь, много нас еще сюрпризов ждет?

– Я уверен, что много, – сказал Гуров, – уверен.

Перерыв был окончен. Следователи знали, что, каким бы важным дело ни было, нужна передышка. Пусть несколько часов, но это будут только твои несколько часов. Иначе мозги буквально начинают буксовать.

Каталоги, которые Гуров взял у Аглаи, лежали в коробке в машине, и он решил, что просмотрит их дома. Может быть, они натолкнут его на какую-нибудь мысль.

Важна каждая мелочь. В этом он уже убеждался не один раз.

– Что тебе сказал профайлер? – спросил Станислав у друга. Каждый год они обязаны были проходить не только медкомиссию, но и профайлеров. Психологов, которые должны отметить, насколько на работников Главка влияет их работа и насколько сильно угнетает их взаимодействие с преступным элементом.

В последнее время это стало обязательным, потому что… потому что где-то наверху решили, что то ли сыщики слишком интенсивно работают, то ли у них чересчур много свободного времени, и неплохо бы, чтобы они находили возможность найти минутку (полчасика скорее) и посидеть в уютном кресле в просторном кабинете психолога. На самом деле не было никакого уютного кресла и просторного кабинета. Профайлер Дягилев чаще всего встречал сыщиков в курилке или столовой, задавал пару вопросов и убегал на какие-то свои, несомненно важные дела, а бумаги подписывал и отдавал начальству. Всех такой расклад идеально устраивал.

Притом вопросы профайлер задавал всем разные и немного странноватые. Что-то вроде: «Что вы ели на завтрак позавчера?», «Цвет вашей любимой чашки?», «Когда ближайший день рождения у кого-то из ваших близких?». Однажды после одного очень тяжелого физически и морально дела для Гурова, когда Льву Ивановичу пришлось принимать непростое решение и был убит подозреваемый в серии преступлений, Дягилев дал допуск к работе для сыщика, задав всего два вопроса: «Синий или зеленый цвет?» и «С чем у тебя ассоциируется солнце?». И все. А когда Гуров спросил, что было бы, выбери он, к примеру, зеленый, а не синий цвет, профайлер ничего не ответил, а просто улыбнулся.

Но в этот раз Лев Иванович сам попросил о встрече с Дягилевым. Ему нужно было проконсультироваться по вопросу Казинидис. Грубо говоря, очень требовался полный психологический портрет, ну, или хотя бы направление, от которого можно сложить личность убийцы. Слишком уж много из того, что они уже нарыли, и из того, что ему рассказывали, не сходилось с тем, что он помнил о Нелли и деле «Голден Ада».

– Мы еще не встречались. Завтра. Но зато я поговорил с интересным знакомым Якова Петровича, – отозвался Гуров и коротко пересказал разговор с Ярцевым.

– Значит, заодно поищем врагов Нелли, – подвел итоги Стас. Этому напарники решили посвятить завтрашний день. Они все еще не уехали от спортивного зала. Разминка помогла немного разгрузить голову, поселила в теле приятную усталость и в то же время непонятное вдохновение, когда хотелось сделать что-то еще.

Неожиданно Станислав рассмеялся.

– Ты чего?

– Да как в детстве, когда сначала ты провожаешь друга домой, а потом он тебя, и так пару часов, пока не выйдут родители.

Гуров посмотрел на свою машину и понял.

Они ходили туда-сюда от машины к центру уже минут сорок, согласно часам, и все никак не могли поймать за хвост разбегающиеся мысли.

Но определенно, энергии после спортзала стало больше. Наконец друзья распрощались и разъехались по домам.

Лев машинально захватил домой коробку с каталогами, решил, что полистает вечером. Мария уже была дома, они спокойно поужинали, не говоря о делах. Потом Гуров спустился к машине, нужно было поменять масло на своем авто и свечи на машине жены. Он всегда делал такие простые манипуляции сам, чтобы не дать себе расслабиться и не жить одной только работой. Хотя не особо получалось. Все-таки он был сыщиком настолько, что однажды, когда пил прописанные ему витамины, машинально прочитал этикетку, и в голове включился голос судмедэксперта: «В крови были обнаружены следы следующих веществ…»

Когда он вернулся домой, то увидел, что Мария аккуратно разделила каталоги, которые он оставил на столе, на две стопки.

– Они же разные, – пояснила жена и добавила: – Хотя мастер, мне кажется, один. Удивительные украшения.

– Поясни? – попросил Лев, садясь рядом.

– Вот тут, – Мария открыла каталог из первой стопки, – украшения сделаны специально в псевдорусском стиле. Но, как раньше говорили в американских фильмах, «Водка, матрешка, автомат». Все слишком вычурное, тяжелое. Но я думаю, что такое, наверное, хорошо продавалось в то время. Хотя не очень понимаю почему.

– А если как вложение денег просто? Кто-то вкладывает в недвижимость, кто-то в украшения? – предположил Лев Иванович, вспоминая то, о чем говорила ему Фериде. Хотелось сравнить два мнения.

Мария поморщилась:

– Вряд ли. Это уже как вторичное жилье. Такая тяжелая безвкусица, она скорее пойдет на лом и переплавку. И это сильно удешевит материалы. Понимаешь, Левушка, это не антиквариат, не работа известного мастера – в общем, не объект коллекционирования, который со временем только дорожает. А так, цацки, – фыркнула она чуть презрительно. – Писк моды, можно сказать. Когда-то на такие были падки новые русские, например. А теперь – только в переделку и пойдут. Все эти штуки в любом случае придется переделывать. Мне кажется, мало кто согласится сейчас такое носить. Но и каталоги не новые.

Она взяла вторую папку:

– А вот это совсем другое дело. Видишь, тут тонкая и очень изящная работа.

Гуров с интересом посмотрел на жену:

– Я знаешь о чем подумал? Что если бы у меня было несколько партий камней и среди них были бы бриллианты очень хорошего качества, то я бы спрятал их именно в таких изделиях. Которые особо не будут пользоваться спросом, – он кивнул на первую стопку каталогов, с аляповатыми и отчасти безвкусными украшениями, – но которые можно будет потом без сожаления переплавить и камни уже пустить вот сюда. – Лев взял один из каталогов популярного ювелирного дома с коллекцией двухлетней давности.

– А зачем тебе прятать камни таким образом? – приняла игру Мария. Это дело ей тоже было интересно, хотя, по их соглашению, она не спрашивала о делах. Да Гуров и не имел права о них рассказывать. Лев в самом деле старался не приносить свою работу домой, в том числе и потому, чтобы в случае чего уберечь жену от возможной опасности. Принцип «Меньше знаешь, лучше спишь» всегда актуален, если твой муж – оперативник Главка. Но… Такие дела Мария любила. Где нужно было поломать голову, попытаться найти решение. Изящные дела в духе великих детективов прошлого. Как хорошая актриса, она старалась внимательно слушать мужа, мало ли какие интересные грани пригодятся ей потом для очередного персонажа.

– Например, чтобы сказать и наглядно показать, что пока они еще плохо продаются и, соответственно, прибыли нет. Или что они выставлены на продажу. Не знаю, нужно подумать. Но подумаю я об этом завтра, – сказал Лев и позвал жену на вечернюю прогулку. С недавних пор это стало еще одной их маленькой традицией. Прогуляться перед сном, если позволяла погода. Когда шел снег, становилось так тихо, а Москва казалась такой сказочной, уютной, доброй. Обычно прогулка занимала минут тридцать-сорок, но этого хватало, чтобы, каким бы ни был загруженным день, муж с женой снова начинали улыбаться.

С профайлером Дягилевым Льву удалось встретиться ранним утром следующего дня. Они пересеклись у входа в Главк, притом профайлер выглядел так, как будто он и не уходил домой. Специалист внимательно выслушал все, что ему рассказал сыщик, и пожал плечами.

– Либо гений, либо немного не в себе, учитывая множество мелочей, которые были учтены в этом деле. Вопрос только, в каких пропорциях все это смешано. Я бы с удовольствием пообщался с такой личностью.

– Ты об убийце? Думаешь, он ненормальный? – на всякий случай уточнил Лев. Профайлер Главка в самом деле всегда с интересом относился к маньякам, убийцам, и особенно ему нравились дела наемных убийц. Кажется, он писал диссертацию на тему того, какая доля мозга участвует в планировании убийства как дела, а не как запретного с точки зрения этики и закона действия.

– Почему об убийце? Нет-нет. Я о вашей жертве, – ответил Дягилев, – очень интересная личность. Слишком хорошо держащая себя в руках и слишком умная. Обычно именно из таких получаются идеальные психопаты. Расскажи потом, как ее смогли заманить в ловушку и убить. Хотя… знаешь… если бы я писал эту книгу, главной все равно была бы она.

– Ты бы сделал ее убийцей?

– Я думаю, что да, – неопределенно ответил Дягилев и добавил: – Из нее бы вышел убийца, поймать которого можно было бы только в том случае, если бы она сама так решила. Вся ее жизнь, исходя из того, что ты мне рассказал, продумана до мелочей. Я уверен, что в ее распорядке не было места случайным встречам и знакомым. У таких людей, кстати, обычно не бывает своих детей. Либо бывают, но приемные и сразу взрослые. Обычно они усыновляют подростков и сразу заключают с ними что-то вроде договора. Мне встречались такие семьи. И это были очень счастливые отношения.

– Жуть. Договор с ребенком, – неловко пошутил Гуров.

Сразу после этого Лев Иванович поехал в Плехановский. Если они решили выяснять историю Казинидис, то нужно начинать с начала.

Времени, конечно, прошло очень много, и вряд ли там остался кто-то, кто помнит Нелли и Андрея, хотя дело и было громким, и уж точно их фотографии не обнаружишь где-то на Доске почета, но наверняка есть их личные дела в архиве. И может быть, что-то еще. Гуров не привык пренебрегать возможностью получить дополнительную информацию. Из любого источника.

Экономический университет встретил сыщика удивительный тишиной. Перед тем как приехать, он договорился с архивом, и его уже ждала лаборант.

Как оказалось, чету Казинидис очень хорошо помнила директор архива, представившаяся Верой.

– Нелли работала у нас с первого курса. Даже раньше. Она работала моей помощницей около года до того, как поступила, и еще три года после. Очень старательная, усидчивая, придумала свою систему хранения дел, мы до сих пор ею пользуемся. Всегда спокойная и рассудительная, про таких сейчас говорят «стрессоустойчивая».

– А после окончания университета вы поддерживали связь? – Гуров достал блокнот. Он задавал наводящие вопросы, а речь начальницы архива лилась неторопливой рекой. Нужно было только успевать направлять ее в нужное русло. Как оказалось, она помнила очень много всего полезного. У Нелли, когда она пришла на работу в университет, еще не было своего компьютера, поэтому все свои работы она писала в архиве. Через некоторое время к ней присоединился Андрей. Он тоже пришел сначала на работу лаборантом, Вера уже не помнила, на какую из кафедр он пришел работать, но это можно узнать. Они проводили вместе почти все свободное время, вместе ходили учиться, работали, делали общие проекты.

– Вам, наверное, нужно встретиться с Нифонтовым. Он с кафедры финансового менеджмента. Был влюблен в Нелли, хоть и преподавал у нее. После того как она окончила его курс, он разработал грантовый проект специально под Нелли и пригласил ее стать соавтором. И кстати, он еще долго поддерживал с ними связь и, насколько я помню, когда открыли это ужасное дело против Андрея, ездил к нему в СИЗО, отвозил продукты и помогал всем, чем мог.

– Какая у вас память! Прошло же тридцать лет! – восхитился Лев Иванович.

– Это моя работа, – отозвалась Вера. Она подошла к стационарному телефону, позвонила на кафедру, и очень скоро в архив спустился моложавый мужчина, чуть старше Гурова. Было видно, что он старался поддерживать хорошую физическую форму, уделял внешности немало внимания, но оно и понятно, кольца на пальце не было, а студенток и аспиранток вокруг крутилось немало, и, видимо, хотелось произвести на них впечатление не только знаниями.

Привычно «срисовав» портрет, Гуров начал беседу и понял, насколько он ошибся, думая, что перед ним пустышка-франт. Преподаватель искренне пытался помочь, пообещал расспросить коллег и общих знакомых, в общем, помочь всем, чем сможет. Он был очень внимательным собеседником и тут же вывалил на Гурова такое количество мелких подробностей университетской жизни Казинидисов, что Лев достал блокнот и часть записал.

– Нелли была удивительным человеком, – искренне расстроился, узнав о ее смерти, Нифонтов, – она умела вдохновлять. На самом деле Вера неправа. Тот проект придумала Нелли. Кстати, и за Андрея большую часть работ писала Нелли. Моя будущая жена тогда тоже работала на кафедре, мы все работали над проектом. Когда мы выиграли грант, Нелли уже, как мне показалось, охладела.

– К проекту, Андрею или в целом? – уточнил Гуров.

– Ко всему. Кроме Андрея, конечно же. У них была даже не любовь, нет. Это было сразу продуманное партнерство. Нелли решила, что они будут вместе всю жизнь, а он согласился и полюбил ее. Охладела она прежде всего к выбранному направлению учебы. Нелли хотела даже уйти из университета, Андрей уговорил, сказать по правде, без нее бы он не доучился. У Нелли был удивительный талант. Если она бралась за что-то, то у нее получалось. Практически все, за что бралась. В то же время, насколько я помню, она начала посещать какие-то лекции в Оружейной палате и училась у каких-то старых ювелиров на Арбате. Собственно говоря, в Кремль попала благодаря Андрею. Он подарил ей билеты в музей. Его посадили сразу после того, как мы выиграли проект… А выиграть тогда было очень сложно. Практически нереально, но Нелли была невероятно азартной. Только начали открываться казино, плюс играли на студенческих вечеринках. Покер, преферанс. Однажды она проиграла крупную сумму, отдала и после этого завязала играть… Так о чем это я? Когда мы получили грант, Андрей перешел на другой факультет и занялся легкой промышленностью, вы можете запросить их дипломные работы. А Нелли хоть и осталась на финансовом менеджменте, но ей стало интереснее рисовать. У нее были замечательные рисунки, многие из них я сохранил где-то, если вам будет интересно, я найду. Мы с женой даже ходили на ее выставку.

– Вы навещали Андрея в СИЗО и в «Матросской Тишине»? – поинтересовался как будто между делом Лев Иванович, делая пару пометок в блокноте. На самом деле он просто нарисовал там галочки, но на неподготовленных собеседников такой прием действовал так, словно их уже «взяли на карандаш».

Но вместо того, чтоб как-то напрячься или удивиться, Нифонтов обаятельно улыбнулся:

– Конечно. Они были для меня очень близкими друзьями, как я мог бросить Андрея без поддержки в тюрьме, когда Нелли носила под сердцем ребенка.

– То есть ребенок у них все-таки родился?

– Организм Нелли был слишком слаб, к тому же такие стрессы, к сожалению, был выкидыш.

И снова искреннее сочувствие и такая теплота и забота в голосе.

Лев бы купился, но… Отчего-то он не доверял таким людям. И даже когда жизнь, в редких случаях, но все же такое бывало, переубеждала его в обратном, он соглашался с тем, что да, это исключение из правил. И продолжал не доверять.

Чету Казинидис очень хорошо помнили и знали в их альма-матер. И, как ни странно, никто из тех, кто знал Нелли и Андрея, не упоминал аферу с «Голден Ада» в негативном ключе. Для них всех это было «ужасное дело для такой замечательной семьи, и как хорошо, что все закончилось». У Гурова даже сложилось впечатление, что преподаватели и бывшие коллеги Казинидис всякий раз, когда Лев специально выводил разговор на мошенничество и незаконную деятельность Андрея, говорили о нем… с гордостью и даже некоторым восторгом. Еще одним бонусом оказался огромный фотоархив, который был бережно отсканирован лаборантами архива, и по просьбе Гурова его скопировали ему на флешку. Оперативник решил собрать информацию по максимуму.

– Мне кажется, что они считают его там кем-то вроде Остапа Бендера, – сказал Гуров, делая промежуточный доклад по проделанной работе Орлову, который снова сам заглянул в кабинет к операм.

– Их там учат делать деньги, – предположил Станислав, – и если кто-то находит способ делать их быстро, то, значит, хорошо учился. Версию с промышленным шпионажем отметаем?

Гуров покачал головой:

– Я бы не отметал. Пока не будет доказательства обратного.

Петр Николаевич кивнул:

– Да. Я бы тоже. Экономический шпионаж в то время был очень прибыльным делом. Была у меня парочка таких дел, с виду обычные челноки, а собирали и передавали информацию с невероятной скоростью. В области автопрома.

Пришла очередь удивляться Гурову. Обычно Орлов держался нейтральной стороны, не выдвигая версий и не принимая ничьей стороны.

– Я тут порасспрашивал друзей-знакомых. Казинидис действительно много лет была дизайнером украшений у Картье и Булгари. Но это были такие… вычурные заказы, а вот по-настоящему яркие ее изделия делались по заказам неизвестных, но очень богатых лиц. Основные заказчики шли через Прагу. И еще. Тело Казинидис заберет ее сын, он прилетает завтра. – Орлов передал визитку сына Нелли и Андрея Гурову.

– Единственный, кто упомянул, что у них были дети, вернее, даже не упомянул, а намекнул, – Ярцев, проговорился, я бы сказал, – отметил Лев. – Он хорошо осведомлен о жизни этой семьи и очень старался говорить так, чтобы выдать как можно меньше информации. Нифонтов, наоборот, постарался завалить меня максимумом ненужных подробностей.

– А учитывая, что дети родились после переезда в Грецию, он продолжал поддерживать связи с семьей Казинидис? – спросил Станислав.

Петр Николаевич вздохнул:

– Одна бабушка на скамейке у подъезда рассказала мне, что своих детей у них не было. Нелли потеряла ребенка и долго не могла родить. Они усыновили двоих, мальчика и девочку.

– Какая у вас осведомленная бабушка, – восхитился Станислав.

Гуров усмехнулся уголком губ:

– Нифонтов сказал то же самое, что Нелли потеряла ребенка во время суда над мужем. И когда нам ждать младшего Казинидиса?

– Завтра в десять. Сначала он к вам, а потом уже в морг для оформления. В городе он всего на три дня. По официальной версии, в доме, который снимала Казинидис, был пожар, все вещи сгорели. Еще она арендовала машину представительского класса, вот фотографии и номера. Авто еще не нашли. Ключи, я так понимаю, у вас.

Орлов ушел, а Гуров, пока еще не увезли тело, решил наведаться к Дарье. Узнать, не обнаружила ли она чего нового, о чем забыла им рассказать.

Судмедэксперт, как это часто бывает, была человеком незаурядным, увлеченным, но… временами забывчивым. И к тому же, несмотря на количество дипломов, часто сомневающимся во всем. Работала она совсем недавно и каким-то образом сразу сработалась с Мегерой Давтяновной.

Поэтому Лев Иванович сразу выработал свой стиль общения с Дарьей, он приходил к ней и просто не уходил, пока не вытаскивал из нее все, что касалось дела. Во время работы Дарья записывала все не в блокноте или файле в рабочем компьютере, а на маленьких обрывках бумажек. Бумажки эти копились в ящиках стола и карманах халата, и потом, рассматривая только ей одной понятные каракули, Дарья давала полный отчет. Гуров как-то раз пробовал сам разобраться в этих каракулях, но не понял ровным счетом ничего. В шутку они с Крячко тогда решили, что она пишет на придуманном ею самой языке.

– Все оказалось очень просто, я звонила вам много раз, но вы почему-то не брали трубку, оба, – как обычно, засуетилась Даша. Во время передышки она играла в компьютерные игры, и сейчас герой одной известной игры ехал на лошади по дороге, вдоль которой росли деревья. Гуров пригляделся. Точно. На некоторых из них покачивались повешенные вроде бы люди. Ну, или не люди, а какая-то человекообразная нечисть.

– Снимаешь напряжение?

– Да вот, гуляю. На лошадке катаюсь. Пейзаж, правда, не очень, – смутилась эксперт и опять затараторила: – У нее была опухоль, рак в запущенной стадии. Что странно, я не вижу следов лечения. Химия, радиотерапия, любое другое медикаментозное вмешательство оставило бы следы. А она, похоже, просто не лечилась.

– А могло быть так, что заболевание обнаружили в последний момент?

– Нет, не думаю. Она принимала лекарства. И я точно могу сказать, что карту лечения ей составил очень хороший врач. Это обезболивающие плюс поддерживающая терапия. Такая, чтобы она могла быть бодрой и полностью работоспособной, но в течение ограниченного количества времени. Грубо говоря, вместо того чтобы прожить года три-четыре, но в слабости, она прожила полгода, но жизнью обычного человека. Судя по изношенности ее организма и всем анализам, ей оставалось очень мало времени.

– Неделя? Месяц?

Дарья поморщилась и потерла переносицу:

– В лучшем случае месяца два-три, я думаю. И то в стерильном боксе. Скорее всего, она держалась исключительно на химическом коктейле и упрямстве.

– Есть мысли, почему она не лечилась?

Дарья пожала плечами:

– Я встречала таких людей. Кто-то борется до последнего, а кто-то вот так. Решает, что сколько проживу, столько проживу, но сделаю это с удовольствием. Но это она зря. При ее возможностях можно было побороться, я думаю, и она могла победить.

Гуров кивнул:

– Подготовь все, завтра приезжает ее сын. Заберет тело для похорон. Может быть, он расскажет что-то.

Остаток дня Гуров вместе с Крячко посвятили телефонным переговорам. Нужно было собрать максимум информации обо всех передвижениях Нелли, Андрея и всей их семьи под всеми их именами.

Как оказалось, приемная дочка пошла по стопам матери, только уже официально и под своим именем. Она жила в Англии и была любимым ювелиром королевской семьи. Разрабатывала собственную коллекцию.

А сын удивил обоих оперативников. Он преподавал точные науки в техническом университете в Афинах. Обожал науку, выпустил около полусотни научных статей и считался светилом в области теоретической физики.

Как и предполагал Дягилев, обоих детей усыновили в подростковом возрасте.

– Эта семейка удивляет меня все сильнее и сильнее. Кстати, а их родители? – поинтересовался Крячко.

– Оба были сиротами уже на момент девяносто третьего года, – отозвался Гуров. То, что Нелли не боролась с болезнью, никак не умещалось в тот психологический портрет, который составили они с профайлером, с кем удалось пересечься за время ведения дела целых три раза. Это было рекордом для неуловимого профайлера. И, согласно психологическому портрету, Нелли была бойцом. Стойкой, уверенной в себе, умной и целеустремленной… Но. Творческой и увлеченной. Но она не могла просто так сдаться. Гурову даже показалось, что Дягилев был возмущен тем, что Нелли не лечилась.

Она всегда стояла за спиной мужа, но уже несколько человек из всех, что знали Нелли и Андрея, утверждали, что именно она была вдохновением и движущей силой Казинидиса. Сыщики запросили у технарей записи с судебных заседаний и допросов Казинидиса. И снова выходила неувязочка. Везде перед камерами работал обаятельный, уверенный в себе, невероятно спокойный и даже немного ироничный человек. Мало того, он был настолько убедителен в своих речах, что еще немного, и, несмотря на весь свой опыт и долгий срок службы в органах, Лев Иванович начал бы сомневаться в том, что Андрей в самом деле был мошенником, а не пытался искренне помочь родной стране. При взгляде на него, стоявшего под прицелом камер, казалось, что этот уверенный в себе мужчина искренне недоумевает, за что и почему он оказался на скамье подсудимых. Но раз его осудили, то, конечно же, система не может ошибаться, и он готов понести наказание.

Утром в кабинете следователей, на старом деревянном стуле, нервно теребя в руках футляр от очков, сидел мужчина, невероятно похожий на своего отца, не внешне, а каким-то неуловимым флером семейственности. Что само по себе было удивительным: дети-то приемные. Невероятно высокий Лев прикинул, что в их госте не меньше двух метров, молодой мужчина зашел в кабинет так стремительно, словно хотел пройти его насквозь. Интересно, на кого он больше похож характером? На своих биологических родителей или чету Казинидис?

– Мне кажется, что у мамы не могло быть врагов, – сказал Янис. Несмотря на классическое греческое имя, говорил по-русски он совсем без акцента, – она всегда была очень дружелюбной со всеми. Я с детства помню, что у нас в доме было очень много гостей. Они спорили, всегда что-то придумывали. Мама даже несколько раз говорила, что устала от такого количества людей дома. Но в Греции это нормально. Живете ли в деревне или в большом городе, неважно. В доме всегда будет много шумных гостей.

Слушал очень внимательно, так же внимательно прочитал заключение. Оказалось, что про болезнь семья Нелли знала.

– Мы все живем в разных городах. Все было хорошо, мама говорила, что ляжет в госпиталь в Афинах на лечение, а потом она внезапно пропала. Мы искали ее везде. У всей родни, друзей. А оказалось вот что…

– То есть вы не знали, что она уехала в Москву?

Янис покачал головой:

– Нет. Никто не знал. Мама сказала, что ляжет в больницу, но навещать ее там в течение пары месяцев будет нельзя, она показала отцу план лечения, рассказала о стерильных боксах, куда лучше не заходить, чтобы не занести инфекцию, потому что им для лечения полностью убивают иммунитет, чтобы прижились донорские клетки. Ни я, ни моя сестра не могли быть донорами, нас усыновили. Отец согласился, но был готов сразу после лечения ехать к ней и не возвращаться без жены.

– А он не планирует приехать? – поинтересовался Станислав.

Янис отрицательно покачал головой:

– Он попал в аварию два месяца назад и пока еще восстанавливается, вы можете поговорить с папой по видеосвязи. Наши родители недавно переехали. Устали от шума, живут… жили… в небольшой деревне. Мама говорила, что хочется пожить спокойно и уединенно. Что они с отцом больше не хотят гостей и постоянного общения. Мы с сестрой подумали, что они имеют право, может быть, у них второй медовой месяц?

Крячко и Гуров переглянулись. Настолько не хотели общения, что даже спецслужбы то ли не могли их найти, то ли не особо хотели? И Лев Иванович все больше убеждался в истинности второй версии.

– Вы можете позвонить ему?

Янис кивнул, достал из сумки тонкий ноутбук, спросил, где можно взять для скорости соединения провод с интернетом, и после этого позвонил отцу по видеосвязи. Он сразу заговорил с отцом по-русски, хотя тот начал разговор на греческом. Но, кажется, сделал это машинально.

С первого взгляда было заметно, насколько раздавлен известием о смерти жены Казинидис. И как они похожи с сыном, хоть и не одна кровь. Андрей говорил очень тихо, старательно подбирал слова, словно боялся сказать лишнего. Казинидис сидел в инвалидном кресле. Но сказал, что да, прогнозы хорошие, он может ходить, но пока недолго и недалеко. В этот раз Гуров передал инициативу общения напарнику. Тот, поняв друга без слов, сел перед ноутбуком и начал допрос. Он задавал преимущественно общие вопросы, время от времени специально добавляя в речь жесткости и напора, чтобы постараться выбить Казинидиса из колеи. Но муж убитой оставался на какой-то своей волне. Хотя было видно, что он хочет что-то рассказать. Или наоборот. Гуров внимательно наблюдал за мимикой, жестами и пытался разобраться – врет или играет? Скрывает что-то или настолько убит горем? Первое, что пока отметил Гуров, что Андрей ни разу не поднял глаза на сына и не посмотрел на него, как будто ему было стыдно.

– Я могу связаться с вами еще для уточнения деталей? – спросил Лев Иванович.

– Да, кончено, возьмите контакты у моего сына и звоните в любое время. Я сейчас работаю над книгой и мало сплю, – развел руками Андрей. И снова эта почти беспомощная улыбка, чуть рассеянная, которая никак не вязалась с тем, что видел Гуров на записях интервью и судебных заседаний. Пока сыщик решил списать это на то, что Казинидис остро переживал потерю жены.

– Хорошо, тогда давайте свяжемся через пару часов для уточнения деталей, – кивнул Станислав, давая понять, что сейчас разговор окончен.

Напарники снова разделились.

Крячко пошел проводить Яниса в морг, где уже было готово тело его матери и все необходимые документы, а Гуров решил навестить Орлова. Генерал хорошо помнил то дело «Голден Ада», и нужно было кое-что уточнить. Чем дальше шло расследование убийства Нелли, чтобы не путаться в Казинидисах, напарники решили называть убитую по имени, а не по фамилии, тем больше находилось даже не просто несостыковок в прошлом деле, там были огромные дыры. И Гуров откровенно не понимал, как все это было сшито. Генерала на месте не оказалось, поэтому полковник задержался в архиве. Многие документы по делу нельзя было копировать и выносить из архива Главка, потому Гуров работал остаток дня там.

Приятно поработать над делом, когда у тебя над головой не свистят пули, не нужно никуда бежать и понимать, что у тебя осталось невероятно мало времени до следующего убийства. Такие дела, с одной стороны, нравились Гурову. Когда, имея на руках все материалы, нужно сесть и внимательно подумать. И потом, всегда внезапно, кубик Рубика неожиданно складывался. И все оказывалось настолько просто, что хотелось хлопнуть в ладоши. Но, с другой стороны, с похожими делами, особенно если замешан кто-то из правительства, пусть и уже сильно прошлого, есть свои нюансы. Очень многое замалчивается, документы якобы случайно теряются, свидетели либо уже давно живут в других странах, либо напропалую врут. И чаще всего, к сожалению, раскрыть такие дела очень сложно. Либо помогает случай и чья-то ошибка, либо нужно потратить очень много времени на просмотр коробок дел.

Дело «Голден Ада» занимало всего одну папку. Дело Казинидиса – две. Гуров поймал себя на том, что вот уже полчаса сидит и барабанит пальцами по столу. Не сходится.

Ничего не сходится. Почему так мало документов? Где протоколы допросов? Свидетели? Только несколько расшифровок заседаний суда и пара справок. Нет никаких заметок о том, что документы были изъяты по служебной необходимости. Опись документов к каждому делу заполнена, и никаких дополнений.

– Партейку, Лев Иванович?

Лев повернул голову на голос. Директор архива Главка всегда напоминал ему домового. Невысокого роста, упитанный старичок с добрым взглядом, тихим голосом и остро отточенным умом. Иногда Льву казалось, что все самые важные дела он хранит в голове, там же и вся картотека.

В его кабинете стояли старые шахматы. И если кто-то из его подопечных следователей или оперативников вдруг «зависал» над каким-то делом, он звал их к себе в кабинет на партию в шахматы. Заваривал крепкий чай, в столе у него лежал огромный запас сахара в упаковке РЖД и сушки.

Не задавал ни одного вопроса, но как-то разговор начинался сам. И, что самое интересное, он всегда помнил все дела, которые хоть мельком касались главного, того, что никак не решалось. Много раз Гуров находил то, что ему нужно, после таких партий, в делах, которые, казалось бы, на первый взгляд не имеют к расследованию никакого отношения.

– Сегодня черные, – согласился на игру Гуров. По их негласному кодексу за черных Лев Иванович играл только в тех случаях, если пока еще не было найдено решение.

Первый ход белой пешкой.

Кто в деле «Голден Ада» – ферзь? Король и королева?

Директор архива играл молча. Первые несколько ходов.

– Кто у нас всегда охраняет главные фигуры? Думаете, пешки?

– Вряд ли, – рассеянно отозвался Лев, – хотя… – Он сделал ход конем, и тут же конь был убит пешкой, а ладья сделала свой ход.

– Вот именно. Пешки – это пехота. Быстрая, легкая в наступлении и чаще всего недооцененная. Король у нас малахольный, так, для украшения тура, она же ладья, это те, кто всегда стоит за спиной.

– Для страховки и поддержки королевы. Королева в нашем деле на свободе, а король убит, – сказал Гуров, – ее-то смерть мы и расследуем.

– Ничего не хочу знать, мы просто играем в шахматы, – как всегда, поднял руки в защитном жесте директор архива и тут же добавил: – А с остальными фигурами определились уже?

Гуров еще раз внимательно посмотрел на доску.

Король, королева, ладья, конь, слон, пешки. Все поменялись ролями.

А что, если… если Казинидисы – слоны? Легкие фигуры, которые в любое время можно убрать с доски. Когда нужно, они прикрывают короля и королеву, быстро наносят удары и исчезают.

Тогда королем и королевой можно назвать Гохран и действующее тогда правительство. Подписали все необходимые документы, дали разрешение, поддержали в нужный момент, а когда афера провалилась и была раскрыта, погрозили пальчиком. Ладьи-то и слоны все равно защитили их. Да и пешки опять были брошены в атаку.

А ферзи отодвинуты на край доски…

Кто же все-таки король?

И снова помощь пришла от Якова Платоновича. Казалось, что он знает все и обо всем. В этот раз, соблюдая субординацию, он сначала связался с Орловым. А тот уже, в свою очередь, опять навестил своих доверенных оперативников, рассказав и про куратора Казинидис. Как оказалось, не зря они не хотели сбрасывать со счетов промышленный шпионаж. Имя куратора никто не собирался скрывать от сыщиков.

– В общем, дело такое. Ваш старый знакомый, комендант Кремля, очень хочет как можно быстрее закончить это дело. Поэтому он немного подергал за ниточки, и завтра с вами встретится куратор Казинидис. В свободное от государевой службы время он преподает студентам разные науки мудреные. А еще очень любит всяческие культурные мероприятия. – Когда Орлов выражался таким книжным штилем, он был зол. И Гуров с легкостью мог догадаться, по какой причине. Дело толком не движется, вопросов куда больше, чем ответов. А в Гохране – труп, и бриллиант пропал. И на генерала как пить дать давят все, кто только может. – А завтра как раз одно такое и будет, – чуть спокойнее продолжал генерал. – В Успенской звоннице открывается выставка, посвященная передаче музею архива Фаберже. Вы оба приглашены, и вот там и познакомитесь с ним. Но. Я напоминаю вам, что у нас крайне сжатые сроки на расследование дела. И наше дело…

– Убийство Казинидис, – хором сказали напарники.

Орлов кивнул и вышел из кабинета.

– Значит, все-таки разведка, – резюмировал Крячко.

Гуров пожал плечами и лукаво улыбнулся.

– Однако он не уточнил одну буквально крошечную мелочь. Ночь теперь буду мучиться, думая.

– А?

– Куратор мужа-Казинидис или жены-Казинидис?

– Обоих, – фыркнул Крячко, – ставлю на то, что это был семейный подряд.

На следующий день сыщики отправились на открытие выставки. Они еще не знали, какой сюрприз будет их там ждать.

Слушая директора и кураторов выставки, рассматривая документы, украшения и пройдясь по выставочной части звонницы, Лев поймал себя на том, что за время расследования он уже неплохо погрузился в тему ювелирного дела России. И всего того, что скрывалось за филигранной работой ювелиров и блеском бриллиантов.

– Интересно, куратор найдет нас как в шпионском кино? А почему нам не дали пароль и отзыв? – развлекался Крячко по пути на выставку.

На самом деле все оказалось гораздо прозаичнее. Они встретились за чашкой чая в обед в столовой Дворца съездов.

– То есть на вас все-таки работала Нелли? И вы предпочли не упоминать об этом при нашей первой встрече, – уточнил Лев, глядя в глаза Нифонтову. Закипая, но не показывая этого. Тому самому бывшему преподавателю Нелли Казинидис, трепетному влюбленному и верному другу из прошлого, как он представлялся.

– Да. Мне в любом случае нужно было согласовать ту информацию, которой я могу поделиться со следствием. Я же, как вы понимаете, человек подневольный. Мой предшественник предложил Нелли сотрудничество еще в то время, когда Казинидис училась в Плехановском. Она работала с дипломатическими миссиями, была отличным синхронистом. Именно благодаря работе Нелли им с мужем легко давали визы для их рабочих поездок. Мне передали ее дело именно потому, что мы были раньше знакомы, – развел руками Нифонтов и снова вернулся в роль милого недотепы.

Станислав молчал, но было видно, что он не то чтобы зол. Не так зол, как Гуров, но подобрался и насторожился подобно гончей, готовой в любой момент начать охоту. На Нифонтова или на кого нужно будет.

– Это не промышленный шпионаж в том смысле, в котором его обычно любят показывать, Нелли собирала информацию относительно работы крупных компаний, через жен, любовниц, подруг. Кроме того, она была великолепным аналитиком. К ней стекалась информация, она ее структурировала, убирала все лишнее и недостоверное, и мы уже получали все самое важное. Работа крупных корпораций, госзаказы. Все эта информация нужна для того, чтобы планировать долгосрочное сотрудничество, развивать взаимодействие с иностранными партнерами. Если говорить совсем грубо, мы продолжаем то, что началось еще во времена развития СЭВ.

– СЭВ? Союза экономической взаимопомощи? – с удивлением переспросил Крячко.

– Да. Одной из причин его создания было как раз то, что можно было сравнительно быстро внедрить своих экономических аналитиков на нужные территории, – пожал плечами Нифонтов. Он так быстро менял манеру говорить, что Гуров понял самое главное. Ему нельзя доверять.

– Полчаса разговоров ни о чем. С одной стороны, он подтвердил, что Нелли собирала информацию о работе компаний-гигантов, помогая мужу в его поездках. Но, как я понимаю, все равно всей полной картины нам никто не даст, потому что именно ее дело в МИД очень удачно потерялось в начале двухтысячных, – уже после этой беседы, оставшись наедине с Гуровым, вздохнул Станислав.

Лев Иванович кивнул, соглашаясь:

– Да. Но самое главное мы узнали. Почему приговор по делу Казинидис был таким мягким. Интересно, что он так и не дал нам ответа на то, когда Нелли перестала работать на них. Делаем выводы.

– Она и не переставала, – кивнул Станислав.

Конечно, ниточка шпионажа была очень заманчивой. Можно было бы притянуть за уши парочку других громких дел, покопаться в истории крупных компаний. Найти предполагаемых врагов, но на это нужно очень много времени и ресурсов. Ресурсы у Главка были. А вот времени, к сожалению, было мало.

Но не билось никак. Не хватало какой-то общей ниточки. Чего-то, чем можно было сшить воедино работу Казинидиса, алмазное дело, экономический шпионаж, Алмазный фонд и взрыв дома.

– Не человек, а кубик Рубика, – сказал Крячко.

– На самом деле обычная женщина, – Яков Платонович, как всегда, подошел беззвучно, – обычная, но очень талантливая женщина, которой пришлось очень много работать ради того, чтобы заниматься своим любимым делом. Она хотела просто делать украшения, но видите, как сложилось. Ей не давали. Экономические аферы, шпионаж. Все это требовало сил.

Яков Платонович сочувственно покачал головой. Кажется, совершенно искренне.

Но чутье Льва Ивановича не давало ему успокоиться на версии мести или шпионажа. Тем более что куратор Нелли подтвердил, что да, она, конечно, собирала сведения, но в этом не было ничего такого, за что можно было убить. Казинидис-старший тоже отрицал участие жены в каких-либо крупных делах. На старых записях во время допроса еще тогда подозреваемого Казинидиса несколько раз спрашивали об участии Нелли в их деле. И каждый раз он очень аргументированно показывал, что она не имеет к этой афере никакого отношения. Крячко и Гуров еще раз очень досконально проверили все документы, исследовали место взрыва, забрали вещи Нелли из кабинета хозяйственных служб в Музеях Кремля. Сыщики уперлись в тупик. С одной стороны, Нелли косвенно участвовала во множестве дел. Но, с другой стороны, никому из фигурантов не было никакого резона убивать ее. Тем более так показательно.

А Гуров очень не любил быть в тупике.

– Там курьер, привез все, что было по Казинидисам в Плешке, – сказал Станислав, сдержанно зевнув сквозь зубы. Точно так же, как и напарника, его очень сильно раздражало подвисшее дело. Петр Николаевич ясно дал понять, что на расследование гибели Казинидис у них очень мало времени, и с каждым днем его становилось все меньше.

– Как ты думаешь кто на него давит? – спросил Крячко, показывая большим пальцем наверх.

– Все, – пожал плечам Гуров, – все скопом и в порядке живой очереди.

Следователи никогда не рисовали схемы преступления, как это любят показывать в кино. Не было красивой доски с приклеенными на ней фотографиями, никто не подписывал маркером имена, даты и все прочее.

Вместо этого они ходили… в рюмочную.

Рюмочная была на Никольской улице, последнее оставшееся в Москве заведение такого рода.

Как и все остальные посетители, сыщики ходили туда не затем, чтобы грубо напиться. Они ходили туда за вдохновением.

Рюмочная «Втордых», или «Второе дыхание», если ты еще достаточно трезв, чтобы прочитать вывеску, располагалась в подвале старого здания, как ошибочно утверждают современные экскурсоводы – флигеля, оставшегося от Подушечных рядов. Но спросите дядю Гену, завсегдатая «Втордыха», который всегда берет одну рюмку водки и один бутерброд под названием «Тюрьма»: поджаренный во вчерашнем масле кусок бородинского хлеба, шпротина, четвертинка соленого огурца и капелька майонеза, и он точно скажет вам, что Подушечные ряды уцелели, находятся левее, а в этом здании всегда был доходный дом. И оно гораздо моложе рядов. А откуда он знает, спросите вы? Потому что выпускник Историко-архивного института, который находится на этой же улице, дядя Гена знал Москву как свои пять пальцев, а его отличная память и неуемная тяга к алкоголю позволяли бывшему учителю истории путешествовать по времени из прошлого в очень далекое прошлое с редкими остановками в настоящем. В рюмочной его жалели, и буфетчица всегда брала с него 2 рубля 11 копеек. Ровно столько стоил раньше его любимый набор. Были там и другие не менее колоритные завсегдатаи. Крячко и Гуров всегда брали чай, который наливали по старинке из кастрюли, ту же «Тюрьму» и вставали за столик у окна.

Стульев в рюмочной не было.

Ну какие стулья в таком заведении? Моветон.

– Каждый раз, когда мы с тобой сюда приходим, ловлю себя на мысли, что именно тут прячется настоящая Москва.

Крячко был немного романтиком. Наталья как-то раз подсунула ему с подачи Марии книжку «Москва и москвичи» Гиляровского. Крячко прочитал ее запоем. Очень ему понравилась Хитровка такой, какой описал ее исследователь сердца Москвы. Гуров в такие моменты посмеивался, что из его напарника вышел бы идеальный городовой.

– Да… сотни лиц… Вот в чем дело! – Лев рассмеялся, ну конечно. «Втордых» в очередной раз не подвел. Он не успел еще допить свой чай. Кстати, надо узнать, что это за чай. Выглядел он настолько ужасно, насколько могут выглядеть помои, заваренные, как можно было решить, видя антураж, из веника. Тем более в огромной, чуть помятой алюминиевой кастрюльке. Но тем не менее чай во «Втордыхе» всегда был крепким, сладким и очень горячим. И вкусным.

– Надо все-таки спросить у нее, что это за чай, – сказал Лев, с опаской посматривая на буфетчицу.

Та ответила ему мрачным тяжелым взглядом.

Стас шутливо вздохнул:

– Ты говоришь это каждый раз, как мы сюда приходим.

– Да. Просто я ее боюсь, – честно сказал Гуров.

Но надо сказать, что Нинель боялись все. Потому что однажды кто-то принес дыню. Обычную такую небольшую дыньку. У кого-то из посетителей кончились деньги, и он надеялся, что, может быть, удастся обменять дыню на пару рюмашек. Нинель взяла ее в руки и раздавила.

Тем самым пресекая любые разговоры о кредитных отношениях с рюмочной.

– Будем ждать до первой драки или тебя озарило? – спросил Крячко.

Первая драка в рюмочной обычно начиналась ближе к вечеру.

– Понимаешь, все, кто знал обоих Казинидисов, и Андрея, и Нелли, давали слишком разные показания. Мы видели, как легко вел себя Андрей, он, как Кашпировский, казалось, гипнотизировал всех, и люди были готовы отдать ему все, что у них есть. Иначе как объяснить, что он делал деньги буквально из всего? Откуда у него мог появиться свой кабинет на Петровке? А я туда ходил. И знаешь, какого размера его личное дело там?

Крячко сомкнул подушечки указательного и большого пальцев, показывая что-то очень-очень маленькое.

Гуров кивнул:

– Еще меньше. Половина одного листа. А он смог обмануть страну. И не одну. США тоже остались на него в легкой обиде, потому что никаких налоговых доходов с «Голден Ада» они не получили. Как и Греция и Бельгия, где были формально зарегистрированы филиалы компании. И что мы получаем? Шиш. Ты смотрел записи его судебных выступлений?

– Конечно. Практически наизусть выучил, – кивнул Крячко.

– И заметил, насколько он легко выступал. А теперь вспомни, каким он был во время видеозвонка и какой у него сын. Тихий и спокойный профессор. Думаю, что дочь такая же. Они все врали.

Станислав сходил к буфетчице и принес еще чай и тарелку с бутербродами.

– Это в качестве топлива, продолжай.

Гуров взял стакан и сделал большой глоток чая.

– А если был просто талантливой ширмой? Вспомни, что нам говорили преподаватели Нелли. Что она была невероятно талантливой во всем, за что бы ни бралась. Просто интересовали ее преимущественно украшения. И то она любила их придумывать, а не красть.

Крячко задумался:

– Хорошо. Возможно, что ты прав. Вспомни то время. Мало кто тогда бы решился вести дела такого уровня с женщиной. Поэтому она находит Казинидиса на роль самого главного. Но мы опять упираемся в то, что не знаем, кто убил Нелли. Если она вела дела таким образом, то круг подозреваемых становится еще шире. Убить ее может быть выгодно кому угодно. Начиная от спецслужб, я не хотел говорить этого, но логично. Согласись, еще что очень странно, что куратор Нелли навещает в тюрьме ее мужа. И помогает ему.

– Логично, – кивнул Гуров и продолжил мысль коллеги: – И заканчивая торговцами, которым она могла перейти дорогу. Нам нужно еще раз пообщаться с Казинидисом – это раз. И кому-то придется сгонять на Урал к Ярцеву – это два. Он врет напропалую.

– Ты за что, батюшка, на Урал в ссылку-то меня шлешь? – весело спросил Крячко.

Гуров усмехнулся:

– Вот там и начнешь бить челом направо и налево и без аленького цветочка даже не думай возвращаться. А я, пожалуй что, попробую поковырять спецов в Алмазном фонде. Они нам с тобой еще очень давно обещали проверить все камеры. И объяснить, почему ни на одной из них в этом их сверхзащищенном бункере никак не отразилась ни Нелли, ни ее убийца.

– Никак не могут признаться, что кто-то хакнул Алмазный фонд, – блеснул модным словечком Крячко.

На том и порешили. Гурову, как и Крячко не давало покоя то, что завод по обработке драгоценных камней на Урале, по сути, один их ведущих монополистов в девяностые, вдруг так легко не просто отгружает камешки, но еще и выступает гарантом по многим сделкам. И Ярцев в разговоре с Гуровым открытым текстом сказал, что да, он понимал, что дело очень сомнительное, но сделал все, что просил его Казинидис.

Зачем бизнесмену так себя подставлять?

Вот это и нужно было выяснить Станиславу. Для таких дел Крячко был идеальной кандидатурой. Если Гуров на допросе временами чувствовал себя медвежатником, подбирающим ключ к очередному сейфу, только в качестве сейфа перед ним сидел очередной подозреваемый или свидетель, то Станислава можно было сравнить, наверное… с энтомологом. Он отлично научился смотреть на всех этих сверхуверенных в себе богатых и знаменитых директоров заводов с видом ученого, рассматривающего очередного жучка… Подозреваемый начинал нервничать и допускал ошибки. За эти ошибки, словно пинцетом за усики или хоботок, Станислав подцеплял подозреваемого, и вот уже где-то через час у него была нужная информация, и давить на собеседников не приходилось.

Хотя некоторых очень хотелось раздавить как тараканов.

– Казинидису будешь звонить?

– Не помешало бы. Хочется спросить его в лоб, какова его роль в деле «Голден Ада». И что нужно было Нифонтову от него.

«Втордых» напарники покинули с уже готовым планом действий.

Орлов на удивление быстро оформил Крячко командировку. Билеты были куплены на вечер следующего дня, что еще раз подтвердило версию сыщиков о том, что кто-то из верхов очень сильно давил на Петра Николаевича и ждал от сыщика ответов на заданные вопросы.

Тело Нелли было передано ее сыну по всем правилам. Перед тем как он улетел, сказав, что на семейном совете было решено похоронить ее на семейном кладбище в Греции, сыщики еще раз переговорили с ним. Разговор, как обычно, был больше похож на перекрестный допрос, но сын Нелли и Андрея не смог добавить ничего нового к тому, что сказал ранее.

В отличие от отца.

– Да, я думаю, что не имеет никакого смысла больше этого скрывать. Идея создания «Голден Ада» полностью принадлежала Нелли, – сказал Андрей, когда Гуров позвонил ему по видеосвязи. В этот раз Казинидис не сидел в инвалидном кресле, но Гуров заметил, что рядом с рабочим креслом стояли костыли. Но было видно, что это сделали не специально, никто не хотел создать видимость инвалидности. Лечится человек, работает над собой, вот уже на костылях вместо кресла начал передвигаться. Или же Андрей продолжал хорошо играть роль. Хотя у Гурова были на этот счет сомнения. Скорее всего, именно в этот момент Казинидис-старший был совершенно искренним. Он действительно оплакивал жену.

– Я хорошо помню, как ей пришла в голову идея торговли драгоценными камнями. К нам приезжала знакомая и рассказала, как в Якутии нашли новую жеоду. Тогда-то Нелли это все и придумала.

– Аферу? – уточнил Гуров, специально выводя Казинидиса из себя.

В ответ Андрей просто улыбнулся, открыто глядя в глаза следователю:

– При чем тут афера? Мы просто хотели, чтобы у нашей страны был собственный вход на международный рынок торговли драгоценными камнями. И мы очень много работали, чтобы получилось. План Нелли был отличным. Проработанным во всех деталях, но не для того времени. Это было очень сложное, переломное время не только для России.

При этом у него был настолько искренний взгляд, что сразу было понятно – врет. И знает, что все остальные тоже понимают, что он врет. Но сейчас это не имело никакого значения.

– То есть врагов у вас тут не могло остаться? – задал Гуров еще один вопрос с легкой подковыркой. Враги остались. И, скорее всего, много. У того, кто, с точки зрения общественности, где-то очень хорошо разбогател, всегда будут враги. Даже если эти деньги ты заработал честно. А если нет…

– Враги есть у всех. Но я не думаю, что кто-то мог желать Нелли смерти. Скорее уж мне, – развел руками Андрей.

Сыщик кинул на него быстрый взгляд и отметил, что руки мужчины немного подрагивали.

– Тремор после аварии остался. Сидеть за рулем я точно не смогу еще долго. Если вообще когда-нибудь еще смогу.

– Вам угрожали? – Гуров подобрался.

Казинидис посмотрел в окно:

– Ну что вы. Прямых угроз, конечно же, не было. Но наше с женой положение было шатким. Конечно, время от времени к нам наведывались гости с предложением поделиться тем, что осталось после «Голден Ада», но, скажем так, один друг семьи быстро решил эти проблемы. Когда я приехал по его просьбе в Москву, со мной встретились якобы агенты ФСБ, предъявили липовые, но очень хорошо сделанные документы и долго и подробно объясняли, что они могут сделать со мной и моей семьей, если я не начну прямо сейчас на них работать и не отдам оставшиеся бриллианты. В определенных кругах в России почему-то до сих пор крутится слух о том, что мы с Нелли буквально сидим на бриллиантах и именно поэтому боимся приезжать в Москву. Слухи курсируют очень интересно. И согласно им, у нас с Нелли драгоценностей больше, чем когда-либо было в Алмазном фонде.

Гуров приподнял брови:

– И как вам удалось отделаться от липовых сотрудников ФСБ?

Андрей улыбнулся:

– Я предложил им пару проектов, а потом быстро уехал. Сказал, что мне нужно время. Последние десять лет к нам с Нелли, как бы тщательно мы ни прятались, обращалось много людей с достаточно настойчивыми просьбами оказать им консалтинговые услуги. Сначала угрожали по старинке. Потом уже стали предлагать деньги. В конце концов в Афинах было зарегистрировано, официально, консалтинговое агентство. Я понимаю, что с развитием информационных технологий найти человека стало совсем не трудно, но нас с Нелли находили везде. А потом Нелли исчезла. Она всем сказала, что ложится на операцию, про стерильные боксы и прочее я не буду повторять.

– То есть у вас на руках не было никаких документов о том, что ваша жена ложится в клинику? – еще раз переспросил Гуров. Было важно посмотреть, как произнесет ответ Андрей. Подумает, или переспросит, или подтвердит кивком. От этого и можно будет плясать, поняв, какие отношения в семье и не врет ли Казинидис-старший.

– Нелли очень много ездила. Она фанат своего дела и всегда старалась контролировать весь процесс производства украшений по ее эскизам. Не просто передавая рисунки, а лично постоянно присутствуя в мастерских. В каком-то смысле мамой нашим детям был я, – улыбнулся Андрей, – я нашел документы о ее лечении. Она все продумала. Есть договор на лечение в клинике, полностью оплаченный. Наша дочь постоянно была рядом с Нелли в последнее время. Она много помогала ей в ее работе. У нее очень тонкий художественный вкус, воспитанный женой. Василики, как оказалось, знала, что мама поехала в Москву. Но жена сказала ей, что едет повидать старых друзей и только потом ляжет на лечение. Вроде как у нее остались тут очень важные незаконченные дела. Василики хотела поехать с ней и даже купила билеты, но Нелли сказала, что это очень важное и очень личное дело. Бедная наша девочка подумала даже, что у нее любовник.

Андрей грустно улыбнулся, рассказывая все это.

– То есть у вас был гостевой брак?

– Партнерский. Между нами был скорее партнерский брак. Очень хороший и очень крепкий вначале, да. Мы не были друг в друга влюблены, но другой жены, кроме Нелли, я не могу представить, – твердо ответил Андрей.

Гуров вытащил из Андрея все, что мог. С какими ювелирными домами работала Нелли, были ли среди их клиентов те, кто мог перейти от угроз к действию. Брала ли Нелли заказы на ведение «проектов» без участия Казинидиса-старшего?

– Хорошо. Все же остается один вопрос. Все те бриллианты, которые вы…

– Все, что было, пущено в дело. Как я уже говорил, не было никакой аферы. Просто обрушившийся рынок драгоценных камней, – еще раз заученно повторил Андрей и отключился, сославшись на то, что сказал все, что знал, и устал.

Крячко пока еще не отзвонился, что прибыл в Пермь, и Гуров вспомнил про коробку, которую доставили из Плехановского университета.

Это были все работы Нелли за время учебы, которые она сдавала в бумажном варианте. Университет хранил дипломы и курсовые работы, создавая собственную базу антиплагиата. Гуров сложил все курсовые и быстро пролистал их, не особо вчитываясь. Интересным оказался черновик диплома. Его сохранила Вера, директор архива. Некоторые страницы были исчерканы набросками. Камеями. Видимо, Нелли тогда искала свой авторский стиль.

Гуров еще раз подумал и разложил курсовые в хронологическом порядке. А потом стал читать уже внимательнее, благо за годы работы с документами в Главке он научился читать очень быстро.

– Вот ведь кто у нас мадам Бендер, – усмехнулся сыщик.

Все экзаменационные работы в экономическом университете должны были соответствовать одному очень важному требованию. В каждой работе студенты, для того чтобы получить зачет или хорошую оценку, представляли бухгалтерский расчет того, какую прибыль может принести созданный проект. Нельзя было просто остановиться на теории. Так вот. Практически во всех работах Нелли был один и тот же проект. Просто вместо бриллиантов она предлагала использовать редкое красное дерево. Или нефть. Или титан. Или… Менялся каждый раз материал и схема проекта, но… в остальном все оставалось одинаковым.

И если читать очень внимательно, то можно было отследить всю эволюцию замысла развития компании «Голден Ада». Андрей тогда очень красиво и ярко взял на себя вину, оттягивая внимание от жены. И никому не пришло в голову, что скромная, воздушная и «к поцелуям зовущая» Нелли Казинидис была автором и частично исполнителем аферы. Что много лет, во время учебы, она планировала это предприятие. Размышляла, строила рабочие схемы бизнеса, отрабатывала в теории все то, что позднее воплотила в реальность.

Она придумала создать сеть компаний, через которые будут обрабатываться и очищаться с виду «шлаковые алмазы». Все было тут. В ее старых работах, нужно было только знать, где искать.

Гурову даже стало жалко, что на дипломе все закончилось. Тогда можно было бы понять, куда все пошло дальше. Параллельно по всем возможным направлениям, официально и не очень, Лев решил пробить всех знакомых преподавателей Казинидис и Нифонтова. И, самое главное, его семью. Генерал Орлов был не против, тем более во времени они были очень ограничены. Так что все средства хороши.

Но теперь у них появился подозреваемый. Вернее, даже не подозреваемый, а намек на него. Направление, в котором искать. Это те самые люди, которые обращались за услугами к Казинидисам после их знаменитого дела.

Лев посмотрел в окно. Нужно было вытащить список клиентов, но Андрей ясно дал понять, что никакого списка не будет и все дела велись инкогнито. Учитывая, что он находится в другой стране, вытащить из него этот список было нереально. Но…

Именно в этот момент Крячко сбросил сообщение, что долетел и сразу едет к Ярцеву, чтобы застать того врасплох и «пообщаться». Сейчас им нужно было работать очень быстро. Ярцев явно все еще приятельствует с Казинидисом и, скорее всего, знает, что тело Нелли забрал сын.

Вот именно сейчас, пока они еще в дороге, полуправду нужно будет присыпать щепоткой блефа.

Гуров закрыл глаза и, чтобы сосредоточиться, представил шахматную доску. Это упражнение он стал делать совсем недавно. Ему его научил старик, впоследствии оказавшийся убийцей. В санатории, куда Льва Ивановича отправили поправить здоровье.

Итак. Сыщик мысленно расставил все фигуры на доске. Нужно было представить и удержать в мыслях все. Все фигуры и все ходы. В тот момент, когда ты полностью смог удержать в голове образ всех фигур, ты полностью избавился от лишних мыслей и предельно сконцентрирован.

– Того и гляди стану заядлым шахматистом, – сказал сам себе Гуров. Быстро отправил сообщение Крячко и стал ждать, параллельно просматривая вещи, найденные в тумбочке Нелли на ее работе. Все-таки она была удивительной женщиной. Ничего лишнего, что бы не соответствовало образу обычной уборщицы. Гуров взял в руки косметичку, разложил на ткани крем для лица, крем для рук, маленькую бутылочку лосьона, коробочку с ватными дисками и влажными салфетками. Мешочек из ткани, куда она, видимо, складывала украшения перед тем, как приступить к работе.

Сфотографировал и отправил Марии, написав, что эта косметичка принадлежала уборщице и есть в ней что-то, с его точки зрения, неправильное.

Жена тут же ему перезвонила:

– Обычный набор недорогой косметики. Но есть один нюанс.

Гуров тепло улыбнулся, эту фразу жена переняла у него, когда они обсуждали работу сыщика. Не конкретно какие-то дела, а именно нюансы работы, на что должен обращать внимание оперативник и как можно понять, что какая-то мелочь на самом деле является практически судьбоносный. Ключом к делу. Часто Лев сам рассказывал Марии какие-то приемы и как они сработали в том или ином деле для того, чтобы жена могла использовать их для работы, перевоплощаясь в разные роли.

– Все хорошее, недорогое, но качественное. Но обычная уборщица не будет складывать салфетки и ватные диски в специальную коробочку для них. Это дорого и, если честно, практически бесполезно. Но я видела такие коробочки, их кладут в подарочные наборы в самолетах, когда летишь первым классом.

Гуров ничего не спросил, но, видимо, так выразительно приподнял бровь, что жена почувствовала это даже по телефону.

– Я летала во Владивосток по приглашению театра. И других билетов не было, нам купили первый класс. И это было очень к месту, я хорошо выспалась и была готова к роли.

Сыщик улыбнулся:

– Спасибо. До вечера. Как-нибудь повторим, но уже вместе.

– Переверни коробочки, там должна быть этикетка, – рассмеялась Мария и попрощалась.

Гуров перевернул. На обратной стороне коробочки была хорошо узнаваемая этикетка «Шанель». Вроде бы обо всем позаботилась Нелли, но упустила одну мелочь. Которая ей была просто настолько привычной, что женщина уже и не замечала ее.

Лев кивнул.

Он проверил, действителен ли еще его пропуск, и отправился в Алмазный фонд. Там его встретил начальник службы охраны, которому уже позвонил Яков Платонович.

Как оказалось, записи с камер не стерли. Был большой сбой, в ходе которого часть центральных камер просто не работала. Но работала одна дублирующая. Охранка уже разобралась, в чем дело и почему не работали камеры, показывающие тепловое излучение.

– Как интересно, – протянул Гуров, – больше ничего?

Яков Платонович, который тоже присутствовал при этом разговоре, покачал головой.

В коридоре фонда и в комнате стояли специальные камеры, которые снимали в том числе и в темноте, давая данные теплового излучения. Но каким-то образом за два дня до убийства Нелли была испорчена сплит-система. И поэтому в помещениях, особенно ночью и ранним утром, было холодно. Настолько, что тепловые сигнатуры записать не удалось.

Яков Платонович долго смотрел на коридор на записи, а потом задумчиво сказал, что, кажется, были там еще камеры. Он проверит. На них и осталась вся надежда.

– А не было еще в эти дни ничего странного? Может быть, какие-то шумные туристы? Или должны были при-ехать важные гости? – Лев пытался нащупать след, настолько эфемерный, что он и сам уже не мог сформулировать его ни словами, ни мыслями.

– Да, было, – тут же отозвался комендант Кремля, – в тот же день, уже после того, как вы увезли тело убитой и уехали, прошла семейная пара, и один из охранников с поста на Боровицких воротах видел, что мужчина выкинул в урну что-то очень похожее на мобильный телефон. Вызвали кинологов, но оказалось, что это просто чехол от телефона.

– Старый?

– В том-то все и дело, – отозвался Яков, – новый. Но так бывает, время от времени нас, скажем так, проверяют на скорость реакции. Прощупывают, насколько быстро мы можем реагировать на что-то. Я думаю, что это было как раз такое прощупывание.

– Проверка?

– Нет, скорее как бывает, когда дети проверяют, насколько им можно зайти за грань дозволенного. Примерно раз в неделю, раз в десять дней, кто-то пытается заехать в Кремль через Боровицкие ворота. Время от времени кто-то устраивает вот такое веселье. Оставляют посылки то в кустах, то в помойках. Оно на самом деле полезно. Нам тоже не нужно расслабляться. А очередной блогер выложит у себя очередную историю о том, что в нашей стране нет свободы воли, и вот он в поисках места для парковки приехал в Кремль, а его не пустили.

Гуров усмехнулся. Становилось все интереснее. Если записи камер не обработали, а в том, что их могли подчистить даже на режимном объекте такого уровня, Лев не сомневался, то картина становилась очень любопытной.

Еще более увлекательной, чем они со Стасом думали.

На камере было хорошо видно, что в служебное помещение Нелли входит одна. И либо убийца ждал ее там и потом не выходил до прихода персонала.

Либо…

– Из этого помещения есть еще выходы, которые не просматриваются? – все же на всякий случай уточнил он.

– Нет. Но теперь вы понимаете, почему нужно раскрыть это дело как можно скорее? – сказал Яков Платонович и добавил: – Я не сомневаюсь в вашей компетенции и в том, что вы найдете преступника. Но иногда для ускорения дела нужно привлекать дополнительные ресурсы. У нас эти ресурсы есть. И если нужна будет еще какая-то помощь, звоните.

Лев кивнул:

– Скажите, а Гохран покупает новые камни?

– Да. Конечно, через специальную оценочную комиссию формируется резервный фонд драгоценных камней. Преимущественно необработанные алмазы или бриллианты, – ответил комендант.

Лев Иванович снова кивнул, со стороны могло показаться, что он делает отметки в мысленном блокноте, такой трюк хорошо работает при общении со свидетелями:

– А если какой-то известный ювелирный дом, например, те украшения, которые выставлены сейчас в Оружейной палате, предложит Гохрану купить? Коллекция будет пополнена?

Яков покачал головой:

– Сомневаюсь. Украшения, которые выставлены в Алмазном фонде и хранятся в его запасниках, все-таки имеют огромную историческую ценность. Сейчас гораздо проще, и безопаснее, и дешевле будет покупать именно бриллианты. Отдельно от оправы, – тонко улыбнулся он.

Еще одна ниточка лопнула. Почему-то Гуров был уверен, что Нелли ждала, когда Алмазный фонд или Музеи Московского Кремля приобретут выставленные украшения.

– А можно как-то отличить старые бриллианты от новых? – все же попытался нащупать тропинку Гуров.

– Огранка. Раньше была другая огранка. Плюс бриллианты, как вы знаете, бывают разных цветов. И в разное время были популярны те или иные по расцветке. Например, в двухтысячных пользовались спросом черные бриллианты. Но раньше, в начале века двадцатого и в девятнадцатом, их почти не использовали, потому что камень сильно отличается по своим характеристикам. Если сказать очень утрированно, он дешевле и хуже качеством. Но тогда они просто были в моде. Последние императрицы дома Романовых очень любили желтые бриллианты. И ввели моду на них. Еще в старых украшениях почти никогда не использовали муассаниты. В то время как их очень любят современные ювелиры в качестве альтернативы бриллиантам. Я бы, конечно, прежде всего обращал внимание на огранку.

– А если алмазы?

– А если алмазы, то доказать что-либо будет гораздо сложнее.

– Но возможно?

Яков Платонович покачал головой:

– Я не такой хороший эксперт в этом, но с алмазами гораздо тяжелее. Если это не какой-то особенный камень, то практически невозможно. По сути алмазы – сырье. По мере обработки они в любом случае будут меняться.

Полковник еще раз записал все, что узнал от коменданта, хотя ничего особо нового Яков Платонович ему не сказал. Скорее подтвердил или опроверг догадки самого Гурова.

После этого сыщик еще раз наведался в Оружейную палату посмотреть на украшения Картье и немного подумать.

Тем временем в Перми.

Кирилл Ярцев явно не ожидал увидеть Крячко у себя в кабинете. Это было один из удивительных талантов оперативника. Гуров неоднократно над этим посмеивался, но тем не менее трюк всегда срабатывал… Какой бы сложной ни была система проходных и охраны, Крячко всегда находил способ пройти их так, чтобы объект не понял, что к нему сейчас нагрянут гости. В данный момент гость, чуть уставший после перелета, сидел в кресле для посетителей.

– А… – Ярцев приподнял брови, когда Станислав, чтобы напомнить ему, кто он такой, показал удостоверение и так же вежливо и спокойно, как буквально минуту назад разговаривал с охраной и секретарем директора, предложил пройти в кабинет и продолжить беседу там.

Сначала Станислав задавал самые простые, общие вопросы. Допрос работает по той же системе, что и детектор лжи. Сначала ты задаешь простые вопросы, на которые уже знаешь ответ. Но с подковыркой. Так, чтобы посмотреть на реакцию свидетеля или подозреваемого. Пока оба сыщика не решили, кто именно для них Ярцев, поэтому условились, что на данном этапе директор проходит как свидетель.

– А вы хорошо были знакомы с Нелли? – спросил Станислав, когда Ярцев на правах хозяина предложил продолжить беседу в одном из уютных ресторанов недалеко от офиса.

– Не очень.

– Странно, – заметил Крячко и даже прицокнул языком немного расстроенно, – а ведь у нас совсем другие сведения. Что вы более чем хорошо знали Нелли и еще знали о том, что идея с бриллиантами принадлежит ей.

– С бриллиантами моего завода?

– Не прикидывайтесь, – чуть жестче сказал Крячко, обозначая границы, за которые Ярцев не должен выходить в разговоре. А именно не пытаться сделать из следователя дурака.

Кирилл замолчал примерно на минуту. Может быть, на полторы.

Все это время Станислав смотрел на него с легкой усмешкой.

– Ладно. Да, я знал. Догадался. Пришел к Андрею с вопросом, прав ли я, и он подтвердил.

– Хорошо, – спокойно сказал Крячко и сделал глоток воды.

– Хорошо? Да тогда, в девяностые, никто не смог разгадать план. Никто! Андрей держался великолепно. Нелли была тенью за его спиной. Я до последнего не догадывался, пока она не пришла ко мне сама и не сказала, что теперь мы с Андреем хорошие друзья. И теперь я должен буду навестить своего друга в тюрьме. Потом, когда его посадят. А заметьте, то, что его посадят, она сказала мне еще до того, как они уехали в Грецию. Она дала мне весь сценарий того, как все будет, и чем дальше раскручивалось дело, тем больше я убеждался в ее гениальности. Решил, что надо придерживаться плана просто на всякий случай. Андрей играл великолепно. В суде, в тюрьме. Он же отличный актер.

– А потом, когда прошло настолько много лет, что, казалось бы, все обо всем забыли, у вас на заводе произошел небольшой кризис. Маленький.

– Что-то вроде того.

– И вы каким-то образом нашли Казинидисов.

– Я их и не терял.

– И вы предложили им сделку?

– Я предложил им честную цену, напомнив о том, что вообще-то я их старый друг, а друзьям нужно помогать, – сказал Ярцев. Было видно, что он очень зол.

– То есть вы просто попросили Нелли придумать вам план.

– Ничего противозаконного. Мы встретились в Праге, где я обрисовал кризис на заводе и попросил найти решение. И она нашла. Опять же, все законно. После того как я не только вышел из кризиса, но еще и оказался в прибыли, этим заинтересовались друзья. И они стали спрашивать у меня, кто же подсказал мне такую хорошую идею, – начал паясничать Ярцев.

Крячко усмехнулся:

– И вы настолько ненавидели Казинидисов, что без всякого зазрения совести сдали их. Вашим недругам.

Ярцев усмехнулся:

– Когда-то давно Нелли не оставила мне выбора, кроме как сделать то, что было нужно им. Я всего лишь заплатил ей той же монетой.

– В ее последний приезд в Россию, перед убийством, вы встречались? Мы знаем, что вы были в Москве.

– Да, я был. На выставке достижений на ВДНХ. Все дни провел в павильоне, мой завод выставлял лучшие изделия, был большой показ. Нелли пришла на показ как ни в чем не бывало. И попросила меня найти хорошего юриста. Сказала, что ей нужно завершить кое-какие дела.

– Юриста?

– Да.

– А у вас в Москве есть хорошие юристы?

Ярцев нахмурился. Разговор шел не так, как он планировал. Этот мужик явно подозревал его в причастности к убийству и даже не особо скрывал этого, но при этом вел разговор так, что нельзя было понять, от какого дела отбиваться.

От мошенничества, подозрения в убийстве или вообще уже непонятно от чего?

– Я не имею отношения к убийству Нелли. Мало того, я уверен, что никто из тех, кому я, скажем так… рекомендовал обратиться к Казинидисам за решением проблем, не стал бы убивать ее.

Крячко нарисовал в блокноте непонятную крякозябру, в которой с большим трудом можно было угадать литеру «К».

– А если проблема клиента не решена? И кто-то захотел отомстить Андрею через Нелли.

– Главой их тандема была она. Об этом в наших кругах знали все. Ее бы не стали убивать. Андрей был идеальным исполнителем. Он играл свою роль настолько виртуозно, везде, где он появлялся, для него, как для бывшего руководителя «Голден Ада», были открыты все двери.

Крячко поперхнулся водой:

– В смысле? Как для преступника?

– Нет. Как для предпринимателя, который смог придумать компанию такого масштаба. Вы ищете не там. Может быть, все-таки ее убили из-за ювелирки?

Станислав покачал головой:

– Вы знали о том, что Нелли передавала информацию о работе крупных заграничных компаний? Что у нее был куратор.

Ярцев нехотя кивнул:

– Да, знал. Узнал недавно, вернее. Но опять же, повторюсь, это не то, за что бы ее убили. Обычные данные о том, что собирается делать заказанная ей компания.

– Можете привести пример? Любой? – неожиданно спросил Крячко. – Можно из более стародавних времен. Из тех, что уже неактуальны.

Ярцев кивнул:

– Я знал немного. Для примера, на приеме в Праге жена директора крупной металлургической компании США видит украшения авторства Нелли и очень хочет себе такие же. Знакомятся, Нелли начинает издалека, показывает ей фотографии, рассказывает о доме Романовых. У Нелли была невероятная память, и она очень хорошо изучила историю всех женщин дома Романовых. Ну какая баба в здравом уме и при богатом муже устоит, если ей говорят, что она похожа на княжну, потом покажут фото или картинку с этой самой княжной. – Кирилл стал сбиваться, и вот уже куда-то делись его манеры, а в речи начал проскальзывать слегка приблатненный речитатив.

Крячко кивнул. Это было именно то, что нужно.

– Так вот. Этой самой дамочке Нелли показала фото, а потом стала делать гарнитур. С короной. Тиарой. И все в бриллиантах, с другими камнями она не работала. Хотя могла бы добавить изумруды, например. Неважно. А потом ее куратор узнает, что в Румынии открыто новое месторождение титана. И его вот-вот начнут разрабатывать. Прилетают туда эксперты из Штатов, собираются… а румыны по старой памяти эту землю продали уже. Российской компании. И таких примеров было много. Сечете к чему?

Стас приподнял бровь:

– Пока она работала, убивать ее было очень и очень невыгодно.

Крячко позвонил Гурову в тот момент, когда тот уже ехал домой.

– Ну как? – сразу откликнулся напарник.

– Это Ярцев слил Нелли и раздавал ее телефон. Это была его своеобразная месть, правда, он уже и сам за давностью лет путается за что. Склоняюсь к тому, что ему выделили слишком маленькую роль в этой афере, вот наш Мальчиш-Плохиш немного обиделся. Но неожиданно тандем Казинидисов неплохо прославился. Они работали над сложными и достаточно щекотливыми проектами в качестве консультантов. Как мы с тобой и предполагали. Нелли стояла у руля, а Казинидис был лицом команды. Как только они начали работать в этой области, Нелли перестала приносить пользу своему куратору. Украшениями она тоже больше не занималась.

– Работали так они последние пять-шесть лет, да? – предположил Гуров.

– А откуда ты знаешь? Ярцев назвал примерно такое же время, – удивился Крячко.

– Пришли отчеты от Орлова по ювелирным домам. Не знаю, на кого и как он надавил, но примерно в это время Нелли перестает работать как дизайнер. Скорее всего, на них с мужем действительно давили, и Нелли решила полностью посвятить себя этому делу. Список клиентов есть?

Крячко замялся:

– Есть, но к делу не пришьешь. Реальных доказательств нет, все из серии «Одна бабушка на скамейке у подъезда рассказала».

– Это самый достоверный источник, – улыбнулся Лев Иванович. Он не сомневался в том, что Крячко найдет способ выжать имена клиентов из Ярцева. Нужно было только знать, как надавить и через кого.

Даже если ты директор ювелирного завода на Урале, всегда найдется тот, с кем ты не захочешь ссориться.

А за многие годы работы в Главке напарники тоже обзавелись такими знакомствами.

Крячко отправился отсыпаться, а Гуров решил немного подумать. Он остановил машину около небольшого парка, рядом с их домом. И вышел.

Москва зимой в центре – не самый красивый город, хотя снег и яркое синее небо ей, несомненно, идут. Но снег быстро становится серым от грязи, а небо опускается тяжелыми стальными тучами, чуть придавливая крыши домов.

Лев Москву любил. Но сейчас перед ним вместо снега, искрящегося под светом фонарей, играли гранями бриллианты.

Нутром он чуял, что дело не в новых клиентах Казинидисов.

И не в бриллиантах. Они скорее дорожка. Ниточка из клубка Андромеды, которой Нелли проложила дорогу.

Гуров взял палочку и начертил вопросительный знак на снегу.

– Если бы я решил работать в ювелирном бизнесе, притом работал бы не с обычными самоцветами, а именно с алмазами и бриллиантами, то первым делом я бы сделал что? – спросил он сам у себя. И сам же себе ответил: – Нашел бы правильных поставщиков сырья.

– Ты все-таки притащил доску! – Зевание и недосып после дороги не помешали Крячко возмутиться.

– Я решил, что нужно как-то украсить наш кабинет, – сказал Гуров и улыбнулся. – Кстати, вот тебе еще информация для размышления. Капибара по заказу неизвестного, скорее всего, устроил еще один взрыв. Сегодня утром в оперативных сводках прошла информация, что при попытке угнать машину тачка взорвалась. На одной из стоянок, угадай где?

– Только не говори, что в Кремле.

– Ты почти угадал, мой друг. Очень близко. На Волхонке. Недалеко от стоянки служебных машин Кремля.

– Императорские конюшни. Так там же просто так машину не оставить.

– Скорее наоборот. Если знать, где оставить, и очень дорогую машину, не вычурную, а именно дорогую и качественную, то никто не будет задавать никаких вопросов. Стоит себе такая машина, ценой как две квартиры где-нибудь на окраине, и раз стоит, то, значит, по делу стоит. И вот незадача. Сегодня утром машина взорвалась. Ювелирно так. Аккуратно. Даже соседние машины почти не пострадали. Ну, вылетело одно окно в подвале рядом.

– И что нам дает эта машина? Капибара в городе?

– Машина стоит уже полторы недели, согласно камерам. Скорее всего, взрыв был спланирован тогда же, когда и дома у Нелли. И кстати, опять же, согласно камерам наблюдения и документам, это была ее машина.

– А вот начать с этого ты, конечно же, никак не мог! – Крячко наконец-то заварил себе кофе, который по крепости больше походил на нефть, и сделал большой глоток.

– Лучше бы ты крепкий чай выпил, – сказал Гуров, не поворачиваясь.

– Взорванный дом, взорванная машина – кто-то что-то хотел сказать Нелли или нам?

Лев весело посмотрел на друга:

– Или что-то скрыть от нас.

Машина так же, как и дом, выгорела внутри так, чтобы все, что было в салоне, уничтожилось. Пострадал только неудачливый угонщик, который был сильно контужен и находился в настоящее время в больнице.

Сыщики попросили экспертов оцепить место взрыва и приехали туда, чтобы осмотреть все на месте.

Взрыв в самом деле снова был продуман ювелирно. Даже сама машина, казалось, пострадала только внутри. Полностью выгорел салон. Таким образом, нельзя было снять отпечатки пальцев в салоне, найти какие-либо следы или документы.

Один из оперов, которые помогали важнякам из Главка в работе, приехал на место взрыва и передал Льву Гурову фотографии с камер наблюдения в салоне, где Нелли арендовала машину.

Там же в документах значилось имя человека, который помог ей оформить аренду. Это был очень дорогой автомобиль. Правда, с точки зрения Гурова, все-таки тяжеловатый в управлении для дамы. «Вольво» представительского класса.

Нелли выбрала серый городской седан.

Гуров еще раз посмотрел на фотографии. А потом протянул их Крячко.

– Посмотри, кто у нее поручитель. И кто помогал ей взять машину в аренду.

– Оппа, – кажется, даже не слишком удивился Станислав. – Он, конечно, представлялся другом семьи.

– И не только другом, – задумчиво сказал Гуров, – будем прорабатывать версию любовника?

На фотографии из салона было хорошо видно, как Нифонтов, придерживая Нелли за локоть, помогал ей войти внутрь.

– Надо посмотреть сами записи, пусть перешлют нам, – проговорил Гуров оперативнику. Тот кивнул и пошел звонить в салон.

Крячко тем временем еще раз посмотрел на фотографии, на машину, обошел ее, заглянул в салон в надежде, что что-то могло уцелеть после взрыва, но нет, выгорело все.

– А? Нет, не думаю, что он был ее любовником. Я хоть и не знал Казинидис, но мне кажется, она была очень такой… – Станислав замялся, подбирая слова, – мне кажется, что она бы не стала изменять мужу, потому что это не в ее стиле. Тащить грязь в семейную постель, суетиться. Врать дома, что летит на операцию и будет лежать в клинике, а сама решила провести дни, что остались ей до смерти, со своим куратором-любовником?

Гуров решил побыть адвокатом дьявола.

– Но. Он постоянно рядом. Был влюблен в нее еще во время учебы и работы в Плехановском. Не скрывал своих чувств и опекал, даже когда Нелли сошлась с Андреем, помогал в работе им обоим. Придумал этот грант для них, хоть и говорит, что это все ее идея. Поддерживал их на суде, его фамилия даже фигурировала в списке тех, кто выступал как свидетель защиты. Он специально стал ее куратором. Все укладывается.

– Сам-то веришь, Лев Иванович? – иронично спросил Станислав.

– Да нет, не верю, – вздохнул Гуров, – ты прав. Это вообще никак не соответствует образу Казинидис. Она бы не стала заводить любовника, ты прав. Но мы не можем не принимать в расчет эту версию.

– Не можем.

После этого каждый из напарников набросал по списку вопросов. А потом решили снова разделиться. Гуров прорабатывал версию того, что Нифонтов мог быть возможным любовником Нелли. Судя по данным обследования ее тела, у нее оставалось совсем мало времени. И она работала буквально на износ, чтобы успеть что-то сделать. Нужно узнать, что именно.

А Крячко попробует что-то узнать по списку Ярцева.

– Итак. Какая сейчас у меня задача: максимально всех взбаламутить и посмотреть, что или кто всплывет на поверхность, или, наоборот, сделать все максимально тихо, так, чтоб никто ничего не понял? – уточнил Крячко.

Лев Иванович хмыкнул:

– Давай и так, и так. Список я уже видел, получен он неофициально, Ярцеву тоже встряска не помешает.

– То есть ни в чем себе не отказывать?

– Ни в чем.

Стас рассмеялся. Люди в списке были самые разные. Ни одного громкого имени. Мало того, почти никто из списка не жил в Москве. Вернее, согласно регистрационным данным, не имел собственности в столице. Много путешествовали, жили в Сочи, Крыму, Калининграде, Петербурге, на Урале. Всего набежало десять фамилий. Это были только те, кого вывел на Казинидисов Ярцев. А вот кто шел после них, этого уже не узнать.

Казинидис-старший явно дал понять, что после смерти жены их небольшое «консалтинговое агентство» прекращает свое существование. И говорить об этом, а точнее, о тех, кто к ним обращался, ему определенно было неприятно.

Возможно, что дело было в шантаже. Чем могли шантажировать такую семью?

Детьми?

Какими-то старыми грешками?

Иногда раскрытие дела на самом деле зависит от какой-то мелочи, которая помогает найти решение. Обычная удача, рок, фатум или просто удачное совпадение.

Гуров в этом плане считал себя везунчиком.

Вот и сейчас ему повезло. Получив на руки все результаты анализов Нелли, Гуров решил проработать те места, где можно было бы купить лекарства. Для начала он разослал официальные запросы в онкологические центры. Прежде всего – платные.

И еще раз навестил Аглаю, снова подумав, что она может что-то недоговаривать. И оказался прав.

Баронесса знала, что Нелли больна. И лекарства она находила через знакомого врача.

– Ей нужен был хороший фармацевт, я порекомендовала друга семьи, химика. Он собрал все нужные коктейли, – пожала плечами Аглая, – ты же понимаешь, что в таком случае, как у нее, от лекарств очень много зависит. Ей нужны были очень хорошие лекарства. Много. Иначе бы она просто лежала без сил и не могла даже руками шевелить. Я видела это. Когда Нелли только приехала, ее встретили, поселили в гостинице, а потом она добралась до меня и тенью человека лежала в том же кресле, где сидишь ты. У Нелли были все рецепты, и нужен был только человек, который бы смешал все нужных пропорциях и сделал все в необходимые коктейли.

– Мне нужно точно знать, что он ей давал и что она просила, – неожиданно сказал Гуров.

Аглая поговорила с кем-то по телефону, мило щебеча на французском, и через двадцать минут у Гурова был список.

Лев прочитал его, потом достал из кармана телефон, где он сохранил анализ Нелли, и сравнил.

А затем на всякий случай переслал список и дозировки Дарье.

– Да, все верно, это было именно то, что нашли в крови у убитой. – Эксперт перезвонила Гурову сама через несколько секунд.

– Ты очень помогла, спасибо.

Аглая пожевала дужку очков:

– Ты понял, кто убийца? У тебя как будто лампочка внутри зажглась.

– Скорее я точно убедился в том, что, кажется, знаю, как ее убили.

– Ты же знал?

Гуров еще раз сравнил списки и покачал головой.

Стас ждал его в отделении:

– Ты как будто «Оскар» выиграл.

– Что-то вроде того, смотри.

Гуров показал напарнику оба списка.

– Получается, что такой неизящный и странный способ она выбрала… сама?

– Я только могу предполагать, но почему-то мне кажется, что да. Нелли приняла этот коктейль. А потом зачем-то выпила растворитель. Давай для того, чтобы быть в этом до конца уверенными, все-таки наведаемся к Даше.

Дарьи на месте не было, напарников встретила Мегера Давтяновна. Увидев в руке Гурова бумаги, эксперт царственным жестом протянула ладонь.

Лев отдал ей списки с лекарствами и описания, что дала им Дарья, и тот, что он получил от врача Аглаи.

Изучив оба через очки, Матильда Давтяновна кивнула:

– Да. Скорее всего, она сама все приняла. Петр Николаевич настоял, чтобы я сама посмотрела все отчеты Даши о вскрытии, хотя считаю, что зря, она девочка очень талантливая, с живыми не очень получается ладить, но все наши остальные клиенты пока на нее не жаловались.

Гуров хмыкнул, сделав вид, что оценил шутку.

– Сколько времени было у Нелли после того, как она приняла коктейль?

– Через двадцать минут она перестала чувствовать, дальше у нее оставалось около получаса до того, как полностью отключиться.

– Потерять сознание?

– Умереть. Знаете, что такое паренхиматозное кровотечение?

– Кровотечение внутренних органов? Внутри человека, а не снаружи?

– Как хорошо, что вы внимательно слушаете эксперта или читаете отчеты, – похвалила Матильда Льва Ивановича. – Да. Растворитель прожег дыры внутри пищевода, желудка, кишечника. Началось кровотечение. Но Нелли в этот момент была уже мертва. У нее был предельно истощенный организм. Конечно, можно было бы просто вколоть себе этот коктейль, дойти до фонда и там красиво умереть. Но, Гуров, эта девочка очень сильно постаралась, чтобы обратить твое внимание на что-то. Дать тебе подсказку. Думай.

Гуров кивнул.

– А если ее вынудили? Кто-то заставил ее убить себя? – предположил Стас.

Гуров пожал плечами:

– Мне кажется, что такая женщина, как Нелли, нашла бы выход. По сути, находить выход из тяжелой ситуации – это была ее работа. Десятки раз она проделывала это для всех своих клиентов. Неужели она не смогла бы найти его сейчас?

– Тогда нужно думать, кто или что могло вынудить ее так себя убить. И на что она нам указывает, – предположил Крячко. – Если Нелли никто не убивал и не вынуждал, то зачем она выбрала такое странное место для того, чтобы покончить с собой? Что она хотела нам этим сказать?

Гуров улыбнулся:

– Мне кажется, что я знаю. Мне нужно пару часов, чтобы точно убедиться, что я прав.

И уже привычным маршрутом сыщик поехал в Кремль, предварительно попросив о встрече хранителя фонда драгоценных металлов.

– Кажется, я становлюсь слишком культурным, – рассмеялся Гуров, входя на территорию Оружейной палаты.

И вправду, за то время, что они с Крячко вели это дело, он столько раз посещал музеи и галереи… За последние пару лет ему не приходилось так часто бывать в учреждениях культуры.

– Нужно будет Марию сводить сюда, – сказал полковник сам себе.

Лев Иванович попросил Фериде помочь ему. Конечно же, с разрешения директора музея. Хранителя привлекли в качестве стороннего эксперта. Ее привезли в Главк, и после подписания всех документов эксперт приступила к работе.

Для начала ей выделили стол в кабинете Гурова и Крячко.

– Задача у вас будет очень сложная, – вздохнул оперативник, – нужно понять закономерность во всем этом. – Он поставил на стол Фериде большую коробку с каталогами, фотографиями и документами, которые они собрали по бриллиантовому делу. Но все материалы касались только украшений.

Фериде кивнула и, к удивлению следователей, не задала им ни одного вопроса, а просто принялась за работу, достав из рюкзака большой блокнот альбомного формата, где она делала заметки, просматривая каталоги.

– Идеальная женщина, – сказал Крячко, когда через несколько часов она пошла домой, заметив, что нужно кое-что еще посмотреть в домашнем архиве, при этом за все то время, что она работала, разбирая бумаги и просматривая каталоги, Фериде не задала ни одного вопроса. И к тому же, как оказалось, она сама уже заранее поработала по заданной ей еще тогда, при первом разговоре в холле Оружейной палаты, теме.

– Ты тоже заметил, что она не задала ни одного вопроса и даже не любопытствовала? – шепотом спросил Крячко. Фериде смогла удивить обоих оперативников. Высокая, всегда держащая спину прямо, говорящая тихим, но хорошо поставленным голосом, она дисциплинировала всех вокруг одним своим присутствием. При ней было как-то неловко громко говорить, двигать стулья, как обычно, с шумом. Даже чайник, который по выслуге лет шумел так громко, что его было слышно в соседнем отделе, при Фериде вел себя тихо.

Время от времени консультант вставала, наливала себе чай и после этого снова утыкалась в работу.

– Все, я закончила, – сказала она через два часа.

– Закончили на сегодня? – уточнил Станислав.

– Нет, вообще, – откликнулась Фериде. Она подошла к пустому столу, который негласно был чайным, и разложила на нем каталоги, открытые на определенных страницах, к ним она добавила фотографии и распечатки найденных ею файлов.

– Вот, смотрите. Это все, что мне удалось найти и рассортировать по годам. Все эти украшения, я уверена, что их гораздо больше, на самом деле, это только самые известные и те, что попались в прицел фоторепортеров, сделаны по дизайну одного человека, я уверена. Но ничего нового она не изобрела. Смотрите.

Фериде достала из папки фотографии и открытки с членами императорской семьи. Кроме них, некоторые украшения были сфотографированы отдельно, просто на черном бархате, как это водится в музеях.

– Знакомые мотивы, правда же? – подсказала эксперт. Сыщики синхронно кивнули. На самом деле мотивы не казались знакомыми, украшений на столе, пусть и в виде фотографий, было слишком много, и от них уже начинало немного рябить в глазах. Поэтому Гуров и Крячко решили полностью довериться Фериде.

– Во всех видах искусства существует такое понятие, как «цитирование», музыкальное, литературное, в нашем случае – ювелирное, – вздохнув, начала Фериде.

– То есть плагиат? – уточнил Гуров.

Женщина покачала головой:

– Нет, именно цитирование. Создание чего-то нового, но с узнаваемыми мотивами. Как с этими украшениями. Получается, что Нелли работала над украшениями сразу после того, как они с мужем уехали из России, и все время, что он отбывал наказание в тюрьме. Очень многие украшения из этих каталогов, скорее всего, ее рук дело.

Фериде собрала и рассортировала все по годам. Во всем этом можно было отследить систему. Первое, Нелли работала только с бриллиантами. Второе, она не сильно экспериментировала со стилями. Либо это были реплики и цитирования, либо она делала что-то настолько вульгарное и громоздкое, что с таким сейчас было бы даже страшно выйти из дома.

– Фериде. Скажите, а вот из этого, – Гуров показал на фото жены одного из видных политических деятелей Франции: дама гордо демонстрировала колье, которым, если метко кинуть, при желании можно было убить, – можно что-то сделать?

– Да, посмотрите. Это не целый бриллиант такого размера. Здесь несколько камней собраны в цветок. Если их разобрать, можно сделать стильный и красивый гарнитур.

Лев кивнул. Значит, изначально они с Крячко были правы. Бриллианты, вывезенные из страны якобы на продажу, на самом деле были очень удачно спрятаны. В этих безвкусных изделиях, которые были введены в моду в девяностые. А потом, пережив бум, их можно было уже переделать во что-то более красивое и изящное.

– Насколько сильно теряют в цене камни при такой переделке?

Фериде покачала головой:

– Вы уже задавали мне этот вопрос. Я изучила доступные материалы. Хороший ювелир при работе над украшениями из драгоценных камней чистой воды может сделать настоящий шедевр, который будет стоить гораздо дороже тех украшений, из которых его, условно говоря, собрали. Такое возможно. Но для того, чтобы точно сказать, те ли самые камни, нужна экспертиза. Очень точная, и я опять же повторюсь, я уже говорила, что, да, у каждого крупного бриллианта есть свои документы, условно паспорт. Это если чистая официальная продажа. Но если он будет в украшении, то сертификат выписывается уже на изделие целиком. С указанием чистоты камней, маркировки, каратности и, соответственно, пробы металла. Потом, если автор будет переделывать, ставится уже клеймо компании. Но насколько я знаю, крупные ювелирные компании не занимаются переделкой. Нужно уточнить.

Когда Фериде ушла, Крячко и Гуров еще некоторое время изучали ее заметки.

– Получается, что это отличный способ условно легализовать камни.

– Да, например, если «Голден Ада» продала их по цене обычных алмазов какому-то подставному не очень известному ювелиру или даже нескольким – как я понял, крупные ювелирные дома таким мараться не будут, – а потом уже через Нелли эти украшения возвращались и переделывались под другими брендами.

Лев Иванович все-таки подошел к доске, как это ему ни претило. И написал на ней крупными буквами: «Алмазы вычеркиваем».

– Мило, – оценил Крячко.

– Эта семейка удивляет меня все сильнее и сильнее. Кстати, а их родители?

– Оба были сиротами уже на момент девяносто третьего года, – отозвался Гуров. Тяжело вздохнув, Лев Иванович подумал, что образ Нелли у него определенно не складывается. Умная и боевая, хитрая и склонная к риску дамочка, умудрившаяся провернуть аферу с бриллиантами – и вдруг отказывается от лечения. Вместо этого устраивает знаковое самоубийство в стенах Гохрана. Почему?

Гуров открыл файл с архивами Плехановского и стал просматривать фотографии. Он не особо надеялся там найти что-то полезное, все-таки прошло очень много лет.

Андрей и Нелли не особо старались попасть в кадры, нашлась всего пара фото, где они были пойманы в объектив на праздниках. Вроде бы ничего особенного.

Гуров все листал фотографии. Почти все они были с праздников или публичных выступлений. Лев остановился и посмотрел на бывшего преподавателя Нелли, того самого, который был в нее немного влюблен. В какой-то момент он попал в кадр с женой. Молодая девушка смотрела в объектив весело и даже как-то немного торжествующе. Гуров присмотрелся. Первые фотографии семейной пары оказались не самого лучшего качества. Оперативник отобрал все заинтересовавшие его снимки, а потом позвал Крячко.

– Смотри. Ничего интересного тут не замечаешь?

Станислав стал внимательно рассматривать фото.

– Не слишком ли у нее богатые украшения для жены преподавателя университета, хоть и такого?

– Вот и я о чем. И, скорее всего, мы знаем автора. Ну что? Позовем завтра в гости нашего тихоню-куратора? Что-то я сомневаюсь, что такие дорогие украшения его жене Нелли делала добровольно.

Крячко кивнул.

Преподавателя Нелли они вызвали к десяти.

Нифонтов пришел минута в минуту. Вошел в кабинет стремительно, поздоровался с оперативниками так, как будто это не они вызвали его повесткой через деканат университета, а он сам решил приехать.

– Что-то новое? Вы нашли убийцу Нелли? – улыбнулся он. Максимально обаятельно.

– Да, но есть нюансы, – в том же тоне ответил ему Лев Иванович. А потом положил на стол распечатанные фотографии. – Вы очень красивая пара, – заметил он.

Нифонтов кивнул:

– Да. Вы не первый, кто нам это говорит.

– У вашей жены очень яркие эффектные украшения. Достались от бабушки? – с веселым любопытством спросил Станислав.

Нифонтов рассмеялся:

– Да ладно вам, господа. Вы уже узнали работы Нелли, да, все так. Эти украшения я сам заказал у Казинидис для жены. Еще когда мы работали вместе. Кстати, она работает над украшениями очень долго. До полугода. Но именно поэтому каждая деталь находится на своем месте. Ищет вдохновение, подбирает камни, узоры. У нее все должно находиться на своем месте. Идеально.

Гуров, который перед встречей прокрутил в голове их разговор в архиве Плехановского, вспомнил, что на самом-то деле Нифонтов ни разу за время их разговора не говорил, что он не общался с Казинидис. Достаточно ловко бывший преподаватель убитой каждый раз переводил стрелки на Андрея. Сам начинал рассказывать какие-то мелочи, и этими деталями он очень прочно укрылся от вопросов со стороны Гурова.

– Вы виделись не по работе?

– Да, я часто бываю в заграничных командировках, бывал у Нелли в Праге и даже гостил несколько раз в их доме в Партенонасе. В этом же нет ничего противозаконного. Насколько я помню, Андрей отсидел свое и у государства к нему претензий нет, – утвердительно сказал Нифонтов.

Гуров поймал себя на странном чувстве гадливости, которое вызывал у него этот человек. Если при первой встрече сыщик подумал, что это ощущение появилось от всей истории увлечения преподавателя студенткой, то тут было что-то другое. Неприятное чувство вызывал сам Нифонтов. Как будто выпачкался в чем-то. И хочется помыть руки. Судя по выражению лица Крячко, напарник чувствовал то же самое.

– А зачем вы приезжали? Приятельствовали или были какие-то общие дела?

Нифонтов пожал плечами:

– Подумывал заняться бизнесом.

– Кому из них двоих вы предлагали партнерство и в какой области хотели начать работать? – попробовал прощупать почву Лев.

– Да в разной. Ювелирное дело для меня всегда было терра инкогнита. А вот Нелли в нем очень хорошо разбиралась. Андрей провел неплохое исследование рынка и предложил мне заняться логистикой. Вне моей основной работы.

В двухтысячных это было самым популярным направлением, и можно было неплохо заработать.

Он помолчал, словно собираясь с мыслями, и продолжил неспешно:

– Я подумал, что могу поддержать бывших учеников, и заказал им несколько исследований. Тем более что официально, как вы понимаете, я не имею права заниматься бизнесом. В моей области, конечно же, это не возбраняется. Всегда можно сказать, что компания создана для прикрытия. Но мы решили, что будет лучше, если всем займется жена. Тем более что у нее все это получается эффективнее.

– Как забавно, что вы не упомянули об этом при нашей первой встрече. – Гуров начал злиться и поэтому перенял манеру общения Нифонтова. Немного надменную, с легким флером недоумения. Было видно, что куратор Нелли прекрасно понимал, в чем он неправ, что он сделал не так и что ему ничего не грозит. Пока. И поэтому он планирует продолжать в том же духе.

Он явно готовился к этой встрече.

Сегодня он производил впечатление не растерянного преподавателя, который был когда-то увлечен талантливой студенткой. Нет, он пришел явно продемонстрировать, что сыщики для него не самые удачливые и уважаемые люди. Сегодня он был одет дорого. Неброско, стильно и очень дорого.

И вел себя по-другому, совсем не так, как на территории Кремля, где главным был Яков Платонович.

Гуров отметил, что продумана была каждая деталь. От нового телефона до ручки, которую он достал из еженедельника. Якобы готовясь что-то записывать. Даже тон был совсем другим.

Пока Крячко задавал обычные вроде бы вопросы о том, как часто проходили встречи, общались ли они с Нелли во время этого приезда, Гуров вдруг понял.

Нифонтов выводил их с Крячко намеренно.

Взбешенный человек обязательно допустит ошибку.

Напарники переглянулись.

– Какие поручения выполняла для вас Нелли в то время, когда шло дело ее мужа?

Лев Иванович ударил наугад. Просто чтобы посмотреть, как отреагирует собеседник. Станислав сделал вид, что не удивился вопросу напарника, и так же вопросительно посмотрел на их гостя.

На лице Нифонтова не дрогнул ни один мускул.

Казалось бы, он не удивился и не расстроился.

Изменилось только выражение глаз. Он был настолько зол, что, если бы мог убивать взглядом, от напарников не осталось бы горстки пепла, но позволить себе это он не мог.

– Вы же понимаете, что так быстро замяли дело с «Голден Ада» и отпустили Андрея не просто так. А за определенную работу, которую он должен был выполнять на территории иностранных государств.

А вот это уже был блеф, и очень плохого качества. Потому что Гуров и Крячко первым делом через Орлова и его связи проверили версию, касающуюся долгов Казинидиса государству и его возможной занятости в роли агента.

Конечно же, никто не сказал бы им напрямую, так это или не так. Но за время работы оба следователя накопили достаточно связей, чтобы можно было получить нужную им информацию без официального запроса.

– Не получилось, да, – неожиданно сказал Нифонтов и улыбнулся. Открыто и обезоруживающе. Он так быстро и так вызывающе менялся, что сыщики оба поймали себя на желании прикопать его где-то во внутреннем дворе. Точно не найдут, пока не начнет вонять.

Гуров приподнял бровь.

– Небольшой блеф не удался, я уже понял. На самом деле да, вы правы, дело Казинидиса так быстро замяли именно потому, что Нелли продолжала работать на нас. Целью была Южная Африка. Та самая компания-монополист, через которую велась продажа бриллиантов на международном рынке. Наши камни, попав в Европу пусть и таким не слишком законным способом, устроили там настоящий обвал. Компания не выплыла, как вы понимаете. А Андрей получил сравнительно мягкий приговор. Вот и весь ответ на вашу загадку. Нелли продолжила работать на нас. И создавать свои украшения, пока запасы камешков не кончились.

– Не уезжайте пока из города, – сказал Гуров, подписал повестку и отпустил Нифонтова.

– Врет, – озвучил вслух мысли друга Крячко, как только бывший преподаватель Нелли покинул кабинет, – или недоговаривает.

– Несомненно. Он шантажировал Казинидисов. Никак по-другому он не мог заставить их работать на себя. Теперь нам нужно понять чем. И еще один момент. Где его жена?

Только в кино любого человека можно вызвать повесткой и найти его буквально по щелчку пальцев.

В реальной жизни работа оперативников Главка больше похожа на бесконечный телефонный разговор, обивание порогов разных учреждений и составление огромного количества отчетов. Казалось бы, весь мир давно перешел на безбумажные носители, но именно бумага до сих пор осталась самым надежным средством сохранить информацию.

А личная встреча – передать, найти или выбить нужные сведения.

Жены Нифонтова уже очень давно не было в городе. Она вела свой бизнес с Кипра. Там же учились их дети.

И дотянуться до них не было никакой возможности.

Оставался только сам Нифонтов.

Который вел слишком благочестивый образ жизни. Согласно всем возможным способам проверки, которые использовали сыщики. У него даже не было столь модного двойного гражданства.

– Смотреть тошно, – сказал Крячко, глядя на досье, – нет даже завалявшегося штрафа за парковку в неположенном месте или превышение скорости.

– Я тебе больше скажу, он у нас меценат и филантроп. И на свою скромную зарплату преподавателя университета помогает нескольким благотворительным фондам и отдельно является амбассадором благотворительных компаний своей жены.

– Надо копать дальше. Он наша ключевая фигура.

– Но вряд ли он ее убил.

– Да. Но причастен к ее смерти на сто процентов, – отметил Гуров, – ты заметил, что он не задал ни одного вопроса касательно того, как именно была убита Нелли? Где она была убита, что произошло. Ничего. Он спросил, нашли ли мы убийц, но не пытался узнать никаких подробностей.

– Думаешь, он знал?

Гуров кивнул:

– Да. Я думаю, что он все знал. Дело осталось за малым.

– Всего-то, – весело подхватил Крячко, – каким-то образом это доказать.

Они оба были уверены в том, что виновник смерти Нелли Казинидис только что побывал у них на допросе. Он вряд ли убил ее сам, но мог, например, нанять для этого киллера. Или, что в свете недавних данных ближе к истине, довел до суицида. Плох тот сыщик, что не будет доверять своему чутью.

– Так. В сухом итоге нужно собрать максимально интересное досье. Его жена, семья и все «проекты», к которым он мог бы привлечь Нелли. – Крячко набросал список.

Лев продолжал смотреть в окно:

– Слишком много вешаем на Казинидис. Так и хочется спросить, как она все успевала и кем эта девочка хотела стать, когда вырастет.

– Отставить философию, Лев Иваныч, – бодро скомандовал Крячко. – Проверяем Нифонтова и Ярцева. Нет ли между ними связи.

Лев Гуров был в ледяном бешенстве. Он не мог настолько обмануться в человеке.

Почему ему не пришло в голову проверить Нифонтова тогда, после того как их представил друг другу комендант Кремля и где бывший преподаватель Нелли был уже совсем в другом статусе?

Не мог же и Яков Платонович быть в этом замешанным?

С одной стороны, это, конечно, многое бы объяснило. И как Нелли оказалась на закрытой территории. И то, что камеры так странно себя вели. Но это было бы слишком просто и очевидно.

Не в первый раз в деле наступал, казалось бы, тупик.

В шахматах есть прекрасный термин «цугцванг», когда любой следующий ход может привести к ухудшению позиции игрока. И часто этот термин является синонимом слова «тупик».

Лев Иванович закрыл глаза, мысленно расставил все имеющиеся у них фигуры на шахматной доске и сделал несколько ходов.

Нет.

Очень большое искушение повесить всех собак на коменданта. Объявить его сообщником куратора Казинидис и начать под него копать. Но все, что они уже, следуя давней привычке оперативников Главка проверять всех фигурантов дела, накопали на Якова, говорило о том, что он бы не играл так грубо. Он бы сделал все гораздо тоньше. И точно не стал бы оставлять тело Казинидис там. Он бы нашел способ вывезти ее куда-то в другое место. Так, чтобы привязать убитую к Кремлю стало невозможно.

А вот побеседовать с ним в неформальной обстановке было бы неплохо.

Генерал Орлов часто любил повторять, что, если не можешь найти какое-то решение, нужно вернуться к началу.

Именно это и решили сделать напарники, доехали до Кремля и снова прошли весь путь Нелли. От Оружейной палаты до кабинета, где отдыхали и переодевались уборщицы, до Алмазного фонда, на экспозиции и…

А потом решили перекусить в местном кафе. После обеда, когда оба пили чай с неожиданно вкусным для общепита печеньем, Гуров вдруг встрепенулся.

– Слушай, – неожиданно сказал Гуров, – давай все-таки всерьез рассмотрим ту версию, что Нелли решила убить себя сама.

– Тогда это очень экстравагантный способ покончить с собой, – поморщился Стас, – ты представляешь, как это должно быть больно? И сколько нужно смелости для того, чтобы вот так прекратить жить.

– Да, но вспомни все анализы. В ее крови был такой коктейль, что она не чувствовала боли. Дарья утверждает, что это было скорее похоже на прилив сил и эйфорию. Недолго, но ровно столько, чтобы хватило сил и времени осуществить ее план. Допустим. Просто представь. Нелли прилетает по делам в Москву. Находит Капибару. Устраивается на работу в Оружейную палату. Разведывает все входы-выходы. Она видит украшения, которые делали ювелиры прошлого, и то, что сделала она, считай, это для нее было как хороший знак или талисман. Ей нужно как-то сделать таким образом, чтобы указать тем, кто будет расследовать ее смерть, на принадлежность ей идеи аферы «Голден Ада». И снять таким образом подозрения с мужа.

– То есть его мы списываем со счетов? – уточнил Крячко.

– Да, – подтвердил Гуров, – пока это все на уровне слов, будем считать, что я фантазирую. Нелли нужно привести нас к кому-то опасному. Возможно, что либо он хочет, чтобы она сделала что-то, что, с ее точки зрения, кажется невозможным или слишком ужасным, либо он ее шантажирует. Либо еще что-то. Указание на то, что она автор дела «Голден Ада», может вообще не иметь к этому никакого отношения. Может быть, ей хотя бы после смерти хочется немного признания.

– А может быть, именно на это и рассчитано все? И все остальные дела Нелли ни при чем. Просто она хочет, чтобы все знали, что она автор бриллиантовой кампании. Но слишком сложно. Можно было просто, ну, не знаю, – Крячко взял еще одно печенье и описал им в воздухе круг, – сейчас модно писать мемуары, вот могла написать мемуары.

– Значит, не могла. И опять же, чисто гипотетически, мы не знаем, кто нанял Капибару. А если это она сама? И таким образом удалила все следы того, что она что-то планировала. Уничтожила документы, машину, фотографии, что там еще могло быть дома и в машине?

– Не думаю, – неожиданно возразил Станислав, которому показалось, что он тоже начал понимать ход мыслей Казинидис, – я полагаю, что она хотела таким образом привлечь наше внимание. Если бы просто мертвое тело и вся афера на блюдечке, то дело открыто и закрыто. Для гарантии того, что мы максимально в нем увязнем, ей был нужен шум. А это взрыв жилого дома и машины у Кремля. В пользу этой идеи говорит и то, что никто не пострадал. Она все продумала…

– Ювелирно, – подсказал потерянное Крячко слово Гуров, – тогда, если мы примем эту теорию, нам нужно найти того, на кого могла нам указать Нелли. Это должен быть кто-то, кто был изначально с ними рядом. С момента «Голден Ада».

– Тогда либо Ярцев, либо Нифонтов.

– Разрабатываем обоих, – кивнул Гуров, – но теперь меняемся местами. Я беру Ярцева, ты берешь Нифонтова. Ярцев прилетел в Москву?

Стас улыбнулся уголком губ. Именно на это и рассчитывали напарники, когда Крячко полетел в Пермь. Нужно было заставить двигаться кого-то из подозреваемых. И тот, кто первым побежит прятать улики, окажется под колпаком. В идеале было бы взять под наблюдение обоих.

Кирилл Ярцев пока лидировал. Согласно данным наружного наблюдения, сразу после того, как они побеседовали с Крячко, уже подозреваемый, а не просто свидетель поехал в офис, где отправил сам себя в отпуск. Но, так как ему не запретили покидать город, он, само собой, первым делом решил его покинуть и поехал в Москву. С собой у него не было вещей, кроме портфеля, с которым он ходил на работу.

К удивлению обоих оперативников, Ярцев выбрал старую добрую гостиницу «Космос», а не что-то более дорогое, громкое, помпезное и в то же время менее заметное.

Пока он не делал никаких лишних телодвижений и не встречался со вторым подозреваемым, а просто прилетел в столицу первым же рейсом из Перми и находился в гостинице.

– Поставить бы его телефон на прослушку, но прямых улик против него нет, а мы, как ни крути, действуем в рамках закона, – протянул Станислав, пока Гуров просматривал отчет о том, чем занимался Ярцев.

– Да, слушать мы его не можем, а вот в рамках наружного наблюдения любезный наш друг Петр Николаевич дал разрешение запросить детализацию звонков. И тут в детализации фигурирует номер, который принадлежит Прасковье Никаноровне, ста двух лет от роду, которая буквально в прошлом году скончалась в окрестностях Елабуги. И звонил он на этот номер четыре раза.

Не успел Гуров договорить, как у него у самого зазвонил телефон. Сыщик внимательно выслушал доклад, кивнул и улыбнулся как сытый кот. Как очень-очень довольный.

– В данный момент Ярцев встречается в кафе гостиницы с каким-то мужчиной. Встреча идет уже пятнадцать минут. Нужно будет запросить записи с камер.

– На сколько он арендовал номер? – полюбопытствовал Крячко.

– До послезавтра, – отозвался Гуров, – навестим его в гостинице или подождем записей?

– Подождем записей, а потом навестим, – весело сказал Станислав.

Долго записей ждать не пришлось, очень расторопный оперативник прислал их в тот же вечер.

У него был свой контакт в «Космосе». К сожалению, такое приходилось делать достаточно часто, гораздо быстрее получить нужную информацию по своим каналам, чем долго согласовывать получение разрешения. Но разрешение все равно придется оформить, пусть и постфактум. Напарники уже сталкивались с тем, что грамотный адвокат может развалить дело любой сложности именно на таких, казалось бы, мелочах. Нет нужной бумажки, не запросили разрешения на ведение слежки, и прочее.

– Оппа… какое знакомое лицо.

У обоих напарников была профессиональная память на лица, а учитывая, что все материалы дела они пересмотрели по несколько раз, не было ничего удивительного в том, что они узнали одного из следователей прокуратуры, который вел дело «Голден Ада». Да, он был сильно старше, чем на фотографиях и в зале суда, но тогда молодой амбициозный Захар…

– Никаноров, – уточнил Крячко фамилию, быстро глянув в список фигурантов дела.

Лев кивнул:

– Точно. Никаноров.

– Значит, завтра навестим товарища Никанорова. А сегодня спать. Я уже с трудом понимаю, что передо мной. Стол, стул или…

– Бриллиантовое колье! – продолжил весело Крячко.

Гуров закатил глаза, сдержанно зевнул и поехал домой. По пути он пытался вспомнить по записям, как себя вел Захар на судебных заседаниях. Выступал он один или два раза. Коротко, по делу и как-то достаточно отстраненно. Исходя из того, что он помнил по документам, Никаноров подавал большие надежды, до дела «Голден Ада» он уже работал на нескольких достаточно крупных делах о мошенничестве, но потом пропал. Нет, точно не ушел из прокуратуры, это бы Гуров сразу отметил. Просто все остальные его дела были каким-то… обычными? А потом его, кажется, перевели в судейский корпус. Нет, сейчас поспать, а о деле он будет думать завтра.

Мария оставила ужин на столе. Даже несмотря на то, что дома у них была микроволновка и подогреть готовое блюдо можно было за несколько минут, она всегда оставляла еду под полотенцем. Трогательно. Просто она знала, что Гуров ценит ее заботу. Даже если от усталости у него не будет сил поесть, а только раздеться и добраться кровати. Но именно такие мелочи делают жизнь гораздо приятнее.

Вывести из себя Ярцева оказалось легко. Напугать его тем, что станет известно о доле, которую он получил за помощь Казинидисам. Притом это даже не нужно было проговаривать вслух. На тот момент главное – напугать. Дать понять, что ты знаешь то, чего ты на самом деле пока не знаешь, вернее, у тебя нет доказательств.

Ярцев повел себя так, как от него ожидали, и дальше уже оставалось только прижать бывшего следователя прокуратуры.

Лев Иванович и Станислав снова поменялись местами. Теперь уже Ярцева в холле гостиницы «Космос» ждал Гуров, а к следователю в прошлом, а ныне скромному делопроизводителю Росгидромеда поехал Крячко.

И в том и в другом случае оперативники намеренно устроили встречи в неформальной обстановке в нерабочее время. Ведь это не допрос.

Они даже сняли галстуки.

Специально. Была привычно продумана каждая деталь. Казалось бы, мелочь, а частенько подозреваемые напрягались, если оперативник приходил на беседу в костюме, при галстуке. Это был своего рода триггер. Что вот официальное лицо и официальное дело. И наказание тоже будет очень и очень официальным. А бывало, что наоборот. Просто одетый, слегка небритый, можно даже пару раз сдержанно и равнодушно зевнуть в кулак, и вот уже подозреваемый рассказывает все, что знает, потому что всеми силами пытается хоть как-то перетянуть сыщика на свою сторону.

Крячко снова примерил роль рубахи-парня, опытного опера, которого совершенно не интересуют дела прошлого, но есть один нюанс.

– Кто дал тебе команду помочь Казинидисам? Приговор максимально мягкий для такого дела. Я видел записи, и сложно не заметить, что ты больше похож на адвоката, чем на помощника прокурора. – Станислав задал этот вопрос настолько быстро, сразу после приветствия, что собеседник не успел сориентироваться и придумать ответ.

– Мы не собираемся поднимать старое дело, но расследовать убийство мы обязаны. Вот и проверяем, как, что, кто приходил, кто что говорил.

Захар вздохнул:

– Был один щеголь очень напористый. Слишком ухоженный для нас. Ботиночки в КПЗ боялся замарать, когда приходил к Казинидису. Надевал бахилы. Он там все время крутился. Ни дня не проходило, чтобы не отсвечивал.

– Фамилию помнишь?

– А ты бы забыл? – спросил Захар и добавил: – Мы же все не дураки. От того, насколько хорошо ты помнишь фамилии и детали дела и насколько быстро и хорошо ты в нужный момент сможешь их забыть, часто зависит твоя жизнь.

Станислав кивнул. Захар продолжил:

– Он из МИДа был. Но по официальной версии, бывший преподаватель Казинидиса, друг семьи. Пытался помочь по своим каналам, совал деньги адвокатам, привозил передачки, суету наводил, но, как ты понимаешь, больше для вида. На самом деле он был там, именно чтобы никто не знал, куда на самом деле пошли деньги и бриллианты. Я так думаю.

– Ты зачем засветился с Ярцевым в гостинице? Понимаешь же, что мы его пасли. Ты бы еще с плакатом по улице прошелся. Прямо под окнами Главка.

Захар кивнул:

– Понимаю. Давай так. То, что я тебе сейчас скажу и что говорил до этого, строго между нами. Меня не волнует, как ты обоснуешь эту информацию. Может, вон того же Ярцева и расколол. Он как был не очень умным, но очень мстительным, так им и остался.

– Не очень умным, а завод-то при нем и до сих пор работает, – отметил Станислав.

Захар грустно улыбнулся. И в этот момент Крячко с трудом удержался от того, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Ну конечно! Именно поэтому завод и остался при Ярцеве! Потому что тогда он не сильно громко кричал в суде о возмещении ущерба. И мало того, насколько помнил Крячко, именно Ярцев тогда подписал документы о том, что переданные камни были не самого высокого, так называемого промыслового, качества, и поэтому завод не фигурировал в качестве потерпевшего, а только лишь как свидетель.

Тем временем Кирилл Ярцев потел. Потел очень сильно, хотя он всегда считал себя уже давно настолько тертым калачом, что, казалось бы, уже давно должен был отвыкнуть так волноваться и потеть. А тут того и гляди придется идти в номер и переодеваться. Все дело было в этом сыщике из Главка. Насколько проще было с тем, вторым. Крячко. С Гуровым он говорил только по телефону и видеосвязи. И сейчас Ярцев ловил себя на трусливой мысли, что как бы было хорошо снова оказаться в своем кабинете в далекой Перми.

Гуров долго молчал, потом холодно улыбнулся и этим задал тон беседы.

– Ваша доля за участие в афере «Голден Ада» – это завод, так? Вам пообещали, что при любом раскладе он остается за вами? А может быть, еще и дальнейшую финансовую поддержку? Сложно удержать завод на плаву в такое сложное, переломное время? Госзаказы?

– Что?

– Достаточно просто кивнуть, если в горле пересохло настолько, что не можете ничего сказать, – предложил Гуров и сделал долгий глоток воды.

Ярцев свою воду выпил жадно. В горле пересохло, и он жестом попросил официанта принести еще.

– Что меня ждет? Если я расскажу сейчас о том, что было тогда на самом деле?

– Сейчас у нас с вами будет долгий разговор. От того, как вы будете отвечать на мои вопросы, и будет зависеть вся дальнейшая история.

Ярцев долго думал уже потом, после этого разговора, почему он так испугался Гурова. Что пошло не так? Почему ему не было настолько страшно тогда, в суде?

Все дело в скорости. Это Лев Иванович усвоил уже давно. Есть люди, которые не умеют быстро ориентироваться. Им всегда нужно какое-то время, план, стратегия. Если застигнуть их врасплох, такой человек теряется. Он не знает, как дальше реагировать. И можно брать его тепленьким.

Но есть и такие люди, которые в стрессовой ситуации реагируют быстрее и лучше, чем в обычной жизни. С ними нужно уже действовать по-другому, максимально затягивая.

Одной из задач оперативника является вовремя понять, какой человек перед вами. И уж эту науку полковник Гуров за время работы освоил на высшем уровне.

– Да. Завод остается при мне, я молчу и помогаю.

– А потом вам стало мало?

Ярцев мрачно посмотрел на Гурова.

Этот не отстанет.

Будет дожимать.

– Десять лет назад африканские алмазы снова наводнили рынок. Вы сами можете заметить, как много сейчас изделий с бриллиантами. Завод стал терять прибыли. Истощились два месторождения, бриллианты никогда не были нашим основным продуктом, если очень утрированно, работа завода заключается в том, что мы покупаем сырье, алмазы, ограняем их и продаем как в уже готовых ювелирных изделиях, так и под заказ. У меня появились крупные конкуренты, компании, которые были готовы поглотить завод и выкупить пакет акций по смешной цене. Тогда я и нашел Казинидисов. У них должны были остаться деньги.

– И что? Не дали денег? – усмехнулся Гуров. Ярцев зло посмотрел ему в глаза. В этом взгляде было все. Ярость труса и зависть. Чистая концентрированная зависть даже не к тому, кто богаче, а к тому, кто умнее. Кто увидел решение до того, как его увидел ты, а потом выдал тебе его на блюдечке с голубой каемочкой и даже наверняка ничего не попросил взамен. Потому что для него или для нее это тьфу. Просто идея. А тебе эта идея спасет жизнь. Именно тогда и приходит ярость на то, что не догадался сам. А ведь ты в этом бизнесе всю жизнь.

– Если бы. Предложили. Но Нелли предложила выращивать муассаниты.

– Что?

– Редкий минерал из той же группы, что и бриллианты. Синтетический, но гораздо дороже тех же алмазов. По всем качествам, в том числе ювелирным и техническим, превосходит бриллианты. Кто не знает, вообще не заметит разницы. А из-за того, что выращивать их дорого и сложно, мало кто берется. Украшения с такими камнями стоят дорого. И пока еще они новинка.

Он тяжело вздохнул и продолжил нехотя:

– Нелли свела меня с нужными людьми играючи. У нее это заняло полчаса. На следующее утро она прислала мне координаты тех, кто уже выращивает муассаниты, и план, что нужно сделать с моим оборудованием. Мы были бы первыми в России, кто занялся производством таких камней. А для меня это стало выходом.

– И как же обычная человеческая благодарность? – не удержался Гуров.

– Да какая тут благодарность? Вы хоть представляете, сколько они зарабатывали? На вот таких вот советах? Им это было раз плюнуть. Посидеть вечерком, подумать, и вот, готово. А им за это платили такие деньжищи!

Ярцев неожиданно даже брызнул слюной, насколько его разъедала зависть к тем, кто был умнее его и удачливее.

– Такие, как вы, платят таким, как они, именно потому, что сами не могут додуматься, – холодно улыбнулся Гуров, снова выводя Кирилла из равновесия.

– Да я бы и сам нашел выход, будь у меня больше времени. И денег. Мне обещали госзаказы, но что-то не спешили выполнять обещания.

– Нет. Не нашел бы. И дело тут не в деньгах. Кто именно надавил на вас, чтобы завод как можно меньше фигурировал в списках пострадавших?

– Он работал на правительство. Им нужны были Андрей и Нелли. Кто больше ценен, я не знал, но мне дали понять, что нужны оба, а значит, я должен играть роль хорошего друга и соратника, который, наоборот, поддерживал друзей-новаторов во всем. Я сыграл свою роль на ура.

«Ну уж куда тебе додуматься, кто им был нужен больше», – подумал Гуров.

– Было еще одно заседание. Его не снимали, – устало сказал Ярцев, – там вынесли приговор. Даже прокурор был таким… – он сделал странный жест рукой, как будто рисовал в воздухе облако, – радужным. Вроде бы старался человек, хотел помочь родной стране, но не проверил все до конца, и вообще, кто же знал, что рынок торговли драгоценными камнями настолько жестокий. Все были прямо в белых одеждах, ангелы, а не люди. Тошно смотреть.

Тяжело сглотнув, Ярцев проговорил медленно:

– Тогда-то я и понял, что ничего им не будет. Отсидит Андрей пару лет, выйдет на свободу и, даже если все было так, как мне сказала Нелли, что они отдали все деньги, все равно будет жить себе на воле и добра наживать. А уж добра-то у них припрятано было немало. Самые чистые камни, самые яркие образцы лично она отбирала. А Андрей все писал бизнес-планы и бюджет считал. Видел я горы этих бумаг, которые все сложили в коробки и увезли. Куда потом дели, не знаю, кажется, их забрал кто-то из ваших.

Гуров молчал и слушал.

Ярцев продолжил:

– А я остался тут. На Урале.

– И кажется, не сильно пострадавшей стороной ты был, Кирилл Наумович. Или мне перечислить всю твою недвижимость? По старинке записанную на жену, тещу, любовницу? Дети твои тоже хорошо устроились. На выставки вон приезжаешь.

– Я ничего плохого не делал. Давили на меня ваши же. Ну, или не ваши, а из другого ведомства, никакой разницы тогда не было.

– Да-да, я понял, ты у нас агнец, невинно пострадавший.

Ярцев поморщился:

– Повторяю. Я не имею никакого отношения к смерти Нелли. Все, что я сделал, – это просто посоветовал Казинидисов некоторым людям из моего окружения, которые тоже находились в сложной ситуации и им нужна была помощь.

– Почему тогда ты так испугался? Почему сразу побежал в Москву встречаться с бывшим помощником прокурора?

– Ну мало ли. Кто знает, что за сыщик ко мне приехал? Может быть, из ваших, а может быть, из тех, кто тогда стоял за спиной Казинидисов.

Гуров поморщился. Список этих «людей», которых подсылал к Нелли и Андрею Ярцев, он уже видел. Местные божки разных городов, купившие все, что только можно было, а потом решившие либо купить себе еще больше… «Либо» каждый раз было разным.

Они уже успели пробить многих.

Лев Иванович, еще до разговора с Ярцевым получив досье на всех фигурантов из списка от технического отдела, позвонил Андрею Казинидису и подробно выспросил про каждого. Андрей ссылался на профессиональную этику, Гуров давил тем, что жена у него уже погибла и смерть ее была тяжелой. А потом напомнил, что у них остались хоть и взрослые уже, но все равно дети.

К тому же дочь тоже занимается ювелирным делом.

Как оказалось, мало кто из списка действовал законными методами. И с уважением. Почти все были как Ярцев, только грубее. Были и те, кто сулил хорошие деньги, кто-то пытался угрожать, но все они были несколько…

– Неинтересными, – как отозвался о них Казинидис.

– Неинтересными?

– Они были похожи друга на друга, даже угрожали одинаково. Не было задач, которые мы не могли бы решить. Но врагов среди них у нас не осталось.

Казинидис выглядел уверенным в себе и очень спокойным, но было видно, что он устал и разговор давался ему тяжело.

– Каким образом?

– К каждому можно подобрать свои ключи. Мы находили решения, все в рамках закона, за незаконные дела мы не брались, трупы прятать не помогали, убийц от суда не отмазывали, – вздохнул Казинидис. – Консалтинг процветает и будет процветать не потому, что люди вокруг глупы, а потому, что, когда ты доходишь до определенного уровня финансового благосостояния, всегда приходит тот самый момент, когда возникает затык. Дела не могут идти всегда ровно. И именно в момент затыка нужно, чтобы рядом был кто-то, кто вовремя посмотрит на твою проблему под другим углом. И поможет найти выход. Бывали действительно уникальные случаи, когда люди просто ну… Не видели выхода, находящегося у них под носом.

– Да? И под каким углом вы бы посмотрели на убийство вашей жены? – жестко спросил Гуров.

Неэтично. Грубо. Лев Иванович сам не любил такие моменты, когда приходилось играть настолько жестко, но нужно вытрясти все из Андрея. Максимально все.

По ту сторону экрана Казинидис сделал один глубокий вдох. И взял в себя в руки настолько быстро, что Гуров мысленно ему поаплодировал.

– Я бы искал того, кто довел ее до этого. Нелли не дала бы себя убить просто так. Даже свою смерть она бы обставила так, чтобы оставить как можно больше подсказок, как найти убийцу. Моя жена никогда не позволила бы выставить ее жертвой.

– Кто сильнее всего мешал вам жить?

Андрей мрачно посмотрел на Гурова. И сыщик понял, что «не мешал». А все еще мешает. И мешает настолько, что Андрей пока не рискует произносить его имя вслух.

– Нелли очень хорошо училась в университете. Она была гораздо более… Она была лучше во всем. Такие таланты не могли не привлечь внимание. Особенно в то время и в этом университете, – только и сказал Андрей. Рискнул, но дал наводку, не называя имени.

Нифонтов.

– Мы найдем виноватых, – коротко сказал Гуров, – чем вам угрожают?

– Постарайтесь сделать это как можно быстрее, – только и сказал Андрей и добавил: – Наша дочь пошла по стопам моей жены. И я боюсь за нее.

Гуров кивнул и отключился.

– Нифонтов приходил к тебе? – спросил он у Ярцева, вспомнив разговор с Андреем. – Угрожал, предлагал сотрудничество?

Кирилл покачал головой:

– Он тогда казался таким… ну что может простой препод? Однако оказался с очень большими связями. Я не знаю, кто стоял у него за спиной. Но при необходимости, думаю, мне бы нашли за что впаять хороший срок. Потому и кинулся сразу после того, как ко мне наведался твой напарник, к Захару.

– И чем он мог тебе помочь?

– Я должен был знать, не приходили ли к нему. Кто знает, насколько глубоко вы будете копать.

– На глубину закопанного трупа, – ответил Гуров, намекнув, что в данном деле его интересует только убийство Нелли. Но если что-то в этом деле пойдет не так… – Возвращайтесь домой. Подписку о невыезде вам доставят на работу. И пока дело не закончится, город не покидать.

Ярцев сглотнул и кивнул. Пить хотелось все сильнее, официант с водой все не шел. Катастрофически не хватало воздуха. Вот ведь идиот, перетрусил, а ему, по сути, нечего же пришить. Нечего! Ярцев даже стукнул кулаком по небольшому журнальному столику. Правда, сделал он это после того, как этот Гуров ушел.

Выпив залпом бутылку воды, Кирилл решил прогуляться. Было душно, хотелось на воздух. Хотелось, чтобы над головой было небо, а не потолок. Чтобы можно было глотать ледяной воздух, как воду, пока не сведет зубы.

Пошатываясь, словно пьяный, от охватившего его опустошения, директор завода «Изумруд» Кирилл Ярцев вышел на улицу.

Его телефон оповестил о приходе сообщения, пришлось долго фокусироваться, чтобы прочитать, буквы расплывались перед глазами, и невероятно хотелось спать.

Но сначала нужно на свежий воздух.

В голову лезли такие глупые и смешные мысли. Он вдруг поймал себя на том, что не помнит, кто придумал название для завода «Дочь Урала». Почему не сын?

Ярцев попытался вспомнить, и милосердная тьма вместе с невероятно сильной, почти нестерпимой болью обрушились на него почти одновременно.

– Это же по сказке. По сказке про Хозяйку Медной горы, – пробормотал он, когда уже лежал на асфальте и чувствовал, что под ним что-то очень горячее. Может быть, показалось. Вокруг кто-то кричал, шумели люди, плакал кто-то, кажется, а Ярцев почувствовал, что невероятно устал. Так сильно, что сейчас заснет. Прямо тут.

– Ты лежи, лежи, сынок, – причитала какая-то бабушка и гладила его по волосам. От этого жеста была так удивительно спокойно, что Ярцев подумал: наверное, именно такой и была Хозяйка Медной горы. А потом он заснул. Чтобы уже не проснуться.

О том, что Кирилла Ярцева сбила машина, оперативники узнали на следующий день.

Это только в кино любая информация долетает до того, кому она нужна, практически мгновенно. Обязательно ночью в квартире детектива раздастся звонок. Крупным планом покажут телефон и самого детектива в белой майке или с голым торсом. Сонная жена пробормочет что-то вроде: «Когда же они оставят тебя в покое» или «Что, больше некому, что ли, кроме тебя, спасать мир?». А главный герой возьмет трубку, выслушает новости и начнет собираться на работу, мрачно потрепав жену по плечу или поцеловав в висок.

На деле Гурову позвонили утром.

Наблюдение с Ярцева он вчера снял, но портье все равно позвонил по телефону, который ему оставили вечером, и к утреннему кофе на столе полковника уже лежала флешка с записями с камер наблюдения с парковки и центрального входа гостиницы, а на столе – отчет патологоанатома.

– Свидетели показывают, что он сам шагнул под несущийся автомобиль. Прошел от парковки до дороги. Просто пошел через нее, даже не глядя, – сказал Крячко, который сегодня приехал первым и успел ознакомиться с материалами дела.

– Пытался покончить с собой? Или уже успел где-то напиться? Судя по времени смерти, он шагнул под машину через полчаса после нашего разговора, – мрачно проговорил Лев Иванович. – При мне он точно не был пьян. И никто к нему больше не подсаживался.

– Думаю, что нет, – покачал головой Станислав, прекрасно понимая сомнения друга. Нет ничего приятного в том, что после разговора с тобой человек шагнул под машину. Даже если это было убийство и водитель поджидал его специально, все равно внутри будет сидеть червячок, который станет грызть тебя, пока ты не докажешь, что разговор с тобой не был причиной состояния убитого.

А он был.

– Лева, не нагнетай. Паршивый несчастный случай, похоже. Пьяный за рулем.

– Водитель был пьян? – удивился Гуров.

– Да. Он был пьян и ехал с превышением скорости. Лев, это случайность. Нелепая, глупая случайность. Ярцеву просто не повезло, – веско повторил Стас.

Гуров мрачно кивнул.

Очень уж не вовремя случилось это невезение.

Но за время своей работы он уже давно убедился, что совпадения бывают.

– Пока не закроем дело и не докажем обратное, будем считать, что это не случайность, а наезд. Или еще одно самоубийство. В зависимости от того, что мы нароем на Нифонтова, – предложил Гуров и спросил: – Что у тебя с Захаром?

– Давай ты первый по Ярцеву. И не думаешь же ты, что он решил покончить с собой сразу после разговора с тобой? Не такой уж ты и страшный, на мой взгляд, – постарался разрядить обстановку Стас.

– Не очень далекий, исполнительный, мстительный. Ему казалось забавным на какое-то время замолчать. Вернее, молчать все время, но тут Казинидисы, оказывается, жили все эти годы очень хорошо. И Ярцев решил нажиться. Сначала он попросил денег. Большую сумму. Ему не отказали. И даже помогли, и очень хорошо, дав дельный совет начать выращивать искусственные минералы типа бриллиантов, муассаниты. Первый раз сегодня услышал, а оказывается, очень интересная штука. В общем, Нелли посоветовала и даже подробно расписала ему бизнес-план. А он, похоже, просто хотел денег. Но не сглупил и ухватился за план. А обиду тем временем все равно затаил. Как мы знали ранее, Ярцев стал подсылать к ним разных людей за услугами. И эти люди, как мы оба понимаем, вариантов для маневра Казинидисам не давали, пытались заставить их помогать себе любыми способами. Но… Через некоторое время эти самые люди либо становились хорошими партнерами Казинидисов, либо пропадали с рынка.

Станислав кивнул и перешел к своей части.

– То же самое. На Никанорова сначала надавили. Как только началось дело «Голден Ада» и Андрея депортировали в Россию. Захар был младшим следователем прокуратуры. Никто и не думал, что его поставят в помощники прокурора заниматься аферой такого уровня. Но кому-то сверху был нужен парень с очень чистым резюме. Потом Никанорову дали денег. Он парень умный, понял, что отказаться от этих денег – значит подписать себе приговор. Взял и сделал все, что сказали, благо многого не требовали, да еще и активно помогали. Захар очень напирал на то, что все приказы спускались сверху.

– Да, Ярцев сказал мне то же самое, – кивнул Гуров.

– Семь лет переводов по линии государевой службы, и вот наш Захар сидит, клепает бумажки в агентстве простым исполнителем. Работает на совесть, резюме все еще чистое. Недвижимость в Черногории записана на жену. Которая хорошо играет на бирже. Стартовый капитал – продала квартиру отца после его смерти. Вся легенда продумана до деталей. Жена ни в чем криминальном замечена не была, работает там же, в Черногории, в реставрационной мастерской. Занимается восстановлением мебели.

– Какой он молодец, – восхитился Гуров, – комар носа не подточит.

– Значит, у нас остается только Нифонтов. Копаем все, что можно, под него.

Лев Иванович был очень зол.

Прежде всего на себя. Он прокрутил разговор с Ярцевым в голове несколько раз, пытаясь понять, где он мог настолько выбить того из седла, чтобы сразу после этого директор завода шагнул под машину.

Просмотрел камеры.

Вне гостиницы к Ярцеву никто не приближался, не толкал, и вообще соприкосновений с окружающими заметно не было. Если бы удалось доказать убийство…

– Ему пришло сообщение, – неожиданно сказал Крячко. Он как раз просматривал видео с камер внутри гостиницы и увидел, что Ярцев, прежде чем выйти на улицу, достал телефон и прочитал сообщение.

– Где его телефон? – тут же спросил Гуров.

Станислав взял перечень вещей, которые были при директоре завода.

– А телефона-то и нет.

И впервые за сегодняшнее утро Лев Иванович улыбнулся, пусть улыбка и вышла слегка мрачноватой:

– Что в данных сотового оператора?

– Телефон был выключен с момента аварии.

– Понятно. Значит, скорее всего, он уже разбит или лежит на дне какой-нибудь сточной канавы. Но это очень хорошо.

– Значит, убийство?

– Или доведение до самоубийства. Что по семье Ярцева?

– На данный момент в России проживают только его бабушка и дед. На двоих им больше двухсот лет, ветераны войны, бабушка была в партизанах. Старикам вряд ли бы кто-то стал угрожать, скорее уж они кому-нибудь.

Гуров кивнул.

– Нам осталась самая мелочь. Но очень важная. Нужно вывести Нифонтова. Вывести так, чтобы он сделал ошибку.

Станислав кивнул и пожал плечами одновременно, показывая, что да. Он отлично понял, о чем говорит Гуров. С такими, как Нифонтов, – это самый действенный способ работы.

Заставить его разозлиться до такой степени, чтобы он либо попытался тебя убить или дать взятку, либо начал совершать ошибки.

И Гуров, и Крячко понимали, что ключевая фигура перед ними. Именно на него указывала своим самоубийством, пусть и настолько эпатажным, Нелли.

Осталось только правильно разыграть шахматную партию.

Наташа, жена Крячко умела готовить быстро, много и на всех. Когда они со Стасом только начали встречаться, вместе с зубной щеткой она привезла большую пятилитровую кастрюлю.

– А зачем нам такая большая? – удивился тогда Крячко.

– А если ты захочешь сварить пять литров рассольника? – спросила его будущая жена. И сварила все пять литров вкуснейшего рассольника на следующий день.

С тех пор так и повелось. Если у мужа было сложное дело, Наталья пекла пироги и готовила столько еды, сколько кастрюль и сковородок могло поместиться на четырех конфорках.

Просто это был ее способ сказать: «Я рядом. Я люблю тебя».

Генерал Орлов вошел в кабинет оперативников в тот момент, когда они оба еще раз просматривали уличные камеры наблюдения, чтобы понять, в какой момент вытащили телефон и точно ли не было толчка под машину. Или какой-либо другой «помощи» Ярцеву.

– О, – сказал Петр Николаевич и тут же строго посмотрел на Крячко, – доставай. Мой нос не обманешь.

– Мой тоже, – добавил Гуров, – а он все молчит.

– Да я забылся совсем с этими новостями, – вздохнул Стас.

На столе появился большой контейнер с крошечными, буквально на один укус, пирожками с разными начинками.

– То-то же, – назидательно проговорил Орлов. Вслед за контейнером с пирогами появился такой же с винегретом.

– Наталья у тебя сокровище. Очень я правильно зашел.

– Ну, вы же не за пирожками пришли?

– Не за пирожками, – вздохнул Орлов, – ваш этот распрекрасный Нифонтов находится в разработке. Вернее, так. Он не в разработке, а под очень плотным таким подозрением. Ходят упорные слухи, что некоторые несознательные преподаватели Плехановского университета делятся важной информацией не только с советскими соколами, – переиначил генерал цитату из фильма «В бой идут одни «старики». В памяти Гурова всплыла оригинальная версия: «В ставке Гитлера ходят упорные слухи, что некоторых советских соколов несознательные механики перед вылетом крестят». – «В ставке Гитлера все малахольные».

– В ставке Гитлера все малахольные, – фыркнул он, – если так долго ведут разработку, но все никак не возьмут за… – Гуров вздохнул, – не могу я ругаться перед лицом таких пирогов. Но все-таки могли бы уже взяться за дело посерьезнее. И если им не за что его прихватить, то хотя бы дали нам зеленый свет и наводку, за что его прихватить можно.

– Ну, вот считайте, что я вам ее и даю. Нифонтов торгует информацией. Притом не просто в обе стороны, а во все. Кто больше заплатит, тот и получит все необходимое. Имена, фамилии, телефоны. Он собрал внушительный, очень внушительный архив со времен девяностых и успешно им приторговывал. Там есть имена замазанных агентов, с которых он, понятное дело, берет деньгами или услугами. Есть имена незамазанных агентов. За них он тоже берет деньги. Есть даты, имена и фамилии должностных лиц, которые где-то и когда-то что-то сделали не так.

Он помолчал и веско продолжил:

– И сейчас вам, бойцы, предстоит сделать всем хорошо. Если, конечно, сможете доказать, что его можно прихватить. Если я правильно понял ваши вчерашние вечерние бормотания, которые вы оба пытались выдать за доклады.

Гуров вздохнул:

– Нам бы тут помощь технарей пригодилась. Наших и тех, кто посерьезнее. Нужно не просто отследить телефон Нифонтова. Нужно отследить все возможные номера и телефоны, которые могут каким-то образом быть к нему привязаны.

Крячко и Гуров быстро обрисовали Петру Николаевичу всю картину. Получалось, что сейчас быстро прихватить Нифонтова до того, как он куда-нибудь исчезнет, можно только за убийство Ярцева. Но доказательств, как водится, ноль.

Орлов еще раз просмотрел все видео.

А потом неожиданно спросил:

– А почему тебе приносит воду один официант, а нашему убитому – совсем другой?

И не успел он договорить про то, что больше этого официанта в зале не было, как Гурову позвонила взволнованная Дарья – судмедэксперт.

– Лев Иванович, прошу прощения, что отвлекаю вас, я взяла на себя смелость взять тело…

– Даша, умоляю, быстрее, – попросил Гуров.

– В общем, тело Кирилла Ярцева у меня. Он умер от сильного удара, перелом основания черепа. Но…

– Даша, – поторопил ее Лев Иванович.

– В его крови огромное количество мышечного релаксанта. Но очень хорошо рассчитанного. Чтобы он мог пройти метров сто-двести и…

– И больше никуда не уйти. Изящно. Даш, я правильно понял, что под действием этого препарата он должен был потерять сознание на улице?

– Да. У этого препарата следующий алгоритм действия. Сначала снижается чувствительность, потом – ощущение духоты, спутанность сознания, возможны легкий бред, тахикардия. И в таком состоянии Ярцев легко мог не заметить машину. А там везде дорога. В таком состоянии проще всего идти по прямой. Кто-то очень хорошо рассчитал все – и дозу, и дальнейшие действия. У человека, который сам попал под машину на глазах у такого количества свидетелей, могли бы и не брать кровь на глубокий анализ. Алкоголя не найдено – и ладно, значит, несчастный случай, – отчиталась Дарья, понимая, что Гурову сейчас нужно именно это.

– Ты сокровище, понял, – сказал Лев Иванович и положил трубку. – Вот ведь. Отравили нашего Ярцева.

Трое мужчин снова посмотрели на экран монитора, где официант, стоящий к ним спиной, подавал воду Ярцеву.

– Интересно. Ищем исполнителя, – скомандовал Лев Иванович, – и вряд ли он выполнял один заказ. Возможно, что раньше он уже работал с Нифонтовым. Сомневаюсь, что он бы взял кого-то с улицы для такой тонкой работы.

– Есть еще один вариант, – добавил Крячко, – если я правильно понял информацию, которую принес нам любезный Петр Николаевич, то это может быть кто-то из списков Нифонтова. Грубо говоря, его должник или тот, кого он шантажирует.

– Все равно он должен быть рядом. Нифонтов будет обязательно контролировать процесс. Возможно, на такси. Но есть вероятность, что поедет на своей машине. Я видел у него планшет и ноутбук. Телефон дорогой, тоже последней модели. Конечно, он не возьмет ничего на дело. Но нужно искать. Любой цифровой след, который покажет нам, где он может или мог быть. Нужно запросить «Безопасный город».

– Они быстро не дают информацию. Ты представляешь, сколько нужно просмотреть камер? Дорожных, магазинных, подъездных?

«Безопасный город» – государственная компания, установившая множество камер на дорогах, во дворах и на улицах города, благодаря этим камерам и их операторам за пару лет удалось не только буквально по горячим следам найти преступников, но еще и помочь людям, попавшим в беду. Когда люди падали замертво с инсультами или сердечными приступами, если на кого-то нападали, оператор высылал на место машину.

– К тому же они только на центральных улицах.

– Можно сузить поиск. Мы знаем адрес Нифонтова. Знаем, что у него вчера было семь пар. Значит, он должен был ехать от Плехановского. Нужно отследить. Я уверен, ребят, что он был там, в «Космосе».

– Ишь ты, след взял, – улыбнулся Орлов. Он был рад. Его сыщики сразу, с начала расследования, взяли очень хороший темп, но по мере того, как продвигалось дело, было видно, что ребята увязли и зациклились на одном месте. Требовался прорыв. И именно таким прорывом стала смерть Ярцева. Когда гибнет человек, это всегда плохо. Но если ты не успел его спасти, значит, должен наказать виновного.

Кирилл Ярцев был далеко не ангелом, но Петр Николаевич очень хорошо знал Гурова. Он теперь будет землю рыть, но найдет, как привязать Нифонтова к убийству. А если получится взять его по подозрению в убийстве, то в дальнейшем можно вытянуть и все остальное.

– Будет вам цифровой след, – пообещал Орлов и вышел из кабинета.

Сыщики переглянулись.

– Мне показалось или он доволен? – уточнил Станислав

Гуров кивнул:

– Да.

Он прошелся по кабинету. На ходу хорошо думается.

– Знаешь что. Ты сможешь прижать Якова?

– Коменданта Кремля? И чем, по-твоему, я смогу прижать его? Он у нас вроде бы пока еще не под подозрением, а только с намеком на подозрение.

Но Лев уже передумал, буквально на ходу у него родилась идея.

– Не верю я, что Яков как-то к тому причастен. Кремль – это его территория, и из того, что я понял, он хочет найти того пусть и косвенного, но все же убийцу Нелли, потому что враг наследил на его территории.

– Поехали? – предложил Станислав, вставая.

Лев кивнул.

Яков Платонович встретил напарников у Боровицких ворот.

– Прогуляемся, – утвердительно сказал он. Но вместо того, чтобы вывести напарников в Александровский сад, комендант Кремля неожиданно повел их в Тайницкий.

– Значит, Нифонтов, – задумчиво проговорил Яков Платонович. Лев Иванович, рассказывая, очень внимательно отслеживал реакции коменданта, пытаясь понять, на чьей тот все-таки стороне. И убедился, что был прав изначально. И увидел, что на самом деле комендант Кремля в ярости.

– Что ты про него знаешь? – спросил Стас.

– Через пару часов буду знать все, – улыбнулся уголком губ Яков Платонович. – А по поводу сплит-системы… Нелли не просто так нанялась уборщицей. Помните ту даму, которую вы еще в шутку называли «генералиссимусом у уборщиц»? Она работала в Оружейной палате последние двадцать лет. Она и подсказала, что Нелли сблизилась с сыном уволенного из музея инженера. А инженер у нас был не так просто. Он занимался прокладкой и профилактикой работы слаботочки. Это сигнализация и другие системы. В том числе и все то, что срабатывает в случае пожара, сразу после того, как поступает сигнал о возгорании. Помните, накануне смерти Нелли была пожарная тревога?

Сыщики синхронно кивнули.

– Так вот. В последнее время все такие системы автоматизированы до мелочей, участие человека почти не нужно. Кроме одного момента, как вы помните. Кнопки для блокировки электронного замка. Их на самом деле не забыли отжать. Просто кто-то подложил картонку. Крошечный кусок картона, и вот уже, когда вы отжимаете кнопку в нормальную позицию, дверь не блокируется. Но не это самое интересное.

– И почему мы об этом узнаем только сейчас? – озадачился и слегка разозлился Гуров. – Информация-то важная!

– Да потому, что я сам со всем этим только-только разобрался, – махнул рукой Яков Платонович, скривившись. – Думаешь, у меня дел мало? А тут… Да и то, чисто случайно вышло. Кнопка не срабатывала, одна-единственная, вот и проверили…

Гуров кивнул, и мужчина продолжил мрачно:

– Самое интересное в следующем. Сигнал поступает на пульт, повторюсь, автоматически. Перед тем как сработает система, все вытяжки начинают работать в усиленном режиме. Вытяжка у нас очень тихая. Сплит-система разгоняется за долю секунды и начинает охлаждать все помещения. И вот тут наступает интересный момент. После отключения пожарной сигнализации она не вернулась в свой обычный режим. Именно поэтому камеры с тепловизорами ничего не показали. А у Оружейной палаты и Алмазного фонда, как единого архитектурного комплекса, противопожарная система едина.

– О как, – даже, пожалуй что, не удивился Гуров.

Яков снова немного грустно улыбнулся уголком губ:

– Нелли хорошо изучила систему с помощью обиженного инженера. Прекрасно ему заплатила. И он показал слабое место. С одного из датчиков был просто скинут контакт.

– Но разве уборщицам в места, где проложена такая система, есть доступ?

– Для этого я вас сюда и привел. Здесь стоит подстанция, и на ней установлена точно такая же система. В Оружейной палате, на глазах у посетителей, такого делать не стоит. Хоть завтра уже приедут инженеры и начнут менять весь проект, чтобы таких уязвимостей больше не было.

Комендант Кремля показал тростью на небольшую коробочку, покрашенную в цвет стены и закрепленную над входом в здание подстанции. А потом просто легко приподнял ее крышку тростью. Стало видно, что внутри провода крепятся к клеммам.

– Простой и надежный способ, – прокомментировал Яков, – конечно, по правилам нужно лезть с отверткой и выкручивать винты, которые держат клеммы. Но Нелли была умной женщиной, она понимала, что у нее не будет на это времени. К тому же везде есть камеры, и подобные действия вызовут подозрение. Что всегда есть у уборщицы с собой?

– Швабра?

– Правильно. Наши уборщицы должны следить в том числе и за тем, чтобы не было паутины. Пауки – это бич всей территории Кремля, старые перекрытия, подвалы, сами понимаете. Я просмотрел все записи, и вот…

Яков достал смартфон и запустил видеофайл.

На нем было видно, как Нелли в одежде уборщицы сначала просит охранника помочь ей поставить стремянку и придержать ее. А потом забирается на нее с обычным веником. В кармане у нее флакон с пульверизатором.

– Вода с солью, – прокомментировал Яков, – она обработала веник этой водой.

Нелли в самом деле побрызгала на веник, что ни у кого не вызвало подозрений, прошлась им по потолку, а потом неожиданно брызнула на потолок, якобы смахивая паука. И попала по такой же коробочке.

– Она сделала это в нескольких местах. Соль окислила контакты за несколько дней, и вот при первой пожарной тревоге сплит-система включилась и не выключилась. Температура в помещениях упала.

– Температура тела Нелли тоже была понижена, я уточнил у наших экспертов, – вклинился Лев Иванович.

– Да. Поэтому камеры не видели, как она вошла в помещение и что произошло дальше.

– А дальше она просто умерла.

Бывает так, что озарение накрывает тебя буквально за секунду. Как вспышка, настолько яркая, что даже хочется щелкнуть пальцами или обругать самого себя, как ты раньше мог этого не замечать, ведь вот же, лежит буквально на поверхности. Гуров даже затаил дыхание, боясь спугнуть удачу. А что, если он неправ?

Кажется, им троим сейчас предстоит очень кропотливая работа.

– Так, – внезапно заявил Гуров, – так. Я идиот. Мы пропустили одну деталь. Подсказку, которую Нелли оставила нам на поверхности. Яков, ты по своим каналам, а мы с тобой, Стас, по своим поднимаем все дела, где в качестве орудия убийства фигурировал растворитель, там же мы ищем Нифонтова, хоть свидетелем, хоть безутешным вдовцом.

– Принял, – коротко ответил Яков Платонович.

Оперативники тоже кивнули. Им обоим хотелось буквально бежать в Главк. По пути Гуров поднял на уши всех технарей, задав вводные поиска по уголовным делам.

Но, когда они приехали в Главк, у Гурова зазвонил телефон.

– Если бы я мог, то взял бы ее на работу. А себя бы, наверное, уволил, – сказал Яков Платонович мимолетом, и в голосе его звучало восхищение действиями Нелли. Лев перевел телефон на громкую связь.

– Какая самокритичность, – на правах старого друга отметил Крячко. Комендант Кремля вздохнул:

– Удивительная, храбрая женщина не просто указала нам на виновника своей смерти, а буквально ткнула носом. Родители Нифонтова были алкоголиками. Оба. И отец умер, выпив растворитель на глазах мальчика. Мать после этого окончательно спилась, а сына отправили к бабке.

– Спасибо, – коротко поблагодарил Лев и положил трубку, оглушенный такой простой вещью, как досье Нифонтова, которого пока еще никто из них не проверил. Почему-то они априори искали какие-то сложности, а нужно было просто заглянуть в прошлое.

– Значит, теперь у нас есть основания для допроса Нифонтова?

– Косвенные. Очень косвенные.

Игру нужно было провести очень-очень тонко. Гуров и Крячко до утра засели в кабинете. Петр Николаевич тоже спустился и принес буквально графин кофе от Верочки.

Выслушав очень короткий доклад, генерал кивнул:

– Работайте, если нужны будут дополнительные запросы, звоните, мое разрешение у вас есть.

– На все? – невинно уточнил Крячко.

– На все, – подтвердил Петр Николаевич, и Станислав тут же набрал номер его приемной и весело спросил: – Верочка, а у вас не осталось тех изумительных ореховых шоколадок?

Возмущенный голос секретаря вызвал смех в кабинете, и благодаря этому обстановка немного разрядилась.

– Яков сбросил досье Нифонтова, которое он собрал по своим каналам, – сказал Лев, когда Петр Николаевич вышел.

– Читай.

– Евгений Сергеевич Нифонтов. Одна тысяча девятьсот пятьдесят девятого года рождения. Родился в Саратове. Это пропустим, а вот тут интересный момент. Дед нашего Нифонтова в войну был особистом. По его вине был расстрелян по законам военного времени без суда, понятное дело, командир взвода пехоты. Приписка короткая, но емкая, от твоего Яши, откуда он вообще все знает-то?

Крячко пожал плечами, откинувшись в кресле и заложив руки за голову.

– В общем, Яша приписал, что деда Нифонтов обожал, но вот интересный момент. После войны дед посватался к бабушке нашего Евгения, а она была женой знаешь кого?

– Расстрелянного командира?

– Да. К делу это отношения не имеет, но имеет отношение к личности Нифонтова. Дед очень хорошо объяснил ему, как добиваться своего.

Гуров читал дело Нифонтова очень внимательно. Как оказалось, он всегда хотел в разведку, притом именно во внешнюю. Учился, везде пытался стать первым, дергал за все ниточки, за которые только возможно, обрастал знакомствами. Буквально везде.

А потом он попался на том, что достал на улице табельный пистолет деда.

– Эвона как. Что это он весь такой в белом, старательный мальчик, будущий Штирлиц – и стал размахивать на улице пушкой? – удивился Крячко.

Лев еще раз перечитал заметку:

– Удивительное дело, которое подозрительно легко спустили на тормозах. В общем, к нему пристала на улице малолетняя шпана, и, согласно свидетельству самого Евгения, делали они это не в первый раз. Буквально не давали ему прохода за то, что, по его же словам, он каждое утро ходил во двор заниматься на турнике. Положительный был шибко. И вот довели его до того, что он стал якобы для собственной безопасности носить оружие. Раскаивается, пишет, что вытащил патроны, а о том, что один патрон досылается в ствол и он там, Нифонтов якобы не знал.

– Врет.

– Врет. Есть свидетельство одного из этих парней, странно, что его не уничтожили, но суть в том, что Нифонтов кается, что выстрелил случайно. А вот свидетель наш утверждает, что Женечка достал оружие из портфеля, угрожал им. Был совершенно спокоен. Когда у него спросили, умеет ли он вообще пользоваться пушкой, отличник наш хладнокровно выстрелил в землю у ног главного обидчика.

– И что ему было?

– Я так понимаю, что ничего, и скорее всего, деду пришлось очень хорошо за него заступиться. Дальше он покидает Саратов и отправляется в Москву. Учится. Все так же активно.

– Где служил?

– Нигде. Представь себе, не прошел по состоянию здоровья. Расплывчатая формулировка, но протолкнули его в военное училище. И пошел снова дальше. Там, видимо, и понял, что этим деньги не заработаешь.

Как оказалось, Нифонтов прикладывал все усилия к тому, чтобы светиться как можно меньше. После того как он начал работу в Плехановском, данных о нем практически не было. А потом неожиданно он начинает буквально мелькать в деле Казинидис. Но, опять же, как близкий друг семьи. Технари нашли несколько интервью, где вместе с другими преподавателями университета Нифонтов скорбно рассказывал о том, что он уверен, что все это огромная ошибка. Что Андрей – честнейший человек и определенно хотел принести пользу своей стране.

И снова Нифонтов пропадает. Стабильно раз в два-три месяца летает к жене.

– Какое у них у всех интересное увлечение покупать недвижимость и записывать их на жен. Слушай, мне кажется, что наши жены чувствуют себя обделенными, – сказал Станислав, – у тебя есть какая-нибудь недвижимость за границей, записанная на жену?

– Нет, – печально развел руками Гуров.

– И у меня нет.

– Придется им купить абонемент в тир и цветы, – рассмеялся Лев Иванович. Он был уверен на все сто, что Нелли указала на Нифонтова.

– Нужно его дожать. Он явно нажился на Казинидисах и очень хорошо продолжал наживаться.

Станислав кивнул:

– Давай доложим генералу и будем думать, как прижать его. Тонко и тихо или громко и грубо.

– Как обычно. Грубо, громко, тихо, тонко и с изрядной долей блефа, – сказал Гуров, и в его голосе проскользнули металлические нотки. Если обладаешь хорошей фантазией, можно было услышать, как захлопнулась дверь или щелкнули наручники.

– Скажи, что он попытался сбежать? – попросил Крячко, позвонив одному из оперативников, который был приставлен к подозреваемому.

– Даже и не думал, у него сейчас лекция по истории, – отозвался подчиненный, – потом еще один семинар и вечернее занятие, все согласно расписанию.

– Как скучно ловить того, кто не убегает, да? – спросил Гуров.

– И как нам сделать, чтобы он побежал?

– Никак. Давно я не посещал лекции. Вообще, может, получить еще одно высшее образование? – усмехнулся Лев Иванович.

Нифонтов злил его до синевы в глазах. Человек, которые решил, что может управлять целой семьей через одну женщину. Это не герой. Да и не мужчина. Сотни раз прокручивая в голове последние шаги Нелли Казинидис, Гуров специально накрутил себя до того состояния, чтоб, посмотрев ему в глаза, Нифонтов увидел свой приговор и улыбку Нелли.

То, что задумал полковник, было провокацией. Хорошо рассчитанной и в какой-то мере даже незаконной. Но иногда по-другому нельзя, а если Гуров успеет переговорить с Нифонтовым до того, как начнутся занятия, то кто знает, как у них все получится.

Лекция профессора Нифонтова шла в одной из центральных аудиторий. Огромный зал анфиладой, с уходящими вверх рядами. Гуров прошел на второй ряд, почему-то первые ряды во время таких занятий полупусты. Туда садятся либо те, кому предмет действительно интересен, либо те, у кого уже сел телефон за все предыдущие занятия, и придется посидеть и послушать, что говорит преподаватель, черкая разные завитушки и делая вид, что записываешь за лектором.

– Представьте себе, что у вас есть цель. Допустим, вы хотите приносить стране ощутимую пользу. Вы видите ошибки тех, кто стоит у власти, и знаете, как их исправить, как вы думаете, такое возможно? – с обаятельной улыбкой начал свое занятие подозреваемый в доведении до самоубийства и шпионаже.

– Так у нас в стране так думает каждый второй. Сидят у телевизора и ругаются с депутатами, – раздался веселый голос с галерки. Гуров с этим не мог не согласиться. Ведь правда же. Сидят и ругаются, но даже чайник ставить в этот момент сами не пойдут. Лучше подождать, когда кто-нибудь из домочадцев отправится в сторону кухни.

– Отлично. Но что, если у вас есть такой шанс. Историю можно направить в нужное вам русло с помощью самых обычных людей. Не нужно рождаться королем для этого. И даже огромного стартового капитала тоже не потребуется. Самое лучшее – оказаться в нужном месте в нужное время. Для того чтобы изменить мир, допустим, в масштабах страны, вам нужны инструменты. Люди, доверяющие вам. Неограненные бриллианты.

Нифонтов улыбнулся и посмотрел в глаза полковнику. Лев Иванович подобрался внутренне, но внешне он был совершенно спокоен. Даже слегка расслабленно Гуров откинулся на своем месте и ответил на этот жест ожидающей продолжения полуулыбкой.

– Хорошо. Так вот. Запомните. Никогда не идите первыми. Вас сомнут. Следующий удар примут на себя вторые. А вот в рядах третьих быть лучше всего. Потому что потом вы сможете управлять первыми и вторыми. Это говорил еще Василий Суворов. Герой Семилетней войны и негласный канцлер Восточной Пруссии на те недолгие годы, когда она принадлежала России и была… простым Кенигсбергским уездом. Один человек.

Нифонтов взял в руки мел и показал его аудитории.

А потом нарисовал фигурку человечка.

– Так вот. Один человек управлял всеми генералами и полководцами, будучи в Тайной канцелярии. Он был и на виду, и одновременно в тени. То, что построили под его руководством в Пиллау, пережило все войны, и до сих пор его изобретениями успешно пользуются. А помнят ли?

– Но ведь Суворов же потом воевал как фельдмаршал, – раздался чей-то неуверенный голос.

– Это был его сын. Александр Суворов. Видите? Как много мы знаем о сыне и как мало об отце. А тем не менее он сделал очень многое. Итак, вернемся в наше время. Вы все еще хотите изменить мир. Вы молоды и амбициозны. Но хорошо знаете историю. Находите нужных людей. И даете им в руки оружие.

– Танки?

– Ну, зачем танки. Вы даете им свою поддержку. Поддерживаете, помогаете, а сами просто направляете в нужное русло. Допустим, чтобы они открыли крупную международную компанию. Допустим… Пусть она торгует…

– Бриллиантами, – подсказал Гуров.

– Идеально, – кивнул Нифонтов так, как будто именно такой разговор он и планировал, – компания, которую придумали другие люди, открыли они же, успешно работает. А вы стоите за их спинами.

– Зачем?

Нифонтов рассмеялся:

– Потому что вы видите дальше. Всегда смотрите дальше временной линии. Первое дело может провалиться. Но дорога. Дорога, которую оно проложит, останется. Компания прогорела, так бывает. Самый главный директор может сесть в тюрьму. Но его партнер знает, что делать. Что вы будете делать?

– А это друг или враг? – снова задали вопрос с галерки.

– Это тот, кому вы сильно завидуете.

– Ну, я постараюсь его утопить.

– Вы не правы, – снова улыбнулся Нифонтов, – вы поможете ему. Вытащите его из ямы и получите должника. Вы поможете ему снова встать на ноги, а потом придете к нему с новой идеей. От которой он уже не сможет отказаться, потому что должен вам. И идея начнет работать и будет дальше развиваться, даже… когда сменится правительство вашей страны.

– Правительство меняется, а вот люди – нет, – сказал Гуров негромко.

Нифонтов кивнул:

– Да. И знаете, что нужно сделать в тот момент, когда вы почувствуете в себе силы и получите возможность, ну, если не изменить, то внести небольшие корректировки в существующую экономическую ситуацию в стране? Ничего. Вам ничего не дадут сделать, потому что есть люди, которых все устраивает. И тогда нужно вовремя остановиться и…

– Найти тех людей, которые будут платить больше, так? За идеи, инновации, данные разведки и многое другое, что даже в наше время информационных технологий получить очень сложно.

– То есть шпионаж?

Гуров поймал себя на мысли о том, что студент, который задавал все эти вопросы на галерке, кажется, играл на его стороне.

– Да, – спокойно согласился Нифонтов с таким видом, словно в этом нет ничего странного.

Его лекция в самом деле была очень интересной. Вместо того чтобы давать сухие исторические факты о том, как вели себя разные политические деятели на фоне меняющегося экономического строя страны, Нифонтов втягивал своих студентов в игру, предлагая им подумать о том, как бы изменилась ситуация в стране, если бы эти самые деятели обладали всей нужной им информацией. И каждый раз он специально вынуждал Гурова подтверждать, что да. Ведь все было бы по-другому. Знай эти люди о том, что задумали конкуренты, поверь Сталин, что начнется война, и прочее, и прочее.

И тут, к удивлению Нифонтова, Гуров его… поддержал. И не просто позволил втянуть себя в диалог, играя по правилам лектора, а еще и сам подкидывал примеры. Конечно, оперативник не был таким знатоком экономической истории. Но дело в том, что сыщик давно уже увлекался просто историей. Самой обычной. На спор. С Марией. Когда однажды ей предложили роль Софьи Палеолог, она репетировала дома и сказала, что ее героине в сценарии не хватает глубины. Чертовщинки. И Гуров в шутку предложил свою помощь. И Мария тогда в ответ предложила ему подумать над знаменитыми историческими преступлениями. Смог бы он их расследовать? Перевороты, убийства царей. Слабо найти убийцу сейчас, имея на руках только лишь то, что пересказали другие? И Гуров увлекся. Он читал книги по истории, спорил с героями прошлого, думал о том, как бы он расследовал то или иное дело.

Сейчас это не просто сыграло сыщику на руку. Он выбил Нифонтова из седла. Потеснил его на его же поле.

И тут Нифонтов растерялся. Буквально на мгновение, и этого хватило следователю для того, чтобы задать вопрос:

– Ну и допустим. Если у вас есть те самые неограненные бриллианты или уже ограненные, вашими руками в том числе, и они работают на вас, и мир меняется, в том числе с вашей помощью, остается ведь только один вопрос, так?

– Вопрос этики и морали в шпионаже? – улыбнулся Нифонтов, беря себя в руки.

– Вовсе нет, – ответил Лев Иванович, широко улыбаясь и вкладывая в эту улыбку всю свою ярость, – вопрос в том, когда вы возьмете в руки растворитель, чтобы отполировать один из своих бриллиантов?

– Я не убивал Нелли, – заявил Нифонтов после занятия. Было видно, что он взвинчен, но вот-вот возьмет себя в руки.

Они остались в аудитории вдвоем. Гуров не размахивал наручниками и не звал оперативников, чем немного удивил своего оппонента. Он ожидал показательного ареста, того, что его выведут из университета на глазах у студентов, а потом он вернется туда королем, потому что улик у следователя по-прежнему нет.

– Не спорю. Но довели ее до самоубийства. Такая статья есть. Знаете, Нелли написала ведь письмо.

– Блеф.

– У нее была косметичка. В комнате для уборщиц. Единственном месте, где вы не догадались поискать. Она все продумала, знаете ли. И даже косметику купила самую недорогую. Но дала подсказку вот на чем.

Гуров достал из кармана ту самую коробочку «Шанель» для ватных дисков и палочек. Изящный футляр.

– Вот тут вот, – Гуров развернул коробочку так, чтобы показать ее Нифонтову, – есть небольшое отверстие, видите? Туда как раз входит микрокарта памяти. Найти ее было сложно, а мы нашли. Кстати, машину и дом ее вы обыскивали?

– Нет. Она сказала, что все заминировано. Сказала, что сделала это специально, чтобы никто не нашел никаких следов. Позвонила мне рано утром.

– И вы поверили?

– Да. У меня не было резона не верить, – зло сказал Нифонтов.

– Но ведь еще до того, как Нелли прилетела в Москву, вы наведались к ним домой, так? Купили билеты и прилетели в Грецию… Дайте угадаю, замерзли в Москве и решили погреться там, где потеплее, да?

Нифонтов развел руками:

– Грешен. Возраст, знаете ли, не тот, плохо стал переносить зиму.

– Но вот тут вот у меня есть такая интересная распечаточка. – Гуров снова с большим удовольствием примерил роль добродушного сыщика, у которого в карманах плаща можно найти все что угодно. Начиная от табуретки, необходимой, чтобы снять повешенного, до стакана с отпечатками пальцев убийцы. Он достал распечатку и показал ее Нифонтову.

– И что?

– В Греции вы пробыли совсем недолго, буквально пару дней, и потом улетели в Англию. Решили пообщаться с дочкой Казинидис, да?

– С чего вы решили? Может быть, я летал туда побыть с женой? Она любит Лондон, – иронично сказал Нифонтов.

– Да-да, это мы тоже знаем, и красивые украшения она тоже любит. Василики Казинидис – гражданка Великобритании, кстати. Вышла замуж и сменила гражданство. Милая барышня, вчера побеседовали, как же она была зла, когда на пороге ее дома появились вы и попытались провести с ней беседу о том, что она теперь должна работать на вас. Вы предложили ей неплохие комиссионные за сотрудничество. Но забыли прояснить один маленький нюанс. О ее муже. Что он не просто государственный служащий, а еще и занимает достаточно высокий пост. Она была в ярости.

Нифонтов вздохнул:

– Даже не знаю, о чем она. Представьте, сколько всего на нее сейчас свалилось, бедная девочка. Болезнь матери, потом ее смерть, отец чуть не погиб в аварии.

Гуров жестко посмотрел на Нифонтова. Так жестко, что тот замолчал и принял правильное решение: больше не городить эту чушь.

– А чем же вам так не угодил Ярцев? Мельтешил, раздражал, да?

– Ой, да не надо делать из меня такого монстра. Ярцев просто попал под машину.

– И снова, знаете, нас выручила маленькая такая коробочка, – рассмеялся Гуров, – чуть побольше, чем эта, но полезная невероятно.

– Что, Кирилл тоже спрятал карту памяти в помаде? Или что там у вас? В пудренице?

Гуров с рассеянным видом похлопал себя по карманам пальто, а потом достал и положил на стол рядом с тобой видеорегистратор:

– Вот, чуть было не потерял, вот я растяпа.

– И что это? Вернее, я знаю, что это, но что с того?

– Тут записана прелюбопытная история. Официант, которому вы дали денег, чтобы он подал воду Ярцеву, вышел через черный ход и пошел по своим делам. Слился с толпой, можно сказать, идеально. Но поторопились вы, видать, Евгений. Наняли не слишком умного киллера, который очень хотел личной встречи, да?

Нифонтов закатил глаза и сделал вид, что зевает.

– Вот тут, на этой коробочке из машины со стоянки позади отеля, у нас как раз ваша встреча и записана. Все приходится делать самому, да? А телефончик Ярцева, кстати, мы тоже нашли. Сломан, да, ничего достать из него не сможем, но тут понимаете, какое дело…

– Слушаю вас невероятно внимательно.

– Можно было бы списать на несчастный случай. Вышел человек из гостиницы, начал переходить дорогу, прочитал сообщение и упал замертво. Машина сбила. Только телефон, который свидетели видели у него в руках, нашелся настолько далеко от него, что ни при каких обстоятельствах не мог там оказаться. Вот как если бы труп был в Бутове, а его телефон, допустим… в Кремле.

Нифонтов поморщился:

– Да. Тут я просчитался, конечно.

– Еще как, – холодно сказал Лев, – а сейчас с вами с большим удовольствием побеседуют мои коллеги.

И тут ему удалось удивить Нифонтова второй раз, потому что он был уверен, что его сейчас повезут в Главк и СИЗО, но Лев сдал его с рук на руки ФСБ.

Как оказалось, Нифонтов очень давно работал на несколько фронтов. Собирая данные от Нелли, он не всегда передавал их своему ведомству, а придерживал до нужного времени. И частенько информация уходила тому, кто больше заплатит. Иногда к непосредственным конкурентам российских компаний. Нифонтова неоднократно пытались вербовать и перевербовывать, но каждый раз, словно хитрый уж, он выкручивался из расставленных силков, оставаясь «вольнонаемным».

Крячко ждал Гурова за дверью.

– Надо будет не забыть вернуть Марии, – заметил Гуров, подбрасывая и ловя футляр с красивым и скромным логотипом.

– Ага. А мне видеорегистратор! Он же поверил?

– Еще как, – рассмеялся Лев, – жаль только, на допрос его мы не попадем. Но это один из первых случаев, когда, передавая подозреваемого коллегам, я даже рад. Утомил он меня.

– А я-то как рад. Не нужно будет с ним больше встречаться, и сегодня наконец-то можно будет уйти домой пораньше, – весело сказал Крячко.

Каждый сыщик знает точно. Дело не закрыто, пока не сдан последний отчет. И уйти пораньше Станиславу в этот день не удалось. Нужно было заполнить множество форм, подшить распечатанные отчеты о перемещении подозреваемых. Подписать документы задействованных в слежке оперативников. В какой-то момент от цифр и букв уже начинало рябить в глазах, но лучше сделать все махом, доложить генералу и спокойно заниматься… Нет, не отдыхом, а другими делами, которые обязательно на них свалятся.

В этот раз они встретились не на нейтральной территории, а в кабинете у Орлова, что означало окончание этапа официально установленной прослушки. А еще с некоторых пор это было одним из любимых моментов Льва Ивановича. Для того чтобы сделать эти доклады-беседы чуть менее официальными, он всегда припасал маленький козырь в рукаве. Какой-нибудь небольшой, может быть, даже не очень важный, но забавный момент. Был и в этом деле такой. Чтобы выяснить его, Льву пришлось с утра еще раз лично съездить в Оружейную палату и Алмазный фонд.

– Теперь своими словами, коротко и по делу, но с доказательной базой, – сказал Петр Николаевич. Невооруженным глазом было видно, насколько ему интересно, что накопали его сыщики. И как он был рад, что дело наконец-то закрыто. Все-таки дела, за которыми так пристально следят сверху, сильно нервировали генерала.

– Кроме Нелли Казидинис и ее мужа в деле «Голден Ада» был еще третий участник, он и вдохновил Нелли на этот план. Застрелившийся в тридцатых годах директор Оружейной палаты. Кристально честный человек, который не вынес того, что происходило на его глазах с самыми знаменитыми императорскими ювелирными украшениями, – начал доклад Гуров. Он достал из папки черно-белое фото, где посреди зала музея стоял стул, на нем сидел мужчина в очках, а вокруг него была разложена церковная утварь и серебряная посуда. Сыщик специально начал издалека. Ему хотелось, чтобы после этого дела они запомнили Казинидис не замученной множеством задач женщиной, которая была вынуждена убить себя, чтобы обличить того, на кого она работала, и защитить дочь. – Всем музейщикам известно, что в тридцатые года специальная комиссия по изъятию ценностей из Оружейной палаты подготовила к продаже и переправила за границу огромное количество украшений императорской семьи. Более трехсот предметов было продано частным лицам якобы с целью пополнения бюджета страны. Проданы они были точно так же по заниженным ценам, скорее всего по цене лома. Средства, конечно же, поступили в бюджет, но, как вы понимаете, суммы были очень невелики. С этим делом связывают самоубийство директора Оружейной палаты Дмитрия Иванова, который до последнего сопротивлялся продаже и изъятию ценностей в Гохран.

Орлов кивнул. Он хорошо знал историю России и слышал о незавидной судьбе центральных музеев в то время.

– При этом, понимаешь, она не придумала ничего нового. Все это уже было! – Казалось, что, отчитываясь, Крячко говорит о Нелли с некоторой долей восхищения. Потрясающая Казинидис в самом деле восхищала полковника. Все, за что она бралась, получалось у нее… идеально. Как бриллиант. Станислав даже пожалел, что не был знаком с ней лично. Чем больше они вели это дело, тем сильнее он восхищался удивительной женщиной. Ловкой мошенницей и настоящим мастером своего дела, которая продумала все до мельчайших деталей, она не опускала руки и постоянно работала.

– Поясните, – коротко бросил Петр Николаевич.

– Нелли была отличным художником. Ее картины, увы, не продавались. Но у нее была очень точная рука. И однажды, когда она попадает на серию лекций об истории ювелирного дела в России, у нее рождается план. Вернее, тогда еще это был только эскиз плана.

Гуров достал листок из уже другой папки. Той самой, что дала Баронесса.

На листке были нарисованы несколько украшений. Полковник рассказал, что, согласно свидетельствам ее преподавателей, Нелли была невероятно жадной до знаний. Она посещала все открытые занятия и постоянно искала себя.

– Они помнят, чем она занималась во времена студенчества? – удивился Орлов.

– Как ни странно, да. Старожилы помнят ее и в Плехановском. Правда, по другому делу, – вздохнул Гуров, – из-за нее уволили одного из ректоров факультета финансового менеджмента. Когда его жена пришла на занятия и устроила скандал. Якобы ректор изменял ей с одной из студенток. Студенткой, предположительно, была Казинидис. Сама же Нелли все отрицала и даже показывала всем свидетельство о браке с Андреем. Это было сразу после свадьбы, когда она еще училась в Плехановском. Кстати, училась она блестяще, шла на красный диплом, к чести преподавателей, из цеховой солидарности ее не пытались валить после той истории. Но… Рядом с ней всегда был Нифонтов, который именно после того скандала с ректором занимает его место.

– И сразу после этого Нелли решила завязать с финансовым менеджментом, правда, по словам самого Нифонтова, она якобы охладела к этой науке и подумывала заняться промышленностью, – заметил Крячко, который хорошо помнил, что у Казинидис были самые высокие баллы, а ее проекты постоянно занимали призовые места во всех олимпиадах.

– Наша художница очень внимательно слушала лектора. Потом она несколько раз посещала залы Алмазного фонда. Изучала выставленные украшения. И делала эскизы. Очень скоро в Оружейной палате и Алмазном фонде ее начали узнавать, но к тому времени ее картины уже стали продаваться, и то, что художницу тянет к прекрасному, никого не удивляло, – продолжил Гуров. – Мысль о том, что в хранилищах Гохрана есть запасы алмазов и бриллиантов, не давала ей покоя. Она была очень терпелива. И нужно было лишь дождаться 30-х годов.

Орлов вопросительно приподнял брови.

– Дефицита бюджета и кризиса экономики, – пояснил Гуров, – дальше историю «Голден Ада» вы знаете. Только у руля стоял не наш Остап Бендер. А его жена. С очень хорошим вкусом и очень хорошим финансовым образованием. Андрей Казинидис, как мы помним, тоже окончил Плехановское. И сразу положил диплом на полку. А вот Нелли продолжала учиться. Она впитывала знания как губка. Она продумала все. В том числе и наказание за то дело, которое они провернули.

Лев Иванович помолчал и продолжил:

– Кстати, о деле. Андрей в это время делал себе имя. Он начал производство деталей для служебных машин, послужил на благо России, помогая найти поставщиков металла по очень низким ценам.

– Что у нас, своих, что ли, не было? – удивился Петр Николаевич.

– Были. Но Венгрия сделала дешевле.

Гуров открыл папку и достал стопку фотографий украшений. Тонкой работы, удивительной красоты, это была та самая техника «ювелирного цитирования», о которой говорила хранитель драгоценных металлов из Оружейной палаты, помогавшая следователям в этом расследовании. Фериде за несколько часов работы в кабинете следователей собрала все имеющие фотоизображения украшений авторства Нелли, доступные для просмотра.

– Все эти украшения авторства Нелли, видите? Она не отошла от темы. И тонко намекнула, откуда бриллианты и алмазы. Императорский дом Романовых во всей своей красе. Все предметы официально на балансе известных ювелирных брендов, хранятся в банках Европы. Все они имеют свои сертификаты. Чистая недоказуемая работа. Мало ли, откуда пошли эти бриллианты.

– Еще одна отличительная черта ее работы, – добавил Крячко, – Нелли работала только с бриллиантами, а ее дочь добавила еще сапфиры. Но тоже работает только с ними.

– Хорошо, молодцы. Но кто ее убил? Я пока так и не услышал результаты порученного вам расследования. – Орлов специально подчеркнул, что он поручил своим людям заниматься именно убийством. А не финансовым преступлением. – И кто устроил взрыв у нее дома? И в машине? И зачем? – Генерал задавал вопросы быстро, хотя он ни минуты не сомневался, что они разберутся во всем.

– Капибара, – тут же ответил Гуров и рассмеялся, – тот самый подрывник с позывным Капибара. Но заказчиком была Нелли. Она понимала, что Нифонтов пойдет к ней домой. И будет что-то искать. Но вот что именно, мы так и не узнаем. Возможно, документы. Может быть, какой-то электронный носитель. Она уничтожила все, но честно предупредила его, что заложена взрывчатка. Ну и нам намекнула, что дело не такое простое, как кажется.

– Еще и взрыв организовала? Она что, думала, что растворитель или болезнь ее не убьет и нужно было добавить еще… перчика?

– Не совсем. Ну, или почти так. Повторюсь, что точно не смогу сказать – взрывы были задуманы специально для тех, кто пойдет по ее следам, или чтобы Нифонтов не нашел то, что ему нужно. Огонь должен был уничтожить все, что было внутри. Чтобы мы еще побегали, расследуя ее дело. По сути, она дала возможность своей дочери завершить начатое и представить новую коллекцию Картье по эскизам Нелли и с оставшимися от той первой партии бриллиантами. И все это было сделано для того, чтобы кураторы Нелли, а точнее один из них, оставили в покое ее семью. Требовалось максимально громкое дело. А что может быть громче тела в Алмазном фонде?

Гуров рассказал о том, что сначала они думали, что Нелли заело… тщеславие. Все «лавры» придуманной ею аферы достались другим людям. И, казалось бы, живи спокойной и очень богатой жизнью. Но Нелли умирала. Она была тяжело больна, и жить ей оставалось немного. Все данные вскрытия и медицинские отчеты, которые прислал Андрей, были приложены к делу. И тот странный тяжелый химический запах, который не давал покоя Гурову, – растворитель краски – тоже подтвержден. Жуткая смерть. Она выпила растворитель сама. И подсказки по делу тоже оставила сама. Теперь у адвокатов ее мужа были все карты на руках, и можно было добиться пересмотра дела. Дочь начнет работать открыто. Их будет ждать спокойная жизнь с отцом и его капиталами. И самое главное…

– Она дала открытую подсказку, кто ей мешал, кто довел ее до самоубийства. Нелли работала на Нифонтова. Она была вынуждена это делать. И так как дочь пошла по ее стопам, то, скорее всего, Нифонтов планировал, что ювелир займется тем же. Придуманная им схема со шпионажем через украшения была очень хорошо отработана за эти десятилетия. Дочь Нелли и Андрея уже вхожа в ведущие дома Великобритании и Европы. И Нелли нужно сделать так, чтобы он оставил ее семью в покое. Больше никакого Нифонтова вокруг их детей. Она понимала, что, расследуя ее убийство на территории режимного объекта, сыщики обязательно выйдут на ее куратора.

– Но почему именно Алмазный фонд? Я так понимаю, что коллекция ее украшений из тех самых бриллиантов была выставлена в холле Оружейной палаты?

Гуров улыбнулся. Почти весело. Нелли, эта ловкая и умная женщина, дала им еще одну подсказку, пусть и с того света.

– Это великолепно. Вы оцените. В Алмазном фонде экспонируются украшения императорской семьи, так? Но еще в далекие девяностые Нелли только пробовала свои силы. Ей было нужно подтверждение того, что она все делает правильно и у нее получится делать украшения, действительно достойные. С помощью Аглаи она… продала Алмазному фонду брошку, оставшуюся ей от греческой бабушки. Историю для этой броши помогла продумать Аглая.

– И Гохран ею заинтересовался?

– Конечно. Она хорошо вложилась в то, чтобы найти нужные камни и материал. И создала даже не реплику, а идеальный комплект. Брошь была славным продолжением уже имеющейся коллекции и идеально к ней подходила. Так, как будто ее в самом деле сделали в то время. Нелли повторила все, клейма, манеру огранки камней, плетение. И эта брошь так и хранится в Гохране. Сейчас они уже знают, что она не имеет никакого отношения к княжне Марии Александровне, чей вензель на ней красиво выполнила Нелли, но тем не менее не спешат с ней расставаться. Оказывается, у них есть целый фонд, посвященный таким вот великолепным подделкам.

Петр Николаевич взял паузу примерно на минуту.

– Хорошо. Если она все так предусмотрела, неужели Нелли не смогла бы просчитать, что за ее дело взялись бы не вы? Если бы, допустим, взялся кто-то послабее или поглупее? И мы бы имели еще один висяк. Или дело, которое наши коллеги в конце концов бы тихо прикрыли.

Гуров покачал головой:

– Не думаю. Ты же сам дал нам разрешение трясти технический отдел Главка, так?

– Так, – ответил Петр Николаевич. – А при чем здесь это?

– А притом. Наши замечательные коллеги обнаружили множество интересных хвостов в Сети. Кто-то очень умный и нанятый за очень большие деньги как следует пробил нас с другом моим и коллегой Станиславом. Думаю, что Нелли очень хорошо провела разведку. И надеялась, что ее дело передадут именно нам. Учитывая, сколько времени она сама занималась шпионажем, провести свое собственное расследование ей не стоило труда.

– Почему у них не забрали бриллианты? – Петр Николаевич задал вопрос и тут же сам себе на него ответил: – Потому что нужен был стартовый капитал. Нужно было что-то, от чего Нелли оттолкнется и с чем будет работать. И на чем сделает себе имя в определенных кругах. И я так понимаю, этим же ее и держали, так?

– Так, – кивнул Гуров, – очень много людей хотели, чтобы Казинидисы поделились с ними «наворованными» бриллиантами, а Нифонтов якобы успешно защищал семью и от всех таких гостей. Где-то, может быть, и в самом деле защищал. Во всяком случае, благодаря его деятельности и правительству той России к Казинидисам формально не осталось претензий.

– И еще один интересный момент, – вклинился Крячко. – Мы выяснили, что алмазы в самом деле были сырьевыми. Не самого лучшего качества. Но Нелли благодаря своему таланту руководителя нашла огранщиков и создала такие модели, что показала их в лучшем виде.

– Да. Именно поэтому их изначально нельзя было продать по высокой цене, – согласился Гуров.

– Что будет с Нифонтовым? – уточнил Стас. После того как его забрала ФСБ, оперативники пока еще не знали, какую статью ему готовят.

– Госизмена. Статья хорошая, сядет надолго. Имущество будет конфисковано, – коротко ответил Орлов. Когда он начинал говорить так, это означало, что генерал очень зол. Не любил товарищ генерал гниль в системе. А Нифонтов, который работал на всех, кто ему платил, и оставил после себя такое зловоние, разозлил его очень и очень сильно.

Остался только один вопрос, который не давал покоя Стасу и про который забыл Орлов. Куда делся алмаз из шпильки? Неужели Казинидис решила просто украсть его? И куда она его в таком случае подевала?

И на этот вопрос у Гурова тоже был ответ. Тот самый веселый козырь в рукаве, который он припрятал. За эти несколько дней он поднял все старые связи и добился встречи с главным хранителем Музеев Московского Кремля, через нее он узнал, кто хранит «драги», и его все-таки провели в святая святых – Фонд драгоценных металлов. Попасть туда было сложнее, чем в Центр управления полетами или еще куда-нибудь. И Фериде показала ему короба, в которых хранились ювелирные изделия. Они были изнутри обиты черным бархатом, так, чтобы если вдруг случайно вывалится какой-то из камешков, его можно было найти.

Гуров попросил хранителя коллекции Алмазного фонда осмотреть коробки. И точно.

Крячко расхохотался, нет, ну такого он точно не представлял. Желтый бриллиант, на котором он буквально зациклился в этом деле, оказался совсем небольшим камешком. Очень хитрой огранки – капелькой. И каким-то образом она затерялась за чуть отставшим бархатом. Просто провалилась туда. И из-за этого началась вся суматоха, отключение камер и прочее… Нашли его не сразу.

Прошла неделя после того, как дело было официально закрыто.

Лев пришел на работу и обнаружил, что у него на столе лежали сегодняшние выпуски практически всех газет, которые выпускали в Москве и которым можно было доверять.

На всех заголовках красовалось «Скандальное дело «Голден Ада». Серый кардинал Казинидис».

– То же самое прошло по новостям, – сказал Орлов, заходя в кабинет оперативников. Петр Николаевич… улыбался.

Лев приподнял брови:

– Мы тут ни при чем.

– Я знаю, – пожал плечами генерал, – твоя старая знакомая, Баронесса, бывал я, кстати, в ее галерее, передала все материалы журналистам. Невероятно умная женщина. Восхищаюсь.

– Которая? – спросил Станислав, пробегая глазами еще одну заметку. Во всех статьях было написано примерно одно и то же. Что за спиной обаятельного Казинидиса стояла его жена. Известная в Европе дизайнер ювелирных украшений, владелица нескольких ювелирных салонов, победительница международных конкурсов госпожа Казинидис. Также там писали о том, что в Москве она была скромной художницей, но, прослушав курс лекций об истории ювелирного дела, сменила сферу деятельности, уехала учиться на Урал на завод Ярцева и там же придумала «Голден Ада». В статье упоминались все имена, в том числе и погибшего Кирилла Ярцева, и Нифонтова. Который, согласно статье, был просто куратором семьи Казинидис.

– Интересные вещи тут пишут, вы почитайте, целое расследование провели журналисты, – хитро улыбнулся Орлов.

Гуров вздохнул. У Аглаи, оказывается, был неплохой козырь в рукаве, который она не спешила выкладывать, дожидаясь результатов расследования.

– Почему ты не рассказала все с самого начала? – спросил он, позвонив Баронессе. – Получается, что мы тут все просто так скакали, когда ты все знала?

– Нелли написала мне письмо. Это было что-то вроде завещания, нотариус отдал мне его позавчера, – сказала Аглая, – я не могла тебе ничего рассказать, потому что и сама не знала. А вот она, похоже, точно знала, что и как будет. Да, она в самом деле очень сильно волновалась о том, что ее детей не оставят в покое. Муж и сын уже не могли принести пользу ни Нифонтову, ни тому, кто за ним стоял. Значит, они бы взяли в оборот Василики. Нелли сделала все, чтобы этого не случилось. Кстати, что будет с Нифонтовым?

– Уже ничего, – спокойно сказал Гуров, который и сам узнал новости недавно.

– То есть? Его выпустили? – Голос Аглаи звучал настолько ошеломленно, что казалось, еще немного, и она сама помчится на улицу ловить Нифонтова.

– Нет. Он повесился ночью в камере. Думаю, что ему помогли. И скорее всего, тот, кто, как ты выразилась, стоял за ним.

– И хвосты этого дела тоже следует искать в девяностых, да? – устало спросила Аглая.

Лев Гуров покачал головой:

– Даже не буду пытаться. Нелли мы уже не поможем. Ее семья, надеюсь, в безопасности. А пока не просят, зачем лезть и ворошить это гнездо?