Ушастый призрак

ГЛАВА 25

Вот кто сказал мужчинам, что, чем более пафосный ресторан, тем благосклоннее женщина? Их коварно обманули и, скорее всего, именно владельцы дорогих едален. Может быть, стоит сделать ряд репортажей, чтобы развеять, наконец, этот странный миф?

Соня с изумлением смотрела на дивный натюрморт из чайной ложки обычного оливье, художественно размазанного по тарелке с широкой каймой, как в столовке... Кайма эта, к слову сказать, ярко синяя дивно гармонировала с ярко-малиновым бархатом кресел и псевдозолотом настольных ламп. "Дорого — богато..." Где-то на просторах этой тарелки затерялся гусь. Но искать его, видимо, бесполезно. Наверное, улетел.

Впрочем, оливье был неплох. Если судить по трем ломтям картошки и пяти горошинам, которые, не иначе, каким-то чудом попали Соне в тарелку.

Господин Кениг так явно старался произвести впечатление, что его стало как-то жаль. Он то в этом аквариуме своя рыбка и не самая мелкая, а вот дама — не вписывалась. Платье хоть и вечернее, но классом ниже, чем следовало бы. Укладка профессиональная, но волосы, за которыми хорошо ухаживают каждый день и волосы, которые спешно привели в порядок после двух месяцев небрежения отличаются сильно, и это видит каждый, кто не слеп.

Зачем она согласилась на такие, явно невыгодные для себя, условия? Подумала, что международный рейдер хочет ее придавать этим самым, не к ночи помянутым пафосом, указать ей на ее место, чтобы легче было ломать.

Решила подыграть — почему бы нет? Не тарелкам с логотипом ресторации на каемочке сбить с копыт опытного репортера. Самообладание в любых обстоятельствах — один из первых признаков профпригодности. А что касается давления — Соня и в голове его не держала. Давит она — и точка.

В результате вышло неловко. Еще и подбадривать пришлось господина Кенига... Все же удивительно, как бережно отнесся к ней Палач Милосердия, человек, который "сожрал" семнадцать городов и не поперхнулся. Впору глаза завязывать, чтобы слишком далеко на лоб не вылезли.

Соня шевельнула ногами под столом и улыбнулась, ощутив призрачное, но вполне реальное тело своей "подстраховки". Оказалось, дух мог и так — собакой, но невидимой и неощутимой для всех, кроме нее. А мог — лоскутом тумана.

От прикосновения к самому настоящему чуду Соня млела. А если господин Кениг считал, что причина — шикарный ресторан с более чем прикольным меню — ну, это его проблемы.

— В настоящее время я живу в окрестностях Лейпцига. Повезло прикупить там самый настоящий замок готическом стиле из окаменелой древесины. Всего за восемьсот тысяч евро, представляете, Софи?

— М-м, — протянула она, — и сколько вы вложили в реставрацию?

— О, нисколько. Ни цента, правда-правда. Я лишь подписал некоторые любопытные документы, что обязуюсь не нарушать историческую целостность замка и окрестностей и время от времени пускать экскурсии... разумеется, в нежилое крыло. И получил прекрасно отремонтированную недвижимость с видом из окон, достойным только королей. Взгляните, — он протянул телефон с предупредительно открытой галереей... на запонке сверкнул редкий желтый бриллиант.

Вот что он от нее хочет, а? Не красотой же неземной очаровался.

Соня была весьма прагматична и понимала: это неприхотливого духа от нее вело, как мышь от сыра. А по меркам селебрити она не более чем: "ну ладно, сойдет для сельской местности". А вот господин Кениг уже полчаса пел, как по нотам и чем дальше, тем более подозрительно все это выглядело.

— И — да, коль скоро репутация моя далека от совершенства, придется с этим что-то делать. Я думаю прикупить парочку европейских телеканалов. Но, конечно, мне понадобиться для этого опытный консультант, который в теме... И человек, который займет кресло директора. Скажите, Софи, вас бы заинтересовала эта работа? Или вы предпочитаете делать карьеру, так сказать, "в полях"?

Чтобы очухаться, ей пришлось глотнуть вина — вот оно было в самом деле неплохое. Хотя в ее положении лучше не увлекаться. Полбокала — и хватит.

— В настоящее время я предпочитаю посвящать время дому и мужу, — сдержанно сказала она, ступая, словно по тонкому льду.

Заявив, что карьера ее не волнует, Соня вынуждала Кенига либо культурно слить разговор, либо приоткрыть карты — зачем она ему нужна.

Мужчина напротив зеркально повторил ее жест. Улыбнулся, пряча... Что-то пряча, но досаду или удовлетворение, бог знает. На таком уровне Соня тоже играла, но, в последнее время, редко.

— Понимаю вас. Да... После вашего несчастья.

— Несчастья? — Вот сейчас она удивилась. В последнее время в ее жизни не было никаких несчастий. Не считать же несчастьем истерику Ларочки и увольнение с работы, с которой она и так почти ушла?

— О, если вы уже в порядке — я рад, — мгновенно сдал назад ее собеседник, — и, конечно, закроем эту тему.

— Не люблю оставлять волчьи капканы на садовых дорожках, господин Кениг. Что вы имели в виду?

— Потерю ребенка, разумеется, — он изобразил сочувствие глазами, губами, руками.

Женские гормоны — страшное дело. Но выдержка репортера даст им сто очков вперед и с легкостью выиграет. Соня не только не запустила в господина напротив тарелкой с оливье, она сдержанно кивнула в ответ.

— Не спрашиваю, откуда сведения (потому что они — голимое вранье, и если так работает твой информатор, то пусть работает и дальше, никаких возражений).

Соня ощутила в себе ледяное бешенство, похожее на айсберг, который надвигался на "Титаник", медленно и неотвратимо.

— Господин Кениг, за предложение благодарю, оно интересно.

— Нисколько не сомневался в этом, — кивнул он.

— Но принять его не могу.

— Почему? — В его голосе проскользнула легкая заинтересованность. Ну да, таких переговоров он за свою суровую жизнь миллионера провел, наверное, стопятьсот и "нет" воспринимал как прелюдию.

— Я замужем, — коротко отозвалась Соня, — мой супруг делает в этом городе политическую карьеру. Вполне успешную. Вряд ли он будет счастлив от возможности куда-то переехать и начинать там все сначала. А расставаться я пока не готова. Мы только поженились. — Вот так, и розового сиропа в глаза побольше, побольше. Просвещенная Европа любит семейные ценности.

— О! — Просиял Кениг, — здесь я могу вас порадовать. Ваш супруг не просто согласен. Он... проявил большой энтузиазм. Ваша карьера и ваше счастье для него важнее собственного. Очень приятный молодой человек. Я говорил с ним. Вчера.

...Ну, все. Воля у нее, конечно, стальная, но гормоны тоже уважения требуют.

— Прошу прощения, господин Кениг, что прерываю нашу приятную беседу, но я вспомнила, что не выключила утюг, — Соня решительно выбралась из объятий малинового бархата.

— Софи... Позвольте, я вас хотя бы отвезу.

— Не стоит беспокойства, я вызову такси.

Она сбежала! Первый раз в жизни сбежала с поля боя, поджав хвост и оставив территорию противнику.

Дух невесомым облаком стелился следом, обнимал ноги и эти прохладные касания немного, самую малость, успокаивали.

Может, она все же ошиблась?

Хваленого терпения не хватило не то, что до дома, даже до такси. Завернув в женский туалет, Соня набрала мужа. Тот долго не отвечал, она успела напридумывать кучу разного, от "потерял зарядку" до "похищен инопланетянами". Наконец она услышала знакомый и любимый голос.

— Привет, котенок. Что-то случилось?

— Ничего эпичного, — буркнула Соня, — скажи, что за дела у тебя с Ульрихом Кенигом?

— Он говорил с тобой? — Сделал стойку супруг, — и что ты ответила? На всякий случай, я — за. Целиком и полностью. Тебе пора выбираться из этого болота, твой талант больше вашего дурацкого канала для домохозяек.

Запредельным усилием Соня попыталась взять себя в руки и у нее это даже получилось, благо, звонок был не видео, а голос она удержала:

— Дорогой... А про нашего ребенка ты ничего спросить не хочешь, — в конце она все же сорвалась на шипение. Но было уже не важно, потому что голос Сережи прозвучал виновато.

— Ну, ты не звонила. Я решил, что тебе, наверное, неприятно об этом говорить.

— А у тебя-то, голубь, откуда сведения? — рявкнула она, плюнув на политес, здоровый образ жизни и "погоду в доме". Могут у беременной женщины сдать нервы?

— От твоей дальней родственницы.

Айсберг добрался до горла и почти перекрыл воздух. И только ощутимая прохлада возле ног и неожиданно трезвая мысль: "А вот сейчас они как никогда близки к успеху..." помогли ей взять себя в руки.

— Сереженька, свет мой небесный, никто кроме тебя не знал, в какой магазин я хожу в шесть утра за любимыми вкусняхами. И какой дорогой.

В туалет сунулась какая-то девчонка в униформе, но Соня так сверкнула на нее глазами, что та мгновенно исчезла.

Стенка, отделанная плиткой "под мрамор" покачивалась перед глазами, но не "от давления". От ярости.

— Она была очень убедительна, — все же заговорил муж. — Твоя родственница. Предоставила документы. Даты рождения и смерти, причины смерти. В проклятья я, конечно, не верю, — торопливо добавил он, — но верю в генетику. Тебе нельзя рожать. И хорошо, что все произошло именно так. Я... стыдно сказать, я счастлив. Котенок, если ты так хочешь ребенка, мы можем подумать об усыновлении. Когда обустроимся в Европе и твоя карьера на телевидении сложится. Господин Кениг поможет подобрать здорового малыша. Я люблю тебя, Соня.

— Я тоже тебя... любила.

Палец скользнул по кнопке отбоя. Тишина упала оглушающая, словно в уши запихали по полкило ваты и залили воском.

Иногда любовь умирает мгновенно. Только что была — ласковая, теплая. Грела сердце. А в следующее мгновение от нее уже не осталось и следа — только гулкая пустота. Только странные и болезненные воспоминания. Только недоумение — как она могла быть такой слепой?

Соня опустилась на корточки, положила руку на призрачную холку собаки.

— Ты сможешь найти этого... предателя. По запаху или как-то иначе?

Пес утвердительно кивнул.

— Найди! Прилепись к нему. Даже в туалете не оставляй. Я должна знать, что он крутит и чем это грозит моему ребенку.

Пес напрягся.

— Да, я тоже так думаю, — энергично кивнула Соня, — эти два утырка наврали, что все получилось. Скорая приезжала, кого-то увезла. У моей дорогой родственницы все сошлось. Вот ведь дрянь!

Черандак махнул почти неосязаемым, но пушистым хвостом.

— Я? — Переспросила Соня, — Справлюсь. Если мне что-то грозит, то только от них. Ты меня не потеряешь?

Пес явственно удивился: что вы, Софья Павловна, как маленькая, право! Как можно-то?

— Извини, нервы. Гормоны. Плохо мне, понимаешь.

Он понимал. Гораздо лучше, чем некоторые люди.

— Беги! Я на тебя надеюсь.

Из ресторана Соня вышла через черный ход. На всякий случай, чтобы случайно не столкнуться с Кенигом и не закатить ему истерику с разборками. Это было вредно для организма, это было вредно для имиджа и ничего не меняло.

А покатарсит она потом. Даже знает — как!

В такси Соня вызвонила Маринку, девушку, которая следила за ее гардеробом, а в последнее время взяла на себя и гардероб мужа.

— Соберешь все вещи Сергея. Вообще все: трусы, носки, дубленку, бритву. Упакуешь. Понадобится помощь — привлекай, не стесняйся, все будет оплачено. Отошлешь на его прежний адрес.

Водитель косился на молодую женщину в дорогом платье и, явно, в разобранном состоянии духа с сочувствием, но, благоразумно, помалкивал и ехал потихоньку.

Покончив с распоряжениями, Соня закинула в "черный список" телефоны мужа, Алены а, немного подумав, и Ларисы. Откинулась на сидение. Мысли кое-как удалось привести в порядок.

— Стоп, — скомандовала она. — В квартире разберутся без меня.

— Куда едем? — Понятливо спросил водитель.

А куда едем? Дом сгорел, там сейчас работают две ремонтные бригады. Отец живет в гостинице. Но его привычка работать допоздна никуда не делась, значит, скорее всего — он в офисе. Стоит ли предупредить хотя бы Багрова?

Безусловно, стоит. Но она не будет. Начнутся всякие квохтания. Для мужчин ее состояние — нечто загадочное, наукой не объяснимое, почти сакральное и очень опасное. Также, как и для никогда не рожавшей Алены.

А Соне было на диво нормально. Накатившая злость схлынула, оставив хорошую порцию нервной энергии, которую было бы неплохо размотать на какое-нибудь полезное дело. У папы такое всегда найдется.

Еще лучше было бы у мамы Юли на огороде сорняки подергать, но кто ж ее пустит: физический труд, да в наклонку... И вид пожарища на месте дома вряд ли будет умиротворяющим.

Значит — к папе.