Усилия любви

Радик подвез Басманного до дома. Оба молчали – устали смертельно. Басманный вяло шлепнул Радика по плечу, вздохнул на прощание. Радик тоже вздохнул на прощание. Сыпал мелкий, холодный, паскудный дождь, никому не нужный – ни людям, ни сельскому хозяйству.

– Не простудись, – сказал Радик вслед. – Ты нам еще пригодишься.

Человек в летнем костюме сутулился у подъезда. Он промок, одежда прилипла к телу, с длинного носа в такт мелкой дрожи срывались капли. Кто же, подумал Басманный, та фея, что может подвигнуть на такой подвиг мужчину средних лет?

– Вы Басманный? – строго спросил человек, встретившись с ним взглядом.

Вот тебе и фея, улыбнулся Басманный.

– К вашим услугам, – сказал он.

– Я из-за вас простужусь, – сообщил мокрый человек.

– Жаль, – сказал Басманный.

– Мне нужно поговорить с вами наедине.

Кто он? Изобретатель вечного двигателя? Охотник за автографами?

Черные глаза, близко посаженные к переносице, уперлись в лицо Басманного. Оранжевый отсвет из подъезда сверкал в них адским пламенем.

– Заходите, – сказал Басманный. – В любом случае глупо стоять под дождем.

– Я боялся пропустить вас, – сказал мокрый человек.

– Подождали бы в подъезде, подъехали бы в институт…

– А вы знаете, сколько сейчас времени? – спросил мокрый человек. – Пять минут двенадцатого.

– Неужели? – Басманный пропустил гостя в подъезд, вызвал лифт.

От одежды мокрого человека пошел пар.

– Так что же вам нужно? – спросил Басманный.

– Две минуты вашего времени, – сказал мокрый человек, шмыгая носом. – Вы скажете «да». И я уйду.

– Тогда я скажу «да» немедленно, – ответил Басманный. – И лягу спать. У меня завтра трудный день.

– Знаю, – сказал мокрый человек и первым вошел в лифт. – Третий этаж?

– Третий.

– Завтра вы летите на Титан, – сказал мокрый человек. Длинными пальцами он убрал со лба прилипшие черные волосы. – И не пытайтесь отрицать.

– Тут нет тайны, – сказал Басманный. – Если запуск не отменят.

– Все будет в порядке, – сказал мокрый человек. – И я полечу вместо вас.

– Почему? – удивился Басманный.

Двери лифта раскрылись. Басманный пропустил вперед гостя, и тот сразу прошел к двери в его квартиру.

– Потому что мне надо завтра, в крайнем случае послезавтра быть на Титане.

– Почему?

– Потому что послезавтра оттуда уйдет рейс к Плутону. Я там должен быть раньше. У вас есть кофе?

Мокрый человек прошел к креслу, опустился в него, вокруг ботинок образовалась небольшая лужа.

– Сейчас сделаю, – сказал Басманный. – Но вы явно обратились не по адресу.

– Вот это мне лучше знать, – возразил гость. – У меня разработана последовательность действий. Вы в ней – только этап.

Басманный включил кофемолку. Она зажужжала густо, солидно. Дождь смочил подоконник – утром Басманный забыл задвинуть окно. В комнате пахло мокрой листвой и грибами.

– Очень приятно, – сказал Басманный. – А чем вы намерены заняться на Титане? Вы геолог?

– Я арфист, – сказал мокрый человек, вдыхая запах молотого кофе. – Меня зовут Ник. Ник Прострел. Не слышали?

– К сожалению, нет. Я далек от мира арфистов. А что арфисты делают на Титане?

– Не знаю, – признался Прострел. – Я буду первым. Мне нужно застать Таисию.

Кофе поднялся над туркой рыжим горбом, и Басманный разлил его в чашки. Прострел жадно схватил чашку и принялся мять ее пальцами. Басманный не мог оторвать взгляд от пальцев гостя. Чашке было двести лет, и никто прежде не старался ее раздавить.

– Кем же вам приходится Таисия? – спросил Басманный, надеясь отвлечь Прострела от уничтожения чашки. – Она заболела?

– Она совершенно здорова, – возмутился Прострел. – С чего вы решили, что она больна?

– Тогда объясните мне.

– Я не могу без нее жить. У меня арфа валится из рук.

– Я думал, что арфы на подставках, – сказал Басманный.

– Не понимайте меня буквально, – обиделся Прострел. – Мы знакомы с Таисией три года. Она была на моем концерте. Женщина редкой профессии. Специалист по хондритам. Представляете? Нас влекло друг к другу. Мы собирались соединиться. Если бы не обстоятельства. Я не спал всю ночь. Это нервы!

– Может быть, – сказал Басманный. Ему очень хотелось, чтобы гость поскорее ушел и оставил его в покое.

– Я послал ей письмо, что должен еще раз обо всем подумать. Брачный союз – это серьезный шаг. Вы со мной согласны?

– Согласен.

– Но она не стала ждать.

– Пошлите ей телеграмму, что раскаялись.

– Дело в том… – Вдруг в глазах Прострела начали зреть слезы, скапливаться блестящим валиком на нижнем веке. – Это уже было. Шесть раз. Как минимум. Я говорю вам об этом как мужчина мужчине. Я бы на ее месте не поверил мне. Я ненадежен.

– Так зачем вам на Титан? Вы же снова передумаете.

– Нет, – ответил Прострел. – Она всегда прощала меня. А теперь сказала, что улетает на Плутон. А там Степанян.

– Ну и хорошо. Она ждала три года…

– Я решил, – сказал Прострел.

Он сделал усилие, красные пятна выступили на щеках, чашка, которой было двести лет, разлетелась, кофе брызнул между пальцев на шкуру белого медведя на полу, на светлую обшивку кресла.

– Я не спал ночь, – сказал Прострел, не обращая внимания на бесчинства, которые он натворил.

– Этой чашке было двести лет, – сказал Басманный.

– Как вам не стыдно думать о чашке! – Слезы сорвались с нижнего века, покатились по щекам. – Вы бессердечный человек, Басманный. Я не буду вас жалеть.

– Не надо меня жалеть, – мрачно сказал Басманный. Он собрал осколки чашки и понес их на кухню. Когда он вернулся, в руках Прострела была уже вторая чашка. И он уже начал мять ее в пальцах.

Басманный сказал:

– А ну-ка, отдайте мне чашку.

Прострел чашку вернул, проворчав:

– При чем тут чашка? Я вам завтра достану таких двадцать. Я лечу на Титан и там ей все скажу. Уступите мне свое место.

– Это от меня не зависит.