Ускользающее пламя

Глава 12

После возвращения Серинис на родину прошло больше месяца. Однажды она спустилась к завтраку позже обычного, одетая в рабочий халат, делая вид, что, кроме живописи, ее ничто не интересует. Дядя уже сидел в столовой, эркерами выходившей в сад. Он с воодушевлением поглощал завтрак, но, заметив племянницу, галантно поднялся.

— А я уже начал беспокоиться за тебя, дорогая, — весело поприветствовал он Серинис. — Прости, что не дождался тебя. Сегодня утром у меня назначена встреча, на которую нельзя опаздывать.

Серинис мельком взглянула на омлет, кукурузные лепешки, колбаски и яблочный соус и тяжело вздохнула. Экономка поставила перед ней тарелку, но Серинис отрицательно покачала головой:

— Спасибо, Кора, я, пожалуй, только выпью чаю. Пожилая женщина наполнила чашку и не упустила случая высказать свое мнение:

— Мисс Серинис, вы и так почти ничего не едите. Это не дело — клевать словно птичка.

Серинис поднесла чашку ко рту, и тут же ее желудок наполнился тошнотворной тяжестью, заставив вспомнить первые дни плавания на «Смельчаке». Она поспешно опустила чашку и отвернулась.

— Что случилось? — спросил дядя, заметив, что она зажмурилась и побледнела.

— Ничего. — Серинис, понурив голову, принялась наблюдать за колыханием янтарной жидкости в своей чашке. Странно, у нее вновь закружилась голова! Она спрятала дрожащие руки под стол и сжала их на коленях.

— Все-таки с тобой что-то происходит, — убежденно заявил Стерлинг, откладывая булочку. Отодвинув стул, он обошел вокруг стола и остановился рядом с племянницей. — Сегодня утром ты бледна как полотно, дорогая. Что мучает тебя? Тебе нездоровится? — Он приложил ладонь ко лбу Серинис.

— Нет, все в порядке, — пробормотала Серинис. Она и вправду чувствовала себя отлично… если бы не тошнота и не мучительная слабость, которая время от времени охватывала ее после первого приступа морской болезни на борту «Смельчака». — Просто я устала, вот и все.

— И неудивительно, — подхватил дядя, усаживаясь на свое место. — От такой жизни, какую ты ведешь, немудрено устать. Юной девушке положено навещать подруг, бывать на балах и так далее. Пожалуй, прогулка пойдет тебе на пользу. День выдался отличным, моя встреча займет не больше часа. Если хочешь, я постараюсь поскорее вернуться и составить тебе компанию.

— Как вам угодно, — вяло откликнулась Серинис, которую ничуть не прельщала мысль о прогулке. Ей удалось устроить себе мастерскую, но работа продвигалась медленно. Когда дядя предложил навестить старых друзей, Серинис вежливо отклонила приглашение, не желая никого видеть.

— Мы прогуляемся по Брод-стрит и заглянем в лавки, — продолжал соблазнять ее Стерлинг. Он знал, что женщинам нравится делать покупки, и был не прочь сопровождать племянницу. — Насколько мне известно, в городе есть отличные модистки.

Серинис не знала, плакать ей или смеяться. Не хватало еще, чтобы портнихи ощупывали ее, снимая мерки! Несомненно, этой пытки она не выдержит. Милый наивный ученый дядюшка твердо верил, будто новое платье поднимет ей настроение! Несмотря на полную неосведомленность в тонкостях моды, он был готов потратить деньги и время, сопровождая ее к портнихам, — и все для того, чтобы она повеселела!

Серинис Ласково улыбнулась ему:

— Я не прочь прогуляться, дядя, но давайте побываем не у модисток, а в книжных лавках. Сейчас я не расположена выбирать ткани и фасоны.

Облегчение на лице Стерлинга было таким красноречивым, что Серинис чуть не рассмеялась, понимая, каким самоотверженным поступком представлялось ему предложение посетить модисток. Вскоре дядя ушел, но прежде взял с Серинис обещание хоть немного перекусить. Едва она проглотила крохотный кусочек лепешки, как ее желудок взбунтовался. Она еле успела добежать до своей комнаты, а потом от слабости была вынуждена прилечь. Наконец тошнота утихла, и Серинис начала собираться на прогулку.

Час спустя, когда дядя вернулся домой, она уже ждала его у порога. Соответственно случаю она оделась в бледно-голубое шерстяное платье, отделанное коричневым бархатным шнуром, с широким воротником того же оттенка. Достаточно просторный наряд избавлял ее от необходимости затягиваться в корсет. Поскольку на улице было тепло, она не стала набрасывать поверх платья плащ и ограничилась большой кашемировой шалью с бледно-голубым и коричневым узором. Аккуратно уложив волосы, она прикрыла их голубой шляпкой, украшенной перьями фазана. Вопреки мрачному настроению, на ее лице играла беззаботная улыбка.

— Ты готова! — радостно воскликнул дядя Стерлинг, гордясь красотой племянницы. Он галантно протянул ей руку. — Так мы идем?

День и вправду выдался чудесным: на небе не было ни облачка, ощутимый аромат приближающейся весны будоражил чувства. Повсюду Серинис замечала изысканно одетых мужчин и женщин, входящих в лавки и выходящих из них. Среди нарядных пешеходов попадались владельцы окрестных плантаций и мельниц на реке Эшли, некоторые прибыли в город издалека. Время от времени в толпе людей с протяжным южным выговором слышался резкий северный акцент. На улицах нередко встречались европейцы. Пожив в громадном Лондоне, Серинис едва ли могла счесть Чарлстон крупным городом, однако он обладал своим неповторимым очарованием. В его жителях страсть к приключениям сочеталась с деловой жилкой и подлинно южным гостеприимством, поэтому посещение лавок здесь всегда считалось развлечением. Неожиданно для самой себя Серинис увлеклась легкими и непродолжительными беседами с приказчиками и владельцами лавок. Предметы бесед были самыми разнообразными: от замечаний по поводу отличной мартовской погоды до пространных рассуждений о достоинствах спектаклей городских театров. Поймав себя на том, что чья-то остроумная реплика заставила ее рассмеяться, Серинис поняла: прогулка помогла ей воспрянуть духом.

Так продолжалось, пока за ближайшим углом она не заметила элегантный экипаж, остановившийся перед заведением одной из самых известных модисток Чарлстона, мадам Феро. Высокий, широкоплечий мужчина вышел из экипажа и подал руку своей спутнице. Серинис в восхищении разглядывала хорошенькую юную леди, пока вдруг не узнала в ее спутнике собственного мужа!

Бо сверкнул белыми зубами, контрастирующими с загорелой кожей лица, запрокинул голову и рассмеялся какому-то замечанию своей обольстительной дамы. Он был изысканно одет и выглядел аристократом до мозга костей. И вправду, с ним вряд ли сумел бы потягаться самый утонченный лондонский денди. Темно-серый фрак отличного покроя идеально сочетался с серыми брюками в тонкую полоску и жилетом с шалевым воротником из шелка. Широкий шелковый жемчужно-серый галстук удачно дополнял элегантный наряд. Галстук был аккуратно повязан и заправлен под крахмальный воротник белой рубашки. Не приложила ли руку к этому миниатюрная подруга Бо? Темно-серый цилиндр сидел набекрень на смоляных волосах. Очевидно, Бо уже успел очаровать хрупкую брюнетку, ибо она льнула к нему, прижимаясь грудью к руке, зазывно улыбалась и слегка касалась пальчиками его широкой груди.

— Право, Бо, — щебетала она, — где же ваши манеры? Неужели я прошу невозможного… — Она вдруг осеклась, увидев, что кавалер перестал обращать на нее внимание. Она поискала взглядом то, что привлекло его, и ее глаза вмиг стали ледяными, а губы надменно сжались, пока она рассматривала в упор незнакомую светловолосую красавицу.

Бо решительно отстранился от брюнетки и приподнял цилиндр, приветствуя жену:

— Рад вновь видеть вас, Серинис!

Вряд ли когда-нибудь прежде ему случалось произносить эти слова так искренне. Он не виделся с Серинис с того дня, как покинул дом ее дяди, но это не означало, что он забыл о ней. В сущности, мысли о жене неотступно преследовали его. Во время разлуки воспоминания стали пыткой. Пока он помогал Стерлингу Кендоллу грузить в экипаж вещи Серинис, ему нестерпимо хотелось расспросить о ней, но самолюбие не позволило сделать это. Серинис так настойчиво добивалась развода, что Бо оставалось лишь игнорировать ее. То, что было задумано как заслуженное наказание для Серинис, обернулось для самого Бо нестерпимой мукой. Поэтому он не удивился, обнаружив, что сердечно рад встрече. Он буквально пожирал Серинис взглядом, и потому прошло не меньше минуты, прежде чем он вспомнил о ее спутнике:

— Профессор Кендолл, очень приятно видеть вас.

— Мне тоже, — ответил Стерлинг, не подозревая, какой вихрь эмоций охватил в эту минуту его племянницу и капитана.

Но спутница Бо, карманная Венера, отличалась проницательностью. Когда в ее присутствии мужчины обращали сияющий взгляд на других женщин, как сделал сейчас Бо Бирмингем, в душе она превращалась в разъяренную кошку. Она пользовалась успехом в обществе, имела целую свиту поклонников и не привыкла делиться мужским вниманием. То, что Бо Бирмингем относился к ней сдержанно и был, вероятно, самым богатым и красивым из городских женихов, только укрепило се решимость заманить Бо в сети брака. А светловолосая Афродита, с которой Бо не сводил глаз, была явной соперницей, и се следовало убрать с дороги тем или иным способом.

Брюнетка настойчиво подергала Бо за рукав, напоминая о себе, и он оглянулся с таким видом, словно понятия не имел, кто отвлекает его. Но затем, вспомнив о правилах приличия, он представил свою спутницу:

— Серинис, это мисс Жермен Холлингсворт. Жермен, я уверен, вы помните Серинис Кендолл по…

Жермен захлопала длинными ресницами, правдоподобно изображая смущение.

— Нет, Бо, боюсь, не помню. Бо не стал скрывать удивление:

— Прошу прощения. Мне казалось, вы знакомы… Его предположение было вполне объяснимым, если учесть, что Жермен была всего на пару лет старше его жены и действительно знала ее, хотя и не желала в этом признаваться. Серинис тоже отлично помнила, что избалованная мисс Холлингсворт училась в пансионе, в который все богатые горожане посылали дочерей, надеясь, что те приобретут познания и манеры настоящих леди. Жермен входила в число учениц, высмеивающих Серинис за то, что она решительно отказывалась верить, будто весь мир вращается вокруг нарядных шляпок и красавцев мужчин. Не раз в присутствии Жермен и ее подруг Серинис становилась мишенью для язвительных насмешек. Но как только поблизости появлялся привлекательный мужчина, юные леди меняли маски с быстротой хамелеона, а их язвительные реплики сменялись медоточивыми речами.

— Бо, дорогой, почему мы медлим? — жеманно протянула Жермен. — Вы же обещали…

— Проводить вас к мадам Феро. — Бо жестом указал на лавку модистки, находящуюся за их спиной. — Мы уже на месте.

— О, какая я глупая! — Жермен рассмеялась и встряхнула изысканно причесанной головкой. — Я и не заметила, что мы уже прибыли! — Взмахнув темными ресницами, она устремила на Бо умоляющий взгляд, который, по мнению Серинис, разжалобил бы и голодного волка. — Мне всегда так трудно выбрать фасон, подходящий для моей фигуры, а поскольку все восхищаются вашим безукоризненным вкусом, Бо, не могли бы вы помочь мне…

— Вряд ли, — ответил Бо, не глядя на Жермен. Он не сводил глаз с Серинис, которую невольно заворожили манеры Жермен.

Брюнетка обиженно надула губки, но не сдалась.

— Вы не можете, Борегар Бирмингем? Почему вы так невежливы со мной? Да, я слышала, что вы суровый морской волк, но вас называют и джентльменом, а джентльменам не пристало отказывать дамам…

— Это правда? — перебил Бо.

— Что? — раздраженно спросила Жермен.

— Меня и вправду считают джентльменом? — несмотря на то что вопрос Бо был адресован Жермен, он по-прежнему смотрел на жену. — Вы согласны с этим, Серинис?

Серинис мельком заметила, что дядя пристально наблюдает за ними. Очевидно, его насторожил румянец на ее щеках и невольная дрожь. Серинис отвечала мужу как можно сдержаннее и тактичнее, но ничуть не желала льстить ему в присутствии миниатюрной кокетки.

— Если бы вы не были джентльменом, вы вряд ли задали бы мне этот вопрос, — тихо обронила она. — А если вы ждали, что я воспою вам хвалу ради вашей спутницы, не знаю, к чему бы это привело.

«К постели?» — грустно добавила она про себя. Стерлинг прокашлялся:

— Долго ли вы намерены пробыть в Чарлстоне, капитан Бирмингем?

— Пожалуй, дольше, чем обычно, профессор Стерлинг. Неотложные дела требуют моего присутствия. — Он посмотрел на Серинис так, словно она была первым из этих неотложных дел. — Я пробуду в городе до середины лета, если не дольше.

На лице Стерлинга появилось озадаченное выражение.

— Неужели вам наскучила романтика дальних плаваний?

— Я бы не сказал, но в последнее время у меня появились и другие дела, и я предпочитаю уладить их тем или иным способом, прежде чем отправлюсь в новое плавание.

Серинис была уверена, что он намекает на предстоящий развод, но едва ли Бо мог винить ее в задержке. Вот уже целый месяц она ожидала бумаг и недавно заподозрила, что не получит их.

Услышав, что Бо вернулся домой надолго, Жермен возликовала:

— О, Бо, как чудесно! Наконец-то вы ради разнообразия решили пожить на суше. Наверняка вы с удовольствием побываете на весеннем балу, и поскольку я тоже буду там… ладно, об этом потом. Мне всегда казалось, что морские плавания — рискованное занятие. Каждый раз, провожая вас, я не знаю, вернетесь ли вы обратно. Теперь я смогу ненадолго отдохнуть от тревог.

— Если бы наши предки боялись опасностей, мы вряд ли очутились бы в этой стране, — рассеянно отозвался Бо, так и не взглянув на Жермен.

— Надеюсь, вам удастся уладить все дела, капитан, — пробормотала Серинис и, не удержавшись, напомнила ему о разводе: — Вероятно, в последнее время вы были так заняты, что забыли предупредить мистера Фаррадея…

— Мистера Фаррадея? — перебила Жермен, недоуменно нахмурив лоб. — Поверенного?

Ответа она не дождалась: окружающие окончательно перестали обращать на нее внимание. Стерлинг был слишком поглощен наблюдениями за племянницей и капитаном. Серинис беспомощно смотрела, как подергиваются мышцы на худых щеках Бо, а он взирал на нее так холодно, что будь он пиратом, она тут же бросилась бы наутек. Что же так разозлило его? Разве не он первым заговорил о разводе?

— Я позабочусь о том, чтобы мистер Фаррадей поспешил, мисс Кендолл. Всего вам хорошего. — Коротко кивнув, он взял приятно удивленную Жермен под руку и повел ее к лавке.

Стерлинг помедлил, прежде чем предложить Серинис руку. Заметив, что она продолжает смотреть невидящим взглядом вслед паре, скрывшейся за дверью, он взял ее под руку. Серинис шагала неуверенно, словно тряпичная кукла.

— Я давно хотел поговорить с тобой об этих бумагах, дорогая. Ты уверена, что хочешь развода?

Серинис не слышала ни слова. Она жестоко бранила себя за то, что не только отпугнула мужа, но и заставила его броситься в объятия Жермен Холлингсворт. Когда речь заходила о Бо, она теряла способность рассуждать. Глупо, методично уничтожив все шансы удержать его, о чем Серинис мечтала больше всего на свете, она окончательно убедилась, что сама стала причиной собственного горя и гибели.

К горлу вновь подступила тошнота. Серинис негромко ахнула и покачнулась, чуть не упав на колени. Стерлинг подхватил племянницу и с беспокойством вгляделся в се бледное, осунувшееся лицо. Решение он принял мгновенно: поднял руку, подзывая наемный экипаж, и помог Серинис сесть в него.

— Дорогая, если так будет продолжаться и дальше, — заговорил он, когда экипаж тронулся с места, — я буду вынужден пригласить врача.

Серинис покачала головой и отвернулась, чтобы скрыть слезы.

— Я здорова, честное слово. Наверное, слишком тепло оделась.

Дядя проворчал что-то о том, что до лета еще далеко, но не счел нужным продолжать разговор. У него давно возникли кое-какие подозрения, связанные с ролью капитана Бирмингема в судьбе его племянницы.

Добравшись до дома, Серинис извинилась и поднялась к себе в комнату. Она разделась, легла в постель и с трепетом положила обе ладони на живот, который в последнее время слегка округлился. Сколько времени прошло после единственной ночи любви? Месяца четыре? По крайней мере достаточно, чтобы шевеление ребенка стало ощутимым. Все старания держаться подальше от Бо оказались напрасными. Его семя упало в плодородную почву, и теперь Серинис носила в чреве его плоть, возможно, единственное, что удастся сохранить. Пройдет совсем немного времени, прежде чем горожане заметят ее неумолимо растущий живот и начнут отпускать ей вслед колкие замечания. И все-таки Серинис не могла попросить Бо расстаться со свободой ради ребенка. Он сам должен сделать выбор.

Она провела долгую бессонную ночь, размышляя о том, как быть дальше. Наконец решила, что удобнее всего будет перебраться в другой город, где ее никто не знает, и выдать себя за молодую вдову. Она и вправду забеременела в браке, и смерть этого союза оставила ее безутешной. Как только она освоится на новом месте, она вновь начнет рисовать. Если все пойдет хорошо, она сумеет заработать себе на жизнь и скопить немного денег до того, как в августе на свет появится ребенок.

На следующее утро она спустилась вниз позже обычного, накинув поверх платья рабочий халат. Поскольку дядя усердно писал книгу о древних греках, Серинис надеялась, что он у себя в кабинете. Дверь кабинета оказалась закрытой, и, облегченно вздохнув, Серинис направилась в небольшую гостиную рядом с кухней. В последние дни ее желудок не перестал бунтовать, но ради ребенка Серинис решила не пренебрегать едой. Положив себе немного омлета, она едва успела приступить к завтраку, как в гостиной появилась Кора.

— Прошу прощения, мисс Серинис. Сегодня вам принесли вот этот пакет.

Даже после того, как Серинис вновь осталась в одиночестве, она не попыталась узнать содержимое большого конверта из плотной веленевой бумаги. Он был тщательно сложен и запечатан кроваво-красным сургучом и, судя по виду, содержал бумаги от поверенного. Серинис вяло подошла к окну, некоторое время постояла, глядя на сад, а затем вернулась к тарелке и заставила себя опустошить ее. Только после этого она вскрыла конверт.

Внутри обнаружилась пачка бумаг, исписанных аккуратным почерком. На последнем листе красовалась внушительная печать и оставалось место для нескольких подписей. Одна из них уже была поставлена: «Борегар Грант Бирмингем».

Почерк был твердым, не оставляющим сомнения в решимости Бо. Вернувшись к первой странице, Серинис начала читать. Документ пестрел сложными юридическими терминами, но его смысл был ясен: они никогда не жили вместе как муж и жена. Следовательно, брак не существовал и не мог существовать впредь. Оба отказались от каких-либо притязаний и обязанностей по отношению друг к другу.

До Серинис долетал шум экипажей с улицы, но она ничего не слышала. Она знала, что собирается совершить противозаконный и безнравственный поступок — поклясться в том, что являлось неправдой. Пусть недолго, всего одну ночь, но они с Бо все-таки жили как муж и жена. И то, что Бо не подозревал о беременности, ничего не меняло.

Если то, чего опасалась Серинис, станет реальностью, она обречет своего ребенка на жизнь незаконнорожденного, принесет в жертву своим представлениям о порядочности, которые едва ли может объяснить даже себе. Бездна, которая разверзлась перед ней, пугала Серинис, но отступать было некуда. Она не может приковать к себе Бо вопреки его воле, особенно после того, как он ясно дал ей понять: он еще не готов посвятить себя жене и детям. Серинис не пожертвует своим чувством справедливости, пусть даже весь мир сочтет ее сумасшедшей!

Сдерживая тошноту, Серинис нашла перо и чернила, дрожащей рукой обмакнула перо в чернильницу и с мучительной Медлительностью вывела свое имя: «Серинис Эдлин Кендолл».

Рядом с размашистой подписью Бо ее собственная казалась мелкой и жалкой. Серинис присыпала чернила песком, собрала бумаги в стопку и положила в конверт. Не позволяя себе задуматься ни на минуту, она позвонила, призывая Кору, отдала ей пакет и велела срочно отослать его капитану Бирмингему.

В тот же день, чуть позднее, Кора вошла в комнату, которую дядя Стерлинг предоставил Серинис под мастерскую. Комнату заполняли картины, мольберт, краски и рисунки, сделанные во время плавания. Последние большей частью валялись на полу или были прислонены к стене. Серинис никак не могла собраться навести в мастерской порядок.

— Мисс Серинис, вас спрашивает дама, утверждает, что хотела бы заказать вам портрет.

— Она назвала свое имя?

— Нет, мадам. Просто сказала, что вы с ней знакомы. Серинис нахмурилась, размышляя, кем бы могла быть нежданная гостья.

— Как она выглядит?

— Весьма миловидна, небольшого роста, черноволосая.

— А, это, наверное, Бренна! — Судя по тому, какой интерес проявила сестра Бо к ее рисункам, это могла быть только она. Несмотря ни на что, Серинис обрадовалась гостье и с улыбкой принялась освобождать стул. — Прошу вас, проводите ее сюда, Кора, и приготовьте нам чай.

Серинис забыла надеть халат, который сбросила всего несколько минут назад, решив, что в комнате слишком жарко. Убирая со стула кипу рисунков, она повернулась спиной к двери и опомнилась, лишь когда услышала шорох тафты.

— Вот уж не думала, что вы навестите меня так скоро, Бренна… — начала она, поворачиваясь к гостье, но ее приветственная улыбка погасла: на пороге с презрительной гримаской на лице стояла Жермен Холлингсворт.

— Жаль, что разочаровала вас, Серинис. — Она насмешливо приподняла бровь. — Я понимаю ваше желание увидеть здесь сестру Бо, но боюсь, придется довольствоваться моим обществом.

— Значит, вы все-таки вспомнили меня, — заметила Серинис, с небрежным видом направившись к табурету, на котором лежал просторный рабочий халат. Увы, без халата или шали ее округлившаяся талия тут же бросится в глаза.

Жермен усмехнулась.

— О да! Я отлично помню вас. Вы — та самая чопорная художница, которая не замечала ничего вокруг, кроме своей мазни да немногочисленных подружек. Как же мы прозвали вас? Кажется, Щепкой? В то время прозвище вам шло, но должна признаться, с тех пор вы заметно похорошели.

— Насколько я понимаю, вы явились сюда не для того, чтобы заказать портрет.

Жермен принялась расхаживать по комнате, бесцеремонно разглядывая рисунки.

— У меня хватает портретов, — наконец соизволила ответить она. — В прошлый раз мои родители наняли самого известного художника в округе, и вряд ли вы справитесь с этой работой лучше, чем он. Несмотря на то что Бо превозносит ваш талант, я решительно не понимаю, что в нем такого. Впрочем, судя по тому, какими голодными глазами Бо смотрит на вас, его интересует отнюдь не живопись.

Жермен преградила дорогу к халату, и Серинис пришлось отвернуться.

— Тогда зачем же вы пришли?

— Хочу предупредить: держитесь подальше от Бо, — без обиняков заявила Жермен. — Видите ли, я намерена выйти за него замуж, притом в самом ближайшем времени, и не желаю видеть рядом с ним соперницу. — Она взяла со стола рисунок, изображающий матроса, но, увидев второй, лежащий под ним, ахнула: с рисунка смотрел человек, за которого она собралась замуж. Жермен и не подумала признаваться в этом, но сходство с Бо Бирмингемом оказалось поразительным. На портрете он был в свитере и кепке, за его спиной раздувались паруса.

Обернувшись к Серинис, Жермен злобно процедила:

— Когда вы успели нарисовать его?

— На «Смельчаке».

— Как это вам удалось попасть туда? Бо никогда не упоминал, что приглашал вас на корабль…

— Я была его пассажиркой, — просто объяснила Серинис.

— Ложь! Бо никогда не берет пассажиров, иначе я сама с удовольствием отправилась бы с ним куда угодно.

Серинис коротко пожала плечами:

— Для меня он сделал исключение.

— И все-таки вы лжете, и если это так, я непременно узнаю правду! Вам не удастся увести у меня Бо, слышите?

— Хотите сказать, он принадлежит вам по праву? Или вы просто надеетесь на это?

— Посмотрите на меня!

Скрестив руки на груди, Серинис нехотя обернулась:

— Пожалуйста.

— Не смейте даже думать, что вам удастся отвоевать его! Я слишком долго охотилась за ним, чтобы отдавать такому ничтожеству, как вы! И поверьте, ваше детское прозвище ничто по сравнению со слухами, которые я распущу о вас!

— Право, Жермен, вы напрасно утруждаете себя. Вряд ли я когда-нибудь впредь увижусь с мистером Бирмингемом. — Серинис подавила вздох, и, словно возражая ей, ребенок зашевелился. Это резкое движение застигло ее так внезапно, что она ахнула и прижала ладонь к животу.

Жермен изумленно вытаращила глаза: итак, ее подозрения оправдались! Округлостью под складками юбки Серинис обязана отнюдь не пышности форм. И похоже, Бо Бирмингем не знает о том, в каком положении находится маленькая распутница, на которую он глазел вчера.

— Ну что же, поскольку все решено, у меня нет причин задерживаться. Мне предстоит сделать немало покупок к балу в честь помолвки Сюзанны Бирмингем. Пока!

Заметно повеселев, Жермен грациозно проплыла по коридору к входной двери. Она ни на минуту не пожалела о своем визите: увиденного достаточно, чтобы навсегда погубить репутацию Серинис и оставить лишь пепел от влюбленности Бо Бирмингема в эту девчонку. Вчера Бо вскользь упомянул, что сегодня его не будет дома, но, несмотря на это, Жермен решила, что у нее есть отличный повод навестить его.

День только начинался, а Бо уже был одет и на ногах, и не потому, что привык рано просыпаться. Понимая, что раздражение помешает ему уснуть, он даже не попытался лечь в постель. Всю ночь он вышагивал по кабинету, постепенно опустошая бутылку бренди. Наконец он рухнул в кресло у письменного стола и с тех пор сидел, не сводя глаз со стопы бумаг — документов, подписанных Серинис. Теперь оставалось лишь передать их Фаррадею, и с несостоявшимся браком будет покончено раз и навсегда.

Вероятно, в тысячный раз Бо изучал отчетливую подпись Серинис, и постепенно пустота в его сердце росла. Черт бы ее побрал! Задумалась ли Серинис хоть на мгновение, прежде чем поставить подпись? Приходило ли ей в голову, что возможно и другое решение? Разумеется, нет — по крайней мере с тех пор, как она рассердилась на него на борту «Смельчака». А сам он глупец, если способен сожалеть о случившемся. Он проявил слабость, открыв ей душу, желая продолжения брака, и теперь расплачивался за это. Но довольно сожалений! Он готов перевернуть Чарлстон вверх дном. Он окружит себя женщинами, утонет в их ласках, исполнит все свои желания, не остановится, пока не упадет от усталости!

Бо встал из-за стола и подошел к окну, откуда был виден залив. Приготовления к очередному плаванию следует начать, как только мистер Оукс доставит на борт новый груз. Плавание и далекие порты избавят его от угрызений совести. В конце концов, у него больше нет причин задерживаться в городе. Через несколько дней Серинис перестанет принадлежать ему.

С тяжким вздохом он покинул кабинет и поднялся наверх. Теперь можно и отдохнуть, ведь он окончательно изнемог после бессонной ночи. В просторной спальне он заглянул в гардеробную и пристально оглядел себя в зеркале. Прежде всего следует сбрить густую щетину, избавиться от привкуса бренди во рту, причесаться… Он мельком взглянул в сторону ванны, приготовленной вчера вечером и оставшейся нетронутой. Вода давно остыла, но, может, холод пойдет ему на пользу.

Через минуту он уже лежал в холодной воде, положив голову на край огромной ванны. К нему вновь вернулись мысли о Серинис. Излюбленных воспоминаний о ней у Бо не было: все, что он помнил, вызывало в нем трепет. Но если бы ему предложили выбрать самый памятный случай, он назвал бы поцелуй после церемонии бракосочетания. Учить Серинис целоваться оказалось соблазнительным, возбуждающим и на редкость благодарным занятием. На второе место он поставил бы момент, когда ласкал укромное местечко ее нежного тела и обнаружил, что тонкая преграда мешает проникнуть внутрь. Он возликовал, выяснив, что Серинис еще никогда не была близка с мужчиной. А потом ему вспомнился сон, в котором Серинис поднималась навстречу ему, впиваясь ногтями в его спину…

Бо выругался, обнаружив, что вновь думает о ней. Когда же это кончится?

Полчаса спустя он сдернул с кровати покрывало и улегся в постель нагишом. Сон почти сразу сморил его, но даже в сновидениях он видел картину, нарисованную щедрым воображением: Серинис сидела на корточках рядом с кроватью, а на ее полной груди играл мягкий отблеск лампы.

Стерлинг Кендолл поднялся в обычный час и машинально оделся, обдумывая то, что не имело никакого отношения к его обожаемым грекам. Уже покинув спальню и направившись по коридору к комнате племянницы, он продолжал размышлять, каким образом следует начать расспросы. Помедлив перед закрытой дверью, он вспомнил, что впервые увидел Серинис, когда ей исполнилось всего два дня от роду. Будучи бездетным и подозревая, что ему суждено остаться холостяком до конца своих дней, Стерлинг с первого взгляда полюбил прелестное крохотное существо.

Он наблюдал, как с годами Серинис превращается в необычно вдумчивого, умного ребенка, и втайне гордился ее успехами. Когда буря преждевременно унесла в могилу его любимого брата и невестку. Стерлинг отчаялся, не зная, как поступить с их дочерью. Лидия избавила его от мучительных сомнений, но за прошедшие пять лет он бессчетное множество раз сожалел о том, что отпустил Серинис в Англию.

Неожиданное возвращение племянницы переполнило его радостью. Тем более Стерлинг больше не мог игнорировать тот факт, что на племянницу обрушилась беда.

Простодушный человек, довольствующийся обществом книг и работой в саду, он ни в коем случае не был существом не от мира сего. Он наблюдал за жизнью окружающих и прочел множество книг. Он приобрел обширные познания о человеческой натуре, от него не ускользнуло напряжение, возникающее при встречах между Серинис и Бо Бирмингемом, Заметил он и то, чем занималась юная пара в тот момент, когда он открыл дверь и обнаружил ее на крыльце. А между тем племянница продолжала уверять, будто ее брак не осуществился! Стерлинг не сомневался, что таким было решение капитана, ибо ни одна женщина в здравом уме не согласилась бы смириться с судьбой, которая ждала Серинис.

Как бы ни хотелось Стерлингу поверить, что его опасения беспочвенны, откладывать разговор было невозможно. Решительно вздохнув, он поднял руку, чтобы постучать в дверь, но застыл, услышав звук, донесшийся из комнаты. Спустя мгновение звук повторился. Стерлинг уже собирался выбить дверь, когда его вдруг осенило: Серинис мучила рвота.

Стерлинг не стал разубеждать себя, предполагая, будто племянница съела что-то неподходящее. Распрямив плечи, он сжал пальцы в кулаки. Беспокоить Серинис ни к чему. Побеседовать следует с Бо Бирмингемом.

Открыв парадную дверь, месье Филипп объяснил миловидной гостье:

— Прошу прощения, мадемуазель, но капитан никого не ждет. По-моему, он до сих пор наверху.

— Вы дворецкий? Предположение насмешило Филиппа.

— О нет, мадемуазель! Я — шеф-повар капитана, Филипп Моне. Здесь нет дворецкого, только горничная, она моет пол в кухне. На лице Жермен Холлингсворт появилось озадаченное выражение. Зная о том, как богат Бо, она считала, что в его доме должна быть целая свита слуг. Став здешней хозяйкой, она намеревалась потребовать удовлетворения всех своих прихотей.

— Не кажется ли вам странным, что в таком большом доме работают лишь двое слуг?

— Скоро из Англии прибудут новые слуги, чтобы заменить прежних — те получили расчет, мадемуазель, — объяснил Филипп. — Прежняя прислуга слишком разленилась, пока капитан был в плавании. Он явился домой внезапно и обнаружил, что работой занята лишь горничная. — Филипп провел пальцем поперек шеи, намекая на то, что слуги-лентяи не сносили головы. — Остальные в два счета оказались на улице.

— Стало быть, у капитана Бирмингема нет рабов?

— О, что вы, мадемуазель!

Жермен мило улыбнулась, решив, что Бо вскоре откажется от прежних привычек.

— Не могли бы вы доложить капитану, что его спрашивает мисс Жермен Холлингсворт? Если он не прочь уделить мне несколько минут, я хотела бы поговорить с ним.

— Слушаюсь, мадемуазель. — Филипп указал на соседнюю дверь: — Не хотите ли пока пройти в гостиную?

— С удовольствием. — Жермен последовала за ним в гостиную и, дождавшись приглашения, грациозно опустилась на кушетку.

Через несколько минут Бо спустился в гостиную, одетый в бриджи, рубашку и низкие черные сапоги. Пребывая отнюдь не в лучшем настроении, он резко хмурился, поскольку успел проспать всего час, прежде чем Филипп постучал в дверь спальни. Временами Жермен казалась ему забавной: щебетала без умолку, а тем временем мысли Бо блуждали далеко-далеко. Но чаще общество брюнетки утомляло его: он ненавидел бессмысленную болтовню и жеманство.

— Надеюсь, я не помешала вам, Бо, — проворковала Жермен с милой улыбкой, направляясь навстречу. — Вчера я забыла в вашем экипаже шаль и уже успела соскучиться без нее. Не могли бы вы попросить кучера принести ее мне?

— Разумеется, — ответил Бо, размышляя, почему Жермен не обратилась с той же просьбой к Филиппу. Разыскав шеф-повара в кухне, Бо отдал приказ, а вернувшись в гостиную, увидел, что гостья разглядывает висящую над камином картину, которая изображала корабль Бо.

— С.К.? — Прочитав подпись художника, Жермен вопросительно приподняла бровь. — Это означает Серинис Кендолл?

— Да, это одна из ее работ, — ответил Бо, безучастно глядя в окно. Ему нравилась картина, и он знал, что она всегда будет напоминать ему о девушке, завладевшей его сердцем.

— Похоже, вы и вправду восхищаетесь ее талантом, если решили повесить картину на самом видном месте, — заметила Жермен, надеясь вызвать Бо на откровенность.

— Я считаю, что ей удалось правдоподобно изобразить мой корабль.

— Насколько я понимаю, она сопровождала вас в последнем плавании из Англии.

Бо оглянулся, не понимая, откуда Жермен узнала об этом, и спросил без обиняков:

— Откуда вы знаете?

— От самой Серинис — вчера я навестила ее. Видите ли, утверждая, что мы не знакомы, я ошиблась, и лишь потом вспомнила, что мы учились в одном пансионе. Поэтому я сочла своим долгом принести ей извинения лично.

Очень мило с вашей стороны, — насмешливо заметил Бо. Ему было не занимать проницательности, когда речь заходила о женских уловках. Бо чувствовал, что Жермен не терпится поведать ему еще кое о чем и что она лишь ждет удобного момента, намереваясь сделать выстрел с сокрушительной точностью. — Ну и как вы нашли Серинис? Она здорова?

Жермен пожала плечами.

— Пожалуй, да, но вы же понимаете, каково приходится женщинам в столь… деликатном положении…

Бо уставился на Жермен так, будто она лишилась рассудка.

— Нет, не понимаю. Жермен ухитрилась покраснеть.

— Дамам не пристало произносить вслух это слово… — Она понизила голос до шепота. — Я имею в виду беременность…

— Что за нелепость!

— Напротив, — возразила Жермен и придвинулась ближе, доверительным тоном объяснив: — Я видела все своими глазами. Ее талия уже заметно округлилась — по-моему, она уже на четвертом или на пятом месяце. Уверена, вскоре пикантные сплетни дойдут и до вас. Молодая незамужняя женщина едва ли в состоянии скрыть подобное положение, и кроме того, Серинис так худощава, что ее живот буквально бросается в глаза.

От потрясения Бо онемел. Четыре месяца назад он был серьезно болен и ничего не помнил. Именно с того времени его начали преследовать воспоминания о ночи любви с Серинис. Погрузившись в раздумья, он отвернулся и направился к большому шкафу у дальней стены гостиной. Достав хрустальный графин, он глотнул из него, вернул пробку на место и лишь затем осознал, что в графине находится напиток, который он терпеть не мог.

— Что с вами, Бо? — воскликнула Жермен. Даже ее отец, который зачастую злоупотреблял спиртным в семейном кругу, пропускал первый за день стакан не раньше чем после обеда.

Услышав вопрос, Бо чуть не расхохотался. Теперь-то он понял, что Жермен задумала погубить репутацию Серинис, но избрала в наперсники совсем не того, кого следовало.

— Мне понадобится некоторое время, чтобы свыкнуться с этой мыслью.

Гостья нахмурилась, пытаясь разгадать смысл замечания. Наконец, отчаявшись понять, что он имеет в виду, спросила:

— О какой мысли вы говорите?

— Об отцовстве.

У Жсрмен вытянулось лицо:

— Что вы имеете в виду, Бо?

— Видите ли, я ни о чем не подозревал, но, судя по вашим словам, скоро стану отцом.

— Значит, вы… и Серинис Ксндолл… — Она ахнула и застыла с раскрытым ртом и вытаращенными глазами, напоминая морского окуня. — Вы хотите сказать, что вы — отец ее ублюд…

Бо с удовольствием перебил:

— Я хочу сказать, что моя жена ждет нашего первенца.

— А я и не знала, что вы женаты… — отозвалась Жермен еле слышным шепотом.

Бо пожал плечами:

— Об этом в Чарлстоне мало кто знает — за исключением моих матросов. Мы с Серинис решили хранить тайну по причинам, которых вы все равно не поймете, но теперь, похоже, придется поведать миру правду.

— Когда же вы… успели пожениться? — впервые в жизни Жермен оказалась на волосок от обморока.

— За несколько дней до отплытия из Англии, — сообщил Бо и, считая, что женщине вряд ли известна продолжительность подобного плавания, добавил: — В конце октября, около пяти месяцев назад.

— Я не верю вам. — Жермен могла бы выразиться и точнее, но в отличие от Серинис Бо Бирмингем ни за что не потерпел бы оскорблений. — Это бессмысленно. Зачем вам понадобилось скрывать свой брак? — Жермен фыркнула. — Вы просто пытаетесь спасти ее от скандала.

— Очевидно, вы слишком высокого мнения обо мне, но если я не сумел развеять ваши сомнения, подождите минутку. — Бо направился к себе в кабинет и извлек из ящика стола свидетельство о браке, полученное от мистера Кармайкла. Вернувшись в гостиную, он протянул документ Жермен, считая, что это избавит Серинис от лишних сплетен. — Как видите, бумага составлена и подписана надлежащим образом, а если вы обратите внимание на дату, вы поймете, что я сказал правду.

Жермен с трудом поборола искушение изорвать злополучное свидетельство в клочки. Увидев имя Серинис рядом с именем Бо, она чуть не вскрикнула в бешенстве. Медленно опустив бумагу, она в упор уставилась на Бо:

— Очень любопытно…

— Да, — согласился он, забирая у нее бумагу и улыбнувшись впервые за последние два дня. — Но я рад, что теперь с тайнами покончено. Разумеется, надо кое-что уладить…

— Что именно? — осведомилась Жермен, вопреки доводам рассудка надеясь, что дело решится в ее пользу.

— Прежде всего я должен поговорить с женой. — Бо выглянул за дверь и крикнул: — Филипп, прикажи Томасу поскорее закладывать экипаж!

— Слушаюсь, капитан!

Бо взял Жермен за локоть и повел к входной двери.

— Боюсь, мне придется проявить неучтивость, но у меня действительно слишком много дел. Надеюсь, вы простите меня.

Прежде чем Жермен успела опомниться, она оказалась за порогом и дверь захлопнулась перед ее носом. Еще ни разу в жизни ее не выпроваживали с такой поспешностью.

Очутившись на мощенной булыжником улице, на которой располагались особняки самых преуспевающих капитанов и торговцев Чарлстона, Стерлинг Кендолл помедлил, взглянул на сгущающиеся над головой тучи и наконец энергичным шагом направился к дому, который Жермен покинула меньше часа назад. Француз-дворецкий сообщил, что капитан уехал, и Стерлинг понял: придется действовать по второму, заранее продуманному плану. Взмахом руки он подозвал проезжающий мимо экипаж и назвал кучеру фамилию известного плантатора. Поездка должна была занять не больше часа, и хотя Стерлинг не знал, какой прием его ждет, он не сомневался в правильности своего поступка.