Ускользающий луч

3

Одри вскрикнула и замахала руками, как ветряная мельница. Витторио схватил ее за предплечье и извлек на свет Божий.

— Какой дурак вырыл здесь яму? — с трудом выдохнула она. — Ведь кто-нибудь непременно упадет и свернет себе шею!

— Неплохо бы, — буркнул себе под нос Витторио.

Одри резко повернулась, открыла было рот, но тут же опомнилась, глубоко вздохнула и дрожащим голосом упрекнула Маричелли:

— Если бы вы не пустились бежать…

— Я никогда не бегаю, — хладнокровно возразил он.

— …этого не случилось бы! — прошипела она. — Я хотела извиниться перед вами, а как это сделать, если вы не желаете меня слушать?

— Извиниться? — с искренним удивлением повторил он.

— Да. За то, что я накричала на вас сегодня утром. За то, что… ну, вы понимаете… Я не знала, что это ваша квартира! Понятно? Хотя вы вели себя так… будто даже не замечаете, что вас оскорбляют!

Не меняя выражения лица, Витторио спокойно сказал:

— Я замечал.

Одри отвела глаза, с опозданием вспомнив свою клятву соблюдать вежливость, и пробормотала:

— Ну да, я вышла из себя… Я надеялась, что вы поговорили с Вулфом и вопрос решился.

— Он решился, — невозмутимо сказал Витторио, сунул свернутую трубочкой бумагу в задний карман джинсов и перешел на другую сторону ямы.

Но не так, как мне бы хотелось! — подумала Одри и закусила губу, увидев, что он распутывает какую-то проволоку. Было ясно, что ограда все-таки существовала. Нынешняя невозмутимость Маричелли только подчеркивала необычность его недавнего взрыва. Нахмурившись, Одри невольно шарахнулась, когда он перепрыгнул через яму и приземлился прямо перед ней.

— Хоть раз в жизни сделайте что-нибудь полезное, — негромко велел он. — Стойте на месте.

Витторио подобрал деревянный молоток и принялся вколачивать в землю столбы. Одри следила за ним, размышляя, не признаться ли в содеянном. Конечно, ей влетит, но, может быть, не слишком сильно. Может быть, Витторио даже поймет ее… вот только она не могла найти нужных слов.

— Вы всегда поднимаете такой шум… — пробормотала она. — Ну что с того, если я поставлю на этом участке несколько клеток? Начнется конец света?

Вручив женщине молоток, Маричелли вынул из кармана кусок бечевки, примотал его концы к столбам, проверил натяжение, забрал молоток и ушел бы, не останови Одри его. Попробуй быть вежливой, сказала она себе. Только попробуй, Одри. Попытка не пытка.

— Что, оседание земли? — спросила она, рассматривая яму и всем своим видом показывая глубочайший интерес. К счастью, Одри не видела, каким взглядом смерил ее Витторио.

— Мы считаем, что это погреб, — ответил он. — Сегодня ночью прошел дождь и окончательно ослабил верхний слой почвы.

— Надо же…

— Вы еще не перестали притворяться туристкой?

— Я не притворялась, — возразила Одри. Она наконец подняла глаза и заставила себя улыбнуться. — Я заметила вас в тот момент, когда шла от Колизея. А потом я собиралась осмотреть церковь святого Петра в оковах, — с наигранным пылом объяснила она.

— Я полагаю, без особого интереса.

— Конечно, с интересом! Я еще многое хочу увидеть, — на сей раз более сдержанно произнесла Одри.

— Как и все мы. Не хотите взглянуть на то место, где волчица вскармливала Ромула и Рема? — смягчившись, спросил он и кивком головы указал туда, где якобы происходило это знаменитое событие.

— Чуть позже, — осторожно ответила Одри.

Маричелли смерил ее насмешливым взглядом, помолчал и наконец заметил:

— Знаете, это не поможет.

— Что не поможет?

— Ваша любезность.

— Но я вовсе не собираюсь быть любезной! — рассердилась она. — То есть собираюсь, но вовсе не потому…

— Не потому что вам нужна моя земля?

— Нет! Мне просто интересно.

— Если вы в самом деле хотите узнать древний Рим и действительно хотите произвести впечатление на Рико…

— Я не собираюсь ни на кого производить впечатление!

— …и если действительно хотите сделать что-нибудь стоящее, вы могли бы помочь мне.

— Чем же? — подозрительно спросила она.

— На раскопках. Мне не хватает людей. Привлечь студентов до начала летних каникул не удастся, а у ведомства по охране памятников нет средств. Поэтому мне нужно как можно больше помощников.

Желательно бесплатных. Впрочем, дело было не в плате. И даже не в нежелании работать на него. Ей хватало и своих забот.

— А Рико не может помочь? Насколько я знаю, он работает именно в этом ведомстве.

— Нет, не может. Потому что как раз он и заведует финансами. Он куратор.

— О… — Этого она не предполагала. Ну и что? И совсем не обязательно смотреть на нее с такой насмешкой… — Вы хотите расчистить погреб?

— Нет. Это может подождать. Мне нужны люди для работы в тоннелях. В Риме прокладывают метрополитен…

— Я знаю, — оборвала она. — Не такая уж я невежественная. Рико что-то говорил об этом.

Маричелли кивнул, не то принимая, не то отвергая это объяснение; выражение его лица не изменилось. Интересно, меняется ли оно, когда Витторио занимается любовью со своей Фелицией или как ее там… Одри ужасно не хотелось думать о том, как он занимается любовью со своей подружкой; при одной мысли об этом ее начинало тошнить. Особенно если речь идет о той самой красотке, которой он улыбался утром.

— И всюду, где бы ни копали, — продолжал Витторио, — трасса проходит через руины времен античности. Используют все ухищрения, чтобы проложить маршрут мимо древних фундаментов, складов и тому подобного, но каждый раз, когда строители на что-нибудь натыкаются… вернее, признаются, что натыкаются, я спускаюсь в шахту и делаю экспертную оценку. Поэтому все строители метро меня дружно ненавидят.

И не только строители метро, хотелось сказать Одри. Есть множество других… Но стоило Витторио заговорить, как ее снова стали одолевать фантазии. Его чувственные губы, его руки…

— Боюсь, скоро примут решение, что строительство метро для Рима важнее, чем древние святыни.

Тут Одри опомнилась и быстро вставила:

— Могу себе представить, как это трудно, если всюду проложены катакомбы…

— Не под самим городом. У древних римлян существовало жесткое табу на захоронение не только тел, но даже пепла людей в городе. Их зарывали за городской стеной, в катакомбах, протянувшихся на восемьсот километров.

— В самом деле? — с трудом выговорила она. — Я не знала…

— Естественно. — Всего одно слово, а сколько в нем яда… — Вы были в подземельях?

— Да, Это было очень интересно. Но, боюсь, мне придется отклонить ваше предложение помочь в раскопках; если вы не сдадите мне землю в аренду, я буду вынуждена вернуться домой и попытаться найти что-нибудь другое.

О Боже, беспомощно подумала она, я разговариваю как викторианская барышня, которая получила бесчестное предложение и смертельно боится показаться грубой и высокомерной…

Он кивнул.

— Сообщите мне, когда вас надо будет отвезти в аэропорт.

— Нет, спасибо, — отказалась она. — И вовсе не обязательно говорить об этом с такой надеждой! — Все, с нее достаточно! Вежливость? Это понятие ему неведомо! На какое-то мгновение ей показалось, что Витторио улыбнулся. Не будь дурой, Одри, это всего лишь насмешка…

— Хотите, я расскажу вам о дворце Ливии? — мягко спросил он.

О Боже…

Она глубоко вздохнула и воскликнула:

— Расскажите! Конечно, если у вас есть время… — Надо было резко менять тактику.

— Есть. — Он улыбнулся — не слишком насмешливо — и взял Одри за руку. — Это прекрасный образец интерьера, — промолвил Витторио, ведя ее по траве. — Невозможно представить себе более поразительный контраст между изысканностью фресок и грандиозностью стен, которые они украшают. Прогулка по Риму — это путешествие во времени, — более мягко добавил Маричелли. Он слегка сжал руку Одри — отчего женщину охватил странный тревожный трепет — и свернул к северо-восточному углу раскопок. — А здесь, — продолжил он, говоря таким тоном, словно был чрезвычайно доволен собой, — были доисторическая крепость, потом место прогулок знати…

— Угу.

— А отсюда, — останавливая спутницу, объявил он, — из развалин того, что было когда-то императорской ложей, открывается прекрасная панорама Большого цирка. Видите?

Женщина посмотрела на раскинувшийся внизу каменный овал и кивнула.

— Вы видите украшенного венком императора, дающего знак к началу гонки колесниц? — спросил Витторио, словно гипнотизер. — Видите толпы народа, смешение роскоши и нищеты? Слышите крики? — Затем он указал рукой в противоположную сторону. — Вы видите прачечную? Ощущаете тепло и пар? А многолюдные рынки? Одри, вы можете представить себе одежду тех времен? Тоги, сандалии, контраст белого, пурпурного и золотого? Вызывающую бедность и величие?

Он наклонился и шепнул Одри на ухо, обдав ее дыханием, от которого шея женщины покрылась гусиной кожей:

— А вот лестница, на которой убили Цезаря… Вы чувствуете дыхание истории, Одри?..

Она пыталась, но его близость и магнетизм были сильнее. Одри видела только четкий профиль Витторио, коротко подстриженные волосы, рот, к которому ей хотелось прижаться губами… Но тут кто-то произнес его фамилию, и чары исчезли. Голос Витторио был таким мягким, таким завораживающим… Женщина с досадой обернулась и увидела шофера в униформе, который поднял руку, пытаясь привлечь внимание Маричелли.

— Меня вызывают… Извините, — пробормотал Витторио. Он поглядел на Одри сверху вниз (молодая женщина ожидала увидеть в его глазах радость, но Витторио смотрел на нее с насмешливым любопытством) и потрепал Одри по щеке. — Один маленький совет. Не преследуйте мужчину, который не хочет, чтобы его преследовали. — Витторио быстро зашагал прочь, а Одри почувствовала себя так, словно получила пощечину. Радость, удовольствие, очарование — все исчезло. Он смеялся над ней. И это было больнее всего.

Помертвев от обиды, она сделала еще несколько шагов, оперлась о стену на самом верху лестницы и принялась следить за тем, как Витторио идет к черному лимузину. Шофер придержал дверцу с почтением, которое оказывают только важным особам, и Витторио сел на заднее сиденье… рядом с той самой потрясающе элегантной женщиной, которая так чарующе улыбалась ему сегодня утром.

Одри отчаянно хотела возненавидеть его… и не могла, потому что Витторио показал ей, каким он может быть. Зачем он сделал это? Чтобы продемонстрировать, как умеет обольщать? Чтобы заставить понять, почему женщины бегают за ним толпами? Судя по отношению к нему Эмили, так оно и было. Сама Одри видела только то, как они ему улыбались. Значит, вот как он ведет себя с Фелицией?

Впав в депрессию и разозлившись на себя за то, что приняла его шутку всерьез, Одри продолжала смотреть в никуда. А что могло произойти, если бы не пришел шофер? Как быстро Витторио надоела бы эта игра? Или он ждал машину и просто убивал время? Неужели он действительно настолько важная персона?

Она не знала, что означал флажок на капоте машины, но похоже, это был знак итальянского правительства. Эта птица не твоего полета, Одри, сказала она себе. Но все же она извинилась. Или нет? Похоже, он принял ее извинения, даже улыбнулся…

Слабая, печальная улыбка коснулась ее губ. Может быть, он не так уж ненавидит ее… Прекрати, Одри, прекрати убеждать себя в том, во что невозможно поверить…

Испустив тяжелый вздох и мечтая оказаться дома, где ее не станут раздражать важные шишки из ведомства по охране памятников, разъезжающие на лимузинах с шоферами, Одри медленно спустилась по лестнице. Пора заканчивать экскурсию. А как только она вернется, надо будет позвонить Кэтрин, выяснить, нет ли новостей, и попросить обязательно найти новое место, пока хитрость не обнаружилась и насмешки Витторио не перешли в бешеный гнев.

— Пол поможет, — сказала она Кэтрин по телефону, надеясь, что это правда. — А я прилечу ближайшим рейсом, на который смогу достать билет. Нет, не беспокойся, все будет нормально, — подбодрила она помощницу, но в тоне Одри было больше надежды, чем убежденности. — Просто сделай все, что сможешь.

Одри нажала на рычаг, чувствуя в голосе Кэтрин нечто, чему не смогла найти названия, и позвонила в аэропорт.

— Понедельник? — взволнованно воскликнула она. — А раньше нельзя? Нет, ладно, примите заказ, запишите меня в очередь на возврат… О'кей, спасибо.

Понедельник? Это невозможно… Впрочем, ничего поделать было нельзя; оставалось надеяться, что за уик-энд кто-нибудь откажется от билета. Правда, служащий аэропорта не сказал, сколько человек уже записалось на возврат.

Едва Одри добралась до дверей спальни, как зазвонил телефон, и она заторопилась обратно. Это был Алекс Вулф, сообщивший, что новые фотографии по-прежнему ничего не показали.

— Узнайте, пожалуйста, хочет ли Витторио, чтобы я продолжал съемки? — попросил он.

— Да, конечно. Как вы думаете, это действительно означает, что там нет никакого кельтского поселения? — с надеждой спросила она.

— Понятия не имею. Маричелли — эксперт высочайшего класса, и до сих пор он ни разу не ошибался.

— О… — Утешил, называется! — О'кей, спасибо за звонок… Да, я передам… До свиданья.

Девушка медленно положила трубку и на миг — на один краткий миг — представила ситуацию, будто она забыла сказать Витторио о звонке. Можно было выиграть несколько дней и воспользоваться ими, чтобы переехать со злополучного участка. Ведь несколько дней ничего не решат, правда? Но стоит ей только сказать Витторио, тот позвонит Алексу, и Алекс непременно спросит, откуда там взялись клетки. Наверно, надо было попросить Алекса не упоминать о них…

Женщина вздохнула, сама испугавшись того оборота, который приняли ее мысли. Она обязана обо всем рассказать Витторио, ее поведение было и без того достаточно скверным, чтобы усугублять положение новой ложью. Кроме того, он мог решить, что если и новые фотографии ничего не показали, это означает, что там ничего нет. А если ей повезет и Витторио будет занят, он не сможет поговорить с Алексом до следующей недели… Похоже, для него это дело не слишком срочное.

— Паучью сеть сплетает тот, кто дерзко на обман идет! — по памяти процитировала она. Когда все раскроется, ее мать придет в ужас, Рико тоже, а Витторио даст волю ярости. Слишком поздно жалеть о своей глупости… Она скажет ему прямо. Может, это будет и к лучшему.

Напрасно надеешься, Одри, сказала она самой себе. Лучше всего поскорее вернуться домой и навсегда выкинуть его из головы. Но разве она смогла забыть его за те месяцы, которые прошли со дня свадьбы? Нет. Разве сможет забыть сегодняшний день? Тоже нет.

Одри смотрелась в зеркало над телефоном и гадала, что именно видит Витторио, когда смотрит на нее. Ее называли красавицей. Она не знала, так ли это, и презирала себя за желание услышать тому подтверждение от Витторио.

Она еще раз вздохнула, пошла на кухню и открыла дверь. Мать стояла у плиты, готовя ужин, а Рико помогал ей. То, что помощь заключалась в поглаживании жены по руке, было несущественно. Сделав вид, что не заметила ни этого, ни румянца, вспыхнувшего на их щеках, Одри непринужденно спросила:

— Никто не знает, где Витторио? У меня для него известие. Я видела, как он уехал на шикарном лимузине, но…

Рико слегка отодвинулся от матери; впрочем, это никого не обмануло.

— Встречается с делегацией из Милана, интересующейся его работой по реставрации памятников, — пробормотал он, хватая нож и начиная с таким жаром шинковать морковку, словно это было делом всей его жизни. — А потом он собирался заехать в институт. Кажется, хотел что-то проверить — какой-нибудь знак, подпись… Он что-то нашел в одном из тоннелей и решил взглянуть на эту штуку повнимательнее.

— Как ты думаешь, когда он вернется?

— Трудно сказать. Что, какие-то сложности?

— Да нет, ничего особенного. Может быть, он вернется к обеду?

— Нет. Он сказал, что, скорее всего, придет поздно. Ты знаешь, каким бывает Витторио, когда чем-то увлечется! Хочешь, я отвезу тебя к нему? — с готовностью предложил Рико.

— Что? Нет, спасибо, я могу взять такси или придумать что-нибудь еще, — уклончиво пробормотала Одри. Если она станет разыскивать его, не будет ли это смахивать на преследование? Нет, такого удовольствия она ему не доставит.

— Одри, уж не заболела ли ты? — пошутил Рико. — Поехали. Я отвезу тебя.

— Ну что за глупости.

— Это не глупости. Мне не хочется отпускать тебя одну вечером. Это опасно.

— Не опаснее, чем пропустить обед! — воскликнула мать.

— Мы ненадолго, — улыбнулся Рико. — Едем! — подбодрил он Одри. — Одна нога здесь, другая там. Вечером мы с твоей матерью собираемся навестить друзей. Пойдешь с нами? Нет, — ответил он сам себе, — не хочешь. Может быть, в следующий раз. Да?

— Извини, Рико, мне очень жаль. Да, в следующий раз. Обещаю. — Даст Бог, в следующий раз она будет уже в Англии. Впрочем, она приедет снова. Конечно, приедет. Но не раньше, чем справится с этим нелепым чувством к Витторио.

— Я не хочу ехать в институт, — решила она. — С удовольствием пойду с вами. А Витторио можно оставить записку. — Уж это-то никто не назовет преследованием…

— Не надо, — сказала мать, одобрительно улыбаясь дочери. — Я слышу, как он открывает дверь.

— Вот так удача! — улыбнулся Рико и вернулся к своей морковке. — Теперь все будет хорошо.

Дай-то Бог, подумала Одри. Она тяжело вздохнула, вышла в коридор и взволнованно выпалила:

— Звонил Алекс Вулф. На фотографиях ничего нет.

Витторио кивнул и прошел мимо с таким видом, словно не замечает ее. Сообщение никак на него не подействовало. Интересно, подействовало бы на него, сообщи эту новость Фелиция? Возможно. Обиженная равнодушием Витторио к тому, что ее волновало, Одри открыла рот, чтобы передать просьбу Алекса, но вместо этого вздохнула: их прервала мать, выходя из кухни с миской салата.

— Витторио! — воскликнула она, словно умирала от радости, и, не дав Одри закончить, добавила: — Как раз к обеду. И Джованна звонила. Обещала приехать к семи часам.

Метнув на Витторио короткий взгляд, Одри заметила, что у него опустились уголки рта. Неужели Джованна тоже преследовала его?

— Наверное, у нее сдохла змея, — ехидно бросила она.

— Наверное, — невозмутимо согласился он. — Правда, я не знал, что Лоредана отдала свою змею Джованне.

— Ага, — понимающе кивнула она. — Значит, Лоредана, то бишь Фелиция, ушла со сцены?

— Временно. Прошу прощения, мне нужно принять душ и переодеться. Эмили, не ставь мне прибор, я буду обедать в городе. — Не ожидая возражений, он с озабоченным видом прошел в спальню.

— Это лишнее, Одри, — спокойно возразила мать. — Ты извинилась?

— Да, но сомневаюсь, что он меня слышал.

— Одри!

— Ну… — Не имея возможности объяснить, что ее раздражение вызвано глубокой депрессией, поскольку надежды на взаимность нет, она изо всех сил постаралась взять себя в руки. Одри посмотрела на стоявшего в дверях кухни Рико и выпалила: — Не понимаю, как ты можешь с ним работать! Он еще не свел тебя с ума?

Отчим сначала улыбнулся, а потом оглушительно захохотал.

— Что тут смешного. Все говорят, что со мной трудно иметь дело, но по сравнению с Витторио я — агнец. — Одри обиженно взглянула на Рико.

— Он очень умный, — добродушно улыбнулся тот.

— Я не говорю, что он дурак! Просто он не владеет искусством общения с людьми.

— Владеет, когда захочет, — поправил ее Рико. Глаза отчима заблестели от удовольствия, и он увлек Одри в столовую. — В другие моменты он или не слушает, или очень занят…

— Или издевается над тобой. Не понимаю, как мама умудряется находить его очаровательным!

— Твоя мать всех находит очаровательными.

— Кроме меня, — сказала Одри, снова впадая в депрессию. — Поверь, он очень меня обидел.

— Я тебя понимаю, — добродушно откликнулся Рико. — Если бы я знал, что мое желание похвастаться своей падчерицей приведет к таким проблемам, я бы не стал показывать Витторио твой приют для животных и этот участок…

— И если бы он не увидел там нечто, заставившее его поверить в существование древнего поселения… — Тут в руках Одри оказалась стопка салфеток, и она беспомощно смолкла.

— Одри! Будь умницей, положи салфетки на стол, — велела мать и снова исчезла на кухне.

Одри кивнула, разложила салфетки и достала из буфета столовые приборы.

— Мне нужно возвращаться домой, — тихо призналась она и тревожно посмотрела на Рико, зная, что тот огорчится. — Прости, но если я ничего не найду…

— Я знаю, — кивнул он и посмотрел на Одри с сочувствием. — У тебя не так много времени, верно?

— Верно. — У нее не было времени вообще!

— Если бы ты не настояла, чтобы твоя мать продала дом…

— Да, тогда я смогла бы пользоваться садом… Ну что ж, могу сказать, что вскоре события примут другой оборот, — добавила Одри с уверенностью, которой на самом деле вовсе не испытывала. — Нужно позвонить Полу, возможно, у него будет время что-нибудь подыскать и подумать о других вариантах. — Но надежд на это было не слишком много.

Ты опять за свое, Одри? Считаешь себя незаменимой? — выругала она себя. Неужели она всегда была такой? Трудно сказать. Одри была не сильна в самоанализе; просто знала, что это ее жизнь, которую нужно как-то устраивать. Она понятия не имела, откуда взялась эта потребность; так было, вот и все. Конечно, пока Одри была ребенком, ею командовала мать. Интересно, когда они поменялись ролями? Когда бразды правления перешли в ее руки?

Мать со времен ранней юности Одри твердила дочери, что не нуждается в ее опеке. Если Эмили вдова, это вовсе не значит, что она беспомощна. И была абсолютно права.

Когда Одри исполнилось восемнадцать лет, у них с матерью произошел чудовищный скандал, потому что девушка наотрез отказалась даже думать об университете. Стипендии не могло хватить, чтобы окупить расходы, а Одри никогда бы не позволила матери тратить ее скудные сбережения. Тогда она не понимала, что мать всю жизнь будет винить себя за «упущенную возможность». Сама же Одри ни секунды не жалела об этом.

С одобрения матери в восемнадцать лет она стала жить отдельно, пошла работать в ветеринарную лечебницу. А затем завела приют для больных диких животных.

Они с матерью остались лучшими подругами, и когда мать познакомилась с Рико, именно Одри настояла на том, чтобы Эмили продала дом и положила деньги в банк на свое имя, хотя мать сорвала голос, настаивая на том, чтобы передать дом дочери. Почему Одри никогда не принимала подарков! Почему всегда предпочитала отдавать и дерзко настаивала на том, что все знает лучше других?

Ничего она не знала; если бы так было, Одри не попала бы в эту дурацкую историю. Она бы заключила с Халиганом нормальный арендный договор, предусматривающий использование земли не только под убежище для животных, но и под стоянку для автофургона с прицепом, который служил Одри домом… и который теперь находился на земле Витторио.

С головой ушедшая в собственные мысли, она села за стол, положила на тарелку котлету и салат и лениво прислушалась к тому, как Рико и мать обсуждали планы на вечер. Внезапно Одри почувствовала, что в дверях стоит Маричелли.

Пока Витторио, чуть менее задумчивый, чем обычно, опустив глаза, застегивал на запястье часы, Одри изучала его. Лицо этого человека напоминало портрет кисти великого мастера: тонкие, не слишком густые брови, высокие дерзкие скулы, идеально правильный прямой нос, красивой формы подбородок. А рот…

К этому рту неудержимо влекло прильнуть губами, и молодая женщина безмолвно застонала, борясь с приступом волнующего желания, которое мешало ей отвести глаза. Классическая форма черепа, подчеркнутая короткой стрижкой, маленькие аккуратные уши… Все в нем было пропорционально — длинные ноги, руки, широкая грудь и плечи. Даже его зубы были совершенством.

Витторио перехватил ее взгляд. Одри вздрогнула, вспыхнула, обругала себя и притворилась, будто ничуть не смущена. У него были чудесные глаза — выразительные, ясные, умные. До сих пор она видела их только туманными и потусторонними. Или насмешливыми.

Что происходит в твоей голове? — хотелось ей спросить. Какие мысли так занимают тебя? Он вопросительно поднял бровь, и Одри выпалила идиотскую фразу:

— Вы похожи на вора-домушника…

Он едва заметно улыбнулся и опустил глаза.

— Возможно… — Наконец, застегнув ремешок часов, Витторио выпрямился, подошел к столу, положил руку на плечо матери и непринужденно сказал: — Не ждите меня. Ладно? Я вернусь поздно.

Эмили улыбнулась ему, как любимому сыну.

— Ладно. Будь осторожен. Желаю приятно провести время.

— Постараюсь, — чопорно ответил Витторио, но в его глазах светилась улыбка. Он наклонился, прикоснулся губами к волосам Эмили, кивнул Рико и вышел.

А мне не кивнул, подумала Одри и покачала головой, дивясь собственной глупости.

— Куда он пошел?

— Не знаю, дорогая, неудобно спрашивать. Наверно, куда-нибудь поехал с Джованной.

Джованна? Интересно, что она собой представляет. Наверное, умная, красивая, элегантная… Вдруг Одри вспомнила, что так и не передала Витторио просьбу Алекса. Вот черт, не хватало ей новых обвинений! Она быстро поднялась и пробормотала:

— Мне надо ему кое-что сказать…

Догнав Витторио на лестничной площадке, она выпалила:

— Я забыла сказать, что Алекс просил позвонить ему, если вы хотите, чтобы он продолжал съемки.

Он остановился и обернулся. Поскольку на площадке царил полумрак, о выражении лица Маричелли можно было только догадываться.

— Забыли? — тихо переспросил он, приблизился к Одри и положил руки ей на плечи.

Одри оцепенела. Хотелось отпрянуть, но нельзя было дать понять Витторио, как сильно действуют на нее его прикосновения…

— Да, — вызывающе ответила она.

— В самом деле?

— Да. — Взволнованная, почти испуганная тем, как он смотрел на нее, и силой собственного влечения, от которого по спине пробежали мурашки, она переступила с ноги на ногу, пытаясь успокоиться и подавить это глупое чувство. Тем более, что он, похоже, улыбался… — Мне пора возвращаться.

— Не следует выходить из-за стола в середине обеда, — поучительно произнес он и вдруг сменил тон: — Одри, в какую игру мы с вами играем на этот раз?

— Ни в какую! Просто я забыла передать вам окончание разговора с Алексом и…

— Погнались за мной, чтобы сделать это. Того, к чему вы стремитесь, можно достичь, не тратя времени на погоню.

— Ни за кем я не гналась! И я не имею ми малейшего представления, о чем вы говорите!

— Неужели? — Ведь именно этого вы и хотели… хотели с нашей первой встречи.

— Чего же, по-вашему, я хотела? — возмущенно спросила она.

— Чтобы я поцеловал вас.

— Нет! — Глаза Одри испуганно расширились. — Думаете, я хочу, чтобы вы меня поцеловали в наказание за грехи, которые существуют только в вашем воображении?

— Тогда почему вы хотите, чтобы я вас поцеловал? — мягко спросил он.

— Я вообще не хочу, чтобы вы меня целовали! Да как вы посмели предположить такое? Думаете, я нахожу вас привлекательным?

— Нет, — протянул он. — Я думаю, что возбуждаю в вас жгучее любопытство.

— Не смешите меня! — возразила Одри, всей душой желая, чтобы ее голос звучал более уверенно. — Вы действительно считаете, что я хочу завязать с вами роман? Думаете, я хочу стать вашей любовницей и воплощать ваши сексуальные фантазии?

— Я не просил вас стать моей любовницей, — все так же насмешливо заметил он. — А большинство моих сексуальных фантазий давно воплощено. Я покончил с ними года в двадцать два.

— Тогда чего вы хотите?

— Я уже говорил.

— Нет, не говорил. Вы сказали что-то глупое, непонятное и совершенно абсурдное! — взорвалась она. — Объясняю вам в последний раз: я не гоняюсь за вами! Вы сами настаивали, чтобы я приехала. И вовсе не из-за земли! — добавила Одри. — Так что если кто-то кого-то преследует, то это именно вы! Вы заставили меня приехать, потому что думали, будто имеете право вмешиваться!

— Конечно, — лениво согласился он.

— Именно вы! И вы последний мужчина на свете, с которым я хотела бы завязать роман! — Лгунья, лгунья… — Вы… вы…

— Да? — любезно осведомился он. — Продолжайте.

Сердцеед? Она до смерти перепугалась (так и не поняв почему), глубоко вздохнула и выпалила:

— Это неважно, кто вы! Сами вы играете в игры! То злой, то добрый, то опять злой… Так что давайте покончим с этим, согласны?

— Так кто же я? — настаивал он, пристально глядя на собеседницу с таким видом, словно готов ждать ответа всю ночь.

— Прекратите! — Одри заскрежетала зубами.

— Нет. Я очень хочу знать, за кого вы меня принимаете.

— Почему? Какая вам разница? — воскликнула Одри.

Он стоял незыблемо, как скала, и ждал.

— Вы издеваетесь над людьми! — неистово выкрикнула Одри. — Используете их, потом выбрасываете за ненадобностью и делаете все это с милой улыбкой Чеширского Кота! Плюете на людей и нахально считаете, что всегда правы… Я вам не нравлюсь! Так что хватит, Витторио! Перестаньте! Я вам не игрушка. Поищите себе кого-нибудь другого для подобных игр! Например, Джованну. Тем более, что она будет здесь с минуты на минуту.

— Гмм… Джованну? — задумался он. — Нет, не хочу. Она может принять игру всерьез.

— А вы думаете, я не могу?

— Прекрасно знаю, что нет.

— Неужели? — саркастически бросила она. — А что бы вы сделали, если бы я смогла?

— Убежал бы.

— Да! — согласилась она, удовлетворенная тем, что оказалась права. Именно так он и поступил бы — так же, как поступил Кевин. — Вы играете людьми, верно? Тщательно просчитываете и взвешиваете все «за» и «против». А потом делаете то, что вам нравится, когда вам нравится, и проверяете точность собственных расчетов! Так вот, я не хочу с вами играть! И никогда не хотела! А если это является частью вашего дурацкого плана…

— Мои планы никогда не бывают дурацкими, — непринужденно возразил он.

— …выставить меня отсюда, — закончила она, кипя от гнева, — то позвольте сообщить вам, что в понедельник я улетаю!

— Только в понедельник? — спросил он, притворяясь страшно разочарованным.

— Да, — сквозь зубы процедила Одри. Она сделала шаг в сторону, но Витторио точно рассчитанным движением заставил ее вернуться и прижал к себе.

— Отпустите меня!

— Нет. Обмен оскорблениями не даст вам того, чего вы хотите, — мягко промолвил он.

— Вы же все равно не дадите мне того, чего я хочу, так какое это имеет значение?

— Не имеет? — Витторио приоткрыл губы так, что кто-нибудь другой принял бы это за улыбку, и поцеловал ее. Крепко. Не так крепко, чтобы причинить боль, но достаточно настойчиво, чтобы Одри запомнила это на всю жизнь. Наказание, которое вовсе не было наказанием.

Поцелуй был именно таким, как ей представлялось в мечтах. Даже лучше. Жарким, пылким, страстным… Но Витторио и тут не упустил случая поиздеваться над ней: он первым прервал поцелуй, медленно отстранил Одри и посмотрел на нее сверху вниз. А потом улыбнулся.

— Лицо ангела, — негромко сказал он, — и душа, словно стальной капкан. — Тут, как по заказу, открылась дверь парадного. Он повернулся и легко сбежал по ступенькам — навстречу Джованне.

Ангел? Одри закрыла глаза и ощутила легкий трепет. Это случилось так быстро и кончилось так внезапно, что она не успела насладиться долгожданным прикосновением умелых губ, ласковых рук… Неужели Витторио хватило времени убедиться, что он был прав?

Одри вцепилась в перила и осторожно посмотрела вниз. Ей нужно было во что бы то ни стало взглянуть на Джованну. Она не видела ее лица, только глянцевые темные искусно уложенные волосы, наряд из шелка янтарного цвета, наброшенную на плечи коричневую шаль… красивые руки, взметнувшиеся, чтобы обвить шею Витторио, и наклонившуюся навстречу мужскую голову…

Женщина почувствовала приступ тошноты и закрыла глаза.

— Одри! — окликнули ее из столовой.

Она резко отпрянула от перил, нырнула в квартиру и захлопнула за собой дверь.

— Иду… — Видел ли ее Витторио? Слышал ли голос матери? Ну и пусть, ей все равно, с вызовом подумала молодая женщина. Быстро поглядев в зеркало на свое пылающее лицо, она поняла, что обязана взять себя в руки, иначе Рико и мать обо всем догадаются. Одри пригладила волосы, глубоко вздохнула и пошла к столу.

Витторио вернулся в два часа ночи. Надо было признать, что вошел он на удивление тихо, стараясь никого не разбудить. Одри злилась на себя за то, что не может уснуть и ощущает потребность разобраться в своих чувствах, не подвластных разуму. Она не желала испытывать ничего подобного и не могла понять, почему продолжает думать об этом. Разве насмешек было не достаточно, чтобы избавить ее от томительного желания, происхождение которого казалось необъяснимым? Он не нравится ей!

А раньше нравился, ехидно прошептал внутренний голос. Нет! Витторио не относился к тому типу мужчин, который ей нравился. И это злило ее больше всего! Тело не желало подчиняться приказам разума. Она стояла на лестничной площадке, дрожа, как испуганная девственница, а он знал об этом — вот что было невыносимо! Он всегда все знал. Кроме того, Одри не оставляло ощущение мужских губ, прильнувших к ее рту, сильных пальцев, сжимавших ее предплечье…

Неужели Витторио и сейчас прошел мимо ее двери с иронической улыбкой? Неужели все еще посмеивается? В том, что он смеялся над ней вечером, сомневаться не приходилось. Но почему? Что смешного в поцелуе? Хотелось встать с постели, прокрасться в его комнату, спросить…

Чудовищным усилием воли Одри заставила себя лечь и закрыть глаза. Хватит! Что ж, по крайней мере, она доставила удовольствие матери и Рико, познакомившись с их друзьями. А сама-то ты довольна? — безнадежно спросила себя Одри. Разве тебя не радует, что ты сумела кого-то осчастливить? Разве ты не стремилась к этому? Да, конечно, и стремилась, и получала от этого удовольствие; просто на уме у тебя было совсем другое. Ты не могла ни на чем сосредоточиться. Лгунья, обругала она себя. Лгунья. Ты думала только о его поцелуе и о том страстном желании, которое он в тебе вызвал.

Утром Одри пошла с матерью по магазинам — не потому, что очень хотела этого, а просто надеясь отвлечься. Вскоре начался дождь, мать отправилась в парикмахерскую, и Одри неохотно вернулась домой.

Послонявшись из угла в угол, разозлившись на саму себя и ища, чем бы заняться, она принялась читать взятую у Рико книгу по археологии, пытаясь уловить суть, и с облегчением отложила ее в конце дня, когда вошел отчим, с плаща которого стекали струйки воды.

— Привет, милая! Витторио дома?

— Нет, я его не видела.

— Жаль. Я нашел то, что он искал. — Он секунду помялся, выругался себе под нос, состроил унылую гримасу и недовольно проворчал: — Наверно, опять застрял на раскопках, а у меня нет ни секунды времени… Мне нужно встретиться с этими ребятами из миланского института… Ты занята чем-то важным?

— Нет, я ничем не занята. — Разве Одри могла сказать что-нибудь иное? Она и так слишком часто отказывала бедняге в его просьбах. — Хочешь, чтобы я нашла его? Передать ему записку?

— Пожалуйста, а? Я могу подбросить тебя…

— Да, конечно. Подожди минутку. Я только надену туфли и плащ… — Может, Одри пойдет на пользу увидеть выражение лица Витторио при свете дня. Может, хоть это отрезвит ее…

Она заторопилась в спальню, надела кожаные туфли на низком каблуке, схватила дождевик и в сопровождении Рико пошла к машине. Надо будет отдать Витторио записку и небрежно спросить, почему он улыбался… А что потом? — с иронией подумала Одри. Она вела себя как школьница. Стыд и позор! Наверное, женщины продолжают мечтать до конца жизни. Наверное, в шестьдесят лет она будет испытывать влечение к какому-нибудь скрюченному артритом старому полковнику…

Она тихонько фыркнула и залюбовалась городом, омытым дождем. Рико искусно лавировал среди оживленного потока машин и вскоре выехал на вымощенную булыжником Аппиеву дорогу. Подскакивая на ухабах и не очень интересуясь тем, где находится Витторио, Одри смотрела на мокрые заборы и мелькавшие за окном виллы. Когда машина остановилась, женщина с удивлением поняла, что они оказались неподалеку от Сан-Себастьяно.

— Он здесь, — с облегчением воскликнул Рико, останавливаясь рядом с потрепанным красным «ситроеном» Витторио. Он поглядел на тропу, уходившую налево, и указал на нее пальцем. — Наверно, где-то там… Ты промокнешь, — тревожно сказал отчим и снова поглядел на часы. — Я не смогу подвезти тебя ближе.

— Неважно, — улыбнулась Одри. — Ты только скажи, куда идти.

Рико снова указал на тропу и объяснил:

— Придешь к яме, огороженной досками. Рядом с ней будет стоять… как это по-английски… сарай для встреч.

— Ясно, бытовка, — кивнула Одри. — Найду. А где записка?

— Минуту… — Он покопался в кармане и выудил листок бумаги. — Вот, отдай ему. — Обеспокоенно посмотрев ей в лицо, отчим добавил: — Ты не обидишься, если я попрошу тебя вернуться вместе с Витторио? Я освобожусь поздно…

— Да нет, поезжай. В крайнем случае я доберусь на автобусе или возьму такси. — Она нежно поцеловала Рико в щеку, вылезла из машины, подняла капюшон, помахала отчиму рукой и зашагала по узкой тропе.

Зайдя за поворот, она увидела бытовку, а рядом с ней какой-то наспех нацарапанный знак, которого так и не разобрала. Три тяжелые металлические крышки прикрывали то, в чем безошибочно узнавался вход в раскопки; ближайшая крышка была отодвинута в сторону; из нее торчала лестница. Интересно, куда она вела? Может быть, прямиком в шахту метро?

Остановившись в нерешительности возле бытовки, Одри глубоко вздохнула, стараясь справиться с волнением. Она негромко постучала, затем подергала дверь и обнаружила, что та заперта. Женщина обошла барак и заглянула в грязное окно. Там никого не было. Что дальше?

Увидев лестницу, она подумала, что Витторио, должно быть, внизу, подошла и заглянула в отверстие. Видимо, где-то горел свет, потому что на стенах шахты мерцали слабые отсветы. И все же она не могла представить себе, что рискнет спуститься по лестнице, какой бы короткой та ни была.

— Витторио… — неуверенно позвала она и прислушалась. Увы… Ответом ей был только стук капель дождя о железную крышку и о листву росших вокруг деревьев, да еще шум машин, проезжавших по оставшейся позади дороге. Не дрожи, Одри, сказала она себе; либо спускайся вниз, либо сунь записку в дверь бытовки. А вдруг та улетит, промокнет, останется незамеченной? Нет, надо придумать что-то другое.

Одри вздохнула, честно призналась себе, что хочет взглянуть, в каких условиях работает Витторио, и осторожно шагнула на лестницу. Убедившись, что ноги не скользят по мокрым перекладинам, она снова взглянула вниз. Света, лившегося в не прикрытое крышкой отверстие, хватило, чтобы понять: тоннель очень короткий. Сбитая с толку, она снова тихонько позвала:

— Витторио…

Никакого ответа. Одри, движимая любопытством, которое было одним из ее главных недостатков, решила немного осмотреться и понять, что именно влечет сюда Маричелли. Осторожно шагая по грязным доскам, она прошла немного вперед и ахнула от удивления. Там была дверь. Облицованная мрамором, это же надо!

Присмотревшись, Одри замерла от изумления. Катакомбы! Конечно, уже исследованные, потому что туда тянулся электрический кабель. Но зачем здесь дверь, которая никуда не ведет?

Она оглянулась на путь, по которому добралась сюда, ожидая увидеть знаки древней культуры, что-нибудь сделанное руками человека — разбитые горшки, фундаменты домов, — и задумчиво покачала головой, когда не обнаружила ничего подобного. Тогда зачем здесь прорыли подземный ход? Почему Витторио спускался сюда? Если действительно спускался. Но если он все же внизу и бродит в темноте по тоннелю, она не собирается лезть туда в одиночку только для того, чтобы искать его. С ее счастьем она наверняка заблудится и закончит свои дни, бродя по катакомбам, тянувшимся многие километры.

Впрочем, кому какое дело? Она только посмотрит, что там делается, и все. По крайней мере, можно будет поддержать беседу на ученые темы. Конечно, если Витторио захочет с ней разговаривать.

Одри втянула голову в плечи, сделала несколько осторожных шагов, поклявшись себе не отходить далеко от двери, и огляделась.

Когда откуда-то донеслись очень странные звуки, она занервничала, с опаской взглянула вверх и постаралась убедить себя, что это всего лишь шум проезжавших по дороге автомобилей.

— Витторио… — со слабой надеждой окликнула она.

Оглянувшись и поняв, что ушла слишком далеко, Одри остановилась и решила вернуться. Может быть, Маричелли уже пришел в бытовку и не прочь узнать, какого черта она здесь делает. Она слабо улыбнулась, состроила гримасу в знак того, что была права, и вдруг нахмурилась, потому что пробивавшийся сверху свет почти пропал.

Тучи, только и всего, сказала она себе. Судя по темноте, грозовые тучи. И все же Одри заторопилась… чтобы обнаружить, что какой-то идиот вытащил лестницу и прикрыл крышкой выход из раскопок.

— Эй! — крикнула она, переходя на бег, спотыкаясь и скользя. Одри набрала горсть камешков и начала с силой швырять их в крышку. — Эй! Не закрывайте меня! Витторио!

Лихорадочно разыскивая камни потяжелее и то, что можно было бы использовать как лестницу, она подумала, что слышит рядом с собой какие-то голоса. Женщина повернулась и настойчиво позвала:

— Витторио! — Когда ответа не последовало, Одри охватил ужас, она заметалась, побежала назад, открыла дверь в катакомбы, споткнулась обо что-то, упала, ударилась головой и потеряла сознание.