Уснувший пассажир

5

Уже расселись по местам, уже проследовал в пилотскую кабину озабоченный и суровый экипаж, уже дарили улыбки направо и налево гуляющие по проходу стюардессы, уже начали подвывать двигатели.

В полупустом салоне устраивались по желанию. Александр Иванович пожелал быть рядом с Галиной Георгиевной, а рок-группа – поблизости от них. Рокеры главные футляры сдали в багаж, в салон же взяли ручную легкую акустику.

Теперь бы на взлетную полосу. Но дверь все не закрывали, ждали кого-то.

Наконец к трапу (Александр Иванович и Галина Георгиевна смотрели в иллюминатор) подлетела черная с московским номером «Волга», из которой прямо-таки выпорхнул до невозможности элегантный субъект и бойко взбежал по ступеням. В салоне он, ни на кого не глядя, проследовал в первый класс.

– Дипломат, – догадалась Галина Георгиевна.

– И большой говнюк, по-моему, – грубо дополнил Александр Иванович. Не нравились ему дипломаты. Зятек у него дипломатом был, женин брат. Про того он уже точно знал, что говнюк.

– Говнюк он, может быть, и говнюк, – Свободно согласилась Галина Георгиевна, – но его ждали. Сейчас полетим.

«– Не его, – уверенно возразил Александр Иванович и кивнул на иллюминатор.

В эллипсоидной раме иллюминатора была любопытная картинка: знакомый отряд в рутинном порядке двигался к трапу. Омоновцы остановились у первой ступеньки и замерли, подобно почетному караулу. Представитель и переводчик пожали господину руку, и господин, имея в правой руке кейс, в левой придерживая твердую шляпу, молодецки взбежал наверх.

Господин проследовал путем дипломата. Тотчас глухо лязгнула тяжелая дверь, герметизируя салон, и сразу же самолет тронулся с места.

Подрожав от напряжения и набираемой мощи на старте взлетной полосы, самолет сначала быстро побежал, а потом поднялся в воздух, ощутимо меняя положение салона из горизонтального на полувертикальное.

Закладывало уши. Александр Иванович недовольно открывал рот, освобождаясь от неприятных ощущений. Галина Георгиевна снимала эти ощущения другим способом – оживленно заговорила:

– Слава Богу, полетели!

– Полетели, полетели, на головку сели! – пролепетал Александр Иванович.

– Это вы к чему? – подозрительно поинтересовалась она.

– Репетирую. В гости к внучке лечу.

Действительно, к внучке. Но не к своей, к сожалению. Не было у него, старого пня, своей. Вот и пристроился любить, как свою, спиридоновскую Ксюшку. Бескорыстно радостную улыбку при виде его, счастливое удивление миру, открываемому ежеминутно, беззащитное маленькое гибкое и сильное тельце, нежные ребрышки под ладонью… Он встряхнулся и вспомнил:

– Курить хочется.

– А я и не видела ни разу, чтобы вы курили.

– Шесть штук в день по расписанию, не считая чрезвычайных обстоятельств.

– Взлет для вас – чрезвычайное обстоятельство?

– Для меня чрезвычайное – это знакомство с вами, – с неожиданной галантностью шарахнул он по ней комплиментом.

– Ну и ну! – изумилась она. – Вот ведь мужчины бывают!

– Вы просто, мадам, слегка одичали в вашей партийно-номенклатурной среде, – сказал Александр Иванович. – Вы ведь от комсомола и далее везде? Угадал?

– Почти. До последнего времени.

– А сейчас?

– Сейчас работаю в Международном женском фонде.

– Тоже неплохо.

– Вы меня обидеть хотите? – все-таки завелась Галина Георгиевна.

Александр Иванович сморщился, делая виноватое лицо, затем, улыбаясь, сообщил:

– Зубоскалю просто по дурацкой привычке. Вы уж простите меня, старика.

– Прощаю, старичок, – не простила она.

Салон вернулся наконец в горизонтальное положение, потухло табло, запрещавшее расстегиваться е и курить. Александр Иванович освободился от ремня безопасности и, достав пачку «Уинстона», закурил. Вообще-то он курил «Беломор», но вчера вечером Казарян, принеся блок «Уинстона», демонстративно вывалил все его запасы папирос в мусоропровод.

– Пенсии на «Уинстон» хватает? – полюбопытствовала злопамятная Галина Георгиевна.

Александр Иванович ответить не успел, потому что над ним Люцифером-совратителем повис волосатый Дэн:

– На грины приобретен фирменный флакон. Поторчим, папик?

Александр Иванович как бы в нерешительности обернулся к Галине Георгиевне. Та, в обиде еще, агрессивно поддержала Люцифера-совратителя:

– Давайте, давайте, папик!

– Ну уж если дама рекомендует… – Александр Иванович кое-как выбрался из кресла, встал в проходе, положил Дэну руку на плечо, с деревянной интонацией Ершова – мхатовского Несчастливцева изрек: – Идем туда…

– Куда? – охотно обернувшись Аркашкой, визгливо

перебил Дэн. – Куда ведет меня мой жалкий жребий!

Барабаны уже разжились у стюардессы стаканами. Фирменный флакон оказался бутылкой «Балантайна», которая была разлита мгновенно: каждому по сотке. Трое, облокотившись о спинки переднего ряда, готовились к приему стоя, трое сидели, Александр Иванович пристроился в кресле через проход. Повертел желтую жидкость в стакане, поинтересовался между прочим:

– Закусить, запить, занюхать?

– Огорчаете, – действительно огорчился Дэн. – Из папика переходите в мажоры.

– Что ж, не буду огорчать, – решил Александр Иванович, махнул дозу целиком и, содрогнувшись, занюхал твидовым рукавом. Шестерка, с удовлетворением и по достоинству оценив сию акцию, припала к своим стаканам. Из жадности, правда, споловинили. Чтобы на два приема получилось. Уже умиротворенный (сотка благополучно улеглась и оказала действие) Александр Иванович любовно смотрел на них. Дав им передохнуть, осведомился, гордо демонстрируя недюжинную эрудицию:

– Хэви, хард, панк?

Дэн, производивший первую после приема мощную сигаретную затяжку, аж закашлялся от неожиданности. А откашлявшись, возликовал:

– Сечет! – И добавил серьезно: – Скорее ритм-энд-блюз.

Александр Иванович заржал, как жеребец, и признался:

– Да не секу я, ребята, просто в ответ на ваш стеб и я стебануть себе позволил. А так для меня после «Битлов» и Элвиса Пресли никого нет.

– Хорош! – удивилась бас-гитара.

– Облом! – признали свой проигрыш барабаны.

– Из папика переводится в чуваки, – решил Дэн. – В его честь исполним.

Бас-гитара и духовые передали стаканы незанятым коллегам, расчехлили гитару и кларнет, устроились поудобнее. Гитара держала четкий ритм, кларнет вел мелодию. Дэн на хорошем английском речитативом обозначил «Беззаботного» Элвиса Пресли.

Душевно стало в салоне. Незаметно поближе переместились осторожные советские командированные, иностранцы, вытягивая шеи, слушали, а добродушный здоровенный мужик из первого ряда просто подошел к ним и встал невдалеке – ловил кайф.

Недолго продолжалось счастье. Дэн умолк, затих и кларнет. Гитара, мучительно долго продержав последний аккорд, иссякла.

– Спасибо, братцы, – поблагодарил Александр Иванович, – так уж по сердцу.

Иностранцы вежливо поаплодировали, командированные сделали вид, что ничего не было, а здоровенный мужик, молча показав музыкантам свой действительно большой палец, удалился на свое место.

– Угодили? – спросил Дэн.

– Еще как! – признался Александр Иванович. – Расслабился, поплыл.

– А вы поспите, – посоветовал Дэн. – Старость не радость.

– Ты наглец, Митяй.

– Это месть за то, что я на твой стеб попался, – признался Дэн.

– Значит, признание собственной слабости, – решил Александр Иванович. – Тогда не обижаюсь. А собственно, почему и не придавить часок?

– Поддерживаем и одобряем, – заверили его духовые.

Александр Иванович вернулся в свое кресло. Сел, закрыл глаза. Галина Георгиевна неодобрительно посмотрела на него, осведомилась ревниво:

– Ну и как?

– Замечательно, – признался он, не открывая глаз, – замечательно.

Вдруг кларнет чисто запел «Спи, моя радость, усни» и гитара поддержала мелодию. Кларнет советовал спать, а гитара убаюкивала. Александр Иванович легко и нежно задремал.

…Очнулся он от дуновения ветра, созданного широкой юбкой стремительно промчавшейся мимо стюардессы. От неконтролируемого этого бега тревога посетила его. Он открыл глаза. Пассажиры нервно вертели головами. Тревога поселилась в самолете. Он прислушался, потому что было к чему прислушиваться: поменялся режим работы двигателей.

– Что это? – испуганно спросила Галина Георгиевна.

– Вероятно, будем садиться, – просчитав, уже понял все Александр Иванович.

И точно, неестественно спокойный женский голос объявил по радио:

– Дорогие пассажиры! Дамы и господа! В связи с неблагополучной метеорологической обстановкой по техническим причинам наш самолет совершит незапланированную посадку в аэропорту Хаби. Просьба сесть на свои места и тщательно пристегнуться.

Этот же голос, неуверенно повторив все по-английски, продолжил информацию:

– Сейчас бортпроводница Алла проинструктирует вас, как пользоваться дополнительными выходами из салона.

Появилась бортпроводница и жалко улыбнулась пассажирам.