Успенский мост

2.

Лика забралась на заднее сиденье чёрного старомодного автомобиля. Водитель, не сказав ни слова, завёл мотор и мягко выехал из двора.

Мимо проплывали тёмные дома, разноцветные вывески магазинов, тусклые фонари и редкие машины, но внимание ни на чём не задерживалось. Надо же, какие совпадения случаются. На встрече жителей с городской администрацией Лика попросту не признала в ушлом владельце парфюмерного производства хамоватого соседа, хозяина той самой иномарки, которую разбил топором долговязый в шляпе.

И вот теперь перед самым носом снова шляпа, то ли бордовая, то ли вишнёвая. Водитель не потрудился её снять, как и перчатки. Лицо его оставило лишь мимолётный отпечаток в памяти. Какое-то неживое, пластмассовое. Как у женихов кукол Барби. Или у манекенов в магазинах одежды. А шляпа вроде такая же, как у ночного долговязого… или нет? Или да? В сущности, не имеет значения.

Выглянув в окно, Лика не смогла рассмотреть вообще ничего. Из города, похоже, выехали. Высоко в тёмном пространстве висел неестественно-оранжевый серп месяца. Машина плыла в сплошной мгле, только впереди фары высвечивали небольшой участок асфальта.

Потом ощутился плавный подъём и затем мягкий спуск, из-за чего появилось чувство тошноты. Вероятно, они проехали дугообразный мост. Обернувшись, Лика успела рассмотреть через заднее окно кусочек каменной кладки, мелькнувший в свете задних фар.

– Куда мы едем? – наконец спросила Лика, безуспешно пытаясь разглядеть хоть что-то в густой мгле.

– В «Черноречье», – после паузы ответила зевающая рядом Аня. – Это старый санаторий за промзоной. Раньше там оздоравливались рабочие с заводов, теперь это просто пансионат.

Лика о таком санатории никогда не слышала.

– И что я там буду делать?

– Работать, – через плечо процедила Пульхерия Панкратовна с переднего сиденья.

– В смысле?

– В смысле – тебя туда устроят санитаркой. Временно.

– Какой ещё санитаркой? – запротестовала Лика. – Я вообще-то на врача учусь!

– Так у вас всё равно должна быть санитарская практика, разве нет? – Аня продолжала зевать.

– Ну и что! Это практика, а это…

– Не гунди! – Пульхерия Панкратовна развернулась. – Будешь делать то, что тебе скажут!

– Ещё чего! – Лика скрестила на груди руки и насупилась. – Кире рассказывайте, что делать, а мной командовать не надо.

– Слушай, – примирительно произнесла Аня, – твоё выступление… Это, знаешь ли, не плакаты по птицефабрикам расклеивать.

– Кстати, а как вы узнали, что это была я?

– Тоже мне, загадка века, – прошипела Пульхерия Панкратовна, отвернувшись.

Аня молчала. Ясно, и в этот раз никто вразумительного ответа не даст. Каким образом влиятельной маме Кашиных постоянно удавалось узнавать подробности о делах дочек (а иногда и о планах), в который раз останется тайной.

Среди друзей и знакомых Лика старалась не распространяться о том, какой пост занимала её мама. Чтобы не выглядеть мажоркой, как Крапива. Зануда Аня, служившая пиарщиком в крупной правозащитной организации, хоть всегда и приходила на помощь, но всё равно особого доверия не вызывала.

Лучше бы они вообще не лезли в дела Лики.

– Если бы мы не лезли в твои дела, – тихо сказала Аня, – ваши чересчур активные выходки так просто с рук не сошли бы.

Ответить Лика не успела, свет фар на секунду выхватил сплошную бетонную стену забора метра в четыре высотой, и сразу же впереди выросло светлое здание с тёмными окнами. «Черноречье» представляло собой один пятиэтажный корпус в форме буквы Г, окружённый дорожками, скамейками и вроде бы садом. Хотя в ночной тьме трудновато рассмотреть хоть что-нибудь.

Вслед за матерью сёстры выбрались из машины, водитель остался на месте. По пути к парадному входу с массивной деревянной дверью и витыми колоннами Лика обернулась, но увидеть лица водителя так и не смогла. На крыльце их встретила крупная женщина в идеально отглаженном белом медицинском костюме.

Она провела компанию на пятый этаж. По обеим сторонам длинного тёмного коридора тянулись двери, некоторые с тусклыми табличками, рассмотреть которые в полумраке не получалось. У стенда с какими-то фотографиями все остановились. Сразу за ним в замке заскрежетал ключ, и женщина в белом вместе с Пульхерией Панкратовной скрылись за дверью, из-под которой спустя секунду пробилась полоска яркого света.

– Отдел кадров, – прочитала Лика табличку, подсвечивая её смартфоном. – Почему я вообще должна здесь оставаться? Почему нельзя просто уехать домой?

– Потому что твоего приятеля-химика поручили дотошному следователю. – Аня села на скамейку и судя, по голосу, снова зевала. – Есть там такая – Батенко. Она ничего не упустит.

– Я же ни при чём.

– При твоей биографии лучше лишний раз внимания не привлекать. Поработаешь пока здесь, потом вернёшься.

– Что это за место? – Лика силилась рассмотреть хоть какие-нибудь таблички, но пустой коридор санатория полностью утонул во тьме. Противоположного конца совсем не было видно, так что казалось, узкий мягкий ковёр на полу уходил в никуда.

Смартфоном Лика подсветила фотографии на стенде. Белые стены, вроде монастыря. Внизу фото что-то написано по-старославянски. Потом групповая фотография с рядами людей в белых халатах. Палаты, лаборатории. Ещё фото измождённых людей анфас и в профиль. Внизу каждой фотографии – цифры и фамилии, которые трудно прочитать. Пейзаж с тёмной речкой и каменным арочным мостом.

– Это санаторий для рабочих с химпроизводств Добромыслова. А, ну да, я уже говорила. – Аня снова зевнула. – Что ещё? Чернореченский совхоз раньше был. Ну, элитный посёлок здесь недалеко. Говорят, ещё охотничьи угодья есть. Интересно, на кого они там охотятся. Я думала, вся живность здесь давно вымерла, как рыба в реке.

– А что за река?

– Речка Чёрная, от неё и название села. И всей местности… – Аня говорила всё тише, вероятно, засыпая на ходу.

– Какого села? – спросила Лика после небольшой паузы, чтобы заполнить тишину коридора, давящую на барабанные перепонки.

Действительно, на одном из фото – сельская улица с пряничными домиками.

– Что? – Аня вскинулась и причмокнула. – Села? Ну, было здесь село. Давно. На речке Чёрной. Черноречье. Рыба, судоверфь, всё такое. Сосны рядом. – Глухой зевок. – Корабельные. Ещё курорт был когда-то. Дачи сдавали, разные богатеи со всей страны сюда приезжали. Интеллигенция опять же. Потом… что потом? А, потом заводы стали строить, село поначалу разбогатело, но когда химию сюда стали свозить… В общем, со временем село вообще снесли, потому что оно оказалось в санитарной зоне заводов. Людей переселили в Добромыслов. Вот. Речку, разумеется, местные предприятия отравили сбросами отходов, рыба передохла. Но село было чуть подальше, а прямо здесь – Успенская пустынь, монастырь. Потом в нём психиатрическую лечебницу устроили, а ещё позже перестроили в санаторий.

– А элитный посёлок?

– Понимаешь, после Перестройки заводы начали разоряться, вроде как и химии стало поменьше. Вот какие-то ушлые застройщики и понаставили здесь коттеджей. Как раз на месте бывшего села. Ещё и впаривали всё это как жильё в экологически чистом месте. – Аня рассмеялась, эхо разнесло её голос обрывками, отскакивающими от стен. – В общем, здесь в нескольких километрах так называемое «Черноречье Люкс».

– А санаторий? – Лика топталась на пятачке света около двери отдела кадров. Хотелось пройтись по коридору, но чернота, где терялся противоположный его конец, вызывала мелкую дрожь внутри.

– Что – санаторий? Их раньше полно было. Потом вся эта профилактика стала нерентабельной. Странно, что «Черноречье» не закрыли. Да, хотела спросить, а что вы вообще там делали?

– Где? – не поняла Лика.

– На митинге. Чего вас туда понесло?

– Ну… – Ответа на этот вопрос Лика не смогла быстро придумать.

– Понятно, – кивнула Аня. – Ты просто пошла туда, куда тебе сказали.

– Знаешь, что…

– Да уж знаю, – довольно резко перебила старшая сестра. – Ты хоть уверена в этих твоих так называемых друзьях?

Ответить Лика не успела, потому что в этот момент свет в кабинете погас, дверь открылась, и пока строгая накрахмаленная дама запирала замок (и как ей это так ловко удавалось в сплошной тьме?), Пульхерия Панкратовна сжала Лике руку.

– В общем, слушай внимательно, – прошипела она прямо в ухо дочке. – Тебя оформили помощником сестры-хозяйки. Проще говоря, липовая должность с минимумом обязанностей. Так что сиди тихо и не высовывайся. Со своими чокнутыми дружками даже не думай связываться.

– Ясно. – Лика рывком вывернула руку из хватки.

– Выход найдёте? – прозвучало из темноты светлое пятно белого костюма.

– Да, найдём, – бодро, насколько могла, сказала Аня. Похлопав Лику по плечу, она, подсвечивая путь смартфоном, пошла к выходу, подхватив маму под руку. Их шаги затихли где-то внизу.

– Идём за мной, – позвала женщина и в полной тьме двинулась вниз по лестнице, Лика ковыляла следом, постоянно спотыкаясь и цепляясь за перила. – Я старшая сестра-хозяйка, меня зовут Раиса Агафоновна. Весь персонал, все мы, без исключения, живём здесь же, на четвёртом этаже. На пятом у нас административный блок, кабинет главврача, на третьем – процедурные кабинеты, тренажёрный зал, библиотека. На втором – палаты, то бишь комнаты гостей. Завтра посмотришь. Утром вставай пораньше, поможешь Илье на кухне.

Лика уже еле переставляла ноги, так что выяснять, кто такой Илья и чем ему надо помогать, сил не осталось.

Утром будильник затрещал ещё до рассвета. С трудом вспомнив, где находится, Лика, не снимая одеяла, кое-как приняла сидячее положение и тут же снова повалилась на бок. Почему, собственно, она должна подниматься и кому-то где-то помогать? В конце концов, её сюда устроили чисто формально, и исполнять обязанности младшего персонала она не обязана.

Мало того, что пришлось поселиться в клетушке, где умещались только кровать, шкаф и тумбочка с будильником, так ещё и пахать нужно? Ну уж нет.

– Подъём! – бодро скомандовал мужской голос и тут же зажёгся свет.

– Ещё чего, – промямлила Лика, засунув голову под подушку, чтобы закрыться от ослепляющей лампочки, болтающейся на проводе у потолка.

– Да, надо бы плафон сюда… ладно, посмотрим, – пробормотал голос. – Вставай уже!

– А можно повежливее? – Почувствовав грубоватый толчок в плечо, Лика выглянула из-под подушки. – Ты кто вообще? И какого… ты входишь в комнату без стука?!

– Илья. – Белобрысый парень в бирюзовой униформе сделал кривой реверанс. – Пошли в столовую, опаздываем.

– Иди ты… в столовую. Один. – Лика лениво отвернулась к стене.

– Барышня, вы всё-таки прибыли сюда, чтобы работать, – бесцветно произнёс уже другой мужской голос.

Да сколько же их здесь? Откинув одеяло, Лика увидела в центре своей комнаты-клетушки высокого мужчину в белом халате. В электрическом свете его невыразительное лицо, похожее на восковую маску, казалось молочно-бледным. Илья исчез.

– Из уважения к вашей матушке и сестре, – продолжал мужчина, – мы подобрали для вас место. Полагаю, мы вправе ожидать от вас ответственного выполнения обязанностей.

– Каких ещё обязанностей, – буркнула Лика, садясь на кровати и прикрываясь тонким одеялом (спать она легла в одной футболке). Весь облик, и особенно взгляд визитёра казался тяжёлым, хотя глаз было не рассмотреть. – Вы вообще кто?

– Доктор Погорельский, – ровно произнёс посетитель. – Главный врач. Вас ждут в столовой через пять минут. Прошу не опаздывать.

– Почему меня вообще взяли как санитарку? – Лика потянулась к стулу за одеждой. – Я учусь на врача, второй курс…

Обернувшись, она обнаружила свою комнатку пустой. Погорельский бесшумно исчез.

Поднявшись и наспех застелив кровать, Лика облачилась в униформу, такую же бирюзовую, как у Ильи, и, видимо, того же размера. Раиса Как-её-там, наверное, решила особенно не утруждаться подбором костюма и просто выдала новой сотруднице комплект, завалявшийся на складе. Резинка штанов сползала почти до бёдер, подвязать её было нечем, так что брюки обвисли мешком и волочились, залезая под пятки спортивных тапочек, захваченных из дома.

Лика вышла из комнаты и закрыла дверь на ключ. Она ведь точно помнила, что и вчера вечером тоже заперла замок, да ещё и задвижку защёлкнула. Тогда как этот Илья утром прошёл в комнату? Может, он профессиональный взломщик? Мало ли, кто ещё здесь прячется.

Из вчерашней болтовни сестры-хозяйки, выдавшей форму и постельное бельё с полотенцами, Лика запомнила, что столовая располагалась на первом этаже. С четвёртого, который занимали жилые комнаты персонала, пришлось спуститься по главной лестнице и внизу ещё несколько минут бродить по пустым тёмным коридорам в поисках столовой. Нужное помещение отыскалось только по запаху пищи, странно смешанному с едкими химическими нотками.

– Бери и разноси, – бросил Илья, кивая на тележку в несколько ярусов, уставленную тарелками и кастрюлями. – Фартук надень.

Недовольно и громко цыкнув, на что Илья не обратил ни малейшего внимания, Лика нацепила старый выцветший фартук, висевший на её тележке.

– Куда ставить? – голос эхом разносился по просторному помещению с высокими потолками.

– Делай, как я, – из другого угла гулко отозвался Илья. – На номерки смотри.

Действительно, на тарелках и столах болтались небольшие листочки с номерами. Выставляя тарелки по четыре на каждый стол, Лика то и дело оборачивалась, чтобы увидеть, как сервировал завтрак Илья, а заодно получше рассмотреть своего напарника. Ростом чуть повыше среднего, не так чтобы очень спортивный. Зато причёска почти такая же, как у Лики – бритые виски и светлые волосы, собранные на затылке в петлю. Хотя ему такая стрижка не идёт – лицо-то круглое, и щёки кажутся слишком пухлыми.

Штанина заползла под тапку, и Лика, споткнувшись, со звоном упала на тележку, едва её не опрокинув.

– Что ж ты такая неуклюжая, – произнёс глубокий женский голос. Сильные руки поставили Лику на ноги.

Раиса Агафоновна наскоро осмотрела тарелки, которые чудом не разлетелись по полу, и окинула взглядом мешковатую униформу.

– Тебе бы поменьше размер, да нет у нас. Ладно, принесёшь мне вечером, я подошью. Тощая-то! Надо же. – Шумно вздохнув, сестра-хозяйка скрылась за одной из дверок, ведущих не то в кухню, не то в кладовую.

В столовую потихоньку стали заходить постояльцы. Лика не успела спросить, когда завтракает персонал, так что теперь приходилось лавировать между столами и людьми, пытаясь заглушить громкое урчание в животе.

Серое апрельское утро тускло осветило огромные натюрморты на стенах, видимо, ещё советские, но ничуть не выцветшие от времени. Яркий и вкусный декор вовсе не разгонял общую давящую атмосферу. Разномастная публика молча, почти скорбно, рассаживалась за одинаковые столики, накрытые блёклыми скатёрками.

У окна сидел высокий красивый брюнет с тонкими чертами лица, чем-то знакомыми. Он вообще не обращал внимания на тарелку перед собой, неподвижно глядя в окно. За весь завтрак он не сделал ни одного движения, даже головы не повернул, так и ушёл, оставив нетронутой тарелку и целый стакан чая.

Рядом с ним разместилась девица неопределенного возраста с крашеными длинными волосами и косметическим татуажем. Она неуловимо напоминала Крапиву… Хотя почему неуловимо, всё ясно – точно такое же брезгливое выражение лица. Даже поморщилась, когда Лика поставила перед ней тарелку.

Ещё две девицы с перекроенными лицами. Перекаченные бугристые губы, перерезанные синюшные носы, скулы натянуты так, что глаза не закрываются. И вся кожа на лице пунцовая – как будто один сплошной химический ожог.

По огромному залу совсем не разносилось эхо голосов, оттого что люди практически не разговаривали друг с другом. По крайней мере, спасибо никто не сказал. Некоторые вообще буравили санитаров яростными взглядами, а одна мадам, увешанная сверкающими цацками, даже резко скинула свою тарелку на пол. На звон никто не обернулся, Илья, в это время ставивший на стол кастрюлю, молча вышел и принёс другую тарелку, а осколки смёл щёткой в совок. Дамочка, прерывисто дыша и сжимая кулаки, прожигала его взглядом, лицо её нервно дёргалось.

– Ничего себе у тебя выдержка, я бы ей эту тарелку на голову надела, – сказала Лика, когда Илья прошёл мимо с совком в руке. Он, оставаясь невозмутимым, никак не отреагировал, молча покатил тележку в зал для сбора грязной посуды.

Пациенты санатория не утруждали себя помощью санитарам, никто не снизошёл до того, чтобы подать стакан или тарелку, всё приходилось забирать со столов своими руками. Бледный брюнет встал и вышел, не удостоив Лику даже косым взглядом. Как мимо пустого места прошёл. Его соседка практически выбежала, расталкивая других. Остальные выходили медленно, без разговоров, как будто стараясь даже не касаться друг друга.

Лика, глядя вслед очередной группе, покидавшей столовую, вдруг покачнулась от неожиданно подкатившей тошноты. В нос ударил мерзкий тухлый запах. Нестерпимая вонь шла от прибора, стоящего совсем рядом. По фарфору растеклась бурого вида жижа, больше похожая не на что-то съедобное, а на содержимое унитаза. Повнимательнее присмотревшись, Лика обнаружила, что по некоторым тарелкам в качестве завтрака была порционно разложена какая-то мерзость, которую не то что пищей, отходами назвать нельзя. Грязь, слизь, гнилое мясо, зола, окурки… Странно, что она сразу не обратила на это внимания. Наверное, сказалась нервотрёпка с митингом и ночным путешествием.

Зацепив взглядом багровую жижу на одном из столов, Лика не успела сдавить подступивший к горлу рвотный позыв, и он вырвался прямо на скатерть.

– Ты чего это? – Илья наклонился к Лике, у которой спазмы в желудке выталкивали наружу желчь и сгустки слизи. Забрав на свою тележку тарелки с ошмётками сырого мяса, он понимающе кивнул. – А, это. Ты посиди пока, я тут закончу.

Ловко собрав все приборы, Илья двинулся дальше по столовой. Лика обмякла на стуле. На лбу влажным обручем выступил пот. Странное дело, она ведь считала себя вегетарианкой только по убеждениям, непереносимостью мяса никогда не страдала. Больше того, по ночам ей часто снились сочные стейки и толстые бургеры, а от запаха котлет или пельменей выделялись потоки слюны. А теперь её чуть наизнанку не вывернуло.

А кто вообще станет есть такое мясо? Совсем сырое? Хотя мало ли странностей у этих «гостей» пансионата. Явно люди не бедствуют, раз могут куковать здесь вместо работы. А почему тогда у других вонючая жижа в тарелках?

– Пойдём завтракать. – Илья махнул рукой, приглашая Лику за собой, не дав ей времени обдумать вопрос местной организации питания.

Персонал санатория завтракал в этой же столовой. Врачи в бело-голубых халатах, медсёстры в бело-розовых костюмах и санитары в бирюзовой форме заполнили ближайший к кухне угол зала. Соседом Лики по столику оказался Илья, с энтузиазмом наваливший себе полную глубокую тарелку овсянки из эмалированной кастрюльки.

– Она, что, на молоке? – брезгливо спросила Лика, набирая в черпак кашу и вываливая её обратно.

– Угу, – кивнул Илья, набивая рот кашей и белым хлебом.

– Фу. – Лика бросила крышку на кастрюльку, та с оглушительным звоном полетела на пол.

На миг все работники санатория обернулись, но разговоры не стихли. По одной причине – никаких разговоров не было, все ели в полной тишине. Илья стал жевать медленнее, потом громко сглотнул и произнёс почти шёпотом:

– Молоко не переносишь?

– И мясо, и яйца, и сыр, и глютен. – Лика кивнула на нарезной батон в плетёной корзинке.

– Веганка, что ли? – с усмешкой спросил Илья, по-прежнему шёпотом.

– Да, а что? – с вызовом переспросила Лика.

Илья только пожал плечами, откусывая огромный шмат от квадратного пирожка. Внутри оказалась курица с луковыми кольцами.

– Фу-у. – Лика, закатив глаза, откинулась на спинку стула и сложила руки, вцепившись в рукава формы. – Ты хоть знаешь, как вредно есть мясо?

Лика, в отличие от соседа по столу, говорила достаточно громко, чтобы остальные сотрудники могли её слышать. Некоторые оборачивались и рассматривали новую санитарку, но как только встречались с ней взглядами, тут же отводили глаза.

– Слушай, а мы с тобой раньше не встречались? – спросил Илья, внимательно осматривая Лику. – Вроде мне твоё лицо знакомо.

– Это вряд ли. – Лика тоже окинула взглядом соседа по столу. Но она его точно не узнавала, разве что пересекались где-нибудь мельком. Ещё он мог видеть её по телевизору или в Сети. Но об этом пока лучше не распространяться. Однокурсники и так дразнили телезвездой и спрашивали, сколько у неё недоброжелателей в соцсетях и когда она будет приходить на ток-шоу. Ещё не хватало, чтобы здесь началось то же самое.

– Ты хоть чаю попей, – после небольшой паузы сказал Илья, глядя, как Лика нервно барабанила пальцами по столу. – До обеда долго, а нам ещё работать. Может, всё-таки хлеба?

– В нём глютен.

– И что?

Лика набрала побольше воздуха и открыла было рот, чтобы прочитать неучу-санитару лекцию о здоровом питании, но Илья не дал ей такого шанса. Схватив её пирог с курицей, он вскочил и быстро направился к выходу. Миниатюрная санитарка собрала посуду на тележку и покатила к кухне.

После завтрака Раиса Агафоновна выдала Лике жидкость для мытья стёкол и отправила протирать зеркала в коридорах.

– Послушайте, – выходя из кладовки, обернулась Лика, – а можно как-нибудь организовать в столовой вегетарианское меню?

– Это зачем? – спросила сестра-хозяйка, копаясь в недрах высокого шкафа в кладовке.

– Я мясо и продукты животного происхождения не ем.

– Это зря, – донеслось из-за дверки. – Здесь питание одно для всех. Это же не пятизвёздочный отель.

– А у гостей разное меню.

– Так то гости, – вздохнула Раиса Агафоновна. – Иди, там Илья уже работает на пятом этаже.

Лика поплелась в административный блок. Кроме отдела кадров, судя по табличкам, здесь располагался кабинет главного врача и бухгалтерия. Остальные двери опознавательных знаков не имели.

Борясь с головокружением, Лика кое-как протёрла вертикальное зеркало на стене между двумя безымянными дверями. Стекло, забранное вверху и внизу в стилизованное под дерево подобие рамы, и так сверкало чистотой, так что особенных усилий прилагать не пришлось. Илья тем временем пылесосил и без того чистый махровый ковёр.

Закончив с зеркалом, Лика обмякла в кресле, установленном в одной из ниш.

– Пойдём дальше. – Хлопнув её по плечу, Илья понёс пылесос вниз по лестнице.

– А где люди? – спросила Лика, для которой спуск по лестнице стоил усилий – приходилось обеими руками держаться за перила. Хорошо, что напарник любезно подхватил её бутылку с жидкостью для чистки стёкол.

– Какие люди?

– Ну, пациенты там, врачи.

– На процедурах, – пожал плечами Илья.

Действительно, всё здание как будто замерло. Единственным звуком, разносившимся по санаторию, был гул пылесоса. Голодная и невыспавшаяся, Лика смутно вспомнила, как когда-то в детстве они с мамой и сёстрами ездили в какой-то санаторий, название которого начисто стёрлось из памяти. Но там коридоры постоянно кишели людьми, на улице тоже постоянно кто-то ходил, бегал, танцевал, занимался гимнастикой в группах. Здесь же – полная искусственная тишина.

А почему искусственная? Как и откуда это слово всплыло в тяжёлом сознании, размышлять не хотелось, да и сил не осталось.

Лика возила тряпкой по очередному зеркалу, когда в глазах потемнело. Лоб прилип к холодному тёмному стеклу. Кое-как подняв тяжеленную голову, Лика сквозь тёмные всполохи увидела, как в отражении проявилась полоса яркого света. В раскрывшемся белом прямоугольнике очертился силуэт человека, ногами не достающего до земли. И голова как-то странно свесилась на плечо, а от шеи вверх уходила тонкая полоска.

Рассмотрев висельника, Лика вскрикнула, оступилась и чуть не упала. Но обернувшись, увидела только, как захлопнулась одна из дверей, табличка на которой отсутствовала. Как и на всех остальных дверях.

– Ты чего? – Илья оставил пылесос у окна, наполовину скрытого за раскидистой пальмой, и подошёл к Лике.

– Там… – Лика дрожащей рукой указала на только что захлопнувшуюся дверь. – Там…

– Что?

– Кто-то повесился.

Илья недоверчиво глянул на дверь, потом перевёл взгляд на напарницу. Достал из кармана квадратный пирог, завёрнутый в салфетку, и протянул Лике.

– У тебя от голода галлюцинации.

– Я точно видела! – Лика подошла к двери и толкнула её. Ничего не произошло – комната оказалась заперта.

– Тебе просто надо поесть.

– Ага, мертвечинки из твоего кармана. – Всё вокруг закачалось, пол наклонился, и Лика, попятившись, плашмя ударилась спиной о стену.

Илья, недовольно кряхтя, подхватил напарницу и помог мягко сесть на пол.

– Тощая, а весишь, как слон. На, съешь и пойди полежи. Я сам всё доделаю. – Илья бросил пирог Лике на колени и, не слушая её возмущённо-брезгливых восклицаний, ушёл.

Перебирая руками по стене, Лика кое-как доковыляла до своей комнаты. Урны по дороге не встретилось, так что пирог пришлось взять с собой. От одной мысли о пирожке желудок сжимался в комок, но Лика не собиралась уступать голоду и есть мясо бедной убитой птицы. Хотя можно, наверное, съесть хотя бы тесто.

Тесто оказалось вполне съедобным, как и кольца репчатого лука. Умяв их за секунду, Лика завернула кусочки мяса в салфетку и выбросила в пластмассовую корзину у двери. Полностью силы перекус не восстановил, хотя стало чуть легче. Теперь висельник в отражении действительно казался голодной галлюцинацией.

Идти драить помещения санатория не хотелось, так что Лика легла на кровать и достала смартфон. Связи не было, в интернет выйти не получилось. Уже убрав телефон, Лика вдруг подумала, что нечто выбивалось из обычного хода вещей. Что-то на долю секунды привлекло внимание, но удержать это несовпадение в сознании не получилось.

Только снова достав телефон, Лика поняла, в чём дело. На экране высветилась дата – 56 июбря 1794 года. Перезагрузка смартфона не помогла, теперь он показывал 75 ноярта 3787 года.

– Отлично, – пробормотала Лика, засовывая сломанный телефон под подушку. Почти сразу она задремала, но спустя всего минуту резко проснулась от криков с улицы.

Окна комнатушки выходили во внутренний двор. Посреди асфальтового квадрата чернела круглая клумба, уложенная по окружности кирпичами. Мимо неё долговязый человек в шляпе тащил кого-то к чёрной машине, припаркованной возле серой будки. Человек (мужчина или женщина, не разобрать) извивался и визжал, но долговязый спокойно топал к автомобилю, перехватив свою жертву поперек туловища. Казалось, этому тощему такая «прогулка» вообще не стоила никаких усилий.

У странного авто как-то особенно выделялся багажник, и казалось, что брыкающегося человека туда и погрузят, но долговязый запихнул его на заднее сиденье, глухо хлопнув дверью. Сам совершенно невозмутимо сел за руль, и машина покатила по двору, скрывшись из вида.